Глава 1

Корнуолл, Англия

Июнь 1821 года

– Ты думаешь он приедет, Зак? – Рука Элизабет Тэвисток скользнула вокруг талии высокого молодого человека, и, привстав на цыпочки, она склонила голову на его плечо. Они выглядывали из зарешеченного окна библиотеки, выходившего на поросшие вереском торфяники. Небо за окном затянуло свинцовыми тучами. На Пенкерроу надвигалась очередная гроза. Одна прядь густых вьющихся каштановых волос девушки упала на отворот сшитого из тончайшего черного сукна сюртука Зака.

Закери Викем сжал ее изящную маленькую руку, но взгляд его ни на мгновение не отрывался от раскинувшегося перед ним пейзажа.

– Разумеется, черт бы его побрал! От брата пришло известие, что он постарается приехать к тому времени, когда будет зачитываться завещание. Не понимаю, зачем его вообще сюда несет, ведь мистер Крэг мог бы встретиться с ним позднее в Лондоне. Насколько мне известно, он богаче любого набоба, так что вряд ли жаждет получить какое-либо наследство. Уверен, брату так же, как и мне, прекрасно известно, что было бы чертовски странно, если бы дед оставил ему хотя бы пенни, ведь упрямый старый скряга все эти годы и слышать не хотел о его существовании. Держу пари, что он явится сюда отнюдь не для того, чтобы выразить свое уважение покойному.

Пожав плечами, Закери отошел от окна и нервно провел рукой по своим густым прямым волосам.

– А может быть, он приезжает для того, чтобы повидаться с тобой? – предположила Бесс, с беспокойством глядя на то, как он, взъерошив свою золотистую шевелюру, взволнованно заходил по комнате.

– И с чего бы вдруг ему захотелось увидеться со мной, если он прекрасно обходился без меня все эти семнадцать лет?

Бесс до боли закусила губу – так тяжело ей было слышать глубоко скрытую боль, неожиданно прозвучавшую в голосе Закери. Ведь только что он казался таким спокойным! Но в этом был весь Зак – за спокойной, гладкой поверхностью пруда скрывалось бушующее море. И так же как она разделяла любую радость Зака, так теперь она переживала его боль как свою собственную. Девушка умоляюще протянула к нему руку.

– Успокойся, пожалуйста, дорогой. Какой смысл так себя изводить? Может быть, как раз теперь у вас обоих появится возможность разобраться в своих отношениях и стать друзьями, как и полагается братьям.

Закери перестал метаться по комнате и поднял на нее свои необычные, медовые глаза. При виде отразившейся в них муки у Бесс защемило сердце. Черная траурная одежда только усиливала впечатление от его светлых волос и золотистых глаз – он был похож на скорбящего Адониса.

Но Бесс знала, что на самом деле он вовсе не скорбит о смерти деда, которая ожидалась уже давно. Взять хотя бы ее отца – в прошлом году он пребывал в большом расстройстве, но за время длительной болезни деда его горе потеряло свою остроту.

По правде говоря, для того чтобы испытывать добрые чувства к деду Закери, затворнику Честеру Хейлу, нужно было обладать весьма своеобразным складом характера. Он с презрением относился ко всяким проявлениям эмоций и никому, включая и внука, не позволял любить себя.

Бесс знала, что основной причиной теперешнего столь бурного расстройства Закери было давнее расставание с братом – глубокая травма детских лет, впечатление от которой, не по своей воле, он время от времени вынужден был переживать снова и снова. И эта потеря особенно остро ощущалась именно теперь, когда братья спустя долгое время после разлуки в первый раз вынуждены были встретиться вновь.

– Ты же прекрасно знаешь, Бесс, что мой отец не захотел признать меня, – с горечью сказал Закери. – Сейчас мне двадцать два года, – и я поумнел, но долгие годы имел глупость предполагать, что мой брат сожалеет о нашей разлуке не меньше меня. Даже не получая от него никаких известий, я все еще думал, что, может быть, отец просто запретил ему писать. Но когда он не приехал даже после смерти отца, мне пришлось взглянуть правде в глаза. – С гримасой отвращения к самому себе он отвернулся, отошел к камину и, крепко сжав сразу побелевшими пальцами край верхней полки, прислонился лбом к холодному мрамору.

Бесс тяжело вздохнула, поправила прядку волос, выбившуюся из-под гребней, удерживающих тяжелую копну волос, и невольно вздрогнула – над торфяными равнинами пронеслись первые раскаты грома.

Бесс хорошо знала историю отношений братьев. За время знакомства с Закери она много раз слышала ее и, как полагалось лучшему другу, каждый раз помогала тому справиться с неприятными чувствами потери, заброшенности и горькой обиды. Это досадное обстоятельство было единственным, что омрачало их, во всех других отношениях безоблачную, дружбу. Они росли вместе, как будто оба родились в этом доме, хотя Элизабет жила в трех милях отсюда, в Брукмор-Меноре.

Что касается отстраненности Закери от своей семьи, то тут чувства ее были двоякими: ведь если бы отец Зака не отверг его и не отослал в Пенкерроу, она никогда не познакомилась бы с ним. А это Бесс с трудом могла себе представить – без его присутствия по соседству ее жизнь оказалась бы совсем скучной. Имея только одну сестру – Габриелл, намного младше нее, Бесс получала огромное удовольствие, водя дружбу с мальчиком тремя годами старше. Зак стал для нее средоточием жизни, и она знала друга так же хорошо, как и саму себя.

Поэтому Бесс понимала, что сейчас Закери нужно чем-нибудь отвлечь, ибо дальнейшее обсуждение этого вопроса может только ухудшить ситуацию. Если уж у него началась хандра, она может продлиться не один день. Бесс исполнилась решимости вывести приятеля из дурного настроения, если даже для этого ей придется обнаженной станцевать перед ним жигу! Но поскольку в данный момент не возникло необходимости прибегать к столь кардинальным мерам, то она решила, что прогулки верхом по торфяной равнине будет вполне достаточно. Если только она сможет уговорить Зака. Бесс подошла поближе и, прижавшись щекой к его руке, вкрадчивым шепотом спросила:

– Почему бы нам не проехаться, Зак? – Он что-то пробормотал, не поднимая головы. – До прибытия мистера Крэга у нас вполне достаточно времени. Поедем! – настойчиво попросила она, потянув его за руку.

– Видит Бог, Бесс, мне кажется, что перед похоронами деда это будет выглядеть не со всем прилично, – запротестовал Закери, но по вновь оживившемуся взгляду она поняла, что он сдается.

– Вот еще! Можно подумать, что твой дед одобрил бы подобную хандру, – рассмеявшись, возразила Бесс. – Если бы он был здесь, то при виде твоей унылой физиономии наверняка дал бы тебе нагоняй. Это вульгарно, сказал бы он. – И Бесс, подражая грубому тону старого мистера Хейла, произнесла: – «Закери, твое поведение просто вульгарно!»

Закери выпрямился. На его красивых губах появилась та обаятельная улыбка отпрыска Викемов, из-за которой ему строили глазки все деревенские девчонки.

– Ты совсем дурочка, ведь идет дождь. Или ты этого не заметила?

– Пока еще не идет, а только собирается.

– Неужели ты побоишься какого-то там грома? – насмешливо улыбнулась она.

– А как тебе нравятся молнии?

Схватив его за руку, Бесс потянула Закери к двери.

– Мне нравятся яркие и необычные вещи, мой дорогой, – ответила она. – Обручена я с тобой или нет? Ты же не откажешь своей невесте?

Зак рассмеялся и сдался. Взявшись за руки, они вышли из комнаты.

Александр Викем, лорд Росс, чувствовал себя дьявольски усталым. После четырнадцати часов непрерывного путешествия из Суррея под непрекращающимися грозовыми дождями в отсыревшей карете просто нечем было дышать. Его огромный пес Шедоу, неизвестно какой породы, умудрившийся унаследовать чисто-белую шерсть, лениво развалился на подушках противоположного сиденья.

Внутри дорожной кареты стоял кислый, слегка отдающий мокрой собачьей шерстью запах. От долгого пребывания в насыщенном влагой воздухе одежда виконта липла к телу.

Но Алекс никак не решался постучать в крышу кареты тростью с золотым набалдашником в виде головы льва и привлечь внимание своего кучера, закутанного в плащ с капюшоном. Если они остановятся на этом чертовом торфянике, чтобы он смог размять ноги и глотнуть свежего воздуха, лошади могут оказаться не в состоянии вытащить узкие колеса кареты из размокшей, жирной грязи Корнуолла. Далекий Корнуолл, подумал виконт. Самый конец света. Воплощение его детских кошмаров.

Нет, остановку делать нельзя. Если карета остановится, псу тоже может прийти в голову выпрыгнуть, а его проклятая шкура и так уже достаточно намокла, подумал Алекс, с любовью потрепав похожую на волчью голову собаки. А если уж Шедоу чего надумает, то его не остановит не только человек, но даже и черт.

Алекс с тоской посмотрел на быстро бегущие по стеклам кареты струйки несомого ветром дождя, перевел хмурый взгляд на своего лохматого спутника. Пес заскулил и неспокойно заерзал по подушкам сиденья.

– О, не обращай на меня внимания, дружище, – извинился Алекс, – Я сержусь не на тебя, а на погоду. Как бы мне хотелось выбраться из этой проклятой кареты! Но если бы я даже и рискнул остановиться в такую грозу, то все равно бы не стал вылезать наружу, потому что непременно промок бы до нитки! Да и Дадли, наверное, тоже бы рассердился, как ты считаешь?

Шедоу вроде бы начал проявлять сочувствие к его словам, но при упоминании имени привередливого слуги Алекса, того самого, который не захотел ехать в одной карете с собакой, слегка оскалился.

– Извини, что упомянул о Дадли, старина. Спи себе дальше.

Пес положил голову на лапы.

Алекс тяжело вздохнул. Будучи по натуре человеком терпеливым, он относился ко всяческим неудобствам с гораздо большим юмором, чем многие, равные ему по происхождению, люди. Но сегодняшний день и это путешествие были особыми: в конце Алекса не ждало ничего, кроме неприятностей.

Не будет ни завтраков на открытом воздухе, ни конных прогулок, ни веселых ужинов, ни импровизированных танцевальных вечеров со скатанными к стенам коврами, ни, как это частенько случается, флирта с какой-нибудь аппетитной, жаждущей общения вдовой или скучающей чужой женой. Ничего этого не будет. В конце путешествия его ожидает умерший четыре дня тому назад старик да младший брат, который, без сомнения, презирает его, Алекса.

Брат… Алекс облокотился на подушку цвета старого красного вина и положил руку на голову огромного белого пса, в тысячный раз мысленно вернувшись в тот день, когда его разлучили с пятилетним братом. Он обожал Закери. В то время как отец не уделял малышу почти никакого внимания и лишь время от времени кидал на него суровый взгляд, Алекс окружил того любовью, в которой ребенку было отказано без всякого на то основания.

Когда мальчик родился, Алексу было всего восемь лет, и он только смутно мог догадываться о том, что отец не может простить Заку смерти своей обожаемой жены, которая умерла в родах. После ее смерти отец так никогда до конца и не оправился. Но даже своим детским, врожденным чувством справедливости Алекс понимал ужасную необъективность того, что Закери приходится за это расплачиваться. Он тоже очень тосковал по матери и находил себе утешение в близости с Заком.

Именно ему и никому другому Зак подарил свою первую младенческую улыбку. Поставив маленькие ножки поверх своих, Алекс водил годовалого Зака по комнате до тех пор, пока тот не понял, что от него требуется, и не сделал самостоятельно первые шаги. Алекс стоял рядом, подбадривая и присматривая. Когда брат произнес первое слово, Алекс с радостью услышал, что это было его имя или, во всяком случае, нечто весьма похожее. А потом, когда Заку исполнилось пять лет, приехал дедушка Хейл и увез малыша навсегда.

Алекс никогда не забудет этого высокого, черноглазого, седобородого мужчину с сурово сжатым ртом, как не забудет и испуганного выражения заплаканного личика Зака в окне отъезжающей кареты.

Когда Алекс обратился к отцу за объяснениями, лорд Росс посоветовал старшему сыну выбросить из головы всякие мысли об «этом ребенке». Само существование малыша снова и снова напоминало лорду Россу о потере своей драгоценной Шарлотты. Все почувствуют себя свободнее, сказал он тогда, если Зак останется в Корнуолле. Так им будет гораздо легче.

Алекс криво, с горечью улыбнулся. Легче, как же! Отец, может быть, и почувствовал себя легче, но прошло много месяцев, прежде чем Алекс смог уснуть, предварительно не выплакавшись. Он глубоко стыдился подобных проявлений слабости, но ничего не мог с собой поделать.

Алекс регулярно писал Заку, и отец был столь снисходителен, что оплачивал и отправлял его корреспонденцию, но ответа никогда не приходило. Даже позднее, когда брат стал достаточно взрослым, чтобы самому писать письма, Алекс не получил от него ни одной весточки. Правда, одно письмо пришло – в ответ на то, которое Алекс написал Заку после смерти отца. Официальный ответ Закери был кратким и деловым – он не хотел иметь со своим старшим братом никаких отношений.

Это письмо стало для Алекса горьким разочарованием, его переполнило тогда не меньшее чувство горечи, чем то, которое владело им после отъезда Зака. Но Алекс был из породы сильных людей и немедленно решил попробовать чем-то заполнить образовавшуюся в жизни пустоту. Надо сказать, он прекрасно преуспел в этом. Недаром он заслужил прозвище Греховодник Викем. И если обладание большими деньгами, не просто любезное, а настойчивое внимание женщин и прочие успехи в большом свете могут считаться критерием счастья, что ж, по этим меркам он вполне счастлив.

Внезапно карета остановилась, и Алекс очнулся от неприятных размышлений.

Сквозь запотевшее стекло кареты с трудом различалось выстроенное без всякой фантазии кирпичное здание. Алекс решил, что это и есть Пенкерроу, поместье его деда. Его обитатели, хотя и не принадлежали к титулованному дворянству, судя по всему, пользовались среди местных жителей заметным влиянием. Внушительные дубовые двери дома, достаточно прочные для того, чтобы выдерживать несущие соль моря ветра и частые дожди Корнуолла, оказались прочно закрытыми.

Слегка приоткрыв дверцу кареты, Алекс наблюдал за тем, как плотный, но энергичный кучер по имени Джо спрыгнул на раскисшую землю и направился к двери. К тому времени, как он в третий раз с силой стукнул в дверь бронзовым молотком, вода уже стекала с его широкополой шляпы сплошным потоком. Джо обернулся к хозяину и недоуменно пожал плечами – дверь оставалась закрытой.

– Клянусь Богом! – пробормотал Алекс, потянувшись за лежащими рядом с ним касторовой шляпой и зонтом. – Не для того я заехал в эту глушь, чтобы сносить подобные выходки милых родственников, черт бы их побрал!

Его хорошо вышколенный слуга, который не только гордился своим местом, но и был весьма привязан к хозяину, открыл рот, увидев, что тот без всякой помощи вылезает из кареты на грязный двор. Однако он даже не сделал попытки подбежать к карете и спустить лесенку, так как знал, что вряд ли сможет соревноваться в ловкости с атлетически сложенным лордом Россом.

Перешагнув через лужу, Алекс присоединился к кучеру, все еще стоявшему у двери дома, и так загрохотал дверным молотком, что, казалось, и черти в аду проснутся. Верный пес последовал за своим хозяином и теперь стоял рядом, плотно прижимаясь мокрым боком к элегантным панталонам хозяина, стараясь, насколько возможно, защититься от дождя.

Джо наблюдал за своим господином, пытаясь одновременно следить за неспокойно ведущими себя лошадьми, которым не терпелось попасть в сухие стойла с яслями, полными вкусного овса.

Александр, лорд Росс, был хорош собой – смуглый, с красивым, чувственным ртом и сверкающими миндалевидными, черными, как антрацит, глазами. Высокий, широкоплечий, смуглокожий, он – если бы, конечно, не превосходный покрой его дорогой одежды – вполне мог бы сойти за кровожадного разбойника с большой дороги или бродягу-цыгана.

Но не только физические данные лорда выделяли его из ряда ему подобных. В Алексе чувствовалась какая-то внутренняя сила, то средоточие мужественной энергии, которое заставляло непроизвольно вздрагивать многих впечатлительных женщин, стоило ему направить на них свой страстный темный взор.

Наконец одна из створок массивной двери чуть-чуть приоткрылась и в щели показался недоверчивый, поблекший и замутненный катарактой глаз, который, мигая от порывов ветра с дождем, пытался рассмотреть джентльмена, слишком энергично обращающегося с дверным молотком. Из-за его дьявольского стука на каменный пол в кухне слетел довольно дорогостоящий графин.

– Чем могу помочь? – ледяным тоном наконец спросил дворецкий.

Алекс, выведенный из себя многочасовым, сопровождаемым тяжелыми раздумьями бездельем, отвратительной, причиняющей массу неудобств погодой и невежливым обращением слуги, резко ответил:

– Полагаю, что прежде всего вы должны впустить нас, милейший! Мистер Викем ожидает моего прибытия.

– Хозяина нет дома, – сообщил дворец кий. – И он ничего не сказал мне о том, что ожидает посетителей, сэр. – Холодный взгляд слуги остановился на огромном, забрызганном грязью белом псе и на краснолицем, добро душного вида кучере. Скорчив презрительную гримасу, он попытался захлопнуть дверь.

Алекс стиснул зубы, взбешенный дерзким поведением слуги. Ни один из его дворецких никогда бы не отказал джентльмену в гостеприимстве. Бог мой, да его слуги в такой день даже собаку не оставили бы на улице! Алекс выставил ногу и, прежде чем дворецкий успел закрыть перед ним дверь, всунул ее в щель.

– Меня не интересует, говорил ли вам что-нибудь мистер Викем или нет, – возразил он с язвительной и не допускающей возражений властностью. – Поверенный, мистер Крэг, пригласил меня сюда, чтобы я смог ознакомиться с завещанием покойного мистера Хейла. Я – лорд Росс, внук мистера Хейла. И если вы сию же минуту не впустите меня, я, скорее всего, повешу вас на первой же веревке, которую найду, когда все-таки попаду в дом!

Пес, понявший, что ситуация складывается не совсем обычно, зарычал.

Нижняя челюсть дворецкого упала, как забрало рыцарского шлема. Алексу даже показалось, что он услышал громкий щелчок, как будто вместо дворецкого дверь ему открыл стоящий уже сто лет в холле железный рыцарь. Но его нешуточная угроза, подкрепленная рычанием огромной собаки, подействовала. Дворецкий отошел в сторону и широко распахнул перед ними дверь.

Кучер Джо и Шедоу вошли в дом вслед за хозяином. Под ногами гостей немедленно образовались лужи, и дворецкий, пожилой изможденный человек с запавшими глазами и щеками, недоуменно уставился на мокрый пол.

Чувствуя, что наглого дворецкого необходимо поставить на место, Алекс напустил на себя такой надменный вид, на какой только был способен.

– Пошлите кого-либо помочь кучеру управиться с лошадьми, а потом позаботьтесь, чтобы ему предоставили теплый кров и накормили. Вам все ясно?

– Да, милорд, – ответил дворецкий недовольным тоном, и его рот почти исчез среди окружающих его морщин.

Затем, когда какой-то плохо одетый неотесанный парень взял за себя заботу о кучере, Алекс решил наконец осмотреться.

Так вот каков дом, в котором выросла его мать… Он обвел глазами просторный холл и темную массивную дубовую лестницу. Через мгновение все досаждавшие ему ранее мысли сменились острой тоской по матери – он без труда мог представить ее среди этого окружения. Мрачные воспоминания, связанные с этим местом, на время исчезли, стоило только Алексу вообразить, как мать грациозно спускается по лестнице, как скользят ее тонкие пальцы по покрытым затейливой резьбой перилам. Мебель времен Елизаветы Тюдор по сравнению с худосочными позолоченными креслами и египетскими кушетками, теснящимися в домах помешанной на последней моде знати, выглядела солидно и умиротворяюще.

Чтобы избавиться от нахлынувших на него воспоминаний, Алекс обратился мыслями к деду. Он знал, что Честер Хейл владел огромными земельными участками, на территории которых находились десять рудников. И хотя почти все олово к тому времени было уже выработано, дед успел скопить состояние, вполне достаточное для безбедной жизни своих потомков, если, конечно, те будут вести себя осмотрительно. Сам дед, разумеется, был весьма осмотрительным человеком. И конечно, богобоязненным и бережливым, потому-то так и ненавидел суетного человека, которого его дочь выбрала себе в мужья.

Действительно, до встречи с Шарлоттой Джад Викем вел довольно беспутную жизнь. Он играл и распутничал, непрерывно попадал в затруднительные ситуации – в общем, вел весьма безнравственный образ жизни. Но, встретив на светском рауте очаровательную мисс Хейл, он влюбился в нее с такой же скоростью и силой, с какой погружается в воду брошенный мощной рукой камень.

Шарлотта ответила на его страсть аналогичным чувством, но ее отец решил, что виконт не годится в мужья его любимой дочке, и запретил ей даже думать о нем. Шарлотта поступила так, как поступает всякая опьяненная любовью девушка. Она сбежала с возлюбленным в Шотландию и вышла там замуж. Это положило начало размолвке между дочерью и отцом, которая продолжалась до самой ее смерти.

В надежде отвлечься от тяжелых воспоминаний Алекс поискал взглядом нахального дворецкого, но тот, казалось, был более занят наблюдением за двумя симпатичными горничными, убирающими с пола грязь и воду, чем устройством виконта. Алекс озяб в продуваемом сквозняками холле, поэтому решил больше не беспокоить бестолкового дворецкого и отыскать себе местечко где-нибудь поближе к огню.

Бросив мокрую шляпу и зонтик на столик, он открыл первую попавшуюся дверь и остолбенел. Посреди комнаты стоял дорогой лакированный гроб, который каким-то призрачным светом освещался одной-единственной тускло горевшей свечой. В гробу лежал старый Хейл, человек, похитивший радость его детства. Теперь он уже никому не страшен. Алекс испытал какое-то странное чувство – смесь горечи и грусти.

Вдруг совершенно неожиданно из холла до него донесся звук, который он меньше всего ожидал услышать. Это был смех; смеялись мужчина и женщина.

Оказавшись между смертью и тьмой, с одной стороны, и этими звонкими радостными человеческими голосами – с другой, Алекс никак не мог понять, с чем именно он предпочел бы в данный момент столкнуться. Он догадался, что смех, который только что прозвучал, принадлежал Закери, хотя не видел своего брата вот уже семнадцать лет.

Сзади послышались шаги. Алекс повернулся и лицом к лицу встретился со своим прошлым. Перед ним стоял человек с глазами темного меда. Он узнал эти необычные глаза, но это было все, что осталось от его маленького брата. Высокий, загорелый мужчина с орлиным носом и светлыми бровями вразлет с удивлением смотрел на него. Боже мой, какая ирония природы! Зак оказался копией их отца!

– Ты не предупредил своего дворецкого о том, что ждешь меня? – негромко проговорил Алекс, желая как-то нарушить повисшее в комнате напряженное молчание.

– Я не был уверен, что ты приедешь, – ответил Закери ровным, лишенным всяких эмоций тоном, полностью соответствующим выражению его лица.

– Я же предупредил, что приеду, а я не из тех, кто дает пустые обещания. – Алекс изо всех сил старался говорить спокойно.

И вдруг – а может быть, Алексу это только показалось – на мгновение он заметил в глазах Закери отражение своих собственных мук. Но, скорее всего, ему это только привиделось, потому что эти необычные глаза были сейчас словно завесой закрыты от проникновения во внутренний мир их владельца. Выражение этих печальных глаз казалось ему каким-то отрешенным, что опять живо напомнило отца.

– Какая прекрасная собака!

Оторвавшись от крутящихся хороводом в голове мыслей, Алекс вспомнил об услышанном ранее женском смехе и, повернувшись, увидел стройную девушку, без всякого жеманства стоящую на коленях возле Шедоу. Не в пример большинству женщин ее круга, эта не чувствовала отвращения к запаху мокрой собачьей шерсти. Наоборот, одной рукой она обнимала перепачканную дворнягу, а другой чесала пса за ухом. Шедоу выглядел совершенно покоренным.

Еще бы, мельком подумалось Алексу, на месте пса, ощущая на своей шее эту прелестную ручку и на своем теле эту пышную грудь, он тоже чувствовал бы себя покоренным: Видит Бог, кожа девушки цветом напоминала свежевзбитые сливки. Высокие скулы, изящные брови – все было обворожительно. Зовущие к поцелую губы казались спелой вишней.

Но что за мыслив такое время! С трудом, Алекс, наконец, оторвал свой взгляд от темноволосой красавицы, успев отметить, что глаза у юной феи небесно-голубые.

Он вновь повернулся к Закери и понял, что все это время глаза брата не отрывались от него ни на мгновение.

– Ты собираешься представить нас друг другу, Зак? – Девушка встала и легким, изящным движением отряхнула юбку.

Такой обычный для женщины жест, но Алекса поразила природная грация, с которой она его сделала.

Она подошла поближе, и Алекс обнаружил, что прелестная незнакомка и его брат тоже промокли. Интересно, что эти двое делали снаружи в такую погоду в преддверии столь печального и прозаического события, как похороны? В нем шевельнулось любопытство и что-то еще – досада, может быть.

– Лорд Росс, – очень официально произнес брат, – это мисс Элизабет Тэвисток, друг нашей семьи.

Алекс взял протянутую ему руку мисс Тэвисток и отвесил ей элегантный поклон. Пальцы девушки были прохладными и нежными, и ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы она прикоснулась к его пылающему лбу.

Лорд Росс! Закери назвал его лордом Россом, и тепла в этом обращении присутствовало не больше, чем во вбитом в крышку гроба гвозде! Теперь он понял, как глупо с его стороны было надеяться на то, что после целых семнадцати лет разлуки их отчужденность может развеяться после первой же встречи.

– Как поживаете, мисс Тэвисток? – спросил он, довольный уже тем, что имеет возможность отвлечься от своих мыслей, и неохотно выпустил ее руку.

– Спасибо, прекрасно, – приветливо ответила молодая леди, – если, конечно, не считать того, что я промерзла до костей.

Алекс с удивлением взглянул на нее. Во взгляде голубых глаз явно сквозила улыбка.

– Разумеется, мисс Тэвисток, вы, без сомнения, должны мерзнуть в промокшей одежде. Сожалею, что не подумал об этом и задержал вас. Вероятно, вам лучше всего сразу вернуться домой и переодеться.

– И не подумаю, – решительно возразила она. – Сэдди поможет мне снять это проклятое мокрое платье и высушить его над огнем. Ничего страшного – посижу в это время в нижней юбке.

Алексу в беседах с друзьями неоднократно приходилось выслушивать провокационные намеки на нижнее белье их подруг, произносимые шепотом и на ухо, но никогда еще он не слышал из уст женщины благородного происхождения столь откровенного упоминания о столь интимных женских вещах. А мисс Тэвисток определенно девушка не из простых. Черное шелковое платье, которое она так решительно собиралась с себя сбросить, было прекрасно сшито. Ее произношение, очаровательный, хрипловатый голос – все безукоризненно. И хотя сейчас ее густые волосы немного растрепаны, шелковистые каштановые локоны, спускающиеся ниже плеч, скреплены дорогими гребнями из слоновой кости. Да она просто чудо, решил Алекс, с восторгом глядя на только что замеченную им ямочку на ее правой щеке.

– Вряд ли Сэдди будет в восторге, Бесс. Ей и так сегодня немало досталось, а ты еще хочешь, чтобы наша ворчунья спасала тебя от очередного скандала с твоей матерью, – сказал ей Закери ласковым, но решительным то ном, как будто разговаривал с трудным, но обожаемым ребенком.

– Сэдди уже примирилась со мной, Зак, – дерзко возразила она. – Да и ты уже должен бы привыкнуть.

Если она друг семьи, то, очевидно, очень близкий, подумал Алекс, потому что они разговаривали друг с другом, как брат и сестра.

– Может быть, я еще и не привык к тебе, Бесс, но время у нас есть, – ответил Закери с улыбкой.

Эта девушка умудрилась выжать улыбку даже из него, с невольным уважением подумал Алекс. Но что имел в виду Зак, когда сказал, что у них есть время? Неужели они…

Бесс повернулась к Алексу. Похоже, вопрос, который он мысленно задал сам себе, отразился на его лице.

– Если ваш брат еще не сказал вам об этом, лорд Росс, то скажу я. Зак и я более чем просто хорошие друзья, – мы помолвлены.

Несмотря на кратковременную встречу, это известие поразило Алекса. Поведение Зака и Бесс совсем не походило на поведение влюбленных. И, что поразило его еще больше, он, оказывается, расстроился, что эта темнокудрая красавица оказалась занята.

Боже, неужели он мог бы домогаться девушки, с которой помолвлен его брат? Он же в первый раз ее видит. К тому же сейчас самое главное для него – восстановить хотя бы подобие взаимоотношений с Закери, залечить старые раны, а не затевать новую интрижку. Его собственные понятия о чести требовали того, чтобы он сурово подавлял в себе малейшую мысль о романе с мисс Тэвисток. Теперь, когда он узнал, что та должна стать его свояченицей, она стала для него недоступна. В конце концов, что из того, если к списку его побед добавится еще одна хорошенькая девочка?

– Бесс! – Алекс поразился неожиданно суровым тоном брата. – Мне кажется, мы договорились с тобой никому не сообщать о нашей помолвке до тех пор, пока не состоятся похороны деда.

– Мы договаривались не говорить только твоим родным, – многозначительно подчеркнула она.

Алекс и Закери замерли, услышав столь прямое напоминание об их отношениях. Да, они были братьями, но Зак, казалось, собирался вообще игнорировать этот факт. И то, что он решил не сообщать Алексу о своей помолвке, служило еще одним доказательством глубокого раскола. У Алекса что-то сжалось внутри, как будто грудь стянули тяжелыми цепями. Он внезапно почувствовал страшную усталость.

– Позвольте мне принести вам обоим мои искренние поздравления, – сказал он с вымученной улыбкой. – Но давайте покончим с бесконечной взаимной вежливостью, дорогая мисс Тэвисток. Я никогда не прощу себе, если вы простудитесь. К тому же мне тоже надо отдохнуть с дороги. – Повернувшись к Закери и стараясь говорить самым естественным тоном, Алекс добавил: – Если, конечно, твой дворецкий удосужится проводить меня в какую-нибудь свободную комнату.

Зак улыбнулся, и Алексу показалось, что эту улыбку он заслужил.

– Дед отлично научил Стиббса искусству обескураживать посетителей, – просто объяснил Зак, – особенно тех, которых он никогда до этого не видел. – Его прищуренные глаза, казалось, пронзили Алекса насквозь.

Алекс нахмурился. Брат действительно вел себя так, как будто их отношения прервал именно он, Алекс, а не сам Зак. Это чертовски раздражало его!

Обескураженный и встревоженный, чувствуя необходимость побыть одному и привести в порядок свои путаные мысли, он проворчал:

– Что ж, буду тебе весьма признателен, если ты заставишь старого грифона вспомнить о своих обязанностях и приготовить для меня спальню. Мне хочется переодеться перед прибытием поверенного.

– Разумеется, – с холодной вежливостью заверил его Зак. – Но ты уверен, что до конца отдал долг последней вежливости деду? – И его взгляд остановился за спиной Алекса.

– Да, не сомневайся, – ответил тот, борясь с соблазном напрямую высказать брату свои чувства.

Закери кивнул и направился к дворецкому Стиббсу, который по-прежнему стоял над душой все еще моющих пол горничных.

Глядя на уходящего Закери, Алекс почувствовал, как сердце сжимается от нового огорчения. Все эти долгие годы он сожалел о потере своего пятилетнего брата. Перед глазами Алекса всегда стоял маленький мальчик, хотя разумом он отлично понимал, что с каждым днем малыш становится все старше. Тот ребенок исчез навсегда, и он должен перестать сожалеть об этом. Но почему они так далеки друг от друга? Откуда эта пропасть, что пролегла между ними, ставшими уже взрослыми людьми?

– Господи, какой же я дурак, – негромко произнес он.

– Вы так думаете? – долетел до него чей-то шепот. На нижней ступеньке лестницы стояла Бесс. Она лукаво смотрела на него, и по понимающему выражению ее лица он понял – девушка услышала дурацкую фразу и догадалась, что с ним что-то происходит.

Смущенный тем, что обнаружил свою ранимость перед этой хохотушкой – невестой брата, Алекс сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.

– А разве нет, мисс Тэвисток? Я позволил себе надеяться на то, что мой камердинер прибудет сюда раньше меня и все приготовит. Коляска бедняги, должно быть, застряла в какой-нибудь трясине и он решил добираться более медленным, но надежным способом. Мне кажется, дорогая мисс, что я тут лишний, не так ли;

– Вы слишком большое значение придаете пустякам, виконт, – просто ответила Бесс, – время покажет, кто прав, а кто виноват. – Она повернулась и ушла, оставив Алекса размышлять над ее словами.

Глава 2

– Господи, мисс, вы выглядите как русалка, о которой Пай Тэтчер вечно рассказывает разные истории. Такая же мокрая!

Бесс стащила с себя сырые полусапожки, вытащила гребни из слоновой кости и распустила каштановые локоны по плечам.

– Подбрось дров в огонь, Сэдди. Как ты думаешь, долго будет сохнуть мое платье?

Неуклюжая, средних лет горничная покачала головой, и ее завитые, светлые с ранней проседью волосы показались из-под ночного чепчика.

– Да оно вообще не высохнет, мисс, если вы его не снимете. Подойдите ко мне, я вам помогу.

Бесс протянула руки к пламени. Отблеск огня окрасил ее нежные щеки в розовый цвет. Она всегда приходила в эту комнату, когда необходимо было привести себя в порядок, починить одежду, почиститься или переодеться.

Сэдди распустила шнуровку скромного платья Бесс, и закрытое, с длинными рукавами платье соскользнуло на пол, вслед за ним последовала и нижняя юбка. Бесс вышла из кучи черного влажного шелка, и у нее возникло искушение пробежаться по комнате в одной легкой рубашке. Как приятно избавиться от тяжелой, нарочито скромной одежды!

– Сядьте-ка к огню, мисс, если не хотите помереть от горячки, – скомандовала Сэдди, заметив озорной огонек, зажегшийся в глазах Бесс. – Ваша мамаша попросила меня присматривать за вами, когда вы здесь, в Пенкерроу, я и должна держать слово. Сейчас дам вам одеяло.

Бесс забралась с ногами в кресло с высокой спинкой и подголовником и напустила на себя как можно более послушный вид. Сэдди аккуратно разложила мокрое платье на стоящем возле самого огня широком кресле-качалке и вытащила из большого сундука одеяло. Она завернула в него Бесс с головы до ног, заботливо подоткнув края коричневого шерстяного одеяла под ее холодные как ледышки ноги.

– Спасибо, дорогая, – с притворным смирением поблагодарила Бесс.

Сэдди бросила на девушку подозрительный взгляд, но только спросила:

– Когда прибудет ваша мать с мисс Габриелл?

– Мама и Габби приедут вместе с викарием Брэдфордом. Надеюсь, что дождь скоро кончится, – прибавила она, обеспокоено глядя на потемневшие окна. Снаружи по-прежнему непрерывно моросил нудный дождь, с моря дул холодный ветер. – На кладбище будет мокровато, и я боюсь, что явится еще меньше народа, чем мы ожидаем.

– Я не удивлюсь, если на похороны вообще никто не придет, – с кислым видом произнесла Сэдди. – Наш господин был на свой манер неплохим человеком, но вряд ли кто-нибудь в округе будет по нему плакать. – Сэдди тяжело вздохнула, но затем, словно отогнав от себя грустные мысли, пристально посмотрела на притихшую девушку. – Я не могу сидеть тут и присматривать за вами, мисс Элизабет, но надеюсь, что у вас хватит ума оставаться здесь, перед огнем. Мне нужно быть на кухне. Кухарка совсем сбилась с ног из-за приезда виконта, надо ей помочь.

– Можешь передать кухарке, чтобы она успокоилась, Сэдди, виконт очень приятный человек.

Сэдди фыркнула.

– Человека видно по делам, мисс. Почему он за столько лет ни разу не приехал навестить младшего брата, скажите на милость?

Бесс нахмурилась.

– Не знаю. Но мне почему-то кажется, что этому должна быть какая-то веская причина. Но я, разумеется, выясню, в чем тут дело. – Бесс улыбнулась Сэдди. – Ты же знаешь, что я обожаю разгадывать загадки.

На это замечание служанка ответила еще одним фырканьем.

– Когда суют нос не в свои дела, это до добра не доводит. Лучше бы вы не лезли куда вас не просят, дорогая. – И с этими словами Сэдди покинула комнату.

Бесс смотрела на потрескивающий огонь, и улыбка медленно исчезала с ее лица. Почему это, думала она, Сэдди советует ей не соваться в это дело? Закери никак не мог понять, по какой причине брат не писал ему и даже не приехал после смерти отца. Она чувствовала, что ее долг как будущей жены помочь ему найти хоть какое-то взаимопонимание с братом.

Перед ее мысленным взором возник образ виконта. На первый взгляд братья казались совершенно разными. Собственно говоря, лорд Росс выглядел типичным представителем семьи Хейл. Она решила, что когда-то в древний род Хейлов подмешалось немного цыганской крови – глаза Алекса были такими блестящими и угольно-черными, что просто удивительно.

Под уютное потрескивание поленьев Бесс задумалась о цыганских глазах Александра Викема. Она внимательно рассмотрела гостя за те несколько минут, пока они вместе стояли возле двери кабинета, за которой находились останки его деда, и, хотя его лицо ничего не выражало, блеск глаз выдавал бушующие внутри чувства. Как ни пытался он скрыть свои эмоции, этот взгляд рассказал ей все.

Бесс ощутила прилив сострадания, смешанного с каким-то другим чувством, которое не могла точно определить. Внезапно ей стало душно под тяжелым шерстяным одеялом, и, скинув его на пол, она поджала ноги под себя и натянула на них подол тонкой рубашки.

Теперь тепло очага стало даже припекать ее тонкую кожу, казалось, что жар пронизывает Бесс до самых костей, как в летний полдень после купания в Брукморском пруду, когда лежишь на берегу под солнцем, чтобы обсохнуть. Лямочка рубашки спустилась ниже ее полных грудей, обнажив два белоснежных холма, сейчас порозовевших от жара очага. Зажмурившись, Бесс наслаждалась этим ощущением свободы и теплом огня. Непроизвольно она провела рукой по своей груди и почувствовала неясное томление. Грудь у нее начала развиваться раньше, чем у других девочек, и сперва она воспринимала это как досадную помеху. Грудь распирала лиф платья и мешала, когда ей надо было забраться на дерево или полазить по окрестным холмам. К тому же она смущала ее – все обращали на ее фигуру внимание. Особенно мужчины.

Но после того как Зак, завершив образование, вернулся домой и начал подумывать о том, чтобы найти себе подходящую жену и остепениться, мнение Бесс о своей груди сильно переменилось в лучшую сторону. Девушке стала нравиться ее женственность, ведь Зак теперь смотрел на нее совсем другими глазами и ей это было очень приятно.

Бесс захотелось выйти замуж за своего друга еще тогда, когда ей было шесть лет, а ему девять и они принимали участие в брачной церемонии в Дозмери-Коув. Она всегда была очень привязана к своему другу, а с тех пор стала воспринимать Зака как будущего мужа.

Ей даже в голову не могла, прийти мысль о том, что в этой роли может оказаться кто-нибудь другой – так им хорошо было вместе. Но потом, кое-что прочитав и послушав довольно откровенные, полные намеков разговоры своих старших родственниц, Бесс сделала для себя открытие – мужчинам от своих жен нужно нечто большее, чем простые товарищеские отношения. Этим чувственным животным обязательно нужно забраться в одну кровать со своей спутницей жизни. Однако, как сообщила ей мать, деликатно пожав при этом плечами, от хорошо воспитанных, благонравных женщин вовсе не требуется испытывать при этом какие-либо чувства. Собственно говоря, лучше, если они вообще не будут забивать себе голову ненужными эмоциями.

Сначала Бесс слепо приняла на веру слова матери. И действительно, кто лучше нее может знать, в чем заключается счастливое замужество, – ведь совершенно ясно, что ее родители очень любят друг друга. Но позднее у Бесс возникли сомнения – она была рада тому, что Закери желал ее. Уже одно это приносило ей определенное, почти чувственное удовлетворение. Но ей хотелось большего. Инстинктивно Бесс понимала, что между мужчиной и женщиной должны существовать другие взаимоотношения, а не только дружеские. Об этом ей говорил любознательный ум и пробудившееся тело.

Бесс вспомнила о городских девушках и с досадой прикусила губу. Она не раз замечала, как те смотрели на Закери во время их совместных поездок – очевидно, он казался им привлекательным. Иногда у Бесс создавалось впечатление, что некоторые охотно задрали бы юбки за одну только улыбку ее приятеля. Бесс это озадачивало, она не могла понять, какое отношение общественное положение имеет к чисто физическому влечению.

Интересно, если деревенские девушки так возбуждаются при виде Закери, что расплываются в улыбках и краснеют от одного его дразнящего взгляда, то почему на нее он так не действует?

Может быть, подумала Бесс, она ведет себя неподобающим образом? Хотя выражение «неподобающим образом» в данном случае, вероятно, совершенно не годится. Точнее, может быть, она ведет себя слишком подобающим образом.

– Тук-тук. Это я, Бесс.

Услышав в дверях голос Зака, Бесс вздрогнула и смутилась, почувствовав себя виноватой в том, что он сейчас войдет и увидит ее полуголую, полную бесстыдных мыслей о плотских наслаждениях. Встав на колени в кресле, девушка посмотрела на вошедшего поверх высокой спинки.

Он опять приглаживал руками волосы – верный признак того, что его что-то мучает. И, конечно, Бесс точно угадала, что предметом его беспокойства был Александр Викем.

Как бывало всегда, когда она видела, что нужна Заку, Бесс тут же забыла о себе и, пользуясь старым, проверенным способом, решила поддразнить друга, вывести его из мрачного состояния духа. Она насмешливо улыбнулась.

– Тебе попадет от Сэдди, если она застанет тебя здесь, Зак. Помнишь, как старая грымза гонялась за тобой по всему дому с метлой?

– Тогда я был еще мальчишкой, – не приняв шутки, возразил он, сердито глядя на невесту. – Теперь, когда я стал хозяином дома, она не осмелится ударить меня.

– Но в этом-то все и дело, – продолжила Бесс невинным тоном. – Ты уже не мальчик, а я в таком виде…

По тому, как он настороженно поднял голову, и по зажегшимся в его глазах огонькам Бесс поняла, что преуспела в своем намерении отвлечь его от беспокойства и придать его мыслям другой ход. Но когда тот, внимательно окинув ее взглядом, искоса глянул на сушившееся у огня черное платье, подошел к двери и запер ту лежавшим на комоде ключом, Бесс пожалела о своем поведении. Ее желание отвлечь друга от грустных мыслей могло обернуться большой неприятностью.

Умом Бесс понимала, что приличная женщина не должна вести себя подобным образом, но по присущей ей некоторой склонности к авантюрам возразила сама себе – разве не может она в такой момент успокоить и отвлечь внимание своего будущего мужа? Что в этом плохого? А если заодно она сможет проверить, способно ли ее тело на порывы страсти, – что ж, в этом ведь тоже нет ничего дурного.

Однако прежде она никогда не позволяла Заку видеть ее почти раздетой – во всяком случае с тех пор, как они стали подростками, – и никогда еще он не запирался с ней наедине в комнате. Бедняжку даже слегка затрясло от собственного бесстыдства.

Сделав несколько шагов, Зак подошел к креслу.

С немного запоздалым приступом стыдливости Бесс прижалась к высокой спинке кресла.

Взгляд Закери скользнул по ее роскошным распущенным волосам, потом спустился ниже по стройной шее и плечам к пленительным выпуклостям.

При виде блеска, появившегося в его глазах, щеки девушки запылали, но она никак не могла понять, от чего именно покраснела – от возникшего в ней желания или простого смущения.

Проследив за взглядом Закери, Бесс тоже опустила глаза и обнаружила, что, стыдливо прижавшись к спинке кресла, она достигла совершенно противоположного эффекта – в таком положении ее грудь выглядела гораздо соблазнительней.

– Ты очаровательная маленькая плутовка, моя любимая Бесс, – нараспев произнес Зак, проводя указательным пальцем сначала по выпуклости одной груди, потом углубляясь в ложбинку, с тем чтобы вновь взобраться на вершину другой.

Бесс замерла. Ей было приятно доставить ему удовольствие. Кроме того, это безумно возбудило ее – никогда и никто еще не прикасался к ней столь интимным образом. Незаметно вздохнув, она решилась зайти дальше, надеясь, что ей удастся доставить любимому еще немножко удовольствия, но стараясь при этом не потерять головы. Интересно, сможет ли она удержать Зака на расстоянии или придется звать на помощь? Она услышала, как участилось дыхание Зака, и почувствовала, как бешено заколотилось его сердце. Галстука на нем не было, и Бесс ясно видела, как в такт биению сердца пульсирует жилка на его шее. Почему ее сердце не бьется так же сильно?

– Я хочу сделать тебя счастливым, Зак, – прошептала Бесс, не понимая, что играет с огнем. Тут она прикрыла ресницами глаза, приподняла голову ему навстречу и зовуще слегка приоткрыла рот.

Взгляд Закери, казалось, прилип к пухлым, сладким, словно вишня, губам Бесс. Он крепко обхватил ее за плечи и нагнулся к лицу так низко, что Бесс почувствовала обжигающее дыхание на своем лице.

– Я хочу войти в рай, любовь моя, – прошептал он.

Горячие губы коснулись ее губ, сперва нежно, потом все сильнее и настойчивее. Внезапно Бесс почувствовала, что ее тело оторвалось от кресла, повисло в воздухе, и, когда вновь коснулась ногами ковра, она была уже в объятиях Закери, объятиях таких крепких, что у девушки перехватило дыхание.

Он был крепок, строен, от него пахло сандаловым мылом, и, по всей видимости, к этому моменту у нее от желания должна была голова пойти кругом. Но когда язык Зака скользнул между ее губ, Бесс охватила отчаянная паника. Ей показалось, что эксперимент зашел слишком далеко – она заигралась!

Стоило только объятиям Зака немного ослабнуть, как Бесс выскользнула из его рук и вновь забежала за кресло.

– Зак, я действительно обещала, что сделаю тебя счастливым, – как можно более игриво сказала она, хотя теперь ее сердце колотилось от страха. – Но не сейчас же!

Закери оторопел. Он растерянно заморгал, потом ухватил себя за подбородок и, наконец, выговорил:

– Ради Бога, Бесс, мне показалось, что ты вроде бы поощряешь меня. Нельзя же приглашать мужчину в спальню, когда ты почти раздета, любовь моя, и надеяться на то, что ему не захочется… Ну, ты понимаешь, о чем я!

За то время пока Зак приходил в себя, к Бесс вернулось самообладание. В конце концов, это все тот же ее милый Закери, только немножко потерявший голову. Она сказала прежним, слегка дразнящим тоном:

– Прежде всего это не моя спальня…

– Будет твоя, если ты этого захочешь, – шагнув вперед, перебил ее Закери, и в его глазах снова вспыхнула искра страсти, готовая разгореться вновь.

– …а во-вторых, я вовсе не приглашала тебя, – закончила Бесс, лукаво глядя на друга.

Подняв с пола одеяло, она завернулась в него на индейский манер.

– К черту, плутовка, мы с тобой все равно что женаты. Не понимаю, почему ты строишь из себя недотрогу, – жалобно произнес он, вновь беспокойно запуская пальцы в шевелюру.

– Я знаю вас, мужчин, Закери Викем.

Дорого яичко ко Христову дню, – откровенно заявила она, выпростав тонкую изящную руку из складок огромного одеяла и грозя ему пальцем.

Закери громко рассмеялся. Бесс с удовлетворением отметила, что взрывоопасная атмосфера несколько разрядилась, и почувствовала, как на губах ее появляется глупая, счастливая улыбка. О, она действительно любит его! И что из того, если она, находясь рядом с ним, никогда не упадет в обморок от желания? В конце концов, что такое страсть по сравнению с настоящей, верной привязанностью? Но тут Зак удивил Бесс – схватил в объятия и начал крутить по комнате, пока у нее не начала кружиться голова.

– Бесс, Бесс, моя маленькая будущая женушка… Когда я наконец заполучу тебя, ты за все мне заплатишь, – приговаривал он.

И судя по тону, прозвучавшему в этих словах, Бесс поняла, что он выполнит свое обещание. Она легонько оттолкнула его.

– А теперь уходите, господин Викем, пока Сэдди действительно не пустила в ход метлу, – сказала она.

– Ухожу, моя благоразумная крошка. Через час должен прибыть Крэг, – согласился он, все еще не выпуская ее из своих рук.

Она с удовлетворением заметила, что настроение Закери значительно улучшилось, он уже не думал о чтении завещания и встрече с братом. Теперь можно смело перейти к вопросу, который интересовал ее.

– Твой брат производит очень приятное впечатление, – рискнула сказать она.

– Определение «приятный» звучит слишком слащаво и, в то же время, мало о чем говорит, – возразил Закери и, вздохнув, добавил: – Кроме того, ты его видишь первый раз и можешь ошибаться, не так ли?

– Но я его знаю по твоим рассказам, или ты что-нибудь присочинил?

– Но, может быть, я просто помню то, что мне хочется помнить, – снова вздохнув, возразил Закери.

– И все же, мне кажется, что он…

– До свидания, недотрога, – оборвал он ее, чмокнув в бровь. – Увидимся на похоронах. – Затем, уже подойдя к двери и взяв ключ, повернулся и задумчиво спросил: – Или ты хочешь присутствовать при чтении завещания?

Глаза Бесс загорелись.

– А можно? Должна признаться, что мне хотелось бы.

– Почему бы и нет, ты ведь должна стать моей женой. Может, если ты узнаешь, насколько станешь богата, то проникнешься ко мне большей благодарностью, чем просто поцелуй, – улыбнулся он.

– На это пока не рассчитывай, – строго возразила она. – Но я обязательно приду.

– Я перекинулся… несколькими словами со Стиббсом, милорд.

Сняв рубашку и сапоги, Алекс лежал на постели, положив ногу на ногу и прикрыв лицо рукой, чтобы загородиться от света канделябра, поставленного камердинером на стоящий возле кровати столик красного дерева.

– Я так и думал, что это случится, Дадли, – сухо ответил он, не шевельнувшись.

Очевидно, что даже столь мало поощряющего к разговору ответа для слуги оказалось вполне достаточно. Алексу не нужно было смотреть на него, чтобы представить своего взвинченного до предела камердинера, стоящего руки в боки с выражением оскорбленного презрения на лице.

– Несносный недоумок! Безалаберный неумеха! – воскликнул тот театральным тоном. – Заставил меня мокнуть под дождем, а потом стоять в холле почти полчаса! Скажите пожалуйста, разве сложно было найти пару лакеев, чтобы перетащить вещи? И пока я ждал, мне не предложили ни капли эля – да что там эля, ни капли воды, – чтобы промочить пересохшее горло. А горлу было от чего пересохнуть, милорд, я до смерти перепугался, ведь мне пришлось ехать в эту дьявольскую грозу! Алекс переложил руку на лоб и, нахмурив брови, многозначительно посмотрел на слугу. Дадли выпрямился и попытался как можно убедительнее изобразить позу оскорбленного достоинства. Его огненно-рыжие волосы матово блестели в свете неяркого пламени свечей, а на веснушчатом, молодо выглядевшем для человека, которому уже под сорок, лице появилось подобающее случаю сокрушенное выражение.

– Разумеется, милорд. Вы совершенно правы! – чопорно произнес он. – Не стоило так выходить из себя. Прошу прощения, я просто потерял голову! Но не могу выносить, когда хозяйством управляют из рук вон плохо. Вместо того чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, Стиббс суетится насчет трюфелей! – Алекс удивленно поднял бровь, и на его губах промелькнула усмешка. – Да, да, я знаю. Я тоже слежу за кухаркой. Но вы должны признать, милорд, что в то же время я никогда не пренебрегаю своими обязанностями.

– Согласен с тем, Дадли, что твои промахи заметить гораздо сложнее, – протянул Алекс, садясь на постели и спуская ноги на пол. – От твоего критического взгляда вряд ли что может ускользнуть. Однако согласись, ты очень нервный человек.

Очевидно, это довольно мягкое замечание все же болезненно задело Дадли. Кинув на хозяина недобрый взгляд, он молча продолжил распаковывать вещи.

– Ладно, Дадли, перестань дуться, – насмешливо сказал Алекс. – Если бы я знал, что ты будешь лишь сердиться да жаловаться, то лучше прихватил бы с собой тетушку Сефрону.

Теперь настала очередь Дадли в удивлении приподнять бровь.

Алекс понял его молчаливый вопрос и резко ответил:

– Да, ты совершенно прав. Ты, мой дорогой, чистишь мои сапоги и гладишь рубашки гораздо лучше, чем тетушка. Но все-таки надеюсь, что ты уживешься с местными слугами и у тебя не будет с ними склок, пока мы живем здесь, в Пенкерроу.

Несмотря на все старания, Алексу не удалось скрыть прозвучавшую в голосе усталость. Будучи одаренным от природы большой физической силой, он понимал, что эта усталость имеет скорее моральное, чем физическое происхождение.

Обладая почти женской восприимчивостью, Дадли немедленно отметил нотку раздражения в голосе хозяина и, повернувшись, пристально посмотрел на него.

– Могу я спросить, милорд, как долго нам придется оставаться в Пенкерроу?

Избегая взгляда слуги, Алекс просто ответил:

– Я не знаю.

Казалось, Дадли хотел сказать еще что-то, но промолчал и продолжил свое занятие. Алекс был благодарен своему камердинеру за это молчание. Ожидать от Дадли сдержанности, когда тому хотелось высказаться, представлялось маловероятным.

Алекс подошел к столу и налил в оловянный таз теплой воды, которую заказал для него Дадли. Потом кинул туда губку, отжал ее, потер о кусок ароматного мыла и тщательно вымылся, с наслаждением ощущая влажной кожей прохладу воздуха. Затем взял лежавшее рядом полотенце, вытерся и тут заметил, что Дадли с беспокойством наблюдает за ним в зеркало. Увидев, что обнаружен, Дадли быстро отвернулся.

Алекс вздохнул, кляня себя за то, что не смог скрыть своего беспокойства по поводу встречи с Заком. Его камердинер отличался настырной заботливостью. И особенно по отношению к Алексу.

Дадли поступил на службу в Окли-холл двадцать пять лет тому назад, когда Алекс ходил еще в коротеньких штанишках. Лорд Росс нашел его через лондонское бюро по найму прислуги и нанял в качестве младшего лакея. Тогда Дадли было только тринадцать лет, и, хотя он, несмотря на то, что вечно жил впроголодь, достиг уже своего настоящего роста, его фигура больше походила на фонарный столб с птичьим гнездом красного цвета наверху, чем на фигуру юноши.

Его вдова-мать зарабатывала на жизнь акушерством, но умерла от внезапного приступа лихорадки. Дадли с малолетними братьями и сестрами пришлось пробиваться в жизни самостоятельно.

Все эти годы Дадли медленно, но верно поднимался по служебной лестнице. Он был младшим лакеем, помощником кучера, старшим лакеем и, наконец, камердинером.

Внимание к житейским мелочам, честность и преданность позволили ему выделиться. Эти скорее женские качества, не совсем обычные для мужчины, оказались весьма полезными в его карьере.

Часто он напоминал Алексу незамужнюю тетушку – суетливую, ворчливую, любящую поучать, придирчивую и выказывающую весьма заботливый и иногда надоедливый интерес к обстоятельствам личной жизни своего хозяина. Но поскольку Алексу слуга нравился и он находил некоторые его услуги неоценимыми, то решил примириться и с сопутствующими им неудобствами.

– Вы готовы одеваться, милорд? – спросил Дадли, вешая в гардероб последний жилет Алекса.

– Да, – проворчал Алекс, бросая полотенце. – Но я не позволю тебе помогать мне, если ты будешь смотреть на меня такими жалостливыми глазами, как будто я бедный ягненок, которого ведут на заклание. Не беспокойся. Я выдержу эту бурю так же, как выдерживал в своей жизни немало других.

– Конечно, кто бы сомневался, милорд, – успокаивающе сказал Дадли, натягивая на виконта тонкую батистовую рубашку. – Полагаю, мистер Закери тоже будет там?

– При чем здесь Зак? – повернувшись, отрезал застегивающий в это время рубашку Алекс.

– Ну, я же не настолько прост, чтобы не понимать причины вашего колючего настроения, не так ли? – спокойно заметил Дадли, потянувшись за шейным платком, который он повесил на широкой спинке кресла. – Если позволите, милорд, – продолжил он, учтиво пододвигая стул к туалетному столу и элегантным движением руки указывая, что его светлость должен сесть.

Бросив на слугу сердитый взгляд, Алекс уселся перед большим овальным зеркалом. Дадли протянул ему шейный платок.

– Могу я предложить вам эту расцветку, сэр? Он как раз годится для столь грустного случая, как похороны. Так о чем я говорил? – Он задумался, одновременно аккуратно перекидывая через согнутую левую руку два других шейных платка. – Ах да, о сэре Закери. Он неразговорчив, не правда ли?

Алекс буркнул что-то неразборчивое, теребя и перекручивая нетерпеливыми пальцами концы накрахмаленного муслинового платка. Удивленно приподняв брови и недовольно надув губы, Дадли наблюдал, как его обычно такой искусный в этом хозяин завязывает на платке нечто невообразимое.

– Черт побери! – рявкнул Алекс, рывком сорвал с себя платок и бросил его безнадежно скомканным на пол.

Дадли молча подал ему другой.

– Сэр Закери всегда был очень упрям, вы же знаете, – продолжил он, как будто Алекс не смахивал на разъяренного медведя, а мирно поддерживал с ним разговор. – Но, разумеется, вы, милорд, всегда умели обращаться с ним. Насколько я помню, вам чудесно удавалось расшевелить его и он выходил из своего мрачного состояния. Обычные мягкие выговоры няни вообще не приводили ни к какому результату, а лорд Росс не уделял мальчику ни капли внимания. Но вы, милорд, вы чудесно с ним ладили. Вы один могли найти с мальчишкой общий язык и, как мне говорили, одним махом добивались нужного результата.

– Если ты хочешь предложить, чтобы я обращался с Закери так же, как тогда, когда ему было пять лет, – проворчал Алекс, – то можешь убираться отсюда. Черт, подай мне другой галстук!

Дадли подал ему требуемое и вежливо произнес:

– Я уверен в том, что вы лучше меня знаете, что делать, милорд. Просто мне показалось, что вам нужна маленькая подсказка. Нельзя же меня за это винить?

Алекс взглянул в зеркало на стоящего с невинным выражением лица Дадли.

– Если мне понадобится, я тебя спрошу, – холодно сказал Алекс. – Дадли замер. – Пока я не нуждаюсь в твоих советах, – окончил он с недовольной усмешкой. – Если честно сказать, твоя чертова привычка совать нос в чужие дела просто выводит меня из себя, хотя твои услуги просто незаменимы.

Услышав столь лестный для себя отзыв, Дадли горделиво выпрямился. Чувствуя себя обязанным, он попридержал язык и в полном молчании помог хозяину завершить свой туалет.

Однако, несмотря на всю неуместность замечания камердинера, Алекс вынужден был признать, что тот в чем-то прав. Может быть, действительно Зака необходимо, как в детстве, поддразнить и завести до такой степени, чтобы тот выговорился? Может быть, для восстановления их былых отношений нужны лишь откровенный разговор, открытость чувств, обмен мыслями? Его черные глаза заблестели и сузились – Алекс принялся обдумывать линию своего поведения.

Дадли увидел, как угрюмое выражение на красивом лице хозяина сменилось решимостью, и почувствовал себя полностью удовлетворенным.

Тяжелый маятник напольных часов издавал громкий звук, гулко отдающийся в полной тишине библиотеки, где собравшиеся ожидали поверенного.

Алекс сидел на одном конце длинного дивана, а у его ног, положив массивную голову на вытянутые лапы, пристроился Шедоу. Закери сидел на другом конце, а его очаровательная невеста, облокотившись на спинку, рассеянно поглаживала гладкие, прямые волосы на затылке своего жениха. Время от времени Алекс посматривал на тонкие белые пальцы, которые она запускала в шевелюру брата, и старался подавить в себе раздражение. Черт побери, эта девица может свести с ума!

У него имелся план, который надо было привести в исполнение, касающийся брата. Следовало с чего-то начать, а Зак упрямо молчал.

– Через двадцать минут должен явиться викарий, – неожиданно произнес Закери раздраженным голосом. – Где может быть мистер Крэг?

Ага, вот и начало…

– Ты это мне? – с наигранным удивлением спросил Алекс.

– Да нет… Я не обращался ни к кому в особенности, – проворчал Закери.

Алекс слегка приподнял бровь.

– Ни к кому не обращался? Вот как? Тогда, может быть, ты разговаривал с Шедоу? – Услышав свое имя, пес поднял голову и, глядя на Алекса преданными глазами, ждал продолжения.

– Зачем мне разговаривать с собакой? – огрызнулся Закери. – Знаешь ли, я еще не настолько спятил.

– О, я не хотел тебя обидеть. Ничего плохого в том, если бы ты и поговорил с ним, – заверил брата Алекс, протягивая руку и ласково дергая собаку за ухо. Пес закрыл глаза, и на его морде появилось выражение полнейшего удовольствия. – Видишь ли, я сам все время с ним разговариваю.

Алексу послышался приглушенный смешок, и он кинул взгляд в сторону Бесс, которая теперь примостилась на подлокотнике дивана, положив руку на плечо Зака.

Но когда тот с подозрением взглянул на нее, смешок уже потонул в притворном кашле. Очевидно удовлетворенный этим, Закери снова повернулся к Алексу, но того обмануть было нелегко – он смотрел на Бесс.

На ее лице читались напускная скромность и озорство. Казалось, девушка с нетерпением ожидает продолжения обмена взаимными выпадами в этой словесной дуэли. Внезапно Алекс понял, что Бесс точно знает, что он собирается сделать, и одобряет его поведение. И от этой неожиданной поддержки у него потеплело на душе.

– Если бы я хотел поговорить с кем-нибудь, я обратился бы к Бесс, – наконец нашелся Закери, кидая на Алекса горящий и вызывающий взгляд.

– О, Зак, ты мне льстишь, – живо откликнулась Бесс. – Но мы сидим здесь уже около часа, а ты не заговорил даже со мной. Молчал как рыба.

– У меня нет интересной темы для разговора.

– Воспитанные люди ни в коем случае не должны позволять, чтобы подобная причина помешала светской беседе, – заметил Алекс.

Закери напрягся.

– Не хочешь ли ты сказать, что я невоспитанный человек, Алекс… лорд Росс?

Алекс заметил эту оговорку и обрадовался. Он не смог отказать себе в удовольствии бросить взгляд на Бесс, хотя это и было рискованно. Ее широкая улыбка явилась отражением его чувств. Хорошо продуманный план вывести из себя и раздразнить брата, чтобы растопить стены из льда, которыми тот себя окружил, кажется, начинал работать.

С наигранной безмятежностью, выдержав все более темнеющий взгляд Закери, Алекс любезно продолжил:

– Черт побери, вы, корнуолльцы, больно чувствительные люди! Впрочем, это неважно. Во всяком случае, я бы очень удивился, если бы ты обратился именно ко мне. Если бы я принимал гостей и передо мной лежал выбор, с кем именно мне говорить, к примеру, пришлось выбирать между братом, собакой и прекрасной девушкой, то я, без сомнения, знал бы, на ком остановить свой выбор.

Алекс был совершений уверен – сейчас Закери должен энергично возразить ему, может быть, сказать нечто вроде того, что лорд Росс наверняка предпочел бы поговорить с собакой.

Но Зак, видимо, почувствовал, что его пытаются поймать на удочку. Он поджал губы и сложил руки на груди, всем своим видом олицетворяя упрямство.

Сердце Алекса упало. Зак всегда был невероятно неподатливым ребенком! Сколько раз на его памяти он видел брата сидящим в этой позе, когда няня пыталась накормить его овощами. Однако, отбросив в сторону воспоминания, Алекс настойчиво попытался все-таки осуществить свой план.

– Но я понимаю истинную подоплеку твоего беспокойства, братик, – сказал он с тяжелым вздохом. – Не вижу причины, по которой дорога из Эксетера могла бы отнять у мистера Крэга столько времени, даже принимая во внимание грозу.

Алекс немного помолчал, как раз столько времени, чтобы Закери подумал, что он вновь погрузился в молчание. Но как только увидел, что брат опустил руки и принял более свободную позу, непринужденно начал:

– Увы, это, верно, ужасно раздражает, когда приходится кого-либо дожидаться. Да вот только сегодня… – Остановившись на мгновение, он отполировал ногти правой руки о плотную ткань, обтягивающую его бедра, и поднес руку поближе к глазам, чтобы рассмотреть результат. Краем глаза он заметил, что Закери вновь принял ту же напряженную позу. – Сегодня, – беспечно продолжил он, – я целый час должен был дожидаться, пока Дадли – это, если вы не знаете, мой камердинер – присоединится ко мне здесь, в Пенкерроу. А ведь мы выехали вчера из Окли-холла одновременно. Но Дадли такая бестолочь! Заставил кучера править так, как будто тот везет стекло. – И он доверительно наклонился к Закери. – Беспокоится обо всем на свете. Привередливый, как незамужняя тетушка. У него столько же причуд и придирок, как и веснушек. Дадли, знаете ли, веснушчатый.

– Мне абсолютно безразлично, есть ли веснушки у твоего слуги, как, впрочем, и любые другие подробности о его персоне, какими бы поразительными они ни казались, лорд Росс, – отрезал Закери. – И почему ты решил, что мне будет интересна эти праздная болтовня, Алекс… лорд Росс, это просто выше моего понимания.

При второй оговорке Зака Бесс, скрывая улыбку, прикрыла рот рукой, но глаза ее весело блестели. Едва сдерживаясь сам, Алекс только начал было сочинять опровержение к этой гневной реплике, как дверь отворилась и в комнату влетел низенький, плотный человек, одетый в черное пальто и мешковатые черные же брюки.

– Ужасно извиняюсь за то, что заставил вас ждать, сэр, – пробормотал он умоляющим тоном, низко кланяясь Закери. – Ваш покорный слуга, мисс Тэвисток, – произнес он с другим глубоким поклоном. Затем, заметив Алекса и поклонившись еще ниже, торопливо добавил: – И ваш тоже, милорд. Ведь вы лорд Росс?

– Да, – ответил Алекс. – А вы, конечно, мистер Крэг? Не трудитесь объяснять причины опоздания, – посоветовал он торопливому поверенному. – Это только отнимет время, а его у нас сейчас не слишком много. Ваши приветствия вместе со всеми этими поклонами и так отняли его достаточно много. Похороны начинаются через пятнадцать минут, а вам еще надо прочитать официальный документ, который мы, в свою очередь, должны осмыслить. Надеюсь, он не слишком длинный?

Мистер Крэг, смуглый человек с таким большим и крючковатым носом, что он совершенно точно соответствовал его фамилии, казалось, обрадовался, что избавлен от необходимости давать извинения. Он подтащил стул поближе и уселся прямо напротив дивана, который занимали братья. Бесс по-прежнему сидела на подлокотнике.

Он порылся в большой потертой кожаной сумке и выудил оттуда несколько листов бумаги.

– Разумеется, документ длинный, лорд Росс, но на самом деле нет никакой необходимости зачитывать его полностью. Намерения мистера Хейла по передаче своего имущества можно вкратце выразить в нескольких словах.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Зак, наклоняясь вперед.

– Только то, что сказал. Он все оставил вам, мистер Викем, – деньги, владения, все, что принадлежало ему лично…

– Это меня не удивляет, мистер Крэг, – прервал его Алекс. – Так оно и должно быть.

Но зачем тогда наш дед потребовал, чтобы при оглашении столь ясного завещания присутствовал именно я?

– Он оставил Закерн Викему все – кроме этого… – Мистер Крэг вновь нырнул в свою необъятную сумку, вытащил оттуда большой толстый пакет и протянул его Алексу. – А теперь, если вы меня извините, я пойду и выпью чашку горячего чая, который мне предложили по прибытии. – И мистер Крэг, к которому все моментально потеряли интерес, откланялся и вышел из комнаты.

Алекс взглянул на пакет.

– Бог мой, стоит ли открывать! – воскликнул он и посмотрел на Закери. Тот с любопытством тоже уставился на пакет. – Ты ведь ничего не знаешь о содержимом этого пакета, а?

– Нет, не знаю, – ответил Зак и нетерпеливо спросил: – Так ты собираешься его открывать?

– Может быть, лучше дождаться конца похорон? – нерешительно сказал Алекс.

Бесс слезла со своего места и втиснулась на диване между подлокотником и Закери. Ее широко открытые голубые глаза были полны нескрываемого любопытства.

– О, пожалуйста, откройте его сейчас, милорд, – умоляюще сказала она.

Кто же мог устоять перед такой мольбой? В ответ Алекс немедленно сорвал печать, скрепляющую шнурок, которым был запечатан конверт, и высыпал его содержимое на диван между собой и Закери.

Там оказались две связки писем и сложенный вдвое плотный лист. Недоуменно взглянув на две стопки писем, он тут же понял, что одна из перевязанных бечевкой стопок содержала в себе письма, которые он долгие годы писал Заку, надеясь получить от него ответ, а другая – письма, которые посылал ему Зак. Или, вернее, это были письма, которые Зак писал ему, но которые так никогда и не были отправлены!

– Боже мой, так, значит, старик обманывал нас, – пробормотал он скорее самому себе, чем Заку. Алекс поднял глаза на брата, который сидел неподвижно как статуя и в таком же ужасе смотрел на письма. – И ты вообще никогда не видел моих писем?

– Нет, никогда, – с трудом выговорил Закери. – А ты не видел моих?

– Нет. Было только одно. – И Алекс поморщился при воспоминании об этом ненавистном ему письме. – То, которое ты написал мне после смерти отца.

– Но я не писал тебе после смерти отца! – воскликнул Закери, вскакивая, внезапный всплеск эмоций не позволил ему усидеть на месте. – Я ждал от тебя хоть какой-нибудь весточки. Думал, что если он раньше запрещал тебе писать, то после его смерти все изменится.

Алекс тоже вскочил.

– Но я же получил письмо! В нем ты написал, что не желаешь иметь со мной ничего общего, клянусь!

Закери наклонился и вытащил из пачки одно из своих писем, повертел его в руках и ткнул пальцем в одну из строчек.

– Тот почерк был похож на этот, не помнишь? – спросил он.

Алекс схватил письмо.

– Не могу сказать точно, но, по-моему, нет… Но почему…

– Потому что я не писал письмо, которое ты получил. Должно быть, его отправил дед. Боже мой, что же он сделал! Это все дело рук деда. Наш отец, по крайней мере, отсылал твои письма мне.

– Господи помилуй, да перестаньте вы строить предположения, – потребовала Бесс, подпрыгивая от возбуждения. – Прочитайте письмо! – И когда оба джентльмена недоуменно взглянули сначала на нее, а потом на десятки писем, лежащие на диване, она схватила сложенный вдвое лист и замахала им перед носом Алекса. – Вот это письмо, вы, полоумные! В нем ваш дед должен был объяснить все. Прочитайте письмо и оставьте ваши ни на что не годные подозрения.

Алекс послушался. В письме деда действительно оказалось объяснение. Тихим голосом, под стук маятника и бормотание льющего за окном дождя, он прочел вслух:

– Так, значит, это все-таки отец, – сказал несколько ошарашенный Закери. – До чего же он меня ненавидел, это надо же! Но почему меня лишили брата? Можно понять, почему отец сам не хотел видеть меня, однако…

– Ну а я так и не понял, почему он отослал тебя, – хрипло сказал Алекс, – Бог мой, ты же его собственная плоть и кровь. Ты же не виноват в том, что случилось с матерью.

– Но я ведь действительно поверил в то, что ты испытывал ко мне такую же ненависть, Алекс. По крайней мере, думал, что ты охотно забыл, что мы с тобой братья. А оказывается, все эти годы ты думал обо мне!

– А ты обо мне…

В комнате воцарилась тишина. Даже дождь на некоторое время перестал стучать по оконным стеклам. Все ощущали важность этого знаменательного момента. Алексу показалось, что в комнате только он и брат. Наконец-то они вместе!

И внезапно, не понимая, да и не заботясь о том, кто из них сделал первый шаг, он и Зак слились в крепком мужском объятии. Яростно стиснув друг друга, они перешли на крепкие хлопки по спинам. Потом, разорвав объятие, Алекс с неловкой улыбкой на лице заявил:

– Нам многое придется наверстать, братик;

Бесс наблюдала за ними, и в глазах ее стояли слезы счастья. Она была очень рада за Зака и Алекса. Но затем, глядя на их мальчишеские улыбки и горевшие глаза, она вдруг почувствовала, как в душу ее закрадывается другое, темное, беспокойное и непрошеное чувство. Она чувствовала себя лишней. Она ревновала…

Глава 3

– Куда же они подевались, Стиббс?

– Ей-Богу, не знаю, мисс, наверное, уехали.

– Они уехали в карете или верхом?

– Я был на кухне, мисс, и не видел, как они уезжали.

Бесс раздраженно вздохнула.

– Так, может быть, они вообще не покидали дома? Ты уверен, что их нет в библиотеке?

Закери сказал, что встретится там со мной сразу после завтрака!

– Один из лакеев сказал мне, что видел, как они сразу после завтрака уехали, мисс, – настаивал на своем Стиббс.

Бесс с явным неудовольствием посмотрела на неразговорчивого камердинера. Она была уверена в том, что, сохраняя серьезную мину, тот смеется над ней. И кто может обвинить его в этом, подумала она, поворачиваясь и выходя на залитый солнцем передний двор, по которому конюх вываживал ее оседланного гнедого мерина. За последний месяц это был далеко не первый случай, когда Закери не оказывалось на месте, хотя он и обещал ей быть.

Бесс нетерпеливо прошлась взад-вперед по засыпанной гравием дорожке. Подол широкой юбки темно-синего костюма для верховой езды бил ее по ногам, шляпка, которую она держала за ленты, раскачивалась из стороны в сторону. Прикрыв глаза от солнца ладонью, девушка посмотрела на торфяную равнину, потом в противоположном направлении – на море. Братья могли быть где угодно, с горечью подумала она. Алекс выразил желание познакомиться с Корнуоллом, а Зак, кажется, решил выполнять любое, даже самое незначительное, желание брата. Фактически в своем обожании Алекса он теперь напоминал ей верного пса. Зак стал вторым Шедоу.

Бесс дала знак конюху, и юноша подвел лошадь поближе.

– Спасибо, Генри, – сказала она с вымученной улыбкой слуге. – Ты мне больше не понадобишься.

Генри направился обратно к конюшням, но перед этим кинул на нее обожающий взгляд. Очень плохо, что Зак больше не выказывает ей подобных чувств, угрюмо подумала она, погладив лошадь по шелковистой морде. С тех пор как на сцене появился Александр Викем и оба брата уладили свои разногласия, Зак обращает на нее столько же внимания, как на сидящую на заборе ворону.

Бесс очень хотела, чтобы их отношения наконец наладились, но никак не ожидала, что из-за этого сама окажется лишней.

Зак и Алекс, казалось, пытались наверстать те семнадцать лет, на которые их разлучили судьба и воля неумолимого отца. Теперь Бесс чувствовала себя покинутой. Даже когда они все вместе гуляли, она все равно ощущала себя посторонней.

Однажды в момент крайнего раздражения ей пришло в голову раздеться, соблазнить Зака и тем самым отвлечь его от брата. Но она отказалась от этой идеи, представив себе, насколько будет унизительно, если тот вдруг посоветует ей не быть дурой и одеться обратно. Кроме того, Бесс вовсе не собиралась заниматься любовью с Заком до замужества.

Нет, ей явно придется найти какой-либо другой способ покончить с надоевшей дружбой двух братьев.

Конечно, Бесс не могла отрицать, что Алекс оказался интересным человеком. Путешествия, образование, служба в чине капитана драгунского полка во время войны с Наполеоном, круг друзей и знакомых в Лондоне и по всему свету – все это давало тому материал для множества увлекательных историй. Но даже в случае, если бы Алексу нечего было сказать, кроме того, что ветер сегодня, кажется, холодноват или что пирог с яблоками оказался недурен, все равно он легко привлекал бы к себе внимание.

Александр, лорд Росс, был неординарной личностью. Бесс злилась, когда ловила себя на том, что ощущает это столь же остро, как и Зак.

– Ну что ж, малыш, – сказала она, легко залезая на лошадь и надевая свою шляпку. – Я все равно не собираюсь сдаваться! Семнадцать лет Зак был моим лучшим другом и, Бог даст, еще сорок будет моим мужем. Сейчас Алекс Викем, может быть, и завладел вниманием Зака, но он мой, и только мой!

Она только было собралась пустить Джинджера в легкий галоп и отправиться на поиски неразлучных братьев, как из-за каменного забора, окружающего сад, показалась ее сестра, Габриелл. Длинные светлые волосы, развившиеся на влажном воздухе, на бегу плескались за ее спиной. В голубом платье, соломенной шляпке с полями и полосатом шерстяном жакетике она выглядела как уменьшенная и более хрупкая копия Бесс.

– Эй, куда ты направилась? А где Зак? Я думала, что вы собираетесь поехать вместе.

– Я встречаюсь с ним в другом месте, – солгала Бесс, стараясь избегать проницательного взгляда младшей сестры.

– Чепуха! Он опять уехал без тебя, правда? – догадалась Габби, которая была слишком умной для своих восьми лет. – В таком случае не возьмешь ли ты меня с собой домой?

– Я вернусь за тобой попозже, Габби, – нетерпеливо ответила Бесс, с трудом сдерживая рвущуюся вперед лошадь. – Беги поиграй со щенками! Мне сейчас некогда, дорогая, ты же знаешь!

– Но я уже видела щенков, – с обидой возразила Габриелл. – У них глаза еще не открылись, и они только копошатся возле матери и скулят. Совсем глупые. И похожи на крыс. А я думала, что они уже видят и любят играть.

– Я предупреждала тебя, что еще слишком рано, – напомнила Бесс тоном старшей сестры. – Иди найди Сэдди. Может быть, она разрешит тебе поиграть на кухне, пока я не вернусь за тобой.

Габби уперлась кулачками в бока и капризно выпятила пухлую нижнюю губку.

– Я уже не ребенок, Лилибет! И не хочу больше пачкать руки в тесте и лепить имбирных человечков! Если бы только мама разрешила мне ездить на своей лошади…

– Если бы ты вела себя получше, маме бы не приходилось так часто запрещать тебе что-либо. Она боится, что ты опять отправишься в очередное дурацкое путешествие и снова потеряешься.

Габби сердито топнула ногой.

– Какая ты зануда, Бесс. Не понимаю, почему Зак хочет на тебе жениться! – Она выпрямилась и, гордо задрав нос вверх, в гневе пошла прочь, негодуя, как курица, которую только что окатили водой.

Бесс не могла не рассмеяться над этим представлением. В зависимости от того, какой подход казался той более эффективным, ее сестра могла быть ласковой и прилипчивой, как банный лист, злобной и недоступной, как загнанная в угол бродячая кошка, или, как сейчас, надменной и высокомерной, как обиженная принцесса. Если сестре когда-нибудь придется самой зарабатывать себе на жизнь, решила Бесс, из нее получится превосходная актриса, ни в чем не уступающая лучшим представительницам этой профессии.

Но для девушки с таким происхождением и воспитанием единственной подобающей положению возможностью проявить свои способности было замужество. Да поможет Бог ее будущему мужу, с улыбкой подумала Бесс. Хорошо, если у него самого будет сильная воля, а иначе эта бестия тут же оседлает его.

Кстати, о будущих мужьях…

Бесс пустила Джинджера рысью. Выехав через ворота и добравшись до узкой дороги, проходящей вдоль границы Пенкерроу, Бесс придержала лошадь, не зная, в какую сторону ей лучше направиться. Стоял прекрасный безоблачный день, и она решила, что братья скорей всего поехали в бухту Дозмери, чтобы полюбоваться видом на море. Будучи детьми, она и Закери часами играли там, строя из песка миниатюрные Камелоты и уносясь мечтами в волшебные легенды о Джиневьере и короле Артуре. Она направила лошадь на север, к морю.

По хорошо утоптанной тропе, вьющейся между невысокими кустами можжевельника и тамариска, Бесс достигла песчаной местности, утыканной скалами, белесыми от морской соли и помета крикливых чаек.

Через несколько минут она оказалась на вершине гранитной скалы, с которой открывался вид на морской простор. Легкий бриз путал ее волосы и приятно холодил щеки. С этого места до бухты, которой отсюда не было видно, можно было добраться лишь пешком по узкой, очень крутой тропинке, жмущейся к изъеденному непогодой склону скалы. Но если Зак и Алекс там, в бухте, то куда они подевали своих лошадей?

И как будто в ответ на свой невысказанный вопрос она услышала неподалеку ржание. Всего в нескольких ярдах от нее стояли привязанные к растущему из расщелины в скале дереву две лошади – серая в яблоках Зака и черный жеребец Алекса.

Бесс усмехнулась от гордости и удовлетворенного самолюбия. Она правильно догадалась, куда направился Зак, потому что знала его лучше, чем когда-либо сможет узнать Александр Викем или кто-либо иной!

Приободренная столь необходимым ей сейчас подтверждением своей духовной связи с Заком, Бесс подъехала к лошадям, спешилась, привязала Джинджера к тому же дереву и, нисколько не беспокоясь о том, что солнце и морской соленый ветер, без сомнения, увеличат количество веснушек на ее носу, сняла шляпку – ей стало жарко. Затем, перекинув подол юбки через руку и открыв при этом изящные ножки, начала спускаться по крутой тропинке в бухту.

Еще не видя самой бухты, Бесс услышала прорвавшиеся сквозь шум прибоя голоса Зака и Алекса. Они хохотали, очевидно крайне довольные обществом друг друга. Немного более высокий по тону смех Зака гармонично сливался с баритоном Алекса. Потом они вновь вернулись к тихому разговору, и она инстинктивно напрягла слух, безуспешно пытаясь подслушать, о чем именно говорят братья, чувствуя при этом всю глупость своего положения. Ах, как же ей хотелось попасть в их компанию, кто бы знал!

Бесс продолжила спуск по тропинке, до того неровной, что она вряд ли заслуживала такого названия. Поскользнувшись на подавшемся под ее ногой камне, она оцарапала лодыжку об острый выступ скалы и невольно вскрикнула от боли, хотя вовсе не желала, чтобы братья увидели ее спускавшейся со скалы с задранной выше колен юбкой. Вид у нее, с ее точки зрения, был довольно неприличный, и они посмеялись бы над ней – поэтому надо вести себя как можно тише. Приходилось только надеяться, что Шедоу не почует и не выдаст ее присутствия.

Наконец она спустилась, оставалось только обогнуть выступ гранитной скалы, чтобы оказаться на песке и у них на виду. Но, охваченная внезапным приступом стыдливости и понимая, что, возможно, братья будут совсем не обрадованы ее появлению, Бесс медлила. Нет, лучше взглянуть на них из-под прикрытия скалы, и только потом, если, конечно, вся ее решимость не исчезнет, она сможет обнаружить свое присутствие.

Бесс осторожно высунулась из-за огромного валуна и, едва бросив взгляд, со сдавленным восклицанием отшатнулась назад, ухватившись за скалу, чтобы не упасть. Братья были совершенно голые! Должно быть, они искупались и теперь загорали на солнце, лежа на двух больших плоских камнях, выдающихся из песка всего в нескольких ярдах от нее.

Не зная, что делать, она закусила губу, сердце ее колотилось сильно и тяжело, как кирка рудокопа, работающего на оловянных рудниках. Братья разговаривали о чем-то, но она не слышала ни слова – в ушах шумело от притока крови.

Она решила, что ей надо немедленно уходить отсюда. Она не имела права подсматривать за тем, как ее жених и его брат обнаженными загорают под солнцем. Но, несмотря на голос разума и вполне естественный страх неопытной девственницы, никогда в жизни не видевшей голого мужчины, Бесс обуяло любопытство. Она хотела остаться, хотела увидеть это.

Кроме того, оправдывалась Бесс перед собой, осторожно высовывая нос из-за выступа скалы, скоро Закери станет ее мужем и она, без сомнения, время от времени будет видеть его без одежды.

Но когда двое мужчин оказались у Бесс на виду, ее вниманием полностью завладел Александр, лорд Росс, этот титулованный цыган, этот элегантный бродяга. Спящий рядом с ним огромный белый пес только подчеркивал красоту его смуглого тела.

Странно называть мужчину красивым, но он действительно выглядел великолепно. Его длинные мускулистые ноги были покрыты негустыми темными волосами. Широкая грудь и плечи оказались не результатом портновского искусства, а были даны ему от природы. Он лежал на боку, лицом к Бесс, одной рукой подпирая голову, тогда как другая расслабленно лежала на стройном бедре и, к счастью, – а может быть, к несчастью? – загораживала от нее его мужское естество.

Талия Алекса была узкой, живот плоским и мускулистым. Ниже живота начинается треугольник волос, острие которого скрывалось за опущенной рукой.

Взгляд Бесс еще раз пробежал вдоль всего его тела и невольно остановился на лице. Вот уже почти месяц она видела Алекса каждый день, и ей хорошо была знакома эта смуглая красота, сильные, резкие черты, чувственные губы, которые так часто кривились в насмешливой улыбке. Но сегодня, с беспорядочно растрепанной копной черных волос… он казался богом.

Все в ней воспротивилось против этого слова, против этого определения. Так ли уж он неотразим? Но тогда почему у нее пересохло во рту? Почему так участилось дыхание? Почему так сладко заныла грудь? Почему во всем теле она ощущает такой жар? Почему так дрожит?

Бесс с трудом оторвала взгляд от Алекса и прислонилась горячим лбом к прохладной поверхности скалы. Какая же она дура! Ну чего она так разволновалась? Она нервничает и возбуждена потому, что совершает сейчас поступок, находящийся в прямом противоречии со всеми принципами, на которых ее воспитывали, и, естественно, вид обнаженного мужчины должен производить на нее ошеломляющее впечатление.

Решив проверить свою теорию, Бесс посмотрела на Закери.

Тот лежал к ней спиной. Хотя и не такой мускулистый, Зак, тем не менее, был прекрасно сложен – широкие плечи, узкие бедра, крепкие ягодицы. Ноги были покрыты негустой порослью волос, таких же золотистых, как и густая копна на его голове. Он выглядел как Аполлон. Именно так, как она себе и представляла.

Но где же все те смущающие душу ощущения, захлестнувшие ее при взгляде па Алекса? Смотреть на Зака все равно что разглядывать картину или статую. Эта красота трогает душу, приятно ею любоваться, но…

Не в силах противиться искушению, она еще раз взглянула на Алекса. И от его вида кровь вновь бросилась ей в лицо. Он был потрясающе красив. Вид Алекса рождал в ней желание, которого она никогда в жизни не испытывала. Бесс желала его так, как хотела желать Зака в тот момент, когда тот целовал ее.

Если бы только ее мог поцеловать Алекс, подумала она, и при мысли о долгих, томительных, страстных поцелуях и переплетенных руках и ногах у нее все поплыло перед глазами.

И гут он передвинул руку. Бесс с трудом вздохнула, ей показалось, что она прямо сейчас на этом месте потеряет сознание. Да, он красив. В нем великолепно все. Красив, как бог, и неотразим, как дьявол.

Алекс наслаждался. Тепло солнечных лучей растекалось по коже, как горячий мед, ему казалось, что он может лежать на этой скале до конца своей жизни. Море было спокойным и голубым. Оно расстилалось под столь же лазурным летним небом как сказочный пенный ковер.

– О чем ты задумался?

Зак выглядел таким же умиротворенным, как и он сам, подумал Алекс. Похож на растянувшегося на солнышке желтоглазого кота с золотистой шерстью.

– Думаю о том, что я рад своему приезду сюда, – ответил Алекс с улыбкой. – Но об этом мы с тобой уже говорили.

– Да, – согласился Зак, возвращая улыбку. – Собственно говоря, я надеялся, что ты думаешь о… о чем-то другом.

Алекс вопросительно поднял брови.

– Почему бы нам вечером не проехаться в Сент-Тисс, а? – с энтузиазмом предложил Зак. – Там есть одна крошка, с которой я с недавнего времени встречаюсь. Ее зовут Тэсс. Я поселил ее в небольшом домике, ну и все прочее. Наверное, она удивляется, что я так давно не появлялся.

Уверен, что у нее найдется миленькая подружка, Алекс. Мне кажется, что, проведя месяц в нашем захолустье, как ты как-то изволил выразиться, ты должен испытывать определенные неудобства в этом плане. Что на это скажешь?

Улыбка сползла с лица Алекса. Предложение было кстати и нисколько его не удивило. Конечно, он знал, что Зак вряд ли ведет жизнь аскета, и, вне всякого сомнения, сам таковым не был. Но в его голове неожиданно возник непрошеный и нежданный вопрос – зачем брату нужен кто-то еще, когда у него есть такая прелестная невеста, как Бесс.

– Если уж ты завел разговор о своих любовных приключениях, – начал он, слегка нахмурясь, – то не кажется ли тебе, что в последнее время Бесс немного захандрила? Знаешь, мне кажется, она немного обиделась на меня, ведь до моего приезда ты целиком принадлежал ей.

Зак небрежно отмахнулся.

– Чепуха. Бесс не дурочка. Она все понимает. И кроме того, – прибавил он с самоуверенной усмешкой, – скоро мы поженимся и ей будут принадлежать все мои ночи.

– Все ночи? – Алекс испытующе посмотрел на брата. – Значит ли это, что ты откажешься от малышки Тэсс?

– Разумеется, нет, – ответил Зак. – Я очень привязан к Тэсс. Думаю, что со временем мне станет мало одной Бесс. А если она забеременеет, то вряд ли захочет иметь со мной какие-то дела. Что же тогда делать мужчине? По-моему, единственный выход – это иметь любовницу.

– Возможно, это и так, когда брак лишен любви и страсти, – возразил Алекс. – Но Бесс – очень привлекательная штучка, и ты ее любишь, ведь правда?

– Боже мой, конечно, я люблю ее, – признал Зак с обезоруживающей улыбкой. – Она возбуждает меня. Сказать по правде, думаю, что с гораздо большим удовольствием занялся бы сегодня ночью любовью с ней, а не с Тэсс. Да, она весьма привлекательна и, бьюсь об заклад, полна страсти. Но пока на ее пальце не окажется это чертово золотое кольцо, она не позволит мне даже дотронуться до себя. Что бы ты сделал на моем месте? Алекс вздохнул.

– Тогда почему ты не назначишь день свадьбы? – спросил он ровным и безразличным тоном. – Никто тебя не будет винить, если ты не соблюдешь полагающийся годовой траур по деду. Вы были помолвлены еще до его болезни, а здешние люди не такие уж ярые сторонники благопристойности, чтобы возражать против этого, так ведь?

– Ты бы удивился, если бы знал, какими твердолобыми могут быть местные жители, – с горечью возразил Зак. – Я и так приобрел репутацию порядочного распутника. И это только потому, что делал естественные для мужчины вещи!

– Но вернемся к Бесс… – Алекс хотел еще раз поговорить с братом о браке, постараться приблизить день свадьбы. Чем скорее Бесс выйдет замуж за брата, тем скорее он сам сможет избавиться от преследующего его пленительного образа девушки.

Внезапно внимание Алекса привлекло какое-то необычное движение возле скалы, за которой начиналась тропинка. Неужели за ними кто-то следит?

Стараясь делать вид, что не смотрит в ту сторону, Алекс скосил глаза на скалу. Он продолжал разговор с братом, но перевел его от женщин вообще и Бесс в частности на другую интересующую их обоих область – на лошадей. Зак, по всей видимости, ничего не заметил или ему было абсолютно все равно, о чем говорить.

А вот и опять! Хотя Алекса отделяли от скалы несколько ярдов, он не сомневался, что заметил длинную шелковистую прядь каштановых волос, развевающихся на дующем с моря легком веерке. Не было никакого сомнения в том, кому именно принадлежат эти волосы, – он давно отметил этот необыкновенный медно-золотистый оттенок. За ними наблюдала Бесс. Она видела их, его и брата, в обнаженном виде!

Нужно прикрыться, подумал Алекс. Но сделать это надо непринужденным образом. Он не хотел смущать девушку, показав, что знает о ее присутствии, знает, что она подглядывает за ними. Но почему-то, да простит его Бог, закрываться не хотелось. Ему понравилось, что Бесс, застав их без одежды, не убежала, что оказалась достаточно любопытной, чтобы остаться и подсматривать за ними, и, возможно, даже получала удовольствие от увиденного. Это означал, что малышка не ханжа, и, по всей видимости, свидетельствовало о страстности ее натуры.

Эта мысль сильно возбудила его. Алекс почувствовал, как ускорился пульс, напряглось тело и начало твердеть внизу живота. Решив не показывать Бесс большего, чем то, на что она могла рассчитывать, и невольно не выдать, что он знает о ее присутствии, Алекс быстро поднялся и прыгнул в воду. Вынырнув на поверхность, он увидел пристально смотрящего на него Зака.

– У тебя что, солнечный удар? – спросил брат, на лице которого было написано выражение неподдельного недоумения, смешанного с весельем. – Я даже не успел закончить фразу. Должен тебе сказать, когда ты…

– Извини, Зак, – прервал его Алекс, бросая взгляд на скалу. Резко встав и прыгнув в воду, он разбудил пса, и сейчас собака, виляя хвостом, тоже смотрела в ту же сторону. Девушки там не было. – Просто немного перегрелся на солнце. Давай сюда! У нас есть время, чтобы еще разок искупаться перед чаем.

Если он задержит Зака еще на полчасика, Бесс вполне хватит времени, чтобы вернуться домой или в Пенкерроу. Алекс тоже не хотел торопиться – он желал Бесс, и ему надо было обдумать создавшуюся ситуацию.

– Я рада, что мы остаемся к чаю, Лилибет, – сказала Габби, ерзая по дивану. – Я помогала Сэдди и кухарке печь лепешки. Они с черникой, как раз такие, как любит Зак.

И хотя до того Габби упорно твердила, что не собирается пачкать руки тестом, она была вся в муке, что свидетельствовало об изменчивости женской натуры.

– Уверена, что они будут очень вкусными, Габби, – ответила Бесс, с рассеянным видом погладив сестру по плечу.

После приключения в бухте она чувствовала себя не в своей тарелке. Влечение, которое она ощутила к Алексу, влечение, на которое до того она не обращала внимания, объясняя его вполне естественной и безобидной привязанностью к брату своего жениха, начало перерастать в нечто пугающее. Чувство обиды на привязанность Зака к Алексу оказалось не столь простым, как Бесс первоначально полагала. Похоже, что она главным образом обижена на то, что ей отказано в компании не столько Зака, сколько Алекса. Боже мой, чего же, в конце концов, она хочет?

Вся беда в том, что в присутствии Алекса она испытывала те эмоции, которые ей хотелось бы испытывать наедине с Заком. Но она же любит Зака. И всегда любила его. Как же можно быть такой непостоянной? По ее разумению, существовал только один выход из всей этой неразберихи. Она и Зак должны пожениться как можно скорее! Бедняжка считала, что, когда это случится, ее тяга к Алексу исчезнет без следа.

– Хей-хо, моя любовь! Так вот ты где!

Когда Алекс и Зак вошли в комнату, сердце Бесс ёкнуло. Они выглядели отдохнувшими и веселыми, немного возбужденными от морского ветра и горячего солнца. Она поднялась, подставила Заку щеку для поцелуя и через его плечо встретилась глазами с Алексом, с этими бездонными черными огнями. Глубокими омутами, в которых неразумная девушка может утонуть без следа, сказала она сама себе.

На Алексе был жилет цвета красного вина и сюртук из блестящей черной материи. Бесс вспомнила, что его могучие плечи были настоящими, без ватных приспособлений, увеличивающих их ширину. Она видела его всего, каждую деталь с головы до пят…

Вернувшись к настоящему, Бесс, встав напротив Зака, с наигранным осуждением ткнула пальцем в среднюю пуговицу его сюртука. Решив не быть занудой, она смягчила свои жесткие слова шутливой улыбкой.

– У вас была назначена встреча со мной, Закери Викем, но вы на нее не явились! Я была здесь в половине первого, как мы и договорились. Но где, скажите на милость, были вы?

– Да, Зак, где ты был? – эхом отозвался позади нее голос Габби. – Я знаю, что ты опять уезжал с лордом Россом, хотя Бесс бесстыдно наврала мне и сказала, что вы встречаетесь в другом месте.

К чести Зака, он покраснел.

– Черт побери, Бесс. Дьявольски извиняюсь. Совершенно забыл. Ты ведь простишь меня, правда?

– При одном условии, – ответила Бесс, приподнимая бровь.

– Все, что пожелаешь, Лилибет, – заявил он, очарованный ее шутливым тоном.

– Женись на мне в конце лета, негодяй!

Сохраняя на лице улыбку, Бесс сосредоточила все свое внимание только на Заке. Она старалась не смотреть на Алекса из страха, что может потерять всю свою решимость.

После изумленной паузы Зак растерянно произнес:

– Неужели тебе так не терпится выйти за меня, любовь моя? Неужели тебя совсем не волнует то, что будут болтать в соседних деревнях о нашей свадьбе?

– Мне плевать! – ответила Бесс, и ее глаза задорно заблестели.

– Совсем не волнует! – сказала Габби, втискиваясь между ними. – Мы тебя любим, Зак, и хотим, чтобы ты женился на нас – я имею в виду женился на Бесс – прямо сейчас.

Смеясь, Зак нагнулся и поднял Габби, которая крепко обхватила его руками.

– Тогда это надо сделать немедленно.

Лучшего времени не придумаешь, тем более что самый близкий мне человек находится рядом. На сколько ты можешь еще остаться, Алекс? Ты же не уедешь, пока я благополучно не женюсь на той прекрасной девушке – я имею в виду на этих прекрасных девушках – ведь так? – И Зак ущипнул щеку Габби, взвизгнувшей при этом от удовольствия.

Бесс пристально взглянула на Алекса. Казалось, он изменился, а может быть, это она видит его теперь по-другому? Алекс смотрел на нее так, словно знал, почему она так настаивает на свадьбе. Но это ведь невозможно, не так ли? Бесс почувствовала, как от груди к щекам поднимается жаркая волна.

– Я с удовольствием останусь до свадьбы, – заверил брата Алекс, – но только если та действительно состоится в конце лета. У меня есть дело, которое требует моего присутствия в Лондоне в сентябре.

Зак удивился.

– Какое дело? Ты никогда не упоминал о том, что у тебя есть дело в Лондоне.

– До сегодняшнего дня я не видел в этом никакой необходимости, – объяснил Алекс. – Я мог бы остаться после свадьбы и дольше, – добавил он с шутливой обстоятельностью, – но боюсь, что окажусь третьим лишним.

Я был очень рад вновь обрести в твоем лице брата, Зак, но уверен, ты согласишься с тем, что в этом случае братская любовь имеет свои границы.

– Это значит, что я тоже не смогу поехать с вами в свадебное путешествие? – требовательно спросила, очевидно пришедшая в крайнее негодование, Габби. – Почему Лилибет должна завладеть Заком целиком? Это некрасиво. Ей достается сразу все!

– Со временем ты все поймешь, крошка, – успокоительно сказал Алекс, подмигивая Габби.

Ничего не ответив, Габби посмотрела на него так, как будто желала, чтобы он провалился сквозь землю.

Когда малышка кинула на него обжигающий и злобный взгляд, Алекс с трудом смог удержаться от смеха. Девчонка невзлюбила его с самого начала, это факт – ведь она по-детски влюблена в Зака, и ее возмущение, что с недавних пор он захватил все внимание брата, было вполне понятным. Но в этот вечер комичная попытка Габби дать ему отпор явилась не единственной причиной для смеха.

Вероятно, поддавшись торжественной атмосфере назначения дня свадьбы – на двадцать первое августа, день рождения Бесс, – Зак импульсивно пригласил ту остаться на ужин, совершенно забыв о том, что намеревался этим вечером навестить подружку. Потом, после чая, он все-таки уехал в Сент-Тисс так скоро, как только позволили приличия, заверив Бесс и Алекса, что непременно вернется к ужину. Свой отъезд он объяснил тем, что хочет в ознаменование такого случая купить невесте подарок.

Во время этого вранья Алекс наблюдал за Бесс и не мог понять, заподозрила ли она что-нибудь или нет. Он от всей души надеялся на то, что она не услышала той части их беседы, в которой шла речь о любовнице Зака. Лично он думал, что это так и было. Как только он заметил, что она прячется за скалой, так тут же сменил тему разговора, и все же… Сегодня судить о чем-нибудь по поведению Бесс едва ли возможно – ее обычно живая манера поведения сменилась на более сдержанную.

Алексу было бы особенно интересно узнать, каким образом сцена, подсмотренная Бесс в бухте, повлияла на ее решение окончательно определить день свадьбы. Теперь, когда он узнал о том, что Зак забыл о своем приглашении совершить вместе с ней верховую прогулку, ему все стало понятно. По всей видимости, Бесс искала его, злая и полная негодования, что Зак совсем забыл о ней и опять ушел гулять с братом. Скорей всего, она просто решила, что чем скорее наступит день свадьбы, тем скорее он уедет и хотя бы на время исчезнет из их жизни. А может быть, вид обнаженного Зака вызвал в ней желание лечь вместе с ним в постель? Внезапно Алекс почувствовал укол ревности.

Габби отправили домой – что, разумеется, было совершенно противно ее желанию – с одним из слуг в кабриолете Зака вместе с запиской к миссис Тэвисток, в которой говорилось о том, что Бесс останется в Пенкерроу на ужин и поэтому нуждается в подобающем платье. Бесс удалилась наверх и оставалась там до самого ужина.

Но время ужина настало, а потом и прошло. Было уже восемь часов вечера, а Зак все еще не вернулся из Сент-Тисса. Ожидание в гостиной рядом с Бесс оказалось нелегким испытанием. Алекс оделся весьма тщательно и в процессе своего туалета измял восемь шейных платков. Успеху не способствовала и реплика Дадли, который, обратив внимание на возбужденное состояние хозяина, заметил, что столько платков сразу его светлость в последний раз испортил в день приезда в Пенкерроу. Только ли тщеславие заставляло Алекса прилагать столько труда, пытаясь выглядеть как можно лучше? Он всегда старался одеваться хорошо. Как это ни нелепо, но в компании Бесс он вдруг почувствовал себя неловко, хотя за последний месяц они виделись достаточно много, а иногда даже оставались наедине.

Бесс, разумеется, в свою очередь испытывала чувство смущения из-за того, что перед этим видела его обнаженным. Но поскольку она и не подозревала о том, что Алекс знает, что она шпионила за ними, он не видел никакой причины для того, чтобы самому не вести себя так же естественно, как и обычно. Заставив себя успокоиться, Алекс начал разговор:

– Похоже, нужно начинать ужинать без Закери. Подозреваю, что наш шалопай повстречал какого-нибудь приятеля и наслаждается сейчас восьмой кружкой пива.

– Думаете? – Всем своим видом Бесс говорила, что рада такому простому объяснению отсутствия жениха. – Я немного беспокоюсь за него, – простодушно призналась девушка.

Алекса охватил гнев на брата – необычное, совершенно новое и незнакомое ему чувство.

– Я уверен, что с ним все в порядке. Не стоит слишком сердиться на него. Уверен, что Зак находится в хорошей компании и просто потерял всякое представление о времени. А потом, когда он увидит, который час, то, вероятно, решит, что уже не успеет возвратиться к ужину, и, возможно, даже останется ночевать там.

Бесс поправила волосы и улыбнулась.

– Пожалуй, это действительно так. Теперь мне стало гораздо легче. Может быть, нам действительно приступить к ужину? По правде говоря, я ужасно голодна.

Алекс решил, что она успокоилась. Ему претило лгать девушке, хотя он был совершенно уверен в том, что Зак действительно находится в хороших руках, а если быть точным, то в ласковых объятиях Тэсс.

Жареный цыпленок, слишком долго пробыв на вертеле, оказался немного жестковат, но Алекс совершенно не обратил на это внимания. Щедро отхлебнув налитого ему вина, он вновь почувствовал себя совершенно свободно. В конце концов, напротив него сейчас сидит очаровательнейшая из женщин. А поскольку вряд ли когда-нибудь ему представится другая возможность побыть с ней наедине, почему бы ему не использовать этот случай? Он не собирался соблазнять ее, а просто хотел продлить удовольствие от общения с ней.

Этим вечером Бесс была одета в розовое, и этот красивый темно-розовый цвет выгодно оттенял ее белоснежную кожу, а каштановые волосы, поднятые вверх, открывали гибкую шею. Вырез платья был глубоким, более рискованным, чем обычно, – может быть, потому, что она считала сегодняшний день праздником. Прекрасные нежные плечи были обнажены, а белая высокая грудь, вздымавшаяся над жемчужной отделкой, которой обшили края выреза, в свете свеч отливала перламутром. Он попытался представить себе, какого цвета ее соски – такого же, как платье? – но тут же одернул себя, решив вообще выкинуть из головы подобные мысли.

– Расскажите мне о своей семье, Бесс, – внезапно попросил он после того, как слуги убрали тарелки последней перемены блюд и поставили перед ними графин с портвейном.

Бесс сначала как будто удивилась, а потом оживилась. А его порадовало то, что, начав говорить, она в первый раз за весь вечер улыбнулась.

– Ну, вы же видели Габби и маму и, наверное, заметили, как они похожи друг на друга. Я часто думаю, что и та и другая были бы очень хороши на сцене, но увы, для нашего круга это невозможно.

– А ваш отец? Зак говорил, что он умер не так давно.

Глаза Бесс увлажнились. Алекс решил, что зря задал этот вопрос, но тут взор ее стал опять ясным, лицо подобрело и на нем появилась мечтательная улыбка.

– Милый папа. Я так любила его! Хотя это может показаться проявлением тщеславия с моей стороны, ведь все уверяли, что я похожа на него во всем как две капли воды. Он так любил жизнь! Вкладывал душу в любое дело, обыденность никогда не удовлетворяла его. Ему всегда хотелось чего-то… – ища подходящее слово, Бесс напряженно сжала губы, – большего, – наконец произнесла она, пожимая плечами.

Алекс поспешил отвести глаза от пухлых, манящих к себе губ.

– Зак говорил мне, что он был идеалистом. Ругался с нашим дедом из-за условий труда на принадлежащих Викемам оловянных рудниках, это так?

На лице Бесс появилось недовольное выражение.

– Условия труда там были гораздо хуже, чем вы можете себе представить. – Она смягчилась. – Но папа в конце концов все же уговорил мистера Викема. Ваш дед был неплохим человеком, – торопливо добавила она, – только очень упрямым, его нелегко было в чем-нибудь убедить.

– Полагаю, что так, – угрюмо сказал Алекс. – В этом он не слишком отличался от моего отца. – Затем, желая сменить неприятную для него тему разговора, добавил: – Как я понял, в округе много заброшенных шахт, которые теперь довольно опасны. Зак хочет огородить их, чтобы туда не падал домашний скот. Он говорит, что во владении вообще накопилось много дел, потому что наш дед был немного… скуповат.

– Да, Зак говорил мне, что начнет заниматься хозяйством сразу после похорон, но был так… – Она смущенно замолчала.

– Занят общением с братом, – сочувственно закончил Алекс.

– Но это совершенно естественно, – быстро заверила его Бесс. – Вам необходимо было побыть вместе. Я так рада, что вы нашли друг друга. Зак всегда сильно переживал вашу разлуку.

Алекс ничего не мог с собой поделать. Рука Бесс лежала на столе между ними, и он положил на нее свою. Ее ручка была маленькой, тонкой, теплой и мягкой.

– Но вам пришлось нелегко. Думаю, временами вы желали, чтобы я провалился ковсем чертям. Но Зак не специально пренебрегал вами…

Тут он вспомнил, где в настоящий момент находится брат, и слова замерли у него на губах. Испытывая сильнейшее желание поднести руку Бесс к своим губам и после этого целомудренного поцелуя перейти к более интимному знакомству с ее губами, он отнял руку.

Но, подняв глаза, Алекс увидел, что она вся дрожит. Губы Бесс были слегка приоткрыты, глаза затуманились и потемнели, как осенние сумерки. Боже мой, если бы она не была невестой его брата, ему могло бы показаться – да нет, он был в этом просто уверен, – что в них отражалось желание. Она желала его;

– Пожалуйста, Алекс… Не надо…

Глава 4

Зак все еще спал. Голова его покоилась па пышной, набитой гусиным пухом подушке лицом к Тэсс. Она вздохнула и, подняв руку, с обожанием провела пальцем по его загорелому плечу. Он сказал, что весь день плавал в бухте, и, когда они занимались любовью, Тэсс ощущала тепло его все еще горевшей кожи и запах морской соли от волос.

Он откинул с себя покрывало так, что обнажился до пояса, а длинная нога лежала на бедре Тэсс. Терпеть эту тяжесть становилось все труднее, но ей и это доставляло удовольствие, так же как и каждое мгновение, проведенное с ним. Руки Зака были плотно прижаты к телу и сложены почти в молитвенном жесте. Во сне его лицо приняло умиротворенно-невинное выражение, как у мальчика из церковного хора.

Тэсс улыбнулась. Час тому назад, когда он распахнул дверь ее маленького домика и с улыбкой, сияя своими медовыми глазами, бросился к ней, он вовсе не походил на ребенка. Улыбка ее стала еще шире. Да и она вела себя отнюдь не как монахиня.

Она только что закончила прополку своего садика и в момент его появления смывала землю со своих покрытых мозолями рук, огрубевших от долгой работы швеей у миссис Торли, местной портнихи. Зак освободил ее от тяжелой работы у истеричной миссис Торли и подарил ей первое и единственное в ее жизни божественное наслаждение.

Над торфяными равнинами раскинулся благоухающий лавандой закат, и уже неяркий свет, проникающий сквозь маленькое окошко напротив кровати, освещал благородные линии аристократического лица Зака. Странно, что такая женщина, как она, делит постель с таким человеком, как Зак, подумала Тэсс, накрывая ладонью маленький коричневый сосок его твердой мускулистой груди.

Ее мать, умершая от оспы больше года тому назад, всегда говорила, что в один прекрасный день кто-нибудь сорвет ее как свежераспустившуюся розу и будет держать при себе для собственного удовольствия.

И когда Тэсс исполнилось семнадцать, красота наконец-то принесла ей счастье. За эти шесть благословенных месяцев жизни ей ни разу не захотелось чего-либо другого.

Зак пошевельнулся и вялым, еще неосознанным движением потянулся. Сонные глаза раскрылись, и Тэсс словно потонула в пылающем страстью взоре прищуренных глаз. Его губы медленно искривились в чувственной улыбке, и, протянув руку под покрывалом, он положил свою теплую ладонь на ее слегка округлившийся живот. От этого прикосновения у нее закружилась голова, а сдерживаемая страсть во взгляде любимого заставила Тэсс задрожать.

– Любовь моя, – тихо произнес он, и в хриплом со сна голосе прозвучала нежность. – Боже мой, как я соскучился по тебе. – И он, притянув Тэсс поближе – так скупец тянется за своими окровищами, – плотно прижал ее маленькое стройное тело к своему.

– Тогда почему же ты так долго не приходил, Зак? Я тоже соскучилась по тебе. – И она тихонько вскрикнула, почувствовав его ладонь на своей груди.

– Но я ведь вроде говорил тебе, а? – Он уткнулся носом в завитки светлых волос, спадающих ей на висок.

– Ты не объяснил мне ничего, Зак. Мы все время были в постели, а потом ты уснул.

Зак слегка нахмурил брови.

– Мне показалось, что я рассказывал тебе, Тэсси. На похороны деда прибыл мой брат. Теперь мы стали друзьями, и я все время проводил с ним. Алекс – отличный человек.

– Я слышала о твоем брате. По городу ходят слухи. Рада за тебя, – Зак. Но не думаю, что ты не приходил ко мне из-за этого. Может быть, причина вовсе не в этом. Я боялась…

Зак откинулся назад и заглянул в лицо Тэсс.

– Боялась чего, голубка моя?

Тэсс опустила длинные ресницы, опасаясь, что ее взгляд может выдать, как много он для нее значит. Ее предупреждали о том, что все благородные господа не любят, когда их любовницы чересчур привязываются к ним и требуют слишком многого.

– Я подумала, что, наверное, больше не нужна. Что надоела тебе…

Зак весело рассмеялся и успокоил растревоженное сердце Тэсс:

– Не могу даже представить себе, что когда-нибудь ты не будешь мне нужна, Тэсси, – сказал он, повернув пальцем ее подбородок и заставляя посмотреть на себя. – Ты самая сладкая на свете, Тэсс, такая же медовая, как запах жимолости, растущей в твоем саду. Твои золотистые волосы до сих пор пахнут ею. – Он погрузил лицо в копну растрепанных локонов, глубоко вздохнул, и его рука скользнула по округлым линиям ее бедер. – И ты доставляешь мне такое удовольствие, птичка моя, такое удовольствие… – Он опустил голову ниже и, взяв в рот сосок, начал обводить языком розовый бугорок, посасывать его…

Тэсс была рада, счастлива дарить ему такое же удовольствие, какое он дарил ей. Может быть, этого вполне достаточно, может быть, он не рассердится, если она все расскажет ему?..

– А ты поправилась, – сказал Зак, поднимая на нее затуманенный страстью взгляд и обеими руками берясь за ее полные груди. – Неужели ты так страдала по мне, что с тоски не переставая жевала пироги с яблоками?

Тэсс замерла.

– Тебе это не по вкусу? – Значит, он заметил, как набухли ее груди и округлился живот.

– Мне нравится, что ты немного пополнела, – шутливо прорычал он с быстрым и крепким поцелуем. – Так даже приятнее. Только не бери пример с миссис Торли или нашего доброго короля Георга.

– Нет, нет, не буду, Зак. Я хочу быть всегда для тебя желанной, – выговорила она еще горящими от его поцелуя губами.

– Я буду любить тебя даже после того, как женюсь на Бесс.

Не успело еще упоминание о нареченной Зака вызвать у нее острый приступ ревности и еще больше испортить настроение, как Зак неожиданно резко поднял голову.

– Боже мой, сколько сейчас времени? Я совершенно забыл о Бесс. Она же ждет меня к ужину!

Зак рывком сел на кровати и, помотав головой, запустил пальцы в волосы.

Тэсс тоже села и, прижав подбородком покрывало, внезапно почувствовала себя брошенной. Ее груди были до сих пор возбуждены дразнящими прикосновениями языка Зака, низ живота горел желанием. И все-таки любимый уходил от нее. Он подошел к куче одежды, торопливо и беспорядочно сброшенной в нетерпении любовных ласк, и начал рыться в ней.

Зак не понимал, как так получилось, что он не заметил, как пролетело время. Бесс будет беспокоиться. Она девочка вспыльчивая, совсем не такая послушная и добродушная, как Тэсс, и отнюдь не настолько чопорная, чтобы не задать ему хорошую трепку за опоздание. Усевшись на узкий плетеный стул, он начал одеваться. Тэсс следила за его действиями широко открытыми грустными глазами.

Как только Зак встал с постели, туда запрыгнул ее большой пестрый кот по кличке Том и разлегся, прижавшись своим толстым и пушистым телом к бедру Тэсс. Прищуренные кошачьи глаза, как ни странно, казалось, тоже смотрели на него осуждающе, и Зак отвернулся.

Возбуждение, вызванное новым приступом желания, еще не прошло, но Зак знал, что должен вернуться в Пенкерроу до наступления ночи и постараться как-то объяснить причину своего опоздания. Слава Богу, что перед тем, как пойти к Тэсс, он купил для Бесс безделушку, иначе ему пришлось бы заниматься этим сейчас. Он засунул маленькую, обтянутую атласом коробочку с подарком в карман панталон.

– Ты действительно должен идти?

Зак мельком взглянул на Тэсс, стараясь не поддаться се очарованию – распущенные по плечам волосы, детские черты лица и полные слез, огромные васильковые глаза. Набухшие от поцелуев, полуоткрытые губы Тэсс дрожали.

– Да, должен, – проворчал он довольно грубо, пытаясь, без особого успеха, подавить сострадание к Тэсс. – Сегодня Бесс и я… – Он замолчал, не зная, как лучше высказать это, и решил наконец, что дальновиднее и милосерднее всего будет выложить всю правду до конца. – Видишь ли, я пригласил ее на ужин.

Мы собираемся пожениться в августе, в день ее рождения. Я давно уже должен был быть дома.

Кинув на Тэсс быстрый взгляд, он увидел на ее лице гримасу боли. Тэсс была легкоранимым созданием, но она ведь знала, что он намеревается жениться на другой. И знала об этом давно. Он никогда не скрывал, что смотрит на нее только как на любовницу, и с самого начала их отношений честно рассказал о предстоящей свадьбе. Тэсс должна привыкнуть к тому, что ей придется делить его с женой. Когда она поймет, что эта свадьба никак не скажется на их отношениях, боль пройдет.

Наконец Зак надел чулки и потянулся за рубашкой, которая оказалась измятой до невозможности. Прежде чем встретиться с Алексом и Бесс, ему придется исхитриться, чтобы пройти в свою спальню по задней лестнице для прислуги и переодеться. Только полный идиот не догадается, при каких обстоятельствах его одежда приобрела столь непрезентабельный вид. Алекс, конечно, поймет его проблемы, но вот Бесс…

– Но твое тело до сих пор напряжено и готово для… – Зак оторвался от своего занятия и взглянул на порозовевшее лицо Тэсс, с большим интересом смотревшей на его все еще неуспокоившееся мужское естество. – Тебе не больно будет скакать на лошади?

Зак рассмеялся. Он просто ничего не мог с собой поделать. Несмотря на неловкость, вызванную напоминанием о предстоящей свадьбе Зака с другой женщиной, Тэсс по-прежнему оставалась такой же милой, прямой и откровенной.

– Как-нибудь вытерплю, крошка. Не беспокойся обо мне. Но я, конечно, приложу все старания, чтобы больше не пренебрегать тобой и своим желанием на столь долгое время.

– Но мне неприятно видеть, как ты уезжаешь в таком состоянии, – настаивала она совершенно серьезно, приглашающе пододвигаясь ближе к стене.

– У меня нет времени на то, чтобы поправлять свое… состояние, – возразил Зак, искоса посмотрев на Тэсс, и, не окончив застегивать рубашку, потянулся за панталонами.

Она встала, и прикрывающее ее покрывало соскользнуло на постель. Вид тугих грудей, еще более полных, чем раньше, и гордо торчащих темно-розовых сосков значительно ослабил его решимость. Подняв уже было ногу, чтобы сунуть ее в штанину, он остановился на полдороге, не в состоянии отвести взгляда от Тэсс, его милой Тэсс, которая приближалась к нему – такая соблазнительная, жаждущая доставить ему удовольствие.

– Тебе не нужно возвращаться в постель, Зак, – сказала она, остановившись перед ним. – Я сама пришла к тебе.

Ему оставалось только смотреть – беспомощно, безмолвно, восхищенно и очарованно, – как она, положив руки ему на плечи, расставила ноги и, сев на него верхом, приняла его в свое тугое, влажное лоно. Зак застонал, выронил панталоны и судорожно обхватил руками ее талию.

– Боже мой, Тэсс, – прошептал Зак, наблюдая за тем, как опустились от удовольствия ее ресницы, когда она начала свое медленное движение по его крепким бедрам. – Ты просто волшебница! – И он начал двигаться в такт ей.

Бесс заметила свою ошибку в тот же момент, когда эти слова сорвались с ее губ. Конечно, Алекс не должен был касаться ее, не должен был узнать, какие чувства испытала она, когда его крепкая ладонь легла на ее руку. Если при каждом его прикосновении она будет вести себя как испуганная куропатка, да еще при этом просить его не делать того или этого…

– О чем ты просишь, Бесс? – тихо спросил Алекс, и под его испытующим взглядом ей захотелось сказать правду.

Теплый ветерок с моря, колыхнувший занавеси из венецианского кружева, принес с собой из сада тяжелый пряный аромат гвоздик и роз. По тонкой свече, стоящей на столе, сползала похожая на желтоватую слезу капля воска. Слуги давно удалились, и воцарившееся молчание накрыло их словно покрывалом.

Неожиданно Бесс отдернула руку и рассмеялась, и эта нарушившая тишину вспышка фальшивого веселья развеяла сложившиеся было между ними доверительные отношения.

– Не беспокойтесь о том, что Зак пренебрегает мной, – бодро и весело сказала она. – Я сделана из более прочного материала, чем вам кажется, и не обижаюсь на то, что вы так много времени провели вдвоем, – добавил она, нагло солгав при этом.

Алекс продолжал молча смотреть на нее. Хорошо очерченные губы были плотно сжаты в недоверчивой гримасе, как будто он понимал, что она лжет, и сожалел об этом. Почему ей все время кажется, что он читает ее мысли?

– Я рад, что вы с юмором воспринимаете все происходящее, и благодарен вам за это, – наконец произнес он с задевшей ее гордость холодной вежливостью. Как он смог понять, что она лжет? На лице Алекса появилась улыбка, такая же искусственная, как и ее, но тем не менее очаровательная. Одной этой улыбкой он, вероятно, завоевывал сердца многих жаждущих любви девиц, наводняющих лондонский рынок невест. Но ей гораздо больше нравилось, когда он улыбался по-другому, тепло и сердечно.

– Почему бы нам не перейти в гостиную? – предложила Бесс, боясь и одновременно желая восстановить прежние дружеские отношения. Может быть, если они будут избегать разговоров о Заке, то дело пойдет лучше? – Если, конечно, вы не желаете выпить портвейна.

Губы Алекса скривились в слегка неприязненной гримасе.

– Я редко пью. Если позволите, я сопровожу вас в гостиную, – ответил он и суховато добавил: – К тому же не исключено, что Зак все-таки еще удостоит нас своим присутствием. – Алекс вытащил из внутреннего кармана жилета золотые часы и, нахмурясь, взглянул на циферблат. – Десять часов. Когда ваша мать ожидает вас домой?

– Она сейчас на музыкальном вечере у Смитов в Кемелфорде. Сказала, что вечер окончится рано и что она пришлет за мной карету около двенадцати.

Два часа. Ему осталось продержаться еще два часа, подумал Алекс, поправляя шейный платок, который внезапно сдавил ему горло. Ему было очень неприятно, что она солгала в ответ на его вопрос, хотя надо просто радоваться этому. Излишняя откровенность между ними могла плохо кончиться. Разумеется, ее оскорбило его вторжение в их отношения с Заком. Надо быть просто святой, чтобы не обидеться на то, что все внимание жениха направлено только на него, Алекса. Нет. Бесс отнюдь не святоша. Благочестивые девицы не подсматривают за обнаженными мужчинами. Но вся беда в том, что эта злость только делала ее еще более привлекательной в его глазах.

Если бы он только был уверен в том, что заметил в ее глазах действительно желание. А может быть, лучше ему не знать этого? Впрочем, так или иначе, пытаться разгадать мысли Бесс – пустое занятие. Она принадлежала Закери, его любимому брату. Хотя братец и оказался таким дураком, что не смог разглядеть и по достоинству оценить такую жемчужину, как Бесс.

Алекс встал и подал ей руку, проклиная себя за то, что поддался при этом искушению и задержал взгляд на белоснежной округлости ее груди. Он проследовал за ней в гостиную, намеренно внимательно разглядывая суровые лица предков, смотревших на него с висящих на стенах картин. Их темные, как у всех в роду Хейл, глаза, казалось, смотрели на него с издевкой, как бы говоря: «Ты продолжатель отцовской линии и как истинный Викем относишься с бессердечным безразличием к нежным чувствам Зака. Ведь скоро эта девушка будет его женой, ты, негодяй!»

Бесс уселась на обтянутую золотой парчой кушетку, стоявшую возле камина, но Алекс не подсел к ней, а предпочел расположиться в кресле напротив. Небрежным, но элегантным движением он скрестил ноги.

Сидящая на самом краешке кушетки Бесс смотрелась так же неестественно, как и себя чувствовала. Вымученно улыбнувшись, она открыла было рот, чтобы заговорить, но ее остановило неожиданное появление в комнате дворецкого.

– В чем дело, Стиббс? – спросил Алекс у хитролицего дворецкого, намеренно надменно приподняв бровь. Даже после нескольких недель пребывания в Пенкерроу он по-прежнему вынужден был все время ставить старика на место.

– Мистер Викем приказал мне сообщить, что присоединится к вам, как только переоденется в чистую одежду.

Бесс резко повернулась, и на се лице появилась сияющая улыбка.

– Так, значит, он вернулся? Я надеюсь, с ним не случилось ничего плохого?

Стиббс явно затруднялся ответить на столь идиотский вопрос.

– Полагаю, что если бы с ним что-либо случилось, то он был бы в крови либо в синяках, мисс. Но так как ни того ни другого я не заметил, то смею предположить, что никаких неприятностей в пути с ним не приключилось. – И, отвесив еле заметный поклон, Стиббс покинул комнату.

Когда он выходил в холл, в открытую дверь вбежал Шедоу и остановился рядом с креслом хозяина. Алекс опустил руку и потрепал густую белую шерсть собаки.

– О, я так рада услышать, что Зак вернулся целым и невредимым! – сказала Бесс, сверкая глазами. – Жду не дождусь, когда он расскажет, что его задержало. Зак навлекает на себя приключения так, как цветок привлекает пчел!

– Мне тоже не терпится это услышать, – пробормотал Алекс и прикрыл глаза, превосходно имитируя полусонную апатию. Но если бы кто-нибудь присмотрелся к нему повнимательней, то удивился бы, заметив, как ярко сверкают из-под полуопущенных век его черные глаза.

Зак находился в сильном затруднении. Он искал где только можно, но так и не смог отыскать маленькую, обтянутую атласом коробочку, в которой лежала купленная им для Бесс брошь с камеей. Он даже послал слуг на конюшню, чтобы они разгребли солому, которой был устлан пол стойла. Может быть, он выронил ее, спешиваясь с лошади? Или потерял где-нибудь между Пенкерроу и Сент-Тиссом? Когда он покидал подружку, его мысли были настолько заняты Тэсс, что он не проверил содержимое своих карманов.

Черт возьми! А ведь он хотел воспользоваться подарком как оправданием своего опоздания, сославшись на то, что потратил весь вечер па поиски безделушки, как можно более соответствующей красоте невесты. На самом деле ему понадобилось на это всего пятнадцать минут, которые он провел в крохотном магазинчике, совершенно не оправдывающем своего громкого названия – «Центр ювелирной торговли».

Потирая в задумчивости подбородок, Зак нервно ходил взад-вперед по толстому абиссинскому ковру, покрывающему пол его комнаты. Перед этим он второпях принял ванну и облачился в свежую накрахмаленную рубашку, галстук и коричневый сюртук. Стройные ноги обтягивали светлые панталоны. Может быть, сказать Бесс, что, обнаружив пропажу еще до выезда из Сент-Тисса, он все это время пытался отыскать ее? Это оправдание выглядело не хуже любого другого, хотя ему совсем не хотелось так грубо врать ей.

Другое дело умолчать о некоторых фактах – например, о наличии у него любовницы, – которые могли бы ранить нежную женскую душу, но откровенная ложь претила Заку. Он расскажет ей правду, наконец решил Зак, но таким образом, чтобы не выдать себя.

Закери медленно спустился по лестнице, повторяя про себя начальные фразы своей оправдательной речи, подобно волнующемуся оратору, разучивающему речь, которую он намерен произнести перед лордами.

Но когда Зак вошел в комнату и увидел с нетерпением ожидающую его Бесс, его с новой силой начало терзать чувство вины. Господи, она даже не сердилась на него!

– Зак! Мы ужасно волновались за тебя! Почему ты так запоздал? Твоя лошадь потеряла подкову? Или ты встретил в городе кого-нибудь из друзей?

Бесс стояла перед ним слегка нахмурив брови и стиснув руки в неосознанном жесте нетерпеливого ожидания. Она доверчиво ждала объяснений, готовая поверить всему, что бы он ей ни сказал. Заку нечего было бояться, но все же доверчивость Бесс только усугубила его вину. За ее спиной он заметил Алекса, который растянулся в кресле и старательно избегал его взгляда. Зак почувствовал раздражение. Алекс должен был помочь ему выбраться из этой щекотливой ситуации. Зачем же нужны братья, как не для того, чтобы на них можно было рассчитывать в сложной ситуации?

– Ну так что, Зак? – подбодрила его явно желающая поскорее получить ответ Бесс.

Закери шагнул вперед и, взяв ее за руки, расцепил пальцы и зажал ладони девушки между своими. Взглянув ей в глаза, он сказал:

– У меня было несколько причин для опоздания, дорогая, из которых каждая сама по себе довольно незначительна, но, наложившись друг на друга, они привели к досадным последствиям. Сперва я встретился с другом, которого не видел долгое время, и провел слишком много времени в… его приятной компании. Потом, торопясь домой к торжественному ужину, я умудрился потерять подарок, который купил в магазине Бина. Увы, любовь моя, боюсь, что подарок утерян безвозвратно. Придется мне в следующий визит к мистеру Бину купить тебе другую вещь.

– О, дорогой, как же тебе не повезло, – сказала она с сочувствием во взгляде. – Но расскажи же, Зак, что ты мне купил? Я знаю, что подарка уже не вернуть, но мне все же хочется, чтобы ты описал его. Говорят ведь, что главное – это намерение!

Зак увидел, что Алекс внимательно следит за выражением его лица, стараясь понять, действительно ли он купил что-то и потом потерял или целиком выдумал всю эту историю. То, что Алекс решил, что он может оказаться до такой степени эгоистичным и совершенно забыть о подарке для Бесс, больно задело гордость Зака.

– Это была камея из кости, обрамленная золотой филигранью. Слоновая кость и персиковое дерево, с прекрасно вырезанным силуэтом женщины, чей профиль напомнил мне тебя, голубка моя. Ты могла бы носить ее на воротнике или на лифе платья. Она была очень красива, и мне страшно жаль, что я оказался таким растяпой и потерял ее. Ты меня простишь?

Голубые, как летнее небо, глаза Бесс смотрели на него с любовью.

– И ты еще спрашиваешь! Конечно прощу. А то я уж беспокоилась, не случилось ли чего с твоей лошадью или не напали ли на тебя по дороге разбойники.

– Разбойники в Корнуолле? – в шутливом удивлении поднял бровь Алекс. – Едва ли у них были бы большие перспективы заработать что-либо своим ремеслом в этой сельской глуши. – Зак наблюдал за тем, как брат встал с кресла и начал неторопливо прохаживаться по комнате. Холодный оценивающий взгляд Алекса нервировал Зака, слишком уж это напоминало его поведение в первый день приезда. – Я рад, что ты вернулся целым и невредимым, брат. – Голос его немного потеплел, но в черных как агат глазах промелькнула саркастическая усмешка.

Зак ответил ему нерешительной улыбкой. Он не понимал причины такого поведения Алекса. Несмотря на возникшую между ними за последний месяц братскую любовь и понимание, за словами Алекса Зак чувствовал, что брат отнюдь не одобряет его поведения. Очевидно, ему не нравилось, как Зак относится к Бесс. Греховодник Викем, у которого в Лондоне имелась куча любовниц, отчаяннейший повеса, не одобрял наличия у него подружки? Но почему?

Тэсс сидела за туалетным столиком, медленно расчесывая волосы серебряным гребнем, который Зак подарил ей на Рождество. Отдыхая от дневной жары, она надела на себя ночную рубашку из прохладного батиста. Ночь обещала быть душной и влажной. Хотелось помыться, но тогда бы она смыла с себя оставшийся после занятий любовью и все еще ощущающийся запах Зака.

Он сказал, что ему нравится, что от ее волос пахнет жимолостью, поэтому Тэсс решила, что теперь будет ставить букеты и жечь сухие лепестки в очаге, чтобы наполнить комнату этим запахом. Лишь бы только доставить ему удовольствие…

На ее губах появилась грустная, милая улыбка. Если бы только она была леди, имела бы какое-нибудь общественное положение!.. Или хотя бы была богата. Имея состояние, она, может быть, смогла бы попасть в круг людей благородного происхождения. Но Тэсс всего-навсего дочь служанки местной гостиницы и бродячего старьевщика, восемнадцать лет тому назад проходившего через их городок. Она не питала никаких иллюзий насчет своего жалкого происхождения. Счастье еще, что она красива, иначе Зак не обратил бы на нее внимания в тот холодный декабрьский день прошлого года.

Тэсс аккуратно положила гребень на полированную поверхность туалетного столика из красного дерева и дотронулась до камеи из слоновой кости, лежащей в маленькой, обтянутой атласом коробочке, выпавшей из кармана Зака, когда тот торопливо покидал ее дом. Она позвала его, но он либо не услышал, либо не захотел услышать ее. Зак торопился к Бесс.

Конечно, Элизабет Тэвисток девушка благородного происхождения. К тому же она очень красива – Тэсс видела ее много раз. И Бесс заполучила Зака или заполучит его через несколько недель. Неважно, сколько раз они спали или будут спать вместе, все равно Тэсс останется только любовницей Зака, его содержанкой, шлюхой. Ей никогда не стать женой знатного господина.

Жена. Господи, как Тэсс хотелось стать женой Зака! Внезапно в ее глазах вспыхнул воинственный огонь. Но если ей не достался Зак, она должна взять то, что может. Сегодня вечером она будет носить брошь, которую он купил для Бесс. Тэсс вынула ее из коробочки, полюбовалась в свете свечи блеском полировки, приколола брошь к ночной рубашке, и этот маленький бунт немного успокоил ее. Она представила себе, что теперь она миссис Закери Викем, и вообразила, что живет в Пенкерроу. окруженная сыновьями и дочерьми.

Тэсс приложила руку к своему округлившемуся животу. Ребенок Зака растет с каждым днем. Она старалась быть осторожной, пользовалась настоями и кремами, купленными у бабушки Харкер и предназначенными для того, чтобы предотвратить беременность. Но ничего не помогло, и сейчас она на пятом месяце, хотя по ней это почти незаметно. Беременность ее матери тоже никто не замечал, очевидно, Тэсс в этом пошла в нее.

Интересно, какой будет реакция Зака, когда он узнает о том, что она ждет ребенка? И принесет ли это ей какую-либо пользу в тот неотвратимо приближающийся день, когда она наскучит ему? Тэсс надеялась, что, родив ему ребенка, завоюет себе в его сердце постоянное местечко, останется в его жизни до тех пор, пока их не разлучит смерть, как это бывает с женатыми людьми. Она знала, что никогда не станет его женой, но может хотя бы побороться за второе место в сердце милого. Боже милостивый, подумала она, помоги мне стать хотя бы второй!

Глава 5

Миссис Тэвисток была женщиной светской и, несмотря на недавние похороны ближайшего соседа, не смогла устоять перед искушением пригласить своих друзей на прием с танцами в честь помолвки своей дочери. Теперь, когда влюбленная пара наконец назначила день свадьбы, до которой оставалось всего несколько недель, эта новость должна была выйти за пределы узкого семейного круга. Распространив ее, миссис Тэвисток почувствовала себя обязанной тем или иным образом отпраздновать это событие.

Зак с энтузиазмом поддержал эту идею, он знал – его дед, услышь он о том, что они отказываются от развлечений только из-за его недавней смерти, счел бы их просто лицемерами. Бесс тоже согласилась, но попросила мать сократить список гостей ровно наполовину.

Миссис Тэвисток широко распахнула свои прелестные голубые глаза, изображая полнейшую невинность.

– Разумеется, дорогая, – сказала она сладким голосом. – Только несколько ближайших друзей, уверяю тебя.

Сильно сомневаясь в этом, Бесс пристально посмотрела на мать, но та даже глазом не моргнула. Луиза Тэвисток выглядела слишком молодо для того, чтобы иметь такую взрослую дочь. Она сохранила прекрасную фигуру, а легкая седина была заметна лишь на висках. Однако миссис Тэвисток никогда не обладала красотой Бесс. Черты лица у нее были слишком острые. Но недостаток красоты компенсировался живостью ума и великолепными манерами.

Миссис Тэвисток пользовалась популярностью среди соседей, заслуженно обладая репутацией женщины, всегда способной оживить своей непринужденной и ни к чему не обязывающей беседой даже самое скучное сборище. Но как бы она ни любила посещать званые вечера, еще больше она обожала принимать гостей у себя.

Прошло несколько дней. И вот из окна своей спальни Бесс наблюдает, как останавливаются возле дома кареты и гости длинной вереницей следуют к подъезду. Сосчитать их скоро стало невозможно. Некоторые из них, без сомнения, должны будут остаться на ночь, потому что прибыли из Эксетера.

Скромные планы матери с каждым днем разрастались, и вот теперь от бесконечного потока гостей у нее уже немного начала кружиться голова. Ранее Бесс никогда не бывала на официальных приемах и не проводила более двух недель в Лондоне. И хотя по природе девушка не отличалась застенчивостью, но при мысли о том, что скоро она станет хозяйкой бала и все будут глазеть на нее, на Бесс напало какое-то детское смущение.

Женщины будут разглядывать ее туалет, вычисляя его стоимость, оценивать ее драгоценности и гадать, естественный ли румянец у нее на щеках. Начнут восхищаться блеском ее волос или, напротив, сожалеть о его отсутствии, а потом обсуждать, насколько мастерство ее горничной сравнимо с искусством недавно прибывшего из Франции модного парикмахера.

Такое внимание со стороны людей, которых Бесс едва знала и суждение которых, по мнению девушки, будет весьма поверхностным и основанным только на ее внешнем виде, беспокоило ее. Бесс задумчиво нахмурилась. Может быть, ее неуверенность в себе вызвана скрытым от самой себя желанием заслужить одобрение и восхищение лишь одного человека – Александра Викема?

Расстроенная, Бесс подошла к высокому зеркалу, висевшему рядом с туалетным столиком. Она уже отослала свою горничную и находилась в комнате одна.

– Какая же ты гусыня! – вслух выругала она себя. – До невозможности глупо ставить успех вечера в зависимость от того, увидишь или нет, как восхищенно загорятся при твоем появлении знакомые черные глаза!

Бесс двумя руками приподняла подол платья и, осматривая себя со всех сторон, покрутилась перед зеркалом. Платье было белым, поскольку ее мать полагала, что цвет, символизирующий девственность, наиболее соответствует возрасту и неопытности Бесс, и, кроме того, белый цвет шел ей не хуже, чем розовый, который она обычно предпочитала.

За последний год стиль одежды изменился. Платья времен Империи, подражание французским модам периода Революции сменили другие фасоны; лифы стали длиннее, и голубой шелковый пояс платья Бесс был повязан всего лишь несколькими дюймами выше ее естественной талии. Почти ничего не прикрывающие буфы из тонкого кружева торчали на плечах, как крылышки шаловливого ангела. Декольте было глубоким и обнажало грудь до такой степени, что Бесс немного терялась. Однако мать, понимающая толк в приличиях, заверила ее, что декольте в полном порядке и нисколько не выходит за рамки дозволенного.

Через белое кружевное платье просвечивала голубая нижняя юбка. Туалет дополняли элегантные расшитые жемчугом туфли на высоком каблуке. Волосы Бесс причесала а-ля Сафо – от узла на макушке локоны густыми завитками беспорядочно спадали вниз.

Бесс печально встряхнула кудрями. Нарядилась специально для жениха, а о нем самом совершенно не вспоминаешь, упрекнула она себя.

В последнее время перед ее глазами постоянно стоял образ обнаженного Алекса. Сможет ли она когда-нибудь забыть о том, как он выглядел в тот день там, в бухте? Она все время пыталась уверить себя в том, что испытывает к брату Зака вполне безобидное, сестринское чувство. Но в глубине души Бесс знала – ее чувство далеко не родственное и, к несчастью, с каждым днем становится все сильней.

Надеясь побороть это чувство, Бесс старалась отыскать в Алексе какие-либо несовершенства. И только когда оказалось, что эти несовершенства нисколько не беспокоят, а лишь делают его в ее глазах более человечным и привлекательным, она поняла, что ситуация становится опасной. Пропади ты пропадом, Алекс Викем!

Оставалось надеяться только на то, что, как только Алекс вернется в Лондон, ее тяга к нему исчезнет. Когда они встретятся в следующий раз, она уже будет замужем и, без сомнения, без ума от мужа, а может даже, у нее появится ребенок. Алексу Викему не найдется места в ее жизни.

Дошло до того, что Бесс даже подумывала о том, не сообщить ли о своем увлечении матери. Ей хотелось посоветоваться хоть с кем-нибудь, рассказать о тревожащих чувствах – по крайней мере, ей доставило бы некоторое успокоение, если бы кто-нибудь сказал, что она еще не потеряла разум и честь. Но у нее не было близких подруг. Собственно говоря, она никогда не делилась своими переживаниями ни с кем, кроме Зака, но эту проблему вряд ли можно было обсуждать с ним!

Однако Бесс подозревала, что мать будет весьма обеспокоена подобным открытием – ведь мисс Тэвисток планировала устроить брак Бесс с Заком с той самой поры, когда они были еще детьми. По всей вероятности, она увидит в Алексе угрозу дорогой ее сердцу мечте. Бесс не хотелось, чтобы Алекс предстал перед кем-то в невыгодном свете только потому, что она испытывает к нему неподобающие чувства. Нет, это ее проблема и она должна сама справиться с ней!

Внезапно дверь распахнулась и в комнату возбужденно ворвалась миссис Тэвисток, одетая в прекрасное зеленое шелковое платье и приличествующий случаю тюрбан, украшенный изящно отделанным драгоценностями плюмажем.

– Господи помилуй! Почему ты до сих пор в спальне, Лиззи? Гости прибывают, и мы втроем – ты, Зак и я – должны встречать их на лестнице.

– Так, значит, Зак здесь?

Миссис Тэвисток внимательно осмотрела ее, поправляя где рукав, где складку платья.

– Уже давно, дорогая.

Бесс натянула белые, выше локтя, перчатки и, избегая взгляда матери, спросила:

– Полагаю, лорд Росс прибыл вместе с ним?

– Нет, милая. Зак сказал, что, когда он уезжал, лорд Росс был еще не готов и он решил ехать без него. Наверняка он намеренно собирается приехать с опозданием – это дурная привычка, приобретенная в Лондоне. Но опоздает он или нет, прием по поводу твоей помолвки, несомненно, состоится. Только не расстраивайся, детка, если Алекс не останется до конца. Боюсь, что, на его вкус, наш прием покажется ему не сколько провинциальным. Повернись, дитя мое, дай мне взглянуть на тебя.

Бесс послушно повернулась, давая матери осмотреть себя, но на сердце у нее сразу стало тяжело. Как унизительно сознавать, что удовольствие, которое мог бы доставить ей прием, откладывается до прибытия Алекса и может быть совсем испорчено в случае, если он уйдет раньше всех.

Прежде она никогда не задумывалась о подобной возможности… Неужели он считает их провинциалами? Она никогда не ощущала, чтобы Алекс держал себя с ними чуть свысока. Но почему тогда он не приехал вместе с Заком. Где он?

– Ты такая счастливая, моя дорогая, – сказала мать, отступив назад и глядя на дочь влюбленными глазами. – Закери такой красивый, такой богатый! Вы будете очень счастливы вместе, поверь.

– Надеюсь, что так, – сказала Бесс с печальной улыбкой.

Мать нежно поцеловала ее в щеку.

– В этом не может быть никакого сомнения, детка.

Алекс поминал всех чертей, завязывая шейный платок. Он опять продемонстрировал Дадли свою неуклюжесть, смяв несколько галстуков. После часа мученик он наконец подъезжал в своей карете к Брукмору, чувствуя себя огорченным до последней степени. Опоздать на торжество в честь помолвки собственного брата! И виной этому вовсе не стремление выглядеть сверхэлегантно – из боязни обидеть брата и Бесс он всегда старался не напускать на себя слишком столичный вид. Что они теперь о нем подумают, а все из-за того, что он не смог справиться с каким-то паршивым платком!

Ни равномерное покачивание кареты, ни монотонное побрякивание упряжи, ни пробивающийся сквозь окно кареты неяркий свет луны и свежесть теплого корнуолльского вечера, – ничто не могло успокоить его растревоженную гордость. Даже испытывая муки первой в своей жизни страсти, он все же не потерял контроль над своими чувствами. Почему же он так нервничает? Может, просто боится обнаружить те сложные, смешанные ощущения, которые испытывал, будучи вынужденным праздновать помолвку Зака с единственной женщиной, вызвавшей в нем столь живой интерес? И это уже не просто интерес, Бесс становилась для него навязчивой идеей.

Видя, что его господин места себе не находит, Дадли, дабы успокоить Алекса, предложил ему одну из своих фирменных смесей, состоящую из трав и хорошей порции доброго шотландского виски. Алекс выпил виски одним махом и сообщил слуге, что он вовсе не возбужден, просто сегодня был неудачный день. А если даже он и раздражен немного, то все равно не позволит пичкать себя шарлатанскими снадобьями, как какого-то слабоумного калеку.

Камердинер воспринял эту словесную порку довольно спокойно и со слегка обиженным выражением лица убрал бутылку в дорожную сумку. Подобная снисходительность еще более усилила раздражение Алекса.

В конце концов, он ведь сидел за одним столом с самим Принни, обмениваясь с ним колкими остротами. Ни разу не сбившись под орлиным взглядом Салли Джерси, танцевал у Олмэка с бесчисленным количеством великосветских девиц, каждая из которых была жемчужиной текущего сезона. Не моргнув глазом, играл на умопомрачительные ставки в макао у Ватье. И вот теперь строит из себя абсолютного идиота из-за юбки по имени Бесс только потому, что не уверен больше в своей способности прятать свои чувства от Закери.

Если бы только Зак уделял ей побольше внимания, ценил ее так, как Бесс того заслуживает, он не испытывал бы столь настоятельного желания подарить девушке те чувства, которых, как он был уверен, она всей душой желала. Да, Бесс была страстной и жаждущей любви девушкой. Он мог бы ответить на ее страсть чувством такого же накала. Может быть, даже полюбить ее…

Алекс резко поспешил переключить мысли на житейские проблемы. Он подумал о необходимости привести свои денежные дела в порядок, решил, что пора заново выкрасить карету, вспомнил о любимом еноте тети Сефроны – в общем, старался думать о чем угодно, только бы не о Бесс.

Карета уже въезжала в ворота Брукмора. Он раньше бывал здесь, но в дневное время и по достоинству оценил это современное здание, выстроенное в классическом стиле Роберта Адама. Алекс знал, что мистер Тэвисток лично следил за постройкой и отделкой дома.

К покрытому белой штукатуркой фасаду этого элегантного сельского особняка с дорическими колоннами и стрельчатыми окнами вела длинная аллея, обсаженная буками. Вдоль аллеи по каменистому, поросшему травой руслу журчал ручеек.

Нынче вечером весь дом был ярко освещен, каждое окно, казалось, гостеприимно приглашало посетителей. Заметив огромное скопление карет возле конюшен и отлично себе представляя, какое столпотворение творится внутри, Алекс вздохнул. Как и на всех бесчисленных приемах, на которых ему приходилось присутствовать, на этом должно было быть душно, жарко, тесно и весьма скучно.

Алекс всегда предпочитал качество количеству и с гораздо большим удовольствием провел бы вечер в небольшой веселой компании людей, которые его действительно интересуют. Но ради Зака и Бесс он все-таки войдет в дом и будет стараться угодить всем. Правда, это нелегко, особенно потому, что ему придется играть роль гордого и счастливого родственника женщины, которую он постоянно представлял обнаженной и полной желания.

Карета остановилась, и подошедший лакей открыл дверь, чтобы Алекс мог выйти. Со светской улыбкой на лице он спустился по лесенке кареты, вошел в дом и оказался в большом холле у основания широкой дубовой лестницы. Алекс скользнул взглядом по плюмажам, тюрбанам, парикам, украшенным драгоценностями, и напомаженным головам оживленно болтающих на лестнице людей. На верхней площадке лестницы, откуда можно было пройти в большую гостиную, стояли Зак и Бесс.

И тут сердце Алекса совершило страшное предательство – при виде Бесс оно бешено забилось от радости. И, как будто услышав среди всего этого гула голосов предательский зов его сердца, Бесс повернулась и, не замечая остальных гостей, взглянула вниз, прямо на него.

Даже на таком расстоянии Алекс увидел, как загорелись ее глаза. Он ответил на это искренней улыбкой, предназначенной ей одной, улыбкой, которую не показывают в комнате, полной незнакомых людей. Увидев, что она явно рада его появлению, Алекс было восторжествовал, но быстро отрезвел, понимая, как расстроил ее своим опозданием. Скорей всего это радостное выражение на ее лице вызвано просто чувством огромного облегчения.

В конце концов, что сказали бы люди, если бы Алекс не удосужился посетить прием по случаю помолвки брата? Облегчение и признательность вполне логично объясняли радость, охватившую Бесс при виде будущего родственника. И никакого другого объяснения нет и не может быть.

Алекс не собирался присоединяться к очереди на представление, поэтому протиснулся сквозь толпу гостей, удивленно смотрящих на него, пока он вежливо прокладывал себе путь через холл в библиотеку. Как он и надеялся, полутемная, с огромным количеством книг комната была пуста. Он закрыл за собой дверь и со вздохом облегчения прислонился к ней спиной. Две свечи отбрасывали небольшие круги света, и Алекс заметил стоящий па столе у камина графин с бренди. Не теряя времени даром, он налил бренди и торопливо выпил почти целый бокал.

Не успел Алекс поставить бокал на стол, как услышал позади какое-то движение и, повернувшись, обнаружил, что комната не пуста, как ему поначалу казалось. На софе в бессознательном состоянии лежал юноша с пылающим лицом и сбитым на сторону галстуком. Очевидно, он был пьян. Стоявший перед ним на полу фужер только подтверждал эту догадку.

– Бедняга, – пробормотал Алекс. – Вероятно, его тоже довела до ручки какая-то прелестница. – Алекс понимал, что говорит несправедливо, но сейчас это не имело значения. Он присел в кресло напротив пьяного юноши с тем, чтобы потихоньку допить бокал бренди.

– Да, старина, – обратился Алекс к спящему, откидываясь в кресле и скрещивая длинные ноги. – Как приятно, когда есть с кем поговорить. Ты должен понять, как трудно для меня питать безответные чувства к невесте брата и не иметь друга, которому можно было бы в этом признаться. Хотя на самом деле мне не хотелось бы делиться своими сокровенными мыслями ни с кем, кроме Зака. Но, черт возьми, не могу же я рассказать ему об этом! – Алекс нахмурился. – Мне кажется, что мой камердинер заподозрил что-то неладное. Этот парень вечно держит нос по ветру.

Пьяный юноша что-то промычал и перевернулся на спину.

– Совершенно верно, – с расстановкой продолжал Алекс. – Все мои эротические фантазии – довольно банальная вещь. – Алекс покрутил ножку бокала между пальцами, наблюдая за игрой света на стекле. – К тому же я подозреваю, что за моим влечением к Бесс стоит нечто большее, чем просто желание затащить ее в постель. Пугающая мысль, не правда ли?

Юноша, естественно, не ответил ему. Вздохнув, Алекс прикончил бренди и встал.

– Пора мне присоединиться к толпе гостей, приятель. Если бы я мог, с удовольствием остался бы с тобой в блаженной, бездумной неподвижности, но долг призывает меня!

– Господин Викем?

Алекс поднял голову и увидел стоящую в дверях библиотеки Бесс. Свет от горевших за ее спиной канделябров создавал вокруг нее золотистый ореол. Одетая в белое, она походила на ангела. Святые, ангелы… Он всегда мысленно сравнивал ее с каким-то бесплотным существом, но она, как, впрочем, и он, состояла из плоти и крови. При виде Бесс Алекс почувствовал, как закипела кровь. После паузы, показавшейся ему бесконечной, он, наконец, выдавил из себя:

– Я решил в одиночестве выпить бокал вина. Простите за опоздание. Это очень невежливо с моей стороны. Но я не мог…

– С кем вы тут разговаривали? – перебила она, с любопытством осматривая полутемную комнату. – Вы здесь один? – Она шагнула вперед и закрыла за собой дверь.

Любую женщину, кроме Бесс, Алекс заподозрил бы в желании остаться с ним наедине. А если женщина шла ему навстречу, Греховодник Викем просто обязан был наградить ее поцелуем. Собственно говоря, эта девушка явно искала его общества. Но, увы, в данном случае о поцелуе не могло быть и речи.

Бесс вошла в круг света и улыбнулась. Ямочка на щеке придавала ей лукавый вид.

– Начинаются танцы. Вы так и собираетесь тут сидеть?

В какой-то момент Бесс поняла, что не находит себе места явно от того, что на приеме нет Алекса. Теперь же Бесс была на верху блаженства – она находится рядом с Алексом. Она надеялась на то, что тот будет восхищаться ею, и он определенно заинтересовался. Бесс видела это по его глазам. И ощущала это возбуждающее ее восхищение как будоражащее ласковое прикосновение.

Интересно, может ли он сейчас прочитать что-либо в ее глазах? Бесс надеялась, что нет. Ужасно, если Алекс поймет, о чем она думает. В одежде или без одежды – этот человек для нее неотразим. Сейчас он стоял как раз в самом темном месте. Линии его великолепно сшитого сюртука, парчового жилета, плотно облегающих ноги панталон – все черного цвета – растворялись в полутьме комнаты. Белизна галстука резко контрастировала со смуглым лицом и блеском черных, тревожных глаз. В сердце Бесс стало нарастать желание – пугающее, необузданное и совсем непонятное.

Алекс вопросительно поднял брови.

– Но если первый танец вот-вот грянет, Бесс, – сказал он напряженным, низким голосом, – то не пора ли вам идти наверх? Полагаю, вы с Заком должны открыть вечер.

Бесс нервно стиснула руки.

– Зак сказал, и я с ним согласна, что вы должны быть в зале до начала танцев. Он… он хочет представить вас кое-кому из гостей. Мы оба пошли искать вас, и я…

– И вы нашли меня, – закончил Алекс с неожиданной очаровательной улыбкой, заставившей ее сердце сжаться. – Умница! Вы знали, что я должен прятаться в каком-нибудь тихом уголке, вдали от толпы.

Счастливое настроение Бесс развеялось как туман на торфяных равнинах.

– О Боже! Значит, мама все-таки права. Вы действительно считаете, что все устроено слишком провинциально, не так элегантно, как в Лондоне. Я знаю, вы привыкли к другому, простите за то, что мы заставили вас…

Алекс схватил Бесс за плечи. Она почувствовала прикосновение его длинных сильных пальцев и непроизвольно сжалась.

– Милая девочка! Ваш прием – это копия лондонских приемов. Все так же продумано и так же… – Он остановился, видимо стараясь подобрать подходящее слово.

– Так же скучно и душно, – закончила Бесс с робкой улыбкой. Как же одинаково они мыслят! – Но я полагаю, вам надо появиться хоть на часок, чтобы доставить удовольствие моей матери, не правда ли?

Алекс улыбнулся, довольный тем, что она поняла его.

– Не думайте, что я не люблю приемы и танцы, Бесс. Не такой уж я бука. Просто мне гораздо больше нравятся вечера более спокойные, с людьми, которые мне действительно интересны. Но долгое время таких людей в моей жизни было слишком мало. Поэтому мне постоянно приходилось посещать подобные приемы. А потом я приехал в Корнуолл и нашел… – Он снова остановился и осторожно сжал пальцами ее плечи.

– Вы… вы вновь нашли своего брата, – продолжила Бесс с одобряющим кивком, и длинные локоны ее волос коснулись костяшек его пальцев. – Вы воссоединились с Заком.

Алекс не ответил. Он просто продолжал смотреть на нее нежным и странно пронзительным, завораживающим взглядом. Взгляд его коснулся ее губ.

– Ах, вот вы где! Дорогая, ты отыскала его в библиотеке, а я был уверен, что он в бильярдной!

Пораженная Бесс с виноватым видом отступила назад, и в комнату быстро вошел Зак. Он сиял улыбкой и был элегантен и очень красив в своем черном вечернем костюме. Если Зак и обратил внимание на то, что она стояла слишком близко к Алексу, то, по всей видимости, его это не слишком взволновало – приветливое выражение лица Зака нисколько не изменилось.

– Алекс, мы не можем начать танцы без тебя! И я хочу представить тебе самую красивую, после Бесс конечно, девушку в Корнуолле. – Зак поймал Алекса за локоть и потащил к двери, прихватив другой рукой и Бесс. – Ее зовут Лидия, ее отец – богатый виконт из…

Боже мой, неужели это Чарли?

Только сейчас Бесс заметила лежащего на софе мужчину. С первого взгляда было видно, что он смертельно пьян и находится в совершенно бессознательном состоянии. Должно быть, он направился в библиотеку сразу по прибытии в дом, поскольку она не помнила, чтобы видела его в числе поздравляющих.

– Кто он такой? – спросила она у Зака, который, заглянув в лицо спящему, слегка похлопал его по щекам. – Боже мой, зачем же было приходить на прием, если он собирался всю ночь проспать в обнимку с графином бренди?

– Это действительно выглядит несколько необычно, – отозвался Алекс. – Вечер еще только в самом начале, а он уже полностью отключился.

Зак выпрямился и тяжело вздохнул.

– Это верно. Наш Чарли совсем выбился из колеи. Этого парня зовут Чарльз Лаутон, виконт Бенбридж. Я не думал, что он действительно так пьет, как мне говорили, иначе не стал бы беспокоить его приглашением. Видишь ли, до такого скотского состояния его довела неудачная женитьба.

– Как ужасно, – сказала Бесс, которой стало действительно жалко юного виконта. – А что случилось? Он женился на нелюбимой поприказу родителей?

– Нет, – сухо ответил Зак. – Он выбрал невесту по своему вкусу. Но, право, у меня сейчас нет времени излагать эту неприглядную историю. – Он потянулся за пледом, перекинутым через спинку стоящего рядом кресла-качалки. – Устроим этого бедолагу поудобнее и вернемся к гостям. Боюсь, танцевать Чарли сегодня не придется. – Зак развернул покрывало и набросил его на спящего юношу, тщательно прикрыв при этом его необутые ноги.

Бесс заинтересовал Чарли и его несчастливый брак, но пора было возвращаться в гостиную. Мать наверняка уже беспокоится, куда это они запропастились. Интересно, пригласит ли ее Алекс на танец? Она бросила на него взгляд – тайком, из-под полуопущенных ресниц. Он ответил тем же, но на этот раз она не смогла прочесть его мысли.

Большой зал был залит светом, как Воксхолльский парк во время фейерверка. Войдя в толпу, Алекс был встречен знакомым запахом расплавленного воска и вызывающей головокружение смесью запахов различной парфюмерии.

– Это Ричард Лонг, Алекс, – говорил Зак, ведя брата сквозь строй гостей. – Ричард, это мой брат, лорд Росс.

– Как поживаете, лорд Росс? – Плотный человек с темно-рыжими волосами уважительно поклонился. Алексу показалось, что он услышал, как скрипнул его корсет.

– Благодарю вас, прекрасно, – с улыбкой ответил Алекс. – Счастлив встретиться с вами. – Через его плечо Алекс бросил взгляд на Бесс, сидящую возле матери и окруженную смеющимися жеманными девицами. Некоторые из них кидали на незнакомца довольно смелые взгляды. Одна, миниатюрная блондинка, просто гипнотизировала его, как удав кролика, не мигая глядя на него.

– А это леди Эдит, наша ближайшая соседка, – продолжал Зак.

Алекс вновь повернулся и увидел внимательно рассматривающую его невысокую женщину весьма почтенного возраста.

– Леди Эдит, – громко обратился к ней Зак, – это мой брат, Александр Викем, лорд Росс из Суррея.

Алекс взял сморщенную руку женщины и склонился в поклоне.

– Очарован встречей с вами, леди Эдит, – пробормотал он.

– Что? Что вы сказали? – прокудахтала та.

– Очарован встречей с вами, – повторил он как можно громче, глядя ей прямо в глаза.

Леди Эдит, казалось, была польщена и благодарно кивнула ему слегка трясущейся головой.

– Очарован? Чепуха! Я в этом сильно сомневаюсь, но мне, старухе, приятно это слышать. – Голос ее звучал приглушенно, и Алекс понял, что она пользуется пробковыми прокладками, которые носили во рту для того, чтобы щеки казались полнее. Эта привычка вышла из моды лет тридцать тому назад, но, видимо, леди Эдит не собиралась отказываться от нее, так же как и от своего напудренного парика.

Затем, каким-то чудом, блондинка, которая еще минуту назад находилась от него футах в тридцати, появилась прямо перед ним, повиснув на руке высокого, представительного мужчины. Познакомившись с этим господином, ее отцом, виконтом Хедли, Алекс был представлен «самой красивой девушке Корнуолла» Лидии Элмстед.

После этого Зак внезапно решил, что все необходимые приличия соблюдены, и маленький оркестрик, пристроившийся в углу зала, по его кивку извлек первый музыкальный аккорд.

Танцующие быстро выстроились в нужном порядке.

Алекс пригласил мисс Элмстед на первый танец. Этого от него и ждали. Собственно говоря, было бы невежливо, если бы он поступил иначе, – девушка решительно осталась стоять рядом с ним. Танцевали котильон, и, поскольку Алекс и его партнерша стояли в самом конце, у него было вполне достаточно времени, чтобы как следует разглядеть ее.

– Итак, мисс Элмстед, – начал он, пока она легко выполняла фигуры танца, – вы живете поблизости от Пенкерроу?

Мисс Элмстед неожиданно кокетливо хлопнула Алекса по плечу веером и, радужно улыбнувшись, ответила:

– Признайтесь, милорд, вы ведь задали этот вопрос потому, что я не совсем похожу на провинциальную простушку, верно? Я, как это по-французски, mal a propos.[1] – Она откинула голову назад и неестественно рассмеялась. – Вы будете со мной откровенны – nest ce pas, не так ли?

Алекс почувствовал, что мисс Элмстед столь же фальшива, как и ее смех. Вероятно, эта красотка была глупа, как гусыня, и очень избалованна. Чересчур красива, но слишком ограниченна, чтобы соблюдался нужный баланс ума и блеска.

Алекс стиснул зубы, решив закончить танец, не проронив ни единого невежливого слова.

– Отсюда я могу сделать вывод, мисс Элмстед, что хотя вы местная жительница, но чувствуете себя в родном окружении не совсем в своей тарелке? Предпочитаете Лондон, я полагаю?

Мисс Элмстед опять звонко рассмеялась, откинув голову.

– Больше всего мне хочется жить в Лондоне, и следующей весной я собираюсь туда, чтобы показаться в свете. – Она не сказала, что собирается провести в Лондоне один-единственный сезон, так как, вероятно, не сомневалась в том, что ей понадобится провести в городе только один сезон, чтобы подыскать себе родовитого, титулованного мужа. Ее голубые глаза лучились от смеха. – Дорогой виконт, надеюсь, вы тоже будете посещать балы и мы увидимся снова. А может быть, вы даже посетите мой салон? Или это слишком смелая просьба для такой парвеню, как я?

Алекс улыбнулся дежурной светской улыбкой.

– Разумеется, мисс Элмстед, если я следующей весной окажусь в Лондоне, то сочту за счастье посетить вас. – И Алекс тотчас же решил, что весной будущего года благородное лондонское общество не досчитается его среди своих членов. Интересно, какое французское выражение вставит она в следующую фразу?

Через несколько танцев, на которые он, покорный долгу, приглашал одну юную девушку за другой, изредка для приличия заменяя их какой-нибудь матроной в тюрбане, Алекс решил выпить бокал пунша. Он подошел к столу с напитками. Вино, как он и предполагал, оказалось не крепким, но, по крайней мере, освежало, и он быстро осушил бокал.

Заскучав, Алекс поискал глазами Бесс. Бал был в полном разгаре, через час в соседней комнате должны были накрыть ужин. Теперь вполне естественно пригласить будущую невестку на танец, решил Алекс. Наконец Алекс нашел ее – Бесс оживленно беседовала с какими-то двумя женщинами и как раз посмотрела в его сторону. Увидев ее приветливую улыбку, он двинулся к ней.

Алекс не мог бы утверждать, что все женщины, с которыми он сегодня танцевал, были столь же скучны и пусты, как мисс Лидия. Некоторые из них оказались остроумны и хороши собой, в общем, очень милы. Но ни одна из них не была так желанна, как Бесс.

Подойдя к ней, Алекс поклонился и сказал официальным тоном:

– Мисс Тэвисток, не окажете ли вы честь подарить мне следующий танец?

Сопровождаемая подбадривающими улыбками подруг, Бесс встала и протянула ему руку.

– Сочту за честь, лорд Росс, – ответила она сдержанно, но ее озорные глаза лукаво светились.

Они вышли на середину и подождали, пока не зазвучала музыка. Но при первых же аккордах, пораженные, обменялись взглядами. Зазвучал вальс. Первый вальс за вечер. Первым ее партнером по праву должен был быть Зак.

– Может быть, мне надо спросить разрешения у Закери? Вдруг он хочет, чтобы все свои вальсы вы оставили за ним? – неохотно предложил Алекс.

– Но я нигде не вижу Зака, – ответила Бесс и улыбнулась. Все возражения Алекса растаяли как туман. – Кроме того, теперь вы мой родственник. Вам не кажется, что после Зака больше всего прав на вальс со мной у вас?

– Как прикажете, мисс Тэвисток, – произнес Алекс в ответ на ее вызов. Бог мой, если бы она знала, что он почувствовал при одной только мысли о том, что будет держать ее в своих объятиях! Но Алекс вовсе не собирался давать задний ход и перестал искать глазами Зака.

Положив руку на стройную талию и взяв ее за правую руку, ладонь к ладони, он закружил Бесс.

Весь вечер Бесс ждала этого момента. Танец с Алексом, какое блаженство! Но она никак не ожидала, что это будет вальс, и то, что сейчас она скользит по полу гостиной в его объятиях, настолько тесных, насколько позволяли приличия, придавало этому событию дополнительную прелесть. Она чувствовала себя на седьмом небе.

Несмотря на то, что он танцевал уже целый час, от него пахло свежестью. Голова Бесс приходилась на уровень его щеки, и первое, что она увидела, подняв голову, была чудесная улыбка. Улыбка дружелюбная, уверенная и… нежная.

– Вы любите танцевать, Бесс, не правда ли?

Бесс встретилась с ним взглядом.

– Это самое лучшее из того, что бывает на этих скучных званых вечерах, – призналась она.

– И танцуете вы замечательно, – сказал Алекс, решив, что этот комплимент дался ему легче всего, поскольку это была истинная правда.

– Когда делаешь что-то, что тебе действительно нравится, всегда получается хорошо, не так ли? – слегка нахмурившись, серьезно спросила она.

Интересно, мысленно продолжил эту тему Алекс, нравятся ли Бесс частые поцелуи Зака и почувствует ли она отличие, если ее поцелует он? Как бы он хотел поцеловать ее!

– Ну, держитесь, – внезапно сказал Алекс, – сейчас закружимся по-настоящему. – Он привлек ее поближе к себе и грациозно завертел по залу с головокружительной скоростью, время от времени чувствуя, как ее бедра слегка задевают его. Опытной рукой Алекс крепко обнимал Бесс, и она ощущала, как играют его мускулы под нарядным костюмом.

Разносящийся по залу мелодичный смех невесты достиг ушей Зака, только что появившегося в дверях. Он ходил провожать Чарли.

– Они прекрасно танцуют, – высказала свое мнение подошедшая к нему миссис Тэвисток.

– Да, действительно, – рассеянно согласился Зак, мысли которого вертелись вокруг Чарли, несчастного неудачника, которого он только что отпаивал черным кофе. Жаль, что бедняга оказался настолько глуп, что женился на своей любовнице. К тому же это просто неприлично. Но некоторые люди перестают соображать, как только снимут штаны.

Зак мрачно покачал головой и тут же на месте поклялся себе, что будет сохранять разум и благоразумие при любых условиях, неважно, в штанах или без них.

Глава 6

Со времени приема по поводу обручения и связанных с ним хлопот прошло совсем немного времени, но Алекс никогда еще не видел Зака в таком беспокойном состоянии, как сегодня. Бесс, миссис Тэвисток и Габби ужинали сегодня в Пенкерроу и около часа назад оставили мужчин за портвейном.

– Тебе не кажется, что мы должны составить компанию дамам? – Алекс поднял до краев наполненный бокал и, глядя на брата, отпил глоток. Он не сомневался, что беспокойное состояние духа Зака и его чрезмерное увлечение спиртным вызвано двухнедельной разлукой с любовницей.

Алекс ни слова не говорил против его связи с малышкой Тэсс, но Зак, вероятно, чувствовал его неодобрительное отношение. Зак давно не покидал Пенкерроу, несмотря на страстное желание быть в другом месте – у Тэсс. Только теперь Алекс понял, насколько важным событием явилось для брата их воссоединение, если столь долгое время, целый месяц, он не навещал свою подружку. А ведь совершенно ясно, что та сильно привязала его к себе.

Зак тяжело вздохнул и, согнувшись в кресле, пьяно уронил локти на покрытый камчатой скатертью стол. Обхватив голову руками, он пристально уставился на остатки портвейна на дне своего бокала, как будто в этом глотке красноватого вина таился ответ на вопрос Алекса.

– Наверное, да, – пробормотал он наконец.

Алекс поставил свой бокал и язвительно улыбнулся.

– Твой ответ меня просто поражает, брат.

Не ошибся ли я, услышав в нем ноту нежелания? Миссис Тэвисток – очаровательная женщина, хотя и немного экзальтированная. Я нахожу ее манеру разговаривать весьма забавной.

– Не находил бы, если бы слушал ее речи чуть ли не с пеленок, – ответил Зак, поднимая на Алекса свои золотистые глаза, в которых плясали пьяные огоньки.

– Ты слишком много выпил. – Алекс наклонился и отодвинул на другой край стола бокал брата и наполовину опорожненный графин с портвейном.

Зак смотрел на брата с тупым безразличием, на губах его блуждала легкая улыбка.

– Ты прав. Я выпил. Точнее говоря, я совсем пьян. Может быть, если проехаться верхом по свежему воздуху, это отрезвит меня? Что ты на это скажешь, Алекс? – Зак подпер щеку рукой.

– Если ты не сломаешь себе при этом шею, то, не сомневаюсь, умудришься заблудиться и невзначай окажешься в Сент-Тиссе, в постели одной красотки. Слушай, в гостиной нас ожидают Бесс, ее мать и сестра. Ты же не хочешь огорчить их, не так ли? Я прикажу Стиббсу немедленно приготовить крепкий чай, и это тебя отрезвит.

– Ладно, ладно, – уступил Зак, в очередной раз тяжело вздохнув, и, потянув за конец галстука, привел в полный беспорядок замысловатый узел, с таким трудом завязанный его лакеем. – Чертовски скучная и утомительная штука – вся эта предсвадебная суета! Скоро тебя со мной не будет, а Бесс, ее мамаша и сестрица станут кудахтать вокруг меня как наседки!

Алекс встал и подошел к Заку.

– Естественно, тебе сейчас хочется остаться наедине с невестой, и я тебя понимаю. Однако, и мне неприятно тебе это говорить, ты сейчас не в лучшей форме. Как ты сам мне говорил, Бесс не собирается отдавать тебе свою… девственность до тех пор, пока вы не будете связаны брачными узами. В твоем теперешнем состоянии, дорогой, тебе особенно не на что надеяться. – Он отодвинул кресло, в котором сидел Зак, и, взяв под руку, помог тому подняться.

Зак встал, пошатнулся, выругался и шлепнулся обратно в кресло.

– Это хуже, чем я думал, – пробормотал он.

Алекс прищелкнул языком.

– Похоже, тебе действительно нужно подышать свежим воздухом, но только дальше сада мы не пойдем. Давай. – Алекс снова поставил Зака на ноги и, прихватив с собой небольшой канделябр на три свечи, подвел к высоким застекленным дверям, выходящим в английский парк. Плохо сохраняя равновесие, Зак пытался компенсировать это подчеркнутой аккуратностью походки, с особой тщательностью выбирая место, куда поставить ногу. С напряженно выпрямленными плечами и неестественно высоко поднятой головой он во всех отношениях решительно походил на деревянную марионетку, дергающуюся на веревочке.

Алекс не знал, смеяться ему или сердиться, В этом состоянии Зак напоминал ему любимого щенка, который в один момент очаровывает вас избытком молодой энергии, а в следующий – мочится вам на ботинки. И в зависимости от случившегося вам хочется то приласкать его, то дать ему пинка. Сейчас Алекс с трудом удерживался от того, чтобы не применить к Заку второй метод.

Подведя Зака к низкой мраморной скамейке, стоящей возле густых зарослей кустов, Алекс помог брату сесть. Удостоверившись в том, что Зак способен сидеть без посторонней помощи, он зажег тонкую сигару, которую вынул из внутреннего кармана сюртука, поставил канделябр на скамью возле брата, отойдя на несколько шагов, прислонился к толстому стволу старого дуба и, глядя в усыпанное звездами угольно-черное небо, умиротворенно выпустил несколько клубов дыма.

Ночь казалась тихой, все вокруг было залито мягким светом луны. Ночной воздух благоухал ароматами ночных цветов – гвоздик и миндаля. Неумолчно верещали сверчки, слышались далекие крики ночных птиц. В общем, ночь была так прекрасна, загадочна, что хотелось разделить ее с женщиной, такой же мягкой и томной, ароматной и прекрасной, как и она сама.

– Разве тебе не хочется женщины, Алекс?

Алекса поразил этот вопрос, который настолько совпал с его мыслями, что это показалось ему чем-то сверхъестественным. Он пристально посмотрел на освещенное светом канделябра пьяное лицо брата и решил, что Зак еще недостаточно протрезвел для того, чтобы говорить о чем-либо серьезно.

– А почему ты спрашиваешь об этом?

Было видно, что Зак старается сконцентрироваться, собраться с мыслями.

– Потому, что ты ни разу не съездил в город, понимаешь? И пальцем не притронулся ни к одной горничной. Во всяком случае, я не заметил… – Сонные глаза расширились от любопытства. – Или все-таки что-то было, а?

Алекс хмыкнул.

– Нет. У меня нет никакого желания флиртовать со служанками. В конце концов, это приносит бедняжкам огорчения, не важно, как сильно они хотят этого вначале.

Зак глубокомысленно кивнул.

– Я тоже всегда придерживался этого принципа. Руки прочь от прислуги! Но разве ты не?..

– Я очень привередливый человек, Зак, и не могу ложиться в постель с первой попавшейся хорошенькой малышкой. И поэтому, когда у меня бывает… романтическое настроение, а вокруг нет никого, с кем бы мне хотелось поделиться им, если можно так выразиться, то я стараюсь занять себя любыми физическими упражнениями, которые только в данный момент доступны. – Он выпустил еще один клуб дыма.

Зак нахмурился.

– Знаешь, но иногда этот метод не помогает. Особенно если ты думаешь об одной, вполне определенной женщине, то трудно удовлетвориться чем-либо другим, кроме разве… этой самой женщины.

– Ты говоришь о Тэсс или о Бесс? – Алекс пристально посмотрел в лицо Зака.

Зак в задумчивости наклонил голову.

– В данный момент я говорю о Тэсс. Я люблю Бесс, но поскольку никогда не спал с ней, то не могу жаждать ее так же, как Тэсс. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Алекс попытался понять. Он хорошо знал, насколько мужчина может желать определенную женщину, но не понимал, почему нельзя желать Бесс, не переспав с ней. Он ведь тоже не спал с Бесс, однако желает ее днем и ночью, каждый час, каждую минуту. Даже сейчас!

– А как тебе понравилась Лидия Элмстед?

Неожиданный вопрос удивил Алекса. Прием в честь помолвки Бесс и Зака вспыхнул и погас как падучая звезда. Это событие на несколько дней до и после него оживило разговор миссис Тэвисток, но не внесло почти никаких перемен в их тихую жизнь. Алексу больше всего запомнился танец с Бесс, но он старался забыть о том, что чувствовал, держа ее в своих объятиях. Что же касается Лидии, он даже ни разу не вспомнил о ней.

– Она красива, но это не мой тип женщины, – ответил он.

– А каков же твой тип? – поинтересовался Зак.

Со стороны дома донесся нежный женский смех. Алекс повернулся и в открытом окне гостиной, освещенной свечами, увидел стройный силуэт Бесс. Во время ужина, сегодня, ему постоянно приходилось делать над собой усилие, чтобы не смотреть в ее сторону. Она была одета в переливающееся шелковое платье, кремовый цвет которого придавал ее коже великолепный фарфоровый оттенок. Внезапно он почувствовал, что хочет быть рядом с ней. Он должен увидеть ее, если даже и не может прикоснуться. Блаженство, смешанное с горечью, но другого ему не было дано.

– Хватит вопросов, Зак! Ты нагулялся, а? – быстро проговорил он, бросая окурок сигары на подстриженный газон и туша его каблуком сапога. Потом, не ожидая ответа, добавил: – Выпив крепкого чаю, ты быстро придешь в себя и без труда сможешь вынести присутствие миссис Тэвисток.

– Лорд Алекс, – жалобно произнес Зак, потирая подбородок и морщась. – Иногда мне кажется, что ты совершенно не сочувствуешь мне. Я просто должен увидеться с Тэсс. Мне это необходимо. Обещаю тебе, что, как только вернусь, немедленно займусь хозяйством. Но я не в состоянии ни о чем думать, пока не повидаюсь с малышкой. Ты что, каменный, что ли?

Как Алекс хотел бы иметь железную выдержку! С одной стороны, он действительно сочувствовал Заку, но с другой – отказывался смириться с мыслью о том, что тот встречается с Тэсс накануне свадьбы. А может, он не прав? Так ли уж Бесс, если она узнает, конечно, будет ненавистна мысль о том, что она делит Зака с другой женщиной? Душа женщины – загадка…

– Но я никогда не совал нос в твои дела, ничего не имею против твоей любовницы, но имей же совесть! – ответил Алекс.

– Ты действительно никогда не говорил ничего подобного, но я чувствую твое молчаливое осуждение, – мотнул головой Зак. – И совершенно не понимаю. Держу пари, что ты не девственник.

Алекс не попался на этот крючок и продолжил холодным и бесстрастным тоном:

– Ты ее любишь?

Зак, казалось, удивился.

– Кого, Тэсс?

– Да, Тэсс.

Зак поморщился.

– Она моя любовница, Алекс. Я не на столько глуп, чтобы питать к девчонке подобные чувства. Если бы я полюбил ее, это только все усложнило бы. Мой друг Чарльз – ну помнишь, тот пьяный малый, который спал на софе в библиотеке Бесс? – вот он чертовски любил свою любовницу. И женился на ней.

– Так, значит, вот в чем дело?

– Да, но я не собираюсь совершать ту же самую ошибку! И никогда не говорил Тэсс, что люблю ее. Я хочу быть честным с малюткой.

– Что ж, теперь ты сам себе хозяин и не обязан слушать никого, кроме себя самого и своей совести.

– Моя совесть совершенно чиста, – возразил Зак.

– Тогда поступай как хочешь, брат. – Алекс выдавил кислую улыбку. Видит Бог, он не хочет ссориться с Заком! Их близость далась им с таким трудом и была еще слишком хрупкой. – Не драться же нам из-за этого.

Я не собираюсь учить тебя жить, но какой же я был бы брат, если бы время от времени не пытался дать тебе совет по вопросам, в которых у меня больше опыта. Ведь ты на несколько лет моложе меня.

– Так ты советуешь мне порвать с Тэсс? – настаивал Зак.

– Разве я это сказал?

– Не сказал, но намекнул…

– Только не пренебрегай Бесс, – перебил его Алекс, протестующе поднимая руку. – Вот мой тебе совет. – Он помедлил и с решительным видом прибавил: – Она реагирует на твое отношение, как цветок на солнечные лучи. Ей нужно мужское… ей нужно твое внимание, Зак.

И займись делами наконец, а не то когда-нибудь пожалеешь о том, что не делал этого вовремя. Что посеешь, то и пожнешь, брат, – закончил он с кривой улыбкой.

Несмотря на всю серьезность данного ему совета, Зак, казалось, почувствовал облегчение от этой улыбки Алекса.

– Я займусь делами завтра, сразу по возвращении из Сент-Тисса, честное слово. В крайнем случае, на следующий день, потому что могу вернуться от Тэсс очень поздно, – поправился он. – Поверь мне, переспав разок-другой с Тэсс, я стану намного энергичнее. А сейчас все мои мысли только о ней.

Почти уже не шатаясь, Зак встал, одернул сюртук и начал причесывать пальцами растрепавшиеся волосы, пока не привел их в относительный порядок. Удовлетворенный результатом, он сказал:

– А теперь пойдем к дамам? Я готов.

– Как только я поправлю твой галстук, – ответил Алекс. Должен ли Зак дать своей любовнице отставку, если это может вызвать у него желание уложить в постель Бесс? Но какое ему дело до того, что Зак займется любовью с Бесс еще до свадьбы? В конце концов, он непременно займется этим после нее. Какое значение имеют эти несколько недель?

Пропади оно все пропадом, с чувством выругался про себя Алекс, подхватил канделябр и, практически таща за собой все еще неуверенно державшегося на ногах Зака, быстро зашагал к дому. Как ему хотелось, чтобы он вообще не встречал этой девушки!

Мерцающим светом свеч были освещены все углы комнаты, кроме одного. Там, в темноте, в кресле с красной обивкой сидел сказитель, склонив седую голову над кружкой холодного сидра. Грива совершенно белых волос свисала ниже плеч, а волнистая борода, напоминавшая покрытый снегом поток, текущий по залатанному и выцветшему на солнце жилету, доходила почти до груди. Штаны старика, не раз уже штопанные и такого же неопределенного серовато-коричневого цвета, как и жилет, висели на нем мешком. Верх башмаков был потерт, а подошвы изношены до дыр, так что в нескольких местах виднелись голые ступни. Вскоре ему придется зайти к сапожнику и плести там свои небылицы в обмен на пару башмаков.

Бесс хорошо знала Пая Тэтчера. Будучи еще совсем крохой, она встречала его в деревне, а также в окрестностях Брукмора и Пенкерроу, и везде он торговал своими сказками в обмен на еду и одежду. Но когда отец впервые позволил Бесс слушать его волшебные истории, ей было уже десять лет. До этого отец объяснял, что Бесс обладает настолько живым и образным воображением, что было бы неразумно позволить ей слушать волшебные истории Пая Тэтчера о нечисти: спригганах, русалках и наккерсах. Он сказал, что та не будет спать ночами.

Папа оказался прав. Будучи уже достаточно большой – ей исполнилось десять лет, Бесс провела многие ночи без сна; в тенях, колышущихся по стенам ее спальни, ей часто виделись эльфы, на плечи которых опускались седые парики из мха, в красных островерхих шапочках на головах. Они казались маленькими, ростом не выше зайцев с торфяных болот, с покатыми плечами и большими отвисшими животами. Эльфы обычно были настроены дружелюбно, но считалось плохой приметой поймать или даже увидеть кого-либо из них.

Спригганы тоже относились к злым эльфам, подкрадывающимся по ночам к зазевавшимся на улице людям. Они были костлявыми, со сморщенной кожей и похожими на тростинки ногами, оканчивающимися плоскими, широкими ступнями. Руки у них свисали до самых колен, а головы были большие и необычной формы, со сросшимися бровями и горящими как угли глазами.

Пай говорил, что спригганы очень злые. Старик Кровавый Боне, например, один из особенно страшных спригганов, приходил по ночам и утаскивал из кроватей непослушных детей. Естественно, что Бесс больше всего боялась именно спригганов. Она даже изо всех сил старалась быть послушной девочкой – во всяком случае, какое-то время.

В качестве предосторожности Бесс прибила над окном своей спальни лошадиную подкову – средство, которое, по словам Пая, весьма эффективно отпугивало бродячих спригганов. Она также никогда не забывала о необходимости прогонять от порога своей комнаты случайно прискакавшую туда жабу, ведь было известно, что жабы иногда водят компанию с плохими спригганами. И наконец, на столике, стоящем возле кровати, она держала вывернутую наизнанку перчатку. Если сприггану все-таки удастся проникнуть внутрь комнаты, ей нужно было только побыстрее бросить в него перчатку, и тот немедленно исчезнет.

Всему этому ее учил тогда Пай Тэтчер, и сейчас, наблюдая за тем, как он, опустив глаза в кружку с напитком, бормочет про себя историю, которую собирался им рассказать, Бесс почувствовала, что нельзя позволить, чтобы сказку услышала Габби. Воображение у нее было такое же живое и образное, как и у Бесс. Кроме того, она развивалась быстрее, чем Бесс, особенно это стало заметно после смерти отца, когда вся ответственность за воспитание непослушной и проказливой девочки легла на плечи миссис Тэвисток. Габби была очень обаятельным ребенком, гораздо более обаятельным, чем нужно было бы для ее же пользы.

Однако миссис Тэвисток не согласилась на время рассказа Пая отослать Габби посидеть с Сэдди. Она настаивала на том, что надо посоветоваться с Закери, как с хозяином дома. В этом вопросе она последует его совету. Габби, сидящая на кушетке рядом с матерью, бросила на Бесс торжествующий взгляд.

Бесс была совершено уверена, что упрямство матери в том, что Зак сможет принять правильное решение относительно Габби, совершенно ничем не обосновано. За ужином Зак много пил, а после того как дамы удалились, Алекс и он вот уже полчаса оставались в столовой вдвоем. Кроме того, у него не хватало твердости противиться детским уловкам Габби. Зак безбожно баловал ее.

Девушка нахмурилась. В последние две недели Зак казался озабоченным, уделял ей мало внимания и, что уж совсем не похоже на него, слишком много пил за ужином. Она надеялась, что он не жалеет о своем обещании жениться на ней. Может быть, ему уже расхотелось устраивать свадьбу так скоро после смерти деда? И Бесс решила, что в ближайшее время выяснит, что он на самом деле думает по этому поводу. Но сейчас главное не допустить, чтобы Габби обвела его вокруг своего маленького пальчика.

Задача, однако, была вовсе не простой. Бесс почти уже жалела о том, что позволила впустить Пая после того, как Стиббс доложил о его приходе. Но она симпатизировала старику и знала, что тот после такого перехода через торфяные равнины устал и был голоден. Пай зарабатывал себе на жизнь своими историями и наверняка бы обиделся, если бы его не пустили в дом, который он регулярно навещал вот уже много лет.

Послышались приближающиеся шаги, и, нетерпеливо обернувшись, Бесс увидела входящих в гостиную Алекса и Зака. Как и следовало ожидать, ее глаза сами собой остановились на Алексе. Он был одет так же, как и во время ужина, – девонширский коричневый сюртук и белый галстук превосходно гармонировали со смуглой кожей и темными, бездонными как ночь глазами. Мускулистые бедра обтягивали панталоны цвета шампанского. Прислонившись плечом к камину, он скрестил ноги и пристально, с непроницаемым выражением посмотрел на нее. Взгляд Алекса был напряженным, но прочитать по нему его мысли оказалось невозможно.

Интересно, что он о ней думает? Известно ли ему о тех мыслях, которые она стремится скрыть, и в особенности от него? Знает ли о том, что ее тянет к нему, о том постыдном желании, которое постоянно жжет и мучает ее день и ночь? Не выдала ли она своих с трудом сдерживаемых чувств в ту ночь, во время танца на приеме по случаю помолвки?

– Зак! – радостно воскликнула Габби, соскакивая с кушетки и обхватывая того руками за талию. Он невольно опустил руки ей на плечи, а она, подняв лицо вверх, посмотрела на него с обожанием. – О, пожалуйста, пожалуйста, разреши мне остаться и послушать мистера Тэтчера! Мама сказала, что мне можно будет остаться, если ты позволишь, а Бесс говорит, что я слишком маленькая. – И она бросила на Бесс взгляд, полный детской обиды.

Зак рассмеялся и ласково положил ладонь на макушку Габби.

– Так, значит, мистер Тэтчер здесь? – Прищурившись, он осмотрел комнату и только тогда заметил сидящего в тени Пая. Бесс показалось, что он с трудом сфокусировал взгляд, очевидно все еще находясь под действием выпитого в этот вечер вина.

– Добрый вечер, уважаемый мистер Тэтчер, – сказал Зак громко. – Вы пришли, чтобы рассказать нам какую-нибудь историю?

Пай прекратил свое бормотание, поднял голову, и его голубые глаза сверкнули в свете очага. Он пристально посмотрел на Зака, поерзал в кресле, как встревоженная птица в гнезде, и спокойно кивнул.

– Да, сэр, – ответил он низким, скрипучим голосом. – Сегодня я пришел, чтобы рассказать вам о наккерсах.

– О наккерсах? Этих духах, живущих в рудничных выработках? Замечательно! Давненько я не слышал историй о наккерсах! – очень оживившись, воскликнул Зак. – Садись, Габби, послушаем.

Лицо Габби прояснилось. Она выиграла легко, слишком легко, по мнению Бесс. Бесс встала, подошла к Заку и, взяв за руку, отвела в сторону, стараясь не обращать внимания на то, что Алекс пристально наблюдает за всеми ее движениями. Она чувствовала на себе этот напряженный взгляд, даже не глядя в его сторону. За обедом Алекс тоже все время смотрел на нее – да так, что у Бесс кусок в горло не лез, и она оставила свою тарелку почти нетронутой.

Зак слегка пошатнулся, и она через его плечо взглянула на Габби. Девочка стояла подбоченясь, и ее обычно задорное лицо было сейчас мрачнее тучи. Спокойно выдержав ее взгляд, Бесс прошептала Заку на ухо:

– Тебе действительно кажется, что будет правильно, если Габби разрешат остаться? Ты же знаешь, что воображение иногда заводит ее слишком далеко.

Зак наклонил голову и ухмыльнулся Бесс.

– Боже, Бесс, как мне нравится, когда ты шепчешь мне на ухо. Сделай это еще раз, ладно?

Бесс нахмурилась и сильно ущипнула его за руку, как часто бывало в детстве, когда он начинал дразнить ее.

– Не дурачься, Зак. Я говорю совершенно серьезно.

Зак скорчил гримасу и потер руку в том месте, куда его ущипнули.

– Мне кажется, что ты ведешь себя как зануда, Бесс.

Она было открыла рот, собираясь горячо оспорить столь несправедливое обвинение, но Зак остановил ее жестом.

– Я понимаю, что это слово звучит не очень приятно и что Габби недавно сказала тебе то же самое. Признаю, что с ее стороны это очень нехорошо, но извини, Бесс, это правда. Ты напрасно беспокоишься. Сказка не принесет девочке вреда, обещаю тебе.

– А я совершенно с тобой не согласна, – ледяным тоном ответила обиженная этим прозвищем Бесс. Почему он решил, что может называть ее занудой, если признал, что Габби этого делать не должна? – Но поскольку это твой дом, то думаю, что должна поступить так, как хочешь ты.

– Ты умница, Бесс, – успокаивающе сказал он, похлопав ее по спине ладонью, которая потом скользнула вниз и на короткое время задержалась на ягодицах. – Знаешь, хорошо бы тебе научиться соглашаться со мной. Мне нужна послушная жена.

Бесс до глубины души возмутилась столь интимной лаской с его стороны, в особенности на виду у стольких людей. А снисходительный тон Зака был просто невыносим! Смущенная, она бросила взгляд на Алекса. Их глаза встретились, задержались друг на друге, затем оба быстро отвели их в стороны. Он нахмурился, около рта образовалась глубокая морщинка, выражающая, очевидно, неудовольствие.

– Не дуйся, Лиззи, – проворчала ее мать, не в силах больше оставаться вне разговора и, видимо, совершенно безразличная к поступку Зака. – Ты делаешь из мухи слона. Я знаю, что на месте Габби просто умерла бы, если бы мне отказали в таком удовольствии, – заявила она, верная своей привычке вечно все преувеличивать. – А теперь садись и не делай такое похоронное лицо. Я с таким же нетерпением ожидаю рассказа мистера Тэтчера, как и Габби.

На негнущихся ногах Бесс отошла к креслу, стоящему в дальнем конце комнаты, в некотором отдалении от всех. Она была сердита и чувствовала, что те люди, от которых она могла ожидать поддержки, предали ее. Наклонив голову, Бесс сосредоточила все свое внимание на туфлях цвета слоновой кости с красными розочками, как будто ожидая, что изготовленные из шелковых лоскутов бутоны от ее пристального взгляда вот-вот завянут и опадут.

Казалось, что ее обида ни в коей мере никого не волновала. Зак, усевшись на кушетке вместе с ее матерью и Габби, внимательно слушал болтовню девочки о щенках. Пай прикончил последний глоток сидра и, готовясь приступить к своей истории, вытирал губы грязным рукавом своего сюртука.

Но оставался еще Алекс…

Она не смотрела на него и старалась вообще не поворачиваться в сторону камина, к которому он прислонился своим широким плечом, но чувствовала, что тот смотрит на нее. От его взгляда по спине у нее пробежал холодок, и Бесс подняла глаза.

Ее движение было столь же замедленным и плавным, как движение по листу холодной капли росы. Их глаза встретились, но они не отвели их в смущении, хотя в его взоре отражались более чем откровенные чувства, да и в ее, наверное, тоже. Во взгляде Алекса читалось… откровенное желание. Он хотел ее так же, как она хотела его!

От его глаз все внутри как будто перевернулось – грудь внезапно набухла и стала горячей, она жаждала прикосновений Алекса, губы задрожали в предчувствии ласки. Ах, нет, нет! От всего этого она должна отречься! Это необходимо подавить в себе и как священные дары сохранить для другого, другого мужчины, которого она любила, но не желала. Да поможет ей Бог! Что же теперь делать? Отчаяние сдавило ей сердце ледяными тисками.

Алекс впал в неистовство, неистовство, усиленное не находящей удовлетворения страстью. Но он не мог возложить на кого-либо ответственность за ту нелегкую дилемму, которую ему предстояло разрешить, и поэтому направил это сумасшествие внутрь самого себя, где сейчас творился настоящий ад. Окаменев, Алекс стоял у камина, борясь с соблазном увлечь Бесс из этого дома на свободу темной, все скрывающей ночи, где под покровом бет граничного неба мог распуститься цветок их тайной страсти. В этой же комнате – в этом стиснутом, ограниченном стенами пространстве, полном условностей и обязанностей, – он был скован, связан.

Бесс… Прекрасная, любимая и… помолвленная с его братом.

Он с трудом оторвал от нее глаза, радуясь и одновременно мучаясь от понимания того, что она испытывает по отношению к нему столь же глубокие чувства. Всемогущий Боже! Что же теперь делать? Помоги…

– Мне кажется, ты хотел заказать крепкого чаю, Алекс.

Прозаическое обращение Зака отвлекло Алекса от тревожных дум. Он с трудом попытался сосредоточиться на брате, который смотрел на него как на умалишенного, постарался собраться с мыслями и сформулировать подходящий к моменту ответ. Но чай, пустые разговоры о нарядах и об урожае меркли в свете мелькнувшего перед ним откровения: Бесс желала его.

– Я совсем забыл, Зак, – выдавил наконец он, собрав силы в попытке сохранить хотя бы видимость внимания. – Полагаю, что будет лучше, если чай подадут до того, как мистер Тэтчер начнет свой рассказ, или ты считаешь, что стоит подождать, пока он не закончит?

Я незнаком с этой церемонией, но думаю, что уважаемому мистеру Тэтчеру не понравится, если его прервут после того, как он начнет рассказ. Так чего тебе хочется больше, брат, рассказа или чая?

– Почему бы нам не подождать до окончания истории, Закери? – предложила миссис Тэвисток, заламывая руки театральным жестом. – Мне кажется, что больше я не могу ждать ни секунды.

– Я тоже, мама, – добавила Габби, повторяя жест матери. – Если я буду ждать слишком долго, то могу упасть в обморок!

Зак рассмеялся и любовным жестом легко похлопал ее по щечке.

– Мы же не хотим, чтобы Габби шлепнулась в обморок и расквасила свой дерзкий носик об пол, правда? – спросил он, подмигивая Бесс, и, повернувшись к мистеру Тэтчеру, сказал: – Начинайте же наконец вашу историю, мой дорогой друг. Мы все с нетерпением ждем.

Рассказ начался. Глубокий, неторопливый голос рассказчика лился спокойно, подобно широкой, величавой реке, – сладкоречиво, негромко. Но в этом ленивом потоке тем не менее ощущалось какое-то напряжение – доставляющее удовольствие и дразнящее воображение.

Габби обратилась в слух. По полу гулял сквозняк – холодное дуновение морского бриза. На руках малышки выступила гусиная кожа. Подтянув ноги под защиту теплой юбки, она прижалась к Заку и, затаив дыхание слушала, как Пай Тэтчер сплетает свою замысловатую историю.

– Боб Лауэлл был парнем примерно ваших лет, миссис, который не верил в наккерсов, – начал он, пристально глядя на Габби из-под сердито торчащих бровей, – хотя его отец был рудокопом и добывал олово, да и дед тоже. Олово текло в их жилах, как в наших с вами течет кровь. – Он повел своей узловатой рукой по комнате, опустил ее ладонью вниз на свою впалую грудь и наклонился вперед. – Но верим мы в них или нет, наккерсы все равно живут там, глубоко в шахтах, и работают они каждый день, кроме разве Рождества и Пасхи. Тогда-то, глубоко под землей, и можно услышать, как они поют свои гимны. Но мало кто видел наккерсов, многие только слышали доносящийся из самых далеких выработок перестук их крохотных кирок. Наккерсы – создания дружелюбные, если только за ними не шпионят. Этого они не любят, равно как и того, когда не верят в их существование, как не верил Боб Лауэлл. Эти существа обычно работают в самых богатых местах рудника, и, если рудокоп достаточно умен, он следует за шумом их работы или игр, находит самые богатые жилы и становится одним из богатейших рудокопов Корнуолла. Однажды отец Боба, собравшись на добычу олова, взял мальчика с собой. Боб не хотел идти, ему не нравилось, что в шахтах так темно. Чтобы ходить по длинным, извилистым выработкам, рудокопы прикрепляли на свои кепки горящие свечные огарки. Но в рудниках было сыро, вода капала с потолка и иногда тушила огарки, оставляя их в полной темноте и безмолвии. И вот однажды вода попала сразу на обе кепки, и Боб с отцом очутились в кромешной темноте, которая была чернее, чем сердце ведьмы. – Глаза Пая расширились и заблестели, как два сапфира. – И помните, там внизу вы не услышите ни звука – ни шелеста ветра в листве деревьев, ни голоса матери, зовущего вас на обед, ни пения птиц. Там тихо и темно, как в могиле.

Габби поежилась, и Зак, обняв ее рукой, успокаивающим жестом прижал к себе. Она взглянула вверх, его улыбка и подмигивание успокоили девочку. Желая разделить пугающую прелесть этой истории с сестрой, Габби взглянула на Бесс, но та смотрела в окно и как будто совсем не слушала. Глаза сестры казались пустыми и устремленными куда-то вдаль. Габби нахмурилась. Как странно ведет себя Бесс в последнее время! И лорд Росс тоже. Сегодня он выглядит таким угрюмым, суровым и тоже почему-то смотрит в окно. Она пожала плечами и отвернулась.

– Так они стояли там, в темноте, и отец Боба начал было нащупывать свою трутницу, чтобы снова зажечь свечи, как вдруг они услышали невдалеке какие-то звуки, похожие на стук отбрасываемой маленькими быстрыми ножками гальки, а также озорные смешки и хихиканье. Боб почувствовал на своем плече тяжелую руку отца. По крайней мере, он надеялся на то, что его плечо здесь, в самой глубине темных земных недр, сжимает именно рука отца.

– Коснулся ли ты, как я тебе сказал, четыре раза лошадиной подковы перед тем, как мы спустились сюда, Боб?

– Нет, отец, – признался Боб, весь дрожа от страха, как загнанная в угол полевая мышь.

Боб не сделал этого, потому что не верил в гномов-наккерсов.

– А махнул ли ты шапкой на все четыре стороны перед тем, как взять в руки топорик?

– Нет, отец, – снова сказал Боб.

– Ну тогда, Боб, да поможет нам Бог, потому что вокруг нас наккерсы, а мы не сделали того, что полагалось сделать, дабы удача не оставила нас.

Тогда Боб ужаснулся и стоял, стуча зубами от испуга, а отец зажег сперва свечу Боба, а потом и свою. Но Боб, не рискуя посмотреть на тех существ, которые, как он чувствовал, окружают их, крепко закрыл глаза.

– Открой глаза, Боб, – сказал ему отец, – и вытащи сверток с обедом, который тебе дала мать.

Боб открыл глаза и полез было за свертком, но рука его замерла на полпути. Он не мог оторвать глаз от похожих на привидения созданий, которые толпились вокруг них, опираясь на свои крошечные инструменты. Это были старые, сморщенные гномы с ногами палочками и похожими на обезьяньи руками, достающими до ботинок. У них не было шеи, а только огромные, похожие на тыквы головы с торчащими завитками красных волос. На месте глаз у гномов были маленькие, узкие щелочки, а беззубые рты от уха до уха скалились в чудовищных улыбках.

– Боб, – сказал ему отец, – выташи мясной пирог, который дала тебе мать, и отломи от него кусок. Покроши его на землю перед этими господами. Говорят, им нравится, если с ними делятся обедом. Сделай это немедленно, мой мальчик.

Но Боб по-прежнему боялся пошевельнуться. Когда наккерсы заметили, как он испуган, они начали дразнить его, приставив большие пальцы к своим длинным, крючковатым носам и помахивая в воздухе другими пальцами. Потом они повернулись к нему спиной, нагнулись, высунули языки и начали скалиться на него из-под расставленных ног.

– Боб, делай так, как я тебе сказал, – взмолился отец.

Но Боб так и не двинулся с места, тогда один самый нахальный гном подкрался и ущипнул его за ногу. Потом подобрался второй и больно ударил по лодыжке Боба.

Другие, а их было около тридцати, а то и сорока, сделали кто шаг, кто два по направлению к нему. Только тогда Боб понял, что пора что-то делать, а не то эти приземистые, маленькие души защиплют и исколотят его до смерти. Он полез в карман, вытащил оттуда пирог с бараниной и свежей репой, который дала ему мать, отломил кусок и раскрошил его на земле перед ними. Суетясь и пронзительно крича, как стая всполошенных павлинов, наккерсы подобрали крошки и исчезли во тьме выработки. Боб и его отец разом облегченно вздохнули.

– Господи, спаси нас и помилуй! Какой ужас… Теперь ты в них веришь, сынок? – спросил отец.

– Да, отец, теперь верю, – ответил Боб. – Но, может быть, мы сегодня не будем больше работать – я весь дрожу.

Отец Боба хмыкнул.

– Только после того, как ты пообещаешь мне, что в следующий раз, когда мы снова спустимся в шахту, будешь слушаться меня.

А теперь, прежде чем мы уйдем, оставь наккерсам еще крошек и накапай на пол немного свечного сала. Эти малютки соскоблят его оттуда и изготовят маленькие светильники. Если ты будешь дружить с ними, как это делал я в течение многих лет, они принесут тебе удачу, Боб, и не станут возражать, если ты будешь приходить и работать в их штольнях.

А теперь пойдем домой, сынок.

– И ушли они домой, – закончил рассказ чик, откидываясь в кресле и медленно опуская веки, притушив таким образом завораживающий блеск проницательных голубых глаз.

– Он уснул? – шепотом спросила Габби у Зака через минуту, увидев, что старик продолжает сидеть с закрытыми глазами.

– Нет, не думаю, – так же тихо ответил ей Зак. – Он всегда отдыхает после рассказа.

Похоже, это отнимает у него много сил. Сейчас отдохнет и тогда уйдет. Вот, возьми. – Он залез в карман сюртука и вытащил оттуда сверкающую новенькую гинею. Потом взял руку Габби и вложил монету в ее маленькую ладошку. – Засунь это в карман мистера Тэтчера, любовь моя. Он странный старик и твердит, что не желает, чтобы мы платили ему за подобные приятные визиты.

– Тогда почему же мы это делаем, Зак? – спросила смущенная Габби.

– Потому что он ужасно беден, Габби, – с упреком сказала ее мать. – Разве ты не видишь, какие на нем лохмотья?

Габби взглянула на Пая как будто в первый раз. Конечно, она и раньше обращала внимание на его изборожденное морщинами лицо, копну совершенно седых волос, пронзительные голубые, как вода бухты Дозмери в погожий день, глаза, но не замечала его бедности. Теперь, когда мать указала ей на это, Габби устыдилась и на сердце у нее стало тяжело.

Она встала и подошла к креслу, в котором сидел старик. От него пахло вереском и грязью торфяных равнин, солнцем и потом. Габби почувствовала к нему сострадание, и ей стало жаль, что у нее нет ни одного собственного пенни, которое она могла бы отдать ему.

Девочка протянула руку и, запустив палец в карман рассказчика, осторожно опустила туда монету, не побеспокоив старика. Сделав свое дело, она выпрямилась и заглянула ему в глаза. Сверкающие, яркие глаза смеялись. Морщины на обветренных непогодой щеках старика разгладились.

– Не волнуйся за меня, дитя, – сказал он так тихо, чтобы его могла услышать только она. – Я гораздо богаче, чем это может вам показаться. Богаче прожитой жизнью. Богаче своими историями. Ты мне веришь, крошка?

Габби улыбнулась в ответ.

– Да, мистер Тэтчер, верю.

Глава 7

Обняв руками колени, Бесс сидела в одиночестве на расстеленном на песке голубом стеганом покрывале и наблюдала за тем, как утреннее солнце подбирается к зениту. Широкий подол желтой юбки прикрывал ее лодыжки, ноги были босы, а соломенная шляпка висела на бледно-желтой ленте за спиной. Воздух был наполнен запахом морской соли, а шуршащий камешками прибой надвигался и опадал так нежно, как, должно быть, молодожен стягивает в первую брачную ночь ночную рубашку своей девственной жены.

Интересно, будет ли Зак столь же чуток, подумала она, и внезапно ее охватило чувство неосознанного страха. Закрыв глаза, Бесс попыталась отогнать мысль о том, как она обнаженная будет лежать в объятиях Зака, но все, что ей удалось, так это заменить прямые золотисто-желтые волосы жениха на угольно-черные, а медовые глаза Зака на цыганские. Нервно вздохнув, девушка попыталась отогнать от себя видение.

Бесс взяла с собой еду, остатки которой собиралась бросить чайкам, но сейчас совершенно не чувствовала голода и забыла вынуть из корзинки завернутые в чистую белую материю фрукты и сыр. Даже гордость кухарки – хрустящий хлеб со свежим соленым маслом не будил в ней аппетита. Она испытывала голод иного рода по чему-то, вернее кому-то, кто находился для нее вне пределов досягаемости.

Прошлым вечером, во время рассказа Тэтчера, она заметила во взгляде Алекса огонек вожделения – отражение своего собственного желания, но не рискнула задуматься о последствиях таких взглядов или о цели, которую они преследовали. А сегодня, в отрезвляющем свете дня, Бесс уже решила, что все – и взгляды, и необычное поведение – ей просто почудилось.

Вчера, после того как старик завершил свой рассказ, Бесс, сославшись на усталость, сумела убедить мать закончить вечер пораньше. В суматохе она ни разу не взглянула в глаза Алексу, даже тогда, когда он пожелал ей спокойной ночи. Не важно, была ли страсть, которую Бесс увидела в глазах Алекса, просто мимолетной вспышкой с его стороны или игрой ее воспаленного воображения, собственный ответный откровенный взгляд самым постыдным образом выдал ее чувства. Что Алекс может о ней подумать?

Простой здравый смысл подсказывал Бесс, что Алексу Викему, лорду Россу, романы с женщинами далеко не в новинку, и она не должна тешить себя иллюзиями, будто его влечение к ней является чем-то особенным. Алекс привязан к Заку, вероятно, не меньше, чем она, и надо быть слепой и глухой, чтобы отрицать это. Они с Алексом никогда не смогут отдаться страсти, которая может успокоиться или даже исчезнуть в первые же мгновения после удовлетворения.

Недалеко от ее покрывала приземлилась чайка и начала степенно прохаживаться взад и вперед, постепенно подходя все ближе.

– Ну ты и нахалка, – обратилась к ней Бесс, стараясь отвлечься от беспокоящих ее мыслей. – Ладно, я дам тебе хлебушка. Но ведь потом нагрянут все твои товарки и начнется такой гвалт и драка за каждый кусочек, что хоть святых выноси!

Она открыла корзинку и вытащила круглый каравай подрумяненного в печи хлеба с хрустящей корочкой. Отрезав кусок, после чего воздух наполнился ароматом свежего хлеба, Бесс раскрошила его и бросила на землю. Как она и предполагала, через минуту ее покрывало было окружено возбужденно орущими и суетящимися птицами, которые дрались за каждый кусок. Их поведение вызвало у девушки сначала смешок, а потом привело ее в такое хорошее настроение, что Бесс, запрокинув голову назад, расхохоталась во весь голос.

Вдруг ее внимание привлек стук копыт и пофыркивание коня. Взглянув на берег, туда, куда со скал спускалась тропинка, она увидела всадника на черном жеребце, который, зарываясь копытами в морскую пену, мчался по неровному краю прибоя. Рядом со всадником бежала большая белая собака. Это мог быть только Алекс. На мгновение сердце девушки замерло, а потом начало биться с такой силой, что она ощущала его стук где-то в горле. Всадник приближался все ближе и ближе; Бесс то молила, чтобы он остановился, то – чтобы проехал мимо.

И все-таки его почти дикий жеребец, которого Алекс объездил за время пребывания в Пенкерроу, постепенно замедлил ход и остановился. Лорд Викем был в одной рубашке с закатанными выше локтей рукавами и тонких панталонах, и она не могла отвести глаз от его мускулистых, мощных плеч и загорелых рук, так ловко управляющихся с поводьями. Бесс представила себе, как эти сильные мужские руки обнимают ее, прижимают к широкой груди, и покраснела.

Он спешился, и она, склонив голову, сделала вид, что полностью поглощена процессом кормления прожорливых чаек. Жеребец беспокойно гарцевал и мотал головой, как бы выражая протест против такой внезапной остановки. Пес же подбежал к расстеленному покрывалу, распугав по дороге ополоумевших чаек, часть которых уже разлетелась, испугавшись шумного приближения всадника.

– Лежать, – приказала Бесс, без успеха пытаясь отразить попытки Шедоу лизнуть ее в лицо. Зачем приехал Алекс? А если это просто случай, то почему он остановился? Ехал бы себе и ехал… Может быть, с его стороны это просто любезность и он задержался на минутку, чтобы поздороваться? Чувствует ли он неловкость при встрече с ней или уже решил выкинуть из головы момент вчерашнего откровения, посчитав это за безрассудство?

Наконец мокролапый Шедоу, высунув язык и учащенно дыша, улегся рядом с Бесс. Неожиданно вспомнив, что она босая, девушка подогнула под себя ноги и, присев боком, спрятала их под юбку. Подняв голову, Бесс увидела смотрящего на нее Алекса, одной рукой он держал поводья лошади, другая, сжатая в кулак, лежала на бедре. Угольно-черные волосы трепал морской ветер.

– Доброе утро, Бесс, – сказал он грустно.

– Доброе утро, Алекс. – Приподняв уголки губ, она пыталась изобразить на лице подобающую случаю улыбку, но губы ее при этом дрожали.

Возникла небольшая пауза.

Алекс не улыбался, он вопросительно смотрел на нее. Бесс же склонила голову и вновь занялась хлебом, пытаясь скрыть замешательство и боясь поднять на него глаза.

– Вы здесь одна? – нарушил молчание Алекс.

– Да, – поспешно ответила она и поправила развевающиеся на ветру каштановые локоны. – Габби катается верхом в сопровождении нашего грума, а мама еще в постели.

Что же касается Зака, то он уехал в город покупать мне другую безделушку. Сдалась она ему, – уныло закончила Бесс. Но прежде, чем она попыталась исправить положение, решив скрыть свое разочарование, которое так неосторожно прозвучало в ее голосе, за говорил Алекс.

– Знаете, с тех пор как Зак потерял эту камею, он места себе не находит, считая это дурным знаком.

– Я тоже заметила, – согласилась Бесс, радуясь тому, что он, наверное из сочувствия, решил не обращать внимания на ее недовольный тон. – Должно быть, потому-то он и был в последнее время такой рассеянный. Может быть, поездка в город немного подбодрит его?

– Да, думаю, что это так… на время.

Эта фраза показалась Бесс несколько загадочной, но, не желая показывать свою обиду на Зака и на его вчерашнее пренебрежительное отношение к ней, она побоялась спросить, что Алекс имеет в виду. К тому же сейчас ей было не до Зака. Больше всего на свете Бесс хотелось узнать, какие чувства Алекс испытывает к ней. Понять, действительно ли за его взглядами что-либо кроется или вчера вечером таинственная атмосфера волшебной легенды затуманила ее мозг и заставила вообразить нереальные вещи.

Алекс бросил поводья и присел рядом с ней. Она заглянула в бездонные колодца его зрачков, но ничего не смогла там увидеть. Алекс прилег рядом, облокотившись на руку. Бесс почувствовала, что ее бросило в жар.

– Не можете ли вы уделить мне кусочек вашего ароматного хлеба? Или вы собираетесь выкинуть его весь на песок? Чайки испугались собаки и улетели, тогда как я проголодался, знаете ли…

Уловив намек, Бесс оживилась.

– Тогда вы непременно должны поесть вместе со мной. У меня куча еды, и я с гораздо большим удовольствием разделю ее с вами, чем с чайками. Это такие невоспитанные и неблагодарные создания, им ничем не угодишь.

– Тогда, чтобы вы не пожалели о вашем приглашении, обещаю съесть все до крошки и сказать спасибо, – заверил девушку Алекс, расплываясь в улыбке и отвешивая ей шутливо-изысканный поклон.

Бесс, сердце которой трепетало как крылья бабочки, улыбнулась ему в ответ, да и невозможно было не ответить на эту лукавую улыбку. Если он способен общаться с ней с такой непринужденностью, так мило поддразнивать ее, то, должно быть, не заметил того постыдного взгляда, который она так явно обнаружила перед ним вчера вечером. Внутри Бесс боролись два противоречивых чувства – облегчение и разочарование. Девушка никак не могла понять, которое из них преобладает. Боже мой, как все это запуталось!

– Я привяжу коня и напою его, а потом немедля присоединюсь к вам, – сказал Алекс, ища глазами какой-нибудь куст или выступ скалы, куда можно было бы привязать лошадь. Заметив растущий немного поодаль искривленный ветрами куст тамариска, он повел жеребца в том направлении. Шедоу, несомненно тоже желающий освежиться глотком воды, последовал за ним.

– Только недолго! – крикнула она вслед Алексу, но обнаружила, что не в состоянии заниматься едой, а может только как завороженная смотреть вслед удаляющейся высокой, атлетической фигуре, достоинства которой подчеркивались плотно облегающими лосинами из тонкой оленьей кожи и заправленной под пояс белой рубахой. Сейчас, когда фалды сюртука не скрывали его узких, тугих ягодиц, видно было, что они мускулисты и хорошей формы. В общем, мечта портного или любовницы…

Господи, что за мысли? – спохватилась Бесс, ведь она рехнулась, раз с недевичьим бесстыдством глазеет на понравившийся ей мужской зад и, более того, думает о том удовольствии, которое эта часть тела может доставить в моменты пылкой любовной страсти. Поймав себя на греховных мыслях, Бесс сурово нахмурилась и начала опустошать корзинку. Постаравшись полностью сосредоточиться на этом деле, она нарезала овечий сыр и разложила фрукты.

Вскоре Алекс вернулся и непринужденно растянулся на покрывале рядом с ней. Пес остался лежать в тени куста тамариска. Алекс же лег на бок и положил подбородок на согнутую в локте руку, к несчастью точно повторив позу, в которой лежал в тот день на пляже, когда Бесс случилось увидеть его обнаженным. В памяти девушки всплыла его нагота, дыхание у нее перехватило, от наигранного спокойствия не осталось и следа.

Освобождая ему место, Бесс отодвинулась на самый край покрывала, но все равно Алекс находился от нее на расстоянии вытянутой руки. У нее появилось сильное желание просунуть руку в ворот его рубашки и положить ладонь к нему на грудь.

– Еда выглядит недурно.

Бесс подняла на него виноватый взгляд.

– Так… кушайте, пожалуйста, – запинаясь, сказала она, совершенно уверенная в том, что теперь-то уж точно он понял по ее замешательству о ее состоянии. – Не стесняйтесь, ешьте! Угощайтесь чем хотите. – Бесс каким-то беспомощным жестом указала рукой на пищу, чувствуя себя беззащитной перед своими же собственными мыслями и страстями.

Алекс взял кусок сыра, ломтик яблока, сложил их вместе и поднес ко рту. Как преданная собачонка, Бесс смотрела на то, как он откусил кусок и начал медленно есть. Внезапно он улыбнулся. Удивленная, она подняла глаза и увидела, как в чернильно-черной глубине его глаз мелькнули нежность и веселье, а брови вопросительно поднялись вверх.

– А разве вы не собираетесь перекусить? – спросил он. – Я, конечно, голоден, но не до такой же степени, чтобы съесть все это один. Нельзя утолить голод, глядя на то, как едят другие.

Бесс, смущенная тем, что он поймал на себе ее любящий взгляд, опустила длинные ресницы.

– Собственно говоря, я не очень-то голодна…

– Съешьте хоть что-нибудь, – настойчиво повторил он и, взяв ломтик яблока, поднес его ко рту Бесс. – Я не могу есть один. Составьте, будьте добры, мне компанию.

Бесс посмотрела в эти дразнящие темные глаза, потом на крепкую, загорелую руку, державшую кусок яблока перед ее носом. Подчиняясь его желанию и пугаясь от понимания того, что, вероятно, исполнила бы вообще любую его просьбу, Бесс слегка приоткрыла рот.

Алекс нагнулся вперед, и кусочек сочного кисло-сладкого яблока оказался между ее губ, упершись в зубы.

– Вам придется открыть рот пошире, – сказал он низким, убеждающим голосом. Возбужденная столь интимным тоном, она подняла глаза и послушно открыла рот немного пошире, машинально откусив и прожевав маленький кусочек. Но рука Алекса по-прежнему находилась в воздухе между ними, и он наблюдал за тем, как она ест, с той же сосредоточенностью, с которой она наблюдала за ним.

– Еще? – заботливо спросил он, опять поднося яблоко к ее рту.

– Я умею есть сама, – ответила она и отвела со лба пляшущие на ветру волосы. Потом трясущимися руками схватила кусок сыра, отщипнула крошку хлеба и начала есть. Бесс отвернулась к воде и, пытаясь выкинуть дурь из головы, отдалась созерцанию равномерно набегающих на берег и с тихим шорохом отступающих волн. Обычно вид моря успокаивал ее, но не сейчас, ибо исходящий от Алекса запах мужчины и необычность ситуации волновали ее.

А ведь он соблазнял ее яблоком, с внезапной усмешкой подумала она. Вечный сюжет! Как в Библии. Но на этот раз роли переменились – он был соблазнительницей Евой, а она несчастным Адамом!

– Вы, наверное, хотите пить. Я умираю от жажды, – сказал Алекс вкрадчивым голосом.

– В корзинке есть вино, – ответила она, довольная, что он напомнил ей об этом, потому что в горле у нее было сухо, как в пустынях Гоби. Бесс наблюдала за тем, как он нагнулся за бутылкой. Без сомнения, ее воображение также безудержно, как и у Габби. Алекс вовсе не искушает ее, не заигрывает с ней, не делает ничего, что бы выходило за рамки вежливости и обычной сердечности, подумала она. Он жизнерадостный, привлекательный человек и, по всей видимости, производит тот же самый эффект на всех женщин, которым посчастливилось разделять с ним пищу и беседу. Бывают такие люди, которые умеют заставить всех женщин чувствовать себя красивыми, желанными и… единственными.

Единственная… Бесс не понравилось это слово ни применительно к самой себе – она была не настолько свободна, чтобы желать его, – ни применительно к другим женщинам в холостяцкой жизни Алекса. На нее накатила черная, как грозовая туча, ревность.

– Тут только один бокал, но думаю, что мы сможем обойтись, не так ли? – сказал Алекс непринужденно, откупорил бутылку и налил темно-фиолетового вина. – Вы первая. – Он протянул ей бокал.

Бесс выпила, и приятное на вкус вино смочило ее пересохшее горло. Затем, с сожалением заметив, что в бокале остался еще целый глоток, она вернула его с извиняющейся, стыдливой улыбкой и зачем-то объяснила:

– Очень хотелось пить.

Приняв от нее бокал с довольной и понимающей ухмылкой, Алекс снова наполнил его и лениво сделал глоток. Начиная раздражаться от явно демонстративного поведения Алекса, Бесс неловко поерзала и принялась теребить в руках одну из декоративных кисточек, нашитых по краю покрывала.

– Ага, мисс Тэвисток, – поддразнивающим тоном сказал он, указывая рукой на показавшиеся из-под подола юбки маленькие розовые пятки. – Вы можете схватить воспаление легких, если будете ходить босиком. Что сказала бы Сэдди, а?

Бесс вызывающе подняла голову и чуть было не ответила, что это не его дело. Подумаешь, пятки! Сам-то он тут лежал голый! Однако, увидев вызывающий взгляд Алекса, Бесс почти уверилась, что он понял, о чем она подумала и что чуть не сказала.

– Они, похоже, совсем замерзли. – Алекс протянул руку и, запустив ее под край юбки, сжал частично высовывающуюся ступню в своей большой ладони.

Бесс окаменела, у нее перехватило дыхание. Вряд ли место, до которого он дотронулся, можно было назвать интимным, и все же от прикосновения теплых, сильных пальцев к нежным и чувствительным ступням ее ног по всему телу, от пяток до корней волос, пробежала горячая волна.

Она невольно вскрикнула и подняла глаза как раз вовремя, чтобы заметить, как выражение его лица изменилось. Шутливый вид, несколько покровительственная любезность исчезли. Стало ясно, что впечатления вчерашнего вечера не были полетом ее фантазии, она не выдавала желаемого за действительное. Алекс на самом деле желал ее. В этот момент все мысли и чувства стали больше не важны, остались позади, как туманные, неясные мечты. Теперь для Бесс существовало только это мгновение.

– Бесс. – прошептал он се имя низким и страстным голосом. Не убирая руки, Алекс сел, согнув одну ногу в колене и поджав вторую по-турецки под себя. Теперь он был так близко, что его дыхание смешалось с дыханием Бесс. Он не отрываясь смотрел на нее, а его пальцы медленно и намеренно скользнули выше и обхватили ее тонкую лодыжку.

Мучимая противоречивыми чувствами, Бесс наклонилась, чтобы помешать дальнейшему продвижению руки.

– Алекс, вы что?! Мы не должны…

Я не хочу…

– Ты же знаешь, что хочешь, чтобы я трогал тебя, Бесс, и сама желаешь прикоснуться ко мне. Прикоснись ко мне, Бесс, прикоснись ко мне! Ну…

Бесс не могла устоять. Слишком долго она желала того, о чем он сейчас просил и что принуждал сделать. Вся дрожа от предчувствия, она вдруг обнаружила, что не понимает, что делать.

– Ну же, малышка, – простонал Алекс сквозь стиснутые зубы, закрывая глаза от желания. – Мне нужно, чтобы ты погладила меня…

И хотя слабый голос разума твердил, что не надо делать этого, взгляд и голос Алекса гипнотизировали ее. Бесс ощутила жгучее нетерпение, поднявшееся в ней навстречу его нетерпению. Она подняла дрожащую руку и провела нежными пальцами по его лицу, начиная от лба и бровей к чувственным губам. Все это время он молча смотрел на нее, и от этого дыхание Бесс участилось и стало неровным.

Потом, повинуясь желанию, которого ей так не хватало во взаимоотношениях с Заком, она опустила взгляд на распахнутый ворот рубашки Алекса и засунула туда руку. Алекс прижал ее ладонь к себе – густая поросль темных волос оказалась возбуждающе мягкой на ощупь. Бесс чувствовала биение его сердца, подобное дикому ритму языческого барабана.

– Алекс, – полная ужаса и чувства вины, хрипло прошептала она, когда он наклонил к ней голову для поцелуя. – Что с нами делается? Ты же знаешь, что мы не смеем целоваться. Мы вообще не должны ничего этого делать! Зак… – Бесс покачала головой и подалась назад, неохотно оторвав ладонь от его теплой груди.

Алекс выпрямился, схватил ее за руку и нежно поцеловал нежную кожу ладони, отчего по ее спине пробежал холодок сладкой истомы. Он поднял на нее тяжелые, измученные неутоленной страстью глаза.

– Бог мой, Бесс, ты думаешь, мне неизвестно, что мы поступаем дурно? Но, да поможет мне Господь, остановиться я не в состоянии. Когда я увидел тебя здесь на пляже одну, то подумал, что просто немного посижу, поболтаю с тобой, что ничего плохого не случится. Заставил себя поверить в то, что увиденное вчера в твоих глазах есть лишь отражение моих собственных желаний. И надеялся на то, что мне удалось не выдать своих чувств. Своей любви, возникшей в тот день, когда я впервые увидел тебя. Любви, которая с каждым днем, с каждым часом становится все сильней, мучительней. – По-прежнему сжимая ее запястье, он привлек девушку к себе, и округлые девичьи груди прижались к его мускулистой груди. – Если бы ты относилась ко мне безразлично, возможно, мне было бы легче противиться искушению. Но я знаю, что тоже далеко не безразличен тебе. Ведь не безразличен, Бесс? – с тревогой и отчаянием в голосе спросил он и встал.

Бесс почувствовала себя несчастной и одинокой. Она сгорала от желания. Любимый был совсем рядом и все же недоступен. Все ее существо стремилось к нему, но этого не должно было случиться. Ведь именно в этот момент Зак покупает для нее подарок – залог своей любви. И все-таки она совсем не желает Зака, а желает только Алекса – всем телом и душой. Почему? – спрашивала себя Бесс. Ведь она увлечена Заком, любит его еще с того времени, когда была маленькой, а он был совсем нескладным мальчишкой. Нет никакого сомнения в том, что чувства, которые она испытывает к Алексу, мимолетны, призрачны и исчезнут без следа, как красочные цвета радуги, стоит только пожелать.

А потом, Алекс ведь твердит ей только о желании. Он не сказал ни слова о привязанности, об уважении или расположении. Может быть, если бы он не так сильно хотел ее, все вышло бы по-другому? Внезапно ей захотелось ясности.

– Алекс? – прошептала она.

Ответа не последовало. Он стоял полуотвернувшись, и она видела, как ходили желваки на скулах.

– Алекс, мне нужно кое о чем спросить тебя, – собрав все свое мужество и упрямо вздернув подбородок, настойчиво продолжила она. – Мне нужно знать – то, что ты ко мне чувствуешь, это только… плотское влечение или… или ты любишь меня?

Алекс повернулся к ней, и она увидела, что он растерян.

– Люблю ли я тебя? – переспросил он, как будто не расслышав.

Любит ли он ее? Алекс и сам точно не знал, какие чувства он испытывает к Бесс. Непреодолимое желание сделать ее своей не обязательно подразумевало глубокое чувство. Он хотел ей счастья, ему нравилась ее жизнерадостность, любознательность, ее ум. Наконец, он был увлечен и очарован ее страстностью и неопытностью. Но любил ли он ее? Тут было трудно что-либо сказать, ведь до сих пор, несмотря на многочисленные мимолетные отношения с прекрасным полом, он никогда по-настоящему никого не любил.

Что касается любви родственной, тут все обстояло по-другому. Он знал, что горячо любил свою мать, и, конечно, был привязан к брату с того самого момента, как в первый раз увидел вынутого из колыбели беспомощного младенца, криком выражавшего желание пососать грудь своей, к тому времени уже мертвой, матери. Боже мой, бедный Зак! Лишенный материнской ласки, ненавидимый отцом, разлученный с братом, единственной живой душой, которая любила его, пока Бесс…

Алекс в отчаянии схватился руками за голову. А теперь еще он отберет у него Бесс? Нет, этого он не сделает.

– Не важно, люблю я вас или нет, дорогая, – сказал он холодным, как зимний вечер на торфяных равнинах, голосом. – Вы помолвлены с Заком. Мы не должны допустить, чтобы подобные вещи повторялись.

У Бесс даже перехватило дыхание – настолько она была поражена внезапной холодностью его тона.

– Если вы припомните, лорд Росс, это не я хватала вас за лодыжку. И не просила вас прикоснуться ко мне!

– Я говорю за нас обоих, Бесс. Ваши глаза, выдавая тайну, говорят за вас.

Эти разговорчивые глаза теперь сузились и горели от гнева.

– Тогда, лорд Росс, в дальнейшем я позабочусь о том, чтобы видеть вас как можно меньше!

Бог мой, как красива она сейчас, растрепанная, с губами, сжатыми вместе, как коленки у старой девы! Вся решимость Алекса моментально испарилась. Она была так горда, так обидчива и так желанна! Он почувствовал, что благоразумие опять покидает его, и заглянул в затуманенные от удивления и волнения глаза. Еще минута и…

– Так вот вы где, милорд! А я уже начал беспокоиться!

Услышав взволнованный голос Дадли, Алекс опомнился. Повернувшись, он увидел своего камердинера, торопливо приближавшегося к ним по пляжу. Стремясь не уронить репутацию Бесс перед слугой, который не сказал бы никому ни слова, Алекс двинулся к нему навстречу, чтобы встретить его на полпути и дать таким образом Бесс возможность собраться с духом.

– В чем дело, Дадли? Видит Бог, если уж ты взялся разыскивать меня, то, вероятно, случилось нечто важное, – сказал он, напустив на себя самый непринужденный вид.

Очевидно, почувствовав, что попал не вовремя, Дадли сосредоточил все свое внимание на хозяине. Зная характер камердинера, нетрудно было предположить, что тот видел все. Слишком уж он любопытен. Совсем как женщина – всевидящий и всезнающий.

– Прошу прощения, милорд, но вы совершенно правы, – начал жаловаться Дадли, все еще тяжело дыша от непривычного бега. – Если бы миссис Тэвисток не подняла в доме такой переполох, то я ни за что бы не стал лазить по этим дюнам, а послал бы кого-нибудь другого. Но, думаю, этим деревенщинам вряд ли удалось бы отыскать вас, милорд. Дай Бог, чтобы мне никогда больше не привелось иметь дело с такими тупоголовыми и неповоротливыми болванами, сэр! Я говорил вам об этом с самого начала. Стиббс не в состоянии управлять домом…

– Послушай, – прервал слугу на середине фразы Алекс. – Я прекрасно знаю твое мнение о Стиббсе. А сейчас, если не трудно, выкладывай, что там случилось! Не тяни кота за хвост…

– Дело вот в чем, милорд. Пропала мисс Габриелл. Сегодня утром она уехала кататься в сопровождении грума и, каким-то образом обманув его, неожиданно исчезла…

– Так, значит, Габби опять убежала?

Алекс обернулся. Бесс уже встала и, прикрыв соломенной шляпкой густые каштановые волосы, завязывала ленту под подбородком. По ее тону было ясно, что она не слишком-то обеспокоена известием о пропаже сестры.

– Да, мисс, – быстро ответил Дадли.

Алекс видел, что Бесс нравится Дадли – не многие из жителей Корнуолла удостоились бы такой чести. – Прошло уже больше часа с тех пор, как мисс Габби… потеряла своего грума, и ваша матушка просто из кожи вон лезет… я хотел сказать, что она вне себя от беспокойства.

– Габби уже столько раз теряла своего грума, Дадли, что я совершенно не понимаю, почему мама так беспокоится. Сестра обычно возвращается к полудню, если только Зак не находит ее до этого и они не отправляются на поиски каких-нибудь приключений. Было бы лучше, чтобы мама, вместо того чтобы баламутить всю округу, выдрала бы скверную девчонку хоть разок! Но думаю, однако, мне придется вернуться вместе с вами и постараться успокоить ее, иначе Стиббс не забудет этого до конца своих дней.

– Миссис Тэвисток надеется, что вы тоже поищете мисс Габриелл, милорд, – поспешил добавить Дадли, поворачиваясь к Алексу. – Раньше поиски девочки всегда брал на себя господин Закери, но поскольку он на весь день уехал в Сент-Тисс…

– Буду рад, если мне удастся хоть чем-то успокоить миссис Тэвисток, Дадли. Но для этого нужно, чтобы я и мисс Бесс вернулись в дом как можно скорее. Как это ни печально, но тебе, мой дорогой, придется доставить в Пенкерроу покрывало и корзинку, а мисс Бесс поедет со мной.

– О нет, это совсем не обязательно! – воскликнула Бесс, которую при мысли о том, что она должна будет прижаться к Алексу всем телом, бросило в дрожь. – Знаете, я хожу очень быстро, – не сдавалась она.

– Не глупите, Бесс. Если вы пойдете пешком, вам понадобится в три раза больше времени. А на лошади мы доберемся до Пенкерроу за несколько минут, – настаивал он, и за этими словами она угадывала невысказанную мысль. Он явно хотел, чтобы она поехала с ним. Бесс разрывалась между двумя прямо противоположными чувствами – она была крайне зла на Алекса и в то же время мысль о совместном путешествии доставляла ей какое-то странное удовольствие.

– Разумеется, я согласна, – ответила она, испытывая желание рассмеяться и с трудом удерживаясь от этого. Эта одержимость Алексом рано или поздно приведет ее в сумасшедший дом. – Хорошо, я поеду с вами, хотя мне жаль, что бедняжке Дадли предстоит тащить все это, да еще и по песку.

– Благодарю вас, мисс, за вашу трогательную заботу, – ответил Дадли, бросая на Алекса обиженный взгляд.

– Я приведу лошадь. А ты пока собирай вещи, Дадли, – приказал Алекс, решив не обращать внимания на капризы слуги.

Дадли начал заниматься тем, что ему было предложено, а Алекс пошел за жеребцом. Бесс наблюдала за тем, как Алекс отвязал его и, пытаясь успокоить непокорное животное, похлопал по блестящему черному крупу. Потом он повел лошадь к Бесс. Пара минут понадобилась ему, чтобы успокоить норовистого жеребца, и вот уже тот повинуется. Алекс, несомненно, умеет обращаться с животными… и с женщинами тоже. Надо держать ухо востро – она должна быть сильной и дать отпор всем его любовным уловкам.

– Ну давайте, Бесс, живенько! – скомандовал Алекс, взяв ее за талию и легко поднимая на спину жеребца. – Вот и все. Закиньте ногу на переднюю луку и хорошенько держитесь за нее руками. Имея сзади такую подпорку, как я, вы можете быть такой же спокойной, как храп Дадли во время воскресной службы.

Слабо улыбнувшись шутке, она сейчас же напряглась, почувствовав прикосновение его тела, когда он оседлал жеребца. Расставленные мускулистые ноги Алекса слегка касались ее бедер, спиной она ощущала тепло его груди. Потянувшись через плечи Бесс за поводьями, он практически обнял ее. В общем, ситуация оказалась даже хуже, чем она предполагала. Этой поездке в Пенкерроу суждено было превратиться в самый изощренный инструмент продолжающейся пытки.

– Вы надежно устроились, Бесс? – спросил он тихо. Губы Алекса находились всего в нескольких дюймах от ее уха, и слегка пахнувшее вином дыхание, как морской близ, овевало ей щеку.

– Надежнее не бывает, Алекс, – ответила она с тихим вздохом.

Наблюдая за тем, как хозяева тронулись в путь, Дадли неодобрительно покачал головой.

– Это все равно что подлить масла в огонь, мои пернатые друзья, – сказал он чайкам, которые теперь, когда не было собаки, вновь слетелись к покрывалу. – Припомните мои слова. Еще до конца лета эти братья будут драться между собой на ножах. – Дадли тяжело вздохнул. – Несчастье в том, что они мне оба нравятся. Вот горе! Вот беда-то!

Затем он повесил корзинку на одну руку, перекинул сложенное покрывало через вторую и начал утомительное путешествие назад в Пенкерроу. Причем у Дадли нашлись гораздо более важные темы для раздумий, чем привычное уже недовольство Стиббсом.

Глава 8

Всякая вина тяготит сердце, но сейчас Бесс чувствовала себя так, как будто на ней лежали все тридцать сребреников. Зак поехал в город покупать ей подарок, а в это время она была готова целоваться с его братом.

– Лиззи, у меня раскалывается голова, – жалобно простонала миссис Тэвисток. – Капни мне лауданум в стаканчик вина. Может быть, это успокоит меня и будет легче ждать, пока лорд Росс вернется с Габби. Как ты думаешь, он ее найдет?

Мать Бесс в расслабленной позе лежала на кушетке в голубой гостиной Пенкерроу, одна ее рука безвольно почти касалась пола, в кулаке другой, покоившейся на груди, она сжимала мокрый от слез носовой платок. Глаза ее были закрыты. В потоке солнечного света, пробивающегося в щель между неплотно прикрытыми шелковыми шторами, плясали пылинки. Жаркий день уже клонился к концу, но ни Алекс, ни слуги, посланные на поиски Габби по приказанию Стиббса, так и не вернулись пока домой. Все это время Бесс просидела возле матери, пытаясь с помощью нюхательной соли и лавандовой воды успокоить ее нервы, но мысли девушки были заняты совсем другим. Мысленно она была не с сестрой, а с человеком, который сейчас разыскивал ее. Но когда часы пробили семь раз, Бесс нахмурилась. Она тоже начала беспокоиться о сестре, пора уже той вернуться.

– Я скажу Сэдди, чтобы она принесла тебе лауданум, мама, – успокоила мать Бесс, вставая, чтобы выйти из комнаты. Она не осмеливалась дернуть шнур звонка, потому что тогдапоявился бы Стиббс, который остался бы весьма недоволен тем, что его беспокоят по таким пустякам, когда в доме тьма-тьмущая прислуги. Стиббса совершенно не волновало состояние нервов миссис Тэвисток, ему все это было хорошо знакомо. Недаром говорят, что чем лучше знаешь человека, тем яснее видишь его недостатки.

– Ты такая добрая, Лиззи, – прошептала мать ей вслед.

Бесс спустилась по лестнице и прошла по коридору, который вел на кухню с примыкающей к той буфетной. В это время Сэдди наверняка по горло занята приготовлениями к ужину, и Бесс не собиралась беспокоить ее, она найдет лауданум сама. Мать обычно не поощряла готовности Бесс заниматься всякими мелочами по хозяйству, когда слуги бывали заняты, и предсказывала, что дочь никогда не научиться вести свой дом и ее будут обманывать каждый раз, как только для этого представится возможность. Но девушка никак не могла понять, почему она, обладая парой здоровых ног и имея возможность свободно передвигаться по дому, должна сидеть, сложа руки.

Подходя к кухне, Бесс услышала негромкие и торопливые голоса; казалось, что все говорили одновременно. Она ускорила шаги, сердце ее сжалось от ужасного предчувствия. Должно быть, с Габби что-нибудь случилось! Бесс распахнула дверь и вошла на кухню. Несколько работников с конюшни и Алекс что-то обсуждали с Сэдди и Стиббсом.

– Ну что?! – спросила она без предисловий и остановилась в дверях, не в силах сойти с места.

Все повернулись к ней, лица были усталыми, огорченными и какими-то виноватыми.

Встревоженная, Бесс отыскала глазами Алекса.

– Габби? – спросила она срывающимся от волнения шепотом.

Алекс быстро подошел к ней, взял за локоть и вывел в коридор. Потом, закрыв за собой дверь, повернулся к ней и крепко взял за плечи.

– Мы думаем, что девочка заблудилась в старых выработках, Бесс. Поблизости нашли ее лошадь, и есть свидетельство того, что в забой недавно входили. На влажной земле возле входа обнаружены следы маленьких ног. Мы прошли немного подальше, но без факелов там ничего не увидишь. Поэтому я оставил там одного человека на тот случай, если она все-таки появится, и вернулся с остальными за снаряжением. – Алекс замолчал, очевидно ожидая ее реакции.

После первого потрясения, вызванного этим известием, представив себе ужас сестры, вдруг обнаружившей, что она заблудилась в полной темноте, Бесс все-таки нашла в себе силы собраться с духом. Надо сделать все, что в ее силах, для того чтобы спасти Габби! Глупая девчонка полезла в шахту, наверняка чтобы найти наккерсов! Бесс решительно подавила в себе злость, охватившую ее при этой догадке. С этим можно будет разобраться позднее, когда Габби окажется в безопасности, целая и невредимая.

– Спасибо за то, что сразу, без всяких уверток, сказали мне правду, Алекс, – поблагодарила Бесс, решительно вздернув подбородок, и ей показалось, что она увидела в его глазах облегчение. Алексу явно понравилось ее спокойное поведение, и это придало Бесс бодрости. – Каковы ваши планы? Полагаю, слуги уже рассказали вам, что каждая выработка разветвляется на несколько тоннелей, которые тянутся на целые мили? Кроме того, нужно учитывать и то, что, долгие годы простояв без присмотра, крепления стен стали весьма ненадежными.

Хотя и решив сохранять спокойствие, все же, объясняя Алексу всю сложность поиска, Бесс не могла не почувствовать волнения. Бедная Габби сейчас совсем одна, она может упасть в яму, может сломать ногу или вовсе погибнуть!

Руки Алекса по-прежнему сжимали ее плечи, и, вероятно почувствовав предательскую дрожь, пробежавшую по спине Бесс, он сказал:

– Слуг у нас хватит, а чтобы больше ни кто не потерялся, мы придумали способ, как помечать пройденный путь. Было бы здорово, если бы мы могли привлечь кого-нибудь из рудокопов, работавших когда-то именно в этой выработке, ведь они могут помнить все повороты и разветвления, но пока что мне не…

– Зак! – воскликнула Бесс, на которую нашло внезапное озарение. – Еще мальчиком Зак любил бродить по выработкам. Дед, конечно, строго запрещал ему эти прогулки. Сколько раз его наказывали за нарушение этого запрета. Возможно, Зак знаком именно с этим рудником и сможет подсказать нам, где именно следует искать Габби. По крайней мере, с ним мы будем уверены, что не пропустим какой-нибудь маленький пещерки, куда она может забиться и, свернувшись в клубочек, плача уснуть.

– Я знал, что вам захочется, чтобы Зак находился здесь, – сухим и невыразительным тоном ответил Алекс. – И уже послал за ним Дадли.

– О, так, значит, вы точно знаете, где его искать? – удивленно спросила Бесс. – Думаю, что в это время он должен ужинать в гостинице «Лошадиная голова». Вы послали Дадли туда?

– Я не уверен, что он там, – ответил Алекс, отводя глаза в сторону, – но, думаю, Дадли разыщет его.

Бесс нахмурилась.

– Вообще-то непонятно, почему он так задержался в городе. Для того чтобы купить мне подарок, а себе новые перчатки, понадобилась бы всего пара часов. Вероятно, он встретил какого-нибудь дружка и веселится сейчас за кружкой пива, негодник. Но я все равно буду рада, если он примет участие в поисках, даже если это ему… – Бесс не стала продолжать.

Критиковать Зака в присутствии Алекса казалось ей предательством.

– А что с вашей матерью? – спросил Алекс, резко меняя тему разговора.

– Я как раз спустилась вниз для того, чтобы дать ей лекарство от нервов. Теперь увеличу дозу, может, тогда она проспит до тех пор, пока не найдут Габби. Если мама узнает, что произошло, с ней непременно случится истерика. После того как она уснет, я оставлю с ней горничную и присоединюсь к вам в руднике. Пожалуйста, не спорьте со мной, – торопливо добавила она, просящим жестом машинально кладя ему руки на грудь. – Я хочу быть там и наверняка понадоблюсь Габби.

Алекс взглянул на прижатые к его груди маленькие руки и, несмотря на все свалившиеся на их плечи заботы, мысленно вернулся к тому моменту, когда там, на пляже, теплые, дрожащие пальцы Бесс скользнули ему под рубашку. Какой невинно-соблазнительной выглядела она при этом, какой любопытной и полной страсти! И его тело ответило на это так, как не отвечало на ласки ни одной другой женщины, даже если та была опытной куртизанкой.

Бесс внезапно убрала руки, и Алекс увидел ясно читающееся на ее лице чувство вины. Его вдруг охватил приступ гнева – гнева на Зака, помолвленного с этой необыкновенно чуткой и красивой девушкой, а бегающего к любовнице. Достоин ли Зак преданности Бесс, ее любви? И будет ли та испытывать чувство вины, если узнает о Тэсс?

– Мне надо идти к матери, – сказала Бесс, прерывая тяжелые раздумья Алекса. Она старательно избегала его взгляда. – Если меня не будет слишком долго, мама доведет себя до безумия. – Девушка помедлила, искоса посмотрела на Алекса и прошла мимо него к двери кухни, опустив глаза.

– Я оставлю одного человека, чтобы, когда вы будете готовы, он смог проводить вас к руднику, – сказал Алекс ей вслед.

Бесс уже взялась за ручку двери и, взмахнув ресницами, печально улыбнулась ему.

– Спасибо, Алекс, – сказала она тихо и исчезла за дверью.

Дадли щелкнул кнутом над спиной чалого мерина и замысловато выругался. Ветер подхватил его ругательства и понес их дальше. Разлохмаченная на сильном ветру медно-рыжая шевелюра камердинера напоминала факел. По лбу слуги стекали струйки пота, в уголках губ и глаз скопилась дорожная пыль. Он смахнул со лба и со щеки комаров и, вытерев руки о белые бриджи, брезгливо передернулся.

Вовсе не подходящее занятие для слуги джентльмена, угрюмо подумал парень. Сейчас он должен быть дома и гладить галстуки, готовясь к вечернему туалету его светлости. А вместо этого как сумасшедший мчится в этот ветреный летний вечер по безлюдному корнуолльскому захолустью для того, чтобы вырвать Закери Викема из коготков его птички!

Дадли не мог припомнить, когда в последний раз выполнял столь неприятное задание. Или был таким растрепанным и грязным! Но обстоятельства сложились так, что он вынужден нестись во весь опор в открытой двуколке, а подобная спешка отнюдь не способствовала сохранению опрятного вида. Но он понимал, почему лорд Росс попросил, чтобы Закери привез именно он, а не послал за ним какую-нибудь мелкую сошку из Пенкерроу. Собственно говоря, Дадли весьма гордился тем доверием, которое оказал ему хозяин, попросив доставить послание Заку, зная, что он, Дадли, никому не расскажет об увиденном и услышанном. Жаль только, что это доверие связано с подобными неудобствами.

Дадли въехал в пригород Сент-Тисса и, придержав лошадей, пустил их легкой рысью. Лорд Росс не мог точно описать местоположение домика красотки Тэсс, он только приблизительно указал направление. Поэтому Дадли придется пойти на еще большее унижение своего достоинства – остановиться у гостиницы «Лошадиная голова» и провести осторожное расследование. Узнать дорогу к этой голубятне дело вовсе не сложное, но не исключалось и то, что Дадли просто вышвырнут вон, – все зависело от характера и расположения духа хозяина гостиницы.

Но мало того, получив нужный адрес, Дадли должен будет вмешаться в интимную жизнь брата лорда Росса в самый неподходящий для этого момент. Один Бог знает, чем будут заниматься мистер Закери и его шлюшка в тот момент, когда Дадли постучит в дверь. Но он, Дадли, хотя и был всего-навсего простым посыльным, не должен ударить лицом в грязь.

Хозяин гостиницы оказался общительным малым и без особых хитростей выложил Дадли все нужные сведения. Окрыленный подобным успехом, Дадли направился к домику влюбленных в более бодром настроении.

Расположенный на северной окраине города, дом представлял из себя небольшое здание елизаветинских времен, окруженное цветущим садиком.

Дадли спрыгнул с двуколки и привязал покрытую потом лошадь к перекладине. Потом пригладил своими сухощавыми пальцами рыжую шевелюру, одернул сюртук, вошел в ка литку и прошел по мощенной булыжником дорожке к двери, увитой вьюнком. Глубоко вздохнув, он постучал.

Ожидая ответа, Дадли нетерпеливо постукивал ногой по выложенному каменными плитами крыльцу. До него доносилось ленивое жужжание летающих по саду пчел и стук дятла. Звуки были самыми что ни па есть мирными, но Дадли волновался. Подождав некоторое время и видя, что к двери никто не подходит, Дадли зашел за угол дома и увидел стоящую возле конюшни рядом с белой кобылой серую в яблоках лошадь Зака. Вернувшись к двери, он постучал вновь, на этот раз сильнее.

В ответ – тишина. Дадли в нетерпении прикусил нижнюю губу. Он должен переговорить с Заком. К черту условности! И если даже ему для того, чтобы выполнить свою миссию, придется влезть в окно, он сделает это, дьявол побери! Но, может быть, дверь открыта? Дадли взялся за ручку и медленно, осторожно повернул ее. Она действительно оказалась открытой! Однако – Боже мой, что же делать дальше?

Внезапно дверь резко отворилась, и Дадли вздохнул с облегчением – ему не придется врываться внутрь с перспективой застать охваченную порывом страсти пару в объятиях друг друга. Он поднял глаза, и у него перехватило дыхание. На пороге стояла девушка с растрепанной копной золотых волос. Васильковые глаза смотрели на нежданного гостя с беззащитным и стыдливым выражением. Из-под яркого, расписанного цветами покрывала, которое она прижимала к себе судорожно сжатыми пальцами, выглядывало белоснежное плечо.

– Что вам угодно, сэр? – спросила она робким и тихим голосом.

Дадли постарался собраться с мыслями. Он никак не ожидал, что эта шлюшка окажется на вид такой чистой и невинной, такой юной и скромной.

– Я… я пришел затем… затем, чтобы увидеть мистера Закери Викема, – промямлил он, переводя взгляд с ее плеча в глубину комнаты.

Но там было тихо. Луч заходящего солнца скользил по полу, освещая ковер фиолетового цвета. Пчела билась в оконное стекло, наполняя комнату жужжанием. Девушка подняла голову, собравшись наконец с духом, чтобы соврать камердинеру, что ее любовника здесь нет. Но Дадли торопливо добавил: – У меня для него срочное сообщение от его брата, мисс.

Глаза молодой женщины расширились, похожий на розовый бутон рот открылся от удивления. Позади нее послышался шорох – скрипнула кровать, потом послышался шелест одежды, по всей видимости, Закери Викем натягивал на себя брюки.

– Все в порядке, Тэсс, впусти его.

Услышав эти слова, девушка отступила назад и, широко распахнув дверь, снова забилась в смятую кровать. С трудом оторвав взгляд от этого небесного создания, Дадли вошел в комнату и молча склонился перед стоящим возле кровати и застегивающим рубашку Закери.

– Надеюсь, что сообщение будет действительно важным, Дадли, – сказал заспанный Закери, и в его глазах предупреждающе зажглись золотистые огоньки.

– О, это действительно важно, сэр. Не думаете же вы, что лорд Росс стал бы посылать меня, если бы не крайняя необходимость, сэр? И несмотря на это, я все равно чувствую себя крайне неловко, сэр, и прошу прощения за то, что ворвался сюда подобным образом и помешал вам с вашей… подругой, – пробормотал Дадли, нервно переминаясь с ноги на ногу. – Дело в мисс Габриелл. Она потерялась, сэр, потерялась в…

Зак разразился хохотом, резанувшим Дадли по нервам и заставившим его замолчать.

– Боже мой, Дадли, и это все? Да только этим летом Габби терялась на торфяных равнинах по меньшей мере два раза! Не могу поверить в то, чтобы Алекс был настолько обеспокоен, чтобы оторвать меня от Тэсси, когда он знает, что я… – Его глаза сузились. – Или, может, я не имею права?

Дадли не понравился этот скептический взгляд, сразу придавший лицу молодого человека подозрительное выражение.

– Сэр, вы меня не так поняли. На этот раз мисс Габриелл заблудилась в рудничных выработках. Девочку не смогли отыскать на торфяных равнинах, а потом обнаружили ее лошадь, привязанную к кусту возле входа в рудник.

Там же на влажной почве нашли ее следы, и они вели прямо…

– Довольно, Дадли, – оборвал мгновенно побледневший Закери, лицо его стало сосредоточенным и решительным, – я уже понял всю серьезность произошедшего и немедленно выезжаю. Ты можешь сказать мне, в каком именно руднике это случилось, чтобы я мог направиться прямо туда? – Теперь Зак одевался быстро, каждое его движение было четким и продуманным.

Дадли бросил взгляд на кровать, в которой лежала Тэсс. Лицо ее было таким бледным, что почти сливалось с кружевной наволочкой.

– Лорд Росс набросал для вас карту, сэр.

Я уверен, что, с вашим знанием местности, вы по этому наброску точно определите, что это за рудник. – Дадли залез в карман, вытащил оттуда листок и протянул его Заку.

Зак схватил сложенную бумагу, быстро развернул, взглянул на наспех начерченную карту и бросил ее на пол.

– Да, я хорошо знаю это место. – Потом присел на кровать и, натягивая сапоги, пробормотал: – Наверняка искала наккерсов. Да накажет меня Бог, если с ней что-нибудь случится…

Тэсси подняла руку и успокаивающим жестом положила ее на плечо Зака.

– Ты найдешь ее, Зак. Пожалуйста, не вини себя!

– Мне некого больше винить, Тэсси. – Закери встал, и они обменялись взглядом, таким понимающим, таким интимным, что Дадли в смущении отвернулся. Потом Закери, даже не попрощавшись со своей прекрасной леди, быстро прошел мимо Дадли и вышел во двор.

Дадли понимал, что должен последовать за ним, но ничего не мог с собой поделать. Он повернулся к девушке. Ее глаза, наполненные слезами, были устремлены на дверь, через которую только что торопливо вышел любимый. В немигающем детском взгляде светились любовь, надежда и мечты, за которые она упорно цеплялась, несмотря на печальную действительность. Тэсс повернулась к Дадли, и он прочел на ее милом детском личике такую веру и любовь, что у него защемило сердце.

Душа Дадли сжалась от симпатии к ней, потому что он чувствовал, что кроме этого крохотного кусочка счастья Тэсс не получит от жизни ничего. Для Закери Викема она была просто игрушкой. По своему социальному положению он был для нее недосягаем. Тэсс любила его, это было так же заметно, как веснушки на лице Дадли. И возможно, что мистер Зак тоже сейчас любит ее, но эта любовь вряд ли будет иметь продолжение в этом чудовищном мире – для счастья одной любви мало.

– Все окончится хорошо, сэр, – тихо сказала Тэсс. Погруженный в собственные мысли, Дадли встрепенулся от негромкого голоса и, посмотрев на девушку внимательней, увидел, что на ее прелестных губах появилась вымученная бодрая улыбка. Интересно, подумал он, чье именно положение она имеет в виду – Габби или свое.

– Надеюсь на это, мисс, – ответил он, и искреннее желание счастливого разрешения опасной ситуации придало убедительности его словам. – Будем молить Бога о милости. – С этими словами Дадли повернулся и направился к двери, кляня то самое сердце, на которое возложил свои надежды. Он был слишком, по-женски, мягкосердечен. Поэтому-то оно так и болело.

Открытый вход в рудник напоминал прожорливую пасть, готовую проглотить каждого, кто осмелится проникнуть в ее темные и мрачные глубины. Бесс стояла возле пещеры, зябко скрестив руки на груди, словно пытаясь зажать в них все свои заботы и страхи. Рядом с ней находился Генри, помощник конюха, и оба они, не отрываясь, смотрели на эту дыру размером три на четыре фута, с такими трудами пробитую некогда в граните жадными до олова рудокопами.

Бесс знала, что сразу за устьем этой рукотворной пещеры проход расширяется, становится выше и человек среднего роста может стоять там выпрямившись. Но Алексу, чтобы иметь возможность передвигаться по узким, извилистым коридорам, придется нагибаться.

Когда Бесс и Генри прибыли на заброшенный рудник, Джим, уехавший с Алексом последним и с нетерпением поджидавший их у входа, передал наказ, чтобы они ни в коем случае не входили внутрь. Если появится Зак, то пусть он дождется Алекса и не начинает поиска Габби по своей инициативе. Он сказал, что, может быть, к тому времени ее уже найдут, и она будет на пути к выходу, поэтому ни к чему рисковать без нужды. Кроме того, Зак не должен начинать поиск в одиночку. Чем больше народу, тем безопаснее.

Бесс признавала справедливость аргументов Алекса, но не была уверена в том, что Зак послушается брата. Он обожал Габби и вряд ли сможет оставаться в стороне от затянувшихся поисков, потому что хорошо понимает: благодаря своему знакомству с рудничными выработками его шансы отыскать Габби будут наибольшими.

Быстро наступала ночь, багровое пятно заходящего солнца уже коснулось темного, неровного горизонта торфяной равнины. Бесс поежилась и решила не обращать внимания на наползающий с моря холодный туман. Чувство обиды на Зака жгло ей сердце.

Почему он тогда не послушал ее? Ведь она же твердо знала, что воображение Габби будет захвачено сказочными созданиями. Истории Пая Тэтчера внушали детям тягу к приключениям; думая о наккерсах, девочка лишилась сна. Но даже Бесс не могла предположить, что у Габби хватит смелости самой войти в один из этих опасных лабиринтов в поисках компании подземных гномов.

Бесс поджала губы. Как неблагоразумно было со стороны Зака настаивать на том, чтобы Габби позволила послушать эту историю! Нет, это просто безответственно! Как самонадеянно и бездумно высмеял он опасения Бесс, счел ее просто занудой. Хотя в последнее время Зак вообще вел себя странно. Его дед, Честер Хейл, всегда требовал от Зака самодисциплины и ответственности, и, может быть, теперь, когда Честер Хейл мертв, у Зака просто закружилась голова от обретенной свободы и власти, которыми он еще не научился как следует пользоваться.

Однако он стал каким-то рассеянным, не находит себе места. Бесс начинала подозревать, что причина беспокойства Зака кроется не только в приезде Алекса. Но каковой бы ни оказалась настоящая причина, поведение Зака начало действовать ей на нервы.

Бесс попыталась отогнать грустные мысли. Она же обещала себе не останавливаться сейчас на этой проблеме. В данный момент самое важное для нее – это Габби. Найти девочку просто необходимо, иначе никогда в жизни Бесс больше не почувствует себя счастливой. Горе возьмет верх над всеми остальными чувствами, даже над обидой и гневом. И над ее страстью тоже.

Не обращая внимания на недоуменный взгляд Генри, Бесс подняла глаза к быстро темнеющему небу и отыскала слабую первую звездочку, отчаянно пытавшуюся пересветить угасающее солнце. Если бы на нее действительно можно было загадать желание, Бесс пожелала бы, чтобы страсть, которую она чувствует при виде Алекса, перешла бы на Зака, ее суженого.

Но чувство, которое она испытывает к Алексу, – это не просто страсть. Одна мысль о том, что он находится сейчас в недрах рудника, окруженный осыпающимися земляными стенами, скрепленными полусгнившими бревнами, леденила ей кровь. С поразительной ясностью она вдруг поняла, что если с Алексом что-нибудь случится, то вместе с ним умрет часть ее души…

Послышался сначала отдаленный, но быстро приближающийся топот копыт. Она повернулась на звук и увидела мчавшегося по торфяной равнине всадника. Полы его костюма развевались в воздухе. В последних лучах заходящего солнца волосы Зака отливали странным золотисто-розовым цветом. Боже, где же он был до сих пор?!

Бесс следила за приближением жениха в смятенном состоянии духа, не зная, то ли радоваться тому, что он здесь, то ли сердиться на него. Однако, несмотря на злость к Заку и растущее с каждым днем чувство к Алексу, она пришла в ужас при мысли, что Зак тоже сейчас пойдет под землю. И так уже двое дорогих ей людей исчезли в глубинах сырой пещеры. Оставалось надеяться на то, что Зак прислушается к голосу разума и подождет, пока Алекс не выйдет на поверхность.

Зак осадил коня, спешился и крикнул Генри, чтобы тот подержал поводья. Генри торопливо подбежал. Зак передал ему поводья, снял сюртук, бросил его на землю и торопливо подошел к Бесс. Его лицо было напряжено, глаза прищурены, в них читался гнев. На кого он сердится – на себя?

– Как давно они спустились? – спросил он хриплым, срывающимся голосом, глядя мимо нее на вход в рудник. После тяжелой скачки через Бодминскую пустошь Зак раскраснелся, на верхней губе его выступил пот, рубашка прилипла к влажной груди, и Бесс почувствовала, что ее гнев исчез. Зак, безусловно, беспокоился о Габби и прибыл сюда в большой спешке. Он стоял совсем близко, и она почувствовала исходящий от него запах пота… и жимолости. Сознание Бесс машинально отметило это странное сочетание, но она тут же забыла об этом.

– Они вошли туда около часа тому назад, так мне кажется. Я потеряла счет…

– Черт побери! – выругался Зак. – Они, должно быть, блуждают там, как толпа зевак в лабиринте. Я иду внутрь. Генри мне нужен факел!

Упершись руками в бока, Бесс загородила ему вход в рудник.

– Алекс передал, чтобы ты не входил, пока он там. Он сказал, что если они найдут Габби…

Только теперь Зак посмотрел на нее, но в этом взгляде она прочитала только одно – не сошла ли она с ума, полагая, что сможет помешать ему войти в рудник?

– Меня не интересует, что сказал Алекс, я иду туда. Отойди в сторону, Бесс.

И тут, наконец, сказался ее темперамент. Бесс придвинулась к Заку почти вплотную.

– Значит, ты не желаешь никого слушать, ведь так, Зак? Я могла бы еще понять, что ты отказываешься слушать меня, женщину, но Алекс ведь в конце концов мужчина, твой брат, и, кроме того, он старше и намного умнее тебя!

Зак стиснул зубы, на его скулах заиграли желваки.

– Ты не теряешь времени даром, дорогая, – выпалил он, – тебе обязательно нужно возложить вину за все эти неприятности на одного меня, не так ли?

Бесс презрительно подняла бровь.

– Ну, если уж ты сам заговорил об этом, Закери…

– Я не видел никакого вреда в том, что Габби послушает Пая. И не мог предположить, что случится такое.

– Я тебя предупреждала, но ты не стал меня слушать.

– Только не говори, что ты знала о том, что она надумает идти искать наккерсов, я все равно не поверю.

– Нет, такого я и представить себе не могла и вовсе не думала, что она сделает это, но Габби такая фантазерка…

Зак презрительно фыркнул.

– Ах, у тебя было предчувствие? Чушь!

Если бы мужчины потворствовали женщинам всякий раз, когда у тех появляется неосознанное чувство, то в мире бы не было никакого порядка.

Бесс в бешенстве топнула ногой.

– Почему ты вечно отказываешь мне в элементарном здравом смысле? Почему не можешь признать, что я была права?

– Так, значит, все дело именно в этом, Бесс? – язвительно произнес он. – И если я сейчас скажу: «Да, дорогая, ты была права», – ты будешь довольна?

Беспокойство и страх вышли наконец наружу – глаза Бесс наполнились слезами. Она пыталась незаметно вытереть набежавшую слезинку.

– Как я могу быть довольной, если мы до сих пор не нашли Габби? – Голос ее дрогнул, щеки побледнели. – Я так боюсь, Зак. Ведь я люблю ее! Что, если она потеряна для нас навсегда? Я не вынесу…

Затуманенными от слез глазами Бесс увидела, как враждебное выражение на лице Зака сменилось сочувственным. Он запустил пальцы в волосы – привычный жест, говорящий о том, что Зак испытывает беспокойство или душевную муку. Вдруг, неожиданно для Бесс, он быстро и грубо привлек ее к себе. Уткнувшись щекой в прикрытую влажной рубашкой грудь, девушка обняла жениха, прильнула к нему, как напуганный ребенок, и зарыдала, испытывая одновременно чувство стыда за свою слабость и огромное облегчение оттого, что он приласкал ее.

– Ну же, ну, Лилибет, – успокаивал ее Зак, одной рукой гладя по волосам, а другой обнимая за плечи. – Мы найдем Габби. Не падай духом, дорогая, – добавил он более твердым тоном, и в его голосе прозвучала несгибаемая решимость. – Найду, если даже это окажется последним делом в моей жизни!

Бесс не понравилось его последнее заявление. Оно прозвучало глупо. Ей вовсе не хотелось, чтобы поиски Габби оказались последним делом в жизни Зака или Алекса.

Подняв голову, она заглянула Заку в глаза.

– Не говори так. Ты не должен рисковать напрасно. Прошу тебя, подожди здесь, пока не вернется Алекс. – И дай Бог, чтобы он вернулся!

– Я должен идти, Бесс, пойми. Пожалуйста, не удерживай меня. – Он говорил спокойно, но в голосе его звучало непоколебимое упорство. Плечи Бесс обреченно опустились.

Что бы она ни сделала и ни сказала, он все равно пойдет туда.

– Да поможет тебе Бог, – прошептала она, отходя в сторону, и, опустив глаза, сложила руки в молитвенном жесте.

Указательным пальцем он приподнял ее подбородок и нежно провел большим пальцем по ямочке на щеке, вынудив таким образом посмотреть на себя. Их глаза встретились, и Зак улыбнулся ей своей беззаботной, очаровательной улыбкой.

– До скорой встречи, невеста. – Зак повернулся к Генри. – Я возьму этот факел.

И мгновение спустя он нырнул в дыру входа. Подойдя поближе, она смотрела в темноту до тех пор, пока пламя факела не превратилось в маленькую искорку, а потом и вовсе исчезло, когда Зак свернул за поворот.

Было холодно, очень холодно. Вся дрожа, Габби подтянула колени к груди и прислонилась щекой к толстой, мягкой юбке для верховой езды. Сидеть на твердой и усыпанной маленькими, острыми камешками почве было больно. Она закрыла глаза и попыталась не обращать внимания на возню крыс в темноте. Толстая сальная свеча, которую она стащила в буфетной, была давно залита водой, стекающей с потолка. Габби не знала, насколько далеко она отошла от входа, но, оказавшись в кромешной мгле, не рискнула отыскивать дорогу.

Она не встретила никаких наккерсов, гномы в остроконечных шапочках и с маленькими топориками спрятались от нее. Вокруг возились одни крысы, о размерах которых в неверном свете свечи она могла только догадываться, но сейчас, в темноте, ей казалось, что они крупнее, чем родившиеся в Пенкерроу щенки.

Что-то длинное и мягко-противное, вроде крысиного хвоста, скользнуло по ее ноге. Габби вскрикнула и вскочила на ноги, размахивая перед собой руками, стараясь отогнать что-то или кого-то, но, не встретив никакого сопротивления, опять сжалась в комочек.

– Я не трусиха, – сказала она громко, и в окружающем ее затхлом воздухе пещеры голос прозвучал резко и вызывающе. На глаза девочки навернулись слезы.

– Зак, где ты? – жалобно позвала она. – Я не боюсь, честное слово. Только мне немножко страшно. Раньше ты всегда приходил за мной… – Габби подняла голову и уставилась в темноту. – Но я сделаю так, как ты учил меня, когда мне становилось не по себе. Я скажу. – И она вызывающе выставила вперед подбородок. – Я, Габриелл Луиза Тэвисток, могу делать все, что захочу, потому что не такая, как все. И я никого не боюсь! – И она повторила громче: – Я не боюсь, слышите?! – Ее слова утонули в окружающей тьме.

«В руднике тихо и темно, как в могиле, – сказал мистер Тэтчер, – там, внизу, вы не услышите ни звука: ни шелеста ветра в листве деревьев, ни голоса матери, зовущего вас на обед, ни пения птиц…»

Мама! О, как она хотела к маме! Габби снова уткнула лицо в юбку, по щекам ее текли слезы.

– Зак придет. Я знаю, что он придет за мной. Господи, спаси меня! – прошептала она.

Глава 9

Горло Алекса саднило от ядовитых испарений. Как ему хотелось глотнуть прохладной колодезной воды! Черт возьми, даже отвратительная жижа, стекающая по стенам выработок, начала казаться ему соблазнительной. Но эта полная грязи вода, без всякого сомнения, убьет каждого, кто рискнет попробовать ее. Он молил Бога, чтобы у Габби хватило сообразительности не прикасаться к влаге. От необходимости постоянно всматриваться в темноту глаза заслезились, а надежда отыскать Габби стала такой же тусклой, как и его факел.

– Милорд, не пора ли нам возвращаться, – предложил один из его спутников. – Наши факелы скоро погаснут.

– Знаю, – с тяжелым вздохом ответил Алекс. – Но уверены ли вы в том, что осмотрели каждый тоннель до конца? – И он пристально посмотрел на каждого, желая видеть, не отведет ли кто-нибудь из парней глаза. Если бы кто-нибудь не ответил честно на его взгляд, то можно было бы заподозрить их в том, что они не исследовали тоннели до конца, опасаясь осыпающихся стен. Алекс сам пришел в ужас от их непрочности. Если неудачно задеть стену плечом, то мог произойти обвал. Но его спутники, казалось, были столь озабочены и расстроены, как и он сам.

– В этом-то вся и беда, милорд, – сказал тот же самый высокий и крепкий человек, который, по всей видимости, пользовался среди рудокопов уважением. – Мы не уверены в том, что осмотрели и обыскали все тоннели.

Там, возможно, есть места, скрытые из виду. Могут быть карманы, щели в стенах, вполне достаточные для того, чтобы такая маленькая девочка, как мисс Габриелл, могла протиснуться в них и оказаться в совсем другой части рудника. На ее поиски может уйти не один день.

– Черт побери, о чем ты говоришь? У нас нет никаких дней, – отрезал Алекс. – Ребенок умрет от жажды или от разрыва сердца.

– Хозяин обязательно найдет ее, – сказал совсем молодой парень. – Мистер Закери знает этот рудник как свой собственный карман.

– Да, мне говорили, – сухо отрезал Алекс. – Давайте вернемся ко входу. Надеюсь, что Зак будет ждать нас там. Мы возьмем новые факелы и продолжим поиски под его руководством. После того как он узнает, где мы уже побывали, будет сравнительно легко определить, куда направиться дальше.

Следуя по отметкам, которые они осторожно вырезали на деревянных креплениях через определенные интервалы, особенно в тех местах, где тоннели разветвлялись в разных направлениях, спасатели достигли входа. Алексу очень хотелось, перед тем как они продолжат поиски в тесных выработках, попить чистой воды, но ему совсем не улыбалось возвращаться к Бесс с плохими новостями.

Выход из рудника был заметен еще издали – неправильной формы серое пятно на фоне кромешной тьмы. Подойдя поближе, он разглядел пламя факела, в красновато-золотистом свете которого был виден женский силуэт. Бесс ждала. Может быть, она волновалась и за него? Переживала так же, как за Габби? При этой мысли сердце Алекса радостно и болезненно сжалось.

– Алекс? Алекс, это вы?

Ее взволнованный голос, отозвавшийся в тоннеле эхом, согрел его сердце, разгорячил кровь.

– Да, Бесс, – отозвался он и обнаружил, что его собственный голос звучит хрипло.

– Прекрасно! Вы ее нашли? Где Габби?

Они подошли уже к самому лазу, и Алекс, наклонившись, вылез наружу. Он передал факел Генри, взял Бесс за руку и под любопытными взглядами остальных отвел в сторонку. Когда Алекс в первый раз сказал ей о том, что Габби пропала, она вела себя мужественно, но способна ли Бесс сдержать свои чувства сейчас? Будет ли вести себя все так же благоразумно?

Теперь Бесс уже должна была понять, что поиски не увенчались успехом, но, несмотря на это, не отрывала взгляда от вылезающих из пещеры людей, как будто надеялась, что один из них выйдет оттуда с ребенком на руках.

– Бесс, мы не нашли ее. – Алекс не коснулся девушки, но почувствовал, как она мучительно вздрогнула, и ему захотелось обнять и успокоить ее. Она повернулась и, с почти нескрываемой мукой, взглянула на него заблестевшими от слез глазами.

– Но Габби ведь должна быть где-то там… внутри, – сказала Бесс хриплым голосом. – Вы ведь не прекратите поиски, правда? – Ее распущенные волосы развевались на ветру.

– Разумеется нет, – поспешно заверил Алекс, любуясь каштановыми локонами. Ему до боли захотелось схватить девушку за плечи и крепко прижать к себе. Сегодня утром, когда она впервые коснулась его, у нее был такой виноватый вид, как будто она украла что-нибудь. Поэтому он скрестил руки на груди, засунув ладони под мышки. – Но теперь нам сможет помочь только Зак. Где он? – Алекс оглянулся. Он был настолько увлечен разговором с Бесс, что почти забыл о брате.

– Его здесь нет, – ответила Бесс.

– Он еще не приехал?

Не воспринял ли Зак новую выходку Габби просто как очередную безобидную шалость, как бывало уже не раз, подумал Алекс. Сейчас его, наверное, особенно трудно оторвать от Тэсс, они так давно не виделись…

– Нет, он появился, но уже пошел в пещеру. – В голосе Бесс звучала покорность судьбе. – Как обычно, он меня не послушал.

– И меня тоже, – угрюмо прибавил Алекс. – Глупый мальчишка. Теперь он там один, черт бы его побрал!

– Он хорошо знает рудники, – с надеждой сказала Бесс.

– Но бьюсь об заклад, он не был там уже много лет. Как мы сможем помочь Габби, если он не подождал нас? Кто теперь скажет, где он находится и куда нам надо идти?

– Что же вы собираетесь делать? – В широко открытых глазах Бесс застыл страх.

– Нам надо сполоснуть горло и снова пойти на поиски.

– Но вы же не знаете, где он. Теперь вам придется искать и Габби и Зака. – Бесс обеими руками схватила Алекса за руку. От прикосновения ее пальцев Алекса словно током ударило. Они встретились глазами, и он увидел в ее взгляде тревогу. Она боялась за него не меньше, чем за свою сестру и Зака! – Рудник очень старый, – продолжала она. – Достаточно чихнуть или сказать громко слово, как начнется обвал. Господи, как мне страшно! – Она в отчаянии сжала руки Алекса, умоляюще глядя на него. – Пожалуйста, очень вас прошу, будьте осторожнее!

Алекс накрыл ее руки своей ладонью и ласково погладил их.

– Не беспокойтесь, я буду осторожен, найду Габби и этого негодного упрямца. Я собираюсь выбраться из этой чертовой дыры целым и невредимым. Мне еще многое предстоит сделать в жизни и расставаться с ней я пока что не хочу.

Ласка Алекса и его уверенный тон придали Бесс бодрости. Она поверила, что он не собирается подвергать себя ненужному риску. Кроме того, в его словах ей послышался намек на то, что ему не хочется покидать эту жизнь из-за нее. Но сейчас думать об этом не было времени.

Алекс напился холодной воды из дубового бочонка и, взяв с собой двух людей и новые факелы, снова исчез в проходе. Бесс печально вздохнула. Она чувствовала себя такой беспомощной, такой беззащитной. Такова уж женская доля – ждать, пока мужчины подвергают себя опасности, иногда с недобрыми целями – такими, например, как война, а иногда и с благими, как сейчас. Боже, как они ей дороги – как Зак, так и Алекс!

Зак много лет не бывал в этой каменоломне, но все изгибы и повороты тоннелей казались ему такими знакомыми, как будто он ходил здесь только вчера. Какая ирония судьбы – ведь Габби выбрала именно этот рудник, который когда-то нравился ему больше всего своими непредсказуемыми разветвлениями и потайными ходами. Но почему девочка предпочла этот рудник всем остальным?

Тоннель действительно в ужасном состоянии, отметил он, быстро осмотрев в свете факела ненадежные крепления стен. Господи, впечатление такое, что стоит кашлянуть – и они обвалятся! Если кто-нибудь из спасателей неосторожно пнет камешек ногой, то все они окажутся погребенными заживо. Обвал в одной части рудника мог привести к полному завалу.

Через несколько минут он достиг своей цели – первого ответвления от центрального тоннеля, обнаружить которое мог только очень опытный глаз или любопытный ребенок. Но неопытному человеку отыскать эту спрятанную за выступающей скалой расселину, ведущую в более узкий тоннель, понадобился бы не один час. Просунув в узкий проход факел.

Зак постарался заглянуть подальше, хотя бьющий ему в глаза свет мешал это сделать.

– Габби? Габби, дорогая, ты здесь? – позвал он. Ответа не последовало. Может, с ней что-нибудь случилось или она уснула? Он вытащил факел из расселины и осмотрел ее снаружи, пытаясь решить, сможет ли туда протиснуться. Проход был узковат. Зак угрюмо усмехнулся. В первый раз в жизни он порадовался тому, что пошел в своего худощавого отца, а не в толстяка деда Хейла.

Зак просунул в лаз ногу, потом голову и осторожно начал протискиваться в узкую щель, царапая при этом грудь и спину. Оказавшись в плену камня и земли, он затаил дыхание.

Этот тоннель находился в гораздо худшем состоянии, чем остальные, на крепления стен здесь пошло меньше дерева, они давно сгнили и выглядели ненадежными и крайне опасными. Воздух был затхлым и душным. Вода капала с потолка и стекала по стенам, как в заброшенных каналах лондонской канализации. В колеблющемся свете факела по стенам металась его тень, под ногами во все стороны разбегались крысы. Всемилостивейший! Бедная Габби! Как она, должно быть, испугалась! Он болел за девочку всем сердцем.

– Габби? – снова позвал он, пройдя еще десяток шагов. – Габби, где ты? – И вдруг, как раз в тот момент, когда Зак уже начал терять надежду, что найдет ее в этой части лабиринта, он услышал детский голосок, звучащий сначала приглушенно, а потом все громче и ясней.

– Зак! О Зак, ты все-таки пришел! – и громкий плач.

Наконец-то он нашел ее! Бедняжка, видно, испугалась стаи злобных крыс, чьи черные глаза-бусинки плотоядно сверкали в свете факела Зака.

Но Габби, кажется, видела только своего спасителя, ее побледневшее, осунувшееся личико осветилось улыбкой радости. Свернувшись в комочек, как загнанный зверек, она сидела посреди прохода.

– Девочка моя! Слава Богу! – закричал Зак, опускаясь на одно колено, чтобы взять в свои объятия ее дрожащее тельце.

– Я знала, что ты придешь, – бормотала она, уткнувшись лицом ему в плечо. – Ты всегда приходил…

– И всегда буду приходить, моя маленькая глупышка, – любовно заверил он.

– Не ругайся на меня, – попросила Габби, подняв голову и глядя на него умоляющими глазами.

– Я-то не буду, а от Бесс тебе достанется.

Ну, вставай, пошли. А то факел может погаснуть.

Габби взглянула на него, и Зак увидел, что она немного не в себе. Но это даже к лучшему. У бедной малышки должно хватить сил на обратный путь. Кто знает, что их ждет впереди? Пускай пребывает в счастливом неведении.

– Давай выбираться отсюда. Если ты будешь держать факел впереди меня – вот так, – я смогу понести тебя. Мне ведь можно взять тебя на руки?

Габби с благодарностью кивнула. Он поднял ее как перышко, и они направились в обратный путь. Неожиданно Зак наступил на крысу и, испуганный резанувшим по нервам визгом придавленного грызуна, резко повернулся от неожиданности. Он сильно ударился о стену, и тотчас же на землю перед ним шлепнулся ком пропитанной влагой породы, за ним, громоздясь и вырастая, сочась, как кровь из смертельной раны, посыпался свод. Охваченный ужасом, Зак смотрел на то, как рушится стена.

– Черт побери! – пробормотал он, но это не слишком крепкое выражение совсем не соответствовало охватившим его ужасу и ярости.

Если Габби погибнет в этом руднике, если останется погребенной под землей, то виноват в этом будет только он. Девочка, видно, тоже поняла, что случилась беда. Зак почувствовал, как напряглось ее тело.

Ее испуг придал Заку силу, и он заторопился к выходу, одной рукой прижимая к себе ребенка, а другой закрывая голову от камней. Вокруг слышался треск ломающегося гнилого дерева, окружающие их стены рушились. Зак рискнул оглянуться, но это не имело никакого смысла, увидеть что-либо в полной темноте было невозможно. Однако он без труда мог представить себе, что творилось позади него, поскольку слышал все усиливающийся испуганный писк крыс и грозный шум рушащейся в проход породы. Потом послышался грохот, и земля вздрогнула. Скоро обрушится весь рудник.

Зак побежал, споткнулся и, качнувшись вперед, с трудом удержал равновесие. Габби взвизгнула и зажала рот ладонями. Обняв Зака за шею и уткнув лицо в плечо своего спасителя, девочка тихо всхлипывала прямо ему на ухо. Господи, как ему теперь отыскать выход? Они находились в полной темноте. Но он должен попытаться сделать что-нибудь ради Габби… и ради Тэсси.

Внезапно Зак заметил, что в проходе, к которому он сломя голову вслепую приближался, появился свет. Кто-то просунул в него факел, чтобы осветить ему дорогу.

Они уже достигли расселины, и факел вновь исчез. Зак оторвал ручонки цепляющейся за его шею Габби и без труда передал ее в ожидающие с той стороны руки.

– Давай, Зак, поспеши! – Это был Алекс.

На мгновение в расселине показалось его ярко освещенное светом факела лицо.

– Бери Габби. Уходите. Я за вами, задыхаясь прокричал Зак, просовывая в расседину ногу.

– Я отослал ее с остальными. Поторопись! Я без тебя не уйду!

– Ты просто дурак, давай уходи! – грубо ответил Зак, хотя на сердце у него стало тепло от любви к Алексу.

Просунув руку, Алекс крепко ухватился за рубашку брата, и ему удалось, правда не слишком вежливо и не без труда, протащить того сквозь щель. Зак рухнул на Алекса, вслед за ним, как пороховые газы вслед за ядром, из расселины хлынула волна грязи. Шум рушащихся, как костяшки домино, стен перерос в оглушительный грохот. Земля дрожала, как будто наступил День Страшного Суда. Алекс крепко обхватил Зака и, придерживая его, потащил к главному выходу.

Зак уже видел выход. Слуги подняли на руках Габби, и ее, лаская и целуя, приняла на руки Бесс. Слава Создателю, Габби была спасена! Но удастся ли выбраться им самим?

В воздухе тоннеля, наполняя легкие и загораживая обзор, повисло облако сухой пыли. Стены вокруг осыпались, обваливались, деревянные крепления кренились и трещали.

Время словно замедлило свое течение. Паника сменилась глубокой, холодящей душу отстраненностью. Никогда больше Зак не проведет ночь в объятиях Тэсс. Тэсси…

Алекс был уверен, что они спасутся. Еще несколько шагов… Всего несколько футов отделяло его от Бесс. Он не может, не должен умереть, даже не поцеловав ее, не дав ей своей любви. Он любил ее!

Несмотря на отчаянные крики и сопротивление, люди оттащили Бесс от входа в тоннель. Слишком опасно было там находиться, тем более что она, пытаясь разглядеть Зака и Алекса, почти вползла в пещеру.

– Что толку, если вы тоже погибнете, мисс, – твердил Генри, крепко державший ее. – Если господам удастся выйти оттуда, они сделают это, независимо от того, где вы стоите. Ждите и молитесь за них.

Бесс молилась от всего сердца. Крепко закрыв глаза, она обещала Богу все, что угодно, – от своего первого сына до собственной невинности. А потом помолилась за то, чтобы иметь возможность выполнить эти свои обещания.

– Спасены! Спасены! – Ликующий возглас Генри прервал ее отчаянную молитву.

Открыв глаза, девушка увидела, как Алекс и Зак рука об руку, шатаясь, вылезли из пещеры и рухнули на землю, кашляя и жадно глотая воздух. С ног до головы они были покрыты грязью. Бесс бросилась к ним, но, не добежав совсем немного, остановилась как вкопанная. Она чуть было не отдала предпочтение Алексу, но ей не подобало обнаруживать свою привязанность к нему перед слугами. И действительно, не могла же Бесс публично настолько пренебречь своим женихом, чтобы первым делом осыпать поцелуями его брата?

Поэтому она стояла и молча плакала, желая обнять обоих, но так и не обняв никого.

Бесс вылезла из медной ванны на покрытый плиткой пол. Ванна стояла возле камина, в котором потрескивали почти уже прогоревшие дрова. Она вымыла волосы, и теперь они волной спускались ей на спину. Потемнев от влаги, пряди сейчас выглядели скорей русыми, чем светло-ореховыми. Взяв полотенце, приготовленное Сэдди, Бесс начала растираться им, пока ее кожа не стала сухой, теплой и розовой, а потом, слегка протерев волосы, начала расчесывать их гребнем, пока они не подсохли и не распушились. Волосы Бесс вьющимися локонами рассыпались по плечам. Взяв белую батистовую ночную рубашку, натянула ее через голову и начала долгий процесс застегивания. Помочь ей было некому, после купания Габби она отправила Сэдди в постель.

С тех пор как они вернулись в Пенкерроу, миссис Тэвисток ни на минуту не выпускала Габби из виду. Даже во время купания она стояла над ней, скрестив руки на груди, и смотрела на младшую дочь так, словно та драгоценность, которую в любой момент могут похитить. Сейчас они обе спали в комнате, расположенной напротив спальни Бесс. Когда она в последний раз заглядывала туда, мать и малышка лежали рядышком и миссис Тэвисток крепко прижимала Габби к себе. Для матери это событие явилось большим потрясением. Очнувшись от вызванного лекарством сна, она узнала о том, что Габби потерялась в руднике, и прислуге пришлось потратить немало усилий, успокаивая и утешая почтенную даму до возвращения Габби.

Так как все они были страшно грязны и измучены, Алекс решил, что будет лучше, если миссис Тэвисток и девочка останутся в Пенкерроу на ночь. Бесс согласилась на это с радостью, а миссис Тэвисток была слишком слаба, чтобы протестовать, даже если бы и хотела. Зак тоже не возражал, как не возражал против того, что Алекс – отдающий вежливые приказы и деловито приводящий жизнь в доме в нормальное русло – больше сейчас походит на хозяина Пенкерроу, чем он сам.

Собственно говоря, Зак казался таким расстроенным и подавленным событиями сегодняшнего дня, что Бесс немедленно и полностью простила его. Она надеялась, что он сделает из всего происшедшего соответствующие выводы. Габби тоже была тихой и послушной, но это, скорее всего, было вызвано просто усталостью.

Сэдди пришлось вскипятить и втащить наверх по лестнице столько ведер воды, что Бесс пожалела служанку и отправила отдыхать. Ее мать, конечно, стала бы возражать, но Бесс знала, что в состоянии помыться сама, и приготовила себе постель без помощи слуг. Она обрадовалась, когда обнаружила в ящике ночную рубашку, оставшуюся там от предыдущей ночи, проведенной в Пенкерроу.

Часы пробили полночь. При каждом ударе Бесс продевала по одной маленькой перламутровой пуговичке в соответствующую петлю, но часть все равно остались незастегнутыми. В комнате, освещенной только парой стоящих на столике возле ванны свечей и догорающим в очаге огнем, снова воцарилась полная тишина. Полумрак и безмолвие должны были бы действовать на нее умиротворяюще, расслабляюще, но Бесс чувствовала беспокойство. Все еще продолжая застегивать рубашку, она босиком прошла по ковру к окну. Легкий, прохладный ветерок коснулся ее волос и заиграл кружевными лентами ночной рубашки. Бесс вздохнула полной грудью. Там, за окном, жила своей особенной жизнью ночь, целый мир звуков и движений.

Бледная луна походила на круглую головку сыра, от которой с краю отрезали небольшой кусочек. Освещенная лунным светом трава на лужайке под ее окном колыхалась на ветру, как чьи-то пальцы. Шевелящиеся листья серебристого тополя блестели, как брелоки на часовой цепочке денди. Журчал и всплескивал протекающий сразу за воротами ручей. Лягушки и сверчки выводили свои однообразные рулады, а сквозь наползающий с моря негустой туман слышались крики ночных птиц.

Она должна была устать, однако не чувствовала себя утомленной. Ее должны были волновать ежедневные перемены в чувствах, которые она испытывала к Заку, но Бесс решила отложить эти заботы на потом, когда ее душа успокоится и впитает в себя мирную какофонию звуков, животрепещущей энергией пронизывающую эту ночь и волнующую ей кровь.

О, как бы она хотела найти какой-нибудь выход для этого странного чувства полноты бытия, непонятного желания сохранить в памяти каждое исчезающее мгновение, как будто оно было последним в ее жизни! Может быть, сегодняшний, едва не окончившийся трагически случай с новой силой заставил ее почувствовать благодарность за само существование в этом, таком гармоничном и вместе с тем таком несовершенном мире? Потому что, несмотря на свою красоту, мир, в котором она жила, был непонятен. Ведь если бы было все так просто, то Бесс считалась бы невестой не Зака, а Алекса.

Тряхнув волосами, Бесс сжала пальцами виски. Нет! Она не должна считать себя неудачницей или дурехой. Она любит Зака – как брата. Как брата и только! Довольно терпеть эти муки!

Она отвернулась от окна и вышла из комнаты в надежде оставить в ней все беспокоящие ее мысли. Тихонько закрыв за собой дверь, Бесс на цыпочках прошла по коридору, спустилась по лестнице и прокралась к выходу. Открыв дверь висящим на стене ключом, она вышла наружу. Каждый шаг по мощенной гладким булыжником дорожке холодил ноги и давался ей с трудом. Как глупо было с ее стороны, подумала Бесс, чуть не рассмеявшись, даже не надеть туфли, которые могли бы защитить ее нежные ноги. Но возвращаться не стала…

Она открыла увитую плющом калитку, ведущую в сад, и вздрогнула от ржавого скрипа, которого раньше никогда не замечала. Теперь, однако, этот звук резанул ей по нервам. Бесс оглянулась на окна дома. Света нигде не было. Никто не услышит и не увидит, как она выходит из дома. Но куда она идет? Бесс сама не знала. Да это ее и не волновало. Что-то неосязаемое, но непреодолимо влекущее толкало ее вперед, и она ничего не могла с этим поделать.

Она прошла мимо великолепных клумб, усыпанных призрачно белеющими лепестками роз и дурманящими цветами табака. Через всегда открытые – вероятно, для удобства Зака – ворота Бесс вышла из сада. Здесь росла высокая, подчиняющаяся лишь воле ветра, трава. Сегодня ее поверхность походила на успокоившееся после шторма море, все еще полное движения, но ласковое, нежное…

Неспешным шагом она двинулась через это колышущееся море, борясь с соблазном нырнуть в мягкую, как мох, траву. Нет, лучше она дойдет до ручья и посидит под древним дубом, гигантские, узловатые корни которого в поисках солнечного света вылезли на поверхность земли.

Под дубом, там, куда не мог проникнуть свет луны, было темно. На земле плясали тени от листьев и тонких веток. Но когда Бесс уже почти подошла к дереву, ее внимание привлекла другая тень. Поначалу она казалась всего лишь частью ствола, но потом медленно отделилась и зажила своей собственной жизнью. Кто-то приближался к ней.

Бесс замерла, как вкопанная, ее спокойствие сменилось паникой. Может, настал час ее смерти? Неужели какие-то создания, вроде тех, о которых рассказывал Пай Тэтчер, умудрились выманить ее из безопасного дома? Однако наккерсы, эльфы и даже водяные духи не бывают такими высокими…

– Бесс?

Ее сердце подпрыгнуло и сжалось. Алекс! Но мужчина по-прежнему стоял в тени дерева, и в воспаленном мозгу Бесс мелькнула вдруг мысль – а вдруг это вовсе не он, а какое-нибудь создание, принявшее столь дорогой ей облик. Могут ли эльфы и ведьмы так верно подражать голосу, такому желанному и мужественному?

Алекс вышел из тени.

– Бесс? Что вы делаете в такой час вне дома?

Ах, вот как обстоят дела – он делает ей выговор!

– Я гуляю, – ответила она, и у нее даже перехватило дыхание, настолько он показался ей красивым в лунном свете. В заправленных в сапоги темных панталонах, наполовину расстегнутой рубашке с закатанными выше локтей рукавами Алекс выглядел почти так же, как и вчера утром на пляже, только грудь была открыта немного больше. Бесс вспомнила свои ощущения от прикосновения к этой груди и вздрогнула.

– Глупая девочка, вы простудитесь, – сказал он, делая шаг вперед и подавая ей руку.

Сюртука, который Алекс мог бы ей одолжить, на нем не было. Он мог предложить только свою руку. – Почему вы бродите по ночам в одной ночной рубашке, а? – Он отвел глаза, как будто только сейчас поняв, что она почти раздета.

Посмотрев на себя, Бесс увидела, что свет луны просвечивает сквозь тонкую ткань, от дуновения ветра плотно приставшую к ее телу. Но как это ни странно, ей не было стыдно – в этот момент, возможно только под воздействием сегодняшней колдовской ночи, она не чувствовала за собой никакой вины.

– Я не знаю, почему вышла из дома, – ответила она, удивленная, как и он, своим необычным поведением и столь полным пренебрежением условностями. – Просто все, что я видела из окна, показалось мне волшебным, а в комнате все выглядело таким скучным и застывшим. – Она задумалась. – Не знаю почему. Просто вышла и все. – Внезапно она вскинула голову и усмехнулась. – Может, я просто почувствовала, что вы ждете меня, подаете мне знак. Вы думали обо мне, Алекс?

Он молча смотрел на нее. Они стояли близко друг к другу, стоило им протянуть руки, и их пальцы встретились бы. Его угольно-черные волосы, спускающиеся на лоб почти до бровей, в свете луны отливали голубым. Алекс был нереален, как и нынешняя ночь. Бесс тихонько засмеялась и выгнулась дугой, широко раскинув руки и подняв лицо к небу. Она закружилась по лугу в каком-то фантастическом танце, словно опьянев от этой лунной ночи, неожиданной встречи и своей любви…

– Идите в дом, Бесс! – растерянно произнес Алекс, не зная, что делать.

Бесс засмеялась и подбежала к нему. Босые ноги ее были в росе.

– Алекс, мы должны поговорить. Я совсем запуталась в своих чувствах, которые испытываю к Заку, к вам… Мне нужно…

– Вы одеты не для серьезного разговора, – резко ответил он. Потом, более мягким тоном, добавил: – Нам с вами сейчас не о чем разговаривать.

– Не о чем? Что за чушь вы несете?

Алекс хмыкнул.

– Где это вы научились таким словам, глупышка? Бьюсь об заклад, от Зака?

– От кого же еще? Я почти нигде не бывала, вы же знаете. Местная провинциальная дурочка, – ответила она.

– Похоже на то, – почти прошипел он, подчеркивая каждое слово. – У вас нет ни нагрош здравого смысла, Бесс, иначе вы не находились бы здесь рядом со мной.

Решив идти до конца, Бесс встала перед ним подбоченясь.

– Я не ожидала вас встретить, вы же знаете. Но раз уж мы оба здесь и одни, хочу поговорить об этой… о том, что происходит между нами. Поговорить в открытую, начистоту, потому что здесь нас не сможет услышать никто, кроме лягушек и сверчков. – Она зябко схватила себя руками. Видя, что Алекс молчит, продолжила: – Не знаю, как и когда это произошло, но чувствую только одно – к вам меня влечет сильнее, чем к Заку. И не понимаю, что теперь с этим делать!

– Идите в дом, Бесс, заклинаю вас. – Теперь Алекс заволновался и, подняв с земли прутик, сломал его.

Бесс подошла к нему совсем близко и заглянула в лицо.

– Скажите мне, что не любите меня, Алекс. Тогда я уйду. Только скажите мне это, и я покину вас.

Наступило молчание. Она ждала, но он не произнес ни слова и не шевельнулся. Неумолчное верещание сверчков было ей ответом. Их убаюкивающий ритм совершенно не соответствовал лихорадочному биению сердца Бесс. Листья на ветвях над ее головой то шумели, то затихали, успокаиваясь, когда прекращался растревоживший их порыв ветра. Бесс чувствовала себя так, будто стояла на краю пропасти, заглядывая вниз и готовясь к прыжку. Там ее мог ждать рай, но точно знать этого Бесс не могла. Так что же ее ожидает – блаженство или вечные муки?

Внезапно Алекс повернулся и с пылом, испугавшим Бесс, схватил ее за руки и притянул к себе. Его объятия были теплыми, сильными и неотвратимыми. Груди Бесс прижались к его крепкой груди, их нежная плоть расплющилась. Боясь потерять равновесие, она машинально схватилась за его плечи, а он требовательно заглянул ей в глаза.

Бесс почти потеряла сознание, когда его жадные губы коснулись ее губ. Это был не осторожный, пробный поцелуй нежного поклонника, а жестокое, яростное нападение, требующее безусловного подчинения. Наслаждение, столь похожее на насилие, что она должна была бы испугаться, но какой-то первобытной, примитивной частью своего сознания Бесс поняла, подчинилась и охотно отозвалась на страсть Алекса. Слишком долго! Слишком долго они подавляли в себе это желание. Застонав, она ответила на поцелуй…

Язык Алекса проник во влажную нежность ее рта, ощупывая мягкую плоть нёба. Хотя Зак уже целовал ее, никогда до этого она не испытывала божественно-интимных переживаний, подобных чудесному волшебству, творимому Алексом с помощью губ и языка. Он гладил ее спину, сильные пальцы мяли нежную ложбинку под лопатками, спускались все ниже, ниже…

Вся дрожа, Бесс со стоном обняла его за шею и привстала на цыпочки в желании прижаться к нему еще крепче, еще ближе…

– Боже мой, Бесс, – с мукой в голосе прошептал он прямо ей в ухо, так что она ощутила тепло его дыхания. – Прости меня… Я так долго ждал тебя и накинулся как зверь. Я…

Но Бесс было уже все равно, она не хотела слушать, как он извиняется за эту всепоглощающую страсть, которую она с ним разделяла. Ей захотелось большего. Она исступленно целовала его щеки, колючие от выросшей за день щетины, потом шею – все ниже и ниже, пока не дошла до ямочки у ключиц. Он стоял тихо, до того тихо, что даже затаил дыхание. Рука Бесс скользнула под его рубашку, пальцы пробежали по груди, покрытой мягкими темными вьющимися волосами, так чувственно ласкающими нежную кожу ее ладоней. Вслед за рукой последовали губы Бесс, и она зарылась в его грудь лицом. От него исходил приятный, чистый мужской запах.

Наткнувшись на сосок и не зная, да и не заботясь о том, может ли воспитанная девица делать подобные вещи, Бесс, следуя древнему инстинкту, стала целовать его, ласкать языком и посасывать.

Внезапно она почувствовала, как Алекс судорожно вздохнул, его руки скользнули ниже, и, обхватив ее ягодицы, он легко поднял ее на себя, так, что она почувствовала его напрягшееся мужское естество. Бесс вскрикнула, голова ее откинулась назад, открыв нежную шею. Дико, по-звериному зарычав от удовольствия, Алекс стал покрывать ее поцелуями. Она почувствовала, что груди ее напряглись, а соски затвердели. Прижимая ее к дереву, он теперь ласкал и дразнил трепетные груди большими пальцами. Наклонив голову, Алекс приник ртом к одному соску, начал сосать и ласкать его через тонкую ткань рубашки.

Голова Бесс бессильно моталась из стороны в сторону, чувства, захлестнувшие ее, были столь сильны и столь необычны, что у нее помутилось сознание. Но сквозь этот туман снова и снова всплывала одна и та же мысль – так и должно быть! Именно такие чувства я и должна испытывать к мужчине, с которым связывает меня судьба…

Прости меня, Господи, взмолилась Бесс про себя. Прости меня, Зак, добавила она, не уверенная в том, перед кем она согрешила больше – перед Заком или перед Всемогущим. Но без Алекса ее жизнь опустеет. Потеряет всякий смысл. Пусть даже Алекс уедет и больше она никогда его не увидит, все равно, если сейчас она отдастся ему, то навсегда станет частью его жизни.

– Любимый, – прошептала Бесс горячим ртом, запуская пальцы в его густые, шелковистые волосы. – Люби меня, возьми меня, Алекс. Молю тебя…

Глава 10

Словно в тумане Алекс поднял голову. В тени дерева было темно, но проникающие сквозь листву лучи бледного лунного света падали на лицо Бесс и позволили ему заглянуть в ее сумасшедшие, полные страсти глаза. Он весь дрожал от желания. Неужели Бесс действительно попросила, чтобы он любил ее, взял ее? Он не ослышался? Именно это ему сейчас хотелось услышать больше всего, но именно этих слов он больше всего и боялся.

Если он лишит Бесс невинности, то совершит страшное предательство по отношению к брагу. Как он посмотрит Заку в глаза? Нет, только не это!..

Однако, Боже мой, как в своем неистовстве Бесс прекрасна! Голова откинута, мягкие, шелковистые волосы распущены по высоко вздымающейся груди. Губы раскрыты и влажны от безумных поцелуев. Ночная рубашка обнажила белоснежное плечо. Спереди, там, где он взял в рот напрягшийся сосок, на ней темнело мокрое пятно и…

Да ведь он чуть не раздавил ее об дерево! Что же он за человек – нет, что за животное? Но если бы Бесс не разожгла его своим поведением, своими милыми, но провоцирующими словами, разве он накинулся бы на нее как дикарь, разве стал бы прижимать с такой силой к дереву?

– Я, наверное, совсем потерял голову, – прошептал он, нежно отстраняя ее от ствола и поднимая на руки. Как доверчивый ребенок она положила голову на его плечо, обняла руками за шею и вздохнула. Ее дыхание было свежим, но в нем чувствовался какой-то мускусный запах, в котором он узнал свой собственный. Сердце Алекса сжалось от любви. Было столько детского в том, как она отдавала себя, доверчиво, целиком. Все это так отличалось от поведения его знакомых женщин, пресыщенных и опытных любовниц, которые боялись давать, не зная, будет ли отдача с его стороны.

Господи, какое у нее божественное тело! Вполне созревшее – полная грудь, тонкая талия, точеная округлость бедер, – с такой готовностью отвечающее на страсть своего первого мужчины. Нежное, повторил он про себя. А он почти распял ее, пытался взять штурмом, как простую шлюху с Друри-Лейн.

Алекс отнес и положил ее в высокую, колыхаемую ветром траву. Опустившись рядом с ней на колени, он погладил Бесс по волосам. Она затихла, закинув руки за голову, глаза ее горели желанием. В глубине души Алекс знал, что каждая их совместно проведенная минута – краденая. У него перехватило горло, дышать стало трудно.

Предательница-луна, проникая своими лучами сквозь ночную рубашку, теперь позволяла увидеть ее всю, не скрывая высвечивала черный треугольник в месте, где соединялись бедра, и темные круги на грудях. Кровь стучала в висках Алекса, пульсировала от желания, он хотел Бесс и только одну ее. Закрыв глаза, он в отчаянии сотворил молитву. Нет, надо сопротивляться этому сладкому безумству, но как он может сделать это, не обидев и не унизив ее?

Бесс, казалось, поняла, какие муки он испытывает. Алекс почувствовал робкие пальцы на своей руке, потом она взяла его за запястье. Открыв глаза, он смотрел, как она поднесла руку к своим губам и нежно поцеловала костяшки пальцев.

– Милый, пожалуйста, не вздумай покидать меня сейчас. – Бесс перевернула руку Алекса и мягким, нежным прикосновением поцеловала в ладонь. – Не думай ни о ком и ни о чем, кроме меня. – И она потянула его к себе, к своим зовущим губам, к жаждущему, уступчивому телу.

Выйдя из оцепенения, Алекс поднял лицо к усыпанному звездами небу, пелене, отделяющей человека от иного мира, проклиная Бога за то, что тот требует от него столь тяжелого испытания – верности брату ценой отказа от настоящей любви. Потому что чувство, которое Алекс испытывал к Бесс, было действительно настоящей любовью, нечто вроде восхищенного поклонения. Сейчас все его предыдущие интрижки с женщинами виделись просто карикатурой на это чувство. Ему казалось, что каждый день, каждый час его предыдущей жизни предвосхищал этот момент пробуждения.

– Почему должно быть именно так? – прошептал он, испытывая мучительную боль. – Почему я должен выбирать?

Он наклонился к Бесс и, опираясь на локти, лег на нее сверху. Именно в этот момент Алекс принял решение и, попросив про себя у Зака прощения, запечатлел на губах Бесс жадный, хозяйский поцелуй.

Бесс услышала слова, которые он прошептал, слова, наполненные мукой. Почувствовала, как они взмыли в воздух, прежде чем направиться к небесам. Действительно, почему? Но ответ на это знал лишь один Господь Бог. В этот момент у нее не было времени на споры с божеством по поводу испытаний, уготованных роду человеческому. Для Бесс небеса и обещания неземного блаженства бледнели перед восторгом, который она испытывала, лежа между руками Алекса, ощущая прижимающую ее к земле тяжесть мужского тела, перед тем раем, который они создали сами себе, отдаваясь и беря в извечном таинстве любви.

Он прильнул к ее губам, а она обхватила его руками, нежно поглаживая шею, пробежала по широкой спине и медленно спустилась вниз, к тугим ягодицам. От испытанного при этом наслаждения у Алекса перехватило дыхание, и он оторвал от нее свои губы.

– Бесс, ты околдовала меня, – пробормотал он. – Столько в тебе страсти и огня. Ведь это колдовские чары, не правда ли? – Он немного сдвинулся в сторону и просунул длинную, мускулистую ногу между ее бедер.

Бесс затопила теплая, сладостная волна наслаждения, а появившееся внезапно внизу живота сладостное напряжение, как темная и громыхающая грозовая туча над торфяными равнинами, обещало впоследствии облегченное разрешение. Все ее тело ждало любимого, Бесс хотелось быть как можно ближе к нему, соединиться с Алексом телами. Изогнувшись, она крепко прижалась к нему грудями. Он, в свою очередь, взял ее грудь в руку и начал ласкать ее теплой ладонью, осторожно оттягивая набухший сосок.

– М-мешает. Моя рубашка… Она мешает нам, Алекс, – пробормотала она, судорожно теребя ленты рубашки. – Я хочу чувствовать твое тело…

Эти слова воспламенили его. Бесс испытывала такое же желание, как и он, так же нуждалась в окончательном воссоединении. Перенеся тяжесть тела на один локоть, Алекс нетерпеливо взглянул на ее ночную сорочку. Черт побери, от шеи до лодыжек она была застегнута на ряд мелких пуговиц, с которыми могли справиться лишь терпеливые и ловкие женские руки. Откуда же он мог взять сейчас терпения – да и женского в нем не было ни на грош, если уж на то пошло!

– Не волнуйся, любовь моя. Я сейчас разорву твою рубашку, – предупредил он дрожащим от нетерпения, несмотря на все усилия, голосом. Ее глаза широко распахнулись, Бесс судорожно вздохнула, но не сказала ни слова.

Этим молчанием она соглашалась и давала понять, что ей тоже не терпится предстать перед ним обнаженной. Получив еще одно доказательство ее природной, девственной страсти, он с удвоенным пылом взялся за ворот рубашки, рванул, и звук разрывающейся ткани прозвучал как первобытный зов, символизирующий всю силу их желания. Разлетающиеся во все стороны маленькие перламутровые пуговички сверкнули в свете луны, как капли росы в паутине. У Бесс перехватило дыхание.

Алекс поднялся на колени и посмотрел на распростертую перед ним Бесс. Ночная рубашка была теперь распахнута, обнажая фарфоровую белизну ее изумительного тела. Пока он в благоговении смотрел на нее, Бесс вытащила руки из рукавов рубашки и подоткнула ее под себя, как подстилку. Это движение казалось таким обдуманным, таким прагматичным, но на самом деле она вся дрожала, как нежная маргаритка на ветру. Потом она вновь легла и, прикусив губу, встретилась с Алексом взглядом, в котором горело вожделение, смешанное со страхом.

Подняв руки, Бесс пригласила его к себе. В душе Алекса вдруг вспыхнуло непреодолимое стремление защитить ее, такое же сильное, как и страсть, заложником которой он оказался. Он должен быть нежен и не причинить любимой боли большей, чем это неизбежно. Он понимал, что страх в ее глазах – ожидание неизвестного неприятного чувства, поскольку боль всегда сопутствует первому опыту женщины и рассказы об этом, иногда драматически преувеличенные, непременно пересказываются подружками.

– Подожди меня, я сейчас, – произнес он и начал раздеваться.

Бесс опустила руки, положив их ладонями вниз на свой живот. Словно завороженная следила она за тем, как Алекс вытащил рубашку из-под пояса панталон и начал снимать ее через голову. Обнажился его плоский, мускулистый живот с узкой полоской темных вьющихся волос. Сердце Бесс билось в бешеном темпе, дыхание участилось и стало неровным.

Сняв сапоги, Алекс встал, чтобы стянуть с себя панталоны. Когда он расстегнул их, спустил вниз и небрежно отбросил в сторону, глаза Бесс в удивлении расширились, а пульс так усилился, что начал отдаваться шумом в ушах. Она не ожидала, что эта часть его тела будет столь большой, столь крепкой, столь…

Он снова лег рядом с ней и нежно обнял. Бесс почувствовала на своем животе прикосновение его мужского естества, тяжелого и горячего. От ощущения этой мощи, этой чисто мужской силы, она вся обмякла от желания.

– Не бойся, Бесс, – успокоил он. – Я приготовлю тебя. Доверься мне.

Бесс кивнула и вздохнула, то ли оттого, что нервничала, то ли от возбуждения, точно она не знала.

Он снова начал целовать ее, на этот раз медленно и осторожно. И опять его язык исследовал ее рот, проникая все глубже и глубже. Горячие руки блуждали по телу Бесс, и от его опытных прикосновений она нетерпеливо задрожала. Сколько новых ощущений, неизвестных ранее, испытала Бесс! Холодок ночного воздуха на влажной коже, особенно там, где он только что целовал ее. Запах – особый, мужской запах, сандаловое дерево и соль. Вкус его губ, немного отдающий бренди.

Когда Алекс вновь взял в рот ее сосок, на этот раз без преграды, ей показалось, что она сейчас умрет. Он вытягивал, покусывал, сосал и круговыми движениями дразнил отвердевший бугорок. Волны наслаждения окутали сознание Бесс, сконцентрировались внизу живота. Напряжение в самой интимной, чувствительной части ее тела все нарастало и нарастало. Это были одновременно и агония и экстаз. Она почувствовала, как его рука настойчиво скользнула по ее животу, по бедрам, а потом между них, пробираясь сквозь завитки растущих там волос, и задрожала.

– Алекс! О, пожалуйста… Что со мной творится? – выкрикнула Бесс, вцепляясь в его плечи и выгибаясь навстречу руке.

– Мы занимаемся любовью, дорогая, – ответил он с нежностью. И тут она почувствовала, как его длинный палец проникает в тугой канал, средоточие ее женственности, и до боли прикусила губу. Прикосновение оказалось таким интимным, таким возбуждающим и вместе с тем приятным. И в нем не было ничего плохого. Не было, потому что это прикасался Алекс.

– Я делаю тебя своей, Бесс, своей, – хрипло прошептал он, продвигая палец все дальше, вращая им, ощупывая, готовя ее для завершающей части любовной игры. Скоро ей захотелось большего.

– Алекс, не надо… Пожалуйста, остановись. Я хочу… Я хочу…

– Чего же ты хочешь, моя маленькая? Скажи мне, – допытывался он. – Скажи мне, чего ты желаешь?

– Я хочу, чтобы ты любил меня, милый. Взял меня… Сделал меня своей. Пожалуйста, Алекс, поскорее! – взмолилась она, сходя с ума от непонятной истомы, желания, которого до этого она никогда в жизни не испытывала. Бесс знала, что Алекс был тем единственным мужчиной, который мог успокоить ее разбуженное тело.

Алекс вздохнул, глубоко и прерывисто, и приподнялся, чтобы лечь между ее ног. Бесс охотно и доверчиво расставила ноги. Мгновение спустя его узкие бедра легли на ее таз, животом она ощутила горячую твердость его мужского естества. Он оперся руками о землю по обе стороны от нее, и Бесс положила руки на его плечи. Их глаза встретились. Не отрывая от нее взгляда, Алекс занял нужную позицию и вошел в нее. Медленно, медленно…

Когда удовольствие сменилось болью, резкой и неприятной, Бесс дернулась, закрыла глаза и изо всех сил вцепилась в него ногтями.

– Это ненадолго, моя любовь, – прошептал Алекс. – Потерпи немного и все будет в порядке, обещаю тебе.

И Бесс поверила ему, поверила даже еще до того, как боль стихла. Но как только это случилось, в ней с новой силой вспыхнуло желание, инстинктивно она приподняла бедра. В ответ на столь явно выраженную готовность у Алекса вырвался гортанный стон и он вошел в нее глубоко, действительно глубоко. Он наполнял ее, насыщал ее голод, утолял ее желание.

Но это было еще не все, счастливое безумие на этом не кончилось. Оно только начиналось. Алекс начал двигаться в ней, уходя глубже, потом возвращаясь назад. Снова и снова, установив ритм, на который Бесс бессознательно и без всякого чувства стыда отвечала. По ее щеке покатилась слеза, и Длекс осушил ее поцелуем. Она просто растворилась в этом мужчине, у нее не осталось ни одной мысли, ни одной мечты, которые не были бы направлены на него. Алекс стал для нее средоточием всего. Алекс…

Вдруг мир раскололся, рассыпался на миллионы сверкающих как алмазы ярких острых осколков. Она вознеслась к небесам в объятиях любви. Выкрикнув ее имя, Алекс тоже замер, прижавшись к ней, а она приникла к нему, ощущая, как по всему телу волна за волной перекатываются спазмы блаженства. Бесс как будто взорвалась, разлетелась по ветру мельчайшими частицами и выпала дождем на холодную землю.

Она очнулась, опутанная желанными сетями рук и ног. Рук и ног Алекса.

Он упал на спину.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь их лихорадочным, частым дыханием и звуками ночи. Сверчки и лягушки, шелест листвы и крики ночных пташек, отдаленные трели соловья. Журчание и плеск ручья. Движения и звуки. Жизнь.

– Я люблю тебя, Алекс, – прошептала она, положила голову ему на плечо и уснула.

Алекс осторожно потянулся за своей рубашкой, накинул ее на плечи Бесс. Прислушавшись к ровному, спокойному дыханию любимой, он поцеловал ее в лоб и прошептал:

– Я тоже люблю тебя, моя маленькая.

Он лег, бездумно глядя на небо, и ощущение невыразимого, безграничного счастья заполнило все его существо.

Бесс проснулась от резкого крика птицы. Она лежала на спине и с удивлением увидела над головой не золоченый потолок своей спальни, а усыпанное звездами посветлевшее небо. Луна светила по-прежнему ярко, но была уже недалеко от горизонта, указывая на то, что рассвет близко.

Внезапно она осознала, что лежит в объятиях Алекса. Обнаженная рука покоилась на ее груди, нога закинута на ее ноги, лицом он уткнулся ей в волосы, и на своей щеке она чувствовала тепло его дыхания. Мгновенно вспомнив о своих божественных ощущениях этой ночи, Бесс почувствовала, как по ее телу прошла новая волна желания. Так, значит, это был не сон!

Она была укрыта рубашкой Алекса, а он за то время, что она спала, надел панталоны и сапоги. Бесс совсем не озябла. Они лежали на траве, и под ними была одна ночная рубашка, но Алекс не дал ей замерзнуть.

Над ними, прошумев крыльями, пролетела сова, и Бесс почувствовала, что Алекс пошевельнулся. Повернув голову, она попыталась разглядеть его скрытое в тени лицо.

– Ты не спишь?

Алекс приподнялся и, опершись на локоть, положил щеку на подставленную ладонь. Теперь, когда он привстал, луна осветила его лицо, и, заглянув любимому в глаза, Бесс почувствовала, как у нее болезненно сжалось сердце. В его глазах она ясно прочитала страдания измученной души, не нашедшей ответов на вопросы разума, и усталость духа.

– Да, Бесс, – ответил он наконец. – Я не сплю.

– И, могу поспорить, вообще не уснул?

– Нет, не уснул. Да и как я мог спать… Холодная боль, как волна Ледовитого океана, от которой немеет все тело, наполнила душу Бесс.

– Ты жалеешь о нашей близости? Значит, я принесла тебе только страдания и муки?

Алекс со стоном яростно привлек ее к себе.

– Никогда больше не говори мне таких слов, Бесс. Ты пролила на мою душу целительный бальзам истинной любви. Воскресила во мне веру, за которую я безуспешно цеплялся в течение стольких лет. Женщины приносили мне только разочарования, и надежда на настоящее чувство давно оставила меня. Но почему сама наша любовь, достижение блаженства должны доставлять такую боль? Ты единственная живая душа на этом свете, которую я люблю больше жизни!

Услышав последнюю фразу, Бесс удивленно воскликнула:

– Так ты… значит, ты меня любишь?

На искаженном страданием лице Алекса появилось печальное выражение.

– Я говорил тебе это, но ты, вероятно, уже уснула. – Сердце Бесс наполнилось радостью. Он улыбнулся. – Неужели, моя Бесс, я был так скучен, что тебе не оставалось ничего другого, как только клевать носом в моем присутствии?

Бесс понимала, что он просто поддразнивает ее, но была настолько взволнована, что не сумела сразу придумать остроумный ответ. Сегодня она могла говорить только правду.

– Я… боюсь, что твоя любовь доставила мне слишком большое удовольствие, Алекс, и я просто уснула, не выдержав второй любовной атаки. Ты был… великолепен.

Улыбка сползла с лица Алекса. Ее ладони лежали у него на груди, и Бесс почувствовала, что дыхание Алекса стало глубже и чаще. Она тоже возбудилась, и руки, как будто сами по себе, начали блуждать по широкой груди, путаясь пальцами в мягких завитках волос.

Крепко схватив ее за плечи, он остановил эти жадные ласки. Бесс в удивлении подняла на него взгляд. Темные, цыганские глаза Алекса блестели в свете побледневшей луны.

– Так ты хочешь еще любви, моя проказница? – сказал он сдавленным от желания голосом.

Хотя после первого любовного опыта прошло всего несколько часов, Бесс была настолько уверена в его желании, насколько чувствовала ждущую заполнения пустоту внутри себя.

– Да. И это держит меня в напряжении, – откровенно ответила она.

Он начал ласкать ее плечи. Рубашка, оказавшаяся зажатой между ними, когда они обнялись, упала на землю, обнажив при этом ее груди. Она увидела, как он возбудился при виде ее наготы, и его обожающий взгляд воспламенил Бесс. Она хотела – и еще как хотела! – чтобы он коснулся ее в самом сокровенном месте, вновь проделал все те греховные, но прекрасные вещи, что и раньше.

Руки Алекса скользнули по ее бедрам, она застонала, а он двинулся выше, пока обе полные груди не оказались в его ладонях, а подушечки больших пальцев на сосках.

– Уже поздно, Бесс. Время возвращаться в дом, – сказал он прерывающимся голосом. – Нам нужно вернуться в свои комнаты до того, как проснутся слуги.

– Но петух в деревне прокричал только дважды, – прошептала она, наклоняясь над ним и лаская его сосок между большим и указательным пальцами. – У нас достаточно времени, чтобы еще раз заняться любовью, не так ли? – Она прильнула к его губам и бесстыдно просунула туда язык, дразня и возбуждая Алекса.

Он на мгновение разорвал поцелуй, но губы их по-прежнему соприкасались.

– Но, может быть, на этот раз будет не так, как тебе хочется. Не так медленно и осторожно, – горячо прошептал он ей в губы.

– Я хочу тебя как угодно, милый. Мучительно застонав, Алекс поднял Бесс на себя и, расставив согнутые в коленях ноги, посадил так, что она почувствовала твердость его поднявшегося мужского естества. Теперь она сидела на нем верхом и ноги ее обвивали его талию.

– Но как же насчет раскаяния? Насчет Зака – прошептал он, по-прежнему почти касаясь ее жаждущего поцелуев рта.

– Для раскаяния у нас будет масса времени. Пусть день одолжит нам несколько часов. Эта ночь принадлежит только нам!

Возбужденный до предела, Алекс слегка приподнял Бесс, чтобы иметь возможность расстегнуть пуговицы панталон и освободить бедра. Получив свободу, тяжелый и горячий член уперся в ее тело. Она вспомнила, как ей было приятно, когда он ходил внутри нее, но, когда это случилось на самом деле, действительность оказалась намного приятнее, чем воспоминания. Руки Алекса были на ее талии, ее – на его плечах. Он направлял ее, и заданный им темп поднял Бесс на такие высоты чувственного наслаждения, о которых она не могла даже мечтать. В призрачной предрассветной тьме раздался ее торжествующий крик… смешавшийся, растворившийся в звуках ночи.

Бесс смотрела, как на каминной решетке горела ее ночная рубашка – почти символический акт. Кровавое пятно на ткани свидетельствовало о том, что она потеряла невинность. Бесс не жалела о том, что отдалась Алексу, она жалела о том, что обманула Зака. Оранжевые языки пламени, лижущие запачканную кровью рубашку, казалось, обвиняли ее в этом.

Она и Алекс украдкой вернулись в дом, когда небо только еще начало сереть. Он расстался с ней на верхней площадке лестницы, и каждый по своему коридору прошел в отведенную ему спальню. Бесс молила Бога, чтобы никого из них не услышали и не увидели. Она пугливо озиралась по сторонам, но не заметила никакого движения ни внизу лестницы, ни наверху, и такая тишина стояла еще по крайней мере четверть часа после их появления.

Теперь весь дом гудел звуками и был наполнен запахами утра. В этот промежуток она успела помыться холодной водой из стоящего на умывальнике кувшина и завернулась в одеяло. Сэдди принесет ей вчерашнее платье, выстиранное и выглаженное, но до этого Бесс нечего было надеть.

От ночной рубашки осталась только маленькая кучка золы. Бесс взглянула на погасший камин, и ее охватил озноб. Она скинула с плеч одеяло, скользнула под лежащее поверх кровати стеганое покрывало и натянула его до самого носа.

Ей было не по себе. Казалось странным, что ей так зябко сейчас, в теплой спальне, под теплым покрывалом, тогда как ночью, когда она лежала совсем голая и ее грел только Алекс, ей было совсем не холодно. Бесс улыбнулась и перевернулась на спину. Одна мысль о любимом сразу согрела ее. Она провела рукой по своему телу, воображая, что это он ласкает ее. Теперь-то ей известно, что значит быть любимой, любимой по-настоящему истинным мужчиной. Алексом. Единственным мужчиной на свете.

Но когда она представила себе предстоящий серьезный разговор с Заком, улыбка исчезла с ее лица. Они с Алексом коротко обсудили эту проблему по дороге к дому и согласились с тем, что Зак должен узнать об их влюбленности как можно скорее. И, разумеется, они не станут рассказывать ему о ночи любви, что явилось бы для него слишком тяжелым ударом. Ни Бесс, ни Алекс не хотели признаться в дурном поступке. Неважно, как сильно они любили друг друга, неважно, как сильно старались избежать того, чего, очевидно, избежать было нельзя, но оба они чувствовали свою вину в случившемся. Как печально, что столь прекрасные переживания оказались погубленными чувством вины, сожалением и беспокойством.

В последние несколько недель Бесс только и заботило ее влечение к Алексу. Она начала было подумывать о том, чтобы рассказать обо всем матери и попросить у той совета, и даже два раза намекала на этот предмет в надежде на то, что мать сама уже кое-что заметила. Но миссис Тэвисток отличалась крайней невнимательностью ко всем тонкостям отношений между окружающими ее людьми. И хотя она очень любила своих дочерей, ей явно не хватало глубины понимания, которое могло бы помочь угадать тот момент, когда им нужен был ее совет, а они стыдились либо боялись попросить совета сами.

Теперь же, когда отношения между ней и Алексом зашли столь далеко, Бесс не могла рискнуть сообщить матери обо всем, потому что, по всей видимости, миссис Тэвисток будет слишком шокирована и от расстройства ничего не сможет посоветовать Бесс.

Естественно, когда-нибудь все равно придется признаться, но открыться матери второпях казалось Бесс не очень умным.

Кроме того, чем она может обрадовать мать? Она не могла вместо новости, что не выходит замуж за Зака, преподнести ей известие о том, что выходит замуж за Алекса, потому что тот не просил ее руки! Нет, прежде чем довериться матери, ей придется подождать до тех пор, пока все не определится.

Дверь скрипнула, и, прежде чем войти, в образовавшуюся щель заглянула Сэдди. Бесс притворилась спящей. Было слишком рано для того, чтобы ее обнаружили бодрствующей. Она услышала, как шаркают туда-сюда по ковру башмаки Сэдди, потом дверь за ней потихоньку закрылась. Открыв глаза, Бесс увидела свое платье, висевшее на спинке кресла, стоящего возле камина. Торопясь встретить новый день, что бы он ей ни принес, она, собираясь встать, спустила было одну ногу с кровати.

Внезапно дверь опять тихонько открылась. Это вновь была Сэдди, одной рукой она прижимала к себе полено, в другой несла котелок с водой. Увидев проснувшуюся и собирающуюся слезть с постели Бесс, она замерла и вытаращила глаза.

– Что это вы уже встали, мисс? Я ведь не разбудила вас, а? Боже, девочка, да вы что, голая?

Торопясь прикрыться, Бесс юркнула обратно под покрывало.

– Отвечаю на все вопросы сразу, Сэдди. Да, я пыталась встать с постели, хотя еще рано. Нет, ты меня не разбудила, я проснулась сама. И да, я совсем голая.

Сэдди в удивлении подняла брови.

– Но в нижнем ящике гардероба есть ночная рубашка. Мне кажется, я сказала вам об этом вчера.

Бесс смотрела, как Сэдди положила растопку на кафельный пол возле камина, обошла все еще наполненную с прошлого вечера ванну с водой и поставила котелок на пол возле умывальника.

– Да, я помню. Ты очень заботлива, Сэдди, – ответила Бесс. – Мне жаль расстраивать тебя, но, когда я после ванны полезла за рубашкой, ее там не оказалось. Должно быть, я забрала ее домой. – Бесс говорила очень убедительно и даже насмехалась над служанкой.

Сэдди надулась и двинулась к гардеробу, очевидно намереваясь доказать свою правоту. Она открыла ящик и перерыла его, теряясь в догадках. Потом один за другим открыла все остальные и проверила их содержимое.

– Провалиться мне на этом месте, – наконец произнесла она. – Могу поклясться, что рубашка была в нижнем ящике. Я погладила ее не больше недели назад.

– Знаешь, иногда наша память оказывается не такой уж надежной, как нам хотелось бы, правда? – сказала Бесс, жизнерадостно улыбаясь. – Не ломай себе над этим голову. Сегодня слишком счастливый день, чтобы беспокоиться по пустякам. Мы должны благодарить Бога за Габби, не правда ли?

– Да, мисс Элизабет, слава Всевышнему! – ответила Сэдди с искренней улыбкой, складывая руки в молитвенном жесте. – Я уж не надеялась снова увидеть мисс Габриелл. На этот раз она действительно влипла в хорошенькую историю. По правде сказать, я была уверена, что если она поблуждает еще немного, то господа никогда не найдут ее в этих выработках. – Сэдди повернулась, нагнулась над растопкой и положила ее на решетку камина. – Слава Богу, что мистер Зак отыскал девочку. Без него, боюсь, она так бы и сгинула.

От этого откровенно высказанного напоминания о том, что они могли бы потерять Габби и сколь многим теперь обязаны Заку, Бесс поежилась. Правда, при мысли о том, что именно Алекс помог Заку и Габби выбраться в безопасное место, Бесс приободрилась. Объединенными усилиями они избежали горестной необходимости в этот прекрасный летний день готовиться к еще одним похоронам.

– Вы уже зажигали сегодня утром огонь, мисс? – внезапно спросила Сэдди, которая, разгребая оставшуюся на решетке камина золу, наткнулась на несколько горячих искр.

– Я? Да, разводила! – ответила Бесс. – Поскольку мне пришлось спать раздетой, я замерзла.

– А что же вы жгли, мисс? – с любопытством повернулась к ней Сэдди. – Тут ведь не было никакого топлива.

Бесс закусила губу. Она не предполагала, что Сэдди окажется такой дотошной. Эта женщина до тонкостей знакома с каждой деталью распорядка в доме, каким бы незначительным он ни казался Бесс. Таких вещей она не пропустит.

– Я взяла немного щепок на кухне, – солгала она. Потом, пока Сэдди не догадалась обследовать пепел и не заметила, что он сильно отличается от того, который был на решетке перед этим, Бесс вылезла из-под одеяла и голая встала перед ней. – Помоги мне одеться, Сэдди, пока я не замерзла до смерти, если тебе, конечно, не трудно.

Сэдди выронила кочергу, цыкнула и схватила одежду Бесс со спинки кресла.

– Боже мой, мисс, вы сегодня прямо какая-то бесстыдница!

Интересно, подумала Бесс, пока Сэдди через голову натягивала на нее сорочку, что бы ты сказала, если бы увидела меня сегодня ночью? И, сгоняя с губ легкую лукавую улыбку, она напустила на себя серьезный вид.

– Кто-нибудь уже проснулся?

На лице Сэдди появилось угрюмое выражение. Она сурово кивнула.

– После вчерашнего я не ожидала увидеть господ до полудня, но мистер Зак сидит в столовой. Расковырял все, что было на тарелке, но не съел ни кусочка.

Бесс пристально посмотрела в лицо Сэдди.

– Как он выглядит, Сэдди? Сердитый? Тебе не кажется, что он просто устал после вчерашнего? А может, заболел?

Сэдди взяла в руки желтое платье Бесс и опустила его пониже, чтобы та могла влезть ногами в юбку. Потом продела рукава в ее протянутые руки и, подняв платье на плечи, тяжело вздохнула.

– Не мое дело судить о настроениях хозяев, мисс. Но нет, он не болен. Похоже, он строит какие-то планы, если можно так сказать. Видимо, его напугало, что мисс Габби чуть не померла. Надеюсь, что он думает, как бы отгородить эти опасные рудники.

Пока Сэдди затягивала платье сзади, Бесс молча слушала ее. Она от всего сердца надеялась на то, что Зак решил заняться хозяйством. Она молила Бога, чтобы расстройство их помолвки не оказалось для него таким ударом, чтобы захворать или наделать глупостей.

У Бесс были более серьезные поводы для беспокойства, чем хозяйственные дела Зака. Главной ее заботой являлось, конечно, то, сохранится ли дружба Алекса и Зака после того, как правда выйдет наружу. Когда Зак узнает о том, что Бесс не любит его, что она принимала за любовь сестринскую привязанность, окажется ли он в состоянии принять ее в качестве жены своего брата? Бесс нахмурилась. Ну вот опять! Ведь хотя Алекс и сказал, что любит ее, он ни словом не обмолвился о свадьбе. Любовь и замужество. Они ведь неразделимы, правда? Во всяком случае, ей хотелось верить в то, что это так.

– Ну вот, мисс. Вы прелестны, как луговая! маргаритка! – отпустила Сэдди редкий в ее устах комплимент.

Бесс повернулась и взглянула на себя в зеркало, висящее над туалетным столиком. Даже со сбившимися после сна волосами она действительно выглядела свежей и сияющей. На щеках ее цвел румянец, глаза блестели. Ага, вот что может сделать любовь! – подумала она, стараясь придать копне своих волос болея или менее приемлемый вид. Если бы не мысль, что ее любовь к Алексу может причинить боль очень дорогому ей человеку, она была бы сейчас самой счастливой девушкой во всей Англии.

Глава 11

Алекс стоял у лестницы, положа руку на деревянную стойку перил, увенчанную декоративным трилистником.

Часом раньше, лежа в постели, Алекс решил больше не тешить себя надеждами на то, что сможет уснуть. Он послал Дадли разузнать, где сейчас находится Зак, и очень удивился, даже немного встревожился, когда узнал, что брат уже оделся и завтракает.

– В каком он настроении, Дадли?

– В смиренном, милорд. Он винит себя в том, что с девочкой случилась беда. Мне кажется, что он решил начать новую жизнь. – Дадли печально посмотрел на Алекса и добавил: – Могу поспорить, что ему придется сделать нелегкий выбор.

– Что ты имеешь в виду, Дадли? – поинтересовался Алекс.

Кинув на хозяина проницательный взгляд, как бы решая, умно ли будет рассказать ему всю правду, слуга произнес без всякого выражения:

– Я думаю о его подружке, девушке по имени Тэсси. Господин Зак собирается дать ей отставку.

Это заявление застало Алекса врасплох, он не сумел сразу собраться и скрыть свое удивление. Если Зак надумал сейчас посвятить все свое свободное время Бесс, то выбрал совсем неподходящий момент!

– Почему ты пришел к такому заключению, Дадли? – спросил Алекс с напускным безразличием.

– Полагаю, это просто моя интуиция, – ядовито ответил камердинер. – Или можете называть это, как вам будет угодно. Просто я это чувствую. А теперь, милорд, какой жилет мы наденем, голубой или коричневый? – закончил он почтительно. Алекс понял, что Дадли сказал все, что хотел, и больше не добавит ни слова. Он не стал больше ни о чем спрашивать.

Алекс решил спуститься в столовую и поговорить начистоту с братом. Кодекс чести требовал от него того, чтобы он как можно скорее рассказал Заку о своих чувствах к Бесс. Правда, ему претила мысль о возможной ссоре. Он заранее оплакивал кончину той замечательной дружбы, которая возникла между ними. Естественно, Зак будет удивлен, рассержен, уязвлен – если не больше. Дружба исчезнет, им многое придется простить друг другу. Смогли же они преодолеть последствия семнадцатилетней разлуки, так стоит ли бояться испытаний? Хотя Зак, вероятно, усомнится в том, что Алекс действительно серьезно боролся с чарами Бесс. Зная о том, что брат имеет репутацию распутника, Зак, по всей видимости, не поверит в честность его намерений. Что ж…

Его чувство к Бесс близко к благоговению. Разумеется, он на ней женится. Но за то, что он отыскал наконец свою любимую, ту, с которой разделит в дальнейшем все превратности судьбы, ему, может быть, придется поплатиться доверием и любовью единственного брата.

Судьба. Внезапно Алекс очнулся от своей глубокой задумчивости.

Дверь в столовую была открыта, и только что туда вошел слуга с подносом. От запаха бекона, аромата кофе и горячей лососины у Алекса засосало в желудке, но он знал, что должен не колеблясь высказать Заку правду. В любом случае это будет лучше, чем давать повод для смутных подозрений. Он оторвался от перил, одернул голубой жилет и решительным шагом направился к страшившей его двери.

Войдя в столовую, Алекс увидел, что Зак стоит облокотившись на перила балкона, с которого открывался чудесный вид на луга и торфяную равнину. Алекс прошел мимо слуг, стоящих, как часовые, по обе стороны массивного буфета и нетронутой тарелки Зака. Тарелка была полна, по-видимому, у брата первоначально были благие намерения плотно позавтракать, но он не преуспел в них.

Повернувшись к слугам, Алекс жестом руки и кивком головы отослал их. Затем он бесшумно подошел к брату и, пытаясь собраться с духом для разговора, остановился.

– Зак?

Брат вздрогнул и в удивлении обернулся, очевидно, застигнутый врасплох. На его лице ясно читалось отчаяние. У Алекса сжалось сердце: такую же печаль он видел на лице Зака в тот день, когда его увозил дед. Взяв себя в руки, Зак улыбнулся брату, но глаза его остались грустными.

– Привет! – сказал он, шагнув вперед и хлопая брата по плечу. – Ты что так рано встал? Я думал, что после того, что случилось вчера, ты проспишь до полудня.

Алекс отметил про себя невольно прозвучавшую в этих словах иронию, но не рассердился.

– Я не мог уснуть. Слушай, мне надо с тобой поговорить, Зак.

Брат понимающе кивнул.

– Конечно, я хорошо представляю, о чем мы будем говорить. Но могу заверить тебя, что в этом нет никакой необходимости. – Зак встал по стойке «смирно» и отвесил Алексу низкий поклон. – Я твой самый покорный и кающийся слуга, вижу все совершенные мною глупости и твердо решил их исправить.

Обращение было шутливым, но Алекс видел прячущуюся в его глазах муку и синие круги бессонницы под глазами. Нахмурясь, он смотрел на Зака, который, выпрямившись, вернулся в столовую и, подойдя к креслу, нервно вцепился пальцами в его резную спинку.

– У тебя недовольный вид, брат. Но вот увидишь, я принял твердое решение и сразу после завтрака встречаюсь с управляющим. Работа по ограждению старых выработок начнется прямо сегодня. Для скорости придется нанять дополнительных людей, но я не успокоюсь, пока все не будет сделано, и лично прослежу за тем, чтобы после окончания туда не смог проникнуть даже заяц.

– Я очень рад, Зак, – сказал Алекс. И он действительно был рад – причем искренне. Но ему было нелегко сопроводить эти слова подобающей в таком случае сердечной улыбкой.

– Ты выглядишь недовольным, – заметил Закери, и это не удивило Алекса. Сейчас любой болван отметил бы, что он находится в состоянии крайнего возбуждения. Стараясь найти нужные слова, Алекс почувствовал, что его от напряжения бросило в пот.

– Это тебе показалось, – ответил Алекс, мучительно пытаясь сообразить, какими словами сообщить Заку, что он любит его невесту, а та любит его.

Зак словно не слышал его.

– Понадобилась чуть ли не гибель невинного ребенка, – сказал он, – чтобы разбудить во мне доселе спящее чувство ответственности. Габби чуть не погибла только потому, что я отказался внять голосу разума. – Зак с горечью улыбнулся. – Разума, упакованного в столь очаровательную оболочку, как моя премудрая маленькая Бесс.

Та почти молитвенная нежность, с которой Зак упомянул имя Бесс, и та собственническая нотка, которая проскользнула в выражении «моя Бесс», резанули сердце Алекса подобно клыкам дикого зверя. Ревность. Мучительная, болезненная ревность. И чувство вины. Ведь Бесс должна принадлежать Заку.

– Значит, ты все-таки изменил мнение о Бесс, решил остепениться? – спросил он таким же обманчиво-спокойным тоном, как и Зак. – И, полагаю, собираешься принести любимой свои извинения? – Неужели же предсказание Дадли было верным и Зак собирается бросить свою любовницу?

Зак наконец-то оторвался от спинки кресла и, засунув руки в карманы, нервно заходил по комнате.

– Когда оказываешься перед лицом смерти, то поневоле о многом задумываешься. И иногда удивляешься, какие мысли оказываются самыми важными, какие чувства – самыми сильными.

Алекс старался сохранять самообладание.

– Когда ты считал, что минуты твоей жизни сочтены, ты ведь думал о Бесс?

Мысли самого Алекса, во всяком случае, были о ней, именно это и послужило побудительным мотивом того, что прошлой ночью он не устоял перед своим желанием.

Зак повернулся и честно посмотрел в лицо Алексу.

– Нет, о ней я не думал. И это больнее всего, брат. Вот что мучит меня больше всего. Боже мой, Алекс, я думал о Тэсси! Думал о своей любовнице – своей шлюхе.

Алекс был поражен прозвучавшей в голосе Зака страстью.

– Но ты всегда говорил о Тэсс с такой нежностью. Ты же сильно привязан к ней, не так ли?

Запустив руки в волосы, Зак заходил туда-сюда по комнате.

– Черт побери, неужели ты этого не понимаешь? Я не могу позволить себе испытывать слишком сильные чувства к Тэсс. Ведь она просто-напросто моя содержанка, которую я держу для своего удовольствия, для того, чтобы спать с ней. Я не могу… Я не могу любить ее. И, клянусь Богом, не могу жениться на ней!

– Разве она хочет, чтобы ты на ней женился?

– Нет, разумеется, нет. Она никогда не говорила об этом, хотя я знаю, что ей доставляет боль любое упоминание о Бесс. Но что ждет ее в жизни? Может ли девушка в ее положении надеяться на нечто большее, кроме того, что я ей уже дал? А я дал ей многое, Алекс! Я вырвал ее из-под власти сварливой старой ведьмы-хозяйки, где она каждый день колола в кровь свои пальцы. Она вела жалкое существование. Со мной Тэсс счастлива. И я был добр к ней.

– Слушай, не слишком ли ты велеречив? – мягко упрекнул его Алекс. – Как бы она ни была тебе благодарна и как бы ты ни был к ней добр и великодушен, дело совсем не в этом. Мне кажется, что больше всего тебя беспокоит сила твоих чувств к девушке, находящейся ниже тебя по положению. Чего ты пугаешься, Зак? Боишься ли ты причинить боль Тэсс или себе самому?

– Полагаю, больше всего себе. Не слишком благородно звучит, не правда ли? Но я нe хочу кончить так, как мой друг Чарли.

– Это тот парень, который женился на своей любовнице?

– Да, а ведь он виконт, ни больше и ни меньше. Был страшный скандал. Его семья никогда не простит ему этого. И хотя Чарли по-прежнему принимают в обществе, за исключением, может быть, самых чопорных семейств, его жену не хочет видеть никто! Потом, в довершение ко всему, через год он разлюбил ее и так переживал все это, что пустился во все тяжкие, начал играть по-крупному во всех игорных притонах города и вслед за репутацией потерял и состояние.

– Ты нарисовал пугающую картину, но это не обязательно должно произойти с тобой. Мало ли мужчин имеют любовниц, но ничего страшного не происходит.

– Конечно, конечно, я осознаю это. Но разве ты не понимаешь, почему меня так испугало происшествие в руднике? Видит Бог, Алекс, Бесс такая замечательная девушка! Я знаю ее, я люблю ее еще с той поры, когда сам ходил в коротеньких штанишках. И я просто в трудный час должен был думать о ней. Ты ведь сам говорил о том, что я пренебрегаю Бесс, и я решил последовать твоему совету и уделять ей все внимание, которого она заслуживает. Но легче было бы это делать, порвав с Тэсс. Иногда мне кажется, что я думал о Тэсси, а не о Бесс только потому, что был… ну, ты знаешь… в интимных отношениях с ней, а не с Бесс.

– Надеюсь, ты не собираешься переспать с Бесс до свадьбы, а? – Вопрос Алекса прозвучал глупо, но он ничего не мог с собой поделать. Сидящий внутри него зверь – ревность, терзающая его в течение всего разговора – грозил вырваться наружу.

В глазах Зака мелькнуло удивление.

– Боишься, что я напугаю ее до смерти, Да? Хочешь защитить невинное дитя? Не беспокойся. Она ни за что не согласится переспать со мной, пока священник не прочитает над нами молитву. Но, по правде говоря, твоя забота весьма трогательна. Тебе ведь не надо было решать подобных проблем в тот моменту когда мы старались спастись из этой рушившейся гробницы? Кстати, а не пора ли тебе, тоже подыскать для себя порядочную девушку? Или для Греховодника Викема это уже чересчур?

Греховодник Викем. Напоминание об этом прозвище уязвило Алекса. Да, он грешник. Как ему сказать Заку – своему брату, что этой ночью он лишил невинности девушку, которую тот любил и уважал? И ведь она тоже не отказывала ему во взаимности…

Мысли и чувства Алекса находились в полном расстройстве. Если бы он не приехал в Пенкерроу, все шло бы без сучка без задоринки. Бесс до сих пор оставалась бы девственницей и с нетерпением ждала бы дня своей свадьбы. Может, если он уедет, все встанет на свое место? Никто не будет страдать, Бесс поплачет немного, да и то недолго. Она скоро забудет его. И Зак обретет то счастье, которого заслуживает.

– Боже мой, почему у вас обоих такие постные лица? Довольно дуться. Сегодня день молитв и благословений.

Голос миссис Тэвисток прервал размышления Алекса. Он повернулся и увидел вплывающую в комнату мать Бесс. Лицо ее расплывалось в улыбке, которая показалась ему несколько фальшивой, равно как звучащее в ее голосе напускное веселье. За ней следом шли бледная, необычно послушная Габби и… Бесс. Бесс, в том же самом желтом платье, в котором она была на пляже, когда впервые коснулась его. Бесс, его Бесс. Его, а не Зака! Нет, она больше уже не принадлежит Заку, никогда они уже не смогут вернуться к прежнему. При одном взгляде на Бесс это стало Алексу совершенно ясно.

Их взгляды встретились и задержались друг на друге.

– Но если людям с постными лицами в Пенкерроу делать нечего, то это должно относиться и к Габби, – сказал Зак, принимая свой обычный жизнерадостный вид. Он подошел к девочке и, подняв ее, с улыбкой заглянул в ее серьезное личико. – Что такое с твоей нижней губкой, дорогая? – поддразнил он девчушку, легко коснувшись губы указательным пальцем. – Что-то она слишком далеко оттопырилась. Ты можешь наступить на нее, если не подберешь.

– Я, наверное, совсем глупая, – пробормотала Габби, надувшись. – Переполошила вчера весь дом, из-за меня ты мог погибнуть. – Она опустила голову, и по ее щеке скатилась слеза.

– Совершеннейшая чепуха, – отругала дочь миссис Тэвисток, по-прежнему натянуто улыбаясь. – Просто ты совершила большую ошибку. Все мы счастливы видеть тебя в безопасности, детка.

Не укоряй себя, Габби, – посоветовал Зак, поднимая ее голову и заставляя заглянуть себе в глаза. – Я тоже сделал глупость. – Он посмотрел на Алекса, потом с нежностью на Бесс. – В своей жизни я совершал много ошибок. И мы должны быть благодарны тому, что наши друзья и семья охотно прощают нас и помогают исправиться.

Бесс и Алекс обменялись тоскливыми взглядами. Искренне раскаивающийся Зак, любящий брат и жених, – все это их не радовало.

– Но как же насчет наккерсов, Зак? – выпалила Габби, вероятно переходя к самому наболевшему у нее вопросу – крушению иллюзий. – Я поверила мистеру Тэтчеру. Как самая последняя глупышка, я поверила в то, что в оловянных рудниках живут гномы. Теперь слезы уже вовсю текли по ее щекам, а губы дрожали от попытки сдержать горя.

– Почему он сказал неправду? Мама всегда говорит, что обманывать нехорошо. Неужели лгать можно только взрослым, Зак?

Вытирая рукой слезы Габби, Зак ласково сказал:

– Ну, ну, птичка. Не лей воду на лучший зеленый сюртук своего старого доброго друга. Ты вовсе не глупышка. И, кроме того, я сам до сих пор верю, что в рудниках живут наккерсы.

Габби подняла на него широко раскрытые, полные надежды глаза.

– Правда? – Зак утвердительно кивнул головой.

– Тогда почему же я не видела ни одного? А ты когда-нибудь видел наккерсов, Зак?

Но Зак не стал прямо отвечать на поставленный вопрос.

– Наккерсы – создания капризные, – сказал он. – Так же как и эльфы, спригганы и прочий волшебный народец, они появляются только тогда, когда этого меньше всего ждешь. Может быть, ты не видела наккерсов только потому, что специально пошла, чтобы их найти.

– О, ты так думаешь? – Габби была явно поражена мудростью Зака.

– Конечно. И особенно потому, что рудник – очень опасное место для детей. Волшебный народец любит детей – видишь ли, они примерно такого же роста и сложения, – поэтому никогда не толкает их на опасные поступки. Если бы среди твоих приятелей прошел слух о том, что ты видела наккерсов в заброшенном оловянном руднике, то дети повалили бы туда толпами, понимаешь? И не исключено, что тоже потерялись бы, как ты.

– О да. Теперь я действительно понимаю. Это было бы совсем неправильно, да?

– Ну а теперь обещаешь, что с этих пор всегда будешь говорить своей маме, куда ты идешь, и вести себя поосторожнее?

– Обещаю, Зак, – сказала Габби, кивая ему с торжественным видом. – Я действительно обещаю, от всего сердца.

– Вот и молодец. – Он быстро прижал ее к себе, и она крепко обняла его за шею. Зрелище взаимного доверия и заботы, без сомнения крепко связывающих Габби и Зака, согревало душу. Умение Зака обращаться с детьми не могло не восхищать. Но это обстоятельство беспокоило Алекса. Собственно говоря, ему было обидно. Приязнь Габби была еще одним доказательством того, что Зак имеет больше прав притязать на любовь Бесс и на ее руку. Он был тесно связан с ее семьей. Они все любили его – черт бы их побрал!

– Я страшно голодна, – сказала Бесс, прерывая эту трогательную сцену, которая, на взгляд Алекса, становилась уже несколько слащавой. – Почему бы нам не сесть за стол и не позавтракать? – И она бросила озабоченный взгляд на Алекса, сделавшего вид, что не заметил этого.

Помимо своей воли он становился все мрачнее и мрачнее.

Они сели за стол, но с аппетитом ела только одна Габби. К ней вернулось се обычное жизнерадостное настроение, и она вела разговор, который, естественно, вертелся около ее детских забав и интересов. Все остальные были слишком заняты своими мыслями, слишком усталы или слишком несчастны, чтобы отдать должное искусству кухарки или начать серьезный разговор. Вскоре Зак начал рассказывать о своих планах по ограждению оловянных рудников и прочих хозяйственных нововведениях.

Говоря, он часто обращался к Бесс, как будто желая получить ее одобрение, считая, что будущее положение хозяйки Пенкерроу требовало ее участия в обсуждении самых мельчайших деталей хозяйственных планов, и его лицо оживилось от удовольствия, которое доставляло ему рождение новых благах намерений.

Бесс внимательно слушала его и одобряюще улыбалась. Алекс понимал, что она столь же поражена переменой в поведении Зака, как и он сам. Вместе с тем, подумал он, ненавидя сам себя за это, она не может знать, как далеко зашли эти перемены. Бесс до сих пор понятия не имела о существовании Тэсс, а Алекс не мог рассказать ей об этом, хотя, узнай она о любовнице Зака, перестала бы мучиться. Но Алекс не мог пасть настолько низко, чтобы использовать факт существования Тэсс для того, чтобы разлучить своего брата с Бесс. Он должен был вести честную игру.

Бесс сидела прямо напротив него, и Алекс наблюдал за тем, как девушка слушала Зака. сегодня она вся просто светилась от счастья, была полна жизни, и его переполняла мужская гордость от того, что именно он заставил ее глаза радостно блестеть. Алексу хотелось дотянуться до нее – страшно хотелось. Их лежавшие на столе руки разделяло всего несколько дюймов, и ему казалось несправедливым и жестоким то, что он не может предпринять ничего сейчас, при свете дня, хотя еще сегодня ночью, при свете луны, он сделал ее своей по всем священным законам между любящими друг друга мужчиной и женщиной.

Бесс, должно быть, почувствовала на себе его пристальный взгляд и посмотрела на него. Их взгляды встретились, в них светилась влюбленная нежность. У Алекса перехватило дыхание. Он должен как можно скорее найти возможность и сказать Заку всю правду. Хотя нет, надо будет подождать, пока Зак не обсудит все предполагаемые дела со своими управляющими. Взвалить на его плечи эту тяжесть в столь критическое время было бы неблагоразумным и злым поступком. Пусть огородит свои оловянные рудники, и тогда Алекс скажет ему все. А пока, чем дальше он будет держаться от Бесс, тем лучше.

Прошло две недели, время тянулось подобно медлительному вращению мельницы – тяжело и мучительно. Бесс редко виделась с Заком и еще меньше с Алексом. Однако в один из, этих дней они случайно оказались наедине в гостиной Пенкерроу, все остальные вышли куда-то по своим делам. Ей мучительно хотелось узнать, почему любимый избегает ее, и Алекс кратко объяснил Бесс, что это единственное средство, которое помогает ему сдерживать себя. Если он останется с ней наедине больше чем на полминуты, то непременно набросится на нее. Даже сейчас, во время этой беседы, он сходит с ума от желания.

Алекс сидел в кресле, закинув ногу на ногу, даже чуточку расслабленно. Но глаза выдавали его. Алекс был охвачен тем же лихорадочным желанием, которое заставляло ее все ночи напролет ворочаться в постели, вспоминая… Вспоминая сильные мужские руки, ласкающие ее в призрачном свете луны, его грудь, живот, его… Вспоминая широкую спину и крепкие ягодицы под своими жаждущими пальцами, его губы на своих губах, его язык на своем нёбе. Вспоминая…

– Но почему мы не можем быть вместе? – спросила она. – Когда ты расскажешь ему?

– Сейчас это нереально, потому что если я еще раз займусь с тобой любовью, то не смогу удержаться и немедленно расскажу все Заку. А он не должен ничего знать, пока не закончит с хозяйственными делами.

– Так, может быть, ты поможешь ему? И тоже будешь пропадать весь день, осматривая оловянные рудники? – раздраженно спросила она.

– Было бы лучше, если бы ты осталась в Брукморе до тех пор, пока со всем этим не будет покончено, – отрезал Алекс.

– Но тогда я не смогу видеться с тобой. Зак будет приезжать в Брукмор, а тебя не будет рядом. Я сойду с ума, Алекс. Пожалуйста, не отсылай меня!

На губах Алекса появилась легкая улыбка.

– Ты упрямая девочка, Бесс, и никогда не стала бы Заку послушной женой.

Брови Бесс слегка приподнялись. Сначала она хотела возразить, что для него тоже не станет послушной женой, но тут же вспомнила, что Алекс так и не попросил ее выйти за него замуж. Да и попросит ли вообще?

– В чем дело, любовь моя? – спросил он, наклоняя голову. – Ты рассердилась на то, что я назвал тебя упрямой? – сказал он более тихим и мягким тоном. – Но взгляни на себя! Если ты сейчас же не перестанешь дуться, я подойду и укушу тебя. Это у вас что, семейная привычка?

Она кокетливо вздернула подбородок, еще дальше выставила нижнюю губку и увидела, что он готов броситься к ней. Еще минута – и она окажется в его объятиях. Их спасло только появление Зака, который с воодушевлением поведал им о своих хозяйственных успехах.

Прошло несколько дней. Бесс ехала в Сент-Тисс, собираясь провести пару часов в магазине миссис Торли. Она сама правила серым кабриолетом, полученным в подарок от отца незадолго до его смерти. В экипаж была запряжена резвая кобыла тоже серой масти. Стоящий на запятках кабриолета мальчик из конюшни служил ей ливрейным лакеем.

Шла первая неделя августа, и стояла такая жара, словно изготовленный Сэдди и только что снятый с огня пудинг с изюмом. Обычно Бесс хорошо переносила жару, но сегодня, хотя еще было только утро, даже она немного сникла.

Сент-Тисс был очаровательным и оживленным маленьким городком, расположенным на скале, возвышающейся над заливом Порт-Айзек. Мощенная булыжником дорога круто спускалась к небольшой бухте с каменным пирсом. Магазины и жилые дома плотно теснились друг к другу, их прочные стены и ставни хорошо защищали обитателей от частых в этих местах штормов.

Бесс остановила кабриолет перед магазином миссис Торли, а спрыгнувший с запяток мальчик взял у нее вожжи, одновременно помогая сойти на землю.

Бесс поблагодарила его улыбкой и наказала мальчику вернуться за ней в полпервого пополудни, давая себе два часа на то, чтобы просмотреть несколько модных журналов, которые миссис Торли держала для клиенток. Затем, если у нее останется время, она собиралась обойти еще несколько магазинов и, может быть, купить у кондитера мятных лепешек для Габби.

Мальчик отправился напоить лошадь и отыскать для себя дерево потенистее, под которым он мог бы подремать. Вероятно, Бесс надо было взять с собой служанку, которая могла бы оказать ей помощь, но сегодня она была раздражена и не хотела никого видеть. Единственный человек, чье общество ей было необходимо, – Алекс, но тот продолжал честно помогать брату и целыми днями разъезжал вместе с ним по торфяным равнинам. Ей казалось, что эта работа никогда не завершится, и не слишком помогало то, что Зак постоянно обещал ей, что по окончании работ он станет ее преданным и покорным слугой.

Все эти дни Бесс разрывалась между чувством вины и страстным желанием, симпатией и разочарованием, гневом и беспомощностью, любовью к Заку и всепоглощающим, непреодолимым чувственным влечением к Алексу. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что сойдет с ума, если все эти вопросы не разрешатся вскорости.

А пока она закажет себе платье. Что-нибудь розовое. Алекс любил розовый цвет. На губах Бесс появилась довольная улыбка, и, разгладив голубое платье и поправив соломенную шляпку, она собралась было войти в магазин.

Но, уже став на ступеньку, девушка вдруг краем глаза заметила знакомое лицо. Повернувшись, она увидела идущего по улице Дадли. Его худощавая фигура возвышалась над окружающими, яркая копна рыжих волос горела на солнце, большие пальцы были засунуты за пояс белых панталон. Дадли не видел ее, он разглядывал витрины магазинов и, казалось, никуда в особенности не спешил. Бесс решила, что Алекс позволил ему провести день в городе. Все равно теперь, когда его хозяин почти каждый день по горло занят, дел у Дадли набиралось немного.

Хотя Бесс и не искала ничьей компании, перспектива дружеской беседы с Дадли почему-то обрадовала ее. Он ей нравился. Кроме того, парень был камердинером Алекса, имел самое прямое отношение к уходу за ним. И как особа романтическая, склонная до безрассудства привязываться к вещам и людям, Бесс почувствовала, что ее тянет к Дадли. Может быть, ей даже удастся перевести разговор на Алекса и получить удовольствие хотя бы от этого?

Приветственно подняв руку, она направилась навстречу Дадли. Он по-прежнему не замечал ее, и Бесс собралась было окликнуть его по имени, но тут ему преградила путь какая-то молодая девушка. Дадли остановился, и они разговорились. Бесс находилась всего в нескольких футах и видела обоих совершенно ясно, но не могла слышать, о чем они разговаривают. Хотя ей очень хотелось узнать, кто эта девушка, Бесс не спешила ввязываться в беседу.

Незнакомка была красива, и ей показалось, что она когда-то видела ее в городе, да та и не относилась к людям, которые могут остаться незамеченными. Невысокая, чуть-чуть ниже Бесс, со светлыми тонкими шелковистыми волосами, перевязанными лентами так, что они изящной волной спускались на спину. У нее был красивый, точеный профиль, а кожа – во всяком случае, на таком расстоянии – выглядела чистой и гладкой как мрамор. На щеках играл нежный румянец. Платье цвета слоновой кости было не менее изящным, чем платье Бесс, что удивило ту еще больше. Девушка не могла быть служащей, для этого она слишком хорошо одета. Но если бы она принадлежала к дворянству, Бесс должна была встречаться с ней на приемах у местной знати. Может статься, она дочь какого-нибудь богатого торговца?

Бесс пребывала в совершеннейшем недоумении и, не заботясь больше о том, будет ли прилично, если она вмешается в разговор, двинулась в их направлении. Она решила узнать, кто эта девушка, и ее уже ничто не могло остановить.

Подойдя поближе к поглощенной разговором паре, Бесс заметила, что девушка закуталась в шаль из венецианского кружева таким образом, что ее концы прикрывали грудь и живот. Бесс удивилась, что кому-то могло прийти в голову кутаться в такую жару. Маленькими нервными пальчиками девушка теребила бахрому шали.

– Так, значит, с ним все в порядке? – подойдя поближе, услышала Бесс тоскливый голос незнакомки. Тут они почувствовали, что к ним кто-то подошел, и одновременно повернулись. Бесс улыбнулась сначала Дадли, а потом девушке.

– Доброе утро, Дадли, – приветливо произнесла она. – Вы тут по поручению лорда Росса или просто гуляете?

Дадли словно окаменел. Он стоял неподвижно, как статуя, на побледневшем лице внезапно явственно проступили веснушки. Девушка тоже застыла на месте. Казалось, она перестала дышать, румянец с ее щек мгновенно исчез, лицо стало бледным как полотно. Бесс огорчилась, несомненно, ее вторжение оказалось некстати. Можно было заключить, что между этой парой существует некое взаимопонимание. Но о ком спрашивала девушка?

– Мисс Тэвисток, – выпалил наконец Дадли. – Вот не ожидал! Я никак не думал, что вы сегодня приедете в город.

– Как же вы могли этого ожидать, Дадли?

В Пенкерроу я сегодня не была и едва ли стремлюсь ставить вас в известность о всех моих передвижениях, – шутливым тоном возразила Бесс.

Но в ответ на эту шутку у Дадли вырвался только натянутый смешок, девушка же, закусив нижнюю губу, уставилась в одну точку у себя под ногами. Воцарилось молчание, во время которого обеих девушек следовало бы представить друг другу. Но никакого представления не последовало. Это удивило Бесс, ведь обычно Дадли бывал очень вежлив.

– Ну что ж, пожалуй, мне лучше будет заняться своим делом. – Бесс почувствовала себя не в своей тарелке, но по-прежнему испытывала сильное любопытство. – Я приехала, чтобы заказать у миссис Торли новое платье.

– Рад был встретить вас, мисс, – сказал Дадли с поклоном. – Если я могу помочь вам донести покупки, то с удовольствием встречусь с вами, где и когда вы пожелаете.

– В этом нет необходимости, Дадли. – Неожиданно она повернулась к девушке и спросила: – Какое на вас миленькое платье.

Вам шила его тоже миссис Торли?

Явно удивленная тем, что с ней заговорили, девушка подняла взгляд. Бесс решила, что она слишком застенчива, и тепло улыбнулась. Но дружелюбие Бесс вовсе не придавало девушке уверенности. Напротив, создалось впечатление, что бедняжка перегрелась на солнце и так сильно возбуждена, что может упасть в обморок. Можно было видеть прилипшие к стройной шее влажные пряди выбившихся из-под лент волос.

– Я… я сшила его сама, мисс, – ответила девушка таким тоном, как будто обращалась к человеку выше ее по положению. Голос звучал приятно, но речь была грубоватой, вероятно, она не получила никакого образования.

– Вам, наверное, очень жарко, – добро душно заметила Бесс. – Может, вам надо посидеть где-нибудь в тени, а Дадли раздобыл бы для вас воды.

– Нет, – быстро ответила незнакомка. – Я чувствую себя хорошо. Не беспокойтесь из-за меня, мисс.

Нет, ее манеры и обращение говорили о том, что она служанка, но Бесс не могла себе представить, чтобы на жалованье прислуги можно было позволить себе носить такое платье. Если даже девушка и сшила его сама, то материя все равно должна была стоить несколько фунтов. Не говоря уже о шали из венецианского кружева и приколотой к лифу платья броши с камеей. Какая чудесная вещь… силуэт из слоновой кости на персиковом дереве в обрамлении изящной золотой филиграни. Она была очень похожа на ту, которую описывал ей Зак.

– Что за прелестная у вас брошь, – сказала Бесс в неподдельном восхищении. – Мой жених тоже купил мне такую, но потерял по дороге домой в…

– Мне… мне надо идти! – воскликнула девушка, и ее щеки лихорадочно вспыхнули. – У меня назначена встреча. Извините меня, сэр и м-мисс. Мне действительно некогда. – И, повернувшись, девушка торопливо ступила на мостовую, не оглядевшись.

– Берегитесь! – крикнула Бесс, сердце которой замерло, когда она увидела быстро приближающийся фургон с сеном.

– Тэсси, посмотри на фургон! Тэсси! – завопил Дадли, но девушка казалась глухой и слепой ко всему окружающему и продолжала двигаться к середине мостовой, прямо на приближающийся фургон. Время как будто замедлило свое течение. Бесс повернулась, чтобы посмотреть на кучера. Это был грубый, неотесанный парень, как раз в это время занятый раскуриванием сигареты. Он не видел Тэсс, да уже и не смог бы остановиться, даже если бы заметил ее.

Бесс инстинктивно захотелось выбежать на дорогу. Но прежде чем она успела осуществить свое желание, промчавшийся мимо нее Дадли выбежал на булыжную мостовую, схватил Тэсс за руки и в мгновение ока перетащил ее на другую сторону улицы.

Обе лошади встали на дыбы и заржали, кучер разразился проклятиями, заставившими бы покраснеть самого дьявола, а потом, утолив свой гнев, как ни в чем не бывало продолжил путь. На тротуаре, где Тэсс упала в обморок, что, впрочем, угрожало ей уже давно, началась суматоха. Дадли, который по-прежнему не отпускал ее рук, опустился на землю и нежно положил ее голову к себе на бедро.

Бесс перешла дорогу и протолкалась сквозь окружающую их толпу.

– Отойдите. Отойдите назад, пожалуйста! – приказала она как можно более строгим голосом. – Бедной девушке нужен воздух. Не толпитесь, господа.

После увещевания Бесс большинство зевак разошлись и вернулись к своим делам.

– С ней все в порядке, Дадли? Она упала в обморок от испуга? Может быть, она больна или просто сегодня слишком жарко? – выпалила Бесс, опускаясь на колени перед бесчувственной девушкой. Потом залезла в свой ридикюль, вынула оттуда веер и, раскрыв его, начала обмахивать бледное лицо Тэсс.

– Думаю, что через минуту она будет в полном порядке, мисс, – угрюмо пробормотал Дадли. Посмотрев по сторонам, он заметил в толпе зевак мальчика и крикнул: – Эй, ты там, парень! Принеси этой девушке воды, и я дам тебе пенни.

– Да, сэр, – ответил мальчик, убегая.

– Вы знаете ее, Дадли? Вы назвали ее Тэсси, – сказала Бэсс. – Кто она такая?

Глава 12

Дадли даже в голову не могло прийти, что во время семейного визита в Корнуолл ему придется столкнуться с такими чертовски сложными проблемами. Наткнуться на Бесс в тот же самый момент, что и на Тэсс, – такое совпадение казалось слишком невероятным. Это можно было объяснить только самым черным невезением. А теперь Бесс еще желает знать, кто такая Тэсс.

– Ну так что, Дадли? – Бесс прищурила глаза. – До этого я не настаивала на нашем знакомстве, ибо ты выказал растерянность и явное нежелание нас познакомить. Это невежливо, дорогой. Но теперь я должна знать, кто это бедное дитя. Вы с ней… очень хорошие друзья?

Дадли был встревожен подтекстом сказанного.

– Нет, мисс. Я почти не знаю ее, – сказал он совершеннейшую правду, жалея при этом о невозможности сказать, что не знает девушку совсем.

– Но ты же разговаривал с ней, – нетерпеливо стукнула ногой Бесс. – Ты знаешь ее имя, шельмец! И она интересовалась кем-то. О ком именно она спрашивала, а? Я жду ответа.

Дадли ненавидел лгать. Он был честным малым, но, ко всему прочему, и очень практичным и понимал, что иногда правда бывает хуже, чем ложь.

– Это знакомая одного из слуг в Пенкерроу.

– Действительно? И кого же?

– Я не знаю, мисс, честное слово, не знаю.

– Но она обращалась к тебе как к старому приятелю. Интересно, откуда она тебя знает?

– В этих маленьких городишках слуга приезжего лорда всегда, если можно так выразиться, привлекает внимание, мисс.

– Ну и чем же ты ее так заинтересовал? Слушай, Дадли, признаюсь, я совершенно сбита с толку. У этой девушки речь, как у служанки или работницы, но как она прекрасно одета. Может быть, она дочь торговца?

– Все может быть… – пробормотал Дадли.

– Да она обыкновенная шлюха, – раздался позади Дадли насмешливый мужской голос. – Вот откуда наряды и дворянские привычки к обморокам.

– Подите прочь, – прорычал Дадли, оборачиваясь к незнакомому мужчине. – Уходите все отсюда! Нам больше не нужна помощь, спасибо.

Маленькая кучка зевак рассеялась. Повернувшись к Бесс, Дадли увидел, что та смотрит на него широко раскрытыми глазами.

– О Боже, не хочешь ли ты сказать мне, что эта красивая девушка – обыкновенная содержанка? Она ведь совсем дитя…

– Я ничего не могу вам сказать, мисс, – ответил Дадли, стараясь скрыть свою неуверенность за недовольным тоном. – Мне не нравится обсуждать столь деликатные материи с женщинами благородного воспитания.

– Чепуха! – возразила Бесс с презрительной насмешкой. – Что-то я раньше не замечала за тобой подобной щепетильности. Бедняжка… Надеюсь, что она сейчас очнется.

– Я тоже так думаю, – озабоченно сказал Дадли, с тревогой глядя на Тэсс. – У вас есть с собой нюхательная соль, мисс Тэвисток?

– Должна быть, – ответила Бесс, откладывая в сторону веер, чтобы порыться в своей сумочке. – Понятия не имею, что у меня там лежит. Я никогда в жизни не пользовалась этим средством. Такая уж я странная женщина – никогда не падаю в обморок. А, вот он где! – Она вытащила маленький пузырек с жидкостью.

– Если позволите, мисс, я займусь этим.

Мне уже приходилось приводить женщин в чувство.

– Когда, Дадли?

– Моя мать была акушеркой, – объяснил он, откупоривая склянку и проводя ею перед носом Тэсс. Не прошло и нескольких секунд, как та пришла в себя, кашляя и хватая воздух ртом. – Ага, очнулась, голубушка. Но где этот парень с водой? – Дадли вытянул шею, оглядываясь по сторонам. Теперь проходящие мимо люди замедляли шаг, но не останавливались, чтобы поглазеть на них. Видно, в столь жаркий день женщина, лежащая на земле, не была для прохожих чем-то необычным.

Тэсси застонала и вытерла лоб тыльной стороной ладони. Потом, взглянув на Дадли и Бесс помутневшим взглядом, она схватилась за живот и перевернулась на бок. Взгляд Дадли остановился на руке Тэсс, которую та защищающимся жестом прижимала к своему телу. И тогда он понял, что Тэсс беременна.

Теперь, когда Дадли догадался о ее положении, он сразу наметанным взглядом отметил округлость ее живота, совершенно не соответствующего хрупкости красивых рук и тонкости высовывающихся из-под немного задравшегося платья лодыжек.

– Вот ваша вода, сэр! – произнес задыхающийся от бега мальчик. – Пришлось бежать дальше, чем я предполагал. Где моя монета?

– Подожди минутку. Если не возражаешь, мы сначала дадим попить леди. – Дадли осторожно приподнял голову Тэсс и помог ей напиться из грубой оловянной чашки.

Бесс, энергично гоняющая веером неподвижный воздух, озабоченно наблюдала за этой процедурой.

Как только на щеках Тэсс появился легкий румянец, Дадли полез в карман панталон, вытащил оттуда пенни и бросил монету мальчишке. Тот ловко поймал ее на лету, полюбовался, как она блестит в лучах солнца, и, наконец, попробовал на зуб. Удовлетворившись результатом проверки, он поблагодарил Дадли и отошел с таким важным видом, как будто мог теперь скупить весь город.

– С вами все в порядке, Тэсс? – спросила Бесс.

Услышав свое имя из уст Бесс, Тэсси чуть не вскрикнула и обернулась к Дадли с безмолвным вопросом во взгляде.

– Тэсси, это мисс Тэвисток из Брукмор-Менор, – сказал он негромко, стараясь успокоить ее улыбкой. – Вы, должно быть, видели ее прежде в городе. Мисс Тэвисток винит меня, что я не представил вас друг другу. Я рассказал леди, что вы знакомы с одним из слуг в Пенкерроу, с кем точно – не помню. Вы ведь не забыли, что я камердинер лорда Росса, не так ли? Вы и остановили меня для того, чтобы передать ему привет, не правда ли? Но, к своему смущению, я совершенно забыл, чья вы приятельница. Это Джим? Или, может быть, Генри?

К счастью, Тэсси была далеко не глупа и быстро подхватила розыгрыш Дадли.

– Я знакома с Джимом, сэр. Это друг нашей семьи. – Она на секунду робко подняла глаза на Бесс. – Спасибо вам, мисс, за вашу доброту. Но, пожалуйста, не стоит тратить на меня свое время. Я просто немного перегрелась на солнце. – Не успела Бесс ответить, как она повернулась к Дадли. – Вы не поможете мне подняться, сэр?

Крепкой рукой придерживая Тэсс под локоть, Дадли помог ей встать на ноги. Ее все еще немного пошатывало, а закушенная нижняя губа говорила о том, что она не совсем оправилась после обморока.

Очевидно разделяя мнение Дадли, Бесс сказала:

– Бедняжка! Мне очень жаль, но вы плохо выглядите. Позвольте нам проводить вас домой.

– Я сам отведу ее, мисс, – быстро предложил Дадли. – Думаю, что эта молодая леди не хочет причинять вам дальнейшего беспокойства, – добавил он многозначительно, пытаясь на этот раз намекнуть уже Бесс.

– Хорошо, тогда я должна попрощаться с вами, Тэсси, – сказала Бесс, поняв намек Дадли. Ей не хотелось просто так отпускать девушку – она сердцем чувствовала какую-то интригу, что-то удерживало ее. Бесс, вероятно, испытывала к ней ту инстинктивную симпатию, которую женщины иногда испытывают друг к другу, особенно когда в деле замешан мужчина, и эта расположенность стала бы еще сильнее, если бы она проведала о беременности Тэсс. Но какова была бы ее реакция, узнай она, что отцом ребенка является Зак?

– Спасибо вам еще раз, мисс, – сказала Тэсс не оборачиваясь, и Дадли, взяв осторожно подругу Зака под руку, повел ее прочь.

– Вы помните, где я живу? – спросила она, когда они медленно пошли вверх по улице.

– Затрудняюсь сказать. Скорее всего – нет.

Тэсс улыбнулась, но улыбка получилась печальной.

– Она очень добрая, правда?

– Кто? Мисс? Да, очень.

– Хотелось бы мне, чтобы это было не так, – с сожалением: вздохнула Тэсс.

– Уверен, это упростило бы дело. Ее добрый нрав все осложняет, не так ли?

Последовало долгое молчание. Тэсси поправила рукой волосы.

– Вы так и не успели рассказать мне о Заке. Я знаю, что он занят. Но с ним все в порядке? Он счастлив?

– Так вы не виделись с ним все эти три недели?

– Да.

– Может быть, вам стоит дождаться следующего визита и спросить об этом его самого?

Тэсси вздохнула.

– Следующий разговор будет нелегким.

– Вы собираетесь сказать ему о ребенке?

Тэсси остановилась и с испугом посмотрела на Дадли.

– Разве это так заметно?

– Нет. Ваша шаль и покрой платья хорошо все скрывают. Но это ненадолго. На каком вы месяце?

– Мне кажется, прошло уже шесть месяцев и три недели. Но если я настолько хорошо все скрыла, то как вы догадались, Дадли?

– Когда вы лежали там, на мостовой, я все понял. А то, как вы схватились за живот, когда очнулись от обморока, было очень… характерно.

Тэсси внезапно сжала его руку.

– А Бесс… мисс Тэвисток тоже знает об этом?

– Нет.

– Тогда почему это увидели именно вы, Дадли, и больше никто?

– Я странный человек, Тэсси, – вздохнув, сказал он с улыбкой, больше похожей на гримасу. – Хотя я и мужчина, но в значительной степени смотрю на жизнь с женской точки зрения. Вероятно, этому я обязан тем, что с детства помогал своей матери, а она была акушеркой.

– Хотелось бы мне, чтобы все мужчины понимали женщин так же, как вы, – горячо заявила Бесс. – Тогда Зак первым догадался бы о моей беременности и мне не пришлось бы ставить себя в затруднительное положение, сообщив ему о будущем ребенке. Вряд ли он обрадуется этому известию.

– Что вы имеете в виду?

– Я ведь не дура, Дадли.

– О, мисс Тэсси…

– Я давно уже чувствую, что Зак собирается бросить меня. С тех пор как в Пенкерроу приехал его брат, все переменилось. – Тэсси посмотрела Дадли прямо в глаза. – Я ведь права, не так ли? Он собирается бросить меня?

– Я не знаю, как он поступит, узнав о ребенке, – уклончиво ответил Дадли. – Кстати, по-моему, вам не придется говорить ему об этом. Если Зак не слепой и не полный дурак, при следующем свидании он, несомненно, поймет, чем пахнет дело, если можно так выразиться.

– А что это изменит? Он сам поймет или я сообщу – результат один, – глядя перед собой невидящими глазами, сказала Тэсс.

От нехорошего предчувствия у Дадли защемило сердце. Выражение глаз Тэсси только подтверждало самые худшие его опасения – она опустила руки. Девушка слишком любила Зака, и это не сулило ей ничего хорошего. Тэсси была романтична, ее ожидания и мечты казались по-детски наивными и окрашенными в розовый цвет, ведь она смотрела в будущее глазами любви.

Дадли остановился и, повернувшись к Тэсс, взял ее руки в свои и нежно погладил.

– Дорогая, мне хочется, чтобы вы знали: если вам когда-нибудь понадобится помощь, всегда можете обратиться ко мне. Я хорошо понимаю, что значит быть одиноким и жить в нужде. – Он поднял глаза и посмотрел на обеспокоенное лицо Тэсси.

– А вы считаете, что я окажусь в одиночестве и нужде, Дадли? – дрогнувшим голосом спросила она.

Дадли захотелось дать себе хорошего пинка.

– Нет, малышка. Я знаю Зака, по отношению к вам и к ребенку он поступит по совести. И хотя поначалу он может растеряться, Зак никогда не позволит, чтобы вы и его ребенок в чем-либо нуждались.

– Но мне хочется большего. – Глаза Тэсси затуманились. – Мне нужны не деньги, а уверенность. Мне нужен Зак. И я хочу разделить его с женой. Все еще надеюсь, Дадли, что он будет достаточно любить нашего ребенка, чтобы назвать нас второй семьей.

Она действительно видит все в розовом свете, подумал Дадли и угрюмо покачал головой.

– Большинство жен не потерпели бы подобной ситуации. Вы и сами бы возмутились, если бы были его женой. Для Бесс трудно будет закрывать глаза на такое положение дел, особенно потому, что вы живете так близко. Кроме того, люди могут быть очень жестоки. Вы ведь не захотите, чтобы ваш ребенок страдал от злобных поступков, на которые способны люди, не так ли?

Тэсси склонила голову.

– Нет. Я не хочу, чтобы мой ребенок знал горе. Я мечтаю о том, чтобы его судьба сложилась как можно счастливее. Гораздо удачнее, чем у меня…

Дадли пальцем поднял ее голову за подбородок и с подбадривающей улыбкой заглянул в заблестевшие от слез глаза.

– Так вы считаете, что это будет девочка?

– Я в этом уверена, – твердо сказала она, улыбаясь сквозь слезы. – Златовласая и красивая, как и ее ветреный отец.

– И с замечательным, любящим характером, как у матери, – добавил Дадли.

Некоторое время они простояли, улыбаясь друг другу, потом Дадли, как будто внезапно очнувшись, повел ее дальше.

– А теперь нам лучше уйти с этой жары.

У меня есть кое-какие целебные травы, из которых можно приготовить лекарство, помогающее против болей в пояснице. А что касается отека ног, то достаточно утром и днем держать их в течение получаса поднятыми вверх, а ночью класть на валик.

– О, Дадли, вы действительно незаменимый человек, – засмеялась Тэсс.

Бесс пристально следила за удаляющейся парой до тех пор, пока та не скрылась за поворотом. Как ни странно, несмотря на жару, ей совсем не хотелось заходить в магазин. После довольно драматических событий последнего часа ей казалось скучным заниматься выбором материи и фасона платья.

Но, заметив на себе недоуменные взгляды прохожих, Бесс перешла дорогу и вошла в магазин.

Там ее встретила помощница миссис Торли, хорошо одетая молодая женщина со льстивой улыбкой и деланным французским акцентом. Узнав, что Бесс желает, она подвела к элегантному маленькому столику и предложила посмотреть картинки с моделями модной одежды.

Поблагодарив, Бесс присела столу и попыталась сосредоточиться на этом занятии. Но в каждом рисунке, изображающем светловолосых женщин в вечерних или повседневных платьях, она видела только Тэсс.

Бесс знала о том, что есть женщины, которые продают себя за деньги, за обеспеченное положение, иногда даже за любовь. О существовании таких женщин, как бы их ни называли, было известно уже давно. Бесс никогда не встречалась с особами подобного рода, но она никогда не предполагала, что кто-нибудь из них мог выглядеть подобно Тэсси, и сегодняшняя утренняя встреча навсегда изменила до того незыблемые представления Бесс о любовницах. С высоты своего положения она никак не могла представить себе, какие обстоятельства могли заставить Тэсси принять покровительство мужчины в обмен на сексуальные услуги. Интересно, подумала она, первая ли это для Тэсси связь с мужчиной или нее были и другие? Тэсс так молода, но, вероятно, уже сталкивалась с темными сторонами жизни гораздо больше, чем придется столкнуться в дальнейшем Бесс.

Жизнь Бесс была легкой и радостной, полной любви и смеха, удобств и покоя. Самые крупные события в ее жизни произошли за последние два месяца, когда в Пенкерроу приехал Алекс. С тех пор как она отдалась ему, самой большой мукой для нее являлась необходимость держать того на расстоянии, но самое трудное ждало ее впереди. Они еще должны были рассказать обо всем Заку.

– Мадемуазель? Вы нашли фасон, по которому мы могли бы сшить для вас платье?

Приторный голос портнихи отвлек Бесс от грустных мыслей. Занятая тяжелыми раздумьями, она уже несколько минут не переворачивала страниц, и женщина, должно быть, решила, что Бесс уже выбрала фасон и теперь мысленно представляет себе его в различных материалах и цветах.

Бесс рассеянно взглянула на рисунок. На нем была изображена золотоволосая женщина в легком платье цвета топленых сливок. Мягкие, пастельные тона напомнили ей цветы жимолости, а жимолость вернула ее мысли к Тэсси. От девушки исходил какой-то слабый аромат, и Бесс только сейчас поняла, что это был именно запах цветов жимолости. Она озадаченно нахмурилась. С жимолостью у нее было связано еще какое-то воспоминание, но она никак не могла припомнить…

– Мадемуазель? Так вы выбрали?

Взглянув на помощницу, Бесс увидела под ее наигранной улыбкой тщательно скрываемое нетерпение и резко поднялась. Внезапно небольшой магазин с его позолоченной мебелью и претензией на элегантность начал действовать ей на нервы.

– Я просто напрасно трачу ваше время, – призналась она с извиняющейся улыбкой. – Никак не могу решить. Придется прийти как-нибудь в другой раз.

– Как вам будет угодно, мадемуазель. – Ответ портнихи прозвучал несколько натянуто, но улыбка осталась неизменной, такой же сверкающей и фальшивой, как и ее поддельные бриллианты.

Выйдя наружу, Бесс глубоко вздохнула. Ее существование было прекрасно. Это стало особенно понятно в сравнении с жизнью Тэсси.

Ступив на тротуар, Бесс начала подниматься по крутой улице, направляясь в сторону, куда лакей поставил ее кабриолет. Она вспомнила про Алекса и счастливо улыбнулась, радостно поглядывая по сторонам. Лазоревая голубизна безоблачного неба. Причудливая лепнина и кирпичная кладка уютных маленьких домиков и магазинчиков с крохотными, размером не больше миткалевого платка, двориками, утопающими в буйной зелени. Покрытые золотистым пухом цветы львиного зева, маргаритки, водосбор, шпорник… Было жарко. Над цветами тяжело гудели солидные шмели, малиновка, повернув головку, пискнула и исчезла. Бесс нравился даже доносящийся с берега моря запах рыбы. Проходя мимо булочной, она вдохнула аромат только что вытащенного из печи хлеба и ванильных кексов. Когда она поравнялась с гостиницей «Лошадиная голова», кто-то, выходя, открыл дверь, и, на мгновение заглянув внутрь, она увидела сидящих вокруг длинного стола жующих, пьющих и веселящихся людей. Их громкие веселые голоса заставили ее улыбнуться.

Приятно было чувствовать себя молодой и красивой. Какое благословение жить и быть любимой! Если бы только все могли быть так же счастливы, как она!

Пот струился по шее Алекса, затекая за воротник. Влажные волосы прилипли ко лбу. Он давно уже снял свой сюртук и перекинул его через луку седла. Лошади было так жарко и так хотелось пить, что изо рта у нее показалась пена. Это был самый жаркий полдень со дня его прибытия в Корнуолл.

– Скоро покажется ручей, – сказал Зак, вытирая рукой пот, выступивший на верхней губе. – Мы сможем напоить лошадей, а там и до дома рукой подать.

Алекс кивнул. Они будут переправляться через ручей в том месте, где они с Бесс занимались любовью. В последние две недели Алекс старался избегать этого места, не желая вспоминать мгновения волшебной ночи.

Показался извилистый ручей, заросший кустарником. Братья пробрались сквозь высокие кусты, остановились возле воды в тени густо разросшегося можжевельника и спешились. Лошади нетерпеливо опустили морды в холодную воду. Алекс и Зак вышли на усыпанный галькой берег и, черпая воду ладонями, освежили лица и шеи.

– Жарче, чем в аду, – заметил Зак.

– Точно, – ответил Алекс, раскинувшись под тенистым кустом и вырывая рукой пучок травы.

Зак присел рядом с ним, скрестив ноги по-турецки.

– Что может быть жарче, чем ад, брат? – лениво спросил он.

– Корнуолл в разгар лета, – ответил Алекс, бросая пучок травы в ручей и наблюдая за тем, как вода уносит его прочь.

Зак хмыкнул и замолчал, глядя на журчащий поток. Алекс подозревал, что Зак сейчас думает о Тэсс. Брат не виделся с ней со дня происшествия в руднике. Алекс мог сказать это с уверенностью, поскольку все это время находился с Заком почти постоянно.

Он не обсуждал решение брата оставить свою любовницу, потому что надеялся, что Зак передумает. Если помолвка Зака с Бесс расстроится, не будет никакой необходимости отказываться от этой связи.

Алекс принял решение сегодня объясниться с Заком и рассказать ему все. Он бы сделал это немедленно, но угрюмое выражение лица брата не располагало к откровенности. После обеда, когда они примут освежающую ванну и отведают хорошего кларета, он это сделает. Боже мой, как он боялся этого момента! Но мука оттого, что, желая Бесс, он был вынужден жить без нее, пересиливала страх перед разговором с Заком.

– Алекс, ты знаешь о том, что букетик жимолости имеет особое значение? – неожиданно спросил Зак.

– Что ты имеешь в виду?

– Если верить бабушке Харкер, местной ведьме и целительнице, изысканный аромат цветов жимолости говорит о нежной натуре дарящего их.

– Неужели? – Алекс повернулся и пристально посмотрел на брата.

– Да. Видишь ли, если лента, которой перевязан букетик, висит с левой стороны, цветы говорят о дарящем их. Если же узел справа, то нужно отдать должное очарованию получателя.

– Кто же дарит тебе эти букетики, Зак?

Губы Зака скривились.

– Сейчас никто. Раньше дарила Тэсси.

– Тебе ее недостает?

Зак стал еще угрюмее.

– Да. Но это неважно. Я забуду ее, а она скоро забудет меня. – Видя, что Алекс не отвечает, Зак повернулся и пристально посмотрел на него. – Я удивляюсь, почему ты не настаиваешь на том, чтобы я нанес ей прощальный визит. Мне кажется, что тебя больше не интересует, оставлю я ее или нет.

– Вероятно, что-либо советовать тебе – только терять время зря, – нехотя ответил Алекс. – Почему бы нам не вернуться в дом? Мне нужно принять ванну. – Алекс встал, подошел к лошади и успокаивающе погладил круп своего черного жеребца.

Зак тоже встал и взял поводья своей лошади.

– Здравая мысль. Все равно разговаривать на этой проклятой жаре слишком утомительно.

– Но я хочу поговорить с тобой сегодня после обеда, – сказал Алекс серьезно.

Зак в удивлении поднял брови.

– Разумеется, брат. Я уверен, что за последние две недели ты припас для меня пару лекций, потому что был необычно тих. Ты едешь? – Он оседлал свою серую в яблоках лошадь и направил ее в поток.

Алекс похлопал лошадь по крупу.

– Поезжай вперед. Мой парень еще не совсем готов. Я скоро приеду.

– Как хочешь, – сказал Зак, пересек ручей и направился к Пенкерроу.

Алекс следил за своим братом, пока тот не скрылся за воротами, тогда он оседлал жеребца и, тоже переправившись через ручей, тут же спешился на другой стороне. Он привязал лошадь к ветке достаточно близко от воды, чтобы животное могло при желании попить и насладиться тенью большого дерева.

Сам не зная почему, Алекс захотел увидеть место, где они с Бесс занимались любовью. Может быть, ему необходимо было оживить эти воспоминания, чтобы собраться с силами перед суровым испытанием – разговором с Заком, Опершись на дерево, он смотрел в сторону Пенкерроу, вспоминая, как выглядела Бесс, пересекая этот заросший высокой травой луг: вся в белом, с густыми каштановыми волосами, беспорядочно спускающимися на плечи и спину, она больше походила на видение, чем на существо из плоти и крови. Сначала он решил, что сошел с ума, и, чтобы избавиться от этого сладостного наваждения, начал убеждать себя, что с ним сыграла шутку овладевшая им страсть. Но сказка сделалась былью.

Алекс оторвался от дерева и, повернувшись, коснулся коры, вспоминая, как в порыве страсти притиснул любимую к стволу, и сердце его забилось быстрее.

Подойдя к тому месту, где они лежали в траве, он начал искать следы свидания. Но прошло уже несколько недель. Ветры и дожди, так же как и шныряющие в траве животные, сделали невозможным точно определить место, на котором они занимались любовью. Не осталось ни одного свидетельства, ни одного доказательства того, что они здесь любили друг друга. Может быть, это был всего лишь сон…

И тут он увидел пуговки. Сначала одну, потом другую – похожие на светящиеся в темноте кошачьи глаза, отражающие солнечный свет перламутровые пуговицы с ночной рубашки Бесс. Нагнувшись, он подобрал одну из них, рассмотрел и покатал между пальцами как драгоценный камень. Опустившись на колени, он подобрал все остальные, которые только смог найти, и засунул их в карман панталон.

Улыбнувшись своим мыслям, он сел на жеребца и поехал к дому, чувствуя себя готовым к сегодняшнему вечеру. В конце концов, духи и видения не теряют пуговиц в траве.

Глава 13

Въехав в своем кабриолете в ворота Пенкерроу, Бесс взглянула на часы. Было два часа пополудни. Обычно в середине дня Алекс и Зак приезжали перекусить, и она надеялась, что ей повезет застать их дома. Выехав из Сент-Тисса по большой дороге, Бесс импульсивно свернула на боковую дорогу, ведущую в Пенкерроу. Она намеревалась направиться прямо домой, но стремление повидать Алекса возобладало, а столь жаркий день давал превосходный предлог попить холодного сидра.

Бесс не остановилась, как обычно, у фасада дома, но, обогнув здание, подъехала к конюшням и, оставив карету и лакея там, вошла в дом через дверь черного хода. Нежные розы, так пьяняще пахнувшие по вечерам, опустили головки, их листочки поникли. На кухне она обнаружила кухарку, сидящую перед длинным, изрезанным ножами столом и вяло скоблившую картофель.

– Здравствуй, Кэти, – поздоровалась с ней Бесс.

Та очнулась от дремоты и слабо улыбнулась.

– Добрый день, мисс, – сказала она. – Что привело вас сюда в такой жаркий день? Если вы хотите увидеть мистера Зака, то опоздали – к сожалению, десять минут тому назад он уехал.

Бесс постаралась не выказать огорчения.

– Понимаю. Он и лорд Росс продолжают наводить порядок в своем хозяйстве, так ведь? – Она сняла шляпку и откинула завитки волос с влажного лба. Утром горничная зачесала локоны Бесс наверх и скрепила их черепаховыми гребнями, но сейчас прическа растрепалась, и волнистые пряди упали ей на плечи и спину.

– Нет, мисс. Лорд Росс не поехал с ним. Я думаю, что его светлость все еще в доме. Один из парней только что понес ему горячую воду для ванны. – Кэти ухмыльнулась. – Хотя, наверное, я не должна упоминать о таких вещах при леди.

Бесс улыбнулась Кэти в ответ, но эта улыбка далась ей с трудом. Образ моющегося в ванне Алекса зажег ее воображение, ноги и руки стали как ватные, а твердая решимость держаться от Алекса подальше пошатнулась. Она представила его длинные мускулистые ноги, с трудом помещающиеся в медной ванне, и почувствовала ослабляющее волю любовное томление.

– Так, значит, лорд Росс здесь, а Зак уехал? – переспросила она как можно более безразличным тоном и, взяв очищенную картофелину, откусила кусочек, сама не зная почему.

Сморщившись и выплюнув картошку в подставленную ладонь, она вздохнула, крутанулась на месте и, небрежным жестом поправив волосы, сказала:

– Боже, какая гадость…

– Да, мисс, сегодня в нашем доме тихо, как в могиле. Сэдди пошла к вдове Бини с благотворительным визитом. Пробудет там весь день, до вечерней прохлады. Слишком жарко, чтобы выходить из дому днем. Если уж оказался где-нибудь, то лучше сидеть там до вечера, пока не станет попрохладнее и можно будет передвигаться.

– Я тоже так думаю, – охотно согласилась Бесс. В ее голове родилась замечательная и бесстыдная идея. – Но где Стиббс? Вероятно, несмотря на жару, он все равно расхаживает по дому и наводит порядок?

Кэти ехидно рассмеялась.

– Стиббс спит в подвале на винной полке, мисс. Самое прохладное место в доме. – Она с плеском бросила очищенную картофелину в кастрюлю. – Но только никому не говорите, что я рассказала вам об этом, ладно? Стиббс с меня шкуру сдерет!

– Не беспокойся, я не проболтаюсь. Это так славно – подремать в холодке в такой жаркий день. Но где Дадли? Я видела его сегодня утром в городе. Он вернулся?

– Этот шельмец сказал, что его не будет по крайней мере до вечера. Сегодня утром он объявил, что хозяин разрешил ему провести весь день по своему усмотрению. У него, видите ли, выходной. Вот бы пожить, как камердинер, – насмешливо протянула Кэти, наморщив нос.

– Ладно, не завидуй, – сказала Бесс, машинально выступая в его защиту, хотя ее мысли были далеки от этого. – Не нальешь ли мнестакан сидра, Кэти? Страшно хочется пить.

– Конечно, мисс. – Кэти тут же встала и вытерла руки о фартук. – Куда вам принести его?

– Налей мне здесь, и я возьму его наверх.

Я последую твоему совету и отдохну в моей спальне. Пусть спадет полуденная жара, солнце просто раскалило землю. И пошли, пожалуйста, предупредить моего слугу, который сопровождал меня. Он на конюшне. Скажи, что я на некоторое время останусь здесь.

– Да, мисс, – поклонившись, Кэти исчезла в кладовой и вскоре вернулась с большим керамическим кувшином. Налив полный стакан сидра, она протянула его Бесс.

– Спасибо, Кэти, – сказала Бесс спокойным, как ей показалось, тоном, хотя сердце у нее трепыхалось, как пойманный воробушек. Улыбнувшись, она степенно вышла из кухни, держа в одной руке стакан с сидром, а в другой – шляпку. Поднявшись по лестнице, Бесс прошла в свою комнату и крепко закрыла дверь.

Поставив стакан с сидром на туалетный столик и положив туда же шляпку, Бесс села на кровать, засунув руки между колен в надежде на то, что это поможет ей унять дрожь.

Но это не помогло. Она все равно вся дрожала. Сегодня, встретив любовницу неизвестного мужчины, она пожалела ее, но то, что Бесс собиралась сделать сейчас, было столь же неприлично и безрассудно и достойно публичного осуждения.

Дом был фактически пуст, если не считать нескольких полусонных слуг, вся энергия и любопытство которых, вероятно, истощились от столь изнуряющей жары. Многие, подобно Стиббсу, по всей видимости, прикорнули в каком-нибудь прохладном уголке, пользуясь отсутствием хозяев. А она здесь, в своей спальне, тоскует по Алексу, который находится неподалеку и, наверное, совсем не думает о ней.

Бесс знала, чего ей хочется. Девушке хотелось немедленно пойти в спальню Алекса и броситься в его объятия, даже если, черт возьми, их застанут вместе. Однако гораздо благоразумней будет выпить свой сидр, сполоснуть пылающее лицо, отдохнуть немного и вернуться домой, даже не дав Алексу знать, что она здесь.

Ведь он совершенно ясно дал понять, что хочет воздержаться от свиданий с ней до тех пор, пока не расскажет обо всем Заку. Она полагала, что это решение вызвано желанием восстановить честные, доверительные отношения, поскольку, как она понимала, Алекс чувствовал себя обманщиком. Возможно также, что, отказывая себе и ей в свиданиях, он накладывал на них обоих своего рода наказание и это позволяло ему чувствовать себя лучше.

– Но мне-то это все равно, – пробормотала Бесс. – Зря ты не хочешь уступить своим желаниям, ведь ты делаешь только хуже, Алекс. Я эгоистична и вовсе не раскаиваюсь в том, что было. – Она подняла голову, и ее взгляд остановился на пухлом купидоне, вышитом на каминном экране. Бесс никогда раньше не обращала особого внимания на это игриво вышитое изображение шаловливого купидончика, парившего посреди райского сада с луком и стрелой в руках. Но сегодня вдруг вышивка бросилась ей в глаза, как бы говоря о том, что любовь так же фантастична, как Эрот, и приходит к людям так же случайно, как летящая неизвестно куда стрела, бесцельно пущенная в воздух божеством любви.

Бесс приняла решение. Она встала, ее сердце было полно решимости. Им с Алексом суждено прожить жизнь вместе, и их стремление друг к другу естественно и невинно, как стремление ребенка пососать материнскую грудь. Чтобы не потерять эту только что обретенную смелость, Бесс взглянула на себя в зеркало и увидела в нем женщину с сумасшедшими глазами, горящими щеками и совершенно растрепанными волосами. Но у нее не хватило терпения на то, чтобы привести себя в порядок, ведь каждая секунда, которую она проведет за туалетом, отдаляла бы ее встречу с любимым.

Бесс тихонько приоткрыла дверь и осмотрела коридор, ища какие-нибудь признаки жизни. В душном воздухе коридора не было слышно ни отдаленных разговоров, ни шагов, вообще ни одного звука. Она осторожно проскользнула в дверь и бесшумно закрыла ее за собой, опустив задвижку с предусмотрительностью опытного грабителя, на цыпочках прошла по коридору и свернула за угол.

Боже мой, если ее кто-нибудь увидит, то невозможно будет объяснить, почему она здесь находится, в этой части дома не было ни одной общей комнаты. Дойдя до нужной ей двери, она протянула руку, чтобы открыть ее, но замешкалась. Как он себя поведет? Сердце ее стучало, как ливень по крыше, яростно и громко. Идти или нет? Бесс боялась сделать шаг. А что, если в комнате находится Шедоу? Он может залаять. Тут она вспомнила, что видела его в конюшне спящим на сене.

Бесс повернула ручку медленно, медленно… беззвучно, благо Стиббс всегда следил за тем, чтобы все ручки и петли были смазаны. Чем дольше она открывала дверь, тем большая часть комнаты открывалась ее взору. Она увидела плотные фиолетовые шторы, широко раздвинутые, чтобы дать возможность проникнуть через окно хоть какому-то дуновению воздуха, потом гигантскую кровать, установленную на помосте и застеленную сиреневым шелковым покрывалом, и, наконец, камин из черного мрамора – сравнительно недавнее нововведение в этом построенном во времена Тюдоров доме. А возле камина на покрытом кафелем полу стояла медная ванна, в которой сидел… Алекс.

Он был по шею в воде, над пенистой поверхностью которой двумя гладкими островками возвышались его колени. Глаза Алекса были прикрыты мокрыми черными ресницами.

Очевидно, он услышал шорох ее домашних туфель по деревянному полу и почувствовал слабый сквознячок, вызванный бесшумно закрывшейся дверью, потому что, хотя его глаза оставались по-прежнему закрытыми, на его спокойном лице появилось недовольное выражение.

– Парень, тебе же сказали, что воды мне хватит и что я вполне способен помыться сам. Мне не нужны няньки. Спасибо за твою неутомимую заботу, но оставь меня, пожалуйста, одного.

Голос звучал властно и немного раздраженно. Может быть, он тоже переживает, а чувства его обострены и возбуждены? Будет ли он так же рад увидеть сейчас ее, как и она его? Один звук голоса Алекса вызвал у нее дрожь и ускорил бег крови.

– Дадли, это ты? Да говори же! Черт побери, мне это уже надоело.

Алекс откинул со лба мокрые волосы. Без всякого сомнения, он собирался испепелить взглядом того болвана, который так настойчиво мешает ему принять ванну. Но, увидев в своей спальне Бесс, он растерялся. Ухватившись голой и мокрой рукой за край ванны, он сел прямо. Грудь его показалась над водой, мыльная пена, сползая по скульптурно очерченным плечам, блестела между темными кругами сосков и застревала пузырьками в тех местах, где черные, намокшие волосы росли всего гуще.

Бесс молча стояла, прислонясь спиной к двери, сцепив руки за спиной. Лиф травянисто-зеленого платья плотно обтягивал ее поднимающуюся от частого и глубокого дыхания грудь. Встретившись с Алексом взглядом, она почувствовала, как чистая, словно родниковая вода, радость затопила ее сердце.

– Бог мой, Бесс, что ты здесь делаешь? – Алекс не мог прийти в себя от удивления, и Бесс засмеялась, заметив его почти детскую растерянность.

Она смотрела на него завороженным взглядом, но ей хотелось большего, хотелось коснуться его. Бесс сделала шаг вперед и торопливо сказала, поправляя волосы:

– В доме никого нет, Алекс. Зак уехал. Дадли и Сэдди тоже ушли. Даже Стиббс дремлет в винном погребе. – Она закрыла рот ладошкой. – О Боже, я же не должна была об этом рассказывать…

Алекс громко рассмеялся, но тут же смущенно замолчал, как будто сам не ожидал или посчитал смех неподобающей реакцией в данной ситуации.

– О чем ты мне рассказала, моя Бесс? О том, что старый пень валяется в погребе? Пьяный, наверное. Но Бога ради, Бесс, что делаешь тут ты?

Бесс сделала еще один шаг вперед, по-прежнему скромно держа руки позади себя, но ее мыслями и поступками двигала отнюдь не скромность.

– Я же говорю тебе, Алекс: в доме никого нет. Служанка сказала мне, что Зак уехал, и объяснила, где все остальные. Мы… мы совершенно одни, понимаешь, если не считать нескольких полусонных слуг. – Она шагнула еще ближе.

– Так Зак уехал? – Алекс нахмурился. – Полагаю, что он поехал в… – Он резко оборвал фразу и отвел взгляд, потом снова поднял глаза на Бесс. – Полагаю, что он поехал в город. Я хотел после ужина рассказать ему о нас.

– Может быть, он собирается вернуться только к ужину? – предположила Бесс, безразлично пожав плечами и не отрывая от Алекса страстного взгляда. – Но ведь до ужина еще несколько часов.

Алекс снова рассмеялся, но на этот раз в воздухе между ними возникло очевидное напряжение – дразнящее и искушающее. Бесс с удовольствием вдыхала запах его мыла, который напоминал ей о заросших папоротником долинах и пряных садовых растениях. Она захотела коснуться губами спускающихся на мокрый лоб темных колечек мокрых и блестящих от воды волос.

Алекс вздохнул.

– Бесс, мне это не кажется умным. Нас могут застать. И что хуже всего, это ведь дом Зака. Я чувствовал бы себя совершеннейшим негодяем, если бы занялся с тобой любовью под его собственной крышей.

Бесс почувствовала, что сквозь туман страсти в ней начинают просыпаться гнев и злость.

– Алекс, разве ты стыдишься наших отношений? – требовательно спросила она. – Если мы любя познали друг друга, то в этом нет ничего постыдного. Разве для тебя будет лучше, благороднее, если я выйду замуж за Зака? Тогда винить себя будет не в чем и нас ждут долгие годы одиночества и поздних сожалений, во всяком случае, для меня.

– Ах, Бесс, не мучай меня! – Глаза Алекса потемнели от тоски. Опершись руками о края ванны, он попытался было встать, но внезапно остановился с несколько глупым видом.

Бесс постаралась скрыть нетерпение, которое, как она была уверена, промелькнуло в ее глазах, но не смогла скрыть появившуюся на губах улыбку.

– Если ты стесняешься меня, дорогой, я не буду смотреть. Я понимаю, что тогда было темно.

– О каком времени ты говоришь, моя Бесс? – возразил он мягко. – В тот день, когда ты впервые увидела меня обнаженным в бухте Дозмери, солнце светило вовсю.

Подняв глаза, Бесс встретилась с его взглядом и увидела, что Алекс смеется.

– Так ты знаешь, что я была там? Все время знал и молчал? Почему же ты ничего мне не сказал?

– И действительно, Бесс, почему я ничего не сказал? «О, мисс Тэвисток, мне посчастливилось видеть вас вчера в бухте Дозмери. Весьма неприлично с моей стороны, что не приветствовал вас поклоном, но, будучи скорее раздет, чем одет, я чувствовал себя неловко. Надеюсь, что вы извините меня. Кстати, понравилось ли вам то, что вы увидели?»

Бесс хихикнула, щеки ее загорелись, и она попыталась спрятать под ладонями зардевшееся лицо.

– Если бы ты заговорил со мной так, я бы умерла со стыда, потому что чувствовала себя такой виноватой, что подсматривала за вами.

Ты знаешь, мне очень понравилось то, что я увидела, правда, правда…

Алекс лег обратно в воду и согнул ноги в коленях. Чувствовалось, как он напряженно думает – что же делать? Дразнящая улыбка исчезла с его губ, он стал абсолютно серьезен.

– Почему ты так откровенна, Бесс? Ты обезоруживаешь меня своей честностью. Ты уносишь мой покой. Боже мой, наконец, ты соблазняешь меня, чертовка!

Бесс пожала плечиками.

– Мне кажется, что я просто не могу морочить тебе голову, мой дорогой. Лгать тебе для меня все равно что лгать самой себе.

А этого я, к твоему сведению, не терплю. Но с того дня, как ты появился в Пенкерроу, я все время лгала, убеждая себя в том, что не хочу тебя. С тех пор я не чувствовала себя свободной. И только в ту ночь у ручья… Ты помнишь, любимый? – Голос ее дрогнул, и она шагнула еще ближе.

Он напряженно смотрел на нее.

– Я знал, что там, в бухте, ты наблюдала за мной, и мне это понравилось. Очень понравилось. – Губы Алекса искривились в печальной усмешке. – Мне даже захотелось встать перед тобой на обозрение, но я испугался, что ты можешь с перепугу закричать.

– Почему же ты не встал? Насколько я помню, ты тогда прыгнул в воду и даже разбудил Шедоу. Я была вынуждена убежать.

– А я был вынужден скрыть свое возбуждение от зачарованного взгляда прелестной девственницы. Не хотел удивлять и волновать тебя… как бы сказать… изменениями в теле мужчины при любовном возбуждении.

О Господи! О, как волновал он ее сейчас и какое наслаждение доставляло ей это волнение!

– Но ты же не испугал меня там, у ручья. С тех пор как мы сошлись с тобой, я начала понимать важность этого… момента. Что может быть слаще мужских объятий, Алекс, когда ты отдаешь ему все, ничего не требуя взамен?

Улыбка Алекса померкла и исчезла. Его пронзительные глаза потемнели.

– Бесс, своими словами ты бередишь мне душу, ставишь меня перед мучительным выбором. Ты родилась соблазнительницей, колдуньей, подобной сирене, усыпляющей моряков и направляющей их корабли на скалистые берега к гибели. Я даже думаю, не оставила ли ты за собой такую же добычу из мужских тел?

– Я не думала ни о чем подобном до встречи с тобой, Алекс, – ответила она. – И желаю очаровывать и околдовывать одного тебя. Ты украл мое сердце, любимый. Я твоя…

Какое-то мгновение они просто смотрели друг на друга, сердца их бешено бились. Бесс показалось, что еще минута – и она упадет в обморок.

Алекс первым прервал это напряженное молчание.

– Там на сундуке возле гардероба лежит ключ.

Не медля ни секунды, Бесс подошла к сундуку, нашла ключ, закрыла дверь и повернулась к Алексу, как бы ожидая дальнейших инструкций. В этой школе любви она хотела быть самой послушной ученицей.

– А теперь, Бесс, сними свою одежду, но сделай это медленно. Ты видела меня при свете дня, а я наслаждался видом твоего божественного тела только при свете луны. – Со смущенной улыбкой он положил подбородок на сложенные руки, как бы предвкушая предстоящее зрелище.

Вы, кажется, жалуетесь, милорд? – язвительно заметила Бесс и провела языком по губам. Она надеялась на то, что ему понравится увиденное.

– А вы, кажется, увиливаете, крошка? – парировал он.

Она скорчила милую гримаску и дрожащими руками начала развязывать свое платье. Его фасон был очень прост, со спины края лифа заходили друг за друга и завязывались только на две ленты. Быстро покончив с бантами, Бесс спустила вниз короткие рукава, пока не освободила руки. Лиф складками лег вокруг ее талии. Она спустила платье вниз по бедрам на пол, перешагнула через него и осталась в одной батистовой рубашке. Бесс была поражена и несколько успокоилась, когда поняла, что ее неопытность в таких делах не обескуражила Алекса – его горящий, напряженный взгляд стал еще внимательнее.

Алекс был рад тому, что сидел в мыльной пене, ибо его тело напряглось еще при первом взгляде на Бесс, но сейчас чресла просто разрывались от мучительного желания. Воплощенной чувственностью, невинной соблазнительницей – вот кем была его Бесс. Рубашка облегала ее тело как перчатка, любовно ластясь к каждой впадинке и выпуклости. Струйка пота, стекающая с ямочки на горле, исчезала во влажной развилке груди.

Он не мог отвести от нее взгляда.

– Ну так что, Бесс? – хрипло спросил Алекс, проклиная себя за собственное нетерпение. Это было слишком утонченное переживание, чтобы спешить.

Она нежно улыбнулась, и на ее правой щеке показалось ямочка, напоминающая полумесяц на фоне смугло-розового неба.

– Ты же велел делать это медленно.

– Но не настолько медленно, чтобы свести меня с ума. Или именно это и входит в твои намерения, Далила?

– Сумасшедший лорд, доставленный в Бедлам со сладострастной улыбкой на устах, будет лакомым кусочком для великосветских сплетен, – шутливо сказала она.

– Бесс!

Она спустила один рукав рубашки, потом второй, обнажив оба гладких, округлых плеча. Затем, извиваясь всем телом, начала как будто выползать из рубашки, пока та не упала на округлости бедер. Она собралась было тряхнуть ими и сбросить рубашку к ногам, но Алекс остановил ее.

– Подожди немного, Бесс, – попросил он хриплым и низким голосом. – Дай мне посмотреть на тебя.

Даже Афродита не могла бы выглядеть более обольстительно, подумалось ему. Груди Бесс, твердые и высокие, походили на белоснежные холмы с розовыми вершинами. Изгиб талии был просто идеальным. Рубашка соблазнительно скрывала стройные бедра.

– Сейчас? – спросила она, и желание в ее глазах отражало его собственное нетерпение.

Он кивнул. Она повела бедрами, и рубашка упала на пол.

Вид ее длинных, как летний день, ног заставил его на мгновение зажмуриться. Округлые бедра, икры и лодыжки были гладкими как шелк. Ах да, он же отлично помнит. Создавалось впечатление, будто ткань экзотического шелка скользит между покрытыми волосами ногами, обвиваясь вокруг его талии…

– А теперь твоя очередь, – сообщила Бесс, наклоняя голову набок и глядя на него озорными голубыми глазами.

– Но я уже раздет, – возразил он. – Или ты не заметила?

– Да, одежды на тебе мало, – признала она, – но до тех пор пока ты не встанешь, я не могу быть уверена в этом, не так ли?

Алекс хмыкнул.

– Ты кокетка! Бесстыжая девчонка! Иди ко мне. Давай! Вода освежит тебя.

– Я смогу сделать это только в том случае, если ты встанешь и освободишь для меня место. Ванна маленькая, а вы довольно большой, милорд.

Алекс не знал, как ему поступить в ответ на настойчивое требование Бесс. Когда они занимались любовью, была ночь. А перед этим, когда она видела его на пляже, он не был так возбужден. И теперь Алексу не очень хотелось показываться, поскольку он чувствовал, что его мужское естество стало таким твердым и набухшим, что могло действительно напугать Бесс, несмотря на все ее смелые и дерзкие слова.

– Давай, Алекс, – поддразнивала она его. – Теперь у тебя есть возможность показаться во всей красе. Полагаю, что мне крайне понравится это зрелище.

Со слегка недовольной и неуверенной гримасой Алекс подчинился. Бесс с замирающим сердцем наблюдала за тем, как Алекс, приподнявшись и положив руки на край ванны, медленно встал во весь рост.

Он походил на выходящего из пенного моря Нептуна, но даже бог не мог бы превзойти Алекса красотой тела. Широкая грудь, сужающаяся к стройной талии и бедрам, плоский живот и длинные – такие длинные – ноги. И та часть тела, которая, по скромным словам Алекса, возбудилась, стояла гордо и прямо, как сама воплощенная мужественность.

– Ну что, идешь? – хрипло произнес он, гостеприимно протягивая руки.

И Бесс решилась. Позднее она так и не могла припомнить те несколько секунд, которые понадобились ей, чтобы пересечь разделяющее их расстояние и ступить в ванну. Вероятно, память отказала ей, хотя сознание фиксировало все те восхитительные, горячечные ощущения, наполнившие ее в тот момент, когда их тела соприкоснулись.

Бесс по колени погрузилась в тепловатую воду. Положив сильные руки на тонкую талию, Алекс прижал ее к своему влажному телу, запечатлев на ее устах крепкий и страстный поцелуй. Их зубы, языки, губы вновь знакомились друг с другом. Сколько ощущений, сколько точек тела, жаждущих соприкосновения, – нежные соски против мокрой, покрытой волосами груди, живот против живота, зажатое между телами, напряженное мужское естество.

Руки Бесс блуждали по плечам и мускулистой спине Алекса. Разорвав поцелуй, она опустила голову и укусила его за плечо, с удовольствием ощутив языком теплую благоухающую кожу. Потом ее ладони скользнули ниже и оказались на твердых ягодицах. Склонив голову, она нашла губами сосок и начала жадно сосать его.

У Алекса вырвался стон удовольствия.

– Пойдем, моя водяная нимфа, иначе я возьму тебя прямо сейчас, в воде, а вытекшая лужа протечет сквозь пол и растревожит всю прислугу. Пойдем. – И, взяв под мышки, он вынул ее из ванны.

Не обращая внимания на разливающуюся по полу воду и не отрываясь друг от друга, они подошли к кровати и рухнули в объятия друг друга на сиреневое покрывало, сцепив руки и ноги. Бесс упала на спину, которую холодил шелк покрывала, а сверху оказался Алекс. Она дрожала от сладостных ощущений – грубого толчка от падения и ласкающего прикосновения его горячего, влажного тела, сочетания льда и пламени.

Он ласкал ее, целуя каждую частицу тела, обжигал губами и языком – умелым ртом, заставляющим ее что-то шептать и тихо вскрикивать от несказанного удовольствия. Не помня себя от желания, Бесс обхватила его талию ногами, крепко прижалась к нему тазом и, взяв лицо Алекса в ладони, с ожиданием заглянула ему в глаза.

– Люби меня, Алекс.

Лицо, грудь и руки Алекса как росой были покрыты капельками выступившего пота. Закушенная нижняя губа и горящие глаза свидетельствовали о его нетерпении. Однако Алекс не спешил.

– Постой, – прошептал он. – Пусть мне будет суждено за свои грехи оказаться в аду, я все равно хочу продлить твои поцелуи как можно дольше. – И, перевернувшись на спину одним ловким движением, он положил Бесс на себя.

Это движение до сладкой дрожи напугало Бесс. Груди ее оказались придавленными к его груди, руки опирались о ложе по обе стороны тела, ноги расставлены. Она словно оседлала его.

Глядя на Алекса широко раскрытыми глазами, Бесс спросила:

– Что я должна теперь делать, дорогой? Он рассмеялся, блеснув своими озорными цыганскими глазами, и сомкнул ее руки под своей шеей.

– В любви, глупенькая, не спрашивают, что надо и что не надо. Делай со мной все, что посчитаешь нужным. Уверяю тебя, что ничего нового ты не придумаешь, и все же за прошедшие века это нисколько не потеряло своей привлекательности.

Бесс поверила ему, она не могла себе представить, что ей может когда-нибудь надоесть заниматься любовью с Алексом. И решила делать то, о чем он ее просил, – следовать своим желаниям.

Приподнявшись на руках, она совсем села на него, чувствуя на своих бедрах прикосновение нежного и горячего мужского естества, и, с нежностью проследив за этим глазами, тихонько провела пальцами по его плечам, груди и животу. Заметив, как вздрогнуло и застыло его тело, Бесс взглянула Алексу в лицо и, увидев закрытые глаза и выражение экстаза, почувствовала чисто женскую гордость. Приободренная этим доказательством своей власти над ним, Бесс приподнялась, встала на колени между бедер Алекса и, упершись ладонями в его грудь, начала целовать ее, подолгу, с удовольствием задерживаясь на сосках. Бесс решила, что больше всего ей нравится целовать их.

Потом, закрыв глаза, она как будто в каком-то трансе начала водить туда-сюда по его груди и животу своими грудями. Трение о завитки волос возбуждало набухшие соски. Спускаясь все ниже и ниже и продолжая ласкать его грудями, она добавила к ним и губы, поцеловав наконец плоский живот.

Внезапно Бесс почувствовала, как его руки вцепились в ее волосы, и, услышав вырвавшийся вместе с содроганием тела стон, была до глубины души потрясена силой доставляемого ему удовольствия. Бедра Бесс слегка приподнялись, в подбородок уперлось что-то горячее. И тут инстинктивно, совершенно непроизвольно, Бесс опустила голову и взяла это в рот.

Руки Алекса еще сильнее вцепились ей в волосы, потом он быстро схватил ее под мышки и приподнял. Увидев его лицо, она была удивлена и обижена.

– О, извини меня, Алекс! Я сделала что-то не так?

– Нет, нет, милая, – ответил он сдавленным, напряженным голосом. – Ты сделала все очень правильно, но сделала это настолько неожиданно, что на этом наша любовь чуть было не закончилась.

Бесс смутилась, но ее вполне удовлетворили его заверения, а с пояснениями можно было подождать до более подходящего случая. Кроме того, вряд ли он был расположен к подобным объяснениям.

Неожиданно она вновь оказалась на спине, Алекс на ней. Опустив руку и найдя место, в котором, казалось, сейчас находилось средоточие ее исступленного желания, он глубоко погрузил туда палец. От распространившейся внизу живота волны наслаждения Бесс вскрикнула.

– Ага, ты готова, – шепнул Алекс. – Так же, как и я.

И тут он раздвинул ей ноги и занял позицию между ними, заставив Бесс поднять колени и податься навстречу в желании слиться с ним воедино.

Стараясь не причинить боли, он входил в нее очень осторожно, но никакой боли, даже никакого неудобства, она не почувствовала. Войдя наконец так далеко, как только было можно, Алекс остановился, и долгое время они просто смотрели друг на друга. Бесс знала, что он разделяет ее мысли так же, как разделяет получаемое наслаждение. Вместе они словно составляли единое, восхитительно-цельное существо. По отдельности же, половинками, поодиночке борющимися с тяготами жизни, им не хватало того символизированного единением тел единства душ.

И когда он начал двигаться внутри нее, Бесс никак не могла разобрать, какая именно сторона ее существа – физическая или духовная – была более потрясена и взволнована. Глаза ее, как и там, у ручья, наполнились слезами. Испытываемое ей чувство к этому мужчине было столь сильно, что силу ее любви не могло передать ни одно действие, кроме полной отдачи себя.

В глазах Алекса было обожание, желание, гордость обладанием. Изгиб его шеи, прикушенная губа, маленькое родимое пятно – все это с исключительной ясностью было видно ей в ярком солнечном свете, в том чистом, непорочном свете, в котором представала перед ней их любовь.

Учащенное, хриплое дыхание смешивалось, сердца бились в унисон, грудь Бесс в такт движениям Алекса соприкасалась с его грудью. Внутреннее напряжение все нарастало, ширилось, становилось всепоглощающим. Ни с чем не считающееся, нестерпимое желание окутало ее своими шелковыми сетями, Бесс отчаянно хотела разрешения. И оно, наконец, пришло – от сладострастных судорог весь окружающий мир померк в ее глазах. В экстазе, откинув голову на подушку, она еле дышала: ее мышцы содрогались и сжимались в спазмах исступляющего блаженства.

Каким-то самым отдаленным уголком сознания она восприняла ответный возглас облегчения Алекса, почувствовала, как он, расслабившись и наполовину навалившись на нее, упал рядом, но тотчас же вновь прижал к себе. Так прошло несколько минут. Бесс чувствовала такую легкость во всем теле и такое счастье, что хотелось смеяться. Не в силах пошевелиться, уткнулась носом в плечо Алекса и задремала.

Глава 14

Зак медленно ехал верхом по узкой неровной дороге, направляя лошадь вдоль колеи, выбитой колесами фермерских телег, и пробираясь между глубоких ям и выбоин, оставленных фургонами для перевозки скота. Погруженный в свои мысли, Зак передвигался со скоростью улитки. Он специально выбрал этот извилистый, кружной путь через поросшие вереском торфяники, так как ему нужно было время, чтобы подумать.

В течение последних трех недель Зак избегал мучительных мыслей и был рад занимающему и утомляющему его делу, благодарен за то, что в конце дня он от усталости проваливался в какое-то отчаянное небытие. Теперь же ему не оставалось ничего, кроме как размышлять. Скоро он увидит Тэсси. И ему придется найти подходящие слова, чтобы смягчить ее горе.

Зак грустно улыбнулся. А как насчет его собственного разочарования? Никогда еще он, обычно полный оптимизма, не впадал в такую меланхолию. Зак не мог представить себе, что скоро у него не будет Тэсси, к которой всегда можно прийти, когда у него случались жизненные неприятности или просто нападала скука. Спокойный, доброжелательный разговор с ней успокаивал его, ее нежная улыбка согревала. А горячая, страстная близость с Тэсси доставляла ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

Страдая от жары, он сбросил свой синий сюртук и жилет. Белоснежная рубашка намокла от пота. Он чувствовал себя чертовски несчастным и мечтал поскорее попасть домой, объясниться с братом и начать новую жизнь, в которой не будет места его дорогой Тэсси.

Зак угрюмо вздохнул и стиснул зубы, словно от боли. Нет, нельзя влюбляться в содержанку. Это противоестественно и просто неприлично. Ему хотелось приходить и уходить, когда заблагорассудится, без всяких нелепых чувств. Любовница должна знать свое место, а Тэсс не вписывается в эти рамки. Она необыкновенная девушка. Пусть ненамеренно, но она до такой степени вошла в его сердце, что ему становится все труднее и труднее вырвать ее оттуда. Поэтому, чем раньше он это сделает, тем лучше.

Зак вынул тонкий батистовый платок и вытер пот. Разумнее было бы подождать до тех пор, пока на торфяные равнины не опустится вечерняя прохлада, но охватившее Зака нетерпение так измучило его, что он подхлестнул лошадь. Он ехал к Тэсс, готовый к серьезному разговору. Она отпустит его, кончатся осложнения и душевные муки. Он станет свободным и постарается обрести счастье с Бесс – достойной девушкой своего круга.

Мысль о Бесс немного успокоила Зака, он же слегка улыбнулся. С Бесс он всегда чувовал себя спокойно и комфортно. Умная, пылкая, благородная Бесс – именно такая женщина составит его счастье. Рядом с ней прошло его детство и полная порывов, застенчивая пора взросления, когда он, как всякий молокосос, постоянно попадал в дурацкие истории. Но Бесс всегда прощала его, как простила ему беспечность в истории с Габби.

Бесс – девушка благородного воспитания, но вовсе не чопорная дура, и можно надеяться на то, что со временем она превратится в страстного партнера в постели. Однако из своих прежних романов с богатыми и знатными женщинами Зак знал, что ханжество, тщательно взращиваемое в них верными своему долгу матерями, широко распространено в их круге. Он нахмурился. Вряд ли можно назвать Бесс ханжой, но в последнее время она стала несколько капризной, и он от всей души надеялся на то, что подобное настроение сразу же после свадьбы пройдет.

Проехав город, Зак натянул поводья у домика Тэсс – собственно говоря, его собственного владения. Он собирался оставить девушке этот дом и хорошую сумму денег, такую, чтобы ей хватило до того времени, пока на его место не придет другой мужчина. При мысли о том, что крошки Тэсс будет касаться кто-то другой, у Зака все перевернулось внутри. Но вряд ли после разрыва она возвратится к старой карге миссис Торли. Ее руки отвыкли от черной работы.

Тэсс прекрасно переживет наш разрыв, решил он. Возможно, она будет страдать даже меньше, чем он сам. И действительно, ведь такие, как она, должны уметь извлекать преимущества из своего положения, не так ли? А он устроил ее жизнь совсем неплохо. Она получит свое собственное жилище или сможет продать его, если захочет. Он хорошо с ней обращался. Черт побери, ему будет недоставать Тэсс!

Зак поставил лошадь в конюшню, рядом с белой кобылкой Тэсс, напоил ее и направился к задней двери, в которую обычно входил, надеясь, что растревоженное кудахтанье кур возвестит о его прибытии. Но даже они, казалось, были одурманены этой жарой – из птичника не донеслось ни звука.

Внезапно Зак резко остановился, решив обставить свой визит более серьезно и таким образом сразу дать Тэсс понять, что официально разрывает их отношения. Он войдет через парадную дверь. Жилет и сюртук были вновь надеты, и это облачение должно послужить ему доспехами в предстоящей битве со своей собственной нерешительностью.

Он прошел по мощеной дорожке, заросшей вьющимися цветами… и жимолостью. Она была везде, особенно красиво оплетая решетчатый козырек, укрепленный над парадной дверью. Жимолость станет напоминать ему о Тэсси до самой могилы, подумал Зак. Ее приятный, пряный аромат всегда будет будить в нем угрызения совести, вызывать легкую боль и досаду, подобно тому, как это случилось с ним сейчас. Но чему быть, того не миновать…

Молотка на двери не было, и Зак негромко постучал в нее костяшками пальцев. Подождав несколько минут, он потянулся к ручке – в голову пришла абсурдная мысль, что Тэсс может быть не одна. Ему даже показалось, что он слышит приглушенные голоса, но Зак уверил себя в том, что она разговаривает с котом или сама с собой.

Однажды Тэсс стыдливо призналась ему в том, что иногда, находясь в одиночестве, делает подобные вещи. Вероятно, он слишком долго не навещал ее. Возможно, в этом отношении он обращался с ней не так уж хорошо. Дверь оставалась закрытой. Одиночество заставляет людей совершать несвойственные им поступки, поступки, на которые они никогда бы не пошли, если бы имели возможность находиться рядом с любимым человеком. Может быть, Тэсси, вынужденная искать внимания в другом месте, изменила ему с кем-то?

Зак замолотил кулаком в дверь, задыхаясь от черной ревности к женщине, которую он сам хотел освободить от всяких обязательств по отношению к себе.

Наконец Тэсси открыла дверь. Зак впился глазами в ее лицо и сам испугался, как дрогнуло его сердце. Он успел забыть, какие синие у нее глаза и что он чувствовал, когда они смотрели с такой же любовью, как сейчас. Совершенно очевидно, что никакого другого мужчины в доме не было и нет.

– Зак! Как же я рада тебя видеть! – И она распахнула перед ним дверь так же широко, как широка была улыбка, появившаяся на ее розовых губах. Когда Тэсс открыла дверь, она имела бледный, болезненный вид, но сейчас на ее щеки вернулся румянец. Зак расправил плечи, собрал в кулак всю свою волю и сухо улыбнулся.

– Здравствуй, Тэсс, – сказал он. Прошел в комнату, подошел к стоящему возле камина плетеному креслу-качалке и сел в него.

Тэсси, не понимая в чем дело, осталась стоять у двери. Он понял, что она чувствует себя не в своей тарелке, ведь он не ответил на ее радостное приветствие как обычно – поцелуем и объятиями. Иногда даже, только войдя в дом, Зак сразу поднимал ее на руки и нес прямо в постель, оставляя разговоры на потом. Один Бог знает, как хотелось ему сейчас поцеловать нежные губы и заняться с ней любовью немедленно, с пылом, накопленным после трехнедельного отсутствия. Но это было бы нечестно.

На Тэсс было муслиновое платье, очень свободное и доходящее до щиколоток. На плечи она накинула кружевную шаль, очень красивую, но странно смотрящуюся в такую жару.

Она закрыла дверь и, опустив глаза, робко подошла к нему и села в кресло напротив, в то самое кресло, на котором они несколько недель тому назад занимались любовью. Он постарался поскорее выбросить из головы эту картину.

– Выпьешь, Зак?

– Боже мой, конечно нет, Тэсс. Сейчас слишком жарко для горячительных напитков.

Тэсс не поднимала глаз. Она нервно перебирала пальцами бахрому шали, словно не зная, куда девать руки.

– Ты прав. Какая я глупая! Может быть, хочешь холодной воды?

Зак вздохнул. Он уже успел обидеть ее.

– Конечно, любовь моя. Это меня освежит.

Тэсси быстро встала, по-видимому, радуясь возможности хоть чем-нибудь заняться, уйти на кухню, услужить гостю, чтобы не видеть его недовольного лица. Зак явно пребывал в скверном настроении. Но, очевидно, она вскочила с кресла слишком резко, потому что на пути в кухню ей пришлось остановиться и, сохраняя равновесие, опереться о стену рукой.

– Тэсси, с тобой все в порядке? – удивленный и встревоженный, он даже привстал.

Она мгновенно оторвалась от стены и расцвела в улыбке.

– Конечно. Просто сегодня слишком жарко, голова закружилась.

Он сел обратно в кресло.

– Тогда почему ты не снимешь эту шаль?

В ответ она закуталась в нее еще плотнее.

– Я только что вернулась из магазина и еще не успела переодеться. Сейчас вернусь. – И она исчезла.

Зак, стараясь успокоиться, начал раскачиваться взад-вперед в кресле; негромкий и равномерный скрип деревянных частей друг о друга нарушал царившую в комнате тишину. Он поискал глазами кота, не желая случайно отдавить полозьями кресла вытянутый хвост обленившегося животного. Но Тома нигде не было видно. Собственно говоря, в комнате стояла какая-то беспокоящая его неестественная тишина. Может быть, он уже жалеет о том, что никогда больше не увидит Тэсс? И Зак начал внимательно осматривать комнату, стараясь запомнить каждую деталь, подобно тому, как лишившийся кого-то из близких смотрит в открытый гроб на знакомое лицо. Покидать эти стены было так грустно, так печально…

С подносом, на котором стояли два стакана воды и тарелка с печеньем, вернулась Тэсс, на которой теперь был надет свободный фартук. Он подивился тому, что ей пришло в голову надевать фартук только для того, чтобы принести все это в комнату. Может быть, этой, вовсе не подходящей к случаю, одеждой она отвечает на его хмурый вид?

Тэсс выдвинула между ними маленький столик, поставила на него поднос и пододвинула свое кресло поближе. Одновременно они потянулись к своим стаканам, и их руки соприкоснулись. Взгляды натолкнулись друг на друга, как индийские резиновые мячи, и так же отскочили друг от друга, показав страдание, смущение… возбуждение. Боже мой, как же ему хотелось ее! Слегка трясущейся от возбуждения рукой он взял свой стакан, но усилием воли ему удалось успокоить дрожь. Выпив и поставив стакан на место, он откинулся в кресле.

– Тэсси, ты, должно быть, понимаешь, что сегодня я пришел с определенными намерениями?

Ему показалось, что она вздрогнула, как будто только и ждала этой фразы.

– Что ты хочешь этим сказать, Зак?

Он постарался укрепить свое сердце, свою решимость и свой голос. Он – мужчина и умеет расставаться со своими любовницами.

– Ты, без сомнения, заметила, что я не поцеловал тебя. Не удивляйся. Тому есть своя причина.

Она не ответила. Ее лицо казалось сделанным из тонкого, просвечивающегося фарфора, а глаза – неподвижные и застывшие озера.

– Видишь ли, я решил разорвать наши отношения.

Тэсс по-прежнему молчала. Неподвижный взгляд был устремлен на стол и на стоящие на нем предметы – стаканы с водой, печенье и две расшитые цветами ярко-желтые салфетки.

– Ты ведь поняла, что я тебе сказал, правда?

После долгой паузы Тэсс утвердительно кивнула головой.

Зака просто бесило это молчаливое согласие. Он предпочел бы, чтобы она страстно упрекала его, била в грудь кулаками или плакала, что дало бы ему возможность выкрикнуть ей в ответ доводы в свою защиту, позволить тузить себя до тех пор, пока Тэсс не станет легче, или успокоить ее обещанием щедрых прощальных подарков, рассказом о том, с какой нежностью будет он вспоминать о времени, проведенном вместе с ней. Разве не так должно обстоять дело, когда рвется связь, подобная этой? Однако в глубине души он знал: все это неправдоподобно, неестественно и несправедливо.

– Но ты же всегда знала, что это не может длиться вечно, – начал он, чувствуя необходимость объяснить что-то, желая, чтобы она поняла и чтобы его аргументы показались ей Убедительными. – Таково было наше соглашение, ясно оговоренное с самого начала. А теперь, когда я женюсь на Бесс, я не могу…

Внезапно она подняла голову. Ее глаза, перед этим такие ясные, теперь затуманились, стали тускло-серыми, как будто мрачная облачная пелена заволокла ранее безоблачное небо.

– Но ты же говорил мне, что женитьба на Бесс не имеет для нашей любви никакого значения, – прошептала она еле слышно. Потом опять опустила голову и, не поднимая глаз, сказала: – Но, полагаю, что ты имеешь право переменить свое мнение.

– Да, имею. Но ты тут совершенно ни при чем, Тэсси, – откровенно добавил он. – Ты была… просто чудесна. – Он не рискнул сказать ей о том, что она была слишком великолепна, так божественна, что мысль о ней преследует его день и ночь и что он боится натворить глупостей, если будет продолжать навещать ее.

Зак залез в карман сюртука, вытащил оттуда толстый кошелек и бросил его на стол. Тяжелый звон монет прозвучал вульгарно и унизительно. Он заметил, что Тэсс передернулась.

– Я принял меры для того, чтобы ты не знала нужды. Оставляю тебе дом и достаточно денег, с тем чтобы ты могла вести достойную жизнь.

Она гордо вскинула голову. На этот раз в ее глазах отражались гнев и стыд.

– Достойную, Зак? До тех пор, пока кто-нибудь другой не назовет меня своей шлюхой?

На этот раз не вынес Зак.

– Тэсси…

Она продолжила спокойным тоном:

– Неужели тебе совершенно все равно, что другой будет обладать мной? Ведь ты единственный мужчина, которого я знала.

Зак устало потер глаза. Да, черт побери, ему крайне неприятно представлять ее в руках другого мужчины. Но разве он мог признаться в этом?

– Я помню, что ты была девственницей.

Но ты знала, на что шла, когда связывалась со мной. А я предполагал, что за то время, пока мы будем вместе, ты подыщешь себе кого-нибудь другого.

Тэсси нахмурилась.

– Ты считаешь, что я должна была любить тебя и в то же время искать тебе замену? Ты думаешь, я на такое способна? – Она пожала плечами и сказала просто: – Я люблю тебя. И чувствую, что принадлежу только тебе. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь в жизни позволить, чтобы до меня дотронулся кто-нибудь другой.

Чувствуя, что сгорает от стыда, Зак не пошевелился. Слова Тэсс глубоко потрясли его. В нем росло нетерпение сделать ей ответное признание, захотелось воскликнуть: «Я тоже люблю тебя, Тэсси. Гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить!» Но он подавил в себ е это желание, потому что все еще хотел избежать сетей любовной паутины, этого запутанного клубка переживаний, в ловушку которых попали они оба.

Видя, что он молчит, Тэсс перевела взгляд на лежащий между ними кошелек. Протянув руку, она кончиком указательного пальца коснулась мягкой дубленой кожи и провела им вдоль шва. Потом, словно это прикосновение было ей неприятно, Тэсс резко отдернула руку и взглянула на Зака, скривив рот в горькой усмешке.

– Как странно, что все, что объединяло нас, все, чем мы были друг для друга, оказалось каким-то образом оценено и приравнено к стоимости мешочка с золотыми. Так по-деловому, так обезличенно. Ты мне деньги, я тебе свободу. – Она поежилась и зябко скрестила руки на груди.

Это ее беззащитное движение, доверчивость и покорность поколебали решимость Зака. Волна любви смыла все прочие соображения. Он встал и, прежде чем на ее лице успело появиться удивленное выражение, заключил в свои объятия.

– Тэсси, Тэсси! – простонал он, зарываясь лицом в густые локоны, падающие на шею и плечи. – Я не хочу покидать тебя! Действительно не хочу! Но я боюсь…

Тэсси отстранилась и, приподняв пальчиком его подбородок, заглянула в глаза. Нежный взгляд был полон сочувствия и возобновленной надежды.

– Чего ты боишься, Зак? Что бы это ни было, мы, несомненно, сможем как-то все уладить между нами. Ты же знаешь, что я сделаю для тебя невозможное. Все, что угодно!

– Ах, Тэсси, – прошептал он.

Полные любви слова тронули Зака, близость теплого, податливого тела возбудила его. Он должен обладать ею, она нужна ему. Зак хотел заставить ее вздыхать, вскрикивать и содрогаться.

И почему, собственно, он решил бросить Тэсс? Некоторые мужчины годами держат одну и ту же любовницу, и их общественная и семейная жизнь протекает без особенных проблем. Вероятно, он поторопился, попав под сильное влияние Алекса, и сделал глупость. Они с Тэсс смогут продолжать все по-прежнему, все как было…

Он склонил голову и впился в ее жаждущий рот, овладел ее губами и с нетерпеливой жадностью стал целовать Тэсси так, будто хотел выпить ее жизнь. Он наслаждался вновь обретенным счастьем от близости с ней, счастьем, которое было особенно полновесным опьяняющим из-за того, что он чуть не потерял ее по вине своей глупости.

Его жгло желание. Сейчас было не время для разговоров или предварительных ласк. Он хотел ее. И, судя по прерывистому дыханию и по ищущим, ласкающим движениям, она вожделела его не меньше. Руки Зака скользнули вниз по ее спине, по выпуклостям ягодиц и ниже, к подолу платья, зажав скомканную ткань в кулаках. Потом он задрал ей юбку до пояса, и ее обнаженные ноги прижались к его ногам. От самообладания Зака не осталось ни малейшего следа. Эта женщина сводила его с ума.

Тэсс выставила руки перед собой и уперлась ладонями в грудь Зака.

– Зак, подожди. Мне надо кое-что тебе сказать. Я…

– Не надо разговоров, Тзсси. Попозже, любимая. Потом, – нетерпеливо произнес он, расстегивая пуговицы панталон одной рукой и крепко прижимая ее к себе другой.

– Но я должна…

Зак наконец освободился от тесного плена панталон и схватил ее за бедра; скомканная материя платья волной легла на его грудь, шуршала под подбородком и обрамляла лицо Тэсси гирляндой из муслина цвета сливок. Ои приготовился уже войти в нее.

– Зак…

И тут он понял. Теперь, когда их ноги и животы соприкасались, он все понял. Живот Тэсси был вздутым и твердым. Зак все еще не мог поверить в это, голова его пошла кругом. В прошлый свой визит ему тоже показалось, что она пополнела, но тогда он приписал это обильному питанию и счастливой жизни. Но она беременна! Боже милосердный, она носит его ребенка!

Это открытие подействовало на Зака как ушат воды, от страсти не осталось и следа. Он просто остолбенел, ощущение было такое, что у него остановилось сердце. Ослабевшие руки Зака соскользнули с бедер Тэсси, и платье, которое она использовала как занавес, упало вниз свободными, тяжелыми складками. Шаль и фартук, конечно, тоже предназначались для того, чтобы скрывать беременность.

Зак машинально застегнул панталоны, стараясь при этом не смотреть на Тесс, но краем глаза увидел, что она побелела как мел. Наконец он поднял на нее глаза. Ее руки были прижаты ко рту, как бы в попытке сдержать крик или рыдания. Темные зрачки так расширились, что глаза ее стали темными.

Зак почувствовал себя пойманным в капкан.

– Зачем? – спросил он. – Ты же знаешь, что я не хотел плодить внебрачных детей. Как это случилось?

Тэсси неуклюже попятилась и, опершись одной рукой, села на кровать, другая рука по-прежнему крепко зажимала рот. Наконец она убрала ее и, запинаясь, прошептала:

– Я не хотела, чтобы это случилось. Я… я употребляла мази, которые дала мне бабушка Харкер, но они не подействовали.

Это заметно, – сказал Зак с рассчитанной холодностью. Он был чертовски зол, настолько зол, что ему хотелось закричать на нее.

– Зак, извини меня. Я очень виновата.

Но я действительно сама не знаю, как это произошло.

– Почему же тогда ты не сказала мне об этом раньше? Или ты поджидала момента вроде этого? Весьма удобно, когда можешь сказать мужчине, который собирается бросить тебя: «Да, кстати, Зак, у меня будет ребенок. Полагаю, теперь ты не уйдешь».

Тэсси вздрогнула так, как будто Зак ее ударил, и склонила голову. Пряди золотистых волос упали на лицо. Он молча смотрел на нее, зная, что рано или поздно она все равно заговорит, и был полон горького спокойствия, испытывая болезненное любопытство к тому, что она сможет ему сказать. Тэсс была недвижима, по ее щекам текли слезы, слезинки падали на белый фартук и оставляли на нем мокрые пятнышки.

Зак задумался, не зная, что делать. Мысли путались в его голове. Ребенок… Его и Тэсси. Вероятно, он должен испытывать какие-то иные чувства, кроме ощущения опасности и унизительной уверенности в том, что его обманным путем сделали отцом. Он любил Тэсси, но сейчас ее любовь, ее вздутый живот символизировали для него позор и крушение планов. Стыд, связанный с появлением незаконного отпрыска, жег Зака, как каленое железо душил, как петля на позорном столбе. Да, слухи о ребенке, прижитом на стороне с потаскушкой, несомненно подольют воды на мельницу сплетников. Оставалось только надеяться на то, что Бесс простит его – в очередной раз. Теперь, очевидно, ему надо позаботиться и о ребенке. Но видеть его он не желает. Не встретится он больше и с Тэсси. Деньги можно будет передать через посыльного. Жизнь его кое-чему научила. Никогда больше он не станет так надолго связываться с женщиной, да еще отдаватьей свое сердце. Пришел – ушел… Никаких сантиментов.

Тэсси по-прежнему молчала, и Зак молчал. В глубине души, несмотря на весь свой гнев, потрясение, разочарование, Зак жалел ее. И любил ее. Но любое выражение – высказанное или невысказанное – симпатии или привязанности к ней будет гибельным для его твердой решимости разорвать отношения с Тэсси, неважно, будет у нее ребенок или нет. Жизнь, подумалось ему с внезапным мрачным вдохновением, так же несправедлива, как игра по твердым ставкам в «Голубятне», имеющем дурную репутацию игорном притоне на площади Сент-Джеймс. Выиграть невозможно.

Внезапно Тэсс подняла голову, и тут он заметил брошь. Странно, почему он не увидел ее раньше, может быть потому, что с того момента, как он переступил порог дома, он испытал целый калейдоскоп самых разнообразных чувств – от сожаления к гневу и вновь к сожалению. Но вид броши Бесс, прикрепленной к платью Тэсс, явился для него последней каплей. Она знала, что брошь куплена для другой, но все эти недели носила на своем платье, как бы показывая свою власть над ним, Заком. И это служило еще одним доказательством того, что его отношения с подружкой зашли слишком далеко.

– Тэсси…

Она подняла на Зака печальные глаза.

– Почему на тебе эта брошь? Значит, она все это время была у тебя? – Рука Тэсси виновато коснулась броши. – Так что? Будешь ты говорить или нет?

– Я нашла ее как-то вечером, после твоего ухода.

– Почему же ты не сказала мне об этом, когда я приехал к тебе в следующий раз?

Тэсси погладила брошь, осторожно проведя пальцем по филиграни окаймления.

– Она такая красивая, Зак. Я знала, что ты купил ее для Бесс, но мне доставляло такое удовольствие носить ее.

– Я купил тебе массу красивых вещей, Тэсси. И если бы знал, что тебе так хочется иметь брошь, то купил бы именно эту.

Она посмотрела на него глазами, полными слез. Румяные щеки побледнели, на нее было больно смотреть.

– Это был подарок к вашей помолвке, так, Зак?

Удивленно подняв брови, Зак ждал дальнейших объяснении.

– Ну и что?

– Я знала, что никогда не получу от тебя подарка по такому случаю, и просто, как дитя, взяла чужую вещь. Прости меня, прости! На меня что-то нашло… – Она взглянула на брошь. – Какая она красивая!

– Отдай ее мне. – Зак протянул руку.

Она не имела права брать брошь, принадлежащую Бесс, и ему все равно, обидит ее этот приказ или нет.

Тэсс почувствовала, что сердце ее опустело, как каменная гробница. Она отстегнула брошь и, стараясь, чтобы их пальцы не соприкоснулись, протянула ее Заку. Может, так даже лучше. Все это время она чувствовала себя воровкой, хотя постоянно собиралась отдать ее, но никак не могла заставить себя сделать это. И совершенно не знала, как объясниться с Заком по поводу ребенка, потому что не ставила себе специальной цели забеременеть, однако в глубине души действительно надеялась, что ребенок каким-то образом привяжет его к ней.

Зак все это время был ее любовником и другом, мужчиной, само существование которого определяло каждый поступок Тэсс. Любимый, придававший смысл и окраску каждому проходящему дню, стоял сейчас перед ней как посторонний, потерянный навсегда. Она совершила непоправимые, фатальные ошибки. Ощущение неизбежности разлуки окружило ее как черное облако, сквозь которое не пробивался ни один лучик надежды.

Тэсси все так же нервно перебирала пальцами бахрому шали, заплетая ее в косички. Казалось, ее ничего не интересует, только это занятие.

– Я вовсе не думала, что ребенок поможет сохранить наши отношения. И это чистая правда. Я просто надеялась на то, что тебе захочется время от времени видеться со мной… и с ней тоже. – Губы Тэсс, немного припухшие от беременности, скривились в улыбке, но она знала, что улыбка эта получилась неловкой и печальной. – Что мы с дочкой станем для тебя чем-то вроде второй семьи.

Встретившись с холодным, непроницаемым взглядом Зака, она поспешно опустила глаза, чувствуя, что он сейчас разорвет ее.

– Я распоряжусь, чтобы мой адвокат встретился с тобой на той неделе, – сказал он. – Ты и ребенок будете хорошо обеспечены. Но я не собираюсь содержать незаконных детей от других мужчин. – Он помолчал. – Мне жалко, что все закончилось именно так, Тэсси. Но я не могу вносить в свою жизнь такое осложнение, которым ты становишься. Прощай.

Тэсс сидела не поднимая глаз, бледная как смерть. Она слышала, как он, повернувшись на каблуках, ровным шагом направился к двери, как та открылась, а потом захлопнулась за ним.

Она подбежала к окну, выходившему на дорогу, и увидела сквозь полупрозрачные занавески, как Зак сел на свою кобылу. Серая в яблоках лошадь, синие фалды сюртука, волосы золотистые, как новая гинея, промелькнули мимо нее в одно мгновение. А потом она осталась одна…

Тэсс давно привыкла к одиночеству. Но на этот раз молчание было оглушающим и ей стало страшно. Ее глаза блуждали по комнате, останавливаясь на знакомых предметах, разглядывая каждую вещь так, как будто она видела все это в первый раз. Может быть, в течение долгих недель и месяцев эти вещи будут для нее единственными компаньонами. Кресло, стул, маленький шкафчик, заставленный красивой фарфоровой посудой.

В ужасе Тэсс быстро, беспокойно заходила взад-вперед по комнате. Нет, она этого не вынесет! Она не может так вот потерять любимого и продолжать жить как ни в чем не бывало. К горлу подступили рыдания. Чтобы не впасть в истерику от приступа острой тоски, она закусила кулак. Слезы – беспомощные, бесполезные женские слезы – ручьем текли по ее щекам. Неожиданно Тэсс ощутила приступ почти физически раздирающего гнева, злобы на уготованную ей судьбу, на общество, отказавшее ей в любви Зака только потому, что ей не посчастливилось вырасти в подобающей семье.

Взгляд Тэсс, отчаянно мечущийся по тихой комнате, как будто ответы на ее мучительные вопросы прятались где-то здесь, наконец остановился на кошельке с монетами. Этот пузатый мешочек внушал ей отвращение. Для Тэсс он символизировал ненавистную ей человеческую спесь и ее позор. Бросившись к столу, она схватила кошелек и запустила его в камин. Шнурок, которым он был завязан, лопнул, монеты разлетелись во все стороны и золотым дождем со стуком посыпались на пол.

Тяжело дыша, Тэсс стояла посреди всего этого беспорядка, как вдруг почувствовала приступ боли, от которого чуть не согнулась пополам. Ей показалось, что ее вот-вот разорвет надвое, как будто чья-то гигантская рука схватила ее живот и сжимает изо всех сил. Она вскрикнула, колени у нее подогнулись. Добравшись до кровати, Тэсс с трудом села. Боже милостивый, что это с ней такое?

В животе у нее тяжело шевельнулся ребенок. Тэсс понимала, что эта боль каким-то образом связана с ребенком, но для родов было еще слишком рано. До срока оставалось еще два месяца. Тэсс положила руки на живот. – Ну, ну. Не сердись, маленькая. Твоя мамочка просто немножко расстроена, – прошептала она, гладя ладонями живот и стараясь успокоиться сама. К черту весь мир и Зака в том числе, подумала она. Она должна думать о своем ребенке и ради него должна быть спокойна.

Это как будто помогло. Боль утихла. Живот, до этого вздувшийся и отвердевший, как напряженный мускул, расслабился. Дышать стало немного легче, хотя слезы все еще текли, а боль от бессердечного поведения Зака по-прежнему острой занозой сидела в сердце.

Она собралась было встать и умыть лицо, кеда боль пришла опять, еще сильнее, чем прежде. Ей пришлось свернуться в клубок и ожидать, пока она не пройдет. Тэсс молилась, чтобы это случилось поскорее. Боль отступила, но инстинктивным женским чутьем Тэсс чувствовала, что мука вернется снова. Скорее всего, это схватки. Ребенок решил появиться на свет.

Тэсс испугалась. Недели через две она собиралась взять к себе молодую деревенскую девушку, которая помогала бы ей, когда станет трудно передвигаться. Ей нужен был человек, который мог бы позвать бабушку Харкер, когда придет время рожать. Теперь она могла рассчитывать только на себя. Зак был уже далеко, а Дадли вышел через заднюю дверь, когда постучал Зак.

Дадли! Лучше него ей никто не поможет.

Собственно говоря, он сам предложил свою помощь и сказал, что, если понадобится, ей нужно будет только позвать его. Теперь он ей понадобился, но у нее не было возможности передать ему весточку. Однако, перед тем как Дадли покинул дом, он сказал, что, для того чтобы добраться до Пенкерроу, он должен забрать свою лошадь из конюшни мистера Смита, в которой животное провело весь день. Вряд ли он уехал далеко, может, она успеет догнать его…

Ее снова схватил приступ боли, и она переждала его, стиснув зубы. Когда боль отпустила, Тэсс встала, сняла фартук и надела шляпу с широкими полями. Не дожидаясь, пока боль придет снова, она поспешила в конюшню и начала седлать свою белую кобылу. Новый приступ застал ее за этим занятием, и Тэсс переждала его, скорчившись с закрытыми глазами на куче соломы. Когда боль прошла, она закончила седлать лошадь и с трудом влезла на нее.

Проезжая по улицам города, Тэсс все время искала в потоке двигающихся по тротуарам жителей высокую фигуру и рыжую шевелюру Дадли. Остановившись возле конюшни мистера Смита, она узнала, что Дадли выехал оттуда за десять минут до нее, и направила лошадь на ведущую к Пенкерроу южную дорогу, надеясь, что сможет быстро догнать его.

На мгновение Тэсс подумала, не поехать ли ей вместо этого к бабушке Харкер. Но ей был нужен Дадли. Он был так добр к ней, что она чувствовала – если кто и сможет помочь ей пройти через суровое испытание родами, так только Дадли. Она нуждалась в друге, а не просто в повивальной бабке. Бабушка Харкер и так уже подвела ее один раз. А Тэсс хотелось в момент рождения дочери хоть единственный раз в жизни ощутить себя под защитой, в надежных руках. Она почти не знала Дадли, но почему-то чувствовала, что он именно тот человек, который ей нужен.

Внезапно ее скрючило от очередной схватки, столь интенсивной, что Тэсс чуть не упала с лошади. Это был почти обморок. Когда боль ослабла, она выпрямилась и, перейдя на более быструю рысь, поскакала по дороге, после каждого поворота надеясь увидеть впереди себя Дадли.

Солнце пекло немилосердно. Еще никогда в жизни Тэсс не чувствовала себя столь несчастной, усталой и испуганной.

– Почему, Зак? – прошептала она. – Почему ты оставил меня именно сейчас?

Глава 15

Бесс снился пляж с белым, мелким как соль песком, на который с ласковым шорохом накатывались волны. Они с Алексом плавали в море, сближаясь, чтобы поцеловаться и обняться, и удаляясь друг от друга, чтобы нырнуть вглубь. Это был просто рай… Но стоило взглянуть на берег, как ее грезы развеялись. Там стоял Зак. Ветер разлохматил его волосы, он смотрел на них, и лицо его было искажено гримасой боли и злобы. – Нет!

Бесс стремительно подскочила, сознание вернулось к ней так резко, как будто она получила удар лошадиным копытом. Ее еще ничего не понимающий взгляд перепрыгивал с одного незнакомого предмета на другой. Шкаф вишневого дерева с подставкой для часов, фарфоровыми статуэтками и другими разбросанными по нему предметами… мраморный бюст Сократа… плотные шторы… полупустая медная ванна. – Бесс, тебе приснился дурной сон? Бешено бьющееся сердце Бесс успокоилось, к ней вернулась память, а вместе с памятью пришло и облегчение. Лежащий рядом Алекс пошевельнулся и нежным, любящим жестом обнял ее за плечи. Бесс повернулась, чтобы посмотреть на любимого. Она так взъерошила его волосы своими пальцами, что теперь они превратились в путаницу кудрей – глубокий сон привел их только в еще больший беспорядок. В темных глазах Алекса застыло озабоченное выражение.

Бесс положила свою ладонь поверх его руки и с облегчением вздохнула.

– Да, мне действительно приспился дурной сон, хотя поначалу все было просто замечательно. – Она улыбнулась. – Мы купались в море. Это было бесподобно!

Алекс улыбнулся.

– Восхитительная мысль, подсказанная, несомненно, нашей обоюдной тягой к воде. – Они по-прежнему лежали обнаженными на шелковом покрывале. Долгие закатные тени протянулись от окна по полу. Рука Алекса скользнула с ее плеча вниз по руке и остановилась на груди. Он нежно, дразнящим движением пощекотал сосок. Бесс тяжело задышала и закрыла глаза. Удивительно, как легко Алекс мог возбудить ее.

– Пора.

– Что? – спросил он лениво-беззаботным тоном.

– Сколько сейчас времени? Скоро дом опять будет полон людьми. Мне нужно вернуться в свою комнату.

Она услышала, как он вздохнул.

– Ты права. – Алекс убрал руку, сел и посмотрел на стоящие на каминной полке часы. – Почти пять. Не удивлюсь, если Сэдди уже вернулась, а Стиббс, должно быть, уже где-то в доме. Быстрее одевайся, любимая. Я тоже натяну штаны и, прежде чем ты выйдешь, пройду до конца коридора, посмотрю, не спускается ли кто-нибудь по лестнице и нет ли кого внизу, в холле. – Взяв ее за щеки двумя пальцами, он запечатлел на ее устах мимолетный поцелуй, – Когда я дам тебе знак, что все в порядке, можешь покинуть комнату, но не раньше, слышишь?

– Конечно, дорогой, – с притворной скромностью ответила она. – Я ведь всегда делаю то, чего ты от меня просишь, не правда ли?

Алекс насмешливо фыркнул и встал с кровати.

Бесс лежала на спине, раскинув руки и улыбаясь. Она никак не могла заставить себя подняться, подобрать с пола одежду и одеться. Ей доставляло удовольствие смотреть на Алекса. Понимает ли он хоть немного, насколько красив, подумала она. Стоя к ней спиной, он натянул панталоны и застегнул пояс.

Обернувшись через плечо, он с улыбкой сказал:

– Не смотри на меня так, крошка. Ты же знаешь, что у нас больше нет времени.

Одевайся, Бесс, хватит валяться. Сегодня я собираюсь рассказать Заку все о нас с тобой.

Больше в этом доме нам не придется прятаться, обещаю тебе.

– Что ж, надеюсь. – Бесс со вздохом спустила ноги с кровати. – Я чувствую себя преступницей. Но все равно ни о чем не жалею, клянусь Девой Марией!

– Да, я знаю это, – мрачно изрек Алекс, застегивая рубашку. – Как я желал бы, чтобы он не любил тебя. И чтобы я сам не был так сильно привязан к нему. Господи, почему мир так несовершенен? Почему человек, которого ты любишь, должен обязательно принадлежать другому, да не кому-нибудь, а родному брату?

– Не гневи Господа, – сказала Бесс и встала. Она подошла к кучке сброшенной ею на пол одежды и нагнулась, чтобы подобрать рубашку и нижнюю юбку, а Алекс направился к двери.

– Через пару минут выгляни в коридор и жди моего сигнала, только делай это поосторожней, – сказал он, вставляя ключ в замочную скважину, поворачивая ручку и открывая дверь ровно настолько, чтобы можно было осмотреть коридор. Бесс стояла позади него и хорошо была видна из коридора. Зака оба увидели одновременно. Мелькнули золотистые волосы, синий сюртук и согнутые, готовые постучать в дверь пальцы.

– Алекс, мне нужно поговорить с тобой, – услышала она его слова и по голосу заметила, что он чем-то очень расстроен.

Бесс судорожно прижала к груди нижнюю юбку. В узком проеме двери ей был виден только один глаз Зака.

Время как будто остановилось. Бесс понимала, что никогда в жизни не сможет забыть эту сцену. Глаз Зака парализовал ее, пригвоздил к месту, кровь в жилах застыла от ужаса, она почувствовала, что умирает.

Алекс не шелохнулся, широкая спина прикрывала Бесс, но не настолько, чтобы Зак не видел ее, костяшки пальцев, сжимающие ручку двери, побелели.

Бесс показалось, что Зак смотрит на нее, не мигая, целую вечность, но, вероятно, на самом деле прошло всего несколько секунд. Внезапно глаза Зака сузились, в них загорелся огонек ярости.

Дверь от удара кулака распахнулась, заставив Алекса отшатнуться назад. Бесс отчаянно рванулась, сама не зная куда. С треском ударившись о стену, дверь отскочила от нее назад, чуть не закрывшись опять, но Зак был уже в комнате. Захлопнув за собой дверь ударом ноги, он встал, расставив ноги и скрестив руки на груди. Их с Алексом разделял только шаг. Яростный взгляд перебегал от одного на другого и, наконец, остановился на Бесс – со спутанными волосами, голой прижимающей к себе нижнюю юбку.

Алекс встал между Заком и Бесс.

– Не вини ее, Зак. Я…

– Не пытайся ничего объяснять, – прервал Зак слишком уж спокойным тоном.

Бесс до этого момента пыталась себе представить, какое лицо будет у Зака, когда он узнает о том, что она любит Алекса, а тот любит ее. Но она никак не могла вообразить, что глаза жениха станут похожими на тяжелые, холодные тусклые медные монеты.

То, что тут происходит, для меня совершенно очевидно.

– Во всем этом есть нечто гораздо большее, чем ты видишь, – сказал Алекс, словно извиняясь.

– Несомненно, – холодно ответил Зак. – Полагаю, вы заперлись вдвоем, чтобы порепетировать поведение невесты в первую брачную ночь, не так ли?

– Не шути, – пробормотал Алекс. – Я люблю ее.

Губы Зака искривились в усмешке.

– Как это чудесно! Значит, мне можно пожелать вам счастья? – Ледяной взгляд остановился на Бесс. – Ты, вероятно, собиралась сообщить мне об этом в день нашей свадьбы, Бесс, не так ли? Хотела заменить жениха, да, голубка? Чтобы Алекс смог просто занять мое место у алтаря? Гораздо проще, чем отменять одно венчание и назначать другое! Не можем же мы ставить в неловкое положение наших гостей, правда? Прямо слышу их голоса: «Так за кого же из братьев она выходит замуж? Черт побери, откуда я знаю!»

Бесс почувствовала, что у нее слабеют колени. Попятившись к постели, она села и завернулась в покрывало, свернувшись калачиком.

Алекс наблюдал за этой сценой, закусив губу и прищурив глаза. Он повернулся к Заку и умоляющим жестом поднял руки.

– Твой жестокий сарказм ни к чему, брат.

И Бесс и я пытались бороться с растущим влечением друг к другу. Мы не хотели причинять тебе боль. Мы только…

– Я не слепой, я вижу, с каким дьявольским усердием вы стараетесь бороться! – бросил Зак, и тусклая медь его глаз превратилась в сверкающую бронзу. – И никогда больше не называй меня братом! – Запустив пальцы в волосы, он быстрыми шагами прошелся взад-вперед по комнате. Потом вскинул руку и указал на Алекса. – А что касается горячего стремления не причинять мне боли, это ты здорово придумал. Надеюсь, в постели вы только и делали, что обсуждали, как бы не обидеть меня? Бесс, ты не забыла, что ты моя невеста? Мне кажется, ты перепутала кровать…

– Зак, ты не должен винить Алекса, – мольба Бесс прозвучала так же беспомощно, как она сама себя чувствовала. Не желая поддаваться слабости в тот момент, когда Алекс больше всего нуждался в ее поддержке, она собрала все свое мужество. – Я пришла к твоему брату по собственному желанию. Он не звал меня сюда, не хотел заниматься со мной любовью, но я… уговорила его.

Впервые Заку изменила его стальная выдержка, лицо его исказилось от боли. Он схватился руками за голову, и сердце Бесс сжалось от жалости.

– Ты… – выдохнул он.

– Я ничего не могу поделать с моими чувствами к Алексу, Зак, но никогда не хотела делать тебе больно. Мне очень жаль.

Зак поднял голову.

Не надо меня жалеть. Мне следует только поблагодарить гнусного Греховодника Викема за то, что тот соизволил явиться в наш забытый Богом уголок и показал тебе, кто ты такая на самом деле. Шлюха! – Бесс вздрогнула. – Всего лишь только дешевая шлюха!

Если ты надеешься, что у него есть хоть малейшее намерение жениться на тебе, ты жестоко ошибаешься.

Алекс шагнул к Заку и взглянул ему прямо в лицо. Ровным ледяным тоном он потребовал:

– Немедленно извинись перед Бесс, Зак, или я…

– И что же ты сделаешь? – таким же звенящим голосом спросил Зак, отвечая ему взглядом на взгляд. – Хорошенькую женушку я бы себе выбрал – еще до венца прыгает из постели в постель как последняя потаскуха. А выламывала из себя недотрогу…

Алекс ударил его. Зак, похоже, был совершенно не готов к этому. Сильный удар в челюсть заставил его отлететь к двери. Он со стоном рухнул на пол.

Бесс в ужасе, чтобы не закричать, зажала рот рукой. Некоторое время Зак сидел на полу, тяжело дыша и потирая подбородок, глаза его горели яростью.

Алекс, не двигаясь с места, ждал продолжения. Зак, опираясь на стену, медленно встал на ноги.

В это время раздался тихий стук в дверь.

– Лорд Росс? Лорд Росс? С вами все в порядке? – Это был Стиббс.

Алекс и Зак продолжали напряженно смотреть друг на друга.

– Что случилось, Стиббс? – откликнулся Алекс своим обычным тоном. – Я тебя не звал.

– Но, милорд…

– Ты мне не нужен, – ровно повторил Алекс, но на скулах у него заходили желваки.

Ответа не последовало, и Бесс отчетливо представила себе встревоженное и недоверчивое лицо Стиббса, колебавшегося в нерешительности по ту сторону двери. Слыша шум, слуги, должно быть, сгорали от любопытства.

Бесс уже совершенно не волновало, какие пойдут слухи, если ее обнаружат в комнате Алекса в разгар скандала между братьями. Гораздо больше ее беспокоило то, что драка добром не кончится. Она горячо молила небеса, чтобы Зак не стал давать сдачи.

Но на этот раз ее молитвы не были услышаны. Зак ринулся на Алекса, обхватил его за пояс, и оба опрокинулись на пол. Оседлав Алекса, Зак поднял было кулак, намереваясь нанести удар, но Алекс на полпути поймал его руку и задержал ее. Тяжело дыша, Зак другой рукой схватил брата за горло.

Бесс услышала, как Алекс захрипел. Пытаясь освободиться от сжимающих его горло пальцев, он схватился за руку Зака.

Бесс вскочила, собираясь броситься на Зака и отпихнуть того от брата, но в этот момент Алекс приподнялся и оттолкнул брата с такой силой, что тот врезался в стеклянный шкафчик. Стоящие на нем фарфоровые статуэтки закачались и опрокинулись, одна из них задела Зика, рассекла ему ухо и разбилась на множество осколков. Зак взревел и снова бросился на Алекса.

– Остановитесь! – крикнула Бесс, не в состоянии больше сдерживать ужас. – Вы пораните друг друга! Прекратите, пожалуйста.

Должно быть, этот истошный крик дал Стиббсу законное основание войти в комнату. Его сопровождала Сэдди, двое других лакеев таращили глаза в дверях.

– Господи помилуй! – взвизгнула Сэдди при виде столкнувшихся как разъяренные быки братьев и прижалась к стене. Стиббс, очевидно обнаружив, что не в состоянии положить конец этой ссоре, тоже отступил назад. Бесс не могла винить старика в этом. Оба мужчины были крупными, сильными и очень злыми, хотя для Бесс казалось очевидным, что Алекс только отбивал удары Зака и не пытался наносить их сам. Зак же совсем озверел и дрался, как взбесившийся пес. Очевидным было и то, что Алекс был сильнее, и Бесс благодарила за это Бога, потому что Зак, казалось, действительно хотел убить старшего брата, и, будь он посильнее, результат мог бы оказаться совсем плачевным. Ей оставалось только надеяться, что Алекс закончит драку раньше, чем они изуродуют друг друга.

Драка продолжалась. Хриплые проклятия, грохот опрокидываемой тяжелой мебели, звуки ударов холодили душу. Схватке, казалось, не будет конца. Отчаянно тузя друг друга, братья покатились по полу. Откинув с лица упавшую на глаза прядь волос, Бесс зарыдала. Она плакала, сидя на кровати с поджатыми ногами, и вытирала шелковым покрывалом глаза.

Во всем этом виновата только она! Именно ее неосторожность и легкомыслие и вызвали эту чудовищную драку. Разумеется, когда Алекс рассказал бы брату об их любви, тот бы разозлился, так как самолюбие его было бы уязвлено, но то, что он застал их во время любовных утех, просто разъярило Зака. Он находился в такой ярости и отчаянии, что Бесс подумала, что Зак прибьет и ее.

Внезапно в дверях появился Дадли, и никогда еще в своей жизни Бесс так не радовалась появлению этого парня. Хотя Дадли не был особенно силен, но все же умел ладить с господами, и Бесс надеялась, что ему удастся остановить драку.

Дадли мгновенно пришел к единодушному логичному выводу: Закери застал Алекса и Бесс в крайне щекотливой ситуации. Что ж, рано или поздно это должно было случиться…

Однако особенно скверно было то, что Зак узнал о любовной связи своей невесты и брата сразу после разрыва с Тэсс. Очевидно, встреча с беременной любовницей окончилась для Зака неудачно. Дадли бросился к дерущимся, понимая, что, прежде всего, необходимо разрешить самую насущную проблему.

– Остановитесь, господа! – крикнул он, следуя за мечущимися по комнате мужчинами, стараясь в то же время не попадаться под мелькающие в воздухе кулаки и локти. Но, похоже, дерущиеся не заметили его присутствия.

Дадли набрал в легкие воздуха и использовал единственное оружие, которое, с его точки зрения, только и могло оказаться эффективным.

– Что бы об этом сказала ваша мать, упокой, Господь, ее душу? Она отдала бы все, что угодно, за то, чтобы видеть вас вместе, как это и полагается любящим братьям. А теперь взгляните на себя! Бог мой, господин Закери, неужели вы действительно хотите убить лорда Росса?

Драка прекратилась, хотя и не сразу. В Заке, казалось, кончился завод, как в часах. Как будто лопнула пружина. Они остановились посреди комнаты, тяжело дыша, пальцы Зака намертво вцепились в рубашку Алекса, а тот крепко держал брата за плечи.

Они стояли, глядя друг другу в глаза, потные, окровавленные, страдающие и взаимно раскаивающиеся. Через секунду Зак отвел взгляд, разжал пальцы и бессильно уронил руки. Не оборачиваясь, он неверным шагом дошел до двери, задел за косяк и вышел в коридор, пройдя сквозь столпившихся слуг, как будто их не существовало вообще.

После неловкой паузы, во время которой царило гробовое молчание, свидетели этого события, похоже, пришли в себя и постарались вести себя так, будто ничего не случилось. Сэдди выругала столпившихся без дела слуг и захлопнула дверь перед самым их носом. Потом она поспешила к рыдающей Бесс и, присев рядом с ней на кровать, обняла бедняжку за плечи.

Стиббс деликатно кашлянул и объявил, что сейчас пришлет горничную, чтобы привести в порядок комнату, бросил на Алекса убийственный взгляд и, избегая смотреть на Бесс, вышел, напустив на себя вид оскорбленного достоинства. Дадли налил для Алекса бренди и позволил ему выпить его, только усадив хозяина в кресло.

– Я попросила бы вас выйти на несколько минут, милорд, – сказала Сэдди, подождав, пока Алекс придет в себя. – Мисс Элизабет нужно одеться. Всего пара минут, сэр, надо соблюсти приличия.

Алекс встал и посмотрел на Сэдди усталым взглядом. По его подбородку из разбитой губы стекала тонкая струйка крови, а под глазом появился огромный синяк.

– Конечно, Сэдди. По-другому и не может быть. – Он перевел взгляд на Бесс, и Дадли заметил, что в этом взгляде в равной степени были смешаны любовь и боль. – Встретимся позднее, Бесс. Не волнуйся, дорогая. Обещаю тебе, что в конце концов все будет хорошо. – Он повернулся и вышел из комнаты.

Помогая Бесс одеться, Сэдди непрестанно что-то кудахтала и мурлыкала успокаивающим тоном, но та никак не могла прийти в себя. Сидя здесь, на кровати, где Алекс любил ее, Бесс все еще как будто видела драку двух дорогих для нее людей. Она словно окаменела.

Когда Бесс была наконец одета и причесана, Сэдди поспешила вывести ее из спальни Алекса, как будто сама эта комната каким-то образом оскверняла то, что еще оставалось от добродетели Бесс. В коридоре они наткнулись на Стиббса, который в обществе служанок со швабрами поджидал, когда освободится комната.

Бесс остановилась.

– Стиббс, где лорд Росс?

Верхняя губа Стиббса чуть дрогнула. Он все время смотрел в какую-то точку позади Бесс.

– По-моему, мистер Дадли повел его прямо в буфетную, чтобы обработать его раны, мисс.

– А… мистер Викем?

– Видели, как он вскочил на лошадь и выехал через южные ворота, мисс.

Бесс вздохнула. Сбежать – это вполне в духе Зака. Всю свою жизнь он избегал ответственности. А она уж было решила, что опыт, приобретенный женихом после случая на оловянном руднике, излечил его от привычки избегать неприятностей таким примитивным способом. Но, с другой стороны, она понимала, что не должна судить Зака слишком строго: на его месте она просто бы сошла с ума.

– Думаю, вам сейчас лучше немного полежать, мисс, – посоветовала Сэдди, подталкивая ее под локоть и как бы побуждая к движению. Очевидно, Бесс все это время так и простояла в коридоре, бессмысленно глядя перед собой.

Гордо выпрямившись, Бесс улыбнулась Сэдди.

– Со мной все в порядке. Я не устала. Мне надо зайти в буфетную, узнать, как там лорд Росс.

Сэдди нахмурилась.

– Зачем вам крутиться возле этого человека, мисс?

Бесс взяла себя в руки.

– Ты не должна обсуждать мои поступки, Сэдди. Мы с лордом Россом… – Бесс не знала, как ей закончить эту фразу. Не могла же она сказать, что они помолвлены, ведь он не просил ее об этом. – Он не сделал ничего такого, чтобы вызвать твое неодобрение, поняла?

Сэдди поджала губы.

– Послать за вашей матерью, мисс?

– Нет, – быстро и решительно ответила Бесс. – Ничего не надо, Сэдди. Я расскажу ей все по возвращении домой, куда отправлюсь, как только поговорю с лордом Россом. Надеюсь, что до тех пор слуги смогут попридержать языки.

Сэдди промолчала, но вид у нее был весьма мрачный. По-видимому, она прекрасно понимала, что эта история будет иметь продолжение. Слухи похожи на конфеты – слишком соблазнительно, чтобы не поделиться. А любовные истории всегда были самыми изысканными лакомствами. Они распространялись быстрее всего и обсасывались дольше всего.

Сэдди последовала в буфетную вслед за Бесс. Там на простом деревянном стуле сидел Алекс с откинутой назад головой, а Дадли колдовал над ним. Шея Алекса была перебинтована, лицо вытерто начисто, кровь с губ смыта, а глаз прикрыт толстым слоем огурца.

– Мистер Дадли, зачем вы положили тертый огурец на лицо лорда Росса? – спросила Сэдди, любопытство которой всегда не знало границ.

– Это снимет опухоль. Может быть, даже синяк станет немного меньше, – ответил Дадли.

– Я чувствую себя совершеннейшим ослом, – спокойно заявил Алекс. – И не только потому, что у меня на лице лежит огурец. Бесс, ты здесь? – Он протянул руку. Бесс взяла ее и крепко пожала. – Где Зак?

– Стиббс сказал, что он ускакал в южном направлении.

– Думаю, он направился к бухте.

– Будем надеяться, что он вернется оттуда в лучшем расположении духа, – меланхолично заметила Бесс – Я чувствую себя настоящей дрянью, Алекс. Как ты думаешь, он когда-нибудь простит нас?

Алексу не удалось ответить на вопрос – из кухни неожиданно послышался какой-то рев. Это Генри звал Дадли, впечатление было такое, как будто в доме начался пожар.

Дадли, Бесс, Алекс и Сэдди выбежали на крики. В кузне, у самой двери, они обнаружили Генри, поддерживающего обмякшее тело молодой женщины.

– Боже мой, да это же Тэсси! – воскликнула застывшая при взгляде на девушку Бесс. Глаза Тэсс бессмысленно блуждали вокруг, лицо блестело от испарины, а подол юбки, казалось проволокли по луже.

Дадли кинулся к начавшей терять сознание Тэсс и поднял ее на руки. Перенеся девушку в гостиную, он осторожно уложил ее на кушетку. Все остальные последовали за ним и молчаливой стеной выстроились рядом. Напуганная таким количеством любопытных взглядом, Тэсс повернулась к стоявшему возле нее на коленях Дадли.

– О Дадли, простите меня. Я не хотела приходить именно сюда, но поехала за вами, а потом уже не решилась возвращаться. Вы говорили, что поможете мне, если это будет в ваших силах, а ребенок…

Внезапно все тело Тэсс напряглось, лицо сморщилось, она подтянула колени к животу, как будто ощутив приступ нестерпимой боли.

– Господи, Тэсс, у тебя что, начались роды? – прошептал Дадли. Протянув руку, он ощупал влажный край ее нижней юбки. – Похоже, отошли воды…

– Она беременна? – недоверчиво спросил Алекс. – А он знает об этом?

Бесс испуганно посмотрела на Алекса.

– Кто это он? Откуда ты знаешь Тэсс, Алекс?

– Нет, откуда ее знаешь ты? – потребовал он ответа.

– Совершенно случайно мисс Тэвисток встретила Тэсси в городе, – нетерпеливо сообщил Дадли. – Но сейчас не время обсуждать, кто кого и что знает! У этой женщины роды начались примерно на два месяца раньше срока. Сэдди, не принесешь ли ты одеяло и подушку? Мне также понадобится горячая вода и мыло, чтобы я смог вымыть руки. И кусок толстой фланели, чтобы подложить под нее.

– Ты собираешься принимать роды прямо здесь, Дадли? – выпалила Сэдди.

– У меня нет выбора. Роды начались. Ребенок должен появиться на свет независимо от того, готовы мы к этому или нет. Генри, выйди, пожалуйста, из комнаты. Встань возле двери и останавливай всякого, кто попытается войти сюда.

Генри немедленно подчинился. Ушла и Сэдди, что-то бормоча себе под нос и оставив их троих наедине с Тэсси, начавшей приходить в себя после очередной схватки. Глаза ее были закрыты, лицо казалось белым как снег и столь же холодным и влажным.

– Тэсс такая миниатюрная. Даже не похоже на то, что она беременна, – вымолвила Бесс.

– По виду она почти девочка. И разумеется, я не знал, что она беременна, – сказал Алекс и нахмурился.

Дадли был мрачен.

– Господин Зак тоже узнал о ее беременности только сегодня, как раз перед тем как застал вас вместе с мисс Тэвисток…

Внезапно Дадли и Алекс бросили на Бесс быстрые взгляды, словно поняв, что сказали слишком много. Или, может быть, слишком мало.

– Пожалуй, вам следует увести мисс из комнаты и рассказать обо всем, – предложил Дадли.

Алекс взял Бесс за руку, но она вырвала ее. Взгляд девушки остановился на корсаже платья Тэсс, и она вспомнила о броши, которая раньше была приколота там. Брошь, вид которой полностью соответствовал описанию подарка, который Зак собирался сделать ей к объявлению помолвки. Неожиданно все прояснилось. Та робость, которую испытывала перед ней Тэсс, имела более существенные причины, чем просто присущая ей застенчивость. И от Тэсс пахло жимолостью, так же, как и от Зака, когда тот возвращался из города. Тэсс была любовницей Зака! Значит, ребенок его!

Ситуация оказалась довольно банальной. Зак был слишком любвеобилен и всегда пользовался успехом у представительниц прекрасного пола. Судя по тому, что он до нее пальцем не дотронулся, Бесс давно уже следовало сообразить, что у него есть любовница. Мысль о том, что Зак занимался любовью с этой нежной и красивой девушкой, даже не слишком уязвила гордость Бесс. Ее больше интересовало, что будет с Тэсс, с ее ребенком… Ребенком Зака?

– Где брошь, Тэсси? – мягко спросила она. – Не забрал же он ее назад?

Тэсс открыла глаза. Их взгляды встретились, и между двумя женщинами мгновенно возникло взаимопонимание. Тэсс слабо улыбнулась, вновь прикрыла глаза и сказала:

– Теперь это не важно, мисс. Она все равно ваша.

Нагнувшись к ней, Бесс сжала ладонь Тэсс. Державший другую руку Дадли смотрел на девушку с таким видом, будто его сердце вот-вот разорвется. Интересно, подумала Бесс, а он-то каким образом оказался вовлеченным в этот водоворот роковых человеческих ошибок? Ясно только, что Дадли испытывал к Тэсси чувства большие, чем просто симпатия человека с добрым сердцем.

Бесс посмотрела на наблюдающего за ними Алекса. Ей показалось, что она знает, о чем тот думает, – о таинственности женской души, о том, что она задала ему загадку, которую не так-то просто разгадать. Но разве может женщина объяснить мужчине ту связь, которая порой возникает только между ними, женщинами, связь, становящуюся иногда сильнее этого пресловутого чувства по имени ревность? Хотя в обычных обстоятельствах, даже несмотря на любовь к Алексу, она, вероятно, имела бы право испытывать определенную обиду и ревность. Но ничего подобного она не испытывала.

Ты думаешь, Зак действительно отправился к бухте? – спросила она.

– Да. А что?

– Он должен быть здесь.

Хмуро кивнув, Алекс ответил:

– Но я не могу привезти его. Скорее всего, он не захочет меня видеть. Пошлю пару конюхов, пусть они попытаются отыскать счастливого отца. – И Алекс вышел из комнаты как раз в тот момент, когда Тэсс вновь скорчилась в очередном приступе боли.

– Кричи, Тэсс, если хочешь, – прошептал ей на ухо Дадли, крепко сжимая руки девушки. – Не надо демонстрировать храбрость, стойкость и прочую подобную чепуху. Ты несешь в мир новую жизнь и испытываешь при этом сильнейшую боль. Поэтому имеешь полное право делать все…

Судя по всему, Дадли убедил ее, а может, это сделала боль. Тэсс громко застонала, и этот пронзительный звук вызвал в душе Бесс всплеск женского сочувствия, наполнил ее ужасом и изумлением.

Вошла Сэдди, несущая одеяло и подушку. За ней следовала горничная с оловянным тазом, корзиной чистых тряпок и куском мыла. Дадли по-прежнему продолжал держать Тэсс за руки, и Бесс поспешила приподнять голову девушки, чтобы Сэдди могла подсунуть под нее подушку. Откидывая волосы с разгоряченного лица Тэсс, она даже удивилась – до того они были шелковистыми и ароматными. В очередной раз ее поразила юность Тэсси, в горле комом встал внезапно подступивший гнев. Как мог Зак поступить подобным образом – воспользоваться ради собственного удовольствия ее невинностью, а потом бросить с ребенком? Сэдди отослала служанку и подоткнула под Тэсс толстое фланелевое одеяло так, чтобы край его не свешивался с кушетки.

– Роды – не самое подходящее зрелище для девушки, – бесстрастно сказала она и смерила взглядом Бесс. – Вы должны идти. Если ваша мать узнает, где вы были и чем занимаетесь, она сойдет с ума, мисс Элизабет.

– Я могу понадобиться Дадли. Я остаюсь, – твердо ответила Бесс.

– Хотя у меня нет опыта в таких вещах, я все же смогу помочь мистеру Дадли, если он скажет, что мне нужно делать, – возразила Сэдди. – Хорошо воспитанная молодая женщина не должна присутствовать при родах.

– Я не уйду, и это мое окончательное решение. Кроме того, мама будет гораздо больше встревожена другими событиями этого дня. Лишняя деталь не внесет существенных изменений.

– Все хорошо, Тэсси, – сказал Дадли, высвобождая свою руку, чтобы вытереть бедняжке лоб. – Теперь отпусти меня помыть руки.

Если я чему-нибудь и научился у своей матери, так это тому, что руки должны быть очень чистыми, дабы избежать родильной горячки. Потом я осмотрю тебя, чтобы узнать, как скоро ребенок появится на свет, хорошо?

– Дадли, не покидайте меня, – простонала Тэсс, которая после очередной схватки выглядела совсем неважно.

– Я должен, Тэсси. Не могу же я помогать тебе родить ребенка в то время, как ты держишь меня за руки? Не волнуйся. – Но все попытки Дадли урезонить Тэсс не привели ни к какому результату. Она проворно вцепилась в него и, судя по побелевшим костяшкам пальцев, захват был поразительно сильным.

– А не могу ли чем-нибудь помочь я или Сэдди? – спросила Бесс. – Правда, я не знаю, что мне следует делать.

– Я ничего не понимаю в детях, Дадли, – призналась Сэдди, беспомощно воздев руки к небу. – У меня их не было, и я никогда не помогала принимать роды.

Дадли в крайнем раздражении прищелкнул языком.

– Ты должна отпустить меня, Тэсс. Как видишь, я единственный, кто знает, что нужно делать.

Тэсс расплакалась и прижалась лицом к их соединенным рукам. В полной растерянности Дадли посмотрел на Тэсс, но тут возвратился Алекс.

– Слава Богу. Именно вы мне и нужны! – обрадованно воскликнул Дадли.

– Зачем? – Алекс встал в ногах кушетки, упершись руками в бедра.

– Она меня не отпускает. Хочет держаться за меня во время родов. Вы должны помочь ей, очень прошу вас.

Тэсс вновь застонала от боли, ее голова металась по подушке, нижняя губа была закушена.

Алекс посмотрел на нее и нахмурился.

– Вы хотите, чтобы я принял ребенка? Признаюсь, я как-то видел роды; чем только не приходилось заниматься во время войны! Но ты гораздо опытнее меня, Дадли!

– Думаю, что, оставаясь на этом месте, я принесу больше пользы, – ответил он. – Кто-то должен подбадривать ее, и она, очевидно, предпочитает меня. Я могу подробно рассказать вам, за чем следить и что делать. Но сначала вымойте руки.

Закатав рукава, Алекс подчинился этому требованию. Бесс тоже вымыла руки.

– Тэсси, согни ноги и подтяни колени к себе, чтобы лорд Росс смог осмотреть тебя. – Тэсси пробормотала какое-то возражение и отрицательно покачала головой. Дадли тяжело вздохнул. – Тэсс, сейчас не время демонстрировать свою скромность. Если ты не даешь сделать это мне, то делом должен заняться лорд Росс. Если не считать меня, у него самый большой опыт в этих делах. Мы тебя прикроем, так что только лорд Росс сможет что-нибудь увидеть.

Чтобы показать Тэсс, что она тоже уважает ее скромность, Бесс отошла в сторону. Бедняжка сквозь слезы посмотрела на нее, потом на Алекса и сделала так, как велел ей Дадли. По выражению ее лица Бесс видела, что теперь Тэсс испытывает постоянную боль, интенсивность которой во время схваток все возрастает. Завернув подол платья и прикрывающее Тэсс одеяло, Алекс обнажил ей ноги, осторожно раздвинул колени и осмотрел ее.

– Раздвинь шторы, Сэдди. Мне нужно больше света.

Сэдди подчинилась, а Бесс, смочив в тазу носовой платок, подошла к изголовью и вытерла лицо Тэсс.

– Я вижу головку ребенка. Поскольку ребенок недоношен и, несомненно, весьма невелик, у нее, по всей видимости, не будет проблем. Пора тужиться, дорогая. Твой малыш хочет увидеть свою мамочку.

– Ты чувствуешь, что ребенок идет, Тэсси? – спросил Дадли.

Тэсс кивнула.

– Хорошо. Когда ощутишь следующую схватку, тужься как можно сильнее. Ты должна помочь своему малышу. Ну, детка, не надо бояться! И ты и я, все мы когда-то точно таким образом появились на свет. Ну, давай же, не бойся!

Им не пришлось ждать долго. У Тэсс начались сильные схватки.

– Сожми мне руки как можно крепче, – подбодрил ее Дадли. – И тужься, Тэсси, тужься!

Тэсс застонала, выгнула спину и стала тужиться до тех пор, пока ее лицо не стало багровым. Потом она в изнеможении откинулась на подушку, на лице ее выступил пот, она еле переводила дыхание.

– Как ты, малышка? – Дадли заглянул ей в глаза.

– Я не могу больше, Дадли, – прошептала Тэсс искусанными в кровь губами. – Слишком больно. Я умираю, да?

– Ну вот еще выдумала, дурочка! Еще две или три таких схватки, и ребенок появится на свет. Ты смелая женщина. Ну, давай, давай, – приободрил он ее, заметив, что лицо Тэсс снова исказилось от боли.

После двух сильнейших схваток, во время которых Тэсс, тяжело дыша, тужилась изо всех сил, Алекс закричал:

– Успешно! Показалась головка! Еще, малышка, давай еще! – Лицо Алекса прояснилось, на его руках лежал крошечный младенец.

– Мальчик или девочка? – спросила подошедшая Бесс, у которой от ощущения того, что перед ее глазами сейчас свершилось настоящее чудо, даже слезы брызнули из глаз.

– Девочка, – сказал Алекс, на мгновение подняв глаза на Бесс, чтобы показать, что разделяет ее чувства, и тут же взглянул на Тэсс. – У тебя родилась чудесная, дочурка, Тэсс. Подойди сюда, Бесс. Помоги мне, пока я не перережу пуповину. Потом мы ее искупаем и покажем матери.

– Заставьте сначала ребенка закричать, милорд, – упрекнул его Дадли. – Ради Бога, добейтесь, чтобы она задышала!

– Она слишком скользкая, Дадли. Бесс, дай кусок ткани, я ее немного оботру.

Бесс схватила чистую тряпку и, подойдя к краю кушетки, протянула ее Алексу. Когда ее взгляд впервые остановился на крошечном тельце ребенка Тэсси – ребенке Зака, – она была поражена. Как сказал Алекс, девочка была чудесная. Каждая черта, каждый пальчик казались кукольными. Девочка вся была покрыта слоем слизи и крови, но Бесс не чувствовала отвращения. Хотя волосы ребенка слиплись, они обещали стать такими же светлыми и золотистыми, как и у Зака.

Алекс положил крошку на кусок фланели между дрожащих ног Тэсс. Он обтер ребенка и поднял его за пятки, поддерживая рукой маленькую головку с раскосыми глазками.

– Шлепни ее или сделай что-нибудь еще, Бесс, – сказал он с оттенком паники в голосе. – Заставь ее кричать. Она не должна молчать!

– Я не хочу делать ей больно, – запротестовала Бесс, – Может быть, лучше попробовать использовать ее сосательный рефлекс? – И, протянув руку, она засунула указательный палец между губами младенца. Это принесло желаемый результат. Ребенок открыл рот, глотнул воздуха и завращал ручонками, как крыльями ветряной мельницы. Потом девочка закричала, наполняя комнату чудесными звуками только что родившейся жизни.

Глава 16

Алекс рассмеялся.

– Добро пожаловать в этот мир, малышка.

На веснушчатом лице Дадли появилась широкая улыбка.

– Орет как резаная, Тэсс. Вероятно, малютка возражает против столь раннего появления на свет. Прекрасные легкие!

Тэсс улыбалась, хотя ее трясло, как тростник на ветру. Бесс помогла Алексу перерезать пуповину, а стоящая поодаль Сэдди исподтишка вытерла глаза краем передника.

После того как ребенка тщательно вытерли мокрой тряпочкой, Бесс завернула кричащий комочек в пеленку и передала девочку Дадли. Дадли обращался с ребенком с такой осторожностью, как будто она была столь же хрупка, как крыло бабочки.

– Я знаю о том, что ребенок на самом деле крепче, чем выглядит, – в замешательстве сказал он, бросив на Бесс смущенный взгляд. – Но каждый раз, когда я беру новорожденного, он внушает мне что-то вроде благоговейного трепета. А теперь, Тэсси, возьми-ка свою дочку. Ну, ну, не бойся! Тэсс протянула дрожащие руки.

– О, я не решаюсь. Меня так трясет, что я ее уроню.

– В случае чего я помогу тебе, – заверил ее Дадли.

Тэсс взяла ребенка и, прижав его к себе, бросила на девочку такой нежный взгляд, что Бесс захотелось, чтобы Зак присутствовал при этой сцене.

– Интересно, нашли ли уже Зака? – сказала она.

Тэсс посмотрела на нее широко открытыми глазами.

– Вы ведь не сказали ему о том, что родился ребенок?

– Мы послали за ним слуг именно с этой целью, – призналась Бесс, удивленная тревожным выражением, появившимся на лице Тэсс. – Ведь вы же хотите, чтобы он узнал, не так ли?

Тэсс нагнулась, поцеловала головку ребенка и начала укачивать малышку ритмичными движениями, инстинктивно знакомы каждой матери. Девочка перестала кричать и открыла глаза.

Он не хочет знать ее. Даже не хочет видеть, – тихо ответила Тэсс.

– Но почему…

– Тэсс, давай не будем затрагивать вопросы, которые нас не касаются, – сказал Алекс, тронув девушку за плечо. – Роды еще не закончились. Должно выйти детское место.

Дадли встрепенулся.

– Разве оно не вышло? – Он повернулся к Тэсс. – Вы все еще испытываете боли?

– Да, небольшие. А в чем дело? Что-нибудь не так? Я сделала что-то неправильно?

– Да нет, все правильно, Тэсс, – успокоил он ее. – Та часть, которая была соединена с пуповиной младенца, обычно при рождении ребенка всегда отделяется от тела матери. Это совершенно естественно при родах. Но у тебя она пока не показалась. Боюсь, что вам придется побыть в нашей компании еще немного.

Тэсс согласно кивнула и сосредоточила все свое внимание на ребенке, что позволило Бесс поразмыслить насчет отношений Зака и Тэсс. Даже если Зак не хочет знать дочку, он, без сомнения, ответствен за ее появление на свет и обязан позаботиться о ней. Рождение ребенка должно сильно подействовать на Зака, ведь это его дочь.

Однако Бесс должна была признать, что ничего не знает о тех неписаных законах, которые регулируют взаимоотношения между мужчиной и его любовницей. Но всем своим сердцем и душой она чувствовала, что неестественно отказываться от своей плоти и крови, в каких бы обстоятельствах ни родился ребенок.

– Он отдалялся от меня, мисс. – Бесс взглянула на искаженное душевной мукой лицо Тэсс. – Еще до того, как узнал о ребенке, он все равно отдалялся от меня. Но я не виню его за это. Для таких, как я, это обычное дело. Так должно было случиться. Он готовился к вашей с ним свадьбе, мисс, и сказал, что я ему больше не нужна. Зак никогда не хотел ребенка, и, пока это было возможно, я хранила беременность в секрете. Не сердитесь на него слишком сильно. Он любит вас.

В комнате воцарилось неловкое молчание, каждый из присутствующих был погружен в спои собственные тяжелые раздумья.

– Дадли, тебе лучше бы было подойти и взглянуть на Тэсс, – сказал через некоторое время Алекс. Хотя голос его звучал спокойно, Бесс показалось, что она заметила в нем тень беспокойства.

Дадли, так же как и Бесс, замечающий малейшие оттенки голоса Алекса, немедленно поднялся.

– Сядьте, пожалуйста, рядом с ней, мисс, – попросил он Бесс, – на тот случай, если ее руки слишком ослабнут, чтобы держать ребенка.

Бесс согласно кивнула и встала на колени возле Тэсс, которую по-прежнему сотрясала сильная дрожь.

– Вам холодно, Тэсс?

– Очень холодно, – призналась Тэсс.

Это было не слишком утешительным симптомом, особенно если учесть то, каким жарким был день. Бесс повернулась к Сэдди.

– Раздобудь еще одно одеяло, ладно?

Сэдди вышла из комнаты. В ожидании одеяла Бесс, пытаясь отвлечь Тэсс от негромкой беседы стоящих возле кушетки мужчин, затеяла с ней разговор о ребенке. Но сама она прислушивалась, и то, что ей удалось услышать, вызвало тревогу. По всей видимости, Тэсс потеряла гораздо больше крови, чем полагалось при нормальных родах. И детское место по-прежнему не появлялось. Она расслышала фразы «разрыв внутренней поверхности» и «не отходит от стенки матки». Бесс не совсем точно представляла себе, о чем речь, но Дадли, очевидно, знал, о чем говорит, и выглядел очень озабоченным происходящим.

Когда Сэдди вернулась, Дадли немедленно послал ее за горячей водой. Бесс накрыла роженицу вторым одеялом, но Тэсс по-прежнему продолжала дрожать.

– Вы лучше возьмите ребенка, мисс. Я мерзну и так дрожу, что могу выронить ее, – попросила она.

Бесс взяла ребенка и, отойдя на пару шагов, начала наблюдать за действиями мужчин. Они, казалось, пытались с помощью тряпок остановить кровотечение.

Но Тэсс уже тоже испугалась, ее лицо стало совершенно белым.

– В чем дело, Дадли? Что со мной делается? Мне так холодно!

Наклонившись, Дадли взял Тэсс за руки и улыбнулся ей.

– Ты потеряла много крови, дорогая.

Я думаю, что это произошло потому, что детское место никак не отходит. Поскольку ребенок родился слишком рано, есть осложнения, Тэсси.

– Но со мной будет все в порядке, правда ведь? Ради крошки мне надо бить сильной и здоровой. Нехорошо будет, если я слягу надолго. Мне надо вернуться на работу к миссис Торли, понимаете? Зак оставил кое-какие деньги, но я не хочу брать их. – Она тяжело вздохнула. – Мне что-то очень захотелось спать, Дадли.

Бесс заметила, что во взглядах, которыми обменялись Дадли и Алекс, проскользнул испуг.

– Вот и чудесно, Тэсси, отдыхай, дорогая, – мягко посоветовал Дадли.

– Но я слишком дрожу, чтобы уснуть, – прошептала та. – Боже мой, никогда в своей жизни я не чувствовала себя так ужасно.

Ее голос прервался, глаза закрылись. Казалось, что Тэсс заснула, хотя по-прежнему ее всю трясло.

– Черт возьми, Дадли, – раздраженно сказал Алекс, одной рукой придерживая Тэсс за колени, а другой прижимая лоскуты материи между ее ног. – Неужели мы больше ничего не можем сделать?

– Я не знаю, что тут еще можно придумать, – хрипло ответил Дадли. – Кровотечение не останавливается. Может случиться непоправимое, господин. Будем молить Господа, чтобы он пожалел страдалицу и бедную крошку, только что появившуюся на свет.

– А если кровотечение не остановится само, Дадли? – спросила Бесс ломающимся от страха голосом.

Дадли не ответил. Она видела ходившие на его скулах желваки. Он с ужасом смотрел на Тэсс, очевидно, в отчаянии от своего абсолютного бессилия.

– Эта тряпка уже насквозь, – кратко сказал Алекс. – Подай мне эту корзинку, Сэдди, и достань еще лоскутов.

Сэдди поднесла корзинку, и онемевшая Бесс увидела, как он бросил в нее несколько пропитанных темно-красной кровью комков. Сэдди была бледна как мрамор, казалось, что она вот-вот упадет в обморок. Служанка поставила корзинку возле Алекса и быстро вышла из комнаты за лоскутами, возможно для того, чтобы прийти в себя.

Бесс стало дурно. Осторожно держа девочку, она убаюкивала ее, ритмично покачивая из стороны в сторону. Но, несмотря на покой и безопасность, которые она пыталась предоставить этому, только что появившемуся на свет крохотному комочку жизни, сама Бесс чувствовала себя абсолютно беспомощной.

Вошла Сэдди, таща новую кипу чистых тряпок.

Теперь Тэсс уже не дрожала, а Алекс с угрюмым видом продолжал менять пропитанные кровью куски материи на чистые. Глядя на Тэсс преданным взглядом, Дадли по-прежнему продолжал держать ту за руки, его обычно аккуратно причесанные рыжие волосы были растрепаны, белые панталоны испачканы кровью.

– Почему она перестала дрожать? – спросила Бесс. – Это значит, что кровотечение остановилось? Она поправится? – Никто из мужчин не ответил, и сердце Бесс сжалось. – Но она ведь не…

– Пока нет, – ответил Алекс отстраненно-монотонным тоном. – Но близка к этому.

– Нет! – выкрикнула Бесс, шагнув вперед, на глаза ее навернулись слезы. – Это несправедливо! Тэсс не может умереть. Она сама еще ребенок.

– Уведите мисс Тэвисток, Сэдди, – приказал Дадли. – Своим криком мисс разбудит и напугает Тэсс. Роженице нужен покой.

– Пойдемте, мисс, – сказала Сэдди, осторожно беря Бесс под руку и таща к двери.

– Я не буду мешать, обещаю вам, – взмолилась та дрожащим голосом. – Я хочу остаться с тобой, Алекс. – И Бесс, как упрямый мул, уперлась на месте.

Сэдди повернулась к Алексу за указаниями, и тот кивнул головой, позволяя Бесс остаться, а Сэдди удалиться. Та, не оглядываясь, вышла. Алекс встал и, подойдя к тазу с водой, начал отмывать в нем окровавленные руки, ни на минуту не отрывая при этом тревожного взгляда от Бесс. Вытерев мокрые руки, он наконец-то оказался возле нее. Его крепкое объятие придало ей силы. Прижавшись к любимому, Бесс смотрела на девочку, это хрупкое создание, которое и не подозревало о том, что весь ее мир, все ее будущее в одно мгновение может превратиться в кошмар.

– Мне наплевать на то, что приказал лорд Росс, я все равно войду! – Сердитый голос Зака донесся до них сквозь дверь, и через мгновение он уже был в комнате. Позади стоял огорченный Генри, ему, очевидно, не сказали, что запрет не распространяется на Зака. Алекс успокаивающе кивнул ему, и парень закрыл дверь.

– Что тут творится, Алекс? Черт побери, ты приказываешь моим собственным слугам не пускать меня, не подчиняться мне… – При виде открывшейся перед ним сцены голос Зака прервался. Сначала он увидел Бесс, стоящую с маленьким свертком на руках. Ее за плечи обнимал Алекс, измученное и печальное выражение исказило их лица. При виде распростертой на кушетке Тэсс и стоящего рядом с ней коленопреклоненного, как на молитве, Дадли его глаза расширились.

– Тэсси? – Зак внезапно охрип, в голосе прозвучали недоверие и ужас. В страхе Зак неуверенно подошел к кушетке и встал над Тэсс. Но при виде ее мертвенно-бледного, искаженного страданием лица и корзинки, наполненной окровавленными кусками материи, он опустился на колени.

– Тэсси? – повторил он, протягивая руку и касаясь ее.

Тэсс слегка шевельнулась и открыла глаза, затуманенные пеленой небытия.

– Зак, это ты?

Дадли повернулся и сказал почти свирепым тоном:

– Я уйду, но если вы посмеете обидеть ее, мистер Закери, то вам придется ответить перед Богом. – Слуга осторожно освободил свою руку из ее слабых пальцев и, отойдя к окну, начал наблюдать за тем, как фиолетовые предзакатные тени неуклонно наползали на лужайку перед домом, охлаждая, затуманивая, окутывая зелень травы непроницаемым саваном. И, точно так же, надвигающаяся смерть наползала на бледные щеки Тэсс, превращая тонченные черты лица в белоснежную фарфоровую маску, делая маленькие, деликатные пальцы негнущимися и холодными как лед.

Склонившись над Тэсс, Зак сжал ее руку в своей и устремил на нее тревожный и любящий взгляд.

– Тэсси, милая, я же не знал… Не думал, что ребенок появится так скоро.

– Она родилась раньше срока. Ей слишком не терпелось, – еле слышно прошептала Тэсс. На ее лице появилась слабая, потусторонняя улыбка, которая тут же исчезла, на угасающие глаза навернулись слезы. – Извини меня, Зак. Я не хотела тебя сердить, а только мечтала быть с тобой… Я так люблю тебя. Какой я была глупой…

– Тэсс, не надо, прошу тебя! Не надо, Тэсси! – молил Зак, хватая ее за плечи. – Господи, пощади ее! Я люблю тебя, Тэсси, люблю только тебя одну! – кричал он, прижимая ее к себе.

Тэсс вздохнула и, подняв руку, жестом последней ласки запустила пальцы в его длинные золотистые волосы. Зак укачивал ее, все время приговаривая:

– Я люблю тебя, Тэсси, я люблю тебя… – Глаза девушки светились такой радостью, как будто на нее спустилась благодать Господня.

Повернув лицо к Заку, она уткнулась ему в шею. Вдруг ее рука безвольно упала, и Бесс поняла, что несчастная ушла из этого мира.

Следующие несколько часов прошли для Бесс как в тумане. Последняя оставшаяся в памяти сцена – это Зак, исступленно прижимающий к груди мертвую Тэсс.

В спальню ее проводила Сэдди, ребенка унесла горничная. Бесс приказала ей как можно скорее найти кормилицу, а до этого напоить малышку теплым козьим молоком с сахаром. Когда-то она слышала, как подобный совет давали одной женщине, у которой пропало молоко. Сэдди помогла Бесс снять платье и уложила ее в постель, где та немедленно провалилась в забытье.

Когда Бесс проснулась, она обнаружила рядом с собой Алекса, сидящего на кровати и пристально смотрящего на нее. Комната была освещена только стоящим на столике подсвечником с тремя свечами. Их колеблющийся неверный свет отбрасывал мрачные тени на светлые стены. Увидев, что Бесс проснулась, он улыбнулся и, наклонившись, легко поцеловал ее в губы.

Прежде, чем Алекс успел выпрямиться, Бесс схватила его за плечи и быстро притянула к себе. Он запустил пальцы ей в волосы, и они приникли друг к другу, черпая взаимную силу. Рядом с ним она чувствовала себя так тепло, так надежно. На этой земле он был для нее крепким якорем, надежной гаванью во время бури, ее любовью, ее жизнью.

Наконец, Бесс откинулась обратно на подушку и взглянула на него. Они не расцепили рук, пристально глядя друг другу в глаза. Несмотря на напряжение последних часов и усталые тени под глазами, Алекс показался Бесс божественно красивым. После внезапной смерти Тэсс Бесс еще больше оценила любовь Алекса.

– Как он там?

Нежная улыбка сползла с лица Алекса, его обеспокоенный взгляд остановился на их сцепленных пальцах.

– Он очень страдает. После того, как мне удалось оторвать его от Тэсс, он дал отвести себя в свою комнату. Потом я дважды входил к нему. Он лежал на постели. Не понял, спал он или нет, но я побоялся его беспокоить. – Алекс тяжело вздохнул. – Однако пора будить братца, спит он или предается горю, пора ему вставать. Необходимо принять решение о похоронах Тэсс, и только он может это сделать. – Алекс помолчал, потом взглянул на Бесс. – Он чувствует вину за ее смерть, понимаешь?

– Бедный. Его можно понять, – сказала Бесс.

– Значит, ты считаешь, что он виноват?

– Нет, не совсем. Он, конечно, вел себя глупо и эгоистично, но, пожалуй, его поведение, каким бы плохим оно ни было, вряд ли сильно отличалось от поведения большинства мужчин, которые могли бы оказаться на его месте. Зря Зак думал, что Тэсс недостойна его. Оба любили друг друга, а были несчастны. Он погубил ее, это ясно. Судьба наказала его.

Алекс согласно кивнул.

– Я не знал, что она так молода. И настолько чиста. Теперь мне понятно, почему Зак так мучился в последнее время. Он не мог сделать выбор и от этого не находил себе места.

Что ты имеешь в виду, Алекс?

– После случая в руднике он понял, что слишком сильно любит ее. Чувствовал, что его привязанность и обязательства перед тобой отошли на второй план по сравнению с любовью к Тэсс. Это беспокоило Зака, и, кроме того, один его приятель женился на своей любовнице и стал несчастным. Зак не хотел повторить его ошибку. Он говорил мне, что скоро бросит Тэсс. Но я собирался сообщить ему о нас до того, как он это сделает. Когда Зак узнает, думал я, что ты не намерена выходить за него замуж, ему, может быть, не захочется порывать с Тэсс. Но он оказался слишком нетерпелив, уехал на свидание с ней прежде, чем я получил возможность все объяснить и в первый раз узнал о ее беременности. Для него это был сильный удар. Вероятно, он и застал нас вместе именно потому, что пришел ко мне в комнату, желая обсудить эту проблему. Алекс с сожалением покачал головой. – А с этого момента для него все вообще пошло наперекосяк.

– А почему ты не рассказал мне о Тэсси, Алекс?

Алекс пожал плечами и отвернулся.

– Думаю, что не желал причинить тебе боль. Мне не хотелось использовать Тэсс как источник раздора между тобой и Заком. Я хотел, чтобы ты разорвала помолвку с Заком по одной-единственной причине – из-за любви ко мне. Все остальные способы разлучить вас были бы нечестны. – Алекс вновь посмотрел ей в лицо. – Ты на меня сердишься, Бесс? Или, может быть, на Зака? Он не хотел…

– Нет, я не обижена ни на кого из вас. Мне понятно твое нежелание говорить о Тэсси. Думаю, я понимаю, почему Зак завел любовницу. Он очень влюбчив и очень любит женщин. Удивительно только, что я не поняла этого. Кроме того, я настолько устала от всего, что не хочу больше обсуждать наши отношения. Но, если честно, мне страшно за Зака. Боюсь, он никогда не простит себе смерть Тэсс. Ее гибель похожа на смерть его матери, а это для него ужасно! – Бесс с сожалением покачала головой, ее волосы, словно нимб, разметались по подушке. – Вероятно, теперь ему может помочь только один Бог.

– Господь поможет Заку справиться с этой бедой, он не оставит его. Но мы забыли еще об одном человеке…

– Ты имеешь в виду Дадли? Мне показалось, что он слишком интересовался Тэсс, не так ли?

– Нет, не Дадли, хотя он действительно был влюблен. Я говорю о ребенке. Как ты думаешь, что Зак собирается с ней делать? Считаешь, что он не примет ее? Девочка постоянно будет напоминать ему о Тэсс. Вряд ли он вынесет это. Он побоится возненавидеть малышку, как когда-то невзлюбил его наш отец.

– Мне кажется, что Зак поступит как раз наоборот. Алекс, ведь он отлично знает, какой несправедливой и нелогичной может оказаться подобная ненависть. Пострадав от глупой ненависти отца, Зак, несомненно, не поступит так со своим ребенком.

– Логика и эмоции, голова и сердце – вечный конфликт, моя дорогая Бесс. Зак непредсказуем.

– Но как в таком случае он поступит? Девочка не должна попасть в воспитательный дом, Алекс! Если он не сможет оставить ее, то должен отдать…

Бесс остановилась, внезапно вспомнив о том, что Алекс так и не попросил ее выйти за него замуж. А ей не хотелось казаться самонадеянной. Но, по правде говоря, ее уже начала беспокоить эта неизвестность. В том, что он любит ее, она не сомневалась – чувствовала всем своим сердцем. Но, может быть, теперь, после того, что было, ему уже не хочется жениться на ней? Может быть, он считает, что женитьба внесет в его жизнь слишком большие перемены. Может быть…

– Почему ты не закончила фразу, любовь моя? – спросил Алекс, слегка паклонив голову набок и вопросительно подняв бровь. – Почему у тебя такой вид, будто весь мир рухнул? Ты должна рассказать мне. Мужья и жены должны рассказывать друг другу обо всем, разве ты не знаешь? Во всяком случае, у нас будет именно так.

Бесс с трудом поверила своим ушам. Она почувствовала себя на седьмом небе, на лице ее появилась улыбка облегчения.

– О Алекс, какой ты ужасный и чудесный человек! Ты только что заново возродил меня!

На улыбку Бесс Алекс тоже ответил улыбкой, правда мимолетной.

– Я не понимаю, Бесс. Почему я одновременно и ужасный и чудесный и каким образом помог тебе возродиться?

– Неужели ты не понимаешь, что только что впервые упомянул о женитьбе, говоря о нас с тобой? Боже мой, я ведь до сих пор не знала, хочешь ли ты жениться на мне, дорогой. И не решалась гадать…

На лице Алекса появилась недовольная гримаса.

– Господи, Бесс, как ты могла подумать, что я способен на дурной поступок? – резко сказал он. – Ты моя лучшая половина, половина, которую я искал всю жизнь. Не думала же ты, что я затеял простую интрижку, а? Не знаю, будешь ли ты любить меня к тому времени, как мы оба состаримся, но хочу иметь тебя рядом с собой. Я люблю тебя, Бесс. Теперь я достаточно ясно выразил свои намерения?

Бесс тихо рассмеялась.

– Да, да. Восхитительно, убедительно и достаточно ясно. Но как насчет моей матери? Она здесь? Знает ли… обо всем? Попросил ли ты у нее моей руки?

Алекс печально улыбнулся.

– Да, твоя мать здесь. Она вовсе не считает меня негодяем. – Слегка подвинувшись на кровати, он продолжил более серьезным тоном: – Она согласилась на наш брак. Однако это согласие далось ей нелегко – при шлось выпить целый пузырек лауданума. Что ж, ее можно понять. Всего за несколько часов дочь нашла другого жениха. Мамочке нужно время, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам.

Бесс кивнула, но ничего не сказала, надеясь на то, что он возобновит разговор о ребенке Зака.

– Тебе не дает покоя девочка, не так ли? – догадался он. – Я знаю, что ты надумала. Ты решила, что Зак должен отдать ребенка на воспитание нам, правильно?

В сердце Бесс поселилась надежда, – Правда. Я думаю, что это выход из создавшегося положения. Заку не придется отдавать крошку в чужие руки, у него не будет мучительного выбора. – Она стиснула руки и умоляюще посмотрела на Алекса. – Скажи, что ты думаешь так же, дорогой. Я не вынесу, если этой крошке будет отказано в счастливой, обеспеченной жизни только из-за того, что ее отец бросил ее мать. Никто и не узнает, что она не наша дочь. Мы можем пожениться здесь и отправиться в длительное свадебное путешествие, а по возвращении в Англию отнять несколько месяцев от ее реального возраста. Мне кажется, что сделать это будет легко – она такая маленькая. Роды оказались преждевременными, да и Тэсс была хрупкого сложения. Думаю, мы сможем назвать девочку своей, не вызвав никаких подозрений, Алекс.

– Ей-Богу, Бесс, ну ты и хитрюга! – удивился он. – И так все тщательно продумала. Есть, правда, одно «но»… Здешние слуги все прекрасно знают. Какая-нибудь нелепая случайность, и все узнают, что наша дочка на самом деле незаконнорожденное дитя Зака. И возможно, это откроется не сразу, а спустя многие годы, когда мы с тобой будем чувствовать себя абсолютно спокойно и считать, что обманули всех. И вдруг в тот момент, когда мы соберемся представить ее ко двору и устроить бал, правда выйдет наружу. Представляешь? Для девушки это будет такой удар, от которого она может не оправиться всю жизнь. Не лучше ли держать ее в воспитательном доме неподалеку отсюда?

Бесс обдумала эту проблему, потом сказала:

– Никто не сможет утверждать, что она дочь Тэсс и Зака, если вес будут уверены в том, что ребенок умер в тот же день и похоронен вместе с матерью.

Алекс удивленно поднял брови.

Ты предлагаешь, чтобы мы сказали всем, что она находится в гробу вместе с Тэсс?

– Да, – ответила Бесс, не моргнув глазом.

– Даже викарию?

– Да, и викарию. Он самый большой сплетник в Корнуолле. Если он узнает по секрету о том, что в могиле кроме Тэсс лежит еще и ребенок, то историю о смерти малышки узнают все. – Увидев, что Алекс по-прежнему колеблется, Бесс мягко добавила: – Бог простит нас. Он увидит, как мы любим девочку, как заботимся о ней. Это загладит нашу вину.

Алекс нерешительно кивнул.

– Надеюсь, что загладит. 4В настоящее время я не расположен портить отношения с Господом Богом. Чувствую себя слишком благодарным ему, слишком одаренным им. – Он поднял руку и ласково провел пальцем по ее щеке. – Предоставим решать это Заку, дорогая.

Глава 17

Стоя за дверью спальни Зака, Алекс старался собраться с духом. Было уже почти одиннадцать и Зак не выходил из спальни уже несколько часов. Но при такой жаре следовало похоронить Тэсс на следующий же день, и Зак должен был отдать необходимые распоряжения. Распоряжения, на которые Алекс не имел права. Судя по душной ночи, день обещает быть очень жарким, и тело умершей необходимо побыстрее предать земле.

Скользнув пальцами по небритому подбородку, Алекс усталым жестом потер виски. Сегодня у него был чертовски трудный день, один из тех, которые, как он надеялся, не повторятся больше никогда. Алекс очень тяжело пережил безвременную смерть Тэсс, хотя от их первой встречи до ее гибели прошло не больше двух часов. Теперь он мог понять, почему все последние недели Зак так скучал по Тэсс. Вся беда в том, что брат не понимал, что чувство, которое он испытывает к Тэсс, было настоящей любовью, до тех пор, пока не стало слишком поздно.

Алекс поблагодарил Бога за то, что ему удалось найти Бесс и понять, какое чувство он к ней испытывает. Бесс… Алекс закрыл глаза и представил себе ее в том виде, в котором она больше всего нравилась ему. В розовом платье, с распущенными волосами и устремленным на него любящим взглядом голубых глаз. Одна мысль о ней привела его в хорошее настроение – Бесс была для Алекса оазисом в полной забот и беспокойств пустыне жизни.

Наконец он вспомнил, для чего стоит здесь, под дверью Зака, и громко постучал в нее.

Брат не ответил на стук, но Алекс и не ожидал другого.

– Зак, – позвал он, подойдя к двери плотную! – Мне надо поговорить с тобой. Понимаю, что тебе хочется послать меня к черту, но есть вещи, о которых нам надо договориться сегодня… это касается Тэсс.

Тут он услышал голос Зака.

– Входи.

Войдя в комнату и закрыв за собой дверь, Алекс оказался в полной темноте.

Когда его глаза немного привыкли к мраку, он смог различить окружающие его предметы, тускло освещенные лунным светом, пробивающимся сквозь узкое окно. Перед открытым окном стояло кресло, в котором и сидел Зак, профиль которого выделялся на тусклом фоне залитой светом равнины. Зак сидел совершенно неподвижно, и эта неестественно спокойная фигура производила мрачное впечатление. Уныние нависло над ним подобно облакам в пасмурный зимний день.

– Ты не против, если я зажгу свечу? Иначе я могу сломать себе ногу или шею. Почему ты сидишь в темноте? – Алекс пытался говорить своим обычным тоном, шутливо, по-старому, как они разговаривали друг с другом до случившейся сегодня трагедии. Но тут же понял, что бодрый голос звучит глупо и что Зак может подумать, что он вкладывает в его затворничество больше смысла, чем это было на самом деле.

– Нет, мне не хочется, чтобы ты сломал себе шею, – ответил Зак бесстрастным тоном. – На сегодня хватит смертей. Бог свидетель, я никогда больше не буду виновником чьей-нибудь гибели. Если тебе так хочется, брат, зажги свечу. На каминной полке стоит подсвечник.

Обдумывая достойный ответ на мрачные слова Зака, Алекс осторожно миновал еле заметную в темноте мебель и подошел к каминной полке, на которой обнаружил канделябр и рядом с ним трутницу. Он зажег одну свечу и собрался было зажечь и другую, когда Зак сказал:

– Только одну, если ты не против. Темнота меня устраивает. Она – точное отражение того, что творится в моей душе.

Услышав это, Алекс понял, что Зак хочет поговорить откровенно. Он обвел глазами комнату, заметил стоящее у стены кресло и сел, поставив канделябр на пол между собой и братом.

– Зак, чего ты достигнешь, если будешь продолжать сидеть вот так, в темноте. А что касается твоей души, то она вовсе не так мрачна, как та темнота, которую ты накинул на себя, как плащ. Может быть, душа твоя страдает, полна тоски, ранена, но когда-нибудь счастье вновь улыбнется тебе. Ты исцелишься, найдешь свою судьбу и дашь счастье кому-нибудь другому, я обещаю тебе.

Зак покачал головой, и от этого движения пламя свечи отбросило на его лицо странные танцующие тени.

– Я не заслужил счастья. Еще одна молодая женщина погибла при родах по моей вине. Сначала умерла моя мать, а вот теперь Тэсси… она умерла тоже. Я проклят, Алекс, проклят!

– Что за дурацкие слова…

– Из-за моей беспечности едва не погибла Габби, а потом я чуть не убил тебя. Боже мой, Алекс, я хотел задушить тебя! Тебе не кажется, что это говорит о черноте моей души?

– Ты находился в гневе, и у тебя для этого имелись основания. Я не должен был ложиться с Бесс в постель. В глубине души я понимал, что мы поступаем по отношению к тебе несправедливо. Даже несмотря на то, что мы с Бесс сильно влюбились друг в друга, нам нужно было подождать. Мы давно должны были рассказать тебе обо всем…

– Ты действительно собираешься жениться на ней? – быстро перебил его Зак, в первый раз выказав хотя бы какой-то интерес к тому, что говорил ему Алекс.

Алекс в недоумении поднял брови.

– Разумеется, собираюсь. Других мыслей у меня никогда не возникало. Неужели ты считаешь меня негодяем, думаешь, что я могу воспользоваться благосклонностью девушки и потом не попросить ее руки? Да вы что, сговорились? Только что она сама спросила меня о моих намерениях! Наша братская дружба не должна пострадать из-за Бесс. Ты не знаешь, как много для меня значат наши отношения. Я люблю тебя, Зак, и Бесс тоже любит тебя…

– Как брата, – тихо закончил Зак.

Помолчав, Алекс сказал:

– Да, как брата. И бьюсь об заклад, что ты тоже понимаешь, что любил Бесс скорее как сестру, чем как будущую жену.

Зак отвернулся к окну.

– Да, любовь к женщине, которую тебе назначили в жены, это совсем другое. Такую любовь я испытывал к Бесс. Именно столько любви, сколько положено. Знаешь, я оказался трусом. Испугался осуждения света. Но больше всего я испугался силы своего собственного чувства. – Он замолчал, но Алекс видел, как беспокойно двигаются его пальцы, лежащие на подлокотнике кресла. – До сегодняшнего дня я никогда не говорил Тэсс, что люблю ее. Не хотел сдаваться на ее милость, понимаешь? Но я действительно любил ее, Алекс, любил больше жизни.

Алекс увидел, что Зак весь дрожит от волнения, и попытался успокоить его.

– И все же перед тобой вся жизнь, безграничные возможности. У тебя есть дочь, которой требуется твоя забота и внимание. Ты должен вновь повернуться к людям, ведь научился же ты за последние несколько недель заниматься хозяйством.

Зак глубоко вздохнул.

– И первой моей обязанностью являются похороны Тэсси. И зачем только я повстречал ее тем декабрьским вечером? Она была бы сейчас жива.

– Черт возьми, Зак, прекрати это! – крикнул Алекс, беспокойство которого по поводу меланхолии и самобичевания Зака начало возрастать. – Я не желаю больше слушать твое нытье. Оно мне омерзительно, ты же мужчина! Когда ты проклинаешь себя, ты проклинаешь любимого мной брата, в которого я безгранично верю и которого столь же безгранично люблю. Ты унижаешь самого себя, а должен быть выше горя. Начинай новую жизнь прямо сейчас. Тебе, конечно, больно и будет горько еще долгое время, но ты обязан перебороть это.

Наклонившись вперед, Зак опустил голову на руки. Время тянулось бесконечно, но Алекс терпеливо ждал, давая Заку время найти в глубине души силы для того, чтобы жить дальше. Он знал, что такая борьба бывает долгой и трудной, но он должен заставить Зака бороться и победить. Он любил брата и не мог ставить его в беде.

Наконец Зак поднял голову, и Алекс заметил на его щеках следы слез.

– Я хочу, чтобы Тэсс обязательно была похоронена здесь, в Пенкерроу – Зак замолчал, ожидая реакции брата.

– Конечно, конечно, – быстро согласился Алекс. – Не вижу в этом никаких проблем.

В Пенкерроу хозяин ты.

– И неважно, какие разговоры могут пойти по тому поводу, что я похороню в Пенкерроу свою любовницу. Они ведь не позволят, чтобы на приходском кладбище она нашла свое успокоение в хорошем месте, а предадут ее земле в каком-нибудь углу, предназначенном для бедняков. Социальная разница соблюдается и после смерти. Но я не помещу ее рядом с дедом, ей будет не по себе рядом с ним. В дальнем углу кладбища, возле старой фамильной часовни, стоит высокий каштан. Там много зелени, место хорошо защищено от дующих с равнин ветров. Тэсс там понравится.

– Значит, решено. Назначим церемонию на завтрашнее утро?

– Ей нужен подходящий гроб. Я не хочу хоронить ее в наспех сделанном ящике, Алекс.

– Я велел Дадли заняться похоронами и, кроме того, пригласил на завтра священника.

Нам надо будет только сообщить ему точное время и место, где будет проводиться служба.

– И викарий Брэдфорд не отказался от присутствия на похоронах Тэсс?

– Не рискнул. Дадли может быть очень горяч, когда дело касается его чувств.

– Да, сегодня я это заметил. Кроме того, я полагаю, наш добрый викарий не посмел отказать лорду Россу и его брату. Но я хочу, чтобы на похоронах присутствовали только Бесс, Дадли и я сам. Больше ее никто не знал. Мне не хочется, чтобы над телом Тэсс проливались фальшивые жалостливые слезы.

Как пожелаешь, брат. – Алекс откинулся на спинку кресла и заложил ногу за ногу.

– Но что мы будем делать с девочкой? Ты подумал об этом? У меня есть одно предложение…

– Как ни странно, но я думал о ней. И знаю, чего бы мне хотелось для малютки. Если она останется в этих местах, то у нее не будет никаких шансов. Смогу ли я стать для нее настоящим отцом, ведь рядом со мной не будет женщины, которая могла бы помогать мне в этом. Не жениться же мне только для того, чтобы у девочки была мать. Я хотел бы, чтобы вы с Бесс взяли ее с собой в Суррей и воспитали, как свою дочь.

Алекс облегченно вздохнул.

– Мы с Бесс надеялись именно на это. Но уверен ли ты в том, что хочешь этого, Зак? Она ведь твоя дочь.

– Именно поэтому я и хочу, чтобы ее судьба сложилась как можно счастливее. Тэсси было отказано во многом, и ее презирали за то, чего она не имела. У Виктории должны быть все возможности, которых не было у Тэсс.

– Виктория?

– Да, я решил назвать малютку Викторией. Мне всегда нравилось это имя.

– Виктория так Виктория, – охотно согласился Алекс.

– Но как сохранить в тайне, кто ее настоящие родители? Должен признаться, я совершенно не в состоянии придумать, каким образом можно осуществить это.

– У Бесс есть план, и ты можешь согласиться с ним или нет, – осторожно начал Алекс. – Выслушай меня, брат. – И Алекс вкратце рассказал ему о том, что задумала Бесс: объявить о смерти девочки и сказать всем, что она похоронена вместе с матерью в заколоченном гробу. Потом Алекс с Бесс и ребенком уедут в длительное свадебное путешествие в Италию. А когда они вернутся в Суррей, все будут уверены, что это их дочка.

– Даже викарий не должен знать правды. Ему мы тоже скажем, что ребенок мертв, – добавил Зак.

– А не губим ли мы свои бессмертные души, Зак? Морочить голову викарию – это ведь большой грех.

– Для того чтобы исправить то, что я считаю страшной несправедливостью, я солгал бы даже самому королю.

– Что и произойдет, когда мы с Бесс представим в свое время Викторию ко двору, как свою дочь, – задумчиво сказал Алекс.

Зак пожал плечами.

– Знаешь, меня это не волнует. Я хочу, чтобы она имела все, чего была лишена ее мать, все, чего хотела бы для нее сама Тэсси.

– А ты думаешь, что Тэсс хотела бы, чтобы ее дочь разлучилась с тобой, ее родным отцом? Мне кажется, что она больше всего, больше даже, чем богатства и высокого социального положения, желала бы, чтобы ее дитя любили и лелеяли в кругу семьи. Может быть, сейчас ты так не думаешь, но когда-нибудь женишься. У Виктории будут братья и сестры…

– Я никогда не женюсь. Но даже, если это и случится, то между Викторией и другими детьми всегда будет пропасть. Нет, я хочу для Виктории счастья, а для этого мне придется отказаться от нее. Пусть будет так. Кроме того, я ведь ей стану дядей Заком и смогу регулярно навещать Окли-холл и видеться с ней. Ты ведь сделаешь мне такое одолжение, не так ли?

– По-другому не может и быть. – Рука Зака покоилась на подлокотнике кресла, и Алекс положил на нее свою ладонь. – Господи, Зак, я уже боялся, что снова потеряю – Голос Алекса прервался.

– Напрасные надежды, брат, – шутливо ответил Зак, хотя его голос от волнения звучал хрипло. – Ты и я связаны на всю жизнь.

– А Бесс? Если ты простил меня, я молю Бога, чтобы ты простил и Бесс, – рискнул сказать Алекс.

Лицо Зака на мгновение омрачилось. Потом он сказал:

– Я всегда любил Бесс и думаю, что буду любить до самой смерти. Мне кажется, что теперь я понимаю свои чувства к ней гораздо лучше. И действительно желаю ей самого наилучшего.

– Ты скажешь ей это? – спросил Алекс.

– Да.

– Она ждет в своей комнате. Может быть, я пойду и позову ее? Или ты хочешь подождать до завтра?

Зак тихо вздохнул.

– Нет, я хочу помириться с Бесс сегодня же ночью.

Алекс собрался уже уходить, но Зак остановил его.

– Принесите с собой и девочку. Я хочу взглянуть на нее.

Алекс кивнул и, выйдя из комнаты, через несколько минут вернулся с Бесс и ребенком. За это время Зак зажег еще несколько свечей и сделал попытку привести в порядок одежду и волосы. Он поджидал их стоя, с немного наигранным спокойствием, опершись плечом о каминную полку.

Когда Бесс вошла в комнату, глаза Зака остановились сначала на ней, а потом на маленьком свертке, который она держала в руках.

Чувствовалось, что Бесс робеет в присутствии Зака – в первый раз за все время их длительного знакомства. В их отношениях столь многое изменилось… Оставаясь в стороне, Алекс видел, как она медленно подошла к Заку, который не отрываясь смотрел на дочку, завернутую в одеяльце.

– Здравствуй, Бесс. – Оторвавшись от полки, он шагнул ей навстречу и улыбнулся.

– Что это у тебя?

Бесс, приняв шутку, протянула ему сверток.

– Почему бы тебе не посмотреть самому. Возьми ее на руки.

Зак помедлил, на его лице была написана крайняя нерешительность.

– Не знаю, нужно ли это.

– Почему? Все равно она должна привыкать к рукам дяди Зака. И мне кажется, что ты будешь бессовестно баловать ее при первой же возможности.

Зак был совершенно покорен, абсолютно очарован этим крохотным человеческим существом. И Алекс понял, что ради брата, ради Бесси он без колебания отдаст часть себя ребенку Зака. Его забота, его имя защитят бедную малютку и помогут ей прожить счастливую жизнь.

Поймав взгляд Бесс, он понял, что она испытывает такие же чувства, и был рад этому.

Поздней ночью Дадли отвез ребенка к кормилице. Наняли еще одну женщину, которая должна была ухаживать за малышкой до тех пор, пока Алекс и Бесс не смогут забрать се в Италию. За молчание обеим женщинам хорошо заплатили. Всем слугам Пенкерроу на следующее утро сообщили, что ребенок ночью умер, и что его положили в гроб, в объятия матери.

Эта ложь прозвучала вполне достоверно, и в нее было легко поверить. В конце концов, ребенок родился семимесячным. Бесс до сих пор боялась, что, несмотря на достаточно крепкое сложение, девочка может неожиданно умереть от какой-нибудь случайности. Но малютка родилась забиякой. Казалось, она была полна жизненной энергии. И Бесс благодарила за это Бога.

Приколов брошь с камеей к лифу платья Тэсси и, в последний раз нежно и с сожалением посмотрев на нее, Зак сам заколотил гроб. Хотя у него было искушение оставить гроб открытым до последнего момента, чтобы иметь возможность взглянуть на Тэсси, он побоялся, как бы кто-нибудь из прислуги, проходя по коридору, не заглянул в гостиную, чтобы посмотреть на покойницу, и не обнаружил, что ребенка рядом с матерью нет.

Когда на следующее утро Бесс вышла в гостиную, она обнаружила, что се план оказался разыгранным как по нотам. На лице викария, прибывшего в дом ровно в девять, было написано плохо скрываемое благочестивое отвращение к греховной жизни Тэсс. Услышав о том, что Бог прибрал к себе и ребенка, он только ханжески и понимающе поджал губы и покивал головой.

Бедные заблудшие души, – сказал он и с прискорбием поцокал языком, искусно давая этим понять, что Тэсс и ее ребенок получили по заслугам.

Бесс поблагодарила Господа, что Зака при этом не было, и тот не мог услышать этих ханжеских слов. Он спустился из своей комнаты только к моменту выноса гроба. По обе стороны от Зака, взяв его под руки, шли Бесс и Алекс. Они часто встречались друг с другом глазами, в которых можно было прочитать любовь, поддержку, горе и надежду.

На Бесс было то же черное шелковое платье, что и в день похорон Честера Хейла, платье, в котором ее в первый раз увидел Алекс. Тот день был отмечен концом одной жизни и началом будущей жизни Бесс.

Они обогнули каменную стену, достигли решетчатых ворот, ведущих на семейное кладбище. Тут Зак остановился. Решетка ворот была оплетена вьющейся жимолостью.

Зак тщательно выбрал три изящные веточки, сделал из них маленький букетик и, вытащив из кармана кусок ленты, связал вместе, внимательно проследив за тем, чтобы узел оказался с правой стороны. Бесс знала о поверье, связанном с букетиками жимолости, Зак когда то говорил ей о нем. Если узел был завязан с правой стороны, это означало, что получатель букета обладал очарованием цветка.

Далее Зак пошел один, а Алекс и Бесс следовали за ним, прильнув друг к другу. В это ясное, жаркое августовское утро особенно отчетливо ощущалась боль, испытываемая Заком от потери своей любви, и это делало их еще более благодарными судьбе за то чувство, которое связывало их друг с другом.

Когда показалась черная яма вырытой могилы и груда жирной корнуолльской земли, Бесс поняла, сколь близок каждый человек к земле, как при жизни, так и после нее. Слуги, несшие гроб Тэсс, приготовились опустить его в могилу, обвязав двумя толстыми, крепкими веревками.

В тот момент, когда гроб коснулся дна могилы, Зак выступил вперед и положил свой букетик на крышку, аккуратно повернув его узлом вправо. Несколько минут он стоял молча, сцепив пальцы, на лице его было написано полное опустошение.

По крышке гроба гулко застучали комья земли.

Дующий с торфяных равнин ветерок развевал ленты простой черной шляпки Бесс и играл подолом ее юбки. Как только могила была готова и слуги отошли, викарий открыл свой молитвенник и, не заглядывая в него, начал говорить:

– Боже, прими сестру нашу, Мэри Терезу Кенпенни, и безмянное дитя ее, ибо покинули они наш грешный мир. Краток век человеческий, расцветает и увядает он, словно цветок полевой, не остается от него следа на земле. Но простирается десница Божья на тех, кто чтит Господа и Писание Его, исполняет заветы и заповеди Господни…

Звучному голосу викария Брэдфорда аккомпанировал щебет птиц, и Бесс, может быть впервые за свою жизнь, задумалась о загробной жизни и горячо помолилась за то, чтобы всепрощающий Господь принял Тэсс под свою милосердную руку.

– …Крепок престол Господен на небесах и безгранична власть Его над всем сущим. Взываем к милосердию Твоему, Всемогущий, и предаем земле прах сестры нашей, Мэри Терезы Кенпении, и безымянного дитя ее. Прими их души. Из праха создан человек, в прах он и обратится. Благодарение Богу нашему, дарующему бессмертие небесное через Господа нашего Иисуса Христа. Тело, похороненное в земле, тленно, душа, которая воскреснет, бессмертна. Аминь.

Окончив службу, викарий тут же удалился, вскоре за ним последовали и все остальные, кроме Зака.

Не успели Бесс и Алекс миновать ворота, как увидели идущих им навстречу по тропинке миссис Тэвисток и Габби. Миссис Тэвисток выглядела смущенной и сильно обеспокоенной. Габби держала ее за руку, похоже было, что она почти тащила мать за собой.

– Извините, пожалуйста, – незамедлительно начала объясняться миссис Тэвисток. – Я знаю, что Закери не хотел, чтобы я и Габби присутствовали на похоронах, но стоило ей увидеть возвратившегося в дом викария, как она настояла на том, чтобы мы присоединились к вам. Не знаю, почему ей так захотелось этого. Не думаю, что она вообще понимала, что творится вокруг, но дочка надоедала мне до тех пор, пока я не уступила.

– Я хочу повидать Зака, – решительно потребовала Габби. – Ему очень грустно, и мне хочется быть с ним.

– Не знаю, Габби, – нерешительно произнесла Бесс. – Иногда люди хотят остаться одни, особенно тогда, когда им бывает грустно.

– Но я могу помочь ему, – настаивала Габби с умоляющим взглядом, который мог бы разжалобить самое жестокосердное существо на свете. – Теперь, когда ты выходишь замуж за лорда Росса, лучшим другом Зака остаюсь я. Пожалуйста, Бесс…

Подумав еще немного, Бесс кивнула в знак согласия, и Габби побежала к Заку. 4Бесс полагала, что, если общество девочки придется тому не по душе, Зак сможет найти способ отослать ее обратно в дом. Она наблюдала за тем, как Габби подошла к Заку и заглянула ему в лицо. Он казался настолько погруженным в свое горе, что едва ли ощущал происходившее вокруг него. Габби взяла его за руку. Зак взглянул на нее, и, к своему огромному облегчению, Бесс увидела, что искаженное горем лицо смягчилось.

– Она имеет к нему подход, – заметил Алекс.

– А он к ней, – согласилась Бесс. – Может быть, со временем она поможет ему излечиться.

Глава 18

В итальянской деревушке Позитано весну 1822 года всегда будут вспоминать как необычайно теплую и мягкую, к тому же нагрянувшую совершенно неожиданно. В одно такое чудесное апрельское утро Дадли наблюдал с веранды за Бесс и Алексом, прогуливавшимися рука об руку по пляжу и наслаждающимися бликами солнца на сапфировых водах залива Салерно. Веселый, мокрый Шедоу бежал вслед за ними вдоль границы прибоя, гоняясь за чайками и преследуя лизавшие песок пенистые волны.

На Бесс было белое платье, волосы распущены и свободно падали на спину, в руках она держала украшенный оборками зонтик, защищая свой склонный к появлению веснушек нос от жгучего итальянского солнца. Алекс расстегнул свободную белую рубашку, рукава которой развевались на ветру.

Они являли собой воплощение счастливой семейной пары – их темноволосые головы склонились друг к другу в тихой, интимной беседе, и спокойная улыбка на губах его светлости говорила об удовольствии, которое он получал, поддерживая за талию свою стройную жену. Их манера держать себя казалась естественной и элегантной, они были счастливы и удовлетворены жизнью.

Однако, хотя Дадли очень не любил прерывать утреннюю прогулку, он все-таки решил привлечь внимание господ.

– Милорд? Миледи? – размахивая руками, кричал он до тех пор, пока Бесс не повернулась и, заметив его нетерпеливую жестикуляцию, не сказала об этом Алексу. Теперь они уже оба смотрели на него, и было видно, что милорд раздосадован. Однако, несмотря на недовольство Алекса, они направились к вилле.

– Дадли, если ты, шельмец, оторвал нас от столь приятного времяпрепровождения по пустяку, я буду крайне недоволен. – Алекс усадил Бесс в удобное кресло, стоящее возле стола, уставленного тонким фарфором и маленькими тарелочками с печеньем и конфетами. В хрустальной вазе, расположенной в центре стола, пламенели алые маки. Увязавшийся за ними Шедоу, растянулся на нагретых солнцем каменных плитах.

Милорд, – доверительным тоном начал Дадли, – я понимаю, что, помешав вам, навлеку на свою голову всяческие неприятности. Полагаю, однако, что сегодня вы простите мой проступок, поскольку у меня есть для вас очень важная новость.

Бесс тихо рассмеялась и потянулась за ячменной лепешкой и горшочком с джемом.

– Дадли, не испытывай нашего терпения.

По всей видимости, эта твоя важная новость имеет отношение к няньке малышки Тори?

– Что, мисс Бринн опять купала ребенка в холодной воде? – лениво спросил Алекс.

Дадли нахмурился.

– Надеюсь, что нет, ваша светлость. Но, вероятно, мне действительно не мешало бы заглянуть па несколько минут в детскую и проверить это. Спасибо.

Сев в пододвинутое поближе к Бесс кресло, Алекс провел рукой по бедру жены и оставил ладонь на ее колене. Дадли сделал вид, что ничего не заметил. Ему, конечно, пришлось привыкнуть к столь откровенному выражению чувств с их стороны. По правде говоря, слуге даже нравилось наблюдать за этими бесконечно влюбленными друг в друга господами. Но сейчас было не время размышлять над романтическими фантазиями.

– Не стоит благодарности, поскольку я не сомневаюсь, что ты не забываешь проверять температуру воды, в которой купают Тори, и без моего напоминания, – сухо ответил Алекс, раздражение которого под воздействием лучезарной улыбки жены несколько уменьшилось. – Но, ради Бога, объясни, что мисс Бринн натворила на этот раз.

– Мне есть что сказать о мисс Бринн, – признался Дадли, – но мне кажется, что в данный момент я должен сообщить более важные новости.

Алекс недоуменно поднял бровь.

– Боже мой, что же может быть для тебя важнее, чем благополучие нашего златокудрого эльфа, слишком прекрасного, чтобы жить среди нас, простых смертных?

– Да говори же, не тяни! – попросила Бесс, слизывая капельку джема с мизинца.

Алекс с явным интересом наблюдал за этой сценой.

– Миледи, пришло письмо из Англии, – объявил Дадли, с волнением ожидая их реакции.

– Из Брукмора? – спросил Алекс.

Дадли покачал головой.

– Значит, из Пенкерроу?

– Разумеется, милорд. – Дадли обиженно фыркнул. – Неужели вы думаете, что я стал бы поднимать такой шум, если бы письмо было от адвоката, агента или даже от вашей милой тетушки Сефроны?

Обрадованная Бесс захлопала в ладоши.

– Оно от Зака! Видишь, Алекс, я же говорила тебе, что это только вопрос времени.

Я знала, что рано или поздно он напишет, ему просто надо было немного оправиться от своего горя.

Темные глаза Алекса сузились.

– Но прошло уже девять месяцев, а он написал только теперь. Мне надоело узнавать новости о нем через вторые руки. Мне кажется, что я полжизни провел в ожидании письма от моего беспутного братца. Ну, где же оно?

Довольный Дадли подал ему письмо, которое до этого прятал у себя за спиной. Алекс схватил его, вскрыл конверт и развернул лист тонкой бумаги, исписанный мелким аккуратным почерком.

– Оно не кажется слишком пространным, – обеспокоено заметил Алекс при виде этого единственного листка.

– Но начало обнадеживает, – возразила заглядывая ему через плечо. – Прочти вслух.

Дадли неловко переминался с ноги на ногу.

– Возможно, мне следует уйти…

– Нет, останься, – сказал Алекс. – Ты, видно, хочешь послушать, и я не думаю, чтобы кто-нибудь имел на это большее чем ты.

Дадли охотно подчинился, подперев веснушчатый подбородок веснушчатыми кулаками.

Алекс начал:

Дорогие брат и сестра! Надеюсь, вы простите меня за столь долгое молчание, но в последние месяцы мне пришлось нелегко. Хуже всего то, что я имел дело с моим же собственным скверным характером. Вы уже неоднократно выговаривали мне за совершенные мною ошибки, так что нет нужды останавливаться на них. Позвольте лишь заметить, что, не претендуя на то, чтобы когда-нибудь стать идеальным человеком, я все же стремлюсь стать более отзывчивым, ответственным и благоразумным.

Мне по-прежнему не хватает Тэсси. Должен заметить, что эти слова не могут передать боли, которую я испытывал – и продолжаю испытывать, – она почти нестерпима. Когда на наши торфяные равнины пришла весна, вместе с ней появилась жимолость и ее аромат, столь же нежный, как душа Тэсси.

Но не будем ворошить прошлое. Не бойтесь, я не превратился в отшельника. Приходится довольно много заниматься делами по поместью, а матушка Бесс регулярно снабжает меня приглашениями на обеды, музыкальные вечера и тому подобное. Похоже, что мое недавнее позорное поведение не только не обескуражило местных матримониально озабоченных дам и их милых, жеманных дочерей, а даже наградило меня репутацией молодого светского повесы. Такое внимание меня скорее раздражает, но, пока не утихнет скандал, мне, по-видимому, придется смириться с этим. Так, по крайней мере, я часто бываю в компании других людей, что все-таки лучше, чем предаваться воспоминаниям в одиночестве.

Кстати, о компании. Кто больше всего беспокоится о том, чтобы я не предавался унынию, так это Габби, потому что не бывает дня, чтобы это настойчивое дитя не приехало ко мне на часок-другой. Она, как когда-то Бесс, луч света в моем, иногда весьма мрачном, мире. Спасибо вам обоим за ваши письма. Сообщения о Тори всегда были для меня источником радости и поддерживали в трудную минуту. Поцелуйте и крепко обнимите ее от имени дяди Закери. И передайте, пожалуйста, Дадли, что я не против того, что он вмешивается во все, что касается Тори. Тэсси была бы очень рада, если бы могла видеть, как он заботится о ее ребенке.

Заканчиваю. Я по-прежнему не люблю писать длинно, но в будущем постараюсь исправиться. Просто мне хочется, чтобы вы знали – я очень дорожу вашей любовью и дружбой и каждый вечер перед сном молю за вас Бога.

Всегда ваш Закери.

– Что ж, оно далеко не столь оптимистично, как можно было бы пожелать, – сказал Алекс, вздыхая и складывая письмо.

– Однако, по-моему, письмо говорит о том, что мистер Закери находится в нормальном состоянии духа.

– Дадли прав, – мягко добавила Бесс – Если бы он оправился от своего уныния слишком быстро, то пришлось бы признать, что его горе было вызвано отнюдь не самыми благородными чувствами. Все, что ему нужно, – это время.

– По крайней мере, он, похоже, не сожалеет о том, что отдал Тори на воспитание нам, – заметил Алекс. – Я опасался этого.

– Да, я тоже, – призналась Бесс. – Я уже привыкла считать малышку своей. – Протянув руку, она накрыла ладонь Алекса. – Нашей. Не думаю, что смогла бы отдать ее теперь даже Заку.

– Вам никогда не придется этого делать, – убежденно произнес Дадли. – Мистер Закери желает ребенку всего наилучшего, а все наилучшее для девочки сосредоточено в этих стенах.

– Если не считать мисс Бринн? – поддразнил его Алекс.

– Да, вы мне напомнили, милорд, – сказал Дадли, вставая и принимая оскорбленный вид, который он напускал на себя каждый раз, когда кто-нибудь из слуг совершал что-то, по его понятиям, недопустимое. – Вы не поверите своим ушам, однако мой долг обязывает меня сообщить вам об этом, даже если вашей светлости придется уволить мисс Бринн.

– Что, без сомнения, доставит вам массу страданий, – заметил Алекс, незаметно для Дадли подмигнув Бесс.

– Мисс Бринн накормила Тори… – для большего эффекта Дадли выдержал паузу, – рыбой!

– А разве эта пища считается нездоровой?

Не могу поверить, что мисс Бринн могла дать Тори что-либо такое, что нанесло бы ребенку вред. Как ты думаешь, Алекс?

– Если мистер Дадли снова сплетничает на мой счет, – послышался сердитый женский голос, доносящийся из-за выходившей на веранду застекленной двери, – то мне придется попросить расчет.

Мисс Бринн была в ярости. Ее чепец сбился на сторону, а выскользнувшие из-под заколки седые волосы как сахарная вата окружали ее круглое, раскрасневшееся лицо.

Откинувшись в кресле, Бесс наблюдала за перебранкой между Дадли и мисс Бринн. Это случалось каждый день, но никогда им не надоедало. Они оба так сильно любили Тори, что постоянно спорили о том, как надо правильно важивать за ребенком. Под их неусыпным наблюдением Тори чувствовала себя превосходно и, кажется, прекрасно понимала, что эти частые размолвки вполне безобидны.

Рука Алекса легла на спинку кресла Бесс, длинные пальцы погладили плечо. Прикосновение было таким легким, таким нежным, но в то же время возбуждало ее так же, как и несколько месяцев назад, когда он впервые коснулся ее.

– Я был бы очень рад, если бы вы уволились, мисс Бринн, – холодно сказал Дадли. – Кормить ребенка рыбой, это же надо! – И он презрительно хмыкнул.

– Не суйте свой нос в чужие дела, мистер Дадли, – возразила мисс Бринн. – Для таких здоровых детей, как Тори, рыба полезна. Уж мне положено это знать, в конце концов, няня я, а не вы. Хотя, похоже, вы думаете иначе.

– Она права, Дадли. – Алекс потянулся за Тори, сидевшей на руках няньки, и та передала ему ребенка.

– Посмотри, Алекс! – воскликнула Бесс. – Мне кажется, что у Тори появился новый зубик внизу.

Похожий на ангелочка ребенок, одетый в белое платьице с оборками и вязаные башмачки, сидел на коленях у Алекса, который придерживал девочку сзади своими сильными руками. Мисс Бринн зачесала чудесные волосы малышки наверх. Тори энергично брыкалась и размахивала ручками; она широко улыбалась, демонстрируя новый зуб.

Мгновенно забыв о своих разногласиях, мисс Бринн и Дадли наклонились, чтобы заглянуть в рот ребенку.

– Превосходный зуб, – гордо заявила мисс Бринн.

– Когда придет ее время сводить с ума Лондон, у нее будет великолепный набор таких жемчужин, – согласился Дадли.

– И это, несомненно, результат правильной диеты, – осторожно высказалась Бесс.

Дадли выпрямился и задумчиво почесал подбородок.

– В этом я не уверен.

Алекс прервал обмен любезностями.

– Дадли, не отнесешь ли ты Тори в детскую? Ей нужно сменить штанишки.

– С удовольствием, – стоически ответил Дадли, бросая на мисс Бринн испепеляющий взгляд. Подняв Тори с колена Алекса, он сказал: – Пойдем, моя дорогая. Тебе пора купаться.

Мисс Бринн тоже вышла из комнаты, едва поспевая своими коротенькими ножками за широко шагающим Дадли.

– А ты знаешь, – сказала Бесс, глядя на мужа из-под полуопущенных ресниц, – что с тех пор, как мы поженились, прошло уже почти девять месяцев, то есть достаточно времени для того, чтобы родить ребенка после нашей свадьбы. – Она легко провела пальцем по шву его брюк, от колена до бедра.

– Все как мы и планировали, Бесс, – хрипло сказал он, пристально глядя на нее. – Теперь никто не сможет сказать, что Тори не наша дочь. Когда мы в следующем году вернемся в Лондон, все будут обращать внимание только на маленький рост Тори и никто – на ее способности, которые, несомненно, будут выше, чем у ребенка ее предполагаемого возраста.

– Мы просто скажем, что она необыкновенно умна, – сказала Бесс.

– И это совершеннейшая правда, – согласился Алекс.

– Но я хочу сказать тебе еще кое-что… – Бесс наклонилась вперед и легонько коснулась губами его щек, подбородка, потом перешла ниже, на шею. Услышав, как он тяжело задышал, она тоже почувствовала возбуждение.

– В чем дело, моя Бесс? – хрипло сказал он, нежно беря ее за плечи и усаживая к себе на колени.

– Не пора ли нам завести еще одного ребенка? – Она прижалась к нему.

Алекс рассмеялся.

– Так быстро? Все будут думать, что я совершенно не забочусь о тебе. Если меньше чем через два года мы вернемся из свадебного путешествия с двумя детьми, меня назовут грубым животным, а на тебя все будут смотреть с жалостью.

Рука Бесс скользнула в распахнутый ворот рубашки Алекса и прижалась к теплой, покрытой волосами широкой груди.

– Мне плевать на это, дорогой. Скорее всего, женщины будут завидовать мне.

– Баловница! – пробормотал он. – Ты самое соблазнительное существо из всех, которых я когда-либо видел. Дорогая, если ты хочешь ребенка, ты его получишь.

– Когда, Алекс? – беззастенчиво спросила она, наклоняясь и нежно кусая его за ухо.

Алекс не ответил. Будучи человеком действия и считая, что в подобных случаях слова излишни, он просто поднял ее на руки, поднялся по лестнице в спальню и закрыл за собой дверь.

Эпилог

Окли-холл, Англия

Декабрь 1931 года

Бесс никогда не надоедал вид из окна ее спальни. Сейчас, в канун Рождесва, перед ней открывалась сказочная картина. Весь день хмурились облака, но последние три часа сыпал снег, как будто благостный Господь Бог взрезал над Сурреем набитую гусиным пухом подушку.

Река Идеи, вьющаяся между берегами, поросшими высокими дубами и ясенями, была покрыта пятнами сверкающего голубизной льда, а дорога к ближайшей деревне, Южному Годстону, вся оказалась заваленной только что выпавшим снегом. И с каждым часом Бесс все более и более сомневалась в том, что по ней сможет проехать карета.

Хотя было всего лишь четыре часа пополудни, уже наступили сумерки. На засыпанную снегом улицу из окон ее дома падал снег.

Бесс нахмурилась. Зрелище было замечательным. Но она смотрела на эту красоту из окна своей теплой, уютной спальни. Тот же, кто путешествовал, преодолевая необычно толстый снег, вероятно, не столько любовался красотами природы, сколько проклинал связанные со снегопадом неудобства. Зак, наверное, приедет совсем окоченевшим. Но больше всего в данный момент Бесс беспокоило то, что он мог вообще не приехать.

Если к западу погода еще хуже, то Зак может решить переждать метель в гостинице. Тори, Джейсон и Сесили страшно огорчатся, если лишатся на Рождество своего любимого дяди Зака. По правде говоря, Бесс тоже расстроится, и Алекс, безусловно, испытает то же чувство. Последние четыре года Зак проводил Рождество с ними.

Отвернувшись от окна, Бесс подошла к туалетному столику, на котором в беспорядке валялись склянки с духами, разнообразные головные гребни и кусок изумрудно-зеленой ленты, оставленный ее горничной после того, как она сделала ей вечернюю прическу. Найдя расческу, Бесс начала было приводить в порядок выбившиеся из-под шиньона пряди волос.

– Не причесывай их, – раздался от двери низкий мужской голос. – Ты же знаешь, как мне нравится вид этих кудряшек на твоей прекрасной шее.

От голоса мужа, в котором слышалось восхищение, Бесс не только почувствовала, как вздрогнула, но, так как сидела напротив зеркала, даже увидела его. Они были женаты вот уже десять лет, и все же одно его присутствие – звук голоса, весь облик – по-прежнему волновало ее. Отложив расческу, она повернулась к мужу с радостной улыбкой на устах. И замерла как статуя, не в силах оторвать взгляда от одетого с иголочки франта.

Единственной переменой в наружности Алекса Викема за все время их совместной жизни была седина на висках. Фигура его осталась по-прежнему стройной, мощной и мускулистой. Глаза были так же ясны и оказывали на Бесс столь же гипнотизирующее действие, как и раньше.

Он насмешливо приподнял свою черную бровь.

– Я надеюсь, что правильно понимаю значение выражения на твоем лице, моя Бесс. Находишь ли ты меня столь же привлекательным, какой нахожу тебя я?

Закрыв за собой дверь, Алекс прошел по бежевому абиссинскому ковру и подошел к туалетному столику. Положив руки на резную спинку кресла, он нагнулся и прислонил щеку к щеке жены так, что теперь они оба смотрели в зеркало.

– Я рад, что ты оделась в зеленое, – прошептал он ей на ухо. – Это такой веселый цвет. И теперь мы с тобой прекрасно подходим друг другу. Но что лучше всего, этот оттенок делает твою кожу такой свежей… что ее хочется целовать. – Он наклонил голову и запечатлел на выступающей из-под кружевной отделки платья выпуклости груди долгий поцелуй.

Подняв руки, Бесс запустила нетерпеливые пальцы в его густые шелковистые волосы и задыхающимся голосом произнесла:

– Ты негодяй! Разве можно так искушать меня? Ты же знаешь, что в гостиной нас ожидают дети и с ужином нельзя опаздывать, иначе повар будет винить нас в том, что гусь пережарился.

Алекс поднял к ней раскрасневшееся лицо.

– Мне нет никакого дела до сочного гуся, когда прямо здесь могу насладиться глупенькой маленькой гусыней.

– Какая чушь, – со смехом ответила Бесс.

Алекс улыбнулся, громко чмокнул ее в щеку и выпрямился. Он подошел к окну и, подобно Бесс, стал вглядываться в ранний вечерний сумрак.

– Кроме того, – сказал он, – почетного гостя еще нет, и я боюсь, что до его приезда у детей не будет никакого аппетита.

– Только у детей? – лукаво спросила Бесс.

Алекс бросил на нее смущенный взгляд.

– Что ж, признаюсь, я тоже немного озабочен. Сейчас не лучшее время для путешествий. Надеюсь, что он не застрял в каком-нибудь сугробе.

– Заку тридцать два года, дорогой, – сказала Бесс, – и он вполне разумный человек.

Думаю, что если он решит, что дорога опасна, то остановится в гостинице. И тебе с детьми придется набраться терпения и подождать до завтрашнего утра.

– Такие аргументы могут удовлетворить взрослого человека, но дети будут расстроены, – возразил Алекс.

– Знаю, но что делать, – согласилась Бесс. – Надо будет занять их какими-нибудь играми. Джейсон любит играть в «Путь в Иерусалим».

– Это потому, что Джейсон всегда выигрывает, – заметил Алекс с ноткой отцовской гордости в голосе. – Мальчик совсем не дурак.

– Точная копия своего отца, – улыбнулась Бесс.

Грудь Алекса гордо выпятилась, но затем он заметил ехидное выражение лица Бесс.

– Ты надо мной издеваешься, – с упреком сказал он.

– Нисколько, любимый, – серьезно ответила она, перебирая пальцами пряди своих волос. Но, заметив в его темных глазах знакомый ей озорной огонек, вовремя спохватилась. Такой взгляд обычно предвещал какую-нибудь выходку с его стороны, вроде сражения на подушках или страстной любовной игры. Она понимала, что сейчас у них не было на это времени, но если бы не это…

– Мама? Папа? Вы здесь? Можно нам войти?

Бесс кинула на мужа лукавый взгляд.

– Само Провидение спасает нас. Благодаря детям гусь у нас сегодня будет сочный.

– Но я оставлю гусыню напоследок, – предупредил он.

Бесс рассмеялась и крикнула:

– Входите, дети!

Возглавляемые Тори, один за другим вошли трое детей.

Тори была небольшого роста, но, обладая острым умом и самоуверенной манерой поведения, выглядела гораздо старше своих лет. В дополнение к этим свойственным взрослому человеку чертам характера она отличалась веселым нравом, поэтому ее общество всегда доставляло удовольствие окружающим. Обожая приключения, Тори вовлекала Джейсона и Сесили в различные опасные игры, но она же научила их просить прощения с такой ангельской искренностью, что они редко подвергались суровым наказаниям.

В довершение ко всему, Тори была красива – своеобразной, несколько экзотической красотой. Бесс замечала в лице девочки изящные черты Тэсси, но золотистые глаза и мелькающее в них время от времени гордое выражение, несомненно, достались ей от Зака.

Джейсон, которому исполнилось восемь, был, как и сказала Бесс, точной копией своего отца, которого он просто обожал. Мальчик был уже выше Тори, очень строен, почти худ, но крепок, как боевой таран, – сравнение, которое Бесс находила весьма подходящим: он, вечно бегая, натыкался на что-нибудь. Джейсон был впечатлительным ребенком и чувствовал себя обязанным защищать сестер, что ярко продемонстрировал, посадив синяк под глазом сыну викария, который имел неосторожность обозвать Сесили толстухой.

Сесили было четыре года. Как и Джейсон, она была темноволосая и темноглазая, но унаследовала молочно-белую кожу матери. В довершение ко всему, она никогда не плакала. Сесили как хвостик всюду следовала за братом и сестрой и принимала участие во всех их начинаниях.

Сесили еще не избавилась от свойственной младенцам пухлости, и ее было приятно обнимать. Благодаря этому, она вечно оказывалась у кого-нибудь на коленях. Девочка сосала большой палец – привычка, от которой Дадли и мисс Бринн все время пытались отучить ее тем или иным способом, причем их методы редко совпадали.

Девочки были одеты в красивые зеленые платья, миниатюрные копии того, которое было на их матери. Джейсон нарядился так же, как и отец, за исключением того, что штанишки на нем были короткими. Улыбки на их лицах сразу создали в комнате праздничное настроение.

Алекс уселся в кресло, и малышка Сесили тотчас же устроилась у него на коленях, уткнувшись головкой в шелковый жилет и обвив шею отца пухлой ручкой. Большой палец руки уже был засунут в рот. Тори и Джейсон стояли наизготове, как солдаты на плацу, и с нетерпением ждали, пока им позволят говорить.

– Ну, дети, что случилось? – начала Бесс. – По вашим рожицам видно, что вы вот-вот лопнете от новостей. Какими бы они ни были, это должно быть нечто важное, если вы даже не могли дождаться, пока папа и я спустимся к вам в гостиную.

– Он добрался до нас по глубоким сугробам, – выпалил Джейсон прежде, чем Тори успела открыть рот. – И сказал, что все дороги занесло так, что он оставил сопровождающих в Годстоне и пересек пустошь верхом, чтобы вовремя поспеть к ужину. Дядя Зак отличный наездник. Почти такой же хороший, как папа, – с гордостью закончил Джейсон. – Так Зак здесь? – с облегчением воскликнула Бесс, обменявшись с Алексом радостными взглядами.

– Да, дядя Закери приехал, – успокаивающим тоном сказала Тори, очевидно изо всех сил стараясь не выглядеть столь же по-детски нетерпеливой, как брат. – Он сказал, чтобы вы поторопились и спустились к нему в гостиную. У него есть для вас важные новости.

– Да? – удивленно спросил Алекс. – Плохие или хорошие?

Тори растерянно улыбнулась.

– Не знаю, папа. Он не сказал. Но когда он снимал у камина промокшие сапоги, то пробормотал что-то про письмо от тети Габби и о том, что она снова взялась за старое. Как ты думаешь, что он имел в виду?

Бесс и Алекс обменялись понимающими взглядами.

– Даже не догадываюсь, Тори, – ответил Алекс, поднимая Сесили на руки и вставая с кресла. – Но скоро мы все узнаем. Дядя Зак пошел в свою комнату, чтобы переодеться?

– Да, – ответила Тори, которая была всегда рада возможности сообщить что-либо полезное. – Дядя сказал, что переоденется за одну минуту и сразу спустится вниз, так что он, наверное, уже поджидает нас.

Бесс и Алекс спустились в гостиную. Они частенько получали письма из Брукмора, в которых миссис Тэвисток жаловалась на чудачества Габби. Большинство из ее выходок были незначительными и легко поправимыми, как, например, та, когда она со своей кузиной заперлись в винном погребе и отдали должное хранившемуся там вину. Но иногда, как, например, в тот раз, когда Габби насыпала перцу в чай викарию и тот чуть не задохнулся до смерти, последствия ее поступков бывали неприятными. Викарий Брэдфорд до сих пор не забыл Тэвистокам этот случай, хотя, когда это случилось, Габби было всего десять лет.

По последним сведениям, полученным от матери, Габриелл гостила у подружки в Эдинбурге. Будучи нездоровой, миссис Тэвисток не могла сопровождать Габби в этом путешествии и доверила ее попечению тети Клариссы.

Кларисса была очень милой леди, но едва ли походила на неумолимого, остроглазого и все вынюхивающего дракона, которому можно поручить такую пылкую молодую девушку, какой была Габби. Бесс сомневалась в педагогических способностях тети Клариссы, но надеялась, что семья Муррей в Эдинбурге окажется достаточно бдительной и разумной, чтобы исправить оплошности тети.

Достигнув девятнадцати лет, будучи уже представленной прошлой весной свету, отвергшая несколько претендентов на ее руку и уже прослывшая слишком привередливой, Габби, наверное, была рада уехать в Шотландию, чтобы убежать от скуки и нравоучений матери. Но в какую неприятность она попала на этот раз?

В гостиной, украшенной еловыми ветками, пахло теплым воском и яблочным пуншем. Там, подставив спину жару камина, стоял Зак. Он был все так же высок, все так же строен, по-прежнему походил на Адониса, но еле заметные морщинки в углах губ говорили о мудрости и зрелости, обретенной нелегким путем.

Братья обнялись и обменялись приветствиями, в которых, однако, не было прежней сердечности. В поведении Зака явно ощущалась напряженность.

– Милые мои, – обратился он к детям. – Я должен отослать вас ненадолго. – Наклонившись, Зак поправил жилет на Джексоне, ущипнул Сесили за нос и ласково провел рукой по щеке Тори.

– Но мы не хотим уходить, дядя Закери, – возразила Тори, умоляюще глядя на него из-под густых золотистых ресниц. – Ведь вы только что приехали, и мы хотим поговорить с вами.

– Я обещаю, что мы еще поговорим, Тори, – успокоил ее Зак, обнимая дочь за плечи и с любовью глядя ей в глаза. – Но я должен поговорить с твоими родителями, и я не хочу – Он слегка кивнул головой, указывая на других детей и заговорщически подмигивая. – В общем, ты понимаешь…

Тори вся просияла от гордости.

– Конечно понимаю, дядя Закери. Этот разговор не для детей. Понятно. Мы уходим.

Когда дети закрыли за собой дверь, Алекс и Бесс присели на диван и стали ждать, пока Зак начнет говорить.

– Я не могу даже сидеть, – извинился тот. – Слишком замерз и расстроен.

– Господи Боже, что Габби натворила на этот раз? – спросил Алекс. – Неужели дело так плохо?

– Настолько плохо, что я не смогу остаться и провести Рождество с вами, – проворчал Зак. – Я должен буду вернуться в Лондон. Вчера я получил от Габби письмо. Она помолвлена!

– Помолвлена? – Бесс подняла голову и пристально посмотрела на деверя. – Признаюсь, я удивлена, но новость о помолвке обычно считается хорошей, Зак. Почему ты так расстроен? У тебя есть какие-либо возражения против этого джентльмена?

– Ходят слухи, что он игрок и распутник, – с отвращением сказал Зак.

– Известны случаи, когда люди, имеющие плохую репутацию, исправляются, – сказал Алекс, кидая на Бесс лукавый взгляд.

– Мы, ее семья, ровным счетом ничего не знаем об этом человеке. Будь проклят тот день, когда я позволил миссис Тэвисток отпустить Габби с ее тупоголовой сестрой. Извини меня, Бесс, но у твоей тети Клариссы ума не больше, чем у младенца.

– Я уверена, что мама рассчитывала на то, что Мурреи, с которыми она близко сошлась в Лондоне, будут компенсировать неопытность тети Клариссы, – успокоила его Бесс. – Кроме того, тетя Кларисса не так уж и плоха, Зак. А что говорят об этой партии Мурреи? Они написали маме?

– Да, написали, – резко ответил Зак. – Сразу скажу тебе, что они одобрили выбор Габби. И кажется, их мнение оказалось для твоей матери решающим. Она положительно влюбилась в этого парня, хотя до этого никогда его не видела!

– Ну, мама еще успеет это сделать, – сказала Бесс. – Помолвка это ведь еще не замужество. У нас еще будет время встретиться с ним. Кто он такой?

– Его зовут Рори Камерон, маркиз Лорн. У него замок в Пертшире.

– Я слышал об этой семье, – сказал Алекс, потирая подбородок. – Покойный маркиз был вполне уважаемым человеком. Правда, ходят слухи, что теперешний маркиз несколько распущен.

– Но о каком же титулованном, богатом молодом человеке в наше время не говорят подобных вещей, – с оптимизмом возразила Бесс. – Кроме того, как сказал Алекс, у нас будет возможность до замужества Габби встретиться с маркизом. И тогда, если мы решим, что она сделала неподходящую…

– Дай Бог, если у нас будет возможность встретиться с ним, – прервал ее Зак. – В Шотландии, для того чтобы связать себя брачными узами, достаточно обменяться клятвами в присутствии двух свидетелей. По их законам не требуется ни предварительного опубликования, ни оглашения. Если этот парень действительно вскружил ей голову, то она может выскочить за него замуж прежде, чем мы сможем составить свое мнение и дать ей дельный совет. Письмо, которое я получил от Габби, показывает, что она влюбилась по уши. А что, если парень проигрался в пух и прах и охотится за приданым нашей дурочки?

– Успокойся, Зак, – сказал Алекс. – Может быть, Габби и притягивает к себе различные неприятности и слишком любопытна, чтобы это приносило ей пользу, но она не настолько глупа, чтобы дать так легко обмануть себя первому попавшемуся маркизу с пустыми карманами. Отдай ей должное хоть в чем-то. Бьюсь об заклад, что она ведет себя достаточно благоразумно. А в письме она, верно, допустила некоторые романтические фантазии, свойственные ее артистической натуре.

– Ну что ж, а мне моя тревога не кажется беспочвенной, – несколько раздраженно возразил Зак. – В любом случае, поскольку миссис Тэвисток по-прежнему не чувствует себя достаточно крепкой для столь трудного путешествия, а вы с Бесс заняты семейными делами, лучше всего будет, если я поеду в Шотландию и встречусь с этим парнем. – Зак начал ходить взад-вперед перед камином и теребить волосы. – Нельзя позволить, чтобы девушка совершила ошибку, от последствий которой будет страдать всю свою жизнь, – пробормотал он. – Одно дело перец в чае викария, но брак – совсем другое!

Бесс и Алекс обменялись многозначительными взглядами. Алекс деликатно кашлянул и начал говорить, тщательно взвешивая каждое слово:

– Ты прав, как никогда, Зак. Брак – дело серьезное. Мы с Бесс часто спрашивали себя, когда же Габби наконец сделает решительный шаг. У нее ведь было много возможностей для этого. Если она действительно хочет выйти замуж за Рори Камерона, я надеюсь, что тот окажется достойным и богатым человеком. Если же это не так, мы, разумеется, должны что-нибудь предпринять. Но меня изумляет другое, Зак. – Алекс поерзал на диване. – Создается впечатление, будто ты разозлился, что Габби сделала свой выбор, не так ли?

Бесс не спускала с Зака глаз. Алекс намекал на то, что чувства, которые Зак испытывает к Габриелл, несколько другие, чем чисто братский интерес. Они с Алексом даже надеялись, что красивая младшая сестра сможет вылечить раненое сердце Зака, сердце, которое страдало до сих пор, хотя прошло уже десять лет, как умерла Тэсси.

– Не понимаю, на что ты намекаешь, Алекс?

– Отлично понимаешь.

– Мои чувства к Габриелл чисто братские. За девушкой нужен присмотр. Я только хочу, чтобы все ее начинания благополучно заканчивались. Представляет ли она себе, как далеко от нас окажется там, в Пертшире, в Шотландии?

Повернувшись к ним спиной, он оперся рукой о каминную полку, Алекс и Бесс вновь обменялись многозначительными взглядами.

Видя, что Зак остается все в том же положении, Бесс встала и положила руку ему на плечо.

– Габби должна быть счастлива иметь такого друга, как ты, Зак. И мы рады, что ты едешь в Шотландию, чтобы встретиться с ее нареченным. Я уверена, что твое одобрение для нее важнее всего. И если после встречи с маркизом ты согласишься с ее выбором, все мы будем очень рады.

Зак положил ладонь на руку Бесс.

– Спасибо, Бесс, – сказал он. – Не беспокойся. Я прослежу за тем, чтобы Габби не совершила ужасной ошибки. Мне страшно даже подумать о том, что она может оказаться несчастной.

После ужина Алекс и Бесс стояли у окна в спальне и смотрели в окно. Снегопад прекратился, и они надеялись, что утром Зак доберется до Годстона без приключений.

Бесс прильнула к груди мужа, который крепко обнимал ее.

– Я желаю Заку всего самого лучшего, – сказала она. – Интересно, сколько времени ему понадобится, чтобы понять, что он любит Габби? А когда поймет, то признает ли это?

– Молю Бога, чтобы признал, – сказал Алекс со вздохом. – Он заслуживает хоть немножечко счастья. Как ты считаешь, Габби специально придумала эту историю, чтобы привести его в чувство?

Бесс нахмурилась.

– Не знаю, но если даже ее помолвка с другим не заставит нашего дуралея взглянуть правде в глаза, то ничего больше уже не поможет. Как ты думаешь, с ней ничего не случится?

– Нет. Я не раз встречался с Мурреями. Джордж является членом моего клуба и частенько бывает там во время моих визитов.

Мне кажется, что он оправдает доверие твоей матери. Кроме того, через два дня Зак будет там и проследит за тем, чтобы этот жених исчез без следа.

Бесс вздохнула и еще плотнее прижалась к мужу.

– Ты прав. Зак заслуживает того, чтобы быть счастливым. И Габби тоже.

– Да. Но все мы должны сами завоевывать свое счастье, только тогда оно будет настоящим. – Алекс повернул Бесс к себе лицом и улыбнулся. – Мне счастье принесла ты, Бесс.

– А мне ты, Алекс, – прошептала она, подставляя ему губы.

И они поцеловали друг друга.

1

Некстати (фр.).