 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: Эллисон Харлан :: Горький Максим :: Раззаков Федор :: Азимов Айзек :: Толстой Лев Николаевич :: Чехов Антон Павлович :: Ламур Луис :: Кларк Артур Чарльз :: Станюкович Константин Михайлович Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Влюбленный опекун :: Чумные псы :: Повесть об отплате за добро :: Тайна неудачного выстрела :: Полюбить никогда не поздно :: Господство женщин :: Безрассудство :: Хопалонг приходит на помощь |
Тайна рукописного КоранаModernLib.Net / Исторические приключения / Абу-Бакар Ахмедхан / Тайна рукописного Корана - Чтение (стр. 6)
– Что, Исмаил, знаком он тебе? – Кажется, да. Но, может, я путаю… – Тебе ведь, наверное, сказали, что я убит? – сверкнул глазами Саид, наблюдая за тем, как меняется выражение на хитрющей физиономии Исмаила. – А-а, теперь припоминаю! – И Исмаил, заговорщически улыбаясь, добавил: – Коран с медной застежкой. – Да! Чтоб околеть тебе на месте! – Чтоб твой род передох, ты же рассердил меня! Рассчитался бы за труд, тогда другое дело. А то пожалел два золотых… – Признавайся лучше, где шкатулка? – Ты, конечно, уверен, что она была полна драгоценностей и золота? – А как же иначе. Шкатулка ведь была такая тяжелая… – Проходите! Проходите в дом… – предложил Исмаил Ибрахим-бею и его приближенным и снова повернулся к Саиду: – Ты ошибся. Да и я тоже. В шкатулке ничего не было, кроме… – Кроме?.. – Скажи-ка лучше, где коран? – не ответив ему на вопрос, спросил Исмаил. – Какой коран? – Тот самый, с медной застежкой? – Будьте вы прокляты! Хватит наконец смеяться надо мной! – взбесился Саид. – Не свирепей, Саид! Я говорю тебе истинную правду, в шкатулке был всего-навсего только ключ от тайника, который находится в другом месте, а где именно – сказано в записке, вклеенной в обложку того самого корана. Вот все, что я узнал, завладев этой шкатулкой. Хочешь верь, хочешь не верь. И потому-то я, между прочим, спрашиваю тебя: где коран?.. – Он остался возле той ямы… – Выходит, книга попала в руки какому-нибудь куймурцу или же… Я послал туда людей… Ну ладно. Забудем все, что было. Друг моих кунаков – мой друг. Не бойся, я не такой жадный, и тайник к тому же еще не найден… Что с тобой?! – последние слова Исмаил сказал, заметив, как Саид перекосился, вроде бы от боли, когда Исмаил пожал его руку. – Это твои головорезы так меня ранили. – Ну, будет! Смягчи свое сердце, Саид Хелли-Пенжи – гроза Кара-Кайтага. Хочешь, прощения у тебя попрошу, хочешь – и на колени стану! – улыбаясь, сказал Исмаил. – Не надо!.. Слишком много будет чести. Отплатить не сумею! Исмаил заискивал перед Саидом, в душе надеясь, что коран с медной застежкой все же находится у него. Он даже обнял его за плечи и торжественно, как дорогого гостя, повел на верхний этаж сакли, где в просторной кунацкой на коврах было расставлено видимо-невидимо вкусно пахнущей еды, разных пряных трав, от перечной мяты до горного лука… Были и вина, но турки пить отказались… – А зря… – пожалел Исмаил, беря в волосатые пальцы кубок, – это бодрит тело и веселит душу. Особенно русская огненная вода. – С каких пор правоверные позабыли завет пророка, запрещающий им пить вино? – проговорил Ибрахим, развалясь на мутаке.[11] – Пророк запрещает вино, а это же белая вода, просто огненная. На нее нет запрета. Что же, Саид, давай с тобой выпьем за приезд столь уважаемых кунаков. – Дерхаб! – молвил Саид. – Давай и правда забудем нашу ссору да выпьем за хороших людей. Они пили, а Ибрахим-бей думал о своем. Вспомнил дом близ Измира, небольшой садик при доме, жену, что небось ждет не дождется его. И тут вдруг, спохватившись, попросил слугу принести подарок, что он привез для жены Исмаила. Слуга принес сверток. Ибрахим-бей развернул его и подал хозяйке дома отрез цветастой турецкой ткани. Женщина от радости всплеснула руками и, тут же сказав, что сошьет платье старшей дочери, исчезла, видно пошла к дочерям хвалиться подарком гостя… После двух-трех выпитых чарок при посредничестве Ибрахим-бея мир между Исмаилом и Саидом был окончательно восстановлен. На радостях Исмаил позвал свою старшую дочь, Зейнаб. Она вошла, жуя жвачку. Увидев чужих мужчин, смутилась. – Не правда ли, хороша? Так вот знай, я даже готов породниться с тобой. Старшую, любимую дочь готов за тебя отдать. Смотри, Саид Хелли-Пенжи, я из тебя человека сделаю. Ха-ха, оседлаю, навешу уздечку! И помни, в суете счастье за хвост не ухватишь… Исмаил еще бы долго болтал, благо водка за него говорила, но Ибрахим-бей прервал его. Крутанув ус, он сладострастно глянул на дочь Исмаила и сказал: – Что ж, Саид, девушка достойна украсить любой дом! Турку, видно, поднаскучила пресная жизнь. Сейчас ему любая юбка могла бы показаться даром небес. Саид хотел сказать, что не красавица красива, а любимая. Хотел, да не сказал. Решил, что лучше промолчать… А девушка, между прочим, была удивительно хороша. И на колючке, говорят, цветок растет. Кто бы подумал, что у такого отца такая дочь. Белолицая, полненькая, румянощекая, Зейнаб была что персик в зелени листьев: возьми кончиками пальцев, надкуси – и не только губы, вся душа нальется шербетом. Но берегись, не приведи аллах с косточкой проглотить, застрянет в горле. Зейнаб смущенно прикрыла лицо краем легкой накидки и убежала. Потом пошли разговоры о делах, о будущем Дагестана под протекторатом султанской Турции. Исмаил все молил аллаха, чтобы поскорее это произошло. – Большевики с их Советами и ревкомами свергнуты. Им уже не поднять головы! – утверждал он. – Но мне непонятно одно, уважаемый Ибрахим-бей, неужели вы позволите этим бичераховцам хозяйничать здесь? У вас что, союз с ними? – Ты же хитер, Исмаил? Неужто до сих пор не разгадал? Эти люди в английском обличье были нужны нам в борьбе с самым страшным нашим врагом, с большевиками. – А теперь? – Теперь наш славный генерал Нури-паша предложит им убраться восвояси. – Добровольно они не уйдут! – Тогда мы объявим им войну и посмотрим, устоят ли они перед нашей силой! – важно заявил турок. – Я с вами, Ибрахим-бей. Во всем с вами. Мои люди жаждут участвовать в боях рука об руку со своими братьями по вере. – Вот за это, пожалуй, и я выпью немного огненной воды, – сказал Ибрахим-бей, чем несказанно обрадовал хозяина, кинувшегося наполнить ему чарку кубачинской работы… Саид Хелли-Пенжи вышел проветриться. Неподалеку от лагеря аскеры просеивали ячмень, а затем насыпали его в мешки – припасали корм для коней, готовые в любую минуту пуститься в поход. Саид прошел в сторону водопада, куда по склону спускался тенистый буковый лес, разделся и уже хотел подставить свое разгоряченное от хмеля тело под холодную струю, как вдруг увидел, что к его одежде подошли двое каких-то подозрительных людей. – Кто вы и что вам нужно? – спросил он, машинально отвернувшись от них и прикрывая ладонями укромное место: спина боится, лицо не видит. – Мы тебя не тронем. Нам бы только спросить надо: не знаешь ли ты некоего Саида Хелли-Пенжи? – А зачем он вам нужен? – Нам сказали, что он вместе с турками прибыл к Исмаилу. Ты не видел его? – Видел… – Мысли завертелись в голове у Саида, а на лице отразилось беспокойство. – Где он сейчас? – В доме у Исмаила! Где же ему быть? А кто вы все же будете? – Мы сыновья Абу-Супьяна, человека, которого он убил. Могила отца ждет его крови, вот за этим он нам и нужен. – Ну, а я-то здесь при чем. Ловите того, кто вам нужен, и не мешайте мне, я хочу искупаться! – сказал Саид Хелли-Пенжи, внутренне сжавшись от страха за свою шкуру. – Не будем тебе мешать. Но мы недалеко уйдем, и, если увидишь его, передай, что и под землей ему от нас не спрятаться. – Передам. Высказав свой приговор, пришельцы удалились. Саид для виду на минуту встал под струю, быстро оделся и бежать. А сыновья Абу-Супьяна между тем встретились с Мустафой, сыном Али-Шейха. – Что же вы отпустили его? – вскричал он. – Кого? – Саида Хелли-Пенжи. – Да разве это он? – Я, правда, издалека его видел, но, по-моему, он. – Ох, подлец! Ну, тем лучше! Пусть подготовится к смерти. Мы, по крайней мере, теперь знаем, каков он из себя, и второй раз живьем из рук не выпустим. – А сейчас пока идемте отсюда! Если это он, может учинить погоню. – Мы пойдем к тебе, Мустафа. От тебя до него ближе. – Буду рад. Я затем и ехал, чтобы пригласить вас к себе. Отъявленный головорез Саид Хелли-Пенжи еще ни разу не испытывал такого страха. Выходит, звезда его пока не закатилась. Ведь сегодня он избежал верной смерти. Саид проклинал того, кто в злосчастную ночь был его спутником. «Говорил же я ему, – твердил про себя Саид, – чтобы не убивал старика. А теперь вот мне расплачиваться!..» Правда, старик оказался уж очень несговорчивым, стал размахивать кинжалом и кричать: «Убейте, но книги этой я вам не отдам!» Ну, нервы, конечно, не выдержали, и тот вонзил кинжал прямо в самую грудь старика, точнее, не вонзил, а бросил издалека, как в ствол дерева. А старик и мертвый цепко держал в левой руке эту злополучную книгу с медной застежкой, так что еле ее вырвали. Но убийце тоже не повезло. В следующую же ночь и его прикончили у Куймурской башни. А Саид теперь за все в ответе. Ночной разговор
Ночь была облачной и беззвездной, когда Хасан из Амузги подъезжал на своем белом коне к стану Исмаила в Талгинском ущелье. Ехал он вдоль речки и только хотел свернуть в сторону, чтобы не нехоженой траве, неслышно подъехать прямо к дому, как из кустов, словно бы давно его поджидавшие, выскочили несколько человек, и не успел Хасан взяться за оружие, его стащили с лошади, попробовали поймать и коня, но Хасан свистнул, конь вырвался и ускакал прочь. Присмотревшись, Хасан понял, что его связали не люди Исмаила, а турки. – Ведите меня к Исмаилу, – сказал он. – У меня к нему срочное дело. – Ты не первый, – ответили ему, – кто рвется к Исмаилу. Тут недавно двое тоже к нему просились. Не торопись. Завтра вы все увидите своего Исмаила. С этими словами один остался на посту, а двое повели Хасана и втолкнули в хлев крайнего дома, где уже сидели и те двое, о ком говорили стражники. Заперев хлев, турки ушли. Двое пленных до Хасана были не кто иные, как те, от кого Хасан из Амузги спас прелестную Муумину. – Вшивые турки еще кого-то поймали, – проговорил один из них. – Эй, кто ты? – Я? Сын своего отца, – проговорил Хасан. – А кто твой отец? – Время. – Смотри какой загадочный, а? Ну и шайтан с тобой! – И верно! Не связывайся с ним, – поддержал его дружок. – Ну и задаст же завтра наш Исмаил этим туркам за то, что упрятали нас сюда! – тешил себя надеждой Аждар. – Вряд ли. Боюсь, что Исмаил и сам у них в руках. – Да что ты говоришь, он их очень ждал, они его кунаки. – Сейчас, брат ты мой, такие пошли кунаки, явятся к хозяину и говорят: «Ну-ка, вытряхивайся и живи на нижнем этаже вместе со скотом, а нам здесь нравится». Боюсь, как бы завтра Исмаил при всем честном народе не огрел нас плетью. – За что? – А коран? Разве этого мало? – Так что мы могли сделать, если его там нет? Подобрал, наверное, какой-нибудь куймурец… Услыхав последние слова, Хасан насторожился: значит, коран где-то, но не у Исмаила. – У меня мыслишка одна есть, – проговорил Аждар. – Пусть хозяин даст нам десятка два овец, пригоним их в Куймур и попросим, чтобы глашатай объявил; мол, кто принесет коран с медной застежкой, тот получит в обмен десять – пятнадцать барашков. Какой куймурец устоит перед такой платой!.. – Верно ведь говоришь! Ну и голова у тебя, как у мудреца. – Не велик мудрец. Из медресе меня выгнали за то, что я не мог вызубрить молитвы. Казалось, уж запомнил, а стоило мулле назвать меня, все вылетало из головы. – Да, не повезло нам. – Повезет еще, Исмаил поможет. Он с турками такое затеял! Похоже, хочет, чтобы Дагестан впал в зависимость от Турции. – И что это будет значить? – А то, что будем входить не в состав России, как раньше, а примкнем к Турции. – И турки ощиплют вас, как зарезанных кур, да бросят в кипящий котел султана! – не выдержал Хасан. – Заговорил все ж! Да как зло заговорил. – Белого царя с трудом скинули, а вы теперь хотите перед султаном спину гнуть, перед теми, кто вас в этот хлев загнал? Безмозглые ослы!.. – Эй ты, человек со змеиным шипением! Жаль, руки наши не свободны, мы бы тебе показали, кто ослы… – Знаю я ваши повадки… И вас, кажется, знаю… Может, скажете, куда вы дели шкатулку, что вырыли у Куймурской башни? – наугад спросил Хасан из Амузги, желая убедиться, те ли это люди, которых послал следом за Саидом хитрый Исмаил. – Что же вы умолкли? Оглохли! Я ведь вас спрашиваю? – Не много ли ты хочешь знать? Это опасно для тебя. – Я спрашиваю, где шкатулка? – Дерзкий человек. Кто ты? – Я Хасан сын Ибадага из Амузги. Аждар и Мирза от удивления даже присвистнули и… оба расхохотались. – Чего смеетесь? – Во-первых, недостойно человеку называть себя именем того, с кем он схож не больше, чем кошка с тигром. Во-вторых, мы знаем, что Хасан из Амузги не мог попасть в такие дырявые сети… А потому ты уж лучше не пляши под чужой ветер, ногу сломаешь! – Ну, а представьте, что он вдруг взял да и сам пошел в эти сети? – Этого не может быть. Хасан из Амузги не такой простак, не может он не знать, что за его голову Исмаил обещал три сотни овец, а что значит три сотни овец для человека, который ни за что другое и одной овцы не даст, это уж я знаю… Судя по выражению лица Аждара, кто-кто, а он-то хорошо знал своего хозяина. – Так что, милый человек, не храбрись, будто ты тигр, когда всего-навсего – полосатый кот… Назовись-ка своим именем. Да скажи, кстати, откуда ты знаешь о шкатулке? – Знаю, и все! – И о коране с медной застежкой тоже знаешь? – Тоже знаю. – Тем лучше. В шкатулке был ключ, он сейчас у Исмаила. Только никто не знает, от какого замка этот ключ. Вот завтра ты ему и расскажешь. Васалам-вакалам, и нам незачем будет еще раз ехать в Куймур. Ты ведь, наверно, тамошний? – Я Хасан из Амузги! – Ну пой свою песню! Посмотрим, как ты ее завтра пропоешь! Руки у тебя связаны? – Да. И вы их развяжете! – Смотри какой самоуверенный! Не можем мы развязать тебя, потому что и нам эти турки скрутили руки, но если бы они у нас даже и не были связаны, мы бы тебе свободы не дали. Сказочку, видно, ты не знаешь про то, как хвост змеи камнем прижало к земле и не могла она высвободиться, а мимо в это время шел горец. Змея взмолилась: «Смилуйся, добрый человек, освободи меня, я, может, тебя отблагодарю». Он возьми да и освободи ее. А змея и говорит: «Я ужалю тебя своим ядовитым жалом!» – «Зачем же? – спрашивает горец. – Я ведь тебе добро сделал, от смерти спас!» – «Не могу я иначе, – зашипела змея, – норов у меня такой». Глава пятая На острие кинжала
Наутро Исмаил решил показать чужестранцу своих людей и потому вызвал к себе племянника, того самого бывшего царского офицера Сулеймана, который теперь стал у него командиром отряда. Сулейман вошел злой как черт. Всю ночь он мучился зубной болью и досадовал на то, что дядюшка с эдакой радостью встретил турок, с которыми он, Сулейман, воевал под Эрзерумом, где был ранен, и которых ненавидел поэтому, как своих кровных врагов. – Пока гости будут завтракать, – сказал Исмаил, – вели построить на площади весь отряд. Сулейман, ничего не ответив, молча вышел из сакли… Ел Исмаил всегда с удовольствием. Он предпочитал сушеное мясо и считал глупцами тех, кто употребляет в пищу свежее мясо. С осени в его доме всегда резали двух-трех бычков и заготавливали сушеного мяса. Турки тоже не отставали от хозяина в чревоугодии. Но трапезу вдруг прервал турецкий солдат. Он вошел и что-то зашептал на ухо Ибрахим-бею. Юзбаши выслушал его и сказал, обращаясь к хозяину: – Он говорит, что часовые задержали трех подозрительных людей. Вчера, в твоих владениях. – Пусть приведут их во двор, посмотрим, кто это попался в наш капкан, безобидные зайцы или матерые волки! – потирая лоснящиеся жиром ладони, проговорил Исмаил. Всех троих, в том числе и Хасана из Амузги, вывели из хлева на свет божий и доставили во двор к Исмаилу. Изрядно набив желудки, Исмаил и его кунак вышли на балкон и спустились по лестнице. Ковыряя в зубах, Исмаил еще издали воззрился на пленников. Подойдя поближе, он сказал солдатам, показывая на Аждара и Мирзу, которые подобострастно улыбались ему, взглядом моля о снисхождении и прощении: – Этого и этого развяжите! Они мои люди. Ну что, нашли, мерзавцы? А ты кто? – не дождавшись ответа, обратился он к третьему. Хасан из Амузги глянул на него, Исмаил прищурился, немного отступил, посмотрел, еще приблизился. – Ну что так вылупился? – спросил Хасан из Амузги. – Постой, постой… Ты? – Да, я самый. – Хасан из Амузги? – Как видишь, нам пришлось еще раз встретиться. Хасан из Амузги имел в виду случай, что свел их некогда на ближних пастбищах. Он тогда угнал у Исмаила целую отару овец и поделил ее между бедняками. – Вот так встреча! Матерый волк попался в капкан! – довольно потирая руки, сказал Исмаил. – Эй, Саид Хелли-Пенжи! – позвал он. С верхнего этажа, еще сонный, спустился Саид. – Узнаешь? – Еще бы! – Кто бы подумал, почтенный Ибрахим-бей, что нам так крупно повезет. Теперь-то уж я верю, что удачи будут сопутствовать нам всюду! – Развяжите мне руки и дайте поесть, как полагается в гостеприимном доме, – повелительно бросил Хасан. – И если ты думаешь, что так просто было взять Хасана и скрутить ему руки, то ошибаешься, Исмаил. – Я удивляюсь… – Прикажи развязать мне руки. Я к тебе и ехал. Есть дело! – Развяжите! – приказал Исмаил и добавил, обращаясь к Саиду Хелли-Пенжи: – Отведи его, там в кунацкой много еды. Я для тебя курицу приготовил, на которую еще и петух не прыгал, кунак ты мой дорогой, ха-ха-ха, – злорадно осклабился Исмаил. – Да смотри, Саид, если упустишь такую добычу – шкуру с тебя сдеру! – Понятно, – буркнул Саид и повернулся к Хасану: – Поднимайся давай. Отсюда-то уж ты никуда не убежишь. У ворот часовые и вокруг дома тоже. Исмаил тем временем поманил к себе Мирзу и Аждара, ошарашенных тем, что всю ночь с ними и в самом деле просидел Хасан из Амузги собственной персоной. Сейчас они простить себе не могли, что так опростоволосились: шутка ли, за эдакую добычу можно было отхватить целых три сотни овец!.. Высказав все, что он думал о своих нукерах, Исмаил несколько поостыл и даже снизошел до того, что прислушался к совету Аждара и согласился дать ему два десятка овец, с тем что Аждар пойдет с ними в Куймур и попытается во что бы то ни стало раздобыть злополучный коран. Мирза с Аждаром ушли. Исмаил с Ибрахим-беем отправились на площадь, где, как доложил офицер-племянник, их уже ждал построенный для смотра отряд. Уходя, Исмаил строго предупредил часовых, чтобы глаз не спускали с пленника. – А кто он такой? – заинтересовался Ибрахим-бей. – Дьявол, причинивший мне немало бед. И всем шамхалам да и князьям тоже. – Большевик? – До мозга костей! – А почему же ты обошелся с ним, как добрый хозяин, даже к завтраку пригласил! – Хороший кот, поймав мышь, съедает ее не раньше, чем вдоволь наиграется с ней! Хи-хи-хи… – А ты, кунак, молодец! – Ибрахим-бей похлопал его по плечу. На площади выстроилось около полутора сотен голытьбы – кто на конях, кто пеший… И вооружены они были по-разному: у одних в руках обрезы боевой винтовки с приделанными пистолетными ручками, у иных кремневые ружья времен Шамиля, берданки, сабли, кинжалы… Посмотрел Ибрахим-бей на этот сброд, покачал головой и улыбнулся, ударив плетью о голенище сапога со шпорами. – Гм, да! – На вид их не смотри, кунак, – довольно причмокнул Исмаил, поправляя на животе ремень с медной пряжкой и любуясь отчеканенным на ней царским орлом. – Драться будут до последнего зуба. – Большинство же из них без коней. – Кони будут… я уже отослал своих людей, пригнали табун с дальних пастбищ. – А стрелять-то они умеют? – Эй ты, гидатлинец Мухамед, – подозвал Исмаил одного из всадников. Это был горец с бородой, похожей на железный наконечник сохи, на голове у него красовалась папаха – так называемая сах-капа, похожая на стог сена. – Наш уважаемый гость сомневается, умеете ли вы стрелять. Что ты скажешь, умеете? Гидатлинец вскинул голову… – Чей ты боец? – спросил его Ибрахим-бей. – Исмаила. – Чей у тебя конь? – Исмаила. – Чье оружие? – Нашего уважаемого Исмаила… Гидатлинцы умеют шутить, умеют они быть серьезными, умеют и рассеивать сомнения. Мухамед – человек особенный даже среди гидатлинцев. Случилось как-то с ним происшествие, после которого его прозвали «Ни вот столечко». А было это вот как: сидел он с одним сирагинцем у костра и смеялся чему-то своему. Сирагинцу это не понравилось, показалось, что гидатлинец смеется над ним. – Чего ты надо мной смеешься? – Да разве я над тобой? – и гидатлинец закатился еще пуще. – Надо мной ты смеешься! – настаивал сирагинец. – Да нет же, что ты!.. – Неправду ты говоришь, надо мной смеешься!.. – Говорю тебе, нет! – А я говорю, да! – Ну нет же, поверь. – Да!.. – Ах, не веришь? Так знай! – И Мухамед выхватил из ножен кинжал, отрубил себе кончик мизинца и сказал твердо: – Ни вот столечко я над тобой не смеюсь! Просто мне вспомнился случай один, с соседом моим он как-то приключился… Вот какой этот Мухамед… Гидатлинец повернул коня, припустил его, отъехал на порядочное расстояние, положил на выступ скалы грецкий орех, вернулся назад, спрыгнул с коня, зарядил ружье, лег на землю и, прицелившись, выстрелил… Орех на камне разлетелся на кусочки. – Вот как мы колем орехи! – сказал Мухамед, вскочил на коня и встал в строй. – Это неплохо! – одобрительно воскликнул Ибрахим-бей. – Совсем не плохо!.. Затем конники начали джигитовать. Мухамед отличился и в этом. Чего только он не вытворял на своем очень чутком и послушном скакуне. Движения их были согласованы. Казалось, все фигуры высшей джигитовки они творили одним дыханием, во всем понимая друг друга. Но конечно же не все были такими мастерами. Однако необходимыми в бою навыками верховой езды обладал каждый, кто сидел в седле… Хасан из Амузги с аппетитом поглощал остатки наготовленных для турок яств, нисколько не тяготясь присутствием Саида Хелли-Пенжи. Они долго молчали. Первым заговорил Саид. – Удивляюсь, – сказал он, – как ты-то сюда попал? Мне, скажем, деваться было некуда, и к тому же турок в пути встретил, будь они неладны. А ты!.. Такой человек, о каких говорят «черту чувяки наденет», – и вдруг прямо в логово зверя!.. Неспроста, наверно? – И Саид, словно хлебосольный хозяин, начал услужливо потчевать нежданного гостя мясом ягненка, свежим пчелиным медом и бузой.[12] – Неспроста, говоришь, я здесь? Верно. Захотелось проверить, как ты ненавидишь Исмаила, – с усмешкой проговорил Хасан из Амузги, глядя Саиду прямо в глаза. – Помнится, ты готов был жизни не пожалеть, только бы отомстить ему… – Я сказал тебе истинную правду, шкатулка у него. – Очень уж ты легко позабыл своих спутников, убитых у Куймурской башни. Похоже, тебе все равно, чью кровь на себя принять, – только бы самому любой ценой выжить?.. – Но без книги с медной застежкой от этой шкатулки никакого толку! – словно бы оправдываясь, взмолился Саид Хелли-Пенжи. – Быстро же ты меняешь шкуру. Хотел оседлать негодяя и сам оказался им стреноженным. Если бык запоздает накинуться, на него накидывается корова, так, что ли? – Понимай как хочешь… – Досадно было Саиду Хелли-Пенжи слышать такие слова, но что поделаешь. Он помолчал, потом добавил почти шепотом: – Хочешь, помогу тебе бежать? – Чем я обязан за такую твою заботу? – Они идут. Подумай, я к твоим услугам… Берущий щедрее дающего – он возвращает… Хасан из Амузги понял намек. Саида он знает. Этот человек без выгоды для себя на такое не пойдет. Предлагает помощь, – значит, и самому здесь не сладко, что-то и его тревожит. А может, совесть заговорила?.. В комнату вошли Исмаил и Ибрахим-бей. Удобно уселись на подушках, скрестив ноги, он стали молча наблюдать за Хасаном, который чувствовал себя так свободно, словно был дома. – Вот какой у меня характер, – заговорил наконец Исмаил, причмокивая губами и разведя руки, – ничего не могу с собой поделать! Казалось бы, передо мной злейший и непримиримый мой враг, по которому давно плачет моя виселица… А я не могу быть яростным в своем гневе, потому что вижу перед собой человека. Даже предложил ему хлеб-соль… – Хвала тебе, Исмаил, ты истинный горец. Хранишь обычай гостеприимства и великодушен по отношению к побежденному. Вообще-то одна ладонь не сделает хлопка! – сказал Хасан из Амузги. – Вот, вот! Видишь, уважаемый Ибрахим-бей, он уже другую песню поет. Признает мои достоинства. Уж и не знаю, хорошо это или плохо, когда тебя хвалит недруг!.. – Ну как же не признать твоих достоинств, если ты один на всем свете можешь гордиться, что изловил меня. Ловкий ты, Исмаил. И коварный. – Что верно, то верно, поймать его пытались многие! – закивал Исмаил. – Что делать, бывает, крючок за дверью сам накидывается. – Хасан из Амузги, ты, наверное, догадываешься, кто со мной и чьи это аскеры несли ночью караул? – Единоверцы, суконные фески, которых ты ждал. – Ты ведь тоже сын правоверного. Они пришли к нам издалека, чтобы помочь братьям по вере… – Добра от них ждешь? Напрасно. Не ради тебя они здесь. Край наш с потрохами засунуть в свой хурджин – давняя их мечта. – И она сбудется. Не пристало сыну правоверного обращать взор свой на север. – Мало, очень мало у меня веры к туркам, Исмаил. Они обманут и меня, и тебя, и всех. – А гяуры тебя не обманут? – Нет. – Откуда в тебе такая вера? – У русских теперь новая власть, они сбросили царя, у них свобода, земля роздана крестьянам. А в Турции все еще сидит жестокий султан… – Но в Дагестане большевики уничтожены. Они бежали, опережая следы своих коней. – Смешно, если вы в это поверили. Убаюкиваете себя. Вот он я, большевик, перед тобой! И всюду большевики. Скоро вы в этом убедитесь. Разве солнце виновато в том, что филин не видит? – Хвалю твою откровенность, хотя у тебя в общем-то нет другого выхода: перед смертью каждый исповедуется. Ты что же хочешь сказать, что у меня опять отнимут мои пастбища, мои отары, мой дом? – Непременно, и на сей раз уж навсегда. – Но разве это справедливо? Давай рассудим по совести: я ведь тоже был бедняком. И только умом своим нажил все это. – Обирать людей можно и без большого ума. Нужна только сила и власть, защищающая эту силу. Вот ты и ищешь такую власть… – Каждый ищет то, что нужно ему… – …И я знаю, почтенный Исмаил, если турки не дадут тебе этой власти, ты поклонишься хоть самому дьяволу. – Твоя правда. Я готов и с дьяволом союз заключить, лишь бы не потерять своего. – В том-то и беда, что тебе есть что терять. А у меня вот нет ничего. И таких, как я, большинство в народе. Мы теперь тоже хотим иметь. Не так много, как ты, но… – Не все мечты сбываются! – не без ехидства бросил Исмаил. – А уж ты-то и вовсе ничего не заимеешь. Даже трех аршин земли, положенных каждому правоверному. Я брошу тебя на растерзание зверью… Э-эх, жаль, не хватает мне на него злости, – это Исмаил сказал уже Ибрахим-бею, молча слушавшему их перебранку. – Иного, кто нанес бы мне личное оскорбление, я бы забил плетьми до крови, ногами бы истоптал, с грязью смешал бы. А с ним так не могу. Он сын кунака Ибадага из Амузги и враг мне… Так какое у тебя дело ко мне? – обернулся он к Хасану. – Говорят, ты обещал три согни овец тому, кто поймает меня?.. – Обещал. Но, слава аллаху, теперь они останутся в моем хозяйстве! – Это еще почему? Разве ты не обязан отдать их мне? – О чем ты? – опешил Исмаил. – Чего ж тут непонятного? Может, это не о тебе такое говорят: идет в сапогах, а оставляет след босых ног? Разве не ясно, что овец ты должен отдать мне, я же самолично явился к тебе? – Шутить вздумал, Хасан из Амузги? Благодари аллаха, что наградил тебя смелостью, граничащей с дерзостью. Только потому я не повешу тебя – легкой смертью отделаешься… – И на том спасибо! – В лечебной грязи утоплю, – кровожадно ухмыльнулся Исмаил. – Славную казнь придумал! – всплеснул руками турок. – Всех бунтовщиков утоплю! – разошелся Исмаил. – Не слыхал ты, видать, про то, как зайцы каждую ночь совет держат, – проговорил Хасан из Амузги. – Гадают, как бы им орлов извести. Всю ночь думают, а под утро разбегаются, так и не решив дела… – Ненавижу я тебя и дружков твоих, да сразят вас горячие пули!.. – Нас-то ты ненавидишь, а змею ядовитую на сердце пригрел и ни о чем не ведаешь!.. – Какую еще змею? – А ту, что ненавидит тебя лютой ненавистью. Саидом Хелли-Пенжи зовется. – Ненависть его в прошлом. Саид Хелли-Пенжи теперь служит мне верой и правдой!.. Ха-ха-ха, есть во мне такая слабость, люблю ставить людей на колени, особенно нравится мне делать из своих врагов покорных рабов! Вот так-то, Хасан из Амузги! – Но знаешь ли, что этот твой раб предложил устроить мне побег. – Что?! – сверкнул глазами Исмаил. – Ты, однако же, откровенен! Но так и знай, воспользоваться его услугами тебе не удастся! – Почему же?.. – Смотрите-ка, он не теряет надежды! – возмутился Исмаил. – Да если бы не надежда, я бы сам давно влез в петлю или утопился бы в твоей, как ты ее называешь, лечебной грязи! – Не находишь ли ты, уважаемый Исмаил, – оторвавшись от курения кальяна, заговорил Ибрахим-бей, – что твой непрошеный гость час от часу наглеет? У нас с таких разом снимают спесь… 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14 |
|||||||