23

За ужином Питер был неразговорчив. Хмурое лицо свидетельствовало об озабоченности, не покидавшей его после чаепития у соседки. Вообще-то он не был уж таким говоруном, но у него всегда имелось что сказать — будь то любезное замечание, а чаще всего комплименты. Сейчас же взгляд его был неспокойным, движения нервными.

Уже несколько дней Дебра подмечала, что Питер становился все более и более раздражительным. Это проявлялось в мелочах: иногда выскочит резкое слово или неодобрительное замечание, однако все это не очень выделялось на фоне его обычного олимпийского спокойствия. Искоса посматривая на него, она отметила, что ярче обозначилась разница между его двумя профилями. Ей будто виделись два лица. Первое сосредоточилось на смаковании пудинга, второе отражало какую-то тайную муку. Дебра без труда угадывала причину этих мучений.

Когда она подала кофе, он решился нарушить молчание:

— Соседка наша — очень милая старушка, но плетет невесть что!

— Ты все еще думаешь о тех страницах?

— Да. Мне абсолютно непонятно, почему кому-то надо было сочинять за Виолетту, вырывать страницы, класть их в конверт и… Вот разве что…

Его лицо внезапно прояснилось. Он повернулся к подруге и впервые за весь вечер посмотрел ей в глаза.

— Разве что… Да, точно, это сделано нарочно! Это еще один знак того, что все было продумано! Сами записи старые, но наверняка сделаны после гибели Виолетты, которая непременно хватилась бы вырванных страниц. Стало быть, кто-то написал все это после убийства. Написанное изобличает в конечном итоге ее мужа в маниакальном убийстве детей и как следствие в убийстве жены: тому якобы нужно было заставить ее молчать после того, как она его разоблачила. Таким образом, эти листочки являются неоспоримой уликой против Яна Гарднера, и ему повезло, что полиция их не нашла… Что ты об этом думаешь, дорогая? Теперь все объясняется, правда?

Дебра слегка вздохнула:

— Да, Питер… Ты просто мастер находить убедительные аргументы. Но мне кажется, пока нам рано в чем-либо твердо стоять на своем. Ведь твои соображения основаны на впечатлении миссис Миллер, которая мне показалась вдруг сильно уставшей.

— Я тоже заметил это, — ответил Питер, прикуривая сигарету. — Дражайшая миссис Миллер, возможно, и хитрая бестия, но она здорово сдала от всех этих неприятностей с сыном. Посмотрим, что скажет профессор Симпсон. Как бы то ни было, отныне ясно только одно: надо срочно найти дневник!

Дебра с серьезным видом кивнула, сказав:

— По моему мнению и по всей логике, его должен был забрать ее дядя. Когда мы расставались, миссис Маршал сказала мне, что адрес дяди должен быть в ее книге записей, потому что, как ей помнится, при отъезде он заказал ей кое-какой садоводческий инвентарь.

— Да, отличная мысль! Зайдем к ней при первой же возможности!

— Тогда уж не забыть бы попросить у нее фото.

Движением ресниц Питер одобрил это предложение.

— Конечно, дорогая, обязательно… А который час? Восемь ровно? У нас есть целых три часа, чтобы порыться в вещах Гарднеров!

Глаза Дебры удивленно расширились.

— Мы ведь уже просматривали их!

— Да, но наспех, нам не терпелось во что бы то ни стало найти тетрадь… Мы были слишком возбуждены и могли пропустить что-нибудь важное. Теперь, лучше зная обстановку, мы можем делать это более методично. Тетрадь может быть и не такая толстая, как мы думаем, и мы легко могли ее не заметить, сверху на ней может быть другая обложка. Я сейчас подумал о кипах романов в плетеном сундуке. Надо пересмотреть все книги, проверить, не вложено ли что-нибудь между страницами…

Дебра тяжко вздохнула:

— Только не сегодня вечером, Питер… по крайней мере без меня…

Голос Питера прозвучал с укоризной:

— Но почему же?

— Потому что я устала. И еще надо подумать кое о чем… Пока совсем не стемнело, мне хотелось бы погулять в саду.

— Делай как хочешь. А я пойду искать!

С этими словами Питер покинул кухню. Его сухой, неодобрительный тон задел Дебру, и она несколько минут сидела, уставившись на закрывшуюся за ним дверь. Потом достала платочек, вытерла слезы, затуманившие глаза, и вышла через веранду.

Вечер был теплым, и цветы благоухали как-то по-особенному. Дебра медленно пошла по дорожке, иногда закрывая глаза, чтобы лучше различать запахи, испускаемые «Могилой Адониса». Она не сразу подошла к цветущей клумбе, а остановилась в десятке метров, у старой скамьи. Сев на нее, Дебра любовалась цветами, ловила их последние краски, угасавшие в опускающейся темноте, подобно затухающему, очагу. По одному исчезали голубенькие, зеленые, желтые, оранжевые язычки цветочного костра.

В какой-то момент она мысленно вновь увидела фантом Виолетты, явившийся ей в день прибытия. Настоящий призрак или галлюцинация? Сейчас она ни в чем не была уверена. Все казалось нереальным в наступившей темноте, пропитанной колдовскими ароматами.

Она никогда не встречала Виолетту в жизни. Та умерла, когда Дебре было семь лет. Но, насмотревшись на портрет в этот исключительный вечер, она действительно видела ее живой, во плоти, — как та снует по лестнице, хлопочет на веранде, в саду, склоняется над цветами… Хотела ли и в самом деле погибшая дать ей понять что-то? Несомненно. Но не то, о чем думал Питер…

Дебра долго вглядывалась в «Могилу Адониса», постепенно исчезающую, поглощаемую мраком. Она так упорно думала о покойной, что ей показалось, она видит темный силуэт, на котором различались только глаза… Большие голубые глаза, мерцающие в темноте…

Услышав сзади приглушенные шаги, Дебра вздрогнула. Она прислушалась. Звук шагов стал отчетливее. Медленно повернув голову, она окаменела от страха, различив направляющуюся к ней тень.

Виолетта? Нет, такое невозможно… Она не видела ее глаз, лишь черный силуэт, выделявшийся на освещенном желтоватым светом фоне веранды. Кто же это? Некое имя пронзило мозг, и Дебру охватил ужас. Имя это было неотделимо от светлых кругов, которые плыли от веранды. Губительные желтые завитки наполнили ночную тьму с явным намерением обрушиться на нее, схватить, крепко стянуть и потащить к Рою Жордану.

— Рой, нет! — крикнула она, резко встав со скамьи.

— Рой? — переспросил знакомый голос. — О ком ты, дорогая?

— Питер, это ты? Боже! Как ты меня напугал! Но что ты тут делаешь?

— Пришел к тебе, милая.

Питер обнял ее. Дрожь постепенно утихла.

— Меня совесть загрызла, — сказал он. — Пришел извиниться за тон, которым я с тобой говорил. Не знаю, что со мной происходит в последнее время… Я чертовски нервничаю…

— Тебя измучило то старое дело.

— Наверно. Чувствую, что разгадка где-то рядом, что я ее схватил, однако в последний момент она ускользает меж пальцев… А скажи-ка, Дебра, Рой — это кто?

Уткнувшись в его плечо, она пробормотала:

— Один человек, которого я всеми силами пытаюсь забыть.

Питер глубоко вздохнул, потом спросил:

— Он был груб с тобой?

— Не в том смысле, в каком ты думаешь. Но я предпочла бы жить с грубияном, нежели с таким человеком, как он, который… Не желаю больше говорить о нем. Хочу забыть его навсегда.

— Понимаю, дорогая. Не вернуться ли нам в дом?

— Нет, мне хочется побыть здесь. Все равно я не усну… Мне показалось, что я видела Виолетту как раз перед твоим приходом.

— Вот как? — удивился он с пробудившимся интересом. — И где же?

— Там, возле «Могилы Адониса».

— Ты опять увидела ее призрак?

Дебра неопределенно пожала плечами:

— Может быть, но не обязательно ее…

— Тогда чей?

— Чей? Да здесь полно призраков, Питер! Ты так и не понял? Души всех убиенных в этом месте продолжают неотступно преследовать Марфорд и приносить несчастья его жителям! Кстати, если Ян Гарднер невиновен, не могла ли одна из этих блуждающих теней убить его жену?

От дуновения ветра зашелестела листва старого дуба, возвышавшегося за скамьей. По телу Питера тоже пробежала дрожь. Мужчина завертел головой, всматриваясь в темноту. Не менее, чем слова Дебры, встревожила его благоуханная волна, накатившая с «Могилы Адониса».

— Разве следствием не установлено, что такое преступление могло быть совершено какой-то сверхъестественной силой?

— Я отказываюсь в это верить, — произнес он, впрочем, не очень убежденно. — Злой дух не способен рассчитать все так хладнокровно.

Дебра тихо отозвалась:

— Я тоже, Питер. Но я чувствую его присутствие…

Миссис Миллер засиделась. Часы уже пробили полночь, а она все еще оставалась в кресле гостиной, глядя в открытое окно. Мерзлячка, сейчас она не чувствовала ночной прохлады. Миссис Миллер задумчиво смотрела на темную полосу изгороди, прочерченную под усеянным звездами небом, предвещавшим на завтра погожий денек.

«Погожий денек»? — с горечью подумала она. После разговора с гостями она в этом усомнилась. Она больше не могла не действовать, держать язык за зубами. Завтра же надо предупредить власти. Когда разговор зашел о влиянии времени на личность, перед ней прошла череда знакомых лиц с «взглядом, который не меняется». И вдруг откуда-то из глубин памяти возник некий взгляд, устремленный на нее.

Там, куда она смотрела, миссис Миллер видела эти два глаза. Поверхностный наблюдатель нашел бы их несколько тусклыми, однако при ближайшем рассмотрении в них можно было обнаружить страшное посвечивание, отблеск неприкаянной души.

Миссис Миллер очень хотелось ошибиться, но ее опыт и знание человеческой натуры оставляли мало надежды на это. Этой ночью она заупрямилась, убедила себя, что ее преклонный возраст влияет на рассудок, заставляя везде видеть зло, как только на жизненном пути встречалось что-то выходящее за рамки обыденности.

Свет из окна гостиной падал на лужайку. Светлый прямоугольник растянулся до изгороди и смутно обозначал рельеф. Непонятная дрожь пробежала по телу миссис Миллер. Она будто ощущала присутствие постороннего там, где края прямоугольника смазывались и уже не в силах были пробить темноту. Ей даже казалось, что она видит стоящую неподвижно фигуру. Видение это, возможно, и было порождением ее страхов. Но ей виделись глаза, слабо поблескивавшие, словно два шарика, выточенные из фосфоресцирующего минерала.

Эти «глаза, которые не меняются»… те самые, завладевшие ее мыслями.

«Наваждение какое-то», — сказала себе миссис Миллер. Усилием воли она встала, решительно затворила окно и поднялась в спальню. Еще до этого она приняла легкое снотворное, как делала всегда, когда не удавалось выкинуть из головы мысли о бурной жизни своего сына. Несмотря на это она еще долго не могла уснуть и забылась сном с неотступной мыслью о странных глазах.

Не слышала она ни боя часов, отбивших час ночи, ни скрипа окна в коридоре рядом с черной дверью — рама была просто прикрыта, с тех пор как покосилась. Не уловила она ни мягких шагов по ковру, ни более громких, от которых заскрипели лестничные ступеньки. Однако протяжный скрип двери спальни разбудил ее.

Миссис Миллер приподнялась на кровати, растерянная и испуганная, пристально вгляделась в темноту и пролепетала:

— Кто там? Здесь есть кто-нибудь?

В безнадежном отчаянии она повторила вопрос, но никто не ответил. И все-таки она была уверена: кто-то стоял в дверном проеме. Ей казалось даже, что она слышит дыхание. Еще недавно, всматриваясь в темень лужайки, она наконец различила фигуру с поблескивающими глазами… Она не могла бы сказать, было ли это игрой ее воображения, но была абсолютно убеждена в чьем-то присутствии. Опять эти глаза… Она узнала бы их среди тысячи…

— Говорите, — заплетающимся языком пробормотала она. — Я знаю, что вы здесь… И знаю, кто вы…

Ледяной озноб охватил ее, когда она увидела медленно приближающийся силуэт и совсем рядом услышала голос:

— Да, миссис Миллер, я здесь. И вы знаете зачем, не правда ли?

24

Прочитав рукописные листочки Виолетты Гарднер, профессор Симпсон снял очки и с видом волнения и недоумения покачал головой. Дебра и Питер, сидевшие на софе лицом к широкому окну гостиной, видели его фигуру против света и плохо различали лицо, но все поведение выдавало смущение профессора.

— Так что вы об этом думаете? — поинтересовался Питер после долгого молчания. — Согласны вы с миссис Миллер, которая сомневается в подлинности текста?

Симпсон снова взял листки, посмотрел на них, как на сомнительный товар, недоверчиво перечитал несколько строк.

— Да, — коротко бросил он. — Это писала не Виолетта.

Услышав безапелляционный приговор от человека, кажущегося нерешительным по своей натуре, Питер изумленно взглянул на Дебру и спросил:

— Вы твердо уверены, профессор? Простите мою настойчивость, но, кажется, полковник Хоук убежден в обратном. Он даже сравнивал почерк с написанными рукою Виолетты открытками, которые она ему присылала.

— Полковник наблюдателен, но иногда ему не хватает проницательности. В данном случае очевидно, что автор этих строк старался подделать почерк и стиль Виолетты. Что касается каллиграфии, то здесь его талант неопровержим — он всех обманул. И тем не менее даже тут допущены кое-какие ошибки. Вот, возьмите одну из этих страниц и внимательно вглядитесь в буквы «i». Вы заметите легкий разрыв с последующими буквами, что в принципе является нормальным, так как приходится отрывать руку, чтобы поставить точку над i. Прилежные люди с чувством изящного пишут слова целиком, а потом уже добавляют сверху точки. Так вот, Виолетта относилась к этой категории. Она чрезвычайно заботилась о внешнем виде своих текстов, и ее буквы складывались в ровные звенья слов, составляющих фразу. При случае можете еще раз свериться с почтовыми открытками полковника.

Питер кивнул, передал листки Дебре, которая, в свою очередь, согласно покачала головой.

— И наконец — стиль! — продолжил хозяин, подойдя к окну. — Виолетта выражала свои мысли с поразительной глубиной, элегантностью и простотой. Она обладала искусством находить точные, верные слова, разговаривая с вами, заставлять сопереживать даже в самых обыденных вещах. Каждая из ее фраз звучала чарующей музыкой, рисовала чудесную картину с множеством деталей и легко воспринималась… Читая написанное ею, вы словно гуляли по волшебному лесу, видели, как солнечные лучи играют в деревьях, подобно небесным пучкам света, слышали журчащий перезвон водопадика, и вас убаюкивало пение птиц. Вместе с ней вы уносились далеко, очень далеко, погружались в морские пучины… Как еще выразить свою мысль? Никогда не остаешься равнодушным, безучастным после такого чтения.

Он долго покачивал головой с печальной улыбкой, затем, повернувшись к листкам, добавил:

— Смысл этих записей довольно точно отражает восторженность и жизнерадостность Виолетты, но все это, в общем, является анемичной пародией ее искусства. Можете поверить…

После молчания Питер спросил:

— Кто мог это написать, по-вашему?

— Не имею ни малейшего представления.

— По словам миссис Миллер, эти листы якобы вырваны из дневника миссис Гарднер.

— Да, мне тоже так кажется!

Питер не смог скрыть своего удивления:

— Как? Вам случалось его читать?

— Нет. Но Виолетта часто говорила о нем. Похоже, она говорила это, чтобы посмеяться надо мной, — я приходил в восторг от чтения ее стихов. Уверяла, что ее стихи гораздо хуже, чем проза. В дневник она вкладывала лучшее, на что была способна. А это, как вы и догадываетесь, разжигало мое любопытство! Однако несмотря на мои настоятельные просьбы, она его так и не показала.

— Как же вы смогли узнать эти листки? — удивилась Дебра.

— Из-за одной мелочи, которую заметили бы и вы, вглядись вы повнимательнее. Я имею в виду саму бумагу, а не текст.

Пара не замедлила приглядеться к бумаге и обнаружила слегка обесцвеченные пятна на каждой странице, формой напоминающие какой-то рисунок.

— Да, я кое-что вижу, — сказала Дебра. — Похоже на контур цветка!

— Совершенно верно, — подтвердил Симпсон. — Виолетта не раз говорила мне, что закладывала между страниц цветы со своей клумбы.

Опять в их мысли бесшумно вкрался призрак покойной. Дебра вспомнила, как в первую ночь привидение листало страницы дневника, переложенные засушенными цветами.

— Она считала, что красивые цветы лишь улучшали написанное, придавали ему некую магическую силу, опьяняющий аромат, своеобразный вкус, подобно тому, как изысканные специи улучшают вкусовые качества блюда. Прекрасное дополнение к ее талантам… Но, увы! Повторяю, мне так и не пришлось отведать его!

— А что вы думаете о самом тексте? Насколько мы понимаем, в нем содержится конфиденциальная информация, с которой многие были бы не согласны!

— Да, у меня такое же впечатление. Мне даже думается, что это мог написать кто-то близкий ей по духу.

— С какой целью, по-вашему? — подталкивал его Питер.

— Право, не знаю, что сказать…

— Вы не находите, что эти мнимые размышления обвиняют ее мужа?

— Да, конечно. Но так как мы уже знаем, что это фальшивка, то не стоит доверять написанному. И все же то, что здесь изложено, — правда, если мне не изменяет память. Я не обнаружил ни одного искажения. Боже! Что за печальная история, подумать только!

Профессор ненадолго умолк. Отвернувшись к окну, он мрачно смотрел на лесную опушку, находившуюся ярдах в тридцати от дома.

— К глубокому горю, вызванному этими несчастными случаями, прибавились еще и ужасные подозрения… — продолжил он.

— Несчастные случаи? — подхватил Питер недоверчивым тоном. — Разве вы не считаете их умышленными убийствами, как предполагает автор этих записей?

Симпсон утвердительно кивнул:

— Да, чувствовалось что-то ненормальное в этой последовательной серии драм. Но в то же время это казалось слишком ужасным, чтобы быть правдой.

— Виолетта Гарднер высказывала вам свои соображения по этому поводу?

Бывший преподаватель философии, казалось, смутился.

— Э-э-э… нет. Я… я хочу сказать: не в то время, потому что… она больше никогда не приходила после…

— После того, как ваша связь с ней закончилась?

Симпсон побледнел, снял очки и изумленно пробормотал:

— Боже! Откуда вам известно?

— Разные намеки то тут, то там… Впрочем, два других ее любовника уже признались.

Изумившись еще больше, Симпсон молча слушал, как Питер выкладывал ему добытые сведения. Взгляд его был мрачным, отрешенным.

— Аверил и полковник? — удивился он. — Право, я и не знал. Честно говоря, наш роман был более длительным. Наверное, потому, что мы больше дружили до этого… у нас были общие увлечения. Но конец положила Виолетта. Как-то неожиданно стала меня избегать. Я пытался поговорить с ней: без толку. Предполагаю, что она осознала двусмысленность нашей идиллии и предпочла прекратить ее.

Похоже, разрыв она перенесла безболезненно, я же никогда так и не смог ее позабыть. Она ворвалась в мою жизнь, как солнечный луч, и с тех пор, скажу откровенно, серость моего существования не освещалась ничем. Невозможно забыть тот майский день, когда она стремительно вошла в мою мастерскую и с ходу заявила, что хотела бы маленькую канарейку… Но, думаю, мы отклоняемся от темы. Драма, которая нас интересует, произошла месяца два-три спустя: мы тогда уже не встречались… Мне так и остались непонятными ее чувства…