- Знаем, - ответил Митаке Араи.
      - Разумеется, знаете, но, по-видимому, кое-кто из вас забыл это. Упершись ладонями в стол, он подался вперед. - И еще следует иметь в виду, что Америка еле-еле удовлетворяет свои потребности и потребности своих союзников в нефти. После всего того, что стряслось в Персидском заливе, после войны на Средиземном море положение русских немногим лучше.
      - Но ведь Россия - крупнейший в мире производитель нефти, - снова подал реплику Араи.
      - Да. Но у России, как и у США, есть свои союзники - страны Варшавского Договора, - которых надо снабжать горючим. Допустим, мы подключаем наши тринадцать авианосцев к боевым действиям, допустим, "Грумман" создает новый истребитель FX-100, оснащенный новым райтовским двигателем "Турбо-Компаунд" мощностью в три с половиной тысячи лошадиных сил. И мы в ту же минуту оказываемся абсолютно неготовыми к военному столкновению с Россией, у которой, прошу не забывать, пятьдесят тысяч танков. Они пройдут сквозь Европу как нож сквозь масло, и остановит их только Ла-Манш. И потому нам не остается ничего другого, как продолжать с ними в Женеве переговоры о разоружении. Пусть даже кому-то из вас эти переговоры кажутся бессмыслицей, - он взглянул на Араи.
      Тот проговорил, обращаясь к американцу, словно никого, кроме них, в салоне не было:
      - Я, господин адмирал, больше двадцати лет прослужил в силах самообороны.
      - Мне это известно.
      - В соответствии с Конституцией - с ее девятой статьей - они не имеют права на наступательные действия, даже если обладают необходимыми техническими средствами. Они могут только отвечать на удар, но не упреждать его.
      Адмирал Аллен улыбнулся:
      - Я знаком с девятой статьей - я ее и писал.
      Все головы повернулись к нему, и по салону лесным пожаром прокатился общий недоверчиво-возмущенный ропот. Даже адмирал Фудзита выпрямился в кресле и шире раскрыл глаза. Аллен чуть откинул голову и, сощурясь, как будто читал бегущую перед ним строку "телесуфлера", произнес:
      - "Являясь безусловным приверженцем всеобщего мира, основанного на справедливости и порядке, японский народ навсегда отказывается от своего суверенного права объявлять войну, а равно и от применения или угрозы применения силы в качестве решения международных споров". Как видите, помню слово в слово.
      - И превратились японцы в трусливых женщин, и правит ими овца по кличке "Диета", - мрачно пробурчал себе под нос старик Кацубе.
      Лицо адмирала Фудзиты расплылось в улыбке, что бывало нечасто, и, обращаясь к согбенному начальнику штаба, он сказал:
      - К счастью, это не совсем так. Наше судно находится в ведении департамента парков, и девятая статья - она же "Диета" - нас не касается. А самое главное, - тут он вскинул голову, возвысил голос, - то, что командует нами сам император, и древний дух самураев не угас!
      - Банзай! - разнеслось по салону.
      - И мы продолжаем получать приказы от него одного и плюем на все демонстрации, на вопли пацифистов в газетах и в этом изобретенном для идиотов электронном ящике.
      - Вы позволите мне продолжить, сэр? - осведомился Аллен и, получив утвердительный кивок, повернулся к подполковнику Окуме, лицо которого было неумолимо и непроницаемо, как у каменного Будды. - Вы все знаете, что США передает вам деньги, корабли, информацию через свое ЦРУ. То и другое, и третье - в немалых размерах, да и потери наши, - тут он глянул на Джона Файта, - весьма и весьма ощутимы.
      Брент слышал, как Окума что-то неразборчиво проворчал.
      - Благодарю вас, адмирал, - сказал Фудзита, нетерпеливо давая понять, что эта тема исчерпана и надо переходить к следующему вопросу. Он еще раз поразил всех цепкостью своей памяти, напомнив Кингу: - Вы упомянули два транспорта. Расскажите поподробней.
      - Что? - поднял брови тот, но понял и улыбнулся. - Да-да. Транспорты. Каддафи закупает десантные корабли-амфибии малой грузоподъемности - каждый может вместить от силы восемьсот - тысячу человек. Более подробных сведений у нас нет.
      - Очевидно, предполагается высадка на побережье Израиля? - спросил адмирал.
      - Это сомнительно, сэр, - улыбаясь сказал Бернштейн. - Они дважды предпринимали такие попытки - в Ашоде и в Кесарии. Оба раза более чем неудачно. Нет, у Каддафи что-то другое на уме.
      Кинг извлек из своей папки очередной лист бумаги:
      - В том, что он затевает что-то, сомнений нет. По нашим данным, Пятый специальный саперный батальон и Седьмая парашютно-десантная бригада приведены в повышенную боевую готовность.
      - Вы сказали "парашютная бригада"? - адмирал не мог скрыть изумления. У него что - и "коммандос" есть?
      Бернштейн опередил Кинга:
      - Есть. Элитные части, подготовлены для ведения боевых действий в любых условиях - джунгли, пустыня, высадка с моря и с воздуха.
      - Для авиадесантов у Каддафи самолетов нет.
      - Совершенно верно, сэр, - поспешил сказать Кинг. - Так что вероятней всего высадка будет где-нибудь на побережье.
      - "Где-нибудь", - передразнил Фудзита. - "Где-нибудь на побережье". Бы не находите, что это звучит несколько расплывчато?
      - Более подробными сведениями не располагаю.
      Покачал головой и Бернштейн:
      - Я тоже. Вот разве что насчет подводных лодок... - Кинг метнул на своего израильского коллегу удивленно-ревнивый взгляд. Брент перехватил его и усмехнулся про себя: всем было известно, что "Моссад", весь бюджет которого был меньше сумм, выделяемых в ЦРУ на выборку газетных материалов, умудрялся очень часто обставлять могучего партнера. Теперь в очередной раз появился повод к ревности и недоверию.
      - Подводных лодок? - удивился адмирал. - Да откуда ж у них лодки? Мы потопили двенадцать штук класса "Виски", еще полдюжины - англичане, а остальные сами затонули по глупости командиров и экипажей.
      - Чистая правда, адмирал, - согласился Бернштейн, с которого Кинг по-прежнему не спускал немигающих глаз. - Мы подняли одну неподалеку от Ашода: главный клапан подачи воздуха так и остался у нее открытым! Но восточные немцы и русские интенсивно готовят новые экипажи, а от Советов Каддафи получит и новые, более совершенные лодки. - Он глянул на Кинга. По нашим данным, десять современных лодок класса "Зулус".
      - "Зулус"? - почти ахнул представитель ЦРУ. - Нам об этом ничего не известно.
      - Потом выясните отношения, - нетерпеливо прервал его Фудзита. Полковник, доложите ТТД!
      - По нашим сведениям, - Бернштейн вновь послал Кингу насмешливый взгляд, - по нашим сведениям, полученным из надежного источника, у Каддафи - десять субмарин. "Зулус" крупнее "Виски", водоизмещение - две тысячи тонн. Но в конструкции обеих за основу взята германская лодка времен второй мировой войны. Двести девяносто пять футов... то есть девяносто метров длины, дизель-электрическая гребная установка, восемь торпедных аппаратов. Все лодки этого класса были построены в 42-45-м годах. Хорошие, надежные посудины с дальностью шестнадцать тысяч миль. Сейчас все они переоборудуются на военно-морской верфи в Триполи. - Он поднял глаза. - И переоборудование это весьма странное: на них ставят палубную артиллерию и подвешивают койки. Мое ведомство считает, что лодки будут использоваться как транспорты.
      - И сколько же они могут взять на борт?
      - Если сократить экипаж до минимума, - человек пятьдесят.
      - Пятьдесят! Да ведь такой скученности и скотина не выдержит!
      - Эти люди могут и не такое выдержать.
      Пальцы адмирала нащупали и дернули длинный белый волос на подбородке.
      - Десять лодок по пятьдесят человек в каждой... Пятьсот. Это батальон! Два транспорта и эти лодки могут доставить куда угодно полнокровный полк с тяжелым вооружением. - Он поочередно взглянул на обоих разведчиков. - Хотя бы примерный курс?
      - Данных нет, - сказал Кинг, а Бернштейн покачал головой.
      - Сэр, - сказал Аллен. - Восемь наших субмарин класса "Огайо" постоянно несут боевое дежурство на основных морских путях.
      - Вы сами, адмирал, понимаете, что арабы как раз постараются держаться от этих путей подальше.
      - Да-а, - протянул тот. - Спутниковая разведка нужна, а спутников нет, все уничтожены.
      Фудзита медленно поднялся и подошел к карте Тихого океана, висевшей на переборке под портретом микадо.
      - Тысяча двести миль, - проговорил он задумчиво. - Сотни островов, и каждый может стать авиабазой. - Указкой он очертил широкую дугу вокруг Японии, охватив южную оконечность Сахалина, Боненг, Марианские острова, север Филиппин, Тайвань, Рюкю, западное побережье Китая, Корейский полуостров, восточную часть Манчьжурии.
      - Да, господин адмирал, - следя за указкой, заметил Тасиро Окума. - Вы, наверно, не ждали такой безрассудно дерзкой, такой сумасшедшей выходки от Каддафи?
      - А чего же еще мне было ждать от маньяка? - адмирал опустил указку. Он скрыл свои намерения в иглах сосны, и пока не подует муссон, ветвь не будет видна. - Костлявый кулачок стукнул по карте. - Он направляется сюда, в южную часть Тихого океана, и мы должны быть готовы к встрече. А прежде всего - решить вопрос с "Мабруком" и "Эль-Хамрой", - указка ткнула во Владивосток. - Когда они выйдут из гавани, мы их примем.
      - Банзай! - привстав, дружно выкрикнули Окума и Сайки.
      Кацубе хотел последовать их примеру, но не удержался на ногах и осел на стул.
      - Господин адмирал! - громко сказал Брент. - Разрешите доложить соображения?
      - Прошу вас, лейтенант Росс.
      - Слишком все просто.
      - Просто? - фыркнул Окума. - Еще бы не просто! Я разнесу их в клочья, прежде чем они выйдут из гавани!
      - А я уничтожу их еще до того, как подполковник успеет пустить торпеду! - вскричал лейтенант Сайки, стукнув пенсне о стол.
      Однако Брент не смутился.
      - Позвольте указку, господин адмирал. - Фудзита кивнул, отдал ему указку и вернулся на свое место. Брент прочертил линию от Корейского пролива к Японскому морю. - Пролив в самой своей широкой части имеет всего около двухсот миль, Японское море - семьсот. Весь этот район вполне досягаем для самолетов, базирующихся предположительно где-то в Манчьжурии, Китае или Северной Корее. Помните, господин адмирал, перед началом средиземноморской операции вы нам говорили, что судно с габаритами "Йонаги" должно избегать попадания в такую акваторию, и приводили в пример гибель "Бархэма" и "Арк Ройял" во время второй мировой войны.
      - Верно! - сказал Фудзита. - Обоих потопили подлодки. И еще я вспомнил, как наша авиация пустила ко дну "Рипалс" и "Принца Уэльского" на траверзе Малайского архипелага. Заметьте, лейтенант, я бы и сейчас никогда не сунулся в Средиземное море если бы не приказ императора Хирохито.
      Подполковник Окума улыбнулся так, что лицо его стало похоже на нелепую карнавальную маску:
      - Господин адмирал, если лейтенант Росс опасается за свою жизнь, его можно списать на берег, а мы отомстим за подлый позавчерашний налет как подобает мужчинам.
      Брент вспыхнул от этого оскорбления, но прежде чем он успел открыть рот для ответа, адмирал Фудзита вмешался и не допустил нового столкновения:
      - Прекратить "это подкусывание и подкалывание! - он стукнул кулачком по столу. - Сколько раз вам повторять: нельзя сражаться одновременно и со своими, и с врагами! Лейтенант прав! Это действительно слишком просто. А у нас есть поговорка: "Бесплатный сыр бывает только в мышеловке". Вот как бы и нам туда не попасть. - Он повернулся к Мацухаре: - Двенадцать наших B5N оборудовать дополнительными емкостями для горючего. Когда мы выйдем, проводить по крайней мере тысячемильный поиск в режиме кругового обзора, не заботясь при этом, в чье воздушное пространство вы вторгнетесь. - Он взглянул на адмирала Аллена, а потом на Кинга: - Мы получим бортовые радары?
      - Видите ли, сэр, - начал разведчик, не поднимая на него глаз. Бортовые радары - это...
      - А-а, понимаю, можете не продолжать. Они входят в перечень, о котором вы договорились с русскими!
      - Совершенно верно. Мы можем поставлять только бортовые системы опознавания "свой - чужой".
      - Но хоть судовой электроники это не касается?
      - Нет, не касается. И с вашего позволения, мы смонтируем на "Йонаге" кое-что из новейших систем РЭЗ, РЭКП и РЭР...
      - Скажите по-человечески! - воздел руки к небу Фудзита.
      - Простите, сэр. Я имел в виду радиоэлектронную защиту, радиоэлектронное контрпротиводействие и радиоэлектронную разведку, мы еще называем ее ЭЛИНТ.
      - А это что такое? Ваши мудреные компьютеры?
      - В некотором роде, - улыбнулся Кинг. - ЭЛИНТ способен анализировать излучения судов противника, определяя основные параметры - используемую частоту, периодичность импульсов, типы частотных модуляторов и умножителей частоты, а также безошибочно идентифицировать...
      - Довольно, довольно! - умоляюще простер руки Фудзита. - На авианосце за связь и всю электронику отвечают адмирал Аллен, полковник Бернштейн и лейтенант Росс. Обсудите все с ними и завтра к шестнадцати подайте подробный рапорт и наставления по эксплуатации всего нового оборудования.
      - Есть, сэр.
      Капитан третьего ранга Ютака Накано, робко откашлявшись, решил напомнить о себе, и Брент сообразил, что совсем забыл о присутствии маленького офицера сил самообороны.
      - Господин адмирал, - сказал он тихим, нерешительным голосом. - Мы располагаем шестью сторожевыми фрегатами, двумя транспортами и большим количеством мелких вспомогательных судов. Если арабы высадятся, - он показал на карту за спиной Фудзиты, - у нас есть конституционное право дать им отпор.
      - Разумеется.
      - И девятая статья вам в этом случае ее указ, - добавил Марк Аллен. Тем более что наши силы и средства даже не диетический рацион, а подкормка для новорожденных котят.
      Фудзита оглядел присутствующих:
      - У кого есть вопросы"? - Все молчали, и тогда он обратился к Йоси Мацухаре: - Подполковник, вы поэт. Пожалуйста, прочтите одну из своих хайку.
      Йоси медленно поднялся и негромко сказал:
      - Господин адмирал, многие из наших самураев уже вошли в храм Ясукуни, многим еще предстоит путь туда. И вместо моих топорных стихов я позволю себе прочесть строки монаха Риокана.
      Адмирал, кивнув в знак согласия, откинулся в кресле и скрестил руки на своей впалой груди. Мацухара, вскинув голову, отчего в глазах его отразился свет ламп, торжественно произнес:
      - Риокан оставил этот мир с такими словами:
      "Что оставлю в наследство?
      Цветение вишни весною,
      Кукование кукушки в предгорье,
      Осенние листья".
      Он сел на место, а адмирал подался вперед и сказал:
      - Благодарю, подполковник. Будем надеяться, что те, кому придется отправиться в последний путь, сохранят мужество и твердость, достойные самураев.
      В ответ грянули крики: "Банзай!" и "Да здравствует император!" Окума и Сайки размахивали над головой кулаками, а престарелый Кацубе, держась одной рукой за стол, вскинул другую в воздух.
      - Все свободны, - сказал Фудзита, а потом, когда восторженные крики сменились грохотом отодвигаемых стульев и офицеры стали выходить из салона, добавил: - Лейтенант Росс, задержитесь на минуту.
      Марк Аллен остановился в дверях и сказал:
      - Брент, когда освободишься, зайди ко мне.
      - Есть, сэр, - ответил тот, и Аллен скрылся в коридоре.
      Фудзита указал лейтенанту на ближайшее кресло и через стол подтолкнул к нему книгу.
      - Это "Хага-куре", - с почтением в голосе сказал он. - Вы должны прочесть ее и не просто прочесть, а изучить досконально.
      Лейтенант взвесил на ладони тяжелый том.
      - Это ваша Библия, господин адмирал?
      - Да, но читаю я эту книгу не так, как вы - Священное Писание. Здесь совсем нет теологических рассуждений, а философия обращена скорее к чувству, нежели к разуму, и бесконечно далека от западного прагматизма, гуманизма и материализма, - он погладил кожаный переплет своего экземпляра. - Она научит вас постижению мира через медитацию. А интуиция, которая зиждется на истине и незыблемых моральных ценностях, может стать краеугольным камнем человечества.
      - И все это здесь, в одном томе?
      Адмирал усмехнулся:
      - Каждый берет из "Хага-куре" столько, сколько может унести. Лично вам, лейтенант, она поможет лучше понять самураев и побудительные причины их поступков. Вы, Брент-сан, уже успели проявить лучшие качества приверженца бусидо - вы от природы наделены отвагой и преданностью.
      - Спасибо, сэр... Вы слишком добры...
      - Доброта ту не при чем. Вы заслужили себе место за этим столом своим поведением в бою. У вас орлиный глаз, и вы не теряете мужества даже перед лицом смертельной опасности.
      - Временами мне бывало очень страшно.
      - Нам всем временами бывает очень страшно, Брент-сан. Но я уже говорил вам: "Храбрец - это трус, который умеет обуздывать свою трусость".
      Лейтенант задумчиво провел ладонью по щеке:
      - Господин адмирал, вы часто мне говорили, что у меня - самые зоркие глаза из всей команды. - Фудзита наклонил голову, подтверждая это. - Раз нам не дают бортовых радаров, заставляя полагаться тем самым на остроту нашего зрения, я прошу разрешения летать наблюдателем на одном из патрульных самолетов.
      - Что ж, этим можно послужить "Йонаге", - адмирал дернул свой одинокий волосок. - Разрешаю. - И снова дернул. - Вы умеете, обращаться с авиационным пулеметом?
      - Ну, разумеется! Когда мы с Йосиро Такии и Морисадой Мотицурой летали на B5N в Тель-Авив, я над Средиземным морем сбил из этой штуки DC-3.
      На лице старого адмирала появилось смущенное выражение - все-таки ему было сто лет, и безупречная память, способная до мельчайших подробностей воспроизвести события далекого прошлого, иногда давала сбои на совсем недавних эпизодах.
      - Мы должны были забрать израильский шифратор, - подсказал Брент.
      - А-а, да-да! Конечно! Над Средиземным морем. Вы были ранены, кажется?
      - Царапина, - ответил Брент. - Если вы согласны, сэр, прошу направить меня в экипаж лейтенанта Йосиро Такии.
      - Не возражаю. Да, вот еще что. Брент-сан, вы заметили, наверно, что я стараюсь не вмешиваться в конфликты моих подчиненных, даже самые острые, если, разумеется, это не грозит безопасности "Йонаги" - пусть разбираются сами.
      Брент понял, куда клонит Фудзита.
      - Заметил. Это мудрая политика. Но подполковник Окума, по всей видимости, ненавидит меня. Он относится ко мне с откровенной враждебностью...
      - Знаю. Не в моих правилах требовать, чтобы человек молча сносил оскорбления и обиды, затрагивающие его офицерскую честь. Но в ближайшие несколько месяцев мы столкнемся с очень серьезными испытаниями. И потому я прошу вас сдерживаться и потребовать удовлетворения - если до этого дойдет - по окончании нашего рейда. С этой же просьбой я обращусь и к подполковнику Окуме.
      - По моему мнению, о моей дуэли речь пока не идет, но за подполковника Мацухару ручаться не могу. Окума довел его до предела... Господин адмирал, могу я задать вам один вопрос не по службе?
      Адмирал рассмеялся:
      - Можете, лейтенант. А я в свою очередь - могу на него и не ответить.
      - Ходит слух, что император лично приказал вам зачислить на "Йонагу" лейтенанта Даизо Сайки?
      - Кто ходит?
      - Слух. Молва, сплетни.
      - А-а, теперь понимаю. Да это же всем известно. Лейтенант открыто говорит об этом. У вас, американцев, есть выражение "не для протокола". Эта часть нашей беседы, Брент-сан, тоже будет "не для протокола". - Брент энергично кивнул. Фудзита сложил руки на столе и переплел пальцы. - Да, это так. Император изъявил желание, чтобы я записал в судовую роль "Йонаги" и подполковника Окуму, и лейтенанта Сайки.
      - А желание императора - закон, не так ли?
      - Как же можно ослушаться микадо, Брет-сан? Вы меня удивляете? Он священен. Он бог, сто двадцать четвертый прямой потомок богини Аматэрасу-О-Ми-Ками. Если я не выполню волю императора, моя жизнь - да нет, жизни всех нас! - и само существование "Йонаги" утратит всякий смысл. - Он показал на книгу. - Вот прочтете "Хага-куре" - кое-что вам станет понятней.
      - Разумеется, - пробормотал Брент: логика этого нелепого утверждения была безупречна.
      Раздался стук в дверь, и вошел матрос корабельной полиции Катай. Вытянувшись, он вручил адмиралу пакет. Фудзита надел очки, прочел содержимое конверта и после этого взглянул на лейтенанта.
      - Маленькая ранка на заду у нашего американского гостя Кеннета Розенкранца воспалилась и нарывает. Мой главный хирург, начальник корабельной медчасти Хорикоси требует его госпитализации.
      - Я и не знал, что он ранен. Может быть, это с позволения сказать, членовредительство. Самострел? И он надеется, что из госпиталя ему легче будет бежать?
      Фудзита снова заглянул в рапорт:
      - Доктор опасается заражения крови - газовой гангрены. Он может умереть.
      - Невелика потеря.
      По лицу адмирала скользнула одна из его нечастых улыбок.
      - Перевести его в госпиталь. Приставить караул.
      Камаи поклонился, ловко повернулся и вышел из салона.
      Адмирал показал на груду карт, лежавших на столе.
      - Мне надо поработать - приготовить нашим арабам достойную встречу. Я учту ваши соображения, лейтенант. Действительно, все выглядит слишком просто и легко - как бы нам не попасть в хитроумную западню. И потом, лейтенант, не стоит заставлять ждать адмирала Аллена.
      - Не стоит, сэр.
      - Пожалуйста, постарайтесь убедить его, что вы вовсе не смотрите мне в рот и не ловите каждое мое слово.
      Брент был поражен: неужели от внимания этого старика ничего не может укрыться?!
      - Вы по-прежнему принадлежите только самому себе и в любую минуту вольны переменить место службы.
      - Да, сэр, конечно... - выдавил из себя Брент. - Но я хочу служить здесь... на "Йонаге"... с вами...
      Когда он вышел, старый адмирал улыбнулся вновь.
      - Я тебе подыскал в Пентагоне великолепную должность - заместителя начальника шифровального отдела. Через полгода будешь носить две "сосиски" [жаргонное наименование нарукавных нашивок, соответствующих званию капитан-лейтенанта]. Надо быть полным идиотом, Брент, чтобы упустить такую возможность, - сказал адмирал Аллен, откидываясь на спинку кресла.
      Брент через стол пристально взглянул в его серо-зеленые глаза.
      - Я вам очень благодарен, сэр, за все, что вы для меня делаете, но...
      - Что "но"? - прервал его Аллен. - Но "предпочитаю остаться на "Йонаге". Так?
      - Угадали, сэр.
      - Решается твоя судьба, Брент.
      - Решается судьба этой планеты, и во многом она зависит сейчас от авианосца "Йонага".
      Адмирал откинул со лба длинные пряди седых волос.
      - Ладно, Брент, не буду больше пришпоривать дохлую лошадь. Ты просто не хочешь расставаться с Фудзитой. Верно?
      - Но ведь мы уже столько раз говорили об этом...
      - И ни до чего не договаривались. - Он показал на "Хага-куре". - Это он тебе дал?
      - Да. По его словам, это учебник бусидо.
      - Так оно и есть: перед войной и во время войны книгу изучали в школах. Только японец мог написать такое. А звали его Ценутомо Ямамото - он был вассалом крупного феодала Мицусиге Набесимы, скончавшегося в тысяча семисотом году. Ямамото, убитый горем, стал буддийским священником и через семь лет написал эту книгу. "Хага-куре" значит "Под листьями". Это свод коротких историй о его сюзерене и других японских аристократах, афоризмов, правил хорошего тона и воинских ритуалов, и в каждой строчке указывается, как важно хранить верность своему повелителю и уметь правильно умереть.
      - Да, я знаю, я ее просматривал.
      - Но там есть очень забавные штучки. - Аллен, перегнувшись через стол, взял книгу и принялся перелистывать ее. - Ага! Вот! Слушай, Брент! "Если ты поранил себе лицо, помочись на него, потом наступи на него соломенными сандалиями: говорят, что кожа тогда слезет". - Засмеявшись, адмирал отшвырнул книгу.
      Брент открыл ее наугад:
      - Послушайте-ка вот это: "Отними чужую жизнь во имя микадо, и ты очистишься".
      - Смерть и умение умереть достойно и правильно - главные темы. Подобные сентенции в этой книге - на каждой странице.
      Брент захлопнул книгу и вернулся к прежней теме:
      - Так вот, сэр, я очень благодарен вам за хлопоты по устройству моей карьеры, но чувствую, что нужен здесь, на судне. "Йонага" - единственное, что может остановить Каддафи. Мы здесь - в самом центре событий, а не где-нибудь на обочине. Вы ведь тоже хотите остаться здесь.
      - Пожалуй, да, - вздохнул адмирал. - Это война. И хотя, как говорится, очко играет, когда тебя берут в "вилку", но мысль о том, что ты не пойдешь в бой, - непереносима.
      - Да-да, вот именно это я и чувствую.
      - Все мы это чувствуем. Ты знаешь, Брент, как называли сражения во время первой мировой?
      - Я немного не застал ее.
      Адмирал рассмеялся:
      - "Большое шоу". И люди шли, и шли, и шли прямо в пасть дракона, сожравшего десять миллионов человек.
      - Думаю, все мужчины смотрят на это как на представление.
      - В известном смысле это так, - произнес Аллен с поразившей Брента серьезностью. - Но когда убитых становятся горы, все меняется. Ты начинаешь мучиться виной, и с каждым из твоих убитых братьев умирает и частица тебя.
      Серо-зеленые глаза адмирала пристально глядели на Брента, но не видели его. Аллен смотрел в прошлое. Брент, до глубины души тронутый тем, как созвучны оказались ему мысли этого человека, представшего перед ним совсем в ином свете, сказал:
      - У нас есть какой-то встроенный механизм, обуздывающий страх, - он уничтожает его, оставляя только восторг, который ни с чем не сравним... Разве только с любовью.
      - И каждый раз нам приходится преодолевать его, этот страх?
      - Да. И в бою мы познаем себя по-настоящему.
      - Ты прав. Бой сдирает с тебя всю мишуру, и каждый видит, чего ты стоишь на самом деле. - Он вздохнул, откинулся на спинку кресла, а потом неожиданно улыбнулся: - Ты становишься философом, Брент.
      - То же самое сказал мне вчера Мацухара, - расхохотался тот.
      - И еще: ты собираешься влюбиться.
      - Как вы догадались?
      - Когда вчера ты пришел с берега, щеки у тебя горели, а глаза плясали. Ты не забывай, Брент, я знаю тебя с колыбели.
      - Она необыкновенно красива. И умна. И завтра мы с ней встретимся. Она мне покажет достопримечательности Токио.
      - Вот как?
      - Храм Ясукуни, например. Ну, а теперь я должен осмотреть другую достопримечательность - задницу Кеннета Розенкранца. Он - в лазарете, рана у него нагноилась. Подозрительно мне что-то все это. Пойду проведаю.
      - Розенкранц - воплощение зла. Редкий негодяй.
      6
      Когда старший фельдшер Эйити Хорикоси - маленький, хрупкий и сгорбленный старичок с венчиком пушистых седых волос над бледным лицом, на котором восемь прожитых десятилетий прочертили вдоль и поперек глубокие пересекающиеся морщины, - расхаживал на подгибающихся ревматических ногах по госпиталю и трубка фонендоскопа свисала с его тоненькой птичьей шейки, всегда казалось, что он вот-вот запутается в полах накрахмаленного белого халата, упадет и уже не сможет из-под него выбраться. Однако живые, быстрые, не по-японски широко прорезанные глаза, противореча его дряхлому виду, посверкивали бодро и энергично.
      Он был призван на "Йонагу" в 1940 году и начинал службу простым матросом, добровольно вызвавшись быть в судовом лазарете санитаром. Через два года он уже ассистировал на операциях главному врачу майору Ретецу Хосино, учившему его хирургии и тайнам диагностики. Во время ледового заточения в бухте Сано, когда Хосино и пять других врачей умерли, Хорикоси возглавил МСЧ [медико-санитарная часть] авианосца. По возвращении в Японии адмирал Фудзита, считавший все медицинское сословие "бандой коновалов и шарлатанов", наотрез отказался от предложения командования сил самообороны укомплектовать судно дипломированными судовыми врачами, и бразды правления по-прежнему оставались в маленьких, со вздутыми синими венами ручках Хорикоси, державших их так же крепко, как скальпель и пинцет. Под его началом было шестеро санитаров столь же преклонного возраста.
      Сверкающий чистотой лазарет находился в кормовой части надстройки, и сейчас из его тридцати коек двадцать две были заняты пострадавшими при авианалете японскими моряками, а на двадцать третьей лежал на животе американский летчик Кеннет Розенкранц с загноившейся раной правой ягодицы. Рядом стояла кровать Таку Исикавы.
      Из всех видов повреждений Хорикоси больше всего не любил ожоги. Обгоревшие люди испытывают мучительные и - что еще хуже - постоянные страдания: они совершенно беспомощны и могут только стонать и плакать от не отпускающих ни на миг болей, которые причиняют им страшные, незаживающие ожоги третьей степени, и от всепроникающего тошнотворного запаха гниющей плоти начинает першить в горле. Хорикоси перерыл горы книг по лечению ожогов, выписывал самые последние новинки фармацевтики, искал наиболее эффективные сочетания болеутоляющих и барбитуратов. Его помощники лили прямо на раневую поверхность раствор сернокислого серебра, потом накладывали на омертвевшие участки тела пропитанные особым составом бинты, чтобы через несколько часов снять их вместе с отслоившейся кожей. Потом вся процедура повторялась.
      Раненым, у которых замечалась сердечно-легочная недостаточность, ставили капельницы и катетеры для внутривенных вливаний. Чудовищное обезвоживание организма требовало огромных доз физиологического раствора. Раненые, сохранившие губы и слизистую рта, получали - иногда до тридцати раз в день - питательные смеси.
      И тем не менее, несмотря на все старания Хорикоси и его помощников, многие умрут. А те, кто благодаря новейшим лекарствам выживет, вряд ли поблагодарит за это судьбу. Первыми сгорают эпидермис, мышечная масса, хрящи, потом - кости, и старый фельдшер проходил между рядами коек, на которых лежали люди без носов, без ушей, с лицами, сплошь покрытыми уродливыми струнами. Один матрос лишился половых органов, двоим ампутировали руки и ноги.
      Хорикоси не любил злоупотреблять болеутоляющими, но тем, кому оставалось жить недолго, безотказно назначал большие дозы морфина, чтобы они, по крайней мере без мучений, вошли в храм Ясукуни, нечувствительно оказавшись в стране лотоса. Какая жестокая ирония: мало того что пламя пожрало их тела при жизни, и трупы их тоже будут преданы огню, мрачно размышлял он.