Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Набрать высоту (рассказы)

ModernLib.Net / Юмор / Альтов Семен / Набрать высоту (рассказы) - Чтение (Весь текст)
Автор: Альтов Семен
Жанр: Юмор

 

 


Альтов Семен
Набрать высоту (рассказы)

      Семен Альтов
      Из книги "Набрать высоту" 1987
      Нарушение
      Живой уголок
      Ты глянь
      Багратион
      Паучок
      Не люди, что ли?
      Бельмондо
      Слушай меня
      Ключи
      Адреса
      Лекарство
      Женись, не женись...
      Алиби
      Джоконда
      Проездом
      Сила воли
      Змеюка
      Рецепт
      Искренне Ваш
      Удостоверение личности
      Муха
      Под лютню
      Не порть людям!
      Орел
      Знаменитость
      С блохой и без
      Длина ушей
      Разбудить зверя
      Заминированный
      Дальновидность
      Волк и семеро козлят
      Про того, кому больше всех надо
      Человек-птица
      Умелец
      Але-Оп!
      Соучастник
      Десятка
      Эстетика
      Почин
      Вечер встречи
      ПотомственныЙ неудачник
      Об Англии
      Магдалина
      Лингвист
      Шанс
      Набрать Высоту
      Памятник
      Зал ожидания
      Почему я курю
      Нарушение
      П о с т о в о й (останавливает машину). Сержант Петров! Попрошу
      документы!
      В о д и т е л ь. Добрый день!
      П о с т о в о й. Документы ваши! Права!
      В о д и т е л ь. И не говорите. Очень жарко.
      П о с т о в о й. Права!
      В о д и т е л ь. А?
      П о с т о в о й. Вы плохо слышите?
      В о д и т е л ь. Говорите громче.
      П о с т о в о й (орет). Вы нарушили правила! Ваши права!
      В о д и т е л ь. Вы правы. Очень жарко. Я весь мокрый. А вы?
      П о с т о в о й. Вы что, глухой? Какой знак висит? Знак висит какой?!
      В о д и т е л ь. Где?
      П о с т о в о й. Вон, наверху!
      В о д и т е л ь. Я вижу, я не глухой.
      П о с т о в о й. Красное с желтым наверху для чего повешено?
      В о д и т е л ь. Кстати, там что-то висит, надо снять -- отвлекает.
      П о с т о в о й. Посередине на желтом фоне, что чернеет такое
      красное?
      В о д и т е л ь. Громче, очень жарко!
      П о с т о в о й. Вы глухой?
      В о д и т е л ь. Я плохо вижу.
      П о с т о в о й. Глухой да еще и слепой, что ли?!
      В о д и т е л ь. Не слышу!
      П о с т о в о й. Как же вы за руль сели?
      В о д и т е л ь. Спасибо, я не курю. Да вы не волнуйтесь. Вон в
      машине двое. Один видит, другой слышит! А я рулю.
      П о с т о в о й. Черная стрелка направо зачеркнута. Это что значит?
      Не слышу.
      В о д и т е л ь. Вы что, глухой? Зачеркнута? Неверно, поставили,
      потом зачеркнули.
      П о с т о в о й. Вы в своем уме? Это значит, направо поворачивать
      нельзя.
      В о д и т е л ь. Кто вам сказал?
      П о с т о в о й. Я что, по-вашему, идиот?
      В о д и т е л ь. Вы много на себя берете. Куда я, по-вашему,
      повернул?
      П о с т о в о й. Повернули направо.
      В о д и т е л ь. Да вы что? Я поворачивал налево. Вы просто не тем
      боком стоите.
      П о с т о в о й. Господи! Где у вас лево?
      В о д и т е л ь. Вот у меня лево. Вот левая рука, вот правая! А у
      вас?
      П о с т о в о й. Тьфу! Хорошо, вон идет прохожий, спросим у него.
      Слава богу, у нас не все идиоты. Товарищ! Ответьте:
      какая рука левая, какая правая?
      П р о х о ж и й (вытягиваясь по стойке "смирно"). Виноватый!
      П о с т о в о й. Я не спрашиваю вашу фамилию. Какая рука левая, какая
      правая?
      П р о х о ж и й. Первый раз слышу.
      П о с т о в о й. Не иначе в сумасшедшем доме день открытых дверей.
      Какая ваша левая рука правая?
      П р о х о ж и й. Лично у меня эта левая, а эта правая. Или с
      сегодняшнего дня переименовали?
      В о д и т е л ь. А вы не верили, товарищ сержант. Видите, у нас руки
      совпадают, а у вас перепутаны.
      П о с т о в о й (недоуменно разглядывает свои руки). Ничего не
      понимаю.
      П р о х о ж и й. Я могу идти?
      П о с т о в о й. Идите, идите!
      П р о х о ж и й. Куда?
      П о с т о в о й. Идите прямо, никуда не сворачивая, и уйдите отсюда
      подальше!
      П р о х о ж и й. Спасибо, что подсказали. А то два часа иду, не могу
      понять куда! (Уходит.)
      В о д и т е л ь. Вам надо что-то делать с руками. Я никому не скажу,
      но при вашей работе могут быть неприятности.
      П о с т о в о й. И я про вас никому. Езжайте! Да, когда свернете
      налево, ну вы-то направо, там проезд запрещен, обрыв.
      Но вам туда можно.
      Живой уголок
      Началось зто семнадцатого числа. Год и месяц не помню, но то, что двадцать третьего сентября, -- это точно. Меня выдвинули тогда от предприятия прыгать с парашютом на точность приземления. Приземлился я точнее всех, поскольку остальных участников не удалось вытолкать из самолета.
      За это на собрании вручили мне грамоту и здоровый кактус. Отказаться я не смог, притащил урода домой. Поставил на окно и забыл о нем. Тем более что мне поручили ориентироваться на местности за честь коллектива.
      И вот однажды, год и месяц не помню, но число врезалось -- десятого мая 1969 года -- я проснулся в холодном поту. Вы не поверите -- на кактусе полыхал огромный бутон красного цвета! Цветок так на меня подействовал, что впервые за долгие годы безупречной службы я опоздал на три минуты, за что с меня и срезали тринадцатую зарплату, чтобы другим было неповадно.
      Через несколько дней цветок сморщился и отвалился от кактуса. В комнате стало темно и грустно.
      Вот тогда я начал собирать кактусы. Через два года у меня было пятьдесят штук!
      Ознакомившись со специальной литературой, для чего пришлось выучить мексиканский язык, я сумел создать у себя дома для кактусов прекрасные условия, не уступающие естественным. Но оказалось, что человек в них выживает с трудом.
      Поэтому я долго не мог приспособиться к тем условиям, которые создал для кактусов. Зато каждый день на одном из кактусов горел красный бутон!
      Я завязал переписку с кактусистами разных стран и народов, обменивался с ними семенами. И тут как-то, не помню в каком месяце, но помню, что двадцать пятого числа 1971 года, какой-то идиот из Бразилии прислал рыжие зернышки. Я сдуру посадил. Росло это безобразие очень быстро. Но когда я понял, что это такое, -- было поздно! Здоровенный баобабище пустил корни в пол, вылез ветками из окна и облепил стекла соседей сверху. Они подали в товарищеский суд. Мне присудили штраф в размере двадцати пяти рублей и обязали ежемесячно подрезать ветки у соседей сверху и обрубать корни соседям снизу.
      Каких только семян не присылали! Скоро у меня появились лимоны, бананы и ананасы. Кто-то написал на работу, что ему не понятно, как я на свою зарплату могу позволить себе такой стол. Меня пригласили в местком, поручили собрать деньги на подарок Васильеву и проведать его: "Как-никак человек болен. Уже два месяца не ходит на работу. Может быть, он хочет пить".
      Наверно, я путаю хронологию, но осенью, после обеда, ко мне пришел человек с портфелем. Попили чаю с банановым вареньем, поболтали, а перед уходом он сказал: "Извините, я чувствую, вы любите растительный мир вообще и животный, в частности. Я уезжаю на месяц в плавание, пусть это время Лешка побудет у вас".
      Он вынул Лешку из портфеля. Это был питон. Того человека я больше не видел, а с Лешкой до сих пор живем бок о бок. Ему очень нравятся диетические яйца, пельмени и соседка по площадке, Клавдия Петровна.
      Вскоре ко мне стали приходить журналисты. Они фотографировали, брали интервью и ананасы.
      Боюсь ошибиться в хронологии, но в том году, когда я собрал небывалый для наших широт урожай кокосов, юннаты из зоопарка принесли маленького тигренка Цезаря. В том же урожайном году моряки теплохода "Крым" передали мне в дар двух львят.
      Степана и Машку.
      Я никогда не думал, что можно так жрать! Вся зарплата и ананасы, не съеденные журналистами, шли в обмен на мясо. И еще приходилось халтурить. Но я кормил не зря. Через год я имел в доме двух приличных львов и одного тигра. Или двух тигров и одного льва? Хотя какое это имеет значение?
      Когда Цезарь сошелся с Машкой, я думал, что сойду с ума! Степан устраивал мне дикие сцены. И с горя загрыз страуса Ипполита. Зато у меня освободилась постель, потому что гнездо, которое в ней устроил Ипполит, я выкинул за ненадобностью.
      Как-то утром, принимая ванну, я почувствовал, что принимаю ее не один. И точно.
      Какие-то хулиганы подбросили крокодила!
      Через полгода крокодил принес потомство, хотя я до сих пор не пойму, откуда он его принес, поскольку был один. В газетах писали, что это "редкий случай, потому что крокодилы в неволе размножаются с трудом". А чего ему не размножаться? Я приходил с работы и в этой неволе чувствовал себя как дома!
      Один только раз я смалодушничал и, как посоветовали, оставил на ночь дверь открытой. Сказали, может, кто-то уйдет. Результаты превзошли все ожидания. Мало того, что никто не ушел, утром я обнаружил у себя еще трех кошек, одну дворнягу и соседа, от которого ушла жена. Наутро к нам попросилась женщина из сорок второй, к которой вернулся супруг, и пенсионер, который сильно страдал одиночеством. А как прикажете выставить пару с годовалым ребенком? Сказали:
      "Больше жить с тещей не можем. Что хотите, то и делайте!" Выделил им местечко около баобаба.
      И потянулся народ. Через месяц наше племя насчитывало вместе с животными пятнадцать человек. Живем дружно. Вечерами собираемся у костра, одни поют, другие подвывают тихонько, но мелодию держат все!
      Не так давно была экскурсия. Люди из другого города приехали поглядеть на наш живой уголок. Остались все, кроме экскурсовода. Она поехала за следующей группой.
      Да, однажды анонимка была. "Почему столько непрописанной живности проживает незаконно на площади тридцать три квадратных метра, а я с супругом ютюсь вдвоем на площади тридцать два квадратных метра? Чем мы хуже ихней скотины?" Мы знаем, кто писал. Это из тридцать четвертой Тонька Тяжелая Рука. Собачатся с мужем, бьются до синяков, а после говорят, что, мол, звери распоясались, к незнакомым женщинам пристают!
      Эх, спустить бы на них Цезаря со Степаном! Да ладно. Что ж, выходит, если с волками жить, так всем по-волчьи выть, что ли?
      Но что ж они делают, а? Яд на лестнице сыплют, капканы ставят. Сиволапов с рогатиной ломился в дверь, кричал: "Пусти на медведя один на один, а то накипело!" Ну, дикари!
      А у нас тихо, мирно: ты подвинешься, я сяду, я встану, ты ляжешь.
      Да, если кому-нибудь нужны семена баобаба или просто детеныши крокодила, заходите. На обмен приносите... ну, я не знаю... бусы красивые, зеркальце, топоры. И такие палочки, знаете... тоненькие... Потереть о коробочку -- огонь получается. Честное слово!
      Ты глянь
      Вась, ты посмотри какая женщина! Видал? Ножка оканчивается каблучком естественно, словно так и родилась на свет.
      Ты никогда не стоял на каблуках, Вась? Я по молодости минуту стоял, потом неделю лежал. Это прием дзюдо, стопу выворачивает. А они, смотри, на каблуках бегают! Они на них по лестнице вверх к ребенку больному. Они на каблуках вниз к начальству на ковер быстренько. На каблуках ждут, на каблуках надеются, плачут на каблуках, целуются -- живут на каблуках, Вася!
      А все ради чего? За что страдают? Чтобы ножка казалась длиннее, а спинка -- короче. И так кажется, Вася. Смотри, кругом одни ноги. Как в лесу, честное слово! Мы думаем, как бы дойти, они -- о том, как пройти.
      Вася, кто-нибудь смотрел на твои ноги? А ты на них смотрел? Правильно, твои ноги никого не волнуют. А ее ноги волнуют всех. Вишь, озираются! Она свои ножки легкие переставляет и глазом даже не ведет, потому что спинным мозгом чувствует: сзади все в порядке, мужики шеи вывернули, окосели. А ей больше ничего и не нужно, Вась! А нам нужно. Тут наша слабость и ее сила.
      А сколько еще на ней непростого на кнопочках, крючочках, шнурочках -ты бы во всем этом задохнулся, Вася, а она дышит. Причем как! Посмотри, посмотри! Слева!
      Грудь поднялась, опустилась, опять поднялась. Что делает, а? Просто она так дышит. А у тебя, Вася, дыхание перехватывает, хотя твою грудь ничего не стесняет, плевать ты хотел на свою грудь... Глянь на ее лицо, Вась! Правей!
      Ага! Ну как? Это ты побрился -- и король, а не побрился -- тоже король, только небритый. А у нее посмотри... Да не показывай ты пальцем! Достаточно, что я газетой показываю. Смотри: крем, тени, тушь, помада, румяна, тон. И все так положено, ни за что не догадаешься, где кончается лицо и начинается косметика.
      Ты никогда не красил глаза, Вася? Да они у тебя и так красные! А она каждый день глазки себе рисует. Ее глаз -- произведение искусства. Глаз женщины, это надо видеть, Вася, если она тебя в него пустит!
      Смотри, смотри, какая пошла! Не та, эта еще лучше! Ну как тебе моя? Кажется, утром так и вскочила с постели румяная, глаз под аккуратно растрепанной челкой горит. Кажется, все у нее хорошо. Спрятала неприятности под румяна, обиду по скулам вверх в стороны развела, слезы назад втянула -- и взгляд получается влажный...
      Вась, я от них балдею! Ты посмотри, пуговка у нее на блузочке вроде бы расстегнулась. У тебя расстегнулась, оторвалась -- это небрежность, Вася. А у нее на одну пуговку не застегнуто -- тут точный расчет, тайный умысел. Попробуй глаза отвести. Не можешь. И я не могу. Никто не может. А всего-то расстегнута одна пуговка. Учись, Вася!
      А ты представь, сколько на все это надобно времени. И где его взять? Ведь в остальном у нас все полы равны. Материальные ценности создают наравне, вот этим вот пальчиком с гладеньким ноготком. А в свободное время рожают в основном они,
      Вася. Я узнавал -- они! И кормят нас они, и Софья Ковалевская при всем том была женщиной. Когда успевают? Да, зато им бриться не надо! Это ты прав. Это они себе выбили.
      А кто еще станет слушать нас, почему мы не стали, кем могли, а стали, кем стали, и кто виноват -- всю эту ежевечернюю тягомотину слушают они, одной рукой стирая наши рубашки, второй стругая картошку, третьей воспитывая наших бездарных детей.
      А после всего кремом почистив зубы, а пастой покрыв лицо, падают замертво в постель, где бормочут спросонья одно: "Гражданин, вы тут не стояли!"
      Вот так годами терпят нас и живут рядом с нами, ни разу толком не изменив, храня верность черт знает кому!
      И при этом еще норовят одеться по моде. Да! Ты знаешь, что такое "модно", Вась?
      Когда надето оба носка, причем одного цвета? Сильно сказано.
      А у них журнальчики, выкройки. Ночами чего-то шьют, плетут, вяжут, либо пытаются подогнать фигуру под то, что достали.
      А для чего они муки терпят? Что им надо? А надо им всем одного: семьи, гнездышка, плеча надежного рядом.
      И снится им сказочный принц вроде тебя, Вася!
      Багратион
      Началось это той проклятой осенью, когда я покупал помидоры. Продавец швырял в миску гнилые, я мигом выбрасывал, на красные менял, он красные менял на гнилые, и в такой азарт вошли, что он начал швырять красные, а я сдуру менял на гнилые!
      И тут очередь сзади взвыла: "Если первые выбирать начнут, последним только на расстройство желудка останется. За красный обязан гнилой съесть, не подавишься, не Рокфеллер!!"
      То ли оттого, что Рокфеллером обозвали, то ли от запаха гнили -организм затрясло. И слышу крик свой сумасшедший: "Перекусаю всех в порядке очереди! Почему за свои деньги гнилью питаться должен?!" И помидорами как зафугачу в очередь! Думал, все, убьют! Нет. Молчат, облизываются, сок томатный с лица убирают. Поняли: раз человек один против очереди пошел -- сдурел. С ним лучше не связываться.
      Я теперь больше часу в очереди не жду. Час -- все!
      Зашел тут в пельменную. Вижу, очередь в кассу на месте марширует. Оказывается, кассирша пельмени за кассой лопает. Кто-то интеллигентно так ее спрашивает:
      "Простите, вы в другое время пообедать не можете?" Кассирша отвечает сквозь пельменю: "А ты?!" И вся очередь хором считает, как при запуске ракеты, сколько ей осталось: "Три, две, одна! Наелась!"
      Наконец выбил я пельмени, к повару с подносом подхожу, говорю: "Приятного аппетита! Позвольте пару пельменей, горчица с собой. Кушать хочется... Больше так не буду!"
      Повар отвечает: "Пельмени кончились только что. А мясо в них -- еще утром". А у самого фигура такая -- глупо спрашивать, где мясо из пельменей. И тут, не знаю отчего -- то ли пельмени в голову ударили, то ли... Словом, хватаю повара за грудь, горчицей намазываю, кричу: "Уксусом полью, съем с потрохами!" Через минуту ел то, что в жизни не кушал, а повар каждый день.
      Но знаете что странно? Когда ты с ними по-нормальному, с тобой -- как с идиотом. Как только идиотом прикинулся -- все нормально!
      Мне тут сосед, дядя Петя, говорит: "Я во время войны города приступом брал. А тут бумажку подписать -- тоже приступ, но сердечный. Подпиши, Барклай, будь человеком. Ты все теперь можешь".
      Ну, Барклай, потому что, когда зимой паровое отключили, я добился, чтобы мне, как участнику Бородинского сражения, включили. Пришлось Барклаем де Толли прикинуться. А вообще-то меня Толей зовут. Толя, и все. Я им писал, звонил, ждал. Ничего.
      Но когда я в жэк на табуретке ворвался: "Шашки наголо! Первая батарея к бою!
      Даешь паровое!" Они сразу: "Все дадим! Успокойтесь, товарищ Багратион! Но скажите Кутузову, чтобы больше не присылали!"
      И я подумал: что будет, если все чуть что на табуреты с шашками повскакивают?
      Это уже не Бородинское сражение -- Ледовое побоище начнется.
      К тому же выходить из себя все легче и легче, а вот обратно в себя -все трудней. Тут как-то из себя вышел -- вернулся, все от меня ушли. Жена, рыбки из аквариума.
      Если вдруг кого-то из них увидите, передайте: я таблетки принимать начал и снова тихий-тихий. Вчера помидоры купил -- одна гниль, а я съел и ни звука.
      Паучок
      Первый раз его увидел, чуть не раздавил, пакость ползучую! Хорошо, вспомнил: увидишь паука -- получишь письмо. Примета международная. А что там в этом письме? Все что угодно! Не-ет, от греха подальше.
      Да что мне, жить надоело? Какая-нибудь женщина одинокая напишет, отвечу: "Здесь такой не проживает", переписка начнется, потом как честный человек женюсь, дети, крики. Инфаркт! Тьфу-тьфу-тьфу!
      Нет-нет, обойду паучка бочком-бочком -- не видел. А то еще придет письмо:
      "Явиться в суд свидетелем". А сами посадят. Точно! Как докажу, что я не крал?
      Кто-нибудь видел, как я не крал? И десять лет с конфискацией того, чего нет. А как докажешь, что все честным путем? Хорошо, чеки храню на всякий случай!
      А какой махонький был. Дал ему мушку. Ешь, ешь! Как он набросился! Молочка налил. Выпил. Пузанчик мой. Расти большой! Все вдвоем веселее... Зверушка моя.
      Харитон.
      Ты ничего не видел, тебя никто не видел. Вот на работу пятнадцать лет хожу без опозданий, а кто меня видит? Не приду, кто заметит? Умру, кто заплачет? Ни души! Полная независимость! Верно, Харитоша? Ешь плавленый сырок, ешь ты его мягкого.
      Или, как тогда, помнишь: счет за международный разговор. Международный! С
      Будапештом, главное! А у меня никого в Голландии нету. Кто-то наговорил на шесть рублей с иностранной разведкой, а мне расплачиваться?! Слава богу, телефона нет, наотрез отказался -- от греха подальше! Еще попадут не туда, спросят: "Как поживаете?" Скажу: "Хорошо" -- тут же слетятся, как мухи на мед, тут же! Отвечу: "Плохо" -- приедут выручать. Двери выломают, ты ж их не знаешь!
      И с песней, гитарой, подругами. И я проболтаюсь. Не знаю о чем, но если с подругами, -- все может быть.
      ...Дай лапку, дай! Молодец! Вот тебе сахарку. Нет, варенье малинку нельзя! Что ты! На черный день. Говорят, от простуды хорошо. Вот простудись -- полакомимся.
      ...Главное, кто письма пишет? Те, кому делать нечего.
      Мне тут на работе письма приносят, ну, передать чтобы. А я сначала погляжу. Так один пишет -- изобрел капли какие-то. "Три капли -- и тебе хорошо. Четыре -- мама здорова. Пять капель -- и полетел". Каково? А вдруг действительно, пять капель и... Ведь все разлетятся! Потому я все в стол. Раз им не ответишь, второй, а на третий год они писать перестанут. Вот так. От греха подальше.
      И все чудненько. Домой придешь, паутинку раздвинешь, Харитоша навстречу, об ноги трется. Харитоша! Харитоша хороший! Дай за ухом почешу. Где оно у тебя? На шоколадку, грызни!
      Хорошо дома. Вроде ничего нет, зато все честным путем. А когда честно, ничего не страшно. В универсаме сумку настежь -- проверьте! Ничего нет! Чист! В проходной -- проверьте сверху донизу. Обыщите при людях. Пусть все видят. Гол как сокол! И сколько у нас таких соколов. В трамвае абсолютно спокоен -- есть билет. Ну, проверьте билеты! Нет, вы проверьте! Не контролер? Неважно. Давайте друг друга проверим по-товарищески.
      А пианино куплено по случаю. За двадцать рублей. Сядешь вечером, крышку откроешь, на клавиши нажмешь... и тишина! Струн нету, только корпус. А мне много не надо. Люблю посидеть за пианино...
      Вот оно, наше гнездышко: ни шума, ни света. Не тянет, не дует. Дверь обита.
      Окна ватой, уши ватой. Сказка!.. Кстати, давно хотел сказать, паутинку бы в уголок надо. Всю комнату опутал! Кто здесь хозяин? Я или ты? То-то. А гамачок кто сплел? Ты? Спасибо, не ожидал! Ой, как раскачивается!
      А кровать единственную зачем разломал? Чего ты распсиховался, Харитон? Кто не кормил? Я? А куру кто умял? Пюре с маслом я приговорил? Ну ты даешь!
      Чего коленца выделываешь? Плясать? С какой... Письмо? Мне? Нет никакого письма!
      Адресат выбыл! Паучка не видел -- не положено никаких писем. Примета такая международная. Кто-то паука угробил, а мне письмо? Дудки! Законы знаем! Высунем письмо обратно под дверь. Нету нас.
      ...Что ты суешь? Муху? С ума сошел? Как вы ее едите? Тьфу! Гадость! А ножка ничего.
      Слушай! А вдруг в письме что-то хорошее? Мало ли, вдруг кто-то поздравил, я не знаю с чем... Или пожелал, я не знаю что...
      Нет! Лучше не рисковать! Ну их, эти письма! Еще мухи есть? Что ты все себе да себе?
      ...Ну, поужинали -- и спать. Задерни щелочку паутинкой, свет падает... А то бы прочли письмо, век не выпутались... Подвинься ты! Паутинку-то сбоку подоткни, дует...
      Что ж там было такое в письме, а? Интересно, что за сволочь написала? Так никогда и не узнаем. Можем спокойно спать...
      Не люди, что ли?
      Построили -- отсюда будет остановки три -- дом. Кирпичный, двенадцатиэтажный, лоджии, лифт, скворечник на крыше -- все удобства! К назначенному времени новоселы подъехали с узлами, мебелью, детишками. Ключами брякают, ждут, когда строители с последним мусором из подъезда выметутся.
      И тут какой-то пацан как завопит: "Мама! Этажей-то одиннадцать!" Как -- одиннадцать? Двенадцать должно быть! Считать не умеешь, второгодник!
      Посчитали -- одиннадцать! Как получилось? Кто обсчитался? Тьфу ты!
      Дом-то, будь он неладен, кооперативный оказался. Председатель кооператива жильцам популярно объясняет: "Граждане, фактическое недоразумение. Маленькая недосдача. Ну не хватает одного этажа". Квартиросъемщики в крик: "Чьего именно этажа нету?" А черт его знает! Нижние жильцы орут: "Ребенку понятно, двенадцатого не хватает. На одиннадцатом все кончается". Верхние в обратную сторону глотки рвут: мол, двенадцатый как раз на месте, на нем крыша держится, бестолковые люди! А первый в запарке пропустили, прямо со второго начали.
      Словом, крик, гам, потому что жить всем хочется.
      Кто-то предложил: "Одиннадцать этажей, слава богу, есть, как-нибудь поместимся, не бароны". И с возгласами "ура" жильцы на штурм бросились.
      Вы не поверите -- поместились! То есть, народ по ордерам на двенадцать этажей в одиннадцать втиснулся, и без крови, а с пониманием. Не люди, что ли? Никто ж не виноват, что накладка случилась. К тому же площади открылись необитаемые.
      Подвал побелили, поклеили -- та же квартира отдельная. Правда, ходить согнувшись приходится. Так и на этажах от радости высоко не подпрыгнешь.
      Спустили в подвал -- по их просьбе -- всех с новорожденными. Внизу горячей воды хоть залейся, а на верхние этажи по-разному доходит. Так что купай дите, стирай с утра до вечера. К тому же детишки в подвале кричать перестали. Нет, может, они и кричат, но насосы так гудят -- ничего не слышно!
      Пара добровольцев-моржей объявилась. Сказали: "Мы в проруби свободное время проводим -- пошлите нас на крышу". А на крыше у них просто гнездышко получилось. Летом вообще рай! В квартирах жара, мухи, а у них ветерок, аисты из рук кушают. Не только из рук -- все поклевали. Ручная птица, куда от нее денешься? Зимой, оно, конечно, прохладней, даже когда листовым железом укроешься. Зато ни в одной эпидемии не участвовали. На этажах грипп, температура под сорок, а у них всегда нормальная. Плюс десять в тени под мышкой. Организовали на крыше группу здоровья. Детей с детства приучали босыми по снегу, внезапное обливание ледяной водой -- такие орлы вымахали, ничего не страшно, в любом доме жить смогут!
      Ну, тут разные разговоры пошли, мол, одни в подвале ютятся, а другие себе весь чердак отхватили, кур разводят, тараканьи бега... А остальные не люди, что ли?!
      И придумали, что не будет в доме как бы одного блуждающего этажа. То есть в январе не будет как бы первого, в феврале -- как бы второго, и так далее. А в июле всем домом в отпуск. На год очень удобный график получился, очень. А кто, значит, в таком-то месяце оказался безэтажный, -пожалуйста, заходи в любую квартиру, живи себе. Это все рыжий жилец придумал, с третьего этажа. Если вверх подниматься. А если сверху спускаться, то, он значит... с четвертого? Ну неважно! Важно то, что каждый месяц жильцы как бы обмен совершали, вверх-вниз по дому ездили. Так что претензий ни к кому никаких.
      Опять-таки лифт. Пропадала площадь? Пропадала. А там, если кто в лифте был, знает: светло, тепло, зеркало висит. Что еще надо, когда люди любят друг друга?
      Одна женщина в лифт вошла -- ах! Целуются! Она в крик: "Прекратите хулиганить!
      Дома не можете?" Они ей отвечают: "Вы, наверно, не местная, в гости к кому-то пришли? Дома не можем. У нас там живут Никитины до марта месяца. А мы только поженились, еще целоваться хочется. Вот правление и выделило на медовый месяц отдельную жилплощадь. А вам нехорошо! Что же вы к посторонним людям в лифт без стука врываетесь?" И написали на лифте: "Васильевым стучать три раза!" Здорово устроились, правда? Свадебное путешествие: лифт вверх-вниз! А молодым что еще надо? Ну и, конечно, мальчик у них родился. Крупный. Четыре пятьсот! Лифтером назвали. В честь мастера по ремонту лифтов, он к ним заглядывал.
      Опять же воспитательная работа наладилась. Слесарь один жил -попивал, жену побивал. В нормальных условиях бил бы ее до последней капли крови, так ведь? А в этом доме жену его в пятьдесят вторую переселили, к врачу. А к нему на пятнадцать суток вселили одну милую женщину, ядрометательницу. Он по привычке замахнулся -- ну, она и метнула его. Где он приземлился, неизвестно. Через три дня вернулся -- другой человек: в жене души не чает, пить бросил, только заикается вежливо.
      Официантка одинокая, можно сказать, счастье свое нашла. Ну, принесет в дом с работы остатки, а есть-то самой надо. А одной все не съесть. Продукты выбрасывала, тосковала. А к ней как-то сосед с собачкой на запах зашел. Уже есть веселей! Другой на звон ножей, вилок забрел, тот, что на заводе шампанских вин работает. Ясно, зашел не с пустыми руками. И потянулся народ, кто с чем. А все где-то работают. Кто с конфетами, кто с лекарствами, кто шпингалеты на окна тащит, кто бенгальские огни! И когда вместе сложились -- праздник вышел. И все тихо, мирно, потому что и милиционер где-то свой проживает. Никого вызывать не надо. Словом, хочешь не хочешь -- одной семьей зажили. Все общее стало: и радость и горе. А когда все поровну, то на каждого горя приходится меньше, а радости больше.
      Бельмондо
      Бунькин совершал обычную вечернюю прогулку. Неспешно вышагивал свои семь кругов вдоль ограды садика, старательно вдыхал свежий воздух, любовался желтыми листьями и голубым небом. Внезапно что-то попало Бунькину в глаз. Вениамин Петрович старательно моргал, тер веки кулаком -ничего не помогало. А к ночи глаз покраснел и стал как у кролика.
      Сделав примочку со спитым чаем, Бунькин лег спать. Утром он первым делом подошел к зеркалу, снял повязку и обнаружил в глазу странное пятнышко.
      -- Уж не бельмо ли? -- испугался Вениамин Петрович. -- Сегодня же пойду к врачу.
      На работе его так загоняли с отчетом, что он забыл про бельмо, а когда вечером вспомнил, не хватило сил подняться с дивана. К тому же болевых ощущений не было. "К врачу завтра схожу", -- думал Бунькин, разглядывая глаз в зеркальце.
      Пятнышко стало больше и красивее.
      -- Когда в ракушку попадает песчинка, вокруг нее образуется жемчужина. А вдруг у меня то же самое? Вот был бы номер! -- хмыкнул он.
      -- Жемчуг или бельмо? Эх, мне бы чуточку жемчуга, -- бормотал Вениамин Петрович, укладываясь в постель.
      Снились ему ракушки. Они раскрывались, как кошельки, и ночь напролет из них сыпались золотые монетки.
      Утром Бунькин увидел в зеркальце, что пятно округлилось. На свету оно нежно переливалось всеми цветами радуги.
      "Неужели жемчужина? -- всерьез подумал Вениамин Петрович и присвистнул: -- Что же делать? Пойдешь к врачу -- удалят. Дудки! Грабить себя никому не позволю!"
      После работы Бунькин пошел не к врачу, а в ювелирную мастерскую. Старенький мастер прищурил в глазу свое стеклышко и долго вертел в руках голову Бунькина.
      -- Странный случай, -- прошамкал ювелир. -- Или я ничего не понимаю в драгоценностях, но -- даю голову на отсечение -- это не подделка, а настоящий жемчуг! Это...
      -- А сколько за него дадут? -- перебил Вениамин Петрович.
      -- Трудно сказать. Ведь это не речной жемчуг. И не морской. Но рублей пятьсот за такой глаз я бы дал не глядя...
      Дома Бунькин долго разглядывал через лупу свое сокровище, щедро увеличенное и отраженное в зеркале. Потом сел за стол.
      -- Так. Значит, пятьсот рублей у нас есть. -- Вениамин Петрович взял бумагу. -- Пятьсот за три дня. Но она же еще расти будет. Вот это зарплата! -- Бунькин начал складывать столбиком.
      -- Только бы под трамвай не попасть, -- заволновался он. -- А то еще хулиганы по глупости в глаз заедут. Такую вещь испортят, вандалы! Надо припрятать добро.
      Бунькин смастерил черную бархатную повязку и элегантно перевязал голову.
      -- Вот так спокойнее, -- улыбнулся он, глядя на бандитское отражение в зеркале.
      На вопрос сослуживцев: "Что случилось?" -- Вениамин Петрович кокетливо отвечал:
      "Да ерунда, конъюнктивит".
      Жемчужина росла медленно, но верно. Скоро она заполнила полглаза, так что видеть ее Вениамин Петрович мог только вторым глазом, сильно скосив его.
      Бунькин закупил литературу о жемчуге. О его добыче, росте в естественных и искусственных условиях.
      Во время летнего отпуска он поехал на юг, к морю. Вениамин Петрович до посинения качался на волнах, вымачивая левый глаз в соленой воде. Морские ванны пошли на пользу, потому что вскоре, к большой радости Бунькина, почти весь левый глаз заполнила прекрасная жемчужина.
      На работу Вениамин Петрович возвратился другим человеком. Несмотря на повязку, укрывшую глаз, вид у него стал независимый, гордый. Достоинство переполняло Бунькина, лилось через край. Чуть кто толкнет или скажет бестактность -- Бунькин вспыхивал, как принц голубых кровей, и требовал удовлетворения немедленно. Виновный тут же просил прощения.
      И тем трогательнее выглядела постоянная тревога Вениамина Петровича за судьбу сослуживцев, их близких, родных. Если, не дай бог, кто-то умирал, он непременно являлся на похороны. В газетах первым делом искал некрологи и, отпросившись с работы, спешил на панихиды совершенно незнакомых людей, где убивался и рыдал так, что его принимали за близкого родственника покойного. И никто не знал, что чужое горе оборачивалось для него жгучей радостью. Ведь после каждого промывания соленой слезой жемчужина делалась больше и свет испускала ярче.
      Когда левый глаз практически перестал видеть, Вениамин Петрович решил -- пора.
      Он пришел к ювелиру, развязал глаз и царственно опустил голову на стол:
      "Сколько дадите?" Старенький ювелир долго причмокивал и наконец сказал:
      -- В жизни не видел ничего подобного. У вас здесь не меньше десяти тысяч.
      Поздравляю!
      Вениамин Петрович вышел из ювелирной мастерской, ощущая себя начинающим миллионером.
      -- А что ж это я иду как простой смертный? Да еще с повязкой? Не ворованное.
      Все честным путем. -- Бунькин сорвал с головы черную тряпку и, размахивая ею, остановил такси.
      -- Большой проспект! -- сказал он и, взяв из пачки шофера сигарету, закурил.
      Когда подъехали к дому, на счетчике было рубль десять.
      -- Извини, друг, мелочи нет! А с этой штуки у тебя сдачи не будет, -захохотал Вениамин Петрович, сверкнув на шофера левым глазом. Тут даже таксист не нашелся что ответить. Он вцепился в руль, и пока Бунькин поднимался по лестнице, в его честь гудел гудок машины.
      С утра в учреждении Вениамина Петровича никакой работы не было. Огромная очередь выстроилась смотреть на богатство Бунькина.
      И все разговоры были о том, как все-таки везет некоторым.
      Целыми днями ходил теперь Вениамин Петрович со своей жемчужиной, рассказывал, показывал ее при дневном свете и для сравнения -- при электрическом. Его угощали, приглашали в гости, показывали друзьям и родственникам. Он стал душой общества. Бунькин сам поражался, но каждая его шутка вызывала дружный заливистый смех. Естественно, он ни за что не расплачивался, говорил: "Потом отдам сразу" -- и шире открывал левый глаз, откуда струился невиданный свет. В магазине испуганные продавцы отпускали товары в кредит, стоило ему лишь сверкнуть на них глазом. Он стал нравиться женщинам. Да! И молодым тоже. Они находили его неотразимым, похожим на какого-то киноартиста. А некоторые так прямо и называли его за глаза Бельмондо.
      Но Вениамин Петрович был начеку и никому не отдавал свою руку, сердце и глаз.
      Жить стало интересно. Одно, правда, беспокоило Бунькина -- второй глаз. В нем абсолютно ничего не было. Белок, зрачок, и все. То есть глаз пропадал ни за грош!
      Вениамин Петрович стал чаще гулять. Особенно в ветреную погоду. Ночью. Когда никого не было рядом. Он выбирал закоулки позапущеннее, бережно прикрывал левый глаз, широко открывал правый, но ничего путного не попадалось. Дома он пристально разглядывал правый глаз в зеркале -- пусто. Ощущение было такое, будто грабят средь бела дня, а ты ничего не можешь поделать.
      Но вот однажды, когда погода была такая, что хороший хозяин собаку не выгонит,
      Вениамин Петрович оделся потеплее и, с третьей попытки распахнув дверь, вылетел на улицу. Его закружило, понесло, обо что-то ударило, ткнуло в урну. Обхватив ее руками, Бунькин дождался, когда ветер немного затих, приподнялся на ноги, и, цепляясь за стену, добрался до дома. В правом глазу что-то приятно беспокоило.
      Взлетев на третий этаж, он ворвался в квартиру, бросился к зеркалу и замер. В правом глазу, в самом уголке, что-то сверкнуло! Сомнений быть не могло -- там начала созревать новая жемчужина.
      Вторая жемчужина росла так же, как и первая. Скоро Бунькин почти ничего не видел. Его все время сопровождали какие-то заботливые люди. Они водили его гулять, усаживали есть, укладывали спать, на ночь читали курс иностранных валют.
      И настал день, когда Вениамин Петрович понял, что теперь принадлежит к избранному кругу очень богатых людей. Понял он это потому, что окончательно перестал видеть. Значит, вторая жемчужина достигла наконец нормальной величины.
      Дальше тянуть не было смысла -- пора начинать новую жизнь.
      -- Есть последняя модель "Жигулей". Цвет коррида.
      -- Это как выглядит? -- спрашивал Вениамин Петрович.
      -- Ну, полная коррида. Бычья кровь. Внутри полное стерео.
      -- Это самая дорогая модель?
      -- Да.
      -- Беру!
      Кто-то предложил Бунькину дачу на берегу моря:
      -- Двухэтажная. Гараж. Огромный участок. И под окном море-океан синее.
      -- Синее? Это в каком смысле? На что похоже?
      -- Ну, как небо, только жидкое. С утра до вечера прибой -- шшш.
      -- "Шшш". Это хорошо! -- Вениамин Петрович улыбался. -- "Шшш". Это то, что надо.
      Ему позвонили:
      -- Есть женщина немыслимой красоты, и пока что ничья. Берете?
      -- А какая она из себя?
      -- Фигура немыслимая. Непонятно, откуда что растет. Ноги стройнющие!
      -- Большие?
      -- Большие. Бюст. Два бедра. Глаза -- изумруды, волосы...
      -- Изумруды? Большие?
      -- Огромные!
      -- Беру!
      Осталась только формальность: отоварить жемчужины.
      Вениамин Петрович, естественно, лег на операцию не к кому-нибудь, а к самому лучшему специалисту и просил об одном: черт с ним, со зрением, главное не повредить жемчужины.
      Через два часа сложнейшая операция кончилась. Бунькину вручили небольшую коробочку. Там на черном бархате грелись в свете люстры два роскошных чуда природы. И Вениамин Петрович их видел двумя глазами.
      -- Одну пущу на расходы, а вторую -- на черный день. -- Бунькин ласково погладил жемчужины.
      Друзья на машине домчали его до мастерской старенького ювелира, но она не работала, оказалось, старичок накануне скончался. Тогда со смехом и криками помчались к магазину "Покупка драгоценностей у населения".
      Вениамин Петрович распахнул дверь, выложил на прилавок свое сокровище и сказал:
      "Примите, пожалуйста, у населения!"
      Приемщик с коробочкой ушел в заднее помещение и минут через десять вернулся, но уже с милиционером.
      -- Извините, -- сказал он, -- это фальшивые жемчужины. Очень ловкая, но подделка.
      -- Какая подделка? -- У Бунькина потемнело в глазах. -- Вы соображаете, что несете? Позовите директора!
      -- Забирайте свои финтифлюшки, гражданин, и уходите, пока не арестовали, -- сказал милиционер, мысленно сверяя бледный фас Бунькина с профилями разыскиваемых преступников. Но Бунькин ни на кого не был похож. Даже на себя.
      Вениамин Петрович выбрался на улицу и, прислонившись к стене, зарыдал никому не нужными теперь слезами. Бунькин с ужасом смотрел на слепящее, мокрое от его слез солнце, влажное небо, бестолково спешащих людей и ясно понимал: жизнь кончена.
      Ежедневно Вы не поверите: вот уже несколько лет во мне царит какое-то приподнятое настроение.
      На работе ежедневно тружусь с огромным удовольствием, переходящим в полное удовлетворение к концу месяца.
      Во время обеденного перерыва питаюсь с огромной радостью в новой столовой, где все способствует выделению желудочного сока, вплоть до еды. Которую ем с таким подъемом, с таким энтузиазмом, что до сих пор не пойму, что, собственно, все эти годы ем.
      Дома... Дома просто плачу от радости, когда с чувством выполненного долга, едва переступив порог, попадаю в объятия жены и подрастающего поколения, которому дал путевку в жизнь, а живем вместе.
      Как подумаю, что жена является бессменным другом, товарищем, всем, чем угодно, вот уже десять лет ежедневно, то испытываю такой прилив радости, что самому страшно. То же самое творится и с ней, родимой. Просто готовы задушить друг друга в объятиях. Особенно я. О других женщинах даже не думаю. Что вы! Когда думать, если непрерывно рядом любимая жена. Двое детей. Пацанов, шалопаев, бандитов рыжих, хотя я непреклонно черный. Собираясь в тесном семейном кругу, просто не знаем, куда деваться от жгучей радости! Тем более что квартира небольшая, но дико уютная. Ведь все сделано своими руками. Все! Антресольки, полочки, двери, окна, потолок, пол, санузел работает, как зверь.
      На работу еду как на праздник, в автобусе, который ходит строго по расписанию, которого никто не знает, однако все помещаются. Иногда вообще автобуса нет, а все помещаются! Едем в приподнятом настроении, просто висим в воздухе. А воздух!.. Если вздохнуть. Не надышишься им!
      На работе так окружен друзьями, что враги просто не могут пробиться. Трудно поверить, что на свете может быть такой спаянный коллектив. Не оставят тебя в беде, в радости, в горе, в получку, в аванс, в выходные и праздничные дни. О буднях не говорю.
      Каждый вечер, честное слово, каждый вечер всей семьей садимся за пианино и в любую погоду играем в восемь рук что-то из сокровищницы нашей музыкальной культуры. Все помещаемся, хотя тесновато и трудно с клавишами, а чтоб всем сесть, кому-то приходится выйти. Но звучания, как говорит участковый, добились замечательного, особенно когда соседи подхватывают мелодию на виолончелях или просто затягивают свое в ответ на наше.
      У нас удивительный двор! Чем-то напоминает раздолье. Озеленен полностью в синий цвет. Ничего более зеленого не нашлось, оно кончилось. Качели скрипят, но зато как раскачиваются с утра до вечера. А по ночам!.. Вверх-вниз! Вверх-вниз! Так привык, что, когда они не скрипят, останавливаются, просыпаюсь в холодном поту.
      С таким оптимизмом смотрю в будущее, что для настоящего уже не хватает. Все время сам себе по-хорошему завидую...
      Да что ж это такое со мной, а? Доктор?
      Слушай меня
      Солнце мое, слей вермишель, выключи утюг и слушай меня. У тебя путевка в Венгрию. Ты обязана отдохнуть там во что бы то ни стало.
      Перестань резать лук -- ненавижу женские слезы! Слушай меня. Никто тут без тебя не пропадет. Что я, лук не нарежу? Только напиши в завещании, из чего варить манную кашу. И зашей Кольке штаны. Дырка уже больше штанов. И все!
      Отдыхай там с чистой совестью. Ничего не привози. Не смей ходить по магазинам.
      Слушай меня. Непременно сходи в казино. Там должно быть. Зайди, поставь все на красное. И проиграй. Я не сошел с ума -- проиграй! Во-первых, не будешь мучиться, на что деньги потратить, во-вторых, пусть они видят, что для тебя просадить три сотни -- тьфу! Пусти им пыль в глаза за всех нас.
      ...Да пропылесошу я, пропылесошу!
      Закажи завтрак в номер. Как приедешь, хоть ночью, -- завтрак в номер немедленно. И кофе в постель! Не в лифт на бегу, а кофе именно в постель. Это другой напиток. Отмокай в кофе в постели.
      ...Я не знаю, откуда это пятно. После химчистки, наверно.
      Нет, не надо везти мне галстук. А я говорю, не надо! Одно "надо" всегда тянет за собой другое "надо". К хорошему галстуку надо хороший костюм, к костюму -- машина, а в машине надо ехать с другой женщиной. Зачем эти сложности?
      Слушай меня. Там международный курорт: немцы, итальянцы, возможны французы. Эти знают в женщинах толк. Всех на лопатки положишь. И запомни, заруби на носу: у тебя потрясающая фигура! Да, и здесь тоже. Слушай меня. Или ты думаешь, если я десять лет тебе мужем, то все атрофировалось? Я как представлю -- ты мне не жена -- от зависти волосы готов рвать.
      Главный удар наносим на пляже. Нет, в этом купальнике нельзя. Это две старые авоськи. Вернее, три. Купальник купишь там -- и везде только в нем. Нам с тобой скрывать нечего! В смысле есть что, но не будем скрывать. Наоборот! Слушай меня. Купишь мини-купальник. Он и дешевле. Прикроешь минимум, а максимум пусть видят все. Это красиво, дурочка ты! Стесняешься того, чем надо гордиться. Были бы у меня такие пропорции, я бы давно жил не с тобой и не здесь.
      Морщинки на лбу поверни на девяносто градусов. У тебя продольные от безысходности, а надо поперек, будто ты капризуля. Дай разворот плеч. Красивое тело твое -- это пропаганда наших достижений. Телом закроешь наши отдельные недостатки. Твое время сейчас. Ты должна слепить глаза, кружить голову. Пусть представители разных национальностей из-за тебя бросаются вниз головой. Им будет что вспомнить.
      Какое еще белье купить? Зачем? Нижнее белье никто видеть не должен. Поэтому наше белье самое нижнее в мире.
      И гуляй... Я тебе разрешаю все! Вплоть до. До, а не после! Пофлиртуй от души.
      Взгляд, намек, дай коснуться руки -- для флирта достаточно. Не наш флирт в доме отдыха, где выбора нет: слева домино, справа кино, сзади лектор, и, кто за руку первый схватил, тот и твой! Флирт -- это процесс, а не результат.
      Опять за свое! Да, к этим туфелькам надо бы новое платье. Надо бы. Ну купи одно платье на двоих, скинься с товарищем. Для ансамбля и сумочку? Почему мужчины все для себя, а женщины для целого ансамбля? Девочкам на работу сувенирчиков, а то не простят? Верно. Кольке зимой не в чем ходить? Одну зиму не походит. Ну черт с ним, купи! Верочке попробуй не привези, сожрет.
      Ты уже и список составила? Ого! Ого! А есть ты там собираешься? Поешь поплотнее здесь. А что остается для удовольствий, что? Вот эти гроши?! Эх, ты...
      Но когда вернешься, тебе все равно будут завидовать, как курочки перелетным птицам. В конце концов, важно, как ты выглядишь здесь, а не там. Ни в чем себе не отказывай, а вернешься домой -- отдохнешь.
      Ключи
      Знакомый жил на пятом этаже. На площадке второго этажа маленькая девочка схватила меня за рукав и, протянув ключ на веревочке, сказала: "Дядя, открой дверь!" Глаза у нее были зеленые, зубы разные. Лет пять-шесть. Действительно, до замочной скважины она доставала с трудом. Замок был ужасно разболтан, ключ в нем проворачивался, дверь не открывалась.
      -- Коленом, -- посоветовала девочка, недвусмысленно переминаясь с ноги на ногу. Поняв, чем это может кончиться, я прижал дверь коленом, крутанул ключ сильнее и влетел в квартиру. Девочка метнулась в туалет.
      Я оглянулся. Однокомнатная квартира. Но комната солнечная и больше нашей.
      Обстановка приличная, но беспорядок потрясающий. Не то что у нас дома, где каждую вещь заставляли обязательно класть на свое место.
      На пианино стояла фотография красивой женщины: зеленые глаза, крупный рот...
      -- Я уже! -- радостно сказала девочка.
      -- Молодец! -- Я погладил ее по теплой головке. -- Держи ключ и скажи папе...
      -- Папы у меня нет и не было. Мы с мамой вдвоем. А газ включите?
      Я включил.
      -- Поставьте чайник, подогрейте оладушки.
      -- Бойкая какая, -- подумал я, скидывая ножом оладьи со сковороды в тарелку.
      -- Спросите: Алиса, с чем ты хочешь оладушки, с вареньем или со сметаной?
      Я спросил.
      -- С медом, -- засмеялась Алиса. -- А знаете, где мед?
      Я наугад ткнул пальцем в холодильник. И угадал. Девочка принялась уплетать оладьи, запивая их чаем, черпая из банки мед. Я подумал, что, как порядочный человек, сделал все, что полагается, и могу уйти.
      -- Сказку! -- повелительно сказала Алиса.
      -- Да, но... Черт побери! -- сорвался я. -- С какой стати ты командуешь?
      -- Сказку! Сказку! -- настаивала она и облилась чаем. -- Вот видишь, что ты наделал? А если бы я в чае утонула? Мама бы тебя побила. Кроме меня, у нее никого нет.
      -- В некотором царстве, в некотором государстве... -- уныло начал я пересказывать "Анну Каренину" -- единственное, что помнил из прочитанного.
      Слушала она необыкновенно! Не то что мой трехлетний оболтус Витька.
      В конце истории Алиса зарыдала и бросилась мне на шею. Когда она успокоилась, я украдкой посмотрел на часы -- полседьмого! Три часа неизвестно почему я находился в чужой квартире с этой девочкой. Я уже плюнул на визит к знакомому, но час назад пора было прийти домой. Все! Хватит!
      -- Видишь ли, Алисонька, я тебе рассказал все, что знал, а теперь мне надо...
      -- Правильно! А теперь надо, чтобы я тебе почитала стихи. Ну, слушай.
      Эта девочка знала стихов намного больше меня. Сразу чувствовалось: девочкой занимаются. Не то что моя жена с моим сыном.
      За окном были сумерки, когда Алиса, невнятно дочитав стихотворение, замурлыкала, свернувшись калачиком у меня на коленях. Внезапно вскочила:
      "Слушай! Почини замок! Почини! Мама обрадуется. Вот молоток".
      Я посмотрел на часы -- все равно дома будет скандал, так пусть он начнется позже. Я заворачивал ножом последний шуруп в замке, когда дверь распахнулась, ударив меня по лбу. Когда очнулся, надо мной склонилась женщина с зелеными глазами.
      -- Извините! Как хорошо, что вы все-таки пришли, -- затараторила она, вытаскивая покупки. -- Три месяца, как я вызвала слесаря из конторы, а вас все нет и нет. А что Алиса делала сегодня?..
      Пока она болтала, я рассмотрел, кроме зеленых глаз и красивого рта, длинные золотые волосы, легкую фигуру в прелестном платье с большим воротником.
      Одевалась она современнее моей жены, которая только и может выписывать кучу журналов с дурацкими выкройками. Я протянул хозяйке ключ и предложил открыть дверь. Замок работал безупречно!
      -- Спасибо! -- улыбнулась она. -- Сколько я вам обязана? Трех рублей хватит или полагается пять?
      Обидевшись, я хотел сказать: за то, что я сегодня переделал, полагается десять рублей, но сказал: "Извините! Я не слесарь. Шел мимо, ваша дочь затащила меня сюда. Сижу с полчетвертого, включаю газ, кормлю ее, рассказываю сказки -- неужели за пять рублей?"
      -- Мама! Не ругай дядю. Он хороший. Про тетю Аню и поезд рассказывал, -- вступилась за меня Алиса, уже перемазанная шоколадом.
      -- Ради бога, извините! -- смутилась женщина. -- Опять Алисины фокусы. Даже не знаю, как вас отблагодарить!
      -- Накорми дядю, он голодный, -- сказала Алиса.
      -- Ой! Вы же проголодались! -- Женщина бросилась на кухню. Алиса тем временем достала свои рисунки и стала объяснять, что нарисовано. Алисина мама вернулась с подносом, на котором аппетитной горкой лежали гренки, бутерброды с сыром, две чашки кофе...
      Представив, что заявила бы супруга, застав меня тут, я вскочил.
      -- Благодарю, но...
      -- Никаких но. Садитесь, будем ужинать.
      "Какая-то фантасмагория", -- подумал я и пристально посмотрел в зеленые глаза женщины. Она не отвела глаз, и я пролил кофе на брюки.
      -- Ой! -- испугалась она. -- Что мы наделали?! Быстренько снимайте брюки, я замою, а то пятно будет.
      -- Да, но... -- промямлил я.
      -- Пока наденьте мой халат.
      Что оставалось делать? Явишься домой с таким пятном -- скандал. Я вышел на кухню, надел мягкий, ароматный халат.
      Пока Галя возилась с брюками, мы с Алисой смотрели телевизор и хрустели гренками. В жизни не ел ничего более вкусного!
      А экран телевизора явно больше нашего. И видимость лучше.
      Галя вернулась, сказала, что брюки сохнут над плитой, и села к нам на диван.
      "Курите?" -- спросила она.
      -- Да, -- ответил я и вспомнил, что дома жена не позволяла курить в комнате.
      -- Давайте закурим, -- обрадовалась Галя.
      Мы закурили. При вспышках сигарет, я любовался ее лицом.
      В десять часов у Алисы стали слипаться глаза.
      -- Все, -- сказала она, -- будем спать.
      -- Да, но... -- начал я.
      -- Нет. Уже поздно. Сейчас все спать, а утром в зоопарк поедем! -закричала Алиса.
      Ну что мне оставалось делать?.. Утром действительно поехали в зоопарк.
      Еще неделю я чувствовал себя неловко, понимал, что надо бы зайти домой или хотя бы позвонить. Но так и не собрался. Было много работы по дому. А я не люблю делать тяп-ляп.
      Через два года Алиса пошла в первый класс. Успехи ее в рисовании были поразительные.
      С Галей все это время жили прекрасно. Но последнее время стали жить хорошо. А вчера я понял: все-таки мы с ней разные люди. Посудите сами: дома постоянный беспорядок, никогда не найдешь то, что нужно. А что за манера курить в комнате при ребенке? И скажите, сколько лет подряд можно есть одни гренки? Но, как порядочный человек, я терпел, потому что не мог бросить женщину с ребенком.
      Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы сегодня, поднимаясь по лестнице к знакомому, я не наткнулся на маленького мальчика. Он протянул ключ и сказал:
      "Дядя, открой дверь! " Разве я мог отказать ребенку?
      Замок никак не хотел открываться, и я понял: эта история надолго.
      Между Ничем в жизни человек так не обеспечен, как тоской. Оттого тоскуем, что ко всему привыкаем.
      То, чего когда-то не хватало, как воздуха, теперь не замечаем, как воздух, которым дышим.
      Недавно радовала крыша над головой, уже раздражают низкие потолки под этой крышей.
      Любимый человек -- жена, ближе которой никогда никого не было и нет, вот что досадно, плюс ее замечательный борщ со сметаной, ложка в котором стоит по стойке "смирно". Но сам борщ стоит уже вот здесь!
      То же с любимой работой, от которой ежедневно получаешь удовлетворение с восьми до семнадцати как проклятый. Оживление вызывает только обвал потолка, но, к сожалению, это не каждый день.
      И один умный посоветовал: надо все менять. Чтобы забыть, как кошмарный сон, очнуться в другом месте, потом вернуться, а там все как в первый раз, даже лучше.
      Значит, так, когда жена и борщ становятся поперек горла, зажмуриваешься, посылаешь к черту и с головой ныряешь в работу, забывая все на свете. День и ночь работаешь, работаешь, причем с удовольствием. И так вплоть до полного отвращения. До аллергии на товарищей по работе.
      Тогда зажмуриваешься, посылаешь к черту и ныряешь в другой город, в командировку. А там все новое: дома, женщины, консервы, тараканы в гостинице -- кошмар какой-то! Вплоть до того, что жена сниться начинает. Значит, пора в семью. Зажмуриваешься и с головой ныряешь в дом родной, в борщ, к жене, к детям. Млеешь там день, два, три, пока сил хватит, пока не бросишься из дому вон, на улицу, к незнакомым людям.
      Вот так, окуная себя то в одно, то в другое попеременно, носишься между своими привязанностями, к которым привязан на всю жизнь. Улетаешь, чтобы вернуться, как бумеранг. Через отвращение идешь к радости. И все как в первый раз. Даже хуже. Потому что со временем темп возрастает. И не успев толком плюнуть на работу, рвешь в командировку, от которой тошнит уже при посадке, поэтому первым же рейсом -- назад, в дом, из которого хочется бежать, едва переступил порог.
      Поэтому человек так любит переезды -- в пути находишься между тем, что было, и тем, что будет.
      Вот почему так хорошо в поездах, самолетах, такси и на верхней палубе теплохода. Потому что между.
      Адреса
      Опять задерживают рейс на Батуми. Нелетная погода. В кои-то веки собрался лететь -- чем нелетная? Нико ждет. Он сказал: "Приезжай, гостем будешь!" Я так давно не был гостем. Нико говорил: "Будешь пить молодое вино, есть хин... хин..." Не помню, но вкусно... наверное. Вот, адрес есть. Батуми, Тургенева, дом четыре... А квартира? Да! Нико сказал, квартира -- это и есть дом.
      Дом-квартира... Он сказал: "А полетим сегодня? С сестрой познакомлю". Чудной!
      Что я, птица, чтобы взлетать, не думая? А голова на что?
      А может, так и надо? Почему не сорвался, не бросил все? А что бросать?
      Что нас держит тут, кроме земного притяжения?
      Почему хорошо там, где нас нет? Может, и хорошо оттого, что нас нет? Прилетим, испортим, а пока там хорошо. Одни летят сюда, другие отсюда... Что же он говорил вкусное с мясом?.. Хинпури?.. Нет...
      Загорелось! Регистрация на Владивосток. Почему не Батуми? Владивосток,
      Владивосток... У меня же там есть... Валентин! Вот адрес. Еще и лучше. Еще и дальше. На берегу океана. С ума сойти! Окна у Валентина выходят на океан. А куда выходит мое окно? Никуда не выходит. Хоть окно должно выходить куда-то.
      Лечу! Владивосток принимает! Океан! Плыви, куда хочешь, тони, где вздумается.
      Полная свобода. Да-да-да! Послать все подальше, начать с белого листа, с понедельника на берегу океана! Какой я, к черту, инженер, я в душе морской волк. Неужели там не требуются морские волки на постоянную и временную работу?
      Господи, лету-то всего девять часов. Девять... А сейчас?.. Сколько? Значит, завтра к матери не зайду опять... Просила мусор вынести в декабре. Кроме меня, никто не может. Все на мне, все. Сашка позвонит насчет лекарства... У меня же никого нет в аптеке, зачем обещал? Завтра суббота. Это значит -- к сестре.
      Посидеть с ее ребенком. Хоть в субботу имеет она право отдохнуть? Имеет. А я?..
      Неужели человек не имеет права нырнуть в океан и обратно?
      О, загорелось! Посадка на рейс Москва -- Париж? Вот это рейс! Париж, Па... Да у меня адрес есть. Вот. Визитная карточка. Мсье Жорж. Стояли на улице, так он, здесь я, честное слово! Он еще спрашивал, как пройти к универмагу. Что ему в нашем универмаге понадобилось, ума не приложу. Мсье Жорж Латен. Адрес не прочесть, не по-нашему, но парижане объяснят, они обязательно объяснят, как пройти, и я пойму. В лепешку расшибусь, но пойму. Париж... Еще значок ему подарил. На память о себе. Сувенир. Презент НТО -- Научно-техническое общество.
      Уес? Ол райт! Заходить, когда буду в Париже? Чтоб я был в Париже и не зашел? Не так воспитаны, Жорж! Когда прилечу? Да вот только ремонт закончу. И дела тут.
      Бизнес! Бутылки накопились, надо сдать. Ну, мани-мани, франки. Но когда вернусь, первым делом к вам, а потом уже к остальным французам. Оревуар,
      Жорж!
      Оревуар... Громко сказал. Две женщины покраснели -- что-то им в буквах почудилось.
      А что? Рвануть в Париж? Ведь адрес есть. На улице не останусь. Окна заклею, когда вернусь из Парижа. Жена тут не замерзнет. У нее кофта теплая, еще не старая, только на локтях протерлась. Я ей из Парижа кожаные заплатки привезу.
      Ругатъся не будет. Заплачет. Каждый раз плачет, когда из Парижа к утру возвращаюсь... Нет, сегодня в Париж никак, вот окна заклею... В другой раз.
      Адреса-то есть! Вот они, вот. Батуми, Владивосток, Париж, Киев, Наратай какой-то. По всему миру, по всей земле горят посадочные огни. Везде дадут переночевать, воды испить. Адреса есть, значит, могу, пусть не сегодня, завтра, послезавтра, но могу! Главное -- не чувство полета, а чувство возможности чувства полета. Вот от чего захватывает дух.
      Ого! Семь часов. Пора лететь домой. Что-то важное там. Раз никуда не лечу, значит, там очень важное... Если опять никуда не лечу...
      Лекарство
      Господи! Что за жизнь пошла! В кармане шороху рублей на пятьдесят, не больше!
      Полгода назад был Рокфеллером, а сегодня у нищего в кепке накидано больше, но с ним рядом не сядешь. Все места заняты!
      Жена ушла к другому и даже записки, гадина, не оставила -- к кому именно! Где, спрашивается, ее искать? Только она знает, где носки чистые!
      Лег на диван -- за стеной сосед жену из последних сил лупит. И слова через стенку отчетливо, бегущей по мозгу строкой. Думал, мат заглушу, включил телевизор. По всем трем программам: рвануло, завалило, обрушилось, отравилось... Ну со всех сторон обложили... Сунулся в ванну забыться в воде.
      Намылился, вода в душе высморкалась и ушла. В Гольфстрим, подлая, подалась, где теплее! Вытерся зажмурившись, чтоб мыло в глаза не попало -оказалось, не полотенцем, а половой тряпкой! Кто ее тут повесил? Кто?!
      И тут вдобавок ко всему заболел зуб. Но как! Полез на потолок, на стены. И слышу с той стороны по стене кто-то лезет, и не один! Все! Хватит! Из любого положения есть выход! Где веревка? Та-ак. И веревки в этом доме не найти!
      Остается одно. Из окна. Слава богу, этаж седьмой -- не промахнешься! Перед тем как стать на подоконник, кинул в рот таблеточку анальгина. Пока дергал перекошенное за зиму окно, вдруг успокоился анальгином зуб. Ушла боль из щеки, из головы, из сердца. А ну слезай с подоконника! Если разобраться -- все замечательно!
      Денег мало? А когда и у кого их было много?
      Жена ушла к другому. Ради бога! Пусть он тоже помучается! Целую неделю свободен, раньше она не возвращается.
      Сосед жену лупит за стенкой! А если без стенки? И они тебя в четыре руки! По телевизору ужасы разные, но вокруг, пока до тебя не дошло! По первой программе недолет, по второй -- перелет, третья -- мимо! Все еще жив! Был бы порядок в доме, нашел бы веревку -- повесился, чем бы тогда телевизор смотрел? Чем вздрагивал от того, что на белом свете творится!
      Это слава богу, что зуб заболел, а потом отпустило. Жизнь прекрасна.
      Запомните: лучшее средство от хандры -- зубная боль!
      Женись, Не женись...
      Одни говорят: не будь дураком -- женись! Другие говорят: не будь дураком -- не женись! Так как тут не быть дураком! Кем быть?!
      Говорят: если жениться, то на женщинах. Тут выбора нет. Но на каких?
      Старше или младше? Если она старше тебя, то, как говорят пострадавшие, жить с ней проще. Проще, но не долго. Потому что скоро она тебе в матери начинает годиться. А потом в отцы.
      Если наоборот -- она младше, а ты старше, то, по словам потерпевших, с ней лучше, но дольше. Потому что она хороша, как майская роза, и с утра до вечера цветет, а ты, как старший товарищ, все делаешь сам. Готовишь, стираешь, ешь и ждешь, когда этот бутончик распустится!
      Ну, так как же?! Ладно, с этим разобрались.
      А что лучше: умные жены или, наоборот, красивые? Конечно, каждому мужчине приятно держать в доме красивую женщину. Но кто себе это может позволить?
      Остальные ходят в гости посмотреть. Начинается необоснованная ревность, неоправданные побои, непредумышленные убийства, словом, нервотрепка!
      А умные? Иметь жену умнее себя -- это на любителя. Зато с глупой сам чувствуешь себя академиком! Но это не жизнь, а сплошной симпозиум!
      Ладно. С этим разобрались.
      Хорошо, когда она хозяйственная или, наоборот, бесхозная? С хозяйственной всегда накормлен, заштопан, выглажен, побрит. Дома полный порядок. Придраться не к чему. Значит, целыми днями ходишь, ищешь, к чему бы придраться?! Если она бесхозная, все вверх дном, и два часа ищешь брюки, потом плюешь и уходишь в пиджаке. Так жить, конечно, интересней, но сколько так вытерпишь?
      И если жениться, то как часто?
      Но иногда хочется простой человеческой ласки, а дома жена! Как быть?
      И, наконец, сколько надо иметь детей? У кого их нет, советуют: пять-шесть, у кого единственный, говорят: один -- многовато! И почему, когда ждешь мальчика, рождается девочка, ждешь девочку -- рождается мальчик. А когда вообще никого не ждешь -- откуда ни возьмись -- двойня!
      И еще. Если уж ты женился, и живешь, не рыпаешься, то дарить ей цветы каждый день, чтобы к запаху их привыкла, или каждый год, чтоб от мимозы шарахалась и плакала?
      Если помогать ей по хозяйству, то брать на себя только мужскую часть ее работы или не мешать ей? Пусть гармонично развивается.
      Уступать ей во всем или только в том, что самому хочется? Сохранять ли ей верность? Если сохранять, то сколько раз? Как часто говорить ей, что она самая хорошая, самая красивая, самая единственная? Раз в неделю? Или по четвергам?
      Или сказать один раз, но так, чтобы на всю жизнь запомнила!
      Вот так-то. И с этим разобрались! Так что выход один. Даже два! Или женись, или, в крайнем случае, не женись!
      А там разберемся. Ведь вся наша жизнь состоит из мелочей, на которые не стоит обращать внимания.
      Алиби
      Уму непостижимо, как она догадалась, что в ее отсутствие у меня кто-то был.
      Ведь никаких следов, никаких. Наоборот. Бросился ей навстречу как мальчик. Не в рваной пижаме, -- в костюме, при галстуке. Не дай бог огорчить ее чужими духами -- одеколона глотнул. Упал на колени не пьяный, а трезвый, с цветами, которые оставила та.
      Потом обнял крепко, поцеловал так -- у самого дух захватило! За стол усадил, ужин подал, а пока она ела, затеял стирку, продолжил уборку, с мебели пыль стер чуть ли не с лаком лет на восемь вперед! Непрерывно выносил мусор, целуя ее по дороге, и кричал на весь дом, что лучше ее никого в мире нет. И вдруг ни с того ни с сего она бац! меня по физиономии! Значит, что-то почувствовала. Но как?!
      Джоконда
      Рабочий день кончился. Александр Сергеевич Кукин отстоял в очереди за пивом, выпил большую кружку, подумал, добавил маленькую и решил пойти домой пешком, подышать свежим воздухом в конце концов.
      За углом шевелился хвост длиннющей очереди. "Что выкинули?" -поинтересовался Александр Сергеевич. "Джоконду!" -- гордо ответила девушка с большой хозяйственной сумкой. "Надо бы взять", -- машинально подумал Кукин, но, прислушавшись к разговорам, понял, о чем идет речь, и усмехнулся: "Да.
      Деградируешь, Кукин. Забыл, кто такая Джоконда. А когда-то марки по живописи собирал!"
      Александр Сергеевич разглядывал лица стоящих в очереди: "Вот люди, следят, мерзавцы, за искусством. Интересуются! Театры, музеи, рестораны. А я? Придешь с работы -- диван, телевизор, сигаретка, -- все развлечения.
      Вырвешься иногда с людьми посидеть -- так дома она глазами тебя изведет! А так охота пожить культурной жизнью!" -- мрачно подумал Кукин. И занял очередь.
      Продвигались мучительно медленно. Из разговоров выяснилось, что Джоконда -- любовница Джулиано Медичи, герцогиня Констанца д'Авалос. Не просто Авалос, а "д"! Некоторые утверждали, что она, наоборот, была законной женой богатого флорентинца Франческо Джоконды. И взяла фамилию мужа, Джоконды.
      -- А вы как думаете, гражданин? -- спросил у Кукина мужчина сквозь добротную бороду.
      "Побрился бы, искусствовед!" -- подумал Александр Сергеевич и сказал:
      -- Видите ли, мне плевать, чья она была любовница или жена. Для меня она произведение искусства!
      До входа в музей доползли через четыре часа. Кукин извелся и проклинал себя и Джоконду. Но столько выстояв, уйти не было сил.
      От очереди отсекли кусок с Александром Сергеевичем и запустили в музей. Он почувствовал второе дыхание, но внутри дела пошли еще хуже.
      -- Букинисты! -- выругался Александр Сергеевич, пытаясь определить наощупь, сколько в кармане денег мелочью, и нащупал крупную семечку. Он кинул ее в рот и сплюнул шелуху на пол. В это время его вынесло наконец к картине.
      Кукин еще не успел толком разглядеть за спинами, что там нарисовано, как почувствовал на себе чей-то взгляд. "Неужели персонал заметил, что я шелуху на пол бросил?" -- Александр Сергеевич покраснел и вдруг увидел женщину, которая не сводила с него глаз, едва заметно улыбаясь.
      Это была Джоконда. Законная жена Франческо Джоконды. Взглядом она давала понять, что видела, как Кукин сплюнул шелуху на паркет, но все останется между ними. Александр Сергеевич смутился еще больше, попытался спрятаться за чью-то восторженную спину и оторопел, увидев, как выражение лица на картине изменилось. Оно стало надменным, и, хотя рот Джоконды был закрыт, Кукин услышал шепот: "Свинья!"
      Александр Сергеевич пошатнулся, сошел с чьей-то ноги, но отвести от портрета глаза не мог. Съеживаясь он почему-то начал оправдываться:
      -- В чем, собственно говоря, дело? Не из-за шелупайки же? А что тогда? Если вы имеете в виду, что маме обещал вчера заехать, так я завтра у нее буду обязательно! Десятка в кармане не заначенная, она премия... Вчера не по своей вине задержался: собрание было. Подведение итогов. Сами знаете, чем это обычно кончается...
      Джоконда слушала внимательно, но по улыбке чувствовалось, она прекрасно знает, как все было на самом деле.
      -- А что, я уже не могу посидеть с друзьями по-человечески?! Ишь вы какая! А
      Виолетты Васильевны там не было!
      Кукин понимал, что сбивается на разговор с женой, но ничего не мог поделать, загипнотизированный удивительными глазами Моны Лизы. Его толкали в спину, хватали за руки, почему-то шепотом говорили:
      -- Гражданин, совесть есть? Свое отсмотрели -- дайте другим. Мы тоже деньги платили!
      И тут что-то произошло в голове Александра Сергеевича. Он бросился к портрету, закрыл его телом, закричал:
      -- Хватит глазеть! Дайте женщине отдохнуть! Сколько лет можно на вас смотреть?
      Противно же! Ты устала?
      Джоконда еле заметно улыбнулась, не раздвигая губ.
      -- Видели?! -- завопил Кукин. -- А я что говорил? Если она воспитанный человек и терпит, так вы обрадовались?! Разойдись!!
      Началась давка.
      Александр Сергеевич сражался минут десять. Наконец его вывели на улицу.
      -- Ваше поведение следует рассматривать как хулиганскую выходку. Но, учитывая, что хулиганская выходка была спровоцирована шедевром мирового искусства, -- вы свободны. Уже пятого сегодня выводим.
      -- Но скажите, она правда улыбается или мне показалось?
      -- А черт ее знает, -- покачал головой милиционер и улыбнулся загадочной улыбкой Моны Лизы.
      Кукин медленно брел по улице.
      -- Мона Лиза, Лизавета, я люблю тебя за это, и за это, и за то... -бубнил Александр Сергеевич. Внезапно лицо Моны Лизы начало двоиться, на него наплывало другое лицо, потом они наложились друг на друга, полностью совпали, и Кукин едва не полетел под машину:
      -- Лиза! Господи! Лиза! Да это же моя Елизавета!!!
      Сомнений быть не могло. На картине Леонардо да Винчи была изображена супруга Александра Сергеевича Елизавета Петровна в масштабе один к одному. Комок подступил к горлу Кукина:
      -- С кем живу? С шедевром мирового искусства! Народ сутки в очереди стоит, по рублю платит, чтобы одним глазком увидеть, а я с ней восемь лет живу и бесплатно!
      Александр Сергеевич всхлипнул:
      -- Скотина! Кто я такой? Герцог? Директор? А она герцогиня Елизавета д'Петровна. Может быть, я умница или просто красавец? С такой-то мордахой?! Что же я ей дал за красоту и ум? Дворец однокомнатный. Совмещенный санузел. И две тысячи лир годового дохода. Приемы устраиваю, балы? Где ей сверкать красотой, блистать умом? На кухне? Когда голову ломает, чем меня накормить... А когда-то подавала надежды. На пианино играла. Вплоть до Бетховена! И все наизусть, наизусть!
      Сукин я сын! Чуть на работе не так или настроение плохое -- по столу кулаком грохнешь: почему суп холодный?! Отчего картошка недожарена?! Я, видите ли, люблю с корочкой, чтобы на зубах хрустело.
      Кукин хрустнул зубами.
      -- А она все молчит. Чуть улыбнется, как все Моны Лизы, и молчит. Лишь на глазах слезинка блеснет. А как она раньше смеялась...
      Ни в театр ее не свожу, ни в музей, ни в цирк. В компанию не беру -ей все некогда.
      Телевизором не пользуется, это я потом, если поговорить охота, рассказываю ей, что было в четвертой серии. Кто такой Третьяк, не догадывается.
      Понедельники от суббот не отличает. Хоть бы раз вышла на улицу просто так, без дела, чтобы идти, не бежать.
      Купил косметики ей на пять рублей. Так она краситься не успевает. Руки! Ее тонкие руки с длинными пальцами покраснели от стирки. Увидел бы Леонардо да Винчи, что с ней стало!
      Кукин ударом кулака согнул фонарный столб и зашагал дальше, сбивая прохожих.
      -- Раньше на нее оглядывались все нормальные мужчины, а теперь ни одна свинья не обернется! И никто ей не поможет! Сына вырастил -- пять лет мужику, -- ничего по дому не делает!
      -- А я?! -- Александр Сергеевич плюнул на крышу троллейбуса. -- В магазин лишний раз не схожу. Пол мыть брезгую. -- Кукин застонал и сдвинул плечом газетный киоск. -- Такую Мону Лизу угробил. Варвар! Да я с ней рядом жить не достоин! Мне у нее конюхом быть! А где ее карета, где?! -Александр Сергеевич пнул ногой "Жигули", и они покатились по асфальту.
      -- Все! Хватит! Отныне превращу свой дом в музей-квартиру. Моне Лизе -- человеческие условия. Газ, водопровод, электронагревательные приборы переходят в руки народа, то есть в мои!
      Кукин, громко выкрикивая лозунги, шагал к рынку.
      -- На доме повешу табличку: " Здесь живет Мона Лиза Петровна". Вход с одиннадцати до двадцати часов. Выходной -- понедельник. Взрослые -пятьдесят копеек. Дети с инвалидами -- тридцать. Тьфу, дьявол! Что я несу?! Она просила принести три кило картошки -- я ей двадцать принесу! И не картошки, а лука. На все деньги лука! -- думал он, проталкиваясь между покупателями.
      Через пять минут Александр Сергеевич выбегал с рынка, прижимая к груди три красные гвоздики и авоську с морковкой.
      Дрожащими руками он открыл дверь квартиры. На шум вышла Елизавета Петровна в стареньком халате, с кочаном капусты в руках. Ее прекрасные глаза грустно смотрели на Кукина, губы чуть приоткрылись в улыбке.
      Похолодев от жуткого сходства жены с портретом, Александр Сергеевич бухнулся на колени, рассыпая морковку, и, выхватив из-за спины гвоздики, срываясь на шепот, произнес:
      -- Джоконда моя! Отныне...
      Мона Лиза выронила кочан и устало прислонилась к стене. 3агадай Простите, у вас на груди кто-то написал: "Нет счастья в жизне". Во-первых, не в "жизне", а в "жизни", а во-вторых, счастье есть! Я, например, счастлив, хотя многим кажется наоборот.
      Потому что борюсь за счастье, зубами рву! Вроде в любом трамвае в кассе счастливые билеты. Но ты добудь его! Я до кольца доеду, в другой конец города укачу, но счастливый выхвачу хоть у ребенка, хоть у пенсионера! И сразу ем, ем, ем, ем! Бывает, за день кроме счастливого билета во рту ни крошки. Даже если сумма на билете на один, на два не сходится -- ем на всякий случай! Голод притупляется.
      И когда между двух тезок садишься, любое желание исполнится. В гостях пусть до драки, но влезу между двух Петь или двух Клав живой или мертвый! На днях повезло: между трех Кать втиснулся. Честное слово! Кати попались -- между ними комар не проскочит. А я прорвался! Пиджак по швам, одну Катю вдребезги, но свое загадал! Подумаешь, чьей-то Кате муж по башке треснул. Не убил же! Мое счастье!
      Вас случайно не Эдуардами зовут? Жаль. Могли бы хорошо посидеть!
      А если двое разом одно и то же ляпнут, что делать? Не знаете? И хотите, чтобы все было хорошо? За черное хватайтесь немедленно! У меня шнурки только черного цвета. Чуть хором что скажут, я р-раз -- и к шнуркам! В автобусе в час пик уши свои оборву, капрон ваш, пардон, раздраконю, но желание шнуркам загадаю! А если повезет -- в это время во рту билет счастливый, а по бокам капрон двум Зинам порвал, -- ура! Пусть из автобуса на ходу выкидывают -- мне петь хочется!
      А ночью чем занимаетесь? Спите?! Ненормальные! Вот почему у вас жизнь не клеится. По-вашему, звезды псу под хвост падают, да? Я ночь напролет у окна. От холода коченею, глаза слипаются, но пока не рассветет -загадываю!
      Звезды падают, я загадываю. Я загадываю, они падают. Пока сам не упаду.
      Засыпаешь как убитый, с улыбкой на губах. Знаю, все исполнится!
      Загадываю: "Только бы ничего не случилось! Только бы ничего не случилось!" И вы знаете, пока тьфу-тьфу-тьфу!
      Проездом
      Сосед Кубикова по купе откусил огурец и посмотрел на часы: "Через полчаса будет Кусыкино". Он помолчал, потом поднял на Кубикова глаза и улыбнулся: "У меня там дочка. Все собираюсь заехать, но поезд там не останавливается. Ну что ты будешь делать?"
      Через полчаса он открыл окно, вытащил из коробки розовую куклу и высунулся, как мог, наружу. Вскоре мелькнул белый домик, девочка в красном платьице. Она махала рукой.
      "Доченька!" -- заорал пассажир и, прицелившись, метнул через окно куклу.
      Девочка что-то крикнула, но ветер стер слова.
      Мужчина сел, обхватил голову руками и заплакал.
      Кубиков хотел спросить, как может быть дочка, если поезд не останавливается? Но вспомнил, у него ведь тоже где-то в Белоруссии дочь. Или сын? Или на Украине?
      Кубиков решил промолчать.
      Сила воли
      Кубикову приснилось, будто кто-то толкает его в бок. Он открыл глаза. Рядом на подушке темнела женская голова. "Ничего себе сновиденьице!" -удивился Кубиков и закрыл глаза. Открыл снова -- рядом тихонько дышала какая-то женщина. "Возьму себя в руки -- и все как рукой!" -- Кубиков зажмурился и взял себя в руки.
      Женщина делала вид, будто ее это не касается.
      "Ах, так!" -- Кубиков вскочил с кровати, схватил видение и выставил его за дверь. После чего вернулся и тут же заснул.
      Утром, выбрасывая в мусоропровод женское платье, чулки и туфли, Кубиков крутил головой и бормотал: "Приснится же такое!"
      Змеюка
      Опять начинается! Кто дома не бывает? Я? А кто был в прошлый четверг, если не я?
      Что? Не понял. Ты ревнуешь? Выкладывай, кто твои друзья-соперницы.
      Не понял. Что-что? Катерина?! Ну у тебя и вкус! Что в твоей Катерине особенного? Что ты в ней нашла, кроме фигуры? Она думает, если манекенщица, то кругом "ах" да "ох". Когда идешь с ней по улице -оборачиваются. Но нельзя всю жизнь ходить по улице. А в помещении приходится разговаривать. Для этого в голове должна быть хоть чайная ложка мозга. Твоя Катерина произносит пять слов в минуту, из них шесть -неизвестно зачем. С ней поговоришь -- и чувство такое, будто разгрузил вагон цемента, а тебе говорят: "Не тот вагон разгрузили, кидайте обратно!" И ты, моя умница, ревнуешь? Перестань!
      ...Не понял. Что-что? Валентина? Что за намеки? Ты ее видела? Нет? Тебе повезло. Представь существо, у которого не найти границы между головой, туловищем и ногами. Девушка весит девяносто шесть кило в одежде. А без нее еще больше. С ней только на кухне сидеть, когда свет выключен. Подумаешь, умная она. Любую неприятность за полгода предсказать может. А не предскажи она, так и неприятности не было бы?
      Вот змеюка, да?
      ...Не понял. Что-что? Клава? Вот видишь, до чего ты докатилась? Побойся бога! У нее же глаза через нос друг на друга смотрят, не мигая. Кроме себя, никого ие видит. Эгоистка. Представляешь, глазки? Вот так, крест-накрест! Чтобы встретиться с ней глазами, надо встать на стул и прыгнуть. В пути встретишься, если голову вот так повернешь. С ней только акробату кокетничать. А какой из меня акробат? Гимнастику по утрам не делаю... Кстати, тренировочный костюм заштопала? Хочешь, по утрам вместе бегать будем? Вокруг дома? Ты да я... Никуда я с Клавой не бегал! Ты представляешь, о ком говоришь? Вот такие глазки! Да я забыл, когда в последний раз встречался с ней глазами. Да и зачем? Единственный плюс -пончики с брусникой. Что лихо, то лихо. Тонну съешь, не заметишь! Но смотреть на нее при этом или говорить невозможно. С ней интересно только жевать. В этом весь флирт. У меня из-за нее живот растет. Она нарочно скармливает, чтобы ты меня разлюбила. Вот змеюка, правда?
      А мы живот подберем -- и все как прежде, да? Ну поцелуй своего тополька в щечку!
      ...Не понял. Кто следующий? Что-что? Здоровякова? Ну, извини. Это уж чересчур!
      Ну кому нужна женщина, которую только в морской бинокль разглядеть можно?
      Дюймовочка! Я ее как-нибудь принесу -- обхохочешься. И эти ее путевки в Сочи.
      В августе. Ты же не знаешь, что это такое. Пляж -- сковородка! Я горел и линял, как заяц, только успевал кожу снимать! И все из-за нее. Змеюка!
      Если бы ты знала, родная, как они мне все надоели! Иногда так хочется домашнего уюта. Летишь домой по лестнице бегом, как мальчик, открываешь дверь... а тут ты! И начинается.
      Чудачка ты! Ну к кому ты ревнуешь, к кому? У тебя такие бездонные синие глаза.
      Карие? Тем более. А какая у тебя замечательная кожа! Любая в огонь бросится, чтобы потом твою пересадили. Какие у тебя замечательные котлеты. Всегда котлеты и всегда замечательные. Соли маловато, но ведь ты купишь еще, правда? А кто за меня переживает, как не ты, солнышко мое? Зачем нам скандалы? Из-за чего? Из-за каких-то пяти-шести женщин? Да они мизинца твоего не стоят! Я им так завтра и скажу. Перестань. Посмотри, как смотрят дети, что они о тебе подумают? Ну успокойся!
      О господи! Ну почему я не могу хоть один-единственный вечер провести спокойно в кругу семьи? Если бы ты знала, как я по всему этому соскучился!
      Рецепт
      Девочки, кто чихнул? Валюша, ты? Слушай, есть средство от всех болезней! Мне бабка покойная оставила! При простуде что надо? Прогреться, пропотеть! При чем тут чай с малиной?! Бабка так говорила: прими на ночь стаканчик настоя столетника на спирту с каким-нибудь мужичком! Девочки, верное дело! Только этим всю жизнь и спасаюсь!
      Что значит, противно?! Лекарство, ради здоровья же! Посмотрите, как я выгляжу со всех сторон! Кто мне даст сорок пять? Да я того по стенке размажу!
      Тогда, помнится, после овощебазы кашель грудь разрывал так, думала все, конец!
      А приняла на ночь стаканчик столетника на спирту с нашим водопроводчиком Николаем Варламычем, утром просыпаюсь -- все как рукой! Ни кашля, ни Варламыча!
      Взять Галину Никитину из второго цеху. Врачи чуть ли не чахотку нашли! Ее домой завезли по дороге на кладбище с соседями попрощаться. А я заставила ее принять на ночь столетника на спирту с Варламычем! Она все стонала: "Не могу, нету моих сил!" А я говорю: "Жить хочешь -- прими, дура!" Приняла. Теперь как птичка порхает! Ну не сразу, я ей сказала: "Неделю попринимай!"
      Варвару как радикулит согнул! Поясница скрипела! Так скрутило, в голос выла баба! Я уговорила ее принять столетник с Варламычем. Тоже отнекивалась, мол, неудобно, девичья честь! Я ей говорю: "Забудь об этом! Я ж не ради удовольствия твоего рекомендую. Только распущенные что-то чувствуют во время этого. А приличная ничего не чувствует. Зато и потом ничего не чувствует, иммунитенция вырабатывается. Не ради себя, ради организма прими!" Ну она и приняла Варламыча на спирту, и как ее разогнуло, а?! В обратную сторону! Так и ходит теперь, голова от счастья назад запрокинута!
      Мне врач один знакомый тут все объяснил к утру.
      В бабе нарушается обмен веществ. Внутренности страдают, наружность портится.
      Так что, хочешь не хочешь, а принять надо! Не маски, кремы, одеколоны разные, а отечественного мужичка на спирту! И цвет лица как у меня будет! Яблоня в цвету!
      А Рубцова, помните, отравилась, помните? Пластом лежала, организм ничего не принимал. Заставила ее принять столетник с Варламычем. Три дня его принимала перед сном и натощак. Потом захожу -- Рубцова лежит пластом, но каким, девочки!
      Когда у Стрельцовой муж ушел, такие мигрени начались, на стену лезла, на начальство бросалась! Я ей говорю: "Дура, не врачей вызывай, а вызови ты водопроводчика Варламыча -- не пожалеешь!" Вызвала! Он пришел, гемеопат родимый!
      Теперь у нее болит голова, девочки? Да она забыла, что это и где находится!
      Ходит мягкая вся, мурлычет: "Под крышей дома твоего"!
      С мороза хорошо принять, пока не началось, для профилактики перед сном. Ну почему обязательно Варламыча? Просто он всегда под рукой! Можно любого отзывчивого мужчину, не обязательно водопроводчика! А что делать, бабоньки?
      Конечно, когда замужем, там хочешь не хочешь -- лечишься, а если ты одинокая?
      Как с простудой бороться и прочими недугами?
      Вон моя бабка с этим Варламычем до восьмидесяти пяти дотянула, как ягодка! И мне его завещала. Чего и вам рекомендую.
      Счастливчик У меня хоть однажды что-нибудь заболело? Ноги, сердце, печень, слепая кишка, даже не знаю, где они у меня.
      Разве у меня плохая трехкомнатная квартира? Магазины, театры, крематорий -- все рядом! Вы думаете, с потолка сыплется штукатурка или отклеиваются обои?
      Попробуйте отодрать. Лифт работает круглые сутки. Не везет в картах? Наоборот.
      Тогда на худой конец -- в любви? Но разве от меня ушла хоть одна любимая женщина? Или я был несчастлив в браке? Ни разу!
      Может быть, у меня плохой сон? Не знаю. Мне ничего, абсолютно ничего не снится.
      Ни одного кошмара за тридцать пять лет. Или у меня были неприятности на работе?
      Против меня кто-нибудь затевал интриги? Никогда. Все между собой.
      А где же те трудности, которые я не смог преодолеть? Или среди моих знакомых есть враги? Все они мои друзья. Меня раздражает, что я не могу достать что-нибудь эдакое? Ну что еще? Может, у меня неправильные черты лица? Если бы!
      Я хоть раз попадал в автомобильную катастрофу? Горел? Тонул? Ничего подобного!
      ...Тогда почему мне так грустно?..
      Искренне Ваш
      Хотите хорошо посидеть с друзьями? Чтобы чувствовали себя у вас как дома и до понедельника их было не выгнать? Пригласите меня. Буду украшением вечера!
      Знаю массу свежих анекдотов, начиная с 1825 года. Рассказываю в лицах, с акцентами, можно сдохнуть! Рассказав, смеюсь сам так заразительно -- животики надорвете! Это я гарантирую!
      Могу украсить любую компанию!
      В шумной компании веду себя как гусар, прыгаю из окна на спор. Причем практически не разбиваюсь. В серьезной компании ем до изнеможения. Любую дрянь.
      При этом расхваливаю хозяйку, которая смущается и говорит: "Ах, перестаньте!" А я все ем и ем, поддерживая застольную беседу о том, что есть нечего...
      Если собрались вегетарианцы или другие низкооплачиваемые работники, могу весь вечер пить чай, который люблю за то, что честно идет своим путем, а не в голову, как недорогие портвейны...
      Что еще? Скажем, все парами, так? А одна дамочка не пришей кобыле хвост, хотя выглядит гораздо лучше, но уж больно страшненькая. И вроде всем неловко, что она одна, а подойти страшатся. Вызовите меня! Выручу. Буду к ней предельно внимателен, пару раз, коснувшись чугунных колен, вспыхну. Сердце старой мымре разобью. Через полчаса она у меня умрет от счастья. А вы свободно вздохнете.
      Могу украсить любую компанию!
      А вы что такой грустный? Неприятности? Не с кем поделиться? Запишите мой телефон. Позвоните сегодня же. Раскроете душу, и, клянусь здоровьем матери, никто вас не выслушает так, как я! Все останется между нами, о чем разговор! Я ведь и слушать не стану, но кивать и вздыхать буду в такт, словно понимаю вас, как никто! А выговоритесь, станет легче. Будем нести ваш крест вдвоем.
      Что вас так скривило? Ваша жена слева или справа? Скривило налево. Какая прелесть! Жить да радоваться! А-а, десять лет радовались, сколько можно?
      Понял. Замечаете ее фигуру, только когда заслоняет телом телевизор? Но, мой дорогой, женщинам и на десятом году подавай чувства. Специфика организма!
      Хотите, соскучусь по вашей жене? Нет, серьезно? Встречу после работы с цветами от вашего имени. Ей же не важно, что я скажу, важно -- как! У женщин прекрасный слух. Они сразу чувствуют фальшь и готовы слушать ее годами!
      Зачем это мне? Не понял. Это нужно не мне -- вам! Вокруг столько вранья, хочется чего-то настоящего, искреннего, правда же? Ну так зачем вам грубая ложь непрофессионала? А я гарантирую высокое качество. Причем от чистого сердца.
      Спектакль плохой, но режиссер знакомый, надо подойти солгать что-то теплое? Не мучайтесь, сделаю в лучшем виде. Спустите меня на этого бездаря, я в два счета докажу ему, что он Феллини, а Феллини -- никто!
      Чуть не забыл! Могу часами смотреть правде в глаза.
      Вас интересует мое собственное мнение? Пожалуйста! По любому вопросу буду с пеной у рта отстаивать свое мнение, пока оно не совпадет с вашим.
      Не дай бог, смерть вырвала кого-то из ваших рядов! Не дай бог! Тут без меня не обойтись. На поминках буду так убит вашим горем, решат: поминки по мне. "Какое горе! Какое горе! Вы здесь, а он там! Почему хорошие люди умирают, а сволочи живут, я вас спрашиваю?! Я этого не переживу, чего и вам желаю!" Плачу шесть часов не переставая, так что больше никому плакать не потребуется.
      Хотя последнее время могу перепутать: заплакать на свадьбе, расхохотаться на похоронах... Устал. Хочется искреннего участия. Чтобы выслушали наконец меня.
      Увы, у всех свои дела. Никто от души не посочувствует. Ведь второго такого профессионала нет!
      Сколько я за это беру? Мы же интеллигентные люди. Какой тариф? Смешно! Только то, что дадите. А вы будете готовы отдать все! Искренность сейчас дорого стоит.
      Последнюю рубаху отдадите. Потому что ближе меня у вас никого не будет. Поняли?
      Это я гарантирую!
      На свадьбах, похоронах, вечеринках буду душой общества!
      Могу украсить любую компанию...
      Удостоверение личности
      Куда?! Куда ты дитем дверь таранишь? Ну оно читать не умеет, а ты? Я ж тебе сказал русским языком печатными буквами: круглые печати ставим по четным, квадратные -- по нечетным! Какое сегодня число? Геометрию проходила? Четное!
      Значит, за квадратной милости прошу в любой день. По нечетным.
      Ух, карапуз увесистый получился! Кило пять потянет. Девочка? Уже мальчик?! Иди ты! Имя? Глеб? Отчество? Семенович? Возраст? Десять месяцев? Иди ты! А выглядит моложе. Образование? Ах, да!
      Я понимаю: два часа ехала, ребенку десять месяцев, я понимаю. В транспорте с дитем в час пик. Жуткость! Толкотня, давка, все оборвут. Влезешь с мальчиком, вылезешь с девочкой. У тебя девочка? Ах, да! Глеб Семенович! Ну что я могу сделать? Квадратная печать нужна, а ты в четное заявляешься! Да, было наоборот.
      По четным -- квадратная, по нечетным круглая. Но людям неудобно было, не попадали на свою печать. Пошли навстречу. Поменяли местами. Опять вам плохо.
      Я понимаю: мать больна, оставить не с кем Глеба Семеновича, с работы еле отпросилась, я что, не понимаю тебя? Я тебя, голубушка, так понимаю! Ты сама не знаешь, как я тебя понимаю. Я сам не понимаю, как я тебя понимаю. Понимаешь? Но порядок такой. Порядок! Вот у меня этих печатей -десять кило. Я тебе куда хошь поставлю! Хошь -- на спину, как банки? А хошь... Хошь -- Глеба Семеновича опечатаю? Могу попочку заверить! Удобно. Ему -- "ваши документы". Он -- пожалуйста! С такой попочкой перед ним все двери распахнутся. Что ты! Хошь, шлепну, а?
      Нет, на бумагу не могу. Не положено. Так -- бумага, а шлепну ее -документ!
      Что ты?! Документ -- это... документ, солнышко мое. Удостоверение личности.
      Нету удостоверения -- нету личности. Вот так-то!
      Я понимаю: муж завтра улетает в Кишинев, справку должен отвезти, а то не пропишут. Не пропишут. Я тебе точно говорю: не пропишут. Там же такие люди, они будут человека гонять в Кишинев и обратно, как пацана. Им наплевать на время, деньги, нервы. Им наплевать, женщина-мать столько ехала, еле отпросилась, стоит тут, дрожит как мокрая курица, а все сидят. Встать! Женщина-мать перед вами стоит, мокрая курица, никто место не уступит. Встать!
      Садись, распакуй Глеба Семеновича, упарился. У-тю-тю! Кормить не пора? У тебя молоко есть? Если кончится, вот боржом. Молоко с боржомом от простуды хорошо, а он кашляет. Один мальчик вот так кашлял, кашлял и... ну, ладно!
      Ты не представляешь, как тут крутишься. Зрачки квадратные! И голова тоже. В день до двухсот справок опечатываю. Уже могу, смотри: одной рукой четыре печати одновременно и все -- в десятку! Могу с закрытыми глазами! Могу стоя! Лежа! С колена! В темноте попаду. Мне одно скажи: четный, нечетный.
      Глеб Семенович смеется. Печать хочет. На, поиграй! С детства надо приучать по четным -- за круглой, по нечетным -- за квадратной. Видишь, Глеб Семенович, как люди в очереди сидят? Вырастешь -- сам сядешь! Вон дядя седой в очках, видишь, щечка у него -- тик-так, дергается -- тик-так, как часы... Чего-то у него отстают. Помню, когда первый раз пришел за справочкой, ноздри раздувал, слышь, мамаша, землю рыл. Что ты! Ну я его осадил, я его стреножил, я его до нормального состояния довел. Спесь-то сбил. Не сразу, года три выпендривался, пену пускал, удила грыз. А счас на пенсию вышел, тихий-тихий. Книги читает. При мне тут всего Достоевского прочитал.
      Ну что ты плачешь, сердце мне разрываешь? Хочешь, с тобой зареву? Я все понимаю, но порядок должен быть, порядок. Черт бы его подрал! Справка -- это же... понимаешь? Это все! Как доказать, что ты жил? Справка. Проживал там-то тогда-то. Убыл, прибыл, состоял, принимал, прописался, выписался... О! Глеб Семенович выписался... Не утерпел. Эх, ты! Вон гляди: дяди, тети сидят месяцами, терпят. Терпеть надо, Глеб Семенович!
      Мамаша, не реви! Я понимаю: десять месяцев ехала, ребенку два часа, я понимаю.
      Но что я могу сделать? Порядок такой.
      Не могу видеть, как ты с ребенком мучаешься. Не могу! Ну ладно. Так и быть.
      Смотри, что я делаю. Но только... тсс... Ради тебя. Ради Глеба твоего Семеновича. Давай справку. (Ставит печать.) Никому еще в четный квадратную не ставил. А тебе поставил. Кладу ее сюда. Приходи завтра в любое время отдам. Ну чего у тебя слезы круглые капают? Круглые по четным, квадратные по нечетным. Глеб Семенович, ты это с молоком матери, будь любезен...
      Муха
      Старая муха самоотверженно билась башкой о стекло. Наверно, часа полтора.
      Отлетала назад, разворачивалась и, свирепо жужжа, бесстрашно шла на таран.
      По другую сторону окна, там сидела молодая, зеленая еще муха и полтора часа, затаив дыхание, глядела на то, что делает старая. Правда, молодая никак не могла взять в толк, зачем пробивать головой стекло, когда рядом открыто окно настежь.
      Два часа героически сражалась старая муха. Уже стекло вроде дрогнуло, но и муха упала без сил. По пластунски добралась до открытого окна, перевалилась на карниз, где и раскинулась, дергая лапками.
      Молодая муха подбежала и робко спросила:
      -- Простите, что отрываю, если не секрет, зачем биться головой о стекло, когда рядом открыто?
      Старая муха ответила, еле двигая челюстями:
      -- Глупая ты. Оттого что молодая. В открытое окно любой дурак вылететь может.
      Ну а радости-то? Влетел, вылетел, влетел, вылетел. Разве живем ради этого? А вот ты поработай своей головой, пока не распухнет, пока пол с потолком не сольется! И когда жужжать уже нечем, вот тут и ползешь туда, где открыто. Если б ты знала, как мне сейчас хорошо!
      Молодая муха старалась не смотреть на распухшую голову старой, а та продолжала:
      -- Мой папа всю жизнь бился головой о стекло. Мама покойная билась. И мне завещали: только преодолевая трудности, почувствуешь себя человеком! Поняла?
      Вон окно, начинай! Под лютню Бунькин бродил по универмагу, смотрел, трогал, спрашивал цену и шел дальше.       В отделе грампластинок, увидев симпатичную продавщицу, он задержался.
      Облокотившись о прилавок, Бунькин под музыку разглядывал девушку, пока ее не позвали: "Лизанька, на минутку!" Продавщица красиво двинулась в сторону, всей фигурой попадая в такт музыки.
      Провожая ее глазами, Бунькин увидел на конверте для пластинок знакомую картину: старинный молодой человек играл на чем-то деревянном. На столе стоял роскошный букет и аппетитной горкой лежали фрукты. "Лютнист!" -- радостно опознал Бунькин. Художник был, кажется, итальянец с украинской фамилией на "о", но не Тинторетто.
      Продавщица вернулась. "Взглянуть можно?" -- спросил Бунькин, показывая на конверт. "Стерео", -- донеслось из продавщицы.
      -- А что там?
      -- Я же сказала -- "стерео"! Платите четыре рубля за комплект. Осталось три штуки.
      Бунькин заплатил и подал чек. Девушка протянула ему пакет. Дома, разорвав бумагу, Бунькин увидел два конверта для пластинок. На каждом был нарисован "Лютнист".
      В первом конверте было пусто. Во втором лежал листок бумаги.
      "Для получения наилучшего стереоэффекта, -- читал Бунькин, -- 1. Источники расположите на расстоянии около двух метров. 2. Сядьте посередине. 3. Голову поместите параллельно источникам. 4. Желаем приятного путешествия в эпоху Возрождения!"
      Бунькин треугольником отмерил два метра. Поставил конверты на тумбочки. Сам сел посередине на стул. И, уставившись в стену перед собой, стал слушать.
      Стереоэффект был удивительный! Сначала наверху спустили воду. Потом слева послышался детский смех. Внизу ударили в литавры или упала кастрюля и кто-то выругался красивым баритоном. После этого забарабанил по стеклу дождь и заныла скрипочка.
      Бунькин, как зачарованный, смотрел в стену, чувствуя необъяснимое волнение. А тут еще вступил рояль! Откуда-то сверху, где в первой части спускали воду.
      Теперь это была гамма до диез мажор. Бунькин слышал ее не в первый раз, но почему-то к горлу подступил комок. Бунькин зажмурился, чтобы глаза отдохнули от рябящей стены, и подумал: "Великая вещь -- искусство! Ни от чего я так безумно не отдыхаю, как от него. -- Он сжал затекшие пальцы левой ноги. -- И как я раньше жил без всего этого?! Без Стравинского! Без Сезанна! Без Фолкнера!
      Читать его тяжело, но когда прочтешь, -- такое облегчение!"
      Тут Бунькин услышал новый звук. Он открыл глаза. Звук шел справа. И слева. Это была наверняка не скрипка. И не электробритва. Бунькин начал вертеться на стуле туда-сюда и ахнул, увидев, как лютнист на левом конверте пощипывает струны. Его коллега на правом конверте делал то же самое. Звучала лютня!
      Казалось, лютнисты щиплют не струны, а Бунькина, потому что по коже забегали восхитительные мурашки. А тут еще продолжал заливаться рояль наверху, ныла скрипочка под дождем и чей-то красивый баритон не то ругался, не то пел что-то знакомое.
      Вспомнив про инструкцию, Бунькин повернул голову параллельно конвертам и снова уставился в стену. И действительно, именно при таком расположении головы, глядя на обои, слушая лютню, он полностью ощутил красоту картин великого итальянца с украинской фамилией на "о". Бунькин почувствовал запах цветов, нарисованных на конверте, и вкус сладких груш. Вот это был стереоэффект!
      Бунькин подумал, что со временем можно будет собрать неплохую коллекцию картин.
      Он представил, как гости сидят и восхищенно смотрят в затылок друг другу, любуясь стереокартинами, висящими по бокам.
      ...Прошло часа два. Два часа необычного общения с искусством! Появилась приятная усталость, будто обежал весь Эрмитаж. Хотелось встать, потянуться, но было неловко перед играющими лютнистами. Чувство было примерно такое, как в музее, когда, рассматривая полотно, не отходишь от картины раньше других, чтобы окружающие не подумали, будто ты не понимаешь в живописи.
      Бунькин вспомнил, как однажды чуть с ума не сошел, когда с одним идиотом кружил около картины, заходил и справа и слева, подходил, отходил, а тот за ним -- шаг в шаг! Боялся показаться менее интеллигентным, скотина. Хорошо, в семь часов дежурная выгнала обоих.
      Но вот кончился дождь. Захлопнули крышку рояля. Перестали вибрировать лютни, и женский голос наверху сказал: "Ну вот, теперь в комнате порядок. Пойди пылесос вычисти". Стало тихо. Бунькин встал, потянулся и пошел разогревать чай.
      Через неделю Бунькин заглянул в отдел грампластинок. Продавщица все так же, не мигая с того дня, смотрела поверх покупателей. Бунькин кашлянул и сказал:
      "Девушка, большое спасибо за лютнистов. Получил огромное наслаждение.
      Новенького ничего нет? "
      -- А-а, -- вздохнула продавщица. -- Наконец-то. Возьмите. -- Она достала из-под прилавка пакет.
      -- Что это? -- насторожился Бунькин.
      -- В тот день накладка вышла: прислали пустые конверты, пластинки подослали только на этой неделе. А мы в тот день тысячу пустых конвертов продали. И хоть бы кто за пластинками вернулся! Вы первый.
      -- Да-да, конечно, -- бормотал Бунькин, -- а что на пластинках?
      -- Итальянская музыка эпохи Возрождения.
      "Прекрасно", -- думал Бунькин, быстро шагая по улице. Он представил, как под настоящую музыку Возрождения в окружении двух лютнистов смотрит в стену...
      Стереоэффект должен был получиться потрясающий.
      Не порть людям!
      Достаточно. Остальные куплеты я помню. Как бы вам это объяснить?.. Хочется больше оптимизма, жизнеутвердительности, я бы сказал. Нам песня строить и жить, что делает? Помогает! Без песни было бы вокруг "до чего же хорошо кругом"?
      После хорошей песни у людей чешутся руки. А после вашего произведения я не знаю, что у них будет чесаться. Просто не знаю. Искусство должно быть ясным, как сталь.
      Что вы заладили: "Это -- траурный марш". Я слышу, слышу. У меня отличный слух, иначе мне бы не доверили руководство этим участком музыки.
      Будут играть на похоронах? Замечательно. Нам нужны современные жизнерадостные похоронные марши. Но почему все так грустно, а? Что вам навеяло? Друг умер? Ну?
      А почему марш такой невеселый? Отчего во всем видите только плохое? Похороны?
      Собрались родные, близкие, в кои-то веки все вместе, а вам обязательно надо испортить людям настроение, да?
      Не порть людям, не порть! Ваша задача -- улучшать. А портить -- не порть.
      Давайте-ка еще глянем, где ошибочка. Сыграйте, сыграйте. Так, так... Стоп! Что надавили? Вот эту, черненькую? А зачем? Как ее? Ми-бемоль? Попробуйте нажать вот эту. Не то. А здесь надавите. Вот оно! Что нажали? Си? Превосходно! То, что надо! Вот вам и мажор. Видите, стоит нажать вместо того, что не надо, то, что нужно, и совсем не то. Вот вам основа искусства. Шире используйте клавиши. Вон их сколько. Как собак нерезаных. А вы в одном месте толчетесь -- бам-бам-бам...
      Конечно, невесело получается. А вы пройдитесь вдоль. По Питерской. Вот оно! Мой вам совет как композитору: меньше черных клавиш, больше белых. Музыка должна быть ясной, как сталь. Вы для кого пишете? Вы вообще знаете, для кого все вот это? Для людей? А надо писать для народа! Чувствуешь разницу?
      Напишите похоронный маршик, чтобы у людей ноги в пляс запросились. "Что там за веселье такое?" -- "А это поминки справляют!" Понимаете?
      При чем тут Шопен? Он, кстати, кто? Я понимаю, композитор, у меня записано. Чей он? Поляк? Тоже написал траурный марш? Но в какое время он его написал? Сейчас бы он написал такое? Да ни за что!
      Вы же талант. А он все может. Так неужели вы не можете написать то, что надо? Я понимаю, пишете то, что чувствуете. А надо ли чувствовать то, что вы чувствуете? Нет, сочиняйте все что угодно. Я вам даже скажу, что именно.
      Опять вы за свое -- "похороны, похороны". Я все понимаю. Да, слезы на глазах, ком в горле. Обязательно. Но какой должен быть ком? А? Ком оптимизма, понимаете? Чтобы ни вздохнуть, ни... Я понятно говорю? Чтобы от радости покойник в гробу перевернулся. Царство ему небесное.
      Нам, конечно, надо работать вместе. Вы можете, но не знаете что. Я знаю что, но не могу. Нам бы дуэтом! В тебе зародилось что-то, забулькало вдохновение, не расплескивай, беги не к роялю -- ко мне. Мы такой похоронный маршик сделаем -- вся страна подхватит!
      Ну иди. Сочиняй, твори, выдумывай, пробуй. И сразу -- ко мне. Будь здоров,
      Моцарт!
      Орел
      Всем известно: кукушке подложить яйцо в чужое гнездо -- раз плюнуть. Однажды взяла и снесла яйцо в гнездо воробья.
      Вернулся воробей вечером домой -- и что же он видит? Все яйца как яйца, а одно здоровенное, ну прямо орлиное!
      -- Так, -- сказал воробей. -- А ну, воробьиха, поди сюда! В глаза смотри!
      Выходит, это правда?
      -- Что правда? -- спросила воробьиха и покраснела.
      -- А то, что тебя видели с орлом. А иначе откуда у нас в доме орлиное яйцо?
      А?
      -- Побойся бога! -- закричала воробьиха. -- Я не то что на орла, на слонов не гляжу! Как ты мог такое подумать?
      И воробьиха заплакала.
      Воробей еще покричал-покричал, а потом решил:
      -- А может, она и не врет?.. Вдруг это действительно от меня? А что? Вырастет с орла ростом, а глаза и клюв -- мои. И все будут говорить: "Ай да воробей! Орел!"
      Знаменитость
      Сложен он был, как Аполлон. Пел -- ну настоящий Карузо. Пальцы у него были длинные, как у Рахманинова, и играл он на рояле великолепно.
      Скульпторы глаз не могли оторвать от его лба: сократовский, шептали они, невольно разминая пальцами воображаемую глину.
      А как он играл в шахматы! Специалисты назвали его вторым Капабланкой.
      Кроме того, он был вторым Пикассо, третьим Хемингуэем и четвертым Кассиусом Клеем!
      И никто не знал, что в свободное от Аполлона, Карузо, Капабланки и Клея время он становился самим собой -- Сидоровым. И тут ему не было равных. Он брал руками Рахманинова еловую шишку и нож, морщил сократовский лоб и, напевая, как Карузо, создавал уникальные фигурки, которым цены не было. И в этом он был первым. Первым Сидоровым! Все остальные Сидоровы шли после него. Капабланка тут в лучшем случае мог быть лишь вторым Сидоровым.
      С блохой и без
      Не гляди, что уши висят, лапы короткие! Да, из дворняг. Но английской королеве лапу давала! Вот эту, которой сейчас тебе по шее дам. Так что ты, рыжий, держи дистанцию, понял? Отодвиньсь!.. Еще!.. Сидеть!
      А была у меня тогда блоха. Ну, доложу тебе, кусачка! Вот такусенькая, кусать нечем, а жрала так -- за ушами трещало! Как начнет меня вприкуску -- я вприсядку и к потолку! Не то что шею, горы могла свернуть.
      В таком приподнятом состоянии как-то через высоченный забор перемахнула аллюром. Один мужик это дело увидел, обомлел, в дом пригласил. Накормил, напоил, на соревнование выставил.
      Ну, мы с блохой там шороху дали! Слышишь, рыжий, мы там врезали прикурить! Этим вычесанным, чистопородным, чуть ли не от английского короля произошедшим, рядом с нами делать нечего было! Шансов -- минус ноль! Они еще на старте землю скребли, а мы с блохой финишную ленту в клочья рвали и дальше неслись! Медаль бы на грудь повесили, да не смогли на мотоциклах догнать.
      На какие только соревнования не выезжала! Чью не защищала честь! Само собой, приемы сплошь на высоком уровне вплоть до курятины. Как говорится, из грязи в князи! Шутка ли, единственная в природе скоростная дворняга! Ученые на меня набросились. Целым институтом вцепились. Задумали новую породу вывести -- дворняга-экспресс. Слушай, с кем только не скрещивали! Борзые, овчарки, бульдоги, причем не какие-нибудь -- все из хороших семей. Ну нарожала я им, а толку-то?! Во-первых, ради науки, а значит, без любви. Во-вторых, не меня с бульдогом скрещивайте, а блоху с бульдогом -- и тигр получится! Единственное, за что меня ругали в печати, -- "нет стабильности результатов". Какая стабильность? Когда блоха не кусала, какого лешего я побегу, верно, рыжий? Да хоть бы там мозговая косточка засияла! Материальные стимулы -- ерунда по сравнению с моральными. А блоха грызет тебя, как совесть. Цель в жизни появляется, и несет тебя через преграды прямиком в светлую даль.
      Я тебе вот что скажу: порода, кровь голубая -- ничто, пока эту кровь пить не начнут. А так, живешь бесцельно, что хочешь, то и делаешь, а значит, не делаешь ничего. Лучшие годы псу под хвост. Без блохи сто раз подумаешь: "Стоит ли заводиться, а зачем, а куда?" С блохой думать некогда, и, естественно, результат. Вот такие дела, рыжий!
      Но в одно прекрасное утро пропала блошечка. Проснулась в холодном поту, оттого что меня не кусали. Дикое ощущение! Не знаешь, куда себя деть. То ли выкрали блоху, то ли переманили. А без блохи я, сам видишь, никто, как и ты. Уши висят, лапы короткие. Барахло! Ну и выгнали в шею!
      Но на меня, скажу тебе откровенно, посадить хорошую блоху, я бы знаешь где сейчас была?.. Сегодня четверг?.. В Лондоне на бегах брала б главный приз. Вот так-то вот! А без блохи сам ни в жизнь не почешешься. Правильно сказала одна болонка французская: "Шерше ля блох" -- ищите блох!
      Длина ушей
      П е р в ы й. Простите, что там так мелко написано?.. "Клуб, кому за... десять"?
      За чего десять?
      В т о р о й. Да идиотский клуб! Тьфу! Клуб для тех, у кого уши за десять сантиметров. Плюс голова должна быть лысой. Три волоска есть -- не принимают. Два -- может быть, после собеседования.
      П е р в ы й. Во компания! Ну к таким ушам и лысине глазки, наверно, квадратные?
      Или вообще один глаз на троих?
      В т о р о й. Ну зачем вы так? Нормальные глаза. У каждого по два. Правда, близорукость требуется за минус десять.
      П е р в ы й. Так они же ничего не видят! Минус десять. Это... как через поводыря с биноклем по мишени стрелять.
      В т о р о й. Зато не видят своих физических недостатков, оттого хорошее настроение.
      П е р в ы й. Ну и что интересно в своем хорошем настроении они по вечерам вытворяют?
      В т о р о й. Никто не знает. Не попасть. Под параметры никто не подходит.
      Только на улице слышно, как они там визжат и хихикают.
      П е р в ы й. Ну и бог с ними! (Уходит, возвращается.) Слушайте, а вдруг там женщины?
      В т о р о й. Возможно.
      П е р в ы й. Ага! Значит, женщин они к себе пускают. Лысых, что ли?
      В т о р о й. Любых. Всех! Кроме блондинок, брюнеток и шатенок. Любых пускают при росте больше ста восьмидесяти шести сантиметров и со знанием японского языка.
      П е р в ы й. Послушайте! Раз остальных не пускают, значит, есть ради чего. А что, если они там?..
      В т о р о й. Не думаю.
      П е р в ы й. Я не понимаю. Никто не знает, что там происходит, и все идут мимо?
      В т о р о й. Кто идет мимо? Да вечером на улице тысячная толпа! Люди с ума сходят, почему никого туда не пускают. Вчера трех с разрывом сердца увезли.
      П е р в ы й. Неужели нельзя найти на них управу?
      В т о р о й. Нельзя. Они же ничего такого не делают. Заперлись и визжат себе тихонечко. А это можно. Если негромко визжать до двадцати трех часов.
      П е р в ы й. Нет, но почему именно японский язык? Отчего ягонский? Больше никаких сведений нет?
      В т о р о й. Говорят, видели, как тащили туда надувные матрацы, коробки макарон и лыжные палки.
      П е р в ы й. Какая связь между матрацами, палками и макаронами?
      П е р в ы й. Ну от чего можно в помещении отталкиваться лыжными палками? От макарон, что ли?
      В т о р о й. Вряд ли. Может, как китайцы рис -- палочками, они макароны -- лыжными палками?..
      П е р в ы й. Допустим. А зачем при этом надувать матрац? Почему нельзя спокойно есть макароны лыжными палками сидя на стуле? Стоп! Идея! Наверно, с матраца удобнее поддевать макароны, можно взять их на абордаж.
      В т о р о й. Нет! С матраца неудобно. Он по полу не идет. Я пробовал.
      П е р в ы й. Конечно, не пойдет по полу. Соображать надо. Заполните комнату водой -- и поплывет как миленький.
      В т о р о й. Тогда макароны намокнут, пойдут на дно.
      П е р в ы й. Не пойдут. Думать надо. Двухметровые бабы для чего? Они со дна макароны им достают и на уши вешают, чтоб подсохли. И жутко ругаются.
      В т о р о й. Но по-японски. А эти идиоты по-японски ничего не понимают и спокойно лопают макароны лыжными палками.
      П е р в ы й. Точно! Как мы их вычислили, а? Фу, гора с плеч! Во дают! Эх, полжизни отдал бы, только одним глазком на этот дурдом взглянуть. Тьфу! Как назло, уши нормальные. Волосы, проклятые, растут и растут. Вам хорошо, вы хоть лысый.
      В т о р о й. Могу предложить мазь для выпадения волос. Два раза мазнул -- чисто.
      П е р в ы й. Два раза, и все? А с ушами, с ушами-то что делать?
      В т о р о й. Есть английские гирьки для растягивания ушей. Будете брать?
      П е р в ы й. Просто не знаю, как вас благодарить. Неужели и я смогу лопать макароны лыжными палками! Аж слюнки текут!
      Разбудить зверя
      Муравей сладко спал, когда слон нечаянно наступил ему на заднюю лапку. Муравей от боли как завопит.
      -- Под ноги смотреть надо! Идиот!
      От неожиданности слон попятился и раздавил весь муравейник. Тут муравей окончательно глаза продрал, видит: над ним слон, муравейника нет. От ужаса голову потерял, кричит, сам не знает что: "Куда прешь?! Глаза ушами завесил!
      Пошел отсюдова вон! "
      Слон таких отчаянных муравьев в жизни не видал. Не иначе он каратэ занимается.
      Вон рожа какая бандитская. Повернулся слон -- и бежать.
      Муравей сначала глазам не поверил, а потом от радости ошалел:
      -- Да, никак, он меня испугался, а?! Струсил, толстозадый! Решил, лучше со мной не связываться. Догнать! Пару раз в ухо съездить! Когда еще такой случай представится? -- И помчался муравей в погоню.
      Слон бежит, деревья валит, земля дрожит. За ним муравей с веточки на сучок переваливается, орет:
      -- Держи толстого, держи жирного! Ух, бивни повыбиваю!
      Но слон быстро бегает, не каждый муравей его догонит. Особенно по пересеченной местности. Отстал муравей.
      На поляне тигр завтракает. Шум услышал -- антилопа поперек горла встала:
      -- Что случилось? Слон со всех ног бежит. От кого? Если уж слоны побежали...
      Тут муравей выскакивает, весь в мыле:
      -- Фу! Слышь, старый, слон такой толстый не пробегал?
      -- Пробегал. А вы с ним в пятнашки, что ли, играете?
      Ну, муравью кровь в голову бросилась, ничего не соображает:
      -- Цыц! Матрац полосатый! Погоди, со слоном покончу, тобой займусь! Не буди во мне зверя -- укушу! -- И за слоном вдогонку побежал.
      -- Так, -- подумал тигр. -- Надо сматываться. Пока не загрыз.
      Скоро все узнали, какой жуткий муравей в лесу объявился: за слонами да за тиграми гоняется. А сам никого не боится. Чуть что, как пискнет страшным голосом, -- у всех мурашки по коже.
      Медведя из берлоги выгнал, живет там е молодой львицей, которую у старого льва отбил.
      В лесу что-то страшное творится. По всяким спорным вопросам извольте явиться к нему, к мудрейшему. И еще, представляете, требует, чтобы перед ним на колени вставали. Вот дожили! Нет, на колени-то каждый встать может, было бы видно перед кеы! А в траве как его разглядишь, кровопийцу рыжего? А вы спрашиваете, почему у нас все звери в очках. Хочешь не хочешь приходится с утра до вечера смотреть под ноги, чтобы нечаянно не раздавить его высочество.
      Тьфу! Вот зверюга свалился на нашу голову, не приведи господь...
      Заминированный
      Мне показалось или вы нервничаете? Отчего? Надоело ждать? Не понял. А сколько мы ждем? Час? С вами, девушка, время летит незаметно. Не смущайтесь, я смотрю на вас, ни о чем таком не думая. Я думаю о другом... Скатерть в пятнах? Нет, они не забыли сменить. Это они нарочно. Специально. Для аппетита. Чтобы его не было. Конечно, унизительно. Для вас. Лично меня трудно задеть чем-либо. Даже машиной. Можно ударить меня чем-нибудь по чему-либо -- не шелохнусь! Да, такая сила воли. Хотите для примера огреть меня?.. Ну, той же солонкой... по голове?
      Ну, пожалуйста! А пепельница вас не устроит? Жаль. Нет-нет, просто я хотел произвести на вас впечатление. Жаль... Я нагнусь, а вы... Вот, обратите внимание -- следы на темени, нашли?
      Следы ведут в парк. На набережную. Попросили закурить, а я не курю.
      Это следы борьбы за курение. Я их обезоружил тем, что оказался выше. На три порядка выше... Когда встал, я молча повернулся и пополз. С гордо поднятой головой вдоль по набережной парка культуры и отдыха...
      Меня трудно обидеть, девочка! Оскорбить практически невозможно. Я выше. Им не достать. Они пытаются, а не достать. Это очень смешно со стороны, очень. Они не знают, что я неуязвим. Броня -- десять миллиметров. Как у танка. Я живу в танке. Снаружи только глаза. Это мой наблюдательный пункт на лбу. Оттуда я наблюдаю, как они из кожи вон лезут, чтобы унизить меня, в лепешку разбиваются, а все отскакивает, отскакивает. Можете сказать все, что вы обо мне думаете.
      Выслушаю с интересом.
      Назовите всех тех, с кем живет моя жена, зачитайте списком. Как об стенку горох! Я удивительный, правда? Смешайте с грязью при людях. Ради бога! Отмоюсь горячей водой. Или холодной. Какая будет. А не будет, могу походить в грязи, вызывая здоровое отвращение и смеясь. Можете пугать мною детей...
      Оп-па! На вас не попало? Естественно. А меня облили. Это горячее чье-то. Борщ.
      Сейчас скажу с чем... Ого! С грибами. Капуста... Сметана... Соли маловато. Не беспокойтесь. Ничего страшного. Высохнет. На мне всегда все высыхает. Можно лить добавку. Вы изумлены, не правда ли? Нет, меня облили нарочно. Вот.
      Пожалуйста. На ногу наступили и не извинились. Они думают, я вспыхну, я разъярюсь. Мне смешны эти мелкие брызги. Еще немного -- вы начнете мной восхищаться.
      Простите, меня зовут. Вон трое в углу приглашают на "Давай выйдем!". Одну минуту. Больше мне не потребуется: их трое, я один, минутное дело. Мм... Вот и я. Ничего страшного. Слабаки! Втроем не могли убить одного человека. Тьфу! Не беспокойтесь. Не надо искать. У меня этих зубов во рту знаете сколько? Я отвернусь, не хочу вас шокировать этой частью лица... Согласитесь, в моем профиле есть что-то греческое... А так? Было греческое. Выходит, кончилось.
      Жаль...
      Извините, только число запишу, место действия и приметы этих троих. Да, я веду маленький дневничок для себя. Мемуары. Кто, чем, когда. Знаете телепередачу?
      Видите ли... Как вам объяснить?.. Есть так называемая мина замедленного действия. Не взрывается годами, а в определенное время -шарах! И вы в чистом поле.
      Так вот, я -- мина замедленного действия. Я заведен на двадцать ноль-ноль пятого августа этого года. Мне будет сорок лет, и я взорвусь! По московскому времени в двадцать ноль-ноль. Запомните. Нет, я не угрожаю, просто хочу предупредить тех, кто мне симпатичен. С вами их стало девять. А остальных приглашу на свой юбилей. В том числе женщин, которым отдавал руку и сердце, а взамен не получал ничего. Я этого не прощаю. Я копил в себе сорок лет, образовалась критическая масса -- взрыв неминуем. Я ничего не могу поделать. Я уже себе не принадлежу -- это произойдет пятого августа в двадцать ноль-ноль. У вас двое суток в запасе. Постарайтесь уехать подальше. Здесь будет страшное дело. Я взорву к чертовой матери все -- с грязными скатертями, борщами, ухмылками, рожами и теми тремя мужиками, которые жрут бормотуху с хреном.
      "Приятного аппетита!" В клочья все, в лоскуты! Нет, уже ничего нельзя сделать.
      Поздно. Мне сорок лет.
      Кофе, будьте добры!.. Прошел мимо. Даже не посмотрел. Его тоже записываю.
      Приглашу на пятое августа.
      А вы будете жить, вы мне нравитесь, вы сидите со мной за одним столом. Теперь вы самый близкий мне человек -- уезжайте подальше. Вас я предупредил. А с остальными поговорю пятого августа в двадцать ноль-ноль.
      Дальновидность
      -- Простите, когда умрете, сколько человек пойдет за вашим гробом?
      -- Я как-то не считал пока...
      -- Прикиньте ориентировочно.
      -- Ну откуда я знаю... человек пятнадцать, двадцать наверно, наберется.
      -- Двадцать?! А у меня сто пятьдесят!
      -- Вас хоронили?
      -- Пока нет. Но я уже договорился. Обзвонил, взял расписки. Мертвого обманывать -- грех! Все придут, как миленькие, когда расписка. И вы придете.
      -- Я??!
      -- Конечно. Вы ко мне хорошо относитесь?
      -- Нормально.
      -- Ну вот. Неужели вам трудно будет сделать для меня такую малость, -- проводить в последний путь? Я бы вас проводил.
      -- В какой последний путь?
      -- Это займет у вас полтора часа. Автобус в оба конца уже заказан. Ну?
      Последняя просьба умирающего?!
      -- Да вы же здоровы, как бык! Господи, прости!
      -- Поэтому и прошу сейчас! Умру, -- будет поздно. Так я могу на вас рассчитывать? Конечно, если я имею дело с порядочным...
      -- Господи! Ну до чего вы... Да приду я, приду!
      -- Благодарю вас. Товарищ обещал прилететь из Сыктывкара! Двадцать лет не виделись, все некогда, далеко! А на похороны обещал, хоть раз в жизни повидаемся! Расписочку, пожалуйста.
      -- Черт возьми! Я же сказал, -- приду... Где расписаться?
      -- Здесь. Спасибо. Знаете, когда за гробом идет много народа, -значит, он хорошо жил. "У него было много друзей," -- скажут, Столько друзей, пусть после смерти, но есть! Итак, вместе с вами у меня на похоронах будет сто пятьдесят два человека, надеюсь, вы придете с женой? Целая траурная процессия! Как у знаменитости! Да! За барахлом столько народа не пойдет! Раз на широкую ногу умер, значит, широко жил!.. Хотелось бы посмотреть, как это будет выглядеть!
      Сделайте, пожалуйста, пару снимков для меня, ладно? А в чем вы будете? Оденьте на похороны этот костюм, он мне нравится. Только галстук построже, -- все-таки похороны! Надгробное слово я могу от вас ждать?
      -- О чем вы говорите!
      -- Заранее благодарю. У вас тембр красивый, скажете: "Такой человек был!"
      -- Такой человек!
      -- Нет! Знаете, как сделаем? Вы сначала слезы сдержите, а потом вдруг расплачетесь, хорошо? (Всхлипывает.) На кого ж я вас покинул!.. (Рыдая.) Смерть вырвала из наших рядов удивительного человека! Кажется, вчера еще... Господи!..
      -- А отчего он умер? То есть вы?
      -- Ах, оставьте меня! Уйдите! Хочу побыть один. Каждый раз так расстраиваюсь, просто нет сил дожить до этих похорон!
      -- Не дай бог! Надеюсь, все будет хорошо -- доживете! А уж похороним вас -- не пожалеете!
      Волк и семеро козлят
      Идет по лесу серый волк -- зубами щелк, а навстречу ему семеро козлят. И такие на вид симпатичные, просто слюнки текут! Волк страшно обрадовался неожиданной встрече и говорит шестерым козлятам:
      -- Козлятушки-ребятушки, а что это мы в лесу в такое позднее время делаем, а?
      -- Мы... А мы... гуляем, -- испуганно ответили пятеро козлят.
      -- И нисколечко вам не страшно в лесу, вот так, вчетвером?
      -- Страшно, -- заплакали трое козлят.
      -- М-да, -- зевнул волк. -- Конечно, страшно в лесу. Страшно, потому что не поете. Молодежь, вам еще жить и жить, а вы не поете. Песенки знаете? А ну, давайте дуэтом!
      -- "Жил-был у бабушки серенький козлик...".
      -- "Вот как, вот как! Серенький козлик!" -- подхватил волк. -Погромчей давай, пободрей! Ну! Запевала ты мой единственный! Ближе, я плохо слышу... А худой-то какой, чем поет непонятно...
      -- Ах, певуны мои милые, -- бормотал волк, укладываясь под деревом. -- Могут же, если захотят, могут... Но обязательно поломаться вначале...
      Про того, кому больше всех надо
      Зимой люди переходили речку по льду, летом шли по пояс в бурлящей воде. Человек сделал из бревен мостик. Теперь все шли по мосту, было тесно, люди ругались:
      -- Да что же это делается? Придумал, понимаешь, мост, давку устраивает! Что ему, больше всех надо, что ли?
      Человек вырыл возле дома колодец. Люди наливали полные ведра чистой воды, вскидывали на плечо коромысло, кряхтели:
      -- Ну, тип! Вечно ему больше всех надо! Ни у кого нет колодцев -- и ничего, а у него, видите ли, -- возле самого дома!
      Чтобы летом не было пыльно и жарко, человек посадил вдоль улицы деревья, и уже через несколько лет шумела прохладная листва, к осени под тяжестью плодов гнулись вниз ветви. Люди рвали сладкие плоды, сидя в тени, сплевывали косточки и возмущались:
      -- Тьфу! Раньше была улица как улица. Куда ни глянешь, горизонты какие-то. А теперь?! Как в лесу живем, честное слово! И что ему, больше всех надо?
      Умирая, человек попросил похоронить его на кладбище рядом с отцом и матерью.
      -- Ишь ты, какой хитрый! На кладбище и так не повернуться, а его, видите ли, возле папы с мамой положи. Все не как у людей.
      И похоронили его в стороне на высоком холме.
      Глядя издали на его могилу, люди говорили:
      -- Вот, полюбуйтесь! Все лежат на кладбище друг на друге, понимаешь! А этот разлегся на холме, как у себя дома. Ему и при жизни больше всех надо было.
      И люди начали хоронить своих близких на холме, рядом с могилой человека.
      Человек-птица
      У него была мечта -- летать!
      Он мечтал утром, днем, вечером, мечтал изо всех сил, и однажды к утру у него выросли крылья. Не бог весть какие, но крылья. Он замахал ими и полетел.
      Честное слово, полетел!
      Ах, какое это было счастье -- лететь!
      Увидев в небе стаю птиц, человек полетел к ним. "Привет, птицы!" -крикнул он и засмеялся. Птицы переглянулись и спросили:
      -- А ты кто такой?
      -- Я человек, который мечтал летать.
      -- Ах, человек... Ну так мечтай, где положено. Лети на землю!
      Человек полетел на землю. Там были люди. "Привет вам, люди! " -закричал он и засмеялся.
      -- А ты кто такой? -- спросили люди, подозрительно заглядывая ему за спину.
      -- Я человек, который мечтал летать.
      -- Еще один, -- сказали люди. -- А ну, дуй отсюда, пока не забрали! Тетерев!
      Человек полетел. Он летел над морями и лесами, горами и линиями высоковольтных передач, летел, пока хватило сил. Опустился на крохотный остров, которого не было ни на одной карте. Там на скалах сидели люди с крыльями за спиной.
      "Привет! А вот и я!" -- сказал человек и засмеялся.
      -- Привет! -- сказал кто-то. -- Только не ори, понял?
      -- Но я человек, который мечтал летать. Братцы, я...
      -- Тсс! Ты здесь не один, понял? Мечтал, пока не полетел. А раз полетел, значит, мечты больше нет. Отдыхай. -- И говоривший устало спрятал голову под крыло.
      -- Вот чудаки! -- человек засмеялся. -- Когда есть крылья, как не махнуть за линию горизонта? Интересно, что там?
      И человек полетел.
      Потому что одним даны крылья, чтобы прятать голову под крыло, а другим дана голова, чтобы летать. С крыльями или без. Крылья обязательно вырастут за время полета.
      Умелец
      Золотые руки у Федота Березова! Когда в первый раз заходишь к нему в дом, то поначалу кажется, что в нем абсолютно пусто. И только когда хозяин начинает знакомить со своей коллекцией, начинаешь понимать, какие удивительные сокровища собраны под этой крышей.
      Федот -- мастер уникальной миниатюры. Вот прямо передо мной на стене висит известная картина "Иван Грозный убивает своего сына". Пронизанное драматизмом полотно выполнено на срезе конского волоса. А всего в картинной галерее Федота двенадцать картин.
      Хозяин приглашает нас к столу. Садимся пить чай. На столе -прелестный чайный сервиз на двенадцать персон, расписанный картинами из жизни природы. Весь сервиз состоит из двенадцати маковых зернышек.
      Как и все дома в этой деревне, дом Березова славится своим хлебосольством. Дети расставляют баночки с разносолами, вареньем и прочими вкусными вещами, которые достают из холодильника, -- его Федот мастерски выдолбил в сосульке, висящей за окном!
      Маленькая девочка, очевидно дочурка Федота, просит у папы денег на мороженое.
      -- Возьми сама, -- ласково говорит он и кивает на кошелек, искусно сшитый из шелупайки семечки подсолнечника.
      Кошелек лежит на тумбочке возле двуспальной кровати. Весь спальный гарнитур вырезан из цельного зернышка перца.
      Обращает на себя внимание обстановка квартиры: тончайшей работы ореховый гарнитур -- стол, стулья, сервант, диван, канапе -- все из скорлупы кедровых орешков. Уютно смотрятся на стене часы с кукушкой в рисовом зернышке... Каждый час кукушечка выскакивает и что-то истошно кричит.
      Подойдем к книжным полкам, сплошь уставленным шедеврами отечественной и зарубежной литературы. Все это каким-то чудом уместилось на кусочке пчелиных сот величиной с ладонь. От меда странички несколько слиплись, но если послюнить палец, можно кое-что разобрать. Отдельно на окне лежит любимая книга Федота -- "Три мушкетера" Дюма. Она позаимствована из библиотеки.
      А вот и последняя работа Федота: в стеклянной бусинке два крошечных микроба -- один в синей маечке, другой в красной. И что характерно, оба в черных трусах.
      Их сшила жена Федота -- Мария, тоже большая искусница.
      Что-то давно пищит за дверьми. Оказывается, это пришла с поля любимая корова Федота Эсмеральда. Мария, гремя ведрами из ольховых шишечек, уходит. Очевидно, пошла доить...
      Кстати, все экспонаты в этом доме-музее настолько тонкой ювелирной работы, что их трудно заметить невооруженным глазом. Все эти чудеса можно разглядеть только под микроскопом. Этот микроскоп, увеличивающий в тысячу раз, смастерил Федот в свободное от работы время. Весь сложный прибор с механикой, оптикой смонтирован в зерне озимой пшеницы и лежит в мешке, где этой пшеницы пуда полтора.
      Временами слышен негромкий приятный звон. Это Федот подковал всех блох серебряными подковами. "Какой талант!" -- думаю я, глядя на Федота через микроскоп, увеличивающий в тысячу раз.
      Але-Оп!
      -- Поверьте, этого вы не увидите ни в одном цирке мира. Номер экстра-класса.
      Смотрите. Я беру из чана совершенно живую салаку. Бьется, видите?.. А теперь смотрите туда -- морж открывает пасть. Жоржик, але!.. Я кидаю салаку. Хрум -- и нет салаки! Ну как?
      -- Здорово... наверно. Простите, ну а что тут такого? Я в цирке никогда не был... Может, я чего-то не совсем... Ну подумаешь, морж слопал салаку. И кот съест. И я съем. Только дайте. Я же не выступаю с этим крупными буквами на афише. Один ест другого. Что тут экстра-класса?
      -- Вы ничего не поняли. Салака перед тем, как попасть моржу в пасть, делает тройное сальто. Тройное! Смотрите, я повторяю. Ап!
      -- Ах вот оно что. Простите, обсчитался. Тройное. Это другой разговор. Браво!
      Браво! А как же... простите, я в цирке не был, как вы добились?.. Ведь салака согласилась крутить это дело, отправляясь, как говорится, в последний путь?
      Грубо говоря, как вы добились такого щемящего зрелища?
      -- Лаской! Исключительно лаской. -- Дрессировщик погладил бочку с салакой, и та вздрогнула.
      -- Неужели в природе существуют такие ласки, чтобы в ответ в пасть прыгали?..
      -- Конечно. Но знали бы вы, чего мне это стоило! Глупее салаки, пожалуй, только килька. Лишь на четырехсотом килограмме до нее дошло, что надо делать именно тройное сальто.
      -- Понял... Ну а как вы моржа заставили?.. Морж -- тюфяк полный, он запросто может обсчитаться и с голодухи после одного сальто проглотит. Какой же лаской надо?..
      -- Да самой обыкновенной человеческой лаской. Уверяю вас, моржи, как люди, все понимают. До трех считает как миленький. А сейчас он и сам у меня делает тройное сальто.
      -- Морж? Тройное сальто? Бедняга. Неужели есть такая ласка?..
      -- Есть. Смотрите. Жоржик! Приготовились! Делаем дяде тройное сальто или... Ты понял? Раз, два, три! Але-оп!..
      Морж сделал тройное сальто и прыгнул в пасть дрессировщика.
      Соучастник
      С деньгами получалась вечная путаница. У одного они есть, а ему плохо, у остальных ничего нет -- им хорошо!
      И решили все оценивать по-другому. По времени. Каждая вещь теперь стоила столько, сколько человек над ней работал.
      Скажем, один целый год пишет роман. Другой за полчаса делает отличную табуретку, а за год, соответственно, пятнадцать тысяч отличных табуреток.
      Третий за полгода строит дом, а за год -- два дома. Значит, тот, кто писал роман в течение года, имел право обменять его на один дом плюс семь с половиной тысяч табуреток. Или же на пятнадцать тысяч табуреток, но тогда дом ему, естественно, уже не полагается. И все довольны, потому что все по-честному. И тут приходит один человек и говорит:
      -- Мне, пожалуйста, полромана, получше который, дом, машину, четыре табуретки, ложку и вилку.
      -- Простите, а вы сами что сделали за этот год?
      -- Ничего.
      -- Тогда простите...
      -- Нет, это вы простите! Я целый год честно ничего не делал, так? Значит, целый год я ни во что не вмешивался. А начни я что-нибудь делать, ничего бы толком не сделал сам и другим не дал. Можете поверить, я себя хорошо знаю. И во имя нашего общего дела я себя целый год сдерживал. Поэтому считаю, что в каждую вещь вложена частица моего безделья. Так что заверните все, что я просил, а я за это создам вам нормальные условия для работы. Дам честное слово порядочного человека, что по-прежнему ничего делать не буду.
      И он оказался порядочным человеком.
      Сколько прекрасного создано на земле благодаря таким людям!
      Десятка
      Как вам не стыдно?! Эх, вы! Да чтобы я стал унижаться из-за вашей премии?
      Пропади она пропадом! Не хотите давать и не надо! Не хотите?.. Не надо!
      Позориться из-за каких-то двадцати тысяч?! Смешно! Не двадцать? А сколько? Десять?! Тем более! Знал бы раньше, что не двадцать, а десять -только бы вы меня и видели! Из-за десятки торгуемся! Как вам не стыдно! Да я бы на вашем месте со стыда сгорел! Ладно, можете не давать! Слышите? Можете не давать! Можете?! Прекрасно. Я ухожу! Поворачиваюсь, хлопаю дверью, звенят стекла -- все!!! Я ушел! Пока! Оставьте себе эту несчастную десятку, подавитесь вы ею! Да, да, подавитесь! Все, я ушел, не могу здесь больше оставаться!
      Противно! Значит, не дадите? Я вас правильно понял? Не надо! Не на-до! Думали, я душу продам за десять тысяч?! За десять!!! Никогда! Я был о вас лучшего мнения, вы похожи на порядочного человека. Были похожи. Да не надо мне ваших денег! То есть моих денег! Дайте -- и я швырну их вам в лицо! Дайте, дайте -- увидите! Дадите? Нет?! Уперлись, как баран, да?! Ладно. Знаете, как поступают приличные люди? Смотрите на меня. Слушайте, что я говорю. Отдайте их Петину, скажите, что от меня, пусть на них лекарство купит! Отдайте, отдайте, вы же ему всегда даете, он талант, его стимулировать надо, а я что?! Винтик, гаечка, шайбочка!
      Ну ладно, заболтался я с вами. На чем мы остановились? Чего я сюда пришел.
      Зачем вы меня вызывали? Не вызывали? Ах да! Премия! Ну что, отдадите? Нет?!
      Из-за десятульки крохотной вы отняли у меня столько драгоценного времени?! Да за это время, знаете, сколько бы мог заработать и потом швырнуть вам в лицо?!
      Все! Хватит! Достоинство и честь мне гораздо дороже! Хотя, что я вам говорю, разве вы знаете, что это такое! Тридцать!!! Вот вы сколько должны были дать! Но я вам слова не сказал -- вы обратили внимание?! Ни слова! Не так воспитан, простите! Повернусь, хлопну дверью и уйду! Вы дождетесь! Надо быть выше этого!
      Десять тысяч?! О чем мы говорим! Вдумайтесь в эту мелкую цифру! Мы же интеллигентные люди! По крайней мере, я! Дайте вы их мне, не унижайтесь! Ну!
      Плюньте на все и дайте! Ну?! Где расписаться? Тут? Пожалуйста. Давайте их сюда.
      Правильно. Десять. Да не бойтесь, не стану швырять их вам в лицо. Не так воспитан!
      Эстетика
      -- Журавль, а журавль, скажи, почему, когда вы летите по небу, люди улыбаются, говорят: "Журавлиная стая летит!" А когда идем мы, коровы, воротят носы, ворчат: "Стадо коровье прется!" В чем разница?
      Журавль гордо задрал голову и сказал:
      -- Мы как-никак журавли. А вы коровы. Извини.
      Буренка замотала головой:
      -- Но как же так? Мы даем людям молоко, мясо, шкуру -- последнее отдаем! А вы?
      Что даете народному хозяйству?
      -- Ну не знаю, -- обиделся журавль. -- Зато летим красиво. Журавлиным клином. А вы бредете как попало, стадом. Неэстетично.
      Буренка задумалась: "А ведь журавль прав. Нам бы клином, по-журавлиному. И люди скажут: "Вон коровья стайка прошла!"
      На следующий день коровы возвращались домой, построившись несколько странно.
      Впереди бежала Буренка. Она то и дело оглядывалась назад и мычала, чтобы коровы подравнялись, держали линию. Пропуская коров, люди прижимались к заборам, ругались:
      -- Совсем очумела скотина. Всю улицу заняли!
      Коровы прошли. Остались на земле коровьи лепешки.
      Кто-то сказал:
      -- Смотрите! Смотрите! Лепешки-то как легли! Прямо журавлиный клин получился!
      Услышав последние слова, Буренка радостно замычала:
      -- Вот что значит эстетика. Выходит, и мы можем!
      Почин
      Этим прогрессивным методом живем, считай, года три есть. Тогда еще почин родился: "Из родного колхозу ни шагу!", потому что мост через пропасть рухнулся, а другой связи с большой землей пока нет. Ну, молодежь и решила единодушно остаться тут.
      А в ту весну позапрошлую, когда еще мост над пропастью болтался, к нам в деревню прибыл свекор Кольки Урляева, зоотехника рыжего. Добирался свекор прямиком из Улан-Удэ через Москву -- столицу. Познакомился свекор в поезде с мужиком. Всю дорогу выпивали, чтобы курить меньше, а то женщина с ребеночком в купе ехала. В Москве очутились у друга того мужика. Обратно выпили. Свекор помнил одно только: туалет, как выйдешь, направо, стакан, как войдешь, налево, да по телевизору еще программу "Времечко" показывали. Свекор в туалет вышел, а вернулся, глядит: в телевизоре голые мужики с бабами братаются, куда попало целуются, и, главное, при свечах! Тут свекор вырубился. А спустя спросил у хозяина, что ему померещилось? Тот говорит, будто какой-то "группенсекс".
      Свекор обратно вырубился и очнулся только у нас в огуречном рассоле и вот такую небылицу с похмелья высказал.
      Эта чушь собачья горячее возмущенье вызвала. Чтоб по телевизору в программе "Времечко" голых показывали? Какого числа хоть было-то? По какой такой программе? Свекор отчетливо одно помнит: туалет направо, стакан налево. И серьезная такая блондиночка в очках на голое тело. Может, то дикторша была?
      Вряд ли. Уж больно речь неразборчива. Тут бригадир Костриков, у него дядя в самом Иркутске проживает, так вот Костриков выразился в том смысле, мол, это не иначе тот самый "группенсекс" -- развратное мероприятие на Западе, хуже свободной любви. Его тут же отбрили: как на Западе, когда в программе "Времечко" продемонстрировали? Хорошо, если показали как ихнее безобразие, ну а вдруг... какое наше последнее достижение? Может, движенье в столице давно завелось, а мы не в курсе снова опять?!
      Тот же Костриков в пене бился: "Безбожники, должно быть, это и есть тот самый хваленый видимомагнитофон! Такая штука -- включаешь и видишь по телевизору то, что хочешь!!" Его обратно осадили: "Да что это за телевизор такой, по которому что хочешь, то и видишь?! Это не фотоаппарат все-таки! Уж не почин ли это? Раз "свободная любовь"! Слова-то нашенские! "Любовь, свобода!" Просто мы в толк не возьмем, как ими пользоваться!
      Места у нас, конечно, глухие, до большой земли верст сорок было, пока мост висел, а теперь и вообще! Так что: "Опять отставать по всем показателям будем?"
      -- это звеньевая наша выступила, Катюха Безмамедова. -- "Мало того, что за надои перед людьми стыдно, еще и в общественной жизни никакой отдушины, в смысле группенсексу?!"
      Костриков за сердце хватался, орал: "Слепота вы куриная! Не может у нас никакого "группенсексу" быть! Это упорнографическое мероприятие! Нам противопоказанное напрочь!".
      Что значит "противопоказанное"? А когда разнарядка пришла заместо картошки сажать какао-бобы, прости господи? Это не противопоказано? А посадили! И не выросло ничего! А нутрию, крысу чертову, когда велено было внедрить в жизнь?!
      Все погрызла вчистую, в леса ушла, в тайге с кем-то спуталась, лютый зверь получился! Трофимыча задрали! Так что, после этого в лес не ходить, что ли?! А почему группенсексу не попробовать? Все предписания выполняли и ничего! Колхоз, правда, не передовой, но существует до сих пор, однако, между прочим!
      На голосование поставили. Мужики обеими руками "за"! Бабоньки, кто посознательней, тоже "за", остальные вроде воздерживаются, но с улыбочкой.
      Короче, большинством голосов решили идти в ногу с жизнью, какой бы она ни была!
      Отголосовали, а потом голову ломать стали: как этот "группенсекс" хоть выглядит? Что делать надобно? Телефонограмму в райцентр не дашь, -засмеют, что такой ерунды не знаем. Ну и домудрили самостоятельно. Раз "группен" -- значит, "группа", бригада по-нашему. А секс? Может то, о чем детки по-английски считают до десяти: "сикс", что-то около шести на наши! Ну, точно, свекор Урляева спьяну обсчитался: не "секс", а "сикс". Выходит, "группенсекс" -- оно "бригаденсикс" по-нашему! Мир да любовь в бригаде на шесть человек, то есть! И, само собой, это начинание наше! Какая у них может быть любовь, когда между людей финансовые пропасти? А между нами зато никаких пропастей, одна пропасть на всех под мостом, который рухнулся.
      Это у них там все работают, а выгода одному человеку! У нас честно: все работают, -- никому никакой выгоды! Как после этого не любить друг дружку?
      Катюха Безмамедова тут же встречное начинание выдвинула: не шесть человек в бригаде, а семь чтобы! На их "группенсекс" ответим нашим "бригаденсемером"! В воскресенье в шесть вечера и заступили. Пришли нарядные, трезвые. Витченко с баяном. Пирожки с капустой напекли. Самовар. Люстры горят. Ну, праздник прямо!
      Однако никто ни к кому с ласковым словом не подошел, обнять товарища не изволил! Чай пьют, потеют -- и все... Тогда председатель наш вперед вышел и сказал: "Давайте поактивнее, товарищи! А то будет прогул!" Вызвал предместкома Прокатову, грамоту вручил и двадцать минут руку жал личным примером! А народ ни с места, только аплодируют -- и все! Через два часа молча и разошлись. Но, видно, томление в людях скопилось, сразу на пороге крепкая драка затеялась.
      Тогда снова собрание. "До каких же пор будем свободный досуг подменять организованным мордобоем?! Почему ни одно новшество не можем без боли себе привить!"
      Да! Вспомнили, свекор еще говорил, будто акт какой-то быть должен! Ну с этим ясно. В конце составляется акт, все в нем расписываются, что присутствовали. А до акта-то что делать будем, товарищи!
      Словом, поначалу выматывал этот "бригаденсемер" жутко. Хорошо, тетка Мария вспомнила: "Свекор предупреждал, что дело происходит при свечах, а не на свету!
      Поскольку свечей не завезли, может, в темноте попробовать? Пусть и не выйдет ничего, зато экономия электричества!"
      Проголосовали за экономию, за темноту единогласно!
      И потихоньку пошло, поехало! Были, правда, поначалу и крики, и оплеухи звенели, и Чижова Усманова не так поняла, и оба из окна с непривычки выпали, но все наладилось со временем. Никто "бригаденсемер" не пропускал, явка стопроцентная.
      Старушка Никитишна, сто лет, и та ковыляет на огонек, в смысле на темноту.
      И знаете, теперь никаких тебе сплетен! Мол, кто с кем! Потому что в темноте поди узнай, кто с кем? И никакой ревности. Чего тебе жену ревновать, когда, может, ты сам с ней и был? И потом в темноте как-то все по-человечески протекает. На свету, оно как: в глаза смотрит, улыбается, когда он враг твой лютый и есть! А в темноте чувствуешь, -- все вокруг свои! А когда не толкают, а наборот; не орут, а шепчут вокруг слово ласковое, -- что еще человеку надо? И где, как не в темноте, поговорить по душам? Многие принципиально высказываться начали! Правда, пока не видать, кто, но согласитесь, сдвиг!
      Между прочим, и незамужние бабоньки утихомирились, потому что в темноте каждая, считай, свое счастье нашла. Может, и чужое, да какая тут разница.
      А проблема безотцовщины с "бригаденсемером" снята полностью. Наоборот даже.
      Ребятенок теперь к любому мужику подойдет, скажет: "папка", -- тот ему конфетку сует!
      Так что, по всем показателям судя, не ошиблись мы. Начинание вышло наше родное.
      А если оно у них началось, так мы ж должны от ихнего худшего брать все лучшее!
      Но только прикинувши, с головой!
      Ведь такие отношения между людьми установились, что и коровы почувствовали. Да!
      Надои скакнули выше крыши. И когда между людьми тепло стало, вы не поверите, какао-бобы, прости господи, и те проросли вдруг. Даже не какао-бобы, а чистый какао-горох получился! Потому что какао не пахнет, и на бобы не похоже.
      Все у нас может быть, если у людей желание присутствует, в охотку дело делают!
      Эх, жаль, опытом поделиться не можем, мост через пропасть никак не зацепить!
      Вечер встречи
      Когда-то они дурачились вместе на площадке молодняка. Прошли годы. Жизнь раскидала кого куда, и вдруг -- приглашение на вечер встречи.
      Собрались на опушке леса. Заяц с зайчихой, волк с волчицей, осел с ослихой, лев с львицей, лисица с бобром.
      Поужинали, разговорились...
      Заяц от съеденного расслабился, льва по плечу хлопает:
      -- Лева, я тебя вот таким помню. Давай поцелуемся. Нет, в губы, принципиально наконец! Как ты вырос, Лева! А я что ни ем, все такой же. Не в коня корм, наверно? Да и корм -- то есть, то нет.
      -- Как это -- то есть, то нету? -- удивился лев. -- Я узнавал, с кормом все в порядке.
      -- Какой там порядок, Лева?! Морковка не уродилась.
      -- Оленина зато уродилась. Что за манера есть то, чего нет? Оттого и не растешь, заяц.
      Волчица метала в пасть куски мяса и косилась на лисицу:
      -- Слушай, рыжая, что у тебя со шкурой, а? Вся в прыщах! Болеешь?
      Лисица дернула плечиками:
      -- До чего ж ты серая все-таки. На мне крокодилова кожа.
      -- Крокодилова?! -- Волчица перекрестилась. -- У нас в лесу отродясь крокодилы не водились.
      -- "У вас в лесу!" Дальше своего леса ничего не видите. А я за границу от нашего леса выезжала. Муж, ты знаешь, работает бобром. Они на экспорт идут. Я их сопровождаю.
      -- Кого, мужей, что ли?
      -- Пушнину! Дипломатическая работа. Кстати, скажи потом зайчихе: заячьи шубы давно не носят. Дурной тон. Неужели заяц не может достать что-нибудь поприличнее?
      Заяц услышал и вскинулся:
      -- А на какие, позвольте спросить, шиши?
      -- Не понял? -- Лев облизнул губы. -- У нас каждый получает такие шиши, которые ему положены. Вот ты сколько, заяц?
      -- Да ни шиша!
      -- Значит, тебе столько положено. Я, лев, побольше тебя, я -- тысячу. Все логично. А как у тебя дела, ослик?
      Осел потупился и сказал:
      -- Не называйте меня больше осликом, пожалуйста. Я занимаю ответственный пост, и на работе все зовут меня ослом.
      -- А кем ты работаешь?
      -- Правой рукой слона! -- ответил ослик.
      -- Во, тунеядцы! -- Волк лязгнул зубами. -- Тут вкалываешь с утра до вечера как волк! По ночам собак ждешь, а эти устроились -- кто рукой, кто ногой, кто зад...
      -- Вова, умоляю, не выражайся! -- Волчица повисла на муже. -- Вова, на той неделе ты выступал перед общественностью старого оврага, я тебя еле выходила после дискуссии.
      -- Ой, ну ты прямо королева! -- Лисица подсела к львице. -- Страшно рада за тебя, просто страшно! Слушай, а твой на сторону не бегает?
      Львица прищурилась:
      -- Бегает, но говорит, "только в рабочем порядке".
      -- И ты веришь?
      -- Что я, дура? Конечно, верю. А он спрашивает меня: "Тебя, мордастую, опять видели с тигром. Это правда?" Я говорю: "Неправда". И он мне верит. Закон джунглей: все держится на доверии. Не поверишь -разорвет! А твой старик исполняет супружеские обязанности?
      Лисица улыбнулась:
      -- Бобруша мой? А как же? Все хатки строит, хатки. На лето сдает. Приличная сумма получается. Знаешь, в этом браке я по-настоящему счастлива.
      Тьфу-тьфу-тьфу!
      Заяц долго кашлял на ухо задремавшему льву:
      -- Лев, а правду говорят, ты козлика задрал? Такого серенького, помнишь?
      Льва передернуло.
      -- Ну что за народ! Козел пригласил меня в гости -- что-то насчет работы. Вроде в огород на полставки. Ну, стол накрыли, а есть нечего. Тут козел и угостил тем, что у него оставалось. А говорят, "задрал". Так исказить факты! Кстати, заяц, заходил бы как-нибудь с зайчихой по старой дружбе. Фигура у нее какая!
      Прелесть!
      -- Да ты что, Лева, ты что? Вглядись: кожа да кости, смотреть не на что.
      -- А я тебе говорю, фигура хорошая! Ничего в зайчатине не понимаешь, даром что заяц!
      А волк уже совсем распоясался.
      -- Я санитар леса! Отец был санитаром леса! Мама была санитаром леса! Звери оставшиеся бегают стройные, поджарые -- кому спасибо? Санитару леса. Кто довел всех до такого совершенства? Ты, что ли ослиная морда?
      -- Ты, ты! -- завыла волчица. -- Гомеопат ты наш единственный!
      Заяц дрожащим голосом произнес:
      -- Ну что ж, предлагаю заканчивать вечер. Приятно было вспомнить юность, площадку молодняка, которая сдружила навеки!
      Лев подмигнул зайчихе:
      -- Завтра в десять утра. Только ты да я. Устроим завтрак на траве. Не пожалеешь!
      -- Как скажете, -- прошептала зайчиха.
      Вечер прошел в теплой и дружественной обстановке.
      Потомственный неудачник
      Старый слуга Патрик объявил: "Сэр Эдвард Беккерфильд с супругой!"
      Гости устремились к дверям. "Неужели тот самый знаменитый Беккерфильд-младший?"
      Поговаривали, что Беккерфильд-младший происходил из старинного рода потомственных неудачников. Не чета нынешней мелюзге! Эдвард происходил из тех самых, настоящих, проклятых богом неудачников конца шестнадцатого -начала семнадцатого века.
      Если Беккерфильды сеяли пшеницу, соседи обязательно сажали картофель, и в тот год пшеницу обязательно поедали грызуны. Когда они прогуливались по улице в щегольской одежде, соседки поспешно снимали с веревок белье, и тут же разражался чудовищный ливень.
      Во все века к Беккерфильдам приходили за советом. Если они говорили, что ни за что не купили бы этот участок земли, надо было хватать его с закрытыми глазами!
      Алмазы, в крайнем случае золото, там находили обязательно.
      Вот такой это был легендарный род Беккерфильдов. Естественно, им не везло в картах, но это была сущая ерунда по сравнению с тем, как им не везло в любви.
      Если они лезли на балкон к любимой, то всегда попадали сначала в спальню родителей, а уж потом их вышвыривали из окна, причем увечья, полученные ими, были мелочью по сравнению с убытками, которые наносило их тело в результате падения.
      Дети у них рождались похожими на соседей, зато дети соседей чем-то походили на их жен.
      Если где-то вспыхивали драки, то забирали в участок, как вы понимаете,
      Беккерфильдов, которые проходили мимо.
      Все разыскиваемые полицией государственные преступники были в профиль и в фас похожи на Беккерфильдов, отчего последних нередко сажали в тюрьму и выпускали только тогда, когда находили настоящего преступника, которым по ошибке опять-таки оказывался, сами понимаете, родственник Беккерфильдов!
      Леди и джентельмены! Не было на свете ямы, куда бы они не проваливались среди бела дня, а споткнуться на ровном месте для них было раз плюнуть.
      Словом, неудача шла за ними по пятам и стала им как родная. Невезение вошло в кровь и плоть Беккерфильдов. Зато они стали людьми уверенными в завтрашнем дне.
      Они не сомневались -- хуже не будет. Более того, они научились в каждой неудаче находить крупицу удачи.
      Когда по большим праздниками загорался их дом, они отгоняли соседей с баграми, уверяя их, что не сгори дом дотла сегодня, он непременно обрушится завтра, придавив всю семью. Когда у них вытаскивали кошелек, они радовались тому, что в нем были не все деньги. Доставая из сундука приданое дочери и обнаружив, что сукно поела моль, они смеялись: "Наевшись этого сукна, моль долго не протянет!"
      Но леди и джентельмены! Нельзя сказать, что они покорились судьбе. Нет! Были попытки судьбу одурачить. То, что сандвич, падая, ложится вкусной стороной на пол, у Беккерфильдов приобрело силу закона. Кто-то из них подсчитал, какие убытки несут Беккерфильды на одних бутербродах. Они придумали хитрую штуку.
      Стали есть бутерброды вкусным вниз. Поэтому, когда бутерброд падал, а падал он обязательно, то поскольку низ у него был верхом, а верх, естественно, низом, бутерброд лежал в пыли, как на тарелочке! И они уплетали его за обе щеки, смеясь до слез. А один из них, Дэвид Беккерфильд, тот просто умер от смеха.
      Вот какие замечательные люди были сэры Беккерфильды.
      ...Старый слуга Патрик повторил: "Сэр Беккерфильд-младший с супругой!" И они вошли в зал. Эдвард с достоинством поклонился. Супруга шаркнула ножкой, сбила мужа и оба грохнулись на пол.
      Гости с криками бросились им на помощь, но, поскользнувшись на скользком паркете, попадали на пол. А Беккерфильды уже поднялись на ноги и, улыбаясь, глядели на визжащий ворох гостей. "Надо же, какая с ними неприятность приключилась", -- бормотал Беккерфильд-младший, прикладывая вечно холодную руку жены к растущей на лбу шишке.
      Об Англии
      Англия, или, как ее почему-то называют, Великобритания, расположена наискосок от Франции. Разделяет их пролив Ла-Манш, или, как говорят в народе, Па-де-Кале, что не одно и то же. Интересно, что в хорошую ясную погоду, когда ниоткуда не дует норд-ост, из Франции хорошо видно Англию, в то время как из Англии ни черта не видно. Потому что французы очень скрытные люди, как и японцы, впрочем.
      Общая длина береговой линии четыре тысячи километров, если обходить Англию слева направо, держа Гольфстрим чуть сзади.
      Гольфстрим -- модное течение в Западном полушарии, несущее англичанам тепло, рыбу и мусор со всего света. Иногда попадаются любопытные вещи.
      Особенность климата Англии: умеренная зима, прохладное лето, а грибов нет вообще.
      К сведению собирающихся в Англию. В поездах дальнего следования не курят. Или, как говорят англичане, "у нас не смокинг". Не путать с русским -- "не смокинг", то есть не пиджак, а рубашка. Не знающие в совершенстве английский язык, по-ихнему "ленгвич", ни в коем случае не должны обращаться к прохожим, которых в Англии до сих пор несколько тысяч. Лучше сразу обратиться к полицейскому, который может в Англии у вас или у вашей хорошей знакомой принять роды. Может, поэтому в Англии так и растет преступность, что полицейские все время принимают роды, а преступники, наоборот, воруют?
      Но зато в Англии самая высокая рождаемость на улицах. Урожайность сахарной свеклы значительно ниже. Она в Англии вообще не растет. Как и в Японии, кстати.
      Гостиницы дороги, но нетрудно найти частную комнату за пятнадцать-двадцать шиллингов в неделю, что недорого, если учесть, что один шиллинг равен сорока пяти песо. Рестораны дороги, но хороши в смысле еды. Есть так называемые гриль-рум, где продают мясо, тут же при вас изжаренное и съеденное. Цена такого обеда -- два-четыре шиллинга, что недорого, если учесть, что один шиллинг равен сорока лирам.
      Что надо посмотреть в Лондоне? Конечно же, мост Тауэр, другими словами,
      Тауэр-бридж. Длина моста -- полмили туда, полмили обратно, всего семьсот пятьдесят метров. Очень хорош мост вечером и ночью, когда из-за тумана ничего не видно, но прекрасно виден туман. Это главная достопримечательность английской столицы. По вечерам тысячи туристов выходят на улицы, чтобы полюбоваться прекрасным туманом. Слышны шутки, смех, свистки полицейских -- словом, какой-то кошмар! Вот такой туман получается в Англии. Англичане очень гордятся своим туманом и говорят: "Ну и туман у нас!"
      Посмотрите знаменитый памятник Роберту Пирсу, командовавшему английскими войсками во время англо-турецкой войны. Это была трудная война. Потому что, прежде чем сцепиться с турками, англичанам пришлось воевать с испанцами, поляками, итальянцами, греками, и только в 1842 году они наконец дорвались до войны с турками. Но к этому времени английские солдаты так возненавидели турок, что боевой дух был в два раза выше, чем нужно. Поэтому война была недолгой.
      Пока англичане возвращались с победой домой через страны Европы, их окончательно разбили. Вернулся только Роберт Пирс. Посмотрите его памятник. Ему будет приятно.
      В заключение обзора хочется подчеркнуть: Англия резко отличается от Японии.
      Хотя бы по количеству японцев. В Японии их куда больше. Зато нигде вы не увидите столько англичан, сколько в Англии.
      Сенкью за внимание!
      Магдалина
      А теперь, товарищи, давайте получим удовольствие от этой картины. Встаньте пошире, чтобы всем было видно. Тебе сколько лет, мальчик? Пятнадцать?
      Отвернись, тебе еще рано смотреть такие вещи. Внимание! Я начинаю!
      Центральное место в творчестве так рано ушедшего от нас Эль Греко по праву занимает полотно площадью полтора квадратных метра -- "Кающаяся Мария Магдалина". На холсте Магдалина изображена в необычном ракурсе, на берегу моря.
      Невольно возникает вопрос: что она здесь делает в такое позднее время? Она здесь откровенно кается.
      Художники с давних пор обращались к образу прекрасной грешницы. Но все их Магдалины каялись как-то неубедительно. Без огонька. Совсем в другой, оригинальной манере кается Мария Магдалина у Эль Греко.
      Сразу видно, что она глубоко раскаивается в содеянном. "И как это меня угораздило?" -- как бы говорит Мария. И ей как бы веришь.
      В правом верхнем углу мы видим ветку с листьями. Листьев ровно пятнадцать.
      Желающие могут меня проверить. Ну? Тринадцать? Вот народ! Вчера еще было пятнадцать.
      Так. А теперь перенесемся в левый верхний угол. Перенеслись? Там сразу в глаза бросаются три птички. Кое-кто на Западе полагает, что это колибри, но наши ученые опознали в них диких уток.
      И наконец, в центре кульминационное пятно картины -- сама Магдалина. Эль Греко умышленно расположил Марию смотрящей в сторону. Она не может смотреть людям в глаза. Ей стыдно. Поэтому она вынуждена смотреть влево. И если зайти слева, то можно встретиться с Магдалиной глазами, и тогда ей становится так стыдно, что ее лицо краснеет.
      Распущенные как попало волосы говорят нам о распущенности Марии в прошлом. Но правая рука уже полностью прикрывает трепетную грудь. Значит, в Магдалине заговорила-таки совесть.
      Известно, что Эль Греко рисовал в ужасные времена господства испанской инквизиции. В те годы на кострах горело немало способной молодежи. Поэтому никто не смел открыто думать, рисовать, лепить. И большие художники вынуждены были прибегать к аллегориям. Прибежал к ним и Эль Греко. Магдалина не просто крупная женщина с хорошей фигурой, как это может показаться неискушенному зрителю. Нет! Каждая черточка на картине незаметно для себя бросает вызов испанской инквизиции.
      Даже пейзаж за спиной Магдалины написан не только ради того, чтобы как-то заполнить свободное от Марии место, -- эти промозгло-серые, опостылевшие коричневые тона кричат об ужасных условиях, в которых жили простые, никому не нужные испанцы.
      На всех картинах художнику удавались глаза. Особенно хорош у Магдалины правый глаз. Ниже, под глазом, хорошо виден рот, из которого доносится немой вопрос.
      Давайте дружно вглядимся в нежное тело, написанное в теплых тонах. Да, Мария -- девушка не из рабочей семьи! На руках ни одной царапины, тем более мозоли.
      Трудно придется Магдалине в дальнейшей жизни.
      На коленях у Марии лежит книжка и чей-то череп. Сейчас трудно сказать, кто позировал художнику. Над этим придется поломать голову нашим искусствоведам.
      Слева от черепа мерцает графин с какой-то жидкостью. Что это? Вода, вино или другой яд? Неизвестно! Но вкус приятный.
      В целом картина поражает своей чистотой. Белоснежные кружева, покрывало поверх Магдалины все это говорит нам о тяжком труде испанских прачек, день и ночь стирающих белье испанской знати, погрязшей в роскоши, вине и женщинах.
      Таким образом, можно рассматривать "Кающуюся Марию Магдалину" как суровый документ той далекой эпохи.
      Документ, подписанный рукой Эль Греко, замечательного художника, умершего в 1614 году, не дожившего до правильного понимания своей картины более трехсот шестидесяти лет.
      Лингвист
      Просто гора с плеч. Три года отдал, думал, мозги свернутся, но добил! Можете меня поздравить. Я наконец выучил будунуйский язык. Читаю, правда, со словарем, но болтаю без напряжения. Пожалуйста, спросите меня что-нибудь по-будунуйски.
      Ну? Любое спросите! "Как вас зовут?" "Который час?" Чего молчите? А-а! Не можете спросить по-будунуйски. Вы языка не знаете. Даже как он выглядит. И выглядит ли. А я могу спросить кого угодно о чем угодно, и мне никто не ответит. Кроме меня! И еще двух человек.
      Будунуйцы -- древнейшее племя на юге Африки. Причем от племени осталось человека два с небольшим. Две старушки и старичок. Но им жизнь не грозит, в газетах писали. Так что чуть-чуть потерпеть -- и я останусь единственным в мире, кто в совершенстве владеет будунуйским языком.
      Представляете, какая удача? Единственный в мире! Наконец я смогу высказать вслух все, что у меня накипело! Трихонда брухерто! Да-да, так и скажу:
      "Трихонда брухерто в конце концов!" М-да, крутовато, конечно... Тогда просто:
      "Брухерто в конце концов!" Сильно сказано, не правда ли?
      Вот чем мне эти будунуйцы нравятся: что думают, то и говорят.
      Шанс
      Тридцать восемь лет Леня Козлович честно прожил в коммунальной квартире на двадцать пять человек. Леня привык к соседям, к удобствам, которых не было, и к своей комнате площадью двадцать два не очень-то квадратных метра, такая она была вытянутая, коридорчиком, зато как просторно под высоким лепным потолком!
      Раньше во всем этом доме кто-то жил.
      Жильцы на все шли ради отдельной квартиры. Фиктивно женились, разводились, съезжались, менялись, азартно рожали детей, прописывали умерших, укрывали живых. А Леня с детства был недотепой, фиктивно жить не умел. Женился, родил себе девочку -- все, что он мог.
      И вот наконец дом пошел под капитальный ремонт, людей расселяли в совершенно отдельные квартиры со всеми удобствами.
      Леня с женой своей Люсей по ночам, чтоб не разбудить дочь Ленку, шепотом, чуть не до драки спорили, куда что ставить. До чего же легко в голове поместились роскошные большие слова: "гостиная", "спальня", "детская". Квартира, как известно, полагалась двухкомнатная, и все равно это были сладкие споры: что, куда... Отдельная! Значит, в чем хочешь -ходи, куда хочешь -- плюй, и в туалет не спеша, от души наконец...
      В понедельник Леня, радостный, как предпраздничный день, явился в отдел учета и распределения жилплощади.
      У комнаты номер шестнадцать была небольшая очередь. Принимал инспектор Чудоев М. П. Его имя произносили уважительно, выговаривая каждую буковку: Максим Петрович!
      Дождавшись очереди, Леня постучал и вошел. Максим Петрович был чудовищно хорош, в черном костюме, зеленой рубашке и синем галстуке. То ли он любил рискованные сочетания, модные в этом сезоне за рубежом, то ли был начисто лишен вкуса, что мог себе позволить в силу занимаемой должности. Небольшие карие его глазки косили так, что встретиться с Максимом Петровичем глазами практически было невозможно. То есть посетитель видел Чудоева, а вот видел ли посетителя Чудоев -- поручиться было нельзя.
      Леня выложил на стол справки и спросил: "Скажите, пожалуйста, на что мы можем рассчитывать?" Максим Петрович разложил пасьянс из мятых справок и сказал:
      "Согласно закону, получите двухкомнатную квартиру в районе новостроек".
      Леня и сам знал, что положено согласно закону, но, как известно, закон у нас один на всех, а нас очень много, поэтому закона на всех не хватает, и тот, кто бойчей, свое не упустит, чье бы оно ни было! Причем все в удовлетворении, потому как большинство понятия не имеет, как живет меньшинство, что для счастья, пожалуй, самое главное. А кто хочет жить лучше, надеждой источен до косточек, лишь глазки горят, но с годами обугливаются, гаснут.
      Но шанс, шанс есть у каждого!
      И, подмигнув двумя глазами, Леня, как ему показалось, интимно шепнул:
      -- Знаю, что нельзя, но смерть как охота... трехкомнатную.
      Максим Петрович развел глаза в стороны:
      -- Я бы с радостью, но вы же знаете сами. Если бы вы были матерью-героиней, академиком, хотя бы идиотом со справкой, то, естественно, имели бы право на дополнительную жилплощадь, а если вы нормальный человек, увы!
      И тут Леня выплеснул из себя фразу, бессмысленную до гениальности. Она прозвучала так:
      -- Максим Петрович! Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного.
      Максим Петрович, пытаясь понять смысл услышанного, перестал на миг косить и, показав Лене глаза, которые оказались не карими, а зелеными, прошелестел одними губами:
      -- Зайдите в четверг после трех. И не забудьте размеры границ.
      Дома, сидя за столом и тряся над борщом перечницу, Леня сказал жене:
      -- Люсь, падай в обморок! Я, кажется, выбил трехкомнатную.
      Люся, как при команде "Воздух!", рухнула на пол и, припав к ногам мужа, заголосила:
      -- Ленчик! Миленький! Положена двухкомнатная -- будем жить. Раз ты что-то задумал, и однокомнатной не дадут. У тебя легкая рука, вспомни. Из ничего -- бац -- и беда!
      -- Цыц! -- Леня треснул по столу вилкой. -- Цыц, любимая! Сначала послушай, а потом убивайся. Тут все чисто. Ну, придется немного дать. Но иначе никогда не видать трехкомнатной.
      -- А ты что ему пообещал? -- спросила жена.
      Леня поворошил вилкой тушеную капусту:
      -- Я ему тонко намекнул.
      Люся села:
      -- Господи! Тогда в трамвае тонко намекнул и чуть не убили! На что ты мог намекнуть ему, несчастный?!
      Леня наморщил лоб, вспоминая неповторимую фразу:
      -- Я сказал: "Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного". Неплохо сказано, да?
      Люся застонала:
      -- Переведи с идиотского на русский. Сколько это в рублях?
      Леня сказал:
      -- А я откуда знаю? Сколько у нас на книжке?
      -- Осталось сто семь рублей тридцать копеек.
      -- Значит, столько и получит, -- отрезал Леня.
      Люся заплакала:
      -- Ленчик! Тебя посадят. Ты не умеешь давать. Тебя возьмут еще в лифте, в автобусе. А за дачу взятки -- от трех до восьми лет. Значит, тебе дадут десять.
      Ленчик, на кого ж ты нас бросаешь?! Ты никогда в жизни не мог ни дать, ни взять. Вспомни дубленку, которую ты мне достал по дешевке за двести пятьдесят рублей. Этот кошмарный покусанный молью или собаками милицейский тулуп, который еле продали через год за пятьдесят пять! А сметана, которую Коля вынес нам с молокозавода?! Ты ее тут же разлил в проходной под ноги народному контролю.
      Тебя чуть не посадили, списав на тебя все, что с молокозавода вынесли трудящиеся.
      Леня сидел как оплеванный...
      Люся хлебнула компота и окрепшим голосом продолжала:
      -- А кто пригласил меня и Калитиных в валютный бар? Кто сказал: "Там дружок у меня и все схвачено?" И действительно, нас тут же схватили! Пытались выяснить, с кем из иностранцев мы хотели встретиться и с какой целью? Хорошо, что директор гостиницы, поговорив с тобой полминуты, велел отпустить, поняв, что нет в мире иностранца, которого ты можешь заинтересовать. Не родился еще такой! Не давай взятку! Посадят!
      Люся снова упала на колени. Леня опустился рядом:
      -- Ну а что делать? Посоветуй, если ты такая умная.
      Они сидели на полу обнявшись и молчали.
      -- А что если... -- Люся медленно поднялась с пола. -- Все в конвертах дают.
      Так вот, вместо денег сунь туда сложенную газету и отдай конверт только после того, как получишь ордер. И беги! У тебя был второй разряд по лыжам? Вот и беги! Не станет он орать, что взятку ему недодали.
      Леня чмокнул жену в щеку:
      -- Молодец, Людка! Соображаешь, когда не ревешь! А поймают на месте преступления -- вот вам улика, газета "Советский спорт". А за это у нас не сажают. Номер экстра-класса. За трехкомнатную -- "Советский спорт".
      Номер действительно был международного класса, но его еще надо было исполнить...
      За ночь Люся на всякий случай подготовила три конверта с газетой, сложенной под взятку.
      Рано утром жена, обняв и перекрестив мужа, ушла на работу. Леня сделал зарядку, дождавшись очереди в ванну, принял холодный душ, другого не было, и на всякий случай для собранности проглотил две желтые венгерские таблетки из пластмассовой баночки -- их всегда брала Люся после семейных скандалов, чтобы успокоиться. Но по тому, как начало крутить в животе, Леня с ужасом сообразил, что принял что-то не то.
      Он позвонил на работу жене, объяснил свое состояние и спросил, что теперь ему делать?
      Люся заорала в трубку:
      -- Желтенькие -- слабительное! Идиот! Тонизирующие -- красного цвета. Красного!
      Господи...
      Леня бросил трубку и, подумав, принял таблетку закрепляющего. Подумал еще и взял две красненькие таблетки для закрепления уверенности в себе. Слабительное, закрепляющее и тонизирующее в сумме дали сногсшибательный эффект. Леня покрылся холодным потом, во рту пересохло, а пальцы задрожали так, что пришлось их сжать в кулаки.
      В таком вот состоянии, со сжатыми кулаками, но дрожа, Леня ровно после трех стучался в кабинет. То ли от волнения, то ли от лекарства он никак не мог пройти в дверь, ну не попадало тело в проход, заколотило его!
      -- Проходите! Садитесь! -- сказал Максим Петрович, доброжелательно кося глазами.
      Легко сказать -- "садитесь".
      Наверно, летчику легче было ночью посадить самолет с отказавшим мотором, чем бедному Лене попасть задом на сиденье стула. Наконец посадка была завершена.
      Максим Петрович, достав из папки бумагу, потряс ею в воздухе:
      -- Поздравляю! Вопрос решен положительно. Три комнаты. Осталось подписать у Новожилова, и все.
      -- Максим Петрович, а вы бы уж подписали... и тогда размер моих границ... не имел бы никакой благодарности!
      Максим Петрович кивнул и вышел. Через минуту вернулся и помахал перед носом у Лени подписанным вкусно пахнущим ордером. Там было написано: "Трехкомнатная".
      Леню потянуло за ордером, но Максим Петрович изумленно глянул в ящик стола, потом на Леню, как бы прикидывая, войдет Леня в ящик или нет.
      Леня выхватил ордер, бросил в ящик пухлый конверт и, быстренько пятясь к дверям, забормотал:
      -- Большое спасибочко! Заходите еще!
      От радости, что все позади, Леня глупо улыбался и все пытался выйти в ту половину двери, которая была заперта. И тут двое молодых людей, подхватив его под руки, разом предъявили удостоверения работников ОБХСС и бодро сказали: "Ни с места!"
      Широко улыбаясь, старший из них ласково поманил людей из очереди, очевидно, чтобы они разделили его радость:
      -- Товарищи, можно вас? Будете понятыми. Подтвердите дачу взятки. Вы только что получили ордер, не так ли?
      Младший оперативник открыл ящик и достал оттуда конверт.
      -- Ваш?
      Леня кивнул, хотя голова Максима Петровича отчаянно замоталась из стороны в сторону, словно увертываясь от петли.
      Старший жестом профессионального фокусника засучил рукава, дабы все убедились, что в рукавах ничего нет, и, ловко вскрыв конверт, бережно достал аккуратно сложенный "Советский спорт". Подмигнув понятым, он начал нежно разворачивать газетный лист. Понятые, распахнув рты, с огоньком лютой справедливости в глазах ждали финала. Ничто не делает нас такими честными, как чужое преступление.
      Наконец газета была развернута в два полных печатных листа. Работник ОБХСС, не сняв улыбки, оглядел газету с обеих сторон, ударил бумагу ладонью и начал трясти, надеясь, что посыпятся денежки. Увы, фокус не удался!
      -- Синицын, чтоб я сгорел, это " Советский спорт"! -- сделал он тогда смелый вывод.
      Максим Петрович, для которого этот вывод был, наверно, еще более неожиданным, чем для остальных, недоверчиво потрогал газету рукой, ущипнул себя, работника ОБХСС, и к нему снова вернулся дар речи.
      -- Естественно, это "Советский спорт". А что, по-вашему, там должно быть еще?
      Вот интервью с Дасаевым. Я всю жизнь мечтал его прочесть, и товарищ любезно принес, как мы с ним и договорились.
      Младший работник ОБХСС с лицом человека, похоронившего за день всех родственников, машинально сложил газету, сунул в конверт и бросил обратно в ящик стола. В глазах его стояли слезы.
      А Максим Петрович бросился к Лене и долго тряс его руку:
      -- Спасибо за газету! Даже не знаю, как вас благодарить! Просто не представляю, как бы я жил без этой газеты!
      Леня сказал:
      -- У меня журнал "Здоровье" есть. Принести?
      -- Нет-нет! Это уже статья, правда, товарищи? Да возьмите конверт, а то подумают, что я с посетителей конверты беру.
      Максим Петрович сунул конверт из ящика обратно Лене в карман.
      -- Ну, вы жук! -- старший сотрудник погрозил Максиму Петровичу пальцем.
      -- Все свободны, хотя, конечно, жаль.
      Наконец Леня выбрался из проклятого кабинета и помчался домой.
      Влетев в комнату, не раздеваясь, Леня схватил жену в охапку и закружил по комнате:
      -- Люська! Трехкомнатная! Держи! -- Он царственным жестом протянул ордер.
      Прочитав текст, Люся заплакала:
      -- Любименький! И нам повезло наконец. Господи! Такая удача и ты на свободе!
      Садись есть, радость моя!
      Леня уплетал обжигающий борщ и, давясь, рассказывал, как все было.
      -- И представляешь, жук, говорит: "Чтоб вы ничего не подумали, я возвращаю вам конверт", -- Леня бросил на стол мятый конверт. Люся подняла его, и вдруг оттуда посыпались песочного цвета ассигнации. Сторублевки. Десять штук.
      -- Ленечка, это тысяча рублей! Ты кого-то нечаянно убил? -- Люся приготовилась плакать.
      Леня медленно лил борщ из ложки на брюки, не отрываясь глядя на невиданные деньги.
      -- Может, это он тебе взятку дал за то, что ты его спас?
      -- Погоди, Люсь, погоди! Вот, значит, как оно. У него в ящике лежала чья-то взятка в таком же конверте. Он побоялся, что станут искать и сунул конверт мне в карман. Жулик! Не отдам! Это нам на новоселье от ОБХСС.
      -- Ленчик! -- Люся привычно опустилась на колени. -- Верни! Узнают, что ты трехкомнатную получил и за это взятку взял. В законе еще статьи для тебя не придумали!
      -- Не отдам! -- Леня смотрел на жену исподлобья. -- В кои-то веки мне дали взятку. Когда я еще получу? Не все взятки давать нечестным людям, пора уже и честным давать.
      -- Ой, Ленчик, не гонись за длинным рублем, дороже выйдет!
      Они бранились целый день и даже ночью.
      К утру Люся убедила мужа, что не в деньгах счастье. И чтобы воровать, надо долго учиться. Квартира трехкомнатная с неба свалилась, и не надо гневить боженьку.
      В конце дня Леня вошел в кабинет Максима Петровича и сказал:
      -- "Советский спорт" стоит три копейки. А здесь немного больше. Возьмите сдачу!
      Максим Петрович, воровато закосив глаза за спину, протянул руку. В тот же миг в кабинет откуда-то сверху впрыгнули два человека, дышащих так тяжело, будто они сутки гнались друг за другом. Это были все те же работники ОБХСС. Лица их были по-ребячьи радостны и чумазы. Фокус таки удался!
      Старший сказал: "Попрошу ваш конверт и ордер, дорогие товарищи!"
      Леня съежился: "Вот он, его, Ленин, шанс. Шанс, который его, Леню, в этот раз не упустит".
      Старший дрожащими руками открыл конверт, затряс им в воздухе. Максим Петрович упал в кресло. Леня зажмурился. Тяжкий стон заставил его открыть глаза. Из конверта выпадал "Советский спорт"!
      У работников ОБХСС было такое выражение лица... Максим Петрович окосел окончательно, его глаза смотрели уже не наискось, а вовнутрь. И тут Леня начал смеяться. Перегнувшись пополам, держась за живот, Леня хохотал. Он-то понял, в чем дело. По рассеянности он взял вместо конверта с деньгами тот запасной конверт с газетой, который Люся приготовила в прошлый раз.
      Леня смеялся как ненормальный.
      Выходит, конверт с тысячей, который лежал рядом, он по ошибке вместо конверта с газетой бросил утром в мусоропровод! Вот повезло так повезло! Я же все время говорил Люське: со мной не пропадешь. Если человек родился под счастливой звездой, это надолго.
      Набрать высоту
      Самолет взревел, дрожа от возбуждения, дернулся, сатанея, побежал вприпрыжку, наконец прыгнул вверх и сразу же успокоился.
      Земля кончилась, началось небо.
      Толстые облака самолет резал запросто и уходил вверх, к солнцу. Вот оно.
      Круглое. Слепящее. Новенькое.
      С каждой секундой город внизу съеживался. Дома превращались в домики. Машины -- в машинки. Люди -- в многоточие.
      С каждой секундой мельче становились заботы, смешнее удачи и неудачи.
      Самолет набирал высоту, и глупела, удаляясь, жизнь на земле. Важней становилось небо. Пассажиры чувствовали себя умнее. Вместе с самолетом они отрывались от земли, вырывались из рук близких, не различая ни слез, ни слов.
      Шорохи листьев, стук каблуков по асфальту накрыл гул моторов. За стеклом в небе -- никого.
      Высота, как анальгин, снимала головную боль. Мысли успокаивались, разматывались, рвались.
      Вместе с самолетом люди поднимались над сложностью отношений.
      Не нужно ласкать нелюбимую женщину. Не обязательно говорить кому-то правду. Не нужно лгать. Можно молчать, никого этим не обижая. Можно закрыть глаза.
      Открыть.
      В самолете не толкали. Не кричали: "Вы здесь не сидели!" Не просили зайти завтра в то же время. В самолете никто никуда не спешил.
      Наверху кнопочки. Можно зажечь свет, вызвать стюардессу. Но главное -- можно не зажигать свет. Не звать стюардессу. Тем более она все равно пройдет три раза на своих стройных ногах, волнуя духами, равно приветливая и недоступная, прописанная в небесах.
      В воздушной яме, правда, подхватит тошнота -- вспомнишь, что надо отдать сто рублей, передать привет негодяям, опять есть сырники, приготовленные женой. Но это потом. На земле. А в воздухе пристегнешь ремни и чувствуешь себя свободным как птица.
      Зажженная надпись "Ноу смокинг" позволяет хоть здесь не курить. И не куришь с большим удовольствием. Отчего чувствуешь себя сильной личностью. Наверно, потому и жмет чуть-чуть под мышками этот самый "смокинг", в котором, кажется, летишь на гастроли или возвращаешься оттуда. Словом, ощущение такое, будто что-то должно произойти.
      И возникает в гудении моторов мелодия, которая появляется только на высоте десяти тысяч метров над землей. С потерей высоты мелодия исчезает.
      На высоте десять тысяч метров перестает действовать земное притяжение. Ощущаешь невесомость и независимость. На высоте десять тысяч метров... Рано или поздно все самолеты идут на посадку. Рано или поздно пассажиры возвращаются на землю.
      Прикасаясь колесами к земле, самолет вздрагивает, и дрожь его передается людям.
      Прилетели.
      Памятник
      Человек ожесточенно рыл землю. Яма становилась все глубже, выступила вода, и под ней, наконец, показалась голубоватая глина. "Это то, что надо!" -- воскликнул человек, наполняя глиной ведро.
      Он поднял наверх, наверно, полтысячи ведер, пока около ямы не выросла огромная куча глины. Тогда человек вылез из получившегося колодца наверх и, отсекая от глины все лишнее, начал лепить себя.
      На третий день здоровенная скульптура была закончена. Человек долго разглядывал ее и улыбался устало: "Теперь меня запомнят надолго, можно умирать".
      ...Прошли годы. В жаркий полдень, подняв из глубокого колодца ведро холодной воды, люди пьют до изнеможения и, опустившись на глиняный бугорок, шепчут:
      "Какой замечательный человек вырыл этот колодец!"
      Зал ожидания
      Когда-то здесь был аэропорт. Летное поле, зал ожидания, зал прибытия. Потом аэропорт перенесли на окраину города. Зал прибытия, зал отправления снесли, а зал ожидания стоит до сих пор. Здесь сутками ждут бог знает чего...
      Зал ожидания -- огромное желтое здание. Зал ожидания -- восемь тяжелых колонн по фасаду. Зал ожидания -- под потолком ласточки лепят гнезда из комочков глины, из кусочков фраз.
      -- Внимание пассажиров, вылетающих на Рио-де-Жанейро! Ваш рейс откладывается по метеоусловиям Жанейро.
      -- Нет, что там у них с погодой? -- зажужжал щупленький мужчина, замолотил руками по воздуху, -- получился пропеллер; он попытался взлететь с помощью тоненьких рук. -- Второй год Рио-де-Жанейро не может принять двух несчастных человек. Маргарита, не спи ты! Жанейро не принимает. Марсель не принимает. Твоя тетка в Ялте не принимает. Ну и погодка! Я ведь плюну и улечу к чертовой матери, там всегда примут! -- Он заметался так, что, казалось, вот-вот взлетит, закружит с ласточками под потолком. Кто-то тронул его за рукав:
      -- А что вам приспичило Рио-де-Жанейро? Почему бы не полететь на Амстердам?
      Конечно, это не Рио-де-Жанейро, но тоже культурный центр.
      Худенький пошел на посадку, глаза загорелись, словно наконец поманили посадочные огни:
      -- А это идея. Маргарита! Не спи ты! Ну, не Рио-де-Жанейро. Ну, Амстердам. Чем тебе не нравится Амстердам? Или я сойду с ума, ты меня знаешь.
      -- Согласна, -- медленно грудным голосом ответила большая Маргарита. -- Значит, теперь будет Амстердам? На центральной площади наверняка музей Ван-Гога. Рядом обязательно магазин, где купим кожаное пальто мне и меховую шапку тебе. Не спорь! У тебя волосы последние вылезут без меховой шапки.
      Ласточки чертили под потолком лихие птичьи авиалинии. Как хотели, так и чертили.
      ...Женщина в старомодном плаще, прищурившись, вслушивается в слова из репродуктора:
      -- Гражданин Рогачев, вас ожидает у фонтана гражданка Рогачева.
      Подбежав к фонтанчику с вялой струйкой питьевой воды, женщина завертела головой, бормоча:
      -- Он сказал, буду в два. Три -- его нет, четыре, пять, шестой год пошел, куда он запропастился? Бросить меня он не мог, я у него красавица. Часто задерживался, это правда, но на шесть лет -- это свинство!
      Зал ожидания -- зал надежды. Терпеть и дождаться.
      ...Сорокалетняя пара нервно оглядывается по сторонам.
      -- Чего вы ждете?
      -- Мы? Ребеночка. Мы ждем мальчика, -- возбужденно затараторила женщина, -- белокурого мальчика с синими глазами, как у меня...
      -- С двумя золотыми косичками, высокую, в меня, -- поправил мужчина. -- Семь лет ждем. Она давным-давно выросла из купленных распашонок и ползунков. Знаете, дети так быстро растут!
      -- Но почему ребенка вы ждете здесь?
      -- А где еще, где? Везде люди ждут, по всей земле, кто тут, кто там, но не могут найтись, потому что ждут в разных местах. Надо, наконец, договориться и ждать в одном условленном месте. Здесь. И все непременно дождутся.
      Непременно.
      Зал ожидания. Ласточки бездумно парили под потолком, словно под куполом умещалось все небо...
      По радио объявляют:
      -- Лейтенант Архипов Сергей Петрович, пропавший без вести в сорок пятом году под Варшавой, вас ожидает однополчанин полковник Шарапов.
      Седой мужчина с длинным шрамом на шее говорит всем:
      -- Серега пропасть никак не мог. Вы ж его не знаете, а я четыре года -- бок о бок по грязи, по крови. Кровные братья вроде бы с ним. Не такой Серега человек, чтобы по всему этому четыре года живым проползти, а под конец пропасть без вести. Это же глупо, глупо, как вы не понимаете?!
      В зале ожидания вечно битком. Вместе теплей и спокойней. Вместе не так страшно ждать. Когда ждешь не один, значит, в этом есть смысл...
      -- А вы что ждете?
      -- А?
      -- Вы-то что ждете, бабушка?
      -- А жду я. Жду, сынок. Что-то должно произойти когда-нибудь, правда? За всю жизнь должно что-то случиться? Или не должно? Конечно, оно случится. Вот я и жду со всеми...
      Ласточки вскрикивали под потолком зала ожидания. Ласточки ждали птенцов.
      Воробьи не подымались вверх к ласточкам, воробьи шуровали по полу, по каменным плитам. Им нечего было ждать -- все лежало под носом. Крошек навалом, они прикидывали, какие побольше, повкусней.
      ...В зал ожидания торопливо вошла женщина неопределенного возраста в шляпке с вуалью, которые будут носить еще не скоро.
      -- Меня никто не ждет?
      Старушка с бойкими воробьиными глазками подхватила ее под руку:
      -- Милочка, сегодня никто не ждет, но завтра ожидайте! Я хороший насчет вас видела сон!
      -- Я ничего не понимаю. -- Женщина устало опустилась на скамью. -- В книгах пишут: "Без любви не надо". Я и не хотела без любви. Честно, ничего не хотела.
      Масса предложений. Всем отказала. Всем. Без любви. Ждала, как дура, когда появится он! Где этот тип, я вас спрашиваю? Я состарилась без любви. Где шляется мой единственный? О, как я его ненавижу! Ну, ничего. Пусть только появится -- убью!
      Зал ожидания. Под потолком ласточки лепят гнезда из комочков глины, из кусочков фраз.
      Самое удивительное -- многие дождались своего! Недавно та женщина в шляпке с вуалью устроила чудовищный скандал пожилому мужчине, забредшему в зал ожидания.
      Ушли они, обнявшись. Исчезла и сорокалетняя пара. Они ушли, крепко держа за руки рыжего мальчугана. Многие, очень многие больше не появляются в зале ожидания. Очевидно, они дождались.
      Но приходят новые и новые люди. Зал ожидания вечно полон...
      Почему я курю
      Разве станет уважающий себя человек просить у прохожих деньги? Никогда. Даже если нет пяти копеек на трамвай.
      Когда человеку тяжело, будет он говорить о своей беде постороннему человеку? Нет, не будет.
      А кто из нас, курящих, не просил у совершенно незнакомых людей сигарету?
      Спички? Просят везде на всех языках: "Простите, у вас спичек не найдется?.."
      И человек достает коробок, чиркает спичкой. Он протягивает руки с зажженной спичкой к лицу незнакомого человека. На какое-то мгновение их ладони соприкасаются, оберегая огонек.
      Потом и у этого человека попросят прикурить, и он протянет зажженную сигарету.
      И снова на секунду встретятся ладони незнакомых людей.
      Так будет продолжаться, пока не прикурят все те, кто курит. И потянутся цепочки крохотных огоньков по всей земле. Потому что курят в Европе и Азии, Африке и Австралии, Южной и Северной Америке.
      А пока ладони людей касаются друг друга, оберегая огонек, -- ничего плохого на земле не произойдет.
      Только поэтому я не бросаю курить. Вдруг кто-то спросит: "Огонька не найдется?.."


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7