– А теперь, Анри, слушайте, я продолжаю.
      – У вас язык не заболел? – с притворным сочувствием спросил паж.
      – Нисколько, – ответил Ролан, – А что, неинтересно?
      – О нет! Все чрезвычайно интересно! – поспешно заверил Анри, надеясь из подробного рассказа Ролана извлечь интересующую его информацию, – Только поменьше комплиментов в адрес господина де Бражелона.
      – Тогда я вообще замолчу, ибо без комплиментов виконту мне не обойтись.
      На это Анри и рассчитывал, хотя говорил приятелю совершенно противоположное. Но, состроив гримаску, милостиво дал свое согласие, и барабанщик приступил к продолжению анализа обстановки на флагмане.
      – Как я уже говорил. Его светлость герцог и господа генералы, наше начальство, эти важные персоны, проводят свой досуг в беседах о войне и женщинах.
      – Этого вы не говорили.
      – Разве?
      – Тему бесед важных персон вы не соизволили назвать.
      – Ну, сейчас называю. Начальство делится воспоминаниями о военных и любовных победах, в которых герцогу Бофору с его очаровательным косноязычием принадлежит главенствующая роль.
      – Очаровательное косноязычие? – возмущенно закричал Анри, – Да когда же ты прекратишь оскорблять моего герцога, Ролан-златоуст! То у него добрейший Бофор – идол, которому приносятся человеческие жертвы, то вовсе дурак, не умеющий связать двух слов!
      – Да я обожаю Бофора! И я тоже играл роль жертвы, так что имею полное право называть его идолом.
      – Это вы-то – жертва?
      – Да, я! – важно сказал Ролан.
      – Вы тоже пели герцогу романсы?
      – Нет. Я читал герцогу одну из глав мемуаров.
      – И как?
      – Аплодисменты! – гордо сказал барабанщик, – А что до очаровательного косноязычия, то… сымпровизировать стиль Бофора гораздо труднее, чем усвоить жаргон морских волков или жеманный стиль великосветских салонов. Ну, мир, Анри? В мои намерения не входило даже косвенным образом оскорбить Бофора. Клянусь, у меня и мысли не было! И тени мысли!
      – Я вам верю, – улыбнулся Анри, отвечая на рукопожатие барабанщика.
      – Итак, любовные и военные победы герцога де Бофора…
      Анри жестом остановил друга.
      – Об этом мне известно не меньше вашего, Ролан. И подвиги генералов во славу Марса и Амура меня не интересуют.
      – Хорошо, оставим важных, переходим к Пиратам. Там главенствовали те же темы – женщины и война. Но несколько в ином ключе.
      – Понимаю. Меньше лирических воспоминаний, больше похвальбы и цинизма.
      – Вы близки к истине. Но тут всю компанию забалтывал господин де Невиль. Вас интересуют любовные дела барона де Невиля?
      – О любовных делах барона де Невиля знает последняя парижская кошка, в обществе которой сей господин удирал по крышам от разъяренных мужей. Я лучше бы тогда послушал о любовных делах нашего Вожака.
      – Увы, тут мне сказать нечего. Если я процитирую реплики господина де Бражелона, столь же остроумные, сколь циничные, вы, Анри, с вашей чувствительностью и мечтательностью и вовсе его возненавидите.
      – А вы восхищаетесь циничными репликами господина де Бражелона?
      – Но если смешно! – простодушно сказал Ролан.
      – Возможно, – раздраженно проворчал Анри / ценной информации выудить не удалось: барабанщик говорил давно известные вещи /, – возможно, я преувеличиваю недостатки этого господина…
      – Недостатки? – бросился на защиту барабанщик, – С каких это пор остроумие стало недостатком?
      – С каких это пор цинизм стал достоинством?
      Ролан замялся: ему нечего было возразить. Анри удовлетворенно усмехнулся.
      – Его светлость герцог, направляясь к своей компании на полуюте… тут я уточню, Анри, я допустил неточность, сказав, что герцог разместился на юте. Это не совсем верно. Полуют – это возвышение, где…
      – Ют, полуют, я понял! Кормовая надстройка, где оркестр и фонари с резным барьерчиком!
      – Совершенно верно. Итак, его светлость герцог, да хранит его Господь, застукал наших героев, когда они руководили такой важной операцией, как извлечение из трюмного люка бочки пива. Все внимание Пиратов было приковано к бочке. Моряки достали бочку и покатили к грот-мачте. Там уже обосновался господин Гримо со своим саквояжем.
      – Они и старичка спаивают?
      – Ну что вы! Старичок ведет трезвый образ жизни. Но у старичка золотые руки, и за считанные минуты Гримо ввернул в бочку кран. Бочка-то была закрыта. А наша публика любит комфорт. Бочка здоровенная, диаметром примерно…
      – Не интересует меня диаметр! – взвыл Анри, – Видел я эти бочки!
      – Бочка, установленная возле грот-мачты, бездонная, можно сказать, с краном – пей – не хочу! Гримо повернул кран, и компания заорала: ''Есть!'' и пиво, пенясь, полилось в подставленные кружки. Первая кружка досталась старикану. И матросов угостили – они оказали услугу пассажирам в свое личное время, во время работы они не пьют. Гримо, заметив герцога, громко кашлянул и сделал знак своему господину.
      Все замерли с кружками в руках. Последовало вежливое приветствие. Де Невиль протянул герцогу кружку:
      – Выпейте, монсеньор, на такой жаре пиво – то, что надо.
      Бофор залпом осушил кружку… емкостью, наверно, с литр…
      – Он меня убьет со своими диаметрами и емкостями, – проворчал Анри.
      – Если я назвал емкость кружки, то это характеризует Бофора как человека, умеющего пить.
      – Как любителя пива, – фыркнул Анри, – Фи!
      – Отменное пиво, – заметил герцог, вытирая усы и велел матросам установить такую же бочку на полуюте.
      А потом герцог нахмурился и поманил к себе виконта и барона. Те подошли, я сказал бы, с опаской.
      – Я вас почти не вижу, господа, – недовольным тоном сказал Бофор.
      – Монсеньор, – тоскливо сказал де Невиль, – Если вам угодно приказать, чтобы мы находились при особе вашей светлости, мы подчинимся.
      И он вздохнул. Очень жалобно.
      – Да, монсеньор, – с кротким видом сказал Бражелон.
      – Очень мне нужны ваши кислые рожи! – фыркнул герцог, – Можно подумать, вас тащат на каторгу, а не на обед с шампанским! Я вижу, общество этих повес вам больше нравится.
      Лица, именуемые повесами, и я в том числе, сидели на ковре, и пикнуть не смели при адмирале.
      – Ладно, – смягчился герцог, – Гуляйте, пока я добрый. Но запомните, господа, там, за морем, я вас не отпущу от себя ни на шаг.
      – Там, за морем, я и сам ни на шаг не отойду от вашей светлости, – торжественно заявил де Невиль, – поскольку я в ответе за вашу драгоценную жизнь, и охранять вашу светлость – мой первейший долг.
      Бофор усмехнулся и напоследок заявил:
      – А моего приятеля Гримо я от вас забираю. Старина, собирай свой саквояж! Этот молокосос де Невиль прав – на такой жаре холодное пивко – то, что надо!
      Гримо последовал за герцогом на полуют, а повесы чесали затылки.
      – Нехорошо получилось, – вздохнул де Невиль, – Похоже, милый герцог обиделся.
      – Увы, – вздохнул виконт, – Не хочется быть свиньей в глазах милого герцога. Он к нам со всей душой, а мы…
      – Это так, но отбывать повинность с его тупыми генералами, это действительно…
      – Каторга! – дружно сказали Пираты.
      – Так и следи, чтобы не ляпнуть что-нибудь. Да что мы, не свободные люди? Что мы, не имеем право расслабиться? – вещал де Невиль, – Ну что ты молчишь, виконт?
      – Облом получился, – сказал виконт.
      – Облом? Здорово ты это сказал!
      – Это не я. Мольеровское словечко. Из комедии ''Докучные''.
      – Стой, я что-то не припомню. Я ж видел в Во эту комедию. Там одному малому на протяжении всей пьесы надоедают всякие придурки. Та самая?
      – Та самая.
      – Я ржал, как добрая лошадь! Но ты-то откуда знаешь? Ведь в Во была премьера комедии Мольера.
      – Я читал комедию в рукописи, – пояснил виконт, – И слово это мне понравилось. Оно соответствовало моему настроению.
      – Вы знакомы с Мольером? – спросил Шарль-Анри.
      – Портос. Это был его прощальный подарок.
      И тут, Анри, ваш покорный слуга, до сих пор скромно сидевший в уголке, позволил себе вмешаться в беседу. Вернее, не в уголке, а в сторонке, какие на шканцах уголки!
      – Не будете ли вы так любезны процитировать более подробно? – попросил я, – С контекстом.
      – С контекстом так с контекстом, – согласился виконт. – Извольте. Это реплика тупого охотника, что-то вроде:
      ''Не хочешь ли охотиться вдвоем, но там, где нам такой не встретится облом?''
      И я записал цитату из Мольера! – важно сказал барабанщик.
      – А сами то вы видели эту комедию? – спросил Анри.
      – Не только видел, сам в ней участвовал. Я играл мальчика с пращой!
      – Фрондера?! – воскликнул Анри.
      – Да! – гордо сказал барабанщик, – Хотя моя роль была без слов, прыгая по сцене театра Фуке, я мысленно повторял слова ''Фрондерского ветра'' – о чем, конечно, и не подозревала аплодирующая высокопоставленная публика, включая короля с его семейством. Я же сбежал от короля после событий в Во. А вы не видели? Много потеряли! Занятное было зрелище!
      – Не так уж много, – задумчиво сказал Анри. ''Скорее всего, интересующая меня персона на празднике в Во не присутствовала. А без него – зачем мне Во?'' – и, улыбнувшись своим мыслям, шевалье де Вандом сделал свой вывод из рассказа бретонца о бочке с пивом.
      – Ролан! А теперь мой комментарий к вышеизложенному, вы позволите?
      – Конечно, дорогой друг! Говорите!
      – Бофор… Насколько я знаю милого герцога, а я смею утверждать, что хорошо знаю его светлость… он в душе такой же мальчишка и повеса. Среди его генералов есть действительно… тупые, как справедливо заметил барон де Невиль. Чего стоят некоторые из них, герцог понял еще во времена Фронды. Ему их общество наскучило, герцог любит молодежь, но – положение обязывает – и он, адмирал, вынужден с ними ежедневно общаться по долгу службы. А, в сущности, это те же Мольеровы докучные.
      Ролан вытащил свою записную книжку и выпалил две цитаты:
      "Где только мы живем! Куда не повернись, столкнешься с дураком!"
      "О Боже, под какой звездою я рожден, что в жертву каждый час докучным обречен!"
      Анри кивнул головой, не уточняя источник, из которого бретонец почерпнул мольеровские премудрости, но слова первого комедиографа Франции запали в его сознание.
      – Поэтому Бофор душой с этими шалопаями и повесами и даже им немного завидует. Потому что Бофор всегда останется в душе мальчишкой. Хотя вынужден играть роль респектабельного господина. Не будь Бофор таким, не стали бы вы барабанщиком. И всего этого путешествия не было бы. Да и его генералы лет двадцать назад, были не солидным важными господами, а беспечными мальчишками. Только Бофора время не изменило…
      – А вы можете представить, Анри, что лет этак через двадцать наши Пираты станут респектабельными господами и важными персонами? – расхохотался Ролан.
      – Эти шалопаи? – фыркнул паж, – Очень сомневаюсь.
      – Генерал де Невиль – как вам это понравится?
      – Генерал де Невиль! – захохотал паж, – Это просто ужасно! Это так не вяжется с Оливье…
      – А герцог де Бражелон, как звучит, здорово?
      – Ужасно звучит! – сказал Анри, – Я не комментирую. И так ясно. Но вы поняли хоть отчасти Бофора?
      – Я готов пожертвовать собой ради герцога и прочесть ему и его генералам новую главу моих мемуаров, – сказал Ролан, – Но Пираты на такое самопожетрвование не способны.
      – Да, наверно, – кивнул паж.
      – Серж де Фуа выразил общее мнение, высказав предположение, что какой-то идиот нас всех подставил, наболтав герцогу о короле Ричарде Львиное Сердце, его склонности к песням и балладам, и наш славный герцог решил поиграть в короля Ричарда, заведя собственных трубадуров. Вроде Бертрана де Борна при короле Ричарде.
      – Вот уж нет! Ужасный человек! Война и война, ни на волос милосердия! Не должен быть таким рыцарь!
      – Я тоже не являюсь поклонником творчества Бертрана де Борна, – заметил Ролан, – И меня отталкивает его жестокость. Настоящему рыцарю так же свойственно милосердие, как и мужество. Как бы вы меня не попрекали военным психозом.
      – Вы не совсем безнадежны, – засмеялся Анри, – Из вас получится рыцарь, я хотел сказать – мушкетер!
      – Хотелось бы, – вздохнул Ролан, – Но вы поняли идею?
      – Я понял идею, – кивнул Анри, – А Бофор в доблести и благородстве – клянусь честью! – не уступит Ричарду Львиное Сердце, увы, в стихосложении первенство остается за королем Англии.
      – И тогда Гугенот повинился, что это он наболтал герцогу всякой всячины о короле Ричарде, считая это простой дорожной болтовней, ни к чему не обязывающей. Все это закончилось тем, что Пираты перешли на более крепкие напитки и через некоторое время почти все храпели, и я возвращаюсь к тому, с чего начал – я завладел почти не пьяным господином де Бражелоном, и он любезно проинформировал меня о парусном вооружении ''Короны''. Мы уже разобрались с парусами и заговорили о частях палубы – шкафут, шканцы…
      Анри завыл, и Ролан замер на полуслове.
      – …и тогда к нам подошел помощник капитана, господин де Сабле. Мы все обменялись приветствиями.
      – Присаживайтесь, сударь, – пригласил де Бражелон, – Пива хотите?
      – Благодарю, виконт, вы очень любезны, но я на службе, – сказал помощник капитана и уселся с нами на ковер.
      – А я думал, вы скажете "пришвартовывайтесь'', – иронически заметил де Сабле.
      Виконт цедил свое пиво, прислонившись к бочке и насмешливо поглядывал на помощника капитана. А господин де Сабле из тех, кто за словом в карман не лезет. Я это заметил, еще когда он к художнику придрался. Люк Куртуа поставил этого молодчика на место своим художественным профессионализмом.
      – Свет теплый, тени холодные, – кивнул Анри, – Ну а виконт?
      – А виконт – этакой ледяной учтивостью.
      – О! Это он умеет!
      – Он допил свое пиво, поставил кружку и сказал с чисто великосветской развязностью, словно находился не на палубе корабля, а при Дворе Его Величества: ''Я не позволил бы себе злоупотребить морским жаргоном в присутствии такого профессионала как вы, господин де Сабле!''
      У помощника капитана вытянулась физиономия. Несколько секунд он соображал, комплимент это ему лично как профессионалу или затаенная насмешка, так как молодой господин де Сабле не производил впечатление опытного морского волка, и это было его, если не ошибаюсь, второе плаванье. По возрасту, он был на несколько лет моложе Пиратов. Как и мы, разомлевший от жары, он снисходительно посмотрел на мирно храпящую компанию, и все-таки искушавший его черт показал свои рога.
      – В самом деле? – спросил де Сабле, – Я сегодня от этого господина такой вздор, что, когда я процитировал нашим изречение барона де Невиля, все чуть в воду не попадали от смеха.
      – Что-то я не помню, – лениво заметил виконт.
      – Я вам напомню. Ваш друг изволил сказать: "Отдать шканцы!''
      – А-а. Это он шутил. Юмор у него такой. Ролан!
      Я понял, что мне надо поддержать престиж нашей славной пиратской компании и прокомментировал фразу барона как шутку:
      "Шканцы, сударь, это место, где мы с вами сейчас находимся, верно? А надо говорить "Отдать швартовы", не так ли?
      – Видите, – холодно заметил виконт, – Даже наш малыш Роланчик правильно употребляет морские термины, не так ли? Это была шутка. Мой друг только шутил.
      Вредный де Сабле недоверчиво покачал головой.
      – Но я собственными ушами слышал из его уст такую же нелепость насчет парусов! Ваш друг путает бизань и гафель.*
      …. * Бизань – косой парус, ставящийся на бизань-мачте.
      Гафель – рангоутное дерево, ставящееся на мачте под углом.
      ….
      – Кошмар какой-то! – "ужаснулся" виконт, – О, несчастный! И вы хотите вздернуть его на ноке рея, господин де Сабле?
      – Пусть живет, – великодушно сказал де Сабле, смеясь, – Он еще путает галеон и гальюн! "Наш гальюн несется под всеми парусами".
      И мы засмеялись.
      – И все-таки это была шутка, – все тем же ленивым тоном продолжал виконт, – Такую глупость сказать ничего не стоит.
      – Ну-ка, ну-ка, – оживился де Сабле.
      – Сейчас, – сказал виконт, потянулся за пивом, и, нацедив себе пивка, в приветственном жесте поднял кружку, учтиво кивнув помощнику капитана, ваше, мол, здоровье, отхлебнул пивка… Видимо, он затягивал паузу, пока пил пиво, чтобы сымпровизировать что-нибудь такое тупое морское…
      – О, паузу держать он умеет, это уж точно! И что? Что он сказал?
      – О Анри, увольте! Это было длиннющее повелительное предложение типа команды с таким нелепым нагромождением морских терминов от ''крутого бейдевинда'' до наименования каких-то Бог весть, каких заумных парусов, и все вместе представляло такую кашу, что де Сабле громко расхохотался и пришел в полный восторг. Понимаете, если бы Мольер писал морскую комедию – такое мог бы придумать только Мольер, я вам точно говорю!
      – И вы это придумали вот так сразу? – вытаращил глаза де Сабле.
      – А что в этом особенного? – небрежно заметил виконт, – Сущий пустяк!
      – Да вы наш человек, сударь! Повторите, сделайте одолжение! Но даже со второго раза я не смог запомнить заковыристую морскую фразу, которую наш Пиратский Вожак произнес с интонациями… я сказал бы, напоминающими площадную ругань какого-нибудь армейского сержанта в захолустном гарнизоне.
      Помощник капитана зааплодировал, а виконт пробормотал:
      – Видите, мы не такие и профаны, – и снова жест в мою сторону, и я выдал все, что успел узнать о парусах нашей ''Короны''. Я понял игру нашего Вожака – если даже малек знает паруса флагмана, то де Невиль, возглавляющий охрану адмирала, тем более.
      – А мне это напоминает, когда детей на Рождество или в какой-нибудь праздник заставляют декламировать стишки или приветствовать коронованных особ, – сказал Вандом, – Простите, я не хотел вас обидеть, я только вспомнил, как часто мне приходилось декламировать стишки и приветствия… А что помощник?
      – Помощник сказал: ''Молодец, малек, где ты так нахватался?'' Тут я решил, что надо воздать добром за добро и показал помощнику капитана свое наглядное пособие, указав автора. `'Вот мой учитель'',- сказал я.
      – Вношу поправку, – заметил виконт, – Наш общий учитель – капитан.
      – И все-таки, позвольте полюбопытствовать, откуда вы знаете все эти тонкости? Вопросы, которые вы задавали капитану насчет управления вашей яхтой, в самом начале путешествия, уже говорят о многом.