Он позаботился спросить меня, заранее, подходит ли мне это время, а потом выразил сожаление, что я отослала Руну. Сказал, что был бы рад познакомиться с еще одной дочерью Хоэля, который, видимо, был хорошим отцом. И он сказал, что, как ему кажется, Квинипилис в детстве уделяла мне меньше внимания, чем старшей дочери, - потому что будущая Карилис была дочерью Вулфгара, которого она любила, а я - от нелюбимого Гаэтулия. И он предположил, что именно по этой причине я проявляла строптивость и безрассудство в юности. Но когда Грациллоний заметил, что этот разговор для меня оскорбителен, он немедленно сменил тему, и в дальнейшем мы беседовали вполне мирно. Он начал с вопроса, чем мы, жрицы, на самом деле занимаемся, помимо ритуалов и дел храма. Он вовсе не был нахален, извинился за свое невежество и просил меня просветить его. Так что я рассказала, как мы даем советы тем, у кого неспокойно на душе, лечим больных и принимаем участие в деловой жизни города, так же как и в делах Совета. Он слушал внимательно, хотя при упоминании чар, кажется, смутился. Хм... этим хлыстом, пожалуй, можно будет пронять нашего горячего жеребца Грациллония в случае, если его занесет. Но пока он смиренно просил меня о помощи. Нет, не то слово. Он с солдатской прямотой заявил, что мы, Сестры, и младшие жрицы должны вместе трудиться ради безопасности и благосостояния Иса. Этот разговор занял не один час. Когда подали ужин, ни я, ни он, кажется, не заметили, что едим. Да, я думаю, Грациллоний мне нравится. Насколько мне вообще может нравиться мужчина.
      Наступило тяжелое молчание. Наконец Иннилис выдохнула:
      - А потом... он остался на ночь?
      В смехе Виндилис не было ни веселья, ни горечи.
      - Ну конечно, мы отправились в постель. Я сказала ему, что богиня прогневается, если мы не исполним священного долга супружества. Его это поразило, но все-таки он ответил с улыбкой:
      "Я приучен выполнять приказы".
      Когда он начал ласкать меня, я попросила сразу перейти к главному. Так он и сделал. Выполнил свой долг старательно, как и с другими Сестрами, но удовлетворился одним разом и сразу заснул. Утром я призналась, что мужчины не возбуждают меня. Хоэль приложил немалые усилия, но потерпел поражение, Колконор был отвратителен. Для Грациллония было бы лучше оставить меня в покое. Нельзя ли нам оставаться просто друзьями? Дахилис и другие будут счастливы получить причитающуюся мне долю. Он рассмеялся и поцеловал мне руку. Мы расстались вполне дружелюбно. Хотя, - добавила Виндилис, помрачнев, - мне пришлось скрывать свои чувства, ведь я знала, что в тот же вечер он собирается к тебе.
      Иннилис подняла взгляд.
      - Но, говорю тебе, он был добр, - неуверенно сказала она.
      - Всего один раз, как и со мной? - настаивала Виндилис.
      - Нет... Но...
      Виндилис прикусила губу.
      - А, я должна была предвидеть. Это я виновата. Я должна была позволить его Козлу порезвиться на мне, а он ушел от меня голодным... А ты красива...
      - Я... я не останавливала его. Он бы перестал, если бы я попросила. Но он был так жаден и так смотрел на меня, гладил мое тело и бормотал что-то. Я... я даже не думала о том, что это больно.
      Виндилис склонилась к ней.
      - Очень больно было?
      Иннилис слабо махнула рукой.
      - Нет-нет. Не сердись, пожалуйста. Просто он такой большой, а у меня все было сухо... сначала, а потом, когда это наладилось, я вспомнила, что с Хоэлем иногда бывало приятно, и подумала, может быть, Грациллоний...
      Виндилис поднялась, подошла и склонилась над сестрой, ласково перебирая длинные каштановые пряди и приговаривая:
      - Бедняжка, бедная маленькая сестренка-жена.
      Обе они родили дочерей от Хоэля.
      - Храбрая моя девочка, отдохни теперь. Все прошло, все кончилось. Мы придумаем, как избавить тебя от этого. Может быть, он так разгорелся оттого, что ты немного похожа на Дахилис. А она-то в любом случае будет нашей союзницей, волей или неволей.
      Нагнувшись, Виндилис коснулась губами щеки маленькой королевы. Ее пальцы распутывали петельку на янтарной пуговице платья. Иннилис подняла голову. Их губы встретились. Общее несчастье во времена Колконора сблизило двух женщин.
      Позже, когда они лежали на кушетке, Иннилис пролепетала сквозь слезы:
      - Это должно быть правильно. Мать должна быть довольна нами.
      - За все эти годы она не прокляла нас, - сонно согласилась Виндилис. Они уже обсуждали этот вопрос.
      - Нет. Это она зажгла в нас любовь, - Иннилис стиснула кулачки. Только... о, если бы нам не приходилось скрывать ее!
      III
      Ветер свистел над блестящей водой, запутывался в парусах, гнал по бескрайнему голубому полю белые барашки. У Грациллония слезились глаза. На западе чуть виднелась темная полоска - остров Сен, где Дахилис снова несла свою одинокую вахту.
      - Я слушаю, центурион.
      Голос Эпилла вернул Грациллония к действительности. Он смущенно улыбнулся.
      - Извини, задумался.
      - Верно, центуриону есть о чем подумать. А эти ведь покоя не дают, так и вьются вокруг, как мухи.
      - Тем более надо использовать представившуюся возможность.
      Римляне направились дальше по городской стене. Часовой у башни Чайки приветствовал их салютом. Под ними как на ладони открывался бассейн гавани.
      - Сегодня флот и форты проводят учения. Я хотел, чтобы ты посмотрел на них и высказал свое мнение.
      На бастионе навес, защищающий от дождя, был снят и убран. Три больших катапульты и три гигантские баллисты, стреляющие камнями, приготовлены к работе. Римляне остановились осмотреть катапульту. Предназначенная для метания несколько более легких стрел, машина не требовала таких мощных опор, как тяжелые баллисты, да и управляться с ней было легче.
      - Не обращайте на нас внимания, - приказал король офицеру, распоряжавшемуся стрельбами. - Делайте свое дело.
      - Слушаюсь, повелитель, - отозвался исанец. - У нас все готово, сейчас начнем. Первый выстрел, понятно, занимает больше времени, да мой повелитель ведь и сам солдат и знает, что в сырую погоду канаты набирают слабину.
      Он выкрикнул команду людям у лебедки. Солдаты налегли на рукояти, натягивая канаты и заставляя рычаг в вертикальной раме отклоняться назад. Другие тем временем заряжали и подносили стрелы для следующего выстрела.
      - Стой, - выкрикнул офицер. Рукояти лебедки выдвинули из отверстий и закрепили механизм собачками. На мгновение все замерло. Слышался только голос ветра.
      Офицер молоточком ударил по правой оттяжке. Она запела на низкой басовой ноте. Как видно, в жилы и конский волос, из которых она была скручена, вплели резонирующую струну. Офицер, склонив голову, вслушивался в замирающее гудение, потом ударил по второй оттяжке и снова замер.
      - Хм... - пробормотал он. - Еще не совсем равномерно. Подтяните-ка левую еще на пол-оборота, и попробуем снова.
      Равномерность натяжения обеспечивала ровный полет снаряда и не позволяла рычагу в момент спуска задеть боковые брусья рамы. Увидев такой метод настройки, Эпилл присвистнул. Грациллоний лишь сухо улыбнулся. Не бывать ему в Исе артиллеристом. Он был настолько лишен слуха, что собратья центурионы обычно просили его воздержаться от пения в их присутствии.
      Наконец точное совпадение нот было достигнуто, и начальник приказал закрепить метатель. Мощная тетива стягивала концы горизонтальных брусьев и, оттянутая назад, выталкивала по направляющей мощную стрелу-дротик со стальным наконечником. Машина была заранее наведена на цель, и теперь оставалось только сдвинуть рычаг так, чтобы оттянуть тетиву до щелчка замка. Офицер снял предохранители-собачки и предложил Грациллонию:
      - Не желает ли мой король сделать первый выстрел? На счастье.
      Грациллоний кивнул и, шагнув вперед, нажал курок, отпускавший замковый механизм. Катапульта содрогнулась и крякнула. Стрела унеслась в море с такой скоростью, что глаз не мог уследить за ней.
      Другие машины также начали стрельбу. Мишенями служили несколько плотиков, заякоренных на разных расстояниях от стены. Невдалеке держались гребные лодки с офицерами, ведущими учет попаданий, готовые после окончания стрельб привести к берегу плоты и подобранные снаряды. Учения должны были продолжаться весь день, и при высокой воде, и при отливе. На рейде стояла военная галера, предупреждавшая торговые суда, чтобы они не попали под обстрел.
      Маленькие глазки Эпилла выпучились от восторга. Все здесь шло совсем иначе, чем в римских войсках! Грациллонию пришлось дважды подтолкнуть его локтем, чтобы привлечь внимание.
      - А ну, подбери брюхо! Нам надо осмотреть все укрепления по эту сторону ворот.
      Они прошли до ворот и обратно к башне. Там спустились вниз и направились к храму Лера. Грохот баллист, крики и звуки рожков все еще звенели у них в ушах.
      - Думаю, южную стену можно не осматривать, - решил Грациллоний. По-моему, у них все в порядке.
      - Я бы сказал, в полном порядке. Забавный стиль, но что до результатов, то и кое-кому из римлян не стыдно бы у них поучиться. Не стану называть, кому именно. На мой взгляд, с такими машинами и инженерами им нечего опасаться нападения с моря.
      Грациллоний нахмурился.
      - Об этом я и хотел поговорить. Не забывай, что в нашем распоряжении не всегда будет сильный флот. Ведь нам приказано заниматься не только Исом, но и всей этой частью Арморики. Для этого может понадобиться демонстрация силы. Я пошлю тайные послания правителям, как только получу вести с востока, но этого недостаточно. Тем временем я предпочитаю быть готовым к любым непредвиденным обстоятельствам, - он горестно вздохнул. - Исанцы по части уклончивости и интриг могут сравниться с политиками империи.
      Эпилл потер ладонью лысую макушку.
      - Хм... я, понятно, не моряк, но и мне не хотелось бы подходить к берегу под обстрелом здешней артиллерии. И городская пехота ведь тоже будет на стенах. Да еще рыбаки и торговые суда. Хотя, конечно, моряку, которому не случалось шагать по плацу, не выстоять против настоящей армии.
      Они миновали древнее святилище Иштар и вышли на грязные улочки Рыбьего Хвоста. Грациллоний нарочно выбрал путь по тем местам, где не должно было встретиться знакомых лиц, и его не донимали ни жалобщики, ни суффеты. Эпилл легко находил дорогу в этой части города, что дало Грациллонию повод подшучивать над спутником, хотя он не сомневался, что старого вояку манила в таверны возможность поболтать о былых походах, а не девки и кости.
      - Вот чем нам предстоит заняться в ближайшее время. Плохо, что у меня остается так мало времени для наших людей, но меня здесь просто осаждают. Как они?
      - Разве почетная стража плохо несет караул?
      - О, отлично. И когда я задаю им тот же вопрос, они отвечают: "Все в порядке". А чего еще ждать? Но я рассчитываю услышать от тебя честный ответ.
      Эпилл потер сломанную когда-то переносицу.
      - Что ж, проблемы возникают, но мы с ними по большей части справляемся, и не стоит занимать ими внимание центуриона. Сидение в бараках людям не на пользу. Это само собой. Но теперь, когда мы снова при деле, а не заняты только учениями, все налаживается. Еще десять-двенадцать дней, и парни будут в порядке.
      - Отлично! - Грациллоний решил, что его помощник заслуживает дружеского хлопка по плечу. - Давай доберемся до дворца и посидим спокойно. Нам есть о чем поговорить. Надо решить, как лучше использовать имеющиеся силы. А заодно я уж позабочусь, чтобы ты вернулся в Дом Дракона, набив брюхо лучшей снедью, какую только можно раздобыть в Исе. Найдем и чем залить сухомятку, Грациллоний, ради поддержания престижа римлян, настоял, чтобы его помощника поселили вместе с исанскими офицерами.
      - Благодарю за честь, центурион! - Эпилл испустил глубокий вздох. Хотя едва ли стоит переводить на меня тонкие кушанья. Мне бы флягу доброго красного добунского, жареный окорок да капусты с ломтем хлеба - прямо из печи, как у моей женушки в былые времена!
      - Когда вернешься домой, думаешь осесть на земле?
      - Если на то будет воля Митры. Пока центурион здесь - я его не оставлю. Знать бы, надолго ли мы тут застряли?
      - Митра знает. Будем надеяться, не больше двух-трех лет. Пока унести бы головы целыми.
      ...Во дворце их ждал человек.
      Римлянин. Военный курьер. Он привез первое сообщение Грациллонию, которому приходилось до сих пор довольствоваться одними слухами. Письмо было от самого Максима.
      IV
      Услышав, что с ней желает говорить король, Форсквилис подняла ладонь.
      - Не здесь. Пройдем в секреториум.
      Комнату освещал огонь, мерцавший в глазницах кошачьего черепа; в трепетных тенях тирская статуэтка казалась живой; травы наполняли воздух благоуханием леса. Королева села напротив него, сложила руки на коленях. Лицо ее было безмятежно спокойно, но в серых глазах металось отражение пламени.
      - Теперь говори, - приказала она. Грациллоний с радостью обратился мыслями к привычному миру за стенами города.
      - Максим высадился в Галлии в тот самый день, что ты назвала. Его легионы смели всякое сопротивление. Да и сопротивлялись не слишком ретиво. Его противники могли опереться только на плохо обученных ауксиллариев. Подошли несколько частей с восточных границ и из Испании, но из них целые когорты перешли под орлов Максима. Он пишет, что боевые части далеко обогнали обоз и что, в частности, поэтому он не мог написать мне раньше. Соимператор Флавий Грациан находился в Лютеции Паризиорум. Максим направился к этому городу. При его приближении гарнизон взбунтовался и отказал Грациану в подчинении. Максим беспрепятственно вступил в город. Грациан бежал. Максим готовится... готовился преследовать его, чтобы окончательно разбить и овладеть Галлией и Испанией.
      - Чего он хочет от тебя? - тихо и бесстрастно спросила Форсквилис.
      - О, я должен послать с тем же курьером рапорт, продолжать свое дело и держать его в курсе.
      - И чего ты хочешь от меня?
      - Мне кажется, ты уже знаешь, - Грациллонию пришлось облизать губы. А в подмышках и без того было мокро. - Ис, кажется, подготовлен к обороне. И, на мой взгляд, он способен выполнить миссию, возложенную на него Римом. Но все предвидеть невозможно. Империя взбудоражена. Легионы, защищающие Британию и Восточные провинции, ободраны до костей. У границ собираются волчьи стаи.
      - Ты сам сказал, что мы сумеем отразить нападение. Да я и не думаю, что найдутся варвары, настолько безрассудные, что осмелятся...
      - Я думаю о Риме!
      - А!
      Форсквилис сидела совершенно неподвижно. Молчание становилось напряженным. Наконец она молвила:
      - Ты хочешь, чтобы сова снова отправилась в полет.
      - Да.
      - И чтобы, если понадобится, Девятеро вмешались в ход событий.
      Он решился напомнить:
      - Со мной вы на это пошли.
      - Ради Иса, - сурово возразила королева.
      - Если падет Рим, долго ли сможет Ис противостоять нашествию варваров? - уговаривал он. - Ведь в мире сгущается тьма, и море подступает все ближе.
      Форсквилис помолчала.
      - Твоя просьба необычна, - заговорила она наконец, - но мы живем в странное время. Я должна поразмыслить и посоветоваться с Сестрами. Я сообщу тебе о нашем решении. - Ее взгляд строго уперся в него. - Иди.
      Он вышел и, только оказавшись за дверью, почувствовал, что весь дрожит.
      V
      Величественный храм Тараниса возвышался на северо-западной стороне форума. Он был выстроен римлянами и имел классическую колоннаду, выходившую, правда, на открытый внутренний двор. Верующим было отдано только южное крыло, а остальную часть здания занимали службы, сокровищница, просторная кухня, где готовились ритуальные блюда, а также зал Оратора.
      Здесь Сорен Картаги и принял наедине королеву Ланарвилис. На стене, за тронным возвышением, висело оружие и золоченый Молот. Мозаика на правой стене изображала победу бога над Тиамат, повелительницей Хаоса. На левой стороне, под окнами, стоял стол для письма, над входом располагались книжные полки. Для Ланарвилис был установлен трон, равный по вышине и величию трону Оратора. Однако и он, и она были одеты в этот день в простое шелковое платье со скромной вышивкой.
      Сорен сидел, положив на подлокотники сжатые в кулаки руки, выпрямив спину, и с трудом произносил традиционное приветствие:
      - Благодарю королеву за честь, оказанную ее приходом. Поверь, я не намерен расспрашивать о том... что касается тебя одной. Но ради блага Иса... не могла бы ты, после того как провела время с новым королем, сообщить о нем что-либо?
      Щеки королевы порозовели, однако голос остался ровным:
      - О нем говорят правду. Он сильный человек, и намерения его честны.
      - По отношению к Риму!
      - Рим - это цивилизация, а значит, благо Рима - это благо Иса.
      Сорен покачал головой.
      - Ты всегда думала о Риме лучше, чем он того заслуживает, дорогая. Рим, который привиделся тебе в мечтах, - Рим великих душ и великих завоеваний давно мертв, если и существовал когда-нибудь на самом деле. Я имел дело с римлянами. Я знаю, о чем говорю.
      - Сорен, - тихо сказала она. - В тебе говорит раздражение. Что бы ты ни думал - а я сама далека от того, чтобы верить в совершенство смертных, - но остается несомненным, что Грациллоний сердцем стремится ко благу Иса, действует в этом направлении, ищет у нас совета и интересуется нашими желаниями. Он провел несколько часов, беседуя со мной, как с мужчиной.
      - И о чем же?
      - Он... Он прослышал, что мы с тобой часто совещаемся по поводу наших храмов. Он сказал, что ты вежлив, но недружелюбен, а он нуждается в твоей поддержке, тем более что с Начальником Работ они не сошлись во мнениях.
      - В самом деле? - Сорен невольно заинтересовался. - По какому поводу?
      - Грациллоний считает, что надо немедленно возводить укрепления на утесах.
      - Хм... - Сорен потянул себя за бороду. - Это дело не быстрое.
      - Да он хочет устроить простые рвы с невысокими стенами сухой кладки для защиты лучников. Он боится, что пока флот будет в море, оказывая поддержку римскому правителю, город пострадает от нападения с моря, Ланарвилис коснулась пальцем подбородка. - Нет, "боится" - неудачное слово. Он хочет предусмотреть любые случайности. Для этого придется ввести трудовую повинность.
      - Вот как? А он понимает, что это значит?
      - Понимает. Я его расспросила.
      Сорен задумался.
      - Не хочу тебя обидеть, дорогая, но в своем желании думать о нем хорошо ты могла приписать ему свое понимание дела. Не перескажешь ли ты мне его слова?
      - Что ж... - она помедлила и начала повторять на память: - Налоги в Исе могут взиматься деньгами, товаром или трудом. Труд используется на общественных работах, в течение небольшого периода времени и в то время года, когда это не вызовет излишних сложностей. Поскольку большинство общественных зданий давно достроены и почти не требуют ремонта, трудовая повинность в Исе давно не использовалась.
      Сорен мрачно усмехнулся.
      - Понятно, почему Которин Росмертай взвился на дыбы. Вся его налаженная административная рутина полетит вверх тормашками. Понимает ли это Грациллоний?
      - Несомненно. И ему не хочется применять власть к Начальнику Работ, чтобы не портить отношения на будущее. Он просил меня использовать свое влияние - и уговорить тебя - переубедить Которина. Я согласилась. И с Сестрами я тоже об этом поговорю, - добавила она совсем неофициально, - они будут рады еще раз убедиться, что боги, пославшие этого человека, еще благоволят нам.
      Сорен поморщился.
      - Итак, ты от него в восторге. И не только потому, что он римлянин.
      Она снова вспыхнула, но ответила, гордо подняв голову:
      - Да. Если бы знак сошел на мою дочь Лугайду в царствование Колконора, я бы своей рукой перерезала ей горло, лишь бы она не досталась ему. Но вчера Грациллоний очистил меня. Так он очистит и наш город.
      Сорен сердито оскалился.
      - Как бы не проскреб до дыр, со своими иноземными богами! Это будет не первый раз, когда Трое отвернутся от человека.
      Лицо Ланарвилис исказилось, словно от боли. Она поднялась и протянула к нему руки.
      - Ох, Сорен! Не растравляй себе раны. Не пророчь дурного. Подумай о своих сыновьях и о городе, в котором им жить!
      Сорен ссутулился и проворчал:
      - Пусть так. Я помогу. Ради Иса. И ради тебя.
      VI
      - Ах-х, - выдохнула Малдунилис. - Вот это да. У тебя могучее копье, затем хихикнула: - Скоро ли ты будешь готов снова поднять его?
      Грациллоний лежал, опершись на локоть, и смотрел на нее. Вечернее солнце окрашивало жаркими лучами пышную плоть. Они отправились в постель почти сразу, потому что других занятий не нашлось. Иннилис догадалась, по крайней мере, застенчиво предложить сыграть в шашки... Малдунилис была рослой и плотной, ее пышные волосы сейчас промокли от пота и висели липкими прядями. Хотя она была дочерью Гаэтулия, тяжелое лицо чертами скорее напоминало о деде, Вулфгаре. Тем не менее, женщина была хороша собой и выказала ленивую чувственность, которая заставила Быка в нем издать громкий рев.
      - Дай хоть отдышаться, - рассмеялся Грациллоний.
      Она тоже приподнялась и потянулась к стоявшему у кровати блюду со сластями. Пышные груди тяжело качнулись. В воздухе стояла странная смесь ароматов. Малдунилис держала множество слуг, но дом ее всегда отличала некоторая неопрятность.
      Королева и мужу протянула конфету.
      - Нет, спасибо, - отказался он. - Я не сластена. Малдунилис попышней взбила подушку и, откинувшись, принялась жевать.
      - Может, и в самом деле не стоит портить аппетит, - согласилась она. Повара готовят настоящий пир. Только готов он будет не скоро, - и кисло добавила: - Чем бы пока заняться?
      Грациллоний рассудил, что раз уж все равно время до рассвета свободно, можно и подурачиться. Ему в самом деле хотелось отдохнуть и ни о чем не думать, а с такой простушкой можно приятно провести время. Не то что с некоторыми!
      Над ее грудью горел крошечный полумесяц. Как случилось, что из всех дочерей галликен именно эта была отмечена знаком? - задумался он. Непостижимы пути Митры, но пути Белисамы - из Трех, владеющих Исом, подобны путям ветра, молнии, морской волны, падающей звезды и смерти, подкрадывающейся в ночи.
      Он сел на смятой постели, обхватив руками колени.
      - Не познакомиться ли нам получше? Расскажи мне о себе.
      Она зевнула, почесалась и потянулась за новой конфетой.
      - Да и рассказывать-то нечего. Я не ученая, как наша Бодилис, не провидица вроде Форсквилис и политикой не занимаюсь - пусть Ланарвилис забавляется. Я - всего лишь я. Делаю, что положено, и никому не причиняю вреда, - она подмигнула. - Готова исполнить волю повелителя!
      - Но наверняка тебе есть о чем рассказать, - возразил Грациллоний, заметив про себя, что ей не пришло в голову поинтересоваться его историей.
      Малдунилис вкрадчиво погладила его бедро.
      - Сам видишь, что мне нравится. И Хоэль всегда был мною доволен.
      У него невольно вырвалось:
      - А Колконор?
      - Да-а. Он был не слишком внимателен, но и не так плох, как рассказывают. Он видел, что я готова выполнить любое его желание - как и твое, мой повелитель, - и довольствовался парой шлепков, от которых мой толстый зад и не зачешется. А если бы я родила ему дочь, он и вовсе бы меня полюбил. Я-то была готова, я и не думала пользоваться травами, да не доносила, выкидыш случился, - она подтолкнула Грациллония локтем. - Ручаюсь, с твоим ребеночком все будет в порядке.
      Он окаменел.
      - В чем дело, повелитель? - заискивающе спросила она.
      У него перехватило дыхание от пришедшей в голову мысли.
      - В тот день, в Доме Короля, когда я появился...
      Она кивнула.
      - Мы с Виндилис и Форсквилис задержали его. Тебя поджидали.
      - Но... они считали это необходимым - как Брут, сразивший Цезаря в надежде спасти Республику. А ты...
      Она улыбнулась.
      - Я делала это с удовольствием. Потому-то Сестры и выбрали меня. Колконор знал, что я не притворяюсь. Наоборот, мне было вдвое приятнее от мысли, что я готовлю путь для тебя, его победителя.
      "Самое ужасное, - подумал Грациллоний, - самое жуткое в этом - ее невинность".
      У него зашумело в голове. Резко перевернувшись, он соскочил на пол. Почувствовав под ногами холодные плитки, кое-как выговорил:
      - Прости меня, если это невежливо. Я вдруг вспомнил о неотложном государственном деле. Вынужден тебя покинуть.
      Лицо королевы перекосилось.
      - А мой пир?! - завопила она.
      - Ешь на здоровье. Пригласи кого-нибудь еще. Делай что хочешь. Мне надо идти, - он поспешно натягивал одежду.
      Она немного надулась, но удерживать не стала, просто сидела в постели, задумчиво поглаживая собственную грудь.
      Грациллоний выскочил на улицу. С моря дул свежий ветер. Он решил, что сразу пойдет во дворец. Примет горячую ванну и переоденется. Королевский дворец был единственным в Исе местом, где дозволялось держать лошадей. Прикажет оседлать коня и поскачет в лес, один.
      Его королевы... осталась только Фенналис, но она - мать Ланарвилис. Закон Митры запрещает возлечь и с дочерью, и с матерью. Придется объяснить это Фенналис, постаравшись при том не обидеть. Говорят, она дружелюбна, всегда весела и занята делами благотворительности. Да, кроме того, имея уже семерых детей от Вулфгара, Лугайда, Гаэтулия и Хоэля, она, вероятно, не стремится более к постельным утехам. Оставим Фенналис. С остальными он, как мог, выполнил свой долг.
      И неважно, кто из них заранее знал об этом заговоре, достойном шлюх. Заманить мужчину! Дахилис не знала. Она просто молила своих богов об избавлении.
      Не замечая приветственных криков, Грациллоний шагал по городу. Он будет скакать по дороге над морем, пока хватит сил у коня. Потом вернется. Снова вымоется, оденется понаряднее и пойдет к Дахилис.
      Он проведет с ней столько времени, сколько позволят боги. Пусть люди говорят, что хотят. Или он не римский префект?
      Глава тринадцатая
      Разнеслась весть: король Темира и в этом году направит свое копье за пределы страны. Пусть корабли и карраки собираются в устье реки Боанд. Пусть благородные землевладельцы со своими людьми будут готовы к тому сроку, когда зерно ляжет в землю, а стада отправятся на горные пастбища. Пусть каждый, кто желает подвигов, славы и добычи, собирается к нему. Ниалл Мак-Эохайд ждет их и готов вести - на сей раз не в Альбу, где ждут славные бои и богатства, но где по-прежнему крепко стоит Римский Вал, - но к югу, в золотую Галлию!
      Однако прежде надо было совершить ритуалы Белтейна, встречая лето и заклиная его принести добрые плоды. По всей земле Эриу люди встанут до рассвета, чтобы собрать целительную росу. Женщины омывают в ней лица и становятся прекрасными, мужчины - руки, чтобы стать искуснее. Потом женщины достанут из колодцев волшебную первую воду и оставят у источников цветы; мужчины посадят перед домом куст и будут зорко стеречь, чтобы соседи не похитили его вместе с удачей; молодежь отправится за целительными травами и цветами, чтобы украсить алтари, сбрую лошадей и все места, угодные богине. Днем все станут обмениваться дарами, танцевать хороводы, посвященные Солнцу и Луне, и затеют игры, которые из года в год кончаются драками и кровопролитием. Юноши и девушки с песнями отправятся в лес, чтобы разыграть представление, описывающее Ее приход, приносящий свет и жизнь. Свадьбы в этот день приносили злосчастье, а тех, кому выпало родиться в Белтейн, ждала тяжелая жизнь. Однако многие пары приносили друг другу обет верности и сходились прямо на земле.
      Ели только холодное - весь огонь в домах гасили еще с вечера. На закате все жители селений выходили из своих жилищ и молча собирались на ближайшем холме. Поэты и барды пели, друиды ждали предзнаменований. Тем временем выборные высекали кремнем и железом новый огонь. Разводили два костра, в которые все бросали праздничные кусты и вещи, которые принесли несчастье, чтобы сжечь зло. Крестьяне прогоняли скот между кострами, чтобы предохранить от мора. Потом народ начинал расходиться по домам, унося горячие угли, чтобы разжечь домашние очаги. Самые стойкие оставались до рассвета и утром нетвердо держались на ногах.
      Король и его королева играли главную роль в праздновании. От них зависела удача всего Темира. Ниалл заранее знал, что в ночь Белтейна у него не будет ни минуты для себя, а потом налетит вихрь дел в связи с предстоящим походом. Между тем ему нужно было поразмыслить спокойно.
      Накануне Святого дня он вышел на закате вместе с друидом Нимайном Мак-Эйдо и Лэйдхенном Мак-Бархедо, ставшим главой поэтов. Шел теплый дождь ни холодного восточного ветра, ни заморозков, предвещающих неудачный год. Облака плыли низко над головой, скрывая солнце и неся в долину ранние сумерки. Ветерок капризно играл с травой и листьями. Пахло сырой землей. Вдали шумела стая возвращавшихся на ночлег галок, и больше ни звука.
      Ниалл направился по северной дороге, проходившей меж Ратом Граинны и Крутым Рвом. Дорога поддерживалась в порядке, луж и грязи не так уж много, но в этот час путников не было видно, по сторонам тянулись пустынные луга и перелески. В придорожных хижинах не светились огни. Во всем мире тускло блестели только наконечники копий четверых телохранителей Ниалла, которые сопровождали троих великих, держась на почтительном расстоянии, да еще поблескивал золотой обруч на шее короля. Цвета роскошных одеяний, в которых он принимал гостей, терялись в сумраке.
      - Нам лучше не задерживаться надолго, - посоветовал Нимайн. - Скоро откроется Шид, и его обитатели выйдут на свободу.
      Канун Белтейна, как и Самайн, был временем, когда темной землей владели духи.
      Ниалл тряхнул блестящей гривой волос.
      - Вывернем плащи наизнанку, это собьет их с толку.
      - Кое-кто верит в это, - отвечал Лэйдхенн, - но я мог бы рассказать тебе, милый, немало историй о тех беднягах, которые слишком полагались на это средство. Иногда не помогает даже умывание собственной мочой. Да и цели существ Извне могут быть более глубоки, чем просто сбить нас с дороги.
      - Ну, то, о чем я хотел поговорить, не займет много времени, огрызнулся Ниалл.
      - Говори же, - пробормотал друид.
      Король смягчился. Он смотрел вперед, в сгущающийся сумрак. В его голосе звучало беспокойство: