Фантомас (№21) - Затерянный поезд

– Разумеется! – ответил князь. – Перед Богом и людьми я могу поклясться, что этим человеком, поднявшим руку и на меня, был не кто иной, как укротитель хищников, служивший в цирке Барзюма и носивший имя Жерара!

Заявление было столь же категорическим, сколь и неожиданным, вызвав неодинаковую реакцию у присутствовавших. Если со стороны возвышения, на котором восседали высшие придворные, послышались оглушительные аплодисменты в знак одобрения слов князя, то по тесным рядам простого народа прокатилась волна скептического ропота.

Раздался чей-то задиристый возглас:

– Надо бы это доказать!

Найти того, кто дерзнул поставить под сомнение заявления князя, не удалось.

Напрасно суетились стражники, пытаясь разглядеть наглеца в толпе. Она не спешила выдавать того, кто выражал ее мнение.

В это время, воспользовавшись всеобщим переполохом, неизвестный человек проник сквозь кордон военных, отгораживавших публику от суда, и приблизился к возвышению, на котором заседал верховный суд.

Неизвестный был одет в черное. У него было энергичное лицо, острая бородка и вьющиеся седеющие волосы. Все с удивлением следили за человеком, который, не называя себя, приближался к судьям.

Вдруг по залу пронесся шепот, и прозвучало имя директора американского цирка:

– Это Барзюм! Барзюм идет!

Человек почтительно поклонился бургграфу Рунг-Касселю, затем, повернувшись к королевскому камергеру, произнес звучным голосом:

– Меня зовут Барзюм. Я директор цирка. Прошу суд дать мне возможность высказаться в связи с заявлением, только что сделанным его королевским высочеством князем Владимиром.

Высокопоставленные лица, находившиеся на возвышении, озабоченно переглянулись, боясь, как бы этот человек не слишком усложнил разбирательство.

Отправить восвояси или заставить молчать новоявленного свидетеля было невозможно – камергер это понимал. Смерив его суровым взглядом, он сказал:

– Говорите, сударь… но только то, что непосредственно касается дела.

Директор цирка поклонился. Совершенно безразличный к его появлению, князь Владимир даже не взглянул на него.

Тем не менее, он вздохнул с явным облегчением, когда Барзюм произнес первые слова:

– Князь Владимир сказал правду.

Это заставило высокопоставленные лица уже с большей симпатией посмотреть на свидетеля, намеревавшегося, судя по всему, подтвердить показания его королевского высочества.

На это рассчитывал и сам князь. И, разумеется, совершенно обоснованно, так как тот Барзюм, что стоял рядом с ним посреди огромного зала, был не подлинным Барзюмом, а Фантомасом, всего два часа назад имевшим тайную встречу с ним…

Фантомас, чье лицо никому не было известно, продолжал:

– Я знал о присутствии в моем цирке человека, скрывавшегося под именем барона Леопольда и поверившего мне свое истинное имя князя Владимира, здесь присутствующего. Мы вместе искали злодея, но несмотря на заверения его высочества, я все же не решался признавать виновным Жерара, который оставался для меня честным человеком до того самого момента, когда по окончании одного из представлений в Кельне он вдруг исчез…

Будучи справедливо обеспокоенным, я обыскал купе, которое он занимал в моем поезде, и тогда, господа, я нашел – увы! – не все пять миллионов, похищенных у вашего правительства, но лишь скромную сумму в четырнадцать банкнот по тысяче франков каждый. Старательно спрятанные среди личных вещей Жерара, эти банковские билеты слишком свидетельствовали о злодействе, ибо были испачканы кровью.

Более того – было обнаружено нечто такое, что особенно доказывало виновность этого несчастного! Было найдено письмо, точнее, начало письма, написанного рукой Жерара…

Мнимый Барзюм достал из кармана смятую бумажку и протянул ее королевскому камергеру.

– Соблаговолите ознакомиться, сударь, – сказал он, – с этим письмом.

Королевский камергер побледнел. Он все боялся какого-нибудь подвоха. Пока разбирательство шло по благоприятному для князя Владимира руслу, но никогда не знаешь, как повернется публичное слушание.

Чуть дрожащим голосом камергер прочитал:

«Я признаюсь, что убил…»

Он остановился.

– Ну, что? – послышалось со стороны возвышения. – Что дальше?

Покачав головой, камергер тихо сказал:

– Больше ничего… Это – все…

«Барзюм» решил вмешаться:

– Извините, господа! Господин камергер не все дочитал. После слова «убил» Жерар написал еще одну букву, одну-единственную, но совершенно понятную и крайне значительную. Читайте, господин камергер, и вы увидите букву "Г", позволяющую заключить, что мучимый угрызениями совести Жерар таким образом начал свою исповедь. Он письменно признал, что убил Г…, то есть Гаррисона! Неожиданное обстоятельство помешало ему продолжить признания!

– Какое же это было обстоятельство? – задал вопрос королевский камергер.

И тогда жутким, заставившим толпу вздрогнуть, голосом Фантомас изрек:

– Смерть… господа! Жерар умер, покончив с собой!

Присутствовавшие долго шептались. Дело становилось все более и более интригующим.

Толпа снова стала сочувствовать князю Владимиру.

Слушания продолжались, и суд намеревался задать еще несколько вопросов Барзюму, как вдруг появился герольд и объявил, что начальник немецкой полиции просит предоставить ему слово.

– Пусть войдет, – ответил королевский камергер, пытаясь скрыть свои опасения и волнение. Появление новых свидетелей заставляло его нервничать все сильнее.

В зале появился толстый полицейский, облаченный в тесный редингот.

В руках у него была рукопись, которую после традиционного приветствия он начал монотонно зачитывать.

Однако слушали его очень внимательно, поскольку то, что он читал, содержало сведения об обнаружении под Кельном изуродованного трупа Жерара.

Труп был опознан многими. Несомненно, это было тело человека, исчезнувшего из цирка. Заявление полицейского подтвердило полностью и даже дополнило свидетельство Барзюма, которое, в свою очередь, подтверждало заявление князя Владимира.

Немецкий полицейский продолжал дачу показаний.

– Трудно поверить, – заметил он, – в самоубийство Жерара. Напротив, кажется, что этот человек был убит после жестоких пыток.

Это заявление всех взволновало, в народе послышался ропот.

До полного раскрытия тайны было явно далеко, но, предчувствуя опасность, королевский камергер прервал свидетеля.

– Замолчите… В задачу верховного суда Гессе-Веймара не входит выяснение обстоятельств, при которых умер этот несчастный, самолично признавшийся в совершении преступления, что и было доказано.

Помолчав, камергер продолжил тоном торжественным и многозначительным:

– Объявляю расследование дела князя Владимира законченным и прошу господина бургграфа Рунг-Касселя, председателя настоящего верховного суда, объявить от имени государства свое решение.

Раздались робкие протестующие голоса. Но бурные и продолжительные овации заглушили их. Высокопоставленные лица были явно удовлетворены и считали, что в дело князя Владимира внесено достаточно ясности и потому оно могло быть закрыто.

Для этого юридического фарса не хватало эпилога, и, подойдя к бургграфу, камергер короля что-то шепнул ему на ухо.

Пребывавший почти в бессознательном состоянии старец с трудом оторвался от своего кресла. Тело его тяжело качнулось, и из его недр вылетело несколько нечленораздельных слов, которые камергер поспешил воспроизвести громким голосом:

– Господин бургграф, председатель верховного суда, объявил свое решение.

И, облекая свои слова в затейливые архаические формулировки, королевский камергер подтвердил приговор, который с замиранием сердца ожидали все:

– Князь Владимир невиновен.

Страшный гвалт наполнил зал. Понять – поддерживала или нет публика вынесенное решение – было невозможно. Лишь со стороны возвышения долетали возгласы полного удовлетворения.

Камергер собирался уже закрывать заседание, как вдруг ему передали какую-то телеграмму. Зачитав ее, он сначала побагровел, а потом страшно побледнел.

Неприятная неожиданность, которой он так боялся, все же произошла!

Депеша поставила суд в крайне затруднительное положение, исправить которое было почти невозможно. Страсти в зале накалились.

Оказавшаяся в руках фон Кампфена телеграмма была отправлена из Кельна, где все еще стоял поезд Барзюма, она гласила:

«Я только что обнаружил и арестовал участницу преступления, совершенного в Антверпене, и убийцу дрессировщика Жерара. Это – Элен, дочь Фантомаса».

Ниже стояла подпись: «Барзюм».

Изумленная публика взвыла:

– Барзюма! Барзюма сюда! Где Барзюм? Что значит эта телеграмма, если он только что был здесь?

Тот, кто смог бы установить личность недавно выступавшего свидетеля, без особого труда понял бы суть произошедшего.

В то время, как великолепно загримированный под Барзюма Фантомас из непонятных пока что побуждений явился дать ложные показания, стремясь отвести подозрение от князя Владимира, настоящий Барзюм, вернувшись в Кельн и оказавшись в своем поезде, должно быть, действительно обнаружил нечто весьма странное и потрясающее, если решился послать телеграмму в судебные инстанции Гессе-Веймара, извещая об аресте женщины, известной как дочь Фантомаса.

В зале заседания стоял неописуемый беспорядок.

В то время как придворные толпились вокруг князя Владимира и поздравляли его с признанием невиновности, а также с раскрытием с его помощью преступника, в глубине зала, там, где толпился народ, раздавались недовольные и возмущенные крики, а также требования немедленно найти Барзюма, чтобы этот странный свидетель объяснил свое противоречивое поведение.

Увы! Барзюм исчез, испарился! Не дослушав до конца депешу, Барзюм-Фантомас поспешил стушеваться.

Узнав об аресте дочери, бандит страшно побледнел. Он вскочил в свою гоночную машину и помчался прочь из этого королевства.

В Глотцбурге пробило четыре часа.

Надо было кончать со всем этим правосудием, и начальник охраны приказал своим людям разогнать толпу.

Ударами в спину солдаты поторапливали задержавшихся.

Вдруг в одной из дверей произошла давка: столкнулись двое. Взглянув друг на друга, они одновременно воскликнули:

– Жюв!

– Фандор!

Глава 28

ДОЧЬ ФАНТОМАСА?

В тот момент, когда в столице Гессе-Веймара начался суд над князем Владимиром, цирковой поезд находился в Лаутербахе, на границе с Германией, у входа в туннель, заканчивающийся Дортом, первой железнодорожной станцией Гессе-Веймара.

В служившем Барзюму рабочим кабинетом купе находились двое: сам директор и наездница Могадор. Барзюм стоял, скрестив руки на груди. Пристально глядя в глаза девушке, он уже в двадцатый раз задавал один и тот же вопрос:

– Мадемуазель, я прошу, я требую, чтобы вы сказали правду, всю правду.

Устало пожимая плечами, но совершенно твердым голосом Элен отвечала:

– Мне нечего вам сказать, господин директор. Мне нечего вам сообщить.

– Извините, но я прошу вас объяснить, как вы попали в мой поезд, откуда прибыли и куда направлялись?

Подняв свои большие глаза на импресарио, Элен спросила, в свою очередь:

– Для чего это вам надо знать? И вообще, господин Барзюм, что значит этот допрос?

Последний вопрос вывел из себя обычно уравновешенного американца.

– Не вам, – заорал он, – это объяснять! Полагаю, вы догадываетесь – для чего!

– Нет, не догадываюсь, – твердо сказала Элен.

– Ну так слушайте!

Вопреки своему обычаю бешено жестикулируя, Барзюм подбежал к столу, взял телеграмму и издали показал ее девушке:

– Несчастная! Знаете ли вы, что это такое?

Девушка снова пожала плечами:

– Нет, не знаю.

– Так знайте! Это сообщение антверпенской полиции! Теперь вы понимаете?

– Нет, не понимаю.

– В самом деле? Что ж, тогда я объясню. Однако вы неплохо умеете притворяться!

Элен встала.

– Вы хотите меня оскорбить? – сказала она.

Девушка была готова уйти, но повелительным жестом Барзюм приказал ей сесть.

– Таким женщинам, как вы, – гневно, с металлом в голосе заявил он, – не приходится обижаться. Лучше перестаньте ломать комедию и признайтесь. Полиция известила меня, что вы, по всей вероятности, и есть та женщина, которая замешана в убийстве сэра Гаррисона. Я просто не в состоянии – черт побери! – разобраться во всех сообщениях, поступающих со всех сторон! Я никак не могу понять, жив или мертв этот князь Владимир! Ну! Отвечайте же! Являетесь ли вы той загадочной беглянкой?!

Легкая улыбка осветила лицо девушки.

– Да, я именно та женщина, которая замешана в антверпенском деле, – ровным голосом сказала Элен.

– Стало быть, вы – убийца! Это вы убили несчастных дипломатов? Но это не все! Я вас подозреваю еще и в совершении других преступлений!

Возмущенная Элен вскочила:

– Уверяю вас, господин директор, я невиновна. А ваши обвинения просто чудовищны!

Но Барзюм ей не верил. Не мог верить.

– Молчите! – заорал он. – Вы! Несчастная! Вы убили Гаррисона! Вы убили князя Владимира! И я абсолютно уверен, что именно вы, мадемуазель, убили моего бедного Жерара!

Это новое, внезапно нависшее над ее головой обвинение как бы придало Элен силы. Теперь уже она пошла в наступление и, вперя в импресарио свой энергичный ледяной взгляд, крикнула:

– Это неправда, господин директор! Я не убивала Жерара! Я не убивала никого! И мне ничего не известно обо всех этих темных делах! Клянусь честью!

Барзюма понесло.

– Ах, какая трогательная клятва! – кричал он. – Ах, как я ей поверил! Но нет! С меня довольно вашего вранья! Лучше признавайтесь!

Элен гордо тряхнула головой и произнесла:

– Даже если бы мне пришлось умереть, я не признаю ужасных преступлений, которые вы мне приписываете!

В ее голосе прозвучала такая искренность, что американец смутился.

– Однако, – проговорил он, – все складывается не в вашу пользу. Каждый факт – обвинение против вас.

– Обвинение не есть доказательство, господин директор.

– Доказательства… их вам представит полиция.

Наездница вздрогнула. Смертельно побледнев, она сказала прерывающимся голосом:

– Как? Вы собираетесь меня передать полиции?

– Вот именно, – заявил Барзюм. – И я это уже сделал. Мною направлена телеграмма в органы правосудия Гессе-Веймара. Я телеграфировал, что вы – преступница.

И тут же упрямо добавил:

– Мне в цирке не нужны убийцы! Это во-первых. А во-вторых, я сыт по горло всей этой жутью. Я уже не могу спать спокойно. Итак, да или нет? Вы признаетесь?

Элен снова отрицательно покачала головой:

– Мне не в чем признаваться.

– Тогда вам придется сегодня ночевать в тюрьме.

Эту угрозу Барзюм произнес решительно и неумолимо.

– Нет! – внезапно послышалось в купе.

Барзюм и Элен вздрогнули. Рядом с ними стоял человек, незаметно вошедший в кабинет. Его ответ на угрозу директора прозвучал спокойно и властно.

Элен резко обернулась, пытаясь понять, кто так своевременно пришел ей на помощь, и страх сковал ее…

Барзюм тоже поднял голову и от ужаса едва не потерял сознание.

Перед импресарио стоял человек, не узнать которого он не мог. Это был он сам, второй Барзюм во плоти!

Директор задрожал. Холодный пот выступил на его лбу. Слова застряли в горле. Однако оцепенение и ужас Барзюма длились всего несколько мгновений.

Он был взбешен.

– Кто вы такой, сэр? – крикнул он, подскочив к двойнику. – Что вам нужно?

Пришелец самоуверенно отвечал:

– Кто я? Никто… или кто угодно… как захочу… у меня сто лиц… и даже – ваше. А что мне нужно, Барзюм? Мне нужна свобода этого ребенка, моего ребенка!

– Фантомас! Это Фантомас! – закричала Элен, не дав бандиту закончить фразу. Она тяжело дышала, глаза блуждали.

Настоящий Барзюм отступил на шаг, едва заслышав зловещее имя. И ему вдруг все стало ясно.

Так значит, существуют два Барзюма? Он сам и этот, который на самом деле – Фантомас.

Теперь импресарио понимал происхождение всех загадочных событий, доводивших его чуть ли не до сумасшествия.

И все же он оставался несчастным директором цирка, не способным постичь всю глубину происходившего.

– Фантомас! – лепетал он. – Это Фантомас…

Тем временем бандит, Гений зла, подошел к нему вплотную.

– Вот именно, – куражился он. – Вот именно! Фантомас! И потому я вам приказываю… даю две минуты на размышление… две минуты жизни, Барзюм. Итак, отпустите этого ребенка. Элен должна быть свободной.

– Убийца! – взвыл Барзюм. – Никогда! Запугать…

– Тогда вы сейчас умрете.

Гений зла ухмылялся. Он стоял лицом к лицу с импресарио, который явно был не способен защищаться.

– Неужели, господин Барзюм, вы полагаете, что я спокойно позволю вам разрушать мои планы? Очень жаль. Несмотря на ваш умный вид, вы были всего лишь глупцом. Я сказал «были», потому что вас больше нет. Вы уже мертвы!

В руке Фантомаса сверкнул кинжал, и отточенная сталь прочертила в воздухе дугу. В этот момент страшный крик потряс бандита.

До сих пор молча наблюдавшая за мужчинами Элен вдруг бросилась к ним.

– Барзюм! Берегитесь! – крикнула она. – Уступите! Иначе он убьет вас!

Увы! Было поздно. Кинжал со свистом рассек воздух и опустился. Раздался глухой удар, а затем жалобно вскрикнул Барзюм: Его безжизненное тело рухнуло на пол.

– Право же, – сказал Фантомас, спокойно обтерев кинжал о занавеску, закрывавшую маленькое оконце, и убрав его обратно в ножны, – право же, дитя мое, ты рассуждаешь, как дурочка. Так или иначе, этот человек должен был умереть. И потому…

Фантомас был очень бледен и робко смотрел на дочь. В его голосе звучала тоска.

Нет, конечно, не о только что совершенном злодействе он сожалел! Еще не остывший труп Барзюма не вызывал в нем никаких эмоций! С явным страхом он поглядывал на стоявшую перед ним дочь!

Элен с трудом сдерживала себя.

– Подойди ко мне, – позвал он ее. – Скажи, ты меня любишь?

Указав на труп, Фантомас решил использовать этот главный, как он считал, аргумент.

– Взгляни! – сказал бандит. – Для того, чтобы тебя освободить, мне пришлось убить этого человека. Видишь, как я тебя люблю? Я был очень-очень далеко отсюда, когда узнал, что этот жалкий директоришка держит тебя под арестом. Он послал телеграмму в верховный суд Гессе-Веймара. Я сразу же бросился сюда. Теперь ты понимаешь, как я тебя люблю, доченька?

Фантомас осекся. Услышав все это, Элен отпрянула. Щеки ее пылали. В зрачках горел огонь ненависти. С глубоким презрением в голосе девушка ответила:

– Фантомас, вы жалкий негодяй! Не было никакой нужды в убийстве ради моего спасения! Я, как и многие, верю в правосудие! Разумеется, угроза сдать полиции меня напугала! Но, в конце концов, я смогла бы защититься. Не ради меня вы убили, Фантомас!

– Нет! Только ради тебя!

– Не лгите! Вы убили Барзюма ради вашего очередного злодейского плана. Вы вызываете ужас! Я вас ненавижу!

– Элен! Элен!

– Я вас ненавижу! – грозно повторила невеста Фандора. – Вы воплощение зла! О, как я вас ненавижу! Как я вас ненавижу!

Фантомас стоял, опустив голову. Слова девушки были для него самым страшным приговором.

Однако он вскоре взял себя в руки. Подняв голову, посмотрел девушке прямо в глаза.

– Элен, замолчи! – приказал Гений зла. – Ты не имеешь права оскорблять отца.

Девушку снова взорвало.

Она скрестила руки на груди и пошла прямо на Фантомаса, смотря на него в упор. Подойдя к нему так, что лица их едва не касались, она, словно выстрелом, обожгла его страшными словами:

– Это вам, Фантомас, следует замолчать! Жерар мне все сказал. Я знаю правду. И не пытайтесь отрицать! У меня есть доказательства. Они неопровержимы. Фантомас! Вы мне не отец! Нас ничего не связывает. Я вам ничем не обязана. Вы не имеете на меня никаких прав. Идите! Ступайте прочь! Я прогоняю вас!

Сраженный этими речами, Фантомас едва не упал на диван.

Его дочь, или та, кого он считал своей дочерью, тоже знала жуткую тайну!

Увы, это было именно так! Элен, которую он всю жизнь любил как собственную дочь, не была его ребенком.

Там, в Натале, когда над его равнинами метался огненный флаг войны, была совершена подмена.

Старая кормилица Литеция вместо ребенка Фантомаса, которого он не знал, но страстно хотел иметь, подложила другую девочку, Элен.

Это было известно лишь одному человеку на свете: укротителю Жерару. И перед смертью Жерар все рассказал!

Фантомас был сражен, уничтожен. Страшное отчаяние охватило его.

Но через несколько секунд он снова крепко стоял на ногах! Ничто, даже самые свирепые бури не могли его согнуть!

– Элен! – прохрипел бандит. – Пусть ты не моей крови, но ты дитя моего сердца! Я не хочу, чтобы ты отказывалась от меня! Я хочу, чтобы ты меня любила!

– Я ненавижу вас из-за ваших злодейств!

– Элен! Ты мне нужна! В тебе все мое счастье!

– Вы не заслуживаете счастья!

– Элен, я не хочу тебя терять…

– Уходите, Фантомас! Хотя вы не мой отец, не знаю, что удерживает меня от того, чтобы вас убить.

Чтобы не упасть, Элен схватилась за гардину. Силы ее оставили, эта трагическая сцена истощила ее.

Но понемногу она начала приходить в себя.

– Вы вызываете в моем сердце ужас, – произнесла она. – И все же мне вас жаль, поскольку именно сегодня для вас начинается новая жизнь, жизнь в покаянии. Прощайте, Фантомас! Прощайте навеки!

И, не повернув головы, девушка направилась к двери. Она уже взялась за ручку, чтобы выйти, спрыгнуть с поезда, и, возможно, исчезнуть навсегда, как вдруг взбешенный Фантомас вскочил.

– Нет! – заорал он. – Я не хочу, чтобы ты ушла вот так! Ты останешься со мной, чего бы это мне ни стоило!

И, не дав девушке времени для того, чтобы как-то защититься, бросился на нее, едва не сбив с ног.

Внезапно бандит издал пронзительный свист.

* * *

– Жюв!

– Фандор!

Когда толпа медленно расходилась после заседания суда, Жюв почувствовал, что чья-то рука легла на его плечо. Он беспокойно обернулся и увидал своего верного друга, Жерома Фандора.

Оказавшись на улице, Жюв спросил, задыхаясь от волнения:

– Ты здесь? Какими судьбами?

Появление Фандора в Глотцбурге требовало объяснения. И в двух словах Жером удовлетворил тревожное любопытство Жюва.

– В Дакаре я сошел с теплохода и поплыл обратно, решив срочно вернуться. По сведениям, доходившим туда, можно было понять, что вы возобновили войну с Фантомасом, и я решил, что вам нельзя рисковать жизнью в мое отсутствие.

При этих словах слезы навернулись на глаза Жюва.

– Ах, малыш, малыш!

Но Фандор не дал Жюву долго умиляться.

– Во Франции мне стало известно все, что произошло в Антверпене и поезде Барзюма. Вот уже пять дней, как я мечусь по белу свету в поисках вас. И только здесь нашел.

Жюв снова был готов к борьбе.

– Прекрасно, – сказал он. – Происходит такое… Ты знаешь, что с Элен?

– Да, я знаю, где она, – прервал полицейского Фандор. – Я в курсе трагедий, которыми вы сейчас занимаетесь.

Внезапно журналист остановился.

– Ага! – воскликнул Жюв. – Теперь, я вижу, и ты понял, что Барзюм, который появлялся здесь… Как ты думаешь, кто это был?

– Фантомас! – уверенно ответил журналист. – Настоящий Барзюм сейчас сидит в своем поезде. Там-то мы его и найдем.

На это полицейский с сомнением покачал головой:

– Слишком поздно. Поезд наверняка уже ушел.

Друзья выходили из дворцового парка. Держа Фандора за руку, Жюв объяснил:

– Фантомас-Барзюм исчез. Где он теперь? Я не знаю. Боюсь, что где-то на пути к цирку. Сегодня специальный поезд должен стоять у входа в туннель, на границе с Германией, а точнее, в Лаутербахе… Его отправление назначено на 5.30. Сейчас четыре часа двадцать минут. Мы не успеваем…

Жюв был расстроен. Фандор в отчаянии кусал губы.

Вдруг он воскликнул:

– Жюв, нельзя, чтобы Фантомас оказался рядом с дочерью. Надо остановить этот поезд. Куда он направляется?

– Из Гарца, через туннель, поезд попадает в Дорт, в Гессе-Веймар, потому что туннель проходит под границей. Куда он направится затем – я не знаю.

– Что же делать? – стонал Фандор. – Как бы нам попытаться…

– Вот что! – воскликнул полицейский. – В Германии я ничего не смогу сделать, задержать поезд в Лаутербахе мне не удастся. Но в Дорте, – если я окажусь там вовремя! – пользуясь полномочиями, предоставленными мне Фридрихом-Кристианом II, я смог бы это сделать.

Друзья срочно принялись за осуществление плана Жюва.

Они бросились к дворцовым службам. Жюв был аккредитован при дворце, и прислуга его знала. Назвав пароль, он направил Фандора в королевский гараж.

– Фандор, – торопил полицейский приятеля, – бери машину и попытайся оказаться в Лаутербахе до отхода поезда. Если сможешь, сядь на поезд Барзюма. В Дорте, как только он выйдет из туннеля, я постараюсь его остановить.

Глава 29

ЗАТЕРЯННЫЙ ПОЕЗД

Фандор сделал невозможное!

В то время, как Жюв на машине, которую вел королевский шофер, мчался в Дорт, где рассчитывал остановить поезд Барзюма, Фандор быстрее ветра летел в Лаутербах.

План Жюва был прост, и Жером его прекрасно усвоил.

– Мне надо быть на месте до отправления циркового поезда, – твердил журналист. – Возможно, жизнь Элен под угрозой. Жизнь Барзюма – несомненно. Надо во что бы то ни стало схватить Фантомаса!

Обуреваемый этими мыслями, рискуя жизнью на каждом повороте, Фандор гнал машину, перелетая с горы на гору, как метеор, мчась в направлении станции Лаутербах.

Прибыл ли он вовремя?

Фандор ударил по тормозам и бросил машину к бордюру тротуара маленькой станции у входа в туннель.

В два прыжка он пересек зал ожидания и выскочил на перрон.

Находившиеся там служащие станции смотрели на него с недоумением.

– Где поезд Барзюма? – крикнул он им. – Где он?

Ему указали рукой на вход в туннель. Три красных огня последнего вагона быстро исчезали под черными сводами.

Поезд ушел!

– Опоздал! – простонал Фандор и разрыдался. – Слишком поздно…

Но, быстро взяв себя в руки, он спросил у дежурного по станции:

– Где ваш начальник?

Тот стоял рядом.

– Это ужасно! – кричал немец. – Вагоны расцепились. С паровозом ушел только один вагон! И мне даже не известно, кто ведет поезд! Настоящий машинист здесь!

В этот момент к нему подскочил Фандор:

– Где телефон? Где ваш телефон?

Возмущенный столь бесцеремонным обращением, начальник станции крикнул:

– А кто вы такой? И что вам здесь надо?

– Мое имя вам ничего не скажет. Но мне срочно нужен телефон.

– Зачем?

– Боже мой! – орал Фандор, тряся немца за плечи. – Телефон! Где ваш телефон?

И видя, что тот готов был позвать на помощь, журналист простонал:

– Вы что… не знаете, что происходит? В том вагоне уезжает Фантомас! Да! Да! Бандит Фантомас! И Жюв, полицейский Жюв, сейчас находится на другом конце туннеля, чтобы остановить поезд. Мне нужно срочно его предупредить!

* * *

Фандор битых десять минут втолковывал немцу серьезность происходившего, прежде чем оказался у телефона с двумя наушниками на голове.

– Алло! – кричал журналист. – Алло!

Он попросил связать его с Дортом. От опасения, что Жюв, возможно, еще не доехал до места, его прошиб пот.

Телефон работал плохо. Фандор нервничал. Наконец брякнул звонок.

– Алло! – завопил журналист. – Дорт? Это Дорт?

– Дорт слушает.

– Позовите начальника вокзала.

– Кто его просит?

– Да позовите же, черт побери! Говорит Жером Фандор, спросите у начальника: Жюв…

Вдруг Фандор крикнул:

– Не вешайте! Бога ради, не вешайте трубку!

Но на другом конце провода послышались короткие гудки.

Фандор собирался снова вызвать Дорт, но в этот момент в трубке раздался знакомый голос… голос Жюва.

– Алло! Фандор, это ты?

– Да! Я! Я!

– Как дела?

– Я опоздал, Жюв. Поезд ушел.

Связь прервалась снова. Через три минуты, услышав голос Жюва, Фандор продолжил:

– Поезд на моих глазах скрылся в туннеле. Вы сможете его остановить, Жюв?

– Да, смогу.

– Какие меры вами приняты?

– Подожди! Сейчас!

Жюв, должно быть, отошел, так как Фандор больше ничего не слышал.

Секунды тянулись бесконечно. Наконец журналист услышал, как Жюв взял трубку.

– Алло! Жюв?

– Да! Я!

И Жюв принялся размеренным голосом успокаивать Фандора.

– Не беспокойся, малыш, я все предусмотрел. Я обязательно остановлю этот поезд.

До боли в пальцах сжимая телефонную трубку, Фандор продолжал задавать свои вопросы:

– Жюв, что именно вы сделали? Какие меры предосторожности вами приняты?

– Все подготовлено для того, чтобы его направить на запасной путь.

– Жюв, вы все сделали, чтобы не было человеческих жертв? Не следует бросать поезд Барзюма на буфер. В поезде Элен. Вы слышите? Жюв, там Элен!

Голос Жюва был более спокойным.

– Во сколько отошел поезд, Фандор? Кто его ведет?

– Неизвестно! Вагоны расцепились! Уехали только локомотив и директорский вагон. Не направляйте поезд на буфер!

Тревожное состояние не покидало журналиста. Жюв едва успевал отвечать на его вопросы.

Он успокаивал друга.

– Семафор закрыт, Фандор.

– Жюв, Фантомас поедет на красный. Он сделает все, чтобы убежать.

Жюв начал раздражаться.

– Не кричи, Фандор, – говорил полицейский. – Дай мне сказать, что мы тут сделали. На буфер мы набросали тюки с соломой. Сверх того, развели рельсы. Они зажмут колеса, и поезд остановится сам.

– Стало быть, опасности нет?

– Никакой, малыш. Успокойся.

Начальник станции потянул журналиста за рукав.

– Ваш друг не учел следующего, – сказал немец, – внутри туннеля есть возможность так направить поезд, что он не попадет на запасной путь в Дорте.