Фантомас (№21) - Затерянный поезд

– Ах, мсье! – попыталась прервать Элен.

– Молчать! – приказал прокурор. И продолжил: – Итак, вы подстерегли двух несчастных на этом самом месте… Сначала вы укокошили выстрелом из револьвера сэра Гаррисона. Возможно, в этот момент он находился один. Вы опустошили его карманы, а заодно и портфель, прихватив банковские билеты. После чего, когда появился князь Владимир, не подозревавший ни о чем (а может, как раз наоборот, стремившийся помочь своему товарищу), вы уже были вполне наготове, чтоб скинуть его в реку. Вероятно, не обошлось без некоторой схватки между вами и жертвой, так как мы обнаружили на месте преступления смокинг и шляпу князя. В этом-то смокинге и лежала расписка о получении денег, которую я вам уже демонстрировал.

– Так вот оно что! – выкрикнула Элен, ошеломленная всем этим. – То, что вы тут выдумываете – какой-то сумасшедший бред, я знать не знаю этих мсье… Впрочем, посудите сами – ну как бы я могла справиться с ними!? Я – слабая женщина против двоих мужчин…

Прокурор заулыбался.

– Я ждал этого аргумента! Вот вы и загнали себя в ловушку. О, нет! Совершенно очевидно, что эти два убийства вы не могли совершить одна. Следовательно, для исполнения замысла, построенного заранее (в чем я уверен) вам необходимы были сообщники. Итак, мадемуазель, теперь, когда вы находитесь возле тела одной из ваших жертв, заклинаю – раскайтесь! Скажите нам истину, и над головой этого мертвеца во имя справедливости назовите имена сообщников, участвовавших в таком ужасном злодеянии!

И прокурор добавил тихим голосом, полагая, что это будет наиболее сильным аргументом:

– Судьи примут к сведению ваше раскаяние и признания.

Это была вершина его красноречия. Однако Элен не призналась, продолжая энергично отрицать все подряд.

Через час жандармы, судьи, судебные исполнители и прокурор, измученные и раздраженные, отвезли ее обратно в тюрьму.

Глава 9

ДЕРЗКИЙ ПОБЕГ

«Я должна выбраться отсюда… выбраться любой ценой!»

Такова была единственная мысль, снедавшая Элен в течение сорока восьми часов, которые она провела в тоске и смятении, запертая в темной мрачной камере муниципальной тюрьмы Антверпена.

После чудовищной очной ставки с покойником молодая девушка была возвращена в свою одиночку, а потом, на следующий день, предстала перед следственным судьей, то есть «снисходительным добряком» Ван Миделиком, который частенько бывал вспыльчив, раздражителен, будто каждую секунду боролся с кем-то.

Он был склонен во что бы то ни стало засудить Элен. Она же, в свою очередь, упорно стремилась освободиться, но временами выглядела немного рассеянной, так как слушая чиновника, набрасывала в уме достаточно рискованный и дерзкий план бегства.

Во время утренней беседы Элен подметила один любопытный факт, в общем-то, на вид ничего не значащий, но зато подкинувший ей презанятную идейку.

Кто-то пришел к судье по поручению прокурора, чтобы просить подписать приказ об освобождении заключенного, невиновность которого полностью доказана, и Ван Миделик на простом листе бумаги с печатью своего кабинета набросал несколько слов.

– Отпустите заключенную из сорок пятой камеры, – сказал судья посланцу прокурора, – достаточно передать эту бумажку в тюремную канцелярию, и задержанная будет немедленно освобождена.

Перед тем, как Элен увели в камеру, она взяла лист, исписанный рукой следственного судьи. То был текст обвинительного заключения, предоставленный ей Ван Миделиком для изучения, чтоб она могла по каждому пункту выдвинуть собственные аргументы.

Элен не стала терять время на обед, а сразу принялась за чтение этой бестолковщины. Внезапно она остановилась, ее глаза зажглись от лукавой мысли:

– Придумала! Сегодня вечером я уже буду на свободе.

Что же она задумала? Это был неожиданно дерзкий план побега.

Элен позвала стражника и невозмутимо сказала ему:

– Принесите мне ручку. Я хочу подготовить слово для защиты.

Это не запрещалось. И страж мигом исполнил ее желание. Через несколько минут перед ней были перо, бутылочка чернил и несколько листов белой бумаги.

Итак, Элен приступила к реализации плана.

Бумага судьи лежала у нее перед глазами, и она силилась повторить его почерк. Пыхтела добрых полчаса – ловкая, искусная, полная жажды свободы. Наконец все было готово, довольная улыбка блуждала на ее бледном лице.

– Кажется, теперь я спасена, – бормотала она.

Элен начертила несколько линий. Никто бы в жизни не отличил их от линий, выведенных рукой судьи. Она просто великолепно подделала почерк!

На листе было написано: «Просьба к господину директору тюрьмы. Немедленно освободите заключенную из четырнадцатой камеры, невиновность которой абсолютно установлена».

И она так лихо подделала подпись Ван Миделика, что вряд ли он сам сумел бы отличить ее от собственной.

Девушка сунула новоявленную драгоценность между листами бумаги. Получилось нечто вроде папки.

Теперь уже в полном спокойствии она ожидала того часа, когда за ней придут и препроводят к судье.

– Если к тому же удастся шлепнуть на эту штуку печать, – все будет о'кей, – постановила она в конце концов.

За ней пришли и повели во Дворец Правосудия.

– Итак, мадемуазель, – обратился к ней мсье Ван Миделик, – ознакомились ли вы с моим обвинительным заключением? Надеюсь, вы созрели для чистосердечного признания?..

Будучи девушкой проницательной, Элен блестяще раскусила характер этого человека еще с первой встречи. Он был снисходителен и добродушен, когда с ним во всем соглашались. Но если кто-либо осмеливался перечить даже в самой мелочи, судья моментально приходил в дикую ярость и становился практически неуправляемым.

«Ох и поиздеваюсь же я над тобой, чучело гороховое», – подумала Элен, когда он задал первый вопрос.

В случае необходимости она могла быть превосходной актрисой. И с этого момента Элен приступила к осуществлению последней части своего плана. Она ответила спокойно:

– Я прочла ваше обвинительное заключение, мсье, я внимательно изучила его. Несомненно, это труд замечательный по сплетению уймы мелочей, выстроенных в жестком логическом порядке. Однако, позвольте заметить, что, в сущности, заключение ваше рассыпается, как снежный ком…

– Как снежный ком!.. Вы сказали, как снежный ком?! – вскричал судья. Он был настолько ошеломлен такой наглостью, что не верил своим ушам.

– Я сказала, – уточнила Элен, – что это белиберда. Чушь собачья. Состряпанная на уровне полуграмотной кухарки. Для серьезных юристов все это не имеет решительно никакой силы. Вы даже не смогли придумать ничего стоящего, чтобы укрепить как следует улики против меня. Скорее наоборот: это обвинительное заключение является именно моим оправданием и лишний раз свидетельствует о вашей непроходимой тупости.

Элен поднялась, приблизилась, жестикулируя, вплотную к бюро. Перед этим она незаметно сложила настоящий акт, а наверх в папку подсунула свою фальшивку. Девушка все больше и больше входила во вкус. Она принялась хватать разные тяжелые предметы и стучать ими по столу, как бы в порыве негодования. Сначала она швырнула на стол пресс-папье, затем тяжелую книгу, и вдруг, якобы случайно, взяла печать, известную судебную печать (которую заприметила уже давно, как только появилась в кабинете) и в середине одной напыщенной фразы протеста изо всех сил шмякнула ею как раз по той бумаге, где содержалось требование к начальнику тюрьмы о ее немедленном освобождении.

Все было сделано столь стремительно, что Ван Миделик абсолютно ничего не заметил. Его рыхлая физиономия стала ярко-красной, потом фиолетовой.

Судья не привык находиться в присутствии таких нахальных и энергичных подследственных. И хотя перед ним была женщина, а по существующему законодательству он обязан оказывать ей соответствующее уважение, судья все-таки не выдержал и решил положить конец ее выходкам.

– Охрана! – закричал он. – Схватите сейчас же эту психопатку и приведите в чувство!

Элен, тем не менее, грубым жестом оттолкнула двух охранников, подошедших к ней.

– Не трогайте меня! – завопила она. – Я ни в чем не виновата, я только защищаюсь, вот и все.

Стражи, бессильные перед такой свирепой, энергичной девчонкой, отступили на шаг. Что касается Ван Миделика, то он был так разгневан, что аж задыхался и не мог выговорить ни слова. Когда же наконец его губы зашевелились, он пробормотал, устремив безумные от ярости глаза на Элен:

– Ах вот как!? Да кто же вы такая, черт подери, что ведете себя с такой неслыханной наглостью?!

Судья приподнялся со стула, и в этот момент Элен решилась на самый крупный риск. Надо было ошарашить их всех, и она отчеканила ясно и решительно, вызывающе скрестив руки на груди:

– Кто я такая?.. Я – дочь Фантомаса.

Сие страшное имя прозвучало зловещим гулким эхом, и Ван Миделик, ошеломленный, обезумевший от гнева, в ярости сделал резкий жест и случайно повалил на пол все папки с бумагами.

– Уведите ее! – вскричал он. – Уведите ее! Она сумасшедшая.

И задыхаясь, он бухнулся в кресло.

В этот момент произошла весьма своеобразная сцена. Элен вдруг круто изменила свое поведение, превратившись за какую-то долю секунды в смиренную послушную девушку.

Охранники бросились поднимать с пола папки с бумагами, и Элен стала помогать им, как бы показывая, что просит прощения за свои выкрутасы. Она оказалась способна на восхитительное самообладание.

Среди груды бумажного хлама Элен заметила конверты с отпечатанными на них данными тюремной дирекции. Один из этих конвертов Элен незаметно спрятала и положила в него свою драгоценную бумажку, которую намеревалась использовать.

Беспорядок в кабинете был быстро ликвидирован, Элен взяла папку, села на стул и, смиренно опустив глазки, пролепетала кающимся голосом:

– Извините меня, мсье судья, я в самом деле вела себя, как ненормальная… Если вы не будете так уж строги, завтра утром я выложу все начистоту.

Ван Миделик немного успокоился и даже восстановил дыхание. Он смотрел на Элен удивленными глазами и думал:

«Этой дамочке надо просто-напросто показаться психиатру, вот и все дела».

Последняя фраза Элен доставила ему, однако, некоторое удовольствие, поэтому судья не стал упрекать ее за недавнюю истерику. Он ответил ей:

– Хорошо. Пусть будет по-вашему. Сейчас я прикажу отвезти вас обратно в тюрьму, а завтра утром продолжим допрос.

В коридоре Дворца Правосудия в сопровождении охраны Элен ожидала момента отправления в свой «милый домик». Подъехала машина, ее вывели из дворца; и, поднимаясь в кузов, она умышленно бросила на тротуар впопыхах заклеенный конверт.

Само собой, стражники это заметили, и когда один подбирал его, другой, крепко сжимая руку девушки, спросил:

– Что вы такое швырнули, а?

Спокойным и вместе с тем презрительным тоном Элен произнесла:

– Этот судья, этот Ван Миделик меня держит, вроде как за слугу. Я не нанималась к нему в разносчики корреспонденции. И не собираюсь ничего передавать директору.

– Что вы этим хотите сказать? – спросил охранник.

Но коллега объяснил ему, показав на конверт, брошенный девушкой на тротуар:

– Вот! Это письмо, – сообщил он, – от мсье судьи к господину директору. Она должна была поместить его вместе со своими бумагами. Здорово, что мы заметили, – с этими словами он сунул письмо в карман и добавил:

– Я отдам его лично в руки директору, как только мы прибудем.

Два бравых служаки выглядели чрезвычайно довольными собой. Они не сомневались, что чертовски ловко подловили Элен.

Молодая девушка фактически повторила поступок знаменитого бандита Алтмайера, бросив на землю конверт, в котором лежало фальшивое письмо с приказом о ее освобождении.

Для пущей достоверности нужно было, чтоб его доставил к директору кто-нибудь из тюремной охраны. Так оно и получилось. Короче, все шло как надо.

Когда Элен привели в камеру, она почувствовала, что сердце готово разорваться в груди.

Получится ли у нее задуманное?

Несомненно, все было скомбинировано превосходно, но иногда планы, построенные наилучшим образом, рушатся из-за какого-то пустяка.

Вдруг директор тюрьмы засомневается в чем-то, вдруг вздумает позвонить судье… тогда она пропала. И Элен приняла ужасное решение:

– Я умру, – пообещала она себе, – этой же ночью, если меня не выпустят отсюда.

Прошло минут двадцать. Неожиданно в тишине коридора послышались шаги. Элен не успела расслабиться. У нее возникло ясное предчувствие, что вскоре ее участь будет решена.

Ключ скрипнул в замке камеры, дверь отворилась. Вошел надсмотрщик и молча оглядел Элен с головы до ног.

– Что нужно? – спросила она, стараясь придать собственному голосу твердость.

Тюремщик только произнес:

– Идите вперед.

Бледная, с колотящимся сердцем, Элен повиновалась. В коридоре, кроме стража, который пришел за ней, больше никого не было. И уже одно это вселяло добрую надежду.

Спускаясь по лестнице, она несколько раз чуть не грохнулась, настолько ноги ее не слушались. Тюремщик заметил это и мягким, почти товарищеским тоном, что как-то не очень вязалось с его чином, проговорил:

– Не стоит так волноваться, мадемуазель. Через несколько минут тебя освободят, и все будет тип-топ.

Элен остановилась. Ей не хватало дыхания. Она смотрела на тюремщика, будучи не в состоянии отвечать что-либо; впрочем, блеск ее глаз был красноречивей любых слов.

Таким образом, план осуществлялся! Ее военная хитрость удалась! Она продолжала еще капельку сомневаться, проходя судебную канцелярию, где нужно было расписаться в каких-то документах. И она ставила свою подпись, дрожа всем телом. Она продолжала сомневаться, выполняя еще какие-то формальности, и вздохнула наконец полной грудью, только оказавшись на тротуаре пустынной темной улицы.

Свобода! Она свободна! Элен остановилась на мгновение, прислонилась к шероховатой стене здания, «обитательницей» которого она была всего каких-нибудь несколько секунд назад, отдышалась и вдруг, пренебрегая всякой осторожностью (будто ноги сами понесли ее), бросилась бежать куда глаза глядят.

Глава 10

ТАИНСТВЕННЫЙ ПОЕЗД

Элен торжествовала, но ее триумф длился недолго! Бросившись бежать без оглядки, она довольно быстро удалилась от зловещей тюрьмы, где провела два мучительных дня и две ночи. Дочь Фантомаса достигла окраины города и теперь бродила в толпе, которая была особенно многолюдной благодаря забастовке моряков, вынудивших прекратить работу всех служащих порта.

Элен, однако, чувствовала себя среди этих простых и спокойных людей гораздо увереннее, нежели в какой-нибудь респектабельной части города, где она боялась быть узнанной.

После того, как она не дрогнув осуществила свой суперплан, подготовленный с неподражаемым хладнокровием, доказав, что достойна называться бандитом наивысшей категории, достойна, наконец, самого Фантомаса, несчастная молодая девушка испытала нечто вроде реакции – она зашлась в рыданиях.

Элен, впрочем, прекрасно отдавала себе отчет в том, что ее нелепые приключения отнюдь не закончены. И чтобы не оказаться снова схваченной, ей необходимо действовать как можно быстрей. Совершенно ясно, что уловка, которую она использовала для побега, вот-вот раскроется (если уже не раскрылась), на ее поимку, надо думать, будет брошена вся бельгийская полиция, а отсюда до тюрьмы – рукой подать.

Надо было прежде всего покинуть страну, постараться улизнуть как можно дальше или спрятаться в таком месте, чтоб никто в жизни не догадался о ее присутствии.

За свою жизнь Элен имела предостаточно разных авантюр и прекрасно понимала, что иногда, даже уехав далеко-далеко, трудно избежать опасности. Бывает, лучше зарыться где-то поблизости, главное – чтобы это неожиданное укрытие и в голову не могло прийти преследователям.

Молодая девушка знала, что в подобных случаях следует прежде всего опасаться железнодорожных вокзалов, автостоянок при въезде в город, границ. И полиция, и служба безопасности во всех странах особенно скрупулезно просматривают эти точки. Тут-то, как правило, и попадают к ним в лапы все злоумышленники.

Элен то и дело спрашивала себя, какое избрать оптимальное средство, чтобы исчезнуть.

Во время пререканий со следователем Элен, чтобы позабавиться, а точнее, чтобы еще больше огорошить его, бросила ему прямо в лицо, дескать, она – дочь Фантомаса. Тогда Ван Миделик, само собой, не поверил, вероятно, приняв эту фразу за очередную шалость сумасбродной экзальтированной девицы. Но теперь он вполне мог допустить, что она сболтнула правду, что она и в самом деле достойный потомок гениального короля преступлений.

Продолжая размышлять, Элен зашагала более решительно. Она не забывала рассматривать маленькие кирпичные домики, окаймлявшие большую дорогу предместья, в котором она находилась около четверти часа.

С наступлением сумерек небо потемнело, облака превратились в тучи, и первые тяжелые капли дождя объявили о приближении грозы. Вскоре порывы ветра стали сильнее, прохожие разбежались по укрытиям, посыпал мощный град.

Элен спряталась под дверью одного из домов с небольшой группой людей, которых тут же принялась исподтишка внимательно рассматривать. Она оказалась среди рабочих с простыми добродушными лицами и грубой вульгарной речью. С ними были также несколько женщин и детей. Элен заметила, что несмотря на свой элегантный светский вид, она не так уж и привлекает внимание.

Когда дождь закончился, девушка решилась спросить одного из своих соседей:

– Вы не знаете, мсье, есть тут по соседству приют, харчевня или постоялый двор, где бы можно было немного прокантоваться?

И добавила, как бы извиняясь:

– Я плохо знаю эти места, я из Германии.

Мужчина оглядел ее, потом, четко выговаривая слова, что лишь усиливало фламандский акцент, ответил:

– Да, в принципе, здесь немало всяких дыр, но, полагаю, это не подойдет вам, мадемуазель. Лучше садитесь на трамвай, да направляйтесь в центр, там неподалеку от порта вы найдете как раз то, что надо.

Элен, внезапно испуганная этим советом, покинула свод дома, под которым находилась, и пошла в направлении, противоположном указанному. Ни за что на свете не вернется она в центр города.

Стремительным шагом она продвигалась по главной улице предместья и скоро начала замечать, что понемногу приближается к деревне, где нет ни воды, ни света, а всюду лишь торчат трубы, да чернеют стены заводов.

На одном перекрестке Элен заколебалась – куда идти дальше? Тут же к ней пристали двое матросов, один из которых предложил, бесстыдно посмеиваясь:

– Хочешь позабавиться с нами, девочка? Сегодня вечером мы при капусте – кайфово похаваем, все такое…

Элен резко повернулась и припустила от них, все больше погружаясь в мрачную деревенскую ночь.

Девушка шла час, а может, больше. Утопая в грязи, промокшая, так как дождь возобновился с новой силой, она не могла найти убежища. Элен совсем заблудилась и не представляла теперь, в каком направлении идти.

Беглянка почти умирала от голода, холода и два или три раза чувствовала, что вот-вот упадет в обморок, поскольку прошло уже двадцать восемь часов, как ее выпустили из тюрьмы, и она за это время не имела практически ни секунды отдыха.

Наконец Элен добрела до калитки какого-то садика, окружавшего одинокий дом.

«Попрошу у них, – подумала она, – кусок хлеба, стакан воды, и, если это гостеприимные люди, они не откажутся предоставить мне местечко где-нибудь в сарае».

Она робко позвонила. Ответом был свирепый лай огромной собаки, выбежавшей из конуры и подскочившей к решетке, за которой находилась дочь Фантомаса.

Через несколько мгновений окошко дома приоткрылось, выпустив тоненькую струйку света, и хриплый мужской голос спросил:

– Кто там? Чего надо?

Элен проговорила:

– Заблудившаяся женщина… хотела бы вас попросить…

Но она не закончила. Мужской голос ответил глухим ругательством, после чего окно захлопнулось.

– Боже! Боже! – взмолилась Элен. – Что со мной будет?!

Тем не менее, она не стала задерживаться и продолжила свой путь.

Через некоторое время девушка вдруг заметила, что переходит железнодорожный переезд. Она увидела сверкающие блестящие рельсы. Вдалеке справа мерцали разноцветные огоньки. Время от времени до нее доносился хриплый свист.

А может, не стоит слишком уж удаляться от вокзала? И вместо того, чтобы просто пересечь пути, она прошла вдоль них примерно с километр.

Судя по раздвоенности рельсов, можно было заключить, что вокзал, к которому она приближалась, – один из самых крупных. Она следовала по рельсам, уставленным вагонами, в которых пассажиров было, как селедки в бочке. Элен подумала: «А не подняться ли в один из этих вагонов?» Но тут же отказалась от этой мысли:

«Если поднимусь, то сразу же свалюсь от усталости. И меня тут же застанут врасплох. Нет, нет, это не годится».

Тогда новая идея возникла в ее сознании:

«Пожалуй, нужно припустить, что есть духу, и удирать, удирать, как можно дальше от Антверпена…»

Элен намеревалась дойти до какой-нибудь станции и там взять билет в любом направлении. Главное – подальше. Она зашагала к ближайшей остановке. Вскоре показались огни.

Девушка увидела крупный вокзал, поезда и людей, прохаживающихся взад-вперед по платформам.

Но в самый последний момент Элен все-таки отказалась и от этого плана. При тусклом свете электрического фонаря, освещавшего пути, по которым она бродила, девушка осмотрела себя: «Боже! В таком жалком состоянии, в этой мокрой грязной одежде!.. Нет, абсолютно невозможно проскочить незамеченной!»

И более того, Элен вспомнила о жандармах, которые возле зала ожидания осматривают пассажиров, проходящих на платформы.

Засекут ее. Это несомненно. И что тогда будет? Особенно, если описание примет «наглой особо опасной преступницы» уже распространено…

Элен уже почти подошла к вокзалу, но внезапно повернула обратно.

Молодая девушка мучительно брела по балласту, спотыкаясь отяжелевшими ногами на каждом шагу, спрашивая себя, сколько еще сможет она вынести такой пытки…

Вдруг Элен остановилась. Прямо перед ней возникли два медленно приближающихся больших фонаря. Резкий гудок разорвал воздух. Элен сообразила, что если сию секунду не отскочит в сторону, то окажется лицом к лицу с локомотивом.

Тяжелый поезд полз, как черепаха. Он состоял из одинаковых купейных вагонов, в конце каждого из которых виднелись небольшие лесенки. Состав казался совершенно пустым.

Безумная идея осенила Элен. Впрочем, у нее не было времени на раздумья. Собрав всю энергию, она пробежала несколько метров рядом с поездом (благо, он двигался еле-еле) и потом, ухватившись руками за перила, вскарабкалась по лестнице одного из вагонов. При этом пару раз чуть не грохнулась. Наконец забралась. Присела. Перевела дух.

Элен была настолько утомлена, что подумала: «А не остаться ли здесь, несмотря ни на что?» Но, с другой стороны, она уже сожалела о содеянном: все-таки это было безрассудство. С минуты на минуту кто угодно мог без труда засечь ее. Пассажир, стрелочник, любой служащий. Что ответить, если спросят, откуда она взялась и какого черта ей здесь надо? И уж конечно, о такой подозрительной пассажирке не замедлят сообщить в полицию, и ее сцапают на первой же станции. Элен хотела уже соскочить, но – увы! Поезд набрал скорость, и все попытки спуститься стали невозможны.

Девушку пронизывал холод, в глаза попадали мелкие кусочки несгоревшего угля. И она приняла решение.

Баста! Пора с этим всем кончать.

Вместо того, что попытаться спрыгнуть, она встала и, с силой толкнув дверь, проникла в коридор вагона.

Несколько мгновений Элен стояла неподвижно, прислушиваясь. Было тепло и тихо. Коридор освещался с обоих концов небольшими электрическими лампами, прикрытыми синими сеточками. Это давало света как раз столько, чтобы можно было пройти, не натыкаясь на стены.

Двери всех купе были закрыты. Сам же коридор загроможден чемоданами, пакетами; это указывало девушке на то, что поезд вовсе не пустой. Более того, ясно было – он не пригородного значения, а, скорее всего, международный. Возможно, пересекая Бельгию, он следует в Голландию, Францию или Германию.

Отметив это, Элен подумала с надеждой:

«Если только повезет, и я смогу открыть какое-нибудь купе, обнаружу местечко – все! До завтрашнего утра, считай, можно спокойненько вздремнуть».

Глянув в окно, она не без удовольствия заметила, что поезд проходит большой вокзал, даже не притормозив.

Элен сделала вывод, что находится в составе дальнего следования, который, вероятно, доставит ее в места, не досягаемые для бельгийской полиции.

Сейчас поезд проходил мимо деревни, и монотонный стук колес вселял все большую надежду в молодую девушку.

Вагоны соединялись тамбурами. Продвигаясь осторожно, Элен перешла из одного в другой, желая хорошенько освоиться, прежде чем устроиться на ночлег.

Но внезапно она замерла, прижавшись к перегородке в темном углу. Кто-то шел ей навстречу. Глаза, как у кошки, привыкшие к темноте, без труда различили два маленьких существа, держащихся за руки, – скорее всего, дети. Они медленно продвигались, хватаясь то и дело за стены, чтоб не упасть от толчков поезда.

– Да, это, конечно, дети, – прошептала Элен, – здорово! Может, они мне объяснят кое-что.

И когда мальчик и девочка приблизились к Элен, она наклонилась к ним и спросила тихим нежным голосом:

– Скажите, крошки мои… – но тут же осеклась, подавив возглас изумления, поскольку, наклонившись, она хорошенько разглядела облик этих «деток». У мальчика было старческое лицо с густыми черными усами, а девочка оказалась вполне зрелой женщиной. Это была пара карликов.

Пауза длилась недолго. «Ребята» тоже были немало озадачены неожиданным появлением девушки. Пробормотав несколько слов на каком-то непонятном языке, они исчезли в коридоре, предварительно отвесив удивленной Элен торжественный поклон.

Элен оставалась несколько секунд неподвижной у входа в коридор.

– Ну и встреча, – пробормотала она, – забавно! Однако не стоит из-за этого особо волноваться.

Не без некоторого колебания Элен двинулась дальше. В другом конце вагона она заметила свет, просачивающийся из приоткрытой двери купе. Девушка приблизилась и, окинув беглым взглядом комнатку, пришла в полное недоумение. На кушетке располагался здоровенный детина, заполняющий собой практически все пространство небольшого помещения. На тупом одутловатом лице выступали крупные капли пота. Этот субъект блаженно курил сигару, и, глядя на него, трудно было понять, лежит он, сидит или стоит, настолько он был огромен, настолько дряблое тело в гигантской пижаме заполняло все купе.

Он заметил Элен и посмотрел на нее с озадаченным видом. Сперва она отступила на шаг, сделав резкое движение, но тут же сообразила, что не стоит выказывать такого уж удивления по поводу столь необычайной внешности, ведь ему это, скорее всего, не понравится.

Немного осмелев, Элен спросила:

– Не могли бы вы мне сказать, мсье…

Молодая девушка остановилась. Что она, собственно, хотела спросить? Вопрос, вертевшийся на языке, мог только вселить лишние подозрения в путешественника. И в самом деле, Элен чуть было не брякнула:

– Куда мы едем? Куда следует этот поезд?

Но она быстро смекнула: абсолютно неправдоподобно, чтобы обычная пассажирка задала такой вопрос. К счастью, Элен была чрезвычайно находчива. В таких случаях мозг ее работал на всю катушку. Вот и сейчас она сообразила, что сказать. И после легкой паузы Элен спросила спокойным тоном:

– Вы не скажете, мсье, какая следующая остановка?

Этот вопрос, такой простой и естественный, почему-то совершенно удивил амбала. Он вздохнул, глубоко затянулся сигарой и через несколько секунд, показавшихся девушке столетиями, произнес:

– Тирлемон.

Элен поблагодарила его и сразу поспешно удалилась. Тирлемон… Что бы это могло означать?

Она слышала о таком городе, расположенном довольно далеко от Антверпена, но все в той же Бельгии. Но почему Тирлемон? Почему поезд должен остановиться именно там? И почему толстяк так удивился ее вопросу? Будто все пассажиры обязаны знать, какая ближайшая остановка…

Стремясь выяснить эту загадку, Элен продолжала свой путь, перебираясь из одного вагона в другой.

Наконец обнаружив открытое купе, она прошмыгнула в него и, стремительно бросившись на сиденье, тут же заснула от усталости.

Сколько времени молодая девушка спала? Часа два? Нет, вероятно, дольше. Вдруг она оказалась как бы вырванной из своего сна раскатом пронзительного смеха.

Удивленная, испуганная, она огляделась вокруг, но ничего не увидела. Между тем, начинало светать, утренний свет пробивался еле-еле сквозь тучи, закрывающие все небо.

Элен уже решила, что ей померещилось, когда новый взрыв сардонического хриплого хохота долетел до ее слуха.

Молодая девушка, сильно встревоженная, выпрямилась. Она располагалась на сиденьи в трехместном купе, напротив которого приходилась перегородка. Рассмотрев перегородку, из-за которой вроде бы и доносились звуки, Элен не удержалась от крика. Наверху, почти под самой крышей вагона, имелось слуховое окно, позволяющее видеть, что происходит в соседнем купе.

Однако в этом окошке торчала какая-то странная жутковатая физиономия, в упор глядевшая на Элен. Девушка отшатнулась и, выскочив в коридор, побежала, шатаясь, в противоположный конец вагона.

Существо, которое смеялось, рассматривая Элен из слухового окна, было, мягко говоря, своеобразным. То была собачья голова с длинной шерстью, но, что самое поразительное, с человеческим лицом!

Несчастная дочь Фантомаса, потрясенная до смерти, напуганная, начинала воспринимать происходящее вокруг как какой-то кошмарный сон. Или, может, она сама рехнулась? Со вчерашнего вечера, когда она вошла в этот поезд, Элен успела увидеть столько странных, совершенно фантастических персонажей, что до сих пор не могла поверить во все это.