Фантомас (№21) - Затерянный поезд

– Нет, черт возьми! – прорычал Барзюм. – Я вижу, вы еще спите. Сделайте же усилие, ну!

С этими словами он мощно встряхнул Чарли и с силой швырнул его на кровать.

– Погодите же, я вас приведу в чувство!

Бедный секретарь и рта не успел раскрыть, как разгневанный директор наполнил целую кастрюлю водой и выплеснул ему на голову.

– Ну что? – спросил Барзюм. – Надеюсь, вы больше не спите?

После такого душа Чарли, ясное дело, стало не до сна. Плюс к тому, он еще и порядком обиделся на шефа.

– Да что вы себе позволяете, в конце-то концов! Я же сказал, что не сплю, значит, не сплю, что еще надо?

Он поднялся, желая оттолкнуть Барзюма и взять полотенце, чтобы вытереть лицо и голову. Но патрон преградил дорогу и крепко сжал его в руках.

– Дорогой мой, – сказал импресарио, – ради Бога, не сердитесь, этот душ и ночное пробуждение будут вам оплачены отдельно и сверх зарплаты. Просто мне необходимо, чтобы вы были в состоянии меня слушать и отвечать на вопросы.

Но в этот момент терпение покинуло бедного Чарли. В свою очередь, он тоже вцепился в шефа и порядком тряхнул его.

– Вы! – воскликнул он. – Вы начинаете меня бесить! Так невозможно работать! Ни секунды покоя! Говорите, что надо, или проваливайте восвояси!

Между тем, гнев Чарли заставил Барзюма улыбнуться. Он даже чуть не прыснул от смеха.

– О'кей! Вы сердитесь – значит, вы проснулись, вы в ярости, стало быть, и в здравом уме. Вы меня слышите, Чарли?

– Ну разумеется!

– Посмотрите на меня.

– Смотрю – дальше что?

– Вы уверены, что это в самом деле я перед вами?

Вопрос прозвучал более чем странно. Чарли даже не понял, как на него и ответить-то.

Но Барзюм повторил:

– Узнаете вы меня или нет, черт возьми? Посмотрите внимательно – это точно я, Барзюм, директор цирка?

– Естественно… а почему вы спрашиваете?

– Наверное, не без причины, а? – нервно отреагировал Барзюм.

Импресарио несколько минут молча ходил по купе взад-вперед, затем остановился перед секретарем. Он выглядел еще более встревоженным.

– Чарли! Вы в состоянии доказать, что действительно проснулись как следует?

И так как секретарь глядел на него с возрастающим ужасом, Барзюм добавил:

– О, прошу вас, не смотрите на меня такими глазами! Если б вы знали, каково мне сейчас! И как я нуждаюсь в вашем хладнокровном и трезвом суждении…

Но, не закончив фразы, импресарио призадумался.

– Вот что, мой дорогой Чарли, – сказал он, – садитесь-ка за ваше бюро. Так. Хорошо. Возьмите перо. Вы готовы писать?

– Да, – ответил секретарь, взволнованный не на шутку и начинавший сожалеть, что в вагоне нет специальной кнопочки для сигнала тревоги.

– Итак, – продолжал Барзюм, – обмакните перо в чернила, берите лист бумаги и пишите то, что я попрошу.

– Хорошо, но что именно, шеф?

– Да так, пустяковину. Напишите, что вы делали сегодня вечером.

Чарли, полагавший, что имеет дело с сумасшедшим, что Барзюм, вероятно, тронулся от сильного переутомления, приготовился уже обмакнуть перо в чернильницу, но чуть не подпрыгнул от поставленного перед ним странного вопроса.

– Патрон, – произнес молодой секретарь, – успокойтесь, я вас умоляю! Вы меня, ей-Богу, пугаете. В чем дело? Я смотрю, происходит нечто из ряда вон…

Директор пожал плечами.

– Да-а, – проронил он удрученно, – вы, верно, также считаете меня сумасшедшим.

Тут на него вновь нахлынул припадок гнева:

– Но нет, дьявол меня побери! Ни хрена я не спятил, ясно?! В том-то и штука – я в полном здравии и рассудке!

И, немного успокоившись, он заявил:

– Чарли, в общем, пишите, что вы делали сегодня вечером.

– Но, мсье, вы это знаете так же хорошо, как и я, поскольку…

– Пишите, пишите! – настаивал Барзюм.

Чарли понял – так или иначе, а все равно придется подчиниться.

– Бедняга, – подумал секретарь, – вот и поди ж ты! Даже самый светлый разум порой мутнеет.

Между тем, решив, что с помешанным спорить бесполезно, и не желая поэтому лишний раз нервировать своего шефа, он проговорил:

– Ладно, так и быть, уже пишу.

И он действительно написал то, что уже не требовало никаких объяснений:

«Я работал с вами, мсье Барзюм, до половины одиннадцатого или, может, до одиннадцати без четверти, потом вернулся и около полуночи лег спать».

Секретарь протянул бумажку Барзюму.

Однако тот даже не взглянул на нее. Капли пота выступили у него на лбу, глаза зажглись лихорадочным светом, и он буквально затопал ногами на месте.

– О, Господи! – вскричал импресарио. – Я был уверен, что вы это напишите… Ну, конечно, мы весь вечер проработали вместе, вы ушли от меня около полуночи… Я вовсе не псих…

Но посмотрев на подчиненного, он выпалил с раздражением:

– И все же я – ненормальный, и вы также, Чарли! Это бесспорно, это совершенно точно. Так как я не работал сегодня с вами и не находился в этом поезде.

После этих слов Барзюм расхохотался каким-то зловещим смехом. А затем, не успел секретарь сделать и движение, как шеф бросился к выходу из купе, открыл дверь, вышел, и Чарли услышал, как он закрывает с той стороны замок на ключ.

Что же произошло на самом деле? Почему Барзюм вел себя таким, более чем странным образом? И что означали все эти загадочные слова? Может он и вправду обезумел, в чем все больше убеждался бедный Чарли?

Когда Соня Данидофф подошла к поезду (в то время, как сам Барзюм направился в ближайшую жандармерию отвезти лжеконюха, так, впрочем, им и не узнанного), она, повинуясь указаниям своего возлюбленного, прошла в специальную квартиру хозяина цирка.

Соня Данидофф действительно была любовницей Барзюма. Эта связь не особо скрывалась, но все же была неофициальной.

Хорошенькая русская княгиня за свою жизнь поучаствовала во многих авантюрах и приключениях, следовательно, имела кое-какой опыт и не стремилась афишировать свою страсть к американцу, директору всемирно известного цирка.

Барзюм, в свою очередь, очень даже заботился о собственном реноме серьезного человека, равнодушного ко всем посторонним вопросам, не относящимся непосредственно к работе. Поэтому, подойдя к поезду, Соня Данидофф старалась все делать тихо и незаметно.

Пробравшись в квартиру Барзюма, она скинула красную шелковую мантию, обшитую золотом, а также кофточку из колючей шерсти, потом поочередно стянула с пальцев многочисленные драгоценные кольца, которые обожала.

Она находилась одна всего несколько минут. Вдруг за ее спиной открылась дверь, и знакомый голос спросил:

– Как, это вы, мой друг? Вы здесь? Какой приятный сюрприз!

Княгиня резко обернулась и посмотрела на Барзюма. Ее лицо выражало беспредельное изумление.

Почему Барзюм, покинувший Соню минут десять назад и договорившийся с ней о встрече в этой квартире, теперь так удивился, увидав ее?

Соня смекнула, что, видно, импресарио решил пошутить, и с улыбкой ответила:

– Мой дорогой друг, этот сюрприз – ничто по сравнению с тем, что мы испытали совсем недавно. Вы согласны?

Ее прервал невозмутимый голос директора:

– Извините, Соня, но я не совсем понимаю. Какое испытание вы имеете в виду?

Вопрос показался ей, по меньшей мере, нелепым. Княгиня даже прыснула от смеха.

– Ну и ну, – сказала она, – да вы, я погляжу, настоящий оригинал! Неужто я должна напомнить, что каких-то полчаса назад мы чуть не оказались начисто ограбленными?

– Ограбленными? – повторил Барзюм.

Он посмотрел на нее с нескрываемым беспокойством.

– Несомненно, – продолжала Соня, – разве вы забыли, что на нас напал жуткий бандит? И если б не ваша отвага, дорогой Барзюм, я бы лишилась машины. Ведь этот подонок нам угрожал…

– Простите, – произнес импресарио, – но я, право, не понимаю, о чем вы говорите, Соня. На что вы намекаете?

Он говорил настолько естественно, что княгиня почувствовала – директор действительно не шутит, и удивилась в свою очередь.

– Но я думала, вы и сами прекрасно знаете. Не могли же вы с самом деле забыть этот ужасный инцидент, произошедший с нами при возвращении из казино города Спа.

В этот миг Соня Данидофф осеклась. На лице директора появилось такое недоумение, даже отчаяние, что она сама перепугалась всерьез, предчувствуя что-то таинственное и зловещее в этой странной истории.

Между тем, импресарио приблизился к ней вплотную, взял за руки и медленно проговорил:

– Ладно, милая Соня. Хватит шутить. Побудьте хотя б немного серьезной. Итак, о чем вы толкуете?

Княгиня Соня резко вырвалась.

– Я тоже хочу сказать: бросьте шутить! Вы и так напугали меня до предела! Зачем придуриваться? Вы же отлично помните, как возвращаясь из Спа, мы стали жертвами…

– «Мы»? – возмутился Барзюм. – Вы сказали: «мы стали жертвами»?!

– Да, разумеется. Вы и я.

Тогда медленно, но весьма настойчиво директор промолвил:

– Дорогая Соня! Я прошу вас немедленно прекратить эту игру. Она становится невыносимой. Мы никогда не оказывались жертвами кого бы то ни было. Кроме того, хочу подчеркнуть: я не был в Спа, само собой, не сопровождал вас и, следовательно…

Если бы в комнату, где они находились, попала молния, или, допустим, луна, сорвавшись с неба, грохнулась на пол и подкатилась прямо к ногам красавицы-княгини, Соня не была бы так поражена, как словам Барзюма.

– Да вы просто рехнулись! – вскричала она, отшатнувшись назад. – Какого черта из меня дурочку делать? Можно подумать, вы и впрямь не помните, как приехали забрать меня из казино в одиннадцать часов, как мы провели вместе вечер и как на обратном пути, в автомобиле, на нас напал преступник.

Голос ее начал срываться. Соня была потрясена происходящим, впрочем, Барзюм – не меньше.

– Соня, – сказал импресарио, – а вы не больны случайно? Повторяю, я не был этим вечером в Спа.

Тон, которым говорил директор, убедил Соню, что над ней вовсе не насмехаются и не разыгрывают. Она побледнела и почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.

– Это непостижимо! – пробормотала она. – Вы были в Спа, но утверждаете, будто там не были!

И добавила тихонько:

– О! Мне страшно! Боже, как мне страшно!

Барзюм, к счастью, еще более или менее владел собой.

– Мы оба чего-то не понимаем. Вполне возможно, мы стали жертвой какого-то досадного недоразумения. Вам, вероятно, показалось, что это я в салоне машины, в то время, как это был кто-то другой, может быть, просто похожий на меня.

– Но ведь я же говорила с вами! – завопила Соня Данидофф. – Вы мне отвечали! Помню, еще сказали: «Я приехал за вами…» И мы отправились вместе и подверглись нападению. Вы спасли меня от потери машины, победив и связав того негодяя. А затем проводили меня сюда.

Княгиня собиралась прибавить еще некоторые детали, но тут уж Барзюм, потеряв терпение, закричал:

– Но это невозможно! Вы бредите! Или сошли с ума! Я не трогался с места в течение целого вечера, проработав все время вместе с Чарли.

Оба поднялись и уставились друг на друга обезумевшими глазами.

Соня Данидофф была абсолютно уверена, что возвратилась в сопровождении Барзюма, тогда как последний в неменьшей степени был убежден, что провел вечер в компании Чарли. Кто же из них старался обмануть другого?

– Соня! Соня! – умоляюще протянул Барзюм. – Ну скажите, что вы попросту хотели посмеяться.

Но на эту просьбу молодая женщина побледнела еще больше.

– Не приближайтесь ко мне! – заорала она. – Или я позову на помощь! Вы – сумасшедший! Я вас боюсь!

Ситуация принимала трагический оборот. Кроме потрясения от переживаемых событий, Барзюм испытывал также острую боязнь скандала.

– Ладно, – сказал он с нескрываемым раздражением, – я рассею ваше заблуждение свидетельством Чарли.

Импресарио помедлил немного. Он все-таки надеялся – Соня вот-вот признается, что пошутила и помешает ему идти беспокоить секретаря.

Но ничуть не бывало! Напротив, Соня оживилась на его предложение.

– Очень хорошо, – сказала она, – ступайте и выясните у Чарли, действительно ли вы провели вечер вместе.

Прошло четверть часа. За это время Барзюм растолкал спящего секретаря, добился от него письменного подтверждения своих слов, после чего вернулся к Соне.

– Берите и читайте, – сказал он.

Едва взглянув на бумагу, она вынуждена была сесть, так как у нее закружилась голова.

– Слушайте, Барзюм! – вскричала она. – Клянусь вам, я не вру. Вы находились в одиннадцать часов в Спа.

– Нет, я был здесь, – возразил директор, размахивая листом бумаги.

Сначала княгиня ничего не ответила. Потом решила описать своему возлюбленному весь прошедший вечер в мельчайших подробностях.

Рассказывая в деталях все происшествия, она внимательно следила за выражением лица Барзюма, менявшимся с каждой секундой по мере ее рассказа.

«Может быть, он все-таки разыгрывает меня?» – лихорадочно думала она.

И директор был не так уж далек от подобных мыслей.

«Это все похоже на какую-то фантастическую историю, – вертелось у него в голове, – однако вид у Сони совершенно искренний».

Внезапно импресарио поднялся.

– Достаточно, – сказал он, – я пришел к выводу, что с нами обоими произошел некий кошмар. Главное – необъяснимый! Наверное, надо попросту отдохнуть, вот и все. И потом, мы ведь доверяем друг другу, верно?

Проговорив эти слова, Барзюм проводил свою любовницу до дверей ее квартиры. И она, сильно взволнованная, не произнесла больше ни слова.

Через несколько минут Барзюм сидел за своим бюро и размышлял. Знаменитый импресарио, нервно перекладывая с места на место разбросанные по столу листы бумаги, бормотал:

– Что за история? Я ведь на все сто уверен в секретаре Чарли. Он всегда говорит правду, и в этот раз, конечно, тоже… Да. Но как тогда быть с утверждением Сони, мол, мы вместе возвращались из Спа, стали жертвами нападения и так далее? Ведь и она, в свою очередь, не обманывает… Стало быть, в эту ситуацию вмешался один, а может, и несколько доселе не известных мне злоумышленников, чудовищные намерения которых покрыты полным мраком.

Какое-то время Барзюм оставался неподвижным. Затем вскочил и стал прохаживаться по кабинету взад-вперед. Его мысли постоянно возвращались к тому человеку, который, приняв его, Барзюма, внешность, сопровождал Соню в автомобиле…

Директор мысленно вернулся на несколько дней назад, к тем фактам, на которые он тогда не обратил почти никакого внимания. Ведь Чарли рассказывал ему, причем, не один раз о многочисленных кражах всяких драгоценностей из актерских уборных.

Что-то исчезло и у бородатой Элеоноры, и у человека-татуировки, и у женщины-змеи, причем, ни один из них так и не заметил таинственного похитителя, с неподражаемой ловкостью совершившего эти мелкие преступления.

Барзюм невольно сравнил эти незначительные кражи с тем наглым нападением, которому подверглась Соня Данидофф. Может быть, и не стоило проводить такую уж четкую параллель…

Внезапно американцу почудилось, что рядом с ним находится кто-то еще. Он резко обернулся и заметил свою любовницу, стоящую в соседней комнате.

– Соня, дорогая моя, – нежно сказал импресарио, – вы, значит, не спали?

Княгиня была бледна и сильно взволнована, а ее огромные выразительные глаза – полны ужаса. Она подошла к возлюбленному и ласковым певучим голосом проговорила:

– Друг мой, я была, наверное, слишком груба с вами. Прошу вас, простите меня. Но я так перепугалась, когда вы стали уверять, будто не приезжали этим вечером в Спа. Я просто потеряла голову…

– Да, ничего страшного, милая Соня, не будем больше об этом. Надеюсь, завтрашним утром я сумею прояснить этот клубок противоречий.

Хорошенькая княгиня недоверчиво тряхнула головой.

– Ох, не думаю, – сказала она, – такое впечатление, будто мы живем уже дней пять в кошмарной атмосфере. Помните дурацкие похищения бижутерии в поезде? И теперь – нападение на меня… Да еще такая загадка с подменой внешности! Нет, поверьте, здесь что-то нечисто. Я думаю, тут замешано какое-то ужасное существо, способное на все… Боже, как мне страшно!

Она казалась потрясенной последними событиями. Мысль, возникшая в голове Сони, была так чудовищна, что она даже не решалась ее сформулировать.

Соня Данидофф была весьма впечатлительна. Несмотря на молодой возраст, княгиня успела немало повидать за свою жизнь. Десять лет назад она оказалась втянутой в крайне неприятные приключения, и вот теперь зловещий и, к сожалению, незабываемый силуэт возник в ее памяти…

Когда-то давно княгиня стала любовницей Фантомаса!

И сейчас, встревоженная не на шутку проблемой «двух Барзюмов», она невольно прошептала леденящее душу имя:

– Фантомас! То был Фантомас…

Барзюм услышал. И улыбнувшись иронично на ее реплику, ответил:

– Дорогая моя, вы преувеличиваете. Позвольте не согласиться. Безусловно, мы имеем дело с неким злоумышленником, но чтобы такой грандиозный бандит, как Фантомас… В нашем, в сущности, пустяковом деле… Нет, это маловероятно.

Импресарио, скорее всего, догадывался о бывшей связи своей любовницы со знаменитым преступником, но он так глубоко любил Соню, что игнорировал все, или почти все, из ее прошлой жизни.

Княгиня, побледнев еще больше, резким жестом прервала своего друга:

– Не шутите, прошу вас! Все очень серьезно. Я не успокоюсь, пока ситуация не прояснится. Исполните мою просьбу, дорогой, – завтра оповестите полицию. Надо быть готовыми к самому худшему.

Услыхав последние слова, директор нахмурил брови.

– Соня, – довольно холодно произнес он, – вы должны бы хорошо знать, что я не люблю, когда суются в мои дела. Если я приглашу полицию, начнется суматоха, расследование, обыски, пойдут шарить по всему поезду… Ну, и чего мы добьемся?

Соня Данидофф почувствовала по тону своего возлюбленного, что его решимость непоколебима. Барзюм вообще имел характер, мягко говоря, специфический. Кроме того, он ненавидел все официальное, административное и уж тем более – полицейское.

Поразмыслив с минуту, княгиня предложила:

– Я прекрасно понимаю ваше нежелание принимать у себя полицию, да и вряд ли она добьется каких-то ощутимых результатов. Но, может быть, обратимся в частное агентство? Как это сплошь и рядом делается в Америке, а? Вызвать детектива-любителя?

– Но, Соня! Разве вы не знаете, что почти все полицейские, как правило, полные дебилы? Не способные раскрыть даже самые ерундовские загадки. Уверяю вас, лучше уж я сам разберусь.

Соня Данидофф поняла – настаивать бессмысленно, и только намекнула:

– Да, разумеется, но ведь вы так заняты делами цирка! Плюс к тому мы должны вот-вот отправиться в путешествие. Да и устали вы смертельно, Барзюм! Как жаль, что мы не окажемся во Франции!

Княгиня произнесла последние слова не без некоторого раздражения, не ускользнувшего от Барзюма. Он спросил, улыбаясь:

– Почему вы хотите оказаться во Франции?

– Потому что, – быстро ответила Соня, – мы могли бы вызвать известнейшего опытного полицейского, который к тому же вполне корректен и деликатен.

– Вот как? Кого же?

– Жюва.

Барзюм ответил не сразу. Собравшись с мыслями, он остановился на мгновение, затем добавил:

– Соня, вы правы. Мы не во Франции. Но я чертовски богат, поэтому немедленно пошлю телеграмму знаменитому сыщику.

Импресарио был человек решительный. Проникшись идеей, он схватил авторучку и размашистым почерком написал послание, которое Жюв получил по возвращении из Глотцбурга. В это время инспектор был всецело поглощен ответственным поручением, данным ему Фридрихом-Кристианом II, – разыскать князя Владимира живым или мертвым.

Глава 18

ИМПРЕСАРИО И ПОЛИЦЕЙСКИЙ

Итак, Барзюм, желая покончить раз и навсегда с загадкой, направил, следуя совету своей возлюбленной, послание Жюву, который единственный, по словам Сони, был в состоянии пролить свет на это темное дело.

Через два дня Барзюм вошел в свой рабочий кабинет, смежный со спальней, ровно в девять утра. Поезд уже покинул станцию и на тихой скорости следовал к границе Люксембурга, после которого он собирался прибыть в Германию. Было светлое солнечное утро, и только на равнинах, по которым продвигался поезд, еще как-то угадывался легкий ночной туман.

Мсье Барзюм, однако, не обращал никакого внимания на вид за окном. Впрочем, директор был пресыщен разного рода пейзажами. За свою жизнь чего он только не повидал.

– Никто меня не спрашивал? – спросил он.

– Никто, мсье директор.

– Хорошо, – сказал он, жестом отпуская слугу.

Затем вновь взглянул на часы.

– Девятнадцать минут десятого, – констатировал Барзюм. И продолжил, издав легкий вздох: – Опаздывающие люди никогда не внушали мне уважения. И по мере того, как бегут секунды, этот хваленый сыщик падает все ниже в моих глазах.

Импресарио в самом деле был крайне пунктуален и даже суров и терпеть не мог, когда кто-либо не выполнял его приказы.

В послании Жюву оговаривалось: «Будьте у меня в девять пятнадцать утра». Однако сейчас уже девятнадцать минут.

– Ух ты! – воскликнул директор, взглянув на кучу писем на столе. Он собрался позвать секретаря, но передумал.

– Нет, пожалуй, я сам их разберу даже быстрее.

И, вскрыв конверты, он быстро пробежал всю корреспонденцию.

Предложение, сделанное торговцем хищников из Гамбурга, привлекло на мгновение его внимание.

– Надо будет на эту тему перекинуться парой слов с Жераром, – заключил Барзюм.

Директор цирка снял телефонную трубку, раза два или три прокричал «алло», но так и не добился ответа.

– Да я же кретин! Связь-то осталась в спальне, – вспомнил он.

Барзюм прошел в соседнюю комнату к телефонному автомату. Поговорив несколько минут с Жераром, он вернулся обратно.

Но когда сел и снова принялся за просмотр корреспонденции, то вдруг невольно воскликнул:

– Да что же это! Готов поклясться, только что ширма находилась справа от меня!

Барзюм изумленным взглядом окинул китайскую перегородку с изображенными на ней сказочными персонажами в натуральную величину, которая стояла слева от бюро, занимаемого импресарио.

Директор посидел минуту молча, силясь сообразить, в чем дело, затем, пошевелив плечами, бросил:

– Ну и черт с ней!

И он опять принялся за работу с письмами, методично раскладывая их по назначению, и помечал каждое синим карандашом, чтобы его секретарь знал, как с ними поступать в дальнейшем. Но импресарио снова пришлось прерваться. На этот раз его из соседней комнаты нежным голоском окликнула Соня Данидофф:

– Милый, я хочу, чтобы вы пришли ко мне…

Барзюм покинул свое бюро. Он пробыл с Соней некоторое время, но когда вернулся в кабинет, остановился на пороге, как вкопанный, не веря собственным глазам.

– Нет, это уж слишком! То ли галлюцинация, то ли я совсем повернулся…

И впрямь – было чему удивляться. Перегородка, только что находившаяся слева от бюро, теперь вновь была справа. Ширма заняла свое старое привычное место. Но разве могло это успокоить импресарио?!

– Или кто-то насмехается надо мной, или… я сам не соображаю, что вижу и что делаю.

Директор постучал себя в грудь, ущипнул за руку, чтобы удостовериться, что это не сон. Потом, какой-то момент поколебавшись, приблизился к перегородке и осмотрел ее.

Китайские персонажи смотрели на Барзюма с таким насмешливым видом, что ему захотелось мощным ударом кулака сокрушить ширму ко всем чертям. Особенно разозлила его маленькая гейша, кокетливо согнувшаяся под широким зонтиком.

Но Барзюм сдержался. Застыдившись своего желания, он пожал плечами и сел за бюро.

– Ерунда какая-то! – проворчал он.

Директор попытался работать, но никак не мог сосредоточиться, а взгляд его то и дело возвращался к загадочной ширме.

Ему казалось, что китаец, держащий в одной руке рыболовную удочку, а в другой – веер, посматривая на него, улыбается.

– Зараза! Проклятье! – завопил Барзюм, нервным жестом отбросив свой карандаш, подбежал к стенке и уставился на китайца в упор. Нет, здесь, судя по всему, не было никакой мистики. Просто ширма чуть приходила в движение от тряски поезда.

Но, тем не менее, разве могла она пересечь таким образом всю комнату, заняв (причем, дважды!) место в противоположном углу?

Директор решил обойти перегородку со всех сторон. Он сделал это, соблюдая наивысшую осторожность, как если бы кто-то притаился за ширмой. Но за ней было пусто.

Однако, когда Барзюм, обойдя все вокруг, вернулся к своему рабочему месту, он, человек флегматичный, привыкший никогда ничему не удивляться, все же не удержался от возгласа изумления. За его бюро, в кресле, преспокойно положив локти на стол, восседал незнакомец, небрежно вертя в руках синий карандаш, оставленный импресарио полминуты назад, и насмешливо, даже вызывающе, поглядывал на Барзюма.

Директор побледнел. Кто был этот незнакомец, позволивший себе сыграть дерзкую шутку? Барзюма охватила ярость. Он собрался уже выругать невоспитанного пришельца, но тот уверенным, четко поставленным голосом первым нарушил молчание.

– Мсье Барзюм, – сказал он, – разрешите дать вам один важный совет. Человек, занимающий такое место, как вы, должен быть постоянно настороже и не доверять никому. Между тем, я полагаю, что это предельная неосмотрительность – хранить в своем кабинете столь опасную перегородку.

– Простите, – сказал импресарио, – но…

– Позвольте мне договорить, – прервал незнакомец. – Я думаю, в вашем кабинете вообще не должно быть места никаким ширмам. Знаете почему?

Директор собрался что-то возразить, но странный собеседник опередил его:

– Вы скажете, когда закончу я. А сейчас – выслушайте мои соображения по поводу перегородки. Она безвредна только на вид, на самом же деле… Поверьте, нет предмета более опасного при вашей работе. Во-первых, персонажи, изображенные на ней, рассеивают внимание, во-вторых, от малейшего толчка стенка приходит в движение, и они как бы оживают, даже делают жесты, что, согласитесь, весьма озадачивает. Но и это еще не все! Третье, и самое главное, за этой ширмой очень удобно прятаться. Практически любой может забраться сюда, подслушивать разговоры, шпионить, выведывать все ваши намерения, а затем напасть, ограбить или убить.

Барзюм, пораженный, слушал эту небольшую речь, произносившуюся спокойным, чуть насмешливым тоном. Застигнутый врасплох директор не шевелился. Пришелец же поднялся из кресла и открыл одно из боковых окошек вагона. Потом, подойдя к ширме, он быстрым движением сложил ее и, ловко просунув в окно, выбросил на пути.

Затем закрыл раму и посмотрел на Барзюма.

– Как-то вы очень уж бесцеремонно обошлись с такой ценной меблиной, – сказал импресарио.

– Не сердитесь, это в ваших же интересах, – ответил незнакомец и добавил:

– Впрочем, это все детали. Итак, вы назначили мне встречу, желая сообщить что-то важное. Я вас слушаю.

Внезапно мрачное лицо Барзюма озарилось широкой улыбкой.

– Вот как?! Ну, вы и оригинал, я погляжу! Что ж, это мне даже нравится. Я вас только что мысленно оклеветал за опоздание. А между тем, вы находитесь здесь, видимо, довольно давно?

Директор на секунду прервался и спросил:

– Я угадал, вы – мсье Жюв, инспектор парижской Службы безопасности?

– Он самый, – отрапортовал знаменитый полицейский. Приблизившись к нему, Барзюм протянул руку:

– Очень рад, мсье! Как вы поживаете?

Жюв пожал руку:

– Спасибо. Превосходно!

И, расположившись в глубоком кресле, на которое указал ему хозяин, инспектор повторил:

– Итак, я вас слушаю.

Манера поведения Жюва понравилась американцу, не очень-то ожидавшему от французских полицейских жестких решительных действий, так характерных для людей Нового Света. Поэтому Барзюм немедленно проникся симпатией к сыщику.

Он был благодарен княгине Соне Данидофф, порекомендовавшей такого детектива.

И, пытаясь быть таким же пунктуальным и решительным, как собеседник, Барзюм четко и ясно обрисовал ему некоторые аспекты сложившейся ситуации.

– Вот о чем идет речь, мсье Жюв, – закончил он, – я не один, меня, так сказать, двое…

– Как вы сказали? – переспросил полицейский.

Директор спокойно повторил:

– Меня – два. А может быть, три или даже четыре. Не знаю… Возможно, и сейчас моя личность раздвоена, и в некоторых обстоятельствах я совершаю поступки, как говорится, без своего ведома…

Жюв иронично улыбнулся:

– Правая рука не ведает, что делает левая…

– Как бы там ни было, – прервал Барзюм, – но это означает, что однажды я сделаю какие-то вещи, совершу определенные поступки, от которых впоследствии откажусь. Но как быть, если в обоих случаях найдутся вполне достойные свидетели?

– Вы в этом уверены? – спросил Жюв.

– В чем? – наивно проговорил импресарио.

– Ладно, – пояснил полицейский сердитым тоном, – во-первых, в том, что говорите, а во-вторых, в благонадежности ваших свидетелей?

Выслушав этот грубый вопрос, директор остался на несколько мгновений озадаченным. Несмотря на свой флегматизм, Барзюм все же удивился: как посмел детектив подвергнуть сомнению его слова, а, кроме того, достоинство его окружения?

Если бы перед ним находился не Жюв, а кто-то другой, Барзюм немедленно выставил бы его за дверь. Но американец умел сдерживать свои чувства и поэтому лишь ограничился репликой:

– Мсье, я знаю, что говорю, а также людей, окружающих меня. Если б был в состоянии сам разобраться, вряд ли обратился бы к вашему министерству.

«О! – подумал Жюв. – Этот человек говорит прямо, как пастор…»

Он слегка кивнул головой и на этот раз учтиво проговорил:

– Само собой разумеется, вы – правдивый человек, и те, с кем вы имеете дело, – вне подозрений. Итак?

– Итак, – повторил Барзюм, не понимавший, серьезно говорит инспектор или шутит, – вот, что произошло.

Импресарио поведал полицейскому о любопытнейшем инциденте, – как он, с одной стороны, ездил в Спа за подругой своих друзей, а, с другой, – в это же самое время – не покидал рабочего кабинета, что, кстати, совпадает с утверждениями секретаря.