.
 

1. ''СТРАДАНИЯ'' МОЛОДОГО БРАЖЕЛОНА.

 
      "Начинается", – прошептал Рауль, проснувшись часа через два после "шторма" с больной головой. Он считал свое состояние весьма отвратительным. Неужели все…любители крепких напитков так же мучаются с похмелья? И древние римляне? И тамплиеры? И мушкетеры? И школяры? И пираты? И…кто там еще?…Мы вчера все-таки перепили. Накажи меня Бог, если я помню, как я здесь оказался. Как я добрался до своей каюты? Как я вообще нашел сюда дорогу и не кувырнулся за борт, не грохнулся с лестницы? И кто меня раздевал и укладывал? Неужели Гримо? И как он только справился со мной?
      Он взглянул на старика. Гримо спал, полуоткрыв рот, с самым блаженным видом. Ночной колпак сбился на бок. Бедняга Гримо. Прячет свою лысину под колпаком – мерзнет башка, наверно. Башка… Да, но если после ''шторма'' каждый раз будет так трещать моя собственная башка, лучше завязывать, пока не поздно. Еще хорошо, что обошлось без ссор, травм, драк – неизбежных последствий лихой пирушки. Ох уж этот Оливье! Это все он! Не надо было ни в коем случае мешать вино с агуардьенте. Де Невиль заказывал напитки, и я положился на его вкус. Вот дурак! Нет, чтобы самому проконтролировать! Запустил козла в огород с капустой. Открыл волку овчарню. И вот результат. И все, наверно, такие же глумные. А я ничегошеньки не помню – как я заснул, как здесь оказался, провалился в сон, и все. Я слышал, что такое бывает с пьяницами. Они как вырубаются. А потом наутро весьма погано себя чувствуют. Симптомы внушали тревогу. А еще, – вспомнил Рауль, – Пьяницы по утрам испытывают жажду. Прямо как я сейчас. А еще они хотят добавки. Рауль представил бутылку агуардьенте, которую надо пить залпом и делать большой глоток, по совету опытного гасконца.
      Нет уж, сказал он себе, – только не это! Озолоти меня, агуардьенте в рот не возьму. Это внушало надежду. Значит, он еще не совсем законченный алкаш. Счастливый Гримо! Дрыхнет себе и в ус не дует.
      Гримо заворочался во сне и сдвинул на лоб ночной колпак. Рауль вспомнил, что вчера на Гримо был парик алонж. А может, это ему приглючилось? Гримо в парике алонж… Абсурд! Конечно, это была галлюцинация. Он уже до белой горячки допился! А может, Гримо в парике алонж приснился ему во сне? А что думать, а что понапрасну ломать и так больную голову, решил Рауль,- Разбудим Гримо и все выясним. Тогда будет ясно, наяву все это было или пьяное видение.
      Терзаемый угрызениями совести, наш герой все же, как ни стремился выяснить истину, пожалел мирно спящего Гримо и решил подождать, пока Молчаливый сам проснется. Но совесть не унималась.
      Эти ''терзания'' усугублялись отвратительным состоянием. А желторотые, наивные люди, вообразили, что он хлещет агуардьенте как воду. Вот так создаются мифы, усмехнулся Рауль. Но во время
      "шторма" он старался по мере возможности поддерживать этот миф, и желторотые невесть, что вообразили о Пиратском Короле. Первый блин комом, вздохнул Рауль. Дальше – больше. Привыкнем, уже не будем так мучиться. Все-таки праздник удался. Пираты оторвались по полной. Так оторвались, что никто ничего не помнит. Это что же, и дальше так будут продолжаться? Мы не только сами погрязнем в беспробудном пьянстве, но и втянем в него желторотых.
      Надо заметить, наш герой с непривычки преувеличил свою головную боль. Состояние его было далеко не такое ужасное, как он вообразил с перепугу. К счастью для Рауля, в описываемое время к крепким алкогольным напиткам не подмешивали химии, и его ровесники из XXI века и даже более юные участники фуршетов, дней рождений, презентаций, пикников, барбекью и прочих мероприятий с выпивкой испытывали поутру более жестокие страдания, как на его родине, так и во всем мире. Но в XVII веке виноторговцы были честнее. Вино могли, в крайнем случае, разбавить водой, всучить пьяной компании солдатское пойло вместо изысканного вина. Но паленая агуардьенте – это невозможно было представить себе в эпоху Людовика XIV. А также означенный напиток с примесью технического спирта и прочих ядовитых компонентов. Но "ерш" есть "ерш" и в эпоху Короля-Солнца. Агуардьенте плюс малага дает в итоге ''ерша''. То есть головную боль и жажду.
      Добродетельный Гримо не ожидал таких ''подвигов" от своего добродетельного хозяина. Живи Гримо в наше время, он побеспокоился бы о верных средствах для снятия алкогольного синдрома: огуречный рассол или кефир. Но Молчаливый не знал о таких средствах защиты, и его неизменный здравый смысл подсказал ему оптимальное решение: морс, а, проще говоря, варенье, разведенное водой. Но об этой услуге своего запасливого и заботливого Гримо Рауль не знал. К тому же ему было скучно. Не переставая ругать себя, он все-таки дотянулся до пятки своего старичка и стал щекотать ее. Хотя Гримо сравнивали с Дон Кихотом, а не с Ахиллесом, пятка его была не менее уязвимым местом. Гримо проснулся, отдернув ногу.
      – С добрым утром, Гримо! – слегка охрипшим голосом сказал Рауль, заискивающе улыбаясь.
      Гримо посмотрел на Рауля исподлобья. Точь в точь как наш кот Кир, когда чем-то недоволен, подумал Рауль.
      – Не думаю, что для вас это утро доброе, – проворчал старик и постучал по своей голове, – Болит?
      – Чертовски! – сказал Рауль, – Места себе не нахожу. Даже во время беспорядков Фронды, когда мамашка Фрике огрела меня по башке горшком с геранью, и то было не так погано!
      – Вы просто забыли, сударь, – вздохнул Гримо, – Травма, полученная в драке – тоже дело серьезное.
      – Нет, – упрямо сказал Рауль, – Сейчас хуже. Горшок с геранью – чепуха. Агуардьенте – это серьезно.
      – Ну, не знаю, не знаю, – продолжал воркотать старик, – Мне голову проломили вилами, тоже мало не показалось. Шрам на всю жизнь остался. Хорошо еще, что в амьенском погребе было оливковое масло. Берегите голову, сударь… – все это Гримо бормотал, закрыв глаза, как бы во сне.
      – Дай Бог, чтоб уцелела голова! – продекламировал Рауль, – А не сочинить ли мне рондо?
      – Сочиняйте хоть оду, хоть поэму, хоть целую эпопею, только дайте поспать, – буркнул Гримо, – Я думал, вы проспите до обеда.
      – Дай Бог, чтобы уцелела голова, – повторил Рауль.
      – Дай Бог, дай Бог! – продолжал бубнить Гримо.
      – Нет, с похмелья не до рифм, – вздохнул Рауль, – Неужели ты не выспался? Поговори со мной! Мне скучно. Я дохну со скуки.
      – Прикажете вас веселить? – заворчал Гримо, – Пусть ваши дружки вас развлекают. Веселые ребята, ничего не скажешь.
      Он засунул руку под подушку, достал часы и буркнул:
      – Что за черт вас поднял такую рань!
      – Привычка, Гримо.
      Гримо зевнул. Опять закрыл глаза.
      – Давайте играть, – сонным голосом проговорил Гримо, – В Короля и Фаворита. Вы – Король, я – ваш Фаворит. Вас же ваши дружки-Пираты Королем кличут. Ну, а я предлагаю изменить правила игры, коль вы скучаете. Вы – король Людовик XIII, а я Анри де Сен-Мар, ваш фаворит. Итак, ''Поскучаем, господин Ле Гран, поскучаем''.*
      – Дай Бог, чтоб уцелела голова,** – в третий раз повторил Рауль, – Эта игра не по мне. Дай попить, фаворит. Есть какое-нибудь питье?
      … * Слова Людовика XIII фавориту Сен-Мару, по прозвищу Ле Гран – Великий. ** Анри де Сен-Мару, руководителю заговора против Ришелье, отрубили голову по приказу кардинала в 1642 году.
      …
      – С утра пораньше? – разозлился Гримо, – Вам мало вчерашнего?
      – Я сказал ''попить'', а не ''выпить''. Я попросил ''питья'', а не ''выпивки''. Ты меня не понял.
      – Фу! – вздохнул Молчаливый, – А я уж боялся, вы меня пошлете на поиски агуардьенте.
      – Не дай Бог! – воскликнул Рауль, – Да минует меня чаша сия!
      – Но не минует морс моего приготовления, – усмехнулся Гримо.
      – Так бы сразу и сказал! А я тут мучаюсь, изнывая от жажды.
      – Совсем измучился, – хмыкнул Гримо.
      – Где твой морс, Гримальди?
      – Позаботьтесь о себе сами, – проворчал Гримо, – Кувшин на столе. Все, сударь, я сплю!
      Хотя старик надеялся заснуть, сон уже прошел. Он опять усмехнулся, видя, как его господин выдул пол-кувшина кисленького морса.
      – Полегчало? – спросил Гримо.
      – Ух! Еще как! Не то слово! Спи, старина. Прости, что разбудил тебя.
      – С вами поспишь, – ворчливо сказал Гримо.
      "Определенно, у Гримо портится характер, – подумал Рауль, – Добрый молчаливый Гримо превратился в зануду и ворчуна. Гримо Сварливый! Метаморфозы!"
      – Отдыхай, – сказал он кротко.
      "Ага, подлизываешься, – подумал Гримо, – Но я уж выдержу характер, нагоню на тебя страху. Будешь знать, как напиваться! Мой благовоспитанный добропорядочный господин превращается в пьяного пирата! Метаморфозы!''
      – Разве с вами отдохнешь? – буркнул Гримо.
      – Так ты совсем проснулся, Гримальди? – спросил ''пират''.
      Гримо не сдержал улыбки. Он очень любил своего молодого господина, но в ''воспитательных целях'' решил кое-где сгустить краски.
      – Тогда, – сказал Рауль,- Я хотел бы кое-что выяснить у тебя.
      – Выясняйте, – сказал Гримо ''равнодушно''. И вновь погрузился в блаженную дремоту.
      – Но я же не могу разговаривать с мумией! – теперь уже Рауль рассердился, – Ты лежишь как в саркофаге и не смотришь на меня, гадкий старикашка. Какой это к чертям разговор!
      – Африка, что вы хотите? – отвечала ''мумия''. Но "мумия" боялась выдать свою игру и сохраняла непроницаемый вид для пользы дела, – Пусть я гадкий старикашка, а вы в таком случае дрянной мальчишка.
      – Ладно, – сказал Рауль сердито, – Разговор не получился. Семь бед – один ответ. Хоть мумии были в Древнем Египте, я тоже залезу в свой саркофаг и буду дрыхнуть, пока не разбудят. Приятных снов, мумия Гримо! Поживешь с такой мумией, сам в мумию превратишься. Вот я и буду мумией молодого жреца,…какие там, у египтян боги? "Ра" мне никак не подходит.
      – ''Ра" – Бог Солнца, – подумала, вздыхая, ''мумия Гримо'', – Король-Солнце. Старая песня.
      – … Богини Бастет. Кис-кис! Канонизируем Кира и будем поклоняться кошачьей богине Бастет.
      – Сударь? – позвал Гримо, – Что вы хотели узнать?
      – Я – мумия жреца Богини Бастет и лежу в саркофаге, – ответил Рауль, – Не мешай мне грезить о моей богине. Кис-кис-кис! Бастет, кисонька, египтяночка, встречай чужеземца, твоего раба!
 

 
      ''Ишь, какие мы обидчивые, -подумал Гримо после неоднократных безуспешных попыток завязать разговор с ''мумией молодого жреца древнеегипетской богини Бастет'', – Ну и дуйся на здоровье. Дуйся, дуйся, а я спать буду. Верно, ведь вчера говорил герцог – для чего было давать детям образование? Вчера были римляне, сегодня – египтяне. Эх, маленькие детки, маленькие бедки. Все равно долго злиться не можешь, уж я-то тебя знаю как облупленного. Сам начнешь подлизываться, а мы покамест вздремнем".
      Определенно, у Гримо портился характер! Он натянул ночной колпак на уши и придал своей неподражаемой физиономии выражение блаженства, а Рауль попытался сосредоточиться на образе Богини Бастет, и в это время в дверь кто-то начал тихо скрестись. Пораженный таким совпадением, Рауль приподнялся на локте. Он еще плоховато соображал с похмелья. Вот если бы явилась Богиня Бастет, пылкая египтянка, усмехнулся он, так кошки скребутся, возвращаясь после ночных скитаний. Звук повторился.
      ''Точно, – сказал себе Рауль, посмеиваясь, – Богиня Бастет, она и есть!" Он оглянулся на старика. Гримо хранил молчание. ''Ладно, молчи, черт с тобой, – с досадой подумал Рауль, – Сам открою, я, как-никак, помоложе. Может, у него начинается старческий маразм? Барабанщик, паж и слабоумный старик – веселая компания".
      Он вылез из своего "саркофага", сунул ноги в башмаки и, пошатываясь, открыл дверь. Один из представителей "веселой компании" стоял в коридоре. Анри де Вандом! Хорошо, что он не успел ничего ляпнуть вроде: ''Иду, моя Богиня! Бастет, кисонька моя!" Анри де Вандом держал в руках какую-то бутыль.
      – Доброе утро, сударь, – поклонился Анри.
      ''Не такое-то оно и доброе'', – подумал Рауль, но с вежливой улыбкой ответил:
      – Доброе, милый Анри. Прошу! Что привело вас в столь ранний час?
      Гримо, услышав голос дочери герцога, хмыкнул и с головой укрылся одеялом. ''Мое дело – сторона. Вмешиваться не буду. Пусть сам выпутывается". Анри не решился барабанить в дверь каюты – он помнил, какую трепку получил вчера в этом самом помещении. Трепка, быть может, слишком сильно сказано, но никто никогда не хватал за шиворот адмиральскую дочку! Кроме господина де Бражелона. Поэтому Анри так робко скребся в дверь каюты. Как потерявшийся котенок.
      – Господин герцог посылает вам лимонад, виконт, – смущенно сказал Анри,- Говорят, с похмелья помогает. У монсеньора герцога изрядный опыт.
      – Передайте господину герцогу мою искреннюю брагодалность… тьфу…благодарность… – пробормотал Рауль и слегка поклонился.
      Анри тоже поклонился, стараясь копировать его небрежно-изящный поклон.
      "Браго-далность, – подумал перепуганный Анри, – Ничего себе оговорочка! Аббатисса говорила, что случайные оговорки выдают тайные мысли людей. Так оно и есть! Все-таки умные люди иезуиты. Я сама оговорилась, назвав ужин ''ужасом". Рис и кислый виноград действительно были ужасны. И ликер ужасен – я опьянела! Ужас и есть! А тут дело пахнет брагой, а не благодарностью. Одно пьянство на уме у этого Бражника. Ого! А может, фамилия его и происходит от ''бражки''? Как там у Вийона?…''Блатная бражка, люд фартовый, кого на лажу не купить…'' А я-то, наивная дурочка, думала о красивой бабочке – Бражнике. Нет, здесь другое. Бражка-бражник-Бражелон. Эфемерные мотыльки сгорели в огне Фронды. Здесь другое. С кем я свзязалась! Ужас!"
      – У вас очень болит голова? – спросил Анри.
      Разве можно было сказать правду этому несмышленышу?
      – Совсем нет! – бодро сказал Рауль, – Я просто еще не совсем проснулся.
      И он притворно зевнул. Гримо приоткрыл один глаз. Разумеется, любой воспитанный молодой человек предложит девушке сесть. Но Рауль не знал, что разговаривает с молодой девушкой. Кое-какие подозрения у него мелькнули. Ни один мальчишка не назовет индейский томагавк топором. Но неженка Анри, видно, не строил в детстве вигвамы, не раскрашивал лицо боевой раскраской, не испускал воинственные вопли, охотясь на бизонов и ягуаров, не выдирал перья у петухов для головного убора вождя индейского племени. Анри ловко завел разговор о своей кузине, когда речь зашла о священных реликвиях глупышки Женевьевы, возлюбленной де Невиля. И Рауль решил, что Анри выдал себя за кузена Анжелики, хотя на самом деле таковым не является. На самом деле Анри – брат Анжелики. Не зря Бофор держит пажа при себе в своей каюте. А Анжелика…он не может быть Анжеликой. Он просто очень на нее похож. А похож потому, что он – сын Бофора, вот и все. Какая-то любовная связь Рыночного Короля. Но это не нашего ума дело. Будем снисходительны к бурной молодости адмирала. Герцог безумец, но не настолько же, чтобы взять девушку на войну с мусульманами! Кое-какие факты по восточному вопросу внушали ужас. Что может произойти с молодой красивой католической принцессой, попади она в руки пиратов Магриба? Пленница гарема, наложница какого-нибудь реиса, паши, шейха, погубившая и тело и душу – или спасение души ценой мученичества. В этом мусульмане весьма преуспели. Всем фору дадут.
      Капитан де Вентадорн пришел к тому же выводу, что и Рауль. Он значительно больше знал о зверствах пиратов Магриба и считал юного Вандома нежным, заласканным мальчиком. Кроме того, когда Оливье пел ''Романс о взятии Аламы'', и Анри очень заинтересовался этим произведением, Рауль, приметив, издали хрупкую фигурку пажа, утвердился в своем заблуждении. Девчонку, молодую девушку, романс Оливье не заинтересовал бы. Конечно, это мальчик. Разве интересно было бы слушать "Ай, де ми Алама" придворным дурочкам вроде Оры де Монтале? Им бы про влюбленных пастушков, да жестоких пастушек, да про всякие напыщенные чувства. Правда, Анжелика де Бофор отличалась по складу ума от придворных дурочек. Анжелика де Бофор была и осталась Юной Богиней Фронды. Уже без Фронды. Но Фронда и иезуиты несовместимы. Фронда – порыв к свободе, иезуиты – полное подчинение Черному папе.
      Так, продолжая упорствовать в своих заблуждениях, проницательный капитан ''Короны'' и эрудированный парижский житель оказались оба обмануты Анри де Вандомом. Они оба ошиблись. Ошибся и Гугенот, реально смотрящий на вещи, имея доступ к отрывочным, но довольно жутким сведениям о трагической участи мусульманских пленниц. Все ошиблись, кроме провинциального фантазера, желторотого виконта де Линьета. Прав был желторотый, угадавший в златокудром паже дочь герцога. Но, разубежденный Раулем, желторотый тоже поверил в легенду: Анри – сын Бофора. Сын так сын, с кем не бывает, и де Линьет выругал себя за наивность.
      Но они еще не очень хорошо знали своего адмирала! Между тем Гримо не спешил прийти на выручку к своему господину. Гримо злорадствовал и посмеивался втихомолку. И, зная, что в каюту к его господину пожаловало прелестнейшее создание, дочь адмирала, Гримо с любопытством, свойственном старикам, выжидал, чем же завершится эта забавная сцена. Кроме того, добропорядочный старичок не позволил бы себе показаться м-ль де Бофор в ночной сорочке и колпаке. А за своего господина он не волновался. Это он может принимать юную даму в почти естественном виде – в белых коротеньких штанишках с кружевными оборочками.
      ''Это ничего, – думал, посмеиваясь, старик, – Он у нас красавец, только на пользу''. А юная дама совсем смешалась и растерянно смотрела на ''чудовище'' в белых штанишках. В обморок она, правда, не упала, увидев полуголого мужчину, но, честно говоря, была близка к обмороку. Однако воспитанница ''черной аббатиссы'' мужественно преодолела бесовские мысли.
      ''Господи Иисусе,- думала Анжелика, смотря на золотой католический крестик на шее Рауля,- Ты говорил, что тот, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею в сердце своем. Ты ничего не говорил, о Спаситель, что если женщина или девушка смотрит на мужчину с…этим самым… вожделением…она тоже прелюбодействует…с этим мужчиной в сердце своем. Но это одно и то же, Господи! Помоги преодолеть искушение! Меня привело сюда милосердие, Господи! Я хотела помочь! Я боялась, что он отравился рисом с курятиной, выручив меня за ужином и добавил по пьянке. И отец беспокоится. Но Сатана не дремлет. И я, Анжелика де Бофор, оказалась в обществе почти голого мужчины. Вот ужас!"
      – Вы будете пить лимонад? – робко спросил Анри.
      – Давайте сюда ваш лимонад. Я предложу вам в свою очередь морс. И вот – сладости. Мне почему-то кажется, что вы лакомка. Я, впрочем, тоже. Садитесь же, Анри!
      Анри робко уселся. Рауль разлил лимонад по бокалам. И, конечно, с жадностью выпил. Анри пил маленькими глоточками.
      – У меня такое впечатление, сударь, – смущенно заговорил Анри, – Будто вы долго шли по раскаленной пустыне, страдая от жажды – так жадно вы пьете!
      – Сушняк, – сказал Рауль, – Спасибо за лимонад.
      – Пустяки, – сказал паж, – Не стоит брагодалности. Ой, простите, я тоже…заговариваюсь. Благодарности. С вами действительно все в порядке? Вы, случайно, не отравились?
      – Пустыни, жара и жажда у нас еще впереди, Анри. Быть может, когда-нибудь мы вспомним это утро, когда питья было – хоть залейся, и будем рады глотку воды.
      Анри вздохнул:
      – Какая мрачная перспектива.
      – В конце пути – Африка, что вы хотите! Но, пока есть возможность, пейте вдоволь.
      – Вы не ответили на мой вопрос, сударь. Вы не отравились? Может быть, вам нужна помощь? Господин Себастьен Дюпон совсем недалеко от нас, и я могу его пригласить.
      – Вас герцог прислал с этим поручением?
      – Да, господин виконт. Герцог беспокоится, как вы.
      – Отлично, господин де Вандом, отлично. Со мной все в порядке!
      Может, и стоило проконсультироваться у господина Дюпона, но Рауль предпочел не посвящать посторонних в свое отвратительное состояние. Голова уже не так болела, а морс и лимонад частично нейтрализовали действие агуардьенте.
      – Я, конечно, не знаю, что вы вчера пили…
      – Агуардьенте! – хвастливо заявил Рауль.
      – Ой! Какой ужас! Вы настоящий Пират, господин Бражник…Простите, я хотел сказать, господин де Бражелон.
      – Кстати, где моя бандана? – вспомнил Пират и оглянулся по сторонам. Бандана лежала на столе. Он завязал бандану.
      – Вот теперь я настоящий Пират,- сказал Рауль с важностью.
      Если бы старик Гримо мог передавать мысли на расстоянии!
      – Жарко, – сказал Рауль, – А лимонад отличный. Замороженный, что ли? Открыть окно?
      – Да-да, будьте так добры, – прошептал паж.
      "Молодец, – усмехнулся Гримо, уткнувшись длинным носом в свою подушку, – А теперь будь последователен, предложи пажу снять курточку, и тогда, даст Бог, до тебя дойдет, кто наносит тебе ранние визиты!''
      – Меня все-таки очень беспокоит ваше самочувствие, – сказал Анри, – Вы съели так много риса, а в рисе было так много перца. Неужели после всего, что вы съели, у вас совсем не болит желудок? Видит
      Бог, мной движет чувство милосердия и сострадания к ближнему. При мысли о страданиях, которые вы, быть может, испытываете из-за моей оплошности…
      – Да не испытываю я никаких страданий, с чего вы взяли, Анри? – засмеялся Рауль, – Забудьте вы этот несчастный рис! Я же сказал, у меня железный желудок! – и он хлопнул себя по животу, предложив пажу полюбоваться мышцами его ''железного живота''. Паж робко ткнул пальчиком в ''железную мышцу'' и со вздохом отвел глаза. Ох, что подумала бы аббатисса! Бофорочка потупила глазки, и потом отважилась взглянуть на своего искусителя. Слава Богу, искуситель не интересовался мышцами Анри де Вандома. А Рауль был уверен, что у изнеженного пажа не мышцы, а кисель какой-то и тактично не задавал Анри вопросов о его мускулатуре. Дойдет своим умом, каким должен быть настоящий мальчишка. А смущение Анри Рауль объяснял очень просто – ханжеское иезуитское воспитание.
      – У вас лицо бледное, – сказал Анри,- И щетина на щеках.
      – Да я еще не брился, – сказал Рауль, – А бледность – не порок. Все лучше, чем ''молочный поросенок''.
      – Я хотел извиниться за ''молочного поросенка''.
      – Извинения приняты, Анри. О! Смотрите! Солнце восходит!
      – Где? – спросил Анри.
      Рауль махнул рукой в сторону окна. Они уселись рядышком у иллюминатора и стали смотреть в окно.
      – Моя каюта на восточной стороне, – сказал Рауль, – Корабль идет на юг. Курс зюйд.
      – Да, моя тоже на восточной, – пролепетал Анри, – Курс зюйд, я знаю, капитан говорил.
      "Восток, – подумала Анжелика, – Восток – это где Китай. Там, на Востоке, в той стороне, где восходит солнце, мой Шевалье, а я, ужасная грешница, я встречаю с другим восход солнца''.
      Но солнце, встающее над морем и преображенная морская гладь, засиявшее всеми красками небо, озарившаяся восточная каюта – все это было так прекрасно, что наши герои, как зачарованные, любовались ослепительной картиной. Анжелика подумала, что не сможет найти нужные слова для описания всех красот этого феерического зрелища в своем дневнике. Кто видел восход солнца в открытом море, поймет чувства наших героев. Занималось утро нового дня. Наши путешественники и думать забыли о Короле-Солнце – настоящее солнце было так прекрасно! Анри протянул к солнцу руки.
      – Это чудо! – сказал паж восторженно.
      Рауль положил руку на плечо Анри.
      – Нет слов, – сказал он, – Только кисть Люка передаст все это великолепие.
      Гримо поглядывал на них из своего укрытия. Он заметил, что рука хозяина уже лежит на плече пажа. Но приглашения снять курточку не последовало. ''Балда, – сокрушенно подумал Гримо, видя, что Рауль предлагает пажу орехи, – на кой черт ей твои орехи?'' Правда, орешки были предложены со щипцами. Но и тут пажу пришлось самому колоть орехи. ''Крепкие орешки'', – заметил Анри. "Да-да, крепкие орешки'', – ответил Рауль и почему-то вздохнул, словно вспомнил что-то не очень веселое. Гримо заметил, что Анри сидит не по-мальчишечьи, а по-девичьи, сблизив коленки. Но его хозяин рассеянно смотрел на вазу с орешками, а не на коленки Анри де Вандома.
      Что касается Анри де Вандома, пажеский костюмчик был продуман до мелочей и сшит для Анри г-ном Персереном по общему эскизу герцогских пажей, но, учитывая индивидуальные особенности фигуры м-ль де Бофор. В плечах – крылышки, штанишки, пышные, коротенькие, как современные шортики, умело скрывали девичью фигурку. Будь мадемуазель экипирована по нынешней моде, футболка и шорты сразу выдали бы ее пол даже Ролану. Но в XVII веке на рубашку шло значительно больше материи, чем на молодежные футболки XXI века. И кое-какими техническими советами Шевретты весьма умело пользовалась ее способная ученица. Сейчас, конечно, Шевретта очень пожалела бы о том, что учила дочь Бофора маскировке. Но, навещая время от времени приятельницу-аббатиссу в монастыре Святой Агнессы, Шевретта выбирала минуту-другую, чтобы поучить кое-каким хитростям маленькую простушку Бофорочку.
      – Морс? – предложил Рауль.
      – Чуть-чуть, – сказал Анри.
      Рауль налил себе полный бокал, пажу – чуть-чуть.
      – Никак отпиться не могу, – вздохнул он.
      – Сударь, – сказал Анри, – Теперь, когда я убедился, что вы в добром здравии, и вам не нужна медицинская помощь… Хотя почему у вас хриплый голос?
      – С перепоя, – сказал Рауль, – А может, и сорвал, песни же всю ночь орали.
      – Какая жалость! – воскликнул Анри, – Неужели так и останется?
      – Да ладно, – сказал Рауль, – Пройдет. А не пройдет, черт с ним. Я ж не оперный певец.
      – О, но вы таким звонким голосом пели песню о капитанах, сударь! И еще…когда предложили тост… чтобы погибла надежда Ислама…
      Анри жалостливо вздохнул.
      – Можно подумать, я лишился ноги или глаза, – фыркнул Рауль, – У Пиратов это часто. Да еще и шрамы.
      – Что бы вы ни говорили, – сказал Анри, робко поднимая глаза на своего собеседника, – Мне очень трудно представить вас на деревянной ноге и со шрамом.
      – А вы представьте, – сказал Рауль, стараясь говорить погрубее, – Я же Пират.
      Гримо тихо смеялся.
      "Нет, мой милый, ты не пират! Ты редкий дурак и теряешь драгоценное время. Черт возьми! Все-таки до отца тебе далеко. Тьфу! Злости не хватает!''
      – У меня к вам поручение от герцога, – сказал Анри,- Но герцог велел вам сказать только в том случае, если вы себя хорошо чувствуете.
      – А если бы я заболел? – спросил Рауль, – Что тогда?
      – Тогда г-н Дюпон к вашим услугам. А почему вы спросили? Вы все-таки нездоровы? О сударь, не скрывайте ничего!
      Рауль добродушно-шутливо обнял пажа.
      – Если я заболею… – пробормотал Рауль.
      – То что? Что вы сделаете? Утопитсь?
      "Черт возьми! Моя дурная слава бежит впереди меня!"
      – Все нормально. Что угодно герцогу? Говорите!
      – Может, вы все-таки оденетесь? – спросил Анри, – Вам не кажется, что вы…э… неприлично выглядите?
      – Я у себя, и мне жарко, – сказал Рауль, – Позвольте заметить, Анри, я вас сюда не приглашал. Вы пришли,…проявив инициативу, влекомый достойным уважения чувством любви к ближнему…
      "Любви к ближнему. Аминь. Но эта любовь к ближнему принимает какую-то не католическую, а древнегреческую форму, – подумала перепуганная Бофорочка, – Господи, защити меня от этого язычника''.
      – …но вам угодно читать мне ханжеские проповеди, а я в ответ на ваши проповеди заявляю вам, что не разделяю взгляды господ иезуитов, понимаете, паж? Мне ближе гуманисты, Возрождение, древние греки. На время путешествия эта каюта – мой дом. Мой дом – моя крепость. Я делаю в своей крепости что хочу. И не собираюсь париться как какое-то рагу! Захочу, и вовсе догола разденусь, и никто мне не запретит. А если будет жарко, я так и сделаю, и буду валяться до самого Алжира.
      – Но только при мне не раздевайтесь догола, – пискнул паж.
      "Да уж, – подумал Гримо,- Это ты хватил лишку. Напугал бедную девочку. Всему свое время, дурачина!''
      – Но, чтобы не шокировать вас, маленький ханжа, облачусь в свой халат, – сказал Рауль, заметив, что хозяйственный Гримо уже приладил крючки и гвозди и кое-как разместил одежду.
      – Вы напрасно считаете меня ханжой, – сказал Анри, переводя дух, – Я тоже считаю, что человеческое тело прекрасно. Я восхищаюсь мраморными статуями. Но сударь, существуют приличия!
      – А! Слава Богу, что вы хоть статуями восхищаетесь! А то вы могли бы обозвать античных богинь дьявольскими идолами. Или Амур, Венера, Аполлон, кто там еще – одно дело, а живой человек – другое? И какая же статуя вызывает у вас наибольшее восхищение?
      – Амура, – сказал Анри, – В Вандомском дворце. Амура. Бога любви. Вы, между прочим, на него чем-то похожи. Раньше мне это в голову не приходило.
      Рауль хотел рассказать о своей статуе Психеи, но решил поскорее узнать, в чем заключается поручение Бофора. Он посмотрел на Анри вопросительно. Гримо же ждал совсем иного продолжения диалога!
      – Итак? – спросил Рауль, – Что угодно герцогу?
      Гримо больше не мог сдерживаться. Болтовня этих младенцев его доконала. Он захохотал во всю глотку.
      – Что это с ним? – испуганно спросил Анри, – Он не помешался? Мне страшно, господин де Бражелон!
      – Мне тоже страшно, – сказал Рауль, – Я замечал за бедным Гримо с некоторых пор разные странности. Знаете… Вандом, у стариков бывает иногда…
      – Да, бывает! – откликнулся Вандом, – Помнится, мне говорили о бедных стариках, выживших из ума, за ними ухаживали…монашенки. Ваш Гримо тоже выживает из ума. Представляете, он напялил парик алонж!
      – А! Так мне это не приснилось?
      – Нет-нет! Это подарок герцога.
      – А я думал, это я помешался. Но может, обойдется с Гримо, как вы думаете, Анри?
      – Надеюсь, обойдется, – сказал Анри, – А вам не страшно оставаться с бесноватым?
      – Пустяки, – сказал Рауль.
      – Со мной-то обойдется, – захохотал Гримо, – Это у вас, деточки, не все дома! Деточки. Глупенькие маленькие деточки. Ха-ха-ха!
      – Не обойдется, – сказал Рауль с расстроенным видом, – Придется все-таки звать г-на Дюпона.