Глава 22

Едва ступив на широкую мраморную лестницу, недомайар и Ауле с Курумо услышали в вышине грохот.

Небо стремительно потемнело. Через мгновение ураганный ветер обрушился на землю, едва не сметя их со ступеней. Яростный вой бури порой напоминал голос. Ауле, запрокинув голову к потревоженному небосклону, усмехнулся:

– Кажется, Манвэ всерьез разозлился… Нечто подобное я наблюдал только при сотворении Арды да еще когда Мелькор Деревья Унголиант скормил. Но тогда это были еще цветочки…

Новая бешеная волна чуть не оторвала их от земли. Аллор вцепился в перила, прикрыв собой Эльдин, Курумо распластался на камне.

– Так вас и в море унести может, – нахмурился Ауле. Он коснулся скалы рядом с лестницей, закрыл глаза, погладил ладонью шершавую поверхность. Внезапно она раздалась, образовав небольшую пещеру.

– Быстро туда! – прошипел Вала. Рев бури притих, они скользнули внутрь, и тут же смерч с новой силой пронесся над скалой, вздымая тучи пыли и ворочая камни.

– Сможет ли он вернуться? – проговорил задумчиво Аллор. – По-моему, такое должно затягивать…

Эльдин мечтательно зажмурилась:

– Вот так нестись куда-нибудь… Но для этого просторы Эа подходят…

– Я уж было забыл, что именно эта стихия ему подвластна, – пробормотал Курумо. – Как-то и сейчас не увязываются в сознании он и это буйство.

– Плохо ты его знаешь, – проворчал Ауле. – Надо как-то добраться в Ильмарин.

– А может, можно внутри горы пройти? – проговорила Эльдин. – Ауле, ты можешь такое?

Вала с интересом посмотрел на нее, переглянулся с Курумо. Тот широко улыбнулся:

– Ну и идея! Прямо подкоп или тайный ход!

– А что делать? – хмыкнул Аллор. – Погода сегодня явно для прогулок неподходящая.

Ауле уперся ладонями в стену – вперед и вверх. Камень начал подаваться, как мягкий воск, стало даже боязно – вдруг оплывет свечой Таникветиль, погребя их под собой. Вала утер пот со лба – с сотворения Арды он почти никогда не делал подобного, – и снова взялся за работу.

Возвращающийся в залу Эонвэ был немало удивлен, когда на склоне возникли четыре фигуры, в которых он узнал Аллора с Эльдин и Ауле с Курумо. Вала шел по почти отвесному склону к ближайшей площадке, остальные двигались, держась за него.

Эонвэ воззрился на новых гостей.

– Откуда вы взялись? – спросил он, не забыв, впрочем, почтительно поклониться Ауле.

– Горой прошли, – усмехнулся Вала, перелезая через перила. Майар взобрались следом. – А то нас бы снесло. Что случилось, кстати?

Эонвэ мрачно покачал головой и пожал плечами:

– Они в комнате остались, потом раздался грохот, дверь и окно высадило, а там – ураган и облики безжизненные… Мелькор их привести в чувство пытался. Потом Ирмо с Ульмо пришли, они вместе дозвались как-то.

– Дозвались? – Аллор переглянулся с Эльдин. – И далеко они ушли?

– Куда – ушли? – подался вперед Курумо.

– Не знаю… – неуверенно проговорил Эонвэ. – Манвэ что-то про звезды говорил. Я не особо расспрашивал, захочет – скажет… Вы в тронный зал проходите, все соберутся там.

– Что же, мы подождем. – Аллор направился в указанном направлении.

– Звезды, – протянула Эльдин. – Неужели они преодолели Пустоту и добрались до Путей? Получается, они пытались уйти?

– Сильно нужно было допечь, чтобы они пошли на такое, – сощурился недобро Аллор. – А вот если вернулись…

– Все разнесут, – злорадно усмехнулся Курумо. Ауле задумчиво промолчал, что-то решая.

Они вошли в тронный зал, где уже был накрыт стол, и в то же время из другой двери появились хозяева Ильмарин и их гости.

Король и Королева заняли свои места во главе стола, и трапеза началась как ни в чем не бывало.

Направляясь в Ильмарин в сопровождении сотворенных, Тулкас целиком погрузился в мрачные размышления. Готовность майар заколоть создателя при неблагоприятном для них исходе Круга его не удивила, даже не вызвала ни возмущения, ни обиды – наверное, он сам бы поступил так же в подобной ситуации. Поэтому он только неопределенно ухмыльнулся, глядя на несколько озадаченные и почти смущенные лица Охтариэн и Талиона.

А вот что будет дальше, после того как Манвэ объявил свою волю и Творец весьма недвусмысленно отреагировал? Участники Круга не могли не заметить этого, а что промолчали, неудивительно – Владыка сам пусть разбирается с Единым, а соваться – себе дороже, еще с двух сторон попадет. И все же… Он, Вала-Воитель, в стороне оставаться не сможет; хотя чего проще – просто исполнять приказы, что он и делал все это время. Что-то подсказывало Тулкасу, что он должен выбрать – сам. Впрочем, выбор сделан – свое слово он сказал, помогая Владыке подняться на ноги…

Строгий голос, проникший в его сознание, даже не удивил Валу – но как давно они говорили в последний раз…

– Что огорчает Тебя, о Единый? – порывисто приблизился к сияющему престолу лучащийся огненно-золотистым светом один из младших Айнур.

– Ничего особенного, не думай об этом… отступнике, – словно бы вырвалось у Илуватара.

– А что случилось? – Айну Тулкас весь превратился в слух.

– Я надеялся, что Мелькор займется созиданием и это будет во благо ему и другим. Но он жаждет главенства надо всеми, а пока искажает все, что они делают. Я мог бы вмешаться, но…

– Ну почему Ты, о Единый, должен растаскивать их в стороны? Они что, сами справиться не могут? – вскипел Айну.

– Мелькор силен, дары его многообразны, и он искусно ссорит Валар меж собой, сбивая с пути. Вместо того чтобы творить, они тратят время на борьбу со злом… – Эру вздохнул.

Тулкас решился:

– Позволь мне, о Единый! Я сражусь с ним, и он не посмеет больше мешать им заниматься своим делом.

– Он сильнейший…

– Я попробую! Побеждает тот, кто прав, – а правда на нашей стороне, ведь так? – Глаза Айну загорелись.

Когда Эру развернул перед Айнур музыку, один из младших Айнур, Тулкас, не решился вплести свой мотив в мелодию. То ему казалось, что слишком неуместным он будет, то – ненужным, ибо и так все совершенно. Попробовал присоединиться, когда возник диссонанс Мелькора, – все равно уже возникло смятение… Его привлекали бешеные ветра Манвэ и яростное пламя Мелькора, неистовая мощь вод Ульмо и весомая красота построений Ауле. Старшие – сильные, умелые…

Когда они уходили, чтобы дать бытие предпетому миру, неясная робость не дала ему выйти вперед и отправиться туда же, дабы создавать и развивать многообразие форм и сущностей, смутно роившихся в воображении. Куда ему – младшему, не обретшему ясной темы, не увидевшему что-то свое, особенное в ткани видения… Не решился…

Но забыть, как это сделали многие, едва обратившие внимание на уход четырнадцати, – не смог. А для него словно потускнели Чертоги Творца – без золотисто-лазурного пения Манвэ и переливчато-сияющей улыбки Варды, струящейся зелени танца Йаванны и неугомонного кружения Оромэ. Даже черно-стальной вихрь Мелькора вспоминался без неприязни.

А еще – стремительно-веселая, как блик на гребне увиденной в видении волны, звонко-яркая, лучащаяся… Нэсса. Ему не хватило тогда ее задорной, беззаботной решительности. Она звала его с собой, но он не мог идти просто так – он должен был быть – кем-то, быть нужным…

И вот его час настал – он будет с ними, он защитит их покой, их творение, их музыку.

– Позволь мне, Отец…

Перед ним предстала Арда – затянутая дымом, корчащаяся в чаду и угаре, сотрясаемая вскипающей лавой…

Валар – изменившиеся, усталые, озабоченные… Помрачневший Манвэ, сердитый Оромэ, возмущенный Ульмо. И радостно кинувшаяся навстречу Нэсса.

– Тулкас, это ты! Ты все-таки пришел! А у нас тут такое… Но ничего, справимся, а я так рада…

И он рассмеялся – счастливо-неуместно. Он был – дома. И он защитит этот дом, где его ждали. Ничто и никто не остановит его. И сильнейший из Айнур не выдержал бурного натиска и отступил во Тьму.

А новый Вала приблизился к Манвэ и произнес слова присяги Повелителю нового мира: «…отныне и впредь, во имя Арды…»

– Ныне это твой дом, брат, – произнес Манвэ, положив руку на плечо Валы. – И наречешься отныне Астальдо, ибо это твоя тема в музыке.

Лучились ясным светом луга в Альмарэн, буйно тянулись к умытому дождями небу сотворенные Йаванной колонны деревьев, и с немыслимой высоты рассеивали свет Ормал и Иллуин.

Нэсса самозабвенно кружилась в танце, не пригибая высоких причудливых трав, чутко отзываясь движением на колебания струн лютни под тонкими пальцами Манвэ. Ниэнна тихо напевала чуть грустную песню, отчего все казалось непрочным и зыбким, и от этого еще более дорогим и любимым.

Но вот песня стала веселее, и тут сестра Оромэ приблизилась к Тулкасу и, схватив за руку, увлекла в радостную пляску. Эстэ сплела венки из выбранных Йаванной цветов, и Намо, улыбаясь, водрузил их на головы танцующей пары под поздравления и смех собравшихся. Долго сидели в тот день Валар все вместе; колдовские видения Ирмо окутывали сад, музыка и цвет, мерцание и смутный звон уводили куда-то в сказочный, неясный мир, щемяще-светлый, еще не виданный, не похожий ни на что уже виденное, и они плыли по мягким туманным волнам, одни в новом, незавершенном пространстве, и были – как одно целое. Астальдо счастливо погрузился в зыбкий сон.

Потом было многое, и думать хотелось все меньше. Был долг, и была присяга, и была злость: Отступник словно смеялся над ним самим своим существованием – если бы не было этого бунта, он, Тулкас, не был бы нужен? Значит, своим счастьем он обязан – Мелькору?! Так что, его благодарить, что ли, – Врага?! Бред… Вот расправится с ним окончательно – тогда поблагодарит…

Как давно это было… Сейчас полузабытый голос звал его, настойчиво и даже нетерпеливо.

– Я к твоим услугам, Великий…

В это время с вершины Таникветиль раздался грохот, и ураганный ветер чуть не смел Астальдо со ступеней.

– Что это? – машинально спросил Тулкас.

– К тебе обращаюсь, Астальдо, и на тебя Моя надежда, – продолжал Творец, словно ничего не произошло. – На верность твою надеюсь, ведь ты по своей воле сошел на Арду, дабы навести здесь порядок. А теперь Отступник вновь на свободе из-за затмения, нашедшего на Манвэ, прельщенного лживыми уверениями и обманувшего Мое доверие. Презревший Мое благоволение должен быть отстранен от власти и низложен, ибо гибелью обернется для Арды его падение. Взгляни, что делается! Пользуясь Моим расположением, он подчинил всех своей власти и начал творить беззаконие, бессовестно Меня же виня во всех своих ошибках и злодеяниях.

– Но разве не исполнял он всегда и во всем Твою Волю, о Единый?

– Исполнял, но, как оказалось, без должного рвения и понимания. И теперь, пользуясь данной ему властью и невзирая на Мои увещания, он принес зло в Валинор. Да еще смеет упорствовать в своем безумии!

– Разве Айнур подвержены подобному?

– Выходит, что так. Я, в милосердии Своем, предпочитаю считать его нуждающимся более в исцелении, чем в наказании. Ибо если он сознательно пошел против Меня… Так или иначе, ты должен призвать его к порядку, да смирится перед величием Замысла и высшей Волей, творящей сущее.

– Как же я буду указывать моему Королю, что ему надлежит делать?

– Если он не склонится перед Предопределенностью, то не быть ему более Королем Мира, и не Мне тебе рассказывать, как надлежит поступать с отступниками.

Тулкас собрался было возразить, но Единый продолжал:

– Манвэ – разрушитель по природе своей, по, исполняя Волю Мою, не творил зла, и сдержано было буйство его. А теперь должно смирить бунтовщика, пока не натворил бед.

Грохот бури стих, и над Валинором воцарилось недоброе молчание.

– И мне, младшему из Айнур, Ты предлагаешь справиться с этим? – спросил Астальдо, решив потянуть время.

– Ты не побоялся выступить против Мелькора. Впрочем… – В голове Астальдо снова возникла тишина. Он ускорил шаги, стремясь к вершине: что там стряслось? Он и так отстал от Ульмо с Ирмо – остановился, дабы выяснить, идут ли сотворенные с ним в Ильмарин. Оказалось – идут. Потому что… Потому.

Голос Творца раздался снова:

– Для тебя не составит труда справиться с ним, да и с Мелькором в придачу – у них сейчас не хватит сил сопротивляться. Ты возьмешь власть в свои руки и охранишь Замысел от буйных безумцев, чье место в Мандосе, – раз они не понимают по-хорошему. И Варда должна понести наказание вместе с ее супругом – в конце концов, таков был ее выбор. Твои майар помогут тебе – и получат Мое прощение, и их грехов не вспомяну более. И к остальным в Валиноре, не утратившим разум и верность, воззови немедля, объединив на борьбу с Искажением…

Вала вскипел: дивное предложение – опять добивать… А что? Добил же он тогда Мелькора. Для Врага много не бывает. А то, что гадко это все… Надо – значит надо. И вчера собирался сделать то же самое. Значит, правильно его Эльдин обругала. И Единый его иначе не воспринимает – конечно, для того на Арду и отпустил, чтобы расправился с кем надо. С кем прикажут… А ведь он хотел защищать, мыслил, что он – воин, а не… Тулкас не докончил мысль, обратившись к Единому – тихо и зло:

– Я воин, а не наемник. Манвэ поступил по закону, и не мне оспаривать его решение. К тому же я присягал ему.

– Ты прибыл на Арду, дабы хранить ее от зла – какая тут присяга?!

– Вот я и буду хранить! – огрызнулся Тулкас, вваливаясь в разгромленную комнату.

– Проходи, Астальдо, – проговорил сидящий на полу Манвэ. – Как добрался? Что с тобой? – поинтересовался он, глядя на перекошенное лицо Воителя.

– Настроение больно хорошее, – прошипел в ответ Тулкас.

Присутствующие вопросительно уставились на него, тот зло рубанул кулаком воздух:

– Мне наконец-то прямо объяснили, какова моя Тема. Впрочем, я это давно понял: просто бить морду тем, на кого укажут. Вчера Мелькору, как всегда, сегодня – тебе, Манвэ…

– Легко! – усмехнулся Владыка.

– Вот сейчас и врежу, честное слово! Ты позабыл, что я после Круга сказал?!

– А теперь, вижу, Отец соблаговолил лично побеседовать с тобой.

– Это не имеет значения. Клятвы не стареют. И пусть голову сверлит, сколько влезет, нечему там болеть – кость. – Вала постучал себя по лбу указательным пальцем. – Сам такого сотворил.

– Успокойся, – улыбнулся Манвэ. – И спасибо тебе… Пошли пока в тронную залу – а там и решим, что делать.

Присутствие Ауле и майар несколько оживило застолье, но ненадолго. Все участники были мрачны и настороженно вслушивались в свои ощущения, ожидая удара. Тихие полумысленные разговоры шелестели от одного к другому: отношения стоило довыяснить заранее. А также обсудить дальнейшие защитные действия – в мирный исход всем верилось слабо.

– Похоже, придется собираться заново: выбор никого не минет, – произнес Манвэ, вертя в пальцах самокрутку.

– Ну и пускай! – бросил Тулкас. – Лишь бы не вмешивались – те, кто против…

– Будем Арду из-под власти Эру извлекать? – мрачно усмехнулся Ульмо. – Ну почему Он настолько возмутился из-за этой истории? За что Он тебя так, а, Манвэ?

– За все разом… Да что уж теперь… Я столько о себе лестного от Него услышал, что более инструментом в Его музыке быть не в состоянии, да и не желаю – пусть и ведущим… – Владыка вздохнул.

– Ну чем плохо, если мы все помиримся? – всплеснул руками Ирмо. – Не будет больше войн – не в этом ли Замысел?

– Он не верит, что я не попытаюсь еще раз что-то нарушить или изменить, – покачал головой Мелькор. – Не то важно, чтобы мир был, но чтобы он соответствовал. А я, чего доброго, возьму и снова что-то учиню… – Вала невесело усмехнулся.

– Так и Валинор-то уже не на Арде – что уж тут учинять? – пожал плечами Ирмо.

– Не в этом дело. Просто либо мы готовы без разговоров делать то, что Он нам прикажет, либо будем поступать по собственной воле. Главное – отношение, – процедила Варда, отпив из кубка. – А какое уж тут отношение… – Она покосилась на супруга.

– Значит, будем обороняться. Может, и устоим, – проговорил, нахмурившись, Тулкас.

– Но прежде каждый должен определиться – заставлять воевать с Единым я никого не собираюсь, – Манвэ движением головы отбросил волосы с лица. – Значит, опять всех на Круг буду созывать.

– А может, лучше у меня в Садах соберемся? – предложил Ирмо. – Там как-то уютней, – улыбнувшись, добавил он.

– А если начнется что-то? Жаль Садов. – Тень пробежала по лицу Владыки. – И для тебя неприятностей не хочу.

– Неприятности… – скривился Мастер Грез. – А то так у меня существование безмятежное! А в Садах, кстати, поди выяви, где грезы, а где – мысли.

– Может, ты и прав, – улыбнулся еле заметно Манвэ. – А соберу остальных я сам – попробую дотянуться. Нечего Эонвэ лишний раз светиться, – добавил он.

– Подумаешь! – передернул плечами майа.

– Думаю сейчас я. И так полагаю лучшим, – отрезал Владыка.

– Как пожелаешь. – Эонвэ склонил голову.

– Тогда я приглашаю всех собраться вечером в Лориэне, – сообщил Манвэ присутствующим и сосредоточился, взывая к остальным Валар.

До вечера еще было время. Ожидание выматывало.

– Спеть, что ли? – задумчиво проговорил Златоокий.

– И правда, спой! – смущенно поддержал его Гортхауэр.

Присутствующие присоединились к просьбе. Вардонэль, с начала обеда не отлучавшаяся из залы, сбегала за лютней и протянула ее майа. Тот осторожно принял инструмент, подтянул струны. Тихо взял первый аккорд. Песня о чем-то далеком и прекрасном, хрупком и дорогом заструилась, мерцая теплым светом, мягко обволакивая зал… Допев, Златоокий протянул лютню черному майа. Тот удивленно взглянул на него:

– Мне? Я давно уже не играл… Мне меч привычнее…

– Вот и играй теперь – помнишь, как мы когда-то песенные поединки устраивали? – слегка улыбнулся Златоокий.

Гортхауэр кивнул и с неожиданной робостью взял в руки лютню. Покосился на Мелькора – тот ободряюще ухмыльнулся.

Слова языка, прежде никогда не звучавшего под сводами Ильмарин, почему-то сейчас оказались понятны всем – и словно повеяло в зале терпкими ветрами Эндорэ; запахи хвои и морской соли, нагретой сухой травы и дорожной пыли скупыми, выразительными штрихами вырисовывали очертания живых земель, открытых времени и переменам…

Не успел Владыка сосредоточиться на призыве, как в дверь залы постучали и на пороге объявилась очередная гостья – всем присутствующим хорошо известная. Да и кто в Валиноре не знает Амариэ Прекрасную, первую красавицу Валмара, надменную ученицу Повелителя Арды?

Сейчас утонченное лицо эльфийки выглядело встревоженным, взлетающие к вискам вслед за бровями глаза цвета северных морей тревожно блестели. На мгновение замерев у входа, она отыскала взглядом Короля Амана и поспешно приблизилась к нему.

– Учитель, приветствую тебя! – Она поклонилась, согласно этикету; впрочем, видно было, что многочисленные гости тому причиной. Она огляделась, ее глаза слегка расширились, задержавшись на Мелькоре, но ни один мускул на лице не дрогнул.

Мелькор не без труда подавил дрожь – Йолли, последняя Королева Ирисов…

– Здравствуй, Амариэ, – произнес Манвэ, прервав попытки дотянуться до отсутствующих собратьев. – Проходи, присаживайся. Выпей вина – тебя что-то встревожило? – Его голос прозвучал непривычно мягко. – Говори, не смущайся.

– Да, Учитель. Что-то стряслось в Блаженной земле… – Амариэ присела на табурет у стола и отпила глоток из кубка, что протянул ей Эонвэ. – Я слышала о Круге и об… – Она чуть помедлила, – Указе… Но этот ураган – у нас несколько крыш снесло, я хотела раньше прийти, но дверь даже не открыть было… Что это было? Почему? – она смущенно умолкла, неотрывно глядя в лицо Манвэ.

«И ей все рассказывать? Еще не хватало и ее втянуть! Или сказать ей правду – о ее происхождении в том числе – может, отшатнется, уйдет? От нее мало что скрывалось, но – это? Нечего ей здесь делать, эльфийке, – где Валар скручивает. Или просто услать, она не может не послушаться…»

– Этот смерч… Это – ты?! – Чуть дрогнули нежные, красиво очерченные губы. – Что случилось… с тобой?

– Ты же видишь – ничего. А это… так… сорвался.

– Ты?!

– Ну бывает. Надеюсь, никто не пострадал?

– Нет, только у нескольких – ушибы, волной отбросило…

Владыка облегченно вздохнул.

– Может, домой пойдешь? У меня дела. Если хочешь, завтра побеседуем…

Кто осмелится не исполнить просьбу Короля? «Завтра… С чего ты взял, что оно наступит – это завтра?..»

– Можно, я останусь? – «…откуда этот страх в глазах?» – Пожалуйста, разреши, я тихонько посижу, слова не скажу… Не гони меня, прошу! Учитель…

Манвэ неожиданно беспомощно огляделся по сторонам, словно ища совета. Эонвэ, не высидевший в Лориэне и нескольких часов, Златоокий, оставшийся на свою голову… Да что они все, сговорились?!

– Учитель! – Амариэ, соскользнув с табурета, неожиданно припала к его ногам. – Умоляю…

«Я же не учил – этому! Ее – не учил! Зачем…» Манвэ резко поднял девушку с пола, впрочем, тут же как можно бережнее погладил золотисто-огненный шлейф пышных волос.

– Не надо, не поступай так больше. Ну успокойся… Можешь остаться, если так хочешь. А потом – поговорим.

Он усадил ее в кресло, и она застыла, незаметно поглядывая па мятежных майар и на Мелькора с Гортхауэром.

Владыка же вновь настроился, стараясь дотянуться до Оромэ. Ответ пришел почти сразу:

– Слушаю, Владыка.

– Приходи вечером в Лориэн. Будет сбор. Сообщи это и Ване с Йаванной.

– Хорошо, Манвэ. Значит, в Лориэне?

– Да, я жду.

Вдруг его дыхание словно перехватило. Сначала он не понял, что это, но в следующее мгновение стало ясно – золотое колье, сдавив шею, гнуло к полу. Попытался освободиться – замок не поддавался.

– Ты опять за свое? – раздался все тот же голос. – Думаешь, из себя вышел, так тебя уже и достать нельзя? Забыл в неуемной гордыне своей, что Мне все в этом мире подвластно? Что же, коль скоро тебе расхотелось быть Владыкой, будешь цепным псом – кем ты, собственно, и был – так ведь тебе казалось?!

Манвэ не отвечал, пытаясь содрать проклятое колье, в самом деле всегда напоминавшее ему ошейник. Металл плющился под пальцами, но не рвался. Да и сил почти не осталось – их высосала последняя отчаянная вспышка.

Ошейник пригнул его к полу, вынудив упасть на колени.

– Вот так… Раз не понимаешь по-хорошему… И бешеных псов можно выучить. Полагаешь, управы на тебя нет? А ну, место! Место, Манвэ!

«Сорвать, немедленно сорвать… Сил нет даже на то, чтобы еще раз покинуть облик…»

– Хоть бы не позорился… Отец! – Последнее слово Манвэ словно выплюнул с непередаваемым презрением – в этот момент ему было непереносимо стыдно за Сотворившего.

– Ну, видишь, кому служишь? Он – всего лишь инструмент в руке Моей, сторожевой пес, натасканный на врагов Замысла, – раздалось в голове у Тулкаса. – Скрути его, чего ты ждешь?!

Оторопевшая на мгновение публика бросилась к Манвэ, пытаясь помочь, еще не очень соображая, в чем дело на сей раз.

Айо вцепился мертвой хваткой в плечи Златоокого, пытаясь накрыть сознание друга спасительной пеленой, – толку от бессильного возмущения не могло быть никакого.

Пытавшихся приблизиться Валар отталкивало от цели нечто, подобное сильному встречному течению. Объединив усилия, они попытались пробить эту стену. Наконец Тулкасу, Мелькору и Ульмо это удалось, и Вала-Воитель принялся выламывать заклинивший замок.

Что-то невыразимо гадкое, как волна полузабытого кошмара, поднялось перед глазами Курумо. Ошейник с острыми зубцами, вязкая струйка крови на известковой белизне подбородка, судорожно сжатые пальцы и – над ними – стальные браслеты наручников… Браслеты… Жаркая пелена затянула зрение, он бросился вперед, крикнув: «Браслеты! Снимите…»

Его отбросило в сторону словно ударом по голове, раскаленные клещи сдавили лоб и виски.

Ауле, протянув Тулкасу свой режущий железо нож, рванулся к ученику, пытаясь привести его в чувство.

Бешеный клубок напряжения и злобы словно ускорил надвигающиеся сумерки, в зале потемнело. Отшвырнув искореженный ошейник, Тулкас взрезал браслеты – по возможности осторожно. Манвэ прошипел: «Быстрее!», и Астальдо несколькими резкими рывками завершил работу. Нож было заскользил в крови, но это было последнее движение, изорванные браслеты, отличавшиеся некогда тонкостью работы и изяществом отделки, валялись на полу, покрываясь кое-где бурой коркой.

Амариэ, сжавшись в кресле среди поднявшейся суматохи, судорожно пыталась осмыслить происходящее. В том числе происходящее с ней – что-то росло из глубин сознания, наливалось мутно, как опухоль или готовый вот-вот лопнуть нарыв. Песня, услышанная еще из-за двери, – странно знакомая, точнее – язык ее, похожий на шелест трав или перестук капель в сталактитовой пещере… Ей показалось, что она разобрала слова, – но откуда ей было понять их? Каким образом? И почему такими болезненно знакомыми показались ей лица Мелькора и Гортхауэра, если она и Черного Валу-то видела один раз, да и то… А знала Амариэ именно это лицо в обрамлении ночного цвета волос, помнила – звездные глаза. Откуда? Почему когда-то, в раннем детстве, облик Манвэ напомнил ей кого-то очень близкого? Взгляд ее упал на покореженные браслеты и красноватые потеки на прихотливом узоре, их покрывающем. Кровь… ее запах: так уже было – капли, приторно пахнущие, дым и – звуки речи, тот язык, на котором пел черный майа… Что это? Кто говорил с ней? Откуда ей помнить подобное? Хоть бы Манвэ объяснил, он же никогда не отказывал во внимании своей ученице. Да какое там…

Владыка всматривался в узкое лицо спящей в мягкой траве Лориэна девчонки-эльфа. Грустно опущенные углы губ и чуть нахмуренные брови. Она последней осталась в Саду, не распрощавшаяся со сном для новой жизни. Остальные уже разошлись по новым семьям. Покосившись на Ирмо, Король, сам не зная почему, погладил тепло-золотые, как свет Лауреллина, волосы. Девчонка сонно пошевелилась, смешно потерла копчик носа. Потом открыла глаза с начавшей проступать через серую дымку морской бирюзой.

Они скользнули по лицу Ирмо и остановились на Манвэ, радость мелькнула в них, словно увидела когото знакомого. Она широко улыбнулась Владыке и потянулась к нему. Тот неуверенно протянул ей руку, она уцепилась за пальцы, потом зевнула и улеглась, положив на них голову.

Король еле заметно закусил губу и прикрыл глаза. Чуть сгорбился, тяжелые темно-золотые волосы почти закрыли лицо.

– Как ее звали? – мерно проговорил он, не глядя на Ирмо.

– Какая теперь разница? – поморщился Лориэн. – Кажется, Йолли… Да, точно, Йолли.

– Хорошо. Пусть спит, я пришлю за ней кого-нибудь из дома Ингвэ. Попозже.

Девочка улыбнулась чему-то во сне и разжала пальцы. Король осторожно высвободил руку из-под ее головы и резко встал.

– Значит, Йолли… – Он как-то неуверенно кивнул Ирмо и быстро зашагал к выходу.

Амариэ вжалась поплотнее в кресло, обхватив голову, – сейчас ее Учителю явно было не до расспросов.

Пока Тулкас расправлялся с браслетами, Ауле пытался привести в чувство ученика. Курумо не отзывался, и Великий Кузнец почувствовал, что отчаянная злость заполняет его мутным потоком, ворочающим мусор давних обид. Сколько можно?! Ладно, ему в свое время досталось, и Манвэ есть за что платить, хотя последнее деяние Единого и не укладывалось уже в рамки разумного, но Курумо – за что?! За умение видеть и мыслить? За нерадостную память? За что – так?!

Запрокинув голову к потолку, Ауле уже не осознавал, что кричит, посылая проклятия в Чертог, которого они вряд ли достигнут, но услышаны – будут. Все, что накопилось за эти эпохи, вспоминал Вала-Кузнец, задыхаясь от бессильной ненависти.