Бернштейну не терпелось перейти к делу.

— У вас есть новое шифровальное устройство, капитан?

— Да, — ответила Сара. Брент перевел взгляд на Йоси, который разглядывал женщину сузившимися глазами. Он был так сосредоточен, что казался загипнотизированным. Брент снова посмотрел на милое лицо Сары, которая продолжала: — Мы приготовили несколько сюрпризов для наших русских и арабских «друзей». — Встав, она прошла в угол комнаты к маленькому сейфу, кокетливо покачивая бедрами. Брент и Йоси провожали ее неотрывным взглядом. Она создана для брюк, подумал Брент.

Бернштейн обратился к Мацухаре, который с трудом оторвал взгляд от фигуры женщины в узких брюках, склонившейся над сейфом.

— Как вам известно, шифратор имеет свое собственное программное обеспечение и автоматически шифрует сообщение, используя заранее заданные системы ключей, основные и нулевые кодовые группы…

Японец кивнул.

— Да, полковник. Я видел наши шифраторы. У нас их два — в радиорубке. Они подключены к компьютерам.

— Совершенно верно. Один от ВМР США, а другой от израильской разведки. Они кодируют с помощью электроники, но… — Бернштейн пожал плечами. — Но враг разгадал наши коды.

Сара вернулась на свое место с маленьким кожаным чемоданчиком, к которому крепились плечевой ремень и цепь с наручниками. Сев и поставив чемоданчик на стол, она сказала:

— Мы придумали для этой маленькой шкатулки новую псевдослучайную последовательность чисел. — Брент усмехнулся, увидев озадаченное выражение лица Йоси.

— Они будут готовы к этому, Сара, — возразил он.

— Естественно. Но мы добавили кое-какие детали.

— Вы намудрили что-то с частотой, — предположил Бернштейн.

— Да, полковник. У вас хорошая память. — Поглаживая чемодан, Сара взглянула на Брента. — Мы добавили возможность быстрой перестройки частоты.

— Вы имеете в виду случайные скачки частоты?

— Вот именно, Брент. — Она повернулась к Бернштейну. Ее глаза возбужденно заблестели, в голосе зазвучала гордость. — Кроме того, мы зададим время этих скачков, полковник.

Совершенно смешавшись, Мацухара продолжал молчать.

— Да, вам пришлось потрудиться, — рассмеялся Бернштейн.

— Значит, этот шифратор может передавать в режиме хаотичных сигналов? — спросил Брент.

— Правильно. Отдельные передачи будут осуществляться за миллисекунды через случайные интервалы времени, и в то же время частота будет меняться по случайному закону.

— Это должно задержать их, — сказал Бернштейн.

Мацухара наконец подал голос.

— Но не остановить?

Бернштейн покачал головой.

— В конце концов они разгадают и эту хитрость.

В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошла невысокая японка лет сорока, неся поднос с серебряной посудой. Красивая, с тонкими чертами, словно нарисованными мазками кисти художника эпохи Хэйан. Ее глаза и волосы блестели, подобно граненому черному алмазу. Она медленно обвела взглядом Сару, Бернштейна, Брента и наконец задержалась на Йоси Мацухаре, который вздрогнул, как от удара в грудь. У нее была шелковистая кожа, как у куклы из Киото, под сшитым на заказ деловым костюмом угадывалось хорошо сложенное гибкое тело.

Женщина поставила поднос с чаем и пирожными на стол. Мужчины встали.

— Это Кимио Урсядзава, — представила женщину Сара. Улыбнувшись, красавица коротко кивнула каждому и направилась к двери.

Задержавшись взглядом на отвисшей челюсти Мацухары, Сара добавила:

— Кимио, прошу тебя, останься. — И пояснила: — Миссис Урсядзава — мой исполнительный секретарь. Она имеет допуск к сверхсекретным материалам.

— О да. Я помню, — сказал Бернштейн. — Мы приняли вас в ноябре прошлого года. Рады видеть вас снова, Кимио.

— Я тоже, полковник, — тихо ответила женщина. Сев на стул, она положила ногу на ногу, явив взору окружающих стройные, мраморно-белые икры, обтянутые тонкими чулками.

— Муж миссис Урсядзавы был первым помощником капитана на «Маеда Мару».

Воспоминание об ужасном убийстве всей команды и пассажиров захваченного наемниками Каддафи лайнера в бухте Триполи заставило мужчин помрачнеть.

— Мне очень жаль, — проговорил Брент.

— Прошу вас, господа, — сказала женщина, опустив глаза. — Угощайтесь чаем с пирожными.

Они завели легкий разговор о Токио, о новой Японии, о последствиях дефицита топлива, старательно избегая упоминания о «Маеда Мару». Но время было дорого, и Брент обеспокоенно взглянул на часы.

— Будет лучше, если мы вернемся на корабль как можно скорее, а то адмирал пошлет за нами целый взвод.

Бернштейн согласно рассмеялся, но Мацухара их не слушал, утонув в глазах Кимио. Мужчины неохотно встали.

Когда Кимио, Бернштейн и Мацухара покинули комнату, Сара защелкнула наручники на запястье Брента. Он быстро накинул ремень чемодана на плечо.

— Ключ у полковника Бернштейна, — сказала Сара, задержав его за руку. Она подошла ближе, крепче сжимая его руку.

Несмотря на растущее желание, Брент пробормотал:

— Я знаю, Сара.

— Брент, — сказала она тихо, приблизив к нему свое лицо. — Завтра вечером?

— Да. У команды левого борта будет увольнение. В том числе и у меня.

— И у Йоси Мацухары. Ты можешь взять его с собой? Кимио — вдова, и…

— По-моему, он проявил к ней легкий интерес, — заметил Брент.

Они рассмеялись.

— Я спрошу Кимио. Позвони завтра по нашему арендованному каналу. — И заглянув своими теплыми, нежными глазами в его глаза, она сказала: — Шалом алейхем.

— Шалом алейхем, Сара.

На следующий день Брент нашел подполковника Мацухару на ангарной палубе. Его зеленый комбинезон в пятнах масла и грязи с трудом можно было отличить в группе механиков, тщательно устанавливавших огромный четырнадцатицилиндровый тысячедвухсотсильный двигатель на место в передней части истребителя. Йоси улыбнулся, махнул рукой Бренту и вернулся к работе, контролируя подсоединение топливных трубок и крепление двигателя к огнеупорному кожуху. Бренту пришлось ждать почти полчаса.

— Ну, — сказал Мацухара, выходя из-за «Зеро». — Извини, что заставил ждать.

— Кое-что личное, Йоси.

Летчик указал рукой в направлении галерейной палубы.

…Каюта Мацухары была такой же маленькой и спартанской, как и у Брента. Приглашенный жестом летчика, энсин уселся на жесткую раму койки, а подполковник — на стул за небольшим столом.

— Заседание штаба, Брент-сан, — сострил он. Снова знакомое «сан», которое впервые произнес Фудзита, толкнуло Брента, оставляя глубокое теплое чувство.

— Правильно, подполковник, — сказал он в тон Мацухаре. — Некоторые вопросы тактики на вечер.

— Вы собираетесь провести наступательную операцию?

Брент засмеялся.

— Не совсем так, Йоси. — Американец легонько постучал себя по лбу. — Сегодня вечером я собираюсь встретиться с Сарой, она только что звонила. Кимио Урсядзава не прочь увидеть тебя, поужинать… может быть, мы сначала все вместе сходим в театр Кабуки.

Веселость исчезла с лица летчика, он напрягся.

— Брент, я не был в обществе женщин свыше сорока лет.

— Знаю.

— Мы воины.

— У воинов есть женщины… семьи. Я не предлагаю вам брать с собой Сару и Кимио встречать ударную группу Каддафи, — сказал Брент.

— Я бы хотел поговорить с женщиной. Знаешь, Брент, когда работаешь на корабле из года в год с одними и теми же людьми, темы для разговоров оказываются исчерпанными.

— Да. Даже за несколько месяцев своего пребывания на «Йонаге» я почувствовал это.

— А представь себе прошедшие десятилетия. Мы стали почти немы, по нескольку раз перечитали все книги, полностью отдались во власть своих самолетов, моделирования полетных ситуаций на тренажерах, бесконечного демонтажа и переборке двигателей и вооружения, изнуряли себя, убивая время ежедневными физическими упражнениями.

Брент знал об уединенном, монашеском существовании и тяжелых тренировках, которые сохранили экипаж «Йонаги» на редкость молодым. Марк Аллен сказал как-то, что он заметил этот феномен в Сойти Йокои, когда тот вышел из джунглей Гуама, и лейтенанте Хиро Оноде, которого адмирал опрашивал в 1975 году после тринадцатилетнего пребывания японца, «продолжавшего воевать», на филиппинском Лубанге. Несмотря на черные, без единого проблеска седины, волосы летчика, не имеющее морщин лицо и отменные физические данные, Брент знал, что Йоси, вероятно, начал учиться летать где-то в пятнадцать и, возможно, еще не перешагнул шестидесятилетний рубеж.

— Мне почти шестьдесят, — сказал Мацухара, словно прочитав мысли Брента. — Не уверен, заинтересуется ли миссис Урсядзава…

— Йоси! Она спрашивала о вас, значит, вы ей интересны.

Летчик расплылся в улыбке, как заблудившийся в Сахаре путник, внезапно наткнувшийся на оазис.

— С радостью пойду, Брент-сан.

Сидя, скрестив ноги на дзабутоне под балконом «Кобаяси-дза», одного из старейших японских театров Кабуки, Брент чувствовал себя неуютно на тонкой подушке и надеялся, что представление скоро начнется. От непривычного положения у него затекли ноги, поэтому он изменил позу и наклонился к Саре, она улыбнулась и накрыла его руку своей. На ней была плотно облегающая тело шелковая блузка, которая, казалось, сама обтягивала ее груди, и короткая юбка, открывавшая прекрасной формы ноги, на которых она сидела. Кимио, одетая в традиционное кимоно темно-пурпурного цвета с вышитыми на нем камелиями, орхидеями и розами, перетянутое в тонкой талии узким желтым оби с золотой кружевной бахромой, выглядела очень эффектно. Даже ее прическа была выполнена в национальном стиле с ивовыми веточками и золотыми булавками, мерцавшими в роскошных локонах.

Йоси сидел рядом с ней, в его глазах сквозил беззастенчивый голод. Глянув на занавес, Кимио наклонилась к Бренту.

— Вы когда-нибудь видели Кабуки?

— Нет, Кимио.

— «Кобаяси-дза» — очень старый театр, его основание датируется началом семнадцатого века. Говорят, что настоятельница синтоистского монастыря танцевала со своей труппой на первом представлении Кабуки в Токио где-то в 1610 году.

— Женщина? — удивленно прервал Кимио Брент. — Я думал, там не было женщин.

Улыбка Кимио обнажила ее прекрасные белые зубки, она, чуть повысив голос, чтобы перекрыть неустанный гул собравшихся зрителей, заговорила:

— Правильно. Кабуки организовали женщины, но позднее слишком многие актрисы оказались замешанными в проституции, и им запретили играть. — Она поежилась. — Теперь здесь только мужчины, но женские персонажи, оннагата, очень убедительны.

— И правда, — вдруг встрял Йоси. Сара хихикнула.

Кимио продолжала:

— Название сегодняшней постановки литературно можно перевести как «Сорок семь ищут и находят».

— Месть, — прокомментировал Брент.

— Святая для нас, Брент, — произнес Йоси с неожиданной мрачностью. — Каждого школьника учат… учили, что это реальный рассказ о классической мести.

— Смотрите внимательно, Брент, за ходом событий, — посоветовала Кимио. — Актеры говорят очень быстро, и действие сильно стилизовано. Главный герой — владелец поместья Асано, которого негодяй по имени Кира обманом вынудил обнажить меч в императорском дворце, что считалось тяжким преступлением. Асано делает себе харакири, его земли конфискуют, и сорок семь его самураев становятся ронинами, бродяжничают и пьют.

— Да, — кивнул Брент. — Адмирал Фудзита рассказывал мне эту легенду. В годовщину смерти Асано они перестали дурачиться — до этого просто притворялись, что распутничают, — и разрубили злодея Киру на куски.

— Потом они сделали себе харакири, — сказал Мацухара.

— Разумеется.

— Таков японский подход, Брент.

Клацанье деревянных хесиги[18] успокоило зал, и рабочий сцены в черном плаще отодвинул занавес, открывая бумажные вишневые деревья вдоль реки, представленной листом жести. По одну сторону реки находились обширные земли, венчавшиеся крепостью, а по другую — огромный лист бумаги с наклеенным на него рисовым полем. Музыканты, сидевшие рядом со сценой, начали перебирать струны сямисэнов, ведущий затянул свою песнь.

Брент был ошеломлен стремительностью, с которой актеры ворвались на сцену. Мертвецки белые от грима лица, сверкавшие под угольно-черными от туши бровями, показные рты — крошечные нарисованные алые губки, заменявшие настоящие, укрытые толстым слоем краски, — выглядели гротескно. Громоздкие костюмы, казавшиеся смешными от крыльев, рогов и даже паучьих ног, торчавших на шее одного из актеров. Вещая визгливыми голосами, оннагата неподражаемо демонстрировали женские манеры. Один из молодых оннагата, игравший ведущую роль, был просто бесподобен. Наконец Брент узнал вплетенную в сюжет побочную линию «Ромео и Джульетты», но двум влюбленным, разделенным картонным мостом через жестяную реку, которым никогда не суждено было встретиться.

Американец зачарованно смотрел, как действие перемещается на ханамити — дополнительные помосты для актеров в зрительном зале. Ему не удалось удержаться от смеха, когда через сцену пролетела бабочка — насекомое, висевшее на палке, ведомое рукой рабочего сцены, одетого в черную накидку с капюшоном. А потом другой, облаченный в черное, помощник изображал чванливую лисицу. Группы подобных фантомов периодически выбегали, чтобы оправить красивые, но громоздкие костюмы. Но, кроме Брента, на них никто не обращал внимания.

Затем наступила развязка с сорока семью одновременно умирающими перед крепостью самураями, влюбленные в это время потрошили себя на противоположных концах моста.

— Изумительно! Изумительно! — тихо произнес Йоси, вставая и беря Кимио под локоть.

— Да, — вздохнула Кимио, смахивая слезу со щеки. Некоторое мгновение они молча стояли рядом.

А внимание Брента было приковано к Саре, которая, казалось, потянулась к нему, влекомая лишь его взглядом.

— Представление окончено, Брент, — пусто сказала Сара.

— Да, — так же бессодержательно ответил Брент.

И они направились к выходу.

Ресторан «Танамма-Ро» оказался таким же классическим, как и театр. Он был огорожен со всех сторон и представлял собой хоровод хижин вокруг ухоженного садика. Маленький высохший человечек провел четырех гостей в большую отдельную «на четыре мата» хижину с невысоким столиком, дзабутонами и стенами, увешанными рисунками сепией и классическими каллиграфиями. Токонома располагалась в алькове, где находилась часть скульптуры ханива на подставке из красного дерева и ваза эпохи Хэйан с причудливым цветочным орнаментом.

— Сегодня вы почетный гость, подполковник, — обратилась с Мацухаре Кимио. — Пожалуйста, садитесь спиной к токонома. — Обменявшись поклонами со спутницами, Йоси медленно и церемонно сел на почетное место. Остальные быстро расселись на дзабутонах.

— А теперь сюрприз, — объявила Сара и вместе с Кимио захихикала.

Дверь открылась, и крошечными, семенящими шажками вошли две женщины, одетые в кимоно из дорогого шелка, с прическами, затейливо украшенными вишневыми веточками с распустившимися цветами и декоративными гребнями, с крахмально белыми лицами, карминного цвета губами и темными, как безлунная ночь, глазами. Одна несла сямисэн.

Шедшая впереди и старшая из двух заговорила:

— Я ваша гейша Миюмэ. — И с улыбкой застенчивой девушки посмотрела на американца. — Миюмэ означает «прекрасный сон», а гейша — «обученная искусствам». Сара поручила мне и моей майко — ученице Кодзику, «Маленькой хризантеме», — сегодня вечером прислуживать вам и развлекать. — Миюмэ кивнула Кодзику, сидевшей в уголке, и та начала перебирать струны сямисэна и тихонько напевать.

Быстро, но с профессиональным изяществом гейша расставила белые фарфоровые чашечки с горячим, приправленным специями сакэ и сказала:

— Сакэдзуки.

Брент правильно предположил, что его форма энсина и молодое лицо ввели в заблуждение Миюмэ, которая предположила, что он слабо знаком с японской культурой. Он улыбнулся сам себе, глядя, как прелестная женщина присела рядом, чтобы обслужить его и затем скромно отошла назад. Веер взлетел вверх, когда Миюмэ стала раскачиваться в грациозном, но чувственном танце. Брент смотрел на древнюю, забываемую традицию, предназначенную для развлечения дайме, сегунов или богатых купцов в обстановке, свободной от жен и обязанностей. Гейшам полагалось потчевать своих клиентов сакэ, разыгрывать сценки, танцевать и петь. Хотя они и не торговали своим телом, им всегда приходилось быть начеку с влиятельными патронами и ожидать однажды, как куртизанке богатого вельможи, отставки. Гейши не рассчитывают на присутствие женщин и не обучены развлекать их, но Сара и Миюмэ, очевидно, находились в дружеских отношениях, и гейша, казалось, чувствовала себя непринужденно.

Веер упал на маленький столик, сямисэн смолк, а чашечки вновь наполнились.

Йоси поднял свою сакэдзуки.

— За императора.

Все выпили.

Брент предложил свой тост.

— За «Йонагу».

Снова наполнили чашечки, и Брент почувствовал, как по телу расходится мягкое тепло. Он знал, что японцы пьют до еды, к тому же было поздно, а он был зверски голоден и понимал, что очень быстро ощутит действие горячего напитка со специями.

— О-о, черт возьми, — тихо произнес Брент. — Может, еще через четыре недели.

— Ты что-то сказал, Брент? — спросила Сара.

— Э-э… нет, — ответил энсин. — Просто сакэ превосходно приправлено. — Он посмотрел в чашечку, чудесным образом она оказалась вновь наполненной. Брент отпил глоток.

— Чашечка никогда не должны быть ни пустой, ни полной, — сказала из-за плеча Миюмэ, дыша теплом ему в шею. Брент поймал быстрый и колючий взгляд Сары.

Кимио подняла чашечку и посмотрела на Брента.

— Да будет к вам благосклонен бог моря Ватацуми-но Микото.

Все выпили, но Мацухара задержал чашечку в нескольких сантиметрах от своих губ и процитировал древнюю самурайскую максиму:

— «Время жить и время умирать» — может, мы заполним море трупами наших врагов.

— Но возвращайтесь! Возвращайтесь! — взмолилась Кимио, ее глаза увлажнились.

— А как же иначе! — уверенно сказал Брент. — Нами командует лучший из когда-либо живших моряк и морской тактик. — Он посмотрел на Сару, которая, казалось, плыла в легкой дымке и немного не в фокусе, как стареющая голливудская актриса, запечатленная на фотографии через газовый шарфик. — Адмирал Фудзита, — наконец удалось ему невнятно выговорить. Все выпили.

Взмахи кимоно — и перед каждым гостем возник черный лакированный ящичек. Открыв свой, Брент обнаружил в нем порезанного кольцами угря, переложенного слоями риса.

— Симагава! — со смаком произнес Мацухара. Он схватил палочки и с жадным удовольствием набросился на еду. Все остальные, кроме Брента, проявили такой же энтузиазм. Он же медленно взял палочки и начал нехотя есть, хотя угорь, сильно сдобренный специями, удовлетворил бы любого гурмана.

Дальше блюда следовали одно за другим.

— Тяванмуси, — возвестила Миюмэ, ставя перед Брентом аппетитно дымящееся блюдо из овощей и рыбы. Орехи гинкго, маленькие крабы, вишни, горох, лапша и опять же сакэ. Брент узнал маринованную морковь и маринованные сливы… или это были огурцы? В любом случае, что-то маринованное.

— Лучше, чем в «Ма-ку-до-на-ру-де», — язвительно заметила Миюмэ.

Кимио и Сара взорвались смехом, а мужчины недоуменно переглянулись.

— «Макдоналдсе»! «Макдоналдсе»! — наконец перевела Сара.

Йоси покачал головой, а Брент засмеялся.

Наконец насытившиеся гости отвалились от стола, а гейша и майко стали убирать посуду. Потом Кодзику села, положив сямисэн на колени, а Миюмэ прошла на середину помещения. Ее бедра начали провоцирующе двигаться, а взгляд черных глаз перебегать с одного мужчины на другого, не останавливаясь на женщинах.

— В качестве последнего блюда, — сказала она, все еще играя роль традиционной молоденькой гейши, — я покажу вам «варуцу» гейши. — Миюмэ пристально посмотрела на Брента, а Сара давилась от смеха. Японка улыбнулась. — Вальс гейши, энсин. — Брент ответил улыбкой.

Кодзику прошлась пальцами по струнам, Миюмэ в такт музыке начала покачиваться из стороны в сторону, ее хорошо поставленный голос, низкий и сочный, заполнил комнату. Передвигаясь мелкими изящными шажками, выставив ладони вперед и непрерывно совершая руками движения, похожие на колебания перьев, обдуваемых ветерком, она запела, по-прежнему не замечая женщин и бросая зовущие взгляды на мужчин, неотрывно смотревших на нее.

Миюмэ поклонилась. Кодзику встала и согнулась в поклоне. Аплодируя, гости встали и вчетвером поклонились.

Улыбающаяся Миюмэ и ее майко ушли. Проходя мимо, гейша задела Брента, и он почувствовал легкое касание о китель, сунув руку в карман, Брент обнаружил визитную карточку и улыбнулся.

Кимио и Йоси сели пить чай из сервиза, оставленного на столе Миюмэ. Но Сара смотрела на Брента.

— Мне не хотелось тебе этого говорить, но когда я уходила из офиса, пришло какое-то сообщение. Его, конечно, расшифровали, но мне нужно просмотреть… я должна его просмотреть. — Она с мольбой посмотрела на Брента. — Извини, Брент. Ты можешь остаться. Я поймаю такси…

— Не надо, — ответил энсин. — Уйдем вместе. — Он обратился к Кимио и Йоси. — Вы извините меня?

— Конечно, — ответил Йоси. Кимио кивнула.

— Мы оставим вам штабную машину.

— Отлично, — сказал Мацухара. — Думаю, мои права потеряли силу, но я попробую. — Все засмеялись.

Когда Сара и Брент вышли в сад, Сара, сжав ему руки, тихо спросила:

— Как ты думаешь, мне кто-нибудь поверил?

— Абсолютно никто!

Они засмеялись и сели в такси.

…После того как Сара и Брент ушли, японцы молча продолжали пить чай. Наконец Йоси смущенно сказал:

— Кимио, вы хотели показать мне, что «Великая Япония» все еще жива.

Она улыбнулась.

— Я думаю, что это и так ясно, Йоси, — Кимио поставила чашку на стол. — Так же ясно, как извинение Сары по поводу ухода. — Мацухара засмеялся. — Я убедила вас, Йоси?

— Нет, но я рад, что вы пытались.

— Прошло много лет, как вы последний раз разговаривали с женщиной.

— В декабре прошлого года в лифте я разговаривал с Сарой Арансон.

— И все?

— Да. Вы знаете историю «Йонаги», знаете, что мы были отрезаны от всего мира — сидели в ловушке в бухте Сано более сорока лет.

— Сара говорила мне, что вы потеряли семью.

— Да. Жену Сумико и сыновей Масакеи и Хисайю во время налета на Токио. — Мацухара побарабанил пальцами по столу. — Меня переполняла ненависть, я жаждал мести сорока семи самураев, оскорблял Брента Росса.

— Энсина Брента Росса? Но вы друзья, это все видят…

— Мы не сразу ими стали. Я приставал к нему… изводил. Я выбрал его объектом своей мести. Но он противостоял мне, как самурай, дрался, как самурай, мужественно и умно. И адмирал Фудзита зависит от его соколиных глаз и доверяет ему… — Летчик остановился на полуслове от внезапно пришедшей ему в голову мысли. — Я встречался с семьей адмирала, когда меня назначили на «Йонагу». С его двумя сыновьями. Один из них, Макото, был высоким, крепким, умным…

Кимио прервала его вопросом.

— Они погибли?

Йоси кивнул:

— Хиросима.

Женщина вертела в руках чайную чашку.

— Йоси-сан, вы говорите с акцентом.

Подполковник засмеялся.

— Я родился в Лос-Анджелесе, штат Калифорния.

— Нисэй, — сказала она, широко открыв глаза.

— Да, мои родители были дохо, лояльно настроенные к микадо.

— И вы американский гражданин?

— Разумеется. Тысячи нисэев служили императору.

— Вы по-прежнему это делаете.

— Верность императору дает команде «Йонаги» стимул к существованию.

— Но боги все еще правят. Аматэрасу…

— Да. Но это, — Мацухара обвел вокруг рукой, — не наша Япония.

Кимио опустила глаза.

— Извините, Йоси-сан. Мы устали.

Она протянула руку через стол и накрыла его ладонь своей. Мягкое, теплое прикосновение, словно электрическая искра, ветром пробудило дремлющее пламя к жизни. Будто пронзенный внезапной болью, Мацухара отдернул руку и хрипло спросил:

— А ваша семья?

— Вы знаете, мой муж Киетака был первым помощником на «Маеда Мару».

— Мы отомстили за него. Горы ливийских трупов…

— Прошу вас! — оборвала летчика Кимио. — Я не хочу всего этого.

— А чего вы хотите?

— Мира. Хочу видеть своих детей растущими свободными и счастливыми в мире без ненависти.

Мацухара вздохнул.

— Да. Того, чего человечество желало с момента своего появления, но так и не нашло. Вместо этого такие люди, как я, никогда не будут безработными. — Он наклонился вперед. — У вас есть дети?

— Сын Садамори учится в университете в Фукуоке, а дочь Симикико замужем, живет в Кобэ и через четыре месяца сделает меня бабушкой.

— Вы очень молодо выглядите.

— Спасибо, Йоси-сан, я родилась в 1944.

— А ваши родители?

— Отец был летчиком, он пропал над островом Сайпан через два дня после моего рождения. А мать умерла несколько лет назад. — Кимио на мгновение прикрыла глаза. — И вы из тех, кто внешне выглядит молодо: черные волосы, кожа без морщин, телосложение молодого мужчины. — Она покачала головой. — Это кажется чудом.

Мацухара почувствовал, что его лицо горит.

— Спасибо, Кимио. Такое случается с людьми, которые пропадали, как мы; суровая жизнь, без табака и алкоголя, простая пища, ежедневные физические упражнения неплохо сохраняют здоровье.

— Сохраняют здоровье? Нет, вы победили время!

— Нет людей, которые могут победить время. Может быть, некоторые могут просто растянуть его.

— Вы сказали, что обходились без многого, Йосисан.

— Да. — Мацухара покраснел, понимая, о чем думает Кимио.

— И все эти годы без женщин?

— Да.

— Вы могли пригласить «девочек для удовольствия», как это делается в армии. Все об этом знают.

— Нет. Это было невозможно. Мы готовились к нападению на Перл-Харбор и являлись флагманом ударных сил.

Кимио покачала головой.

— У вас не было женщины более сорока лет.

Странно, но Мацухара не был потрясен ее откровенным замечанием. Он сам выбрал эту женщину и понравился ей. Она жадно впитывала его слова и одновременно бросала ему вызов. Его ответ был таким же прямым, как и ее слова.

— Изоляция не может развратить самурая. Мужчина не будет искать связи с мужчиной из-за лишений. — Он смущенно поежился. — И воин не будет унижать себя.

— Как вы спасались?

— Никак, пока не появилась возможность убивать. — Ее глаза расширились от услышанного, но он сузившимися глазами, казалось, смотрел сквозь нее в прошлое, в уголках его рта играла легкая усмешка. — Сначала три сбитых самолета над Китаем, потом огромный русский реактивный самолет, когда мы вырвались из бухты Сано, вертолеты над Перл-Харбором, русское разведывательное судно, самолет службы наблюдения. Но легче всего было в Эль-Карариме и Мисратахе. Мы сшибали арабов с неба, словно воробьев из рогатки. Далее Острова Зеленого Мыса, мы поубивали их всех…

— Пожалуйста, Йоси-сан. Прошу вас. Это ваша страсть? Война? Смерть? Так ведут себя все мужчины?

— Я не могу говорить за всех.

— Тогда у вас неправильный бог — вас обманули.

— Обманули?

— Да. Вас завлекла проститутка. Она увела моего отца, мужа, многих других…

— Это не самурайский образ мыслей. — Мацухара подался вперед. — Кодекс чести самурая учит, что, «получив приказ императора, действуй в соответствии с ним». — Он ударил по столу, его глаза сверкали. — Что бы вы сказали Каддафи? Позволили бы ему жить так, как хочет он?

— Каддафи вокруг нас. Мир переполнен ими.

— Он убил вашего мужа. Вы знаете, какой была его смерть? Сколько…

— Пожалуйста! Прошу вас, подполковник, — хрипло взмолилась Кимио. — Отвезите меня домой. — Закрыв глаза руками, она отвернулась.

Йоси почувствовал отчаяние. Наклонившись, он почти прикоснулся к ее руке. Эта женщина, эта изумительная женщина, была потеряна для него. Он так долго ждал… но понимал, что его слова оказались резки и оскорбительны. Но он должен увидеть ее еще раз.

— Не думайте, что я мясник, Кимио, — тихо сказал Мацухара заботливым голосом.

— Я не… я знаю, что «Йонага» понес тяжелые потери и что вы стоите между нами и теми сумасшедшими, Йоси-сан.

— Могу ли я еще увидеть вас, Кимио?

— Да, конечно, да. Приезжайте ко мне в следующее увольнение. Я приготовлю еду, которой порадовались бы даже боги. — Она улыбнулась и через стол протянула к нему руки.

— В четверг… в следующий четверг.

На этот раз Мацухара взял ее руки и надолго задержал, не сводя взгляда с ее глаз. Его сердце колотилось в груди, а внутри зарождалось странное тепло.

Квартира Сары находилась на девятом этаже нового здания в районе Синдзюку. Очень современная, в западном стиле, она состояла из большой гостиной, обеденного уголка, кухни, ванной, спальни и огромного окна с видом на город. С роскошного дивана в гостиной Брент видел освещенные очертания императорского дворца, расположившегося всего в трех милях отсюда, и ослепительные неоновые огни Гиндзы вдали.

— «Чивас Регал» с содовой, — объявила Сара из вращающихся дверей кухни, неся два высоких стакана.

Подав Бренту его напиток, она уселась рядом, подняла свой стакан и сказала:

— L'chaim.

— И твое здоровье, — быстро ответил он.

— Помнишь, — явно удовлетворенная заметила Сара.

— Разве я смогу когда-либо забыть те тридцать шесть часов, проведенные с тобой.

Она засмеялась и, опустив глаза, заговорила:

— Думаю, мы установили рекорд, Брент. — Сара поставила коктейль на стол, в ее голосе вновь зазвучали солдатские нотки. — На вас напали у Островов Зеленого Мыса, торпедировали в трехстах милях от Перл-Харбора.

— Это было в газетах и не представляет никакого секрета.

— Вы захватили пленных.

— Да, но и об этом сообщалось. — Брент начал удивляться странной направленности разговора.