Девять королев (Короли Иса - 1)

      Грациллоний снял с груди ключ, который еще недавно носил Колконор, а до Колконора - все короли Иса, начиная с незапамятных времен, когда город и океан заключили уговор, не скрепленный печатями.
      - Тебе препоручен последний залог неприступности Иса, - высокопарно произнес старик. - Случись война или прогневайся Лер и нашли на нас шторм, который галликены бессильны будут предвидеть, - мы вручную закроем ворота и запрем устройство на замок. Ключ от замка неизменно находится при короле. Священная обязанность короля - замкнуть на запор секретный механизм в случае угрозы и отпереть его, когда опасность минует. Так завещано было нам Лером, Таранисом и Белисамой.
      Ханнон Балтизи почтительно протянул ключ Грациллонию.
      - А если меня не будет в городе? Если мне понадобится возглавить войско вне пределов Иса?
      - На время твоего отсутствия ключ хранится в храме Лера, и воспользоваться им смогу лишь я или тот, кто наследует место блюстителя храма, когда я умру. У галликен есть еще один ключ, точная копия твоего. Где они хранят его - не знает никто. Не тревожься, король, - Ханнон усмехнулся. - Наши боги не оставят нас в беде.
      III
      Сейчас, стоя на стене напротив Квинипилис, он вспомнил этот разговор и невольно повторил вслух последние слова Ханнона Балтизи, Капитана Лера. Квинипилис бросила на Грациллония испытующий взгляд, словно угадывая, что творится в его душе.
      - Наши боги не оставят нас, - произнесла она еле слышно. - Но вдруг однажды мы оставим их?
      - Ради других богов? Ради чего, Квинипилис?
      - Сила чужих богов не страшит меня, - она горько усмехнулась. - И менее всего - сила Христа, одинокого несчастного человека. Первосвященники Иудеи и римские чиновники так ничего и не поняли.
      - Я служу Митре, - признался Грациллоний и добавил поспешно: - Но мне не возбраняется чтить и ваших богов, если я не нарушу Его закона и не предам Его в сердце своем.
      - Что ж, тебе придется обучиться искусству лавировать между верой, желаниями и государственными интересами, юноша, - сказала она задумчиво. Нет, от твоего Быкоборца я тоже не жду беды. Хуже всего, если исанцы вздумают обзавестись своими, доморощенными богами.
      Они двинулись дальше, к башне Чайки. Там, почти смыкаясь со стеной, стоял храм Лера, еще доримской постройки, с серыми колоннами того же камня, что и менгиры Древнего Народа. Король и королева поднялись на Чайку, постояли на ветру и, спустившись, пошли по северному прямому участку стены к Северным воротам. Долгая ходьба утомила Квинипилис: она то и дело останавливалась передохнуть, опираясь на посох и тяжело дыша. Грациллоний предложил ей руку.
      - Может, мы прервем прогулку, и вы отдохнете?
      Квинипилис улыбнулась.
      - Приятно, когда о тебе заботится красивый молодой человек, тем более король. Но забот у меня теперь немного; я довольно времени провожу дома. Да и недалек час моего вечного упокоения. Вот тогда и отдохну.
      - Вы многое повидали, королева, - начал Грациллоний, уважительно на нее поглядывая. - Многое передумали. Уделите мне частицу из кладезя вашей мудрости!
      - Ха! Я всего-навсего старуха, да еще любящая пропустить кубок вина на ночь. Так что кладезь, как ты изволил выразиться, тебе придется поискать в другом месте. К тому же мудрость не дарят и не получают в подарок. Мудрость куется в горниле жизни, в огне, со слезами и кровью.
      - Всю свою жизнь вы провели в Исе. Расскажите о нем. Я постараюсь быть хорошим правителем, но мне еще во многом нужно разобраться...
      Квинипилис посмотрела на него долгим взглядом.
      - Предзнаменования были туманными, когда мы призывали тебя, проговорила она медленно. - Но, похоже, мы не ошиблись.
      Лицо ее вдруг просветлело.
      - Что ж, почему бы болтливой старушке и не посплетничать на свежем воздухе? - рассмеявшись, сказала она.
      И Квинипилис стала рассказывать о своих мужьях-королях, предшественниках Грациллония.
      Тем временем они подошли к Северным воротам. Отсюда открывался вид на богатые кварталы. Не всходя наверх, они миновали башни Сестры, и вскоре, после Водяной башни, Квинипилис показала ему на утопавший в зелени Дом Звезд, служивший исанцам обсерваторией. Наблюдению за звездами в Исе придавали большое значение. В миру здесь пользовались юлианским календарем, однако религиозные церемонии, обряды и празднества сверяли с Луной и Венерой, планетами Белисамы. Каждый род суффетов звался по одному из тринадцати лунных месяцев.
      - Здесь собираются наши книжники, - сказала Квинипилис. - Философы, ученые, поэты, мистики, артисты. Сад Дома Звезд располагает к возвышенным беседам и размышлениям лучше, чем пьяная таверна. В Доме Звезд часто бывает Бодилис. Надеюсь, и ты возьмешь себе за правило появляться у Дома Звезд хоть изредка. Выправка у тебя солдатская, но, сдается мне, твоя голова заслуживает большего, нежели служить болванкой для шлема.
      Беседуя (говорила, в основном, Квинипилис, а Грациллоний с интересом слушал), они дошли до башни Галла. Здесь спустились вниз, прошли по городу, и у дома королевы расстались. От обилия новых сведений у Грациллония слегка кружилась голова. Но на сердце у него было тепло: теперь в Исе у него есть верный друг. С этим он и вернулся во дворец, домой, к Дахилис.
      IV
      Итак, вот что рассказала Квинипилис о королях города Ис.
      Редорикс. Редорикс был землевладельцем из-под Воргия. Варвары разорили его ферму, сожгли дом и убили жену. Не найдя ни сил, ни средств отстроиться заново и встать на ноги, он подался искать счастья на запад, пришел в Ис и одержал верх в Священном лесу. Царствование его длилось девять лет и осталось в народной памяти. Был он мужчиной видным собой, добродушным, честным и прямым. От одной из королев у него родилась девочка, которую нарекли Гладви: так в девичестве звали ее мать. Сам искусный наездник, Редорикс был одержим мыслью создать в Исе регулярную конницу. Поддержки среди старейшин города он не встретил; сами горожане обучались ратному делу и вольтижировке неохотно, и после его гибели дело заглохло. В правление Редорикса в край вторглись саксы, что явилось полной неожиданностью для всех, ибо тому не было предзнаменований - рейд не провидели галликены и не донесли о нем заморские осведомители на службе Иса. В народе говорили, что боги отвернулись от города, ибо многие жители встали на путь служения маммоне, а не богам. Саксы сожгли римскую пристань и окрестные селения. В бою с ними Редорикс погиб. Саксы осадили город, но взять его не смогли. Меткие лучники, кипящее масло и катапульты каждый раз расстраивали ряды штурмующих. В конце концов саксы отступились. Галликены призвали ураган, чтобы он потопил их галеры, однако никто никогда не узнал о судьбе дерзкого саксонского отряда. Торговля с Римом к тому времени давно шла на убыль, и пристань решили не восстанавливать.
      Куллох. Если король лишается жизни не в Священном лесу, в таком случае трону необходим преемник, и как можно скорее. Король должен понимать в ратном деле и в случае войны возглавить ополчение Иса - гибель короля на поле брани не считается столь дурным предзнаменованием, как кончина от болезни либо в результате несчастного случая, - и это должен быть иностранец, чуждый распрям могущественных местных кланов. Делегация старейшин выехала в Редонум, и на невольничьем рынке был куплен раб, гладиатор. Куллоха перемена участи весьма обрадовала: всяко лучше быть королем, нежели сражаться на потеху толпе. Шесть лет он правил, с ловкостью и отвагой отстаивая свое право в Священном лесу и оставаясь в тени при решении государственных вопросов - он выбрал самую верную политику. При нем государством управляли суффеты. Двое из его дочерей стали высшими жрицами Фенналис и Морваналис.
      Вулфгар. Был изгнан из саксонского племени, как говорили, за предательское убийство сородича. Сам Вулфгар, впрочем, не признавал за собой вины, утверждая, что он убил в честном бою и по справедливости. Ему верили, ибо, несмотря на происхождение и тянувшийся за ним шлейф слухов, он оказался хорошим королем, храбрым и решительным в минуту опасности, мудрым и рассудительным на государственных советах. К подданным он относился с отеческой заботой. Венцом его стараний стало расширение флота, захиревшего было после мирного договора с Римом. Он был силен как бык и правил девятнадцать лет. Одна из королев в его правление умерла, и знак сошел на грудь юной Гладви. Вторым ее именем - божественным - стало имя Квинипилис. Они с Вулфгаром любили друг друга, и она родила ему трех дочерей; на одну из них сошел знак, и она стала Карилис. Впоследствии Знак сошел еще на троих дочерей Вулфгара от других королев: они стали Квистилис, Ланарвилис и Тамбилис. Больше ни на кого из его многочисленных дочерей знак не сходил. До восемнадцати лет они были весталками в храме Белисамы. В восемнадцать же получали свободу и вольны были распоряжаться собой, как пожелают. Некоторые выходили замуж, другие давали обет и становились младшими жрицами. Претендентов на трон Вулфгар убивал одного за другим. Вскоре слава о его непобедимости разнеслась далеко за пределы Иса, и много лет в Священный лес никто не приходил. Тем временем умерла еще одна королева, и знак сошел на его родную дочь, ставшую Тамбилис. Ужаснувшись, Вулфгар собирался отречься и бежать, однако в брачных покоях сила богини снизошла на него, и он взял Тамбилис, и она родила ему Бодилис. После этого он не хотел больше жить, и вскоре был убит на поляне в Священном лесу.
      Гаэтулий. Это был солдат мавританского вспомогательного корпуса, расквартированного в Воргии, дезертир. Галликены скорбели о Вулфгаре, не питая при этом злого чувства к его низвержителю: стало быть, такова воля богов. Смерть старого короля и воцарение нового означали обновление природы, возрождение года и всех умерших. Характер у Гаэтулия был капризный; держался он замкнуто, вид имел всегда мрачный и суровый. Он легко раздражался по пустякам и, кроме того, был подвержен внезапным и тяжелым вспышкам ярости. Все его государственные начинания встречали у суффетов холодный прием и под любым предлогом игнорировались. Квинипилис так и не смогла полюбить его. От Гаэтулия она родила будущую Виндилис. Правление его длилось одиннадцать лет.
      Лугайд. Лугайд был скотт из царского дома. Придворные интриги вынудили Лугайда бежать из родных краев и искать счастья на стороне. Вопреки закону Белисамы, Квинипилис отличала его как отмстителя за Вулфгара. В остальном он мало для нее значил. Лугайд дивно пел и играл на арфе. Однако его не любили. При дворе говорили вполголоса, что ночами, в одиночестве, он свершает тайные обряды. Лугайд был отцом Форсквилис. Мать умерла родами, и девочку вырастила и воспитала Квинипилис, ее бабушка. Лугайд правил всего четыре года.
      Хоэль. Король Хоэль происходил из племени намнетов. В детстве, чтобы заплатить подать, семья продала его в рабство. Он убежал и долгое время скитался по свету, пока не пришел в Ис. Тут он почувствовал необъяснимый порыв, вызвал Короля и убил его.
      Веселый и жизнерадостный, Хоэль быстро завоевал сердца подданных. Он был умен и умел оставаться лишь первым среди равных, более предлагая и советуя, нежели прибегая к своей законной власти. Гуляка и бражник, неутомимый любовник, Хоэль был к тому же бесстрашным воином. Он предпринял карательную экспедицию против скоттов и саксов; те помнят ее и по сю пору. При нем город расцвел, как никогда. Главными маршрутами караванов торговых судов стали края его родных намнетов и южные земли, Испания. Однако в процветании таился и зародыш погибели - так считала Квинипилис. Изобилие и чужеродные южные влияния вызвали упадок морали и подорвали патриотизм. Хоэля искренне оплакивали, и не в последнюю очередь его безутешные вдовы и дочери.
      Колконор. Озисмий, фермер. По слухам, домогался жены соседа, надругался над ней; будучи застигнут, бежал и присоединился к лесным разбойникам-бакаудам. Среди них провел несколько лет, потом решил стать королем. Он был свиреп, коварен в бою и силен и мог удерживать королевство неизвестно сколько времени. Вскоре его возненавидели за то, что он убил доброго короля Хоэля, но еще больше - за бесстыдные привычки и за то, что ему нравилось унижать людей. В начале правления его много раз вызывали, но он всех убивал. Ни одна из галликен не родила от него, хотя он посещал их часто и брал всегда жадно и грубо. Только Малдунилис понесла, но родила недоношенного ребенка, а это зловещее знамение. При нем умерла Тамбилис, и знак сошел на юную Эштар, и она приняла имя Дахилис. Дахилис нравилась Колконору больше других, и он брал ее часто, но ему не удалось ни сломить ее дух, ни вызвать любовь к себе. Галликены не скрывали отвращения к нему, все, кроме Малдунилис, слишком ленивой для каких-либо чувств. С пропойцами и продажными девками Колконор прокутил немало из государственной казны. Его считали виновником смерти Тамбилис, и справедливо. Он терзал Тамбилис с особой изощренностью, и у нее не выдержало сердце. В городе говорили, что пора прибегнуть к яду или кинжалу. Это, однако, было бы святотатством и нарушением уговора с богами, и Лер мог послать большую волну и сокрушить морские ворота. Суффеты втайне склоняли смельчаков, и те ударяли в Щит Вызова, но Колконор всех убивал. В конце концов Девятеро решились. Знаки были смутными, но прямого запрета не давали, и Девятеро прокляли Колконора.
      V
      К ночи небо затянуло тучами. В темноте Сорен Картаги нащупал бронзовое кольцо и легко стукнул в дверь. Открыла ему Ланарвилис.
      Галликены жили порознь, неподалеку друг от друга и от храма Белисамы. Дом умершей галликены переходил к преемнице, к той, на которую сходил знак. И каждая владелица оставляла свой след в жилище, и многие из этих следов сохранялись неприкосновенными в течение долгих лет. Ланарвилис и сама не знала, какая из королев, к примеру, распорядилась отлить вот это дверное кольцо в форме змеи, кусающей свой хвост.
      Не красавица, с раздавшимися к сорока годам бедрами и иссохшей грудью (она родила и вскормила пятерых дочерей), сегодня вечером Ланарвилис как будто помолодела на десять лет. Ее длинное, мягкого ворса платье горчичного цвета с блестками перламутра, присборенное на талии, скрывало изъяны погрузневшей фигуры; притирания придали матовый блеск коже; волосы были заплетены в косы, собраны в узел и скреплены массивным золотым гребнем. Глаза ее, такие же ярко-синие, как сапфиры в золотом колье на шее, лучились радостью. Она взяла его руки в свои.
      - Да хранят тебя боги!
      - Элисса! - воскликнул он в восхищении. - Ты прекрасна. Какие колдовские чары позволяют тебе оставаться вечно юной?
      Ланарвилис улыбнулась, но в словах ее звучала горечь.
      - Я была Элиссой когда-то, - сказала она тихо. - Когда-то очень давно. Теперь я Ланарвилис. Элисса - моя дочь от Лугайда, весталка. Ее служение вот-вот закончится, и она выйдет замуж. Так что я почти бабушка.
      - Я забыл. Всего на миг. На один миг. Мне не следовало забывать.
      - О Сорен, дорогой, прости меня. Я хотела... Я рада тебе. Наверное, это неправильно, - отняв руку, она указала на кресло. Они сели. Ланарвилис молча откупорила оплетенную бутыль и наполнила кубки. По комнате разлился терпкий аромат вина с Аквитанских холмов.
      - Я истомился в ожидании ответа, - сказал он.
      - Прости, - голос ее был спокоен и тверд. - Сестрам понадобилась моя помощь. Это потребовало времени. Для чего ты хотел повидаться со мной?
      - Скоро король созовет Совет. Нам следует подготовиться к возможным неожиданностям.
      - Что ты имеешь в виду? Этот Гра... Грало... Гра-цил-лоний уже принял старейшин и королев по очереди. Всем он показался весьма толковым и искренним человеком; с большинством его предложений старейшины согласились. Так что Совету останется лишь закрепить на бумаге наше соглашение.
      Сорен нахмурился.
      - Не очень-то мне верится в его искренность. Почему Риму вдруг вздумалось посылать к нам префекта, после стольких-то лет? Этот мальчишка, новый король, намекает на некие грядущие перемены и уверяет, что постарается сделать все, чтобы нас они не коснулись. Что он имеет в виду? Я чувствую, что знает король куда больше, чем говорит. Какой сюрприз Грациллоний - или Рим? - нам еще уготовят?
      На лице Ланарвилис появилось странное выражение; оно застыло, словно превратившись в безжизненную жреческую маску. Глаза стали ярко-голубыми, осветившись изнутри светом тайного, недоступного непосвященным Знания.
      - Я поняла тебя, - проговорила она бесцветным голосом. - И у Форсквилис в тот день было предчувствие...
      - У Форсквилис? Она что, знала?..
      - Да. Мы все знали.
      Сорен неуклюже, словно руки перестали его слушаться, поставил кубок.
      - Может, ты расскажешь? - осторожно спросил он.
      И она рассказала.
      Прикрыв веки, Сорен слушал рассказ о той страшной ночи на острове. Когда она кончила говорить, он потянулся к кубку, отпил и некоторое время сидел молча, не поднимая глаз.
      - Нечто подобное я и предполагал, - выговорил он наконец, поглаживая бороду. - Хорошо бы намекнуть римлянину, что нам подвластно не только привести человека к городу и сделать королем, но и проникнуть в самые его тайные помыслы. Тогда, может, он станет более сговорчивым. Ко всем нашим бедам нам не хватало только короля - лазутчика чужой державы.
      - Пришел к городу и стал королем он без нашей помощи. Что же до его помыслов... Мне кажется, он не хочет нам зла.
      - Возможно, но у него свои цели. Вернее, у Рима. То есть у императора Римской империи. Наши представления о том, что есть благо для Иса, а что зло, могут сильно отличаться. - Сорен недобро усмехнулся. - В любом случае лучше быть хозяевами положения. Кто знает, каких уступок мы сможем добиться от Империи.
      Рассмеявшись, Ланарвилис тронула его за руку.
      - Ты слишком корыстен, Сорен!
      - Да. Ради моего города, моего дома, моих сыновей и себя, - ответил Сорен глухим голосом. - Больше у меня ничего нет.
      Ее взгляд потемнел. Она почувствовала горечь в его словах и знала, что он никогда не выскажет этого прямо. Много лет назад она и Сорен были тайно помолвлены. Знак на своей груди Ланарвилис обнаружила за месяц до окончания службы весталкой.
      - Ты можешь оспаривать решения короля на Совете, - сказала она. Только не строй козни у него за спиной. Поверь мне, Грациллоний для нас - не зло. Иначе боги не позволили бы призвать его.
      - Кроме богов, ему помогали люди. Женщины, - Сорен прикрыл глаза ладонью. - Сильного Колконора нужно было ослабить. И в этом вы преуспели. Что вы с ним сделали? Каким грязным фокусам ты обучилась за эти годы?
      Упрек был несправедливый и злой. Ланарвилис разрыдалась. Слезы размыли малахитовую краску на подведенных веках, и лицо королевы сразу стало жалким и некрасивым.
      - Сорен, но меня там не было! Я все знала. Я помогала Сестрам, но... на это я никогда бы не пошла!
      - Почему же? В чем разница? Мы с тобой давно не юные влюбленные, воркующие при луне. Ты вдоволь изведала плотских утех со своими прежними мужьями. Теперь у тебя новый король. Молодой, красивый, пылкий...
      Королева уже овладела собой, утерла слезы и выпрямилась.
      - Ты тоже не был затворником, Сорен Картаги, - ответила она резко. - И весьма охотно ублажал свою плоть, и, насколько мне известно, не только с женой. Что же до моих мужей... Лугайд был неплохим человеком, и Хоэль тоже. Что мне оставалось делать? Но я всегда представляла на их месте тебя... А Колконор стал ненавистен мне с первого дня. Он почти умертвил во мне женщину!
      - Элисса! - выдохнул Сорен. Полузакрыв глаза, они потянулись друг к другу.
      Она отпрянула за мгновение до того, как губы их встретились.
      - Нет. Нельзя. Мы с тобой те, кем мы стали. Я не могу осквернить богиню.
      - Ты права, - хрипло проговорил Сорен и снова спрятал лицо в ладонях. Воцарилось молчание.
      - Я пойду, - Сорен с усилием встал, не поднимая на нее глаз.
      - Задержись, Сорен, - она снова стала королевой, и голос ее зазвучал властно. - Мы с тобой те, кто мы есть: Оратор Тараниса и высшая жрица Белисамы. Я не хочу, чтобы ты строил козни новому королю. Давай обсудим, как нам поладить с ним.
      Глава девятая
      I
      Дахилис выглядела непривычно серьезной.
      - Любимый, ты мог бы уделить мне час нынче утром?
      Грациллоний прижал ее к себе. Какая она тоненькая и легкая! Его рука обняла чашу ее груди, прошлась по изгибу бедра и живота, пригладила золотистый пух и вернулась, чтобы пощекотать под подбородком.
      - Что, опять? - засмеялся он. - За час я едва успею восполнить силу, которую ты тратила так щедро.
      - Я думала о том, чтобы поговорить с тобой наедине, - в голосе и в лазури глаз Грациллоний прочел настойчивую просьбу. - О, я понимаю, что ты занят. С самого прибытия вокруг тебя круговерть народу, но если ты сможешь найти время... Это касается нас обоих - и всего города.
      Он ответил поцелуем.
      - Ну конечно, - исанский давался ему нелегко, но он старался, как мог. - Будь моя воля, я бы от тебя не отходил. И если тебе вздумалось обсуждать государственные дела, что же, с тобой это приятнее, чем с купцами и военными.
      Шевельнув плечами, Грациллоний ощутил меж лопаток посторонний предмет снимать Ключ не дозволялось, поэтому приходилось закидывать его за спину, чтоб не мешал. Перекидывая Ключ обратно на грудь, он испытывал почему-то такое чувство, словно закрывал тем самым некую дверь. Но отгонял эти мысли, скрывая их от Дахилис и от себя самого.
      Они выбрались из постели и отправились принимать ванну. Намыливая ему спину, Дахилис развеселилась и, хихикая, ныряла в теплой воде, как тюлененок. Они вытерли друг друга, но не стали звать слуг. Цирюльник подождет, решил Грациллоний, одевшись, накинув плащ и надев сандалии. Дахилис облачилась в простое белое платье, перепоясанное по талии, сунула ноги в тапочки и нахлобучила на голову венчик. Расчесанные золотистые волосы свободно спадали на спину. Ныне многие молодые женщины из хороших семей предпочитали этот плебейский стиль традиционным сложным прическам. В таком наряде юная жена казалась Грациллонию девушкой, почти ребенком.
      Рука об руку они прошли по коридору, в который выходили двери роскошных покоев, по мозаичным полам мимо слуг, касавшихся лба в знак приветствия, и вышли в утренний сад. Едва ли не единственный в Исе огороженный палисадник при доме был невелик, но сложное переплетение дорожек и изгородей, горок и клумб позволяло бродить по нему часами, не наскучивая замкнутым пространством. Сам дом с пристройками также был скромных размеров, но удобен и приятен глазу. Северный и южный фасады образовывали правильные прямоугольники, расписанные изображениями диких зверей на воле. Лестницу, ведущую к портику перед главной дверью, стерегли медведь и вепрь. На бронзовых створках дверей выделялись рельефы человеческих фигур. Второй этаж отступал назад над крышей из позеленевших листов меди и венчался куполом с золотым орлом на вершине.
      Славный был день! Весенний воздух наполнял грудь, как прохладное вино. На листьях и во мху еще сверкали капли росы, новорожденные цветы сбрасывали скорлупу бутонов, и она мягко хрустела под ногами. Повсюду слышался радостный гомон птиц: зарянок, зябликов, крапивников, пеночек... Высоко над головами проплыл косяк аистов, возвращавшихся к родным гнездам.
      Дахилис шла молча, снова помрачнев. Что же ее так тревожит? Вышли к стене. Густой плющ не мешал солнечным лучам нагревать песчаник, и от камня уже дышало теплом. Грациллоний раскинул плащ на сырой каменной скамье, и они присели под стеной. Широкая мужская ладонь накрыла стиснутый кулачок Дахилис.
      - Рассказывай, - попросил Грациллоний.
      Дахилис говорила с трудом, уставившись прямо перед собой невидящим взглядом:
      - Мой господин, мой любимый, я больше не могу. Обещай мне, что позволишь... позволишь мне вернуться к себе.
      - Как! - огорченно воскликнул он. - Мне казалось, ты счастлива...
      - Так и есть. Мне никогда не было так хорошо. Но это неправильно... нечестно, что король только со мной. Уже пять дней. Шесть ночей.
      Он отозвался сквозь зубы:
      - Что ж, верно. Я полагаю, нам следовало бы...
      - Мы должны! Ты - король! А они... они мои Сестры по Таинствам. В каждой из нас - Белисама. О, не гневи Ее. Мне страшно за тебя.
      - Я непременно окажу им должное уважение, - принужденно выговорил Грациллоний.
      Юная жена обернулась к нему. На ее ресницах блестели слезы.
      - Этого мало, ты должен полюбить их, - умоляла она. - Постарайся, хотя бы ради меня. Потом ты поймешь. Они - мои Сестры. Они терпели меня ребенком-непоседой, они были нежны и терпеливы, когда у меня не хватало усердия к учению. Старшие из них заменяли мне мать, а младшие были любящими старшими сестрами. Когда пал мой отец Хоэль, они утешали меня в моем горе. Когда умерла моя мать, они сделали для меня еще больше, потому что в ту самую ночь на меня сошел Знак, и... и они поддержали меня, помогли сохранить душу, когда Колконор... они научили меня, как вынести это. И наконец, это они, они своим искусством и бесстрашием призвали тебя. Я только помогала. Почему же мне одной досталась твоя любовь? Это несправедливо!
      Дахилис, всхлипывая, прижалась к его груди. Он гладил ее по голове, бормотал что-то ласковое и наконец прошептал:
      - Да, верно. Пусть будет, как ты хочешь. И ты права, мне самому следовало бы понять. Единственное, что меня оправдывает - я был слишком занят делами мужчин, чтобы думать о ком-то, кроме тебя, моя Дахилис.
      Она сглотнула, овладела собой и села прямо. Грациллоний целовал ее щеки и губы, коснулся мягкой кожи под ухом и замер, впивая теплый запах ее волос.
      - Благодарю т-тебя, - прошептала Дахилис. - Ты всегда так добр.
      - Разве можно быть иным с тобой? И ты убедила меня. Сможешь объяснить... остальным, что я не желал... оскорбить их?
      Дахилис кивнула.
      - Я обойду всех сегодня же, ведь завтра начинается мое Бдение.
      - Что это? - заинтересовался Грациллоний.
      - Как, ты не знаешь? А я-то думала, что мой просвещенный повелитель... Ну да ладно. Сен - священный остров, и хотя бы одна из галликен должна пребывать там всегда, кроме нескольких особых дней, когда все мы нужны здесь. Например, во время собраний Совета, коронаций, венчаний. Ну и еще Бдения прерываются во время войны, ради безопасности, хотя едва ли даже самые дикие пираты осмелятся... Мы остаемся там по очереди, на день и ночь. Команда перевозчиков составлена из моряков, заслуживших особую честь. Они сменяются через месяц.
      Грациллоний не решился спросить, что делают высшие жрицы на острове. Таинства наверняка запретны для мужчин. Он с новым интересом взглянул в юное личико.
      - В тебе скрыты глубины, о которых я и не подозревал, мое чудо.
      Дахилис тряхнула блестящими прядями волос.
      - Нет-нет, я совсем мелкая, честно.
      - Ты несправедлива к себе.
      - Я говорю правду. Смерти четырех старших королев не коснулись меня, мне только было грустно и не хватало их. Лишь когда умер отец, я поняла, что такое горе.
      - Он, конечно, обожал тебя.
      У Дахилис задрожали губы.
      - Он меня совсем избаловал, это верно. Ты так похож на Хоэля, каким я его помню, Гра... Грациллоний? - ее знания латыни едва хватало, чтобы не перепутать слоги его имени. И Грациллоний предпочитал переходить на исанский, говоря с ней. Он уверял себя, что нужно пользоваться каждым случаем поупражняться.
      - Даже потом, когда я перестала оплакивать его вслух, - продолжала Дахилис, - я не приобрела мудрости. Я мечтала отбыть свой срок служения весталкой и выйти замуж за милого юношу, которого сама себе выдумала. - Ее улыбка поблекла. - Но мать умерла, и появился знак, и... - она снова уставилась в пустоту, сжав кулачки.
      - Должно быть, это было ужасно, - сказал он. Дахилис понемногу расслабилась.
      - Сперва. Но Сестры заботились обо мне. Особенно Бодилис. Она мне настоящая сестра, ты ведь знаешь. Она тоже дочь Тамбилис, хотя ее отцом был Вулфгар. Но и остальные утешали меня и учили. С Колконором... это редко бывало долго. Кончив, он выгонял меня или засыпал и храпел всю ночь. Тогда утром я могла уйти домой. А пока он меня использовал - как бы унизительно или мучительно это ни было, - я могла уйти. Я посылала свой дух назад, в прошлое, или вперед, ко временам, когда все снова станет хорошо. Меня научила этому Форсквилис. А в дни, когда он оставлял меня в покое, я жила, как хотела.
      - Скажи мне, - попросил Грациллоний, желая отвлечь ее от тяжелых воспоминаний, - почему тебя назвали Дахилис? Я знаю, что мать называла тебя Истар. Как вновь избранные галликены получают свои новые имена?
      - От названий мест. Они несут благословение духа-покровителя. Мое имя означает "Дахейская". Дахей - это источник в восточных холмах. Там живет нимфа Ахе. Я выбрала его, потому что он, прохладный и бурливый, скрывается в тени деревьев. Когда я была маленькой, и мать или Бодилис брали меня с собой на прогулку в те места (там очень красиво), я, пока они медитировали, отыскивала источник, дарила Ахе венок и просила послать мне счастливые сны.
      Она вздохнула, но в этом вздохе больше не было горечи.
      - Нельзя ли нам с тобой когда-нибудь отправиться туда, Грациллоний? Я бы показала тебе источник Ахе.
      - Ну конечно, как только удастся найти время. Пока слишком много неотложных дел. Ты можешь не слишком торопиться с передачей моего послания. Твое Бдение на Сене будет отложено. Я как раз собирался сказать, но с тобой забыл обо всем. Хлопотливое занятие для невежды, не знающего ни людей, ни обычаев, - собрать Совет. Но мне удалось. Совет состоится завтра, Грациллоний усмехнулся. - Необходимо твое присутствие.
      - Это только формальность, - скромно заметила она. - Мне нечего предложить.
      - Повторяю, ты присутствуешь. Хотя бы для того, чтобы украсить собой наше скучное собрание.
      - О мой единственный!
      Они обнялись.
      - Я не знала, - шептала Дахилис, - я думала, конечно, что новый король принесет на плечах новое время, иначе и быть не может. Но я не ждала радости, какую ты принес мне. Прошлой ночью, когда ты заснул, я молилась Матери Белисаме. Я молилась, чтобы ты прожил много-много лет, и, что бы ни случилось, я хочу умереть раньше тебя. Я думаю только о себе, да? Я бы вернулась в море и ждала тебя. Я всегда буду ждать тебя.