Пьесы - Тот, кто получает пощечины

Т о т. Это говорят звезды. Их голос далек и страшен, их лучи бледны, и тени скользят, как призраки умерших дев. Их чары на тебе, Консуэлла, прекрасная Консуэлла, ты стоишь у врат Вечности!

К о н с у э л л а . Я не понимаю. Я долго буду жить?

Т о т . Эта линия… как далеко она идет… Вот странно! Ты будешь жить вечно, Консуэлла!

К о н с у э л л а . Вот и соврал, Тот, как цыганка!

Т о т . Но здесь так начертано, глупая! А здесь… Нет, подумай только, что говорят звезды. Вот тут у тебя вечная жизнь, любовь и слава, а здесь… Послушай, что говорит Юпитер. Он говорит: богиня, ты не должна принадлежать земнорожденному! И если ты – вздумаешь выйти за барона – то ты погибнешь – ты умрешь, Консуэлла!

К о н с у э л л а (смеясь). Он меня съест?

Т о т . Нет. Ты умрешь раньше, нежели он тебя съест.

К о н с у э л л а . А что будет тогда делать папа, тут не сказано, Тот? (Смеясь, напевает тихонько мотив вальса, вторит отдаленным и тихим звукам оркестра)

Т о т. Не смейся над голосом звезд, Консуэлла! Они далеки, лучи их бледны и легки, и тени скользят едва заметно, но чары их грозны и мрачны. Ты у врат Вечности, Консуэлла. Твоя судьба предначертана, ты осуждена. А твой Альфред, которого любит твое сердце и не знает ум, – твой Альфред не спасет тебя. Он сам на земле чужой. Он сам погружен в глубокий сон. Он сам заблудившийся божок, который никогда – никогда, Консуэлла! – не найдет дороги на небо. Забудь Безано!

К о н с у э л л а . Я ничего не понимаю! Разве боги существуют? Учитель рассказывал мне, но я думала, что это сказки. (Смеется.) И мой Безано – бог?

Т о т . Забудь Безано! Консуэлла, знаешь, кто может спасти тебя – единственный, кто может спасти тебя? Я!

К о н с у э л л а (смеясь). Ты, Тот?

Т о т . Да, не смейся же! Погляди: видишь букву «Т»? Это же я, ну да, я, Тот.

К о н с у э л л а . Тот, который получает пощечины? И это тоже сказано?

Т о т . И это сказано, звезды все знают. Но посмотри, что про него сказано дальше. – Консуэлла, приветствуй его! Тот – это переодетый, старый бог, который спустился на землю для любви к тебе. К тебе, глупая Консуэлла!

К о н с у э л л а (смеясь и напевая). Хорош бог!

Т о т . Не смейся! Боги не любят пустого смеха, когда уста прекрасны. И боги тоскуют и умирают, когда их не узнают. О Консуэлла, о великая радость и любовь, узнай бога и прийми его! Подумай: вдруг однажды бог сошел с ума!..

К о н с у э л л а . Разве боги тоже сходят с ума?

Т о т . Да – когда они наполовину люди. Тогда они часто сходят с ума. Вдруг увидел величие свое – и вздрогнул от ужаса, от одиночества беспредельного, от тоски сверхчеловеческой. Ужасно, когда тоска коснется божьей души!|

К о н с у э л л а . Мне неприятно. На каком языке ты говоришь? Я тебя не понимаю.

Т о т . На языке твоего пробуждения! Консуэлла, узнай и прими бога, брошенного с вершины, как камень! Прими бога, приникшего к персти, чтобы жить, чтобы играть, чтобы быть бесконечно и радостно пьяным! Эвое, богиня!

К о н с у э л л а (мучаясь). Я не понимаю, Тот! Оставь мою руку.

Тот встал.

Т о т . Засни – и снова пробудись, Консуэлла! И, пробудившись, вспомни то время, когда с пеною морскою ты возникла из лазурного моря! Вспомни то небо – и тихий ветер с востока – и шепоты пены у твоих мраморных ног…

К о н с у э л л а (закрыв глаза). Мне кажется… погоди… я что-то припоминаю. Напомни дальше.

Тот , наклонившись над Консуэллой и подняв руки, говорит тихо, но повелителено, точно заклиная.

Т о т . Ты видишь, как играют волны? Вспомни же, что пели тогда сирены, – вспомни их строй беспечальной радости, их белые тела, наполовину голубые в голубой воде… Или это солнце поет? Как струны божественной арфы, протянулись золотые лучи – ты не видишь ли руки бога, дарящего миру гармонию, свет и любовь? Не в голубом ли ладане курятся горы, славословя? Вспомни молитву гор, молитву моря, Консуэлла!

Молчание.

(Повелительно.) Да вспомни же, Консуэлла!

К о н с у э л л а (открывая глаза). Нет. Ах, Тот, мне было так хорошо… и вдруг я опять все забыла. А в сердце что-то еще есть… Помоги же мне, Тот! Напомни! Мне больно. Я слышу много голосов, и все они поют: Консуэлла! Консуэлла!.. А что дальше?

Молчание.

А что дальше?.. Мне больно. Напомни же, Тот!

Молчание. Там, на арене, музыка внезапно разражается бурным цирковым галопом. Молчание.

Т о т … (Открывает глаза и улыбается.) Это Альфред скачет. Ты узнаешь его музыку?

Т о т (яростно). Оставь мальчишку! (Внезапно бросается на колени перед Консуэллой.) Я люблю тебя, Консуэлла! Откровение моего сердца, свет моих очей, – я люблю тебя, Консуэлла! (С восторгом и слезами смотрит на нее – и получает пощечину. Отшатнувшись.) Что это?!

К о н с у э л л а . Пощечина! А ты забыл, кто ты? (С злыми глазами, вставая.) Ты Тот, который получает пощечины. Ты забыл? Хорош бог, у которого такая рожа… битая рожа! Тебя не пощечинами согнали с неба, бог?

Т о т . Погоди, не вставай… Я… Я еще не доиграл!

К о н с у э л л а (садясь). Так ты играешь?

Т о т . Погоди… я сейчас! Консуэлла!

К о н с у э л л а . Ты обманул меня. Зачем ты так играл, что я поверила?

Т о т. Я тот, который получает пощечины.

К о н с у э л л а . Ты не сердишься, что я тебя ударила? Ведь я не нарочно. Но ты так был противен! А теперь ты опять смешной Тот… Какой ты талантливый! Или ты пьян?

Т о т . Ударь меня еще.

К о н с у э л л а . Нет.

Т о т . Это нужно для моей игры. Ударь!

Консуэлла , смеясь, кончиками пальцев трогает его щеку: «вот, на!»

Разве ты не поняла, что ты – царица, а я придворный шут, который влюблен в царицу? Консуэлла! – или ты не знаешь, что у каждой царицы есть шут, и он влюблен всегда, и его все бьют за это? Тот, кто получает пощечины.

К о н с у э л л а . Нет, я не знала.

Т о т. У всякой! Он есть и у красоты, он есть и у мудрости – ах, сколько у нее шутов! Ее двор полон влюбленными шутами, и звук пощечин не затихает даже ночью. Но такой вкусной пощечины, как от тебя, я еще не получал, моя маленькая царица!

Со стороны двери кто-то показался, шаги. Тот замечает – и продолжает игру, усиленно кривляясь.

У клоуна Тота не может быть соперников! Кто выстоит под таким градом оплеух, под таким проливным дождем, не промокнув? Я обожаю тебя, несравненная! (Притворно громко плачет.) Пожалей меня, я бедный шут!

Вошли двое: а р т и с т в костюме берейтора и какой-то г о с п о д и н из публики. Очень приличен, сух, в черном. Шляпа в руке.

К о н с у э л л а (смеясь, смущенно). Там пришли, Тот. Довольно!

Т о т (вставая). Кто? Кто смел ворваться в чертоги моей царицы?.. (Внезапно умолкает.)

Консуэлла , смеясь, вскакивает и убегает, бросив быстрый взгляд на господина.

К о н с у э л л а . Ты меня развеселил, Тот. Прощай! (От двери.) Завтра ты получишь записочку.

Б е р е й т о р (смеется). Веселый малый, сударь. Вам угодно было видеть его? Вот. Тот, это к тебе.

Т о т (глухо). Чем могу служить?

Берейтор, поклонившись и улыбаясь, выходит. Эти двое делают шаг друг к другу.

Г о с п о д и н. Это… вы?

Т о т. Да, это я. А это… вы?

Молчание.

Г о с п о д и н. Мне можно верить моим глазам? И это вы…

Т о т (яростно). Здесь меня зовут Тот! У меня нет, другого имени, вы слышите?! Тот, который получает пощечины. И если тебе угодно здесь оставаться, то изволь это заметить!

Г о с п о д и н. Ты? Но насколько я помню…

Т о т . Здесь всем говорят ты, а ты… (презрительно) ты везде недостоин лучшего!

Г о с п о д и н (скромно). Вы не простили меня… Тот?

Молчание.

Т о т . Ты здесь с моей женой? Она в цирке?

Г о с п о д и н (поспешно). О, нет. Я один. Она осталась там.

Т о т . Ты ее не бросил?

Г о с п о д и н (скромно). Нет. У нас… сын. Когда вы так внезапно и таинственно исчезли, оставив это странное и… оскорбительное письмо…

Т о т (смеется). Оскорбительное? Ты еще можешь оскорбляться? Зачем ты здесь? Ты меня искал или случайно?

Г о с п о д и н. Я полгода ищу вас во всех странах. И вдруг сегодня действительно случайно… У меня нет знакомых, и я пошел в цирк… Нам надо объясниться… Тот! Я умоляю вас!

Молчание.

Т о т . Вот тень, которую я не могу потерять! Объясниться – ты полагаешь, что нам еще надо объясняться? Хорошо. Оставь свой адрес у портье, я сообщу, когда можно меня видеть. А сейчас – ступай вон. (Надменно.) Я занят!

Господин, поклонившись, выходит. Тот, не отвечая на поклон, стоит с протянутой рукой – в позе вельможи, провожающего надоедливого посетителя.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Та же обстановка.

Утром, перед началом репетиции. Тот, задумавшись, крупными шагами ходит по комнате. Одет в широкий красочный клетчатый пиджак, на шее пестрый галстук; котелок на затылке. Бугроватое лицо гладко выбрито, как у актера. Брови нахмурены, губы энергично сжаты —вид суровый и мрачный. С приходом Господина выражение меняется, лицо становится клоунски подвижно, как живая маска.

В дверях показывается Г о с п о д и н. Одет в черное, весьма приличен, худое лицо отливает болезненной желтизной; в минуты волнения часто моргает тусклыми, бесцветными глазами. Тот не замечает его.

Г о с п о д и н. Доброе утро, сударь.

Т о т (обернувшись и рассеянно вглядываясь). А – это вы!

Г о с п о д и н. Не поздно?.. Но у вас такой вид, как будто вы не ждали меня. Я не помешал? Однако вы сами назначили этот час, и вот я осмелился…

Т о т . Без реверансов! Что тебе нужно от меня? Говори скорее, у меня нет лишнего времени.

Г о с п о д и н (брезгливо озираясь). Я полагал, что вы пригласите меня куда-нибудь в другое место… в ваш дом…

Т о т. У меня нет другого дома. Мой дом здесь.

Г о с п о д и н. Но нам могут здесь помешать…

Т о т. Тем будет хуже для тебя: говори короче.

Молчание.

Г о с п о д и н. Вы разрешите мне сесть?

Т о т. Садись. Осторожнее, этот стул сломан!

Господин с испугом отстраняет стул и беспомощно озирается: здесь все ему кажется опасным и странным. Выбирает прочный, на вид золоченый диванчик и садится, ставит цилиндр, медленно стягивает прилипшие перчатки. Тот равнодушно наблюдает.

Г о с п о д и н. В этом костюме и с этим лицом вы производите на меня еще более странное впечатление. Если вчера все это показалось только сном, то сегодня вы…

Т о т . Ты забыл, как меня зовут? Меня зовут Тот.

Г о с п о д и н. Вы решительно желаете говорить мне ты?

Т о т . Решительно. Но ты швыряешь время, как богач. Поторопись!

Г о с п о д и н. Я, право, не знаю… Здесь все так поражает меня… эти афиши, эти лошади и звери, мимо которых я проходил, отыскивая вас… наконец, вы! Клоун в каком-то цирке! (Слегка прилично улыбается.) Мог ли я ожидать? Правда, когда там все решили, что вы умерли, я один высказывался против; я чувствовал, что вы еще живы… но найти вас в такой обстановке – это выше моего понимания!

Т о т . Ты сказал, что у вас родился сын. Он не похож на меня?

Г о с п о д и н. Я не понимаю!..

Т о т. А разве ты не знаешь, что у вдов или разведенных жен их дети от нового мужа часто похожи на старого? С тобой не случилось этого несчастья? (Смеется.) И книга твоя также имеет успех, я слыхал?

Г о с п о д и н. Вы снова хотите оскорблять меня…

Т о т (смеется). Какой обидчивый и какой беспокойный мошенник! Сиди, сиди спокойно – здесь принято так говорить. Зачем ты искал меня?

Г о с п о д и н. Моя совесть…

Т о т . У тебя нет совести. Или ты обеспокоился, что не вовсе обобрал меня, и пришел за остальным? Но что же ты можешь еще взять у меня? Мой дурацкий колпак с погремушками? Его ты не возьмешь: он слишком велик для твоей плешивой головы! Ползи назад, книжный червь.

Г о с п о д и н. Вы не можете простить, что ваша жена…

Т о т. К черту мою жену!

Господин поражен и поднимает брови. Тот смеется.

Г о с п о д и н. Я, право, не знаю… Но какой язык! Я решительно затрудняюсь выразить мои мысли… в этой атмосфере. Но если вы так… равнодушны к вашей жене, которая – позволю подчеркнуть это – любила вас и считала святым человеком…

Тот смеется.

…то что же привело вас к такому… поступку? Или вы не можете простить мне моего успеха… правда, не вполне заслуженного, и своим унижением как бы мстите мне и остальным, не понявшим вас? Но вы всегда были так равнодушны к славе! Или ваше равнодушие было только притворством, и когда более счастливый соперник…

Т о т (хохочет). Соперник! Ты – соперник?

Г о с п о д и н (бледнея). Но моя книга!..

Т о т . Ты можешь говорить о твоей книге? Мне?

Господин бледнеет. Тот с любопытством и насмешкой смотрит на него.

Г о с п о д и н (поднимая глаза). Я очень – несчастный – человек.

Т о т . Почему?

Г о с п о д и н. Я очень несчастный человек. Вам надо простить меня. Я глубоко – я непоправимо и бесконечно несчастен.

Т о т . Но почему, наконец? Объясни мне. (Ходит.) Ты сам сказал: твоя книга имеет ошеломительный успех, ты славен, ты знаменит; нет бульварной газеты, где не приводилось бы твое имя и… твои мысли. Кто знал меня? Кому нужна была моя тяжелая тарабарщина, в которой не доищешься смысла? Ты – ты, великий осквернитель! – сделал мои мысли доступными даже для лошадей. С искусством великого профанатора, костюмера идей, ты нарядил моего Аполлона парикмахером, моей Венере ты дал желтый билет, моему светлому герою приставил ослиные уши – и вот твоя карьера сделана, как говорит Джексон. И куда я ни пойду, вся улица кривляется на меня тысячами рож, в которых – о, насмешка! – я узнаю черты моих родных детей. О, как безобразен должен быть твой сын, похожий на меня! Так отчего же ты несчастен – несчастный?

Господин опускает голову, теребит перчатки.

Ведь тебя же еще не поймала полиция? Что я болтаю – разве тебя можно поймать? Ты всегда в пределах закона. Ты и теперь мучаешься тем, что не венчан с моей женой: при твоих кражах всегда присутствует нотариус. Зачем же мучаться, мой друг: женись! Я умер. Но тебе недостаточно моей жены? Владей и славою моею – она твоя! Владей идеями моими… вступай в права, законнейший наследник! Я умер! И, умирая (делает тупо-благочестивое лицо), простил тебя. (Хохочет.)

Господин поднимает голову и, наклонившись, устремляет свой тусклый взгляд в глаза Тота.

Г о с п о д и н. А гордость?

Т о т. Ты – горд?

Господин выпрямляется и молча кивает головой.

Однако!.. Но отодвинься, пожалуйста, мне неприятно. И подумать только, что я когда-то любил тебя немножко и даже находил талантливым! Тебя – мою плоскую тень!

Г о с п о д и н (кивая головой). Я – ваша тень.

Тот ходит по комнате и через плечо, улыбаясь, смотрит на Господина.

Т о т . Нет – ты очарователен. Но какая комедия! Какая трогательная комедия! Послушай, скажи прямо и откровенно, если можешь: ты сильно ненавидишь меня?

Г о с п о д и н. Да. Всею ненавистью, какая есть на земле. Сядьте здесь.

Т о т . Ты приказываешь?

Г о с п о д и н. Сядьте здесь. Благодарю вас. (Наклонившись.) Я уважаем, и у меня слава – да? У меня жена и сын – да? (Тихо смеется.) Но моя жена любит вас: наш любимый разговор – это о вашей гениальности… она полагает, что вы гениальны; мы с нею любим вас даже на постели. Тсс! кривиться должен я. Мой сын – да, он будет похож на вас. И когда, для отдыха от чужого, я иду к моему столу, к моей чернильнице, к моим книгам, – я и там натыкаюсь на вас. Всегда вы, всюду вы – и никогда я один, никогда я сам и один. И когда ночью – поймите же, сударь! – я ухожу к моим одиноким мыслям, ночным бессонным размышлениям, – я и там, в моей голове, в моем несчастном мозгу нахожу ваш образ… ваш проклятый, ваш ненавистный образ!

Молчание. Господин откидывается и моргает.

Т о т (бормочет). Какая комедия, как все чудесно перевернуто в этом мире: ограбленный —оказывается грабителем, грабитель – жалуется на кражу и проклинает!.. (Смеется.) Послушай: ты не тень моя, я ошибся. Ты – толпа. Живя мною, ты меня ненавидишь. Дыша мною, ты задыхаешься от злости. И, задыхаясь от злости, ненавидя, презирая меня, – ты плетешься в хвосте моих идей… но задом наперед! задом наперед, товарищ! О, какая чудесная комедия дня! (Ходит улыбаясь.)

Молчание.

Послушай: а тебе не станет легче, если я… действительно умру?

Г о с п о д и н. Да. Я думаю. Смерть делает расстояние и приглушает память. Смерть… примиряет. Но вы не похожи на человека, который…

Т о т . Да, да… Смерть! Конечно!

Г о с п о д и н. Сядьте здесь.

Т о т . Слушаю. Ну?

Г о с п о д и н. Конечно, я не смею просить вас… (кривит рот) просить вас умереть, но скажите: вы никогда больше не вернетесь туда? Нет, не смейтесь… Хотите, я поцелую вам руку? Нет, не надо кривиться. Ведь я поцеловал бы вам руку, если бы она стала… мертвая?

Т о т (тихо). Прочь – гадина!

Играя (как в первой картине), входят мелкими шажками Т и л и и П о л и, долго не видят собеседников.

Жак!

Т и л и. А, здравствуй, Тот. Мы разучиваем. Знаешь, очень трудно, у Жака столько же музыки в голове, сколько у моей свиньи.

Т о т (небрежно). Это мой друг… К бенефису?

Клоуны, здороваясь, делают идиотское лицо.

П о л и. Да. А ты что готовишь? Ты хитрый, Тот. Консуэлла сказала, что ты готовишь к ее бенефису. Она скоро уходит, ты знаешь?

Т о т . Разве?

Т и л и. Зинида сказала. А то они дали бы бенефис. Но она славная девушка.

П о л и (беря дудочку). Ну? И не иди так, как будто ты слон. Ты – муравей. Ну?

Играя, уходят.

Г о с п о д и н (улыбаясь). Это ваши новые товарищи? Какие они странные!..

Т о т. Здесь все странно.

Г о с п о д и н. Этот ваш костюм… к вам так шло черное. От него рябит в глазах.

Т о т (оглядывая себя). Нет, красиво. – Началась репетиция, тебе надо уходить. Ты мешаешь.

Г о с п о д и н. Но вы не ответили на мой вопрос!

На арене тихие звуки танго, маленький оркестр.

Т о т (слушая музыку, рассеянно). На какой?

Г о с п о д и н (не слыша музыки). Я умоляю вас сказать мне: вы вернетесь когда-нибудь туда или нет?

Т о т (слушая музыку). Никогда… никогда, никогда.

Г о с п о д и н (вставая). Благодарю вас. Я ухожу.

Т о т . Никогда, никогда, никогда… Да, уходи – и не возвращайся. Там ты был еще выносим и на что-то нужен, а здесь ты лишний.

Г о с п о д и н. Но если с вами что-нибудь случится?.. вы человек здоровый, но здесь такая обстановка, такие люди… как я узнаю тогда? Ваше имя здесь неизвестно?

Т о т . Мое имя здесь неизвестно, но ты узнаешь. Ну, что еще?

Г о с п о д и н. Я могу быть спокоен? Вы даете мне честное слово? Конечно – сравнительно спокоен.

Т о т . Да, ты можешь быть сравнительно спокоен. Никогда!

Идут к двери. Господин останавливается.

Г о с п о д и н. А я могу бывать в цирке… вы позволите?

Т о т . Конечно: ведь ты же публика! (Смеется.) Но контрамарки я тебе не дам. А зачем тебе надо здесь бывать? Ты так любишь цирк? С каких пор?

Г о с п о д и н. Мне хочется еще посмотреть вас и, может быть, понять… Такая метаморфоза! Зная вас, я не могу допустить, чтобы и здесь вы не преследовали какой-нибудь идеи. Но какой? (Близоруко всматривается в Тота)

Тот строит рожу и шутовски делает нос.

Что это?

Т о т . Моя идея! Честь имею кланяться, князь! Мой привет вашей высокоуважаемой супруге и преле-е-стному сыну вашего сиятельства!

Входит М а н ч и н и.

М а н ч и н и. Ты положительно живешь в цирке, Тот. Когда я ни приду, ты уже здесь… это фанатик своего дела, сударь…

Т о т (знакомя). Князь Понятовский! Граф Манчини!

М а н ч и н и (охорашиваясь). Очень, очень приятно. А вы также, князь, знаете моего чудака? Не правда ли, какая славная рожа! (Покровительственно касается палкой плеча Тота)

Г о с п о д и н (неловко). Да, я имел удовольствие, как же… Честь имею, граф…

М а н ч и н и. Честь имею, князь.

Т о т (провожая). Осторожнее, ваше сиятельство, в темных переходах: здесь встречаются такие ступеньки. К сожалению, я лишен возможности сам вывести вас на улицу…

Г о с п о д и н (останавливаясь, тихо). Вы не протянете мне руку на прощанье? Мы расстаемся навсегда.

Т о т . Лишнее, князь. Я еще имею надежду встретиться с вами в царстве небесном. Вы ведь там также будете?

Г о с п о д и н (брезгливо). Когда вы успели? В вас так много клоунского.

Т о т. Я Тот, который получает пощечины. До свиданья, князь!

Делают еще шаг.

Г о с п о д и н (засматривая в глаза Тоту, совсем тихо). А вы – не сошли с ума?

Т о т (также тихо, делая большие глаза). Боюсь… боюсь, что вы правы, князь. (Еще тише) Осел! еще никогда ты не выражался так точно: я сошел с ума! (Играя, показывает как бы ступеньки – от головы к полу. Смеется.) Сошел! Князь – до свиданья!

Господин выходит. Тот, возвращаясь, делает па и становится в позу.

Манчини, давай танцевать танго Манчини —тебя обожаю.

М а н ч и н и (сидит, развалившись и играя тростью). Ну, ну – не забывайся, Тот. Но ты что-то скрываешь, чурбан; я всегда говорил, что ты из общества. С тобою так легко! А кто этот твой князь – настоящий?

Т о т. В высокой степени настоящий. Как и ты!

М а н ч и н и. Симпатичное лицо, хотя я сразу почему-то принял его за могильщика, пришедшего получать заказ. Ах, Тот! когда я, наконец, расстанусь с этими грязными стенами, с папа Брике, глупыми афишами, грубыми жокеями!

Т о т . Теперь скоро, Манчини.

М а н ч и н и. Да, теперь скоро. Ах, Тот, я просто изнемог в этой среде, я начинаю чувствовать себя лошадью. Ты из общества, но ты еще не знаешь, что такое высший свет! Одеться, наконец, прилично, бывать на приемах, блистать остроумием, изредка перекинуться в баккара (смеется), не прибегая к фокусам и жонглерству…

Т о т. А вечерком пробраться в предместье, где тебя считают честным папашей, любящим детишек, и…

М а н ч и н и. И кое-что подцепить, да! (Смеется.) Я буду носить шелковую маску, а за мною будут идти два лакея, чтобы эта подлая чернь не оскорбила меня… Ах, Тот, во мне бурлит кровь моих предков! Посмотри на этот стилет: как ты думаешь, он был когда-нибудь в крови?

Т о т . Ты меня пугаешь, граф!

М а н ч и н и (смеясь и вкладывая стилет). Чурбан!

Т о т. А как с девочкой?

М а н ч и н и. Тсс! Мещане вполне удовлетворены и благословляют мое имя. (Смеется.) Вообще блеск моего имени разгорается с небыва-а-лой силой! Кстати: ты не знаешь, какая автомобильная фирма считается наилучшей? Деньги не важны. (Смеется.) А, папа Брике!

Входит Б р и к е; одет, в пальто и цилиндре. Здороваются.

Б р и к е. Ну, вот ты и добился бенефиса для твоей Консуэллы, Манчини! Скажу, впрочем, что если бы не Зинида…

М а н ч и н и. Но, послушай, Брике, ты положительно осел: чего ты жалуешься? На бенефис Консуэллы барон берет весь партер, тебе этого мало, скупец?

Б р и к е. Я люблю твою дочку, Манчини, и мне жаль ее отпускать. Чего ей не хватает здесь? Честный труд, прекрасные товарищи – а воздух?

М а н ч и н и. Не ей, а мне не хватает – понял? (Смеется.) Я просил тебя, Гарпагон: прибавь, а теперь – не разменяешь ли ты мне тысячу франков, директор?

Б р и к е (со вздохом). Давай.

М а н ч и н и (небрежно). Завтра. Я их оставил дома.

Все трое смеются.

Смейтесь, смейтесь! А сегодня мы едем с бароном на его загородную виллу; говорят, недурненькая вилла…

Т о т . Зачем?

М а н ч и н и. Ну, ты знаешь капризы этих миллиардеров, Тот. Хочет показать Консуэлле какие-то зимние розы, а мне свой погреб. Он заедет за нами сюда… Что с тобою, Консуэллочка?

Входит Консуэлла, почти плачет.

К о н с у э л л а . Я не могу, папа, скажи ему! Какое право он имеет кричать на меня? Он чуть не ударил меня хлыстом.

М а н ч и н и (выпрямляясь). Брике! Прошу вас как директора… что это за конюшня? Мою дочь —хлыстом? Да я этого мальчишку! Какой-то жокей – нет, это черт знает что! Черт знает что, клянусь!

К о н с у э л л а . Папа…

Б р и к е. Да, я скажу…

К о н с у э л л а . Ах, нет же! Альфред вовсе не ударил меня, я так глупо сказала. Что вы придумали? Ему самому так жаль…

Б р и к е. Все-таки я скажу, что…

К о н с у э л л а . Не смей! Не надо говорить. Он ничего не делал!

М а н ч и н и (еще горячась). Он должен извиниться, мальчишка.

К о н с у э л л а . Ах, да он извинился же – как вы глупы все! Просто мне сегодня не удается, я и расстроилась, такие пустяки. Он так извинялся, глупый, а я не хотела его прощать. Тот, милый, здравствуй, я не заметила тебя… Как к тебе идет этот галстук. Ты куда, Брике? К Альфреду?

Б р и к е. Нет, я так. Я иду домой. Зинида просила кланяться тебе, девочка. Она еще и сегодня не будет. (Выходит.)

К о н с у э л л а . Какая милая эта Зинида, такая хорошая… Папа, отчего здесь все теперь кажутся мне такими милыми? Должно быть, оттого, что я скоро уйду отсюда. Тот, ты не слыхал, какой марш будут играть Тили и Поли? (Смеется.) Такой веселый.

Т о т . Да, слыхал. Твой бенефис будет замечателен.

К о н с у э л л а . Я сама думаю. Папа, я хочу есть. Закажи мне бутерброд.

Т о т. Я сбегаю, царица!

К о н с у э л л а . Сбегай, Тот. (Кричит.) Только с сыром не надо.

Манчини и Консуэлла одни. Манчини, развалившись в кресле, критически рассматривает дочь.

М а н ч и н и. В тебе сегодня есть что-то особенное, дитя… не знаю, лучше или хуже. Ты плакала?

К о н с у э л л а . Да, немножко. Ах, как я хочу есть!

М а н ч и н и. Ты же завтракала…

К о н с у э л л а . То-то, что нет. Ты сегодня опять забыл оставить денег, а без денег…

М а н ч и н и. Ах, черт возьми! Вот память! (Смеется.) Но сегодня мы хорошо покушаем, ты не наседай на бутерброды. Нет, ты положительно мне нравишься. Тебе надо чаще плакать, дитя, это смывает с тебя лишнюю наивность, ты больше женщина.

К о н с у э л л а . Разве я так наивна, папа?

М а н ч и н и. Очень! Слишком! В других я это люблю, но в тебе… да и барон…

К о н с у э л л а . Глупости. Я не наивна. Но знаешь, Безано так бранил меня, что и ты бы заплакал. Черт знает что!

М а н ч и н и. Тсс! Никогда не говори: черт знает что. Это неприлично.

К о н с у э л л а . Я только с тобой говорю.

М а н ч и н и. И со мной не надо – я и так знаю. (Смеется.)

Звуки необычайно бурного и стремительного циркового галопа, звонкие вскрики, хлопанье бича.

К о н с у э л л а . Ах, послушай, папа! Это новый номер Альфреда, он делает такой прыжок… Джим говорит, что он непременно свернет себе шею. Бедненький!

М а н ч и н и (равнодушно). Или ноги, или спину, они все что-нибудь себе ломают. (Смеется.) Ломкие игрушки!

К о н с у э л л а (слушая музыку). Мне будет скучно без них. Папа, барон обещал, что сделает для меня круг, по которому я могу скакать, сколько хочу… он не врет?

М а н ч и н и. Круг? (Смеется.) Нет, это он не врет! Кстати, дитя мое, про баронов говорят: лжет, а не врет.

К о н с у э л л а . Все равно. Хорошо быть богатым, папа, все можно сделать.

М а н ч и н и (восторженно). Все! Все, дитя мое! Ах, сегодня решается наша судьба, молись милостивому Богу, Консуэлла: барон висит на ниточке.

К о н с у э л л а (равнодушно). Да?

М а н ч и н и (показывая пальцами). На тончайшей шелковой ниточке. Я почти убежден, что он сегодня сделает предложение. (Смеется.) Зимние розы и паутина среди роз, чтобы моя маленькая мушка… Он такой паук!

К о н с у э л л а (равнодушно). Да, ужасный паук. Папа, а руку еще нельзя давать целовать?

М а н ч и н и. Ни в каком случае. Ты еще не знаешь этих мужчин, дитя мое…

К о н с у э л л а . Альфред никогда не целует.

М а н ч и н и. Альфред! Твой Альфред мальчишка, и не смеет. Но эти мужчины, с ними необходима крайняя сдержанность, дитя мое. Сегодня он поцелует тебе пальчики, завтра —около кисти, а послезавтра – ты у него уже на коленях!

К о н с у э л л а . Фи, папа, что ты говоришь! Как тебе не стыдно!

М а н ч и н и. Но я знаю…

К о н с у э л л а . Не смей! Я не хочу слушать эти гадости. Я такую дам барону оплеуху, хуже, чем Тоту. Пусть только сунется.

М а н ч и н и (огорченно разводя руками). Все мужчины таковы, дитя.

К о н с у э л л а . Неправда. Альфред не такой! Ах, ну что же Тот? Сказал: побегу, а все нет.

М а н ч и н и. Буфет закрыт, и ему нужно достать. Консуэлла, я еще хочу предупредить тебя, как отец, относительно Тота: не доверяй ему. Он что-то, знаешь, такое… (вертит пальцами около головы) он нечисто играет!