- Вы не ошиблись.
      - Почему Грандель остался в Париже?
      - Мне кажется, он хочет прихватить с собой еще одну партию наркотиков.
      - Что вам известно о его отношениях с Де Брюном?
      - Де Брюн руководит всем делом.
      - Грандель рассказывал вам об этом?
      - Как-то раз Грандель похвастался, что он - правая рука Де Брюна.
      Ситерн поднялся.
      - А что теперь будет со мной? - спросил Пьязенна.
      - Если все, что вы мне рассказали, подтвердится, то Пери, мой шеф, походатайствует о смягчении вам наказания. Выше голову. Самое худшее позади. Помните, что на смену долгой ночи всегда приходит утро.
      - В последние дни я почти не спал. Сейчас, чувствую, я мог бы заснуть стоя, - устало произнес Пьязенна.
      - Я распоряжусь, чтобы вам дали возможность выспаться.
      - Когда выйду из тюрьмы, поселюсь в деревне, в Садене, там у меня есть дом, займусь разведением лошадей. Лошади, если с ними хорошо обращаться, чуткие, благодарные существа, не то что люди.
      - Быть человеком немного труднее, - с печальной улыбкой закончил Ситерн.
      22
      В книге постояльцев небольшого, но опрятного отеля на улице Вилет Грандель значился как виноторговец из Авиньона и пользовался у жильцов хорошей репутацией. Сразу по прибытии он, сославшись на подагру, затворился в своем номере. Поскольку он не скупился на чаевые и заказывал лучшие блюда, мадам Диманш, владелице отеля, и в голову не приходило, кем был на самом деле почтенный господин Бернар.
      Гранделя погубила собственная жадность. Прежде чем Пьязенна открыл Ситерну прибежище антиквара, Де Брюн узнал от своего посредника, некоего Александра Винкштейна, где скрывался Грандель. Когда самолет, следовавший прямым рейсом из Буэнос-Айреса, приземлился в парижском аэропорту Орли, Грандель уже ожидал Винкштейна, чтобы забрать очередную партию наркотиков на сумму шестьсот тысяч франков. Но какая-то неуверенность в поведении Гранделя насторожила Винкштейна, поэтому, когда антиквар взял такси, он незаметно последовал за ним на другой машине.
      Час спустя - Пьязенна еще не был арестован - Грандель, взглянув в окно, обнаружил, что за ним следит один из людей Де Брюна.
      До наступления темноты, под покровом которой он мог уйти от преследования, оставалось два - два с половиной часа.
      Грандель предвидел такую ситуацию. Он заранее осмотрел чердачное помещение отеля: по крышам можно было добраться до чердака дома в соседнем квартале и незаметно скрыться.
      Вложив мешочки с героином в карманы специального жилета, он надел его, спрятал в каблуке левого ботинка список перекупщиков и стал ждать наступления темноты.
      Человек, следивший за входом в отель, исчез.
      Ровно в половине шестого Грандель вышел из своего номера, поднялся на чердак и, открыв слуховое окно, высунул голову наружу. Внизу морем огней сверкал Париж - это было последнее, что он увидел; удар по голове мешочком с песком - и он потерял сознание.
      Мужчина подхватил обмякшее тело антиквара. Легко, будто соломенный манекен, вскинул Гранделя на плечо и перенес его обратно в комнату. Если бы по пути ему случайно повстречался кто-либо из отеля, то доктор Ларе из Лиона, под таким именем человек Де Брюна поселился в соседнем номере, мог сослаться на приступ слабости у господина Бернара.
      Он усадил Гранделя в кресло, включил радиоприемник - симфонический оркестр исполнял Вагнера - и, достав пистолет с глушителем, приставил дуло к правому виску антиквара. Когда оркестр перешел к фуриозо во втором акте оперы "Валькирия", он нажал курок. Затем вынул из кармана точно такой же пистолет, но без глушителя, и вложил его в правую руку Гранделя, будто бы тот покончил жизнь самоубийством. Ни один судебный эксперт не смог бы доказать обратное - люди Де Брюна не совершали глупых ошибок. Тщательность, с которой "доктор Ларе" обыскал комнату и тело Гранделя, свидетельствовала о хорошей выучке. Героин он обнаружил сразу и конечно же нашел бы списки перекупщиков, но едва он успел снять с Гранделя жилет, как в номер ворвалась полиция.
      Он не оказал никакого сопротивления и, когда полчаса спустя Пери приступил к допросу, откровенно сказал:
      - Я знаю вас, господин комиссар, знаю, что вы - человек слова. Поэтому я готов рассказать все, что вас интересует, хотя я и нарушу тем самым десять заповедей своего синдиката. Взамен я прошу лишь одного, чтобы я не был похоронен с головой под мышкой.
      Пери испытующе посмотрел на него. Он был относительно молод, не старше тридцати, приятной интеллигентной внешности.
      - Твое имя?
      - Симон Бельфор.
      - Кто твои родители?
      - Не имею.
      - Судимости?
      - Нет.
      - Твоя работа говорит о большом опыте.
      Ответа не последовало.
      - Ты же знаешь, уж если мы кого поймали, запираться бесполезно. Твоя профессия?
      - Был летчиком. Второй пилот в "Эр Франс".
      - Ну и что?
      - Вылетел. Алкоголь.
      - Итак, высшее образование?
      - Да. Был не из последних.
      - Ну, а как попал к Де Брюну?
      - Он хорошо платил, а мне позарез нужны были деньги.
      - Ты согласен нам помочь?
      - Да, если...
      - Ты знал этого подонка? - Пери кивнул на труп в кресле.
      - Да. Я не собираюсь разыгрывать перед вами раскаявшегося, но, по-моему, для тех, кто наживается на этом, - он кивнул на плоские мешочки с героином, лежащие на столе, - пуля в череп - меньшее из того, что они заслуживают.
      - Тем не менее ты работал на Де Брюна?
      - Вначале я ничего не знал, а потом у меня уже не было другого выхода, иначе... - Бельфор умолк. - Вы же сами знаете.
      Пери задумался, затем сказал:
      - Если ты поможешь нам поймать Де Брюна, это будет учтено при определении меры наказания. Большего я не могу обещать.
      - Ну, а если суд все же вынесет решение побрить меня на гильотине?
      - Даже если тебя приговорят к смерти, я могу посодействовать твоему помилованию.
      - Помилование! Это та же смерть, но растянутая на двадцать лет. Черт побери, уж лучше сразу.
      - Об этом тебе следовало подумать раньше.
      - Дайте, пожалуйста, сигарету.
      Пери протянул ему пачку, закурил сам.
      Бельфор глубоко затянулся и не торопясь выпустил дым.
      - Хорошо, я сделаю все, что вы потребуете. Почему? И сам не знаю. Но сделаю. Даже если вы пошлете меня к Де Брюну и он вгонит мне пулю в череп, пускай.
      - Хорошо. Тогда первое: ты позвонишь ему из телефонной будки и скажешь, что дело с Гранделем сорвалось. Он якобы поджидал тебя в номере с пистолетом, и, когда ты попытался обезоружить его, он выстрелил, и тебе с трудом удалось уйти.
      - Де Брюн или его доверенный захочет сразу встретиться со мной. И чтобы он поверил, у меня должно быть серьезное ранение, а не какая-то царапина.
      - Тогда сделаем так: из кафе напротив ты позвонишь Де Брюну и скажешь, что Грандель собирается скрыться. Скажешь, что уже пришло такси и выносят чемоданы.
      - Понятно. Де Брюн прикажет немедленно следовать за ним.
      - Ты приехал на машине?
      - Да. Она стоит на соседней улице.
      - Хорошо. Итак, ты скажешь про такси. Де Брюн прикажет: "Следуй за ним, не спускай с него глаз". Если же он промолчит, то...
      Стук в дверь прервал Пери. Это был Ламбер. Пери приказал Фонтано позвонить репортеру и попросить его немедленно приехать в отель.
      Войдя в номер, Ламбер сразу увидел в кресле мертвого антиквара, не удержался и присвистнул.
      - Я так и думал, - обратился он к Пери и достал жевательную резинку: в двадцать пятый раз Ламбер бросал курить.
      - Господин преступник?
      Пери кивнул.
      - Быстрая смерть?
      - Да.
      - Он не заслужил такой милости.
      - Я хочу поговорить с вами, Ламбер. Возможно, мне понадобится ваша помощь.
      Ламбер ухмыльнулся.
      - Во имя справедливости я должен преступить закон, что, разумеется, не позволительно делать полиции.
      Вошел Фонтано.
      - Шеф, можно вас на минутку?
      Пери взглянул на Бельфора и вышел в коридор, оставив приоткрытой дверь.
      Возвратившись в номер, он подал Бельфору знак следовать за Фонтано.
      - Инспектор в курсе дела. Сделаешь так, как он скажет. Ясно?
      Бельфор молча кивнул и вышел из комнаты. Когда они остались одни, Пери, показав на покойника, заметил:
      - Взяли бы его живым, не опоздай мы на каких-нибудь пять минут...
      Пери снова прервали.
      В комнату с подносом в руках, на котором стояли бутылка коньяка, чашки, сахарница, сигареты и большой кофейник, вошел молоденький полицейский. Он огляделся ища, куда бы поставить поднос, и, не найдя подходящего места, пристроил его на круглом столике возле кресла с покойником. Движением руки Пери отпустил полицейского.
      Он налил коньяк и кофе для себя и Ламбера.
      В комнате было тепло и уютно. Мягкий полумрак от торшера, запах кофе и табака навевали покой, за окном сгустились сумерки. Снова пошел дождь.
      Мертвый Грандель с простреленным виском, чуть склонив голову на бок, чопорно сидел в кресле.
      - Если бы мы не опоздали на каких-нибудь пять минут, - повторил Пери.
      - Да, главный свидетель против Де Брюна замолчал навсегда. - Ламбер взял бутылку.
      - Неужели нет способа загнать Де Брюна в ловушку с помощью убитого? Пери помолчал. - Он должен быть! Если мы сейчас не найдем его, то упустим этого негодяя.
      - Похоже, так оно и будет. Даже если Бельфор признается в убийстве Гранделя по приказу Де Брюна, ну и что? Если понадобится, Де Брюн отыщет какого-нибудь архиепископа, который присягнет на Библии, что последнее время он дни и ночи напролет усердно молился с ним Богу. Наша беспристрастная Фемида! - Ламбер плюнул. - Для меня все равны, сказала проститутка и удалилась с горбуном, который сунул ей на один франк больше других!
      - Один франк! - Пери яростно затянулся из трубки. - В наше время господа обер-гангстеры, желая кого-то купить, предлагают суммы, которые ни один из нас не заработает за всю свою жизнь. Сто тысяч франков только аванса, а если бы я вошел в дело, то через пару лет мог бы стать миллионером.
      - Значит, Де Брюн не на шутку боится вас.
      - Он даже пообещал мне должность шефа уголовной полиции.
      - За что?
      - Я должен всего лишь замять расследование, а затем устранить конкурентов его синдиката.
      - Пери, позвольте мне комплимент, вы - идиот. Вы не хотите видеть, что живете в мире, где успеха добиваются только парни вроде Де Брюна. Вы превратно толкуете все десять библейских заповедей. Опустите все "не" и вместо не убий - говорите: убивай! лги! прелюбодействуй! кради! лжесвидетельствуй! и так далее. Почему вы отказались от денег? Почему не вошли в дело? Взгляните на Гранделя! Однажды и вы точно так же будете сидеть или лежать, поэтому не все ли равно, были вы порядочным человеком или негодяем?
      Казалось, Пери не слушал мрачно-философских рассуждений Ламбера.
      - Как обстоят у вас дела с внучкой Авакасова?
      - Нормально. Сплю с ней.
      - Есть шансы, что она поговорит со своим дедушкой о Де Брюне?
      - Наверняка сказать не могу. Возможно, мне и удалось бы уговорить ее. Возможно.
      - Что же вас удерживает? Впрочем, я знаю, как поймать этого подонка с поличным.
      - Вы хотите использовать Гранделя как приманку? Для Де Брюна он ведь еще жив. И раз уж он здесь, ему следовало бы поднять бокал и чокнуться с нами.
      - Это точно.
      - Великолепно. Но со времен Лазаря ничего такого не происходило.
      - Не сомневайтесь, он восстанет из мертвых и сообщит Де Брюну, что с ним все в порядке.
      Ламбер свистнул.
      - Бельфор позвонит?
      - Да.
      - А Де Брюн поверит?
      - Де Брюн понимает, какую угрозу для него представляет Грандель, если тот, спасая свою шкуру, расскажет полиции все, что ему известно. К тому же Грандель обманул его с последней партией героина, чего Де Брюн не может оставить безнаказанным ради порядка в своем синдикате, не говоря уже о деньгах. Еще важнее для него список перекупщиков. Следовательно, Де Брюн сделает все возможное, чтобы поймать "беглеца", вернуть героин и списки...
      - ...и вогнать, наконец, пулю в его череп, где уже сидит одна, закончил Ламбер. - Постойте, но сюда в отель он не потащится, наверняка пошлет в нору нашего бесценного хозяина кого-нибудь из своих людей.
      - Сюда в отель?! Ни в коем случае.
      - Но куда, черт побери, вы считаете, его можно заманить? - Прежде чем затушить окурок, Ламбер прикурил от него новую сигарету. - Идеальным местом был бы старый, увитый плющом домик пастора, в котором отец Де Брюна, служитель Господа и одновременно торговец наркотиками, уединился от мирской суеты...
      - Брось свои глупые шутки! - впервые Пери обратился к репортеру на ты. - Подумай серьезно: это должен быть кто-то, кому Грандель полностью доверяет, иначе он никогда не решился бы укрыться у него. Де Брюн также должен хорошо знать этого человека и быть абсолютно уверен в нем.
      - И кроме того, местечко должно быть укромным, желательны красоты природы вроде тихого, задумчивого озера с дюжиной голых русалочек. Не много ли ты требуешь? Такого нет. И, следовательно, вся твоя затея обречена на провал. Вот так, дружище! - Неожиданно Ламбер вскочил с кресла и начал прыгать, как сумасшедший. - Нашел, нашел! Есть такое место и подходящий человек, есть даже уединенный уголок природы! Все вместе, все как нельзя лучше! Де Брюн просто ринется туда, и ты возьмешь его с поличным, тепленьким!
      - Смотри, сейчас и ты тоже отправишься туда.
      Спокойствие Пери подействовало на Ламбера как холодный душ.
      - Тоже? Как понимать, тоже? Ведь ты не знаешь, кого я имею в виду и о каком местечке подумал?
      - А может, знаю. - Пери подавил улыбку.
      Разочарование Ламбера было столь откровенным, что выглядело комично.
      - А я-то думал, что открыл Америку! - сказал он, скорчив гримасу. Черт побери, ты знал об этом уже четверть часа назад и только заставлял меня нести всякую ерунду, чтобы позабавиться.
      - Слегка.
      - Ну, мой дорогой собутыльник! - Ламбер фамильярно похлопал Гранделя по плечу. - Давай поднимайся, нам нужно собираться в дорогу, да и господам из полиции надо еще подготовиться. Ты не видишь другой возможности припереть к стене эту замшелую мумию Авакасова?
      - Обычным путем - нет. С таким же успехом я мог пытаться выдвинуть в сельском суде обвинение против государства, что оно изготавливает атомные бомбы. Но если ты убедишь Ирэн, свое сокровище, сделать все по-твоему, нам удастся треснуть старика по загривку так, что он не скоро от этого оправится.
      - По-моему? - Лицо Ламбера стало серьезным. - Нет, она на это не пойдет! Ирэн никогда не потеряет голову настолько, чтобы отказаться от огромного наследства своего дедули.
      - А если ты убедишь ее посмотреть на Эреру в клинике Жюно своими глазами, может, тогда она переменится?
      В раздумье Ламбер зашагал по комнате. Пери потягивал трубку и маленькими глотками пил кофе. Наконец репортер остановился напротив Пери.
      - То, что ты от меня требуешь, не мелочь. Пусть я называю ее наивной дурочкой или глупой гусыней, но я привязался к малютке. Не говоря уже о миллионах, которые мог бы принести мне брак с ней. - И как всегда цинично, когда хотел скрыть свои чувства, продолжил: - И всем этим - любовью и миллионами - я должен пожертвовать, ради чего? Чтобы в этом мире, где правят преступники, свершить один-единственный акт справедливости? А может, рискнуть?
      Пери почувствовал, что выиграл.
      - Верно, мы оба - идиоты, Ламбер, идиоты с точки зрения Де Брюна. Но именно это - лучшее в нас. Я тут познакомился с одним автомехаником, весьма оригинальным человеком, неким Варе из Клинкура. Как ты думаешь, где завещала похоронить себя его теща? Во дворе гаража! И машины утюжат колесами ее могилу. Если бы ты поговорил с Варе, то одним глазом смеялся бы, а другим...
      - ...увидел, как его покойная теща среди белого дня крутит под машинами гайки. - Ламбер расхохотался. - Со мной такое случается после пары бутылок коньяка. - Затем уже серьезно сказал: - Итак, я все сделаю, Пери. Если Ирэн не совсем глупая гусыня, то в конце концов поймет. Ну, а если не поймет, то она не просто глупая гусыня, а целый гусятник. И тут уж о настоящей любви не может быть и речи. - Помолчав, Ламбер спросил: Должен ли я по-прежнему звонить тебе по утрам на службу?
      Лицо Пери помрачнело.
      - Косвенные улики против тебя неоспоримы, и ты это знаешь. Будь готов к тому, что сам Фюшон отдаст приказ о твоем аресте.
      - Ответь мне на один вопрос. - Ламбер остановился напротив Пери.
      - Пожалуйста.
      - Предположим, тебе не удалось изобличить Де Брюна, потому что твоей власти хватает лишь на то, чтобы надеть наручники на какого-нибудь Пьязенну. Так-то вот. А теперь скажи, как бы ты поступил, встретив Де Брюна темной ночью, причем у тебя в руке нож, у него - ничего? Стал бы ты ждать знамения свыше или нет? Отвечай!
      - Я бы его убил.
      - Я также. И если я заслуживаю упрека, то лишь в том, что в случае с Мажене слишком долго ждал. Кто-то опередил меня. На сегодня хватит.
      Пери понимал, давить на Ламбера бессмысленно.
      Тем временем сложный полицейский механизм не прекращал свою работу. Уже через полчаса Гранделя усадили в такси, Бельфор, как и было условлено, позвонил человеку Де Брюна и торопливо сообщил, что Грандель ранил его, но он будет преследовать антиквара. После короткой паузы ему передали, что сейчас связаться с Де Брюном нельзя. Затем он получил приказ, заставивший Пери задуматься. Бельфор должен был не спускать глаз с Гранделя, но не трогать его. Ему запретили также отнимать список перекупщиков и похищенный героин, это сделают другие.
      Пока машина с Гранделем направлялась в условленное место, Пери размышлял, не вспугнул ли он Де Брюна, раз тот приказал Бельфору не предпринимать никаких действий. Но Пери напрасно ломал голову, ведь он еще ничего не знал о новых похождениях прекрасной Леоры.
      23
      Вопреки запрету покидать Клинкур, Леора все же отправилась в Париж с твердым намерением разбогатеть. Она вряд ли решилась бы на такой шаг, будь ее жизнь в Клинкуре повеселее. Ничто здесь, кроме бульварных романов и низкопробных фильмов, ее особенно не развлекало. Других удовольствий этот захудалый курортный городок не мог предложить. Ожид все сильнее надоедал ей. Пока они встречались тайком, она получала наслаждение от сознания, что обманывает Табора. Теперь же свободное появление небритого Ожида в старой, засаленной пижаме и дырявых, стоптанных домашних туфлях раздражало Леору, и она часто ворчала, не скрывая своего дурного настроения.
      - У тебя на ногах отвратительные кривые пальцы, - заявила ему Леора через два дня после смерти Табора.
      - Не очень-то воображай, - пробурчал Ожид. - Пока еще ты выглядишь сносно. Но пролетит пара годков, и тебе будет не до моих кривых пальцев.
      - Для современной женщины двадцать семь лет - не возраст.
      - Да, если она может позволить себе массаж, не валяется целыми днями в постели, не выкуривает по тридцать сигарет и не выпивает по бутылке вина. Красота требует заботы и денежек!
      - На себя-то посмотри, ты, старая обезьяна!
      Ожид зевнул и подумал, не закатить ли ей оплеуху. Но было лень, и он вновь вернулся к разговору о деньгах.
      - ...я опять открыл бы ресторан с отпуском обедов на дом, это выгодное дело.
      - Если бы у меня была куча денег... Ах, чушь какая-то, один треп да и только.
      Она распила с Ожидом бутылку аперитива и заговорила о причинах убийства Табора. Леора слегка опьянела и, развязав по обыкновению язык, сболтнула о том, что хотел получить от нее Пьязенна - фотографию, с которой Табор нарисовал странный женский портрет.
      - Послушай, эта фотография, должно быть, очень ценная! Администратор сразу оживился. - За нее можно отхватить большие деньги.
      - Бери, кто тебе мешает! Но вначале найди фотографию. Я все перерыла, здесь ее точно нет. Мне сдается, Анджело взял ее с собой, значит, она - в руках полиции. Тут ничего не сделаешь, хоть в лепешку разбейся.
      Ожид пропустил ее слова мимо ушей. Он лениво поскреб волосатую грудь и стал размышлять вслух:
      - Любопытная история. С одной стороны, снимок был нужен, чтобы нарисовать портрет, поэтому Пьязенна дал ее Анджело, с другой... Послушай, может, этот гном-верхолаз узнал настоящую цену фотографии позднее, незадолго до смерти Табора!
      Эта мысль гвоздем засела в голове администратора. Он был уверен: фото находится в комнате.
      - Найди полицейские ее в вещах Табора, они непременно спросили бы тебя о ней. Следовательно, в его шмотках фотографии не было, значит, она где-то здесь.
      В комнате, до отказа набитой мебелью, найти фотографию было не легче, чем иголку в стоге сена.
      Все же, окрыленные надеждой, Ожид и Леора лихорадочно принялись за поиски. Скатали изрядно потертый ковер и дорожку, обыскали этажерки и шкафчики, пролистали немногие книжки. Переворошили даже диван, обследовав все щели, в которые можно было засунуть фотографию. Но их усилия не принесли результата.
      Ожид, несколько раздосадованный, устало упал на стул. И тут его осенило.
      - Послушай, твой художник, до того как отправиться к ангелам, не любил читать детективы?
      - Любил.
      - А что пишут в детективах про тайники? Вещь проще всего спрятать на видном месте, тогда при обыске ее наверняка не заметят.
      - Брось, ее здесь нет, - махнула рукой Леора и вяло оглядела комнату. Неожиданно она вскочила: - Смотри, вон, на стене, висят какие-то фотографии!
      На пожелтевших от времени снимках были изображены знатные постояльцы отеля. В группе портретов, если приглядеться, выделялся один - не такой выцветший, как остальные. Его композиция, простая и безыскусная, свидетельствовала о высоком мастерстве фотографа. Да и сама женщина, запечатленная на нем! Необычайно большие, устремленные вдаль глаза придавали ей сходство с индианкой, налобное украшение усиливало это впечатление. Чувственный, энергичный рот, прямой нос, резко очерченный подбородок говорили о решительном характере и огромной жизненной силе.
      - Я тоже был бы не прочь поразвлечься с такой! - первое, что сказал Ожид после некоторого молчания. - Вот было бы здорово!
      - По рассказам Анджело, она спятила и видок у нее теперь такой, что с души воротит, - ревниво сказала Леора.
      Ожид вынул из рамки стекло. На обратной стороне фотографии крупным, размашистым почерком была сделана надпись:
      "Мишелю Де Брюну с признательностью и любовью, Эрера".
      Леора разочарованно пожала плечами:
      - И всего-то?
      Поросячьи глазки Ожида сузились.
      - Ты глупая баба и останешься такой до конца жизни. Знаешь ли ты, что мы вытащили... ресторан в Монпелье, не меньше чем на двадцать столиков, загородный домик в Абей, катер, для тебя норковую шубу, а для меня дюжину костюмов и черт знает что еще.
      - Что ты плетешь? - упорствовала Леора. - За пару слов, которые она тут нацарапала, над нами не прольется золотой дождь!
      И тут - от неожиданности она забыла даже закрыть рот - ее поразила догадка. Де Брюн! Ведь он занимался контрабандой наркотиков, держал в руках все нити дела, и, по словам Пьязенны, даже Грандель плясал под его дудку. Если Эрера была его любовницей, а теперь, став наркоманкой, доживала дни в сумасшедшем доме, такая фотография вряд ли вызовет у этого господина радостные воспоминания. Снимок можно передать в газету и кое-что рассказать, а это - скандал. Разумеется, господин Де Брюн не заинтересован в скандале. А как его избежать? Раскошелиться. Да, тут действительно лежат деньги, куча денег!
      Новоиспеченные шантажисты замолчали. Каждый из них уже прикидывал в уме, как бы ему половчее обмануть компаньона, чтобы одному воспользоваться неожиданной благодатью.
      Тактика Леоры не отличалась затейливостью. Хотя Ожид был настороже, она довольно ловко разыграла перед ним влюбленную и преданную подругу, осыпала ласками, не забывая подливать в его стакан вино, но сама не пила. Вконец опьяневший Ожид и не заметил, как Леора подбросила в его бокал таблетку снотворного. А пока администратор видел во сне ресторанчик, она быстро оделась, собрала необходимое, сбегала в номер любовника, забрала из его бумажника все деньги - двадцать семь франков - и покинула отель.
      Дабы не привлекать внимание жандармов, она решила добраться до Парижа не на поезде, а на попутной машине.
      Сверкающий хромом "ягуар" остановился по первому знаку Леоры. Такую женщину, как она, приятно было видеть рядом с собой любому мужчине, особенно бонвивану, вроде месье Мушара, седого, дородного господина. Он был часовщиком и держал в Париже процветающий магазин.
      Леора пустила в ход все свои чары, ее юбка задралась, обнажив колени, и вскоре правая рука часовщика мягко легла на ее бедро. Он был из разряда мужчин, которые не упускают своего шанса, несмотря на то что они - женаты и счастливые отцы взрослых детей. Леора окинула его быстрым взглядом: костюм от хорошего портного, три дорогих кольца.
      Она прикинулась добродетельной и отстранила руку часовщика. Леора дала понять, что она не ханжа, но мимолетный роман в каком-то стеклянном ящике на колесах ее вовсе не прельщал. Иное дело - любовь в уютном номере комфортабельного отеля, полумрак, жареный цыпленок с искрящимся шампанским... "Я слабая женщина" - любила говорить Леора.
      Поскольку месье Мушар был кавалер, а его бумажник - туго набит деньгами (недавно он очень выгодно сбыл партию контрабандных часов), желания Леоры сбылись.
      В Париже они остановились в довольно дорогом отеле, заказали номер с ванной и записались в гостевую книгу как супруги Садуль. Десять франков чаевых, и администратор сыграл роль священника, благословляющего брак.
      Такое счастливое начало задуманной аферы придало Леоре уверенность. Да и влюбленный месье Мушар так основательно тряхнул мошной, что она, ухоженная в первоклассном косметическом салоне, одетая в первоклассном ателье, превратилась в обольстительную даму. Будь у нее заурядный вид, Де Брюн, вероятно, просто вышвырнул бы ее на улицу или сунул бы ей за фотографию Эреры сотню-другую франков, убежденный, что эта жалкая потаскушка не представляет для него опасности.
      Итак, Леора пришла, увидела, победила. Де Брюн нервничал. Бегство Гранделя, потеря последней партии героина, которую идиот Винкштейн передал антиквару, исчезнувший список перекупщиков, недавние события в психиатрической клинике доктора Жюно - все это парализовало его волю. Обычно тонкий и педантичный аналитик, сейчас он утратил всякую способность соображать, поскольку просто не знал, с какой стороны ему угрожает большая опасность и как ее избежать. Что, если Гранделю удалось сколотить собственную банду? Что, если полиции удалось арестовать антиквара?
      Леора представилась близкой подругой Эреры и сказала - пусть Де Брюн в этом не сомневается, - она послана одним человеком, ее компаньоном. Кто это? Ламбер? По сведениям Де Брюна, тот был стреляный воробей, вполне способный на шантаж. Вместо того чтобы продать собранный материал какой-нибудь газете, Ламбер и его любовница хотели, очевидно, предложить ему сделку. Но что они знали? И сколько это стоило?
      Де Брюн придал своему лицу любезное выражение.
      - Мне очень приятно познакомиться с вами. - Задумавшись, он помолчал. - Только имя Эрера мне ничего не говорит. Имя весьма редкое, я определенно вспомнил бы его.
      Леора изобразила улыбку.
      - Я кое-что узнала о судьбе Эреры и могу понять вашу сдержанность, месье. Она была великая актриса, - сказала Леора, рассеянно глядя мимо Де Брюна, - и то, что сейчас она оказалась в таком положении, более чем печально. Это - трагично! - Словом "трагично" бывшая натурщица очень любила выражать глубокие и возвышенные чувства.
      - Что значит трагично? - наседал Де Брюн.
      - Скажите на милость, месье, разве сумасшествие не трагично?
      - Я так ничего и не понял.
      - Вы все прекрасно поняли, - вспылила Леора. - Вы никогда не слышали о наркотике под названием героин, и никогда - о женщинах, которые, спятив, прыгают в Сену, и никогда - о клинике доктора Жюно? Может быть, вы никогда не видели и этой фотографии и не читали этого посвящения?
      Она была так глупа и неопытна, что показала фотографию и даже отдала ему в руки, однако из ее поведения Де Брюн сделал совершенно противоположный вывод. Он подумал, что имеет дело с продувной бестией. Он узнал эту фотографию, сразу вспомнил посвящение, вспомнил и о загадочных обстоятельствах, при которых снимок исчез. Он подозревал, что сама Эрера во время одного из своих последних визитов - уже тогда она пристрастилась к героину - похитила его. Она потребовала назад все свои письма и прочие доказательства былой любви и нежности, узнав, кем в действительности был Де Брюн - одним из главарей парижского преступного мира.
      Он до сих пор не забыл Эреру. Она относилась к числу тех редких женщин, в обществе которых он мог, не испытывая скуки, проводить долгие часы. Заметив ее пристрастие к героину, он не жалел денег и сил для ее спасения от этой беды. Когда же Де Брюн узнал, что доктор Жюно, которому он доверил Эреру, сам - наркоман и часть пациентов оставалась в его клинике лишь потому, что за высокую плату Жюно снабжал их героином, его последние надежды рухнули.
      Де Брюн прекрасно понимал: если эта фотография и материал, который по его предположению - Ламбер собрал об Эрере, Жюно, Гранделе и других, будут переданы в прокуратуру и прессу, катастрофы уже не избежать.
      Возвращая Леоре снимок, он холодно проговорил:
      - Предположим, мне знакома эта фотография и меня, как и вас, интересует все, что произошло с вашей приятельницей Эрерой. С кем я могу связаться?
      От тона сказанного, от тишины кабинета по телу Леоры пробежал озноб. Она вновь вспомнила о том, что случилось с Табором. Не столько разум, сколько инстинкт подсказал ей, что у сидящего напротив мужчины человеколюбия не больше, чем у падающей каменной глыбы. "Я - в ловушке, пронеслось в голове Леоры, - Господи, помоги мне выбраться отсюда". Но внешне она ничем не выдала себя. Стараясь скрыть дрожь, она сказала:
      - Вы можете узнать обо всем... но не здесь, а сегодня вечером, скажем, в семь, в ресторане Эйфелевой башни. Фотография и все... двадцать тысяч.