– Не должен. Никто никому ничего не должен… И что ты теперь делать намерен – чтобы все правильно было и Замысел пребывал в целости и сохранности?

– А ничего! – Тон Манвэ был необычно резок, сейчас в нем не было и тени обычной насмешливой вкрадчивости. – Почему? Потому. Потому что с тебя хватит. Опять же поединок закончился в твою пользу. По законам Арды ты считаешься оправданным. Так что ты свободен.

Манвэ встал, распрямившись.

Мелькор удивленно покачал головой; замер:

– Как это?

– Так. Допустим, потому что я считаю, что так должно.

– Спасибо за милость, Владыка, – усмехнулся Мелькор, нарочито смиренно склонив голову.

– Не за что. Вы свободны: ты и те, кто с тобой. – Это было произнесено вслух.

«А ты? А воля Единого?» – мысленно продолжил Мелькор.

– Тебе-то что? Разберусь. Только прежде одну вещь попытаюсь сделать – если получится. И если ты примешь это – от меня.

– Что – это?

– Что? Мой приказ – мне и исправлять. У них, – он кивнул в сторону недомайар, – не хватило бы сил восстановить – у меня, может быть, хватит. Он мне, разумеется, не друг, так, пользуется моим расположением, но… я продолжу. Из милости… – язвительно выдохнул Король.

Брови Мелькора удивленно взлетели вверх. Как-то все нелогично, негладко… рваные края у этой квэнты. Опять замышляет что-то лицемерный, искушенный в интригах братец… Не может все быть так просто. Было уже показное милосердие и сочувствие, театральный суд: «я решил, мы постановили»… Но все же… Что-то неправильное, негармоничное прорывалось в утонченно-красивом, безупречном лице, словно в насмешку похожем на его собственное… Или – очередная ловушка? Оставить в долгу перед великой милостью Владыки? Или измыслит потом нечто более страшное – для остальных? Аллор и Эльдин – Манвэ не простит им своего «расположения», которое они обманули – так или иначе… Зачем он собирается вернуть глаза – если справится, а с него станет? Чтобы лучше видел, как опять гибнут те, кто успел стать близкими… Сколько можно? Ведь не умолить будет… Невыносимо… Не было выбора, не было: «Учитель!» (дождешься от таких!). Плевать недомайа на выбор хотел! Насмехался. Просто счел необходимым вступиться за него, Валу… Так, по-приятельски… В другой ситуации, возможно, он встал бы рядом с Манвэ… Как эта парочка умудрилась приручить его, Мелькора? Они были – собеседниками. А Манвэ? Неужели и он?.. Только спасет ли их это? Какая беспомощность! Сил не больше, чем у какого-нибудь эльфа. И сейчас он, уже бессильный и неопасный, а посему (возможно) – помилованный враг, примет как подачку – зрение… Владыка Арды, карающий и милостивый, – Манвэ примеряет одну из масок… И я призван сыграть очередную роль в его очередном спектакле? Если откажусь – заставит? (Впрочем, какая глупость: от чего откажусь?) А то еще радостно оскорбится: «Вот видите, он не желает иметь со мной дела, он нас видеть не желает!» (Тот еще каламбур, м-м…) Враг, закосневший во зле, враг, мир с которым невозможен… Легче было бы молчать, не ввязываться в разговор. Но как? Какая безвыходность… безысходность…

Видимо, эти размышления отражались на лице Черного Валы – да и были ли у него силы скрывать мысли? Манвэ недобро сощурился. Чего проще – поступить так, как, судя по всему, предполагает Мелькор. Устроить ему очередную выволочку… У него есть все основания так думать: на память никто из Валар пожаловаться не мог – разве на то, что слишком хороша, – это уже вошло в пословицу… Да, так и сделать – как всегда, как ждут – никого не удивлять, не разочаровывать, и Творца, если сейчас наблюдает, – очень может быть, кстати, – тоже. Их разговоры давно ведь уже свелись к «все в порядке, все идет по плану» – так лучше и безопасней, чем просить помощи или совета – после Нуменора это стало ясно окончательно…

Сейчас прикажет их ступенчатой казни предать на глазах у Мелькора, а его потом опять за Грань вышвырнет – и пусть только кто возразит! Хотя… Внезапно вспомнились глаза Эонвэ – недоверчивые, горько-непонимающие. У его беспощадного, не ведавшего сомнений герольда и помощника… Как умчался за Мелиан, стоило Эльдин на него прикрикнуть, как испереживался за них; сознание майа было как на ладони, несмотря на все его попытки хоть немного закрыться. Какая смертная тоска… Слишком много уже сделано, и ничего не изменить…

«Эру всемогущий» – сейчас эти некогда привычные слова комом застряли в горле. Не может он молиться Творцу. Как встать на пороге бездны. Мысли свивались в удушающий жгут, пустота, притаившаяся внутри с давних времен, зашевелилась, как хищник, изготовившийся к прыжку и дождавшийся своего часа. «О Творец!» Нет. не сейчас – додумать – чего же от него хотели… Хотят… Почему так страшно? Наказание? Нет, не то… Бессмысленность… Не понял? Тогда? Теперь? Или – о ужас! – слишком хорошо понял? Безнадежность. Холод бесконечной пустоты, вечное идиотское круговращение, перемалывающее все и всех…

Мертвость Предопределения, боль контрастов, недостижимое равновесие. Проклятие… Проклят… Не он – я? Владыка проклятого мира. Не видеть его – отраженного в тот жуткий миг – в глазах старшего? «Слишком много ты видишь…» – слова, въевшиеся в память с тех незапамятных времен… Создавший Тьму – да не увидишь ничего, кроме Тьмы… Ослепить его, когда хотелось ослепнуть самому? А сейчас свои бы отдал: «Смотри, любуйся на всю эту… сомнительную роскошь!», и – уйти как можно дальше… Куда? Ирмо не поможет, Намо не укроет даже в самом дальнем и темном чертоге… Темном? Он ведь не может жить во тьме… Неужели это – безумие? Но он же не может сойти с ума! Словно в тумане, взявшемся неизвестно откуда, он видел недоумевающих, напряженно застывших Намо и Ниэнну, настороженного Оромэ, недоверчиво нахмурившегося Мелькора…

Почему – туман? Почему он разъедает глаза? Пыль? Здесь же нет пыли… Или слишком ярок свет? Для него? Чьи создания могут не мигая смотреть на солнце? Да и не бывает ничего слишком в Благословенной земле Аман… Что с ним? Опять, кажется, дрожат руки – надо немедленно справиться с этим, они не должны видеть, неужели личина не… Какого балрога!

– Что с тобой… брат? – Мелькор коснулся кончиками пальцев лица Манвэ. – Ты… плачешь?

«Что?! Я – плачу? Этого не может, не должно быть! Не пристало подобное Владыке Арды, он выдумывает, этот просто свет, пыль, дым наконец, хотя – откуда здесь дым? Стыд какой, они же все видят, завтра весь Валинор знать будет, хотя нет, он сделает так, что все будут молчать, как рыбы, впрочем, плевать, надоело все – и некуда бежать, хотя… вот же – рядом – Дверь, там – Пустота, не-Арда, не-Свет, не-Тьма – как раз то, что нужно, всего несколько шагов – откуда еще эта ноющая боль под ключицей – что с ним? Ну же, шагни туда – надо же, как больно, ничего, скоро это уже не будет играть никакой роли…» Он рванулся, но что-то его остановило – чьи-то пальцы впились в ткань плаща. Обернулся – Эльдин. Во взгляде майэ мешались сочувствие и злость: ты что? Это разве выход? – «Мысли она читает, что ли? А личина на что? Позор…»

– Ты бы лучше продолжил, что начал… – Глаза человека, которому слишком плохо, чтобы он чего-то боялся…

Манвэ, словно очнувшись от морока, машинально провел рукой по лбу: да, конечно, сейчас, не обращай внимания… Он отвел глаза в сторону, повернулся к Мелькору:

– Так ты позволишь?

Тот бережно взял Аллора на руки и перенес на стоящее в углу ложе. Эльдин тихо села на край.

– Эльди, он, кажется, сейчас спит, это не обморок… Я надеюсь… Простите меня…

– Эльди, я попробую что-то сделать… – Манвэ покосился на майа.

– Сначала – сделай то, что собирался, – проговорила майэ. – Прости за дерзость, – добавила она неожиданно.

Манвэ еле заметно махнул рукой.

«Я же не творец – уже давно… Где мне справиться? Откуда эта неуверенность? Я же сильнейший – после Мелькора, разумеется, – из Айиур. Но – не целитель… Должен». Дело даже не в том, что это позор: сказал – и не смог. Не то… Просто как бы ни был измучен и опустошен Мелькор, ничего хорошего не ждущий вообще и от него, Короля Мира, в особенности, но – дать надежду и не осуществить – все равно что лишить его зрения заново. Он, Манвэ Сулимо, останется палачом – хотя, собственно, прошлое это все равно не изменит…

Теперь уже неважно: он больше не может… не хочет? Не будет – Манвэ понял это с какой-то яростной, холодной ясностью. Откуда все же эта дурацкая, грызущая боль – прорастающая все глубже сквозь него, словно корни жуткого дерева? Как тогда, давно… когда он не счел возможным загородиться от брата и от сотворенного… Да, пусть это было гордыней, чем угодно… Боль сминала, гнула, охватывала голову, стискивала клещами виски. Так некстати. Но это не должно помешать, он в состоянии справиться: Вала он, в конце концов, или нет?!

Мелькор не видел лица Манвэ, не видел и остальных – он мог только смутно ощущать их, воспринимать зыбкие тени… До него донеслись отчаяние Эльдин, иная сущность, внезапно проявившаяся в Аллоре вместе с холодной яростью, тревога Феантури… И взрыв беспомощного изумления – он даже не связал сразу порыв и того, от кого он исходил, – разум отказывался совмещать несовместимые по всей логике и опыту понятия.

Мелькор безошибочно мог определить, где кто находится, и поэтому не отстал от Эльдин, кинувшейся на помощь другу, поняв со страхом, как трудно будет помочь выжить – привыкшему к нежизни…

А сейчас, стоя напротив давнего врага, он видел смятение и разлад, несвойственные несгибаемому Королю Мира, и… боль? Наверное, все же показалось. С чего бы?

Пальцы Манвэ ухватились за браслеты на его запястьях, разомкнули заклятое железо. Мелькор почти свыкся с наручниками, удивительно, как они вообще не вросли в кожу…

Отшвырнув браслеты в сторону, так что те разлетелись, коснувшись пола, на мелкие осколки, Манвэ коснулся рук Черного Валы. Он никогда не занимался целительством и плохо представлял, что можно сделать. Неумело, как придется, отдавая силу, отчаянно подумал – о ветре, его очищающем прикосновении, ласковом и сильном – но откуда здесь ему взяться? И все же порыв воздуха пронесся по залу, поддерживая, участливо пытаясь забрать боль. Невидимые руки гладили волосы, словно надеясь легкими прикосновениями-взмахами побороть разгорающееся в голове пламя – безуспешно, только та, внешняя, новоприобретенная боль слегка размылась, казалось, воздух вокруг чуть порозовел и мерцающим облаком вытянулся в окно. Ветер, или – неужели – духи ветра? Может ли быть такое? Но вызвал же Мелькор духов огня и льда? Или все же создал? А он, Повелитель Ветров – проглядел? Не подумал? Ветер, воздух были стихией, массой, порывом – красота и радость полета, танцующая пыль, радужная россыпь водяных брызг, трепетание деревьев, музыка, наконец – его Песня, его Тема… Мелькнули, как обман зрения, развевающиеся одежды, изменчивые очертания, плавные и в то же время ломкие линии, скорее – бешеные росчерки – игра света и тени, мерцающие, как свеча на ветру, глаза, послышалось – стоном флейты – Алсулайнэ… Виски и лоб сдавило непереносимо, голову словно разрывало на части, призрачные хрупкие пальцы не могли разогнуть обруч боли… что? Обруч? Неужели – это? Он знал, что произошло тогда с Ауле… Осознал, как может покарать Единый ослушников. Но Эру благ – и хорошо, если остальные будут знать Его лишь с этой стороны, для них же лучше и легче, и он, Король, позаботится об этом… И что с того, что не хотелось встречаться взглядом с угасшими, безучастными глазами Кузнеца? Эру не может быть неправым – Айну Манвэ верил в это, не рассуждая. Но за что – сейчас? Он же Владыка, он может карать и миловать – тоже. Не может., меняться? Раскаиваться? Молотом ударила мысль – иметь свою волю? Да ты же всегда знал это! Но настолько?! И что – теперь? Прекратить? Это было еще сложнее. Может, он ошибается? Конечно, ошибается, он же ничего такого не сделал… Ничего такого?.. А что? Нет, просто… наверное, слишком много уходит сил на то, чтобы держаться прямо… Почему же у стоящего перед ним Мелькора на лице – недоумение, он пытается что-то понять, он – чувствует?

Этого еще не хватало! Моя власть, мой суд – поступлю так, как счел нужным. Владыка Арды своих решений не меняет – это знают все. Он не желает больше видеть эти провалы вместо глаз – вот и все. Не прощение же вымаливает – ни к чему, бессмысленно. Так надо. И так будет. Несмотря ни на что. Если он сломается, то – Манвэ чувствовал это, знал откуда-то – ему не быть. Ничем, никем. Жальче Ауле, несчастней Курумо. Лишенной чего бы то ни было личного стихией.

Собственно, почему нет? Тогда его уже ничто не будет волновать Нет, не сейчас. Нельзя. Да что же это с ним? Нервы… Какие у тебя нервы, хоть себе-то не ври! Надо еще получше загородиться: если хоть кто-то поймет, подойдет, пожалеет (этого еще не хватало!) – он дрогнет, не выдержит, сорвется, лишившись сознания и воли, – он, Верховный Король Арды… А кому еще справиться с этим всем? Недоумение на лице Мелькора хуже всего. Хорошо, хоть недоумение…

Манвэ поднял руки, отпустив заживающие на глазах запястья. Коснулся прикрытых век – ладони обожгло, но он уже не мог отнять рук: замкнулся круг, ничего нельзя было прервать и изменить, что-то сместилось необратимо. Теперь сосредоточенно вспоминал, вызывая в памяти – образ. То лицо, каким запомнилось оно тогда, еще в Чертогах Творца, когда Крылатый впервые заговорил о Тьме. Его глаза – блестящие, неуловимого цвета, ярко-звездные, кажущиеся сейчас чем-то единственно реальным. Чудилось, они превратились в сияющие бездны, он падал туда, в наполненную ледяными огнями бесконечность, сквозь эти «слишком много видевшие» глаза. Они – возникли, зажглись – в какой-то дикий миг озарения он понял это, словно натянулась до предела, а потом, зазвенев, высвободилась тетива и стрела ушла к цели – так чувствуешь, что попал, еще не видя пронзенную посередине мишень. Не было больше ничего – ни сил, ни желаний, ни памяти – опустошенность. Пустота. А что еще в нем могло быть? Сила Арды? Давно уже нарушена связь такого рода, с тех пор, когда они решили: больше ни капли. Не заработали… Своя растрачена в борьбе – с Диссонансом и с собой… Пустота заполняла свободное теперь место, пожирая остатки того, что было – им, Айну Манвэ. Только грызущую боль, охватившую все его существо с новой силой, она не могла (или не хотела?) забрать, и только это было – данным ему, оставшимся от него клочком сознания. Боль не давала забыть, кем он был и что сделал. Беспамятство не спешило накрыть милосердной тишиной дергающуюся в конвульсиях мысль – вот и хорошо. Только бы не сорваться в манящую пропасть – изменит, заглушит, исправит – хуже небытия. Или… Оставить все так, на полдороге, и уйти? Арда, Валинор… Варда. Варда – что будет с ней? Она же всегда возвращалась из садов Лориэна… Ничего, все пройдет, это не может продолжаться вечно, как-нибудь справится. С трудом решился открыть глаза – зала плыла, искры вспыхивали и гасли – казалось, сейчас брызнут в лицо и, попав в глаза, вопьются в мозг… Какой бред. Руки чуть заметно тряслись.

Манвэ заставил себя поднять голову и встретился с мерцающим взглядом звездных глаз, не виденным уже много эпох, – теперь счастливо-изумленным, растерянным, они сияли, и от этого почему-то стало невыразимо спокойно, даже весело. Он стоял очень прямо, опустив наконец руки, и не понял, почему взметнулись испуганно-удивленно брови над яркими озерами светлого огня, медленно уходящими вверх…

Мелькор еле успел подхватить внезапно пошатнувшегося Манвэ – он был в недоумении: неужели стольких сил стоило исцеление, или это – притворство, дабы дать ему понять, какую великую милость оказал Король Мира бунтовщику? На какие самоотверженность и кротость способен истинный Властелин Арды? Только улыбка была странной – совсем другой, может быть, что-то подобное он видел разве что в Предначальную… А глаза – заглянув в них, Черный Вала едва не отшатнулся в ужасе, чуть не уронив повисшее бессильно на его руках тело – он уже видел такие – давно, у Великого Кузнеца, в тот день отказавшегося творить. Жутко контрастирующие с улыбкой – опустевшие, потемневшие, застывшие… И все же почему-то вызвавшие мысль о небе перед грозой. Почему же он, Мелькор, ничего не почувствовал? И еще эти мелькнувшие призрачные фигуры… За них? За него? За что?

– Манвэ?!..

– Молчи! – В еле слышном голосе те же знакомые властные нотки и (показалось?) мольба. – Никто не должен знать, испугаются или… вмешаются и… – Глаза мучителыю сощурились, сжались кулаки. – Сам как-нибудь справлюсь! Ничего не говори: я, кажется, знаю, что это…

– Но за что? Неужели…

– За ошибки – наказывают, за упрямство и упорство в заблуждениях – уничтожают. Мне ли не знать: нельзя выходить за рамки Предопределенного, нельзя противиться исполнению Замысла, не может быть двух воль – все правильно, все как по нотам. – При последних словах злая усмешка искривила губы Короля Мира, и тут же судорога прошла по лицу, он на мгновение зажмурился.

– Я постараюсь помочь, разреши…

– Не надо, переживу. Чем ты поможешь? Я сам разберусь.

– Не отвергай помощь, я попытаюсь…

– Нет! Разве что… попытайся… простить… Хотя что я говорю? Просто, пока я говорю то, что думаю, пока я владею собой… Я ничего не хотел знать, я был уверен, что все, что ты говоришь, – ложь, гордыня, я верил Творцу и гордился Его милостью и доверием – я был уверен… во всем, что делал и приказывал… сделать… вначале… верил…

Мелькор вспомнил Ауле: та же захлебывающаяся речь. Неужели померкнет сознание – так же? Сейчас, когда… Или это было бы милосердием – помочь уйти в безбольное бесчувствие…

– Не смей! – «Мысли читает – сейчас?» – «Я потеряю себя. Даже не во мне дело – терять особо нечего, но… во что я превращусь? Впрочем, куда дальше?» – Это была безмолвная речь – отголосок мысли на грани отчаяния – сил говорить у него уже не было…

Намо наблюдал за ними из другого угла зала. Ниэнна в каком-то напряженном, чуть ли не азартном оцепенении застыла рядом, сцепив пальцы. Когда Король Мира подошел к Черному Вале, Намо посетило ощущение, что он не должен вмешиваться. «Может, это опять моя… трусость, нерешительность? Опять боюсь влезть, а потом будет необратимо поздно?» Что еще затеял Манвэ? Намо видел, как тот коснулся глаз Мелькора, потом отнял руки, – братья встретились взглядами, и Повелитель Валинора, стоявший как-то неестественно прямо, начал опускаться на пол, а Мелькор подхватил его… Что это? Красивый жест? Или Манвэ и впрямь не рассчитал силы? Не похоже на расчетливого Владыку. Намо хотел все же приблизиться, но наткнулся на взгляд Мелькора, в котором была просьба: не подходи… не сейчас…

Странно… Владыка Судеб пожал плечами, косясь на Оромэ и тающую потихоньку оболочку Тулкаса.

За окном послышалось хлопанье орлиных крыльев, и через мгновение в залу вбежали Мелиан и Эонвэ. Майэ выглядела необычно подтянутой и решительной – такой ее не видели, наверное, с дориатских времен. Она огляделась по сторонам, оценивая обстановку. Увидев Аллора, бросилась к нему, тревожно вгляделась в бледное, становящееся на глазах все прозрачней лицо. Осторожно коснулась пальцев, выглядывающих из пропитавшихся кровью неумелых повязок.

Прижала к себе Эльдин – та совсем по-детски положила ей голову на плечо:

– Он, кажется, спит, но… я все равно чего-то боюсь. Нечто призрачное…

– Он отвык – жить. Отвык держаться за жизнь.

– Мелькор сказал, что Аллор справится… должен, по крайней мере.

– Надеюсь, что плохого… ему не снится – хочешь, проверю?

– Не знаю, может, лучше не трогать. Помоги проследить – сможешь, в крайнем случае, вытянуть его, если… если будут кошмары… те… – закончила она шепотом.

– Конечно, Эльди.

Мелиан захотелось погладить девушку по голове, но она не решилась – еще заденет непомерную гордость, свойственную всем дун-эдайн, – только гордыня Нолдор была ей под стать.

Возлюбленная ее потомка… Их появление в садах Лориэна вывело Мелиан из многотысячелетней – со дня смерти Тингола – апатии. Людей майэ из рода Йаваниы ученица Ирмо больше не видела, потеряла навсегда ставшую человеком дочь. Они показались родными: ироничный Аллор и отчаянная Эльдин. С ними как-то сразу нашлись общие темы, к тому же ей казалось, что недомайар нуждаются в ее опеке – а значит, появилась в жизни еще одна зацепка. «Как это по-людски», – думала она иногда. Ей порой так хотелось, чтобы ушла грусть из глубины насмешливых глаз. Впрочем, эта грусть тоже роднила – во внешне блистательном Валмаре Многозвенном далеко не со всеми можно было чем-то подобным поделиться – чтобы поняли…