4

Запах конины достиг ноздрей Бриджит, и тошнота подступила к горлу: поганая, языческая пища. Из дверей часовни она наблюдала за жертвоприношением, видела, как Халдор перерезал горло бедному животному. Правда, он сначала оглушил пони. Девушка смотрела на празднество лохленнцев, пока тьма не сгустилась вокруг их костров. Теперь к звездам поднимались смех и пьяные песни. И это на святом острове Шона, посвященном самому Христу! И Бриджит пожелала, чтобы вернулось древнее чудовище и покарало грабителей. Но увы! Святой изгнал создание тьмы.

Ей не пристало не только присутствовать на святотатственном пиршестве, но и ступать по земле острова. Святой запретил женщинам бывать здесь, и многие сотни лет монахи чтили его завет. Но она попала сюда не по доброй воле…

Ранульф распростерся на алтаре. Еще одно кощунство — язычник на святом месте. Но сюда положил юношу его отец. Ранульф спит. Когда сны беспокоят его, шевелится только левая сторона тела. Правая половина мертва. Рядом с ним покоится меч, положенный норвежцами. Может быть, Ранульф уже никогда не поднимет его. Юноша время от времени просыпался и смотрел на нее затуманенным взглядом. Он оказался во власти той, с кем обошелся так жестоко, и не мог ни позвать на помощь, ни защитить себя. Несомненно, он ждал, что ему отплатят той же монетой.

Бриджит теперь не боялась его. Она ухаживала за ним так, как ухаживала бы за любым беспомощным существом.

Воздух в часовне с земляным полом был холодный и сырой. Тут пахло плесенью и ладаном, но эти запахи не могли перебить запахов болезни. Если Ранульф доживет до завтра, нужно будет собрать травы и корни, чтобы продолжить лечение. Может быть, Бог внял ее молитвам?

У костров снова кричали. Она выглянула. Девушка не говорила на языке врагов и все эти дни ощущала себя глухонемой. Только Халдор обращался к ней с несколькими словами.

Кто-то стукнул в дверь часовни. Дверь открылась, впустив ночь и покачивающегося Халдора. На его лице запеклись капли лошадиной крови. Халдор сделал несколько шагов и схватил ее за руку. Запах дыма, пива, кожи и мужского пота ударил ей в ноздри. Она не могла вырваться, хотя была сильной и даже слишком высокой для женщины, но голова ее едва достигала его подбородка. Бриджит боялась встретиться с ним взглядом и старалась смотреть на блестящую пряжку ремня — такую носил ее дядя. Вероятно, чужеземец украл ее.

Дыхание Халдора участилось.

— Мой сын спит?

Бриджит молча кивнула. Он обнял девушку за талию. Она напряглась.

— Ухаживай за ним, заботься о нем. Больше ничего не бойся. Я сказал всем, что ты принадлежишь только мне.

Бриджит повернулась к алтарю. А она-то вообразила, что свободна, — дура! Снова тошнота подступила к горлу.

— Я не могу принадлежать мужчине, — ровным голосом сказала она. — Я обещана Христу.

Халдор мог убить ее за такие слова. Она очень надеялась на это. Но он расхохотался. Бриджит поняла, что он пьян.

— Твой Христос ничтожество, если не смог защитить тебя. Такая женщина, как ты, должна принадлежать сильному мужчине. — Он отпустил ее талию и схватил обе кисти огромной рукой, а другой рукой повернул ее голову к себе. Она закрыла глаза: страшно было заглянуть в это лицо, увидеть его выражение.

— Смотри на меня, женщина! — Пальцы его схватили подбородок, и те царапины, что нанесли Ранульф и его друзья, снова стали кровоточить. Ничто не поможет ей. Он слишком силен. Бриджит смотрела на него с тупым равнодушием жертвы.

Морщины вокруг голубых глаз Халдора говорили о долгой жизни, годах скитаний. Сколько морей и стран видели эти глаза? Он совсем не выглядел жестоким. Просто пьяный и удивленный. Должно быть, женщины редко сопротивлялись ему. Несмотря на сломанный нос, он был по-своему красив — светловолосый, загорелый, обветренный. Но он так похож на Ранульфа. И Бриджит содрогнулась, вспомнив боль, издевательства, грубый смех. И это воспоминание придало ей сил. Она гордо выпрямилась.

— Ты слишком соблазнительна, чтобы лежать одной в узкой постели, — улыбнулся Халдор. — Я не буду брать тебя насильно. В этом мало радости. Разденься! — Он отпустил ее руки.

Бриджит стояла спокойно. Ей не убежать, вокруг полно грязных грабителей и убийц. И сопротивляться бессмысленно — он намного сильнее и в гневе может лишить ее покровительства. «О Боже, ты поймешь меня!» На удивление спокойно она сняла крест, поцеловала его и положила на пол. Затем скинула верхнюю одежду, рваную и грязную, а за ней и нижнее полотняное белье. Верная обычаям своей родины, она аккуратно сложила всю одежду.

Наконец она выпрямилась, нагая и дрожащая. Тело ее казалось совсем белым в свете лампы: маленькие упругие груди, плоский живот, узкие бедра, покрытые царапинами и синяками, нежный пушок внизу живота. «О Боже, лучше бы ты сделал меня безобразной!» Она стиснула кулаки.

Взгляд Халдора был полон восхищения.

— Ты прекрасна! — Грубый палец пробежал по синякам и царапинам, задержался, коснувшись золотого пушка на холмике Венеры. Девушка вздрогнула. — О, ты очень страдала. И теперь боишься меня. Этим юнцам еще многому нужно учиться.

Бриджит стояла, не двигаясь, пока Халдор раздевался. И вот он встал перед ней, сильный, мускулистый. Грудь и живот покрыты рыжеватыми волосами. Там, где его кожи не касались солнце и ветер, она была белой. Он совсем не стыдился наготы.

Бриджит и раньше видела раздетых мужчин, но больных и раненых, а за последние дни узнала о мужчинах слишком много. Но Халдор не был ни больным, ни насильником. Девушка вздрогнула и закрыла руками грудь.

— Тебе, наверное, холодно, — сказал Халдор. — Моя постель теплее, чем эти монашеские тряпки. — Он положил руку на ее маленькую ягодицу и легонько подтолкнул к своему ложу. Бриджит не противилась.

«Великий Боже, разбуди Ранульфа, пошли что-нибудь, пожалуйста!» Но она молила напрасно.

Девушка опустилась на грубую шерсть. Халдор прилег рядом с ней. Его руки царапали нежную кожу.

— Ты действительно прекрасна.

Бриджит молчала, стараясь не думать о руках, ласкающих ее тело, прикасающихся к самым тайным местам. Но не думать было очень трудно — то и дело сладкие судороги пробегали по ней. С тех пор, как она оказалась во власти этих зверей, много рук касалось ее, но прикосновения Халдора были совсем другими, они приводили в смятение, рождали незнакомые ощущения. «Уж лучше бы он убил меня! Что ему еще надо?» И когда Халдор вошел в нее, она прикусила губу, чтобы заглушить рвущийся крик боли. Ранульф и его друзья не слишком нежно обходились с ней. «Скоро это кончится. Я достаточно сильна, чтобы вытерпеть это. Во всяком случае, шестеро других не ждут своей очереди за ним».

Она старалась удержать в себе боль, но боль постепенно уходила, хотя Халдор еще был в ней. Она старалась удержать боль, чтобы не пустить то восхитительное наслаждение, которое начинало овладевать ею.

Бриджит боролась с наслаждением, но потихоньку уступала ему, уступала себе. Наконец Халдор громко вскрикнул, по телу его пробежала судорога, пальцы впились ей в плечи. Он лежал неподвижно, полностью опустошенный, а затем откатился в сторону и повернулся лицом к ней. Бриджит не отрывала взгляда от потолка. Она была и рада, что все кончилось, и разочарована. Но затем она подумала, что он слишком тяжел и она едва не задохнулась. Это помогло ей снова ощутить радость от того, что все кончилось.

Халдор глубоко вздохнул. Он оперся на локоть и, не прикасаясь к ней, натянул одеяло на плечи.

Только услышав его храп, Бриджит позволила себе заплакать, впервые за время ее пленения. «Я ничего не добилась, излечив Ранульфа. Он не убьет меня, но и не оставит в покое. Сам Бог оставил меня. Нет, Бог простит мне невольный грех». Она со стыдом вспомнила волну наслаждения, накатившую на нее, но так и не захлестнувшую.

Задрожав, она встала с постели, набросила на себя белье, чтобы Халдор не застал ее голой, и посмотрела на алтарь, где под распятием спал Ранульф. Христос-мученик был где-то очень далеко. Когда Бриджит нашла ощупью свою жалкую постель, мрак мгновенно опустился на нее.

5

Викинги ушли перед рассветом. Они не оставили никого, кроме тяжелораненых — Ранульфа и двух других. На острове было безопасно: ирландцы не могли нагрянуть сюда неожиданно. Тем не менее Халдору очень не хотелось оставлять беспомощного сына под надзором девушки, с которой тот так жестоко обошелся. Но будь что будет! Бездействие еще хуже.

Поднявшись по реке, норвежцы ограбили еще несколько ферм. Добыча их была невелика — только пища и домашний скарб. Они не встретили никого: крестьяне скрылись в лесах, которые обступали берега реки, хмуро глядя на пришельцев.

— Они бежали вверх по реке, — сказал Халдор одному из юных друзей Ранульфа, который скривился при виде жалкой добычи. — Там есть аббатство — вроде того, что мы захватили, только гораздо больше. Это настоящая крепость. Там же, поблизости, живет вождь.

— Почему бы нам не ударить сразу же, пока они не собрали силы? — спросил юноша.

— Если мы выждем, люди снесут под защиту крепостных стен все самое ценное. К тому же вождь не может собрать большие силы. Он в ссоре со своим западным соседом и должен держать воинов на границах. Я не зря проехал здесь прошлой зимой. — Он перевел дух. — Если же, паче чаяния, ирландцы соберут большой отряд, мы разгоним его: лишь очень немногие из них имеют кольчуги, да и неважные они бойцы. И тогда аббатство и дом вождя перейдут к нам в руки со всеми ценностями. После этого мы сможем спокойно уйти.

— И когда это будет?

Халдор пожал плечами:

— Через неделю, может, две. Посмотрим, как пойдут дела. А пока мы будем грабить окрестности.

— Тебе-то хорошо, — огрызнулся юноша. — Ты забрал себе женщину, которую мы захватили.

Халдор бросил на него такой взгляд, что юноша опустил голову и поспешил уйти.

Разграбив все близлежащие фермы, викинги к вечеру вернулись. Халдор торопливо направился к часовне. Сердце его бешено стучало. К горлу подступал комок. За дверью было темно, и только две лампы бросали слабый свет на Бриджит, склонившуюся над алтарем. Она сразу поднялась и отошла прочь. Халдор нашел глазами сына.

— Ранульф, — выдохнул он.

Юноша был закутан в покрывала. Он лежал на правом боку. Лицо его жило. В глазах плясали коричневые огоньки. Язык словно распух, слов было не разобрать.

— Отец… я не думаю… теперь… я пойду в ад…

Сможет ли когда-нибудь Ранульф пойти?

— Как ты?

— Лучше. Боль почти прошла. Она… она…. она хорошо лечит меня.

Халдор посмотрел на вырисовывающееся во тьме лицо Бриджит. В своих лохмотьях она казалась тенью во мраке.

— Иди сюда! — приказал он.

Девушка медленно приблизилась. Она остановилась, так чтобы алтарь разделял их, и подалась вперед, обхватив себя руками.

Дрожь била ее, хотя было не так уж холодно.

— Как обстоят дела? Скажи мне правду, не бойся.

Она выпрямилась.

— О, я не боюсь смерти, если ты об этом. — Затем ее тон стал более ровным. — Его судьба в руках Бога. Но я думаю, что надежда есть. Он силен и поправляется быстрее, чем я ожидала.

— Что еще ему нужно?

— Милость Бога. А кроме этого… — Она поискала слова, а затем выпалила: — Это помещение не годится для больного. Здесь можно простудиться. Перенеси его в монашескую келью, где можно разжечь огонь. А святилище нельзя больше осквернять. — Она коснулась распятия. — Я буду просить Всевышнего о милости.

Халдор почувствовал, что у него загорелось лицо.

— Ты добросовестно служишь мне, своему врагу, Бриджит.

— Господь запрещает нам делать зло, — резко ответила девушка.

Он долго смотрел на нее, а затем прошептал:

— Что-нибудь еще можно сделать для Ранульфа?

— Да. — Ответ пришел сразу. Должно быть, она думала над этим. — Может случиться так, что правая сторона тела будет парализована. Необходимы растирания. Завтра я начну, если ты пожелаешь. Ты должен объяснить ему, что это необходимо и придется потерпеть, а также самому пытаться двигаться.

— Хорошо, — почти радостно сказал Халдор. — Если это необходимо…

Она не ответила.

Когда приготовили постель, зажгли огонь в очаге и перенесли Ранульфа, тот сразу же забылся в тяжелом беспокойном сне. По приказу Халдора у постели сел один из его друзей, чтобы дать отдохнуть Бриджит.

— Я понимаю, — осклабился юноша. — Кое-кто опечалится, если она умрет.

Халдор знал, что Бриджит не понимает ни слова, но ее лицо вдруг побелело. Девушка стиснула кулаки и отвернулась.

— Идем. — Он взял ее за локоть. Она вздрогнула, но покорилась.

Дым стлался над островом, слышались голоса людей. Норвежцы строили шалаши из деревьев, срубленных на западном берегу острова. Бриджит выдохнула:

— Теперь холодный ветер с моря дует над могилами старых монахов, которых вы убили. Пусть Бог согреет их души! — Ее серые глаза смотрели куда-то вдаль.

Странное беспокойство охватило Халдора.

— Мы весь день были в походе и поэтому сейчас будем есть, как только приготовится пища. Я надеюсь, что ты не собираешься морить себя голодом и поешь с нами.

Она повернулась к нему. Скулы резко обозначились под кожей.

— Я решила, что не буду есть вашу пищу.

Халдор вспомнил обычай этой страны — голодать, чтобы не служить врагу. Что, если она умрет? Кто позаботится о его сыне? Но он пожал плечами с притворным равнодушием.

— Тогда ты, может быть, подышишь свежим воздухом? Ты ведь вообще не выходишь на улицу.

Он услышал звук, похожий на всхлипывание, махнул рукой и пошел. Она постояла и последовала за ним на расстоянии вытянутой руки. Они приближались к дальнему концу лагеря.

Солнце уже садилось за лес на западе. Над темной стеной деревьев золотились облака. Ветерок приносил запахи весенних трав. Молодая зелень, в которой мелькали золотые шары одуванчиков, лежала под ногами. Хотя остров был мал, вскоре они уже перестали слышать шум лагеря, крики людей.

Тишина давила на Халдора.

— Бриджит, кто ты?

— Что? — переспросила Бриджит, которую вопрос оторвал от ее дум.

Он посмотрел на нее. Красивая. Если стереть с лица постное выражение, заставить улыбнуться, то никто не мог бы пожелать себе более красивой женщины. Но вряд ли когда-нибудь она улыбнется ему.

— Я тебе очень благодарен, — с трудом выговорил он. — Ранульф, мой последний сын, жив.

Глядя в пространство, она сказала ровным голосом:

— Разве у тебя нет жены дома?

— Есть. Но моя Унн уже не принесет мне детей. А кроме того… — Он стиснул зубы. Почему он должен исповедоваться перед рабыней?

Она не похожа на рабыню. Конечно, кнут и голод могли бы поставить ее на колени. Но Халдор не хотел этого.

Он сглотнул комок в горле и снова заговорил:

— Я в долгу перед тобой. И я всегда плачу свои долги. Чего ты хочешь?

Она остановилась. Медленно, вся дрожа, она повернулась к нему. Он тоже остановился и услышал ее шепот:

— Свободу!

Халдор кивнул:

— Если Ранульф выживет, ты получишь свободу. А если он не будет калекой, я тебе щедро заплачу.

— Это… это в руках Господа… не в моих, — пробормотала она.

— Тогда проси своего Бога, — лукаво добавил Халдор. — Но конечно, для того чтобы заслужить свободу, тебе нельзя голодать. — Он заметил, что ее решимость поколебалась.

Он погладил свою бороду, размышляя вслух:

— Может, не стоит оставлять его одного в келье? Я прикажу установить поблизости свой шатер из промасленного холста. В нем можно укрыться от ваших ирландских дождей.

Она напряглась. Халдор пошел вперед, и девушка бросилась за ним.

— Ты должна понять меня. Я уверен, ты делаешь все возможное, для Ранульфа. И если он умрет, я буду добрым и милостивым хозяином для тебя. Но если… будем честными, каким-то чудом… он вдруг выздоровеет, я отпущу тебя. Но ты осталась без крова. Уходя, мы оставим за собой разоренную страну. За нами придут другие — грабить и убивать. Тебя ждет нелегкая жизнь, Бриджит. Я могу предложить куда более приятную.

Она взглянула на Халдора.

— Да… Вы предадите здесь все мечу и огню и уйдете, чтобы вернуться, когда мы восстанем из пепла, наживем богатство.

— Я стал викингом не по зову души. Я всю жизнь торговал. Как бы иначе я изучил ваш язык?

— Тогда почему же ты здесь?

— Так получилось, — сказал он и подивился тому, с какой готовностью рассказывает о своей жизни. — Мой отец был вольным землепашцем в Трандхейме. — Он вспомнил чудесные морские дали, дремлющие острова, лодки, пляшущие на волнах, крепкие деревянные дома Нидароса, холмы, заросшие лесами, фермы, дом… — Я был третьим сыном в семье и не мог рассчитывать на наследство. Я стал охотником и часто ходил на кораблях к финнам. Там мы били лесного и морского зверя. Я был довольно удачлив и вскоре купил ферму и два корабля. Не такие узкие, драккары, — он пренебрежительно махнул в сторону гавани, — а добрые пузатые торговые корабли. Затем мой отец заболел и умер. Средний брат ушел к русам с товарами, купленными в долг, и пропал. Все это пришлось оплачивать мне. Старший брат, Торстейн, горячая голова, мало занимался хозяйством. Он с большей охотой ходил с викингами. Повздорил с соседом. Дело дошло до драки, суд признал его зачинщиком. Пришлось раскошелиться. Конечно, я помог ему выкрутиться. А ведь у меня две дочери на выданье. И вот я собрал отряд для набега на Ирландию. Мне нужно поправить свои дела. Теперь я уже собрал столько добычи, что снова смогу стать на ноги. Но эти набеги стоили мне жизни старшего сына, а теперь и Ранульф вряд ли останется жив. А если он умрет, то для чего все это?

Он подумал, что сказал слишком много, и резко замолчал. Они уже достигли южной оконечности острова. Между ними и берегом реки простиралась гладь воды. Она что-то шептала, нежась в лучах заходящего солнца. Воздух уже становился свежим и сырым.

Бриджит перекрестилась и прошептала молитву. Затем она с вызовом спросила его:

— Если быть грабителем так выгодно, так почему же ты не станешь им? Почему ты стремишься торговать?

Он удивился, но ответил:

— Почему? Можно, конечно, отправиться в набег, если нужда погонит. Но что за удовольствие причинять горе людям, которые не сделали тебе ничего плохого? Мне нравится бывать в разных странах, беседовать с людьми. Грабителю это недоступно.

Бриджит бросила на него любопытный взгляд:

— Почему бы тебе не перейти в христианство?

— Нет. Я не предам Тора. Мы всегда заодно — я и Рыжебородый.

— Твой демон может гордиться тобой, — вспыхнула она и тихо добавила:

— Но я буду молиться за твоего сына.

Халдор пожал плечами:

— Да. Так ты можешь заслужить свободу. Если умилостивишь твоего бога.

— Рот его искривился. — Но не забывай, что ты должна есть. А может, ты ведьма, Бриджит? Я хотел расспросить тебя, а вместо этого выложил свою историю. Теперь твой черед. Скажи, кто ты, и я подумаю, что предложить тебе.

Успокоившись, она кивнула. Солнце превратило ее волосы в расплавленную бронзу. Она смотрела на воду, цветом напоминавшую янтарь. Помолчав, она заговорила мягко и медленно:

— Моя жизнь мало отличалась от твоей. Отец мой, Конейль Мак-Нейл, правил селением, которое вы сожгли. Мать моя была рабыней, но он хорошо относился к нам обеим. Когда мне исполнилось шесть лет, мать умерла в родах. На следующий год отец послал меня к тетке, аббатисе.

— Зачем? — удивился Халдор. — В Норвегии мы отдаем незаконнорожденных в обучение ремеслам, чтобы они были полезными семье. А здесь какая выгода?

Бриджит не отвечала. Лосось выпрыгнул из воды и, описав дугу, с плеском шлепнулся обратно. Наконец она сказала:

— Жена отца не могла простить моей матери того, что та не забывала старых богов. Мать, конечно, приняла христианство, но все же приносила жертвы им… — Девушка помолчала. — Отец разрешал ей. Боюсь, он тоже не был истинным христианином, и я молюсь за его душу и душу моей бедной матери. Она была темная женщина и не осмеливалась забыть старых богов… — Она несколько раз перекрестилась. — О Святая Мария и Святая Бригитта, благодарю вас за мое спасение…

— Так тебе нравится быть… монахиней? — тихо спросил Халдор.

— Да! — прошипела Бриджит. Она смотрела перед собой невидящими глазами. — Моя мать прислуживала отцу и его жене, а потом садилась в самом дальнем закутке, подальше от огня. И это та, которая любила его! А потом она умирала в холодной постели, а отец даже не пришел проведать ее — это ведь не пристало мужчине! Так стоит ли служить мужчинам?

— Но мужчина и женщина могут пройти по жизни, будучи друзьями… — Халдор с трудом произносил непривычные слова. Он хотел приручить девушку ради Ранульфа, а в глубине души понимал, что это нужно и ему самому. — Ты же умная девушка, — сказал он. — Неужели ты найдешь удовлетворение в бедности, покорности и восхвалении своего бога?

Она резко повернулась к нему. Взгляд ее стал осмысленным.

— Неужели ты, темный, заблудший человек, думаешь, что мы только молимся? Молитва для нас отдых, радость. Мы не бездельничаем. Мы трудимся, работаем в поле, на фермах, лечим больных… Как ты думаешь, где я обучилась искусству врачевания? Я изучала жития святых, мудрость древних… Но тебе это ничего не говорит, ведь ты же темный язычник. А когда наша аббатиса болела, я заменяла ее и управляла всем монастырем…

А потом пришли вы, убийцы, грабители, волки… вы убили всех… всех, кроме меня. О Боже, лучше бы я погибла с ними! Вы грабили, жгли, не оставляли камня на камне!.. Будьте вы прокляты! — Она вскинула руки к небу. Рот ее широко раскрылся, сверкнули белые зубы. — Верни его, чтобы оно пожрало этих зверей!

Бриджит была одержима ненавистью — Халдор видел это. Она не владела собой. Его соплеменницы в такой ярости мстили своим врагам, а потом гибли, как Брюнхильда или Гудрун. Но христианка Бриджит не могла творить зло, не дерзала покончить с собой.

Нет, Халдор не мог оставить ее в таком состоянии. Ранульф нуждается в ней. Он ударил ее по щеке, затем по другой. И еще раз. Пощечины звучали очень звонко. Голова ее моталась из стороны в сторону. Наконец крики прекратились, и она посмотрела на него огромными глазами.

— Ну, хватит! — приказал он. — Мы можем поговорить потом. А сейчас вернемся.

Бриджит молча поплелась за ним. Солнце уже почти скрылось.

В лагере Бриджит быстро отошла, как и ожидал Халдор. Она даже отдала через него распоряжение друзьям Ранульфа, которые должны были сидеть возле больного всю ночь.

— Если понадобится, сразу же зовите ее, — велел Халдор. — Она будет в моем шатре.

Один из юнцов ухмыльнулся:

— А если она понадобится лично мне, я могу вызвать ее?

Халдор рявкнул:

— Нет! Она заслужила почтение.

Никто из юношей больше не осмеливался отпускать шутки, по крайней мере, при Халдоре.

Шатер поддерживали шесты, украшенные вороньими головами. Он был достаточно высок, чтобы человек мог встать во весь рост. Там пахло кожей, жиром, дымом. По стенам плясали тени, которые отбрасывала лампа. На постель была брошена медвежья шкура, куда более теплая, чем шерстяные одеяла.

Халдор окинул долгим взглядом Бриджит.

— Если ты излечишь Ранульфа, — сказал он наконец, — я доставлю тебя домой к отцу и помогу ему заключить мир с норвежцами, чтобы он мог больше не бояться их.

— Это было бы хорошо, — прошептала она.

«Какая она сильная и красивая!» — подумал он и сказал грустно, чему и сам удивился:

— Если у тебя будет ребенок, я сделаю для него все.

Она не улыбнулась его словам, а только вздрогнула:

— Ты не оставишь меня в покое?

— Нет, — сознался он, желая быть честным. — Ты слишком красива. Я буду ласков с тобой, Бриджит.

Она отвернулась, но, несмотря на это, Халдор привлек ее к себе.

6

Серые сумерки опускались на Шеннон. Викинги должны были скоро вернуться. Бриджит сидела возле дверей в комнату Ранульфа, наслаждаясь последними мгновениями одиночества. Вдали дымились сожженные дома. Всего за несколько дней округа словно вымерла. Тех, кто пытался сопротивляться, безжалостно уничтожили. «Будьте вы прокляты навеки, подлые убийцы!» Вдали на реке девушка увидела корабли и вошла в комнату.

Несмотря на все ее усилия, здесь было сыро и холодно. Затхлый запах не удалось забить ароматом трав. Ранульф лежал спокойно в чистой постели. Глаза его были пусты.

— Они возвращаются, — сказала Бриджит. Теперь она уже знала несколько норвежских слов. Вскоре послышался скрежет днищ кораблей о прибрежные камни, хриплые крики. Ранульф отвернулся. — Война и грабежи — это еще не все, — добавила Бриджит. Юноша не ответил.

В дверях появился Халдор. Он смотрел на сына. Свет лампы золотил волосы Ранульфа и его бородку. Сейчас он казался совсем юным. Одежда Халдора пропахла дымом, сапоги заляпаны грязью. Он некоторое время стоял молча.

— Поправляется?

Бриджит кивнула:

— Сегодня он уже шевелил пальцами правой руки. Силы возвращаются к нему.

Плечи Халдора опустились, он помялся и полез в карман.

— Ты хорошо лечишь, женщина. — Что-то сверкнуло в руке. — Это тебе подарок от меня.

Бриджит отдернула руку. Золотой обруч! Она отвернулась, как будто его блеск жег глаза.

— Вы ограбили курган! — Она спрятала руки под передник. — Это золото древних богов Сидха, оно приносит несчастье!

— Чепуха! Всего лишь чья-то могила, — усмехнулся Халдор. — И никаких привидений там не было. В нашей стране такие же могилы. Возьми, это тебе за лечение.

Бриджит отскочила.

— Нет! Оно проклято древними богами. Я даже боюсь прикасаться к нему. Оно несет смерть и безумие.

Он пожал плечами.

— Вы, христиане, очень странные. Если ваш бог всемогущ, почему вы боитесь древних богов? — Он сунул обруч обратно в карман. — Что ж, моя жена Унн будет с радостью носить его.

Бриджит наконец поборола ужас. «Он хотел сделать мне приятное». Она подняла голову.

— Если ты действительно хочешь заплатить мне, Халдор…

Он улыбнулся:

— Отпустить тебя? Я согласен. Как только Ранульф сможет обойтись без твоей помощи, я отпущу тебя. Но не моли, чтобы я не притрагивался к тебе. Помни, я мужчина.

— Нет, я прошу гораздо меньшего, — Бриджит помолчала. — Здесь у монахов хранилось много книг. Гораздо больше, чем в моем монастыре, прежде чем вы разграбили его. Ранульф уже поправляется, и его можно оставлять надолго. Нельзя ли мне в свободное время читать эти книги? Один из твоих людей сказал, что по твоему приказу их не трогали.

Халдор кивнул.

— Хорошо. Ты можешь уходить, когда Ранульф не будет в тебе нуждаться.

Бриджит склонила голову и прошептала слова благодарности. Проклятый язычник! Но во всяком случае, она получила доступ к книгам. Девушка выскользнула из комнаты.

Холодный ветер гулял по острову, разнося запахи реки и весенних трав. Сквозь облака мерцали звезды, однако бог затеплил не все свои лампады. Шумела река, невидимая в темноте.

Бриджит нашла источник Святого Шона. Викинги не знали о нем. Это было единственное место на острове, которого не коснулись их грязные руки. Узкая струйка воды пробивалась из-под мха и наполняла небольшой бассейн, выложенный камнями. Бриджит показалось, что она прикоснулась к мертвецу, когда окунула пальцы в воду. Дрожь пробежала по спине, хотя ей не раз приходилось обмывать умерших.

Она наклонилась и опустила обе руки в воду. Откуда-то из ночи пришел шепот, и она вздрогнула. «Святой Шон, спаси меня от тех, что погрязли во грехе! И ты, Святая Бригитта, освободи меня от рабских уз!» Однако ночь отказала ей в утешении.

Обратный путь в лагерь был долог, и мрак сгущался вокруг нее. Возле шатра Халдора мерцала лампа, как теплый желтый маяк. Она вошла. Халдор не спросил, куда она уходила.

После того как он утолил свою страсть, Бриджит не лежала, глядя в темноту, а забылась в беспокойном сне. В другом, ярком мире высокая женщина называла ее «мое дитя». Ветер играл шелком платья, полой нежно-зеленого плаща, золотом волос. На незнакомке не было креста. «Я — Бригитта. Я услышала твою мольбу», — она протянула руку, и девушка проснулась в поту, с бешеным сердцебиением. Девушка лежала, слушая спокойное мерное дыхание Халдора и стук дождевых капель по стенкам шатра. Руки у нее были мокрыми. Она не сомневалась, что ей привиделась не святая. Кто же откликнулся на ее призыв?

Утро пришло серое и сырое. Волны остервенело бились о каменистый берег.

— Сегодня мы никуда не пойдем, — сказал Халдор, глядя на небо. — Мне не нравятся эти тучи. — И он показал на серые громады в западной части неба. — У нас есть еще время, а человек должен и отдыхать. — Он опустил полог шатра и улыбнулся.