- Каким курсом будем возвращаться? Где рандеву с "Йонагой"? - спросил Йосиро Такии.
      - Ах да! После атаки на небольшой высоте курсом ноль-девять-ноль идем над Японским морем до сто тридцатого меридиана. В ста километрах к юго-востоку от корейского побережья выходим на курс один-восемь-ноль, идем над Корейским проливом к острову Цусима, где нас примет авианосец. Он на скорости двадцати четырех узлов пойдет курсом два-два-ноль. Подбитым машинам, которые не смогут дотянуть до "Йонаги", садиться здесь и здесь, он показал на острова Кюсю и Хонсю, - на запасные аэродромы в Мацуэ, Нагато, Фукуоке. Они неподалеку от объекта нашей атаки и будут готовы принять нас. Напоминаю о необходимости хранить полное радиомолчание, пока не обнаружите противника, или пока вас не вызовет подполковник Мацухара. Он обвел взглядом сидевших перед ним пилотов и стрелков. - И еще одно: к моменту нашего возвращения уже может начаться атака оставшихся на "Йонаге" самолетов на арабский конвой. - Он нервно перевел дыхание. - Так вот: адмирал Фудзита приказал всем, у кого останутся неизрасходованные боеприпасы, поддержать ее своим огнем и топить все корабли, которые еще будут на плаву.
      С криками "банзай!" несколько молодых пилотов и стрелков вскочили на ноги, но тут же сели на места. Воцарилось какое-то неловкое молчание. Сайки продолжал посматривать на свое разбитое пенсне. Поднялся старый Йосиро Такии.
      - Господин лейтенант, - прозвучал его голос. - Я здесь старше всех - не чином, а годами. Вы позволите мне напутствовать моих боевых товарищей? Сайки кивнул с явным облегчением, как человек, которого освободили от непосильной и неприятной ноши. Такии обвел глазами лица молодых летчиков. - Нам предстоит тысяча шестьсот километров полета, в трех баках у нас тысяча литров бензина, и ни одна его капля не должна пропасть впустую. Мы пойдем с полным бомбовым грузом, с полными баками - это большая нагрузка на двигатели, и все же старайтесь держать тысячу сто оборотов в минуту. Давление на входе должно быть максимальным, а смесь - как можно беднее. Он сжал пальцами рукоять меча. - Конечно, машина машине рознь, но все же запомните мой совет: обедняйте смесь, чтобы в любую минуту быть готовым к форсажу. - Он повернулся к Сайки: - Вот и все, что я хотел сказать, господин лейтенант.
      - Благодарю вас, - ответил тот и вновь погрузился в молчание.
      - Конверты, господин лейтенант?.. - решился напомнить один из молодых пилотов.
      - Что? Ах да! Конечно-конечно, - Сайки потряс головой, словно его внезапно разбудили.
      Брент и Такии недоуменно переглянулись. С командиром эскадрильи явно творилось что-то неладное. Что он - трусит? Или заболел?
      Были принесены и розданы конверты и ножницы. Одни летчики состригли несколько волосков, другие - ноготь: по обычаю, это делалось для того, чтобы родным было что похоронить в том случае, если пилот будет сбит над морем или сгорит вместе с самолетом.
      Такии отказался, сказав:
      - У меня никого нет на свете, и пусть о моей кремации заботятся арабы.
      Затем было разлито сакэ, и каждый получил по орешку. Все встали, и Сайки, не сумевший совладать с дрожью голоса, провозгласил:
      - Да здравствует император!
      - Да здравствует император! - хором откликнулись офицеры. Каждый съел орешек и выпил сакэ.
      В эту минуту из динамиков донеслось:
      - Экипажи самолетов первого эшелона - по машинам!
      Снова грянуло "банзай!", и летчики толпой устремились к выходу.
      Полет проходил без всяких неожиданностей. На чистом, синем, лишь кое-где подернутом кучевыми облачками небе не было и следа вчерашней грозы. Только на востоке туман и клубящиеся тучи были окрашены рождающимся солнцем с одной стороны в ярчайшие тона пунцового и оранжевого, а с другой - там, куда не дотягивались лучи, - оставались тускло-серыми и мертвенными. Бомбардировщики, как всегда, шли клином, и восемнадцать пулеметов на хвостовых турелях в случае нападения могли создать перекрещивающимися секторами обстрела сплошное поле огня. Сзади и с флангов - в самых уязвимых местах - летели наиболее опытные экипажи.
      Далеко впереди Брент видел строй торпедоносцев Окумы, а вокруг тяжелых машин нетерпеливо и беспокойно, словно борзые, вынужденные подстраиваться к неспешному шагу грузных хозяев, рыскали и вились в воздухе истребители прикрытия. Брент время от времени переключался с частоты, отведенной бомбардировщикам, на частоту истребителей и обратно, но слышал только треск статических разрядов да слабый вой далеких корейских радаров. Со вздохом он поводил вверх-вниз стволом "Намбу", насторожился было, увидев какие-то летящие точки, но сейчас же понял, что это чайки, и сам засмеялся над своей мнительностью.
      Наконец после полутора часов полета торпедоносцы повернули в сторону побережья, а бомбардировщики стали набирать высоту, углубляясь в воздушное пространство Кореи. Истребители включили форсаж и, круто взяв вверх, разделились: шесть троек пошли прикрывать "Накадзимы", три тройки остались с бомбардировщиками. В наушниках переговорного устройства прозвучал голос командира:
      - Хэджу! - Такии показал на раскинувшийся на берегу город. Внимательней, Брент-сан, сейчас могут появиться их патрули.
      - Понял, командир, - ответил Брент, подумав про себя: "Сейчас начнется".
      Им овладело уже привычное ощущение покорной беспомощности, знакомое всем, кто идет в бой. Подчиняясь силе обстоятельств, сложившихся так, а не иначе, и воле людей, он оказался здесь, в воздухе, и через минуту другие люди обрушат на него шквал стали и огня, стараясь убить его. Ничего не зависело от него - он не мог ни отклониться с курса, проложенного кем-то другим, ни изменить скорость, ни прекратить полет, ни вернуться. Чужая воля управляла им, и каждый раз перед боем он чувствовал это странное, досадливое разочарование. Что там впереди - Эверест? Фудзияма? Он должен взобраться на вершину, все прочее - добро и зло, и даже ненависть к врагу - потеряло значение.
      Они шли над Северной Кореей, продолжая плавно набирать высоту, когда радио наконец ожило, и на частоте бомбардировщиков прозвучал спокойный голос Окумы:
      - Бьем по капонирам и ВПП!
      Затем отдал своим летчикам привычную команду Йоси Мацухара:
      - Истребители! Атакуем с четырех тысяч курсом ноль-ноль-ноль! Исикава прикрывает сверху.
      Такии показал вниз, и далеко внизу, под правым крылом, Брент увидел заходящие на атаку торпедоносцы и истребители, которые на бреющем полете проходили над аэродромом, поливая его огнем и бросая легкие осколочные бомбы. Два ангара и полдюжины самолетов горели, но зенитная артиллерия уже опомнилась, и небо было все исполосовано трассирующими очередями и покрыто бурыми комочками дыма. Брент, подняв очки на лоб, поглядел наверх, где вовсю кипела беспорядочная схватка, распавшаяся на отдельные поединки. Шесть или семь "Мессершмиттов" крутились в воздухе, и Мацухара вел два своих звена на отчаянный лобовой перехват. Три истребителя горели и рассыпались в воздухе, падая на востоке. Медленно распустился белый цветок парашюта.
      В наушниках раздался пронзительный голос Сайки:
      - Приготовиться к атаке! За мной!
      Но прежде чем он успел перейти в пике, из-под облаков стремительно вырвались четыре "Мессершмитта" - клетчатый, красный и два черных. Брент, с трудом подавляя волнение, сказал в микрофон:
      - Я - "Лев Три". Вижу истребители противника на два-два-ноль.
      Сайки ничего не ответил, но Брент увидел, как стволы всех хвостовых пулеметов двинулись вверх и влево. Клетчатый вплывал в первый круг искателя. "Давай-давай, ползи", - сквозь стиснутые зубы процедил Брент, однако Фрисснер вильнул вправо, и на его месте оказался кроваво-красный Me-109.
      - Розенкранц... Давно не видались. Ты испекся.
      Два черных замыкающих истребителя, разойдясь в стороны, пристроились к фронту Фрисснера и Розенкранца. Восемь 20-мм орудий, восемь 7,7-мм пулеметов образовали смертоносный клинок, занесенный над бомбардировщиками, и открыли огонь одновременно. В то же мгновение один из D3A получил от Фрисснера залп всем бортовым оружием, разрубивший его почти пополам: хвост отвалился и стал, как маленький самолетик, планировать к земле. Вошедшая в штопор машина обогнала его с пронзительным воем. Другой бомбардировщик, разбрызгивая масло и бензин из расстрелянного двигателя, вспыхнул, оранжевым пламенем и, кувыркаясь, пошел вниз, оставляя за собой длинную ленту черного дыма.
      Красный Me-109 был уже в третьем круге, и Брент, не беря упреждения и целясь прямо в пропеллер, нажал на гашетку. Но Кеннет Розенкранц был слишком опытным воздушным бойцом, чтобы лететь по прямой дольше нескольких секунд. Он дернулся вправо, перешел в почти отвесное пике и, проходя мимо, развалил серией снарядов заднюю кабину ближайшего к нему бомбардировщика. Стрелок был убит, но самолет остался в строю. "Мессершмитты" исчезли, и за ними в погоню устремились шесть "Зеро" Таку Исикавы. Однако все знали, что им не угнаться за германскими машинами.
      Зенитки между тем продолжали вести неистовый заградительный огонь, залив чистое стекло неба сплошными сливающимися кляксами разрывов. Брент почувствовал, что Такии снизил скорость и опустил тормозные щитки. В наушниках раздалась пронзительная команда Сайки, и его самолет первым перешел в пикирование.
      Спустя несколько секунд все бомбардировщики уже мчались в этот пылающий и взрывающийся ад, порожденный ими самими, а он встречал их шквалом огня: били 80-мм орудия, 40- и 20-мм автоматические пушки и неисчислимое множество спаренных и счетверенных зенитных пулеметов. Снаряды рвались в воздухе, разбрасывая окутанных рыжим дымом, раскаленных докрасна осьминогов шрапнели, и светящиеся струи трассирующих очередей тянулись с земли со всех сторон. Самолет справа от Брента потерял крыло, выбросил из пробитого бака белый фонтан бензина и взорвался с таким грохотом, что воздушная волна паровым молотом обрушилась на "243", сильно тряхнув его. Посмотрев вниз, лейтенант не поверил своим глазам: Сайки отвернул в сторону и летел к какому-то строению, стоявшему не меньше чем в двух милях от аэродрома. Такии закричал в микрофон, указывая командиру группы на его ошибку, но ответа не последовало. В наушниках Брента наперебой зазвучали голоса других пилотов - Сайки не отзывался. И к ужасу американца, четыре бомбардировщика ринулись вслед за командиром в эту бесцельную атаку. Такии и десятеро других продолжали пикировать на аэродром, рассудив, что первоначальный приказ был - самим выбирать цели и страннейший маневр Сайки их не касается.
      - Сейчас мы их выкурим из этого ангара, - прокричал Такии, глядя в прицел.
      Брент видел внизу огромный нетронутый огнем ангар, перед которым на бетонированной площадке стояли четыре многомоторных самолета. Люди, отсюда казавшиеся муравьями, пытались с помощью маленьких тракторных тягачей и на руках вытянуть самолеты на ВПП.
      Хотя сердце у Брента колотилось уже где-то в горле, он сохранил полнейшее хладнокровие. С новой силой взревел мотор, взвизгнули тормозные щитки, закручивая воздух вокруг самолета в маленькие смерчи, - с Брента сорвало повязку. Земля неслась навстречу, изрыгая толстые струи смертоносной раскаленной лавы. Самолет трясло и раскачивало. Но сбить Такии с курса было невозможно: старый летчик вывел бомбардировщик на цель с точностью дротика, в упор вонзающегося в самое яблочко мишени.
      Вот она - смертельная партия, где ставки уравнены. Брент пошел ва-банк. На кону - его собственная жизнь против отваги и мастерства артиллеристов. В последний раз выброшены кости, посмотрим, сколько очков выпало на них. Больше ему ставить нечего, и случая отыграться не представится.
      Пикирование перешло в горизонтальный полет, заскрипело кресло под возросшей тяжестью тела. Бомбардировщик вдруг подкинуло вверх, и двигатель завыл не так натужно - это Такии сбросил бомбу. Самолет, находившийся всего в нескольких футах от рулежной дорожки, спасаясь от им же порожденного разрыва, на полном ходу сделал вираж с набором высоты влево. Брента прижало к стенке фонаря, бомбардировщик сильно тряхнуло ударной волной. Вся передняя стена ангара в столбе желто-оранжевого пламени взметнулась в воздух и, рассыпаясь на куски, осела. "Банзай! Банзай!" разом крикнули пилот и стрелок.
      Но радость тут же сменилась в душе Брента страхом - он почувствовал запах гари. Их подбили? На такой ничтожной высоте любое повреждение смертельно, и через мгновение все будет кончено. Но самолет пролетел через густые клубы дыма, и Брент понял, что в кабину проник смрад от горящих самолетов и заправщиков.
      Внизу пылали ангары, истребители, бомбардировщики, но зенитные установки, обложенные мешками с песком, продолжали поливать трассирующими очередями заходящие на цель японские самолеты. Один из них с ювелирной точностью положил бомбы, но, настигнутый своими же разрывами, так и не вышел из пике и врезался в ангар. Другой, оказавшись над пулеметным гнездом, по оплошности подставил брюхо 20-мм очередям, искромсавшим его фюзеляж и убившим пилота. Машина медленно перевернулась в воздухе и рухнула на взлетно-посадочную полосу, над которой поднялся двухсотфутовый куст огня, дыма и искореженных кусков металла.
      - Истребитель! Истребитель взлетает! Прямо по носу! - закричал Такии. Сейчас я его тебе подставлю слева.
      Почувствовав, как затрясся самолет, когда летчик открыл огонь из своих 7,7-мм пулеметов, Брент навел ствол через левое крыло, услышал сердитый крик "Мимо!" - и черный "Мессершмитт" пронесся в тридцати футах от них. Его пилот уже отрывал машину от земли и убирал шасси. Он был так близко, что Брент в третьем круге искателя увидел его лицо - очки были подняты на лоб, из-под шлема выбивались белокурые завитки волос, голубые глаза глядели удивленно, и сам он был похож на совсем юного студента-первокурсника. Брент нажал на спуск, дав короткую очередь. Но прицел был точен и дистанция ничтожна. Юноша, ужаленный двенадцатью свинцовыми шершнями, конвульсивно задергался, точно преступник на электрическом стуле, - и воздушный поток унес прочь осколки лобной кости, студенистые сгустки мозга, клочья черного шлемофона и белокурые вьющиеся пряди. Ме-109 грузно перевалился через крыло, зацепив им бетон полосы, подпрыгнул, упал, и разлившийся бензин вспыхнул, охватив огнем смятый корпус.
      - Банзай! - воскликнул Такии.
      Брент снова почувствовал дрожь - летчик дал очередь - и тоже открыл огонь по истребителю, которого наполовину вытолкнули из-за капонира. Однако Ме-109 казался неуязвимым.
      - Так я и знал! - с досадой сказал Такии. - Застигнуть арабов врасплох не, удалось. Они все же подняли свои патрули в воздух. Гляди в оба, Брент-сан. Боюсь, пока долетим до "Йонаги", тебе еще придется поработать, - он ткнул пальцем вверх.
      Брент, вытянув шею, увидел высоко в небе "свалку": истребители прикрытия сцепились с "Мессершмиттами". Он коротко помолился за Йоси Мацухару.
      А подполковник, увлекшись боем с Фрисснером, оказался далеко на западе - над Инчхоном. Краем глаза он успел заметить, что Таку Исикава, вступивший в поединок с кроваво-красным "Мессершмиттом" Розенкранца, находится много ниже и южнее. Впрочем, Таку мало интересовал его в эту минуту: Мацухаре нужно было прожить ровно столько, чтобы успеть уничтожить Фрисснера. Однако оберет и в самом деле оказался асом из асов.
      В качестве гамбита немец предпринял атаку со стороны солнца, однако он не был готов к новым возможностям 1700-сильного мотора "Зеро". Мацухара, заметив в зеркале пикирующий самолет, выждал и, подпустив его почти вплотную, включил форсаж, взял ручку на себя и дал педаль, сделав "мертвую петлю" и "полубочку". От каскада фигур высшего пилотажа всякая другая машина рассыпалась бы на части: центробежная сила вдавила его в кресло, в глазах потемнело, и голова точно налилась свинцом. Йоси видел, как накренились крылья, слышал вибрацию лонжеронов, но истребитель выдержал, и Ме-109 проскочил мимо. Двинув ручку и одновременно дав левую педаль, Йоси бросил машину вслед за Фрисснером, который пикировал, используя излюбленный арабами обманный маневр. Йоси, летя вдогонку, ловил его в искатель и ждал, когда враг перейдет в горизонтальный полет и начнет набирать высоту. На какой-то миг крылья "Мессершмитта" попали в перекрестье прицела, сверкающая точка замерла посреди фюзеляжа, сразу за фонарем, и Йоси дал гашетку. Фрисснер каким-то чудом уклонился от короткой очереди, оставившей дымный след слева от него. Вместо того чтобы перейти в горизонтальный полет, немец еще круче вошел в пике, а потом по широкой плавной дуге сделал "свечку" в сторону востока. Мацухара в сердцах стукнул кулаком по приборной панели - мощный двигатель "Даймлер-Бенц" легко поднял "Мессершмитт", весящий на полтонны больше "Зеро", на высоту четырех тысяч метров, откуда Фрисснер вновь ринулся наперерез японскому истребителю.
      Губы Мацухары дрогнули в жестокой усмешке, разом выразившей и радость, и ненависть - Фрисснер шел в лобовую атаку. Он расстреляет его в упор или протаранит! Правая рука стальной пружиной обхватила ручку, ноги легли на педали, готовясь перехватить любое изменение курса противника. Но Фрисснер не собирался отворачивать и несся по прямой со скоростью девятисот миль в час, с каждым мгновением вырастая в искателе прицела. Огневого преимущества не было ни у одного из противников: самолеты-обоих несли на крыльях по паре автоматических 20-мм пушек и по два пулемета калибра 7,7 мм. Победит тот, у кого крепче окажутся нервы, чей расчет точнее. Одно преимущество у Йоси, впрочем, перед Фрисснером все-таки было: немец хотел выжить и победить, японец - искал смерти.
      Они открыли огонь одновременно. Трассеры хлестнули мимо Мацухары, разбив колпак фонаря, расщепив панель управления. "Мессершмитт" заполнил теперь уже не только все три круга искателя - он закрыл собой горизонт. "Банзай!" - выкрикнул Йоси, инстинктивно сжимаясь в ожидании страшного лобового удара. Но в самую последнюю минуту Фрисснер ушел вверх, пройдя так близко, что задел масляным радиатором-охладителем фонарь кабины. Воздушный поток, как цунами, откинул легкий "Зеро" в сторону. Йоси выругался, почувствовал запах дыма, но тут же понял, что это выхлопные газы "Мессершмитта" и пороховая гарь.
      Мацухара, круто повернув машину, поставил ее почти вертикально - так, чтобы Me-109 оказался под боем. Фрисснер, выходил из "мертвой петли" с переворотом через крыло, когда Йоси, поймав миг равновесия, нажал на гашетку. Очереди хлестнули белым по брюху "Мессершмитта", японский летчик вскрикнул от радости. Но упорный Фрисснер сумел плавно завершить маневр, развернулся и открыл огонь.
      Йоси снова вскрикнул - но теперь уже от боли: осколки ветрозащитного стекла ударились в защитные очки, впились в щеки. Он инстинктивно взял ручку вправо, дал правую педаль и поднырнул под "Мессершмитт" брюхом к брюху. Красные струи заливали фонарь, но это была не кровь, а гидравлическая жидкость из перебитой пулями системы под приборной доской. Стрелки всех приборов стояли на нуле, в кабину врывался ветер. Мацухара мрачно улыбнулся: он был жив, он мог драться дальше, но было упущено драгоценное время. Фрисснер заходил для новой - и последней - атаки.
      "Зеро" дернулся и задрожал, когда новые очереди впились ему в хвост и в фюзеляж. В плоскостях крыльев появились новые пробоины. Потом - грохот разрыва, яркая вспышка: это снаряд разорвался прямо за фонарем. "Мессершмитт" с разворота бил по нему, беря упреждение на три четверти. Йоси взял ручку направо, дал правую педаль, заставляя свою легкую машину совершить пологий скользящий поворот. Слева прошла новая очередь. Йоси взял ручку на себя, нажал на педаль, чтобы не сорваться в штопор. Ему нужна была высота - то, ценнее чего нет для летчика-истребителя, - и рискуя заглушить мотор, он изо всех сил тянул ручку к животу, мысленно призвав на помощь Аматэрасу.
      Но Фрисснер разгадал его намерение, сделал вираж и повис у "Зеро" на хвосте, словно был соединен с ним невидимым фалом. Он не мог набирать высоту вместе с легким "Зеро", зато дистанция для губительной очереди была идеальной. Новые трассеры прошли рядом, полетели алюминиевые клочья обшивки крыла - Фрисснер неотступно следовал за ним, не выпуская его из сектора обстрела. "Кимио, Кимио", - прошептал Мацухара. С громким треском лопнул обтекатель, разлетелись на куски приборная доска и радиоприемник, длинные трещины поползли вдоль правой стороны кабины.
      Потом он увидел два самолета: "Зеро" Таку Исикавы пикировал наперерез ему, а за ним гнался кроваво-красный Me-109. Они были всего тысячью метров выше и стремительно мчались навстречу ему и Фрисснеру. Таку открыл огонь его дымящиеся сверкающие трассеры, перекрещиваясь со снарядами и очередями Фрисснера, прошли вплотную к истребителю Мацухары. Четыре истребителя на бешеной скорости крутились на крохотном пятачке неба, где места хватило бы только одному. Сейчас они столкнутся. Сейчас они погибнут от взрыва такой чудовищной силы, что он будет виден за тысячи километров. Йоси ликующе вскрикнул. Лучшей смерти и пожелать нельзя!
      В самый последний момент Таку Исикава двинул ручку вперед. Мацухара успел заметить обращенный к нему взгляд, а потом "Зеро" вынырнул из-под его машины прямо на хлещущие трассеры Фрисснера. Однако они уже не могли остановить его. С чудовищным грохотом и вспышкой, подобной рождению нового солнца, самолеты сошлись лоб в лоб. Одновременно Йоси, поймав "Мессершмитт" Розенкранца в искатель, нажал на гашетку, и не меньше восьми снарядов распороли его фюзеляж от радиатора до хвостового колеса. Выбрасывая струи масла и дыма, теряя, точно линяющая змея, свою кроваво-красную алюминиевую чешую, окутанный дымом истребитель перевернулся и, набирая скорость, стал падать. Потом далеко внизу раскрылся купол парашюта.
      Мацухара медленно повернул голову. Огромная черно-коричневая туча колыхалась под ним, дымящиеся обломки, кружась, падали на землю. Пылающий "Мессершмитт", кувыркаясь, несся вниз мимо висящего в небе белого купола.
      - Ты отнял его у меня, Исикава.
      Что это было? Пожертвовал ли Таку собой, спасая ему жизнь? Ошибся в расчетах? Хотел показать, что как летчик Мацухара гроша ломаного не стоит? А может быть, он хотел убить его? Неизвестно. Но одно - несомненно: спор их решился в небе.
      Подполковник машинально потянулся к передатчику и тут же вспомнил, что он разбит вдребезги. Все приборы вышли из строя: он не знал ни давления масла, ни температуры, ни уровня горючего. Пожав плечами, он взял курс на Японское море. "Пусть решают боги. Я у них в руках".
      Брент Росс и Йосиро Такии летели над Японским морем, когда на горизонте в восьмидесяти милях к юго-востоку показался дым. Через двадцать минут к северу от острова Цусима, как раз между Японией и Кореей, они увидели арабский конвой, над которым кружили японские самолеты. Оба транспорта уже горели, меньший - "Эль-Хамра" - погружался в воду с тридцатиградусным креном на левый борт, команда спасалась на шлюпках, плотах и вплавь. Второй - "Мабрук" - тоже был охвачен пламенем, но сохранял ход и поворачивал на север, к Владивостоку. Эсминцы, сильно пострадавшие от бомб, продолжали тем не менее яростно отбиваться, на высокой скорости зигзагами ходя вокруг "Мабрука", всей мощью своей зенитной артиллерии поддерживая его пулеметы.
      "Зеро" кружились высоко в небе, а бомбардировщики заходили в очередное пике. Одновременно четыре торпедоносца "Накадзима" с обеих сторон начали атаку на "Мабрука", стараясь "взять купца в клещи". Головной бомбардировщик, нарвавшись на шквальный огонь, медленно повернулся по спирали и взорвался в море в нескольких футах от носа транспорта. Близкий недолет взметнул тонны воды у его кормы, а следующая бомба прямым попаданием накрыла-ходовую рубку - взвившийся оттуда стофутовый язык желтого пламени подкинул вверх и разбросал в стороны стальные обломки и клочья человеческих тел. Еще один недолет, еще одно попадание в мидель. Однако "Мабрук" упорно не хотел тонуть.
      - Корабли топит не воздух, а вода! - прокричал Такии.
      И словно в ответ ему B5N подобрались так низко, что ежесекундно встающие над поверхностью моря фонтаны вспененной воды почти касались их. Первый зацепил крылом воду, перевернулся и пустил торпеду, ушедшую высоко в небо как огромная серебристая сигара. Второй вспыхнул, превратившись в небе в огромный красный шар, напомнивший Бренту иллюминацию в честь Дня независимости. Но два уцелевших торпедоносца сумели выпустить свой смертоносный груз в цель и отвернуть. "Мабрук" мог бы уклониться от одной торпеды, но не от двух, и, пораженный в середину левого борта, подскочил, мгновенно замедлил ход и стал заваливаться на бок.
      - Это уже лучше, - сказал Такии. - Теперь мы, согласно приказу адмирала, израсходуем оставшийся боекомплект.
      Бомбардировщик сделал вираж, снижаясь над уже перевернувшейся "Эль-Хамрой", на красном днище которой жались друг к другу около ста человек.
      - Вот и акулы, - деловито продолжал пилот. - Сделаем один заход в память Морисады Мотицуры, и арабы сами поплывут к ним на обед.
      Он неторопливо прошелся на небольшой высоте вдоль киля, и Брент ощутил знакомую вибрацию - открыли огонь два 7,7-мм пулемета, выпуская по шестьсот пуль в минуту. Стальная метла смела с днища тех, кто там находился, сбросив мертвых и уцелевших в темно-красную воду, которую во всех направлениях вспарывали острые плавники обезумевших от такого пиршества акул.
      - Кушать подано, - с чувством омерзения услышал Брент.
      Авианосец они нашли в двухстах милях к юго-западу от Цусимы. "Йонага" поймал ветер, поднял на гафеле посадочный вымпел. Два звена патрульных истребителей пошли навстречу "двести сорок третьему", убедились, что он сможет сесть, и вновь взмыли ввысь. Над кораблем против часовой стрелки ходил по кругу еще десяток бомбардировщиков, истребителей и торпедоносцев, ожидающих своей очереди на посадку. Изуродованный B5N, пустив красную сигнальную ракету, начал снижаться.
      - Немного же нас осталось, - оглядевшись по сторонам, сказал про себя Брент. - А взлетало-то девяносто три машины.
      Такии, словно услышав его, произнес в микрофон:
      - Кое-кто еще не добрался, и, не забудь, сильно поврежденным машинам приказано садиться в Японии.
      Брент смотрел назад - оттуда, с севера, держась на небольшой высоте, очень медленно приближался одинокий "Зеро". Уже можно было различить красный обтекатель и зеленый колпак, пробоины в крыльях и фюзеляже.
      - Йоси! - ликуя, выкрикнул он, а потом с губ его сорвались слова, которые испокон веку говорят друг другу оставшиеся в живых после боя: Слава Богу! Вернулся!
      Он почувствовал, что двигатель сбавил обороты: Такии сделал вираж, заходя на посадку.
      13
      Разбор полетов проходил скорбно и бурно - скорбно, потому что из двадцати семи бомбардировщиков, атаковавших аэродром и конвой, вернулись только одиннадцать. А бурно - потому что Йосиро Такии, как только лейтенант Даизо Сайки вошел в салон, вскочил, схватился за меч и выкрикнул ему в лицо:
      - Вы трус и негодяй!
      Брент, стоявший рядом, и не подумал урезонить старика.
      Сайки, вспыхнув, надменно выпрямился:
      - Вам дорого обойдется это оскорбление! Вы кровью смоете его!
      Такии придвинулся к нему вплотную и крикнул, чувствуя за собой молчаливую поддержку сгрудившихся вокруг пилотов и стрелков:
      - Вы удрали, испугавшись зениток! Вы сбросили бомбы на ферму и перебили цыплят и коз, когда мы все летели прямо в геенну.
      - Я бомбил наиболее важную цель - самый крупный ангар! - Сайки не отодвинулся ни на пядь.
      - Вранье! - вмешался Брент. - Я все видел своими глазами! Вы отвернули от цели - и не случайно, а намеренно! - и повели за собой еще трех-четырех летчиков! Тем самым вы дали "Мессершмиттам" время вырулить и взлететь! Из-за вашей трусости погибло несколько отличных ребят!
      - Так. На вас обоих я подаю рапорт командиру корабля, и он отдаст вас под трибунал! - отрывисто бросил Такии.
      - Нет, господин лейтенант, - произнес молодой летчик. - Я все видел: вы бомбили ферму.
      - А я полетел за вами следом, - с горечью сказал другой.
      - Что это - заговор? Бунт? - побагровел от ярости Сайки.
      В эту минуту ожил динамик судовой трансляции:
      - Командирам авиагрупп немедленно прибыть во флагманскую рубку.
      Сайки пулей вылетел на палубу, но Такии, Брент и еще трое летчиков отправились следом.
      У входа Сайки попытался оттеснить их, но адмирал Фудзита велел впустить Такии и Брента. Остальные замерли у дверей.
      Рубка была полна. Подполковники Окума и Мацухара, еще не снявшие летных комбинезонов, с закопченными и выпачканными маслом лицами - лишь вокруг глаз виднелись светлые круги от защитных очков - в полуизнеможении сидели рядом с адмиралом Алленом и полковником Бернштейном. Щеки Мацухары были изрезаны мелкими осколками, а комбинезон в нескольких местах пробит пулями. Остальные офицеры штаба расположились вокруг стола в выжидательных позах. При виде Сайки Окума резко выпрямился на стуле.
      Адмирал Фудзита подошел к большой карте Тихого океана:
      - По данным разведки, и "Эль-Хамра", и "Мабрук" затонули, эсминцы сопровождения повреждены и ушли курсом на Владивосток. Аэродром выведен из строя - замечено лишь несколько уцелевших истребителей и ни одного бомбардировщика. - По рубке пронесся общий вздох облегчения. - Радио Пхеньяна передало сообщение о "наглом нападении японских воздушных пиратов на международный спортивный аэроклуб, повлекшем за собой значительные разрушения его самого и соседних с ним ферм". - Взглядом он нашел Сайки. Сообщают, что их крупнейший и образцовый сельскохозяйственный кооператив вместе со всем оборудованием полностью разрушен. Аэроклуб закрыт, "иностранным спортсменам" предложено покинуть страну.
      Сайки явно решил, что гроза миновала, но еще не успели стихнуть ликующие крики офицеров, как со своего места поднялся подполковник Окума.
      - Лейтенант Сайки сбросил бомбы на ферму, потому что испугался зенитного огня.
      - Верно! - вскочил Такии, и Брент встал рядом с ним.
      - Я бомбил самый крупный ангар - объект, представляющий наибольшую угрозу, - начал оправдываться Сайки.
      - Это ложь! - сказал Брент.
      - Ложь! - эхом откликнулся старый летчик.
      Сайки затравленно водил глазами из стороны в сторону: все, даже его друг Окума, были против него.