- Последнее предпочтительнее.
      Она легко поднялась и пошла на кухню, упруго и ритмично колеблясь всем телом, словно двигалась под музыку. Прямо не девушка, а соната Бетховена, подумал про себя Брент. Она тут же вернулась, разлила теплое сакэ по чашечкам и медленно, словно нехотя, шагнула к своему креслу. Сумеречный предвечерний свет, лившийся из окна, пронизал желтый атлас, рельефно обрисовав ее тело - холмики твердых грудей с проступившими под тонкой тканью сосками, бедра и ягодицы, словно изваянные скульптором эпохи Возрождения. У Брента перехватило дыхание и пересохло в горле. Он торопливо сделал глоток. Ароматная жидкость обожгла ему разбитые губы, прикушенный язык, но он выпил до дна, чувствуя, как горячая волна прошла в желудок.
      Маюми села и подняла свою чашечку:
      - За "Йонагу"!
      - За "Йонагу"! - откликнулся Брент.
      От сакэ напряжение, столько часов не отпускавшее его, наконец ушло. Маюми вновь наполнила его чашечку.
      - Наверно, это очень мощный корабль, если ему все нипочем, - сказала она.
      Брент выпил, и очертания комнаты потеряли свою прежнюю четкость.
      - Да. Он был выстроен на основе самого крупного из всех когда-либо существовавших линкоров класса "Ямато", - он снова выпил, и чашечка его немедленно была наполнена вновь. Он опрокинул и ее, и слова вдруг легко и гладко пошли с языка. - Всего было несколько кораблей этого класса: "Ямато" и "Мусаси" - линкоры водоизмещением семьдесят две тысячи тонн, девять орудий калибром восемнадцать и две десятых дюйма, шестнадцатидюймовая броня, тысяча двести отсеков и кают. Двигатели, котлы и артиллерийские погреба были защищены восьмидюймовыми стальными коробками. Третий корабль, "Синана", превратили в авианосец.
      - А-а, значит, они с "Йонагой" - однотипные суда? Как это у вас называется? "Систер-шипс", да?
      - Не совсем. "Йонагу" удлинили, вместо двенадцати котлов поставили шестнадцать, а водоизмещение увеличили до восьмидесяти четырех тысяч тонн.
      - А что же с остальными?
      - Все затонули во время второй мировой войны. "Ямато" и "Мусаси" - от бомб, а "Синану" потопила подводная лодка. - Брент снова выпил. - Но сначала они доказали свою беспримерную эффективность.
      - Я знаю об этом из газет и телепередач, - сказала Маюми, наполняя сакэдзуки. - Много говорилось об этом классе судов. А теперь "Йонага" музей вроде "Микасы"? - улыбнулась она.
      Брент потряс головой, потому что лицо Маюми стало слегка расплываться у него перед глазами.
      - "Микаса" - это тот древний крейсер времен русско-японской войны?
      - Да.
      Брент засмеялся и словно со стороны услышал свой смех - слишком громкий и не в меру раскатистый. Он покраснел от смущения и сказал:
      - Верно. Это очень удобно.
      - В каком смысле?
      - В самом прямом. "Йонага" как музей-заповедник не имеет никакого отношения к вооруженным силам, столь жестко ограниченным девятой статьей японской Конституции. Памятник старины, реликвия - что с нее взять?! Она внесена в национальный реестр охраняемых достопримечательностей. Кстати, ее командир, адмирал Фудзита, начинал службу на "Микасе".
      В наступившей тишине слышался только шум машин далеко внизу.
      - Как это может быть? - наконец произнесла Маюми.
      Брент расхохотался так, что расплескал сакэ. Маюми вытерла салфеткой лужицу на мраморном столе. Комната стала плавно крутиться перед глазами лейтенанта, но он, подзадоренный недоверчивостью девушки, пустился в объяснения:
      - В девятьсот четвертом он вышел из училища мичманом и получил назначение на "Микасу". Тут как раз началась русско-японская война. В Цусимском бою он был командиром орудийной башни. Тогда они потопили целую эскадру, чем он до сих пор гордится.
      - Но так не бывает! Что же, он родился в эпоху династии Мэйдзи? Это как если бы в эту комнату вошел сейчас, размахивая своими шестью руками, Ниорин Кваннон! Сколько же лет вашему адмиралу? Сто?
      Брент фыркнул, вовремя успев отвести чашечку подальше:
      - Именно. Сто. А сейчас я вас удивлю еще больше, - он выдержал драматическую паузу. - Фудзита учился в УЮКе!
      - Что это такое?
      - Университет Южной Калифорнии. Поступил после первой мировой.
      - Да, я слышала, - кивнула Маюми, - что многие наши офицеры продолжили образование в Америке и в Англии.
      - Англичане вообще построили ваш флот. И форму, и ритуалы, и даже язык вы получили от них. На "Йонаге" команды до сих пор отдаются по-английски, и, разумеется, весь экипаж обязан говорить на этом языке.
      - А семья у вашего адмирала есть?
      Брент отпил еще глоток и покачал головой:
      - Нет. Все близкие погибли в Хиросиме. Никого, кроме "Йонаги", у него нет. - Он допил сакэ, и сейчас же его чашка была наполнена вновь. Теперь уже комната плавно кружилась как на карусели. Брент со вздохом отставил чашечку. - Все-таки очень странный этот ваш обычай пить - и довольно крепко - на пустой желудок. Никогда я к этому не привыкну.
      - Ах, извините, - вскочила Маюми. - Одну минуту.
      - Я вовсе не это имел в виду, - в ужасе от своей бестактности сказал Брент и сделал еще глоток.
      Маюми засмеялась:
      - Но я же готовила в расчете на ваши американские вкусы!
      Через минуту она вернулась с подносом, заставленным тарелками с сыром и нарезанным мясом, огурцами, оливками, булочками, горчицей и другими приправами. Посреди подноса дымилась большая кружка черного кофе.
      - Вот что мне нужно в первую очередь! - воскликнул Брент, потянувшись к кружке. Потом он приготовил себе многоэтажный сандвич.
      Маюми, улыбнувшись, положила на кусочек белого хлеба два тоненьких ломтика мяса.
      Брент отхлебнул кофе, и комната перестала вращаться.
      - Где вы учитесь, Маюми?
      - В Токийском женском университете. Я уже скоро его кончаю.
      Брент вгляделся в ее юное лицо: очевидно, девушка старше, чем кажется.
      - И чему же вас там учат? - он отставил сакэ подальше и глотнул еще кофе.
      - Языкам. Английскому, русскому, немецкому и французскому.
      Брент поднял брови:
      - Вы собираетесь в стюардессы?
      - Нет, я собираюсь работать в фирме моего отца. Он занимается экспортом и импортом.
      Лейтенант кивнул, и тут же новая тяжкая дума омрачила его чело:
      - Маюми... А вы что, обручены, помолвлены... что-то в этом роде?
      Она засмеялась, как умеют смеяться только японки - словно чистый горный ручеек прожурчал по камням.
      - Да, что-то в этом роде.
      Сандвич застрял на полпути ко рту:
      - Неужели?
      - Меня при рождении обручили с моим троюродным братом Дэнко Юноямой.
      - И вы выйдете за него замуж?
      - Раньше этот обычай соблюдался неукоснительно, но в наши дни - нет. Да и Дэнко обзавелся любовницей.
      - С мужчинами это иногда случается. Одно другому не мешает.
      - Да, в старину считалось так. Но времена теперь другие: после войны благодаря вам, американцам, все очень изменилось. - Она устремила на Брента долгий, ласковый взгляд. - Прежнего не вернешь.
      - А как относится к этим переменам ваша семья?
      - Отец принял их и смирился с тем, что я не выйду за Дэнко. - Он почувствовал прикосновение ее бархатистой ручки. - Я сама буду выбирать себе мужа, Брент-сан.
      Это прикосновение, подкрепленное ласковым обращением "сан", заставило его выронить сандвич и утонуть в ее бездонных черных глазах.
      - Итак, Маюми-сан, мы идем в храм Ясукуни?
      - Да. В пятницу.
      - Мне нравится, как твердо это прозвучало.
      - Я редко говорю "да".
      - И все же не исключили этого слова из своего лексикона?
      Она засмеялась низким грудным смехом.
      - Смотря из какого. Я, как вам известно, говорю на четырех языках.
      Брент невольно подхватил ее смех, но случайно брошенный на часы взгляд напомнил ему, что пора уходить.
      - Маюми, мне надо идти. В полночь я заступаю на вахту.
      Он поднялся, и Маюми тоже встала на ноги.
      - Ваша "нареченная" не менее требовательна, чем подруга моего несостоявшегося жениха Дэнко.
      - Куда более.
      - Почему?
      - Потому что она владеет моей жизнью.
      - И может в любую минуту потребовать ее, - с неожиданной печалью произнесла девушка.
      Они вместе подошли к дверям. Маюми, стоя рядом, подняла к нему голову, осторожно, чтобы не задеть ссадины, взяла его за обе руки.
      - Пятница будет еще так нескоро... Целых четыре дня, Брент-сан.
      - Да... Очень долго ждать, целую вечность.
      Глаза ее скользнули по его разбитым губам, по забинтованной шее, по кровоподтекам и синякам на лбу и под глазами. Маюми привстала на цыпочки, а Брент нагнулся, обхватив ее хрупкие плечики широкими ладонями. Бархатистые губы прикоснулись к его щеке.
      - Тут не больно, Брент-сан?
      - Наоборот, это лучшее в мире лечебное средство, - Брент крепче стиснул ее плечи. - Так, значит, вы сами выбираете?..
      Она мягко приникла щекой к его щеке.
      - Да, Брент-сан, сама.
      Его руки скользнули вдоль плеч ниже, опустились на талию, прикоснулись к изгибу бедра, и упругое тело затрепетало под его пальцами. Брент почувствовал, как бешено заколотилось у него сердце.
      Ему физически больно и трудно было оторваться от нее, но он с неимоверным усилием повернулся и вышел в холл, чувствуя затылком и спиной ее взгляд. Лишь после того, как он вошел в кабину лифта, щелкнул замок в двери ее квартиры.
      Хотя последовавшие за этим четыре дня были до отказа заполнены делами и службой, тянулись они для Брента бесконечно долго. Поступили новые авиационные двигатели, и ликующий Йоси Мацухара торопился оснастить все свои истребители 1900-сильными моторами "Накадзима". В помощь механикам и техникам привлекли всех свободных от вахты и караулов матросов, и на летной и ангарной палубах кипела работа. В среду прибыло новое радиолокационное оборудование, а в четверг его начали монтировать.
      Брент бок о бок с адмиралом Алленом и полковником Бернштейном в переполненном отсеке БИЦ [боевой информационный центр] - просторном тихом полутемном помещении - смотрел на компьютер, за которым сидел опытнейший электронщик и блестящий шифровальщик Алан Пирсон, присланный сюда РУ ВМС. Преждевременно поредевшие светлые волосы и очки с толстыми стеклами придавали этому совсем молодому человеку вид книжного червя. Он и вправду успевал перелопачивать горы научной литературы и великолепно знал и американские, и русские достижения в своей области, за что и пользовался уважением всех офицеров авианосца. В его картотеке были собраны характеристики радиолокационных полей по всем известным русским и арабским кораблям, и флотские остряки уверяли, будто Пирсон может не только засечь, что за 2000 миль от него кто-то пукнул, но и установить, был ли это Каддафи или кто-нибудь другой.
      - Самый лучший, - проговорил адмирал Аллен, глядя на мерцающий зеленый экран. - SLQ-32.
      - Ну, и что он умеет? - осведомился Бернштейн.
      - Он не передает, а только принимает, - сказал адмирал. - Пирсон, просветите нас, если нетрудно.
      Явно польщенный молодой инженер, не отрывая глаз от дисплея, произнес:
      - На десять порядков превосходит все, что у нас было раньше. - Он ласково похлопал по консоли. - Это компьютер UYK-19, совмещенный с системой РЭР. Память - 80 килобайт. Я уже заложил в нее характеристики всех известных нам типов кораблей противника. Как только станция засечет сигнал, я нажатием клавиши мгновенно идентифицирую судно.
      - А саму эту штуковину засечь невозможно? - спросил Бернштейн.
      - Абсолютно невозможно. Эта красотка же не подает никаких сигналов, зато сама антеннами по правому и левому борту, покрывая триста шестьдесят градусов, беспрерывно фиксирует любые поступающие извне колебания и оповещает о них.
      - И как же вы их читаете? - не унимался Бернштейн.
      - От оператора она многого не требует. Сама принимает излучения до пятисот тысяч импульсов в секунду в диапазонах от D до J, сама автоматически сравнивает их с заложенными в память частотными характеристиками противника. Всего их у нее больше двух тысяч единиц. Ну, а потом на каждую замеченную угрозу вспыхивает огонек и раздается сигнал. Оператору остается только классифицировать возможного противника и определить степень опасности.
      - Это тоже автоматизировано?
      - Разумеется, сэр. На дисплее автоматически появляются двадцать пять "угроз", а в случае надобности можно вызвать еще сто двадцать пять, заложенных в память и распределенных по нисходящей. Адмирал, - обратился он к Аллену, - скоро, кажется, нам доставят и РЛС системы РЭП?
      - Радиоэлектронного подавления, - пояснил Аллен израильскому разведчику и ответил Пирсону: - Сегодня она должна быть на месте. Это периферийное, дополнительное устройство "А-33".
      - Хорошая машина, сэр.
      - "Глушилка"? - спросил Бернштейн.
      - Точно так. Базовая модель "А-32" способна подавлять все электронные импульсы противника и в широком диапазоне и "точечно".
      - Но ее-то можно засечь? - сказал Бернштейн, поглаживая бороду.
      - Вопрос уместный, - вступил в разговор Аллен. - Она подает сигнал, который может быть перехвачен.
      - Иногда лучшая защита от радара - отсутствие радара. Полное радиомолчание. Все стрелки - на ноль. Мы этому научились в пустыне, сказал Бернштейн.
      Аллен кивнул:
      - Ирвинг, вы правы: у боевых действий на море и в пустыне очень много общего. Иногда в самом деле лучше обойтись без всего этого, - он широким жестом обвел ряды компьютеров и радарных станций слежения за воздушным, надводным и подводным пространством. - Затаиться. - Он повернулся к Бренту: - Что вы сегодня такой тихий, лейтенант? - Он внимательно вгляделся в еще покрытое кровоподтеками и синяками лицо. - Как ты себя чувствуешь, Брент?
      - Спасибо, сэр, хорошо.
      - Завтра идешь в увольнение?
      Брент залился краской.
      - Завтра.
      - Понятно, - протянул адмирал так многозначительно, что все улыбнулись.
      Храм Ясукуни, находившийся в парке Китаномару справа от императорского дворца, представлял собой ничем не примечательную постройку в стиле XIX века, о назначении которой говорил лишь шелковый тент с вытканными на нем хризантемами. Когда Брент и Маюми вошли в парк, переполненный, словно ярмарочная площадь, веселящимися людьми, лейтенанту показалось на миг, что он снова попал в Диснейленд. Маюми, ослепительная в белой шелковой блузке и черной юбочке до колен, открывавшей крепкие стройные ноги, повернулась к нему и пояснила:
      - Наше отношение к смерти не то что удивляет, а ошеломляет людей с Запада.
      Брент улыбнулся, благо теперь это не причиняло ему боли - все его увечья, за исключением укуса на шее, почти совсем зажили: губы приобрели обычный размер и форму, опухоль вокруг глаза спала.
      - Я знаком с этим отношением. Не забудь, Маюми, - ему доставляло удовольствие обращаться к девушке на "ты", - что здесь покоится прах моих товарищей с "Йонаги". Они верили в это, сражались за это и отдали за это жизнь.
      Они стали молча пробираться сквозь оживленную толпу. Почти все шли парами, взявшись за руки. Девушки были одеты либо по-европейски, как Маюми, либо в яркие кимоно-юката. Брент с волнением ощутил, как маленькая ручка Маюми скользнула в его ладонь. Совсем рядом он чувствовал ее тело.
      К храму вела широкая аллея, по обе стороны которой стояли деревья, украшенные бесчисленными бумажными фонариками, слышались музыка и пение. Подойдя к дверям, на которых красовались резные изображения все тех же хризантем, они остановились рядом с сотнями других паломников - одни по-военному вытягивались в струнку, другие хлопали в ладоши, чтобы, по древнему обычаю, привлечь внимание богов, третьи бросали монетки в особый ящик, укрепленный у входа.
      - Сюда приходят целыми семьями, - сказал Брент, оглянувшись по сторонам.
      - Да, у нас принято совершать такие паломничества всем вместе - внукам, родителям, бабушкам и дедушкам. - Показав на открытый павильон, где под звуки оркестра танцевало не меньше шестидесяти человек, Маюми пояснила: Этот обряд называется "бон-одори". Праздник смерти.
      - Знаешь, Маюми, мне это очень трудно понять, - сказал Брент, в памяти которого всплыли сотни изувеченных трупов - моряков с "Йонаги".
      - Конечно, - кивнула она. - Ты же христианин. Для тебя смерть - ворота, через которые ты пойдешь на Страшный Суд. - Она крепче стиснула его руку и шепнула в самое ухо: - Ворота захлопываются, отсекая прошлое, и начинается новая, потусторонняя жизнь.
      - Верно, - сказал Брент.
      - А нас - синтоистов и буддистов - смерть не пугает.
      - Особенно самураев.
      - Никого не пугает, Брент, никого. Наша вера исполнена оптимизма. Буддизм обещает возрождение в другом качестве, а синтоизм обещает, что жизнь будет продолжаться вечно в мире "ками", где боги и смертные смешиваются или, вернее, сплавляются воедино.
      - И если ты принял смерть, достойную самурая, тебе гарантирована вечная загробная жизнь вместе с другими героями.
      - Точно, - она показала на храм. - Все их души - здесь.
      - Да, я знаю.
      Она поглядела на него с состраданием:
      - Брент, я вижу, тебя все это угнетает.
      - Но ведь это я потащил тебя сюда, - улыбнулся он.
      - Ты должен был это увидеть.
      - Неодолимое желание.
      - А сейчас у меня неодолимое желание поесть чего-нибудь.
      - Я знаю несколько отличных ресторанчиков.
      - В ресторан мы пойдем в следующий раз. А сегодня поедим у меня.
      - У тебя? - переспросил Брент, как зачарованный глядя ей в глаза.
      - Да.
      Они двинулись к выходу.
      Брент сидел за стойкой в маленькой кухне Маюми на высоком табурете, но все равно ноги его упирались в пол.
      - Еда в западном стиле, - сказала Маюми, ставя на стойку тарелки. Стейк, печеный картофель, капуста-брокколи, фасоль и на десерт - лимонные меренги.
      - О Боже! - Брент взял на изготовку нож и вилку. - Я целый год не видел ничего подобного!
      - Мы, японцы, умеем чтить и чужие традиции.
      - Это очень отрадно, - сказал он и отрезал первый кусок стейка.
      Минут через двадцать его тарелка была пуста, а сам он переместился на длинный диван, стоявший у мраморного стола. Маюми принесла ему чашку кофе и присела рядом.
      - Я рада, что все твои болячки зажили, - она взяла его большую руку и повернула ее к свету, - быстро, как на собаке. - Она опустила его руку, но продолжала держать ее в своей и внимательно осматривала его лицо. - Вы обрели прежнюю красоту, лейтенант Росс.
      - Ты хочешь сказать, что в прошлый раз она несколько потускнела?
      Ее смех зажурчал как шампанское, льющееся в хрустальный бокал.
      - Еще бы не потускнеть при свете таких ослепительных "фонарей" под глазами!
      Брент, засмеявшись, обхватил ее узкие плечи, а когда она взглянула на него, притянул ее к себе или сам был притянут к магниту ее губ полуоткрытых, мягких, горячих, жаждущих, прячущих проворную скользкую змейку языка. Руки ее обвили его шею, и совсем рядом он ощутил бешеный стук ее сердца. Груди ее прижимались к его груди, и Брент почувствовал, как запульсировала в венах горячая кровь. Но в эту минуту она случайно задела закрытую бинтом рану у него на шее, и от острой боли, пробившей все его тело, подобно электрическому разряду, он дернулся и отпрянул.
      - Ох, Брент-сан, извини... Твоя рана...
      - Черт с ней, не обращай внимания!
      Но она уже отодвинулась.
      - Уже поздно, Брент-сан, а мне завтра рано вставать... У меня с утра лекция... - Поднявшись, она потянула его за руки. - Ну, пожалуйста, вставай...
      Брент неохотно подчинился. По-прежнему не выпуская его рук, она попятилась к двери, прислонилась к ней спиной.
      - В воскресенье, Брент-сан.
      Он приник к ней всем телом и прошептал, щекоча ей губами ухо:
      - Так, значит, ты сама решаешь?..
      - Сама, - шепнула она в ответ.
      - И что же ты решила?
      Она коротко, нервно рассмеялась.
      - Может быть, в воскресенье решу...
      - Я знаю один потрясающий ресторан...
      Она не дала ему договорить, губами зажав ему рот. Теперь Брент чувствовал все ее длинное, гибкое, упругое тело, которое, казалось, сплавляется воедино с его телом. Потеряв голову, он в самозабвении лихорадочно водил ладонями вдоль ее спины, бедер, зада, тронул напрягшиеся груди.
      - Нет, пожалуйста, не надо... - задыхаясь, шепнула она.
      - Это не лучший способ выпроводить меня, - пробормотал не в силах скрыть досаду Брент.
      Она развернула его к двери, поменявшись с ним местами.
      - Прошу тебя, Брент... Не сегодня. В воскресенье.
      Дверь открылась.
      - Ладно, - хриплым от еще неулегшегося возбуждения голосом сказал он. В воскресенье.
      За спиной у него щелкнул замок.
      ...Суббота тянулась бесконечно. Что бы он ни делал в этот день, образ Маюми неотступно стоял у него перед ним, глаза смотрели со страниц технических справочников, вкус ее губ он ощущал на своих губах, а руки, казалось, помнили прикосновения к ее телу. Это было восхитительно. Это было мучительно.
      Утро он провел в БИЦ вместе с Аланом Пирсоном и единственным, не считая Брента, американцем, внесенным в судовую роль "Йонаги", - штатным шифровальщиком Дэнни Мэнефи. Втроем они осваивали новое оборудование, то и дело заглядывая в справочники и руководства. Мучительным усилием воли он пытался отвлечься от мыслей о Маюми, но образ ее вновь и вновь представал перед ним. Около полудня лазерный принтер вдруг ожил и с бешеной скоростью за несколько секунд покрыл бумагу двумя тысячами знаков. Мэнефи оторвал от рулона сообщение, сложил его, спрятал в конверт и протянул Бренту:
      - Это для адмирала Аллена.
      Брент надписал конверт и отдал его вестовому. Тот поклонился и исчез.
      Через несколько минут загудел телефон, Мэнефи передал трубку Бренту, и лейтенант услышал голос старшего офицера Митаке Араи, который приказал ему срочно прибыть на совещание к командиру корабля.
      Вскоре Брент уже входил в адмиральский салон. Из всех летчиков присутствовал только подполковник Окума - Мацухара, Исикава и Даизо Сайки проводили тренировки экипажей и учебные полеты в Токийском международном аэропорту. Джейсон Кинг был в американском посольстве, но все остальные сидели на своих обычных местах. Брент, как всегда, занял место в конце стола напротив полковника Бернштейна рядом с необычно бледным и удрученным адмиралом Алленом.
      Адмирал Фудзита, заметно волнуясь, резким голосом скорее приказал, чем предложил Аллену начать.
      Старый американец медленно, словно нехотя, поднялся, опустив голову, как будто не хотел ни с кем встречаться взглядом и прятал свои водянистые зеленовато-серые глаза. Взяв распечатку, он тихо, трудно, с горечью выговорил:
      - Из-за катастрофической ситуации с горючим американские вооруженные силы оставляют все свои тихоокеанские военные базы. Кроме Гавайских островов.
      - Как? И Филиппины тоже? - перекрикивая общий возмущенный ропот, воскликнул Окума.
      - Да, - еле слышно отвечал Аллен.
      Окума, привстав с места, оперся о стол и метнул на Брента взгляд, в котором, кроме застарелой и привычной неприязни, читалось теперь и умерявшее его уважение. Атаки, которой ждал Брент, не последовало, летчик сдержался и сказал:
      - Теперь мы остались без прикрытия с обоих флангов. Особенно велика угроза с юга. - Он показал на карту Тихого океана. - Там сотни островов, и на любой могут высадиться арабы, превратив его в непотопляемый авианосец.
      Фудзита, уже овладев собой, подошел к карте и проговорил задумчиво и негромко:
      - У них есть шпионы.
      Взгляд его скользнул по лицу Бернштейна.
      - Разумеется, сэр, - сказал израильтянин. - Ими кишат все арабские посольства в Вашингтоне. Да и КГБ собирает для них информацию.
      - Стало быть, им уже известно о намерениях американцев, и десантные операции приобретают зримые и угрожающие очертания. - Он ткнул в карту. Вот здесь! Здесь, на западе Тихого океана, образуется вакуум! Брешь! Прорыв! У Каддафи - вся нефть стран ОПЕК, у Каддафи - сто миллионов фанатиков, готовых ринуться на священную войну с неверными. Да, высадка более чем вероятна... Возможно одновременное десантирование на Яп, Палау, Каролинские и Марианские острова... - Он помолчал, словно обдумывая сказанное, и, пожевав губами, добавил: - И даже на Окинаву.
      - Прошу прощения, - сказал Бернштейн и, когда адмирал кивнул, поднялся: - Несколько недель назад мы получили сообщение, что арабы приобретают БДД...
      - Что? Что они приобретают? - привскочил с неожиданной для его лет живостью капитан третьего ранга Кацубе.
      - Простите. Приобретают бомбардировщики дальнего действия, - пояснил Бернштейн. - Мы предполагали - для использования на Ближнем Востоке.
      - Мы знаем, что у них есть многомоторные самолеты, - сказал Кацубе.
      - DC-шестые, "Констеллейшн", - поддержал его Окума.
      - Все так. Но я веду речь о стратегических бомбардировщиках. И теперь, после ухода США...
      В салоне стало очень тихо, словно всех присутствующих с головой накрыла холодная волна.
      - Поясните свою мысль, - сказал Фудзита. - Что вы имеете в виду?
      - Стратегические бомбардировщики. Нам известно, что арабы модернизировали и перевооружили не меньше двадцати FW200. - В полной тишине он открыл папку и мельком проглядел документ. - Базовая модель создана во время второй мировой войны: четыре тысячесильных двигателя "Юнкерс-Юмо", которые позволяют развивать крейсерскую скорость в сто пятьдесят узлов. Дальность - две четыреста. Вооружен, что называется, до зубов - на хвостовой турели пулемет калибра 7,9 мм, на корме - пулемет калибра 13 мм, по 20-миллиметровому орудию на каждом крыле. По центру спереди - пулемет калибра 7,9 мм и 9,9 мм сзади. Бомбовой груз - две тонны.
      - Но это все было до модернизации, - сказал Фудзита.
      - Да, - Бернштейн извлек из своей папки другой листок. - Наши источники сообщают, что арабы и их немецкие наставники поставили новые моторы БМВ 805-Е, по две тысячи семьсот "лошадей". Дальность и бомбовая нагрузка пока неизвестны. Однако есть все основания предполагать, что потолок значительно повышен.
      - На сколько? Хотя бы примерно, полковник.
      - Ну, принимая в расчет мощность двигателей, запас топлива... Бернштейн погладил кончик бороды. - Я думаю, адмирал, тысяч пять километров, то есть три тысячи миль.
      - Великий Будда! - Фудзита повернулся к карте. - Но они же могут совершить налет на Токио с любой из этих баз, - широким полукругом его палец отчеркнул весь запад Тихого океана.
      - Совершенно верно. - Полковник достал третий листок. - Перед тем как идти сюда, я расшифровал еще одно донесение. Говорят, арабы приобрели несколько B-29.
      - Да этого быть не может! - воскликнул Марк Аллен. - "Энола" стоит в Смитсоновском музее, а других в природе не существует.
      - Существует, адмирал. В сорок четвертом сотни самолетов оказались в Харагпуре, это северо-восток Индии, и в Ченто, на юге центрального Китая. Многие были разбиты или брошены. У нас были сведения о том, что агенты Каддафи рыскали в тех местах.
      Послышался стук. Брент, как младший по званию, повинуясь кивку адмирала, подошел к двери и впустил Джейсона Кинга. Его обычно бледное лицо раскраснелось, на рыхлых мучнистых щеках проступили красные жилки, в бороздах глубоких морщин на лбу поблескивали капельки пота, он тяжело дышал и Отдувался.
      - Господин адмирал, - переводя дух, обратился он к Фудзите. - Срочное сообщение. - Он показал на висевшую на переборке карту мира.
      - Доложите, - ответил Фудзита.
      Кинг взял указку и ее резиновым наконечником очертил круг.
      - Только что передана информация от одной из наших субмарин: эскадра в составе по крайней мере двух авианосцев, двух крейсеров и многочисленного сопровождения обнаружена вот здесь, в трехстах милях к юго-западу от острова Сокотра.
      Послышались недоуменно-гневные восклицания.
      - Курс? Скорость?
      - Лодка успела сообщить, что замечена и подвергается атаке глубинными бомбами, после чего прекратила передачу и больше на связь не выходила.
      Фудзита устремил взгляд на Бернштейна:
      - Израильской разведке ничего об этом не известно?
      Кинг торжествующе хмыкнул, а Бернштейн чуть смутился:
      - Нет. Хотя наша разведывательная авиация задействована полностью, арабская эскадра могла покинуть Аденский залив ночью и на большой скорости.
      - Ну, а что насчет их десантных средств? - не отставал от него адмирал. - Вчера вы мне сказали, что они ходят где-то в Индийском океане?
      - Именно так, сэр, - ответил Бернштейн, к которому повернулись все. Таковы наши последние расчеты.
      - То есть догадки?
      - Совершенно верно.
      Фудзита подошел к представителю ЦРУ вплотную и показал на карту мира:
      - Нас, похоже, собираются взять в клещи. Двойной охват, - он улыбнулся, чем вызвал смятение своего штаба. - Мы в роли римлян, а арабы карфагенян, разыграем современный вариант битвы при Каннах.
      Никого не удивило, что адмирал ссылается на знаменитое сражение времен Пунических войн, в котором Ганнибал в 216 году до н.э. наголову разгромил римлян, - Фудзита был настоящим кладезем знаний по военной истории.
      - И вы, - волнуясь, спросил Кинг, - не откажетесь от своего намерения атаковать "Мабрук" и "Эль-Хамру" на выходе из Владивостока?
      Адмирал горделиво выпрямился во весь свой карликовый рост:
      - Моя самурайская честь требует, чтобы я отомстил.
      - Банзай! - хором воскликнули его офицеры.
      - Но, адмирал, - вступил в разговор Аллен, - согласитесь, что мы сами лезем в расставленную нам западню...
      - Пусть арабы считают, что мы спим. Пусть думают, что можно прошмыгнуть у самой пасти спящей лисы. Мы тем временем навострим зубы и будем настороже.
      - Сэр... - настаивал Аллен. - Но ведь это же просто авантюра - лезть через Корейский пролив в Японское море, имея на хвосте вражескую эскадру!
      Адмирал смерил Аллена непреклонным взглядом.
      - Сэр, я отдаю себе в этом отчет. - Он дернул свой волос на подбородке. - Пусть арабы поверят, что мы именно это и намерены сделать.
      - Но ведь мы идем на огромный риск: акватория ограниченная, рядом авиабазы противника... Вспомните, какая участь постигла "Рипалс" и "Принца Уэльского".