Здесь он вступил в клир храма, который назывался Кировым по своему основателю Киру, префекту КПля при имп. Феодосии Младшем. Кир был человеком, об уме и образованности которого ходили легенды. Якобы за это в него влюбилась жена Феодосия, императрица Евдокия, которая сама была умницей и философиней (увлекалась афинским неоплатонизмом). А сестра имп. Феодосия, Пульхерия, погубила обоих с помощью коварной интриги. Евдокию сослали в Палестину, где она, как мы помним, обрела первую икону Богоматери. А Кира насильно постригли в священно-монахи и отправили в Смирну, где бушевала тогда религиозная смута. "Кир прибыл в Смирну в са мый день Рождества Христова, - рассказывает арх. Филарет, - Смир няне потребовали, чтобы он сказал им слово, надеясь найти в нём, как в светском человеке, незнание догматов. Кир взошёл на кафед ру и сказал: "Братия! Молчанием почтим Рождество
      Бога Спасителя нашего Иисуса Христа:
      Он зачат в святой Деве только от слуха,
      Он - Слово; Ему слава во веки
      Аминь."
      Эти стихи так поразили смирнян, что Кир стал у них еписко пом (Там же, стр. 161-162).
      Эпизод почти анекдотический, но дающий хорошее представление о повальном увлечении поэзией. Несомненно, при Кировом храме поэты ценились по достоинству, что и помогло выдвинуться Роману Сладкопевцу.
      Слава, внезапно пришедшая к нему, была устойчивой и всенародной. Сам имп. Юстиниан стал почитателем певца и пригласил его в свой главный храм Св. Софии. Здесь Роман получил все возможности для творчества. Он так и остался простым диаконом, постником и аскетом, но работал с невероятной продуктивностью, сочинив более 1000 кондаков(!).
      Почти каждую воскресную всенощную он поднимался на высокий амвон и читал свою очередную поэму. И огромный храм всегда был переполнен. Приезжие из отдалённых провинций и горожане, утончённые интеллектуалы и простые ремесленники - все замирали в едином благоговейном молчании. Надо всё-таки отдать должное византийцам того времени. Они были людьми с несомненным религиозным вкусом. Они все, конечно, понимали, что это звучит голос великого поэта.
      3. КОНДАК, КАК ЖАНРОВАЯ ФОРМА
      Сам прп. Роман давал своим поэмам различные наименования: гимн, песнь, хвала, моление, прошение, псалом. А кондаком (точнее "кондакионом") тогда называли палочку, на которую наматывался пергаментный свиток. Только в IX веке, когда произошла стабилизация состава богослужебных книг и жанров песнопений, появился термин "кондак", как обозначение жанра.
      В современном значении кондак - это краткое песнопение в честь праздника или святого, которое по величине и структуре ничем не отличается от тропаря, стихиры, седальна и т.д. Но не такими были кондаки прп. Романа.
      Это были произведения сложной жанровой формы, состоящие из заглавного тропаря и ещё 23 -х строф - куплетов (т.н. икосы). Всех куплетов, следовательно было 24 (по числу букв греческого алфавита) и начальные их буквы составляли акростих, скрывающий имя автора, например: ..._ ........_ ......._ - "смиренного Романа".
      Начальный тропарь назывался bкукулий (букв. "капюшон") или bпроимион (зачин). Он как бы вводил слушателя в содержание произведения. Иногда одного кукулия было недостаточно, поэтому в некоторых кондаках их два или даже три. Но все они заканчиваются одинаковым рефреном, который повторяется и дальше.
      Современный рождественский кондак "Дева днесь..." представляет собой такой кукулий. Но следующие за ним 23 куплета давно исчезли из богослужения. От них остался только I икос "Едем Виф леем отверзе..." в составе праздничного канона (т.к. именно канон, как более поздняя форма, поглотил кондак). Остальные икосы можно найти теперь только в греческой Кондакарии XII века (по рукописи бывшей Моск. Синодальной библиотеки N°437). Там видно, что эти икосы имеют одинаковое метрическое и мелодическое построение и общий для всех рефрен "... Отроча младо - превечный Бог".
      Именно рефрен своим ритмическим возвращением чётко членит целое на равные отрезки. Вместе с тем, рефрен образует второй, контрапунктически звучащий голос хора, который придаёт действию неожиданную глубину. Эти два голоса взаимодействуют "неслиянно и нераздельно", рождая очень характерный для прп. Романа сквозной антиномизм.
      "Дева днесь" (т.е. сечас!) рождает "Пресущественного" (т.е. Того, Кто превыше всего сущего!). В первой же строке не просто антиномия, но ещё и временной перенос! Отдалённое событие приобретает характер длящегося действия, мистерии. Всё совершается "здесь и сейчас", одновременно, как на древней иконе: рождается Младенец, едут волхвы, пастухи поют с ангелами. Это и есть словесная икона, своеобразная медитация, вступление в особый мир поэмы, тема которой в последующих икосах раскрывается, обрастает апокрифическими подробностями, драматизируется и даже диалогизируется (т.е. представляется в лицах).
      Так в кондаке, посвящённом избиению Вифлиемских младенцев, слышны команды жестокого Ирода и голоса тупо-послушных солдат. Но самое замечательное, что композиция заставляет и солдат и самого царя всё время выговаривать ужасное для них пророчество: "... что власть его скоро уничтожится".
      Академик Сергей Аверинцев так комментирует этот приём: "...повторяющиеся слова рефрена приобретают мучительную неотвяз ность маниакальной мысли, владеющей умом Ирода и непроизвольно возвращающейся к нему именно тогда, когда он пытается её отог нать. Рефрен назойлив - как то, что мы называем "навязчивой идеей". Власть оборачивается постыднейшим безвластием, когда но ситель власти не властен над своими же словами, поворачивающимися против него самого. "Земное всесилие зла есть в эсхатологической перспективе бессилие зла" - такую мысль мог бы развернуть пропо ведник... но у "поэта Романа Сладкопевца есть возможность дать мысли пластически выразительный облик... в противостоянии основ ного текста и рефрена. Обречённость Ирода... неусыпно присут ствует на заднем плане, присутствует зримо, как золотой фон ви зантийской живописи. Это знак Божией правды, объемлющий любое изображение мученичества". (Аверинцев С.С. "Поэтика ранневизантийской литературы", М., 1977 г. стр. 214-215).
      В кондаке Святым Апостолам основные драматические функции берёт на себя диалог. Но вначале нам предлагается медитация: "Ты, соделавший рыбарей мудрее проповедников и пославший их вестника ми по всей земле... Христе Боже, утверди ими Твою церковь и нис пошли на верных Твое благословение. Ты, единый сердцеведец!"
      Затем следует второй кукулий: "Дай, Спаситель, дар речи язы ку моему, отверзи мои уста... дабы я первый исполнил то, что на добно преподать. Ибо сказано: тот велик, кто возвещает и испол няет слово Твое..." Это авторская молитва о согласии дел со словами, которое уже осуществили свв. апостолы. Третий кукулий: "Апостолы Твои, исполняя заповеди Твои, учили тому, что сами де лали. Отвергли суетные помышления, возложив на себя крест и ра дуясь смерти, как повелел Ты, единый сердцеведец."
      А что же Он повелел? И вот с первого икоса мы попадаем в ситуацию странного диалога, который явно происходит уже после воскресения Спасителя. Он стоит на вершине горы и обращается к апостолам:
      "Идите ко всем народам и возвещайте Мое учение! Смотри Петр, как ты должен учить: Вспоминая свое падение, будь милостив ко всем и не будь суров. А если гордость вдруг нападет на тебя, слу шай голос петуха и вспоминай потоки тех слез, о которых знаю только Я, единый сердцеведец."
      "Ты, Иоанн! Пусть все знают, что Я не напрасно прижимал те бя к Своей груди. Не молчи! Сей свою проповедь как семя, которое ожидает обильная жатва. Ибо силу ему дал Я, единый сердцеведец."
      "Продолжай, Матфей, собирать пошлины и обложи налогом врага Адамова, не прощай ему, пока не отдаст тебе последний кодрант..." и т.д. к каждому из 12 -ти апостолов.
      Выслушав эти повеления, апостолы растерянно смотрят друг на друга и восклицают: "Откуда у нас голос и язык, чтобы вещать всем народам? Кто нам, слабым и неученым, даст силу противостоять кня зю мира сего? Только Ты, единый сердцеведец!"
      Христос не скрывает от них неизбежных страданий, которые им предстоит претерпеть за проповедь. Но ободряет и обещает, что будет с ними во всех напастях до скончания века. Последний икос есть завершение всей поэмы:
      -"Спасайте же мир, крестя во имя Отца и сына и Св. Духа!" Укреплённые этим призывом, апостолы отвечают:
      -"Ты Бог рожденный прежде всех веков и не имеющий конца. Ты наш Спаситель, Которого мы исповедуем со Отцем и Духом. И мы бу дем проповедовать, как Ты велишь, ибо Ты - с нами, единый серце ведец!"
      Здесь ритм прекрасно соответствует содержанию. Поэма принимает к концу всё более быстрый темп вопросов-ответов. Словно оживлённый разговор, который завершается ярким финалом. По ходу диалога мелькают контрастные портретные характеристики апостолов, не чуждые глубинного подтекста (Пётр - Римская Церковь, Иоанн Восточная и т.д.).Этот драматический характер и психологические эффекты присущи всем кондакам Романа, в которых действуют ангелы, пророки, мученики, святые.
      Но прп. Роман и сам был не только великим поэтом, а ещё и святым. Его кондаки - это не только блестящие инсценировки, но и богословие. Именно это богословие, без остатка растворённое в его поэзии, делало её одновременно и вечной и необычайно актуальной. Так, на бушевавшие в то время монофизитсткие споры, он ответил поэмой "Мария м волхвы", в которой создал глубоко психологический образ Марии-Матери и тем утвердил человеческую природу Богочеловека.
      Богословие прп. Романа было преимущественно нравственным богословием. Исследователь его творчества проф. Н.Д. Успенский пишет, что в своём нравственном учении и в своей экзегезе Роман был очень близок к своему знаменитому земляку Иоанну Златоустому. Так, видя увлечение византийцев внешним благочестием, он написал поэму о Десяти девах, которая является свободным переложением толокования Златоуста на ту же притчу.
      Это, кажется, единственный кондак прп. Романа выдержанный в форме проповеди. В нём сравниваются христианские добродетели и выше всех ставится милосердие. Вслед за Иоанном Златоустом, прп. Роман повторял: "Без девства можно видеть Царствие Небесное, а без милостыни нет... Милостыня всего нужнее; в ней заключается все." ( См. Успенский Н.Д. "Кондаки св. Романа Сладкопевца" - в "Богословских трудах" N°4, 1968 г. стр. 195).
      Кондак этот имеет три кукулиона и 31 строфу - икос, в каждом из которых по 10 строк. Акростих: "Сия поэма смиренного Рома на". Текст приводится по тому же источнику ("Богословские труды" N°4, стр. 196-201).
      Этот текст даёт нам неожиданный ответ на вопрос: как нашёл прп. Роман свою богатейшую жанровую форму. Ведь мы хорошо знаем, что великие произведения не вырастают на пустом месте. Но если мы под влиянием этого кондака вспомним одноимённую песнь свт. Мефодия Патарского "Разговор десяти дев", то увидим, что по внешней структуре поэма Мефодия - не что иное как прототип кондака: ряд строф-куплетов, расположенных в порядке греческого алфавита и заканчивающихся общим рефреном: "Тебе посвящаю себя чистого и со светоносным светильником встречаю Тебя, небесный Жених."
      Этот-то архетип и был взят прп. Романом, обновлён жанровыми находками сирийского сугитты и пересажен на византийскую почву.
      Остальное было делом поэтического вдохновения и виртуозной техники. В греческом подлинике гимны прп. Романа имеют особый размер стихосложения, называемый тоническим: не только все куплеты, но и все строки в них имеют одинаковое количество слогов и акцентацию сильных слогов на одном и том же месте.
      Такая структура формы была одновременно и жёсткой и гибкой, предполагая широкий простор для эволюции жанра. Напомню, что кондак Благовещению, Составленный прп. Романом ( "Взбранной Воеводе, победительная ... " ), лёг в основу Акафиста, который появится столетие спустя.
      Поэтому значение прп. Романа для развития нашего богослужения невозможно переоценить. И даже немецкий исследователь Византийской литературы Крумбахер называет его "Величайшим религиозным поэтом всех времён (Krumbacher "Geschicte der buzant. Literatur." Munchen, 1987, p. 316).
      Впоследcтвии для оправдания этих "тайных молитв" появились различные поучительные истории. Одну из них приводит Иоанн Мосх в 196 -й главе своего "Луга духовного": ! "Однажды, в окрестностях селения [Гонаг близ Апамеи] ! дети !пасли скот... вздумали поиграть. И разыгравшись вдруг оешили: !"Давайте устроим собрание и отслужим обедню". Все тотчас согласи !лись, поставили одного в чине священника, двух других произвели !во диаконы... на камне, как на жертвеннике положили хлеб и в гли !нином кувшине вино... Священник произносил молитвы св. возноше !ния, а диаконы махали поясами, будто рипидами. ! Во священники избран был такой, который хорошо знал слова !молитвы, так как в Церкви был обычай, чтобы дети во время литур !гии стояли перед алтарем и первые, после духовенства, причаща !лись св. Тайн. В иных местах священники имеют обычай громко !произносить молитвы св. возношения, почему, часто слыша, дети !могли знать их наизусть.
      !Когда все было сказано по церковному чину... вдруг огонь !ниспал с неба, пожрал все предложенное и совершенно испепелил са !мый камень, так что не осталось никакого следа ни от камня, ни от !того, что приносилось на нем". ( "Луг духовный" Св. Троицк. Лавра, 1896 г., стр. 241-242 ).
      Этот рассказ замечателен ещё и тем, что здесь мы находим, кажется, последний отголосок смутных уже представлений о некоем "всеобщем священстве". Но нам здесь важно другое. Блаж. Иоанн Мосх, живший в конце VI века свидетельствует, что в !"иных местах" молитвы Евхаристии произносились ещё гласно.
      РАЗВИТИЕ _ ГИМНОГРАФИИ
      В
      VI- VIII ВВ. (Продолжение)
      В прошлый раз мы говорили, в основном, о прп. Романе Сладкопевце, кондаки которого надолго определили пути развития Византийской гимнографии. Сегодня мы рассмотрим этот процесс подробнее.
      1. `ШКОЛОА РОМАНА СЛАДКОПЕВЦА.
      Кондаки прп. Романа были необычайно популярны и вызвали множество подражаний. По-видимому, под его влиянием возникла целая кондакарная школа. В заглавиях песенных манускриптов того времени сохранились следующие имена:
      Георгий, Дометий, Николай, Андрей, Василий, Стефан, Кириак, Киприан, Арсений из Александрии, Григорий и Феодосий из Саракуз и др.
      Самый знаменитый и плодовитый из них - `Анастасий . Его поэзия по совершенству не уступала античной. Его тропари бурлили многочисленными вводными предложениями, накатывались , как волны и устремлялись к зпключительному припеву. Отдельные поэмы достигали 300 -т и даже 500 -т стихов, но слушались с живым неослабевающим интересом.
      Очевидно, к этой же школе принадлежал и сам патриарх КПльский `Сергиий `( до `626 , + `638) - виновник монофелитской ереси, разразившейся при имп. Ираклии. Известен его кондак на Успение Божией Матери, написанный в 626 г. при оставлении патриаршей кафедры. Некоторые исследователи (в т.ч. такие специалисты как Ю.И. Рубан) приписывают ему и составление (в том же году) первого акафиста. Однако, мы здесь будем придерживаться более традиционной версии, считающей, что автором его является
      блаж. Георгий Писида (+ ок. ` 638 г .) - как видно из прозвища, он происходил из Писидии, был КПльским диаконом и референдарием (т.е. секретарём) патриарха Сергия, которому посвятил поэму "Шестоднев или сотворение мира", написанную ямбическими стихами. Писал также эпиграммы, ямбы "О суете житейской", "на Воскресение Спасителя", "Похвалу имп. Ираклию" и др. Ему же приписывается литургическая песнь: "Да исполнятся уста наша хваления..." (ок. 620 г. ).
      Он был очевидцем аварской осады КПля в 626 г. и написал об этом большуюэпическую поэму. В эпиграмме на ту же тему он писал:
      "Варвары грозные городу нашему,
      Лишь увидя Ее - воеводу,
      Гордые выи склонили тот час." Здесь обращает на себя внимание не совсем обычное наименование Богородицы "Воевода" (буквально: "Полковница"), тождественное Iстроке Акофиста: "Взбранной Воеводе победительная..." , что является дополнительным аргументом в пользу авторства Писиды.
      2. `АКАФИСТ.
      Т.о. перед нами победная и благодарственная песнь Богородице за избавление Её города, КПля, от аварской осады в 626 г. Согласно древней синаксарной заметке её впервые слушали 7 августа 626 г. стоя, после чего и явилось название "Акафист" (......... неседален), т.е. песнопение, во время которого не позволяется сидеть.
      Какова композиция этого произведения? Акафист начинается кукулием, в котором объявлена его тема о "Взбранной Воеводе". Затем следует чередование 12 -ти больших и 12 -ти меньших строф- куплетов. Всего 24 строфы, расположенные по порядку греческого алфавита. Меньшие строфы называются "кондаки" (не смешивать с термином "кондак" приминительно к целой поэме). И они все (кроме I) заканчиваются восклицанием "Аллилуиа!"
      Б о льшие строфы называются "икосы" (от греч. ..... - "дом", букв. перевод сирийского термина "байта" - дом, строфа). Икос содержит более пространное развитие темы, заявленной в кондаке. Это развитие осуществляется в 12 -ти т.н. "хайретизмах", т.е. обращениях к воспеваемому предмету, которые начинаются словом "Хайре" "радуйся" (архангельское приветствие Богоматери). А заканчивается каждый икос рефреном: "Радуйся Невесто Неневестная".
      Вот это чередование 24 -х строф с неизменным рефреном, который красной нитью проходит через все икосы - очень напоминает нам слегка модернизированный кондак прп. Романа Сладкопевца. Пэтому многие исследователи (в т.ч. и академик С. Аверинцев) подозревают, что в основу Акафиста лёг текст прп. Романа, к которому в 626 г. лишь "пристегнули" подходящий к случаю кукулий (Аверинцев С. "Поэтика ранневизантийской литературы", М., 1977 г., стр. 233-234). Другие обращают внимание на то, что и сам кукулий идентичен тому, который был написан прп. романом для праздника Благовещения. Обним словом, налицо явная преемственность в развитии жанровой формы.
      Вместе с тем Акафист предстаёт перед нами, как нечто единственное и уникальное. Следует подчеркнуть, что наш Устав ("Типикон") знает лишь один этот Акафист "Взбранной Воеводе..." , который включается в последование Утрени один раз в году - в субботу 5 -й седмицы Вел. Поста (т.н. "Суббота Акафиста"). И поэтому текст данного Акафиста собержится в Триоди Постной. Но опять-таки он там один-одинёшенек, как будто других акафистов просто не существует.
      И действительно, все остальные акафисты были написаны много позже по образцу этого - классического. Это легко увидеть по тому как они подражают форме, содержанию (до 7 -го икоса, оно историческое, а потом - нравственно-догматическое) и даже рифмовке. Потому что Акафист школы Романа был уже рифмовангым произведением (!). И это отчасти чувствуется даже в переводе:
      "Радуйся, через тебя радость сияет!
      Радуйся, через тебя горесть истает!"
      Или: "Радуйся, ангелов многословное изумление!
      Радуйся, демонов многослезное уязвление!"
      Причём вы видите, что здесь рифма строится не только с помощью окончаний, но и с помощью антитез: "изумление - уязвление", "высота - глубина". А в одном из хайретизмов прямо сказано: "Ра дуйся, противоположности воедино сопрягшая!" . По сходному поводу о. Павел Флоренский говорил о "кипящем остроумии антитетических сопоставлений и антиномических утверждений". ("Столп...", М., 1914, с. 158).
      И как тут не вспомнить излюбленную прп. Романом православную антиномичность, по которой мы всгда узнаём его руку!
      Остаётся добавить, что Акафист был настолько популяным, что к концу VIII в. уже существовал его полный латинский перевод, возникший в среде южногерманских монастырей ("Propugnatori magistratui victoriae). И латинские секвенции, возможно, появились не без влияния акафиста.
      ГИМНОГРАФИЯ IV-V ВЕКОВ.
      Церковная гимнография этого периода сложилась как антитеза еретическим гимнам гностиков и ариан. Поэтому её инициатором следует считать самого Ария. Как известно, он написал целый сборник песен под названием "Талия", где излагал свои идеи так, чтобы они были понятны даже самому простому люду. Положенные на народные мотивы эти еретические песни распевались в портах и на дорогах. Моряки, путешественники и торговцы сравнительно быстро занесли их на Запад, где арианский еп. Милана Авксентий ввёл их в церковный обиход.
      Православные епископы Запада свт. Иларий Пинтавийский (+ 366 ) и свт. Амвросий Медиоланский вынуждены были противопоставить им свои гимны. Они-то и считаются основателями западной (латинской) гимнографии.
      На Востоке басспорное первенство во всех жанрах принадлежит выдающемуся сирийскому поэту прп. Ефрему Сирину.
      1. ` ВОСТОЧНЫЕ ПЕСНОПЕВЦЫ.
      Прп. Ефрем Сирин (+ `373 )
      один из основателей Восточного монашества, утончённый аскет, мистик и созерцатель, он известен нам, в основном, как автор хрестоматийных молитв: Великопостной ( "Господи и Владыко живота моего ... " ), к Богоматери ( "Нескверная, неблазная,нетленная..." ).
      Лишь недавно (в 1992 г.) был переиздан его "Псалтырь", написанный впротивовес гностическим псалмам Вардесана и его сына Гармония, которые оба были высокоодарёнными поэтами. Но прп. Ефрем был гениальным поэтом и он создал бессмертную вещь. Самое удивительное, что это действительно Псалтырь, состоящий из 150 псалмов, которые кто-то потом даже разделил на 20 кафизм, а каждую кафизму на 3 славы. В начале почти каждой кафизмы помещается догмат, а в конце - нравоучение - " уроки жизни ". Т.о.- это вполне богослужебная по своему предназначению книга и она, бесспорно, богодухновенна. Читать и перечитывать её можно бесконечно.
      Если бы прп. Ефрем написал одну только "Псалтырь" он уже остался бы в веках рядом с царём Давидом. Но маронитские монахи насчитывают у него не более не менее как 12000 гимнов (!). И этому веришь вполне, потому что прп. Ефрем был таким удивительным обоженным существом, которое жило и дышало непрерывной молитвой и эта молитва выливалась у него в стихах.
      Симеон Ассеман (автор "Библиотеки") перечисляет у его следующие гимны:
      87 гимнов о Божестве Иисуса Христа, направленных против ариан и евномиан.
      56 гимнов против ересей Маркиона, Вардесана и Мани (т.е. против дуалистических ересей).
      52 гимна о Церкви, в которых она сравнивается с Богородицей (причём католики уже находят здесь учение о Непорочном Зачатии). Исполняются у маронитов на всенощной.
      27 гимнов на Рождество Христово, предвосхищающие христологию V века (марониты до сих пор поют один из них: "Божество сое динил с человечеством и стал лицом - Богочеловек" ).
      56 гимнов хвалебных, из которых: - 24 - восхваляют девство, не уничтожающее таинство Брака; - 15 - восхваляют Иоанна Крестителя; - 25 - восхваляют апостолов.
      15 увещательных гимнов, из которых мариониты до сих пор поют в пяток гимн о покаянии ап. Петра.
      15 гимнов-размышлений о рае.
      Поминалиные стихиры (в противовес Арию, который учил, что не следует молиться об умерших).
      И.т.д.
      Невероятный, необозримый дар Ефрема Сирина был, однако явлением не уникальным. В истории Церкви этот феномен повторится ещё дважды: у Романа Сладкопевца и у Иоанна Дамаскина. Замечательно, что все трое были сирийцами.
      Из отцов Каппадокийцев наибольшее влияние на гимнографию оказал
      свт. Григорий Богослов (+390) .
      Крупнейший интеллектуал "Золотого века патристики", мистик и духовидец, он и в своей поэзии был прежде всего философом - богословом. Впрочем, "Св. Григорий был истинным мастером поэтичес кого слова, - отмечает Флоровский,- этим мастерством он нередко злоупотреблял... " ("Восточные отцы IV века", М., 1992 г., с.97).
      Он, например, сочинял богословские и исторические поэмы, написал в стихах целую автобиографию. Узнав, что Аполлинарий Лаодикийский составил по примеру Ария новый Псалтырь, свт. Григорий пишет: "если у еретиков есть новые псалтыри... то и мы будем ве щать псалмы, и мы станем писать много." Это как раз то, что Флоровский называет "... скорее риторические упражнения, чем подлин ная поэзия."
      Как ни странно, гораздо большее значение для гимнографии имели проповеди свт. Григория, которые произносились, конечно, "без бумажки", с подлинным поэтическим жаром и вдохновением. Так, посвящённый в 362 году во епископа Назианза, он начинает своё пастырское служение проповедью, начальные слова которой "Воскре сения день, просветимся торжеством и друг друга обнимем..." были впоследствии положены на мелодию прп. Иоанном Дамаскиным в качестве последней стихиры Пасхи (после которой начинается христосование).
      Троп из того же Слова свт. Григоря "Вчера я погребался вмес те с Тобою Христе, теперь встаю вместе с Тобою" - ныне один из тропарей пасхальных.
      II Слово на Пасху свт. Григория заканчивается возгласом: "О Пасха велия и священная Христе!" , который впоследствии стал последним тропарём Пасхального канона прп. Иоанна Дамаскина.
      Слово на Рождество начинается восклицанием: "Христос раж дается славите; Христос с небес, встречайте... пойте Господу вся земля" . Это - ирмос Рождественского канона прп. Косьмы Маюмского.
      Слово на Пятидесятницу содержит выражение : "Мы празднуем Пятидесятницу - пришествие Духа, совершение обетования, исполне ние надежды!" , которое стало I стихирой в церковной службе вечерни на Пятидесятницу.
      В том же слове выражение: "Дух Святой всегда был и есть, и будет... Он жизнь, Он свет животворящий..." , стало стихирой на Пятидесятницу.
      Но ведь чин на Пятидесятницу начал составлять ещё свт. Василий Великий. Так что возможно, что эти слова своего брата Григория начал заимствовать для церковный службы ещё он.
      Но наверное самым ранним и удачным заимствованием является знаменитый гимн "Te Deum laudamus" свт. Амвросия Медиоланского, основанный на "Гимне Вседержителю" свт. Григория:
      "Дай мне воспеть
      Тебя, бессмертного Властителя,
      Тебя, Царя и Господа...
      Тобой лики ангелов...
      Тобой красота звезд..." Латинский парафраз свт. Амвросия: "Тебя Бога хвалим,
      Тебя Господа исповедуем.
      Тебя, Отца вечного...
      Тебя Ангелы и Архангелы,
      Тебя небеса и все силы..."
      Свт. Иоанн Златоуст, свт. Кирилл Александрийский и др.
      То, что мы сказали о Григории Богослове, характерно и для других восточных епископов. Все они творили достаточно много, но в церковный обиход вошли буквально крохи, и то что им сейчас приписывается - сомнительно.
      Так свт. Иоанну Златоусту приписываются какие-то "Тропари для всенощной", которые он сочинил впротивовес арианам, в конце IV века уже запрещённым и собиравшимся тайно по ночам (арх. Филарет Гумилевский "Исторический обзор песнопевцев и песнопения Греческой Церкви" Св. Серг. Лавра, 1995 г., стр. 150).
      Историческому противнику Златоуста - свт. Кириллу Александрийскому (+ 444 ) приписывается знаменитая песнь "Богородице Дево, радуйся! Благадатная Марие, Господь с Тобою..." (там же, стр. 156). Составленная на основе Ангельского приветствия "Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою..." (Лк. I, 28, 42), она действительно могла быть противопоставлена свт. Кириллом ереси Нестория, но никаких подтверждений тому нет.
      Более того, литургисты отмечают, что западный вариант этой песни - "Ave Maria" - появляется чрезвычайно поздно (не ранее XI века). Впрочем, это также ничего не доказывает, потому что западный вариант "Радуйся, Мария благодатная! Господь с Тобою..." ближе к евангельскому тексту и не содержит никакой анти-несторианской направленности (это естественно: ересь Нестория никогда не была актуальной на Западе).
      Воспитанником свт. Кирилла Александрийского был свт. Анато лий (+ `458 ) - вначале апокрисиарий, а с 449 г. патриарх КПльский. Ему приписываются те воскресные стихиры, которые в "Октоихе" обозначены как "Восточны" (по греч. ........._ - т.е. буквально Анатолиево!). Арх. Филарет (Гумилевский) Справедливо замечает, что "название этих стихир восточными не объясняет содержания их. В славянском переводе эти стихиры то называются восточными, то надписываются как "творение Анатолиево" или же, как видим в руко писях, "Творение Анатолия патриарха Константинограда." (там же, стр. 163-164).
      Если эта интуиция верна, то именно свт. Анатолий был создателем древнейшего жанра византийской гимнографии - "стихиры". Но современные исследователи склонны приписывать это нововведение его современнику - прп. Авксентию. О нём мы будем говорить уже в другой лекции, посвящённой собственно византийской гимнографии.
      2. `ЗАПАДНЫЕ ГИМНОГРАФЫ.
      Как мы уже говорили, основателем Западной гимнографии считается
      свт. Иларий Пинтавийский (+ `366 ) , т.е. епископ Пуатье, лидер Галльских епископов в период борьбы с арианством, которого называют "Афанасием Запада". Известно, что он не только разработал латинскую тринитарную терминологию, но и пытался ввести в церковный обиход соответствующие литургические гимны. Но сделать это ему не удалось, потому что они были очень сложны и даже изощрённы (судя по дошедшим фрагментам, принадлежность которых его перу, однако, не всегда бесспорна), а его галльская паства была ещё на очень примитивном уровне.
      Но то, что не удалось сделать свт. Иларию, блестяще осуществил
      свт. Амвросий Медиоланский (+ `397 ) .
      Он был избран на Миланскую кафедру после того, как ею почти 20 лет владел арианский еп. Авксентий (т.е. в 374 г. ). И сразу же замыслил широкую литургическую реформу. Он заимствует из Антиохии духовную музыку (в основе которой лежали тогда 4 лада: дорийский, фригийский, лидийский и миксолидийский). Он составляет первый антифонарий и вводит антифонное пение псалмов - попеременно на двух клиросах. И, хорошо понимая, что сухие поучения (он называл их "violentiora praecepta" - т.е. букв. "принудительные наставления") ненадолго задержатся в простых умах, он сочиняет доходчивые гимны.
      Он был одарённый энтузиаст своего дела и быстро достиг такого успеха, что даже Августин Блаженный по собственному признанию, проливал слёзы, слушая его песнопения ("Исповедь" X, 33). Кстати, при своём крещении у свт. Амвросия оба они воспели у источника "Те Deum laudamus". Следовательно, в 387 г. (когда крестился Августин) этот гимн уже был. Он до сих пор живёт в Католической Церкви и исполняется в самых торжественных случаях.