Перехватило дыхание, он заплакал в темноте, горько и трезво сознавая свое бессилие.
      - Ты, правда, не уйдешь из дома, Гаранфил?
      - Не уйду.
      Сказала сдавленно, хрипло.
      - Пусть будет так, Гаранфил. Под одной крышей. Все, как ты хочешь. Лишь бы... Может быть, когда-нибудь... Не отнимай надежду. Надеждой жить буду.
      - Живи, мне что. Я не против, - устало ответила она, уже засыпая.
      Ей снилась залитая солнцем пыльная, узкая улица, сжатая тесными, низкими домишками, плоские крыши, увитые виноградными лозами, среди раскидистой листвы гомон ребячьих стай.
      Ей снилась длиннокосая девочка в школьном фартуке, что идет, опустив ресницы, мимо старых, обвалившихся заборов, мимо окон, крест-накрест заклеенных бинтами, бумажными полосами. Идет, прижимая к груди портфель, где меж тетрадей аккуратно уложены две пайки черного хлеба, полученного по карточкам.
      Поравнявшись с мальчишками - они подстерегают ее под единственным на улице деревом, - она низко опускает голову, и тогда видна ровная, чистая нить пробора в Отсвечивающих медью каштановых волосах.
      И чужие руки ей снятся, они суетливо оправляют на ней легкую, как облачко, фату, вдевают в уши сверкающие сережки, больно царапнув по щеке... И ведут, ведут по ступенькам вниз, к распахнутой калитке, где поет зурна...
      Гаранфил вздрагивает, рвется навстречу этой девочке из жаркой духоты постели, кричит: "Не надо! Не надо! Не надо!"
      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
      Сквозь сон Магерраму чудится крик. Он открывает глаза, бездумно оглядывает пустоватую, неуютную в холодном утреннем свете комнату, подтягивает одеяло к стылым ногам.
      "Который час?" Он привычно вглядывается в отсвечивающий перламутром циферблат с римскими цифрами, тяжелым неподвижным маятником...
      Рука его ощупью находит мятую пачку сигарет.
      1 Аман - (междометие) вот так раз! Ну и ну!