Петтер АДДАМС
      ОБЕЗГЛАВЛЕННАЯ МОНА ЛИЗА
      1
      Если бы Камиль Мажене был менее решительным человеком, он вряд ли поехал бы в Верде в тот дождливый осенний вечер. Городок лежал в добром часе езды на машине к югу от Парижа, и Мажене не рассчитывал возвратиться домой до полуночи. Но дело было слишком важным, чтобы откладывать его на утро. Да и Габриэла могла подождать. Впереди у них был целый день, и какой-то час ничего не изменит.
      Капли дождя монотонно били в ветровое стекло. Мажене включил радио, и нежная джазовая мелодия навеяла воспоминания о ночах, проведенных с Габриэлой. Национальное шоссе на Лион, по которому он ехал, в ярком свете фар убегало словно серебристая лента. Мажене увеличил скорость "паккарда" до ста тридцати. Он считал себя превосходным водителем и знал, что машина не подведет его. Если бы Габриэла сидела рядом, удовольствие от езды, этой стремительной гонки в пространство и темноту, было бы еще более волнующим. Он представил, как она снимает через голову платье, которое носила на голое тело... Неожиданно Мажене увидел у поворота на дорогу к Диезу красный предупреждающий фонарь и указатель объезда. Он свернул налево и чертыхнулся, прикидывая, какой крюк предстоит сделать по скверной грунтовой дороге вдоль затопленного гравийного карьера. Но лишь увидев перед собой в нескольких метрах иссиня-черную поверхность воды, он мгновенно понял, что его ждет. Мажене изо всей силы нажал на педаль тормоза, до упора выкрутил руль, но было уже поздно. Вода с шумом взметнулась вверх, кругами разошлась в стороны, выплеснулась из берегов шагов на тридцать и, откатившись назад, понемногу успокоилась. Только огромные пузыри воздуха, время от времени поднимавшиеся на поверхность, нарушали водную гладь.
      Какой-то человек вышел из-за кустов и посветил карманным фонариком в карьер.
      - Быстрая смерть! Бултых, и вот она, - пробормотал он и плюнул в мутную воду. Уходя, он забрал с собой красный фонарь и указатель объезда.
      Наверно, исчезновение Мажене долгое время оставалось бы тайной, если бы однажды утром Жан-Пьер не получил от своей матери здоровую оплеуху. Он опять без спроса залез в глиняный горшочек с вишнями в сиропе и, что особенно рассердило мать, всю вину попытался свалить на брата.
      При других обстоятельствах Жан-Пьер, крепкий деревенский мальчуган, не испытал бы от оплеухи особых душевных волнений. Однако на сей раз мать ударила его в присутствии молоденькой служанки, в которую он был тайно влюблен. Жан-Пьер решил отомстить матери, а заодно, по совершенно непонятным причинам, и своему брату Полю.
      Вначале он высыпал в рассол, приготовленный матерью для консервирования огурцов, пачку соли, а затем выбросил в гравийный карьер, находившийся на участке его родителей, банку с двумя золотыми рыбками брата. Очень довольный собой и своими деяниями, Жан-Пьер собрался было идти домой, но тут выглянуло холодное осеннее солнце, и он увидел под водой что-то большое, серое. О своем открытии он поспешил сообщить местному жандарму. Тот, постояв некоторое время с мрачно-философским видом у края заполненной водой ямы, сел на велосипед и отправился доложить обо всем начальству, а час спустя из Диеза прибыла оперативная машина.
      Теперь уже у края гравийного карьера, кроме нескольких зевак, стояло четверо служителей закона. Но и они увидели не больше, чем увидел Жан-Пьер. Только когда прибыл кран и с ним аквалангист, застропивший машину, открылась картина катастрофы. В Париж было отправлено сообщение.
      Через полтора часа оттуда примчалась оперативная машина. И хотя на проселочной дороге в Диез не было видно ни одного драндулета, молоденький шофер включил мигалку и сирену, приведя в смятение окрестных коров и кур.
      Дорожная полиция установила, что в результате несчастного случая погиб известный парижский издатель Камиль Мажене. Легкие покойного были заполнены водой, в бумажнике лежало более трех тысяч франков, следы насилия отсутствовали. Кстати, местный жандарм припомнил, что год назад подвыпивший мясник из Диеза Луи Дефур тоже свалился вместе с повозкой в этот карьер. Но ему больше повезло - он отделался лишь переломом бедра.
      В итоге расследования трагического происшествия с Мажене дорожная полиция Диеза распорядилась немедленно установить перед опасным ответвлением дороги предупреждающий знак.
      2
      В служебных помещениях уголовной полиции на набережной Орфевр, в грязных коридорах, в слабо освещенных и скудно обставленных кабинетах царила гнетущая атмосфера, точно в палатах ночлежки или больницы для неимущих. На деревянных скамейках, скорчившись, тупо глядя в пространство перед собой, сидели мелкие мошенники, воры, сводники, девицы легкого поведения, шулеры и прочие обитатели задворок преступного мира, составлявшие предмет основных забот полиции. Сенсационные происшествия были здесь крайней редкостью.
      Когда комиссар Фелисьен Пери увидел в коридоре Габриэлу Ребьер, он и не подозревал, что ее появление нарушит для него и его сотрудников однообразие будней и они втянутся в опасную игру. Пери удивленно посмотрел на молоденькую, элегантно одетую женщину, выглядевшую необычайно свежо и привлекательно в этой казенной обстановке.
      - Месье Пери, позвольте поговорить с вами. Я знаю вас по фотографиям в газетах. - На лице женщины появилась слабая, заискивающая улыбка.
      Пери кивнул и открыл дверь своего кабинета. Пододвинув посетительнице стул, он устроился за письменным столом и набил трубку.
      - Меня зовут Габриэла Ребьер. Я пришла сюда за тем, чтобы просить вас заняться делом Мажене. - И, сделав небольшую паузу, решительно произнесла: - Камиль Мажене не был жертвой несчастного случая, его убили.
      За время пятнадцатилетней службы Пери доводилось не раз слышать подобные заявления. Бросив на нее короткий взгляд, он спросил:
      - В каких отношениях вы состояли с месье Мажене?
      - Я была его секретаршей.
      - И только?
      Она вызывающе вскинула голову.
      - Нет, не только.
      Пери кивнул.
      - Ну, а почему вы решили, что он - не жертва несчастного случая? Расследованием, как мне известно, установлено обратное.
      - Он неоднократно ездил в Верде и, чтобы сократить путь, всегда пользовался проселочной дорогой на Диез. Он прекрасно знал, что у развилки дорог ему следует повернуть направо. Камиль был не из тех, кто забывает такие вещи. Это исключено!
      Обстоятельства гибели Мажене были известны Пери лишь в общих чертах из полицейских сводок. Поэтому он снял трубку и, набрав номер, распорядился принести ему папку с делом, после чего вновь обратился к посетительнице.
      - Зачем Мажене поехал в Верде? Это же богом забытая дыра.
      - Там живет маркиз де Веркруиз, которого Камиль часто навещал.
      - С какой целью?
      - Этот старый паук, - сказала она спокойным, ровным голосом, посредничал Камилю при покупке картин. Обедневшие дворяне, вроде этого маркиза, сбывают антиквариат из-под полы, так как им стыдно признаваться, что вместо куропаток они вынуждены тайком есть картофель в мундире.
      - Прекрасно, это уже кое-что, - сдержанно улыбнувшись, констатировал Пери. - Откуда вам известно, что месье Мажене уже пользовался по меньшей мере хоть однажды проселочной дорогой на Диез?
      - Я ездила вместе с ним.
      - Вы давно знаете Мажене?
      - Четыре года.
      - Сколько вам лет?
      - Двадцать два.
      - Следовательно, четыре года назад вам было восемнадцать. А Мажене? Ему было...
      - За пятьдесят. Но если бы вы знали его... - Она замолчала и достала из сумочки платок, чтобы осушить глаза.
      Ее слезы казались искренними.
      - Вы сказали, ваш друг покупал картины у некоего маркиза де Веркруиза? Он перепродавал их или коллекционировал?
      - Камиль был достаточно богат, ему незачем было заниматься перепродажей.
      - Во сколько оценивалась его коллекция?
      - В два миллиона. - и Пери не поверил своим ушам, когда она прибавила: - Коллекцию, кстати, он завещал мне.
      - Вот это интересно, - пробормотал он. - Два миллиона новыми? Ведь тогда за одну ночь вы стали очень богатой особой.
      Пери задумался. Два миллиона для любой молодой женщины, вынужденной самостоятельно добывать себе пропитание, были громадной суммой. Ему было известно немало случаев, когда женщины убивали своих любовников или мужей ради пары сотен франков. К тому же Мажене было уже за пятьдесят. Конечно, не редкость, что преуспевающему, состоятельному мужчине удается вскружить голову юной деве, но это - ненадолго. Рано или поздно на сцене все же появляется молодой красавец со своей так называемой большой любовью, перед которой уже бессильны седые виски и каракулевые шубы. Тогда любовь и потребность в роскоши могут прийти в неразрешимое противоречие - и финал истории разворачивается в отделе по расследованию убийств.
      Как будто угадав его мысли, Габриэла пристально посмотрела на комиссара.
      - Не думаете же вы?.. Неужели вы полагаете?
      Впервые у него возникло отчетливое чувство, что она не совсем искренна с ним. Неужто она считает, что он, узнав о картинах стоимостью в два миллиона... Нет, она не выглядит такой наивной.
      - Где вы были в тот вечер? - по-прежнему приветливо спросил комиссар.
      - У себя дома, в своей квартире. Я ждала Камиля.
      - Есть свидетели?
      - Я сказала, ждала Камиля, разве неясно, что я была одна?
      - Мажене был женат? Вы знакомы с его женой?
      - Да, но...
      - Понимаю. Кроме Мажене у вас был какой-нибудь приятель?
      - Как вы смеете так обо мне думать!
      Пери мог побиться об заклад, что она лгала.
      - Мадмуазель Ребьер, если вы хотите, чтобы я помог вам, то вы должны быть до конца откровенной. Итак, да или нет?
      - Нет!
      Она так и не сказала правды.
      - Хорошо, - Пери кивнул головой, - я посмотрю материалы по делу Мажене и подумаю над ними. Я вам позвоню.
      Поднявшись, Габриэла Ребьер остановилась в нерешительности, размышляя, следует ей протягивать на прощание руку или нет. Она выбрала последнее.
      Когда за посетительницей закрылась дверь, Пери набил трубку, поудобнее устроился в кресле и приступил к изучению материалов о гибели парижского издателя. Время от времени он тихонько хмыкал в знак удивления или неодобрения. Дело Мажене все больше захватывало его.
      3
      Дом Мажене находился в Медоне, вдали от улицы, в парке, поросшем могучими дубами и буками, которым, должно быть, перевалило за сто лет. Среди деревьев неясно вырисовывался пруд. Дорога, ведущая к дому, была обсажена тополями. Между ними на пьедесталах высились копии античных скульптур.
      Дверь Пери открыла пожилая женщина со злым лицом. Извилистыми коридорами, затейливо связанными между собой уступами и лесенками, она провела его в гостиную. Здание оказалось настоящим лабиринтом, и повсюду, даже в самых неожиданных местах, висели картины. Специально сделанные окошечки и световые люки создавали для них оригинальное освещение. До чего же унылыми и серыми казались по сравнению с этим общественные выставочные залы-сараи из стекла и бетона, утомляющие сразу, как только войдешь в них.
      Пери рассматривал изображение мадонны на картине, висевшей в глубине гостиной, когда услышал позади себя шаги вдовы Мажене.
      Ей было лет сорок пять, но выглядела она старше, удрученной и болезненной. Она носила траур, но ее волосы были свежеокрашены в рыжий цвет, подчеркивавший нездоровую белизну лица. На груди у нее висел золотой крест.
      - Месье Пери? - спросила она приятным и тихим грудным голосом.
      - Комиссар Пери, - уточнил он и слегка поклонился.
      - Вероятно, ваш приход связан со смертью моего супруга?
      Пери в нескольких словах рассказал о визите Ребьер на набережную Орфевр и о ее заявлении, будто Мажене умер не в результате несчастного случая.
      - Месье Пери! - Голос мадам Мажене стал резким. - Я прошу вас не упоминать в моем присутствии имя этой девки.
      - Сожалею, мадам, но это невозможно. - Пери произнес эти слова как можно учтивее. - Давно мадмуазель Ребьер стала любовницей вашего мужа?
      - О, как я ненавижу эту особу!
      - Когда вы узнали об их связи?
      - Лишь в прошлом году. Но я уже давно подозревала нечто такое. Эта фальшивая любезность, эта нарочитая сердечность, она не понравилась мне с самого первого дня! И в том, что я больна... Извините, я так волнуюсь. Она сплела пальцы и сжала их с такой силой, что они побелели до самых кончиков.
      - Я не хочу беспокоить вас ненужными и щекотливыми вопросами, продолжал Пери, - но кое-что мне необходимо узнать от вас.
      - Пожалуйста, спрашивайте.
      - Вы не знаете, был ли у мадмуазель Ребьер кроме вашего супруга еще один любовник?
      - Один!? - В ее голосе снова зазвучали пронзительные нотки. - У нее было полдюжины мужчин.
      - Откуда вам это известно?
      - Я чувствую это как женщина!
      Бессмысленно было задавать ей вопросы в этом направлении.
      - Мадмуазель Ребьер сообщила мне...
      - Могу представить себе что! Итак, вы в курсе всех дел: уже на следующий день она велела нотариусу составить подробную опись всех картин, рисунков, эскизов, которые только можно найти в этом доме.
      - Стоимость коллекции оценивается примерно в два миллиона франков?
      - Если не больше.
      - А что получили вы?
      - Все остальное!
      Неожиданно для себя Пери спросил мадам Мажене:
      - Ваш муж хотел, кажется, развестись с вами?
      Она поперхнулась.
      - Он никогда не сделал бы этого! И я никогда, никогда, никогда не согласилась бы на развод!
      - Понятно. Только для соблюдения формальностей: где вы были вечером одиннадцатого октября?
      - Я так и думала, что вы пришли с этим вопросом. Я была в церкви, месье.
      - Все время?
      - Нет, об этом вы могли бы и сами догадаться. А сейчас я прошу вас оставить меня одну, иначе я буду вынуждена известить своего адвоката.
      Пери встал и подошел к стене, на которой висела картина с мадонной Джотто. Он наконец понял, почему она его так заинтересовала. Около двух месяцев назад оригинал был похищен из одного музея.
      - Это копия?
      - Я не интересуюсь живописью. Но я не поверю, что мой покойный супруг повесил бы на этом месте какую-то копию.
      - Вы случайно не знаете, у кого ваш муж приобрел эту картину?
      - В покупке большинства картин ему посредничал некий Грандель.
      Пери взялся за дверную ручку. Слева от него, над буфетом старинной работы, висело зеркало. Он бросил на него быстрый взгляд и увидел лицо мадам Мажене. Он редко видел лица, выражавшие такую жгучую ненависть.
      Большую часть пути Пери проделал пешком, на ходу у него лучше работала голова. Он зашел в кафе и попросил телефонную книгу. Заведение Гранделя находилось на улице Каше. Пери взглянул на часы. Была половина четвертого.
      4
      Примерно в это же время Аристид Ламбер тоже решил навестить антиквара Гранделя. Эрера Буайо была дружна с ним, возможно, он знал, где она находилась.
      За восемь лет, проведенных Ламбером в Чикаго в качестве репортера, он утратил последние иллюзии, став грубым и бесцеремонным парнем, хотя и не без юмора. По-видимому, это было известно и Мажене, прежде чем он угодил в гравийный карьер. Такие Мажене, трусливые и продажные, не заслуживали лучшего. Плевать на слова "совесть", "справедливость", если издателю совершенно безразлично, что знаменитая певица, жизнерадостная женщина вроде Эреры, вдруг сходит с ума и таинственно исчезает в какой-то психиатрической клинике.
      Искать помощи у полиции? После смерти Мажене это чревато последствиями. Веркруиз наверняка выболтает, что он, Ламбер, в тот вечер находился в Верде, и тогда он крепко сядет в лужу - это ясно как божий день. Следовательно, он вынужден действовать дальше в одиночку, полагаясь только на себя.
      Грандель обслуживал клиента, когда вошел Ламбер. Ни улица, ни дом, знавшие, очевидно, лучшие времена, не выдавали, что этот антикварный магазин - один из старейших и самых известных в Париже. Выставочный салон - длинный и узкий - уже давно не ремонтировался. Большинство картин на стенах были отличными копиями работ старых мастеров, но среди них висели и подлинники известных современных художников. На застекленных витринах лежали старинные гранатовые украшения, серебряные и золотые браслеты, на столиках и полках стояли фигурки из слоновой кости, часы в стиле рококо, фарфоровые вазы, расписные шкатулки.
      Проводив клиента до двери, антиквар направился к Ламберу. После первых же слов репортер понял, что за человек Грандель. Ему был хорошо знаком этот холодный, равнодушный взгляд, эта высокомерная складка у рта.
      - Если я скажу вам, что не знаю никакой Эреры Буайо, то так оно и есть. Еще что-нибудь?
      Ламбер сдержался. "Почему все-таки Грандель отрицает знакомство с Эрерой? - подумал он. - Ведь эта Фротье, консьержка с улицы От, язвительная, тощая, сварливая старуха с пучком редких волос на голове и пронзительными птичьими глазками, наверняка говорила правду, что частенько видела Эреру в обществе Гранделя, обычно столь пьяной, что она, видимо, даже не соображала, что творил с ней такой сластолюбец... "
      - Жаль, что вы не знакомы - много потеряли. - В голосе Ламбера звучало неподдельное сожаление. - Она была великой певицей, ее приглашали даже в нью-йоркскую "Метрополитен-Опера". Ну, а некий дом на улице От вам известен? Или о нем вы также ничего не слышали?
      Грандель стоял перед Ламбером спесивый, тучный, с налившимися кровью, выпученными глазами - добрый центнер изысканно одетой надменности с огромной жемчужиной в галстуке, стоившей небольшого состояния. Какой-то репортер был для него не важнее прошлогоднего снега.
      Наконец он решил снизойти до ответа.
      - Улица От? Нет, ни разу не слышал о такой.
      - Тогда, пожалуй, придется немного освежить вашу память. - Ламбер осклабился. Кончиком языка он облизал губы, закурил "галуаз" и выпустил дым прямо антиквару в лицо.
      Грандель подошел к письменному столу, на котором стоял телефон, молча снял трубку и набрал номер.
      - Прошу адвоката... - он не закончил.
      Ламбер ударил пальцем по рычагу, схватил антиквара за лацкан пиджака и рывком притянул к себе. Согнутым средним пальцем правой руки он нанес ему резкий удар в ухо, а левой - в печень. Грандель взвыл от боли и, задыхаясь, злобно пробормотал, что Ламбер до конца жизни будет жалеть об этом.
      - Послушай, ты, жирная образина, это была лишь небольшая разминка! коротко бросил репортер. - Когда я приложу тебе по-настоящему, ты начнешь извиваться, как уж на сковородке. Ну, так что? Будешь говорить или мне продолжить урок твоего воспитания в духе любви к правде и откровенности?
      - Клянусь господом Богом, я не знаю никакой Эреры... - тяжело дыша, пробурчал Грандель.
      - Не поминай всуе имя Господне. Итак, где ты был вечером одиннадцатого октября?
      - Одиннадцатого октября? Это же было почти неделю назад, разве тут вспомнишь?
      - Случайно, не в гостях у некоего маркиза де Веркруиза?
      - Вполне возможно. Он хотел кое-что продать мне.
      - Он хотел продать тебе кое-что. Не чайную ли ложечку своей прабабушки? А может быть, старую ржавую клетку для попугая?
      Грандель засунул палец за ворот рубашки и оттянул его, будто он мешал ему дышать.
      - Он совершает по моей рекомендации маленькие коммерческие сделки.
      - А ты? Ты провернул маленькую коммерческую операцию с Мажене. Что, если полиция узнает, как ты попросил его срочно приехать в Верде, он сел в машину и сломя голову помчался прямо в затопленный карьер. Может быть, теперь ты все же вспомнишь Эреру?
      - Эти угрозы... они беспочвенны.
      - Может, еще чем-нибудь поклянешься? - Ламбер язвительно ухмыльнулся.
      - Может быть. - В выпученных глазах Гранделя вдруг погас страх. - Не исключено, что я сам позвоню в полицию и там потребуют объяснения, где вы были в тот вечер, когда Мажене ни с того ни с сего очутился в гравийном карьере.
      Ламбер резко обернулся. В дверях магазина стоял мужчина. Репортер сразу узнал его. Комиссар уголовной полиции Пери. Он, конечно, слышал последние слова Гранделя, так как, представившись, вежливо, но настойчиво попросил Ламбера предъявить удостоверение личности. Затем спросил:
      - Я полагаю, что к нашему общему удовольствию, вы не откажетесь ответить на вопрос этого господина. Итак, где вы были в тот вечер?
      На лице Ламбера появилась гнусная ухмылка.
      - Для вашего общего удовольствия у меня припасен кулек с дерьмом. Желаю вам приятной беседы с этим господином, месье. Только не советую вам браться за него руками, иначе вам потребуется фунт хозяйственного мыла и проволочная щетка, чтобы отмыть потом руки.
      Пери подавил улыбку.
      - Наденьте шляпу и следуйте за мной в ближайший полицейский участок.
      Однако планы Ламбера на остаток дня были несколько иными, и, прежде чем Пери успел достать пистолет, в его живот уставилось вороненое дуло люгера.
      - Я полагаю, комиссар, вы хорошо знаете закон. Вы не предъявили мне служебное удостоверение, но пытались угрожать мне своей "пушкой". Я вправе защищать свою жизнь. Смею вас уверить, что я чту закон. Мое удостоверение на ношение оружия в полном порядке. Всего хорошего, господа!
      Пятясь спиной, он оказался на улице и вскочил в машину, стоявшую у дверей магазина. Прежде чем Пери пришел в себя от неожиданности, машина бывшего сотрудника Мажене и любовника его любовницы исчезла за ближайшим поворотом.
      Пери перенес свой промах спокойно, будто от него удрал мальчишка, которого он застал в своем саду за кражей яблок. Только сейчас до его сознания дошло, что Ламбер, если бы это потребовалось, не раздумывая пустил ему в живот пару пуль. На таких молодчиков редко удается надеть наручники и отправить их на гильотину. Как правило, в могилу их опускают с неотделенной от туловища головой, а их погребение сопровождает еще парочка похорон, на которых полицейская капелла играет траурные мелодии.
      - Вам знаком этот человек? - обратился Пери к Гранделю.
      - Никогда раньше не видел, господин комиссар. Должно быть, какой-то ненормальный.
      - И что же этому ненормальному нужно было от вас?
      - Если бы я знал. Вы пришли слишком рано, господин комиссар.
      - Он не спрашивал вас, где вы были вечером одиннадцатого октября, когда издатель Мажене угодил в гравийный карьер?
      - Да, - неохотно подтвердил антиквар. - Ему пришло в голову, что это я подстроил убийство Мажене.
      - Убийство?
      - Да, он так сказал. - Антиквару стоило большого труда взять себя в руки.
      Пери не спеша набил трубку.
      - И где же вы были в тот вечер?
      - У маркиза де Веркруиза. А затем в ресторанчике недалеко от Диеза.
      - И хозяин ресторанчика может подтвердить это? - с сарказмом спросил Пери.
      - Месье! - К Гранделю вернулась прежняя уверенность. - Если и дальше вы будете задавать вопросы в таком тоне, то я немедленно свяжусь со своим адвокатом. От вас, блюстителя закона, я не потерплю подобного обращения.
      Пери взглянул на сытые щеки Гранделя. У него возникло огромное желание ударить эту заплывшую жиром, высокомерную рожу, но положение не позволяло. Здесь у Ламбера было явное преимущество. Пери вежливо спросил:
      - Как называется ресторанчик?
      - "У пестрого попугая".
      - Вы продали месье Мажене подлинную "Мадонну" Джотто. Откуда у вас эта картина?
      - Подлинный Джотто?! - Грандель усмехнулся. - Да я сам хотел бы его иметь! Нет, к сожалению, это всего лишь прекрасно выполненная копия.
      - И несмотря на это, она висит у Мажене среди оригиналов как жемчужина его коллекции?
      - Где Мажене развешивал свои картины, это его дело.
      - Кто делал копию?
      Грандель замялся, на его лице появилась неуверенность.
      - Я уже не помню. Был тут один из таких молодых художников, которые годятся лишь в копиисты.
      Антиквар явно чего-то недоговаривал, но как к нему подступиться, Пери пока не знал.
      - Хорошо, у меня все. - Он кивнул Гранделю и вышел из антикварного магазина.
      На углу улицы, прежде чем свернуть на бульвар Курсель, Пери оглянулся вокруг. Он знал Париж не хуже опытного таксиста, знал историю и особенности каждого района, знал и то, что улица Каше видела лучшие времена. Торговля Гранделя антиквариатом, несомненно, держалась на постоянных клиентах. Иностранцы и просто приезжие не сворачивали на эту тихую, пустынную улочку, по обе стороны которой тянулись небольшие трехэтажные дома с крутыми крышами и изящными витиеватыми решетками на окнах - последними свидетелями того, что здесь некогда проживали весьма состоятельные люди.
      Стоял теплый осенний день, парочки влюбленных прогуливались по бульвару, и мысли Пери вновь вернулись к его участку за городом, к строительству длинных сходней, которые он собирался проложить через камышовые заросли от берега до чистой воды, к лодке для рыбалки, к детям. Пери был спокойным, не слишком разговорчивым, но жизнерадостным человеком. Несколько полноватый для своих тридцати пяти лет, он все же сохранил хорошую спортивную форму. Из состояния душевного покоя вывести его было нелегко. И тем не менее без каких-либо причин у него возникло тревожное чувство, и, вместо того чтобы отправиться домой, как наметил, Пери принял неожиданное решение. Оно могло серьезно отразиться на всей его карьере, но иного пути узнать, чем в действительности занимается этот Грандель, он не видел.
      Пери позвонил инспектору Ситерну и договорился встретиться у него на квартире.
      5
      Ситерн был полной противоположностью Пери. Он был не женат, его сухое лицо с непомерно длинным носом казалось опечаленным. И хотя ему было только сорок, у него на голове почти не осталось волос. Ситерн всегда ходил сгорбившись, говорил тихо и жил в постоянном страхе что-либо упустить по службе, старался выказать ревностное отношение к делу и честность. Невысокий, на голову ниже жизнерадостного Пери, он был его лучшим другом. Они много лет проработали вместе и знали, что могут во всем положиться друг на друга. Оба страстно любили шахматы, причем Пери после хорошо разыгранного дебюта практически всегда получал мат, так как делал ходы беспечно. Ситерн был убежден, что и сегодня Пери хочет сыграть с ним партию, и потому удивился, когда его друг отодвинул доску.
      - Нет, сегодня никакой игры! Сегодня мы совершим взлом. У некоего господина Гранделя.
      - Взлом?! - испуганно воскликнул инспектор. - Ты хочешь сказать... без разрешения на обыск?
      - Точно. - Пери пресек всякие возражения. - Консьержку, эту старую болтунью, мы вытащим из дома, вызвав ее после ухода Гранделя в участок. Траше проследит за Гранделем. Если тому вздумается раньше времени вернуться домой, он затеет с ним ссору. Драчунов доставят в ближайший полицейский участок, пока власти разберутся, пройдет часа три. И в бюрократической волоките есть своя положительная сторона. - Пери глубоко вздохнул.
      Когда дело касалось противозаконных методов, Ситерн всегда чувствовал себя крайне неловко, для него - закон был закон, даже если он охранял преступника. Поэтому он и не поднялся выше инспектора, в то время как более молодой Пери стал известнейшим в Париже криминалистом. В газетах постоянно появлялись его фотографии в связи с очередным почти безнадежным делом, которое он раскрыл, прибегнув к не совсем законным методам. Но поскольку Пери не страдал честолюбием и всегда подчеркивал заслуги своих сотрудников, - кроме Ситерна, с ним работали инспекторы Фонтано и Траше то неудивительно, что все они стояли горой за своего шефа.
      Был субботний вечер, когда Траше доложил, что Грандель вызвал такси и покинул свою квартиру, находившуюся позади магазина. Четверть часа спустя консьержка мадам Декурдиманш сидела в полицейском участке и, не скупясь на слова, рассказывала молодому помощнику инспектора уголовной полиции обо всем, что знала о жизни Гранделя.
      - Время от времени к нему захаживали женщины, очень красивые, очень молодые. Где он только их находил - ума не приложу. В поведении этого господина много непонятного: никогда не здоровается, на людей смотрит так, будто их и вовсе нет...
      Фонтано, прошедшему специальный курс обращения со всевозможными сигнальными устройствами и секретными замками, потребовалось полчаса, чтобы открыть дверь черного хода в магазин Гранделя. Пери хотел включить освещение, но Ситерн удержал его. Он заметил, что жалюзи на окнах в одном месте пропускают свет. Те, кто видел, как уехал Грандель, могли заподозрить неладное и застать троих блюстителей закона на месте преступления.
      Пока потный от возбуждения Ситерн обследовал вместе с Пери магазин, Фонтано пытался открыть сложный замок в двери, находившейся в глубине зала. Справившись наконец с ним, он тихо свистнул. Пери отодвинул его в сторону и первым вошел в помещение. В крошечной комнатке в шесть шагов, без окон, потолок был сделан из матового стекла, за которым находились светильники. Пол покрывал белый кашмирский ковер, в углу стоял стул в стиле бидермейер. В комнате больше ничего не было, за исключением картины на стене, которую высветил луч карманного фонарика. Это была "Мадонна" Джотто, точно такая же, как у Мажене. Молодая женщина нежно смотрела на младенца, припавшего к ее груди. Каждый мазок художника с необычайной силой передавал физическую и духовную красоту, тончайшие оттенки материнского чувства. Картина поражала ощущением теплоты и покоя.
      - Итак, в ближайшие три дня я на работу не выхожу. Специально заболею, чтобы побывать наконец-то в Лувре, - сказал Фонтано среди всеобщего молчания.
      - Такого балбеса, как ты, можно до конца дней запереть в Лувре, но он увидит там не больше, чем слепой, - проворчал Пери.
      Ситерн взглянул на ручные часы.
      - Мы уже здесь три четверти часа! Надо поторопиться.
      Пери подошел вплотную к картине и осветил ее.
      - Если бы я мог установить ее подлинность! - Он характерно шмыгнул носом, как делал всякий раз, когда сталкивался с чем-то необъяснимым или, наоборот, что-то уяснял для себя. Пери достал перочинный ножик и стал осторожно поддевать лезвием деревянные панели стенной обшивки, пока наконец одна из них не отделилась, открыв тайник.
      В нем вместе с несколькими папками лежали только два предмета: свернутое в трубку полотно и Библия на латинском языке в богатом серебряном окладе, изданная в 1672 году в Монпелье. Пери открыл застежку и пролистал потемневшие от времени страницы. Тем временем Фонтано развернул полотно и, бросив на него взгляд, присвистнул.