14

— Значит, мой племянник Ричард Вэст приходил к вам, — заявил Фред Аверил, наливая гостям портвейн. — Полагаю, вы условились с ним о визите?

— «Визит» — сильно сказано, — улыбнулся Питер. — Я просто сказал, чтобы он зашел в более удобное время.

— Так он еще придет, будьте уверены!

Дебра, рассеянно слушавшая беседу, обегала глазами гостиную Аверила; что-то здесь беспокоило ее. Это не относилось ни к строгой мебели, ни к самой комнате, ни к виду на сад и теплицы, открывавшемуся из окна. Внушали тревогу — она наконец-то сообразила — сами хозяева дома: Глэдис и Фред Аве-рил. Их вроде бы не в чем было упрекнуть, но, по ее мнению, супруги плохо подходили друг к другу. Он — подтянутый, с уверенным голосом, она — бесцветная, безликая. Когда Глэдис говорила, за ее словами чувствовался подтекст, едва завуалированный упрек, что-то вроде «Ах, вы все-таки купили этот дом!..», когда она только что проводила Питера и Дебру в гостиную. Хозяйка не добавила: «Несмотря на мое предупреждение», — но это подразумевалось…

Но не гармоничность супружеской четы Аверил заботила Дебру. Совсем нет. Она больше думала о своем неопределенном положении, о будущем, пока сомнительном замужестве, и эта неуверенность происходила от непредсказуемых последствий кончины Деборы Джеймс. И тем не менее обстоятельства вроде бы складывались благоприятно. Утром они с Питером съездили в Торквей и провели несколько часов в квартире покойной. Корреспонденция, в основном делового порядка, вынутая из почтового ящика, свидетельствовала о продолжающемся «официальном существовании» девушки. Они просмотрели все ее вещи, бумаги, после чего Питер заключил:

— Все на месте. Даже свидетельство о прививках. Так что, дорогая, подмена вполне осуществима. Если уж хочешь стать Деборой Джеймс, надо решаться… И чем скорее, тем лучше.

Дебра уже давно приняла решение. Но броситься в воду вот так, сразу…

— Ты хочешь сказать… немедленно?

— Да, потому что Деборе Джеймс надо побыстрее съехать с этой квартиры и получать корреспонденцию по новому адресу. Так мы избежим возможных сюрпризов и подозрений, связанных с ее частым отсутствием.

Выйдя из квартиры, они встретили на лестничной клетке художника, жившего этажом ниже. Увидев Дебру, тот улыбнулся и после секундного колебания произнес:

— Мисс Джеймс?

— Да, — сказала Дебра, отвечая на его улыбку.

— Я уже стал беспокоиться в последнее время, вас так долго не было…

— Неудивительно. Впрочем, я зашла на минутку… Вот мой жених… Мы скоро поженимся!

Немного смутившись, художник быстро поздравил их и ушел.

Приободренные проделкой, Дебра и Питер решили отпраздновать это событие в лучшем ресторане Торквея. Отныне отпали все препятствия на пути к бракосочетанию. Добрую часть второй половины дня они гуляли по набережной у порта, потом возвратились в Марфорд. Тогда-то Питер и предложил нанести визит супругам Аверил, чтобы прояснить непонятные намеки вдовы Маршал.

— Насколько я помню, — заявил садовод, — Ричард, который, кстати, является старшим сыном моей сестры, никогда не был способен работать руками. Он будто спит на ходу… неисправимый мечтатель…

Миссис Аверил оборвала мужа:

— Скажи уж прямо, Фред: неисправимый лентяй! А в его трюки с разными исканиями я не верю! Вспомни, он два раза заставил нас переставить кровать в нашей спальне. И все равно я сплю плохо!..

— А вот некоторые в деревне весьма довольны им, — отрезал Фред Аверил. — У моего племянника, должно быть, есть какой-то талант… Он и вам предложит свои услуги, вот увидите!

— Ну что ж, мы охотно выслушаем его советы! — ответил Питер.

— Бесплатных советов он не дает, — заметила Глэдис Аверил.

— Ба! Жить-то на что-то надо, — возразил ее муж. — Впрочем, думаю, наши друзья пришли не затем, чтобы слушать все это.

Питер кивнул и перевел разговор на другую тему: загадочная смерть Виолетты Гарднер.

— Вы, конечно, понимаете, что мы с женой не успокоимся, пока эта тайна будет тяготеть над нашим домом.

— Понимаю, — согласился садовод, подливая портвейн гостям и не забыв себя. — Полагаю, полковник Хоук рассказывал вам об этой истории?

— Да, и довольно подробно.

— И он не упустил случая отметить важность наличия человеческих следов?

— Точнее, их отсутствия…

— Да, разумеется. В то время он меня допрашивал почище полиции. Подумайте сами: я оказался одним из главных свидетелей только потому, что вскопал эти чертовы клумбы накануне драмы. Я вспоминаю, что это было и накануне праздника, и все в тот день шло наперекосяк. Помнишь, Глэдис?

— Еще бы!

— Я провозился там до вечера! Страшно не хотелось копать! Хорошо еще, что земля была рыхлая!

— Вы закончили к семи вечера, не так ли?

— Да. И если я до сих пор помню об этом, то благодаря полковнику, который тысячу раз задавал мне этот вопрос. Он также спрашивал, кто, кроме Гарднера и его жены, еще просил сделать такую работу. Но только они не раз напоминали мне о перекопке, которую я все время откладывал. А в тот день во мне, наверное, заговорила совесть, да и ссылки на непредвиденное отсутствие моего помощника уже служили плохим оправданием.

— Полковник, наверное, спрашивал и о кашпо с цветком, висевшем на крепком крючке на стене?

— Да, помню. Он меня достал и с этим горшком. Увы! На это я тогда не обратил внимания. Видите ли, место мне хорошо знакомо, я часто приносил миссис Гарднер цветы, которые она мне заказывала. Она была моей лучшей клиенткой и…

Встретив взгляд жены, садовод замолчал, потом одним глотком осушил свой стакан.

Помолчав немного, Питер спросил:

— А как вы можете объяснить таинственное бегство убийцы? У вас были какие-нибудь предположения?

Аверил энергично закивал:

— А как же! Я думал о длинной лестнице, одним концом положенной на газон, а другим опиравшейся на тот крюк. Только так можно было миновать вскопанный участок. Но этим объяснялась лишь часть загадки, ведь надо было еще преодолеть расстояние от крюка до окна, то есть несколько ярдов перелопаченной земли. К тому же такой лестницы не было ни у Гарднеров, ни у их соседей. Единственная пригодная для такого дела пылилась в сарае у одного крестьянина.

— Итак, полнейшая тайна.

— Да, если хотите, — подумав, ответил Аверил. — Впрочем, никто и не сомневался в виновности мужа.

— А каким мог быть мотив убийства?

Садовник пожал плечами:

— Пошли ссоры…

— Они ссорились при вас накануне драмы?

— Нет, я ничего не слышал…

— Что же, Ян Гарднер так вот вдруг и решил отделаться от жены? — спросил Питер, не скрывая скептицизма.

— Он, должно быть, все продумал заранее, это точно. Такое преступление не могло быть случайным.

— Что за коварство! Мне все говорили, что вначале он внушал симпатию…

Глэдис, изменившись в лице, покраснев, неожиданно произнесла решительным тоном:

— Конечно, но с такой женой любой потеряет голову! Ха! Очаровательная и благовоспитанная миссис Виолетта Гарднер?.. Потаскушка, вот кто она была!

15

Выпалив это, миссис Аверил покинула гостиную, оставив гостей ошеломленными, а своего мужа — расхлебывать кашу. Тот некоторое время сидел неподвижно, словно пытаясь справиться с возмущением, потом бессвязно что-то заговорил, не переставая подливать себе вино. От его горделивой осанки мало что осталось, глаза бегали, избегая взглядов гостей. Затем вдруг среди объяснения о размножении роз отводками он бросил:

— Глэдис можно понять… Она ревнива по натуре, а эта история выбила ее из колеи.

Чувствуя, что надо ковать железо, пока оно горячо, Питер осторожно спросил:

— У вас была связь с Виолеттой Гарднер, не так ли?

Аверил глубоко вздохнул и кивнул:

— Да… Воды много утекло, и теперь можно об этом говорить. Как я уже сказал, Виолетта частенько приходила посоветоваться со мной насчет цветов. Она всегда была элегантной, вела себя пристойно, очень интересовалась моей работой. Глэдис болезненно ревнивая, на мой взгляд… словом, жена просила совершенно неоправданно остерегаться ее. Но такое она говорила по поводу любой более или менее привлекательной клиентки. А Виолетта, она была лучше всех. «Красива, очень красивая, даже слишком красивая для такого скромного провинциального садовника, как я», — говорил я себе. Мысль об этой женщине мучила меня неотвязно с тех пор, как она поселилась в Марфорде вместе с Яном Гарднером. Я довольствовался тем, что втайне восхищался ею, когда она однажды ни с того ни с сего спросила меня, что я о ней думаю и не нахожу ли я ее такой же красивой, как мои цветы…

Аверил сделал паузу, пристально глядя на стакан, который вертел пальцами, потом продолжил:

— Я было подумал, что она шутит, но заметил в ее глазах нечто необычное. И тогда она так прямо и сказала, что я могу ее сорвать…

Садовник опять замолчал. Слышно было лишь его шумное дыхание.

— Признаюсь, мне не пришлось с собой бороться. Связь наша была короткой, но страстной. Добрую неделю мы тайком встречались каждый день, но огонь вдруг погас… по крайней мере в ней.

Она, как и прежде, стала моей обычной клиенткой. Я, конечно, потребовал объяснений, но Виолетта ответила довольно уклончиво: у нашей связи, мол, нет будущего и лучше будет, если все останется по-старому. Она, естественно, была права, но, несмотря на это, реакция ее показалась мне странной.

— Действительно странно, — отозвался Питер, переглянувшись с Деброй.

— Так все и закончилось, — продолжил хозяин дома с ноткой сожаления в голосе. — Однажды я обо всем рассказал жене. Думаю, она так меня и не простила, но еще больше она возненавидела мою бывшую любовницу, хотя та покинула мир уже много лет назад! Если я и говорю вам это, только для того, чтобы вы знали — Глэдис не знала о нашей связи, пока та была жива. А уж я-то могу заверить вас, что в противном случае жена не справилась бы со своей злостью, все стало бы известно…

— И когда это случилось? В год убийства?

— Да. За несколько месяцев. В феврале, полагаю… Сами понимаете, узнай об этом муж Виолетты, у него был бы мотив для убийства. По этой и по другим причинам я предпочитал помалкивать.

— Кто-нибудь знал о вашей интрижке?

— Нет, насколько мне известно. Но скажу честно, до сих пор во мне сидят разочарование и недоумение. Я так ничего и не понял… Предполагаю, что она подсознательно связала мои цветы со мной… Ведь она была по-настоящему влюблена в них. Страсть эта долго сдерживалась, но проявилась неожиданно, мощно и необычно и так же внезапно стихла. И тем не менее я спрашиваю себя, не было ли какой-нибудь точной причины для таких резких скачков.

— Что-то мне подсказывает, что в ваших рассуждениях есть зерно, — заметила Дебра, до этого рассеянно слушавшая беседу.

— Я и сам это чувствую, но никак не могу ухватить его. Может быть, я все видел в черном цвете после разрыва… Кстати, я однажды заметил Виолетту в компании с полковником. Увидев меня, она как-то странно отвела глаза.

Около часа ночи Питер выпрямился и тяжело вздохнул. С нескрываемым отчаянием он захлопнул крышку сундука.

— Начинаю думать: существует ли этот дневник на самом деле? — проворчал он. — Мы обшарили практически всю комнату — и ничего. Остались только два чемодана. Мне уже не верится…

— Не расстраивайся, Питер, — попыталась успокоить его Дебра, вытирая руки о передник. — В конце концов день прошел не так уж плохо.

— Да знаю я.

— Тебя еще огорчает и поведение Виолетты?

— Не смеши, Дебра!

— А ты считал, что я — сама серьезность?

Питер открыл один из чемоданов, набитый бельем, и ответил:

— По правде говоря, признания Аверила меня поразили. Намеки миссис Маршал я считал всего лишь бабьими сплетнями. И надо же, красавица Виолетта завела интрижку с этим типом!

— А почему бы и нет? Страсть, она не выбирает…

— Согласен, о вкусах не спорят… Но ведь тут еще и полковник замешан, даже профессор Симпсон…

— Ну, в таком случае со стороны «сфинкса» это верх лицемерия… Он даже не намекнул на этот роман!

— О таких вещах не принято кричать на каждом углу!

— Не спорю, но все-таки он поступил не очень порядочно, утаив это от нас, тем более что весь лучился честностью, вводя нас в курс дела. Мог бы дать понять…

— Пока что у нас нет никакой уверенности. Надо бы задать ему вопрос в лоб. Сейчас мне ясно лишь одно: отныне круг подозреваемых расширился. У нас есть два возможных пути: либо убийство из ревности, либо Виолетта оказалась ненужным свидетелем, разгадавшим личность маньяка.

— И в обоих случаях список возглавляет муж. Тебе ведь понятно, Питер, что если Ян Гарднер узнал об измене, у него был повод для убийства… Питер, ты меня слышишь?

Тот застыл на месте. Он рассматривал пачку листков, вынутую из конверта, который достал из чемодана. Странички были сиреневого цвета, вырваны из тетради и покрыты изящным, убористым почерком.

Дебра подскочила к нему.

— О Боже! — воскликнула она, бросив взгляд на листочки. — Похоже, ты нашел, что искал. Но здесь не все? Кажется, эти страницы вырваны…

— Тоже неплохо. Иначе они не находились бы здесь. А теперь посмотрим, — о чем расскажет нам прекрасная Виолетта… Чувствую, что это она, достаточно взглянуть на этот красивый почерк.

16

23 мая

Какой чудесный день! Никогда еще не была такой изумительной «Могила Адониса», и как же прекрасно чувствовать себя каждый раз по-новому счастливой оттого, что можно наслаждаться ее свежими запахами! Что за дивный аромат! Они настолько тонкие, так волнуют, что мне кажется — я каждый раз открываю их заново! Ну чем не доказательство существования Всемогущего, потому что невозможно по-другому создать такое чудо. Увы! Этот многообещающий день вписывается в царящую сейчас в деревне атмосферу. Только что скончался малыш Артур Ли после того, как играл возле пчелиного улья. Это уже второй несчастный случай за последние два месяца.

27 мая

Я внимательно рассматривала людей, присутствовавших на похоронах Артура. Все, казалось, были в горе, даже те, кто мало знал его. И все-таки у меня есть причины сомневаться в искренности чувств одного их них. И скорбь может быть притворной! К сожалению, мне не удалось выделить его, ибо он наверняка незаурядный актер. Тем не менее я кое-что начинаю понимать. Я уже вычеркнула из своего списка несколько имен и подчеркнула те, кому отныне буду уделять пристальное внимание. Начну с того, что нашла любопытным замечание дяди мальчика: он утверждал, что Артур разбил улей дубинкой, так как любил играть в Дон Кихота, принимая за ветряные мельницы все, что стояло поблизости. Однако ни дубинки, ни какой-либо палки рядом не обнаружили. Зато возле улья, с западной стороны, лежал камень. Похоже, именно им и был разрушен улей. Камень этот очень тяжелый, точнее, это один из тех гранитных блоков, что использовались в строительстве пристройки к ферме Джонсов, расположенной в трехстах ярдах от этого места. Малыш Артур мог бы, конечно, его притащить, но потребовалось бы немало усилий, а это совсем не в его характере.

Кроме того, если этот камень и явился разрушительным снарядом, как здраво рассудил милый полковник Хоук, то выпущен он должен был быть с какой-то точки, находящейся к западу, то есть из сосновой рощи, примыкающей к улью с этой стороны. А неугомонный Артур подошел с южной, туда же потом и побежал, спасаясь от пчел. На песчаной почве ясно отпечатались следы его башмаков. Вывод из всего этого кажется мне мрачным, но несомненным: кто-то спровоцировал смерть ребенка. Для этого достаточно было подождать, пока он приблизится к улью, затем под каким-то предлогом привлечь его внимание, вызвав на игру, ну а потом, выбрав удобный момент, обрушить камень на улей. Это несложно, любой может сделать. Но вывод из этого сделать необходимо.

29 мая

Много имен в моем списке, есть в нем и имя моего мужа! Именно поэтому я ничего не сказала Яну. Я решила поговорить с ним позже, когда он окажется чистым после моего расследования. Но это не единственный сюрприз: в нем фигурируют и сам полковник, а также тот милый профессор Симпсон с нашим «сельским джентльменом» Фредом Аверилом. Внесла я в него и красотку Дорин Маршал, от улыбки которой у меня всегда холодок по спине пробегает. Понятно, что ничего дружеского нет в этой улыбке, — она так и не простила меня. Я уверена, что не случайно она вышла замуж за лучшего друга Яна! Во всяком случае, я привожу здесь имена наиболее хорошо знакомых мне людей. А в список я вставила их среди других, потому что у них не было алиби на тот момент, так же как и во время предыдущей драмы, когда молодой Харпер упал в колодец. Для меня та история с подрезанной веревкой явилась откровением, жаль, что большего узнать не удалось.

12 июня

Цветение на «Могиле Адониса», кажется, достигло апогея. Все друзья восхищаются, и я, по правде говоря, очень горжусь этим. Безучастным остается только Ян. Он явно не в духе. Жалуется, что дела идут неважно, но это мне кажется отговоркой. Тут что-то другое. О моем расследовании я ему еще не говорила.

26 июля

Вчера хоронили малышку Сару Кольз. Очаровательная была девчушка. Наш преподобный произнес такую надгробную речь, которая — я уверена — могла бы взволновать даже подлеца, отнявшего у нее жизнь. Здесь было именно убийство, а не несчастный случай, как это пытался внушить нам виновник. Его метод становится таким типичным, что когда-нибудь он сам поймается на нем. Зверя узнают по когтям.

28 июля

Когда какая-либо мысль приходит в голову, она никогда не бывает абстрактной. Субъективность при анализе, по выражению нашего полковника, — это худший враг истины. Охотно верю этому и осознаю, что некоторые выводы влияют на направление мыслей.

Ни один из этих «несчастных случаев» не произошел в выходные дни, и всякий раз Ян находился в Марфорде. Я не говорю «дома», иначе бы я свидетельствовала в его пользу в те роковые моменты. Совершенно очевидно, что это простое совпадение. Правда, ему случается уходить на рыбалку, гулять в одиночестве в лесу, гонять на машине в окрестностях деревни, но я не знаю, что и думать. Последний случай показался мне таким ужасным, гнусным, что у меня возникают наихудшие подозрения. Список подозреваемых после него значительно сократился, однако в нем остались все мои знакомые! Я вычеркнула только Дорин Маршал, уехавшую в Лондон утром того дня, когда утонула маленькая Сара. Кстати, Кользы приходятся ей родней, а за ребенком присматривала ее племянница Кэти Маршал. На этот раз, и впервые, признаки преступления были налицо.

Любопытно, что никто не воспринял всерьез объяснения бедняжки Кэти. Даже ее отец заявил, что у девушки «не все дома» с тех пор, как она начала погуливать с парнями. За какие-то три месяца она из отличницы превратилась в нерадивую ученицу! Так что ничего удивительного, что она не очень-то уделяла внимание малышке, размечтавшись или погрузившись в свой любовный роман! Отец опять же уверял, что история о «таинственном присутствии» — чистейший вымысел.

Не будь предыдущих случаев, я, может быть, тоже не поверила бы Кэти, но ее слова полностью соответствовали слухам о злом умысле, уже несколько месяцев тревожившим Марфорд. Кэти просто почувствовала присутствие кого-то постороннего на берегу пруда. Если бы она не зачиталась, то могла бы расслышать шаги или хруст сломанной ветки. Но она не прислушивалась, так как не видела причин для беспокойства. А раз Сара шумно плескалась в воде, да к тому же у нее была привычка болтать вслух сама с собой, то Кэти не могла сказать, разговаривал ли кто-то с ней. Тихо, само собой разумеется, в противном случае она бы обратила на это внимание.

Когда девушка придет в себя, я лично тактично поговорю с ней. Уверена, она вспомнит что-нибудь более существенное. Это преступление я нахожу еще ужаснее, нежели предшествующее. Убийца еще раз воспользовался детской доверчивостью. Ему ничего не стоило подкрасться к берегу пруда, знаком подозвать свою жертву, шепнуть ей на ухо: «А не надеть ли тебе эти пробки на ножки, Сарочка? Вот увидишь, это будет презабавно! А потом можешь вволю резвиться на середине пруда…»

У кого из перечисленных мною помутился разум настолько, чтобы прибегнуть к подобным коварным приемам? Я смотрю на список и чувствую, как у меня начинается озноб. Особенно когда я вижу самую верхнюю фамилию. Я говорю себе, убеждаю себя, что Ян тут абсолютно ни при чем. Даже если он и стал невыносимым в последнее время, я отказываюсь поверить в его виновность, гоню прочь мысль, которая упрямо лезет в голову. Но, увы! В деревне не только я подозреваю его…

17

Через несколько дней после обнаружения дневника Дебра и Питер пришли к полковнику. «Сфинкса» они застали за наведением порядка, чисткой восточных безделушек. Хоук сердечно поздоровался с ними, проводил в гостиную и не спеша заканчивал вытирать пыль. Но тотчас уронил тряпочку, когда Питер показал ему страницы из дневника Виолетты.

— Это же неоспоримое свидетельство! — заявил он дрожащим голосом, прочитав их. — Право, вы здорово поступили, начав искать дневник! Об этой детали я совсем позабыл, хотя сейчас вспоминаю, что миссис Гарднер когда-то упоминала о нем. Но как вы-то узнали?

— Отчасти благодаря вам, так как именно по вашему совету мы наведались к миссис Миллер, которая и рассказала о дневнике.

— Ах, да! Конечно! Миссис Миллер! Я всегда считал ее хитрой бестией. И что вы обо всем этом думаете, мистер Сатклиф? Кажется, в прошлый раз вы весьма скептически отнеслись к предположению о виновности Гарднера? А ведь все это не говорит в его пользу, несмотря на явное намерение автора обелить его.

— А если текст подделан? — воскликнул Питер. — Кстати, здесь всего несколько страниц!

— Нет, судя по всему, написано это давно!

— Я имел в виду давнюю фальсификацию.

— Было бы удивительно. Я узнаю почерк миссис Гарднер! Впрочем, надо бы поискать ее старое письмо… — Полковник помолчал, нахмурившись, затем продолжил: — Минуточку! Сейчас мы все выясним. Однажды она прислала мне открытку, когда отдыхала на Лазурном берегу. Думаю, она сохранилась…

Немного спустя он вернулся с открыткой, и Питеру не понадобилось много времени, чтобы убедиться в идентичности почерка.

— Ко всему прочему, — сказал полковник, — в дневнике говорится о гранитном камне, брошенном на улей; о нем мало кто знал. Я даже считаю, что миссис Гарднер поставила в известность лишь меня одного… Так что это отметает последние сомнения.

— Так все-таки, что вы обо всем этом думаете? — с некоторым раздражением в голосе спросил Питер. — Похоже, вы не очень-то верите в то, что Ян Гарднер мог быть палачом детей?

Полковник встал против света у большого окна гостиной.

— Вы правы. Но должен признать, этот документ заставляет призадуматься.

— Кстати, вас неоднократно здесь упоминают и даже цитируют, — с ироничной улыбкой вмешалась Дебра.

— Да, в качестве подозреваемого!

— О нет, не только! Похоже, миссис Виолетта была близко знакома с вами, она даже приводит некоторые из ваших высказываний! Она ценит вас, это несомненно, и не только за ваше логическое мышление! Вот, к примеру, «милый полковник» — это свидетельствует о более чем дружеских чувствах…

Энтони Хоук пожал плечами:

— И я заметил, что она написала «этот милый профессор Симпсон».

— Одно другого не исключает. Она могла бы написать еще «этот дорогой Фред Аверил» или — а почему бы и нет? — «Фред, мой милый»…

— Простите? — удивился полковник, вращая глазами.

— Да, да, «мой милый Фред», — отчеканил по слогам Питер. — Он сам сказал нам, что они были любовниками…

— Неужели?

— Признайтесь, вы удивлены лишь отчасти…

— Ну и что…

— Между нами, полковник: не оделила ли и вас своей благосклонностью прекрасная Виолетта? У нас есть все основания так думать.

Полковник подвигал фигурку слона.

— Да, — мрачно подтвердил он. — Недолгой была та идиллия, но я не забыл о ней. Виолетта Гарднер не из тех женщин, которых быстро забывают.

Затем последовало повествование, весьма похожее на то, которое Дебра и Питер слышали из уст «сельского джентльмена». Бывший военный, немало навидавшийся в своей жизни, не смог устоять перед чарами Виолетты. Он искренне верил, что молодую женщину соблазнили его прошлое, наполненная любовными похождениями жизнь и опыт. Быстрота, с которой она положила конец их близости, немного озадачила Хоука, но, будучи человеком чести, он не стал искать с ней встреч и требовать объяснений, а просто решил, что ее порыв угас: непостижимое движение женской души.

— Как бы то ни было, это не имеет никакого отношения к делу! Это я гарантирую! В противном случае я бы сообщил вам!

— Это произошло незадолго до драмы, не так ли?

— Да, в начале весны.

— Право, полковник, я удивлен, — сказал Питер, поглаживая щеку. — Столь рассудительный человек, как вы, не смог бы недооценить важности этого факта. Неужели вам не понятно, что ваша интрижка, какой бы она ни была короткой, могла вызвать взрыв ревности!

— И что из этого? — раздраженно возразил отставник. — В любом случае у нас только один подозреваемый: ее муж!

— Тогда скажите, почему вы так упорно пытались пролить свет на это дело? Потому что от любовной связи у вас остался горький привкус и вы сожалели о потере красавицы Виолетты?

— Возможно, так оно и было… согласен. Однако чувство справедливости в моей жизни всегда было превыше всего!

— Хотелось бы верить, что память об этой женщине несколько отклонила направление ваших размышлений и отразилась на ходе вашего расследования, однако теперь вы должны понять, что не только муж мог мучиться ревностью, но также и один из ее любовников… Кто-то из них не смог перенести отставки…

18

В Эксетере Рой Жордан пригласил пожилого полицейского выпить пива после рабочего дня. Они устроились в пабе, находившемся совсем рядом с местом, где констебль допрашивал Дебру и обнаружил оторванную руку. Уж последнее, можно не сомневаться, запомнилось ему на всю оставшуюся жизнь. Звали его Джонсон, и, судя по усталому виду, морщинам и седине, пенсия была не за горами.

Психиатр внимательно слушал его, но уже не питал никаких иллюзий. Что можно ожидать от такой незначительной личности с монотонным голосом? Он заставил его дважды повторить свой рассказ. Бесполезно. Не за что было уцепиться, чтобы напасть на след Дебры.

Окончательно пав духом, Жордан вынужден был признаться себе, что и вторая его поездка оказалась неудачной: шансы разыскать жену таяли с каждым днем. Да и в любом случае в конце недели он должен прекратить самостоятельные поиски: пора было приступить к работе. Киндли собрался в отпуск, а значит, не сможет временно замещать директора. Он недвусмысленно дал Жордану это понять, причем тон был почти угрожающий. У Роя Жордана сжималось сердце при одной только мысли о возвращении.

Со дня исчезновения Дебры прошло почти две недели. Две недели он не видел жену, две недели она не давала знать о себе. И в этом было что-то непонятное… Сперва, несмотря на панику, Жордан надеялся, что слух о ней тем или иным путем дойдет до него, что полиция заметит Дебру бредущей по дороге или плачущей на обочине. Ничего… Жена ушла из его жизни, исчезла вдруг, как растаявший дымок. А он сам уже превратился в тень самого себя: надломленный, конченый человек. Достанет ли у него мужества, чтобы снова встать на ноги? Вряд ли. Ему необходимо было ее найти. От этого зависела вся жизнь.

Где она? Что делает? Одна ли? А если нет, то с кем? Вопросы эти не переставали стучать в его голове и били так больно, что Рой временами едва слышал своего собеседника.

— Так вот, мистер Джеймс, что заявила мне ваша жена в тот день, не сказав правды, как вы понимаете…

— Мистер Джеймс? Почему вы меня так назвали? Моя фамилия Жордан, и вам это известно!

— Да, конечно же, прошу прощения! — со вздохом произнес полицейский. — Это из-за того, что я повторяю свой рассказ.

— Ну так что же? При чем здесь «Джеймс»?

— А как же! Этой фамилией назвалась ваша жена! Джеймс, Дебра Джеймс…

— Полуложь… любопытно!

— Что тут такого, мистер? На ее месте я бы поступил так же!

— Нет, Джонсон. В подобной ситуации либо лгут, либо говорят правду. Половинчатости быть не должно, если только…

— Да?

— Это имело бы смысл, если бы…

Рой Жордан вдруг запнулся: что-то вспомнилось… Джеймс? Он уже слышал эту фамилию. Она ассоциировалась с Деброй… Но почему? Дебра Джеймс, ему было знакомо это созвучие. Да нет же, Дебора Джеймс! Вот так будет вернее! Дебора Джеймс, да, теперь он вспомнил. Эта девушка, так похожая на Дебру, приходила к нему на консультацию. Жена сочувственно отнеслась к ней, а та неожиданно перестала приходить, отвечать на вызовы. А ведь ей еще далеко до выздоровления.