Обезглавленная Мона Лиза

      Пьязенна оглядел комнату и понял, что потребуется не один час, чтобы обыскать ее. Он обернулся к Леоре.
      - Надеюсь, ты не врешь мне, куколка. Это очень сильно повредило бы твоей внешности. Даже самые смазливые рожицы под землей быстро портятся.
      Ее губы задрожали.
      - Клянусь, я не знаю, где эта фотография.
      - Хорошо, тогда получше поищи ее. Найдешь - сразу дай мне знать: под каким-нибудь предлогом позвони в магазин Гранделя. Потом я скажу тебе, как действовать дальше. Хорошенько запомни мои слова, маленькая очаровательная крыса. Ты слишком глупа, чтобы в одиночку справиться с людьми, которые охотились за Табором.
      Визг тормозов перед входом в отель заставил их насторожиться.
      - Я исчезаю, а ты не забудь, что я тебе сказал.
      Леора закивала в ответ.
      Когда бывший жокей не спеша покинул комнату через окно, сделав это так же спокойно, как если бы вышел в дверь, Леора подумала: "Такой парень не даст себя так просто убить. Надо будет, он и сам кого хочешь отправит на тот свет".
      Табор для нее уже давно умер, еще до того как в него попала пуля. Леора не сомневалась, что через пару дней навсегда забудет о нем. "Так хорошо, когда ты со мной... " - вполголоса запела она веселую песенку и пошла к туалетному столику, чтобы привести себя в порядок.
      В дверь постучали. Леора прервала пение и придала своему лицу выражение глубокой скорби.
      13
      Пери сидел в кабинете и пристально разглядывал дыру от гвоздя в стене. Год назад он вбил его, чтобы повесить игрушечного паяца, которого купил в магазине. Смешная игрушка оживляла казенную обстановку кабинета. Пери, улыбаясь, дергал иногда потешного человечка за веревочку, и тот выделывал забавные фигуры, будто танцевал. Какая-то уборщица стянула паяца, по-видимому, для своего сынишки или внука.
      Теперь, глядя на дырку в стене, Пери закипал от ярости.
      Его шеф Фюшон, которого он терпеть не мог за пристрастие к политическим интригам и полное незнание дела, вызвал Пери и попросил доложить о ходе расследования несчастного случая с Мажене. Фюшон держался с ним подчеркнуто любезно, как несколько дней назад, когда задним числом сообщил ему об освобождении Гранделя.
      - Мне кажется, мой дорогой, вы разрабатываете ложные версии, это тормозит вашу работу, иначе вы продвинулись бы значительно дальше, - с умным видом прогнусавил Фюшон. - Во всяком случае, я советую вам подальше держаться от предположений, которые могут привести вас к неудачам, как в случае с Гранделем. Вам известно, что на следующий день после его ареста пресса весьма нелестно отозвалась о нас? - И, помолчав, прибавил: - Вам следует серьезно заняться Ламбером. Держу пари, этот парень причастен к смерти Мажене больше, чем кто-либо другой.
      Пери стиснул зубы, чтобы не высказать Фюшону все, что о нем думает. Решение раскрыть убийство Мажене еще более окрепло в нем. Он достаточно долго прослужил в уголовной полиции, поэтому сейчас понимал: дело имело закулисную сторону, куда заглядывать было опасно. Но он, черт побери, не Фюшон и не собирался делать карьеру его методами.
      Было уже восемь, и большинство кабинетов на набережной Орфевр давно опустело, лишь в нескольких окнах еще горел свет, но Пери по-прежнему в раздумье разглядывал стену. В ожидании сведений о Гранделе из Интерпола, он перебрал в уме множество вариантов, наконец около девяти поступило сообщение. Пери ждало разочарование. Интерполу также ничего не было известно о Гранделе.
      И материал, собранный Ситерном о Пьязенне и Веркруизе, не продвинул дела. Веркруиз, заключавший мелкие комиссионные сделки на антиквариат, не имел столкновений с полицией. Список судимостей Пьязенны был длинным, он неоднократно сидел за кражи со взломом, однако с момента убийства жены, которое так и осталось нераскрытым, Пьязенна не был замечен в нарушении закона.
      Больше всего Ситерн разузнал о Ламбере. Он был внебрачным ребенком священника, изучал право, затем начал работать судебным репортером в одной из парижских газет. Но вскоре он поссорился со своим начальством и по договору с другой газетой переселился в Соединенные Штаты. В Чикаго ему удалось проникнуть в преступный мир, и его репортажи тех лет о связях политиков и бизнесменов с мафиози вызывали сенсацию. По возвращении на родину Ламбера приняли на должность ведущего репортера "Всемирного обозрения", которое выпускал Мажене. Однако между ними произошла серьезная стычка из-за статьи, которую Мажене отказался публиковать. Другой причиной их раздора была приятельница Мажене, ставшая любовницей Ламбера.
      - Ты проверил, где он находился вечером одиннадцатого октября? спросил инспектора Пери.
      - По его словам, у любовницы своего шефа, чтобы помочь ей скоротать долгие, томительные часы в ожидании любовника. Он, разумеется, выражался намного крепче и циничнее. - Ситерн прискорбно покачал головой: - Так или иначе, сказанное им невозможно проверить. Если любвеобильная особа откажется от своих прежних показаний, у нас нет оснований для обвинения Ламбера.
      - Я еще раз допрошу эту девицу, - решил Пери.
      Ситерн сморщился, будто от зубной боли.
      - У меня такое впечатление, что и Ламбер идет по следу, на который напали мы.
      - Одно не исключает другого, - изрек Пери. - Наоборот. Предположим, Ламбер, несомненно пронырливый парень, узнает о каких-то делишках Гранделя, дает материал Мажене, а тот боится его публиковать. Он, хоть и любит затрагивать в своем "Всемирном обозрении" пикантные темы, не допускает на его страницы ничего, что грозило бы серьезным скандалом. Мажене говорит: "Вы сошли с ума, Ламбер", - сам же тайно информирует тех, кого напрямую затрагивают разоблачения Ламбера.
      Ситерн сложил губы трубочкой, точно собирался свистнуть. С печальным, как у таксы, лицом он заметил:
      - Если все обстоит именно так, то наш дорогой префект Фюшон может оказаться прав. Жаль, конечно, но убийство есть убийство.
      Пери ничего не сказал. Он отпустил Ситерна и еще раз просмотрел донесения, лежавшие перед ним на столе. Он хотел уже закрыть папку с делом и отправиться домой, когда в кабинет ворвался Фонтано с известием об убийстве Табора.
      Телефон Ситерна был занят. Пери догадался, что его друг, обычно сразу после звонка бравший трубку, видимо, увлекся своим хобби - приготовлением особенно тонких кулинарных блюд. Чтобы неожиданный звонок не помешал ему в этот ответственный момент, он просто снимал телефонную трубку.
      - Итак, вызови машину, мы поедем к нему и устроим военный совет прямо на кухне, - решил Пери.
      - Надеюсь, сегодня у него не будет этой сицилийской шайки обжор, добродушно проворчал Фонтано. - Всякий раз, когда я еду к нему, надеясь набить свой живот изысканнейшими блюдами, эта банда, оказывается, уже все сожрала. О, да здравствует кровная месть!
      Опасения Фонтано оправдались.
      Папаша Бенутти, мамаша Бенутти и восемь сорванцов Бенутти - соседи Ситерна по этажу - сидели в кухне за большим столом, а хозяин в белом поварском колпаке, сияя от счастья, смотрел, как они ловко, один быстрее другого накручивают на вилки и так же быстро отправляют в рот спагетти, приготовленные Ситерном по старинному неаполитанскому рецепту.
      - Мастер, дозволь хотя бы облизать кастрюльку, - с тоской в голосе попросил Фонтано.
      - Я приготовлю для вас нечто особенное, - пообещал Ситерн. - У меня еще есть кусок телячьего филе...
      - Приготовься к тому, что в ближайшие дни будешь есть одни бутерброды, - сказал Пери. - Они убили Табора.
      Не переставая благодарить, семья Бенутти наконец ушла, и лишь сеньора Бенутти, пышная, темноволосая женщина, осталась, вымыть посуду и прибрать в кухне. Тем временем Пери и оба инспектора обсуждали в гостиной план действий на ближайшие дни.
      - Один из нас должен немедленно отправиться в Клинкур. Туда можно добраться за три часа. Какие будут предложения?
      Ситерн нерешительно кашлянул.
      - Понятно, тебя, Эдмонд, я не пошлю, - успокоил его Пери. - Эту Леору Дессон необходимо серьезно взять в оборот, для этого ты не годишься.
      - Леора, неплохо звучит. - Фонтано мечтательно прикрыл глаза. - Шеф, что, если вы отправите туда меня?
      - Я сам поеду, а ты не спускай глаз с Гранделя!
      - Сказать-то просто, - тяжко вздохнул молодой инспектор. - Но я со скорбью думаю о наших старых рыдванах, из которых больше двух сотен не выжать, поэтому заранее предвижу фиаско.
      - Если это произойдет, ты у меня целый месяц будешь дежурить в ночную смену и твоя новая пассия - секретарша Расто, не так ли? - найдет себе другого приятеля. Эдмонд, займешься Пьязенной. В его отношениях с Гранделем не все чисто. Антиквар обращается с ним как со своим рабом, а тот почему-то покорно все сносит. Не забудь также про старого Веркруиза. Мне кажется, он что-то скрывает.
      - Не забывай, - возразил Ситерн, - этот Веркруиз, какими бы делишками ни занимался, - потомственный дворянин, и мы можем легко нажить с ним неприятности.
      - Знаю. Но я же не прошу тебя сразу тащить его на набережную Орфевр. Слегка припугни его, потом прими свой обычный кроткий телячий вид, пусти для пущей убедительности слезу, точно уже представляешь его лежащим на тюремных нарах. Со времен революции эти аристократы испытывают перед тюрьмой панический страх. А теперь мне нужно позвонить Симоне, чтобы она приготовила все необходимое для поездки.
      Когда Пери ушел в соседнюю комнату, Фонтано проворчал:
      - Черт вселился в него. Хм, целый месяц дежурить в ночь, если этот проходимец удерет от меня?!
      - Это же будет для тебя отдыхом! - лицемерно вздохнул Ситерн.
      - Старая обезьяна! - шутливо воскликнул Фонтано. - Поджарил бы лучше кусок мяса. Если кто-нибудь из этой банды ухлопает меня, то в мир иной я, по крайней мере, отправлюсь на сытый желудок.
      14
      В два часа ночи Пери приехал в Клинкур. Чтобы снять усталость, он выпил чашечку кофе и тотчас отправился на место преступления. Комиссия по расследованию убийств из Руана уже закончила свою работу. Старый автомобиль Табора откатили в сторону, и лишь несколько меловых знаков да огромное темное пятно крови на асфальте, видневшиеся в свете фонарей, напоминали о происшествии.
      Выслушав подробный доклад жандармского лейтенанта Буффе и задав несколько вопросов, на которые лейтенант дал четкие ответы, позволившие представить картину убийства, Пери приказал Буффе захватить пару наручников и отправился с ним в отель.
      Молодой жандарм, охранявший холл, подремывал в кожаном кресле. Пери послал его наверх за Ожидом.
      Администратор появился в помятой пижаме и стоптанных домашних туфлях на босу ногу. Допрос еще не начался, а он уже дрожал от страха.
      Пери достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в точности характеристики, данной этому человеку лейтенантом Буффе, - грубый и трусливый тип.
      Пери не предложил сесть Ожиду и даже не потрудился скрыть свою неприязнь к нему.
      - Судимости есть? - был первый вопрос.
      Ожид повел головой из стороны в сторону, будто воротник его грязной пижамы в сиреневую полоску был тесен ему.
      - Собственно говоря, я вовсе не обязан...
      - Сколько лет и за что?
      - В Руане у меня был бойкий ресторанчик с отпуском обедов на дом... но появились конкуренты...
      - Налоговое управление?
      - Просто я не смог достать вовремя некоторую сумму.
      - И сколько лет ты получил за недостаточное проворство?
      - Два года, но за примерное поведение...
      - С той, наверху, ты спал?
      - Почему бы и нет? Разве это запрещено? - Нахально ухмыляясь, он потер окоченевшие руки.
      - Сегодня у тебя с Табором была ссора?
      Ожид помедлил, он не знал, допрашивали Леору или нет.
      - Ссора? Громко сказано, небольшая перепалка. На такую тряпку, как он, невозможно было даже по-настоящему рассердиться.
      - Почему он стрелял в тебя? - Пери вспомнил о свежем нагаре в стволе пистолета, найденного у Табора.
      Ожид снова покрутил головой из стороны в сторону, надул щеки и с силой выпустил воздух через плотно сжатые губы.
      - Почему? Да он взбесился из-за своей бабы.
      - Дело обстоит так. На тебе судимость, ты спал с его подружкой, вы крепко повздорили, он выстрелил в тебя. Дальше - полчаса спустя ты отплатил ему тем же.
      - Это неправда!
      Пери знал, что это - неправда, но тем не менее сказал:
      - Ну, а если мы найдем у тебя пистолет со свежими следами выстрела? Такие пистолеты находят иногда.
      Ожид задрожал от холода и от страха одновременно.
      - Это подло... я ничего не знаю...
      - Тогда стань там, у колонны. Я попрошу Дессон повторить свои показания. Приведите ее сюда!
      - Подождите, я кое-что вспомнил! Они возились тут с какой-то фотографией, которой собирались кого-то шантажировать. Но, Бог свидетель, я не знаю никаких подробностей, тут она держала рот на замке, мне из нее ничего не удалось выудить.
      - Ничего нового ты не сообщил.
      - После того как вы поставили в холле своего человека, у нее еще кто-то был...
      - Не может быть! - вырвалось у Буффе.
      - Он вскарабкался по фасаду дома, такой маленький и ловкий, как обезьяна. Впрочем, однажды он уже побывал здесь.
      - Когда?
      - Три или четыре недели назад. Пери не сомневался, что это Пьязенна.
      Он задал еще несколько вопросов, затем распорядился привести Леору Дессон.
      Она подкрасилась, на ней был роскошный шелковый халат и туфли на высоких каблуках, надетые на босу ногу.
      Леора мельком взглянула на Ожида, послала обольстительный взгляд Пери и, не ожидая приглашения, села в кресло.
      - Где находится та женщина? - без обиняков начал Пери.
      - Какая женщина? О ком вы говорите?
      - Что этой ночью нужно было от вас Пьязенне?
      - Я не знаю никакого... как вы сказали?.. Пьязенна?.. Я не знаю...
      - Вообще ничего, понятно! - От холода Пери чихнул.
      Леора вновь бросила быстрый взгляд на Ожида, но по выражению его лица ничего не поняла. Она порывисто подошла к Пери и, наклонившись к нему, прошептала на ухо:
      - Господин комиссар, я расскажу вам все, но только не здесь. Поднимемся наверх, там никто не помешает нам.
      - Буффе! - обратился Пери к жандармскому лейтенанту. - Наденьте на эту даму наручники. - И, повернувшись к Леоре, заметил: - Я арестую вас за соучастие в попытке шантажа. Может быть, в тюрьме вы скорее поймете, что вам лучше все рассказать.
      И прежде чем до Леоры дошел смысл сказанного комиссаром, наручники защелкнулись вокруг ее запястий.
      Леора закатила настоящую истерику, с уверениями в невиновности и угрозами, но, после того как Ожид повторил свои показания, она призналась.
      Леора не знала, когда и где Табор познакомился с Пьязенной. Однако ей было известно, что Пьязенна рассказал ее покойному любовнику, будто Грандель продал копию Табора как оригинал издателю Мажене. Табор требовал у Гранделя свою долю от этой сделки. Через Пьязенну он узнал о двух женщинах-наркоманках, одна из которых утопилась в Сене, а другая, знаменитая в свое время певица, оказалась в частной психиатрической клинике. По фотографии, которую достал Пьязенна, Табор нарисовал портрет и послал его Гранделю, сыгравшему, по мнению Леоры, роковую роль в судьбе обеих женщин.
      - Ну, а сегодня что хотел от вас Пьязенна?
      - От меня? Ничего. Он хотел поговорить с Табором о нападении в парке Веркруиза, - солгала Леора. К ней вернулась прежняя уверенность.
      Как ни старался Пери, она упорно твердила, что не имеет понятия, где находится психиатрическая клиника, в которой певица доживала свои дни. Лишь после того как Пери опять пригрозил тюрьмой, Леора припомнила, что Пьязенна собирался взять напрокат машину, чтобы своими глазами убедиться, жива ли еще эта женщина; поэтому клиника должна находиться где-то на берегу Средиземного моря или на севере страны, в радиусе двухсот километров от Клинкура.
      Пери приказал Ожиду и Леоре до особого распоряжения не покидать Клинкур. Из участка комиссар позвонил в Париж, затем позавтракал с лейтенантом в маленьком трактирчике и пару часов вздремнул. В это время Буффе обзвонил все гаражи и прокатные фирмы в округе. Ему повезло. После нескольких звонков он нашел то место, где Пьязенна взял машину для поездки в психиатрическую клинику.
      15
      Иппокрит Варе, несомненно, был мастером своего дела. Даже у дипломированного инженера при виде древнего рыдвана, под которым тот ловко орудовал гаечными ключами, когда Пери вошел в автомастерскую, опустились бы руки. Пока Варе, выбравшись из-под машины, не снял с головы кепи, открыв седые, коротко остриженные волосы, трудно было сказать, что ему уже под шестьдесят. На первый взгляд, он казался человеком обыкновенным: коренастым, с круглым, веселым лицом, с лукавыми глазами и оттопыренными ушами.
      Жандарм, сопровождавший Пери, по дороге рассказал ему, что Иппокрит отец девятерых детей и двое старших сыновей, таких же круглолицых, стриженых и ушастых, помогают ему в ремонте машин. Он сообщил и то, что у Варе недавно умерла теща. Поэтому во время допроса с ним следовало вести себя по возможности деликатно.
      Однако скорбный голос Пери крайне удивил мастера. Без малейшей печали Варе объяснил ему, что страх смерти - глупый предрассудок и его благословенная теща несомненно пришла бы в ярость, если бы он скорбел о ее кончине.
      - Она всегда считала, - доверительно сказал он Пери, - что, уходя из бренного мира, человек расстается с телом, как со старыми штанами. Душе нет до этого никакого дела. Она, по крайней мере, может радоваться, что увидит нечто лучшее, нежели наша грешная земля. Как бы там ни было, в своем завещании она строго-настрого приказала не лить на ее могиле слез и не делать траурной физиономии, иначе она не оставит нам ни одного су. Она пожелала также, чтобы ее похоронили не на кладбище, а там, в углу. - Он указал трубкой на двор, где между сараем и стеной виднелся крест. Несколько неудобно, поскольку трудно развернуться, чтобы не наехать на него, но теща сказала, что ей это не помешает, она основала здесь дело, поэтому и пожелала быть здесь закопанной.
      - Да, - удивился Пери, - никогда в жизни не доводилось слышать о таком.
      - Вы правы, - согласился с ним Варе. - Она жила радостно и умерла радостно, здоровое любопытство не покидало ее до последнего часа.
      Пери почувствовал к Варе симпатию, которую всегда питал к жизнерадостным и работящим людям.
      Но когда комиссар спросил его, не припомнит ли он человека очень маленького роста, который недавно брал у него напрокат машину, Варе отказался говорить на эту тему.
      - Вы - из полиции, - пояснил он, - а я нынешнюю полицию не уважаю. Ловит лишь жалких воришек, а вот перед крупными преступниками гнет спину, даже помогает им совершать преступления. Может, вы не согласны со мной?
      Доведись бы Пери опять допрашивать Ожида, он давно бы потерял терпение. Но с такими людьми, как Варе, он сдерживался, и это не стоило ему большого труда.
      - Человек, который взял у вас напрокат машину, действительно лишь мелкий мошенник и, если хотите, несчастный человек. Он орудие в чужих руках, в руках тех, кто не заслуживает никакого снисхождения.
      Варе хмыкнул.
      - Не хотите ли жареной камбалы?
      - Гм, пожалуй, да.
      - Тогда оставайтесь пообедать у нас. Вы должны рассказать мне, что же произошло.
      У Пери было мало времени, но он подумал, что все равно нужно довести разговор с Варе до конца, да и поесть не мешает.
      Мадам Варе, дородная, добродушная эльзаска по имени Шарлотта, положила Пери на тарелку первую камбалу и, сердечно улыбаясь, произнесла:
      - На месте Иппокрита, я не сказала бы господину криминалисту ни одного слова. Тот маленький человек - кстати, мы его тоже пригласили обедать, тогда была запеканка - за кофе открыл мне свое сердце. Я убеждена, если он и совершил какую-то несправедливость, то наверняка не по своей воле.
      Пери вобрал побольше воздуха и успокоился.
      - Мадам Варе, вам следовало бы поговорить с обитателями тюрьмы. Нет другого места, где собрано столько невинных, отзывчивых, честных, добросердечных людей, как там.
      - У него была жена, которую он очень сильно любил, но она его бросила за то, что он был на голову ниже ее ростом. А ребеночек, который остался у него на руках, плохо растет, так чего же еще ему ждать от жизни? И не подъезжайте ко мне с тюрьмой и прочим.
      Вторая камбала на тарелке Пери остыла. Как подойти к Варе, чтобы они ответили на главный вопрос?
      Неожиданную помощь Пери получил от одного из сыновей Варе, паренька лет четырнадцати, одетого, как и его отец, в промасленный комбинезон. Тот вошел в кухню и без обиняков заявил родителям:
      - Я бы все рассказал господину комиссару Пери.
      - Откуда ты знаешь, о чем мы говорим?
      - Откуда? Да я подслушивал все время за дверью.
      - Итак, ты все рассказал бы, - повторил Варе-старший, не обращая внимания на признание сына, что он подслушивал за дверью. - И почему же?
      - Потому что этот карлик, после того как вернулся из Дам сюр Шмен...
      Дам сюр Шмен! Теперь Пери знал это.
      - ...и выпил в трактире у Тилье, так ударил ногой таксу мадам Мора, что я думал, бедное животное никогда уже не поднимется. Он - злой, гадкий человек, мама, я сам это видел.
      - Но как же так, ведь от него сбежала жена и у него больная дочка, слабо попыталась возразить мадам Варе.
      На этот раз Пери не отступил, пока не узнал от Варе все, что им было известно.
      Покидая дом, он, чтобы попасть на шоссе, еще раз пересек двор автомастерской и на минуту задержался перед каменным крестом у стены. Могильного холмика тут не было, лишь цветы у подножья креста.
      Пери взглянул на ворота трех гаражей и заметил:
      - Действительно, несколько беспокойное место для последнего пристанища.
      - Это была ее воля, - повторил Варе. - Раньше здесь стояла извозная контора. Где теперь гаражи - были конюшни, после смерти мужа она одна управлялась со всем хозяйством, и довольно успешно. Она настаивала на том, чтобы ее зарыли здесь. Хотя это бессмыслица. Вряд ли у ее бессмертной души есть глаза, уши и все такое прочее, чтобы заниматься земными пустяками.
      Пери кивнул. Он подумал: "Хватало же у старушки энергии. И шуток. Разве это не шутка, запретить людям плакать на ее похоронах. Такое случается нечасто".
      16
      Местечко Дам сюр Шмен находилось в трех часах езды на машине к югу от Клинкура и состояло из деревушки, жители которой издавна занимались виноградарством, и небольшого загородного замка времен Людовика ХIV, массивного, островерхого здания со множеством башен и дымовых труб. Теперь тут размещалась психиатрическая клиника доктора Жюно.
      Парк с его аккуратно подстриженными газонами, кустами, старыми деревьями, с тщательно ухоженными, посыпанными гравием дорожками ничем не напоминал о лечебном заведении. Однако Пери сразу обратил внимание на то, что парковая стена надстроена примерно на метр. Верхняя часть, также как и нижняя, была оштукатурена и выкрашена в желто-коричневый цвет. Но внимательно приглядевшись, можно было заметить линию, разделявшую старую стену от надстройки.
      В это послеобеденное время в парке почти не было видно пациентов. На скамейке сидел старик и что-то напевал себе под нос. Когда Пери проходил мимо, старик посмотрел на него пустым, мертвенным взглядом, и если бы Пери почувствовал то же, что этот безумец, то увидел бы мир в жуткой, искаженной форме.
      Навстречу Пери шла женщина средних лет. Он поприветствовал ее легким кивком головы. Это побудило ее остановиться. Пери бросилось в глаза, что она держала руку неестественно прямо, несколько отставив ее от туловища. Она улыбалась, глядя в сторону и вниз.
      - Сделай книксен, Люсиль, вот так. А теперь подай месье руку - не левую, правую! Должна же ты, наконец, научиться этому. - И, обращаясь к Пери, сказала: - Простите, месье, но мы сегодня немного смущаемся. Так бывает всегда, когда дают морковку. Мы совершенно не переносим ее и тогда начинаем упрямиться, поэтому нас следует немножко подержать в духовке. - И она снова взглянула вниз и в сторону: - Хорошо, хорошо, не надо плакать. Подойди поближе, я вытру тебе нос, вот так, а теперь скажи месье "до свидания", мы задерживаем его.
      Пери непроизвольно сделал движение, словно хотел пожать ручку невидимого ребенка, затем приподнял шляпу и быстрыми шагами пошел прочь.
      Когда он вошел в бывший загородный замок - здесь также царили чистота и порядок, - внезапный душераздирающий крик заставил его остановиться. Кто-то кричал так, будто с него живьем снимали кожу. Затем вновь настала тишина, звенящая тишина, когда слышен каждый шорох.
      В холле появилась медицинская сестра. На ней был белоснежный халат, такой же белоснежный колпак, и ее лицо, ее руки, казалось, были высечены из мрамора.
      Пери объяснил ей цель своего визита.
      Доктор Жюно принял его сразу. У него было умное, резко очерченное лицо, и, судя по поведению, он знал цену себе и своему положению.
      - Пери, Пери? Ах да, я встречал как-то ваше имя в газетах. Чем могу быть полезен?
      Поскольку Пери еще не решил, как ему следует вести себя с доктором Жюно, то он, как бы невзначай, спросил:
      - Что это за женщина прогуливает воображаемого ребенка за руку?
      - Случай не особенно сложный. И абсолютно неопасный, - пояснил доктор. - Эта женщина, супруга состоятельного торговца, долго не имела детей. В сорок ей удалось родить. Уход за малюткой доверили кормилице. Но у той был любовник. Чтобы неугомонный ребенок не нарушал их любовную идиллию, кормилица включала газовую плиту и на секундочку совала плачущую малышку в духовку, после чего та крепко засыпала. И вот однажды этот эксперимент окончился трагически... Но для матери ребенок по-прежнему жив... Впрочем, я полагаю, вы прибыли сюда не для того, чтобы услышать от меня эту историю?
      Пери не ответил - резкий, леденящий душу крик, который, казалось, не могли заглушить даже толстые стены, опять остановил его.
      - Смирительная рубашка, - сухо заметил доктор Жюно. - Есть случаи, когда без этого невозможно обойтись.
      - Я прибыл сюда, - сказал Пери, - чтобы повидать бывшую певицу Эреру Буайо.
      - Эреру Буайо? - Глаза доктора стали холодными и неприветливыми.
      - Возможно, она помещена в вашу клинику под другим именем. Но это нетрудно установить. Или я ошибаюсь?
      - В нашей клинике сотни пациентов, и так сразу я не могу припомнить ту, что вас интересует. И, к сожалению, регистратура уже закрыта.
      - Тем не менее прошу вас выяснить это. Причем незамедлительно. Мне необходимо увидеть эту женщину и поговорить с ней.
      - Ваш тон, месье...
      Пери взглянул на часы.
      - Даю вам три минуты на то, чтобы освежить свою память. Затем вы проведете меня к Эрере Буайо. В противном случае вы сядете в мою машину, и мы продолжим наш разговор у меня в кабинете.
      Доктор Жюно самодовольно рассмеялся.
      - Замечу, месье Пери, что я принадлежу к кругу людей, где придают значение формам обращения. И тому, кто намерен оскорбить меня, следует помнить: состояние некоторых наших пациентов требует от наших санитаров недюжинной физической силы. И они беспрекословно подчиняются мне. - Он хотел взять телефонную трубку.
      - Не спешите, - остановил его Пери. - Не знаю, что вам известно о деле Мажене-Гранделя-Буайо, но можете мне поверить, все это очень серьезно.
      За дверью послышался какой-то шум, затем она распахнулась.
      - Добрый день, господа! Надеюсь, вы позволите прессе принять участие в вашей встрече. - По худому веснушчатому лицу Ламбера скользнула нахальная улыбка.
      Реакция Пери удивила его самого. Он почувствовал, что этот человек симпатичен ему, его развязность скорее забавляла, нежели возмущала. Доктор Жюно был более чем возмущен.
      - Кто позволил вам врываться сюда? - резко спросил он.
      - Если вы употребляете глагол "ворваться", - непринужденно поучал его Ламбер, - то вам следует опустить - "позволил". Вы могли бы сказать: "Кто дал вам право врываться сюда?" Тогда я ответил бы: "К этому меня побуждает моя гражданская совесть. Она уже шепчет мне на ухо кое-какие газетные заголовки..."
      Истошный крик заставил Ламбера умолкнуть, и, когда вновь стало тихо, он продолжил:
      - К примеру: "Сумасшедший дом доктора Жюно - гнездо киднапперов?". Или: "Где их прячут? Хроника одной психиатрической клиники". Вероятно, вы обратили внимание, что все заголовки с вопросительными знаками. Вам было бы неприятно, если бы это привело к расследованию, очень неприятно.
      - Господин комиссар, - неожиданно обратился доктор к Пери. - Прошу вас выдворить этого субъекта.
      - Мне показалось, у вас есть своя домашняя полиция. - Пери усмехнулся. - Эти здоровяки, которые служат у вас санитарами. - И так как Жюно ничего не ответил, Пери спросил: - Ну, так как же? Проводите нас к Буайо или мне взять телефонную трубку?
      - То, что вы требуете от меня, расценивается как шантаж. - Жюно все еще пытался сохранить достоинство, но Ламбер осадил его.
      - Бросьте молоть чепуху, господин комиссар здесь не для того, чтобы выслушивать вашу трепотню.
      Пери молча открыл дверь, предлагая доктору пройти вперед. Жюно нехотя подчинился. Пери и Ламбер последовали за ним.
      В сияющем чистотой холле с резными колоннами еще не чувствовался запах, но едва они прошли двойную дверь и очутились на втором этаже, тяжелый дух сдавил им дыхание. Пери была знакома атмосфера клиник, где лечили серьезные случаи психических заболеваний. Умалишенные беспомощны, как грудные младенцы, и, хотя за ними присматривают, они постоянно ходят под себя. Многих все время тошнит.
      Холодящие душу стоны, крики, смех доносились из-за обитых дверей в коридор.
      - Вы говорите, здесь около сотни пациентов? - спросил Пери, лишь для того чтобы услышать свой голос.
      - Да. И большинство случаев тяжелые, нередко безнадежные, - объяснил доктор Жюно много любезнее, чем можно было ожидать.
      - Кто подписывает направление в вашу клинику? - спросил Ламбер, когда все трое остановились у двери в конце коридора.
      На лице психиатра появилась ироническая усмешка.
      - Понимаю, на что вы намекаете. Нет, одной моей подписи недостаточно. Для этого необходимо заключение специальной экспертной комиссии из нескольких врачей.