– У нас варенье есть! – сообщила Эльдин. Эонвэ виновато улыбнулся. Заметив Курумо, вежливо кивнул и ему.

– Извините, сейчас не могу. – Герольд развел руками. – Я, собственно… по делу. Может, потом забегу – вы дома будете?

– Отчего бы и нет? А что такое, если не секрет?

– Нет, то есть да, впрочем, сейчас оглашу. Эонвэ расправил плечи, поправил плащ.

– Владыка Арды Манвэ Сулимо повелевает! – Трое майар насторожились; впрочем, Эльдин и Аллор сохранили на лицах любезные улыбки. – Курумо Аулендилу явиться в Ильмарин. Немедленно.

Эонвэ замолчал. Курумо мрачно посмотрел в его сторону; Недомайар, переглянувшись, пожали плечами. Сочувствующе глянули на майа Ауле.

– Я готов, – сказал Курумо, вставая.

– Мне велено проводить тебя, – проговорил Эонвэ, кутаясь в плащ.

– Пока, уважаемые. – Курумо обернулся на пороге и вышел. Эонвэ, покачав головой, последовал за ним, махнув рукой хозяевам.

– Счастливо тебе! – крикнули те вслед удалявшемуся гостю, вполне искренне желая ему, чтобы встреча с Повелителем Амана прошла без тяжких последствий.

Помолчали. Потом еще выпили и закурили.

– Жалко его, – шмыгнула носом Эльдин.

– Да уж, не позавидуешь. Выколоть глаза создавшему, чтобы спасти от последнего падения воспитавшего… Если я правильно понял. От такого куда угодно уйти захочешь – хоть в Бездну, хоть в Средиземье.

– Вот проклятие! Ведь их, похоже, неслучайно Ауле отдали – и дело им близкое, и чтобы меньше шансов было, что все же придется на создателя руку поднять…

– Похоже на то. А то отдали бы Тулкасу – по логике Замысла, – хмыкнул Аллор.

– Да уж. Интересно все же, что Мелькор о нем думает?

– Спросить, что ли, когда туда выберемся?

– Думаю, ему будет, мягко говоря, неприятно беседовать об этом.

– А кому сейчас легко? – пожал плечами майа.

– Посмотрим, – нахмурилась Эльдин.

Бывший глава Белого Совета должен был предстать перед Королем. Дать отчет о своей деятельности в Средиземье – на последнем этапе в высшей степени неоднозначной. Что им известно? Впрочем, Курумо было почему-то все равно. Ученик Великого Кузнеца был уверен – пощады не будет. За меньшее карают в Блаженной земле Аман. Жаль, к Ауле не успел забежать. Курумо шел вслед за Эонвэ, не глядя по сторонам. Собственно, ничего нового он и не предполагал увидеть – да и не хотелось.

Небольшая приемная, куда привел его герольд, была залита ровным, холодным светом. Стрельчатая дверь закрылась за спиной. Пытаясь скрасить гнетущее ожидание, Курумо замер посреди комнаты, не смея даже прислониться к стене.

И все же появление Короля было внезапным, его голос раздался из-за плеча майа – ровный и безжизненный, подобно освещению чертога:

– С возвращением, Курумо.

Майа обернулся – Повелитель Валинора сидел в невесть откуда взявшемся изящном кресле. Завершавшие его спинку острые зубцы-лучи венчали голову Валы второй короной. Шею, как всегда, охватывало золотое колье, напоминающее почему-то ошейник – собственно, его, Курумо, изделие – по королевскому же заказу. Владыка, помнится, криво усмехнулся, принимая выполненную работу.

– Что-то не так, о Владыка? – испугался майа.

– Нет, отчего же, все правильно, – процедил Король Мира, знаком отпуская искуснейшего ученика Ауле, и тот почел за лучшее убраться с королевских глаз долой. Давно это было…

– Приветствую тебя, Повелитель Арды, – поклонился майа.

– Итак, хотелось бы послушать, что происходит в Средиземье. Спокойно ли? Как дела у Белого Совета?

– Все в порядке, Повелитель. Враг повержен, война закончена. Белый Совет скоро направится в Блаженный Аман.

– Очень хорошо, – прошелестели слова Короля. – А ты, глава Совета, отчего же явился – один? Да еще из Залов – тебя смогли убить?

– Да, Повелитель.

– Бессовестно! Кто же сей негодяй? Вражий шпион?

– Нет, просто предатель.

– Да, сочувствую. – Впрочем, никакого особого сочувствия не читалось на лице Манвэ. – Борьба с Врагом – нелегкое дело. Но ты знал, на что шел, возглавив Совет… Чем же ты занимался?

– Изучал уловки Врага, источники его силы… – Голос майа был монотонен, как гудение запутавшейся мухи. Равнодушный и усталый. Манвэ насторожился: его давние подозрения явно были обоснованны.

– Ну и как?

– Ну и… я изучил Кольцо, понял, что им никому нельзя владеть – слишком велик соблазн.

– Даже для тебя? – еле заметно усмехнулся Король.

– Мне не удалось достать его, Повелитель. Олорин, Элронд… они решили иначе…

– Как же это – тебе прекословили? Главе?

– Я… несколько отошел от дел, – пробормотал Курумо, смятый пристальным взглядом; закрыть сознание от Манвэ у него не было сил, а тот проник в мозг, бесцеремонно разглядывая тайники памяти.

– Ах, отошел? Чем же ты еще занимался, позволь узнать? – Это звучало уже просто издевательски. – В то время как даже некие приспешники Тьмы, покаявшись, помогли силам Света одержать победу, – и это лишь подтверждает Замысел, открывший, что и достояние Врага обратится против него, – ты ушел от борьбы?! Может, тебе и судьбы Средиземья стали безразличны?

– Но я…

Курумо осекся – Манвэ лениво просматривал его мысли – словно вполглаза перечитывал надоевший роман.

– Вот оно что… орки, значит. Для чего это ты с ними возился?

– Хотел вернуть их Свету. – Отпираться было бесполезно, Курумо хотелось лишь одного: чтобы этот допрос закончился – неважно чем.

– Можно подумать, они к нему когда-либо имели отношение.

– Страх сделал их такими… Потом – война.

– Горе побежденным – противникам Замысла и тем, кто в этом Замысле вообще не числится.

– Но все же в конце концов свершается во славу Эру…

– Все свершается, но не все Его радует в процессе свершения.

– Но… Владыка…

– Четвертую эпоху уже Владыка! Уж не собирался ли ты с их помощью захватить власть? Засел в Ортханке и думал, удастся отсидеться? А Олорин у тебя там гостил, надо полагать?

– Олорин… он был в опасности.. За ним следили.

– Оригинальный способ спасти от преследований. А за тобой – нет? Интересно, почему?

– За мной тоже, только Ортханк Врагу не по зубам был. Вот уж кто, кстати, не мог представить, что с орками можно не ради войны возиться, так это Саурон. – Майа поперхнулся, чувствуя, что сказал что-то совсем уж не то. Чуть ли не сравнил… То есть фактически – поставил рядом… Гортхауэра и Короля…

Манвэ жестко усмехнулся:

– Ах, конечно, что это я, ты же так предан Светлому делу – и доказал это неоднократно… – Глаза майа непроизвольно сузились. – Впрочем, милость и доверие заслужить нелегко, а потерять проще простого. Так что – собственно, не мне тебе объяснять. Ты же, похоже, жить собираешься.

– Я уже давно мертв. И выбрал – отсутствие выбора, – резко выдохнул Курумо, сам недоумевая, как это у него вышло. Неважно. Пусть делают что хотят. Боль и смерть (даже если неоднократные) – это только боль и смерть. Не страшнее жизни.

Представление под названием «поединок» завершилось, и руки Черного Валы устало легли на наковальню. Отзвучали слова приговора, и Ауле, обморочно бледнея, поспешно заклепал оковы. Цепь зашипела, как сытая змея, поглощая остатки сил мятежника. Кажется, все…

Курумо не мог отвести взгляд от Мелькора, его словно парализовало. Не выйти вперед, не защитить – все решено заранее, он ничем не сможет помочь. А Ауле – вот он, рядом, и ему еше можно навредить – он остается в Валиноре. Мелькор не смотрел в сторону сотворенного – наверное, так правильно, но вместе с тем Курумо безотчетно, до безумия хотелось взглянуть в его глаза – увидеть их – еще раз. Последний. Черный Вала встал с колен, направился к выходу, и тут вновь раздался голос Манвэ – отрешенно-мертвый, словно клинком по хрусталю провели.

Слова отказывались обретать смысл, оставаясь цепочкой режущих, скрежещущих звуков, а потом вдруг стали невообразимо понятными, четкими, как предгрозовые тени. И недоступными для сознания.

– Исполняй! – глухо, тускло выдыхает Король, застывая, как ледяная статуя.

Мелькор слегка откидывает голову, прикрыв глаза, а Ауле, замерев на мгновение, простирает в мольбе руки, что-то бессвязно вскрикивая, и, бледнея, вдруг рушится на пол, как обвал, сжимается в комок… Он корчится, и пальцы беспомощно цепляются за воздух, словно из последних сил борется Вала-Кузнец с чем-то невидимым, а силы тают. Неожиданно тонкое «Не-ет!», переходящее в хрип. «Не буду…» – шепчет он, судорожно стискивая ладонями виски, в то время как неведомая сила скручивает его…

Сам не зная, как это происходит, Курумо делает шаг вперед.

– Позволь мне, Владыка! – произносит чей-то сорванный голос. Еще шаг – и майа замер посреди чертога, осознав, что голос принадлежал ему, осознав, о чем этот голос просил…

Он смутно различает короткий кивок Манвэ, успевает заметить, как навалились на Черного Валу Оромэ и Тулкас, прижав его к наковальне. Еще шаг, как по натянутой над пропастью нити – где-то далеко внизу распростерлось безжизненно изломанное судорогой тело Ауле. И еще шаг – все исчезает, остаются лишь глаза Мелькора, впервые – с тех давних пор – вперенные в него, полные ужаса и горечи, глядящие в некогда сотворенную им Душу…

Рука сама берет раскаленный прут, но боли он почти не чувствует, точнее – разве это боль? Боль будет чуть позже, уже скоро. Очень скоро. А потом его не станет – как только руки исполнят должное. Главное, чтобы они не дрожали. Чтобы не дрогнули. Быстро: двойной молниеносный удар. Курумо уже нет – есть раскаленный кусок железа…

Глаза Мелькора – близко-близко. Исполнить.

Он безотчетно коснулся лба Валы – сам не зная, зачем. Впрочем, тут же понял, что иначе не может – эту боль они примут вместе, разделив. Этого не отнять никому, даже… Мелькору.

Загородить лицо – от чужих взглядов: никто, кроме него, Курумо, не увидит последнего взгляда сотворившего – перед тем, как их связь прервется.

Рука бездумно совершает краткое, точное движение, и глаза с оглушительной болью заволакивает рдяная пелена, подобно раскаленному металлу, заливая мозг через отверстия глазниц. Пламя рассыпается роем искр, словно на тлеющую головню сапогом наступили.

Майа отступает, оборачивается, и теперь уже все видят глаза с поселившейся там пустотой – дело сделано, приговор исполнен, орудие сломалось. Курумо больше нет…

Манвэ как-то странно взглянул на майа: – Нет, ты будешь жить. Выбор сделан. Ты будешь жить – и помнить. Всё. Как все. Всегда. Ступай, майа Курумо, глава Белого Совета – твой неоценимый вклад в дело спасения Средиземья оценен по заслугам. Иди, Ауле ждет. Когда понадобишься, тебя вызовут.

Владыка взмахнул тонкой холеной рукой, давая понять, что аудиенция окончена, и отвернулся, не реагируя на то, как полыхнули темным пламенем глаза подмастерья Великого Кузнеца. Коротко поклонившись, тот быстро вышел из комнаты. Младший брат Властелина Тьмы с мрачной ухмылкой проводил взглядом младшего брата Темного Властелина. Не стоит упускать его из виду – впрочем, какая разница? Он действительно мертв. А кто – жив? Ау, есть кто живой?..

Курумо вышел из приемной Короля Мира оглушенный и словно оплеванный. Вещь, инструмент, исполнитель!!! «Будешь жить и помнить – как все. Всё». Непереносимо близко – сине-стальные глаза. Что он, Король, знает о – Памяти? Что – понимает? Ту боль? Ужас? Безысходность? Что он мог чувствовать тогда – он, подобный алмазному кристаллу? Только презирать умеет – всех и вся. Бессильный гнев душил Курумо. Кто он против Повелителя Арды? Слабый может только пресмыкаться. И – ждать. Выжидать. Того единственного, почти несбыточного мига, когда сможет нанести ответный удар. Надо превратиться в согнутый лук – натянутый лук. А терпения ему не занимать. Чему-чему, а этому – выучился. «Значит, к Ауле милостиво отпустил – что ж, спасибо, Владыка».

Майа приблизился к Кузнице. В окнах горел слабый свет. До слуха донесся привычный грохот молота, снаружи, впрочем, еле слышный. Курумо ускорил шаг. Вот и дверь. Уже различим хлюпающий свист мехов, надрывный шип раскаленного металла. Пришелец осторожно толкнул дверь и проскользнул в образовавшуюся щель. Он не успел поклониться – Ауле услышал шорох, успел оглянуться раньше и – подхватил готового согнуться перед ним Ученика. Его ученика, Илуватаром данного. Что ж, не имеешь смелости быть собой и творить, как хочешь – будешь строить свое счастье на горе других. Мелькора потеря – ему дар. Только – радостно ли от того? Нет места, нет покоя нигде его приемышу…

Опять – вернулся. В который раз? Теперь – из Средиземья? Один? А остальные Истари? А лицо – как тогда, после приведения в исполнение приговора Эру и Манвэ… Что стряслось с ним в Забытых землях?

Ауле крепко обнял хрупкие плечи майа, Тот был словно каменный – но Вала, знавший душу камня, чувствовал дрожь, словно перед обвалом.

Вала с усилием усадил нежданного уже посетителя на скамью. Махнул рукой в сторону подмастерьев-нолдор – те, сложив инструмент, тихо удалились, незаметно косясь на гостя.

– Наконец-то ты вернулся! – Ауле вглядывался в лицо Курумо, боясь расспрашивать.

– Рад тебя видеть, – негромко сказал майа. – Как ты, Учитель?

– Как всегда, как и положено Блаженному Вале – дивно. – Ауле широко улыбнулся – растянул углы губ. – Работаем потихоньку. А ты-то – как? – все же не выдержал он.

– Никак. То есть хорошо. Вот вернулся.

– И прямо ко мне?

– Нет, был у Манвэ и – у новых майар.

– Эльдин с Аллором?

– Ага. Они тебе что-то передать хотели, но… меня к Манвэ вызвали.

– Понятно. – Ауле слегка нахмурился, в глазах появилась тревога. – А что – Манвэ?

– Что… Разнос учинил… – пожал плечами Курумо.

– И что еще ему надо?

– Пока – ничего. Если что – вызовет.

Курумо сделал рукой в воздухе реверансивное движение. Потом зло стукнул кулаком по колену. Ауле беспомощно развел руками:

– Ну что, будем дальше жить?

– А есть другие варианты?

Великий Кузнец, не оборачиваясь, на ощупь вытянул из-под лавки бутылку. Молча кивнул на полку, где стояли вразнобой несколько кубков. Курумо снял пару, Ауле протер их рукавом и разлил поровну точной рукой Мастера:

– Ну что, понеслись?..

– А как ты к новым майар попал? – спросил Ауле чуть погодя.

– В Залах встретились. – В лице Курумо было нечто, не располагающее к выяснению подробностей его попадания в Мандос. – Странные они – не темные, не светлые. А у тебя они что, часто бывают?

– Заходят. Терпения особого нет, зато идеи… Я вот эскиз от него и жду – ничего, занесет позже.

– А что-нибудь посмотреть можно?

Ауле достал с полки несколько набросков: легкие конструкции, асимметричные формы, заостренные контуры – казалось, они просто замерзли на лету, не успев понять, что с ними произошло.

В руках у Кузнеца появилась диадема, соединенная с подобием ожерелья и сложной системой браслетов.

– Помнишь, ты когда-то выбросить собирался?

Курумо с некоторым трудом узнал некогда выкованную заготовку: то, что казалось ему застывшим, зашедшим в тупик, – ожило. Несколько небрежно, на первый взгляд, присоединенных элементов, связанных под причудливыми углами друг с другом, подчеркнули и словно разбудили изначально присущий этой вещи характер – то, что смутно ощущал, но не смог показать ученик Ауле. Он с некоторой завистью бережно отложил украшение.

– Дурак Артано, что потерял его, – пробормотал он, – они же оба видят Красоту. – Майа вздохнул.

– С такими оригиналами не враз уживешься, – усмехнулся Ауле. – Ты на это глянь.

Курумо повернулся туда, куда показывал взглядом Мастер, и только покачал головой – в крупном горшке с металлической стружкой рос поблескивающий куст, цепляющийся шипами вороненой стали за выбоины в стене. Несколько распустившихся цветков отливали багровым оттенком остывающего металла.

– Это что, живое?

– Вроде того. От цветочков, правда, прикуривать можно. А еще его желательно поливать – кузнечным маслом раз в неделю. – Ауле грустно подпер щеку кулаком. – Наверное, кусты – не саламандра, – пробормотал он.

– То есть?

– Так, ничего. Живность не может быть в огне, такого в Замысле нет. А это – видимо, на грани дозволенного. По дозволенную сторону все же.

– Это тоже – они?

– А кто еще? Так, магией баловались. То полчаса возятся, чтобы огонь разжечь, к чарам, видите ли, неохота прибегать, а то что-то вот такое забавы ради измыслят – учатся, мол. Что угодно с ног на голову поставят. Он и с кольцом, поди, в свое время так же развлекался.

Курумо вспомнил приспособление под чайник и невесело усмехнулся:

– Как им удается так резвиться – безнаказанно?

– Они, похоже, у самого Манвэ в любимчиках.

– Да уж, сегодня с Эонвэ как с лучшим приятелем болтали. А вроде – приличная публика…

Ауле кашлянул – загнул же его Ученик.

Они долго сидели в тот вечер – как когда-то. Пили, не считая – в бешеном темпе – как сложилось уже давно. Бывшему главе Белого Совета было о чем рассказать – правда, не все хотелось вспоминать. Ауле не настаивал – просто смотрел на своего ученика, вглядываясь понезаметней в точеные острые черты, ставшие резче, глаза – два черных провала. Жалость и потаенная радость мешались в душе Валы: Курумо стал частью его, связь между создавшим и созданным, бывшая для остальных естественным даром (или – проклятием?), у них выстраивалась словно по кирпичику («Прямо как у людей», – подумал Кузнец), – и потому казалась чем-то невероятно хрупким и ценным.

– Ступай, отдохни, – сказал наконец Ауле, глядя на углубившиеся тени под глазами майа. Тот послушно поднялся:

– Куда пройти?

– Как – куда? К тебе – в твои покои. Домой, короче. Курумо опустился на колени, пряча лицо за черными прядями волос.

– Спасибо, Учитель, – сдавленно прошептал он. Ауле опустился рядом.

– Ну что ты? – и положил руку ему на плечо. Того снова била дрожь. Кузнец не без усилия поставил майа на ноги:

– Спокойной ночи, Ученик.

– Спокойной ночи, Мастер. – Курумо, словно на ощупь, коснулся двери, толкнул ее и медленно вышел.

Ауле, проводив его взглядом, снова уставился в огонь, наблюдая пляску языков пламени.

Курумо вошел в комнату, отведенную ему еще в Предначальную эпоху. Дом? Да, наверное. Его книги, какие-то немногие вещи, почему-то сохраненные. На столе возникло свечение, из которого соткалась пепельница. Изящная, удобная.

Курумо невольно улыбнулся, повернувшись в сторону, где сейчас мог находиться Ауле.

«Спасибо, Учитель», – как можно отчетливей подумал он.