Джайрус обладал могучим телосложением громилы-кланстера, пребывающего в самом расцвете сил, и — о да! — он в нем пребывал. Он спал, но его левая ладонь судорожно сжималась и разжималась. С тяжестью на душе, туго соображая, он очнулся ото сна, в котором ему раз за разом грезилось, будто он просыпается.
      Джайрус был голоден до чертиков, а в горле совершенно пересохло после последнего флекта. Глаза словно застилала пленка, потому что они оставались открытыми все время его сна и, не моргая, смотрели на пошедшее пузырями плиточное покрытие потолка.
      За разбитым окном гремела улица… гремела столь же громко, как объятый пламенем город, служивший фоном для видений наяву, преследовавших Джайруса. Зацикленные обрывки триумфальных маршей, рвущиеся из общественных радиорупоров, крики уличных продавцов, звуки пунда, доносящиеся из «сточных» клубов, барабанная дробь дождя, звон колоколов, уи-ит-вууп уиит-вуупсирены пронесшейся патрульной машины Магистратума.
      Звуки нижних стоков Петрополиса.
      По внутренней стороне остекленевших глаз Джайруса вверх и вниз засновали букашки, и он громко простонал, прежде чем сообразить, что жуки вполне реальны, а бегают они по потрескавшейся пластековой раме его окна.
      Джайрус нашарил оружие под мокрой от пота подушкой. Копия хостековской тринадцатой модели: длинный ствол, двадцать в обойме и еще два уже в глотке. Надежный, как материнская любовь. Кланстер прицелился в таракана.
      А затем опустил руку. Пустая трата боеприпасов. Человек может найти куда лучший способ окупить стоимость патронов, чем тратить их на насекомых. Особенно когда его начинает ломать.
      И, проклятие, уже начало.
      Он добрел до умывальника и уставился на себя в зеркало, опершись на раковину. Зеркало покрывала сетка трещин. Он разбил его собственным лбом ночь назад, отчаянно нуждаясь в радости, приносимой флектом, и разгневавшись на зеркало, что оно такое…
      …такое никакое. Такое пустое.
      Джайрус был готов вновь бить о него головой, но увидел, что лоб его отражения все еще покрывает корка крови.
      Он разглядывал самого себя. Торс, бугрящийся искусственной мускулатурой, лицо, усеянное клановым пирсингом. Кончик языка — он высунул его наружу, — украшенный дополнительным острым зубом.
      Красивый мальчик. Городской кланстер. Громила.
      В комнате, открывавшейся позади его лица, Нэша все еще лежала без сознания на матрасе. Она свернулась поверх одеяла, а на ее обнаженном теле танцевали змеиные татуировки. Два кобрида изгибали свои кольца на ее животе и окружали груди, охватывая распахнутыми пастями темные соски. Она будет валяться в отрубе еще несколько часов. Но когда очнется, ей тоже захочется «взглянуть».
      Даже больше, чем захочется.
      Ей это будет необходимо.
      Необходимо, мать вашу за ногу, необходимо!
      Время выбраться в город. Время охотиться. Время зарабатывать. Джайрус согнул руки и увидел, что пушка все еще лежит в его правой лапище. Превосходно.
      Он сгреб в охапку свой плащ и большой черный зонт.
      Когда он вышел на уровень наземной улицы, город все продолжал грохотать. На уличных столбах запела кислотная тревога, когда с запада неожиданно налетел дождь, чьи струи при свете натриевых придорожных ламп казались сплошным потоком лазерных импульсов. Мимо проносились машины, расплескивающие лужи. Колокола звонили снова и снова.
      Колокола. Джайрус пошел на звук.
      На пересечении улиц Зачинания и Благодатного Пути возвышалась часовня. Это было особенное место, где молились только представители знати. На изъеденной кислотой башне звонил колокол. По тротуарам спешили важные люди в длинных плащах, торопясь успеть к службе.
      Джайрус присоединился к ним в качестве зонтоносца одного из этих симпатичных ребят.
      — Благодарю, — произнес человек, когда они подошли к дверям часовни, и вложил монету в ладонь Джайруса.
      Тот свернул зонтик и опустил его, чтобы стекли капли дождя. Это был очень полезный инструмент.
      В Петрополисе зонты нужны всегда. Джайрус добыл свой, зарезав в тоннеле Прохода Гооготтена десятилетнего мальчика.
      Они оказались возле двери часовни. Джайрус скользнул внутрь, в сухой полумрак, и поспешил поклониться сакристии, чтобы не показаться посторонним. В конце прохода господа рассаживались по немногочисленным скамейкам, пока священнослужитель снимал шелковый покров с триптиха, посвященного святому Ферреолу, покровителю автоматики.
      Свет лился вниз, окрашиваясь в цвета оконных стекол апсиды. Никем не замеченный, Джайрус задрожал, когда его пронзили остаточные видения от последнего «взгляда». Бандит занял место в задних рядах. Он почувствовал запах кислоты, когда капли дождя стали стекать с зонта и вгрызаться в мраморный пол. Пистолет приятно оттягивал карман плаща.
      Началась служба. Все тот же старый бред. Речитатив священника, в унисон подхватываемый паствой. Джайрус продолжал таиться в объятиях мглы. А впереди позолоченный триптих был охвачен потоком белого света, изливаемого потолочными лампами, и казался окруженным неземной аурой. Похожие на бледные марионетки, руки священника двигались перед ним, сотворяя символы.
      Склонив голову, Джайрус глянул влево. Он увидел, как храмовые служки дожидаются позади заалтарной завесы, поправляя свои рясы и мантии, перешептываясь и подготавливая кадило, магнетум и блюдо.
      Блюдо. Блюдо для сбора пожертвований. Именно оно и привлекало внимание Джайруса. Эти прихожане были богачами из внутренних блоков… и на блюде могла образоваться приличная сумма. О флекте на один вечер можно будет забыть. Ему хватит денег на неделю «поглядушек», да еще к тому же достаточно лхо и «кричалок», чтобы смягчить отходняк.
      Его все еще трясло. « Спокойствие, спокойствие», —сказал он сам себе.
      Он моргнул. Священник только что произнес кое-что, прозвучавшее странно. Паства откликнулась. На глазах Джайруса священник коснулся верхней части триптиха, и тот раскрылся.
      И появилось изображение, которое было хуже, чем все, когда-либо виденное Джайрусом, даже в самых поганых флектах. Он судорожно вздохнул и подскочил на месте. Эти изображения… изображения были такими…
       «…они напоминают о тех снах, о полыхающем городе».
      Джайрус понял, что обмочился, и закричал. Слишком громко. Все прихожане и священнослужитель обернулись на него.
       «Просто надо уйти, просто подойти к выходу, и ничто не потреб…»
      — Добрый день, — произнес какой-то мужчина, присаживаясь на скамью возле него.
      — Э… ну… — Вот и все, что смог выдавить из себя Джайрус.
      — Похоже, вы пришли не на ту службу, — мягко произнес мужчина.
      — Оx! Да, наверное.
      Человек был стройным и подвижным, а его лицо — узким, с благородными чертами. Одежда на нем была темной и безупречно чистой. Руки мужчины скрывали перчатки.
      — Как тебя зовут? — поинтересовался человек. — Кстати, мое имя Торос Ревок.
       «Ничего не говори ему», —подумал Джайрус.
      — Меня зовут Джайрус, — несмотря ни на что, произнес его рот.
      — Как поживаешь, Джайрус? Ты ведь кланстер, я прав? Кхм… как же вас там называют… громилами?
      — В точку, сэр.
      — И у тебя… как там говорится… ломка без «поглядушек»?
      — В точку, сэр. Так и есть.
       «Зачем ты отвечаешь? Зачем ты отвечаешь, придурок?»
      — Не везет тебе, приятель, — произнес мужчина, успокаивающе похлопав Джайруса по ноге, и тот непроизвольно поежился. — Ты не должен был ничего этого видеть. Дело в том, что это закрытая часовня. Как же ты проник внутрь?
      Было что-то странное в этом человеке. Что-то в его глазах или тоне, что заставляло Джайруса отвечать, невзирая на все нежелание.
      — Я… я притворился зонтоносцем, сэр.
      — Ты? Хитро.
      — Господин Ревок! — прокричал священник от переднего ряда. — Возникли какие-нибудь проблемы?
      — Это просто бедный человек, случайно попавший на наше собрание, отче. Не стоит беспокоиться. Он скоро уйдет.
      Человек снова обернулся к Джайрусу. Глаза его были желтыми, словно два умирающих солнца.
      — Зачем ты пришел сюда? — мягко спросил он.
      — Я просто… — начал было Джайрус.
      — Собирался опустошить блюдо для пожертвований, — произнес Ревок, отводя взгляд в сторону. — Чтобы заплатить за «погляделки». Ты хотел обокрасть всех этих добрых прихожан, только чтобы и дальше потакать своей дурной привычке.
      — Нет, сэр, я…
      Так или иначе, но этот человек завладел оружием Джайруса и сейчас держал его в своих руках.
      — При помощи вот этого.
      — Сэр, я… — Джайрус пытался сражаться с необоримой силой Ревока.
      Это просто безумие! Он же был огромным словно бык, с искусственной мускулатурой, он мог раздавить этого обывателя в мгновение ока. Он…
      Он неожиданно развернулся, схватил человека за серые, будто голубиные перья, отвороты плаща и несколько раз ударил головой о спинку скамьи так, что череп треснул и открыл свое влажное, красное содержимое. Джайрус вскочил, бросился к двери часовни и…
      Он все еще сидел на скамье и не мог пошевелиться. Человек улыбался ему.
      — Интересная идея, — сказал Ревок. — Очень здравая. Очень прямая. Но… абсолютноне осуществимая.
      — Пожалуйста… — пробормотал Джайрус.
      — Вот что я тебе скажу, — произнес человек, одной рукой залезая в карман, а второй играя с тяжелым пистолетом. — У меня есть еще один при себе. — Он вручил Джайрусу маленький сверток красной бумаги. — А теперь… убирайся.
      Два священнослужителя отперли двери часовни. Джайрус бросился бежать.
      Он успел добежать до железных мостков над Подсточьем Белфагора, прежде чем стальные клыки паники, наконец, начали разжимать свою хватку. Он судорожно задышал, пытаясь справиться с ломкой. Джайрус вцепился в перила и перегнулся через них, не обращая внимания на то, как зудят ладони, разъедаемые каплями недавно прошедшего кислотного дождя.
      И тот человек-то был уже достаточно жутким, но куда хуже было другое… Изображение, когда триптих раскрылся. Пресветлый Трон Терры, это было что-то! Во имя всего святого… впрочем, к святому оно явно не имело никакого отношения.
      Подуровни города раскинулись вихрями огней в темноте под железным мостиком. Джайрусу хотелось расслабиться, дать отдохнуть бешено колотящемуся сердцу.
      Он достал сверток, который дал ему человек, развернул красную обертку и посмотрел на флект. Это должно подойти.
      Впрочем… этот человек… этот велеречивый человек с желтыми глазами. Можно ли доверять человеку, который так просто разбрасывается флектами?
      Джайрус взвесил осколок стекла в руке, а затем развернулся и бросил его в темноту за мостками.
      — Жаль!
      Джайрус обернулся. Желтоглазый сидел на лестнице мостика у него за спиной. Казалось, будто он просидел там несколько часов. Ревок курил лхо-папиросу, вставленную в длинный мундштук, сжатый между его тонкими, затянутыми в перчатки пальцами.
      — Так бы все закончилось быстро и аккуратно. Болезненно, конечно, но очень быстро.
      Джайрус сжал кулаки.
      — Придется теперь по-другому.
      — Да что же вы такое… что… что?… - забормотал Джайрус.
      — Вы видели слишком много. Слишком. Я секретист. Мне платят за то, чтобы никто не болтал языком. А ваш столь прекрасно аугметизированный язык, Джайрус… скажем так, мне кажется, что он достаточно болтлив.
      — Мне заняться этим? — прошептал тонкий голосок.
      Джайрус понял, что позади человека стоит кто-то еще. Невероятно худой, невероятно бледный, почти прозрачный.
      — Не надо, Моникэ, — произнес Ревок, поднимаясь. — Мне представился шанс потренироваться.
      Человек отбросил в сторону лхо-папиросу, убрал мундштук в карман и шагнул к Джайрусу. Едва видимая фигура позади него осталась неподвижной.
      — Все действительно могло закончиться быстро, — прошептал человек. — Я имею в виду с флектом. Отличный способ преставиться. Теперь все будет уже не столь быстро. И уж конечно, не будет безболезненным.
      Джайрус пригнул плечи и поднял кулаки.
      — Еще посмотрим, — ответил он.
      Это были самые смелые слова в его жизни. И самые последние…
      Человек что-то произнес. Слово, которое не было словом, звук, который не был звуком. Единственный слог.
      Джайрус зашатался. Ему показалось, будто бы в лицо ему ударил пневматический молот. Из расквашенного носа брызнула кровь.
      — Неплохо, — прошептала едва различимая фигура.
      — Получается уже лучше, — сказал человек.
      Он одно за другим произнес еще три «не-слова», странно складывая губы, чтобы правильно произносить эти звуки. Джайрус вздрогнул, и что-то сломало его ключичную кость, потом раздробило левый локоть и рассекло правое колено.
      Он повалился. Боль была чудовищной. Несколько лет назад его избила бригада, подосланная враждебным кланом. Они обработали его строительными кувалдами. Ему пришлось восемь месяцев проваляться в общественной клинике.
      Но перенесенные тогда мучения не шли ни в какое сравнение с этой болью.
      Человек возвышался над Джайрусом, который вцепился в его штанину. Человек произнес еще несколько не-слов.
      Первое вышибло Джайрусу зубы. Все до единого. Резцы, похожие на осколки фарфора, премоляры, вылетевшие вместе с окровавленными корнями. Лопнул язык. Второе «не-слово» взорвало селезенку. Третье проделало дыру в ребрах и раздавило правое легкое. Четвертое разодрало толстую кишку. Кровь хлынула из Джайруса через всякий естественный выход, который только могла найти.
      И последнее не-слово. Почки Джайруса превратились в месиво.
      — Он мертв? — спросила неприметная фигура.
      - Должно быть, — сказал человек.
      Он помедлил и поднял перчатку к лицу, вытирая тонкую струйку крови, сочившейся из его собственной нижней губы.
      — Ваша техника становится лучше, — заметил его спутник.
      — Практика ведет к совершенству, — ответил Ревок.
      Джайрус все еще дергался. Вытекавшая из него кровь струилась сквозь решетку железных мостков.
      — Нельзя оставлять его здесь, — произнес человек. — Его раны очень… своеобразны.
      — Я его не понесу. Только не я. От него воняет, и к тому же он грязный.
      Человек поднял взгляд и позвал:
      — Дракс?
      На уровне дороги возникла третья фигура. Она была высокой и стройной, но казалась сутулой из-за тяжелых плеч. Грива тонких серых волос обрамляла лицо, которое было удивительно плоским и широким, с крошечными поросячьими глазками и выдававшейся вперед массивной челюстью.
      — Мистер Ревок?
      — Избавьтесь от него, пожалуйста.
      Новоприбывший, Дракс, поспешил спуститься к ним по лестнице. Он был в кожаной, с обрезанными рукавами армейской куртке, застегиваемой на ряд пряжек, а его правую руку целиком покрывала плотная кольчужная перчатка.
      — Тогда посторонитесь, мистер Ревок, — сказал он.
      Дракс снял с пояса псайбер-манок, размотал серебряный шнур и начал медленно раскручивать его. Манок стал издавать слабый, гудящий шум.
      — А вот и они, маленькие красавицы.
      Джайрус неожиданно откашлялся кровью и открыл глаза. Он посмотрел на небо.
      Последнее, что он увидел, — сотни ярких птиц, падающих на него из темноты, взмахивая стальными крыльями. Это было последнее, что он увидел, поскольку начали они с глаз.
      Последнее, что почувствовал, — это агонию. Она продлилась добрых шесть минут, которые потребовались металлическим птицам, чтобы содрать всю плоть с костей.
 

      Итак, в конце года 402.М41 мы возвратились на Юстис Майорис, чтобы закончить свою работу.
      Прошло уже более двенадцати месяцев с тех пор, как мы в последний раз стояли вместе на поверхности темной, перенаселенной планеты, и теперь мы возвращались инкогнито. Наши враги полагали, что мы давно мертвы. Тем лучше. Тайна осталась нашим единственным настоящим оружием. С момента нашего возвращения всему вокруг предстояло окутаться тайнами и ложью до тех пор, пока смерть не уравняет все и не все сделает бессмысленным.
      В последнюю ночь нашего пути я навестил своих товарищей, одного за другим. Это была дань вежливости, которую я платил из уважения к ним. Мне предстояло о многом попросить каждого из них.
      Гарлона Нейла я застал за охотой в полосе вечнозеленого леса под жемчужно-белым ледником. Воздух был холодным и разреженным. Вместе с Гарлоном был и Уилл Толлоуханд, и они шли вместе, держа на плечах длинные винтовки.
      Я побежал к ним, продираясь через высокую траву, отводя руками стебли. Уилл заметил меня первым. Он обернулся и улыбнулся мне, а затем похлопал Гарлона по плечу.
      Уилл Толлоуханд был давно уже мертв. Он прокричал мне что-то, что я не смог разобрать. К тому времени, как я добрался до них, он растаял подобно дыму.
      Гарлон Нейл осмотрел меня с ног до головы.
      — Вы уже давно этого не делали, — сказал он.
      — Знаю, — ответил я.
      — Хорошо смотритесь, — произнес он.
      — Смотрюсь целым, — ответил я.
      Гарлон кивнул. Он был крупным мужчиной, высоким и мускулистым. Круглая голова была выбрита, всей растительности — только узкая бородка.
      — Все так плохо? — спросил он.
      — Что плохо?
      Он пожал плечами.
      — Как я уже и говорил, вы давно этого не делали. Должно было произойти что-то плохое, чтобы вы пришли ко мне так. Полагаю, мне известно, о чем вы хотите спросить.
      — Известно?
      Гарлон снова кивнул.
      — Думаю, да. Вы хотите узнать, отправлюсь ли я дальше.
      — И?
      — Я с самого начала знал, что эта поездка затянется… — Он отвел взгляд, и его задумчивый голос затих.
      Очертания вилорогого зверя почти сливались с линией леса.
      — Где мы? — спросил я.
      — Не помню уже, — пожал плечами Гарлон. — Дюрер или, может быть, Гудрун. Сны часто приводят меня сюда. Хотя в прошлый раз ледник был вон там.
      Мы достигли кромки горного озера, прорезавшего стеклянной стрелой вечнозеленый лес. Оно было столь гладким и спокойным, что, подобно зеркалу, отражало деревья, ледник и небо.
      И мы, стоящие рядом, тоже появились в нем. Гарлон, широкоплечий, с могучими руками и телом, столь же прочным, гибким и потертым, как и его кожаная броня. И я, такой, каким был в возрасте тридцати четырех лет, целую вечность назад. Чуть пониже ростом, чем Гарлон, чуть более изящного телосложения, с длинными черными волосами, собранными в хвост, и лицом с высокими скулами… именно таким я себя и видел когда-то в зеркалах.
      — А как вы выглядите в своих снах? — спросил Гарлон.
      — Тебе хочется знать, выгляжу ли я в них так же?
      — Да.
      — Нет, уже много лет нет, — покачал я головой. — В своих снах я так и живу, скованный и в то же время беспредельно свободный, в темноте. Но думаю, что этой ночью похожу так ради разнообразия.
      — Потому что все плохо? Надеюсь, что это не какие-нибудь психологические уловки. Неужели вы надели на себя старую внешность, чтобы напомнить нам, как мы встретились и впервые поклялись в верности? Трудно ответить «нет» в лицо.
      — А ты собираешься ответить мне «нет»?
      — Босс, мы многое прошли вместе. Через целую уйму поганых вещей. Молох. То дело на Дольсен. Кое-что я и вспоминать не хочу. Неужели в этот раз все еще хуже?
      Я помедлил с ответом.
      — Возможно.
      — А что говорят другие?
      — Их я еще не спрашивал. Сейчас мы говорим о тебе.
      — И я отвечаю: да. Теперь вы отправитесь к остальным?
      — Да.
      — Могу я пойти с вами?
      Я разрешил ему. Мы разбили зеркало озерной глади на осколки и вплыли в каменную темницу башни на Саметере, где Пэйшэнс Кыс пела колыбельную своим давно потерянным сестрам. Десятилетние Пруденс и Провиденс свернулись клубками в своих кроватях. Ночь за стеной раскалывала электрическая буря.
      — Кто эти люди? — спросила Пруденс, указывая на нас.
      Кыс резко развернулась. Два серебряных кайна, которыми были заколоты ее длинные черные волосы, высвободились и, кружась, полетели к нам, поблескивая в мерцании свечей.
      Я осторожно отбил их в сторону. Даже в снах такое оружие может поранить.
      — Что вы здесь делаете? — процедила Кыс сквозь зубы.
      Она была высокой, стройной женщиной в середине третьего десятка, проворной и стремительной. Распущенные прямые черные волосы очерчивали бледные щеки и свирепые зеленые глаза.
      — Прости нас за вторжение, Пэйшэнс, — произнес я.
      — Он пришел, чтобы задать тебе вопрос, Кыс, — сказал стоящий рядом со мной Гарлон Нейл.
      — Да?
      — Да, — сказал я. — Если ты пожелаешь выйти из операции, я все пойму. Только прошу принять решение сейчас, пока еще не поздно.
      — Ты остаешься? — спросила Кыс у Нейла.
      — Конечно, — ответил он.
      — Я тоже остаюсь, — произнесла она, переводя на меня взгляд своих жутких зеленых глаз. — Это дело чести.
      — Ты хочешь отомстить? — спросил я.
      — Нет, я принесла вам присягу, и это в нее входило.
      Мы оставили Кыс заканчивать песню. Карла Тониуса найти оказалось сложнее. Пределы его снов были плотными и густыми, а когда мы проникли за них, то тут же заблудились в лесу железных стоек, с которых свисали тысячи прекрасных одеяний.
      Воздух был холоднее, чем в альпийских грезах Нейла.
      — Карл? Карл?
      В самом сердце леса из развешанной одежды, на поляне, обставленной зеркалами, сидел обнаженный Карл Тониус. Он поднялся, когда мы проложили себе дорогу через куртки, панталоны и жилеты, и накинул на себя балахон.
      Последние ряды металлических стоек, окружавших поляну, были пустыми, с грохочущими голыми вешалками.
      — Это вторжение, — сказал Карл.
      Тониус был очень манерным мужчиной; стройным и подтянутым, элегантным, с профессионально уложенными белокурыми локонами. Он умолк, когда увидел, в каком облике я пришел к нему.
      — Он собирается задать тебе вопрос, — сказал Нейл, усмехаясь при виде того, как неловко замялся Тониус. — Ты и сам знаешь, какойвопрос.
      — А Инквизитор знает ответ, — кратко ответил Карл. — Я его дознаватель. Я отправлюсь за ним, во имя Императора, в любой из бесчисленных миров.
      — Спасибо. Но я должен был спросить, Карл, — сказал я.
      — Я знаю, сэр, — ответил он, туго затягивая балахон. — Значит, наш статус теперь — особые обстоятельства?
      — Да. Как только мы достигнем Юстиса Майорис, — сказал я, — перед нами сразу встанет необходимость как-то обеспечить свое прикрытие. Фальшивые документы не позволят нам слишком далеко продвинуться, но будь я проклят, если упущу наше единственное преимущество.
      — Будь мы все прокляты тогда, — улыбнулся Карл.
      — Значит, мы нуждаемся в чем-нибудь еще. В чем-нибудь хитром.
      — Я подумаю над этим, сэр, — сказал он.
      Два бледных, тусклых солнца стояли в зените, когда мы вышли на побережье. В сумерках перед нами, постоянно нагибаясь и что-то выискивая, по пляжу двигался человек.
      Береговую линию усеивали миллиарды левых ладоней… настоящих, из плоти и крови. Все казались одинаковыми и каким-то невозможным образом снабженными у запястий хромированными вилками подключения.
      Зэф Матуин двигался вдоль берега, подбирая ладони одну за другой и пытаясь вставить их в гнездо своей левой руки. Когда очередная не подходила, он отбрасывал ее в сторону.
      Матуин был высоким темнокожим мужчиной огромной физической силы. Его черные волосы были заплетены в дрэды. В этом сне глаза его не горели красными угольками аугметики. Они были мягкими и карими.
      Он оглянулся, когда мы приблизились, выбрасывая очередную дергающуюся кисть.
      — Вот дерьмо, — произнес Нейл, разглядывая длинный, широкий берег, заваленный шевелящимися руками. — Сны Зэфа бредовее даже, чем мои.
      — Зэф? — окликнул я Матуина.
      — Не могу ее найти. Не могу найти. Не могу.
      — Зэф, — вновь произнес я.
      — Чего? — пролаял он, оборачиваясь и впиваясь в меня взглядом.
      — Я хотел спросить…
      — Ответ — да, — сказал он и возвратился к своим поискам на берег, полный извивающихся пальцев.
      Мы, наконец, нашли Кару Свол в раздевалке позади грохочущего театрального зала на задворках Бонавентуры. Снаружи комментаторы, вооружившиеся медными рупорами, объявляли о шансах на победу, и ревела толпа. Кара сидела перед ярко освещенным зеркалом гримерной, убирая рыжие волосы с покрытого белой пудрой лица и подвязывая их шнурком.
      Низкорослая, гибкая, чувственная, она повернулась на своем раскладном стульчике, когда мы вошли.
      — Время пришло? — спросила она.
      — Да, — сказал я.
      — Время отправляться дальше?
      — Да.
      Она подошла ко мне и погладила мои руки, поправила мне манжеты.
      — Вы были таким красивым, Гидеон.
      — Спасибо.
      — Иногда я забываю… забываю, каким вы были тогда. Вы давно уже ко мне не приходили в таком облике.
      — То же самое сказал и я, — произнес Нейл.
      Лицо Кары переменилось.
      — Это ведь сон?
      — Да, сон.
      — Мы приступаем к делу завтра?
      — Да.
      — И вы пришли ко мне во сне, чтобы спросить, пойду ли я с вами?
      — Да.
      — Даже на верную смерть?
      — Именно так.
      — А что насчет остальных?
      — Пэйшэнс, Зэф и Карл идут со мной, — сказал я.
      — И я тоже, — произнес Нейл.
      — А Фраука и Заэль?
      — Во сны Фрауки я не смог бы войти, как бы ни пытался… и не стану проникать во сны мальчика. Это касается только нашей команды. Мне надо знать, остаешься ли ты со мной.
      — Конечно!
      — Кара… Это последний шанс. Если ты захочешь уйти, то решайся сейчас.
      — Шутите? — сказала она. — Шоу должно продолжаться.
      Следующим утром по корабельному времени «Аретуза» вышла в материальное пространство на краю системы Юстиса. Старая баржа так часто подвергалась ремонту и перестройке за свою жизнь, что всякие признаки ее первоначального корабельного класса и предназначения давно уже стали неразличимы в беспорядочных очертаниях ее корпуса. Ануэрту нравилось думать о своем судне (и о себе, собственно) как о капере, но на самом деле «Аретуза» была просто космической развалюхой, таскающей по торговым маршрутам дешевые безделушки и скоропортящиеся грузы.
      Вынырнув из точки перехода, мы влились в оживленный внутренний поток и, в конце концов, были вынуждены оплатить услуги лоцманского катера, который провел нас мимо переполненных платформ высоких причалов к свободному доку. Стыковочное место стоило двадцать крон в сутки, и мы зарезервировали его за собой на один календарный месяц.
      Под нами медленно вращался грязный шар Юстиса Майорис. Орбитальные гавани являли собой сверкающие огнями суперструктуры из латуни и стали, напоминающие своими очертаниями гигантские цирковые каллиопы размерами с целые континенты, связанные вместе свободно провисающими струнами. Более десяти тысяч судов бросили якорь возле опорных причалов вокруг нас. Некоторые из кораблей принадлежали независимым перевозчикам и торговцам; другие представляли собой крупнотоннажные суда известных дипломированных компаний и лицензированных линий перевозок. Ряды унылых, серых фрахтовщиков Муниторума присосались к краям платформ. Золотые и темно-красные миссионерские суда Экклезиархии, разукрашенные, будто церемониальные скипетры, натягивали колоссальные цепи, которыми были пришвартованы к частным, освященным стыковочным полям. Вдалеке виднелись угрожающе-черные военные корабли, прячущиеся в бронированных доках в стороне от остальных гаваней. Околоземное пространство бурлило движением: шаттлы, обслуживающие суда, мобильные краны, танкеры, шаланды и лифтеры направлялись к поверхности, доставляя товары на рынки городов Юстиса Майорис.
      Если не считать беглой идентификации, оплаты лоцманского катера и регистрации при стыковке, прибытие «Аретузы» осталось незамеченным. Просто очередной грязный, не поддающийся классификации космический бродяга, чей мятый корпус покрывают ледяные наросты, оставляющий за собой след топлива, утекающего через бреши в тех местах, где давления Эмпиреев прогнули и деформировали его.
      Карл пришел ко мне рано утром, чтобы описать план, родившийся в его голове. Больше всего я ценил Тониуса за его гениальность в технике, но эта схема впечатлила меня своей смелостью и дерзостью. Он начинал взрослеть в профессиональном плане:
      — Есть риск, — сказал я.
      — Конечно. Но, как вы и сказали, мы должны иметь возможность работать, не опасаясь раскрытия. Даже самым лучшим образом сфабрикованные документы будут распознаны, если их захочет проверить Информиум. А у нас есть все основания полагать, что люди, с которыми нам предстоит иметь дело, обладают доступом к подобным ресурсам.
      — Значит, тебе кажется, что лучшим решением будет заставить Информиум самостоятельно подделать для нас документы?
      Он улыбнулся. Улыбнулся так, как всегда, когда был невыносимо доволен собой.
      — Можно и так сказать.
      — Ты полностью продумал операцию?
      — Во всех мельчайших подробностях. Время, переходы, сигналы. Все мелочи. Сэр… Мне хотелось бы лично провести эту операцию. Для меня будет честью, если вы позволите это.
      — Понятно. Но почему, Карл?
      Он нервно поиграл гранатовым кольцом на правом мизинце.
      — Тому три причины. Во-первых, это ведь моя идея. Во-вторых… как бы сказать это поделикатнее? Внешне вы являетесь нашим самым слабым звеном. Все остальные могут загримироваться, но вы… И ваш внешний облик известен нашим врагам.
      Примерно об этом же раздумывал и сам я с того времени, как мы отправились в обратный путь к Юстису Майорис. Ради соблюдения секретности во время этой миссии мне предстояло во всем полагаться на своих агентов. Я не мог позволить, чтобы меня заметили. Эта перспектива меня огорчала. Исключительно по моему настоянию мы отправлялись на чудовищно опасное предприятие. И при этом я оказывался перед необходимостью сидеть и ждать, пока они берут на себя весь риск.
      — Что ж, хорошо, — сказал я. — Придется мне привыкнуть к роли самого незаметного игрока в этом деле. Можешь командовать операцией.
      — Спасибо, сэр.
      — Я буду наблюдать за вами и, по возможности, помогать.
      — Конечно. Но в этом не будет необходимости.
      Он поднялся, чтобы покинуть мою каюту.
      — А какова третья причина, Карл? — спросил я.
      Он обернулся и прямо посмотрел на мое кресло, словно пытаясь заглянуть мне в глаза.
      — В прошлом году я облажался. И на Флинте, и позже, когда захватили наше судно. Тогда слабым звеном оказался я. Мне нужна возможность вернуть ваше доверие.
      Мы собрались в главном трюме. Нейл прогревал натужно загудевший лифтер. Кара, Кыс и мой тупильщик Вистан Фраука загружали последний из мешков с оборудованием в грузовую гондолу. Карл стоял поблизости, тихо разговаривая с Заэлем. Мы с Тониусом сошлись во мнении, что мальчик может сыграть свою роль в этой вступительной операции, и Заэль явно пришел в возбуждение, когда Карл принялся разъяснять ему задачи.
      Я по-прежнему имел сомнения насчет Заэля. Он был очень молод и неопытен и демонстрировал при этом задатки мощного псионического дара, которым пока не научился пользоваться. Он обладал редкими качествами псионического зеркала — не активный талант, но пассивно-отражающий. Я держал его при себе, чтобы следить за тем, как растут его способности, развивать их. Но, постоянно оставаясь на скамейке запасных, он становился беспокойным. Найдя ему работу, я надеялся повысить его уверенность в собственных силах, сделать так, чтобы он почувствовал себя частью нашей группы.
      Появился Матуин, конвоирующий нашего пленника. Фивер Скох был игровым агентом, одним из тех, кто был связан с картелем и Тринадцатым Контрактом, одним из тех, кто попытался убить нас годом ранее в Пределе Боннэ. Там мы и захватили его, и теперь большая часть наших знаний о происходящем строилась на том, что Скох выдал во время допроса. Нейл и Тониус полагали, что больше из него уже ничего не выжать и что таскать его за собой — только бессмысленная трата сил. Но все-таки он был нашим единственным источником, и мне не хотелось пока от него избавляться.
      Заточение и боль истощили его. Он стал только тенью того здоровяка, который атаковал нас в Протяженности Удачи. Его песочного цвета волосы стали более бледными и истончились, а некогда горделиво выставленный подбородок покрыла клочковатая борода. Скох прошаркал мимо нас в кандалах, когда Зэф повел его внутрь посадочного модуля. Фивер имел жалкий вид, но мне не показалось, что он сломлен. Он ни на кого не обращал внимания и ничего не говорил, но перед тем как подняться с Зэфом по сходням, он обернулся и бросил на меня один выразительный взгляд.
      Ко мне торопливо приблизилась коренастая фигура Шолто Ануэрта.
      — Вы все в готовности, сэр? Действительно ли вы сладострастны для суровости, которая может преобладать?
      — Да, капитан Ануэрт.
      — И вы желаете надо мной помещаться здесь?
      — Да, капитан Ануэрт. Плата за место на орбите внесена вперед. Оставайтесь здесь вместе с вашим кораблем. Если мы не возвратимся или не выйдем с вами на связь к тому времени, как закончится оплаченный срок, вы можете отчалить и заняться собственными делами. Получив мою благодарность.
      — Хорошо, тогда я желаю вам всем формальдегида и огромного злоключения. Вот только…
      — Да?
      — За все эти обильные месяцы вы все еще не предсказали мне, чем занимаетесь.
      — Вы правы, капитан Ануэрт, — произнес я. — Не рассказал. И не стану этого делать. Ради вашего же блага.
 

      Орфео Куллин был редким зверем. Его документы утверждали, что он торговый агент, занимающийся антиквариатом, но только это было законным бизнесом, который он использовал в качестве прикрытия для своей настоящей работы. Это позволяло ему путешествовать по всему сектору, помогало в покупке антикварных редкостей и осмотре резервных фондов многих музеев и архивов. Его профессиональное мнение высоко ценилось. В его личном деле не было ни единой записи о какой-либо незаконной деятельности.
      Но на самом деле Орфео Куллин являлся профессиональным диссидентом, наемником, закройщиком судеб. Воином он не был — Куллин ни разу и пальцем не тронул другого человека, — его специальность была утонченной и завидной. Он заставлял события происходить. Он был архитектором судьбы, одним из передовых экспедиторов Божьей Братии.
      Сам Куллин не принадлежал к Братии. Он не ощущал ни малейшего интереса становиться провидцем и уж точно не испытывал желания жертвовать глазом или покрывать нарывами свою кожу. Но именно его и еще несколько столь же редких зверей задействовала Братия, когда желала, чтобы ее пророчества воплотились в реальность.
      В обычных обстоятельствах он оказался бы самым опасным человеком на Юстисе Майорис. Но в эту зиму ему не хотелось вступать в прямой конфликт.
      Братия вызвала его на Юстис Майорис, оплатила перелет и обеспечила Орфео эксклюзивным многокомнатным номером в Регентстве Вайсроя в общем блоке С у подножия Петрополиса. Спустя два дня после прибытия ему нанес визит магус-таинник из ячейки Божьей Братии, действующей в Петрополисе.
      Магуса-таинника звали Корнелиус Леззард. Ему было триста десять лет, он был слаб и изнурен болезнями, а увечное тело сохраняло вертикальное положение только благодаря экзоскелету. Его сопровождали два собрата по ячейке. Все трое носили простые черные костюмы с бархатными шляпами. Все трое сдвинули фиолетовые бархатные же повязки, чтобы закрыть свою каждодневную аугметическую оптику, оказывая Куллину честь тем, что смотрели на него своими настоящими, освященными глазами.
      И когда они вошли в богато обставленный номер, глаза эти увидели полного, начинающего стареть мужчину, облаченного в синий шерстяной костюм, застегнутый на плотный ряд пуговиц. У человека были густые темные волосы и идеально ухоженная борода. Он сидел в кожаном кресле, лаская маленькую симивульпу, игравшую у него на коленях. Когда вошли представители Братии, он согнал зверушку на пол и поднялся сам. Шелковистая лисообезьяна тявкнула и вскарабкалась на спинку кресла.
      Куллин слегка поклонился.
      — Магус-таинник, рад видеть вас снова, — Голос Куллина был мягким и густым, точно сотовый мед.
      — Мы смотрели на вас, Орфео, — ответил Леззард.
      — Прошу вас, верните повязки на место. Давайте обойдемся без официоза.
      Оба сопровождающих передвинули повязки на органические глаза, открыв свою грубую, светящуюся аугметику. Одному из них пришлось помочь Леззарду, который никак не мог справиться с задачей своими парализованными руками.
      — Прошло уже несколько лет с тех пор, как мы в последний раз работали вместе над пророчеством, — произнес Леззард.
      Голос был дрожащим, задыхающимся. Трубки, выходящие из модуля жизнеобеспечения в экзоскелете, скрывались в сухой шее.
      — В самом деле. На Промоди. Та чума обладала невероятной красотой.
      — Это пророчество куда более замечательно.
      — Я все пытаюсь представить его себе. Вызов был… срочным. Как я понимаю, на текущий момент именно это пророчество занимает все внимание Братии.
      — Так и есть. Именно поэтому я попросил повелителей Братии оплатить ваши услуги. Позвольте представить моих спутников. Артуа и Стефой, оба они талантливые провидцы.
      — Братья, — кивнул Куллин.
      Мужчины выглядели вполне типично для представителей Братии: их лица были покрыты шрамами и изуродованы во время сурового ритуала инициации, а их руки — мозолистыми и изъеденными язвами от работы с серебряными зеркалами.
      — Желаете выпить?
      — Разве что немного вина или секума, — произнес Леззард.
      Куллин кивнул. Рядом стояла его телохранительница — высокая, мускулистая женщина с коротко подстриженными светлыми волосами и твердым, будто наковальня, выражением лица. Она была облачена в плотно облегающий комбинезон цвета хаки с меховой оторочкой. Звали женщину Лейла Слейд.
      — Лейла?
      Она покорно удалилась, чтобы вызвать прислугу.
      Леззард, шипя поршнями экзоскелета, медленно обходил комнату. Куллин украсил ее собственными экспонатами. Леззард оглядел некоторые из них, время от времени посмеиваясь.
      — Как я погляжу, ваша коллекция растет, — сказал он.
      — Люди постоянно умирают, — легко ответил Куллин.
      — И в самом деле. Но скажите мне… этот ключ?
      — Он задушил ребенка на Гудрун.
      — Неужели? А этот отесанный камень?
      — Когда-то он лежал на самом верху молитвенной лестницы храма в Арнаке. В валявшемся рядом с ним стеклянном сосуде скопилась дождевая вода, которая однажды сделала камень скользким и опасным для беспечного пилигрима.
      — Прошу прощения, — произнес один из братьев, Артуа, — но я не понимаю.
      Куллин улыбнулся.
      — Я коллекционирую диоданды, — сказал он.
      Артуа выглядел смущенным.
      — Диоданд, — произнес Куллин, — это предмет, который стал прямой причиной смерти человека или группы людей. Вот эта черепица с крыши аукционного дома на Дюрере проломила череп проходившего под ней судьи. А это перьевая ручка, чье грязное перо вызвало заражение крови у жреца Администратума, случайно воткнувшего его себе в ягодицу. Сей громовой камень ракетой упал с ясного неба на пастуха в графстве Мигель. Вот яблоко, запечатанное в пластек, чтобы не портилось… видите след единственного укуса на нем? У бедной женщины открылась аллергия на его сок.
      — Удивительно, — сказал Артуа. — Но могу я спросить… зачем?
      — Зачем я их собираю? Берегу их? Брат Артуа, вам известно, чем я занимаюсь. Я проектирую судьбу. Эти объекты очаровывают меня. Мне кажется, что они несут в себе остаток какой-то внешней силы, какой-то случайности. Все они примитивны и сами по себе ничего не стоят, но обладают потенциалом. Я держу их при себе в качестве талисманов. Каждый из них изменил судьбу какого-либо человека. Они напоминают мне, сколь непостоянной и неожиданной бывает судьба, как легко меняет она свое течение.
      — В них источник вашей силы? — поинтересовался Стефой.
      — Это только коллекция, — произнес Куллин. — Все они постарались придать форму будущему столь же качественно и всецело, как это делаю я.
      Лейла Слейд возвратилась с подносом горячего секума в питейных чайничках. Она обслужила мужчин, занявших места под высокими окнами номера. Симивульпа игриво носилась под их креслами. Снаружи дождь хлестал по мрачным и огромным городским стекам.
      — Расскажите мне о пророчестве, — произнес Куллин, отхлебывая из носика питейного чайника.
      — Что вам уже известно, Орфео? — откликнулся Леззард.
      — Провидцы Братии на Нова Дэрма узрели что-то в своих серебряных зеркалах, — пожал плечами Куллин. — Пророчество, которое — как я понимаю, это нечто воистину неслыханное — имеет почти стопроцентную вероятность. Что-то произойдет здесь, на Юстисе Майорис еще до конца этого года. Явление демона. Это должно повернуть историю. Именем его будет Слайт.
      — Неплохая осведомленность, — ответил магус-таинник, после того как Стефой помог ему глотнуть из чайника. — Артуа, расскажи ему остальное.
      Артуа подался вперед в своем кресле и отставил чайник. Язвы на его теле источали вонь, но Орфео Куллин обладал слишком хорошими манерами, чтобы на его лице проявилось отвращение.
      — Имя, экспедитор, действительно Слайт. Впрочем, возможно, это будет Слийт, Слейт или…
      — Сойдемся на Слайте, — произнес Куллин, поднимая руку. — Я не понимаю другого. Мне говорили, что точность близка к ста процентам. Зачем, во имя мглы, вам потребовались мои услуги?
      — Ключевое слово, сэр, близка, —произнес Стефой. — В последние несколько месяцев наши братья-провидцы на Нова Дэрма докладывают о помутнении.
      — Помутнении?
      — Пророчество становится менее точным. Словно сама судьба восстает против него. Мы должны направить судьбу. Снова сделать пророчество точным. Сделать его реальностью. То, что должно произойти, приходится на временной промежуток между началом четырехсотого года и концом четыреста третьего. Время почти пришло.
      — Понятно, — сказал Куллин. — Сфокусировано ли сейчас пророчество на чем-нибудь?
      Артуа сунул руку в карман костюма и извлек пачку помятых записок.
      — Вот расшифровки стенограмм, сделанных провидцами. Имя того, на кого приходится фокус, указано здесь. Это человек по имени Гидеон Рейвенор.
      — Рейвенор? — произнес Куллин. — Писатель?
      — Имперский инквизитор.
      — Да, но, кроме того, он пишет книги. Различные эссе, трактаты. Все они довольно заунывны на мой вкус и написаны тяжелым языком, но хорошо продуманны. Значит, этот Рейвенор попал в фокус?
      — Он или один из его ближайших товарищей, — кивнул Леззард.
      — Любопытно, — произнес Куллин, принимая записки и изучая их.
      — Это предсказание уже встревожило Инквизицию, — сказал Стефой. — Они пытались помешать нам. В частности, один из их агентов — бывший наставник Рейвенора, инквизитор Эйзенхорн.
      Куллин поднял на него взгляд.
      — Эйзенхорн? Эта старая ищейка? О нем я, конечно же, наслышан. И как он вписывается в общую картину?
      — В прошлом году он на Малинтере пытался предупредить Рейвенора о пророчестве. Мы не смогли остановить его, хотя, кажется, Рейвенор ему не поверил. Впоследствии наши братья выследили Эйзенхорна и уничтожили его на Федре.
      — Восхитительно! Вы убили Грегора Эйзенхорна? — спросил Куллин.
      — Думаю, да. С ним вступили в бой на Федре, в храме Адептус Механикус на Марсианском Холме. Серьезное сражение завершилось взрывом, уничтожившим все вокруг. После этого его нить исчезла из видений провидцев. С известной степенью уверенности мы можем утверждать, что он погиб.
      — С известной степенью уверенности?
      — Он больше не появляется в наших магических зеркалах, — сухо ответил Леззард.
      — Что насчет Рейвенора? Он здесь?
      — Именно в этом и проявляется помутнение. В видениях провидцев есть разногласия. Некоторые говорят, что он уже мертв. Другие говорят, что он здесь, среди нас, в Петрополисе. Вероятно, что он скрывается под завесой предельной секретности. Это вполне может объяснить разногласия.
      — И какие решающие факторы я могу использовать? — спросил Куллин.
      С помощью Стефоя магус-таинник извлек на свет новую стопку мятой бумаги.
      — Вот детерминативы, которые нам удалось установить. Девятнадцать имен; все это люди, которые, согласно нашим видениям, могут оказать существенное воздействие на пророчество.
      — Некоторые из этих людей… высокопоставленные личности, — произнес Куллин, вчитываясь в список.
      — Так и есть.
      — И сам Рейвенор находится в списке.
      — Да. На текущий момент это так, — сказал Леззард. — Мы не знаем почему.
      Куллин посмотрел на Лейлу Слейд.
      — Мне срочно нужен псайкер. Не примыкающий ни к одной организации, через черный рынок. Узнай, работает ли еще на Юстисе Майорис Сол Кинер. Он хорошо знает свое дело.
      — Узнаю при первой возможности, — ответила она.
      — Вы можете помочь нам? — спросил Стефой. — Вы можете справиться с задачей?
      — Думаю, да, — произнес Куллин, поднимаясь на ноги.
      Симивульпа взбежала по его рукаву и уселась на плече. Куллин все еще изучал бумаги.
      — Действовать надо быстро и безжалостно. Нам не следует возиться с этими детерминативами. Все они представляют собой равноценные, взаимозаменяемые элементы. Нам надо расчистить сцену и привести пророчество к очевидному, простому факту.
      — Вы хотите сказать, что мы должны убить их? — спросил Артуа.
      — Возможно. Это словно хирургическая операция. Необходимо устранить все, что может навредить. Полагаю, что начать стоит с него.
      Куллин показал Леззарду листок:
      — Братия не смеет даже и пытаться убить тако…
      — Вот за это вы и платите мне. Все необходимые инструменты у меня с собой.
      — Инструменты? — пробормотал Стефой.
      — Сверкающее орудие судьбы, — с улыбкой ответил Куллин. — Я полагаю, мы должны пробудить инкубулу.
      — В самом деле? Вы уверены в этом, сэр? — спросила Лейла Слейд.
      Куллин бодро кивнул. Он оседлал своего конька, когда принялся командовать.
      — Бронзовый Вор очень покладист и очень хорошо приспосабливается. Да, я уверен. Мы разбудим его.
      — Не его… это, — поправила Лейла Слейд.
      — Ты не знакома с ним так, как я, — усмехнулся Куллин.
      Затем он повернулся к представителям Братии:
      — Мы приступим к делу через день или около того. Где вы базируетесь, магус?
      — В заброшенном маяке на краю залива в общем блоке Q, — ответил Леззард.
      — Надеюсь, он расположен вдалеке от посторонних глаз? Там безопасно?
      — Да, Орфео.
      — Я приду туда к вам. Мы пробудим инкубулу и приступим к делу.
      — А что это такое, о чем вы говорите? — спросил Стефой.
      — Просто инструмент. Диоданд.
      — Такой же, как черепица или ручка?
      Куллин пожал плечами:
      — Чуть более действенный. Но это требует определенной платы.
      — Фонды Братии в вашем распоряжении, Орфео, — ответил Леззард.
      Орфео Куллин поднес кулак ко рту и вежливо откашлялся. Вперед выступила Лейла Слейд.
      — Магус-таинник, сэр, мой господин говорил не о деньгах. Вы должны сделать так, чтобы в нужный момент там оказались люди, чьи жизни будут использованы в качестве платы.
      — Жертвы? — спросил Леззард.
      — По крайней мере, дюжина, — сказал Орфео Куллин. — Бронзовый Вор получил свое имя за то, что крадет жизни. И когда он проснется, то будет очень голоден.
 

      — Слушай, есть мысль. Попробуй все-таки открыть его, — предложил Нейл.
      — Попробуй спокойно подождать,пока я его открою! — прорычала в ответ Кара, сражаясь с колесом пневмоусилителя на люке. Во мраке раздался протяжный скрип, и женщина закашлялась, когда вниз посыпались ржавые хлопья. — Чертова хрень проржавела напрочь. Просто сруби ее резаком. Мы тратим время впустую.
      Нейл запалил лазерный резак. В свете шипящего пламени окружающее их пространство приобрело еще более заброшенный и печальный вид.
      Кара спрыгнула с древних металлических ступеней и изобразила поклон «только после вас», что было нелегкой задачей, учитывая, сколько оборудования на ней было понавешано.
      Нейл вскарабкался по лестнице и направил пламя резака на край тяжелого люка в потолке. Металл начал изгибаться, светиться, оплавляться, стекать на пол густыми оранжевыми каплями.
      Загудел вокс.
      — Надеюсь, вы уже готовы? — произнес Карл. — Этот план рассчитан на абсолютную скоординированность. Я, кажется, вам это объяснял?
      — Да, Карл, объяснял, — ответила Кара. — Возникла небольшая техническая заминка с выходом на крышу.
      — Думаю, всему виной кислотный дождь, — произнес Нейл, не отрываясь от работы.
      — Так и запишем, — протрещал в приемнике голос Карла.
      — А я думаю, что всему виной Нейл, — сказала Кара. — Это повышает мою самооценку.
      — Тоже запишем. Рукоплещу твоему настрою.
      — Прошли, — прокричал Нейл, загасив резак и сунув его обратно в набедренный мешочек. — Натягивай маску и готовься.
      Кара проверила герметичность капюшона и опустила на лицо дыхательную маску.
      Нейл ударил по древнему металлическому люку, и тот перевернулся, упав на поверхность крыши. Ветер и дождь тут же волной хлынули вниз. Все оказалось куда хуже, чем ожидала Кара. Ветер завывал с убийственной яростью. Загорелись огоньки кислотной сигнализации, встроенной в капюшоны. Грозовая ночь над центром Петрополиса.
      Из темноты на высокой, плоской крыше фабрики Манзура Хагена выступало беспорядочное нагромождение труб. Ревущий боковой ветер гнал косые простыни кислотного дождя по разрушающейся крыше, угрожая сбить путников с ног.
      Они побрели вперед, низко пригнув головы, — две странные, громоздкие фигуры, движущиеся в темноте на восток. Впереди, за стеной дымящегося дождя, мерцали городские огни, один из которых в особенности привлекал их внимание.
      Фабрика Манзура Хагена, расположенная в общем блоке Н, когда-то гордо носила статус ведущего в субсекторе производителя кнопок и прочих качественных застежек для одежды. Но двадцать лет тому назад производство остановилось, и фабрика закрылась; может быть, появилась мода на повторное использование кнопок, а может, граждане субсектора Ангелус просто перестали заботиться о том, насколько хорошо застегнута их одежда. Как бы то ни было, но предприятие остановилось и было опечатано представителями гильдии.
      Само здание завода являло собой массивное строение из оуслитовых блоков, в километр длиной и половину шириной, почти на четыреста метров возвышаясь над верхними уровнями стека. Оно протянулось с востока на запад, пересекая восемь районов «Грязей». Западный край выходил на общий блок F и огромную свалку отходов производства. Восточный — смотрел на массивную главную башню Депозитария Информиума на границе общего блока D.
      Нейл и Кара добрались до восточного края гигантского строения. Им приходилось цепляться за старые страховочные тросы, чтобы не позволить ветру сбросить себя с крыши.
      — Погода улучшается, — отметил Нейл, и вокс придал его голосу оловянные нотки.
      — Очень любезно с ее стороны. Сверься с направлением ветра.
      Нейл завозился с прибором, примотанным к его запястью.
      — Дует на восток. С небольшим смещением на юг. Похоже, поездка будет быстрой.
      Кара быстро прикинула расчеты в уме.
      — И в самом деле, быстрой, — ответила она. — Не более чем восемнадцать-девятнадцать секунд. Надо будет очень постараться, чтобы не промахнуться. Да, и еще сбрось две секунды на то, что ветер продолжит нас нести даже тогда, когда мы отстегнем парашюты.
      — Две?
      — Да, две! Доверься мне! Ну что, распаковался?
      Нейл высвободил из пояса стартовую трубку, и ветер сразу же вытянул флагом выходящий из нее мягкий мешочек. Гарлон сжал одну руку на страховочном тросе, а вторую положил на помпу инфлятора.
      — Есть!
      Кара проделала то же самое со своим комплектом.
      — Мы на позиции, — сообщила она Карлу по воксу.
      — Тогда я пошел внутрь. Конец связи.
      — Готов? — спросила Кара у Нейла.
      — К этому? Нет, — сказал он. — Но все равно давай приступим.
      Они одновременно задействовали баллоны со сжатым гелием, закрепленные у них на поясах. Менее чем через секунду два мешочка, которые развевались на конце стартовых трубок, превратились в тугие шары в метр диаметром.
      Кара и Нейл отпустили тросы, и резкий ветер с безумной силой оторвал их от крыши фабрики, унося в открытое небо.
      Карл Тониус торопливо пересек залитую дождем улицу, пробежав мимо завывающей кислотной сигнализации, и подошел к северному портику Депозитория Информиума. Оказавшись под навесом, он рассчитался с зонтоносцем, дав мальчику хорошие чаевые. Тот с улыбкой взял монету, отряхнул свой огромный, защищающий от кислоты зонт и отправился на поиски следующего клиента.
      Тониус разгладил полы синего кожаного жакета, извлек наружу кружевные манжеты и поправил шейный платок. На минутку он задержался, чтобы полюбоваться на свое отражение в окне возле входа.
      — Безукоризненно, — пробормотал он.
      Прижимая рукой папку с документами, Тониус поднялся по широким ступеням и вошел в высокий северный атриум. Там стояла одуряющая, почти тропическая жара. Хорошо вооруженные стражники Магистратума спокойно прохаживались по просторному коридору с мраморным полом, в конце которого виднелись украшенные серебряные подиумы общественных судилищ. В столь поздний час здесь было немноголюдно — преимущественно это были адвокаты или юридические ассистенты, уточняющие самые последние подробности до начала утренних судов.
      — Я могу вам чем-то помочь, сэр? — спросил облаченный в униформу гид.
      — Даже не знаю, — улыбнулся в ответ Тониус. — А что вы можете?
      Гид извлек из-под мантии дата-пульт и включил его. С кончика палочки спроецировались гололитические списки заголовков и подзаголовков.
      — Вы ищите свидетельства о рождении? О смерти? Регистрации брака? Родословные? Записи о клонировании или аугметации? Права на землю? Расселения? Информацию по авторскому праву? Исторические и/или аналитические запросы? Отчеты по налоговым выплатам? Путешествия? Мошенничество? Проекты? Конфликты? Губернаторские отчеты…
      — А есть у вас что-нибудь по фротажу?
      — Кхм, не думаю, сэр.
      — Жаль. Честно вам это говорю. На самом деле, видите ли, я занимаюсь изучением Высокой имперской архитектуры: модерн, интуитив, постмодерн, квазимодерн и все такое прочее. Сейчас я нахожусь в творческом отпуске на этом прекрасном… и я действительно думаю, что он очень, очень прекрасен… мире, ну и мне посоветовали поискать это место. Лингстром, сказали они… так меня зовут — Лингстром, — ты обязательно должен повидать Информиум в Петрополисе, прежде чем умрешь.
      — Вы умираете? — пробормотал гид, глаза которого изумленно расширились.
      — Мой милый друг, все мы умираем. Только каждый по-своему. Полагаю, моя погибель будет экстравагантной, медленной и меланхоличной, но слегка романтичной. А что насчет вас? Глядя на вас, могу предположить, что лучшее, на что вы можете надеяться, так это однажды оступиться на скользкой лестнице. Или, возможно, поужинать испорченными моллюсками. И без сомнения, в одиночестве.
      — С-сэр?
      Тониус широко развел руки и поднял взгляд к украшенному фресками потолку атриума, возвышающемуся в двухстах метрах над их головами.
      — Только посмотрите на это. Нет, посмотрите! В самом деле, посмотрите!
      Гид посмотрел наверх и заморгал, словно никогда прежде не видел все это великолепие.
      — Роскошно, верно ведь? — произнес Тониус.
      — Да… Думаю, да, сэр, — ответил гид.
      — Я уже в дверях, — прошептал Тониус в спрятанный в одежде вокс-микрофон. — Пэйшэнс, заводи нашего маленького друга.
      — Ты помнишь, что должен делать? — спросила Пэйшэнс Кыс.
      — Думаю, да, — ответил Заэль.
      Она погнала его вперед по дорожке, ведущей к западному входу Информиума. Кислотный дождь хлестал по навесу, туго натянутому над ними. Заэль затеребил правую руку.
      — Прекрати.
      — Но она очень чешется, — пожаловался он.
      — Потерпи минутку, — сказала Кыс, внезапно останавливаясь. — Дай я проверю… Ладно, какая разница. Пошевеливайся и не испорть все.
      — Хватит уже на меня шуметь. Я справлюсь.
      — Тебе же будет лучше, если так, — предупредила Кыс, уставив на мальчика взгляд своих суровых зеленых глаз. — Ошибешься хоть на волосок, и я тебе все кости переломаю раньше, чем ты успеешь сказать: «Ой, мистер Рейвенор, бла… бла… бла…»
      Кыс изобразила плачущее лицо, потирая глаза кулаками и оттопырив нижнюю губу.
      Заэль рассмеялся.
      Она неожиданно отвесила ему несколько резких оплеух.
      — Это, черт возьми, еще зачем? — спросил Заэль, и его глаза покраснели от слез.
      — Просто помогаю тебе вжиться в роль. Пойдем.
      Она схватила его за руку и быстро поволокла к двери западного общественного входа. Здесь располагалось всего несколько подиумов, где наличествовали клерки и немногочисленные охранники.
      Кыс подтащила Заэля к одному из столов и обратила на себя внимание, заломив мальчику руку. Клерк посмотрел на них со своего высокого подиума. Он поправил свои аугметические имплантаты, чтобы как следует разглядеть их.
      — Какое дело вас привело? — спросил он.
      — Мне нужно, чтобы ему устроили генную экспертизу, — произнесла Кыс, указывая на Заэля.
      — А кто вы?
      — Действующий офицер департамента общего блока Е. — Кыс достала кожаный бумажник с удостоверением личности, а потом небрежно открыла и тут же захлопнула его. Слишком быстро, чтобы его действительно можно было разглядеть.
      На ней был строгий, хорошо пошитый серый костюм, волосы стянуты в тугой узел, ни капли косметики.
      Ее грубое поведение и строгий взгляд выдавали в ней типичного социального агента, лишенного чувства юмора.
      — Спал на улице. Приворовывал. Нам нужна генетическая проверка, чтобы установить его ближайшего родственника и назначить опекуна.
      Клерк посмотрел на Заэля. Одежда мальчика была изношенной и потертой, а лицо угрюмым.
      — Что же, хорошо. — Клерк взял со стола несколько цветных форм и протянул их ей через решетку: — Заполняйте. Вон там свободная кабинка. Потом возвращайтесь с ним сюда для анализа. Услуга стоит две кроны.
      — Благодарю, — ответила Кыс.
      Она зажала бумаги под мышкой и повела Заэля к кабинке с письменными принадлежностями.
      — Карл, мы внутри. Ждем только слова, — прошептала она.
      Под ними проносился темный, испещренный огоньками город. В спину бил беспощадный ветер. Кара на мгновение испугалась, что он унесет их воздушные шары прямо в стратосферу.
      Приближалась сверкающая громада Информиума. Гигантская базальтовая ротонда, выложенная тесаным камнем, увитая плющом и заросшая на верхних уровнях сорняками. Это было одно из крупнейших отдельно стоящих зданий во внутренних общих блоках. Здесь хранились все гражданские документы и отчеты со всего Юстиса Майорис.
      — Четырнадцать секунд! — прокричала в вокс Кара. — Пятнадцать. Шестнадцать. Прыгай!
      Кара ударила по карабину на страховочных ремнях. Освободившись от груза, воздушный шар тут же взмыл ввысь и затерялся в шторме. Женщина камнем полетела вниз. Времени оглядываться на Нейла не оставалось. И под ней, и над ней бурлила чернота. Бешено проносились городские огни.
      А затем на нее набросились верхние парапеты ротонды. Кара подобралась и приземлилась, ударившись так, что перешибло дыхание, на краю каменной крыши, густо заросшей петлеросом и плющом. Растительность немного смягчила падение. Кара покатилась по крыше, пытаясь погасить скорость. Железные птицы, испуганные ее приземлением, вспорхнули в небо.
      Под ударами ветра и дождя она поднялась на ноги.
      — Кара? — протрещал вокс.
      — Гарлон?
      — Возникла малюсенькая проблемка.
      — Ты где?
      — Там, где мне не очень хотелось бы находиться.
      Кара подобралась к краю каменной крыши, пробиваясь через обесцвеченный кислотой жесткий плющ. Посмотрела вниз. От бездны, открывавшейся под ногами, кружилась голова. Улица, протянувшаяся километром ниже, казалась узкой цепочкой огоньков.
      И над обрывом висел Нейл, цепляясь за бороду плюща, каскадом ниспадающую по стене.
      — Вот тупой нинкер, — сказала Свол.
      — Благодарю за комплимент. Кхм, может, поможешь?
      Кара торопливо размотала отрез моноволокна, обернутый вокруг ее талии. Она слышала по воксу, как чертыхается внизу Нейл. Густые плети плюща начинали рваться и ломаться под весом Гарлона.
      — Кара? — раздался в воксе голос Карла. — Все хорошо? Вы вышли на позицию?
      — У нас все в порядке. Все замечательно, — услышала она ответ Нейла. — Мы вызовем тебя, как только окажемся на месте.
      — Хорошо, прием окончен.
      — Зачем ты ему это сказал? — крикнула вниз Кара.
      — Я же не собираюсь загубить весь его чертов план, верно? Мне бы не хотелось подвести его. Он что-то хочет доказать боссу этой операцией.
      — Гарлон, тебе ведь Карл даже не нравится. Он тебе никогда не нравился. Ты…
      — Кара. Детка. Прекрати трепаться и помоги мне, наконец, Трона ради.
      — Хорошо. Не двигайся. И даже не дыши.
      Кыс стояла в кабинке и делала вид, будто что-то пишет. Она закончила заполнять формы еще несколько минут назад. А теперь просто тянула время. Отправила поторапливающее сообщение.
      —  Карл? Мы ждем.
       — Продолжай в том же духе. Кара и Нейл еще не совсем на месте.
       — Возникла проблема, леди?
      Кыс напряглась. Телепатические слова произнес не Рейвенор, не кто бы то ни было еще, чей ментальный голос был ей знаком. Их произнес кто-то совсем рядом с ней.
      —  Заэль? Это был ты?
      —  Ага. Это был я.
       — Не знала, что ты умеешь транслировать. Когда ты этому научился?
       — Не знаю. Просто я подумал вслух, и ты оказалась там.
      Кыс посмотрела на него. Даже после всех этих месяцев она по-прежнему не знала, чего ожидать от этого мальчика. В Заэле было что-то такое, что пугало даже ее.
      А напугать Пэйшэнс Кыс было весьма не просто.
      Вистан Фраука оторвался от информационного планшета, с которого читал очередной утомительно плохой эротический роман. Так неприкасаемый коротал время, хотя, казалось, не испытывал ни малейшего возбуждения от этого чтива. Вистан вытащил лхо-папиросу изо рта, выдохнул дым и спросил:
      — Что случилось?
      — О чем это ты? — откликнулся я при помощи передатчика, вмонтированного в мое кресло.
      — Что-то случилось. Я это вижу.
      — Честно? Как? — спросил я.
      — Ну, вы всегда так… — Его голос смолк, и Вистан печально покачал головой. — Вы просто летающая коробка. По вашему виду ничего не скажешь. Просто я пытался быть вежливым. Помните, вы сами говорили, что мне надо развивать свои социальные навыки?
      — Помню, — сказал я. — И вот тебе подсказка… что касается меня, то «летающая коробка» — вовсе не вежливо.
      — Точняк, — ответил он.
      — Как бы то ни было, но кое-что действительно случилось, — признал я. — Карл вышел на позицию, так же как и Кыс, и Заэль. Но вот у Кары и Нейла возникли трудности.
      — Так вмешайтесь. Помогите им, — произнес Вистан.
      — Карл просто одержим тем, чтобы самостоятельно заправлять этим представлением и сделать все как надо. Он хочет выслужиться передо мной. Если я вмешаюсь, это подорвет его веру в себя. Будет казаться, словно я не верю в его силы.
      — И?
      — И я решил тренировать его. Сделать из него инквизитора.
      — Но ведь если он облажается, то накроется вся операция? Мне казалось, что вы сами говорили, что она очень важна.
      —  Важна?
      Вистан потушил папиросу и незамедлительно прикурил следующую.
      — Ау?
      Иногда я забываю, что Фраука не способен слышать мою ментальную речь.
      — Это важно. Очень важно. Я впечатлен, Вистан. Не думал, что ты меня слушал во время инструктажа.
      — Обижаете, инквизитор. Я слушаю. По крайней мере, обычно. Просто меня это, как правило, не слишком волнует.
      Мы прятались с ним в пустой квартире на шестидесятом этаже стека в двух километрах от Информиума. Это были сырые руины, по грязным окнам которых барабанил дождь. Вистан вытянулся на диване, который, похоже, прежде использовали в качестве учебной цели на артиллерийском полигоне, а затем отдали голодным крысам. Фраука был моим «неприкасаемым» — псионически непроницаемым человеком, настоящим аутсайдером в моей команде. Большую часть времени ему совсем нечего было делать, и он просто сидел с включенным ограничителем, покуривая и проглядывая по диагонали свою тоскливую порнографию.
      Я протянулся сознанием и увидел Кару, стоящую на крыше Информиума, и Нейла, свисающего с медленно рвущегося плюща под ней.
      — Вы сказали, что у них возникли трудности, — сказал Фраука.
      — Да.
      — Что за трудности? — спросил он.
      — Они рискуют сверзиться с высотного здания и проделать путь в несколько сотен метров к верной смерти, — сказал я.
      — Какая неприятность, — небрежно заметил он.
      — Как только тебе будет удобно, — пробормотал Нейл.
      Плети плюща начинали серьезно сдавать. Кара сбросила тонкую нить к Нейлу.
      — Хватай и привязывайся!
      Он поймал конец нити, раскачиваясь на гибких ветвях, и отчаянно завозился, пристегивая свисающий с нее карабин к поясу.
      Она натянула веревку и прижалась всем телом к каменной кладке.
      — Знаешь, меня это уже чертовски достало, — пробормотал Нейл.
      — Успокойся и не шевелись. Сейчас я попытаюсь вытащить тебя.
      — Не шевелиться. Не вопрос.
      — Тогда начинаем.
      На это ушло тридцать секунд. Тридцать секунд напряжения, чуть не сломавшего спину Кары. Нейл вполз на край крыши.
      — Гм? Вы на месте? — произнес по воксу Тониус.
      — Карл, еще только две минуты. Обещаю, — ответила Кара.
      Кара помогла Гарлону подняться на ноги, и они вместе поспешили по склону крыши главной башни к цепочкам радиаторных труб, выраставших, подобно лесу, на вершине купола.
      Большая часть хранилищ Информиума Петрополиса располагалась под землей в колоссальных залах или на складах, обустроенных в массивных внешних стенах здания. В главной башне размещалось так много работающих когитаторов, что внутри была ошеломляющая, изнурительная жара. Сверхпроводниковые сети пронизывали всю структуру Информиума и отводили тепло через центральные вытяжные трубы здания и выходы на крыше, чтобы документы не испортились и не воспламенились.
      Гарлон и Кара поспешили миновать изъеденные кислотой кожухи радиаторов. Несмотря на завывающий ветер и плотный ливень, оба сильно вспотели от напряжения в герметичных комбинезонах.
      Они начали отворачивать крышки инспекционных люков радиаторов одну за другой и прокладывать каждый термостат изоляционным слоем. Вскоре шесть труб были обработаны и снова запечатаны.
      — Карл… Мы на месте, и вентиляция выведена из строя, — проговорила Кара в вокс. — Можешь приступать.
      — Мне говорили, что убранство внутренних куполов действительно стоит повидать, — произнес Тониус. — Они сказали мне, Лингстром… и так они сказали, потому что это мое имя… я уже говорил это?
      — Да, сэр, — ответил гид.
      Он все еще был под впечатлением от повести, рассказанной этим посетителем об оуслитовой отделке и чудесном убранстве, созданном еще первым архитектором, несмотря на то, что тот всю свою жизнь боролся с золотухой и асимметрией яичек.
      — Поэтому мне бы очень хотелось повидать это самое внутреннее убранство.
      — Здание скоро закрывается для посещения, — произнес гид. — Если быть точным, всего через несколько минут.
      — Но мне больше и не надо, — сказал Тониус. — Только посмотреть, понимаете?
      — Ладно, — ответил гид и повел Тониуса по мраморному полу к серебряным подиумам общественных приемных.
      — Цель вашего визита? — спросил ближайший клерк.
      — Посетитель выражает интерес к архитектуре, — пояснил гид. — Очень осведомленный человек. Ему хотелось бы посмотреть внутреннее убранство. Он понимает, что время посещения уже заканчивается.
      — Хорошо, проходите, — сказал клерк.
      — Благодарю, милостивый господин! — произнес Тониус, поклонившись.
      Серебряный подиум тихо протрещал, выдавая желтую ленту через отверстие в стенке. Гид взял ее и прикрепил к лацкану Тониуса.
      — Допуск посетителя, — объяснил он. — Только публичные области.
      Карл улыбнулся. У гида тоже оказалась такая лента, только она была алой.
      Они прошли между подиумами, задержавшись перед оптическими сканерами, чтобы те проверили их пропуска. Затем гид повел Карла по широкому сводчатому проходу к мраморной террасе, окружающей первый этаж внутренней ротонды. Высокий купол возвышался в километре над ними.
      — Ох, это просто волшебство! — воскликнул Тониус. — А теперь, пожалуйста, мне нужна диверсия, — добавил он шепотом в вокс.
      Кыс схватила Заэля за запястье.
      —  Пойдем.
      Она отвела его обратно к возвышающемуся на подиуме клерку, которому протянула заполненные формы и оплату.
      Клерк поочередно внимательно прочитывал каждый лист и ставил на нем печать.
      — Все в порядке, — сказал он и дернул за бронзовый рычаг.
      Часть подиума отошла в сторону, и оттуда на суставчатом держателе выдвинулся стеклянный считыватель отпечатков. — Положите его руку на пластину, мамзель.
      — Давай, — подтолкнула Кыс мальчика.
      Заэль подчинился.
      Последовала пауза. Робко замерцали огоньки подиума.
      — Но этого не может быть… — забормотал клерк. Гудки провыли сигнал предельной опасности.
      Пронзительно завизжали сирены. Раздалась череда последовательных лязгающих звуков, когда вокруг Информиума захлопнулись люки безопасности, а каждый выход перекрыли опускающиеся решетки, на прутья которых было подано электричество. Охранники переглянулись, вскинули оружие и устремились вперед.
      — Одна диверсия, как и заказывали, — прошептала Пэйшэнс Кыс.
      — Во имя Терры, что это за отвратительный шум? — закричал Тониус.
      Гид застыл на месте, напуганный воем сирен. Охранники и другие сотрудники побежали к подиумам позади них. Внешние двери здания автоматически запечатались.
      — Нарушение безопасности! — сказал гид. — Вы должны проследовать за мной. Обратно в атриум. Нам надо пересчитать людей и проверить допуски.
      Тониус испуганно вцепился в него:
      — Неужели мы в опасности, друг мой? Я так боюсь опасностей!
      Гид мягко оторвал от себя руки Тониуса и отстранил его.
      — Вы в полной безопасности, сэр. Просто идите к выходу и собирайтесь вместе с остальными посетителями в атриуме. Охранники пометят вас в списке. Могу заверить, что вам ничто не угрожает. Наши охранники более чем профессиональны, и вряд ли что-то может случиться.
      Тониус заморгал, глядя на молодого человека.
      — Но вы же не собираетесь оставить меня одного? — произнес он.
      — Вы в полной безопасности, сэр, — уверил его гид. — Просто идите к выходу и ждите. А я должен отметиться в точке сбора персонала и получить инструкции.
      — Но…
      — Правда, сэр, вам не о чем волноваться. Выход там.
      — Будьте вы благословенны, — сказал Тониус, отправляясь в указанном ему направлении.
      Впереди охранники пропускали посетителей через ворота в атриум.
      Гид поспешно удалился в противоположном направлении.
      Как только он скрылся из поля зрения, Тониус изменил курс и возвратился в основной массив здания. Он миновал зону безопасности и позволил сканерам проверить его ленту допуска.
      Ленту, которая теперь была алой.
      — Давайте успокоимся и не будем нервничать, — произнес охранник, но оружие он при этом не опустил.
      Заэль великолепно изобразил предельный ужас, спрятавшись за спиной Кыс. Пэйшэнс изумленно уставилась на охрану.
      — Что случилось? — пробормотала она. — Что, во имя Трона, случилось?
      Охранник посмотрел на клерка, пока его товарищи окружали женщину и ребенка.
      — Что здесь происходит? — спросил охранник.
      — Считыватель определил причастность к крайне тяжким преступлениям, — произнес клерк так, словно и сам не верил во все это. — Автоматика опечатала здание и отправила запрос в штаб-квартиру Магистратума. Их служба безопасности уже в пути. Мы должны обеспечить изоляцию помещений и… и задержать преступника.
      — Кого? — спросил охранник. — Его?
      Он посмотрел на подростка, скорчившегося возле Кыс. Остальные его сослуживцы нацелили на Заэля оружие.
      — Его? Это же смешно!
      Клерк пожал плечами с высоты своего подиума.
      — Я делаю только то, что мне указывает система. Он преступник. Находится в розыске на семи мирах. Особая важность, максимальный уровень опасности.
      — Да вы, наверное, меня разыгрываете! — воскликнул охранник.
      — Это возмутительно! — негодующе закричала Кыс. — Это же только голодный ребенок…
      — Успокойтесь, мэм, — произнес охранник — Должно быть, произошла какая-то ошибка. Эй, парни! Уберите пушки, вы смахиваете на идиотов.
      Остальные стражники неохотно опустили оружие и поставили его на предохранители.
      — Должно быть, какая-то ошибка. Просто ошибка, — произнес главный охранник. — Что говорит система?
      Клерк посмотрел на экран.
      — Анализ ладони идентифицировал его как Ринкеля Фрэнсиса Келмана. Восемь убийств с расчленением, пять случаев нанесения увечий, три нарушения общественного спокойствия.
      — Это ты про него? Этого ребенка?
      — Так здесь сказано. Система никогда не ошибается, — проговорил клерк.
      — Но ведь это только ребенок!
      Клерк пожал плечами.
      — А система не говорит, сколько лет должно быть этому Ринкелю? — спросил охранник.
      Клерк сверился с дисплеем.
      — Шестьдесят восемь.
      — Шестьдесят восемь?
      — Он совершил…
      — Да иди ты!
      — Может, омолаживающие препараты? — предположил другой стражник.
      — Это просто ребенок! — повторил главный охранник.
      Последовала долгая пауза. А потом клерк снова пожал плечами.
      — Вы правы. Это ошибка.
      — Благодарю, — кивнул главный охранник.
      — Предлагаю еще раз проверить его и удостовериться, — добавил клерк.
      — Верно, — произнес охранник и повернулся к Кыс и мальчику: — Давай, сынок. Нам надо еще раз считать твои отпечатки, чтобы уладить эту проблему.
      — Нет! Не хочу! Я видел, что произошло в первый раз, — раздался голос Заэля из-за ног Кыс.
      — Будь хорошим мальчиком, — произнесла Кыс. — Этот добрый человек хочет тебе помочь.
      Заэль уже стащил с руки перчатку из тонкого пластека, избавившись от поддельных отпечатков. Ее он спрятал в кармане брюк Кыс.
      — Давай же, парень. Поднимайся. Мы пока еще можем все уладить быстро и спокойно, — произнес охранник, протягивая свою бронированную руку.
      — Вентиляторы начинают выходить из строя, — сообщила Кара по воксу. — Перегрев наступит через две минуты.
      — Превосходно, — ответил Карл.
      Заэль положил руку на поверхность считывателя. В течение некоторого времени система проверяла его отпечатки.
      — Хоффман, Арап Беж, — произнес клерк. — Четырнадцать лет, приписан к школуму общего блока Н.
      Сирены внезапно смолкли. Тишина показалась просто оглушительной.
      — Система вернулась к нормальной работе, — сказал клерк.
      Раздался гул, когда люки и решетки стали убираться в стены.
      — Я же говорил, что это была ошибка, — произнес охранник.
      Карл Тониус услышал, как выключается сигнал тревоги.
      — Отлично, — прошептал он. — Мне нравится, когда план срабатывает как надо.
      Он бегом поднялся по широкой лестнице к безлюдной внутренней ротонде и поспешил по коридору ко входу в один из семи тысяч клерикумов Информиума. Там было пусто. Клерки эвакуировались, как только подняли тревогу. На столах мерцали и гудели ряды когитаторов. Оптические сканеры в дверном проеме спокойно пропустили его внутрь.
      Он сел за первый же стол. Система по-прежнему была активна. Как и предполагал Карл, ни один из клерков в спешке эвакуации не выключил своего когитатора. Не требовалось взламывать пароли пользователей, не было нужды в ключах доступа.
      Карл вбил несколько команд, и на экране засветилось сообщение о доступе к главному банку данных. Тогда он открыл папку с документами и извлек оттуда компактный кодифер. Карл подключил его к внешним портам когитатора, и крошечная машина загудела и завздыхала.
      Карл хрустнул суставами и приготовился печатать.
      — Теперь уже в любую минуту… — произнес он.
      В тот же миг на каждом столе зажглись красные огни. На ламповых экранах всплыли окошки с сообщениями о перегреве. Наконец проявились последствия саботажа, устроенного Карой и Нейлом на крыше. Обширные банки данных Информиума были запрограммированы на переход в режим сна в случае перегрева. До выяснения причин сбоя и исправления проблемы базы данных останавливались и дополнительные системы отключались. И в первую очередь прекращали свою работу блоки, ведущие учет деятельности. А это в свою очередь означало, что ни одна операция, выполненная перед переходом в режим сна, не будет занесена в логи. Когда система восстановит свою нормальную деятельность, не останется и следа какого-либо вторжения или изменений.
      Карл осторожно загрузил со своего кодифера программу-червя. Та потонула в океанических глубинах данных Информиума и исчезла. В буквальном смысле бесследно.
      Но она оставалась там, и благодаря ей Карл мог получить доступ к любому необходимому материалу.
      — Готово, — сообщил он в вокс. — Выходим.
      — Спасибо, извините, что доставили вам проблемы, — сказала Кыс и повела Заэля на выход, растворяясь в ночи.
      Охранники кивками попрощались с ними.
      Дождь немного ослаб. Заэль стащил с руки вторую пластековую перчатку.
      На противоположной стороне улицы появилась машина и остановилась у обочины. Дверь кабины открылась. Изнутри им кивнул Зэф Матуин.
      — Отличная работа, малыш, — сказал он. — Забирайтесь.
      Кара и Нейл заскользили вниз по металлической крыше. Они удалили изоляционные вставки, чтобы вентиляторы смогли вернуться к нормальной работе.
      — Хочешь попытаться спланировать вниз? — спросил Нейл.
      — Не при таком ветре. Спустимся по стене.
      Нейл достал альпинистские кошки и закрепил их на краю балюстрады, а затем протянул Каре веревку.
      — Секунду, — сказала она. — Карл? Мы собираемся спуститься вдоль восточного фасада на веревках. Как ситуация? Все вышли?
      — Внутри остался только я, да и то через секунду уже исчезну. Действуйте.
      — Принято.
      Кара обернулась к Нейлу.
      — Давай спускаться, — сказала она.
      Они зажали веревки в руках, дернули их несколько раз, чтобы убедиться, что кошки надежно закреплены, и пошли к краю. А затем спрыгнули вниз.
      Когда они начали падать вдоль мокрой каменной поверхности Информиума, включились крошечные лебедки, замедлившие их спуск.
      Тревога отключилась. Охранники в северном портике Информиума поблагодарили посетителей за сотрудничество и отпустили.
      — Все пересчитаны, — доложил главному клерку один из охранников.
      — Все посетители?
      — Все до последнего.
      — Хорошо сработали, — ответил клерк. — Вижу только одну аномалию. Гид Виггар не появился во время проверки.
      — Где Виггар? — закричал охранник, и его голос прокатился эхом, отражаясь от мраморной облицовки.
      — Здесь, сэр! Прямо здесь! — прокричал гид, подбегая к нему.
      — Система докладывает, что вы не прошли проверку на выход, — сказал охранник.
      — Но я сделал это, сэр, — ответил гид. — Как только стихла сирена, я прошел через барьер к месту сбора.
      — С этим? — произнес охранник, указывая пальцем.
      Гид посмотрел вниз. Лента, прикрепленная к его одежде, была бледно-желтой.
      — Вот черт! — произнес он.
      — Опечатать помещения! Опечатать помещения! — завопил охранник, отворачиваясь. — У нас нарушитель!
      Сирена снова заревела. Опустились решетки. Депозиторий Информиума, уже второй раз за ночь, был запечатан.
 

      Карл Тониус услышал пронизывающий вой сирены и резко распрямился на стуле.
      — О нет, — прошептал он себе под нос. — Нет, нет, нет, нет…
      Он отсоединил кодифер от выводов когитатора и принялся убирать его обратно.
      —  Карл?
      - Все в порядке. В порядке.
      —  Нет. Это не входило в твои планы.
      - Недоразумения иногда случаются, я справлюсь.
      —  Здание полностью перекрыто. Тебе необходима помощь.
      — Нет! — обрубил он. — Клянусь, сэр. Все под контролем. Я справлюсь.
      Карл застегнул папку и понял, что его правая рука начала дрожать.
      Судороги были настолько интенсивными, что справиться с ними ему удалось, только прижав правую руку левой.
      —  Карл?
      - Я справлюсь!
      Карл поднялся. А затем хлопнул сам себя по губам. Это оказалось проще, чем ему представлялось. Начиная с Флинта, правая рука была словно чужая. Поэтому казалось, что его ударил кто-то другой. Но рука больше не дрожала.
      Он сорвал с лацкана ленту допуска и бросил ее в корзину для бумаг. Когда он пошел по коридору, с его губ сильно закапала кровь.
      К нему бросились трое охранников.
      — Туда! Он пошел туда! Он ударил меня! — закричал Карл.
      — Отправляйтесь в укрытие, сэр! — прокричал старший охранник, убегая со своими людьми дальше.
      Теперь я хорошо видел Карла Тониуса. Он направлялся обратно к северному входу. Я чувствовал, как ему хочется справиться самому, хочется проявить себя. Но его план только что развеялся словно дым. Я не винил его. В нашей работе случаются неожиданности.
      —  Карл. Остановись. Твой план провалился. Тебе необходима помощь.
      — Я справлюсь! — повторил он.
      —  Нет. Уже не справишься. Сегодня ты проделал огромную работу, но теперь командование принимаю я. Делай все так, как я скажу.
      По оригинальной версии плана Карл должен был уйти тем же способом, каким и вошел, но его прикрытие распалось, когда стало ясно, что он выкрал допуск. Теперь все предстояло сделать по моему, по худшему варианту.
      Ну, хорошо, не самому худшему. Тот бы потребовал вмешательства Зэфа с пулеметом. Но Карл все равно очень расстроился, когда я рассказал ему, что придется сделать.
      — Не нравится мне это, — прошептал он.
      —  Мне тоже. Придется поднапрячься. Продолжай идти.
      Атриум кишел охранниками. В тот же миг, как Карл подойдет к оптическим сканерам у ворот, его должны были обнаружить.
      —  Подожди.
      Несколько охранников прошли через заграждение и рассредоточились по зданию, присоединяясь к поискам. Нескольких мы пропустили, пока Карл, спрятавшись за дверью, дожидался человека, чье телосложение и рост хотя бы приблизительно соответствовали ему.
      —  Вот этого.
      Карл вышел из укрытия за спиной у охранника и вырубил его ударом ладони по шее.
      —  Это мог бы сделать и я.
      - Ну, в этом не было ничего сложного.
      —  Ты до сих пор выглядишь, точно помятый плойн.
      Карл безрадостно рассмеялся и втащил охранника в ближайший офис.
      — Мне придется надеть эту ужасную одежду?
      —  Нет. На это у нас не осталось времени. Просто дай мне посмотреть на его лицо.
      Карл перевернул человека и посмотрел на него, а я на мгновение воспользовался глазами Тониуса, чтобы составить четкий образ.
      —  Отлично. Готов?
      - Только побыстрее.
      Я протянулся своим сознанием и начал мягко изменять мускулатуру лица Карла. Он застонал. Я растягивал одни мышцы, сжимал другие, заставляя плоть раздуваться и обвисать, веки прищуриваться. Его лицо было для меня подобно глине.
      Это причиняло ему серьезную боль.
      — Вы закончили? — нечленораздельно пробубнил Карл, с трудом шевеля губами.
      —  Почти. Вот так пойдет. У тебя примерно пять минут до того, как мышцы начнут расслабляться.
      - О Трон, больно!
      —  Шевелись, Карл!
      Прихрамывая, он побрел к воротам, выходя на открытое пространство и проходя мимо рядов оптических сканеров.
      Несколько охранников обернулись и нацелили на него оружие.
      — Постой… ты же Джегсон?
      — Этот ублюдок отделал меня! — с трудом пробормотал Карл. — Ублюдок отделал меня и забрал мои шмотки!
      Охранники двинулись к воротам.
      — Внимание, — прокричал один в рацию. — Преступник может маскироваться под сотрудника безопасности и пользоваться допуском Джегсона!
      Два человека торопливо проскочили в ворота. Карл захромал мимо них, и на него никто не обратил внимания. Поначалу.
      — А почему на тебе его одежда? — спросил очередной охранник.
      — Этот говнюк оставил меня с голым задом! — прорычал Карл, пытаясь заставить свои неестественно изгибающиеся губы не брызгать слюной.
      — С тобой все в порядке?
      — Просто надо на воздух. Он сильно ударил меня по голове…
      Карл захромал дальше. Арка выхода казалась чрезмерно далекой.
      —  Продолжай идти.
      Еще пятьдесят метров. Потом сорок. Тониус двигался так быстро, как только было возможно, чтобы не привлекать к себе внимания.
      Десять метров.
      — Эй! Эй!
      Карл остановился и медленно обернулся:
      — Чего тебе?
      — Джегсон, может, я позову медика, чтобы он тебя осмотрел?
      — Нет, спасибо. Просто надо немного подышать. Со мной все будет в порядке.
      Еще несколько шагов. Запах дождя. Вечерний воздух. Он вышел.
      Понемногу они возвращались в мое убежище среди разрушенных стеков. Вначале появились Пэйшэнс и Заэль, за ними Зэф, которому потребовалось несколько лишних минут, чтобы спрятать свою машину в заброшенном ангаре.
      —  Ты хорошо справилась.
      Пэйшэнс кивнула и отправилась в спальню, чтобы снять с себя строгую одежду и облачиться во что-нибудь более соответствующее своему образу.
      — И ты тоже молодец, Заэль, — произнес я, переключаясь на динамики.
      Мальчик не слушал меня. Он пытался заглянуть за дверь, ведущую в комнату, где переодевалась Пэйшэнс.
      Вистан Фраука опустил планшет, подался вперед и мягко повернул голову мальчика в мою сторону.
      — Только для взрослых, малыш, — сказал он.
      Заэль нахмурился, отчасти потому, что ему не дали подглядеть, но главным образом потому, что Фраука откинулся обратно на диван и, делая вид, будто читает, сам окинул Кыс взглядом знатока.
      Возле шеи Фрауки в спинку дивана вонзился и задрожал кайн.
      — Эй, просто проверяю, все ли с тобой в порядке, Пэтти, — сказал Вистан, и второй кайн вонзился возле первого.
      — Не называть тебя Пэтти? Хорошо, — спокойно произнес Фраука, возвращаясь к своему чтиву и очередной папиросе.
      Кайны высвободились и поплыли обратно в спальню.
      — Ты отлично справился, Заэль, — повторил я.
      — Я?
      — Ну а тебе-то как кажется, как все прошло?
      — Хорошо? — пожал он плечами.
      — Ты справился с ролью.
      — Ага, как и говорил мистер Тониус. При помощи фальшивых отпечатков. Значит, так все это и есть?
      — Что?
      — Быть членом боевого подразделения инквизитора?
      — Иногда.
      — Но я не видел там… боя.
      — Благодарение Императору, что не видел, — сказал я. — Иди, отдохни немного.
      Заэль отошел от меня и отправился к мешкам с сухарями и хлебом, которые мы приобрели прошлой ночью.
      Вошел мокрый от дождя Зэф.
      — Проблемы были? — спросил я.
      Он покачал головой.
      — Вас никто не преследовал?
      Он посмотрел на меня так, словно я сморозил несусветную глупость.
      — Пожалуйста, пригляди за лестницей.
      Зэф достал пистолет, снял его с предохранителя и снова скрылся в темноте коридора.
      Двадцать восемь минут спустя появились Нейл и Кара. Они вошли и начали стаскивать с себя экипировку.
      — Отличная работа, — сказал я.
      — Карла еще нет? — спросила Кара.
      — Он уже в пути.
      — Я слышал, что возникла проблема, — сказал Нейл.
      — Все прекрасно. Карл получил то, что нам было необходимо.
      Фраука протянул Гарлону лхо-папиросу, и тот зажал ее в губах.
      — Отлично, — произнес Нейл.
      Карл Тониус появился последним. Я услышал брань в коридоре. Зэф сделал вид, будто не узнал Карла, и угрожал спустить его с лестницы.
      Последовала яростная перепалка.
      — Этот отвратительный мужлан совсем рехнулся! — произнес Карл, появляясь в дверях.
      Правда, он действительно не был похож на Карла Тониуса. Но не походил он и на охранника, чей облик был вылеплен мной. Началось восстановление, и вся мускулатура его лица резко обмякла. Карл выглядел жутковато, и хотя все уже закончилось, ему по-прежнему было больно.
      — Святой Трон, — проговорила Пэйшэнс.
      — Пожалуйста, не смотрите на меня, — произнес Карл, уходя в спальню.
      —  Ты молодец, Карл. Действительно. Все получилось.
      - Какая разница.
      Оказавшись наедине с собой в спальне, Карл сел на скрипящий стул перед зеркалом для переодевания и уставился на свое лицо. Слезы хлынули из его глаз, когда он потрогал пальцами деформированные мышцы и ткани.
      Он знал, что боль скоро пройдет, а его обычный облик вернется. Карл попытался убрать руки, но правая ладонь не пошевелилась, продолжая сжимать и оттягивать плоть его лица.
      Ему пришлось воспользоваться левой рукой, чтобы убрать ее.
      Тониусу хотелось почувствовать себя лучше. Он облажался. Ему дали шанс, но он все испортил. Ему хотелось почувствовать себя лучше. И для этого было средство. Средство, лежащее в кармане его плаща.
      Он знал, что не может сделать этого здесь. Не в настолько проходной комнате. Но желание…
      — Карл? — Пэйшэнс заглянула в дверь. — Ты в порядке?
      — Все нормально. Преобразование внешности при помощи псионической манипуляции — сложный и болезненный процесс. Может уйти много часов, прежде чем все восстановится. Норма для первичного восстановления — от четырех до пяти часов, хотя отдельные подергивания и неприятные ощущения могут продолжаться еще двое суток.
      — Да, в этом ты разбираешься, — улыбнулась она. Карл уставился на свое отражение в грязном зеркале.
      — Я не знаю, кто я теперь, Кыс, — произнес он.
      — Да ладно тебе, это ведь только лицо, — сказала она, закрывая за собой дверь.
      — Не это я имел в виду, — сказал он своему отражению. — Совсем не это.
 

      Утро выдалось холодным, но хотя бы не было дождя. Небо опустилось серой дымкой на общий блок А, на самое сердце Петрополиса. Когда представитель Магистратума Дерек Рикенс вылез из своего матово-черного бронетранспортера на широкой каменной площади Темплум-сквер, то первое, что он заметил, так это толпу зевак, сгрудившихся возле главных врат великого храма, и двоих офицеров, которые не давали им приблизиться.
      Рикенс направился туда. Он шел, опираясь на трость со стальным набалдашником, — наследство, оставленное давней раной, полученной при исполнении. Он посмотрел на толпу. Главным образом верующие: больные и старики, с болячками, прикрытыми намоленными бумажками, дожидающиеся, когда им позволят войти в великий темплум, чтобы получить ежедневные благословения и еду, раздаваемую сотрудниками социального обеспечения. Но были среди них и служители храма — молодые люди в алых и пурпурных рясах. Они казались опечаленными. Что же случилось, почему их не пустили внутрь?
      Великий темплум был древним строением, казавшимся высоким даже по сравнению с окружающими его огромными административными башнями. Это был только один из нескольких десятков тысяч храмов и часовен Экклезиархии огромного города, но его положение придавало ему особый статус. Он располагался точно в географическом центре Петрополиса и превратился в ось всей городской жизни и веры. Именно здесь проводились важнейшие службы, именно здесь главы правительства и власть имущие справляли семейные торжества и церковные праздники, именно здесь аристократы крестили детей, женились и провожались к месту упокоения. Именно здесь прошла инаугурация лорда-губернатора субсектора.
      Кивнув людям в униформе, Рикенс прошел через толпу к темплуму. Ему нравилось это место: восхитительная прохлада, табачного цвета сумрак, разноцветные окна, чувство безграничности. Куполообразный свод был настолько высоким, что нанесенные на него изображения Бога-Императора и его примархов были едва заметны в свете ламп.
      Рикенс прошел вдоль нефа, постукивая тростью по мраморным плитам. Он был только крошечным пятнышком в этой необъятности. Когда скончалась его жена, он стал часто приходить сюда, чтобы посидеть и погрустить в тишине.
      Младший маршал Плайтон внезапно появилась в западных дверях и, увидев Рикенса, поспешила к нему.
      — Доброе утро, сэр. Простите, что пришлось вызвать вас.
      — Что-то такое, с чем вы не можете справиться?
      — Думаю, что это нечто такое, что вам необходимо увидеть.
      Мауд Плайтон была темноволосой женщиной в начале третьего десятка, и ее несколько коренастая фигура, странно сочеталась с изящными чертами. Официальные униформа и экипировка не стройнили ее.
      Рикенс был о ней высокого мнения. Мауд оказалась сообразительным и чрезвычайно способным офицером. Представитель Магистратума задумался, что же могло произойти, если она с этим не справилась своими силами.
      — Подробности? — спросил он, когда они отправились к дверям.
      — Умер именитый священнослужитель, архидьякон Ольсман.
      — Здесь?
      — Нет, сэр. На самом деле он умер в старой ризнице, но я решила, что мы должны перекрыть все здание, пока не разберемся.
      — Ну и какой ответ на мой вопрос? — произнес Рикенс.
      Плайтон улыбнулась. Рикенс был главой отдела особых преступлений, наименьшего и далеко не щедро финансируемого подразделения Магистратума в улье. В их задачу входило проведение расследований всего, что не вписывалось в деятельность других отделов. Они получали все странные, жуткие, абсурдные и, как правило, откровенно скучные дела, с которыми никто не захотел возиться.
      Рикенс всегда задавал своим офицерам один и тот же вопрос. Почему мы? Почему это поручили особому отделу?
      — Потому, что мы не знаем, к какому виду преступлений это отнести. Мы даже не знаем, преступление ли это, — сказала Плайтон. — Маршалы, первые прибывшие на место, вызвали нас, поскольку не знали, кого еще потревожить.
      — Ясно.
      — К тому же, сэр, есть и проблема «чужих чувств», — сказала Плайтон. — Именно поэтому я и послала за вами. Мы имеем подозрительную гибель известного священнослужителя в — давайте признаем это — самом священном здании улья. Мне показалось, что мы должны продемонстрировать, насколько серьезно относимся к делу.
      «Умная женщина», — подумал Рикенс. Они прошли через западные ворота и по широкой внешней галерее отправились к входу в старую ризницу.
      Несмотря на то, что ризница воспринималась как дополнительная часовня и флигель великого темплума, она на самом деле являла собой полностью самостоятельную постройку. Она была возведена на три столетия раньше темплума и в ранние годы города служила главным храмом. С ростом Петрополиса ризницу сочли слишком маленькой и невзрачной, чтобы должным образом служить процветающему улью, и тогда возле нее был возведен великий темплум, обнимающий ее и превращающий ее лишь в одну из многих своих пристроек — спален, домов призрения, благотворительных залов и церковных школ, — прижимавшихся к подолу великого храма.
      Рикенс и Плайтон вошли в ризницу. Хотя она и была гораздо меньше огромного темплума, но все равно производила ошеломляющее впечатление. Узкий купол был украшен позолоченными образами на белом фоне, что вместе с вытянутыми прозрачными окнами заставляло помещение казаться значительно более светлым и изящным, чем большой храм.
      Но, кроме того, ощущалась и древность ризницы, и то, что ею пренебрегли в пользу более роскошного соседа. Штукатурка отслаивалась, и кое-где на стенах проступали сырые пятна. Каменные полы были истерты, их плиты потрескались и лежали неровно.
      Рикенс сразу увидел строительные леса. Их было трудно не заметить, особенно если с них свисает тело человека, шею которого оплела веревка.
      — Это и есть тот самый преподобный отец? — спросил Рикенс. — Или вы мне чего-то еще не сказали?
      — Он самый, — сказала Плайтон. — Мы оставили его как есть, пока опечатывали территорию. Медика мортус и судебный анатом ждут, когда мы разрешим им осмотреть тело.
      — Он повесился, — произнес Рикенс.
      — То, что он умер от удушения, несомненно, — ответила Плайтон. — Но остальное нам неизвестно. Это может быть и самоубийство, и убийство, и несчастный случай… — Она пожала плечами.
      Огромные леса поднимались прямо к перевернутой чаше купола. Скамьи были сдвинуты в сторону, чтобы освободить для них место. Под лесами были разложены листы, предохраняющие пол от капель краски, лежали груды неиспользованных досок, валялись художественные принадлежности и стояли ведра с краской и известью. Здесь находились еще двое младших маршалов из отдела Рикенса: Броерс и Родински. Броерс допрашивал сидящего на скамье длинноволосого молодого человека, одетого в запачканный краской комбинезон.
      — Что нам известно? — поинтересовался Рикенс.
      — В ризнице проводятся капитальная уборка и ремонт, сэр, — сказала Плайтон. — Архидьякон Ольсман осуществлял надзор за процессом и принимал работу.
      — А кто этот молодой человек?
      — Художник-портретист. Его зовут Ирнвуд. Один из бригады реставраторов, работающих над куполом. Он очень энергичен, талантлив и, думаю, любит свою работу. Этим утром он пришел пораньше, чтобы наработать побольше дополнительных часов. Похоже, он что-то нашел там, сэр. Когда Ольсман зашел проверить его работу, Ирнвуд помог ему подняться на леса и показал свою находку. А затем…
      — Затем?…
      — Ирнвуд не смог толком объяснить. Ольсман, похоже, был озадачен. Расстроен. Прежде чем Ирнвуд понял, что произошло, архидьякон свалился с мостков. То ли у него уже была веревка на шее, то ли он запутался в ней, пока падал. Так или иначе, нам пришлось ехать сюда.
      — Каково же ваше мнение? — спросил у нее Рикенс.
      — Как я уже и говорила. Очень неприятный несчастный случай. Необычное самоубийство. Или же кто-то — и тут можно указать пальцем только на Ирнвуда — убил его.
      Рикенс вновь окинул ризницу взглядом. Было что-то такое в этом месте, что всегда заставляло его чувствовать себя неуютно. Первые несколько дней после похорон жены он приходил сюда, надеясь, что в ризнице будет легче найти покой и уединение, чем в великом темплуме. Но при всей своей штукатурной белизне и сверкающей позолоте, ризница оставляла гнетущее впечатление. Ощущение темницы. После нескольких визитов он предпочел сидеть в печальном сумраке большого храма.
      — Если Ольсман сам покончил с собой, мы скоро это узнаем, — произнес Рикенс.
      — Я уже поручила Лимбволу провести дополнительные проверки, — сказала Плайтон. — Он пытается выяснить все интимные подробности.
      — Скажи ему, чтобы проверил все, что только можно. Тайные долги. Скрываемая болезнь. Все стандартные проблемы вплоть до позорных секретов, в которые были бы вовлечены послушники или горничные.
      — Конечно.
      — Он должен проверить все, но действовать осмотрительно, Плайтон. Я хочу найти тайны, а не раздуть громкий скандал.
      — Да, сэр.
      Рикенс защелкал тростью, направляясь к Броерсу и молодому человеку. Ирнвуд обладал невероятной, дикарской, артистической красотой. Вытянутые, проворные пальцы, длинные волосы, покрытые капельками краски. Узкое, худощавое лицо с резко выступающими скулами, каковые у самого себя Рикенс в последний раз видел на выпускном снимке. Академия Магистратума, выпуск семьдесят второго года. Двести семьдесят второго.
      «Старею», — подумал Рикенс.
      — Рикенс, особый отдел. Что вы можете мне рассказать, мастер Ирнвуд?
      Молодой художник поднял взгляд. Его глаза были влажными от слез, его трясло.
      — Он просто свалился.
      — Почему он упал?
      — Он был расстроен. Я только показал ему свою находку. Она, конечно, и меня самого удивила. Но когда он увидел ее, он… он вышел из себя. Он выкрикивал слова, которых я не понимал, и…
      — Что же вы нашли, мастер Ирнвуд?
      — Второй потолок, сэр.
      Рикенс посмотрел на купол, а потом снова на реставратора.
      — Второй потолок?
      Ирнвуд тяжело сглотнул.
      — Я уже много недель работаю под куполом. Заменяю позолоту там, где ее повредила сырость. В некоторых местах это очень сложно. Приходится ложиться спиной на мостки и обрабатывать то, что находится прямо над тобой. Руки очень сильно устают.
      — Не сомневаюсь.
      — Несколько кусков просто выпало. Я хочу сказать, что известковая штукатурка там сейчас похожа на сырую бумагу и просто обваливается. Вон там был особенно плохой участок.
      Художник поднялся и показал пальцем на черное пятно прямо над золотым плечом святого Киодруса.
      — Он был сильно поврежден недавними дождями, поэтому я пришел пораньше, чтобы постараться восстановить все раньше, чем пятно распространится. Только я успел подняться, как он обвалился.
      Рикенс увидел беспорядочно разбросанные куски старой штукатурки и грязи на полу ризницы под лесами.
      — На секунду мне показалось, что сейчас весь купол обрушится мне на голову, — продолжал Ирнвуд. — А потом я увидел отверстие. Оно очень большое. Дыра, выходящая на другую сторону купола. Поэтому я взял лампу и посветил внутрь.
      — И что же вы там увидели, мастер Ирнвуд?
      — Как я уже и говорил, другой потолок. Этот купол — ложный. За ним пустота. А приблизительно на два метра выше есть второй купол. Он раскрашен.
      Я хочу сказать, что фрески, на нем прекрасны. И они очень древние. Но об этом нет никаких записей. Я хочу сказать, что они были скрыты от нас в течение нескольких столетий. Столетий! Зачем надо было это прятать? Почему никто не знает об этом?
      — Это вы и показали архидьякону?
      Ирнвуд хмуро кивнул.
      — Он был заинтригован. Пришел в возбуждение, когда я рассказал ему. Он поднялся наверх и позаимствовал у меня светильник. Посмотрел внутрь. А потом он просто… обезумел.
      — Расскажите подробнее, что вы имеете в виду под словом «обезумел».
      — Он отошел от отверстия и вначале только бормотал что-то себе под нос и дрожал. Затем он закричал и бросил в меня лампу. Я увернулся. Мне не хотелось падать. А следующее, что я увидел…
      — То, что он был мертв.
      Ирнвуд кивнул.
      Рикенс посмотрел на младших офицеров.
      — Еще кто-нибудь смотрел?
      Броерс и Родински пожали плечами.
      — Пока еще нет, сэр, — признала Плайтон.
      — Мауд, — произнес Рикенс. — Я туда не смогу подняться при всем желании. Не с моим бедром.
      Плайтон кивнула. Рикенс называл ее Мауд, только когда действительно не мог обойтись без ее помощи. Она отцепила шлем от пояса, сняла и бросила в него перчатки и протянула его Броерсу. Затем она достала и отдала ему энергетическую булаву.
      — Будь осторожна, — сказал Рикенс.
      — Мне нравится подниматься на высоту, — усмехнулась она.
      — Я не это имел в виду, — пробормотал Рикенс.
      Плайтон начала подниматься по лестнице, ведущей на леса. Вся конструкция тут же зашаталась под ней. Узкие лесенки зигзагами сбегали по мосткам.
      Воздух стал очень холодным, когда она поднялась на верхнюю платформу. Последнюю часть восхождения ей пришлось проделать мимо тела Ольсмана, и она вблизи рассмотрела его налитые кровью глаза и увидела раздутую, синеватую плоть его лица. Тело раскачивалось, когда под ней шатались мостки.
      Мауд Плайтон совсем не любила высоту, но будь она проклята, если позволит узнать об этом своему возлюбленному начальнику. Пол часовни теперь находился далеко внизу, и стоящие там люди приобрели кукольные размеры.
      — Вот дерьмо, — прошептала она, когда, наконец, осмелилась подняться на ноги.
      Так высоко… Доски платформы были настелены неплотно, и Мауд могла видеть в щели пропасть под ними. Это было еще хуже. Это и вибрация.
      «Смотреть наверх», — сказала она самой себе.
      Теперь она едва не касалась головой купола. То, что снизу выглядело прекрасным и золотым, вблизи оказалось прогнившим и полуразрушенным. Она чувствовала запах тлена, видела, как полосы золотой краски, подобно струпьям, сползают со слепых лиц разлагающихся фресок. Святой Киодрус выцвел так, что казался таким же темным и мертвым, как и архидьякон.
      Выставив левую руку для баланса, Плайтон пошла по доскам, вынув из-за пояса и включив фонарик. Узкое копье света засверкало в прохладном полумраке, точно лазерный луч.
      Она увидела отверстие — грязную, чернеющую дыру в своде. Здесь запах гнили чувствовался еще сильнее. Старый воздух, испорченный словно вода, которая простояла слишком долго. Запах вытекал из отверстия.
      Она заглянула в дыру, посветив туда фонариком.
      — О Святой Трон… — произнесла она.
      — Плайтон? — загудел вокс. — Плайтон, что ты видишь?
      — Второй потолок, сэр, — сказала она. — Как он и говорил. Еще один купол прямо над этим. Он простирается… Трон, я не могу заглянуть так далеко. Древний, такой древний…
      Золотые образы, фигуры, лики, лучи, высеченные на гладкой поверхности, ляпис-лазурь и чистый селпик, узорная роспись на тисненом серебре, линии и созвездия, намек на какую-то огромную карту, покрывающую свод.
      — Плайтон? Мауд?
      — Сэр, я никогда не видела ничего прекраснее.
 

      Спустя два дня после того, как Карл успешно проник в Депозиторий Информиума, моя команда арендовала особняк в девятом административном округе общего блока Е.
      Он назывался «Дом грусти», и это было продуваемое сквозняками, мрачное строение из побитого дождем оуслита и тесаного камня, стоявшее в тишине частных садов и уединенных особняков.
      Арендный договор был составлен на имя Мортена Нарвена. Имя принадлежало другу детства Нейла, а фамилия — первому мальчику, с которым поцеловалась Кара. Внедренная Карлом Тониусом программа сделала все остальное, включая передачу гильдии арендаторов денег с тайного счета. Спрятанная в самом ядре баз данных Информиума, программа могла теперь обеспечить нас всем, что было необходимо, и не фальсификациями, а полностью подтвержденным безупречным пакетом документов. Это была превосходная работа, но не думаю, что мы достаточно отблагодарили Карла. Ведь он сделал именно то, чего от него и ожидали. Он оставался угрюмым и продолжал расстраиваться из-за того, как в итоге все обернулось.
      Пустые залы и комнаты необставленного особняка были холодными и чуждыми, но это было безопасное место и похожее на жилье. Мы поселились в нем. Карл и Пэйшэнс отправились на прогулку и приобрели немного самой простой мебели, чтобы придать дому более жилой вид. Они воспользовались фальшивыми именами и ложными счетами, предоставленными нам программой Тониуса. В эти первые дни все происходящее казалось игрой. Мои друзья собирались и придумывали себе альтер эго, а Карл включал кодифер, связывался с Информиумом и превращал их мечты в реальность. Его немного приободряла возможность удивлять остальных своим мастерством.
      Тем не менее, сохранялась и напряженность. Предчувствие грядущих проблем. У нас были имена, большинство из которых мы получили от Скоха: Акунин, Выголд, Маребос, Фуколт, Страйксон, Брэден. Все они были капитанами каперских судов. Все они входили в картель Тринадцатого Контракта.
      — Найди их, — сказал я Карлу. — Узнай, зарегистрировано ли пребывание кого-либо из них на планете. Предоставь мне информацию об их прошлом и об их торговой деятельности. Найди для меня связи. Я должен знать, что объединяет их.
      Тониус кивнул.
      — Теперь в твоем распоряжении весь Информиум, Карл. Центральный банк данных субсектора. И ты можешь незаметно просеять его. Сделай это.
      Карл разместился в восточной спальне, установив свое оборудование на упаковочные коробки. Его когитаторы были подключены к антенне беспроводной связи (зарегистрированной благодаря взлому Информиума на вымышленную фирму, предоставляющую услуги рикш) и подземным кабелям на улице, связывающим основные потоки гражданской связи, доступ к которым мы получили благодаря полуночным раскопкам посреди тротуара, которые устроили Нейл и Зэф. Кроме того, он получил доступ к муниципальной вокс-системе и наземным линиям связи.
      — Что именно мне искать? — спросил он.
      — Все, что указывает на министерство торговли субсектора, — ответил я. — Любые странности, все необычное. Особенно если это касается Жадера Трайса. Нельзя сказать с полной уверенностью, но все-таки существует большая вероятность того, что ему было известно, что он посылает нас в путешествие в один конец, когда отправил вместе с нами в прошлом году своих агентов. Кто знает, может оказаться, что Трайс чист и весь заговор организован уровнем ниже него. Но я общался с ним и сомневаюсь в такой возможности. По той же причине стоит заглянуть и выше.
      — До лорда-губернатора?
      — До лорда-губернатора. Если в деле замешан сам Баразан, я должен узнать это как можно скорее. Наша жизнь крайне усложнится, если гниль просочилась на самый верх.
      — Приступаю к работе, — произнес Карл.
      — И еще одно, — сказал я. — Постарайся выяснить все, что сможешь, о Божьей Братии.
      Карл снова кивнул. Я ему все рассказал о предупреждении, которое мой бывший наставник Эйзенхорн отправил с Малинтера шестью месяцами ранее. Шип был весьма конкретен. Божья Братия, культ ясновидцев, базировался на Нова Дэрма, пытаясь заглядывать в будущее, а затем использовать его для своих темных целей. Представители культа увидели какую-то перспективу, касавшуюся меня или кого-то из моей команды. Еще до конца года — а до этого оставалось всего несколько коротких месяцев — мы должны были разбудить что-то на Юстисе Примарис, и Империуму придется дорого заплатить за нашу ошибку. Опасность исходила от имени Слайт, Слейт, Слит или как-то вроде того. Я ненавидел провидцев. Когда-то я и сам, во времена своего сотрудничества с эльдарами, пытался заниматься пророчествами, но вскоре осознал, что этот путь ведет только к безумию.
      Кроме того, меня интересовали связи происходящего с Когнитэ. Это была — и есть — культистская школа, созданная почти столетие назад гениальным умом еретички и ведьмы по имени Лилеан Чейс. Ныне покойный Зигмунд Молох, ставший моей немезидой, проходил обучение в этой школе. Хотя ее и прикрыли, но рука культа прослеживалась — активная, мерзкая, заигрывающая. Многие из его последователей неузнанными участвовали в происходящем. По пути к Протяженности Удачи я встретился с одним капитаном, человеком по имени Сайскинд. Он вел свою родословную от Когнитэ, а его кузен, Кизари Фекла, владелец «Октобер Кантри», был главным архитектором нашей судьбы в Пределе Боннэ.
      Хотя и покойный уже, но один из членов картеля Тринадцатого Контракта был тесно связан с Когнитэ. Это заставляло меня волноваться. Неужели мы вступали в войну столь же кровавую и неверную, как та кампания, которую мы вели против ублюдочного Молоха?
      Я оставил Карла наедине с его работой и заскользил по пустым залам особняка. В одной комнате я увидел Кару, наносящую удары по импровизированной боксерской груше. Ее изящное, чувственное тело прикрывали только обтягивающие шорты и майка. Она так чудесно двигалась, нанося удары, что я в очередной раз пожалел о своем «заточении».
      Неподалеку, в кресле возле окна, дремал Фраука. Проскользнув мимо, я потянулся сознанием, погасив его все еще дымящуюся лхо-папиросу. В следующей комнате Кыс и Зэф сидели по разные стороны перевернутой коробки и играли в регицид. Кыс застенчиво смеялась. Я ощущал, насколько она увлечена Матуином и насколько глух он к этой безумной страсти.
      В следующей комнате возле стола, обнаженный по пояс, стоял Гарлон Нейл, разложив перед собой свой арсенал. Автоматические и лазерные пистолеты, болтеры, сенс-винтовки, гранаты, кинжалы и короткие шпаги, дротики, револьверы, пневматические ружья, разрушители синапсов, барабаны с боеприпасами, магазины, отдельные патроны, парные боевые ножи, лазерный длинноствольник, штурмовое оружие урдеши.
      Я посмотрел, как Нейл поочередно поднимает оружие, осматривает его, вгоняет обойму, целится, делает пробный выстрел, а затем быстро разряжает его и откладывает. Это было сравнимо с наблюдением за работой иллюзиониста, показывающего карточные фокусы. Очень плавно, очень ловко. Очень уверенно.
      Гарлон опустил руки и сжал ладони на парных девятимиллиметровых автоматических пистолетах «Хостек 5», украшенных отполированным золотом. Он поднял их, крутанул вперед, крутанул назад — щелк! клак! щелк! — сжал в руках, снова крутанул вперед и положил на стол.
      Я оказался не единственным наблюдателем. В углу комнаты я заметил Заэля. Он с благоговением наблюдал за действиями Нейла.
      — А для чего они? — спросил мальчик.
      — «Пятерки»-то? Чтобы людей убивать.
      — А как?
      — Просто нажми и забудь. Самонаводящиеся. Одно нажатие опустошает обойму. Видишь рычажок?
      — Где?
      Нейл подозвал его и оттянул назад верхушки золотых пистолетов.
      — Видишь? Вот это эжектор. Это предохранитель. Здесь вставляется магазин…
      Я оставил их продолжать обучение.
      В последнюю комнату я заглянул одним только сознанием. Гостевая спальня. Эта запертая комната была пустой, если не считать деревянного стула посредине. На стуле сидел Скох, закованный в кандалы, от которых к вбитому Матуином в пол стальному штырю уходила длинная цепь. Цепь эта давала узнику достаточно свободы, чтобы прогуливаться вокруг стула или ложиться возле него на постельную скатку. Окно, дверь и стены оставались вне пределов его досягаемости.
      Мы регулярно проверяли его. Казалось, он не пытается делать ничего, кроме как спать или тихо сидеть на стуле, уставившись в стену. Соблазнительно было думать, что он сломлен и больше не представляет опасности. Но Скох был одним из лучших охотников, а это означало, что он превосходит всех прочих в способности сохранять неподвижность и спокойствие.
      Я знал, что он ждет только ошибки с нашей стороны.
      Я почувствовал вызов. Это был Карл.
      — Чайкова, — сказал он. — Ее имя регулярно всплывает. Если она и не банкир картеля, то, во всяком случае, отмывает для них деньги.
      — Мы это уже подозревали. У нас есть на нее хоть что-нибудь?
      — Нет, тут я зашел в тупик. Ее системы взломать не получится. Придется встретиться с ней вживую.
      — Ясно.
      — Она возглавляет организацию, занимающуюся импортом тканей в общем блоке К.
      — Туда мы и отправимся. Но надо соблюдать осторожность.
      — Осторожность. Целиком и полностью согласен с вами.
      Мы с Карлом не предавались праздности те несколько месяцев, что провели на борту судна Ануэрта. Мы готовили почву, проводили расследование, собирали информацию, накапливали улики. Проще говоря, занимались тем, чем занимаются все инквизиторы. Если они скажут вам, что не делают этого, то они либо лгут, либо просто недостаточно компетентны. Мне известно, что мой старый наставник Эйзенхорн иногда проводил месяцы, а то и годы, сводя вместе запутанные паутины данных, необходимых для его расследований. Любой план Инквизиции может рассыпаться, если предварительно не подготовить как следует почву.
      Мое досье на Контракт номер Тринадцать заполняло уже двадцать шесть планшетов. Мы с Карлом объединили все нити при помощи трехмерного стратигеума, который Файфланк собрал в нижнем трюме «Аретузы». Человекопес оказался крайне послушным и способным созданием. Я уверен, что Ануэрт недооценивает его.
      В двух световых днях от Юстиса Примарис мы с Карлом, наконец, закончили разрабатывать основную свою стратегию. Имена, явки, связи. То, на что надо обратить внимание в первую очередь. Чтобы вам было более понятно, представьте себе гнездо вертин. Вы знаете, что оно представляет собой — огромный холм пережеванного материала, населенный миллиардами и миллиардами жалящих насекомых. Попробуйте поворошить его, и окажетесь сильно искусанным целым роем вертин-солдат, до большинства из которых вам нет никакого дела. Петрополис очень похож на такое гнездо. Необходимо быть очень деликатным и осторожным, чтобы добраться до королевы, не рискуя нарваться.
      Необходима осторожная череда наводящих вопросов и досмотров, вытягивание секретов из их владельцев так, чтобы те ни о чем не догадались. И ключ к успеху — деликатность.
      Именно для этого нам и понадобилось разрабатывать стратегию. Никому из нас не хотелось быть ужаленным. Мы внимательно собирали мозаику кусок за куском.
      И, похоже, Чайкова должна была стать первым шагом.
      Тупая пуля ударила в стальной шкаф и срикошетила, пробив пачку папок на близлежащем столе. Затем, деформированная и расплющенная, ударила Нейла в левое плечо.
      Во все стороны брызнули кровь и клочья мяса, к Нейл, зарычав от боли, повалился на пол.
      Вот и осторожность, мать ее.
      — Ах ты, сопливый говнюк! — ругнулась Пэйшэнс Кыс, пригвождая шею кланстера к дверному косяку двумя кайнами.
      Умирая и агонизируя, он уронил автоматический пистолет, из дула которого все еще поднимался синий дымок.
      Нейл выскочил из-за стола, капая кровью с левой руки, и дважды выстрелил из тяжелого пистолета «Тронзвассе». Второй громила сложился и грузно упал, предварительно проломив своим телом дверь.
      — Похоже, мы их вспугнули, — скорчил рожу Нейл.
      — Да ну? С чего ты взял? — откликнулась Кыс. Лазерные всполохи озарили внешний коридор.
      Там, куда они попадали, распускались цветы оранжевого пламени.
      —  Где Чайкова?
      — Спасибо, что побеспокоились, у меня все просто замечательно! — прорычал Нейл, выпуская очередь.
      Его пальба отзывалась гулким, мертвенным эхом в замкнутом помещении.
      — Я ее нашла, — сообщила Кара.
      Она находилась в наружном коридоре, выходящем на обширную погрузочную площадку склада, высоко в стеке номер 567 общего блока К. Крошечная, сгорбившаяся фигура Чайковой неслась в сопровождении охраны к ожидающему ее флаеру. Массивный входной люк уже повис на толстых цепях.
      Кара спрыгнула с балкона в ангар, прокрутив сальто и сжимая по автоматическому пистолету урдеши в каждой руке.
      Она открыла огонь даже раньше, чем приземлилась. Безгильзовые боеприпасы изрешетили громил, окружающих Чайкову. В холодном воздухе поднялась кровавая дымка, и охранники полегли на землю.
      Чайкова обернулась.
      Она была высокой женщиной с черными волосами, собранными в узел, лицо скрыто за маской молидеску из серебристого бархата. Длинное платье из вышитого узорами ордскина взметнулось мерцающей дымкой, когда она повернулась к Каре. Золото, памагантер, красные тона… Длинные ноги Чайковой, скрытые белым полотном, были обуты в высокие бронзовые сабо.
      — Мы с ней оказались один на один, — сказала Кара, отшвыривая в разные стороны разряженные пистолеты, покатившиеся по полу. — Что говорят ваши исследования?
      —  Карл уверен, что ее излюбленным оружием служит лито-кнут.
      — Будем надеяться, что Карл не ошибается, — ответила Кара, вытягивая из заплечных ножен тут же задрожавший меч.
      Раньше этот меч был моим… в те давние времена, когда я еще мог владеть подобным оружием. Выкованный лучшими оружейниками, меч слегка подергивался из стороны в сторону, резонируя с космическими энергиями.
      Прекрасное оружие, и Кара Свол была достаточно красива, чтобы обладать им.
      Чайкова выхватила свое оружие. Как и предсказывал Карл — лито-кнут. Восемь метров тонкого, перекрученного, обладающего собственным сознанием железа, созданного отвратительной расой, обитающей где-то во внешних мирах.
      Извивающийся кнут метнулся в воздухе и жадно устремился к Каре, и она взмахнула мечом, укоротив его на метр. Обрубок упал на землю, дымясь и шипя.
      Майкова закричала и снова хлестнула кнутом. И еще два метра живого металла отлетели в сторону, дымясь на срезе.
      Но Чайкова все же попыталась еще раз хлестнуть своим укоротившимся оружием, и на сей раз, после контрудара Кары, у нее остался только обрубок рукояти.
      — Ну что, сучка, осталось у тебя еще что-нибудь? — произнесла Кара, сжимая в руке занесенный, подрагивающий меч.
      Чайкова бросила лито-кнут, замерший на полу.
      А затем обернулась и протянула руку в сторону распахнутого люка флаера.
      В ее ладонь прилетел меч. Это было двуручное энергетическое оружие с широким, длинным клинком, отзывавшееся на ее зов. Даже с такого расстояния я мог обонять, чувствовать его жажду. Жажду крови. Вампирская сталь, голодная и непримиримая.
      — У меня есть это, сучка, — ответила Чайкова, отсалютовав клинком.
      Сжимая в правой руке трепещущий меч, Кара поманила ее пальцами левой.
      — Иди сюда, — сказала она.
      — Так, эти неожиданности уже раздражают, — произнес Карл Тониус.
      — Что случилось? — спросил я.
      — Вот что, — сказал он, указывая на покрытый гравировкой стеклянный куб, стоящий в личной комнате Чайковой на гладкой поверхности стола.
      — Ах, это, — откликнулся я. — А мне уж на минуточку показалось, ты все еще оплакиваешь то, что твоя симпатичная мантия слегка порвалась.
      Карл обиженно посмотрел на меня, а потом перевел печальный взгляд на нитки, свисающие с подола дорогой накидки на меховой подкладке. Он зацепился за дверной косяк еще на входе.
      — Ладно, можете считать это ужасным преступлением. Но я действительно люблю свою мантию. Но я же выкинул это из головы и занялся делом. Неужели вы думаете, что я настолько мелочен?
      — Хочешь честный ответ? — произнес я. — Мы планируем штурм, а ты разоделся словно на вечеринку.
      Карл обожал хорошую одежду и кичился своими нарядами. В этот раз, когда вся остальная команда облачилась в комбинезоны и кольчужную броню, он выбрал мантию, шелковую, вышитую серебряной нитью блузу, перскиновые панталоны и изящные тапочки из золотого крепа.
      — Кто бы говорил, — сказал он. — Сами-то как разоделись.
      Это верно. Разоделся. Я носил тело Зэфа Матуина. Моя физическая оболочка осталась далеко, в «Доме грусти», под охраной Вистана и Заэля. На все время операции мое сознание поместилось в Матуине.
      «Надевать» чье-либо тело — это очень непросто и требует профессионализма. Я способен проделать это практически с любым человеком, хотя риск травм серьезно повышается и для меня, и для объекта, если тот начнет сопротивляться. Я никогда без крайней необходимости не облачался в тела Нейла, Кыс или Карла: это была слишком утомительная работа. Кара оказалась более податлива, но после того, как я покидал ее тело, она долго оставалась слишком уставшей и нервозной. По какой-то причине Зэф оказался самым подходящим кандидатом в моей команде. Я мог проникать в его сознание и выходить из него с минимумом болезненных ощущений. И он никогда не возражал. В том числе и поэтому я держал его при себе.
      «Ношение» чужого тела дарило мне возможность напрямую и с максимальной выгодой использовать его навыки и таланты и давало чувство физического присутствия, которого я обычно был лишен. Зэф Матуин был высоким и мощным мужчиной. Как и Нейл, раньше он зарабатывал охотой за головами. Кожа его была темна, а черные волосы, заплетенные в косы, ниспадали по спине. Глаза казались маленькими и невыразительными красными угольками. Левую руку заменял полированный хром аугметики. Он был тайной, его прошлое — загадочным и темным. Даже оказавшись внутри его сознания, я практически ничего не мог узнать о нем, кроме того, что он сам был готов мне рассказать. Я никогда не пытался проверить его. Матуин работал на меня, потому что ему нравилась эта работа и он хорошо с ней справлялся. Он имел право хранить свою тайну; меня это не касалось.
      Облачившись в его плоть, я чувствовал себя сильным и живым. Чувствовал вес кожаного плаща на его плечах, чувствовал тяжесть матово-черного лазерного пистолета «Бэккхауз» в правой руке, чувствовал биение его сердца так, как если бы все это было моим.
      — И что это? — спросил я, показывая рукой Матуина на куб.
      — Если не ошибаюсь — а я, конечно же, не ошибаюсь, — это куливатская коробочка с загадками. Редкость. Если быть честным, она бесценна. Это многое объясняет.
      — Рад за тебя. А теперь объясни это «многое» и мне.
      Тониус пожал плечами.
      — Это объясняет, почему мы оказались здесь. Нам пришлось организовать этот набег, потому что я не смог незаметно подключиться к системам данных Чайковой. Не смог найти даже малейшего признака этих данных. И вот почему. Она просто не пользуется информационными системами.
      — Совсем?
      — А вы видите здесь хоть один когитатор? Или кодифер? Хотя бы какое-нибудь устройство, способное обрабатывать данные?
      Он был прав. В комнате не оказалось никакой вычислительной аппаратуры. Не было ни электрических цепей, ни портов, ни вокса, вообще ничего. Чайкова по старинке вела все свои дела на бумаге. Здесь не к чему было подключаться и взламывать.
      — Она родом с Пунцля. Его обитатели гордятся тем, что умеют справляться с тяжелым умственным трудом и хранят древние традиции. Разве вы не заметили, когда вошли, что ее складские рабочие пользуются счётами?
      — Заметил.
      — К тому же в имеющихся отчетах предполагается, что Чайкова прошла обучение в Когнитэ. Как вы помните, там тоже стремились как можно меньше использовать машины, предпочитая рассчитывать на собственный ум.
      — Верно.
      — Будь у нас грузовой лифтер, мы могли бы забрать все ее бумаги и тщательно их проверить, но я уже сейчас могу вам сказать, что там окажутся только легальные счета и декларации. Все ее секреты спрятаны здесь. Она их не хранит в цифровом формате.
      Я вскинул пистолет Зэфа и выстрелил в голову кланстера, вбежавшего в комнату за спиной Карла.
      Тониус вздрогнул.
      — Во имя Трона! Если не возражаете, то я бы попросил предупреждать меня в следующий раз!
      — Ты хочешь, чтобы я сказал что-нибудь вроде: «Осторожней, Карл, у тебя за спиной человек с оружием… упс… уже поздно, он тебя пристрелил»? Так?
      — Смешно. Лучше скажите, вам известно о коробочках с загадками?
      — Не совсем.
      Он ласково погладил грани стеклянного куба:
      — Куливаты создали их три тысячи лет тому назад, прежде чем их цивилизация деградировала. Сейчас куливаты представляют собой расу, находящуюся в первобытном состоянии и неспособную разобраться в механизмах, которые сами же и создали. Они обожали тайны и загадки. На самом деле никто толком не знает, отчего разрушилась их цивилизация. Но коробочки с загадками — артефакты этой культуры. Время от времени они выставляются на торги. Сомневаюсь, что Чайкова достаточно богата, чтобы самостоятельно совершить такую покупку. Должно быть, это приобретение сделано картелем для ведения своих дел.
      — И как она работает?
      — Это инертный хрустальный куб, вставленный в другой хрустальный куб, вставленный в хрустальный куб, и так далее. Не могу вам точно сказать, сколько здесь слоев. Обычно их число колеблется от десяти до семнадцати. Видите изображения, вырезанные по бокам?
      — Да.
      — Коробочку с загадками необходимо вращать, перемещая последовательно каждый слой, пока не будет составлена заключительная комбинация. Тогда она откроется. Внутри хранится писчий камень, размером с мелкую гальку, представляющий собой идеальную стеклянную сферу, на которой в микроскопической форме выгравированы тайны Чайковой.
      Я огляделся. Из близлежащего коридора доносились звуки яростной перестрелки — Нейл и Кыс заканчивали с последними охранниками дома Чайковой.
      — Уверен? — спросил я. — А если это только сувенир, украшение?
      Карл покачал головой и показал на боковой столик, на котором стоял сложный инструмент, напоминающий микроскоп.
      — У нее есть считыватель. Кладете сферу сюда и изучаете ее под увеличением. А вот тут, посмотрите, гравировальные иглы на случай, если ей понадобится добавить новую информацию.
      — А что, если нам просто разломать его? — предложил я.
      — Куб сделан так, что превратит сферу в прах сразу же, как только будут повреждены стенки.
      — Ясно. Но почему же мадемуазель Чайкова не взяла с собой столь жизненно важные для нее данные?
      — Да потому, что их не без причины называют коробочками с загадками, — произнес Карл. — Не зная ключа, их совершенно невозможно открыть.
      Я собирался парировать его реплику, но тут между нами промчался лазерный импульс, ударивший в дальнюю стену и содравший с нее шелковый занавес. Через западную дверь в помещение ворвались двое вооруженных охранников из клана Красавцев К. Я только начал поворачиваться, как Карл уже вскинул «Гекатер 6», подаренный ему много лет назад Уиллом Толлоухандом.
      «Шестерка» громко зарявкала, выплевывая крупнокалиберные заряды в громил, тут же рухнувших в лужи собственной крови. Пустые гильзы звенели, падая на мраморный пол. Карл подошел к дергающимся в агонии телам и всадил каждому в голову по пуле.
      Карл Тониус был печально известен своими сложными отношениями с огнестрельным оружием. Он демонстрировал почти аллергическую реакцию ко всему, что касалось сражений или любой физической конфронтации. Он был мыслителем — и почти гениальным мыслителем, — но не исполнителем, что отчасти и привлекло меня в нем, когда я решил сделать его своим дознавателем. Пускай вся кровь останется Нейлу и прочим. Карл был ценен своим умом и всеми вытекающими из этого способностями.
      Если говорить по правде, то он никогда не пользовался оружием в гневе вплоть до той жуткой ночи на Флинте год назад, да и тогда только из отчаяния. А в этот раз он применил его со спокойствием и уверенностью закаленного стрелка. Я был впечатлен и более чем обеспокоен.
      — Ты успел потренироваться, — заметил я.
      — Ох, понимаете… — ответил он, робко убирая оружие в кобуру. — Все эти скучные космические перелеты. Да еще к тому же я устал, что ты все время строишь из себя крутого.
      — Я?
      — Нет. Я про Матуина.
      — Эта коробка, Карл. У кого может быть ключ?
      — Думаю, — улыбнулся он, — у Чайковой, и только у Чайковой.
      —  Кара. Что бы ни произошло, ты не должна убивать Чайкову.
      — Без проблем, — ответила Кара Свол, откатываясь в сторону, чтобы сохранить свою голову на плечах.
      Вампирский клинок Чайковой выбил искры из металлического пола.
      — Вот только не могли бы вы дать этой стерве тот же совет в моем отношении?
      —  Она носит какой-то глушитель. Я не смогу проникнуть в ее сознание. Прости.
      — Спросить стоило.
      Кара отпрыгивала то туда, то сюда, размахивая трепещущим клинком, но Чайкова всякий раз была готова отразить удар — тогда мечи сталкивались со звоном, — а затем нанести ответный выпад.
      Самый кончик энергетического клинка лизнул по броне Кары в области живота и пустил ей кровь раньше, чем она успела уйти колесом в сторону. Почувствовав жизненную влагу, меч-вампир закричал.
      — Вот и все, — произнесла Чайкова, лаская покрывшееся испариной оружие.
      Кара приземлилась, широко расставив ноги, выставив трепещущий меч перед собой и отставив в сторону левую руку. Чайкова прокрутилась и бросилась снова вперед, то приседая, то подскакивая в непрестанном движении. Клинки столкнулись… один раз, второй, третий, четвертый… отскакивая друг от друга и снова сходясь.
      — Он попробовал тебя, — сквозь зубы процедила Чайкова. — Все кончено.
      Кара отразила еще два выпада, а затем отшатнулась, задыхаясь. Она сжала рукой свой живот, уставившись на него недоверчивым взглядом. Кровь покидала ее тело. Убегала из незначительного надреза, и капли ее парили в воздухе, протянувшись красной дугой от раны к клинку Чайковой.
      Кара упала на колени. Кровь красными лентами летела к жаждущему мечу, росой собираясь на клинке.
      Клинок высасывал ее.
      — О Трон! — прохрипела Кара. — Помогите мне…
      Пэйшэнс Кыс с грохотом приземлилась на погрузочной платформе. Точно рыбы-лоцманы вокруг акулы, вращались вокруг нее кайны. Она моргнула, и кинжалы устремились к Чайковой… и безжизненно покатились по полу, не долетев всего нескольких метров. Глушитель Чайковой помешал телекинезу Кыс.
      — О боги! — закричала Кара, завалившись на бок и пытаясь зажать рану руками.
      Пэйшэнс двинулась вперед, но Чайкова развернулась и указала на нее кончиком меча.
      — А ты, ведьма, будешь следующей, — предупредила она.
      — Нет, — сказал Гарлон Нейл, — следующим буду я.
      Он, прихрамывая, вошел в док через один из внутренних шлюзов. Окровавленная левая рука безжизненно свисала вдоль его тела. Но правая его рука вскинула и нацелила тяжелый «Тронзвассе».
      Чайкова обернулась к нему, капая жизненными соками Кары со своего клинка. Нейл выстрелил. Чайкова взмахнула мечом, отбивая пулю, которая пересекла весь склад и зарылась в тюк ткани.
      Нейл выстрелил снова, и вновь Чайкова отбила пулю мечом.
      — Парень вроде меня, — с уважением кивнул Нейл, — мог бы и влюбиться в женщину, способную на подобное.
      Чайкова слегка поклонилась ему и снова приняла боевую стойку, поднимая меч в обеих руках и чуть наклоняя его к правому плечу.
      Нейл вновь вскинул пистолет, передвинув рычажок переключения большим пальцем.
      — Вот только управишься ли ты с автоматическим режимом? — спросил он.
      Оружие взревело, открывая огонь… одно нажатие полностью опустошило всю обойму длинной очередью. К ее чести, Чайкова успела отбить первые три выстрела.
      Четвертая пуля поразила ее в левое бедро, пятая оторвала ногу в колене. Все остальные прошли мимо, когда женщина упала.
      Меч со звоном ударился об пол, а потом стал дюйм за дюймом подползать к луже горячей крови, растекающейся из отрубленной ноги Чайковой. Он с дребезжанием вполз в лужу и стал пить.
      Чайкова застонала и задергалась.
      Нейл убрал в кобуру свое оружие и подошел к ней. Он сжал рукой пулевое ранение в своем левом плече, брызнув кровью на пол. Меч задергался и развернулся на запах новой жертвы. Он пополз к Нейлу.
      Гарлон еще сильнее сжал свою рану, заставив кровь хлынуть струей. Для меча это было уже слишком. Оружие полетело к Нейлу.
      Тот отступил в сторону и поймал его за рукоять прямо в воздухе. Как только меч оказался в его руке, Гарлон яростно раскрутил его и обрушил на пол.
      Потребовалось три неистовых удара, чтобы клинок, наконец, сломался. В полу остались глубокие выщерблины. Меч взвыл и умер.
      Нейл отбросил в сторону бесполезную рукоять и подошел к Чайковой.
      — Ключ, пожалуйста, — сказал он.
      — Никогда! — прошипела она.
      — Вы истекаете кровью, мамзель, — отметил он.
      — Значит, я умру, — ответила она, и из-под маски донесся судорожный вздох.
      — Все не обязательно должно заканчиваться так, — произнес Нейл.
      — А что? Вы предлагаете мне спасение? Собираетесь пощадить меня? Доставить в Медика?
      Нейл покачал головой. Он перезарядил пистолет и нацелил ей в правый висок.
      — Мое предложение состоит в том, чтобы закончить все быстро. Один краткий момент боли против медленной, утомительной смерти.
      — Вы человек чести, сэр, — задыхаясь, произнесла Чайкова. — Благодарю вас. Ключ: пять два восемь шесть пять.
      — И вам спасибо, — сказал Нейл, поднимаясь и собираясь уйти.
      — Я же дала вам ключ! — закричала Чайкова. — Делайте, что обещали! Прикончите меня!
      Нейл продолжал идти.
      — Хорошо! Хорошо! — завопила Чайкова. — Пять восемь два шесть пять! Это — ключ! Настоящий ключ! В прошлый раз я соврала, но в этот раз говорю правду! Убейте меня! Остановите эту боль! Пожалуйста!
      Нейл не останавливался.
      — Все равно надо убедиться, — произнес он.
 

      Вистан Фраука услышал низкую трель тревоги детектора. Он бросил взгляд на Заэля и приложил палец к губам. Затем поднялся, вынул из кармана хромированный короткоствольный пистолет и наклонился над портативным воксом, нажав на кнопку «связь».
      — Да?
      — Это мы. Отключай экраны, открывай двери и впускай нас.
      Фраука возвратился к переносной консоли, установленной неподалеку. Она управляла экранами безопасности, понаставленными Гарлоном вокруг «Дома грусти». Вистан отключил их и открыл автоматические замки.
      — Готово, — произнес он в вокс.
      Спустя минуту или две на лестнице появились пятеро. Впереди шел Зэф Матуин, сопровождаемый Тониусом, который нес какую-то стеклянную коробку.
      — Как все прошло? — спросил Фраука у Матуина, прекрасно зная, что ответит ему не Зэф.
      Неподвижное кресло Рейвенора стояло в углу комнаты, где Фраука весь вечер провел в компании Заэля.
      — Ужасно, — произнес Рейвенор голосом Матуина. — Мы получили то, что нам было нужно, но пришлось устроить кровавую бойню.
      Заэль вскочил на ноги и теперь большими глазами смотрел на вернувшихся. Нейл, с отвратительной раной руки, полутащил на себе Кару, которая выглядела очень бледной.
      — Мы не сможем самостоятельно вылечить ее, — сказал Рейвенор. — Придется искать врача. Кого-то, кто не станет задавать лишних вопросов.
      — Значит, отправляюсь на поиски, — мрачно произнесла Кыс.
      — А я знаю, где его найти, — сказал Заэль, и все взгляды устремились на него. — Я же вырос здесь, помните? Мне знаком один парень.
      — Очень хорошо, — сказала Кыс мальчику. — Ты отправишься со мной.
      Они поспешили на выход. Нейл отвел Кару в одну из спален, постаравшись уложить ее поудобнее.
      — Карл, приступай к расшифровке содержимого коробки, — сказал Рейвенор. — Да, и, пожалуйста, проверь, как там Скох.
      Тониус кивнул и торопливо удалился вместе со своей находкой.
      Рейвенор усадил тело Матуина в разбитое кресло.
      — Значит, паршивая выдалась ночка? — спросил Фраука.
      — Служба безопасности Чайковой была приведена в полную боеготовность. Как только им кто-нибудь не нравился, они срывались с места. Было много крови. Пришлось поджечь там все, чтобы замести следы.
      — Сожгли все дотла? — лаконично спросил Фраука, прикуривая очередную лхо-папиросу.
      — Было много тел, — произнес Рейвенор. — Чем больше у других уйдет времени на то, чтобы выяснить, что там произошло, тем лучше. Чайкова была видной фигурой в преступном мире. Учитывая, какой бардак мы там устроили, люди решат, что она стала жертвой нападения конкурентов.
      Матуин вздохнул. Рейвенор освободил его. Зэф моргнул и посмотрел на Фрауку.
      — Здорово, Вист, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Я голоден, — добавил Матуин и покинул комнату.
      Кресло жизнеобеспечения загудело, развернулось и поплыло к Фрауке.
      — Так что, Нейл поймал пулю? — спросил Фраука. — А что стало с рыженькой?
      — Какой-то проклятый варпом клинок.
      — И все это за одну ночь…
      — По крайней мере, я так предполагаю. Надо навестить ее, а потом мне надо помочь Тониусу расшифровать захваченную информацию.
      — Гм… прежде, чем вы уйдете… — заговорил Фраука.
      — Да, Вистан?
      — Когда вы все ушли, мальчик, похоже, немного занервничал. Поэтому я остался с ним и немного поболтал, ну вы понимаете.
      — Улучшаешь свои социальные навыки?
      — Не суть важно. — Фраука затянулся.
      Казалось, что он чувствует себя неуютно, словно не был уверен, стоит ли мне это рассказывать.
      — Мы поболтали с ним о том о сем, о его прошлом, о том, как он рос здесь. Похоже, возвращение на Юстис Майорис разбудило в нем некоторые воспоминания. Он говорил мне о своей бабушке и о сестре.
      — Что же, я рад, что ты оказался способен к…
      Фраука поднял руку и вежливо помахал:
      — Нет, я не об этом. Знаете ли вы, как его зовут?
      — Конечно, — ответил Рейвенор. — Заэль Эффернети. Это одна из первых вещей, что он мне сказал.
      — Да, — произнес Фраука. — Эффернети. Фамилия его отца. Вот только во время нашего сегодняшнего общения всплыло, что его мамочка и папочка так никогда и не оформили свои отношения на официальном уровне.
      — Ну, значит, он рожден вне брака. И что с того?
      — Если чисто технически, то это означает, что он должен носить фамилию своей матери, а не отца, которой он представился. Я прав?
      — Прав. Но это только техническая заминка. С чего ты взял, что это так уж важно?
      — Да с того, что фамилия его матери, — произнес Вистан Фраука, — была Слит.
      Тониус отпер дверь и заглянул внутрь. Скох сидел на стуле. Охотник медленно повернул голову и посмотрел на Карла.
      — Еда? — спросил он.
      — Мы слегка заняты. Позже.
      Скох немного приподнял свои скованные руки.
      — Руки снова сводит. Сильно сводит.
      — Ладно, — со вздохом произнес Карл, входя в комнату и останавливаясь чуть вне досягаемости цепи, приковавшей охотника к полу. — Показывай.
      Скох поднял руки, демонстрируя, что оба тяжелых стальных браслета туго сжаты на его запястьях.
      Карл кивнул, вынул из кармана ключ и бросил Скоху. Охотник ловко поймал его, разомкнул и стащил с себя наручники. Скох баюкал и растирал запястья, сгибая их и разминая их.
      — Проклятье, так-то лучше.
      — Хватит, — сказал Карл.
      Скох закончил разминать руки и снова застегнул наручники, а потом бросил ключ обратно.
      — Показывай.
      Скох повторил свой жест, поднимая руки так, чтобы Тониусу было четко видно, что браслеты заперты и их не снять.
      Карл вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Его правая рука снова задрожала. Нападение на дом Чайковой стало настоящим испытанием, настоящим источником адреналина. У него все получилось, он достал то, в чем нуждался Рейвенор. Но Скох испортил ему настроение. Что-то в этом охотнике, даже когда он заперт, лишало Тониуса самообладания.
      Карл почувствовал кислый привкус во рту, а сердце его бешено забилось. Он знал, что должен вернуться вниз и приступить к работе над коробочкой с загадками. Но прежде ему хотелось освежить свой разум.
      Он вошел в ванную, запер дверь на задвижку и достал из кармана красный сверток.
      Они проехали на поезде через восточный сектор города, сойдя на грязном полустанке, расположенном, судя по вывеске, в общем блоке J.
      — Здесь ты и вырос, — произнесла Пэйшэнс. Заэль кивнул.
      — Уверена, что можно было бы найти доктора и поближе к нашему дому.
      — Нам ведь нужен правильный доктор, — сказал мальчик. — Правильный, да? Я хочу сказать, такой, что не станет задавать лишних вопросов.
      С этим Пэйшэнс поспорить не могла.
      — По соседству с моим домом живет один парень. Мы звали его Локум . Думаю, это тот, кто вам нужен.
      Жаркий, удушливый ветер проносился по транзитным тоннелям, когда проезжали другие поезда. Заэль повел Пэйшэнс по железной лестнице в темноту сырых, грязных этажей общего блока J.
      Район этот не был хорошим. В стоках скопилось столько мусора и ядовитых отходов, что большая часть пеших переходов осуществлялась по мосткам, переброшенным между разрушающимися зданиями. Заэль и Кыс миновали несколько шумных забегаловок и столовых, полных света и пьяного гвалта. Но в основном их глазам представал трущобный город, населенный людьми, пойманными в ловушку нищеты, которые стояли в дверях источенных крысами домов или сидели на ступенях, прикладываясь к бутылкам без ярлыков. В воздухе сильно пахло кислотой и мочой. Это немного напоминало Пэйшэнс об Урбитане, улье на Саметере, где выросла она сама. Но там чувствовалось хотя бы какое-то движение, ощущалась борьба людей за то, чтобы вырваться из жизни в нищете. Здесь же, казалось, люди утратили всякую надежду.
      Еще двадцать минут мальчик вел Кыс по лабиринту темных переулков и каналов между домами, давно требующими сноса. По подвесной железной дороге промчался поезд.
      — Здесь, — сказал Заэль, заходя на первый этаж какого-то невероятно ветхого общественного здания. Стены его украшали мрачные лозунги бандитских кланов.
      — Здесь? — усомнилась она.
      — Табличку видела? Написано же: «Операционная».
      — Ну… да. Но мне показалось, что это было написано от руки и кровью.
      Они вошли в грязное помещение, где на колченогих стульях сидели несколько человек. Старик, невротик, изнуренный наркоман с ломкой, озабоченная мамаша с маленьким ребенком и молодой пьянчуга, чью бровь пересекал серьезный порез.
      «Если это очередь к врачу, — подумала Кыс, — то могу себе представить этого медика. Какой-нибудь бомжеватый старый шарлатан или подпольный абортмахер»…
      Заэль провел ее через внутреннюю дверь. Локум был занят. В старом парикмахерском кресле перед ним, в свете кустарной лампы, сидел кланстер, которому врач зашивал глубокую, двадцатисантиметровую рану на плече. Ножевое ранение, с уверенностью определила Кыс.
      Сама комната оказалась на удивление опрятной, хотя ни одна из вещей в ней не была новой. Кое-какое медицинское оборудование, инструменты, засунутые в антибактериальный гель, — чисто символическая дань уважения к стерильности.
      Локум работал, стоя спиной к вошедшим. Среднего телосложения, худощавый и жилистый. Светло-каштановые волосы. А одет врач был в черные мешковатые штаны армейского покроя, черный же жилет, хирургические перчатки и туго зашнурованные сапоги.
      — Встаньте в очередь! — прокричал он. — Я принимаю только в порядке очереди.
      — Привет, — сказал Заэль.
      — Вы что, не слышали? — произнес Локум и обернулся.
      Кыс увидела его лицо. Волевое, твердое как камень, хотя и морщинистое, усталое и озабоченное. Голубые глаза выдавали незаурядный интеллект. Но сейчас смотрели удивленно.
      — Заэль? — спросил он. — Заэль Эффернети? Ты ли это, малыш?
      — Привет, доктор Белкнал.
      — Во имя Трона, Заэль. Я же не видел тебя… год или даже больше. Мне сказали, что ты умер.
      — Только не я, — покачал головой Заэль.
      — Замечательно. Просто замечательно. А это кто? — спросил Белкнап, глядя на Кыс.
      — Она…
      — Я друг Заэля, — сказала Пэйшэнс. — Мне нужен медик. Мальчик рекомендовал вас.
      — Да? И что с вами случилось?
      — Со мной — ничего. Но мне нужен медик, который отправился бы со мной и осмотрел еще двух друзей Заэля.
      — Если вам нужен медик, — сказал Белкнап, — сходите в местную клинику. Общественный госпиталь.
      — Мне необходим особенный врач, — мягко произнесла Пэйшэнс.
      — Да? И в чем же должна заключаться его особенность?
      — В том, что он зашивает криминальные раны, не задавая вопросов.
      Белкнап оглянулся на Заэля:
      — Черт возьми, мальчик! Во что ты ввязался?
      — Ничего плохого, клянусь, — произнес Заэль. Локум вернулся к своей работе.
      — Вы придете? — спросила Пэйшэнс.
      — Да. Ради Заэля. Но только, когда закончу здесь.
      Им пришлось прождать целый час, пока он оказывал помощь всем людям в очереди. Затем Белкнал накинул старый армейский плащ, собрал черный медицинский мешок и вышел за ними на улицу.
      — Вы не собираетесь запирать дверь? — спросила у него Кыс.
      — У меня нечего красть, — сказал Белкнап. — К тому же если вы здесь что-то запираете, то местная публика обязательно вломится туда, чтобы узнать, зачем вам это понадобилось.
      Они сели в вагон поезда и с грохотом помчались обратно мимо темных лабиринтов города-улья. В ветхом вагоне их было только трое.
      Кыс заметила свисающие с шеи Белкнапа старые солдатские жетоны. Судя по внешнему виду, ему было не более тридцати или тридцати пяти лет, и признаки старости казались преждевременными.
      — Ветеран Гвардии? — спросила она.
      — Военный врач. Шесть лет. Демобилизовался, как только представилась возможность.
      — Почему?
      — Не выносил вида крови.
      — А если честно? — улыбнулась она.
      Он посмотрел на нее. Его полуприщуренные, словно он смотрел на яркий свет, глаза были очень выразительны.
      — Я ведь даже не знаю вашего имени, — сказал он. — И у меня нет желания рассказывать вам настолько личные подробности.
      — Хорошо. Но ведь было что-то между службой в Гвардии и практикой в нищем квартале?
      — Девять лет в качестве районного врача. Работал в четвертом административном округе общего блока J.
      Вагон пьяно закачался, когда поезд проехал по рельсовому стыку. Стоявшая Кыс была вынуждена вцепиться в поручни, чтобы сохранить равновесие.
      — И почему же вы ушли с работы? — спросила она.
      — Я не ушел. Я по-прежнему обслуживаю четвертый административный округ общего блока J.
      — Да, но делаете это неофициально. Вы действуете вне закона.
      — Точно. Я настоящий отщепенец.
      — Но почему?
      Лампы мигнули на секунду, когда от тряски вагон оторвался от токопроводящего рельса. Поезд помчался в мерцающей синими огнями темноте. Затем чистый белый свет загорелся снова.
      — Вы задаете слишком много вопросов, — сказал Белкнап.
      — Я любознательна, — сказала Кыс. — Это профессиональное.
      —  Оставь его в покое. Хватит его допрашивать, —передал ей Заэль.
      Кыс все еще не испытывала особой радости оттого, что он научился это делать. Когда мальчик пытался разговаривать таким образом, было немного больно. Он еще не отточил свой талант.
      —  Я буду спрашивать у него все, что вздумается, Заэль,- толкнула она ответные слова. — Мы же собираемся доверить ему Кару и Нейла. Мне надо знать, стоит ли так поступать.
      Белкнап переводил взгляд с Заэля на Кыс, слегка улыбаясь.
      — Что это было? — спросил он, показывая пальцем вначале на Кыс, потом на мальчика. — У вас что, какой-то личный код или что-то вроде того?
      — Что-то вроде того, — ответил Заэль.
      — Что именно? Бандитский код? Количество морганий? Тайные сигналы? — Белкнап печально покачал головой. — Да, готов биться об заклад, что это тайный язык какой-то банды. Наверняка она одна из таких.
      — Вы даже не поверите, — сказала Кыс.
      — А ты — произнес Белкнап, глядя на Заэля. — Знаешь, я всегда надеялся, что ты избежишь такой судьбы. Не скатишься, как все остальные. Ведь говорил же я тебе?
      — Говорили, — признал Заэль.
      — Понимаю, что обстоятельства складывались не в твою пользу, особенно в такой грязной помойке, как J. Но я надеялся. У тебя светлая голова, Заэль Эффернети. Если бы ты примкнул к школуму, поучился бы, то, может, и нашел бы себе достойное местечко. Ты мог справиться. Мог выковать собственную жизнь, невзирая на любые обстоятельства. Но, полагаю, ты предпочел более легкий путь.
      Как ни странно, но Кыс неожиданно почувствовала желание защитить мальчика. Казалось, что Заэль вот-вот заплачет.
      — Заэль не выбирал легкого пути, доктор, — спокойно проговорила она.
      — Да, в этом-то вся соль, верно? — сказал медик. — Жизнь, которую выбирают люди вроде вас, всегда кажется легкой поначалу. Несколько рискованных предприятий, быстрые деньги. Но конец ваш никогда не бывает легким.
      Кыс поймала взгляд Заэля, и оба рассмеялись.
      — Я сказал что-то смешное? — спросил Белкнап.
      — Просто истерика, — сказала Кыс. — А теперь ответьте мне. Почему вы оставили практику районного врача?
      Неотразимые голубые глаза Белкнапа уставились прямо на нее.
      — Я ее не оставлял. Хотите знать, как все вышло? Отлично. Меня выгнали. Департамент Медика уволил меня и лишил права практиковать. Они отобрали у меня диплом, потому что я был признан виновным в серьезной врачебной ошибке. Теперь довольны?
      —  О Трон, Заэль! И ты привел меня к нему? Нам нужен настоящий врач, а не некомпетентный шарлатан!
       — Спроси его почему.
      —  Что?
      —  Спроси доктора, почему ею выгнали.
      — Почему? — спросила Кыс.
      — Я уже сказал. Врачебная ошибка. Тяжелый случай профессионального несоответствия, нарушение присяги Медика Империалис.
      Кыс покачала головой, сунула руку в карман и протянула Белкнапу горсть мелочи.
      — Уходите на следующей остановке. Возвращайтесь назад. Извините, что побеспокоили вас. Нам придется найти кого-нибудь еще. Кого-то компетентного.
      Заэль вскочил.
      — Скажите ей! — закричал он. — Скажите ей причину, доктор!
      Белкнап поглядел на него:
      — Это не имеет значения, Заэль.
      — Скажите ей!
      — Это мое личное дело.
      Заэль обернулся к Кыс:
      — Его выгнали за мошенничество! Вся проблема была в деньгах! Он только пытался… Во имя Трона, доктор, объясните же ей! Я не знаю, как все это описать!
      Белкнап сделал глубокий вдох.
      — Как районный врач, я был ограничен в бюджете. Его совершенно не хватало. Вы же видели, что происходит в J. Я едва справлялся. Недоедание, беспорядочные свалки токсических отходов, наркомания, хронические болезни. Люди умирали — действительно, на самом деле умирали — только потому, что я не мог позволить себе всех принять. Поэтому я попытался переиграть систему. Я заполнял фальшивые свидетельства, указывал рабочие расходы, которых на самом деле не было, обманывал систему социального обеспечения, потому что только так можно было увеличить бюджет и приобрести необходимые вещи. Вещи, в которых нуждались мои пациенты. Потом Администратум поймал меня на горячем. Мою лицензию порвали, а самого выгнали и сказали, что мне еще повезло, что я не оказался в тюрьме.
      — Видишь, — обратился Заэль к Кыс.
      — Поэтому вы просто продолжаете практиковать, невзирая ни на что? — спросила Кыс. — В качестве подпольного медика?
      — Послушайте, мадам-друг-Заэля. Официальные больницы автоматически отказывают в помощи любому человеку из клана, раненному в уличных столкновениях. Любому наркоману. Любому, кто утратил удостоверение личности. Любому ребенку, не имеющему зарегистрированного родителя или опекуна. Администратум, исходя из каких-то собственных расчетов, рекомендует наличие одного практикующего медика на пять тысяч граждан города. А вы знаете, что происходит здесь, в Петрополисе? Один врач на сто тысяч жителей. Сто тысяч, вы представьте! Думаете, Бог-Император Человечества радуется, глядя на то, что тут творится? Я просто пытаюсь уменьшить статистику!
      Вагон закачался. Лампы снова мигнули. Поезд стал притормаживать. Белкнап подобрал рассыпавшуюся мелочь.
      — Удачи, — сказал он. — Заэль, может быть, уже слишком поздно это говорить, но постарайся быть хорошим мальчиком, ладно?
      Поезд задрожал и остановился. Открылись автоматические двери.
      Белкнап попытался подняться, но Пэйшэнс застыла прямо перед ним.
      — Меня зовут Пэйшэнс Кыс, — сказала она.
      — Патрик Белкнап, — ответил он.
      — А разве не докторПатрик Белкнап? — спросила она.
      В течение нескольких долгих мгновений они смотрели друг на друга.
      — Сядьте, сэр, — сказала она. — Вы нам подходите.
      Он сел.
      — Пэйшэнс Кыс, значит? Не отказался бы узнать, как же вас зовут на самом деле.
      — Даже и не мечтайте, — ответила она.
      Двери заскользили, закрываясь, и поезд тронулся дальше.
 

      Там, где общий блок Q выходил на залив, в ночи мерцал огонь маяка. Это был один из двадцати девяти стационарных маяков, обрамлявших извилистое побережье Петрополиса.
      Из сплошной стены ливня вырвался частный флаер, приземлившийся на свои восемь шарнирных лап посреди каменного дока. Сложив крылья, он зашагал вперед, пока весь его корпус не скрылся под защитным навесом.
      Вход в здание маяка освещался дрожащими огоньками свечей и светосферами. Магус-таинник Леззард и приблизительно сорок провидцев Братии стояли на ветру и дожидались.
      Из открывшегося в боку флаера люка вышли три фигуры и зашагали плечом к плечу к дверям.
      Справа от Орфео Куллина, облаченного в синий деловой костюм, шла Лейла Слейд, нарядившаяся в темно-красные тона. Правая рука женщины поглаживала рукоятку пистолета, покоящегося в кобуре на поясе. Лейла внимательно поглядывала по сторонам, выслеживая любое движение в сумраке, разгоняемом только светом фар, который рассеивался под дождем.
      Слева от Куллина вышагивал Саул Кинер, подпольный псайкер. В течение долгих лет он процветал, продавая свои услуги на черном рынке Петрополиса клиентам, в которых не было отбоя. Это был низкорослый и тучный мужчина. Прекрасная одежда говорила о его богатстве, а телосложение просто кричало о непристойно роскошной жизни, даруемой его ремеслом.
      В повадках Кинера сквозили признаки маниакальной одержимости. Он постоянно потирал друг о друга свои пухлые, похожие на сосиски пальцы. Лицо его периодически сводили судороги и нервный тик, заставлявшие раскачиваться круглый двойной подбородок.
      В жирных руках Кинер держал управляющую сферу. Ему пришлось несколько часов не выпускать ее из рук, чтобы наладить симпатическую связь с инкубулой.
      — Мы смотрели за вами, Орфео, — произнес Леззард.
      — Благодарю вас, магус-таинник, за такую встречу. Спасибо Братии за то, что они собрались здесь приветствовать нас. — Плавный голос Куллина каким-то образом перекрывал и шум дождя, и рев двигателей флаера.
      — Заходите, — произнес Леззард.
      Он повернулся и, поскрипывая экзоскелетом, зашагал рядом с Куллином. Слейд и псайкер шли чуть позади, сопровождаемые вереницей монахов.
      — Все подготовлено? — спросил Куллин, когда они миновали проходную старого маяка.
      — Все сделано в соответствии с вашими требованиями. Все готово.
      — А устройство, которое я вам отправлял? С ним все в порядке?
      — В полном порядке, Орфео.
      Они спустились в подвальное помещение маяка — пустой барабан, стены которого были облицованы простым кирпичом, сырым от морской влаги. Пространство освещалось нужным числом тонких свечей — их было три тысячи сто девять. Устройство располагалось в центре пола, молчаливое, окруженное со всех сторон письменами. На каменном полу была тщательно вычерчена пентаграмма. Линии и знаки нарисованы при помощи костной золы — во всяком случае, Куллин очень на это надеялся, иначе ночь могла завершиться очень быстро, неожиданно и кроваво.
      За пределами круга внешних письмен располагались клетки с приношениями. Жалкое человеческое стадо, загнанное в железные короба, хнычущее и скребущееся в двери.
      — Местные жители? — спросил Куллин.
      — Главным образом, — ответил Леззард. — Хотя некоторые принадлежали Братии. Те, на ком проступило Нечистое Пятно, и те, кто оказался бесполезен в качестве провидца.
      — Есть какая-нибудь свежая информация? Что-нибудь новое? Другие детерминанты? Показывал ли мениск Братии какие-либо изменения?
      — Кое-что было, — пробулькал Леззард.
      Он кивнул Стефою, и провидец вручил Куллину пачку бумаг, где были расписаны последние видения.
      — Нет. Не важно. Нет, — бормотал Куллин, просматривая записи и сминая некоторые, прежде чем отбросить их в сторону. — А вот это уже интересней. Изменение в завесе тьмы всего час или два назад. Перспективы внезапно стали более высокими. Почему?
      — Мы еще не успели разобраться в этом, — ответил Артуа. — Но нас порадовали эти результаты.
      — Любопытно. — Куллин продолжал прожигать взглядом клочок бумаги. — Здесь есть имя. Не могу разобрать.
      Лейла Слейд заглянула ему через плечо.
      — Белкнап, сэр, — сказала она.
      — Белкнап. Превосходно. — Орфео Куллин отбросил смятую бумажку и посмотрел на следующую. — А вот это…
      — Нас порадовало это известие, — произнес Леззард. — Оно подтверждает ваши догадки. В настоящее время именно этот человек, высокородный и обладающий властью, является ключевой фигурой в пророчестве. Самый мощный детерминатив. Если его не остановить, все может рухнуть.
      — Как приятно оказаться правым, — усмехнулся Куллин. — Сол, если не возражаешь, займи свое место, и давай приступим. Я уже ощущаю жгучее нетерпение своей машины. Магус-таинник? Отведите собратьев подальше.
      Леззард обернулся и отогнал своих людей в темноту подвала, начинавшуюся за кругом свечей. Куллин видел, как сверкают во мраке их аугметические глаза, делая их похожими на банду циклопов.
      — Лейла, — бросил через плечо Куллин, — будь наготове. Если хоть один дернется, пристрели его.
      Женщина кивнула и извлекла из кобуры свой «хостековский» «Ливери 50». Она вначале разрядила его, а потом вогнала свежую обойму со специальными патронами и передернула затвор.
      — Мастер Кинер, — произнес Куллин, — приступайте.
      Сол Кинер поднял управляющую сферу и, в соответствии с инструкциями, начал раздвигать материю реальности силой своего разума. В подвале оккультистского маяка резко похолодало.
      Устройство, стоящее по центру пола, завибрировало. Оно представляло собой маленькую пирамидку, выполненную из золота и серебра. И пирамидка эта начала раскачиваться и дрожать, словно сквозь нее пропустили мощное напряжение.
      Кинер торопился, вращая сферу в руках. Устройство продолжало дрожать.
      — Теперь я ощущаю его, — пробормотал Кинер. — О да. Оно идет на мой зов. О да, оно уже здесь…
      Три тысячи и еще сто девять огоньков свечей вспыхнули и вытянулись выше. Их свет стал распространяться во все стороны. Небольшая золотая пирамидка задрожала и стала разворачиваться.
      Она не выпустила из себя фигуру. Она гнулась и деформировалась, сама превращаясь в нее. Сложенные вместе золотые грани сминались и расширялись, обретая новую форму, собирающуюся вокруг изливающегося из центра пирамиды тумана. Образовалась сидящая на корточках фигура — согбенная, с опущенной головой. Золотой узор, ранее покрывавший пирамиду, заструился по членам фигуры, образуя доспехи, одеяния, шлем с плюмажем.
      Бронзовый Вор поднялся на ноги. С него скатывались волны дыма, еще не развеявшегося после его пробуждения. Существо обладало стройным телом, скрытым под сегментированными пластинами из золота и бронзы, и безликим, лишь с прорезями для глаз, шлемом.
      — Инкубула пробудилась, — прошептал Кинер.
      — Скажи ему, что он может пообедать, — сказал Куллин.
      Кинер поговорил с созданием на ментальном уровне при помощи сферы, и металлическое существо шагнуло вперед. Дым варпа сочился из его золотых членов. Существо подняло руки и, с влажным щелчком, выдвинуло из них свои поющие мечи.
      Демон подошел к ближайшей клетке. Жертвы, находившиеся в ней, увидели его приближение и завизжали.
      Существо ударило сквозь прутья, вонзая клинки в плоть, и начало кормиться.
      Шесть минут спустя, когда клетки превратились в помятые остовы с дымящимися костями внутри, инкубула с лязгом двинулась к письменам, убирая поющие мечи.
      — Все готово, — произнес Кинер, заламывая пальцы. — Оно готово. Оно наелось и жаждет знать, что от него хотят. Оно хочет знать, зачем ты его разбудил.
      Куллин кивнул и оглянулся на Лейлу Слейд, державшую последние пять минут свой пистолет нацеленным на инкубулу.
      — Можешь убрать его, Лея, — произнес Куллин.
      Он прошел к пентаграмме, теперь только тонкий внешний круг письмен отделял его от инкубулы.
      — Привет, — мягко произнес Орфео. — Помнишь меня? Конечно, помнишь. Я покажу тебе имя. Что делать дальше, ты знаешь и без меня.
      Куллин поднял перед существом лист бумаги.
      — Видишь? Прочитай внимательно. Ты понял?
      Бронзовый Вор учтиво склонил голову.
      — Его зовут Жадер Трайс, — произнес Куллин. — Можешь поступить с ним в меру своей испорченности.
      Бронзовый Вор закачался, и из его спины выдвинулись широкие металлические крылья. Он взмахнул ими, поднимаясь в воздух и вылетая за пределы круга, за пределы маяка.
      Направляясь к городу.
 

      Тщательно составленная и умело донесенная до публики речь подошла к концу, и аудитория вскочила на ноги, бешено аплодируя. Одобрительный гул заставил содрогнуться стены величественного банкетного зала, самого роскошного помещения дипломатического дворца общего блока А.
      Оратор поклонился, благодаря за аплодисменты и улыбаясь выкрикам, которые ему удалось выудить из высокопоставленных персон Гильдии Производителей. Эта гильдия являлась одной из самых влиятельных организаций субсектора, представляя интересы и государственных, и частных предприятий, а ее лидеры были весьма образованными и хитрыми людьми, обладающими коммерческой смекалкой. «И все-таки они дураки, — подумал Жадер Трайс, — если их заставляют вскакивать все эти бессмысленные фразы вроде „подлинного процветания рынка", „финансового подъема" и „великолепного будущего для наших детей", просто грамотно собранные вместе и правильно озвученные».
      Конечно же, именно так он все и сделал.
      Глава гильдии Сефон Галвах поднялась из кресла, стоящего рядом с Трайсом, пожала ему руку и, поведя руками, призвала собрание к порядку. Шум постепенно затих.
      Галвах была высокой, статной женщиной ста семидесяти лет от роду, но выглядела только на сорок с хвостиком благодаря дорогим омолаживающим процедурам. Ее волосы, цвета золота, были подвязаны белой лентой и покрыты круглой, обшитой мехом горностая шляпой, а длинное платье, поверх которого была накинута должностная, украшенная орнаментом мантия, было соткано из белого, как лед, шелка и шерсти. Сефон подняла кубок. У ее платья были длинные, широкие рукава, подхваченные золотой тесьмой на манжетах.
      «Мудрое решение, госпожа, — подумал Трайс, — правильно сделали, что выбрали одежду, скрывающую ваши локти».
      Именно локти всегда выдавали подлинный возраст женщины, сколько бы она ни билась над своим омоложением.
      — Мои друзья по гильдии, — сказала она. — Мне бы хотелось, чтобы вы присоединились ко мне в выражении самой сердечной благодарности достопочтимому оратору, выступившему сейчас на нашем ежегодном обеде, первому управляющему министерства торговли субсектора, сэру Жадеру Трайсу.
      Последовали новый взрыв аплодисментов и торжественные, громкие тосты. Собравшиеся подняли кубки, и в тот же миг грянула музыка. Позже прислуга убрала со столов и гости переместились к открытой площадке, чтобы начать там свои величавые танцы.
      — Прекрасные слова, управляющий, — произнесла глава гильдии, присаживаясь рядом с Трайсом. — Вы знаете, как завести публику.
      — Если бы вы только знали, — пробормотал Трайс.
      — Простите? — произнесла она, наклоняясь к нему. — Музыка слишком громко…
      — Я только сказал, что очень рад, госпожа.
      Галвах отвернулась, чтобы поговорить с подошедшим к ней именитым членом гильдии. Трайс немного посидел, поигрывая кубком и разглядывая танцующих людей, суетящуюся прислугу, группки беседующих гостей. Жадер Трайс был стройным человеком неопределенною возраста, с выдающейся бородкой и длинными черными волосами, сейчас собранными в хвост. Глаза у него были разными: один светился синевой моря, а второй, более темный, казался тлеющим угольком. Жадер был облачен в тяжелый парчовый балахон, расшитый золотом, поверх наброшена длинная тога с серебряным узором. С шеи на тяжелой золотой цепи свисал знак властных полномочий. Остроумный, шелковоголосый, Трайс стал одной из самых могущественных фигур в субсекторе Ангелус. Он не признавал над собой никаких авторитетов, кроме самого лорда-губернатора, поскольку именно Баразан основал его министерство, придя к власти в 400 году.
      Трайс чувствовал легкую усталость. День казался ему долгим и был испорчен неожиданным поворотом событий. К тому же Жадер не слишком любил участвовать в таких вот банкетах, но эти люди имели серьезный вес в обществе, и ему хотелось, чтобы они оставались на его стороне.
      —  Мой лорд.
      Трайс поднял взгляд. В другом конце переполненного двухсотметрового зала появился человек, застывший в огромном дверном проеме.
      —  Надо переговорить.
      Трайс едва заметно кивнул, так что заметить это мог лишь его собеседник. Потом он поднялся.
      — Надеюсь, еще не уходите? Вы обещали мне танец, — произнесла Галвах, оборачиваясь к нему.
      Еще несколько гильдеров, оказавшихся неподалеку, тоже стали убеждать его остаться.
      Трайс улыбнулся максимально победоносной улыбкой.
      — Конечно же я не ухожу, друзья мои. Но сами знаете, выходных у меня не бывает. Скажем так, стоимость кроны… а ведь все мы знаем, что именно она истинныйповелитель человечества…
      Присутствующие зашлись в хохоте.
      — Так вот, курс кроны на приграничном рынке продолжает падать. Мне необходимо связаться с главным казначеем Цакстона прежде, чем закроются торги. Как только я покончу с этими тягостными обязанностями — а вы и сами знаете, сколь наслаждается главный казначей звуком собственного голоса, усиленного астропатом…
      Снова прокатился смех.
      — Покончив с этим, я вернусь. Между нами говоря, мои достопочтимые друзья, все это от нервов. Наш лорд Баразаи пришел к власти три года назад, и, можно сказать, медовый месяц закончился. Инвесторы и ряд торговых союзов приграничья обеспокоены тем, что либеральные реформы, обещанные нашим лордом перед инаугурацией, не спешат воплощать в жизнь. Знаете, как я всегда говорю в таких случаях?
      — На все нужно время! — выкрикнул один из пожилых гильдеров.
      — В точности так, сэр Онрисс, — улыбнулся Трайс, и зал снова содрогнулся от смеха. — Так что прошу извинить меня, но придется мне на минутку отлучиться, чтобы снова успокоить их нервы. Вы оцените мой поступок завтра, когда получите отчеты по успешности своей торговли. А что касается вас, любезная моя госпожа Галвах, то клянусь честью моей матери, что возвращусь не позднее чем через пятнадцать минут. И тогда вы узнаете, что о таком искусном партнере по танцу вы и мечтать не могли.
      И снова все засмеялись, на этот раз во главе с преувеличенно зардевшейся Галвах. Трайс встал из-за стола.
      Тут же возле него выросли четыре телохранителя из губернаторской службы: крепкие мужчины, облаченные в броню из темно-синей кожи и керамита, с опущенными визорами шлемов, с хеллганами, прикрепленными магнитными замками к кирасам. Как высшее должностное лицо Администратума субсектора, Трайс наслаждался тем, что охраняли его не хуже, чем самого лорда-губернатора.
      В сопровождении такого эскорта он прошел по банкетному залу к залитому хрустальным светом огромному коридору. Разговоры гостей и праздничная музыка остались позади.
      Его уже дожидались возле двери, ведущей в зал для переговоров. Мимо промчались слуги.
      — Ждите меня здесь, — приказал Трайс своим телохранителям и зашел вместе с ожидавшим его человеком внутрь.
      Зал для переговоров представлял собой несколько смежных роскошных гостиных, абсолютно неуязвимых для любой слежки, чтобы представители дипломатического корпуса могли в обстановке строжайшей секретности заключать свои контракты.
      Двери сразу же захлопнулись за спиной. Трайс почувствовал, как загудели звукопоглотители, вокс-глушители и пси-блокировщики.
      Трайс подошел к бару и налил себе большую порцию амасека.
      — Желаешь выпить, Торос?
      Торос Ревок вежливо покачал головой. Он был облачен в тонкий темный костюм, а руки его прятались под перчатками. Он был такой же частью охраны Трайса, как и вооруженные охранники, ожидающие их снаружи. Только его услуги были не столь официальными. Торос Ревок был одним из старших должностных лиц тайной организации, известной как секретисты.
      — Вот и еще один вечер моей жизни миновал безвозвратно, — произнес Трайс, пригубив амасек и сев в зачехленное кресло.
      Он положил ноги одну на другую, поудобнее уложив тяжелую тогу на своих коленях.
      — Ты знаешь, что все они идиоты? Все до последнего. Дураки, влюбленные только в свои прибыли. Я запросто мог рассказать им, что гажу золотом, и они лишь изъявили бы желание посмотреть.
      — Сброд, — произнес Ревок.
      — Сброд, — кивнул Трайс. — А теперь расскажи, как прошел твой день. Расскажи мне что-нибудь, что подняло бы мне настроение.
      — Ну…
      — Ты принес плохие новости, Торос?
      — Ни в коем случае. Скорее любопытные. Начну с хорошего. Сегодня прошло еще девять частных месс, в полном соответствии с планами и все в храмах, расположенных на рассчитанных осях.
      — А я слышал, сегодня возникли проблемы. Где и что?
      — Часовня на пересечении Зачинания и Благодатного Пути. Обычная история. Бедный безымянный человек, который пришел не на ту службу.
      — Он что-нибудь успел увидеть? — спросил Трайс, раскручивая темный ликер в бокале.
      — О, да почти все, что только можно. Но, к счастью, я охранял тайну этой мессы. А со мной были Моникэ и Дракс.
      — Что насчет Моникэ? Ты все еще не знаешь, кто она?
      — Она «притворщик». Это как-то связано с территорией обитания. А если к делу, то мы прогнали того человека и проследили за ним.
      — Все чисто?
      — Пагуба ободрала его до костей.
      — Я так люблю, когда этот город сам заботится о своих тайнах, — улыбнулся Трайс.
      Ревок пересек комнату и опустился в роскошное кресло напротив Трайса.
      — Как понимаю, этот день был богат на события. Я слышал о том, что произошло в ризнице. Вам понадобятся мои люди, чтобы все зачистить?
      — Нет, все под контролем, — покачал головой Трайс. — На самом деле, может быть, даже очень хорошо, что это вскрылось. Вполне может статься, что все это время мы не знали, где находится истинный центр. Тайна чуть не была вскрыта До этого места добрался один из отделов Магистратума. Но я уже заставил крутиться нужные колеса. Теперь расскажи, что там у тебя интересного.
      — Акунин запросил аудиенцию. Можно даже сказать, он ее требует.
      Трайс прикурил лхо-папиросу, взяв ее из шкатулки, стоящей на столике возле его кресла.
      — Капитану Акунину известно, что это недопустимо. Между мной и контрактерами не должно быть прямой связи.
      — И даже если…
      — Да что бы там ни было, будь он не ладен! Зачем я ему понадобился?
      — Чуть раньше этой ночью, — подался вперед Ревок, — было совершено нападение на дом, занимаемый казначеем картеля. Все сгорело дотла. Множество трупов.
      — Значит, картель состоит из сплошных недоумков, раз уж они прибегают к услугам финансиста, гуляющего так близко к краю. Чайкова вела дела на черном рынке. Врагов у нее было сколько угодно. Нас не касается, что они делают с деньгами, которые мы им платим. Так, говоришь, она тоже погибла?
      — Похоже на то, — кивнул Ревок. — Я уже отправил команду проверить руины. Думаю, банды что-то не поделили. Наверняка это был один из ее конкурентов в преступном мире.
      — Ну и… почему же Акунин просит о встрече?
      — Он считает, что все не так. Ему кажется, что кто-то пытается нас разоблачить.
      Трайс нахмурился. Он отставил бокал в сторону и глубоко затянулся лхо.
      — А это возможно?
      — Сомневаюсь, — ответил Ревок. — Был один потенциальный нарушитель нашего спокойствия, но вы уже расправились с ним.
      — Расправился. Скажи Акунину, чтобы он расслабился и нашел более надежного человека для отмывания своих денег. Но не забудь во всем удостовериться. Не хотелось бы, чтобы нас поймали. Это все?
      — Да, лорд. — Ревок поднялся. — Благодарю вас.
      — Это тебе спасибо. — Трайс затушил папиросу. — Думаю, пора мне вернуться на вечеринку.
      Ревок открыл дверь перед господином, и Трайс вышел из переговорной. Люди из губернаторской охраны тут же окружили его, сопровождая обратно к банкетному залу.
      Восьмиметровое квадратное окно в потолке неожиданно разлетелось вихрем осколков. Вскинув головы и схватившись за оружие, служащие охраны едва успели заметить нападающего.
      Два поющих меча срубили головы двоим, прежде чем вспороть тела оставшейся пары.
      Жадер Трайс обернулся, увидев приземлившегося у него за спиной Бронзового Вора. Осколки стекла все еще продолжали сыпаться вниз, а расчлененные тела еще только оседали, заливая полы кровью.
      Тряхнув плюмажем, Бронзовый Вор обрушил поющие мечи на Жадера Трайса.
      Трайс в ужасе смотрел, как на него синхронно опускаются клинки. Но он умел быстро принимать решения и уже активировал поле дисплейсера, встроенного в его должностной амулет.
      Жадер Трайс растворился в сгустившемся воздухе, снова возникнув уже в десяти метрах от этого места. Клинки инкубулы рассекли пустое пространство.
      Существо помедлило, поворачивая голову в золотом, увенчанном плюмажем шлеме, нашло свою жертву и устремилось к ней.
      Загудела сирена. Полдюжины вооруженных офицеров Магистратума ворвались в длинный коридор, встав между главным управляющим и золотым демоном.
      Инкубула даже не замедлила шаг. Демон прорубился сквозь людей прежде, чем те успели что-либо понять. Еще две головы покатились по полу, еще два тела были пронзены… Демон прыгнул вперед, рассекая последних охранников косыми ударами от плеч до животов. Один из них открыл пальбу, но это стало всего лишь результатом предсмертной агонии. Залпы из хеллгана изрешетили стену коридора, когда мужчина повалился на пол.
      — Изыди! — завопил Трайс на приближающегося монстра, складывая пальцы в гексаграмматический знак.
      Инкубула на мгновение зашаталась, а потом взмахнула мечами и бросилась к главному управляющему.
      Но автоматический огонь сбил демона прямо на лету, не позволив добраться до Трайса. Существо ударилось о стену, раскалывая каменную облицовку, и повалилось на землю.
      Прежде чем оно смогло подняться, по нему снова ударили потоки зарядов, заставив покатиться по мрамору. К этому моменту музыка в зале стихла и ее сменили панические крики.
      Торос Ревок шагал к покореженной инкубуле, наведя на нее хеллган, подхваченный у одного из изрубленных охранников. Тварь еще была жива. Ревок видел это. Ей здорово досталось, но она была по-прежнему опасна, Ревок снова открыл огонь, раздирая тварь и заставляя ее откатываться еще дальше.
      Как только энергетическая ячейка разрядилась, а грохот прекратился, Бронзовый Вор вскочил на ноги, полностью восстановившись, и взмахнул мечами. Первый же удар рассек хеллган на две половины.
      Ревок, точно в танце, крутнулся в сторону, а затем прошелся колесом, опираясь только на одну руку. Вор слегка потряс головой, а потом чуть склонил ее набок, словно заинтересовавшись. Он нанес несколько смертоносных ударов по Ревоку, но тот вновь и вновь избегал их.
      Бронзовый Вор издал странный, пульсирующий звук. Он смеялся, восхищенный тем, что, наконец, нашелся противник, способный причинить ему хоть какое-то беспокойство.
      Бронзовый Вор снова двинулся к Ревоку. Теперь тому отступать было некуда. Человек в черном костюме и золотой демон крутились, прыгали, уворачивались, наносили удары, блокировали их и отскакивали… два размытых пятна, движущиеся быстрее, чем мог различить человеческий глаз.
      Сол Кинер слегка задрожал и простонал. Звук пугающе громко прокатился в полной тишине подвала.
      — Что с ним? — спросила Лейла Слейд.
      Орфео Куллин не отозвался. Темноту вокруг них наполнило свечение монашеских глаз.
      — Сол, — мягко произнес Куллин, — позволь мне посмотреть.
      Он протянул правую руку, прикоснувшись кончиками пальцев к управляющей сфере. Орфео поджал губы, когда тоже стал различать ментальные образы.
      — Я вижу Вора, — сказал Куллин. — Он нашел Трайса. Главный управляющий убегает по очень широкому коридору. Но кто-то нам мешает. Человек. Он не дает Вору приблизиться к Трайсу.
      — Как? — спросила Лейла Слейд.
      — Он… — неуверенно продолжил Куллин. — Он дерется с ним. Похоже, этот человек безоружен, но вступил с инкубулой в ближний бой. Он… О, как быстро! Он отвечает движением на движение, предугадывая всякий выпад, уклоняясь. Его реакция и навыки… феноменальны!
      — Никто не способен на такое, — сказала Лейла Слейд. — Не против же инкубулы. Это невозможно.
      — Похоже, все-таки возможно. Я ведь вижу это, — сказал Куллин. — Я знал, что Трайса будут охранять очень способные бойцы, но это настоящее открытие. Движения текучи и столь стремительны, что я едва успеваю их замечать. Но долго так продолжаться не может.
      — Вы уверены? — спросил магус-таинник.
      — Вор никогда не устает. Чего не скажешь о человеке. К тому же, как я вижу, он безоружен. Он может только обороняться.
      Инстинкты подсказывали Ревоку, что еще два или три удара и удача отвернется от него. Всего несколько секунд, и он уже не сможет выдерживать ритм боя. Торос зашел за спину Вору и произнес не-слова.
      Его сила смяла инкубулу и отбросила ее на пятьдесят метров назад. Существо ударилось о стену, оставив в ней глубокую вмятину, и рухнуло на пол.
      — Что… Что это было? — выдохнул Сол Кинер.
      — Не знаю! — отрезал Куллин. — Не теряй концентрацию, будь ты проклят!
      Ревок изо всех сил бросился бежать по коридору и догнал Трайса. Он начал подгонять начальника к ближайшему выходу.
      — Секуритас! — заорал он в вокс. — Секуритас к главному коридору! Код черный!
      — Что это было? — спросил Трайс, чьи глаза были расширены от пережитого шока.
      — Не было… Оно все еще есть. Не останавливайтесь!
      Практически волоча за собой Трайса, Ревок подбежал к лестничной клетке, ведущей к широкому дворцовому двору. Инкубула за их спиной задрожала и поднялась. Она полетела следом за своей жертвой, минуя коридор, лестницу, двор.
      И остановилась. Перед ней выстроились шестьдесят солдат, вскинувших оружие. Они начали стрелять.
      Плотным огнем разнесло на части каменную облицовку дверей, вынесло косяк и испещрило глубокими выбоинами стены. Ночь озарилась яростным штормом энергетических разрядов.
      Но инкубула вышла из этого огня. Лазерные импульсы дождем барабанили по выкованному в незапамятные времена металлу его доспехов. Поющие мечи, покрасневшие от жара, обрушились на врагов.
      Одному из охранников рассекло лицо, оросив его кровавым ливнем. Второй лишился головы. Третий зашатался, отступая назад, когда ему оторвало левую руку; четвертый лишился и винтовки, и обеих сжимавших ее рук. Но люди продолжали проливать потоки огня на Бронзового Вора. Еще двое бойцов рухнули замертво, рассеченные пополам. Отлетела голова. Солдат упал на колени, пытаясь удержать свои внутренности руками. Другой повалился навзничь, когда ему вспороло грудину. Охранники продолжали стрелять, но начали отступать, поскальзываясь в лужах крови. Отрубленное запястье, нога, оторванная по колено… Разваливающееся на две части тело взлетело в воздух и с хрустом рухнуло на крышу припаркованной неподалеку машины… Машина плюнула выбитыми стеклами. Еще один солдат повалился на бок, прижав руки к визору. Другой пополз по скользким каменным плитам, пытаясь найти свои ноги.
      Последовала резкая, яркая вспышка. В бой вступил расчет с плазменным орудием. Бронзовый Вор покачнулся, развернулся и метнул в стрелков один из своих мечей.
      Помчавшись острием вперед, свистящий клинок прорубил защитный экран орудия и пронзил главного оператора. Энергетический блок плазменной пушки оказался поврежден, и весь расчет сгинул в облаке лилового пламени. Взрывной волной раскидало еще дюжину людей, оказавшихся поблизости. Один из бритвенно-острых осколков, разлетевшихся, когда лопнуло фокусирующее кольцо, прозвенел в воздухе и перерезал горло офицеру.
      — Сол, пожалуйста, попроси его принести этот осколок, — улыбнулся Куллин. — Это для моей коллекции.
      Оставшиеся солдаты дрогнули и в ужасе бросились кто куда. Полыхающие обломки взорвавшегося орудия раскаляли добела плиты в самом сердце внутреннего двора. Дрожащее пламя отражалось в черном, точно нефть, озере крови. Повсюду валялись тела и отсеченные конечности. В этой бойне погибли почти сорок человек из элитного подразделения Гвардии.
      Бронзовый Вор шагнул вперед, и отблески пламени заплясали на его залитой кровью броне. Демон наклонился и подобрал осколок фокусирующего кольца, сунув его за пояс. Затем он простер правую руку, и поющий меч сам собой выдернулся из горящего трупа, полетев в ладонь Вору.
      На противоположной стороне двора Ревок отпихнул себе за спину Трайса, повернувшись лицом к приближающемуся воплощению смерти.
      — Торос, мой старый друг, — сказал Трайс, — прошу тебя, не дай ему прикончить меня!
      Ревок хотел ответить, но почувствовал, что его рот все еще полон крови от не-слова, которым ему удалось вырубить демона в коридоре. Только это как-то действовало на тварь.
      Вместе с тем причиняло серьезную боль и раздирало ему горло. Ревок провыл еще одно не-слово. Приближавшаяся инкубула отлетела назад, словно ее только что ударил в грудь танковый снаряд.
      Ревок неожиданно почувствовал ментальные энергии. Этот след, скорее всего, присутствовал с самого начала, но Торос был слишком занят, чтобы обратить на него внимание. Секретист потянулся сознанием, но не к демону — это было просто бессмысленно, — а к тому разуму, что управлял происходящим с безопасного расстояния.
      — Торос! — закричал Жадер Трайс.
      Бронзовый Вор устремился вперед. Еще два не-слова, произнесенные в муках, вновь заставили его отлететь назад. Но настоящий контрудар Ревок наносил в другом месте. Пока его крик избивал монстра, сознание его неслось огненным вихрем в темноту, в глубины города.
      — Ближе. Ближе. Есть! Какой-то кривляющийся недоумок по имени Кинер.
      — Сол? — произнес Куллин.
      — Ох… — откликнулся Кинер.
      — Сол, немедленно отключайся. Сейчас же.
      Орфео Куллин отнял руку от сферы, чтобы прервать контакт. Он почувствовал то, что приближалось. Мстительная телепатическая ярость ужасающей силы обрушила сокрушительный удар на Сола Кинера. Мозг псайкера мгновенно взорвался. Из глазниц вырвалось пламя.
      По нему прокатилась яростная дрожь, и мертвое тело Кинера повалилось на пол.
      Освободившаяся, внезапно лишенная управления, инкубула зашаталась, потеряв равновесие. Она окинула взглядом двор, и языки пламени отразились на поверхности шлема. Затем существо жалобно простонало, поежилось и взлетело, растворяясь в ночи.
      Ревок обернулся и посмотрел на своего начальника. Из дворца за их спинами доносились крики паники и недоумения.
      — Всемилостивейшие безымянные боги, — пробормотал Жадер Трайс. — Все мои прежние долги перед тобой — просто ничто. Теперь я задолжал тебе своей жизнью.
      Изо рта Тороса Ревока текла кровь. Губы его были разбиты. Он сплюнул кровь на каменные плиты и вместе с ней — выбитый зуб.
      — Я только выполнял свою работу… лорд, — прошепелявил он.
      Орфео Куллин подхватил управляющую сферу, выпавшую из рук безжизненного тела Кинера. Она дымилась и была горячей.
      — Вот дерьмо! — произнесла Лейла Слейд.
      — И в самом деле, — сказал Куллин. Он казался крайне смущенным.
      — Что произошло? — спросил Леззард.
      — Они оказались сильнее, — ответил Куллин. — Я приношу свои извинения, магус-таинник. Я недооценил их возможности.
      — Мы… проиграли? — спросил Артуа.
      — Сегодня? Да, судя по всему. Брат Артуа, моя задача — способствовать вашему делу. Вы обратились ко мне за моими навыками и опытом. Я здесь не только потому, что умею все правильно организовать, но и потому, что знаю, как поступить в случае, если события отказываются разворачиваться в соответствии с планом. Это просто заминка. Мне надо немного подумать и решить, как лучше спланировать продолжение.
      — Заминка? — Артуа высокомерно посмотрел на него.
      — А может, даже и не заминка, — произнес Куллин. — Пусть ваши братья обратятся к своим зеркалам. Исследуйте перспективы и детерминативы на следующий день или около этого. Возможно, что, даже не убивая главного управляющего, мы уже избавились от его причастности к событиям.
      — А что насчет вашего слуги? — спросил Стефой.
      — Он вырвался на свободу. Вернется сюда через несколько часов и самостоятельно отключится. Удостоверьтесь, чтобы его хорошо накормили, иначе он не захочет помогать нам в следующий раз, когда это потребуется. И еще нам понадобится новый псайкер. Кто-нибудь очень способный. В этот раз мне хотелось бы, чтобы его поисками занялась Братия… и лучше, если он будет из другого мира. Доставьте его сюда.
      — Конечно, — сказал Леззард. — Что-нибудь еще, Орфео?
      — Мне надо подумать, магус.
      — Да, но пророчество…
      — Только пророчество меня и беспокоит, магус-таинник. Я сделаю так, чтобы оно исполнилось со стопроцентной вероятностью.
      Орфео Куллин развернулся и вместе с Лейлой Слейд покинул подземелье.
      — Думаю, нам лучше уехать, — прошептала она.
      — А мы и уезжаем, Лея.
      — Я имею в виду планету. Дела идут паршиво. И Братия может разозлиться, если мы не справимся.
      — Мы справимся. Ты просто не понимаешь, почему я присоединился к этой игре. Передо мной редко встает серьезный вызов. И это один из таких случаев, Лея. Предприятие, которое обессмертит мое имя. Разве ты не чувствуешь этого?
      — Кое-что я чувствую. То, что эти чокнутые одноглазые прожигают нас взглядами. Говорю тебе, надо принести свои извинения и сваливать.
      — Лейла Слейд, кажется, я нанял тебя не за этим.
      Она пожала плечами.
      — Я голоден, — сказал Куллин. — Мне нужны плотный обед и какое-нибудь развлечение. Последнее представление в Карниворе еще не закончилось?
      — Я проверю.
      — А завтра все должно быть организовано так, чтобы меня никто не отвлекал. Мне нужно, чтобы ты поискала для меня кое-какие книги и старые альманахи в моей библиотеке. Найди все, что только сможешь, на тему Энунции.
      — Да? А что это такое?
      — Этого на самом деле никто толком не знает. Просто воспоминание, живущее в мифах. Но человек, который сегодня смог остановить нашего Вора… Готов поставить свою профессиональную репутацию на то, что он воспользовался ею.
 

      — И как это произошло? — поинтересовался Белкнап, осторожно промывая рану стерильным бинтом, вымоченным в антисептике.
      — Порезался, когда брился, — сказал Гарлон Нейл.
      — Верю, — сказал Белкнап. — Хотя лично мне показалось, что эту рану оставило попадание срикошетившей и закувыркавшейся пули.
      Обнаженный по пояс Нейл сидел на деревянном табурете посреди спартански обставленной кухни «Дома грусти». Доктор вывалил содержимое своего мешка на стол. Кыс и Заэль стояли в дверях, наблюдая за ними. Полночь миновала уже почти час назад, и город словно вымер.
      — А вы так много знаете об огнестрельных ранах? — произнес Нейл.
      — Я знаю многое о многом, мистер. Вот так. Готово. Не допускайте попадания грязи. Я проверю вас дня через два.
      Белкнап посмотрел на Кыс:
      — Вы говорили, что раненых двое.
      — Вторая наверху.
      — Ну что ж, показывайте. И давайте уж говорить начистоту: не нравится мне все это. Этот ушлепок — типичный кланстер, а кто вы, я просто и не представляю.
      — Я все слышал, — сказал Нейл.
      — А мне плевать, — Ответил Белкнап. — Я делаю это только ради Заэля, ясно? И мне бы хотелось, чтобы вы отплатили мне добром.
      — Чего вы хотите? — спросила Кыс.
      — Отпустите его. Оставьте его в покое. Дайте ему пару сотен крон… Думаю, что для таких, как вы, это мелочи. Пусть он начнет собственную жизнь. Я хочу сказать, дайте ему шанс, пока вся эта разбойная жизнь не поглотила его.
      — Для таких, как мы? — произнес Нейл.
      — Заткнись, Гарлон! — предупредила Кыс и перевела взгляд на доктора. — Все не так, как вам кажется.
      — Все действительно совсем не так, — встрял Заэль.
      — Арендованный дом, огнестрельное ранение, вооруженные громилы, потребность в подпольном костоправе. Я не идиот, леди. Все это связано с преступностью. И вы влипли во что-то по самые уши. И еще скажите мне, что я не прав.
      — В этом вы не ошиблись, — признала Кыс. — Мы действительно влипли по самые уши.
      — Покажите мне второго пациента, — произнес Белкнап.
      Они направились к лестнице.
      —  Пэйшэнс?
      —  Да, Гидеон?
      —  Я благодарен этому врачу за то, что он решил нам помочь, но можно ли ему доверять?
      —  Заэль говорит, что он ему доверяет.
      —  Вопрос остается открытым.
       — Верно. Можете считать меня глупой бабой, но я говорю вам: если его разрезать пополам, то внутри, на каждой половинке, вы найдете слово «порядочность».
       — Будем надеяться, что нам не придется делать этого.
      Кыс провела Белкнапа по верхнему коридору, а Заэль семенил за ними.
      — И как вам удалось втянуть его во все это? — спросил Белкнап.
      — Заэля? Честно говоря, нам пришлось взять его с собой ради его же блага.
      — Такие, как вы, всегда это говорят.
      — Однажды, — слащавым голосом произнесла Кыс, — нам все-таки придется поговорить с вами о том, что именно вы вкладываете в это понятие.
      Она открыла дверь, ведущую в спальню Кары.
      Бледная Свол лежала на небольшой кровати, дергаясь в лихорадочном сне. Бинты, наложенные Нейлом на ее живот, пропитались кровью.
      — О… Трон, — прошептал Белкнап. — Это еще что за чертовщина?
      Он присел возле Кары и снял с нее бинты.
      — Ножевое ранение… Проклятье! — Он отдернул руки, когда капельки крови стали подниматься над раной в животе Кары. — Боже-Император, это ненормально! Как она его получила?
      — Это было что-то, что они назвали вампирским клинком, — произнес Заэль. — Они говорили, что оружие попробовало ее. Рана не закрывается. Прошу вас, доктор Белкнап, сделайте что-нибудь. Кара слишком хорошая, чтобы умирать!
      — Даже и не знаю… — проговорил доктор, поднимаясь на ноги и окидывая взглядом Кыс и мальчика. — Что это? Что, черт возьми, здесь произошло?
      Мое кресло бесшумно вплыло в комнату. Несколько долгих секунд Белкнап таращился на меня.
      — Меня зовут Гидеон Рейвенор, доктор Белкнап, — произнес я через динамики. — А эти люди, включая Заэля, — мои помощники. Я благодарен вам за ту помощь, которую вы уже оказали нам. Понимаю, что вы напуганы и, кроме того, беспокоитесь о жизни Заэля Эффернети. Полагаю, что могу успокоить вас.
      Я активизировал дисплейное устройство своего кресла. Из открывшейся щелочки выдвинулся проектор, продемонстрировавший гололитическую копию моей инсигнии.
      Это не была привычная красная печать. Теперь я пользовался лазурным символом особых обстоятельств — мрачным крылатым черепом.
      Но Белкнап все равно узнал его.
      — Я… но Инквизиция?
      — Да, я инквизитор. Ранее был приписан к Ордо Ксенос Геликана. Сейчас, на Юстисе Майорис я действую по положению об особых обстоятельствах.
      — Инквизиция? — повторил еще раз Белкнап.
      — Это моя команда, доктор. Мы находимся на крайне опасном задании и вынуждены сохранять абсолютную секретность. Именно это и означает понятие «особые обстоятельства». Мы не можем связаться с властями и запросить поддержку. Не можем даже получить медицинскую помощь. Именно поэтому Пэйшэнс и Заэль отправились на ваши поиски.
      — Эт-то… это уже слишком… — запинаясь, пробормотал Белкнап.
      — Слишком для вас, доктор?
      — Как я понимаю, каждый инквизитор несет с собой отражение власти самого Бога-Императора, — тихо произнес Белкнап, не сводя с меня глаз. — Не повиноваться приказам имперского Инквизитора то же самое, что не повиноваться голосу Золотого Трона. Так?
      — В общем итоге, так, — сказал я.
      — Тогда я не стану оспаривать ваши просьбы и сделаю все, что в моих силах, — просто произнес Белкнап.
      — Спасите Кару, — сказал я.
      Он вернулся к работе.
      — Есть у меня один бальзам, особого состава. На какое-то время я смогу остановить кровопотерю. Потом надо будет провести несколько тестов, и есть шанс, что я смогу справиться с раной. Но мои ресурсы… Мне нужен аппарат для переливания крови, конечно…
      — Вы получите все, что потребуется, доктор, — сказал я. — Деньги у нас есть. Скажите Пэйшэнс или Заэлю, что вам необходимо, и они достанут это для вас.
      Я развернул свое кресло к Пэйшэнс.
      —  Твои инстинкты тебя не подвели.
      —  Я рада. Мне тоже так показалось, но…
       — Пэйшэнс, я должен рассказать тебе кое-что о Заэле. Кое-что, что Вистану удалось выяснить этой ночью.
       — Проклятье, что еще натворил этот пацан?
      —  Не в этом дело, Пэйшэнс. Вопрос в том… что он может натворить.
       — О чем это ты?
      Я собирался было ответить, когда на меня обрушилась псионическая ударная волна. Приготовиться к ней у меня не было никакой возможности, и меня зашатало. По улью стремительно несся псициклон. Не теряя времени, я сбросил скорлупу своего кресла, бесплотным призраком устремляясь в ночь. Я мог слышать отчаянные крики Кыс, доносящиеся из дома подо мной:
      —  Гидеон? Гидеон?
      —  Со мной все хорошо. Проверь безопасность дома.
      Освободившись от тела, я поднимался в ночное небо, и огромный город сверкал огнями внизу. Над внутренними массивами раскинулось яркое ментальное пламя. Придав своей эфирной оболочке форму лосося, я поплыл туда и увидел…
      Трон! Кровь. Бойня. Расчлененные тела. Внутренний двор, заваленный мертвецами и озаряемый пламенем, которое пожирает обломки плазменной пушки. Это был дипломатический дворец в общем блоке А, в самом сердце власти субсектора. Здесь погибло много людей.
      В воздухе ощущались затухающие следы демона. Где-то неподалеку на свободе разгуливало настолько опасное существо, что у меня не было ни малейшего желания бросаться на его поиски. Доисторическое порождение Хаоса, ходячий атавизм тех веков, когда еще не была сформирована реальность, — инкубула.
      По двору бежал Жадер Трайс, спеша в укрытие. С ним был какой-то человек в черном костюме. К ним навстречу вышли слуги, а бригады медиков в ужасе бродили по двору. Звенела сирена.
      Что во имя Бога-Императора здесь…
      Человек в темном костюме оглянулся. Он почувствовал меня. Это был псайкер — очень, очень мощный псайкер, — и он уловил мой запах в ветре.
      Нельзя было позволить ему поймать меня. Я немедленно ретировался. Но его сознание змеей скользнуло следом.
      — Вистан?
      Фраука отложил планшет и деактивировал свой ограничитель.
      Мир окутала темнота. Где-то за мной продолжало свою незримую охоту сознание человека в темном костюме, бушующее и недоумевающее.
      — Рейвенор? — окликнула меня Кыс.
      — Пусть Тониус поработает. Он должен просмотреть новостные вокс-каналы и проверить шифровки министерства. В дипломатическом дворце только что произошло массовое убийство, и я должен знать все. Срочно.
 

      Как только все это началось, Мауд Плайтон решила, что это будет один из техдней. И она, конечно, понимала почему. Прошлой ночью средства массовой информации распространили объявления, сообщающие всем гражданам улья о «трагическом инциденте» в дипломатическом дворце. На это слишком не упирали, но войска СПО были приведены в повышенную боеготовность, а въезд во все центральные блоки был ограничен. Значит, произошло что-то очень серьезное.
      Плайтон занимала гостевую комнату в доме у своего престарелого дяди, жившего в общем блоке Е, и обычно ей приходилось добираться до работы по железной дороге. Она позвонила в отдел с целью узнать, что произошло, но все, что ей довелось услышать, — записанное вокс-уведомление, предостерегающее персонал о возможных проблемах с общественным транспортом.
      Поэтому она позаимствовала машину у своего дяди. Дядя Валерии сдавал и уже почти не выходил из дому. Он был музыкантом, но теперь старческое слабоумие сильно мешало ему заставить клавикорд петь в его руках. Но когда-то он был достаточно успешен, успел скопить скромное состояние и даже приобрел двухэтажный особняк во внутреннем массиве, а также услуги личной сиделки.
      Мауд осталась его единственным живым родственником, и, устроившись на работу в Магистратуме, она переехала к нему. Валерии не слишком одобрял то, чем занималась его племянница, но в последнее время он нечасто мог вспомнить, чем именно она зарабатывала на жизнь.
      — Дядя Волли, можно я позаимствую твой «Бергман»? — спросила она утром, потягивая кофе возле раковины и уже облачившись в униформу.
      Стояло раннее утро, и за окнами было еще темно, но ее дядя бодрствовал уже несколько часов, сидя за спинетом и глядя на клавиши из черного дерева, словно пытаясь догадаться, зачем они нужны.
      Он не водил свой «Бергман» с восемьдесят девятого года, когда Администратум отозвал его права, основываясь на состоянии здоровья Волерина. Но дядя по-прежнему держал его в личном гараже под жилым блоком и время от времени позволял Плайтон отвозить себя в парк Стайртауна, когда у племянницы выдавался свободный денек.
      — Мы едем в парк? — спросил он.
      — Не сегодня, дядя Волли. Мне надо попасть в блок А. Работа. Это важно.
      Он посмотрел на нее, облаченную в полный комплект снаряжения Магистратума — в служебной броне, со шлемом, притороченным к талии, — и произнес:
      — А чем это ты занимаешься, Мауд?
      — Я работаю, дядя Волли. Можно мне воспользоваться «Бергманом»?
      Он пожал плечами:
      — Думаю, да.
      Он отвернулся и стал позвякивать нотой си. Мауд стала тихо собираться на выход, взяв ключи из горшочка, стоящего на полочке над обогревателем в коридоре.
      «Бергман Амити Велюкс» представлял собой автомобиль с четырехлитровым карбидным двигателем и двухместным салоном, зеленой окраски с экстравагантными хромовыми полосами. Плайтон обожала его, обожала запах кожи и льна в его салоне, обожала едва различимый рокот его мотора. С ее зарплатой, даже если рассчитывать на продвижение по службе, ей никогда не купить себе личный транспорт вроде этого «Бергмана». Рассказывали, что его подарил Волерину дирижер, которого до слез растрогало то, как ее дядя играл даже самые заурядные произведения.
      По мере того, как она проезжала скоростные магистрали и связующие трассы между общими блоками, трафик становился все плотнее. Улицы заволокла желтая дымка кислотного тумана. Мауд видела закрытые и взятые под охрану железнодорожные станции, видела подразделения СПО, занявшие места за ничем не замаскированными орудийными башнями на стеках. Улей вооружался.
      Частые контрольно-пропускные пункты тормозили движение, офицеры Магистратума, кутаясь в дождевики, проверяли допуски и удостоверения личности. Плайтон уже начинала задаваться вопросом, не лучше ли было бы остаться дома.
      И еще ей чертовски хотелось знать, что же произошло в дипломатическом дворце.
      Она рискнула свернуть на ведущее вниз ответвление, воспользовавшись своим знанием нижних ярусов города, чтобы объехать заблокированные артерии города. Возле цирка Вискана, она выехала на поверхность и попыталась влиться в поток машин, движущихся по Южной скоростной магистрали общего блока А.
      Снова тупик. Как правило, многие сотрудники Администратума отправлялись на работу пешком. Но теперь и их движение было невероятно замедлено, поскольку войска Администратума проверяли их документы и пропускали к внутренним блокам только небольшими группами.
      Мауд терпеливо дождалась, пока еле ползущая очередь привела ее к пропускному пункту.
      К ней подошел офицер.
      Плайтон опустила окно и продемонстрировала удостоверение.
      — Отдел по расследованию особых преступлений. Пытаюсь попасть на работу.
      — Вы выбрали не тот путь, маршал, — произнес офицер. — Мне очень жаль, но проезд в общий блок А здесь перекрыт.
      — И что мне делать?
      Офицер взмахнул светящимся жезлом в туман:
      — Поворачивайте к востоку. Мы пропускаем персонал Магистратума по авеню Пастората. — Он отвернулся. — Сотрудник Магистратума! Пропустить!
      Плайтон резко вывернула похожий на якорь руль и проехала к спуску, на который указывал офицер, в то время как другие его коллеги раздвинули барьеры, освобождая дорогу. Остальные машины — омнибусы и частный транспорт — раздраженно загудели, глядя, как она проезжает мимо.
      Плайтон повела «Бергмана» через толпы пешеходов, которые не спешили уступать ей дорогу. Сквозь дождь и помахивание «дворников» она увидела знакомое лицо и нажала на гудок.
      На нее хмуро уставились мрачные, уставшие люди.
      Мауд высунулась из окна машины.
      — Лимбвол! Эй, Лимбвол!
      Тощий секретарь департамента, нагруженный пачками дел, оглянулся и посмотрел на нее через толпу.
      — Залезай!
      Он озадаченно забрался на пассажирское место, и Плайтон двинулась дальше.
      — Доброе утро, — сказала она.
      — Это твоя машина? — спросил он, пытаясь протереть неожиданно запотевшие толстые линзы своей аугметической оптики.
      — Одолжила.
      — У кого это?
      — У своего дяди.
      — А кто он? Красавиц племянник лорда-губернатора субсектора, что ли?
      — Да. Отличная машина, верно?
      — Не то слово. Трон, что за утро!… Я как последний болван поперся пешком. Железная дорога не работает.
      — Ты шел от самого общего блока Е?
      Лимбвол посмотрел на нее:
      — Я служу аквиле. Что еще мне оставалось делать? Может, лучше расскажешь, что здесь, во имя Терры, случилось ночью?
      — Я надеялась, ты что-нибудь знаешь.
      — Я почти ничего не знаю, — пожал плечами Лимбвол. — До меня доходили слухи, что ночью была предпринята попытка покушения на главного управляющего министерства торговли субсектора.
      — Где? Во дворце? Кто-то пытался убить Трайса?
      — По крайней мере, так я слышал.
      — От кого?
      — В толпе рассказывали.
      — Не слишком надежный источник, Лимбвол. Лучше занимайся своими бумагами. Нет людей настолько безумных или могущественных, чтобы пытаться убить Трайса.
      Лимбвол поглядел в окно.
      — А у тебя есть объяснение получше?
      Объяснения не было. Потоки пешеходов иссякли, и машина покатилась быстрее по почти безлюдным улицам и грязным переулкам, перегороженным баррикадами. Но все равно им еще два раза пришлось останавливаться, чтобы недружелюбные отряды СПО проверили их документы.
      — Ты хоть понимаешь, что нам придется проехать весь массив по кругу, чтобы попасть на главную магистраль?
      Плайтон кивнула:
      — Все равно это лучше, чем торчать в очереди. К тому же так мы сможем сделать остановку возле ризницы. В любом случае мне надо было заехать туда сегодня. А так я даже сэкономлю время. Если ты, конечно, не возражаешь.
      — Нисколько, — ответил Лимбвол, откровенно наслаждаясь путешествием в прекрасном экипаже. — И раз уж зашла речь о ризнице, то я прихватил для тебя вот эту папку.
      — Да? Из дому?
      Лимбвол слегка покраснел.
      — Да. Только, во имя Трона, пожалуйста, не рассказывай ничего Рикенсу. Он меня с потрохами сожрет. Я снабдил свой домашний когитатор шифрующими системами департамента, чтобы иметь возможность поработать после вахты. Иначе мне никогда бы не управиться.
      — Лимбвол, ты хоть знаешь, что часы после вахты предназначены для отдыха? Спокойный ужин, возможность пропустить пару стаканчиков с друзьями или даже вступить в интимную связь?
      — Если я не стану брать работу на дом, то ни за что не успею выполнить все поручения Рикенса. После дежурства я работаю еще около шести или семи часов. Только не говори мне, что сама никогда не брала работу на дом.
      — Ну…
      — Вот-вот. И еще, вот ты мне скажи… когда у тебя последний раз были с кем-нибудь интимные отношения?
      Плайтон нахмурилась и не ответила.
      — Держи. — Лимбвол извлек бумаги. — Я обработал это вчера вечером. Основные данные, как ты и просила.
      — Ранние изображения? Чертежи? Планы улиц?
      — Ну да. Даже отчеты о первых строителях, полученные из архива Школума Архитектус. Ты когда-нибудь слышала о человеке по фамилии Кадизский?
      — Вроде в общем блоке В есть площадь Кадизского.
      — Названа в его честь. Теодор Кадизский. Именно благодаря его стараниям город приобрел свой первоначальный облик.
      — Биография?
      — Все в папке.
      Плайтон, ведя машину одной рукой, другой взяла протянутые Лимбволом бумаги и убрала их в кармашек на водительской двери.
      — Здорово. Спасибо. Думаю, что это поможет нам выяснить все подробности по делу Ольсмана. Я о той потайной крыше. Это что-то очень важное.
      — Что ж, только будь осторожна. Чтобы получить эти данные, мне пришлось… копнуть поглубже.
      — Неавторизованный доступ? Хочешь сказать… ты украл эту информацию?
      — Да простит меня Император, давай лучше скажем так: я просто проигнорировал кое-какие смысловые оттенки понятия «легитимность».
      Плайтон усмехнулась. Они уже искали место для парковки на Темплум-сквер. Над ними нависала громада великого храма. Тихо шелестел дождь. Перед аркой темплума было припарковано несколько машин Магистратума. Здание по-прежнему было опечатано.
      — Жди здесь, — сказала Мауд. — Я быстро. Просто сделаю еще пару снимков для отчета. Я обещала Рикенсу.
      Она вышла из «Бергмана» и поспешила спрятаться под портиком. К ней подошли двое офицеров Магистратума.
      — Мамзель, вы не можете…
      — Расслабьтесь. Особый отдел, — усмехнулась она, показывая значок. — Я веду это расследование.
      Плайтон быстро прошла под широким портиком темплума, миновала галерею и вошла в старую ризницу. Она уже проверяла заряд батареи своего пиктера, когда неожиданно поняла, что ей прямо в лицо нацелен служебный пистолет.
      — Вы слишком далеко зашли, — произнес мужской голос.
      — Что, во имя Трона?… - начала было она.
      — А теперь спокойно и медленно передайте мне пиктер.
      Плайтон, не опуская рук, подняла взгляд. Перед ней, перегораживая вход, стояли двое мужчин. Оба были облачены в броню Магистратума, но на ней не было ни идентификаторов, ни значков. Визоры опущены. Стволы пистолетов угрожающе смотрели на нее.
      — Полегче, — сказала она. — Сейчас я достану удостоверение, хорошо?
      Один из них кивнул. Женщина достала свой значок.
      — Мауд Плайтон, младший маршал. Я веду это расследование.
      Мужчина взял ее удостоверение, изучил его и бросил обратно.
      — Уже не ведете, — произнес он.
      — Что?
      — Это дело внутренних расследований, маршал. Уходите.
      — Постойте минутку…
      — Уходите. Сейчас же, — сказал второй. — Теперь делом занимается отдел внутренних расследований.
      — Но почему?
      — Мы не собираемся вам ничего рассказывать, — отрезал первый. — Возвращайтесь в свой департамент.
      — Кое-что вам придется сказать мне, — заявила Плайтон.
      — Да? Что же?
      — Диктат Магистратума номер тысяча семьсот восемьдесят. Положение об установлении личности офицерского состава. Кто вы?
      — Я уже говорил вам. Отдел внутренних расследований.
      — Имена?
      — Маршалы Вигот и Кубер. Удовлетворены? Мы закончили?
      — Мы закончили, — произнесла Плайтон, отправляясь обратно к «Бергману».
      Она припарковала машину в рокритовом ангаре под центральной башней, оставив пропуск на приборной панели, и вместе с Лимбволом отправилась наверх.
      В департаменте расследования особых преступлений стояла зловещая тишина. Им никто не попался по пути, даже мадемуазель Лотилла. Под кремовыми электрическими лампами сиротливо поблескивали пустые столы, и бумаги слегка шелестели в бризе разгоняемого вентиляторами воздуха.
      Плайтон и Лимбвол посмотрели друг на друга. В кабинете полномочного представителя Магистратума кто-то разговаривал на повышенных тонах.
      Плайтон села за свой стол и ввела в когитатор код доступа и песнь Пробуждения. Высветилась только поверхностная информация, и ничего более. Все ее драгоценные отчеты по делу Ольсмана, включая сделанные в первый день пикты потайного потолка, оказались недоступны. Удалены.
      Такого прежде никогда не случалось.
      Говоря по правде, не совсем так. Несколько лет назад отдел задержал за уличное убийство женщину, утверждавшую, что она является имперским инквизитором. Гидеон-кто-то-там. Затем Рикенсу нанесли визит двое мужчин, и вскоре все файлы по делу были уничтожены. Мауд тогда усомнилась в правильности такого поступка, но Рикенс сказал ей, чтобы она забыла о происшествии.
      — Ничего хорошего из этого не выйдет, — произнес он тогда. — Забудь.
      Плайтон пыталась забыть, но это оказалось непросто. Хотя она и не сомневалась, что дело действительно касалось инквизитора. Иначе, зачем бы Рикенс стал стирать информацию? Ей было приятно думать, что тем самым они послужили священным ордосам Бога-Императора.
      Но это?
      Чем все оправдывается на этот раз?
      Люк главного подъемника с шипением открылся, звук показался слишком громким в тишине офиса. Сквозняк заворошил бумаги. В отдел по расследованию особых преступлений вошла бригада когитационных адептов из Техникус, сопровождаемая фалангой маршалов Магистратума.
      Адепты, не тратя лишнего времени, приступили к демонтажу когитаторов департамента.
      — Что, черт возьми, происходит?! - закричал Лимбвол.
      Маршалы прижали его к стене и начали избивать. Плайтон медленно поднялась со своего места. На нее тут же нацелили оружие.
      Маршалы носили огненно-рыжие значки отдела внутренних расследований.
      — Остановитесь, — сказала Плайтон. — Хватит его бить.
      Но маршалы, прячущие лица за опущенными визорами, продолжали избивать Лимбвола, пока тот не осел на пол. Одна из линз секретаря треснула.
      — Именем Императора, я требую ответить, по какому праву вы это вытворяете! — крикнула Плайтон.
      Дверь офиса Рикенса распахнулась, и оттуда выскочил массивный мужчина Мауд сразу же его узнала. Один из старших чинов Магистратума — Санкельс, глава отдела внутренних расследований, занимавшегося преступлениями, совершенными представителями самого Магистратума.
      Санкельс обернулся и заорал в сторону офиса Рикенса:
      — Сегодня, слышите меня? Сегодня!
      Пройдя мимо Плайтон, Санкельс прожег ее взглядом. И ушел.
      — Мауд? — прокричал Рикенс от двери, ведущей в его кабинет.
      Плайтон поспешила к нему, и начальник втянул ее внутрь комнаты.
      — Что здесь происходит? — спросила она.
      Бледный как полотно Рикенс опустился в кресло.
      — Кое-что, — сказал он.
      — Сэр?
      Он посмотрел на нее.
      — Мауд, — произнес Рикенс. — Мне самому мерзко задавать этот вопрос, но ты намеренно нарушила процедуру, когда приступила к расследованию смерти Ольсмана?
      — Нет, сэр.
      — Я и сам так не думаю. В отчете ты отразила все подробности, касающиеся сцены преступления?
      — Да, сэр.
      — Все до последней?
      — Прямо как по учебнику, сэр. А что произошло?
      Рикенс положил руки на консоль перед собой. Его пальцы дрожали.
      — Сегодня утром, в девять двадцать, деятельность отдела по расследованию особых преступлений была приостановлена.
      — Что?
      — Приостановлена. Все дела отозваны отделом внутренних расследований. Поступило донесение, что мы не справились с делом Ольсмана. Нарушение процедуры. Укрывательство преступника.
      — Ни в коем случае, сэр…
      — Знаю. И верю тебе, Мауд. Но Санкельс полагает иначе. Нам приказано освободить помещение и не покидать свои дома до тех пор, пока не закончится расследование. Судя по всему, есть прямая связь между делом Ольсмана и покушением на жизнь главы министерства торговли субсектора Жадера Трайса.
      — О мой Трон! Они попытались его убить?
      — Кто?
      — Сэр, я понятия не имею! Я только слышала слухи…
      — Слухи верны. Поэтому мы и оказались в таком положении. Сдай свой значок и оружие, Мауд.
      — Что? Почему?
      — Потому, что ты отстранена от работы. Отдел внутренних расследований собирается допросить тебя. Ты обязана вернуться к себе и ждать, когда тебя вызовут.
      — Но я не сделала ничего противозаконного!
      — Знаю, Мауд. Но все-таки…
      Плайтон отцепила значок, сняла с себя кобуру и положила их на стол перед Рикенсом.
      — Отправляйся домой и жди вызова, — сказал Рикенс. — А я постараюсь сделать все, чтобы это дело велось максимально непредвзято.
 

      «Аретуза» тихо постанывала во сне. Выход на высокую орбиту Юстиса Майорис позволял произвести полное отключение систем и давал возможность заняться необходимым ремонтом. Перекрытия недвижного старого судна поскрипывали, хотя невзгоды космического путешествия сменились долгожданным отдыхом.
      Блуждая по полумраку ремонтных тоннелей и нижних палуб, Шолто Ануэрт наслаждался тем, как поскрипывает и вздыхает вокруг него металлический корпус. Благодаря этим звукам корабль казался ему живым. Кроме того, капитан отправил двадцать человек своего экипажа расслабиться в кабаке, и, не постанывай судно, абсолютная тишина действовала бы на нервы.
      Ануэрт оценивал примерную стоимость капитального ремонта. За ним покорно ползли три небольших сервитора. Два из них представляли собой базовые модули обслуживания. А третий тащил в верхних лапах массивную книгу в жестком кожаном переплете, удерживая ее в раскрытом виде. Этот сервитор заменял кафедру, а книга представляла собой ремонтный журнал «Аретузы». Изучив очередной участок корабельных систем, Ануэрт подходил к нему и перьевой ручкой дополнял перечень необходимых работ, к которым его экипажу предстояло приступить по возвращении. С такой работой быстрее бы управился самый примитивный информационный планшет, но Ануэрт питал слабость к ведению дел на бумаге.
      Записанные им слова были такими же маленькими и непонятными, как и сам капитан.
      — Доп. канал «один-три-четыре-один», нижняя служебная палуба, обновить изоляцию на энергостволе и сменить цифровые клапаны с два-шесть-два по два-шесть-девять, — бормотал он под нос в такт движению пера, в результате чего его слова приобретали странную, растянутую интонацию.
      Ануэрт завернул колпачок ручки.
      — Готово. Здесь мы закончили. Теперь направимся к следующему пересечению. — Он зашагал дальше, и троица сервиторов задергалась, со скрежетом следуя за ним.
      Капитан внезапно остановился и уставился на стену темного коридора.
      — О-го-го. Все, что угодно, но только не это. Это неприемлемо. Видите эту отвратительную ржавчину?
      Сервиторы кивнули металлическими черепами.
      — Заржавление этого магнетизма недопустимо, поскольку это не приведет в восторг общую цельнотельность судна. — Ануэрт снова снял колпачок с ручки и добавил еще несколько коротких слов.
      — Нижняя служебная палуба, чинить ржавую стену герметиком. И отполировать где надо.
      Они продолжили обход, отправившись в мрачную пещеру кормового трюма. Освещение здесь было особенно скудным, половина люминесцентных ламп не работала (Ануэрт старательно отметил это в книге). Несколько плит, покрывающих палубу, покорежилось. Ремонтные сервиторы освещали их фотогальваническими лампами, пока капитан пытался выяснить причину деформации.
      Снова заскрипел металл, но Ануэрт не обратил на это внимания. Он пробежался пальцами по поврежденному участку палубы и тихо выругался. В этот момент что-то заслонило свет ламп.
      — Вы, недоделки, держите их ровно! — крикнул он, все еще оставаясь в тени.
      — Эй, — послышался низкий и неимоверно глубокий голос.
      Шолто Ануэрт оглянулся и уставился на колоссальную фигуру, возвышающуюся за его спиной. Капитан «Аретузы» заморгал. Ему слишком хорошо был известен как этот человек, так и то, чем тот зарабатывал на жизнь.
      — Что-то не припомню, чтобы я приглашал вас на борт своего корабля, мастер Уорна, — произнес он, безуспешно пытаясь скрыть страх в своем голосе.
      — Это все потому, что вы меня не приглашали, Ануэрт, — ответил Люциус Уорна.
      — Вы знаете м-мое имя?
      — Шолто Ануэрт, капитан «Аретузы». Работа обязывает знать подобные вещи. Особенно если учесть, что я ищу вас.
      — И-ищите? Меня? П-почему? Зачем? Зачем вам искать меня?
      — Затем, что нам необходимо поговорить.
      — Но мне не о чем говорить с вами, сэр. Мои губы запечатаны.
      — А до меня доходили слухи, Ануэрт, что обычно вы весьма разговорчивы. Я даже слышал, что вы болтун. Говорите много, но девяносто процентов ваших слов — бессмысленный бред. Меня интересуют оставшиеся десять процентов осмысленных реплик, которые вы иногда выжимаете из себя.
      Ануэрт распрямился в полный рост — в результате чего его глаза оказались на уровне пупка Уорны — и произнес:
      — Я буду крайне преблагодарен, если вы окажетесь любезно снисходительны и удалите свою личность с моего корабля.
      Люциус Уорна небрежно взмахнул рукой, ударив тыльной стороной кисти одного из сервиторов. Нечеловеческая сила этого удара заставила закувыркаться машину по полу. Когда сервитор остановился, он был измят и изломан, а порванные кабели и сервоприводы разбрасывали искры.
      — Мы будем разговаривать, — прогрохотал Уорна. — И точка.
      Люциус повел капитана к небольшой комнате отдыха рядом с мостиком. По пути Ануэрт увидел и других людей, вторгшихся на его корабль, — крепко сложенных типов, вооруженных пистолетами. Они стояли на страже в люках и на пересечениях коридоров, готовясь поприветствовать команду Ануэрта, когда та вернется. Еще больше людей оказалось на мостике. Эти изучали базы данных корабля и копались в бумажных записях.
      Ануэрт вспыхнул бы от гнева при виде такого произвола, если бы все его эмоции и мысли не заглушал ужас. Он не был отважен и всячески избегал конфликтов. За время своей тихой торговой жизни он никогда не сталкивался с абордажем, его никогда не атаковали и никогда его благополучию и здоровью серьезно не угрожали.
      Он молчал, как ему и было приказано. Уорна показал капитану на обтянутую кожей скамью возле стены комнаты отдыха.
      Сам охотник за головами остался стоять. Он спокойно расстегнул бронированные перчатки своего доспеха и положил их на журнальный столик. Огромные руки Уорны оказались так же испещрены шрамами и шишками, как и его голова.
      — Во время Огненного Потока вы были на Пределе Боннэ.
      Ануэрт пожал плечами, поскольку не смог понять, был ли это вопрос, и не мог понять, стоит ли на него отвечать.
      — Затем вы отправились в сезонный рейс мимо Энкрейджа и Бостола. Ваше путешествие завершилось здесь шесть дней назад.
      Ануэрт снова пожал плечами.
      — И как, успешный рейс? Хорошая прибыль? Есть ли у вас грузы?
      — Немного разных красотулек. Неудачный сезон.
      — И дальше будет только хуже, — произнес Уорна. — А что насчет пассажиров?
      Ануэрт ничего не ответил.
      — Вы меня боитесь, что ли? — улыбнулся Уорна.
      — Не имею ни малейшего понятия, почему я не должен.
      — Чертовски верно. Я страшный человек. Может быть, поэтому вы и утратили свою всемирно известную болтливость. Может быть, вам будет проще разговаривать с родственной душой?
      Уорна подошел к двери и кого-то окликнул. В комнату вошел рыжеволосый мужчина в жакете из витрианского стекла.
      — Приветствую, Ануэрт, — сказал он. — Вам известно, кто я?
      — Сайскинд, капитан «Очарования», — кивнул Ануэрт.
      — Надеюсь, вы не возражаете, если Люциус побудет с нами. Он работает на меня. Если поможете мне разобраться в одной проблеме, то мне не придется платить ему за то, чтобы изуродовал вас.
      — Очень воодушевляюсь слышать это, капитан Сайскинд. И каким же фешенебельным образом могу я помочь вам?
      — Позвольте мне начать с извинений, Ануэрт, — произнес Сайскинд. — Все-таки мы вломились на ваш корабль, захватили его. Мне не знаком капитан, которому бы это понравилось.
      — Мне тоже.
      — Но поймите, пока я не получу то, что хочу, мои люди останутся здесь. И любой ваш человек, рискнувший оспорить этот факт, горько пожалеет. Я пытаюсь разыскать «Октобер Кантри», Ануэрт. «Октобер Кантри» и его капитана — Кизари Феклу.
      Капитан «Аретузы» прочистил горло.
      — Тогда вы излучили свою радиацию в неподходящем направлении, капитан Сайскинд. Я — не он, и его здесь нет, вот такие дела. Когда последний раз мой взгляд падал на него, он был на Пределе во время Огненного Потока.
      — Вы видели его там? — произнес Сайскинд, снимая с полки астролябию.
      — Если подумать, да. Я даже говорил на него. Он неотрицаемо присутствовал, так же как и капитан Акунин, и прочие озабоченные преподобия их картеля.
      — И все они покинули Предел раньше, чем я добрался туда, — обратился Сайскинд к Уорне, а потом снова посмотрел на Ануэрта. — О чем вы разговаривали с Феклой?
      — Я заключил встречу с выгодным капитаном и расточал с ним слова о коммерческих деловых отношениях, которые могли бы возникнуть, проницательно говоря, между нашими двумя.
      Сайскинд раздраженно рассмеялся.
      — Ануэрт, Ануэрт… картель… Фекла и Акунин играют вне моей лиги, не говоря уже о вашей. Как вы умудряетесь терпеть позор, пытаясь заключать сделки с такими людьми? Трон, вы же просто ничтожество. Безымянный карлик на корабле-развалюхе.
      Шолто отчаянно заморгал и отвел взгляд.
      — Послушайте меня, Ануэрт, — сказал Сайскинд. — Мы договорились встретиться с Феклой в Пределе Боннэ, но я опоздал. Он уже исчез к тому времени, когда я добрался до места. В обычных обстоятельствах он оставил бы мне послание, но он этого не сделал. Естественно, я начал волноваться. Поэтому мне и пришлось нанять Уорну, чтобы провести небольшое расследование. И угадайте, что он нашел?
      — Не имею никакой идеологии, — сказал Ануэрт.
      — Сразу после Огненного Потока к Пределу Боннэ пристыковался грузовой лифтер, зарегистрированный, согласно кодам приемоответчика, на «Октобер Кантри». Люди, находившиеся на его борту, идентифицированы не были. Точнее говоря, отчеты вигилантов указывают на то, что они решили сохранять анонимность. Но кое-что в отчетах все-таки отразилось. Кто бы ни были эти люди, но они договорились с вами о частной встрече. А вскоре после этого принадлежащая вам куча металлолома покинула Предел и начала свое путешествие.
      — Кто были эти люди? — спросил Уорна.
      — В точности не помню… — начал было Ануэрт.
      — Вот только без этого! — плюнул слова Сайскинд. — Мы видели записи. Факты, Ануэрт. Не надо покрывать себя еще и ложью. Вы либо встречались с Феклой, либо с его представителями, либо с людьми, которым каким-то образом удалось захватить лифтер, принадлежащий «Октобер Кантри». Так кто это был?
      Шолто Ануэрт, столь маленький, что его ноги не доставали до пола, когда он сидел на скамейке, лишь отважно покачал головой.
      — Все время рейса вы везли на борту пассажиров? — прорычал Уорна. — От Предела до Юстиса.
      — Только грузы, — сказал Ануэрт.
      — Орналес! — прокричал Сайскинд.
      В каюту вошел человек, вручивший ему один из судовых журналов «Аретузы» в кожаном переплете. Сайскинд открыл последнюю запись.
      — Вот что написано здесь вашей собственной рукой, Ануэрт. Договорился о перевозке пассажиров от Предела Боннэ до Юстиса Майорис. Восемь человек. Цена согласована. Имена не зарегистрированы.
      Ануэрт знал, когда лгать уже бесполезно.
      — Я принадлежался тем людям, чтобы действовать как перевозчик. Они уже покинули судно.
      — Кто это был?
      — Торговцы, я раздумываю. Я не задавал им вопросов.
      — Да ладно тебе, ничтожный ублюдок!
      — Даже если бы я знал имена, — бросил Ануэрт, — я не буду обязывать вас с ними! Капитан и его клиенты восторгаются принципами приватизации и доверия! Вы и сами знаете это, поскольку сами капитан.
      — Знаете, — усмехнулся Сайскинд, возвращая книгу своему первому помощнику. — Меня восхищает ваш профессионализм, Ануэрт, в самом деле восхищает. Тайна личности клиента. Я действительно всячески стараюсь ее соблюдать. Но будь мое судно захвачено, а сам я находился бы в одной комнате с Люциусом Уорной, то не стал бы слишком упорствовать. Посему… я жду эти чертовы имена.
      — Нет, — сказал Ануэрт.
      — Хорошо, тогда ответьте на другой вопрос. Что вам известно о человеке по имени Гидеон Рейвенор?
      — Ничего, — категорически отрезал Шолто Ануэрт.
      Сайскинд обернулся к Уорне.
      — Достаньте вашего свидетеля, — произнес он.
      Люциус Уорна залез в мешочек на поясе и извлек из него что-то, что начало вибрировать и клацать.
      — Знаете, что такое кусач? — спросил он.
      Ануэрт покачал головой и стал отползать назад по скамье, пока места для дальнейшего отступления уже не осталось.
      — Что ж, — сказал Уорна, — значит, узнаете. Если не будете отвечать на вопросы. Вы знакомы с Гидеоном Рейвенором?
      — Да, — сказал Ануэрт.
      — Он был вашим пассажиром? Он и его команда?
      — Да, — ответил слабым, тихим голосом Ануэрт.
      — Ну, хоть к чему-то мы пришли. Что случилось с Феклой и его кораблем?
      — Не знаю! В прощении, но не знаю! Они не говорили мне!
      — Возможно, что и не говорили. Тогда другой вопрос. Где сейчас Рейвенор и его люди?
      — Не знаю. На поверхности. Это все, что я могу объяснить, к лучшему краю моего знания.
      — На поверхности. Ага. А как вы поддерживаете с ними связь?
      — Я не поддерживаю! Наше договорение завершилось.
      — Но вы же должны знать, чем они заняты?
      — Я заумаливаю вас, что не знаю! Они сделали особую необъятность из не сообщения мне уместности их бизнеса! Они сказали, что я не должен знать это для пользы моего здоровья!
      Люциус Уорна медленно поднял кусача.
      — Как же они ошибались, — сказал он.
 

      Карл Тониус постепенно, по частям извлекал тайны из коробочки с загадками, принадлежавшей Чайковой. Он занимался расшифровкой в течение уже двух дней. Карл выписывал каждый клочок данных на небольшие листки, приклеивая их к стене восточной спальни, перемещая в зависимости от того, что еще удавалось узнать. Карточки уже покрывали почти всю стену. Время от времени Карл подходил к своим когитаторам и проверял полученную информацию, выходя на связь с Информиумом, или прогонял какие-то числа через свой арифмометр.
      Размах деятельности Тринадцатого Контракта становился все более очевидным. Картель существовал в течение уже многих лет. Раньше я полагал, что в Петрополис были завезены контрабандой тысячи зараженных устройств, но настоящее число к текущему моменту достигло уже почти пяти миллионов.
      Пять миллионов! Если это правда, использование зараженных варпом устройств в структурах Администратума улья стало уже повседневностью. И картель Тринадцатого Контракта действительно очень разбогател. Об этом свидетельствовали и те суммы, которые отмывала для них Чайкова. Заказы, полученные по Контракту, хорошо и быстро оплачивались, умножаясь за счет доходов от торговли флектами.
      Глупая торговля флектами. Жажда сторонних доходов, которой они не смогли сопротивляться, и стала той самой причиной, что вывела меня на их след. Их предала собственная жадность.
      Но меня по-прежнему заботили более глубокие взаимосвязи. Кровь Когнитэ, что бежала в жилах тех, кто принимал участие в этой игре. Фекла, Чайкова, Сайскинд, хотя я и не думал, что этот последний недоумок еще не выбыл из событий. Трайс заинтриговал меня, учитывая его власть, статус, и то, что Карлу не удалось узнать ничего о прошлом этого человека. Но я знал, что он нанимал могущественных псайкеров. Например, Кински и неустановленного человека, которого я видел во дворце. Несомненно, в тот день кто-то покушался на его жизнь. У Трайса были и другие враги. Враги, способные призвать инкубулу. Внутреннее чутье подсказывало мне, что это была Божья Братия. Результаты поверхностных поисков, проведенных Карлом, показали, что на Юстисе действует несколько ячеек этой организации. Это особенно насторожило меня.
      Я каким-то образом оказался вписан в их предсказания, в их ожидания. И раз они совершили нападение на Трайса, то это означало, что моя борьба против картеля каким-то образом была связана с неким ужасным событием, которого они крайне жаждали.
      Фигур в игре было много, точно в регициде. И в центре всего — пугающий меня, загадочный, предсказанный некто под именем Слайт. Мессия Божьей Братии. Кто же он или что же он?
      Настоящая фамилия Заэля — Слит. Он зеркалящий провидец и, по определению Эйзенхорна, особенно привлекателен для братства. Неужели я действительно оказался столь легковерен, что приблизил к себе демона? Неужели моя симпатия к Заэлю станет причиной моей гибели, а с ней и гибели всего субсектора?
      Молюсь, чтобы этого не произошло. Я человек осторожный, не страдающий излишней амбициозностью. Пусть все и указывает на Заэля, но это было бы слишком просто. Опыт подсказывает мне, что Вселенная представляет собой куда более сложный механизм.
      Я подлетел к не отрывающемуся от работы Карлу сзади. Он показался мне напряженным и нервозным. Случайно нажав не на ту кнопку когитатора, он зашипел проклятия и богохульства.
      —  Полегче.
      - Так много данных, — пробормотал он. — Слишком много всего надо собрать вместе. Эта работа изводит меня.
      Из коробочки с загадками нам удалось узнать одну важную вещь: несколько членов картеля настолько разбогатели, что уже вышли из дела и отправились на покой. Почти неслыханное дело, чтобы капер продал свой корабль и удалился наслаждаться богатством. Но, видимо, столько уж заработали эти люди. Маребос приобрел целый остров на Мессине. Брэден осел в монастырской крепости над Великим Водопадом на Мирепуа. Без сомнения, занимались они только тем, что пересчитывали свои деньги и купались в них.
      Афин Страйксон продал свое судно и, прибавив к этому доходы, полученные от картеля, приобрел личное имение в своем родном мире.
      А родом он был с Юстаса Майорис. Он приобрел угодья здесь, в Фартингейле. Тысяча пятьсот километров от улья Петрополиса. Впервые за все время расследования нам представилась возможность встретиться с членом картеля лицом к лицу.
      Нейл, Кыс и Матуин уже отправились туда, собираясь задать бывшему каперу несколько прямых вопросов.
      — Так много данных, — снова пожаловался Карл, приклеивая к стене очередную карточку. — Можно попросить Заэля помочь?
      — Нет, — ответил я. — Я отправил его на кухню, что сварить тебе немного кофеина.
      На самом деле мне просто хотелось держать Заэля как можно дальше от всего этого. Если он действительноСлайт… Загудела сигнализация. Я услышал, как Фраука подошел к двери. Затем он вернулся и наклонился ко мне.
      — Это врач, — сказал Фраука.
      Я оставил Карла продолжать работу и полетел навстречу Белкнапу. Верный данному им обещанию, доктор вернулся проверить состояние Кары.
      Он стоял в дверном проеме, держа в руке свой мешок.
      — Здравствуйте, медик.
      — Здравствуйте, инквизитор.
      — Я ценю вашу помощь.
      — Замечательно.
      — Пойдемте.
      Он поднялся за мной по лестнице. Белкнап был хорошим и очень принципиальным человеком. Теперь я и сам мог чувствовать, что Кыс не ошибалась, рекомендуя его мне.
      Мы прошли по верхнему коридору к комнате Кары. Но неожиданно раздавшийся крик заставил доктора споткнуться на полушаге.
      — Что это было? — спросил он.
      — Вас это не касается, доктор, — ответил я. Крик прокатился снова.
      — Вы же хотите, чтобы я доверял вам? — произнес Белкнап, поворачиваясь ко мне лицом. — Что, во имя Трона, это было?
      — Наш гость, — ответил я. — Он время от времени кричит.
      — Позвольте мне осмотреть его.
      — Нет.
      — Тогда мне придется уйти, Рейвенор.
      — Ладно, хорошо.
      Я провел Белкнапа по коридору и распахнул сознанием дверь, ведущую в комнату Скоха. Охотник для пущего эффекта натянул свои оковы и снова закричал.
      — Святой Трон… — произнес Белкнап, заглядывая в комнату.
      — Они мне натерли! — кричал Скох. — Они натерли мои запястья, и те воспалились!
      Он поднял руки перед собой, чтобы мы убедились.
      — Это неблагородно, — сказал Белкнап.
      — Скох мой пленник. Это опасный человек. Чем бы вы ни занимались, но жалеть его не стоит, — откликнулся я.
      Белкнап с негодованием уставился на меня.
      — В любом случае он остается человеком, чье здоровье находится в опасности. И данная мной врачебная клятва требует от меня осмотреть его.
      — Хорошо.
      Белкнап подошел к Скоху и оглядел его наручники.
      — Вы должны освободить его. Оковы стерли кожу, и в раны проникла инфекция.
      — Доктор, этот человек — враг Империума, — сказал я. — Оковы останутся на нем.
      — Тогда я должен отвезти его в местную больницу.
      — Нет, — ответил я. — Вам уже говорили, что действовать мы можем только втайне. Стоит Скоху оказаться в больнице, и наше прикрытие развалится. Он знает слишком много.
      — Тогда что же мне делать, инквизитор?
      — Помогите ему.
      Белкнап извлек из мешка смягчающую мазь и принялся втирать ее в запястья Скоха.
      — Это только начало, — сказал доктор. — Но меня все это не радует.
      Кара Свол спала, когда мы вошли. Возле ее кровати стоял, пульсируя и помигивая огоньками, заказанный Белкнапом медицинский аппарат.
      — Не может быть, — произнес Белкнап, разглядывая оборудование. — Я составил список вещей, которые могли бы пригодиться, и вы просто пошли и купили их сразу все?
      — Я очень дорожу Карой.
      — Все это оборудование, — сказал Белкнап. — Вы даже не смотрите на цену. Всем этим можно было бы полностью оборудовать операционную в нижнем стеке. Что же вы за люди?
      — Мы люди, которые пожертвуют все это вам, как только дело будет сделано, — ответил я.
      Доктор присел на краю кровати и стал осматривать рану на животе Кары.
      Она дернулась во сне и забормотала. Я покинул комнату.
      — Вокс от Нейла, — доложил Фраука. — Они вышли на позицию и ждут только вашего сигнала.
      — Принято, — сказал я. — Послушай, Вистан, ближайшие несколько часов, похоже, будут довольно спокойными. Почему бы тебе не сводить Заэля в галерею? Или в музей. Учитывая то, что нас здесь так немного, мне бы не хотелось предоставлять его самому себе. Особенно после твоего рассказа.
      — Понимаю, — сказал он. — Вы хотите держать его подальше от всего, что может вызвать его реакцию, пока никого нет поблизости. Без проблем.
      Он отправился искать мальчика, а я скользнул в комнату Карла.
      — Я выйду из тела, чтобы помочь Гарлону. Вистан проведет для Заэля экскурсию, и ты сможешь полностью сосредоточиться на работе.
      — Хорошо, — сказал он.
      — И не забудь проверить Скоха.
      — Конечно.
      Я возвратился в личную комнату, отключил подъемники кресла и устремил свое сознание в небо.
      Одевшись в тело Зэфа Матуина, я отправился по гравийной дорожке следом за Кыс и Гарлоном. Фартингейл — это тихий, расположенный в глубине континента городок с широкими улицами и аккуратно подстриженными деревьями. Небо затянуто тучами и угрюмо. Особняк Афина Страйксона лежит прямо перед нами.
      — Предлагаю зайти и представиться, — сказал я.
      Мы подошли к сторожке. За прутьями запертых железных ворот темнеют лужайки. К дверям особняка ведут дорожки, вдоль которых возвышаются покрытые эмалью обелиски.
      Кыс дернула за звонок. Мы все одеты в простые черные костюмы и длинные плащи из серой шерсти.
      — По какому вопросу? — протрещал вокс-динамик, вмонтированный в стену.
      Кыс наклонилась к конусу микрофона.
      — Департамент сборов и пошлин, — ответила она.
      — Так говорите, вас зовут Белкнап? — спросила Кара.
      Она сидела на стуле возле кровати. Щеки ее были бледными и впалыми.
      — Верно, — сказал доктор, настраивая регуляторы одного из аппаратов.
      — То, что вы делаете… все эти тесты. Вы очень дотошно все проводите.
      — Я дотошный человек, мамзель Свол.
      — Но все равно…
      — Вы были ранены так называемым вампирским клинком, — произнес Белкнап. — Нанесенный вам урон не ограничивается только резаной раной. Мне необходимо провести полную проверку биологических процессов, чтобы удостовериться, что не возникнет… побочных эффектов.
      — Вы стабилизировали рану. Она мне больше не угрожает.
      — Да, но, как я уже сказал, мне необходимо…
      Кара посмотрела на Белкнапа.
      — Нет нужды сочинять сказки, доктор. То, что вам хочется продолжать тесты, не имеет никакого отношения к ране, причиненной мечом. Изучая ее, вы обнаружили что-то еще. Я знаю это.
      — Ясно.
      — Так что, продолжайте. — Кара улыбнулась и посмотрела ему прямо в глаза.
      Белкнап глубоко вздохнул и вручил ей планшет с показаниями.
      — Те дорогостоящие инструменты, которые приобрел ваш начальник, вряд ли ошибаются. Вам известно, что это?
      — Мне это было известно еще до того, как меня ранили, — мягко произнесла Кара.
      — Да?
      — Конечно. Я еженедельно проверялась на автодоке Ануэрта.
      — Какого еще Ануэрта? — спросил он.
      — Не имеет значения, — быстро ответила она. — Я знаю, что со мной. Астробластома. В прошлом году я предприняла прыжок из стыковочного шлюза в одном только скафандре. Подставилась под мегаватты радиации. Я надеялась, что скафандр был защищен.
      — Не похоже.
      — Мне тоже так кажется. Так сколько мне осталось?
      Белкнап уставился в пол.
      — В лучшем случае шесть месяцев, мамзель Свол. Простите.
      — Незачем извиняться, это не ваша вина. Лечение?
      — Важнее всего условия жизни. Понимаете? Есть, конечно, препараты, которые помогут вам чувствовать себя немного комфортнее. И ангиогенезные ингибиторы помогут вам выиграть чуть больше времени, хотя уже начались карциноматозные процессы.
      — Хотите сказать, что рак распространяется по телу?
      — Да. Хотя, возможно, вы получили облучение широкой зоны, и теперь онкологические реакции проявились во множестве.
      — Как долго я еще буду оставаться… подвижной?
      — Если повезет и при условии надлежащего ухода… от трех до четырех месяцев, — ответил Белкнап. — Послушайте, сейчас вам необходим отдых. Я снова навещу вас завтра, и мы сможем обсудить подробности вашего лечения.
      — Мы? — спросила Кара.
      — Теперь вы мой пациент, — сказал он.
      Кара протянула руку и осторожно взяла его за рукав.
      — Только есть кое-что, доктор Белкнап, кое-что, куда более важное, чем все остальное. Прошу вас, не рассказывайте никому. Ни моим друзьям. Ни Рейвенору. В особенности Рейвенору. Хорошо?
      Белкнап кивнул.
 

      — Кто-кто? — осторожно переспросил привратник.
      — Департамент сборов и пошлин, — вежливо повторила Кыс.
      Она продемонстрировала ему удостоверение, и мы с Нейлом последовали ее примеру. Человек посмотрел на бумаги с некоторой тревогой, но, похоже, поверил в их подлинность. Так и должно было произойти. Документы действительно были подлинными. Карл заставил сам Информиум сделать для нас их.
      Нам позволили пройти в вестибюль дома Страйксона. Особняк оказался мрачным и холодным: хотя день был серым и пасмурным, внутреннее освещение включено не было. За исключением тиканья огромного хронометра и хриплого карканья грачей в саду, не было слышно никаких звуков.
      — И что вам нужно? — спросил привратник.
      Мне он показался самым реалистичным объектом вокруг нас. Крепко сложенный мужчина среднего возраста был более похож на охранника, чем на привратника. Его словам и жестам явно недоставало мягкости и утонченности, которыми, как правило, обладают опытная прислуга и дворецкие.
      — Нам поручено провести проверку финансовой документации господина Страйксона, — сказала Кыс.
      — Что? Почему? — спросил человек.
      — Это мы будем обсуждать либо с самим господином Страйксоном, либо с юристом, имеющим полномочия говорить от его имени.
      Пока Кыс говорила, я изучил сознание привратника и узнал некоторые базовые сведения. Звали его Джерен Фелт, он являлся сотрудником службы безопасности, охранявшей дом Страйксона. Несколькими днями ранее, после какого-то инцидента в улье — известия о котором очень обеспокоили Страйксона, — штат дома был сокращен до службы безопасности. Фелту приказали занять место привратника и отвечать на все звонки. Произошло что-то очень серьезное, но Фелт имел слишком низкий чин, чтобы обладать всей информацией. Уверен он был только в том, что о неожиданном визите налоговых инспекторов Империума необходимо вначале доложить своему начальству.
      — Подождите здесь, пожалуйста, — произнес он и поспешно удалился, унося с собой наши удостоверения.
      —  Страйксон ожидает неприятностей, —отправил я.
      —  Скорее всего,- ответила Кыс, — он уже слышал, что Чайкова мертва, и понимает, что над картелью нависла потенциальная угроза. А он — самый видный ее представитель.
      Я мягко просканировал здание.
      —  Рядом с нами восемь человек. Нет, девять. Мы — причина всеобщей подозрительности и тревожности. Напряженности.
      Я ощутил, как Нейл залезает рукой под плащ.
      —  Нет. Я уже говорил тебе, как все необходимо сделать.
      Рука Нейла выскользнула обратно. Фелт возвратился. Наших удостоверений при нем не было, и он никак не прокомментировал их отсутствие.
      — Извольте проследовать за мной.
      Он повел нас через вестибюль в широкий холл с величественной лестницей. Потом мы прошли по еще одному коридору, миновали арку и оказались в просторном помещении, предназначенном для приема гостей. Это короткое путешествие оказалось весьма увлекательным. Я ощутил взведенные сторожевые турели, скрытые за дверьми вестибюля и наводящиеся на тепловое излучение наших тел, когда мы проходили мимо. Я ощутил охранников с хеллганами, расположившихся позади боковой арки коридора, и еще двух стражников с лазерными винтовками на лестнице, старающихся не показываться нам на глаза. Я чувствовал, как бьются сердца людей, прячущихся за дверьми гостиной и готовящихся ворваться с оружием в руках, если это потребуется. Я коснулся твердых металлических очертаний дистанционно управляемых плазменных орудий, притаившихся за фальшпанелью, нацелив на нас свои жерла. Я увидел электромагнитный блеск многочисленных пиктеров, следящих за нами, и мягко набросил на них пси-пелену, чтобы затуманить наш облик.
      Кроме того, я ощутил, как в соседней комнате секретарь тщательно проверяет наши удостоверения по закрытому вокс-каналу, связывающему его с Петрополисом.
      —  Все люди, находящиеся в доме, собрались вокруг нас. Они вооружены и готовы к действию. Кроме того, дом просто напичкан охранными системами и автоматическим оборонительным вооружением. Будьте осторожны, но не подавайте признаков тревоги. Пусть все идет, как идет.
      — Э, кхм… может быть, чаю? Или кофеину? — смущенно проговорил Фелт.
      Исходя из его поверхностных мыслей, у него за поясом брюк был спрятан шипострел, но привратник не был уверен, успеет ли быстро его выхватить. Он прикидывал, за каким из предметов меблировки можно будет быстро укрыться в случае, если все пойдет не так как надо.
      — Нет, спасибо, — сказала Кыс.
      Мы стояли и дожидались. Я почувствовал, что напряжение вокруг нас уже подходит к критической точке, охрана была готова взорваться практически по любому поводу. Отправив свое сознание в соседнюю комнату, я увидел, как секретарь разговаривает по воксу, зачитывает номера наших удостоверений, ждет и наконец, кивает.
      — Все чисто. Они не врут, — прокричал он.
      Автоматические орудийные турели были переведены в режим «безопасность» и отключились. Охранники опустили оружие и удалились.
      —  Мы прошли проверку.
      В гостиную вошел Афин Страйксон.
      Это был высокий мужчина с узким лицом, тонкими черными волосами и подвижными, умными глазами. Он носил дорогой костюм из темно-коричневого тарша. Войдя в комнату, Афин учтиво кивнул нам.
      — Меня не предупредили о вашем визите, — сказал он.
      Наши удостоверения были в его руках. Он отпустил Фелта мановением руки.
      — Департамент время от времени наносит особые визиты. Без предупреждения. Опыт позволяет нам судить, что предупреждение порой дает гражданам возможность спрятать нарушения, — улыбнулась ему Кыс. — Прошу простить, если мы доставили вам неудобства. Вы Афин Страйксон?
      — Да, это я. Так можете мне сказать, чем обязан?
      — Вы ведь недавно приобрели собственность на Юстисе Майорис? — спросил Нейл.
      — Да, так и есть. Девять месяцев назад я решил удалиться на покой и приобрел этот особняк.
      — Раньше вы были кораблевладельцем? — спросила Кыс.
      — Я был владельцем и капитаном. Семьдесят девять лет. Как говорится, поймал удачу за хвост и отправился сюда, чтобы насладиться ею. Послушайте, ведь мои финансовые агенты оформили все мои отчеты в вашем департаменте и выплатили все полагающиеся налоги. У меня все документы в порядке.
      — Действительно, — произнес Нейл.
      Он открыл маленькую черную папку и извлек из нее информационный планшет.
      — Ваши финансовые советники проявили максимум усердия и тщательности. Тем не менее, мы обнаружили одно упущенное ими несоответствие.
      Лицо Страйксона помрачнело:
      — Надеюсь, что вы ошибаетесь. Обустройство резиденции в этом мире мне обошлось в кругленькую сумму. Я делал все в точности по справочникам, оплатил услуги юристов. Мне пришлось выплатить немалый налог на то, чтобы департамент восстановил сведения о месте моего рождения. Кроме того, были дополнительные поборы, выплаты за оформление гражданства, компенсации. Для того чтобы стать — как бы это получше сказать — простым гражданином этого прекрасного мира, мне пришлось расстаться с неприлично крупной суммой денег. И я легко на это пошел. Не думал, что после этого с меня еще что-нибудь потребуют.
      — Конечно, не ожидали, — сказала Кыс.
      — Но, думаю, это вам лучше обсудить с вашими финансовыми агентами, — добавил Нейл.
      — Мы просто выполняем свою работу, — произнесла Кыс.
      — Знаю, знаю, — слегка улыбнувшись и успокаивающе подняв руку, произнес Страйксон.
      Я мягко прощупал его, пока он отвлекся на разговор. Серебряный кулон на его шее содержал довольно мощный пси-блокиратор, но это устройство не могло тягаться со мной. К тому времени, как он улыбнулся и поднял руку, я уже дезактивировал блокиратор и вторгся в его сознание.
      Там я обнаружил удивительную смесь раздражения и облегчения. Страйксону действительно доложили о гибели Чайковой. Его предупредил звонок Акунина. Тот был в ярости оттого, что Трайс отказался от встречи и обсуждения возникшей проблемы.
      — Этот ублюдок не воспринял меня всерьез, — сказал Акунин Страйксону. — Он думает, что Чайкову убрали конкуренты с черного рынка.
      — Но ведь это возможно, верно? — спросил Страйксон.
      — Мы ее выбрали в первую очередь потому, что она играла чисто, — сказал Акунин. — Против нее не осмелился бы выступить ни один клан преступного мира. Будь осторожен, Афин. Если кто-то начал на нас охоту, то ты будешь следующим. Тебя легче найти, чем остальных.
      Напуганный Страйксон заперся у себя и стал ждать худшего. Когда мы постучались в двери, его нервы не выдержали. Он был готов удариться в панику. А теперь выяснялось, что его всего лишь посетили официальные представители налогового департамента. Облегчение его было невероятным. Ведь на какое-то время ему показалось, что какая-то карающая сила, уничтожившая до того Чайкову со всей ее свитой, настигла и его. Но все равно он был рассержен. Оперативные работники министерства, контролировавшие оформление документов, уверяли его, что проблем с департаментом сборов и пошлин не возникнет. Это было одно из преимуществ, дарованных Тринадцатым Контрактом.
      В его поверхностных мыслях я видел все то, что он считал скрытым и что, как он боялся, могло выплыть наружу. Недекларированное имущество, незаконное владение акциями, подставные счета, неоплаченные долги за…
      Тут мне пришлось остановиться. Я не собирался врываться в его сознание и выворачивать его наизнанку. Мне не хотелось, чтобы он осознал, что происходит. Данная форма телепатической манипуляции родственна гипнозу, мягкому убеждению, заманиванию. Его разум был настолько занят финансовыми проблемами, что был готов выложить все, что угодно.
      — Господин Страйксон, — впервые за время встречи заговорил я. — Дело касается технологических пошлин.
      Я произносил слова, придавая голосу Матуина мягкий тон, оказывая гипнотическое воздействие на его восприимчивое сознание. Слова подкреплялись телепатическим эхом. И именно это эхо пробирало его до глубины души.
      — Технологических пошлин?
      — На продажу вашего судна «Букентавр» . Если аффидавиты фискальных прибылей и отступные письма, заверенные вашими агентами, точны, то значение налога постановки на якорь и коммерческие сделки выше на тридцать два процента.
      На самом деле ошибка была в двадцать шесть процентов, но мне необходимо было его смутить. Удивленным разумом куда легче управлять.
      — Тридцать два?
      — Один только владелец пристани недополучил девять десятых прибыли. Но сильнее всего нас заботит заключение торговых сделок — основное поле деятельности нашего департамента. Печати на перевозку были просрочены на…
      —  Восемь лет.
      - Восемь лет, — сказал Нейл, делая вид, что сверяется со своим планшетом.
      — Восемь лет? — произнес Страйксон, присаживаясь.
      —  И неправильно заявлен тоннаж.
      - И неправильно заявлен тоннаж, — сказала Кыс.
      —  «Букентавр» — судно седьмого класса.
      — Поскольку «Букентавр» — судно седьмого класса, — закончила она.
      — О Трон, — прошептал Страйксон. — Так сколько я еще должен?
      — На текущий момент, — произнес я, — учитывая пени, вы должны…
      —  Должны, Афин, сказать нам, как долго вы работали на картель?
      Слишком захваченный мыслями о возникших финансовых проблемах, Страйксон пожал плечами.
      — Не более четырех лет. — Он думал, что рассказывает нам о грузовых печатях.
      —  Кто пригласил вас?
      — Акунин и Выголд.
      —  Сколько рейсов к Оплавленным Мирам вы совершили?
      - Девять, — пробормотал Страйксон, полагая, будто только что объяснил нам, как трудно было просчитать фискальный резерв, чтобы увеличить закладную ставку при продаже корабля.
      — Да, это всегда не просто, — произнес я вслух.
      — Сделкой занимались брокеры от Навис Нобилите, — сказал Страйксон. — Это было просто ужасно. Мне необходимо выпить кофеина. Желаете кофеина?
      —  Вам не нужен кофеин.
      — Мне не нужен кофеин, — сказал он, снова опускаясь в кресло. — Простите, о чем вы только что спрашивали?
      —  Почему вы вышли из картеля?
      - Я уже достаточно заработал. Точнее говоря, больше, чем мог мечтать. Я устал от космоса. И тут представилась хорошая возможность… — Он помедлил, поднял взгляд и озадаченно забормотал: — Неужели… я только что рассказал, почему вышел из дела?
      Я слегка сжал свою ментальную хватку, точно борец, меняющий захват.
      —  Нет, Афин. Вы только что рассказывали мне, на кого работали. Кто организовал Тринадцатый Контракт?
      — Ах да. Всем шоу заправлял Акунин. Начиналось все с него и Феклы. Потом уже они набрали всех остальных. Акунин любил бахвалиться тем, что заказы поступают от самого Жадера Трайса. Но, как однажды мне рассказал Фекла, это была болтовня. Акунину нравилось делать вид, будто бы он напрямую связан с главным управляющим министерства. На самом деле приказы поступали через секретистов.
      —  Кто такие секретисты?
      Страйксон посмотрел на нас и улыбнулся. Ему казалось, будто бы он радостно рассказывает нам, что брокерам Навис Нобилите нельзя доверять продажу хорошего корабля, если они могут с этого навариться. Но рот его говорил:
      — Не знаю. В этом-то и суть. Секретисты работают тайно. Они несут волю Диадоха. Они прикрывают его деятельность и защищают его. И они чертовски хорошо справляются с этой задачей. Трон, не хотелось бы мне перейти кому-нибудь из них дорогу! Однажды за ужином я повстречался с одним из них. Его звали Ревок. Главный контакт Акунина. Этот человек ужасен. Каменный убийца.
      —  Что еще вы можете рассказать мне об этом Ревоке?
      - Практически ничего. Мне запомнились только его желтые глаза. Чертовы желтые глаза… — Голос Страйксона затих.
      Впоследствии он помнил, что сказал нам только:
      — Никогда не доверяйте брокерам. Они не включают в свои оценки налоги на сверхприбыли и пытаются ухватить тринадцать процентов выгоды при продаже.
      —  Кто такой Диадох?
      — Наследник. Преемник. Тот, что должен быть!
      —  Жадер Трайс- Диадох?
      Страйксон громко рассмеялся и поднялся из кресла.
      — Ну, конечно же, нет! Он только его главный помощник! Правая рука Диадоха.
      —  Сядь.
      Он резко сел, подчинившись мне.
      —  Значит, Диадох стоит выше, чем главный управляющий?
      - Да. Конечно, — тихо проговорил Страйксон. Глазами Зэфа я поглядел на Кыс и Гарлона.
      —  Какова цель Тринадцатого Контракта?- Чарующий голос Кыс прозвучал в его голове.
      Страйксон посмотрел на нее.
      — Доставка систем обработки данных с Оплавленных Миров, а в особенности со Спика Максимум. Мы должны были поставлять их министерствам Юстиса Майорис.
      —  Зачем?
      Страйксон заморгал.
      — Честно говоря, не имею понятия, — сказал он. Он не лгал.
      — Давайте посмотрим ваши налоговые декларации и компенсационные выплаты, — произнес я.
      — Ох, ладно… — вздохнул Афин Страйксон.
 

      К концу дня город за окнами размыло дождем. В такой час в офисе особого отдела обычно бывало людно. Но этим утром представители департамента внутренних расследований временно отстранили всех от службы, а техники демонтировали все когитаторы и унесли их вместе с горами картонных коробок, набитых бумажными отчетами.
      В офисе стояла траурная тишина. Выключены были даже системы вентиляции. Рикенс мерил шагами зал, постукивая тростью. Все это было неправильно. За все годы своей преданной службы он никогда…
      Он услышал, как за его спиной открылся люк, и обернулся. Санкельс, огромный и похожий на ходячую бочку в своей униформе, прошел между пустыми столами и встал возле Рикенса. В отличие от сутулого начальника особого отдела Санкельс имел прямую спину, был значительно моложе, выше и массивнее. Он посмотрел на Рикенса из-под полуопущенных век.
      — Вы получили мое послание?
      — Да, — сказал Рикенс.
      — Так будет лучше, — произнес Санкельс. — Человек с вашим послужным списком и такой отличной репутацией имеет хорошие перспективы после отставки. Просто подумайте над этим. Начинается ужасная неразбериха, Рикенс, и вам незачем тонуть в ней. Тихий уход на пенсию, отставка по состоянию здоровья. У вас будет стабильная пенсия. И главное, вы не будете запятнаны, если что-нибудь всплывет в процессе расследования.
      — А вы, как только я уйду, сможете навести здесь свои порядки?
      — Если говорить по-простому, — сказал Санкельс и протянул руку. — Ну, так как?
      — Что — как?
      — Пора на отдых, представитель Рикенс?
      — Вы честно думали, что я сдамся и упрощу вам задачу, Санкельс? — спросил Рикенс.
      Глава департамента внутренних расследований побагровел и убрал руку.
      — Не делайте этого, — прошипел он сквозь зубы. — Не стоит даже пыта…
      — Я офицер Имперского Магистратума, — произнес Рикенс. — Я давал присягу защищать законы государства и правосудие Императора Человечества. Я стою на страже кодексов и прав, гарантирующих нашу общую свободу. И не собираюсь отходить в сторону или помогать вам.
      Санкельс вначале отвернулся и собрался уйти, но затем вновь резко метнулся обратно, нацеливая палец прямо в лицо Рикенсу. Представитель Магистратума вздрогнул.
      — Вы даже не представляете, с чем имеете дело! — закричал Санкельс.
      — Действительно, не представляю, — спокойно признал Рикенс. — Я абсолютно не понимаю, что происходит и почему департамент внутренних расследований пытается укутать все великой тьмой. Мне ясно только то, что мой департамент наткнулся на что-то очень важное и потому был выбран козлом ощущения.
      — Вы…
      — Я закончу то, что начал говорить, Санкельс. Мне известно, что ваш отдел тесно связан с министерством торговли субсектора, как известно и то, что вы сами напрямую связаны с его главой. Не стану ставить под сомнение то, что попытка покушения на жизнь управляющего Трайса, совершенная прошлой ночью, была угрозой всем нам. Признаю, что могут существовать какие-то внутренние секреты и государственные тайны, к которым я не могу быть допущен. Но я не позволю, чтобы мой отдел принесли в жертву. Если я уйду в отставку, никто не будет проводить расследования. Ничто не сможет воспрепятствовать быстрому и полному уничтожению отдела по расследованию особых преступлений.
      Рикенс достал из кармана плаща стопку бумаг.
      — Сегодня, сэр, я списался с Юстициарием, департаментом Адвокатуры и управлением Арбитрес субсектора. Я советовался с юрисконсультом. Если я откажусь уйти в отставку, вам придется открыть в отношении меня судебное преследование. А это в любом случае приведет к полномасштабному расследованию происшествия. Все вскроется. Никаких больше тайн. Если обвинения, выдвинутые вами против моего департамента и служащих в нем людей, верны, вы сможете доказать это при разбирательстве дела Юстициарием. И если мы виновны, пусть нас признают виновными. Я не собираюсь участвовать в этом тайном перевороте и незаконной узурпации власти департаментом, который, на мой взгляд, и без того уже слишком могуществен. Отдел внутренних расследований, Санкельс, лишь исполнитель закона, а не сам закон.
      — И вы откажетесь от спокойного ухода на пенсию только для того, чтобы доказать это утверждение?
      — Я не уйду, Санкельс. В этом мой долг перед Троном.
      Санкельс медленно смерил Рикенса взглядом.
      — Расследование и суд уничтожат вас, Рикенс. Ваша репутация, ваше доброе имя. Я пытался избавить вас от позора и забвения.
      — Не думаю, что вы пришли за этим, — сказал Рикенс, обходя Санкельса и направляясь к двери. — Я ухожу домой. Завтра же утром я первым делом отправлюсь к консулу Юстициария, чтобы приготовиться к этому вашему расследованию. Несомненно, они затребуют доступ ко всем тем бумагам и электронной документации, которую вы изъяли из этого офиса. И я уверен, мне сразу же порекомендуют связаться с орденом Инквизиции, чтобы проинформировать их о предстоящем суде.
      Санкельс уже собирался что-то сказать, но потом сжал губы.
      — Доброй вам ночи, сэр, — сказал Рикенс, покидая комнату.
      Санкельс постоял немного в одиночестве, а затем достал из мешочка на поясе мобильный вокс. Он выбрал защищенный канал.
      — Это Санкельс. Мне необходима встреча с главным управляющим в самые кратчайшие сроки.
      Орфео Куллин потягивал крапивный чай и предавался чтению, когда его без предупреждения навестили представители Братии. Начинало смеркаться, и климат-контроль в номере Регентства Вайсроя противостоял ненастью, бушующему за окнами. Куллин сидел за столом, заваленном старыми рукописями, книгами и документами древности, закодированными на планшеты. Том, что Орфео сейчас держал в руках, был написан на одном из ксенокодов, и приходилось, словно театральный бинокль, держать перед глазами громоздкий оптический переводчик. Под столом играла симивульпа.
      Орфео Куллин уже почти полностью забил память информационного планшета извлечениями. Энунция. Его терзало любопытство. Может ли это быть правдой?
      — К вам пришли из Братии, — произнесла Лейла Слейд.
      — Уже? — Куллин опустил бинокль.
      — Мне сказать им, что вы заняты?
      — Нет, я в их полном распоряжении. Приведи их. Но, Лейла…
      — Да, сэр?
      — Прошу тебя, будь начеку.
      Она кивнула и пригласила монахов.
      — Брат Артуа. Брат Стефой, — поприветствовал их Куллин, поднимаясь из кресла.
      Мужчины поклонились. «Сегодня они не столь учтивы», — подумал Куллин. Их настоящие глаза были закрыты повязками.
      — Мы смотрим на вас, Орфео Куллин, — сказал Стефой.
      — Я не ждал вашего визита, — сказал Куллин. — Желаете выпить?
      — Нет, спасибо, — ответил Артуа.
      Он достал из кармана сложенный шелковый платочек и развернул его своими изувеченными пальцами. В платке хранился покореженный кусочек фокусирующего кольца.
      — Вы просили его для своей коллекции.
      Куллин взял осколок и принялся разглядывать.
      — Замечательно. Благодарю вас. Но не думаю, что вы пришли только затем, чтобы отдать мне эту вещицу.
      — Нет, — сказал Стефой. — Магус-таинник попросил доставить вам свежую информацию по пророчеству.
      — Согласно вашему совету, — сказал Артуа, — Братия изучила линзу, чтобы выяснить, какие детерминативы могли измениться и как произошедшее могло отразиться на вероятности пророчества.
      — Думаю, вам будет приятно узнать, что процент вероятности не уменьшился. На самом деле, — произнес Стефой, — он, может быть, даже вырастет. Хотя Трайс до сих пор жив, его детерминативная роль изменяется.
      — Так я и предполагал. Трайс напуган и будет осторожничать. Он будет держаться в стороне, чем очень нас обяжет. Отлично. Я рад.
      Артуа извлек из кармана кусочек бумаги.
      — А вот и один из свежайших детерминативов, чья роль стремительно выросла за последние десять часов.
      — Интересно. Его роль отрицательна? — спросил Куллин.
      — Нет, он оказывает позитивное воздействие, — ответил Артуа.
      Куллин взял бумажку и прочитал написанное на ней слово.
      — Опять имя. Нам известно, кто это? На что оно указывает?
      — Пытаемся выяснить, — ответил Стефой.
      — Белкнап, — пробормотал себе под нос Куллин. — Белкнап…
      Добрый доктор ушел, чтобы вернуться только на следующий день. Кара спала, и в «Доме грусти» было тихо. Карл Тониус оставил свои гудящие когитаторы и стену, обклеенную бумажными карточками, и зашагал по коридорам и лестницам дома, намереваясь прочистить мозги и дать отдых рукам.
      Он чувствовал себя больным и знал почему. Карл старался выкинуть это из головы, но ничего не получалось. Ломка. Нельзя было доводить до этого. Нельзя. Карл понимал, что совершает большую глупость и что если он не остановится, то все выплывет наружу и будет…
      Все будет очень плохо.
      Карл остановился перед зеркалом в прихожей. Он увидел себя: утомленного и явно больного. Его кожа была бледной и сухой, под глазами образовались темные мешки. «Но, тем не менее, — подумал он, — я все еще выгляжу потрясающе». Черные туника и брюки, черные ботинки. Сегодня он выбрал скромную утонченность, изящно подчеркнутую казуритовой брошкой на отвороте.
      Затем Карл понял, что делает. Он смотрит в зеркало. Смотрит в зеркало, в зеркало, в…
      Он попытался отвести глаза, но его затянуло уже слишком глубоко. Тониус отправился в свою комнату, открыл потайное отделение саквояжа и достал оттуда один из красных бумажных свертков.
      Он развернул его трясущимися руками, сделал глубокий вдох и уставился во флект. Какие чудеса он увидит в этот раз? Какой экстаз он…
      Он ослеп. Нет, не ослеп. Оглох. Нет, не оглох…
      Падение. Он падал. В яму, наполненную чернейшим дымом Старой Ночи… И вспыхивали забытые светила, проваливаясь в забвение, и охающее стенание потрескивало, точно ненастроенный вокс.
      И что-то кружило рядом в темноте, сопровождая его в бесконечном падении… Рот Тониуса раскрылся в крике, но не издал ни звука.
      Рядом мчалось нечто бледное и холодное и в то же время пылающее, нечто страдающее от боли и изувеченное, нечто древнее.
      Нечто ужасное. Необъятный, невыразимый страх скрутил тело Карла Тониуса и задышал, точно зверь, за стенкой его глаз.
      Кровь Карла превращалась в лед, потрескивающий в венах. Сердце остановилось, налив грудь мертвой, свинцовой тяжестью. Его глаза наполнились огнем.
      И он умер.
 

      Жуткий, ошеломляющий удар сотряс его затылок. Это оказался пол. Он лежал на спине, дергаясь и издавая горлом булькающие звуки, но затем затих.
      Секунды текли с неторопливостью ледника. Когитаторы, переведенные в автоматический режим, пощелкивали и гудели. Свет ламп играл на коробочке с загадками и осколках флекта на полу.
      Карл неожиданно захрипел и сел. Одышка терзала легкие, глаза постоянно смаргивали. Он пытался вспомнить, где находится. И кто он. Во рту тек отвратительный привкус.
      Он огляделся и начал вспоминать. Увидел лежащий рядом с ним на полу флект.
      — О боги… — пробормотал Тониус. Глупо, глупо, глупо…
      Он с трудом поднялся на ноги. Кожу под холодной и промокшей от пота одеждой покрывали мурашки. Он старался не думать о том, что увидел в этот раз. Глупо! ГЛУПО!
      — Плохой приход, — произнес он дрожащим голосом. — Ничего больше. Просто плохой приход. И все это только твоя дурацкая ошибка…
      Он наклонился и собрал осколки флекта, завернув их обратно в бумагу и спрятав в саквояже.
      Неожиданно он резко развернулся. Как долго продолжалась отключка? Карл посмотрел на хрон, стоящий на столе. Час. Как минимум пропал целый час.
      Что-то закричало, заставив его подпрыгнуть на месте. На долю секунды ему показалось, что это снова то плачущее стенание, что сопровождало его в падении в яму и…
      Не было никакой ямы. Никакой тьмы. Никакого стенания. Он тяжело задышал, пытаясь справиться с паникой. Все это было только сном, просто спазмами его сознания. Все было в порядке.
      Снова раздался крик. Он доносился из коридора.
      — Проклятье! — произнес Карл. — Скох!
      Тониус отпер дверь и заглянул внутрь. Скох сидел на стуле, уставившись на него.
      — Ну, наконец-то, — сказал он. — Я звал тебя. Кричал целую вечность.
      — Хорошо, я уже здесь. В чем дело?
      Скох поднял скованные руки.
      — Все то же самое. Судороги.
      — Я думал, что доктор дал тебе мазь, — сказал Карл.
      — Для кожи, но не от судорог, — произнес Скох.
      — Ладно. — Карл вошел в комнату и остановился на самой границе досягаемости цепи. — Ты уже все знаешь. Показывай.
      Скох поднял руки, демонстрируя, что наручники туго стискивают его запястья.
      Карл достал из кармана ключ и бросил его Скоху. Охотник поймал его, отпер наручники и принялся растирать запястья.
      — Хватит, — сказал через некоторое время Карл.
      — Еще минутку, — ответил Скох, разминая воспаленные суставы.
      — Немедленно, — сказал Карл.
      Бросив на него злобный взгляд, Скох снова замкнул наручники. А затем бросил ключ обратно Карлу.
      — Показывай.
      — А что с твоим носом-то случилось? — спросил Скох.
      — Чего?
      — У тебя кровь идет, — произнес Скох.
      Карл потрогал лицо и увидел красные капли на своих пальцах.
      — Проклятье! — выругался он и выбежал, захлопнув и заперев за собой дверь.
      Он поспешил к зеркалу в коридоре. Кровь не только обильно текла из носа, кровью ужасно налились его глаза.
      — О Трон… — прошептал Карл.
      Фивер Скох подождал несколько секунд, а потом высвободил руки из наручников. Хотя он и неплотно замкнул их, но они все равно ободрали ему руки. Жирная мазь, которую дал доктор, помогла. Без этой мази…
      Он направился к двери, зная, что она заперта. Осторожничать времени не было. Это был шанс… мимолетный шанс.
      Скох был крепким мужчиной, и отчаяние только придавало ему сил. Один удар ноги снес дверь с петель.
      Карл обернулся на грохот. Но Скох уже несся на него, подобно быку. Охотник налетел всем весом на Карла и вогнал его в стену, разбив зеркало. Тониус пытался бороться со Скохом, но тот был значительно сильнее. Фивер снова приложил дознавателя об стену, а затем ударил кулаком по голове. Карл отлетел назад, врезался в дверной косяк и без сознания повалился на пол.
      Скох хотель закончить начатое. Он с радостью бы прикончил проклятого дознавателя. Но охотник понимал, что времени на это у него нет. Если по близости были другие, они должны услышать шум. Фивер бросился к лестнице и практически слетел с нее.
      В пижамных штанах и рубашке из своей комнаты появилась Кара.
      — Карл? Что за чертовщ…
      Она увидела Скоха, спрыгивающего с лестницы.
      — Проклятье, нет! — завопила она и бросилась за ним, не обращая внимания на боль в животе.
      У Скоха было хорошее преимущество. Он выбежал в прихожую раньше, чем она смогла миновать и половину лестницы. Увидев ее, Фивер развернулся и метнул один из стульев, стоявших в коридоре. Кара увернулась, и тот разбился, ударившись о громоздкие перила.
      Скох был уже у входной двери, откидывая в сторону запор, и затем он уже бежал по дороге, вырвавшись в холод пасмурного вечера.
      Босиком, кривясь от боли, Кара продолжала преследование. Она выскочила на улицу — широкий тихий проспект. Ни машин, ни пешеходов. Только высокие, увитые плющом стены соседних особняков, фонари и сигнальные вышки.
      Несмотря на боль, она двигалась быстро. Выкладываясь в полную силу, она стала настигать беглеца. Ему было не скрыться. Он просто не мог. Его побег нарушил бы все планы.
      Они были уже на углу улицы. Кара теперь могла дотянуться до Фивера, но, когда она попыталась схватить его, ее нога оскользнулась на влажных листьях, и Свол распласталась возле стены.
      Кара взвыла. Что-то лопнуло. Скорее всего, это были швы, аккуратно наложенные Белкнапом. Она попыталась подняться, но не смогла. Боль оказалась ужасающей. Кровь пропитала ее рубашку.
      Скох исчез в конце улицы.
      Через нее перепрыгнул Карл Тониус. Не сбавляя скорости, он оглянулся назад. Его лицо представляло собой сплошное кровавое месиво.
      — Возвращайся! — прокричал он. — Возвращайся и запри дом! Вызови остальных!
      — Карл!
      — Сделай это! А я достану Скоха!
      Одной рукой опираясь о стену, а другую прижимая к животу, Кара медленно похромала обратно к «Дому грусти».
      Дерек Рикенс, как обычно, вышел из вагона на одну остановку раньше и прошел последние два километра до дома пешком. Так он поступал уже много лет, в первую очередь для того, чтобы оставить хоть немного движения в своей жизни. Но, кроме того, ему нравился ночной вид поверхностных улиц общего блока Е. Людные кафе, общественные столовые и варьете тянулись вдоль Стены Грисельды.
      Уже стемнело, и город освещали огни желтых фонарей, а небо грозило разразиться дождем. Но все равно он отсылал подбегавших к нему мальчишек-зонтоносцев. Он спустился в переход под стеком Эйзеля и похромал по ступеням пешеходного моста, перекинутого через разверстый зев гидроэлектрического каньона На мосту никого не было. Несколько капель дождя разбились о стеклянную крышу, защищающую мост.
      Холодный вечерний ветер задувал с боков, принося запах азотной кислоты.
      Рикенс продолжал идти, постукивая тростью по мостовой.
      На противоположной стороне моста появился человек, идущий ему навстречу. Он был худощав, хорошо одет и курил лхо-папиросу, вставленную в длинный мундштук. Его глаза в желтом свете уличных фонарей казались бесцветными.
      Рикенс достаточно долго прослужил в Магистратуме, чтобы насторожиться. Его левая рука опустилась на пистолет, лежащий в кармане плаща. Вооруженный грабеж. Что ж, это стало бы просто великолепным завершением на редкость паршивого дня. Хотя человек выглядел слишком хорошо, чтобы быть грабителем. Он не был похож на этих животных, кланстеров. Человек прошел мимо, практически коснувшись его плечом. Рикенс немного расслабился. Ложная тревога.
      Но тут прохожий внезапно остановился и обернулся.
      — Простите, сэр? — позвал он.
      — Да? — Рикенс застыл на месте и повернулся к нему.
      Человек снова направился к нему с любопытствующим выражением.
      — Вы ведь Дерек Рикенс? Я прав?
      Рикенс насторожился:
      — Знаете, вряд ли это простая случайность. Учитывая размеры этого улья. И вдруг случайная встреча на пустом мосту. С кем-то, кто знает мое имя.
      — Полностью согласен, — сказал незнакомец. — Рад видеть, что ваши былые инстинкты никуда не делись. И благодарю за подтверждение того, что вы и есть Дерек Рикенс.
      — Я не шучу, сынок, — сказал Рикенс, снимая оружие в своем кармане с предохранителя. — Кто послал тебя? Санкельс?
      — Он только сделал один звонок, но власти надо мной не имеет. Ему до этого расти и расти. Лишь один человек в этом улье отдает приказы секретистам.
      — Что же, — засмеялся Рикенс, — это самое тупое название, какое я слышал за свою жизнь. И что, я должен испугаться?
      — Вам решать, — сказал Торос Ревок.
      — Расслабься, сынок, — ответил Рикенс. — Я уже все понял. Ты пришел слегка припугнуть меня, чтобы я передумал и все-таки ушел в отставку. Я ждал чего-то подобного. Давай заканчивать. Выкладывай свои угрозы или ударь, если должен. Полагаю, что твой начальник именно это и приказал, а мне не хотелось бы доставлять тебе неприятности. Я только хочу добраться домой. Так что давай быстрее.
      — Вы думаете, — улыбнулся Ревок, — что я собираюсь вас пугать? Слегка наподдать вам, чтобы заставить быть паинькой и играть по чужим правилам?
      — Что-то вроде того.
      — Жаль, но время, когда это было возможно, давно миновало. — Ревок щелкнул пальцами.
      Рикенс услышал жужжание у себя за спиной. Он обернулся. На противоположном конце моста в свете фонарей вырисовывался силуэт высокого, сутулого человека с длинными, нечесаными лохмами на голове. Человек раскручивал какую-то трещотку.
      — Ладно, — произнес Рикенс. — Раз уж вы сами этого хотите.
      Он выхватил и вскинул оружие, но человек с желтыми глазами исчез. Рикенс обернулся, нацеливая пистолет на второго и приближаясь к нему. Чертова штуковина по-прежнему кружила в воздухе и гудела.
      — Магистратум! — закричал Рикенс. — Бросай оружие, руки за голову! Это первое и последнее предупреждение!
      Раздался шум, напоминающий звон металлических венчиков, взбивающих сливки. На секунду Рикенсу показалось, что начался дождь. Он оглянулся.
      Через открытые боковины моста влетали, хлопая крыльями, сверкающие птицы. Сотни птиц из хрома, стали и серебра напоминали гонимую ветром снежную бурю.
      Рикенс вскрикнул. Он выстрелил один раз, второй, третий… Выстрелы вспыхивали в темноте, отражаясь на металлических крыльях стаи.
      Затем Пагуба окружила его. Сила ударов заставила его налететь спиной на ограждение. Когда Рикенс с полностью содранной кожей упал в бездну гидроэлектрического каньона, он был уже мертв.
      Дракс прекратил раскручивать манок. Торос Ревок вышел из тени, поднял трость и сбросил ее с моста.
 

      Скох перемахнул через стену в конце Парнаса и приземлился на металлическую дорожку. Он увидел лестницу и загрохотал по ней, направляясь к центральной улице.
      Карл Тониус был уже примерно в двадцати шагах за его спиной.
      Теперь им приходилось обегать пешеходов: группки граждан, торговцев и зонтоносцев, отскакивавших в сторону и глядевших вслед двум несущимся мужчинам. Карл услышал рев транспорта за четыре перекрестка до артериальной трассы. Он знал, что путь к бегству для Скоха отрезан. Ближайший мост находился в девяти кварталах. Фивер мог либо побежать вдоль реки, либо свернуть обратно в «грязи».
      Карл видел, как Скох врезается в толпу, сбивая людей. Он направлялся к нижним тротуарам.
      Тониус уже и сам не понимал, как умудряется не отставать от охотника. Молочная кислота горела в его мускулах, а лицо чертовски саднило. Но он осознал, что все просто. Ему совершенно не хотелось, чтобы Рейвенора раскрыли. Скох не должен уйти. Ему нельзя дать шанс вступить в контакт с друзьями-заговорщиками. Выбора просто нет. Карл обязан поймать его и остановить.
      Если бы не отсутствие оружия! «Гекатер 6» значительно упростил бы задачу.
      Карл потерял Скоха из виду. Тот метнулся влево, к переходу между двумя стеками. Карл последовал за ним и остановился. Переход был пуст.
      «Куда, черт его дери, девался Скох?…»
      Фивер, вымотанный не меньше него, устал убегать. Он выскочил из тени, подобно атакующему карнодону.
      Но Карла Тониуса в этот раз подпитывала ярость. Он развернулся, отразил нападение и обрушил кулак на нос Скоха. Охотник откатился назад, а затем снова бросился в атаку, нанося потенциально смертельный удар, от которого Тониус просто ушел в сторону.
      Карл хоть и казался хрупким, стройным человеком, но был подвижен и обучен лучшим трюкам Инквизиции. Не обладая особыми способностями, с дознавателем не справиться. Тот факт, что Карл Тониус избегал рукоприкладства, не означал, что он не умел драться.
      Борьба продолжалась всего десять секунд. За это время двое мужчин успели обменяться почти пятьюдесятью ударами и контрударами. По-змеиному быстрый, с отточенными боевыми навыками агент Трона против грубой силы и хитрости охотника, пережившего опасности исторгнутых миров и бесчисленных кабацких поединков.
      Прохожие изумленно таращили глаза на происходящее в переулке. Два человека казались размытыми пятнами, увидеть такой поединок — редкость даже для города, где есть Карнивора. Каждый взмах кулака, каждый удар ноги грозил смертью; каждый блок, каждый захват — переломанными костями.
      Карл ушел в сторону и вбил кулак Скоху под ребра, а затем нанес широкий рубящий удар по открывшейся шее, но Фивер качнулся в сторону, перехватил руку дознавателя и попытался ее сломать. Тониус вырвался из захвата и, приземлившись за спиной охотника, провел подсечку под правую ногу.
      Скох упал, но превратил падение в секущий удар ногами, которого Карл избежал, в очередной раз отпрыгнув.
      Скох вскочил, расквасил дознавателю уже второй раз за эту ночь страдающий нос и размозжил левое ухо, но третий удар Карлу удалось заблокировать. Тониус в ответ сломал Фиверу еще одно ребро и нанес ему сокрушительный удар в правый глаз.
      Скох зашатался. Карл прыгнул на него, но недооценил яростную решимость охотника. Фивер сумел достать его гортань, заставив задыхающегося дознавателя рухнуть на колени.
      Скох снова пустился наутек. Как оказалось, переулок не ведет никуда, кроме как к забору, за которым начиналась артериальная трасса. Скох вскарабкался по задрожавшей сетке изгороди и стряхнул руки Тониуса, вцепившегося в его лодыжки. Охотник перевалил на другую сторону и спрыгнул на пролетную балку в десяти метрах над мчащимися машинами.
      Он широко расставил руки и пошел по балке.
      Карл последовал за ним, спрыгнув на узкую перекладину. Шириной она была не больше двух его ступней. Внизу ревели огромные транспортники и грузовики.
      Скох увидел, что Карл не отстает. Он посмотрел вниз на то, как по всем четырем линиям трассы мчатся машины, и спрыгнул.
      — Трон святый! — вскрикнул Тониус.
      Удача это была или точный расчет, но Скох приземлился на крышу десятиколесного грузовика. Он успел вцепиться в покрывающую кузов сетку, прежде чем его сорвало бы воздушным потоком.
      Карл тоже спрыгнул.
      Хотя жесткое приземление и выбило из него весь воздух, но Тониус сумел остаться на крыше машины для перевозки рассыпчатых грузов.
      Все вокруг тряслось. Ветер бил прямо в лицо. В опасной близости над головой раскачивались яркие дорожные знаки.
      Карл стал пробираться вперед. Он с изумлением увидел, как Скох перескакивает с десятиколесника на крышу обгоняющего небольшого грузовичка.
      Тониус распрямился и прыгнул в пространство, приземлившись на крышу транзитного омнибуса, идущего по внешней линии. Его металлическая крыша была плоской, и Карл соскользнул бы, если бы не успел схватиться за ветровой отражатель.
      Скох на машине впереди поднялся на ноги и оглянулся. Он увидел Карла.
      — Ублюдок… — пробормотал Тониус, пытаясь удержаться.
      Грохочущие машины с такой неожиданностью сбавили скорость, что Карл чуть не слетел вниз.
      Информационные стенды над трассой сообщили об аварии возле цирка Витни. Транспортный поток застыл. Карл спрыгнул с автобуса на крышу маленького частного транспорта, продавив ее. Он услышал возмущенные крики. Скох тоже продолжал двигаться, перебравшись с грузовика на восьмиколесник, а оттуда на лимузин.
      Карл следовал за ним, перепрыгивая с одной медленно ползущей машины на другую, не обращая внимания на ругань водителей и гул клаксонов. Он чуть не поскользнулся, прыгая на транспортник, чуть не оказался под его колесами.
      Чуть…
      Скох скатился с крыши седана по лобовому стеклу на капот. Машина резко затормозила, и фургон, который она тянула, ударился о нее с громким лязгом. Снова заревели клаксоны. С того места, где стоял Карл, казалось, будто Скоха скинуло на дорогу.
      Но нет… он уже взбирался по отбойнику артериальной трассы.
      Карл взлетел в воздух, прокатился по крыше кабриолета и вскочил. Следующий прыжок, и он уже на крыше восьмиколесника, а там уже и на стене.
      Карл пришел в бешенство и больше уже не рассуждал. Он черпал силы из неведомых доселе глубин самого себя.
      Это была отвратительная сила. Темная, неприятная мощь. Но Карл Тониус не собирался тратить время на размышления об этом. Машины под ним снова набирали скорость, все громче ревя моторами. Карл взобрался до верха шестиметровой стены.
      Он поднял взгляд.
      Скох стоял прямо над ним, глядя на него. Выбитый глаз сочился кровью.
      Скох усмехнулся и наступил Карлу на руки.
      Тониус закричал, утратив опору и полетев прямо на дорогу.
      Скох спрыгнул со стены и захромал по неосвещенному переулку, пытаясь восстановить дыхание. Уцелевшим глазом он видел впереди огни улицы, а это означало такси или железнодорожную станцию, а может даже, и будку общественного вокса. Он ошеломленно пытался собраться с мыслями. Акунин.Ведь он мог вызвать Акунина? А может быть, лучше направиться в цирк? Или сразу обратиться на самый верх? Министерство, конечно же, поможет ему, учитывая, сколько всего он знает. Трайс задолжал ему.
      Он похромал вперед.
      Из теней перед ним вышел человек. И человек этот улыбался. Это был Карл Тониус.
      — Как… черт возьми… ты?… - начал было Скох.
      — По правде сказать, я и сам не знаю, — ответил Карл.
      Вот только это был не его голос. Он звучал сухо, хрипло… напоминая рычание. Скох стал пятиться. Глаза Карла пылали изнутри красным огнем, будто ему в череп засунули лампу.
      — Святые небеса, — пробормотал Скох, продолжая отступать. — Что же ты такое?
      — Пока еще не уверен, — ответил хриплый голос, срываясь с гнилым дыханием.
      Внутренний свет усилился, падая лучами из ноздрей Карла Тониуса, его рта, глаз и пылая под кожей так, что теперь, будто на рентгеновском снимке, были видны очертания его черепа.
      — Зато я знаю, кто ты, — сказал он.
      Тониус вскинул правую руку. Плоть сползала с нее, подобно тающему воску, а обнажившиеся кости пальцев превращались в длинные, изогнутые когти.
      — Я знаю, что ты покойник, — прохрипел Карл.
 

      Мы уже уходили из особняка Страйксона, когда запищал вокс. На то, чтобы вытянуть из бывшего капера все, что он знал, у нас ушло несколько часов. Позади мы оставляли человека, который и понятия не имел о том, сколько всего рассказал. И Афин Страйксон, и вся его прислуга были уверены, что ему просто нанесла неприятный визит налоговая служба.
      — Да? — ответил я на вызов.
      — Мы нуждаемся в вашем присутствии, — произнес Фраука.
      Глазами Матуина я посмотрел на Кыс и Нейла.
      — Надо идти. Желаю добраться без приключений.
      Они кивнули. Как только я покинул тело, они повели слегка пошатывающегося Матуина к холму, где за деревьями стоял арендованный нами флаер.
      — Что случилось? — спросил я, снова оказываясь в своем кресле.
      — Несчастный случай, — просто ответил Фраука. — Мы с мальчиком отправились в музей, как вы и посоветовали. Выставка поздних поминателей, весьма красивые работы, хотя и немного…
      — Вистан, к делу.
      — Пришлось вернуться, — пожал он плечами. — Скох сбежал.
      — Как?
      — Похоже, мазь доктора Белкнапа дала ему возможность стащить с себя наручник. Он избил Тониуса. Кара бросилась в погоню, но только сделала себе хуже.
      — Она в порядке?
      — Белкнап уже у нее. Карл продолжил преследование. Судя по всему, он прикончил Скоха.
      Я развернул свое кресло.
      — Прошу тебя, займись Заэлем. Отвлеки его.
      — Хорошо, — ответил Фраука. — Как все прошло со Страйксоном?
      — Отлично. Остальные уже возвращаются. Подробности расскажу позднее.
      Я пролетел по коридору и спустился к главной гостиной. Карл уже сидел там, в кресле, уставившись в пространство. Я пытался прочитать мысли Тониуса, но его сознание оказалось непроницаемо. Я предположил, что он в шоке.
      — Карл? Что случилось?
      — Скох попытался удрать, сэр, — сказал он, поднимаясь на ноги.
      Его лицо покрывали гематомы и ссадины. Вся одежда была порвана и пропиталась кровью.
      — Я погнался за ним. Ему нельзя было позволить уйти.
      — Это было бы плохо, — признал я. — Значит, ты его убил?
      Он бросил на меня резкий взгляд.
      — Нет. Нет, нет. Не убил. Я гнался за ним. Потом мы сцепились. Он попытался подняться по ограждению артериальной трассы. И сорвался. Прямо под колеса грузовика. Это была… мгновенная смерть.
      Я вздохнул.
      — Лучше уж так… — заговорил я. — Это лучше, чем если бы он сбежал. Ты в порядке?
      — Немного звенит в ушах. Всякое бывает, верно?
      — Да. Иди приведи себя в порядок, Карл. И пусть Белкнап осмотрит твое лицо.
      Он кивнул.
      — А что потом? — спросил Тониус.
      — Нам известно, чем они занимаются. Мы только не знаем почему. Завтра начинаем готовиться к проникновению. Пойдут Кыс и Гарлон. Они узнают, ради чего все это.
      — Для чего им нужны информационные системы?
      — В точку, Карл. Именно так.
      — Понятно, — сказал он и продолжил после паузы: — Мне действительно очень жаль, что со Скохом так вышло…
      — Пустое, — сказал я. — Наше прикрытие по-прежнему цело. И это главное. Если бы наш враг узнал, что мы все еще живы и продолжаем действовать, проникновение стало бы самоубийством. Благодаря тебе наша тайна сохранена. Ты можешь гордиться собой.
      — Уже горжусь, — ответил он.
      — Прекрасно, — ответил я. — Пока мы не засветились, мы можем продолжать операцию.
      Капитан Акунин, сидящий в своих личных апартаментах в Петрополисе, отставил бокал и откинулся в кресле, слушая, как чирикают в клетках неотропические поющие жуки.
      Акунин был низкорослым, полным мужчиной с венчиком седых волос, окружающих лысину на макушке. Он носил черные одеяния с красными кнопками. Цепочки электронных внедрений протянулись по подбородку.
      В комнату вошел его помощник.
      — Ну что? — поинтересовался Акунин.
      — Похоже, мы зря поднимали тревогу касательно того, что случилось днем в доме капитана Страйксона.
      — В самом деле?
      — Я еще жду подробностей, но, кажется, его просто навестили налоговики. Вполне законный визит.
      Акунин пригубил свою выпивку.
      — Они не должны были допрашивать его. Трайс уверял, что картель обладает иммунитетом от…
      Он посмотрел на своего помощника.
      — Все больше оснований для жалоб. Вначале Чайкова, теперь это нахальство. Сообщите Трайсу. Повторите ему, что я должен с ним встретиться лично. Прошу проявить настойчивость. Я больше не потерплю, чтобы от меня отмахивались. Все выходит из-под контроля.
      Помощник кивнул.
      — Кроме того, сэр, к вам пришел капитан Сайскинд.
      — Впусти его. — Акунин поднялся.
      Бартол Сайскинд вошел в величественный зал, оглядываясь по сторонам. Со своими рыжими космами и стеклянной курткой, он казался здесь неуместным, и чувствовал себя неуютно среди всех этих атрибутов красивой жизни.
      — Приветствую, Сайскинд, — произнес Акунин, протягивая руку. — Ваш визит неожидан.
      Сайскинд ответил рукопожатием.
      — Благодарю вас, капитан, что согласились встретиться.
      — Желаете присесть?
      — Спасибо.
      — Я думал встретиться с вами в Пределе Боннэ в прошлом году. Ваш кузен говорил, что вы уже готовы присоединиться к нам.
      — Возникла непредвиденная заминка в пути.
      — Но вот вы здесь.
      — Верно, — сказал Сайскинд. — Мастер Акунин, когда вы в последний раз получали известия от моего кузена, капитана Феклы?
      — Я о нем ничего не слышал со времени Огненного Потока, — произнес Акунин. — В Пределе Боннэ он выполнял одно наше поручение. Полагаю, что он будет вынужден на какое-то время затаиться, хотя и рассчитываю увидеть его здесь спустя несколько недель. Знаете, он выражает ваши интересы. Он очень настаивал на том, чтобы вас приняли в картель.
      — Поэтому я пришел, — произнес Сайскинд.
      — Я мог бы на это поспорить, — улыбнулся Акунин. — Готовы внести залог?
      — Да, мастер. Я решил присоединиться к картелю. Ради возможности заработать кучу денег. И мое судно в распоряжении картеля.
      — Рад это слышать, — произнес Акунин, подаваясь вперед, чтобы скормить одному из поющих жуков, сидящих в изящной клетке, несколько семян. — Тогда давайте приступим к делу. Я приглашаю вас на обед в Лавочей. Это традиция картеля. Впрочем, вначале один простой вопрос…
      — Вы хотите знать, есть ли у меня средства, чтобы купить место? — произнес Сайскинд.
      — Именно так. Три четверти миллиона крон. Подойдут акции или расписка из банка.
      — У меня их нет.
      — Акций?
      — Нет, я хочу сказать, что у меня нет лишних трех четвертей миллиона.
      — Значит, наша встреча окончена, мастер Сайскинд, — нахмурился Акунин. — Фекла же должен был проинформировать вас о деталях?
      — Так когда вы в последний раз его видели? — повторил Сайскинд.
      — Встреча закончена, — процедил Акунин. — Уходите, хватит утомлять меня своим…
      — Фекла мертв.
      Акунин высыпал остатки семян на стол и отряхнул руки. А потом перевел взгляд на Сайскинда:
      — Что?
      — Сказать с абсолютной уверенностью не могу, — сказал Сайскинд, — но полагаю, что мой кузен мертв, а «Октобер Кантри» уничтожен. В Пределе Боннэ вы поручили ему расставить ловушку на имперского инквизитора и расправиться с ним. Гидеон Рейвенор. Я прав?
      — Продолжайте, сэр.
      — Рейвенор подобрался к вам слишком близко. Он пытался разнюхать все, что касалось Тринадцатого Контракта, и особенно много накопал на вас. Поэтому вы и заманили его в Протяженность Удачи, где никому не было бы ни малейшего дело до его гибели.
      — Не стану ни подтверждать, ни отрицать, — произнес Акунин. — Но, думаю, вы уже сказали достаточно. Я-то думал, что вы пришли ко мне затем, чтобы выкупить место в картеле.
      — Именно за этим, — сказал Сайскинд. — Наличности у меня нет, зато есть нечто не менее ценное. В обмен на это я попрошу место в картеле.
      Акунин на мгновение задумался.
      — Ладно, хорошо. Но это должно быть равноценным. Если вы попытаетесь играть со мной, Сайскинд, я вышвырну вас через шлюз прямо в вакуум.
      — Фекла всегда говорил, что с таким ублюдком, как вы, трудно вести дела. — Сайскинд поднялся и показал на дверь.
      Люциус Уорна вошел в залу, поскрипывая доспехами. В одной руке он нес мешок.
      — И это ваша плата? — спросил Акунин. — Чертов охотник за головами?
      — Нет, — пророкотал Уорна, бросая мешок на пол. — Вот его плата.
      Мешок зашевелился и раскрылся. Окровавленный и избитый, одетый в рубище Шолто Ануэрт медленно поднял голову и посмотрел на Акунина.
      — Я знаю этого недоумка. Его зовут Ануэрт, — произнес Акунин.
      — Верно, — ответил Сайскинд. — Шолто, скажи этому доброму господину то же, что говорил мне. Как звали пассажира, которого ты примерно неделю назад доставил сюда, на Юстис Примарис, из Предела Боннэ?
      Ануэрт что-то пробормотал.
      — Громче! — прорычал Уорна, пнув его ногой.
      — Во всей оценке, — прошептал Шолто Ануэрт, — его имя было Рейвенор.
 

      Медленно ползущие миллионные потоки людей вливались во внутренние блоки Петрополиса. С высоты они казались дельтой реки, растекшейся по поверхностным улицам. Сеть притоков и ручьев питала главное русло. Толпы людей вытекали из железнодорожных станций и остановок общественного транспорта или поднимались с более низких уровней, будто вдруг забил подземный родник. На открытых улицах поток прикрывался покачивающимися зонтами и тентами. В закрытых переулках он казался реками чернил.
      Лишь немногие люди говорили. Не было несмолкаемого гула голосов. Только топот ног, гулкие раскаты объявлений, несущихся из радиорупоров, призывы зонтоносцев и рекламные слоганы торговцев.
      Лица людей были бледны от вечной нехватки солнечного света и лишены всякого выражения. Пустой взгляд, темные очки, костюмы и балахоны изумрудных, черных или серых тонов, полагающихся конторским служащим. Повсюду можно было увидеть глазную аугметику, разъемы и выходы нейропортов на позвоночнике, механические экзосуставы, похожие на бронзовых пауков, взгромоздившихся на изувеченных тоннельным синдромом запястьях. Ушные гнезда для включения транскриберов и стенографов, вокс-имплантаты для транскрипторов на губах и кадыках. Архивариусы и делопроизводители, которым приходилось работать с высокими стеллажами индексных хранилищ, двигались в своих поскрипывающих четырехлапых каркасах, чьи раздвижные конечности сейчас были сложены. Почти четыреста тысяч человек в толпе заработали аллергию на бумагу, пыль, чернила или сразу на все скопом. Почти две тысячи случаев недиагностированных болезней кожи, мозга и горла, полученных благодаря чрезмерному излучению экранов.
      И все они двигались в одном направлении — к огромным административным башням.
      Но я наблюдал только за тремя из них.
      Вагоны резко остановились, и их автоматические двери с грохотом распахнулись, извергая очередную когорту клерков, влившуюся в топочущий поток. Опустев, поезда закрывали двери и уносились, гремя по душным тоннелям, чтобы развезти рабочих ночной смены, которые выползали сейчас из подножий башен, образуя поток, равный по численности тому, что струился по поверхности. Многочисленные отделы Администратума никогда не отдыхали. Когитаторы работали и день и ночь, записывая и обрабатывая информацию.
      Среди этой толпы, вместе с остальным потоком шагала Пэйшэнс. Я увидел, как она посмотрела на собственное отражение в окне вагона, и почувствовал ее отвращение. Волосы Кыс были собраны в пучок, а на лице никакой косметики, если не считать небольшого количества теней на глазах, чтобы придать им опустошенное выражение невыспавшегося человека. Одета она была в бесполый костюм, скроенный из дешевой черной ткани, и изумрудный жакет. Просто очередной писарь, очередной клерк, очередной робот Администратума.
      Толпа брела по сырому рокриту огромной площади, расплескавшись от черной железной ограды до широких ступеней железнодорожной станции. Ступени каменных лестниц за десятилетия были отполированы так, что приобрели сходство с мягкими, продавленными подушками.
      Люди проходили под аркой станции, под бронзовым орлом, свисающим со стеклянной крыши, выбирались на улицу, вливаясь в толпу. Пэйшэнс несколько раз зажимали в давке. «Если я перестану шагать, — подумала она, — толпа поднимет меня и увлечет за собой, словно дерево, упавшее в реку».
      Улицу защищал железный навес, но Кыс чувствовала резкий запах кислоты в воздухе. Радиорупоры выкрикивали вдохновляющие лозунги. От ларьков на обочине долетал неаппетитный аромат жареного лука и жирного мяса. Впереди возвышалась зиккуратом массивная оуслитовая башня Третьего зала Администратума, и ее очертания были смазаны, размыты утренним смогом.
      Наконец Пэйшэнс добралась до входа, чья разверстая пасть высотой в десять метров, казалось, вела в какой-то древний склеп. Над входом возвышалась высеченная из камня скульптура Бога-Императора, взирающая на рабочих. Никто из идущих не поднял на нее взгляда, но, тем не менее, каждый сложил руки в знамении аквилы, проходя под ней.
      В каменном коридоре шорох множества ног эхом отражался от стен, и казалось, будто идет дождь. Поток людей, направившихся к своим местам, стал растекаться по переплетению ветвящихся коридоров. Из динамиков, установленных под потолком, раздавались указания. Пэйшэнс увидела, что то там, то здесь стоят вооруженные охранники из СПО. Но они не проверяли ни у кого документы. Оптические сканеры, вмонтированные в стены возле каждого дверного проема, считывали допуски рабочих, проходивших мимо, и заносили данные в систему, сигнализируя об этом вспышкой лампы и звуковым сигналом.
      Пэйшэнс увидела вспышку, когда был считан ее собственный допуск. Теперь ей предстояло найти указатели, ведущие к помещению D: «G/F1».
      Поток стал иссякать. Коридоры когда-то были застелены коврами, но уже истлели до основания и имели цвет высохшего речного русла. В воздухе пахло пылью и статикой, и фотогальванические лампы окрашивали все в табачные цвета. Кыс проходила мимо дверей, ведущих в просторные когитационные залы, окидывала взглядом бесконечные ряды клерков, сидящих за терминалами, слышала беспрестанное пощелкивание десяти тысяч пальцев по кнопкам.
      Мимо нее по коридорам пробегали канцелярские сервиторы, проносились нагруженные коробками курьеры, стаи писцов спешили на встречу с транслитераторами и кодировщиками, толкали свои переполненные тележки сборщики, шаркали техноадепты, направляясь туда, где требовалось что-то чинить. Стены покрывали пересекающиеся, ветвящиеся трубы пневматической почты. Раз в несколько секунд раздавался хлопок, когда мимо проносился очередной цилиндр с письмом.
      Пэйшэнс дошла до входа в отдел G/F1. Оптический сканер снова проверил ее, когда она вошла внутрь, и перед ней загорелась гололитическая табличка «ЖДИТЕ ЗДЕСЬ».
      Кыс подождала. Перед собой она могла видеть огромный и темный зал с высоким потолком, освещенный только расположенным в дальнем конце громоздким гололитическим экраном, по которому пробегали колонки данных, и рядами индивидуальных ламп на терминалах писцов. Всего было порядка дюжины таких рядов с проходами между ними, и в каждом Пэйшэнс насчитала около сотни терминалов.
      Непрекращающийся стук клавиш. Курьеры и сборщики сновали по проходам, раздавая и собирая папки. Черепа-сервиторы парили над столами, словно пчелы в поисках пыльцы.
      —  Трон. Я в этом месте с ума сойду.
       — Это бьющееся сердце Империума,- послал я в ответ. — Без неустанного труда Администратума наша цивилизация, какой мы ее знаем, давно бы прекратила свое существование.
      —  Вы что, убеждаете меня записаться в их ряды?
      Она выглянула обратно в коридор. В стене, прямо напротив входа в отдел, был расположен альков, где святые старшины Администратума проводили почасовые обряды, благословляя труд писцов.
      —  Вам это странным не кажется? —послала Пэйшэнс.
      Альков был пыльным, будто его не использовали уже долгое время. В блюде утешения не было воды, пучки трав завяли и высохли.
      —  Пожалуй, соглашусь.
      — Младший писарь Йевинс?
      Пэйшэнс обернулась. К ней подошла пожилая сутулая женщина, ордината. Она куталась в свой балахон, прижимая его скрюченными руками, испещренными пятнами несмываемых синих чернил.
      — Да, ордината.
      Женщина протянула свою синюю руку и взяла у Пэйшэнс планшет с удостоверением.
      — Вы перевелись к нам из шестой рубрикационной дивизии?
      — Да, ордината.
      — И ваша скорость письма превышает норму на восемьдесят процентов?
      — Да, ордината.
      Младший писарь Мэрит Йевинс погибла в дорожной аварии три дня тому назад. Карл извлек ее данные из Информиума и воспользовался ими, чтобы обеспечить Кыс полноценным прошлым.
      — Следуйте за мной.
      Ордината повела Пэйшэнс по одному из проходов. Бледноликие писари прильнули к когитаторам, вглядываясь в желтые экраны, а их руки порхали над металлической клавиатурой или переворачивали страницы документов, закрепленных в стойках для чтения. Пэйшэнс приходилось внимательно следить за тем, куда она наступает, чтобы не споткнуться о кабели и трубки, стелящиеся по полу. Ордината же, казалось, знала, где они находятся, даже не глядя на них.
      Пожилая женщина указала на пустующий терминал когитатора.
      — Начнете здесь, — сказала она.
      Ордината махнула рукой, подзывая сборщика, покопалась среди расставленных в алфавитном порядке папках в его тележке и, вынув рассыпающуюся пачку бумаг, протянула их Кыс.
      — Транскрипция, — произнесла женщина. — База данных назначения — К8456 десятичная. Какой номер базы назначения?
      — К8456 десятичная, ордината, — ответила Пэйшэнс.
      — Приступайте к работе.
      Ордината, прихрамывая, удалилась. Пэйшэнс села перед терминалом и включила когитатор. Машина загудела и задрожала, разогреваясь. Медленно включился ламповый экран. Какое-то время по нему бежали помехи, а затем отобразилось окно приглашения, призывающее ввести серийный код и целевую базу данных.
      Она последовала указаниям. Экран снова задрожал, изображение сложилось, а потом снова распустилось, будто цветок, показывая новый файл, готовый для переписывания.
      Тем временем Пэйшэнс установила пачку бумаг на стойку и открыла первую страницу. Книга фиксировалась на месте при помощи старых резиновых колец, свисавших с краев каркаса. Карл хорошо проинформировал их об основных привычках, бытующих среди конторских служащих. Она даже надела пластековый наперсток, помогавший переворачивать страницы.
      —  Понеслась, —послала Кыс. И начала печатать.
      Ей предстояло копировать посимвольно. Слова, использующиеся в документе, не имели для нее никакого значения.
      Несколько минут спустя она сунула левую руку в карман своего плаща. Там лежал крошечный анализатор, который ей выдал Карл. Она повозилась с миниатюрным выводом анализатора, не вынимая устройство из кармана, и вставила провод в один из дата-портов своего когитатора.
      —  Видите?
       — Благодарю, Карл поймал сигнал. Он говорит, что ты работаешь на когитационном модуле последней модели К-файбер с нумерическими усилениями субфреймов.
      —  Да, в этом он разбирается,- отправила в ответ Кыс, продолжая печатать.
      — Мне казалось, что вы уже занимались этим раньше, — произнес с усмешкой сборщик Леролли.
      Как и все остальные сборщики, он был крепким мужчиной с мускулистыми руками и широкими плечами, обтянутыми черной рубашкой.
      — Занимался, — сказал Нейл. — Но там, где я работал, была другая система сборки-доставки. Мы составляли опись бумаг, прежде чем клали их в тележку.
      — Ох, это только пустая трата времени, — вздохнул Леролли и указал на информационный планшет в руке Нейла. — Твои числа выводятся здесь, вот это папки и пункты назначения, затем ты ждешь, пока на досках вспыхнут подходящие серийники. Вот тогда хватаешь папки со скамьи, проносишь их мимо сканера на тележке, и они регистрируются. Ясно? Все просто. Уж и не знаю, как на прежнем твоем месте работы умудрялись справляться с делами, Тулливер.
      Нейл пожал плечами. Он и понятия не имел, как умудрялись справляться с делами на прежнем месте работы Бернода Тулливера. Этого самого Тулливера ограбили и прирезали месяц назад, но благодаря Карлу Нейл обзавелся его документами.
      И теперь он проник в самый центр Третьего Зала Администратума. Благодаря пару, вырывающемуся из гидравлических лифтов, здесь было жарче, чем в печке. Очереди мускулистых сборщиков с тележками выстроились перед скамейками, следя за гололитическими экранами наверху. Когда загорались числа, сборщики подбегали к скамьям, чтобы принять свой груз у кутающихся в балахоны координаторов. А за скамьями лифты, окутанные паром, поднимали документы из подземных хранилищ.
      — Первый раз я пойду с тобой, — произнес Леролли.
      Он был сборщиком-смотрителем и с гордостью носил свой значок.
      — Благодарю, — сказал Нейл.
      Над головами вспыхнули новые числа.
      — Это ты, — произнес Леролли.
      Нейл толкнул свою тележку вперед. Колеса у нее были погнутыми, и она постоянно норовила уйти в сторону. Нейл вздрогнул, когда от напряжения свело травмированную руку.
      — Что с твоей рукой? — спросил Леролли.
      — Ничего. Чертовы колеса.
      — Привыкай, — не слишком обнадеживающе ответил Леролли. — Когда поработаешь здесь подольше, получишь более хорошую тележку. Привилегии старших по званию.
      — И как долго надо будет проработать?
      Леролли пожал плечами:
      — Десять, может, двенадцать лет. Поторапливайся. Координаторов лучше не заставлять ждать.
      Нейл подкатил тележку к скамье и показал координатору свой планшет. Человек в балахоне оглянулся и вынул из клети подъемника коробку, набитую пухлыми папками.
      — А теперь проводи их, — сказал Леролли.
      Нейл поочередно подхватывал папки и проносил их мимо оптического считывателя, встроенного в тележку. Индикатор вспыхивал сигналом «неопознано».
      — Мать твою, Тулливер! — воскликнул Леролли.
      Сборщик-смотритель облизнул большой палец и энергично потер им стеклянную линзу считывателя.
      — Обрастает пылью. Это все статика. Попробуй еще раз.
      Нейл снова стал проносить мимо него папки, и на индикаторе начали возникать их цифровые коды. Как только тележка заполнилась, Нейл пододвинул пустую коробку к координатору, бросившему ее обратно в подъемник.
      — Хорошо, — сказал Леролли. — Теперь их надо доставить. Сверься с кодами на своем планшете и воспользуйся картой отделов. Скоро освоишься с тем, как здесь все устроено.
      Нейл кивнул и толкнул свою тележку к рядам лифтов. Он поглядел в планшет: P/S4. Это было на пятьдесят седьмом этаже. Учитывая, как сопротивлялась и вихляла тележка, ему казалось невозможным добраться даже до лифта.
      — Святой Трон, — прошептал он.
      —  Держись, Гарлон.
      — Легко вам говорить, босс. Лучше бы я занялся чем-нибудь менее напряжным.
      —  Чем, например?
      — Ну, не знаю. Может, убить для вас кого-нибудь, кто вам не нравится?
      —  Уверена, что справишься?
      - Да прекратите вы или нет? Все в порядке. Я хочу сделать это. Я хочу быть в деле. Ведь Белкнап сказал вам, что я в норме?
      —  Да. Впрочем, у меня возникло смутное ощущение, что он что-то недоговаривал.
      Кара Свол насторожилась:
      — Например?
      —  Не знаю. Не стал копаться в его сознании. Я уважаю врачебную тайну. Просто у меня сложилось впечатление, будто он сказал, что ты здорова, только потому, что ты заставила его так сделать.
      — Гидеон, я не собираюсь просто сидеть и ждать, ясно? Это серьезное дело, и вам необходима сейчас любая помощь. И я помогаю. Уж лучше это, чем валяться в этой жесткой кровати в «Доме грусти».
      —  И что, она действительно жесткая?
      — О да.
      —  А твоя рана? Она закрылась? Прошло ведь всего несколько дней с тех пор, как ты порвала швы, преследуя Скоха.
      - Все в порядке. А теперь испаритесь. Я тут пытаюсь делом заняться.
      — Уина Кэрворт, чем это вы занимаетесь?
      Кара посмотрела на своего наставника, элегантного коротышку с аугметическими глазами. Его звали Бидрон Галикут. Ордината ординарий Бидрон Галикут.
      — Я загружаю капсулы, — ответила она.
      Хотя, по правде говоря, ответ должен был прозвучать иначе: «Я уселась на неудобном металлическом табурете, нянча саднящую рану в животе, и лелею мрачные размышления о собственной смертности, попутно запихивая пронумерованные цилиндры с сообщениями в пневматические трубы посреди душных подземелий Третьего зала Администратума и притворяясь кем-то, кто десять дней назад скончался от туберкулеза в приюте Экклезиархии».
      Но это, само собой, могло бы привести к потере работы.
      — Может, вам и кажется, что вы их загружаете, — произнес ордината ординарий Галикут, — я же думаю, что вы их запихиваете вверх ногами.
      — Ой! — произнесла Кара, посмотрела на пластековый цилиндр в своей руке и медленно перевернула его. — Простите.
      — Мне казалось, что вы имели квалификацию? — резко произнес Галикут.
      — Просто запуталась, сэр, — ответила Кара — Непривычная система. На Цакстоне мы их загружали пробкой вперед.
      — Ладно, Кэрворт, запомните, вы больше не на Цакстоне. — Галикут отправился дальше, чтобы отругать другого заправщика капсул.
      Зал пневматической рассылки представлял собой просторное помещение, расположенное на уровне «грязей». Подобно сталактитам, свисали выходы труб, слегка изгибаясь, чтобы доставлять цилиндры в ряды решетчатых стоек. Они чем-то напоминали перевернутые церковные органы. Рядом со стойками сидели группы операторов, сортирующих прибывающие цилиндры и загружая новые в трубы отправления. Свежеприбывшие капсулы открывали, а их содержимое раскладывалось по картонным коробкам, которые увозили сборщики. Прибывали новые бумаги, которые предстояло скатать в свитки, упаковать в цилиндры и отправить в путешествие наверх.
      Давление воздуха в помещении дергалось и скакало, когда трубы кашляли, выплевывая свой груз.
      Кара поглядела на кипу бумаг, которые ей только что принес сборщик. Это были просто бессмысленные данные, колонки цифр. Она стала туго сворачивать их, распихивать по капсулам и отправлять по назначению.
      Я позволил себе немного расслабиться, вернувшись в «Дом грусти». Неподалеку от меня Фраука играл с Заэлем в регицид. Ему, наконец, удалось заставить мальчика понять основы игры. Зэф обходил территорию, проверяя датчики. Карл сидел за своей машиной, отслеживая сигналы, поступающие от Кары, Кыс и Нейла.
      — Теперь я получаю четкий поток информации от Пэйшэнс — сообщил он. — Вот только…
      — Что? — спросил я.
      Карл нахмурился.
      — Не могу понять, что же они заставили ее делать. Данные, которые она обрабатывает, лишены смысла. Просто случайный набор знаков и чисел без контекста. Возможно, это шифр. Дайте мне время, и я разберусь, можно ли его взломать.
      — Полностью полагаюсь на тебя, Карл, — произнес я.
      Мы в буквальном смысле проникли в самое сердце тайны. Помню, что тогда я чувствовал удовлетворение, думая об этом.
      Как же я ошибался.
      Капитан Акунин проглотил второй завтрак в частном клубе на одном из высоких уровней общего блока С, а затем отправился обратно в арендованном лимузине. Он был само напряжение, и настроение его не улучшилось к тому времени, как он добрался до своего номера.
      — Есть что-нибудь? — спросил он у своего помощника.
      — Ответа так и не было, сэр, — произнес тот.
      Акунин тихо выругался.
      — Если до вечера ничего не поступит, я отправлю еще одно послание.
      Помощник кивнул.
      — Господин Сайскинд пришел повидаться с вами.
      Скинув с себя синий атласный плащ, Акунин прошел в приемную. Сайскинд уже сидел там в одном из низких кресел.
      — А, Сайскинд, — произнес Акунин вместо приветствия.
      Он направился прямо к бару и налил себе амасека.
      — От Трайса все еще никаких вестей. Вы можете в это поверить? Мои послания были настолько убедительны, насколько только возможно, а он не обратил на меня внимания. Выпьете?
      Сайскинд покачал головой.
      Акунин потягивал свой напиток, меряя комнату шагами. Неотропические поющие жуки, уловив его настроение, умолкли.
      — Насколько же высокомерен этот человек! — сплюнул Акунин. — Если бы не картель, он был бы никем!
      Сайскинд вежливо кивнул.
      — Еще пара часов, и я снова напишу ему, — прорычал Акунин. — Я просто с ума схожу от нетерпения встретиться с ним с глазу на глаз и посмотреть, как ему понравится, когда…
      Запищал переносной вокс Акунина, и капитан достал его из кармана.
      — Одну минутку, — сказал он Сайскинду и поднес устройство к уху. — Акунин слушает.
      — Просто хочу узнать, ответил ли наш наниматель, — произнес голос на другом конце линии.
      — А кто говорит? — спросил Акунин.
      — Это. Сайскинд. Я только…
      Акунин опустил коммуникатор и уставился на человека, сидящего напротив него.
      «Сайскинд» поднялся на ноги. Его очертания слегка колебались и мерцали, будто образ Бартола Сайскинда был только отражением в потревоженной воде. Затем рябь стихла, и Акунин уставился на собственное зеркальное отражение.
      — О Терра, — просипел Акунин, бросаясь наутек, роняя бокал и вокс.
      Но двойник догнал и схватил его прежде, чем он успел сделать три шага. Капитану заломили руки и прижали к буфету.
      — Пожалуйста! Пожалуйста! — завизжал он. Захват стал только сильнее.
      — Сэр Трайс недоволен, — прошептал двойник, вынимая из рукава длинное, узкое, зазубренное лезвие.
      — О нет! Пожалуйста!
      — Отпусти его, Моникэ, — произнес чей-то голос от дверей.
      «Акунин» отошел назад, позволив настоящему капитану упасть на колени. В комнату вошел Торос Ревок, чьи желтые глаза светились весельем.
      — Встаньте, капитан, — произнес он.
      Дрожа от страха, Акунин подчинился. Сколько бы он ни встречался по делам картеля с секретистами, Ревок не становился для него менее пугающим.
      — Похоже, вы решили стать для нас проблемой, — сказал Ревок. — Что с вами, капитан? Все эти умоляющие призывы встретиться…
      Акунин настороженно посмотрел на секретиста.
      — Думаю, у меня есть важная информация.
      — Что же… Я здесь. Говорите.
      — Не вам. Я должен поговорить с Трайсом, во время лично… — заговорил Акунин.
      Ревок поднес палец к его губам.
      — Во-первых, главным управляющемТрайсом. Во-вторых, из положений Тринадцатого Контракта явствует, что представители картеля и главный управляющий не должны ни появляться вместе, ни быть напрямую связанными деловыми отношениями, ни вообще иметь друг к другу какого-либо отношения. В-третьих, на днях кто-то попытался убить главного управляющего. И с тех пор мы были довольно заняты поисками того, кто подослал убийцу. По сравнению с этим и вы, и ваши умилительные вяканья имеют крайне низкий приоритет.
      — Знаю! Прошу вас, я знаю это! Но…
      — Я мог бы убить вас, — прямо сказал Ревок. — Мог бы приказать Моникэ сделать это. Она очень хороша.
      Акунин нервно оглянулся на своего двойника, но тот уже утратил сходство с ним. Теперь он вообще ни на что не походил. Нечеткий женский силуэт, размытая дымка в воздухе, сквозь которую, казалось, пробивался свет.
      — Кто она такая? — спросил Акунин.
      — Моникэ? Она притворщик. Подобные люди крайне редки. Это особая форма альбинизма, предельная степень мутации. Пигментация у притворщиков отсутствует столь всецело, что они становятся живыми зеркалами, способными принимать любой облик. Это очень полезно. Моникэ проследила за вашим приятелем Сайскиндом, когда он приходил к вам утром, и скопировала его. О, капитан Акунин, видели бы вы выражение своего лица.
      — Вы следили за мной?
      — Конечно, — ответил Ревок. — Вы создали слишком много суеты. Это просто безумие, пытаться встретиться с главным управляющим. Так дела не делаются, Акунин. Подобное недопустимо. Трайс в бешенстве.
      — В этом я не сомневаюсь, — произнес Акунин, собирая остатки самообладания. — Он управляет субсектором. Я управляю кораблем. Я мелкая пташка. И понимаю это. И я, и остальные капитаны, согласно контракту, — только пешки в его большой игре. Мы делаем всю тяжелую работу и получаем за это деньги — хорошие деньги, чего уж тут говорить. Предполагается, что мы будем заниматься своим делом, оставаясь в тени.
      — Замечательно, вы сами все замечательно разъяснили, — произнес Ревок. — И раз уж зашла об этом речь…
      Акунин посмотрел Ревоку прямо в глаза.
      — Я настоял на встрече, потому что мне известно кое-что, что может быть напрямую связано с попыткой покушения на жизнь главного управляющего. У нас общая проблема. Все дело находится под угрозой.
      — В самом деле? Почему же?
      — Гидеон Рейвенор все еще жив. И у меня есть все причины полагать, что он находится здесь, на Юстисе Майорис.
      Торос Ревок в течение долгого времени молча смотрел на Акунина.
      — У вас есть доказательства?
      — Да.
      — Я хочу их увидеть. Немедленно.
 

      Она звонила уже в третий раз за это утро. Звонок проходил, но ответом была только записанная на автоответчик фраза — «оставьте свое сообщение». И уже третий раз она этого не сделала.
      В доме было тихо, если не считать тиканья многочисленных хронов и часов, которые годами собирал ее дядя. Мауд Плайтон мерила шагами темный дом, волнуясь и тревожась.
      Услышав музыку, она застыла на месте. Внезапный аккорд в четыре пальца, переход и бодрый мотив. Звуки доносились из гостиной.
      Дядя Волерин сидел за спинетом, играя по памяти одну из багателей Стерамона. Плайтон постояла в дверях, наблюдая за ним, и на глаза ее навернулись слезы. Ее дядя поступал так раз в несколько недель. Иногда, будто солнце, выглянувшее из-за сплошных облаков, к нему возвращалась ясность сознания, и он садился играть. Затем снова набегали тучи. Проблески становились все более редкими.
      Волерин прекратил играть.
      — Энид? — позвал он.
      Энид была частной сиделкой и должна была прийти только к трем часам.
      — Нет, дядя Волли, это я, — произнесла Плайтон, заходя в комнату. — Не останавливайся.
      Волерин пробренькал еще несколько нот и посмотрел на Плайтон. Затем сжал руку племянницы.
      — Мауд. А я-то думал, что ты Энид, — сказал он.
      — Нет, это я, — произнесла Мауд, понимая, что в любой момент сознание ее дяди снова может уплыть.
      — Как твои дела? — спросил он.
      — Проблемы, — ответила она.
      — Что за проблемы? — поинтересовался Волерин. — Наверняка какие-то вопросы, связанные с делами Магистратума?
      Она печально улыбнулась.
      — Да, дядя Волли. Неприятности в отделе. Тебе это будет неинтересно.
      — Неужели? — произнес он, отпуская ее руку. Он сыграл несколько протяжных аккордов.
      — Клавикорд расстроился, — сказал он. — Вот, верхнее ре несколько фальшивит. — Он несколько раз постучал по клавише. — Я не так часто играю теперь, верно?
      — Не так часто, как раньше, — ответила она Волерин посмотрел на нее. Его лицо было мрачным.
      — Я все знаю, Мауд, — сказал он.
      — Дядя Волли?
      — Знаю. В такие мгновения я понимаю, что со мной. Я угасаю. Не всегда в себе. У меня пробелы в памяти. Эти долгие… разрывы. Я не помню. Это очень грустно. Я знаю, что ты офицер Магистратума. Знаю, что ты живешь со мной уже какое-то время. Но я понятия не имею, сколько тебе лет или что случилось вчера. Знаю, что у меня есть сиделка. Если не ошибаюсь, ее зовут Энид? А раз за мной присматривает сиделка, значит, я болен.
      — Дядя…
      — Это очень грустно. Очень. — Он замолк, а потом снова посмотрел на нее. — Что я там только что говорил, Энид?
      — Мауд, дядя Волли. Я Мауд.
      — О да. Совсем старый стал. Мауд. Детка, как же ты выросла. Как твои дела? Нашла работу, дорогуша? А парень на примете есть?
      Плайтон вздохнула.
      — Дядя Волли, мне надо будет уйти на какое-то время. Энид будет здесь где-то через час. С тобой все будет в порядке?
      — Энид?
      — Сиделка.
      — А, она. Да, да, все будет хорошо.
      Плайтон пошла к двери, вытирая глаза рукавом. Неожиданно у нее за спиной снова заиграл спинет. Кроникарский вальс.
      — Дядя Волли?
      — Я помню, — не оглядываясь, произнес он. — Так много и в то же время так мало. Это очень тяжело. Одно я знаю точно, когда приходят моменты ясности, их надо использовать. Вот как теперь. Не уверен, представится ли мне возможность когда-нибудь поиграть снова, поэтому лучше заняться этим прямо сейчас. Пользуйся моментом. Лови момент. Никогда не знаешь, насколько мрачным все может оказаться потом.
      — Хороший совет, дядя Волли, — сказала она.
      — Мне тоже так кажется, — произнес он. — Делай что можешь, пока еще можешь. Иначе…
      Мауд оглянулась. Музыка стихла.
      — Дядя?
      — Верхнее ре. Тебе не кажется, что оно звучит несколько фальшиво? — Он постучал по клавише. — Чуть фальшивит, да, Энид? Чуть фальшивит?
      — Да, дядя Волерин, — произнесла Плайтон.
      Выходя из дома и направляясь к остановке, она слышала, как он снова и снова бьет по клавише.
      — Ой! Это ты, — произнес Лимбвол, открывая дверь.
      — Да. Привет, — сказала Плайтон. — Красивое платье. Может, впустишь меня?
      — Что ты здесь делаешь? — спросил Лимбвол, застенчиво теребя свой потертый домашний халат.
      — Я проехала через весь Е, чтобы поговорить. Можно войти?
      Лимбвол заколебался, но потом неохотно впустил ее внутрь своей тесной квартирки. На его лице красовались уродливые синяки, оставленные два дня назад кулаками маршалов из внутренних расследований. Он выглядел испуганным.
      — Чего ты хочешь? — спросил он, пытаясь замаскировать бардак на своей кровати.
      — Просто мне захотелось поболтать с коллегой по работе, — ответила Плайтон.
      — Ты никогда со мной не общалась.
      — Действительно. Прости, я соврала. Просто мне захотелось поговорить с кем-нибудь.
      — О чем? — спросил он.
      Она уставилась на него, и в ее глазах читалось: «А ты, черт возьми, как думаешь?» Лимбвол пожал плечами:
      — Мне кажется, тебе лучше будет уйти, Плайтон. Не думаю, что нам стоит разговаривать. Рикенс приказал всем разойтись по домам и ждать вызова на допрос.
      — Тебя уже допрашивали, Лимбвол?
      — Нет. — Он покачал головой. — Но отдел внутренних расследований…
      — Наплевать, — нахмурилась Плайтон. — Шли бы они куда подальше. Так не должно быть. — Она помедлила. — Я пыталась связаться с Рикенсом.
      Лимбвол заморгал, глядя на нее изумленно раскрытыми глазами.
      — Ты?
      — Да. Звонила в отдел. Прямой связи с ним у меня нет. Он… недоступен. — Плайтон окинула Лимбвола взглядом. — С каких это пор Рикенс стал недоступен для собственных сотрудников?
      — С тех самых, когда мы все были временно отстранены? — язвительно предположил Лимбвол.
      — Но у тебя есть связь. Здесь. Ты сам мне об этом рассказывал.
      — Это была тайна, — вздохнул Лимбвол.
      — Понимаю. Тайны, судя по всему, стали очень популярны в этом городе. Ты рассказывал мне, что усилил свой личный когитатор кодовыми системами департамента, чтобы не выбиваться из графика. Лимбвол, думаю, мы должны этим воспользоваться. Мы должны узнать, что происходит.
      — А я думаю, что мы не должны вмешиваться в эту чертовщину, — сказал он. — Вот что мне кажется. И еще я думаю, что если мы вмешаемся, то влипнем в неприятности.
      — Посмотри, что они сделали с твоим лицом, Лимбвол. Мы уже влипли.
      — Начни с Рикенса. Общий поиск.
      Сгорбившись перед плохоньким, подержанным когитатором, установленным в углу квартиры, Лимбвол застучал по кнопкам.
      — Служебная запись. Да, ничего больше. Здесь сказано, что он находится в бессрочном отпуске и передает все дела департаменту внутренних расследований.
      — Хорошо, забей на это. Дело Ольсмана. Найди его. — Плайтон сказала ему номер файла.
      — В списке такого дела нет. Пусто, Плайтон.
      — Нет даже пометки, что оно закрыто или доступ к нему ограничен?
      — Серьезно, ничего.
      Плайтон сложила руки на груди и уставилась в пол.
      — Я лично завела этот файл в тот день, когда мы нашли тело Ольсмана. Там были мои описания места преступления и сделанные мной пикты. Они все удалили и замели следы.
      — Файлы Магистратума нельзя просто так стереть, — усмехнулся он.
      — Можно, — ответила она. — Я видела такое и прежде.
      — Да ладно тебе, — ответил он, покачав головой. — И у кого же имеются такие полномочия?
      Плайтон не ответила.
      — Ладно, попробуй поискать имена Вигот и Кубер. Маршалы, внутренние расследования.
      Лимбвол защелкал кнопками, а потом покачал головой:
      — Ничего. В списке служащих не значатся. Если не ошибаюсь, это те самые два жлоба, что тыкали в тебя пушкой в старой ризнице?
      — Да. Теперь поищи Ирнвуда. Это реставратор-портретист, ставший свидетелем смерти Ольсмана.
      Лимбвол снова застучал по кнопкам.
      — Мм… ничего. Ничего в Магистратуме. Ничего в гражданских записях. Может быть, он представился ложным именем?
      — Нет, в тот раз его проверяли. Проследи его имя через Информиум.
      — Уже. Там тоже ничего.
      — Трон святый. Они прячут все следы!
      Лимбвол обернулся и посмотрел на нее.
      — Кто «они», Плайтон?
      — Кто-то, обладающий серьезной властью. Мы все стали предметом судебного процесса, Лимбвол. Даже внутренние расследования не могли решиться на такую наглость. В прошлый раз, когда я видела Рикенса, он сказал мне, что ключ в деле Ольсмана. Мы что-то там сделали не так, и все это оказалось связано с покушением на главного управляющего. Хотя я думаю, что мы не допустили там никакой ошибки. Мне кажется, что мы нашли что-то важное в ризнице, только сами не поняли этого.
      — Ты о том… ложном своде, о котором рассказывала раньше?
      — Может быть. — Она принялась застегивать плащ, направляясь к двери. — Пойду домой. Ты давал мне папку с древней разметкой города. Надо будет все проверить и посмотреть, что мы могли пропустить. Сиди здесь и оставайся на связи.
      — Напомни мне: почему мы все это делаем?
      Она усмехнулась.
      — Потому, что мы состоим на службе Бога-Императора. А еще потому, что один очень дорогой мне человек посоветовал ловить момент, потому что никогда не знаешь, насколько мрачным все может оказаться потом.
      Небо затянула темная пелена, приближалась ночь. Плайтон побежала по тротуару, поскольку завыли сирены. Упали первые капли дождя. Бежать было слишком далеко. Она спряталась под арку, ведущую к особняку, всего в ста метрах от дома дяди, чтобы переждать ливень.
      Припустил дождь. Мальчишки-зонтоносцы, прятавшиеся до того в «грязях», приступили к работе. Она ждала. В голове у нее словно тикал один из хронов ее дяди.
      Прошел только год. То событие в офисе Рикенса. Удаленные файлы.
      — Ничего хорошего из этого не выйдет, — сказал ей Рикенс.
      Неожиданно раздалось хлопанье крыльев. Она посмотрела наверх. Стая сверкающих птиц летела под дождем, разворачиваясь, будто косяк рыб, к востоку. Мауд почему-то стало неуютно.
      Шестое чувство. То, что Рикенс обычно называл «мускулом Магистратума».
      Не обращая больше внимания на дождь, Плайтон выскочила из-под арки и бросилась по улице к люку, ведущему в гаражи. Она знала пароль своего дяди и быстро ввела его. Люк открылся. Смотритель, старик в переднике, помахал ей, когда она вошла внутрь. Он знал Мауд. Для него она была просто девочкой, которая приходила, чтобы взять «Бергман». Смотритель продолжил заниматься своими делами. Он намывал темно-красный транспортник, принадлежащий какой-то местной важной шишке.
      Плайтон заскользила во мраке рокритовых гаражей, стараясь держаться в тени. Дождевая вода проникала сквозь стыки в плитах потолка, собираясь в ядовитые лужи. «Бергман» стоял на парковке А9.
      У Плайтон не было ключей. Она заглянула через водительское окно. Папка, которую дал ей Лимбвол, все еще лежала в кармане на дверце. За ней можно будет вернуться, как только дядя Волли даст ключи. Мауд обошла вокруг автомобиля и прощупала влажную стену в поисках шатающихся кирпичей, посматривая за старым смотрителем. Тот все еще намывал темно-красный транспортник.
      Плайтон вынула из стены три черных как смоль кирпича.
      «Тронзвассе 9» лежал там, где она его и оставила, в тайнике, завернутый в ветошь. Разрешения на это оружие у нее не было, но каждый маршал Магистратума обладал вторым пистолетом. Такая работа. Служебное оружие и тайное. Никогда не знаешь, что может произойти.
      Плайтон достала его. Тяжелый, хромированный пистолет с покрытой резиной рукоятью. Десять в обойме, один в стволе. Она наполовину оттянула затвор и увидела патрон. Рядом с оружием лежали еще две снаряженные обоймы.
      Плайтон убрала патроны в карман, сунула «девятку» за пояс брюк и вернула кирпичи на место.
      Мауд махнула смотрителю, выходя из гаража.
      Дверь особняка дяди Волерина была приотворена. Плайтон распахнула ее. Сразу стало ясно, что здесь произошло что-то ужасное. Казалось, будто какая-то разрушительная сила промчалась по прихожей, изрезав облицовку стен, изодрав ковер, уничтожив всю мебель.
      Плайтон вынула «Тронзвассе».
      Дверь в ближайшую комнату была полуоткрыта. За ней Плайтон увидела голые, окровавленные кости, прикрытые рваным синим платьем. От накрахмаленной белой наколки остались только лохмотья. Плайтон тяжело сглотнула. Дядя Волли. Дядя Волли.
      Сжимая в руках оружие, она продвигалась по коридору. Казалось, будто по нему прошлись пескоструйным аппаратом. Обои были сорваны, половицы ободраны до потрескавшейся древесины. От масляных картин на стенах остались только пустые рамки и лоскутки холста.
      Плайтон остановилась в дверях гостиной и заглянула внутрь.
      Перед спинетом, на изодранном ковре лежали окровавленные кости. Сам спинет казался пушистым. Когда-то отполированная поверхность инструмента потрескалась и побилась, лакированная древесина ощетинилась мелкой стружкой. Занавески превратились в лохмотья. Фолианты с записями дяди Волерина были порваны.
      Над скорчившимся трупом дяди Волли стоял рослый, стройный мужчина. Широкоплечий, с гривой тонких серых волос, он носил кожаную куртку с армированными рукавами.
      Дракс обернулся, услышал шум у себя за спиной. Его удивительно широкое лицо, с маленькими поросячьими глазками и массивной, выставленной вперед челюстью, скривилось от изумления.
      Он распрямился и стал раскручивать псайбер-манок.
      Плайтон выстрелила. Первая пуля снесла Драксу половину лица. Вторая вошла в грудь и вылетела из спины. Дракс повалился на истерзанный спинет, а манок обмотался вокруг его тела. Под весом мужчины инструмент опрокинулся с жалобным звоном струн и клавиш.
      Мауд Плайтон бросила последний взгляд на дядю. Затем вышла из комнаты. Среди мусора, устилавшего пол в прихожей, нашла осколки горшка, стоявшего раньше на полке над обогревателем. Рядом лежали ключи от «Бергмана».
      Выскочив на дорогу, она на бегу включила мобильный вокс:
      — Лимбвол? Лимбвол! Это Мауд. Уходи! Срочно уходи!
 

      Орудийный сервитор автоматически включился, когда приблизился Ревок. Стволы пушек завращались, и по лицу Тороса вверх и вниз забегал розовый луч опознавателя. Оператор натянул поводок, заставив сервитора присесть.
      — Простите, сэр, — произнес оператор.
      — Не стоит извиняться, — ответил Ревок. — Меня восхищает бдительность. Говорят, он здесь.
      — Да, сэр. Он внутри. Прошу не забывать о правилах.
      — Конечно.
      Ревок прошел мимо оператора и его закованного в хромированный металл пса, подойдя к ряду простых железных ящиков, прикрученных к каменной стене. Он нашел пустой ящик и положил в него свое оружие, портативный вокс, бумажник, хрон и все остальные свои вещи, которые имели батарейки или несли на себе надписи, цифры и символы любого вида. Затем Торос закрыл ящик и снял один из «затупляющих» амулетов, свисавших с крючков над стойкой. Надев его на шею, Ревок почувствовал, что магнетический камень тяжело давит ему на грудь. Точнее говоря, он почувствовал, что его драгоценный псионический дар отправлен во временное изгнание.
      Тогда Ревок прошел в воздушный шлюз. Все входы в Зал Осуществления на самом деле представляли собой шлюзы с космических кораблей — абсолютно новые модули с верфей Ур-Хейвена в субсекторе Антимар. Было странно пройти по холодным каменным коридорам дворца лорда-губернатора, а затем войти в герметичный блок, со стенами из начищенной стали, в которых были утоплены люминесцентные лампы.
      Внешний люк закрылся. Ревок ощутил покалывание, когда им занялись дезинфекционные обдуватели, и услышал, как вентиляторы вытягивают сажу и пыль. И только после этого открылся внутренний люк.
      Заходить из древней крепости в шлюз — это одно. А вот выходить из него, отправляясь дальше, — совсем другое.
      Торос Ревок уже дюжину раз бывал в Зале Осуществления, но он по-прежнему изумлял его. Круглое помещение имело более пяти сотен метров в диаметре, а высотой было в четыре яруса дворца. На самом деле Ревок вышел на стальной мостик, перекинутый в воздухе на уровне второго этажа. Как и еще три такие же дорожки, мостик соединялся с платформой, возвышающейся в центре помещения.
      Купол скрывался в непроницаемой тьме, и из этой черноты на длинных цепях свешивались мощные точечные лампы, кажущиеся звездами в ночном небе. Пол зала, простершийся внизу, являл собой сверкающую белую равнину, напоминающую обращенную к солнцу поверхность луны. Он был весь покрыт тонким переплетением черных линий и символов, слишком сложным и мелким, чтобы их можно было разглядеть с моста. Но Ревок знал, что представляет собой этот запутанный узор. Посмотрев вниз, он увидел крошечные фигурки многочисленных геометристов, ползающих на карачках и дополняющих рисунки при помощи освященных писчих перьев. Лишь незначительные участки поверхности не были заполнены.
      Как мог видеть Торос, первый управляющий стоит на смотровой площадке. Но Ревок заколебался, когда увидел, что тот не один. С ним был и Диадох.
      Трайс увидел своего помощника и кивком пригласил присоединиться к ним. Ревок приблизился, испытывая неловкость. В последние дни Диадох все чаще проводил свое время в Зале Осуществления, и явно пребывал в нетерпении.
      Диадох был высоким и стройным человеком в простой черной одежде. В Зале Осуществления он решил не надевать свою обычную личину.
      Ревок старался не смотреть на истинный облик Диадоха. Искаженная розовая плоть лица, чьи очертания были растекшимися и оплавленными, точно воск сгоревшей за ночь свечи.
      — Ревок, — безгубо пробулькал он. — Подойди, сын мой.
      Торос повиновался. Диадох обнял его и поцеловал в обе щеки влажной раной, которую называл своим ртом. Ревок почувствовал запах гноя и смягчающего крема.
      — Жадер сказал мне, что ты спас его прошлой ночью, — прошепелявил Диадох.
      — Неужели, лорд? — произнес Трайс.
      — Как я слышал, от порождения ада, — сказал Диадох, и на фоне розовой плоти проявились почерневшие от огня обломки зубов, когда он улыбнулся. — Есть предположения, что это было?
      — Мы расследуем сейчас некоторые наводки, — ответил Ревок.
      — Оставьте это все нам, лорд, — встрял Трайс. — Не стоит утруждать себя пустяками. Вам надо сосредоточиться на настоящей работе.
      Диадох кивнул. Он взял Тороса за руку и подвел к ограждению платформы.
      — Разве все это не прекрасно? Мне лично кажется, что даже более чем прекрасно. Мы внесли изменения только этим утром. Перекалибровка согласно пересчитанным осям. Видишь, там геометристы стирают часть рисунка?
      Ревок поднял руку, собираясь показать пальцем.
      — Вы говорите про…
      Скрытая черной перчаткой рука Диадоха сжала ладонь Тороса, чуть не сломав ему кости.
      — Не показывай пальцем, Ревок. Не здесь. Любой жест может оказаться значащим. Ты и сам это отлично знаешь.
      — Простите меня, лорд.
      Диадох отпустил его руку.
      — Участок, который стирают геометристы, — это угол корректировки. Похоже, судьба что-то дает даже тогда, когда кажется, что она только забирает, верно?
      — Да, лорд.
      — К утру новые осевые значения будут уже внесены. Все это кажется… многообещающим. А теперь скажи мне, зачем ты пришел?
      — Мне надо перекинуться парой слов с первым управляющим, — произнес Ревок.
      — Слов. — Диадох издал влажный, булькающий звук, соответствующий у него смеху. — Слово. Здесь. Слово. Ты остроумный человек, Ревок.
      — Я, лорд?
      Диадох повернулся к Трайсу:
      — Займись своими делами, Жадер. Я буду здесь, когда ты вернешься.
      Трайс взял Ревока за руку и пошел с ним по мосту к воздушному шлюзу. Оставшийся позади Диадох продолжил посматривать с платформы, как работают геометристы.
      Люк шлюза закрылся, и загудели воздухоочистители.
      — Похоже, он в хорошем настроении, — произнес Ревок.
      — Так и есть. Мы очень близки к цели, Торос. То случайное открытие в старой ризнице на днях. Раньше мы не знали об этом. А теперь, когда мы получили эту информацию, все стало сходиться — все наши вычисления и чертежи.
      — Истинный центр?
      — И только он. Наконец-то. Неудивительно, что раньше у нас ничто не совпадало. И неудивительно, что все наши прежние попытки были неудачными.
      — Значит… — произнес Ревок. — Мы близки?
      — Всего несколько дней, — посмотрел на него Трайс. — Он что, пугает тебя?
      — Есть немного, — признал Торос.
      Жадер Трайс улыбнулся, когда перед ними открылся внешний люк.
      — Радуйся. Меня он пугает куда сильнее. Так зачем ты меня искал?
      Они забрали свои вещи из ящиков. Сняв с себя «затупляющий» амулет, Ревок понял, что охранник, стоящий поблизости, слышит их разговор.
      — Не здесь. Давайте пройдемся.
      — Рейвенор. Боги Пустоты, ты уверен?
      — Свидетельство капитана более чем убедительно, — кивнул Ревок.
      Трайс сел на один из диванов и в задумчивости сложил руки на груди.
      — Налей мне выпить. Амасека или молламота. В общем, чего-нибудь.
      Торос подошел к бару и нашел там бокал и бутылку непента восьмидесятилетней выдержки.
      — Если Рейвенор уже здесь и продолжает действовать, это может объяснить гибель банкира картели.
      — Чайковой?
      — Да, и кроме того, это может быть связано с нападением на вас во дворце.
      — Тебе все еще ничего не удалось раскопать по этому случаю?
      Ревок протянул бокал своему господину.
      — Нам известно, что это была какая-то инкубула, какой-то порабощенный протодемон. Орудие убийства, направляемое псайкером. Я отправил пси-адептов секретистов на осторожные поиски сразу же после нападения, но в столь огромном улье, не желая показываться на глаза…
      — Неужели Рейвенор стал бы использовать демона? Я хочу сказать: возможно ли это?
      — Мы изучили его досье, — пожал плечами Ревок. — Он известен тем, что придерживается строгой линии поведения, но ведь его учителем был Эйзенхорн. А вы и сами знаете, что о том поговаривают.
      — Как бы то ни было, — сказал Трайс, делая глоток, — ты говорил мне, что убил псайкера, управлявшего той тварью.
      — Да. Во всяком случае, с большой гарантией. Его звали Сол Кинер, он довольно долго предоставлял свои услуги на черном рынке. Рейвенор мог быть недостаточно компетентен, чтобы самостоятельно управиться с тварью. В этом случае он должен был нанять кого-нибудь. Этим могли заняться и его агенты. Однако на том конце я почувствовал и другое сознание. Сам Рейвенор, без сомнения, наблюдал за тем, как выполняется работа.
      — Будь он проклят! — зарычал Трайс. — Нельзя говорить об этом Диадоху. Он просто рассвирепеет!
      — Конечно.
      Жадер Трайс отставил бокал и поднялся на ноги. Он был взволнован.
      — Когда демон напал на нас, я подозревал то одну фракцию, то другую, разные культы, шабаши. За эти годы мы обрели слишком много врагов. Но только Рейвенора я не мог заподозрить. Ему полагалось быть мертвым!
      — У Акунина есть доказательства обратного, сэр.
      — Ты привел его?
      Ревок кивнул.
      — Учитывая обстоятельства, мне показалось это необходимым. — Он поднялся и махнул управляющим жезлом в сторону противоположной стены.
      Вся ее поверхность стала прозрачной, так что они смогли заглянуть в смежную приемную, где дожидались нервничающий Акунин и его компаньоны.
      — Это Акунин?
      — Да, сэр.
      — Кто второй?
      — Его зовут Сайскинд. Он тоже капитан. Интересный человек.
      — А громила?
      — Уорна, охотник за головами. Просто наемник.
      — Что насчет этого… что за коротышка у него под ногами?
      — Карлик, у нас, сэр, проходит под именем Шолто Ануэрт. Еще один капитан. Если быть точным, то это и есть доказательство.
      Трайс посмотрел на Ревока.
      — Что ты с Акуниным-то сделал?
      — Запугал. Он боится нас, боится того, что после смерти Феклы становится главой картеля. Я чувствую, как ему хочется выйти из дела, но только если он при этом получит крупную сумму за молчание. И он видит в доказательстве того, что Рейвенор еще жив, свой шанс на выход.
      — Неужели? Что можешь рассказать о втором? Сайскинде. Ты говорил, что он чем-то интересен.
      Ревок улыбнулся.
      — Чтение его сознания показывает, что капитан Сайскинд очень честолюбив. Он партнер Феклы и собирался войти в картель Тринадцатого Контракта… мешало ему только то, что денег на вступление у него не было. Именно он, сэр, выполнил всю тяжелую работу. Именно он понял, что Фекла пропал. Тогда Сайскинд нанял Уорну, чтобы проследить путь Рейвенора до Юстаса Майорис, и принес доказательства Акунину в качестве платы за вхождение в картель.
      Трайс расправил полы своего балахона, украшенного золотым кантом, и его лицо приобрело игривое выражение.
      — Этот Сайскинд, похоже, такая же сволочь, как и я. Что насчет сурового охотника?
      — Делает это только ради наличности.
      Трайс обернулся к Ревоку.
      — Пойдем поговорим с ними, — сказал он.
      Когда они вошли в комнату, все сидящие поднялись на ноги. Все, за исключением Ануэрта, который сжался окровавленной кучей в зоне досягаемости пинка Люциуса Уорны.
      — Капитан Акунин! — прокричал Трайс, устремляясь вперед и обнимая его. — Тысяча извинений, что проигнорировал ваши многочисленные звонки! Последние несколько дней я был очень занят!
      — Не надо извиняться, первый управляющий.
      — Нет, надо. Ревок просто отвратительно повел себя с вами. Извинитесь, Торос.
      — Умоляю вас о прощении, капитан.
      — В этом нет необходимости, первый управляющий, — кивнул Акунин. — Я только хочу помочь. Поэтому и был вынужден притащить сюда этого выродка. Доказательство того, что инквизитор Рейвенор уже идет по нашим следам. А этого зовут Ануэрт. Он доставил сюда Рейвенора.
      — Это правда? Рейвенор уже на этой планете? — спросил Трайс.
      Ануэрт что-то пробормотал, а затем вскрикнул, когда Уорна пнул его.
      — Так, значит, Рейвенор… Рейвенор, — вздохнул Трайс, усаживаясь в кресло. — Выходит, картель допустил ошибку?
      Акунин сел напротив первого управляющего.
      — Сэр, Фекла, возможно, оказался слишком самонадеян и…
      — Самонадеян? Он обещал мне заманить Рейвенора в ловушку и прикончить его, но инквизитор все еще жив, а Фекла умер. Самонадеянность — не самое подходящее слово.
      Акунин прочистил горло.
      — Вот поэтому я принес свои доказательства, сэр.
      — И за это я благодарю вас, — расплылся в широкой улыбке Трайс. — Так чем собирается платить картель?
      — Платить, сэр? За что?
      — За то, что вы все испортили. За то, что не справились с поставленной перед вами задачей.
      Акунин снова прочистил горло и подался в кресле вперед.
      — Не уверен, что правильно понял вас, первый управляющий. Вас подвел Фекла. Он и агенты, которых вы послали ему в помощь. Они провалили задание. Я же здесь только…
      Трайс приложил палец к его губам и задумчиво уставился в потолок.
      — Одну минутку. Фекла. Разве не он был старшим в картеле?
      — Да, он бы…
      — Он представлял картель?
      — Да, сэр, н…
      — А теперь, когда он мертв, эту роль играете вы?
      — Да, первый управляющий, — кивнул Акунин.
      — Значит, теперь вы старший в картеле?
      — Думаю, что я.
      — Значит, картель… — Трайс помедлил, — в полном составе не смог справиться с моим поручением?
      — Ну, можно и так сказать…
      Трайс кивнул Ревоку. Торос выхватил лазерный пистолет и выстрелил Акунину в затылок. Труп капитана ударился головой о низкий столик, разбив стеклянную поверхность. Ревок повел оружием в сторону и обнаружил, что на него уже смотрит болтерный пистолет Люциуса Уорны.
      — В этом нет необходимости, — произнес Трайс. — Ревок, уберите оружие. И вы тоже, Уорна. Капитан Сайскинд?
      — С-сэр?
      — Мне необходим новый глава моего картеля торговцев, свежая кровь. Старые оказались слишком ненадежны. Мне кажется, что вы подойдете куда лучше. Что скажете?
      — Я скажу, — улыбнулся Сайскинд, — убери болтер, Уорна.
      Охотник за головами повиновался.
      — Возвращайтесь на ваше судно и ждите инструкций, — сказал Сайскинду Трайс. — Я отправлю к вам клерков с копиями контрактов. Теперь все будет по-взрослому, Сайскинд. Вы к этому готовы?
      Сайскинд кивнул.
      — Что насчет Ануэрта?
      — Оставьте его мне.
      Сайскинд и Уорна отбыли. Ревок опустился на колени возле Ануэрта.
      — Что видишь? — спросил Трайс.
      — Он мало что знает. Рейвенор был осторожен. Но коротышка действительно доставил сюда инквизитора.
      — Если Рейвенор действует тайно, значит, ему известно, что помощи ждать неоткуда и даже местным ордосам нельзя доверять. Что ж, это очень мудро. Значит, он работает по условиям… Как там это называется?
      — Особые обстоятельства, сэр.
      — Вот так. Значит, он абсолютно никому не подчиняется. И потому адски опасен. — Трайс глубоко вздохнул. — Пора заканчивать с осторожностью, Торос. Развяжи руки псайкерам, спусти с цепи всех секретистов. Найди Рейвенора и сожги его для меня.
 

      Рука Заэля, подносящая бокал с ликером к его губам, остановилась на полпути, и мальчик посмотрел наверх. Бокал выскользнул из пальцев и разбился на полу у ног. Он, казалось, даже не заметил этого.
      — Заэль? — спросил я.
      — А вы ничего не почувствовали? — спросил он. — Это было настолько отчетливо, что вы должны были…
      Я собирался ответить, когда это настигло и меня. Внезапно возникший поток пси-энергии. Отдаленный, но очень мощный, разливающийся по улью. Я ощутил его, когда тот возник. Заэль же, со своим даром предвидения, почувствовал поток заранее.
      Тщательно прикрыв свое сознание обманками, я потянулся туда. Обширное пси-пространство Петрополиса казалось мне размытым пятном, образованным унылыми красками и фантомами сознаний, в котором двигались пять отчетливых крапин света. Яркие, будто вспышка сверхновой, они поднимались над стеками и пиками.
      Пятеро псайкеров, обладающих высоким потенциалом, только что покинули тела и спроецировали свои сознания на городской улей. Они охотились, выслеживая кого-то. Некоторые из них плевались огненными жемчужинами, прокатывавшимися по крышам домов, другие будто шарили по земле поисковыми прожекторами.
      Установить, кто они такие, не представлялось никакой возможности, но я был уверен, что среди них не было того псайкера, которого я видел четыре ночи назад вместе с Трайсом в дипломатическом дворце. По моей оценке, с двумя из них я вполне мог справиться, но сразу с пятью… Они прямо сочились грубой самоуверенностью и мастерством, напомнившими мне Кински.
      Я не мог позволить им обнаружить себя. По моему приказу Фраука воспользовался своей неприкасаемостью, скрыв от посторонних глаз меня, Заэля и «Дом грусти».
      Я нашел Карла на кухне. Он совершал набег на кладовую, нагружая поднос мясной и сырной нарезкой и ломтями подсохшего хлеба, выуживая их из приобретенных нами коробок с провиантом. Во рту у него уже торчала гусиная ножка.
      — Што шлучилось? — пробормотал он, не вынимая ее.
      — Что-то серьезное, — воспользовался я динамиками. — Мне необходимо, чтобы ты вернулся за клавиатуру.
      Он бросил взгляд на груду еды на своем подносе.
      — Оставь, — сказал я. — Еще успеешь.
      Карл отставил поднос, но, зашагав за мной по коридору, продолжил жевать гусиную ножку. Есть с таким удовольствием — для Карла было необычно. Как правило, он привередничал в еде и демонстрировал за столом великосветские манеры. Кроме того, он всегда старательно соблюдал диету и следил за стройностью фигуры.
      К тому времени, как он вернулся к своим когитаторам, Карл уже обгрыз все мясо и бросил кость в корзину для бумаг. Продолжая жевать, он вытер жирные губы тыльной стороной руки и уставился на экран.
      — Что-то и в самом деле происходит, — согласился он, набирая команды на клавиатуре и выводя всевозможные массивы данных.
      — В городе прямо сейчас действуют как минимум пять псайкеров, — сказал я.
      Проглотив последний кусок, он снова застучал по клавишам, вызывая новые потоки электронной информации. Осознав, что обе его руки жирные и скользкие от гусиной ножки, он небрежно вытер их о подол своей мягкой кремовой шелковой рубашки.
      — Министерство приведено в повышенную готовность. Магистратум тоже. Какая-то тревога, — сказал он, подцепляя ногтем застрявший между зубов кусок мяса. — Сэр, если сравнивать, что происходит сейчас, с тем, что было, когда покушались на Трайса, то тогда они просто едва ползали. Открыт полномасштабный сезон охоты. Они что-то ищут, и ищут это изо всех сил.
      — Есть какие-либо предположения, Карл?
      — Передачи министерства закодированы, — пожал он плечами. — Шифр сложный. Я не смогу его взломать. Во имя Трона, это самый странный код, который я когда-либо видел. Такое ощущение, что они даже не пользуются словами.
      — Хорошо, оставь это. Они обнаружили червя, внесенного нами в Информиум?
      — Пока нет, сэр.
      — Они и не должны, но на всякий случай следи, вдруг у них получится.
      Я развернул кресло, поворачиваясь к Матуину.
      — Упакуй наши вещи, Зэф, — сказал я. — Может быть, нам придется быстро уходить.
      Он кивнул.
      — Пусть Заэль поможет.
      — На тот случай, если нам придется быстро уходить, — спросил Зэф, — у вас есть мысли, куда мы сможем отправиться?
      — Свяжитесь с доктором Белкнапом. Вдруг он сможет помочь.
      Зэф помедлил, будто не решаясь покинуть комнату.
      — Что случилось?
      — А как насчет остальных? Кыс, Нейла и Кары? Пока Фраука включен, они предоставлены сами себе.
      — Все идет так, как и должно идти, — сказал я.
      На пятом часу диспетчерской работы Кару стало охватывать оцепенение. Спина болела, пальцы начали неметь. Хуже всего, что устало и ее сознание: постоянный шум, стоявший в зале пневматической рассылки, скудное освещение, немилосердный темп работы, «скрип-скрип-скрип», долетающее от мультиграферов, расположенных за соседней дверью. Документы, которые она пыталась прочесть перед отправкой, были зашифрованы или заполнены цифрами. Она испытала горечь поражения, разрываясь между монотонной физической работой и попытками разобраться в цепочках бессмысленных цифр.
      И они действительно были бессмысленны. Примерно первый час дежурства Кара предполагала, что пачки данных, проходившие через ее руки, только кажутся непонятными, потому что она была новичком и не понимала еще комплексности кодировки и языка Администратума. Но теперь она была уверена, что все совсем не так. Каждая поступавшая или уходившая стопка листов была абсолютно бессмысленной.
      Возле ее рабочего места появился сборщик со свежим грузом. Он не произнес ни слова и даже не посмотрел на нее, бросая папки в коричневом переплете в ее корзину. Она взяла верхнюю, считала с обложки код отдела, а затем заглянула внутрь.
      Все то же самое, что и раньше. Папки и отдельные документы были помечены особым идентификатором, обычно представлявшим собой маркер, который подразумевал, что их нужно переслать из отдела анаграммистов в зал шифровальщиков или наоборот. Но само содержимое было тарабарщиной. Ни текста, который можно было бы прочитать, ни заголовков, ни параграфов или оглавления, ни графиков или результатов, ни минут разговора, ни пунктуации или синтаксиса. Только отделенные странными промежутками колонки литер и цифр, иногда идущих по отдельности, а иногда и вперемешку. Не казалось даже, что они написаны на каком-нибудь неизвестном ей языке. Она просто обрабатывала пачки документов, заполненных «белым шумом».
      От одного только вида этих строчек у нее начинала кружиться голова.
      Она подскочила на месте, когда рядом неожиданно раздался грохот, и быстро захлопнула папку. Сервитор только что вывалил груз пустых цилиндров в сетку, стоявшую возле ее ног и напоминавшую загрузочную воронку орудия, полную тяжелых стабберных зарядов. Кара выудила один из них, упаковала внутрь папку и отправила по соответствующей трубе.
      Кара знала, что чувствовала бы себя увереннее, если бы Рейвенор посмотрел сейчас ее глазами и тоже все проверил бы. Но с тех пор как он неожиданно замолчал час назад, она больше его не слышала.
      — Босс? — прошептал Нейл в рукав, делая вид, будто закашлялся.
      По-прежнему ничего. Вот это хуже всего: когда постоянно слышишь чей-то голос в своей голове, без него начинаешь скучать.
      Он толкал тяжелую тележку по одному из главных коридоров — просто еще один сборщик в беспорядочной толчее, который следует за отметками, направляющими его к очередному пункту назначения. Никто не разговаривал, но вокруг стоял постоянный шум: шаги, скрип колес, грохот сервиторов, хлопки пневматических труб, спорадические гудки или звонки вызовов. Казалось, будто его погребли в глубине работающих гигантских часов, среди пружин, винтиков и других подвижных механизмов.
      «Впрочем, — подумал Нейл, — каким бы сложным ни было устройство часов, в них все упорядочено». Здесь же все скорее походило на внутренности какого-то непостижимого механизма, созданного безумцем, гением или обоими сразу.
      «Слишком уж ты стал впечатлительным, Гарлон», — сказал сам себе Нейл.
      В этот раз его целью был зал обработки данных, расположенный на девятнадцатом этаже. Добравшись до места, он встал в конец очереди сборщиков, дожидающихся возможности войти. Гарлон отдыхал, облокотившись на ручку тележки, пока очередь медленно ползла вперед.
      — Долгий денек, верно? — обратился он к сборщику, стоящему перед ним.
      Тот безучастно посмотрел на него и снова отвернулся.
      Нейл пожал плечами и окинул взглядом поток рабочих, движущихся по коридору. Позади него в очередь встал еще один сборщик. Гарлон повернулся к своей тележке, со скучающим видом потянулся к бумагам и перевернул помятую, покрытую печатями обложку верхней папки. Внутри он снова обнаружил распечатки, состоящие из бессмысленных колонок литер и цифр. И то же самое было со всеми документами, в которые ему удалось сегодня заглянуть.
      «Может быть, они действительноничего и не означают, — подумал он. — Может быть, в Империуме просто не осталось данных, которые надо было бы обрабатывать, поэтому Администратум просто прогоняет через свои системы абракадабру, чтобы оправдать собственное существование». В столь бездушном и бессмысленном месте он вполне мог в это поверить.
      К нему протянулась рука, уверенным жестом закрывшая папку. Нейл распрямился и оказался лицом к лицу с нахмурившейся ординатой.
      — Эти материалы не предназначены для чтения, сборщик, — визгливым голосом произнесла ордината.
      Вместо того чтобы ответить, Нейл взял пример со сборщика перед собой и просто безучастно отвел взгляд.
      — Доставляйте. Собирайте. И не лезьте не в свои дела, — сказала ордината, отправляясь дальше.
      Наконец пришла и очередь Нейла войти в зал обработки. Этот был больше всех остальных, что он уже видел, размерами с трюм космического грузовика. Было невозможно представить, сколько же писарей и обработчиков размещается за длинными рядами информационных модулей и арифмометров. В сухом воздухе не затихала барабанная дробь пальцев, стучащих по кнопкам. В проходах бурлила привычная деятельность: сборщики раздавали или увозили папки, следили за происходящим ординаты, бегали посыльные, дрейфовали черепа-сервиторы.
      Один из таких опустился вниз и подплыл к нему. Лампы в его глазницах светились тусклым зеленым огнем, а маленькие лапки манипуляторов были снабжены писчими перьями и выходили по обе стороны решетки вокса, напоминая жвала какого-нибудь насекомого. Дрон выстрелил ярким лучом света и считал информацию с планшета Нейла.
      — Проход сорок два, — сказал череп-сервитор гудящим, полностью синтетическим голосом.
      Нейл покатил тележку к сорок второму проходу, а затем пошел между рядами печатающих писарей, сидящих перед терминалами, пока не нашел первый когитатор, соответствовавший его кодам доставки. Он бросил папку в корзину писца. Тот даже не оглянулся. В покрасневших, немигающих глазах человека, залитых светом экрана, отражались колонки уже введенных данных.
      Нейл продолжал двигаться вдоль линии, распределяя папки по соответствующим корзинам. Над головой гремел динамик, расхваливая достоинства быстрого, неотрывного выполнения трудовой нормы.
      Тележка Нейла уже почти опустела. Он знал, что как только закончит с этим делом, дрон или ордината направит его к следующему проходу, чтобы собрать папки.
      Он услышал резкий, неожиданный крик и обернулся. В трех проходах от него, примерно в тридцати метрах, один из писарей откинулся назад и забился в конвульсиях. Жестокая судорога скрутило тело человека с такой силой, что из его спины вылетело несколько штепселей.
      Инстинкты подсказывали Нейлу броситься на помощь, но он остался на месте. Ни один писарь, находившийся в комнате, даже не оторвался от монитора, а большинство сборщиков продолжали катить свои тележки. Лишь немногие, подобно Нейлу, остановились, чтобы посмотреть на происходящее со странным, собачьим любопытством.
      Две ординаты прошаркали по проходу и подошли к умирающему как раз перед тем, как того скрутила последняя сильная судорога и он резко ударился головой об экран. Раздался отчетливый треск. Бледный лоб человека врезался в экран с достаточной силой, чтобы разбить стекло. Ординаты откатили его назад. Даже с того места, где он стоял, Нейл мог сказать, что мужчина умер. Кровь сочилась из рассеченной брови покойного.
      Одна из ординат обернулась к ближайшим сборщикам, в том числе и к Нейлу:
      — Эй вы! Нам нужна помощь.
      Нейл и еще двое мужчин спокойно приблизились и помогли вытащить мертвого писаря из его кресла. Нейл почувствовал запах прокисшего пота, крови и отвратительную вонь, позволившую предположить, что от постоянного сидения на одном месте у покойного развились многочисленные язвы. Подобные заболевания были обычны среди работников Администратума.
      Появился младший клерк, толкающий перед собой металлическую вагонетку. Нейл полагал, что на нее уложат умершего, но сборщики бросили труп на полу. Вагонетка предназначалась для когитатора.
      Ординаты отключили от машины информационные и энергетические кабели, отвинтили ее от пола и заставили сборщиков уложить технику на вагонетку. Как только они сделали это, ее быстро укатили из помещения.
      — Возвращайтесь к своим делам, — приказала сборщикам одна из ординат.
      Пять минут спустя, добравшись до конца своего прохода, он увидел, что в зале появилась небольшая группа техноадептов, пришедшая, чтобы установить новый когитатор.
      Еще двадцать минут спустя, выбираясь из зала с перегруженной тележкой, Нейл увидел, что когитатор уже стоит на месте, а в кресле сидит запасной писарь.
      А тело все так же лежало в проходе, ожидая, пока его заберут.
      Пэйшэнс Кыс заморгала. На мгновение ей показалось, что она заснула, пальцы ее по-прежнему стучали по клавишам, а ярко светящийся экран продолжал прокручиваться.
      Она сглотнула, восстанавливая отчетливость сознания, напуганная тем, что на какое-то время утратила счет времени. Монотонная деятельность, шум и мерцание экрана погружали ее в своеобразный транс. Она посмотрела на операторов вокруг себя, увидела их остекленевшие глаза и безвольное выражение лиц и осознала, что хотя бы на мгновение стала такой же, как и эти люди.
      Судя по показаниям хрона, с тех пор как она последний раз обращала на него внимание, прошел уже практически час.
      Тем временем Рейвенор исчез. Она больше не чувствовала его. Должно быть, что-то произошло, раз он…
      Она внезапно осознала, что ей стало плохо. В висках пульсировало, а от мерцания экрана начинало тошнить.
      Кыс снова начала печатать, но едва она перевела взгляд между экраном и документами, которые требовалось перепечатать, как тошнота снова подступила к горлу. Она поднесла обе руки к лицу и закрыла глаза.
      — Писарь Йевинс, почему ваша норма обработки упала ниже двадцати?
      Кыс открыла глаза. На нее пристально смотрел ординат, такой старый, что даже аугметические имплантаты, встроенные в его иссохшее лицо, начинали ржаветь.
      — Я чувствую себя… нехорошо, — пробормотала она.
      Ординат сразу же наклонился рядом, не для того, чтобы помочь, а чтобы проверить информацию, отображенную на ее экране. Как только он отвел от нее взгляд, Кыс стремительно отсоединила провод от выданного Карлом анализатора и спрятала тот в кармане прежде, чем ординат успел заметить.
      — Встаньте, — приказал ординат.
      Он взял папку и пометил страницу, на которой Кыс остановилась, и сунул бумаги под мышку.
      — Следуйте за мной.
      Пэйшэнс пошла за ним по проходу. Ноги подгибались, их сводило судорогой. Снова подступила тошнота. Кыс услышала, как идущий впереди ординат произнес по мобильному воксу:
      — G/F1. Подозреваются сублиминальные процессы. Прошу проследить.
      Ординат вывел ее из зала, проводил по переполненному людьми коридору и открыл тяжелую дверь в какое-то помещение, которое показалось Кыс тюремной камерой. Голые металлические стены, кафельный пол, обитый звукопоглощающими плитами потолок. Из мебели — только простой деревянный стол с двумя стульями с одной стороны и табурет с другой. Ординат указал на табурет, и Кыс села. Было жарко. Она сняла плащ и уложила на свои колени, сражаясь с тошнотой.
      В комнату вошли двое. Их одеяния были похожи на те, что носили ординаты, но Кыс и понятия не имела, какому чину или отделу они соответствовали. Она пыталась сосредоточиться.
      — Младший писарь Мэрит Йевинс, G/F1, терминал восемьдесят шесть. Норма работы понизилась, и она пожаловалась на то, что чувствует себя плохо.
      Мужчины сели за стол напротив Кыс. У одного из них в руках был информационный планшет, а у второго — чистый блокнот и перо.
      — Вот документы, над которыми она работала, — произнес ординат, протягивая бумаги человеку с пером. — Я пометил страницу.
      Человек посмотрел на лист. Его компаньон активизировал информационный планшет.
      — Расшифровка ее работы, — произнес он и подвинул устройство человеку с бумагами.
      Взгляд того заходил туда-сюда, тщательно сверяя лист с электронным документом.
      — Никаких очевидных компонентов, — наконец сказал он и посмотрел на Кыс. — Скажите, вы можете вспомнить какой-либо особенный символ, группу символов или раздел документа, над которыми вы работали, когда почувствовали себя плохо?
      — Нет, — мягко произнесла она.
      — Может быть, в вашем сознании в этот момент возникло хотя бы какое-нибудь слово, его часть или любая группа символов?
      — Нет, — вновь ответила она.
      — Подумайте, — сказал второй. — Постарайтесь вспомнить.
      — Есть ли какой-либо звук, который вы можете связать со своим дискомфортом? — спросил первый, подвигая ей перо и бумагу. — Сможете записать его? Или произнести вслух?
      — Я не понимаю, — произнесла Кыс. Тошнота вновь подкатила к ее горлу. Она чувствовала себя так, будто вот-вот упадет в обморок.
      — Позвольте нам быть честными, — сказал первый человек. — Мы только пытаемся помочь вам. Те данные, которые вы обрабатываете, находятся в зашифрованной форме. Ваша работа — одна из стадий декодирования. Возможно, что вы случайно наткнулись на какой-то из смыслов.
      — Я… я не…
      — Время от времени такое происходит, — сказал второй. — На этой стадии обработки писари иногда по случайности, неосознанно восстанавливают небольшую частичку истинного значения. Морфему или фонему, не больше.
      — Но в более редких случаях, — произнес первый, — безвредный текст, вроде этого, — он махнул в сторону папки, — может сгенерировать морфему в подсознании писаря. Как правило, это вызывает тошноту. Мы же хотим извлечь ее из вашего подсознания. Как только мы это сделаем, можно будет предпринять меры, необходимые для того, чтобы вернуть вам здоровье.
      Кыс моргнула. Она не понимала ничего из того, что ей говорили. Это была ровно такая же тарабарщина, как и те документы, в которые она пялилась целый день.
      Мужчины продолжали говорить. Она думала о папках, о бессмысленных нагромождениях символов, плывущих по экрану когитатора, и о том, как они вырубили ее.
      Пэйшэнс знала, что Рейвенор не оставил бы ее без серьезных оснований, но сейчас она нуждалась в нем. Сконцентрировавшись из последних сил, она потянулась своим сознаниям, надеясь, что сможет докричаться до него.
      — Вы нас слушаете, писарь? — спросил один из мужчин.
      Она коснулась его сознания, почувствовала его намерения. Он был убежден, что в ее голове находится что-то ценное, что-то, что он собирался получить, сколько бы это ни заняло времени.
      — Помогите нам помочь вам, — сказал второй. — Как только мы достанем информацию из вашего подсознания, мы сможем быстро избавить вас от дискомфорта.
      Она коснулась его сознания и увидела, как мелькнуло то, что он подразумевал под репликой: «избавить от дискомфорта». Прямо за дверью уже стоял человек. Секретист в строгом костюме, с пистолетом в позовут, чтобы всадить ей заряд под основание черепа.
      Ее охватило отчаянное безрассудство, но тошнота стала слишком сильной. Она приподнялась, утратила равновесие и чуть не упала с табурета. Кыс попыталась выпрямиться, а ординат попробовал ей в этом помочь. Но ее слишком сильно шатало. Затем Пэйшэнс резко метнулась на пол и закатилась под стол, теряя сознание.
      Последнее, что она услышала, это эхо слов ордината, долетавшее будто из другого конца зала:
      — Что это?
      И последнее, что увидела, — крошечный, будто она смотрела на него с неправильной стороны телескопа, ординат вцепляется в ее зеленый жакет и вытаскивает из рукава анализатор Карла.
 

      Через три с половиной часа после того, как Жадер Трайс одобрил их применение, выпущенные секретистами псайкеры были отозваны. Пятеро из них, истощенные огромным напряжением, влились обратно в свои телесные оболочки, плавающие в свинцовых баках, установленных в подвале губернаторского дворца. Там они и остались отдыхать, стеная и бормоча.
      В Петрополисе уже был полдень, небо заволокли грязно-серые разводы облаков и испарений. Как только псайкеры ушли, над ульем разразилась яростная гроза.
      Ревок знал, что было бы неблагоразумно заставлять их продолжать активные поиски. Кроме того факта, что псайкеры уже практически исчерпали запас сил и у него не было ни малейшего желания сжечь столь ценный ресурс, Ревок думал и о проблеме с гражданами. Хотя псайкеры были невидимы и неосязаемы для всех людей в Петрополисе, кроме наиболее одаренных или чувствительных, столь чрезмерное пользование псионикой должно было вызвать беспокойство в обществе. Что и произошло — информационные листки кишели сведениями о приступах паники, аномальных погодных эффектах, немотивированных случаях насилия, многочисленных самоубийствах и появлениях призраков усопших. Официальный протест выразили Гильдия Астропатов, Навис Нобилите и ряд других августейших учреждений Империума, по праву обладавших собственными пси-адептами.
      По приказу Трайса министерство выслало им вежливые ответы, в которых говорилось, что в дипломатическом дворце имел место еще один неприятный инцидент, но теперь уже все под контролем. Благодаря месяцам осторожных политических манипуляций и хитроумных махинаций все агентства и организации в Петрополисе по факту находились под прямым или косвенным контролем Жадера Трайса. Все, включая Астропатикус и официо Инквизиции. Но поскольку для большинства из них это стало бы откровением, стоило быть осмотрительным.
      К тому же была и другая причина для того, чтобы снова убрать псайкеров в коробки.
      — Мы нашли его, — сказал Бонхарт, один из старших лейтенантов секретистов, когда Ревок вошел в Зал Совещаний.
      — Покажите, — ответил Ревок.
      Моникэ пришла вместе с ним и теперь парила поблизости от Ревока, пока тот изучал распечатки, принесенные Бонхартом.
      — Как видите, вариантов много, — произнес Бонхарт.
      Это был высокий мужчина с плохой кожей, с лицом, изъеденным рубцами от прыщей, а от жирных волос осталась только седая челка.
      — Подобные ульи всегда изобилуют целями. Более чем девять тысяч потенциальных соответствий, но помеченные крестиком сразу можно исключить. Восприимчивые люди низкого уровня или латентные, сами не знающие своих способностей. По-настоящему четких откликов у нас примерно две сотни. Большинство из них — это наемники, знахари, подпольные ясновидцы, спиритуалисты или даже адепты каких-нибудь странных культов. Некоторые из них представляют интерес, и нам стоит сообщить о них в Магистратум.
      — Но среди них нет никого достаточно сильного? — спросил Ревок.
      Бонхарт покачал головой.
      — Вы, кажется, говорили, что наш парень обладает высокими показателями?
      — Если верить собранным мной сводкам, он угрожающе опасен.
      — Что ж, значит, нет, — сказал Бонхарт. — Если мы ищем гамму, или бету, или даже альфу, то у нас всего несколько кандидатур.
      Он постучал пальцем по графику, где отображался особенно высокий всплеск.
      — Например, этот. Вот только был бы он еще не из Гильдии Астропатов. А вот этот с подстанции гильдии возле Десятичной Арки. По факту практически все серьезные показатели соответствуют легальным псайкерам. Кроме этих четырех. — Он ткнул пальцем. — Этот в Стайртауне. Мог бы оказаться нашим человеком, но разведка показала, что это известный неофициальный псайкер Эффул Тревис. Та же самая история и в центральном блоке F. Очередной и уже известный нам психопират с черного рынка. И здесь. В J. Вновь то же. Ко всем троим я отправил команды, но уверен, что мы только прикроем, наконец, несанкционированную деятельность, которой давно пора было заняться ордосам.
      — Значит, за скобками остается только один, — прошептала Моникэ.
      — Верно, — кивнул Бонхарт. — Вот этот. Он великолепно соответствует описанию. Высокий уровень активности, как минимум дельта. Место считается заброшенным, что тоже подходит. Убежище, в котором кто-то укрылся.
      — Покажите мне карту, — сказал Ревок, и другой секретист протянул ему планшет. — Главный управляющий был весьма конкретен. Мы срочно должны отправиться туда и покончить с делом.
      Торос обвел взглядом собравшихся вокруг него секретистов. В слабо освещенной комнате было тихо, если не считать гула кодиферов.
      — Рейвенор — имперский инквизитор. Мы не должны недооценивать ни его способности, ни способности сопровождающих его людей. Мы должны действовать в полную силу, с предельной отдачей. Я сам поведу вас. В качестве лидеров групп пойдут Бонхарт, Моникэ, Толеми, Роув и Молей. Понадобится «тяжелая артиллерия». Где Дракс?
      Секретист Молей настороженно покосился на Бонхарта.
      — Я думал, что вам уже сказали, Торос, — произнес Бонхарт. — Дракс погиб.
      — Когда? — произнес Ревок голосом холодным и твердым, как вечная мерзлота.
      — Этим утром, — ответил Молей. — Он был одним из тех, кто участвовал в операции по засекречиванию особого отдела. Кто-то застрелил его в доме в общем блоке Е.
      — Кого он должен был засекретить?
      Молей заглянул в информационный планшет.
      — Мм… младшего маршала Мауд Плайтон. Она работала с Рикенсом. Проживала со своим дядей по данному адресу. На месте событий были найдены еще два тела. Одно принадлежало мужчине, а второе женщине. Предположительно это та девушка и ее дядя. Оба разорваны металлическими птицами. Возможно, маршал успела застрелить Дракса прямо перед тем, как до нее добрались птицы.
      Ревок поджал губы.
      — Каков текущий статус Пагубы?
      — Конечно же, они освободились, — произнес Бонхарт. — Но мы уже заставили Фоелона, ученика Дракса, заняться их возвращением под наш контроль. Он способный мальчик. Думаю, что Пагуба вернется в игру уже утром.
      — Очень хорошо, — сказал Ревок. — К этому вопросу мы еще вернемся позже. Итак, текущие приоритеты обозначены. Действовать нам придется без прикрытия со стороны птиц. Собирайтесь. Мы вылетаем через двадцать минут.
      Над темным городом разносились раскаты грома. Окна «Дома грусти» слегка дрожали под дождем, обрушившимся на общий блок Е с наступлением преждевременной ночи.
      Фраука готовил ужин. Зэф продолжал обходить дом, не выпуская пистолета из рук. Карл отправился в душ. Я сидел, наблюдая за бормочущими и пощелкивающими машинами Тониуса, глядя, как на их экранах возникают и пульсируют блоки данных. Что бы там ни происходило, но оно уже успокаивалось, хотя это и не означало, что мы можем расслабиться. Только сумасшедший или кто-то слишком могущественный мог отправить пятерых псайкеров обшаривать имперский улей. Нет, разрешите внести поправку: только сумасшедший человек, обладающий колоссальным могуществом, или Святая Инквизиция могли выпустить для этого пятерых псайкеров.
      Нас не нашли, и ограничитель Вистана все еще был выключен, закрывая меня от рыщущих сознаний. Но это было только вопросом времени. Моя уверенность в своих силах пошатнулась. Я возвратился в этот мир и привел с собой верных друзей, чтобы раскрыть крупный заговор. Я даже бахвалился тем, что он может вывести меня к самой верхушке.
      И чем дольше продолжалось расследование, тем дальше оно нас заводило. Я высокомерно высадился в этом мире под знаком особых обстоятельств, героически отрезав себя от помощи и прикрытия, уверенный в том, что, будучи имперским инквизитором и обладая такой властью, смогу в одиночку вычистить эту ересь.
      Спесь. Это чувство считается достоинством благородных, верно? Но как человеческое качество, на мой взгляд, оно стоит в одном ряду с глупостью. Мы выступили против врага, обладающего огромными силами, против планетарных властей. А нас было только восемь человек, если, конечно, считать Заэля. И все теперь расплачивались за мое высокомерие. Всем моим друзьям до последнего предстояло…
      — О чем вы думаете?
      Заэль находился комнате вместе со мной, свернувшись в широком кресле.
      — Догадайся.
      Он сел.
      — Вы думали о том, что мы в полной заднице.
      — Где ты набрался таких слов, Заэль Эффернети? — спросил я. — Слишком много общался с Нейлом?
      Мальчик улыбнулся.
      — Рожден и вскормлен на улицах Петрополиса, — сказал он. — Мне известны все виды ругани.
      — Готов поверить.
      — Так я прав? — спросил он.
      На какое-то мгновение я заколебался.
      — Возможно, что мы оказались в тяжелом положении, Заэль. Возможно, я привел вас к этому тяжелому положению. И если так, мне хотелось бы извиниться.
      — Разве вы не смогли найти плохих парней?
      Я развернул свое кресло к нему.
      — Только некоторых из них. Гораздо важнее выяснить, чем именно они занимаются. Но это у нас до сих пор не получилось. Как только мы узнаем, может быть, мы…
      — Что? — спросил он.
      «Умрем ужасной смертью», — подумал я.
      — Сумеем с этим что-нибудь сделать, — произнес я.
      — Ризница, — внезапно произнес Заэль, поднимаясь на ноги и протягивая руку к стакану с водой, стоящему на столе Карла.
      — Что? — спросил я.
      — Ризница. Не знаю, что это, но это слово прозвучало в моем сне и казалось там очень важным. Сны важны, верно? Вы сами говорили мне это.
      — Для кого-то вроде тебя, — сказал я и приблизился к нему. — Скажи-ка еще раз. Ризница, да?
      — Ризница, — кивнул он. — Это было во сне, и когда я проснулся, то подумал, что лучше будет запомнить, и именно это и сделал. Но это все.
      — Расскажи мне свой сон.
      Он покраснел.
      — Не молчи.
      — Ладно. Я… мне снилось, что я нахожусь в каком-то прекрасном, золотом месте. Красивый пейзаж. Зеленые холмы, лес, поляна, вокруг ходят прекрасные люди со светящимися ореолами. Еще там были какие-то здания. Мне показалось, что они были из золота. Наверное, оттуда и появилось это ощущение золотого места.
      — Э, кхм… продолжай.
      — Одним из этих людей была Кара. И она выглядела действительно потрясающе. — Он помолчал, и его лицо приобрело еще более густой оттенок красного. — Она была в белом, сильно обтягивающем платье. Знаете, с открытой шеей, на бретельках. И она сказала… пообещала…
      — Что?
      — Что, если… если я не забуду передать вам слово «ризница», она снимет свое платье и…
      Я откатился в сторону.
      — Это замечательно, Заэль. Ты снова нам помог.
      — Но я же еще не досказал вам сон! — возразил он.
      — Могу себе представить.
      — Но…
      В комнату вошел Карл. Он выкупался и переоделся. Теперь он был в черных бархатных брюках, заправленных в высокие сапоги, и плотно обтягивающей черной рубашке. Она позволяла ему выставить напоказ тугую мускулатуру тела и рук, но в то же самое время открывала и уродливые, бугристые шрамы на правой руке. Я был удивлен. Карл до сих пор изо всех сил старался прятать свою ужасную рану. Он стыдился ее и полагал, что она портит его великолепный облик.
      Но, судя по всему, уже нет.
      — О чем это вы тут секретничаете? — улыбнулся он.
      — Тебе же это будет неинтересно, — сказал я.
      — О, напротив! — усмехнулся он, усаживаясь на свое место возле когитатора.
      — Кара раздевалась, — сказал я, пытаясь сделать так, чтобы он потерял интерес.
      — У меня был сон! — запротестовал Заэль.
      — Конечно, так и было, малыш! — просиял Карл. — Вы прямо как двое мальчишек, уединились, чтобы поболтать о своих грязных фантазиях.
      Я начинал беспокоиться.
      Пальцы Карла заплясали по клавиатуре, извлекая на свет последние новости. Тониус всегда любил драгоценности — они составляли часть его выхоленной элегантности, — но сейчас я увидел, что каждый палец его правой руки украшен кольцами. По четыре или даже пять штук на каждом. Левая рука оставалась свободной.
      — Хорошие кольца, — произнес я.
      — Благодарю, — ответил он, демонстрируя мне правую руку с двумя дюжинами колец. Даже на большом пальце было несколько. — Вот что я скажу: если они у тебя есть, ими надо хвастать.
      — Статус? — спросил я.
      Карл посмотрел на экран.
      — Пока еще все бурлит. Обильный коммуникационный трафик министерства, много выездов Магистратума. Через несколько секунд выведу какую-нибудь более конкретную информацию.
      Прогудел вокс. Меня вызывал Зэф.
      — Приближается человек. Эх-х… Отбой, это Нейл.
      Гарлон вернулся в Е, приехав от башен министерства на поезде. Он был утомлен, раздражен и потрепан грозой.
      — Даже не думайте, что я выдержу еще один подобный денек, Гидеон, — сказал он, устраиваясь рядом со мной и делая глоток амасека, налитого для него Карлом. — Я-то думал, что у нас жизнь тяжелая. В башнях министерства чувствуешь себя роботом. Там просто тупеешь. Одно и то же извечное дерьмо. Вы знаете, я там видел, как за терминалом умер писарь. И знаете, что они первым делом бросились спасать? Его когитатор.
      — Почему? — спросил я.
      Нейл пожал плечами, потягивая выпивку. Дождь обрушивался на окна с такой силой, что казалось, будто по стеклам швыряются камнями. Гарлон казался куда более истощенным, чем когда-либо за свою жизнь, и это уже о многом говорило.
      — Думаю, все это из-за данных. Данные… — Он снова пожал плечами. — Уж не знаю, что они там обрабатывают, да только это не обычная информация. Похоже на какой-то код, нагромождение знаков, шифр. Мне это все показалось неправильным. Впрочем, я же не знаю, как все выглядит в любом другом центре Администратума.
      — Ты принес образцы этого материала? — спросил я.
      — Да, — кивнул Нейл. — Как только предоставлялась возможность, я доставал пиктер. Может быть, вы сможете разобраться.
      — Посмотрим, — сказал Карл. — Мне так ничего и не удалось выяснить из того, что я получил от Кыс.
      — К слову, где Пэйшэнс? — спросил Карл, и Нейл нахмурился. — Кара сказала мне, что, прежде чем возвращаться, заглянет к Белкнапу, чтобы тот осмотрел ее рану, поэтому ее я и не жду раньше чем через несколько часов. Но Пэйшэнс, как и Нейл, собиралась направиться к «Дому грусти» сразу после трудовой смены. Она должна была уже вернуться.
      — Ее анализатор больше не передает, — сообщил Карл. — И уже долгое время. Я предполагал, что она просто выключила его.
      — Вистан? — произнес я.
      — Вы уверены? — Фраука помедлил. — Это еще может оказаться рискованным.
      — Сделай это, прошу тебя.
      Он активизировал свой ограничитель.
      Мое сознание высвободилось. Я потянулся ввысь, старательно маскируя свое присутствие, но псайкеры давно ушли, оставив за собой только испорченную погоду.
      —  Пэйшэнс?
      Я не мог видеть ее, не мог даже ощутить ее уникальный биослед.
      —  Пэйшэнс?
      Ответа не было.
      Бронированные флаеры спикировали к цели, летя стаей через бушующую грозу.
      Облаченный в черную броню, с хеллганом на поясе, Торос поднялся с кресла в освещенном красном светом трюме головного флаера. Он обвел взглядом секретистов, пристегнувшихся ремнями к голым металлическим стенам.
      — Готовьтесь к высадке! — проревел он, стараясь перекричать гул турбин.
      Со стороны залива на улей надвигалась ночь, кажущаяся еще более темной и непроницаемой из-за грозы. Завывающие прибрежные ветры обрушивали высокие буруны на волнорезы, бились о каменные быки дамб, защищающих от наводнений.
      Маяк — черная башня на фоне черного неба, подающая регулярные световые сигналы, порой совпадающие со случайными разрядами молний.
      Его холодные, мрачные коридоры и галереи освещались тысячами тонких свечей и старыми, потускневшими светосферами. Грозовой ветер свистел, пробираясь под плохо подогнанными дверьми и между гниющими ставнями, проносясь, точно беспокойный призрак по темным проходам, заставляя трепетать пламя тонких свечей. Пятеро братьев, вооружившихся трутом и огнивом, патрулировали маяк, зажигая затушенные ветром свечи.
      Большинство остальных членов Братии сейчас молились в подземелье или же трудились над последними уточнениями пророчества, его фокусировкой и детерминативами, появляющимися в линзе. В полдень к ним присоединился запрошенный Орфео Куллином псайкер. Это был вспыльчивый беглый астропат по имени Юмон Вилнер, и сейчас он усердно работал, передавая послания, нашептываемые братьями с Нова Дэрма.
      Сидя в своей личной комнате, купаясь в свете пяти масляных ламп, магус-таинник ужинал. Гаудель, один из младших братьев, чье лицо было изуродовано беспощадной болезнью, кормил Леззарда кашицеобразной пищей с длинной ложки. Экзооболочка Леззарда не позволяла справиться с мелкой моторикой, необходимой, чтобы самостоятельно питаться, а пеньки, оставшиеся от его зубов, уже не позволяли есть твердую пищу. После нескольких ложек, скормленных магусу-таиннику, Гауделю приходилось промакивать ему подбородок салфеткой.
      — Еще немного вина, — прохрипел Леззард, и Гаудель покорно поднес к его рту кубок.
      В двери громко постучали.
      — Войдите! — крикнул Леззард.
      В комнату вошел Артуа в сопровождении брата Бонидара. Оба были чем-то встревожены. Каждый нес охапку бумажных листков с записями видений прорицателей. Бумаг было так много, что монахи не смогли их удержать и те спланировали на пол.
      — Магус… — заговорил Артуа.
      — В чем дело? — спросил Леззард, заставляя распрямиться свой экзоскелет.
      — Внезапный… Даже не знаю, как это назвать… — Артуа запнулся. — Внезапная вспышка активности в линзе. Мы получили массу новых детерминативов.
      — Они прибывают столь быстро, что уже начинают противоречить сами себе, — сказал Бонидар.
      Леззард оставался холоден.
      — Братья мои, мои дорогие братья, успокойтесь. Служи вы серебряным зеркалам столь же долго, как я, вы бы знали, что время от времени такие неожиданности происходят. Там, где раньше море подсознательного было спокойно, началось волнение.
      — У кого-то изменились взгляды, или, может быть, он неосторожно просчитал новый курс действий. Это все тонкие материи. Тем не менее, воздействие на наше пророчество может быть сильным. Будущее просто тасует колоду, пытаясь скомпенсировать силу удара этого события. В этом источник противоречий. К утру все успокоится так же, как минует эта гроза, и мы снова сможем прочесть истинную картину. Вот помню как-то на Глорисенте, много лет тому назад, когда…
      — Думаю, — перебил его Артуа. — Думаю, что все куда серьезнее. Посмотрите сами…
      Он протянул стопку бумаг, которую сжимал дрожащими пальцами. Леззарду пришлось прищуриться, чтобы прочесть.
      — Рейвенор. Рейвенор. Рейвенор, — проговаривал Артуа — И вот здесь снова. И здесь. И видите? Трайс, снова и снова. Двадцать, тридцать раз.
      Магус-таинник поднял запертую в металлической клетке руку.
      — Известные детерминативы, они оба находились в главном фокусе. Этого можно было ожидать.
      — Но возникают и новые имена, — сказал Бонидар. — Вот это имя — Ревок. До сих пор мы его не видели вовсе, а теперь он появился целых восемь раз. И это, Бонхарт. И Молей. И другие.
      Леззард нахмурился.
      — Покажите мне, — произнес он.
      Братья положили бумажные листки на пол, опустились перед ними на колени и стали копаться в них, время от времени поднимая конкретные записи, чтобы их мог прочесть магус-таинник.
      — Вот, — сказал Артуа. — Еще одно новое имя. Заэль Эффернети. Он всплывает, по моим подсчетам… шесть раз. И это. Кара Свол. Два случая.
      — Три, — поправил его Бонидар. — А еще имя Сайскинд. И вот. Лилеан Чейс. И вот это, Зигмунд Молох. Его имя туманно, но отражается в тринадцати случаях.
      — Все станет ясно, как только будущее успокоится… — заговорил Леззард, но голос выдал его озабоченность.
      Артуа поднялся с пола и протянул вперед обе руки, сжимая в каждой из них по листку.
      — Тогда прочитайте вот это, магус, и поймите наши опасения.
      Леззард подался вперед, чтобы прочесть написанное на двух обрывках. Один из них гласил: «Орфео Куллин». На втором было выведено только: «Стефой».
      Последовала долгая пауза, в течение которой было слышно только, как переговариваются ветер, дождь и раскаты грома.
      — Приведите ко мне брата Стефоя, — тихо произнес Леззард.
      Монахи кивнули и повернулись к двери.
      Главный вход маяка взорвался.
      У монахов Божьей Братии, находившихся в здании, едва хватило времени отреагировать на первый взрыв, когда башня содрогнулась от второго, а затем и третьего. Сильный запах гари заполнил нижние помещения, и братья услышали крики и треск стрельбы. Они бросились за оружием.
      Убийцы врывались в маяк со всех сторон, распахивая двери, выбивая закрытые ставнями окна. Вместе с ними в помещения маяка ворвалась гроза, и изумленным братьям казалось, будто ветер и дождь приняли человеческие формы, чтобы вторгнуться в их цитадель.
      Первые монахи, успевшие добраться до огнестрельного оружия, гремя сапогами, спустились по главной лестнице и лицом к лицу встретили неистовый натиск врага. Без брони, имея на вооружении только лазерное и автоматическое оружие, братья не продержались и пятнадцати минут. Их убийцы — мрачные бойцы в черной штурмовой экипировке — возникали из дыма, поднимающегося над взорванными воротами, и укладывали противника меткими выстрелами из хеллганов. Коридор и лестницу усеивали изувеченные тела братьев.
      «Наверх!» — просигналил Бонхарту Ревок.
      Его сознание уже зафиксировало психослед в подвале башни.
      Бонхарт повел свою команду вверх по лестнице, простреливая площадку над собой. Подрезанные скулящими энергетическими болтами, взрывались и рушились целые секции перил. Вниз свалилось тело одного из монахов, ударилось о ступени, немного прокатилось и замерло.
      Когда секретисты Бонхарта поднялись наверх, их встретила яростным огнем группа, ведомая Бонидаром и укрывшаяся в одной из передних комнат. Один из секретистов зашатался, получив ранение, и отступил назад.
      Бонхарт прижался к стене на лестничной площадке и бросил гранату. Яркая вспышка света и взметенные взрывом обломки оглушили и заставили отступить Бонидара и его людей, позволив секретистам броситься вперед. Убийцы открывали каждую дверь, простреливая комнаты очередями из хеллганов. Братья дергались и падали, отлетали назад или даже разваливались на куски под градом испепеляющих зарядов. Сам Бонхарт ворвался в самую большую залу. Он убил троих братьев, стоявших в дверях, а затем резко развернулся, чтобы уложить еще двоих, пытавшихся укрыться за столом.
      Бонидар бросился к нему из дальнего угла. Он бежал к секретисту, стреляя по его темному силуэту из лазерной винтовки. Сполохи опалили наплечник Бонхарта Удивленно зарычав, тот прицелился и произвел единственный выстрел. Заряд ударил в грудь Бонидара с такой силой, что тело монаха пролетело через всю комнату, врезалось в стену и сползло на пол.
      Ожесточенная перестрелка теперь вспыхнула у задней лестницы, когда команда Молея стала пробиваться к подвалу. Брат Артуа и еще двадцать монахов, вооруженных автоматическим и лазерным оружием, защищали верхнюю площадку лестницы, имея преимущество в виде укрытия. Воздух в лестничной клетке наполнился дымом, в котором сверкали и перекрещивались сполохи лазеров.
      Молей отступил и дал знак укротителям из своей команды. Они спустили своих боевых гончих.
      Четверолапые орудийные сервиторы бросились вперед, тяжелые и сутулые. Они выскочили из дыма, прокладывая себе дорогу по лестнице, их глаза испускали розовые пики лучей распознавания. Братья тут же сконцентрировали свой огонь на них, но пули и лазерные импульсы только отскакивали от хромированной брони. Их корпуса засверкали белыми искрами, высекаемыми попаданиями. А затем они открыли ответный огонь.
      Каждый сервитор был оборудован парой орудийных гнезд, расположенных по бокам. Объединенная огневая мощь четырех лазерных винтовок изрешетила верхнюю площадку лестницы, а вместе с ней и большинство обороняющихся монахов. Боевые гончие двинулись по выжженному пространству, поводя лучами по обугленным телам и выискивая живых. Если такие обнаруживались, их добивали одиночным лазерным импульсом с близкого расстояния.
      Одним из залпов брату Артуа оторвало ногу. Он пытался отползти в сторону, рыча от боли и страха. Артуа оглянулся через плечо, когда его нашел первый розовый луч. Протрещал лазерный импульс, и голова монаха исчезла.
      Этажом выше брат Гаудель и еще полдюжины монахов пытались дотащить магуса-таинника к комнате, где его легче было бы защищать. Еще несколько братьев пробежали вперед, отчаянно пытаясь найти укрытие.
      Они услышали стрельбу в коридоре, когда братья, оставленные в арьергарде, вступили в бой.
      Моникэ приняла обличье первого же монаха, какого увидела, проникнув в маяк, и в этом облике присоединилась к Гауделю и его товарищам, делая вид, что собирается помочь нести магуса-таинника. Оказавшись среди них, Моникэ достала зазубренный клинок.
      Один из братьев внезапно привалился к стене, и между его пальцев, прижатых к горлу, забила струя крови. Другой вскрикнул и упал рядом с Леззардом.
      — Что, во имя… — начал Гаудель.
      Упали еще два монаха, и теперь Гаудель и Леззард увидели окровавленный клинок в руках брата, последним пришедшего к ним на помощь.
      — Каско? — выдохнул ошеломленный Леззард. — Что ты делаешь?
      Брат Каско улыбнулся, а его облик задрожал и переменился. Теперь на его месте парило только размытое пятно, мерцающее в дымном сумраке, точно воды ночного океана. Клинок сверкнул и вонзился в шею Гауделя, заскрипев по его позвонкам.
      — П-прошу вас… — прошептал магус-таинник.
      Моникэ медленно приподняла повязку Леззарда и поднесла кинжал к его здоровому глазу.
      —  Выведи меня через черный ход.
      Брат Стефой судорожно вздохнул, когда эти слова возникли в глубине его сознания.
      Он отступил на несколько шагов от Юмона Вилнера. Псайкер продолжал сверлить его взглядом.
      — Не думаю, что мне известно о…
      —  Я вижу это в твоем сознании, говнюк. В западных подвальных помещениях есть тоннель, проходящий через противопаводочную защиту. Покажи его мне. У меня нет ни малейшего желания оставаться здесь, когда вот это доберется до нас.
      Вилнер сопроводил слово « это»указанием на потолок, откуда доносились приглушенные звуки бойни, раскатывавшиеся эхом по подземелью. Почти все монахи с оружием в руках поднялись наверх, но Стефою и еще троим приказали позаботиться о благополучии ненавистного псайкера. Сырой подвал был пуст, если не считать ветхих столов, уставленных магическими кристаллами, маленькими серебряными зеркалами и чашами с обрывками бумаги.
      —  Покажи мне! —Вилнер произнес это достаточно выразительно, чтобы Стефой и остальные вздрогнули.
      Стефой развернулся и поспешил к дальнему углу подвала, где начал отбрасывать в сторону старые упаковочные коробки. О тоннеле он знал только понаслышке и понятия не имел, можно ли и в самом деле по нему пройти. Но он был согласен с Вилнером: это казалось более разумным деянием, чем попытка сунуться наверх. Позади коробок Стефой нашел забитый досками участок стены. Он заскреб по дереву с таким усердием, что разодрал в кровь пальцы.
      —  Торопись! —В этот раз команда подкреплялась болевым импульсом, от которого Стефой вскрикнул.
      Он начал бить старые доски ногами, пока те не начали отлетать, а затем отодрал достаточное количество, чтобы освободить проход и пролезть во влажную темноту, начинающуюся за ними.
      — Готово, сэр! — прокричал он, обернувшись. Стефой слышал плеск моря, а в тоннеле пахло солью.
      Вилнер и другие братья устремились за ним, но псайкер раскидал их своим сознанием в стороны, чтобы добежать первым.
      Неожиданно он обернулся.
      — Святой Трон! — прошипел он.
      К ним направлялся Ревок. Вскинув хеллган, он открыл огонь. Одному из монахов оторвало голову. Вилнер при помощи телекинеза подхватил еще двоих и сжал вместе, создав таким образом щит из костей и мяса, закрывающий его от приближающегося секретиста.
      Ревок выстрелил снова, и скованные псионикой монахи забились в судорогах, когда их прошили энергетические заряды. Вилнер удерживал их изодранные останки еще секунду, а затем отбросил в сторону, ударив телекинезом, будто копьем, чтобы вырвать оружие из рук Ревока. Хеллган ударился о потолок и отлетел в угол.
      Ревок и Вилнер стояли лицом к лицу неподвижно, словно статуи. Сражались их сознания. Пол под ними содрогался от псионических ударов.
      Взорвались светосферы. Завибрировали столы, разбросав свои драгоценные гадательные зеркала. Чаши переворачивались, рассеивая листки бумаги.
      Дрожа от натуги, Ревок с трудом шагнул вперед. На шее Вилнера канатами вздулись вены. Он медленно развел руки, сжав кулаки. Ревок сделал еще один шаг вперед. Некоторые из разлетевшихся листков воспламенились, кружа в воздухе, подобно светлячкам. Ножки столов гнулись и трещали. Маленький табурет опрокинулся и завертелся юлой. Сотни старых кирпичей в стенах потрескались и рассыпались в пыль.
      Ревок сделал третий, свинцово-тяжелый шаг.
      Губы Вилнера слабо шевелились. Он издал влажный, хриплый стон. Ревок закрыл глаза и в последнем усилии нахмурил брови.
      Юмона Вилнера вывернуло наизнанку.
      Это произошло с ошеломительной быстротой, словно иллюзионист показал какой-то фокус. Послышался краткий, но громкий треск рвущейся плоти и ломающихся костей, а затем псайкер превратился в брызги крови, разлетающиеся от багрово-красного бугорка на полу.
      Ревок выдохнул и вытер лицо.
      Стефой, наконец, увидел впереди слабый свет. В тоннеле царила непроглядная темнота, и он уже дважды падал, обдирая ладони и колени о камни, покрытые соляными потеками. Плеск моря стал громче. Стефой понял, что видит впереди каменные ступеньки, ведущие к маленькой решетчатой двери. За металлическими прутьями сверкнула молния.
      Стефой взобрался по скользким ступеням и вступил в сражение с проржавевшей задвижкой. Он мог видеть возвышающийся волнорез, о который разбивались морские волны, разлетавшиеся настолько белой пеной, что она освещала ночь. Ветер бросал дождь в лицо. Наконец задвижка поддалась, Стефой распахнул дверь и побрел, спотыкаясь, по блестящему черному камню стены. Порывом ветра монаха чуть не скинуло в штормовое море, но он устоял, прикрыв глаза руками от соленых брызг, ритмично взлетавших над краем стены.
      Гремела гроза. Стефой обернулся, чтобы посмотреть на маяк, возвышавшийся в трехстах метрах позади волнореза. За дождем и брызгами монах увидел, как темные бронированные флаеры кружат вокруг башни, шаря поисковыми прожекторами, а на нижних уровнях строения бушует янтарное пламя.
      Вниз со стены сбегала металлическая лестница. Стефой спустился по ней и побежал сквозь ночь мимо заброшенных сухих доков и канатных сараев к городу.
      Ревок отвернулся от останков Вилнера, чтобы обшарить комнату своим сознанием. Кое-что сразу привлекло его внимание. Он приблизился к тяжелому, запертому на висячий замок сундуку, стоящему в боковом алькове. Единственное не-слово уничтожило замок. Ревок поднял крышку сундука и заглянул внутрь.
      — Так, так, так… — пробормотал он.
      Со стороны лестницы послышалось спокойное поскрипывание сапог. Даже не оглядываясь, Ревок знал, что это Бонхарт.
      — Мы закончили? — спросил Торос.
      Бонхарт кивнул.
      — Это был не Рейвенор, — произнес Ревок. — Этот культ нанял псайкера. Не то, на что мы надеялись, но все равно интересно.
      — Так где же тогда Рейвенор? — спросил Бонхарт.
      — Прячется, — ответил Ревок. — И прячется настолько хорошо, что мы не можем его найти. Мы недооценили его таланты. Прикажи, чтобы хоть один из этих чокнутых культистов был доставлен мне живым для допроса.
      Бонхарт отдал соотвествующие указания, а затем снова обратился к Ревоку:
      — Так что теперь? Главный управляющий не будет рад тому, что…
      — Мы достанем для него Рейвенора, — сказал Ревок. — Кажется, я нашел способ сделать это. Помоги мне.
      Ревок закрыл крышку, и Бонхарт взялся за ручку. Вместе они потащили сундук к лестнице.
      А за их спинами в воздухе кружили догорающие обрывки бумаги.
      На каждом из них было написано только одно: Тониус. Тониус, Тониус, Тониус…
 

      Он снова перебинтовал ее и, пока Кара одевалась, стянул с рук хирургические перчатки.
      — Выглядит намного лучше, — произнес Белкнап. — Рана чистая.
      — Благодарю, — сказала Кара, поднимаясь.
      Снаружи, в приемной подпольного кабинета, кто-то пел в пьяном угаре, а другие кричали ему, чтобы он заткнулся.
      — Оживленно у вас сегодня, — сказала Кара.
      — Да как обычно, — проговорил Белкнап. — Ну, как ваши дела?
      — Тяжело, — пожала плечами Кара. — Напряженно. Направление наших поисков изменилось, и приходится много работать. По сути, это неопасно, но невероятно скучно. Ну и еще один из наших запаздывает. Пропал.
      — Это не хорошо, — сказал Белкнап, — Но, вообще-то, я говорил о вас лично.
      — О…
      — Не думаю, что вы проделали весь этот путь от общего блока J только затем, чтобы перебинтоваться. Подозреваю, что это было лишь прикрытием для того, чтобы мы могли обсудить… приватный вопрос.
      — А, вы об этом, — улыбнулась Кара. — Думаю, так и есть.
      Она села обратно в старое парикмахерское кресло.
      — Те лекарства, которые вы мне дали, я даже не знаю, работают они или нет. Я хочу сказать, что не чувствую особого улучшения, даже наоборот, кое в чем стало хуже. Я очень быстро устаю, и возникли проблемы с концентрацией. А когда пытаюсь уснуть, то вне зависимости от того, насколько я вымоталась, я продолжаю бодрствовать еще несколько часов. Это может быть побочным эффектом препаратов?
      — Не исключено, — ответил Белкнап. — Это трудно установить, поскольку трудно отделить последствия ваших действий от влияния препаратов. Давайте сделаем так: принимайте их еще несколько дней, а если по-прежнему будете быстро уставать, попробуем переключиться на другие ингибиторы.
      — Мне нужно быть в форме, — сказала Кара.
      — Понимаю.
      — И сейчас более, чем когда-либо. Мне только хотелось бы узнать, нет ли у вас там… — она кивнула на шкафчик со скудным запасом лекарств, — хотя бы чего-нибудь, чтобы действовать капельку энергичнее.
      — Кара, если вы хотите сохранять свой разум ясным, то морфиаты и анаболики вам не подходят. Лучше будет, если вы справитесь с дискомфортом и болью своими силами. Тем не менее, есть одно сильное лекарство, которое я могу вам порекомендовать, но в моей аптечке вы его не найдете.
      — Продолжайте, — сказала она, убирая со лба рыжую прядь.
      Белкнап застенчиво улыбнулся.
      — Это банально, я знаю, но… вам нужен позитивный настрой. Наше настроение способно оказывать экстраординарное воздействие на организм.
      — О, конечно, мне бы хотелось сохранять хорошее настроение…
      — Я говорю о большем, чем просто хорошее настроение. О вере. — Он сунул руку под жилет и извлек серебряную аквилу, которую носил вместе со старыми армейскими жетонами. — Во время войны это называют отвагой. В мирное время — религиозностью. Проходя службу в Гвардии, я видел, как люди совершали удивительные вещи… боролись с инфекциями, исцелялись от ран… и все только потому, что верили. И я видел других, умиравших только потому, что они не верили.
      — Вообще-то, я верю, — сказала Кара. — Не хочу сказать, что фанатично, но… Не помню, когда последний раз посещала храм. Но я верю в Бога-Императора. В конце концов, я ведь посвятила свою жизнь служению ему.
      — О, это мне известно, — ответил Белкнап. — И все бы хорошо, но ведь согласитесь, что в его существование легко поверить? В конце концов, все мы знаем, что Он реален. Та набожность, о которой я говорю, — истинная набожность — исходит из веры в то, что Он смотрит за нами и обладает властью менять нашу судьбу.
      Кара поджала губы.
      — Честно говоря, мне всегда казалось, что я в это верю, — сказала она. — Но, кроме того, я всегда верила в то, что преданность Золотому Трону выражается в делах и осознании своего долга. Я никогда не была в восторге от великой мессы или ночных песнопений и всех остальных игр в «стань-сядь».
      — Не могу не согласиться, — сказал Белкнап. — Но и от ритуалов бывает польза. Они сосредоточивают сознание на акте веры. Выражение преданности делом — это хорошо, но большую часть времени вы, таким образом, думаете не о вере, а о собственном деле. Посещение же храма напоминает о божественном. О вас самой и ваших отношениях с властью, что превыше всех прочих. Иногда набожность должна быть осознана не как побочный продукт деятельности, а как потребность души.
      — Я подумаю, — улыбнулась Кара.
      Белкнап поднялся и выкинул бумажную обертку от бинтов.
      — Все в порядке. Вы просили совета. Если верить моему опыту, вера — сильнейшее лекарство. Особенно в таких случаях, как у вас, когда болезнь настолько…
      — Фатальна? — закончила она. Доктор кивнул.
      — В таких случаях эффект может быть неизмеримым. Силой одной только веры пациенты справлялись с болью, улучшали качество своей жизни, строили планы на будущее и даже, в редких случаях, обретали исцеление. Я хочу сказать, что выживали с раковыми образованиями, которые должны были убить их со стопроцентной гарантией. Просто они поверили, что Бог-Император присматривает за ними, и не ошиблись.
      — Ладно, — сказала Кара, также поднимаясь. — На обратном пути заверну в храм, поставлю свечку и помолюсь. Пойдет?
      — Это только начало. Здесь, в двух улицах отсюда, находится храм Святого Альдоция. Он не большой и не богатый, зато там все по-честному. Бывает и хуже.
      Кара покачала головой.
      — Ну, нет, — сказала она. — Раз уж я собралась сходить в храм, то хочу в полной мере испытать трепет и познать чудо. Хочу зайти к настоящим тяжеловесам Экклезиархии. И только так.
      — Что ж, в Петрополисе более чем хватает прекрасных соборов и великолепных храмов, — произнес Белкнап. — Базилика Иерофанта в общем блоке В, Святого Бенедикта и Святого Малкуса — это самый высокий шпиль в субсекторе, аббатство Фальтхекера в С, очень красивое. И конечно, великий темплум в общем блоке А.
      — Что ж, это, кажется, подходит, — сказала Кара. — Благодарю. Я еще заскочу к вам через день или два.
      Она встала и направилась к дверям.
      — Кара?
      Она обернулась и неожиданно оказалась нос к носу с Белкнапом.
      Врач поднял руки и снял с шеи свою серебряную аквилу.
      — Пусть она поможет вам в ваших делах.
      — Но она же ваша, — возразила Кара.
      — Да, — сказал он. — Она у меня с детства. Но, думаю, будет правильно, если теперь она достанется вам.
      Свол убрала волосы с шеи, чтобы доктор смог застегнуть на ней цепочку. На секунду она ощутила тепло его рук и почувствовала слабый мускусный аромат его одеколона. Затем Белкнап отстранился.
      — Спасибо, — сказала она.
      Кара торопливо прошла по подземному переходу, направляясь к транзитной станции. На ночных улицах было полно людей, и вода, извергаемая свирепой грозой, просачивалась к грязевым уровням.
      Кара вытащила вокс.
      — Это я. Уже иду обратно. Только заскочу еще кое-куда по пути. Буду часа через полтора. Пэйшэнс еще не появлялась?
      — Нет, — ответил я. — Буду держать тебя в курсе.
      Я прервал связь и снова повернулся к остальным. Пэйшэнс задерживалась уже на два часа. Карлу не удалось узнать ничего полезного из своих машин, а вокс Кыс не отвечал. Раз в пять минут я приказывал Фрауке активировать ограничитель, чтобы поискать ее, но ничего не получалось. Либо она находилась в каком-то защищенном месте, либо…
      Об альтернативе думать не хотелось.
      Нейл терял терпение.
      — Я возвращаюсь, — сказал он, вскакивая.
      — Куда это? — спросил Карл.
      — К башне министерства, — ответил Нейл.
      — Мы не знаем, там ли она, — сказал Карл.
      Проверяя оружие и вокс, Нейл прожигал его взглядом.
      — Мы вообщеничего полезного не знаем, верно, Тониус? Куда девалось хреново « в этом-то ты разбираешься»?
      - Оставь свое лицемерие, тупоголовый чурбан! — рявкнул Карл. — Я тоже беспокоюсь о ней.
      — Прекратите, вы оба, — сказал я.
      — Ладно, — пожал плечами Нейл. — Но все-таки мы знаем, что башня министерства — это то место, где ее видели в последний раз.
      — Вы устали, — сказал Матуин. — А я отдыхал. Пойду я.
      — Я провел там целый день, — покачал головой Нейл. — И хотя бы немного стал там ориентироваться. Лучше уж я.
      — А я согласен с Карлом, — встрял я. — Где Кыс, нам неизвестно. И я не представляю, как вы собираетесь искать ее в этом огромном здании.
      — А я и не собираюсь. Искать будете вы, — сказал Нейл. — Не знаю как, но вы должны что-нибудь сделать. А когда вы найдете ее, я буду уже рядом, чтобы вытащить ее.
      С этими словами он ушел. Мы услышали, как хлопнула дверь.
      — Вистан, — сказал я. — Давай попробуем еще раз.
      Фраука активировал ограничитель.
      —  Пэйшэнс?
      Ответа не было.
      —  Пэйшэнс, где ты?
      Кыс открыла глаза. Было холодно. Она лежала на полу. В метре перед собой она видела беленую кирпичную стену. Пол, на котором она растянулась, покрывала глянцевая белая плитка.
      Вначале Пэйшэнс показалось, что ее раздели донага, но потом поняла, что одета в тонкое хлопчатобумажное платье вроде тех, что иногда выдают пациентам в больницах. Ноги и ступни были голыми. Руки скованы металлическими наручниками. Она поняла, что основной причиной ощущения наготы было то, что в ее голове не было ни единого эрга пси-энергии. Ее способности исчезли, как бывало, когда Фраука проделывал свои «затупляющие» трюки.
      Она перекатилась на другой бок, чтобы оглядеть комнату. Типичная тюремная камера. Закрытые решеткой лампы под потолком, тяжелый люк в стене. Рядом с ней — простой деревянный стул. В другом конце комнаты, на таком же стуле, спиной к двери сидел мужчина. Он был в простом, строгом костюме из темно-серой материи, с черной рубашкой. Бледное веснушчатое лицо, истонченные рыжие волосы.
      Когда Кыс перевернулась, он коснулся уха и активировал какой-то прибор, который, скорее всего, представлял собой микрокоммуникатор.
      — Она проснулась.
      Мужчина продолжал сидеть на своем стуле, уставившись на нее.
      Через несколько минут люк заскрипел, и в камеру вошел мужчина, одетый так же, как и сидящий на стуле. Только он оказался чуть выше ростом и немного массивнее. У него было брюшко, короткие темные волосы и приплюснутый боксерский нос. В одной руке мужчина нес бумажный пакет, а в другой — маленькую палочку — актуатор, которой закрыл дверь. Веснушчатый поднялся, взял у своего коллеги палочку и встал возле двери.
      Темноволосый сел лицом к Кыс и указал на стоящий рядом с ней стул. Пэйшэнс, пошатываясь, поднялась с пола и села.
      Человек посмотрел на нее.
      — Порой некоторые вещи — не то, чем кажутся, — начал он. — Стоит копнуть поглубже и найдешь всевозможные тайны. К счастью, именно тайны являются предметом профессионального интереса и для меня, и для моего друга. Тайны. Можно даже сказать, что мы эксперты в этом вопросе.
      Кыс не ответила.
      — Поговорим о вас, — продолжал человек. — На первый взгляд вы Йевинс, писарь младшего разряда. Сегодня вы начали работать в Третьем Зале Администратума, отделе G/F1, за терминалом номер восемьдесят шесть.
      Он покопался в мешке и извлек документы Кыс.
      — Мы проверили ваши бумаги. Это не фальшивки или копии. Мы даже прогнали их через Информиум. Писарь Йевинс. Это и в самом деле вы. Итак, похоже, один из наших младших писарей почувствовал себя плохо во время работы за терминалом.
      Кыс молча смотрела на говорящего.
      — Но ведь все не так просто, верно? — произнес человек, покопавшись в пакете и вытащив анализатор. — Обнаружилось, что вы прятали вот это. Анализатор данных, дорогая модель. Согласитесь, это странно. Зачем это младшему писарю передавать кому-то информацию для анализа?
      Мужчина бросил анализатор обратно в мешок, вновь порылся в нем и извлек мобильный вокс Кыс.
      — А еще вот это. Мобильный вокс. Достаточно распространен. Казалось бы, что с того? Но и в нем хватает странностей. Он новый. Приобретен в этом городе не более чем неделю назад. И был доработан. Доработан кем-то, кто весьма профессионально разбирается во всех этих вещичках техножрецов. Номера, по которым звонили, не записаны, что забавно, поскольку все нормальные люди записывают их. А, кроме того, он не регистрирует звонки. Он доработан для того, чтобы их не регистрировать. Не отмечены ни входящие, ни исходящие вызовы. А значит, нет никакой возможности сказать, кому звонила Мерит Йевинс или кто звонил Мерит Йевинс.
      Он посмотрел на Кыс и, когда та вновь не ответила, продолжил:
      — Хотя и этого было более чем достаточно, чтобы заскрести в затылке, мы нашли еще кое-что. Это было зашито в подкладку вашего жакета. Тонкие клинки, без ручек, хорошая заточка. Тут странности перешли на новый уровень. Я показал их одному из своих коллег — а надо сказать, что у нас по любому вопросу найдется специалист, — и он мне поведал, что это так называемые кайны. Разработаны для использования теми, кто владеет телекинетическими способностями. Нам пришлось вас просканировать. В течение всей этой процедуры вы были без сознания. И вот этот анализ указал на то, что вы телекинетик. Да еще к тому же такой, с которым шутить не стоит. И знаете, мне кажется, что вы совсем не Мэрит Йевинс. Ведь Мэрит Йевинс не была обученным телекинетиком и не имела доступа к подобным игрушкам. И к тому же не обладала возможностью заставить Информиум наврать о ее переводе. — Он улыбнулся. — Надо сказать, что мы так и не смогли выяснить, как же это вам удалось.
      — Так уж вышло, — сказал он, убирая кайны и вручая пакет веснушчатому, — что мы ввели вам блокираторы. Вы должны были уже и сами почувствовать это. Стандартные ограничители, даже замкового типа, могут быть удалены или преодолены. Посему мы ввели вам в кровь суспензию, содержащую микроблокаторы. Как минимум ближайшие двенадцать часов вы не сможете пользоваться своими псионическими силами.
      Он наклонился вперед, опершись локтями на колени.
      — У вас есть имя?
      — А у вас? — спросила Кыс.
      Человек распрямился и усмехнулся.
      — Хорошо, давайте поиграем. Так и думал, что это случится. Меня зовут Салдон. А моего приятеля — Брейд. Мы агенты министерства торговли субсектора; хотя наше подразделение и является тайным. Нас называют секретистами. Вы находитесь в безопасном крыле нашего штаба. Я говорю вам это только для того, чтобы продемонстрировать всю безнадежность вашего положения. Никто не знает, где вы находитесь. Никто не придет за вами. Наши права на содержание вас под арестом не может оспорить даже Администратум, как и наши методы допроса. Вам никогда снова не увидеть мира за пределами наших стен. Вряд ли вы проживете дольше чем пару дней. Все, чем вы были, все, чего вы хотели добиться, — разрушено и уничтожено. С вами покончено. Вы можете выбрать только то, каким будет остаток вашей жизни. Дайте нам информацию, в которой мы нуждаемся, и он будет сравнительно неплох. Мы так позаботимся о вас в эти последние часы, что вы еще скажете нам спасибо напоследок. Но стоит вам доставить нам проблемы, и вы возненавидите тот миг, когда сделали этот неправильный выбор.
      — Скажите, это ониобучили вас этим приемчикам, — мягко спросила Кыс, — или вы от рождения были таким сладкоречивым выродком?
      Человек все еще улыбался, когда поднимался со стула.
      — Девочка, до сих пор мне приходилось нести все это дерьмо. А теперь позволь напрямую сказать, что я на самом деле думаю.
      — Пожалуйста, — сказала Кыс.
      — Думаю, что скорее всего вы являетесь помощником Гидеона Рейвенора, независимого инквизитора. Нам бы очень хотелось поговорить с ним. Нет, простите, это вранье. Нам бы очень хотелось прикончить его максимально болезненным и надежным способом, какой только удастся выдумать. Понимаю, непросто сдавать друзей, предавать и их самих, и их веру в вас. Не ошибусь, если предположу, что Рейвенор ваш наставник? Может быть, заменяет вам отца? Или просто любимый начальник? Но говорю вам, вы сами будете рады, если поступите правильно.
      — Меня зовут Мэрит Йевинс, — сказала Кыс.
      Салдон ткнул в ее сторону пальцем и подмигнул.
      — О, мне нравится, когда изображают крепкий орешек. В любой удобный момент мы можем позвать сюда псайкера и вырвать правду из вашего вскипевшего мозга. Но у меня есть более интересная идея. И пол не придется отмывать.
      Он посмотрел на веснушчатого мужчину:
      — Брейд, приведи сюда заключенного АА-15.
      Брейд кивнул, взмахнул палочкой, открывая дверь, и вышел.
      — Уверен, вам это понравится, — сказал Салдон. — Постарайтесь сдерживать свои эмоции. Иначе все станет слишком просто.
      Он вынул из кармана жакета сканер размером с ладонь.
      — Биометрический считыватель, — произнес мужчина. — Фиксирует такие физиологические изменения, как отклонения в сердечном ритме, расширение зрачков, задержку дыхания и пропуски в работе синапсов.
      — Детектор лжи, — сказала Кыс.
      — Верно, — кивнул Салдон. — Благодаря этому мы можем получить даже невербальные ответы. Не беспокойтесь, он предназначен не для вас.
      Люк снова открылся. Вернулся Брейд.
      — Заходи, — сказал он.
      За ним шаркала маленькая фигурка. Запястья и лодыжки пленника были скованы, сильно ограничивая длину шага. Во время ходьбы он не поднимал головы. Остатки его униформы были изорваны, а по синякам и корке крови, покрывающей его тело, было ясно, что за последние несколько дней он неоднократно подвергался побоям. Свежие фиолетовые гематомы перекрывали более старые, уже желтеющие. Отвратительные глубокие порезы, которым было не менее недели, испещрили его грудь и плечи. Указательный и безымянный пальцы на обеих его руках были отрезаны.
      Когда он поднял голову, стали видны раздутое, почерневшее лицо, покрытое шрамами, и едва открывающиеся, воспаленные глаза.
      Но все равно его можно было узнать.
      Капитан Шолто Ануэрт.
      Сцепив кисти рук и уперев подбородок в большие пальцы, Орфео Куллин медленно поднял взгляд от доски регицида. Игра стояла на небольшом вращающемся столике, и Куллин играл с самим собой.
      Он поднялся из кресла. В номере негромко звучала изысканная соната Ганза Сольвента.
      — Здравствуйте, — произнес он.
      — Я сам открыл дверь, — сказал Торос Ревок.
      Куллин сразу же узнал его. Это был человек, который сражался с Бронзовым Вором в дипломатическом дворце.
      — Не сомневаюсь, — продолжил Куллин. — Если честно, то я ждал вас. Рад нашей встрече.
      Ревок слегка кивнул.
      — Значит, вы Орфео Куллин?
      — Да, это я. А вы?
      — Торос Ревок. Вы кажетесь совершенно невозмутимым, Куллин. Подумайте, в каком вы оказались положении.
      — И в каком же? — спросил Куллин.
      — В рискованном, — улыбнулся Ревок.
      — Желаете выпить? — поинтересовался Орфео. — Аперитив?
      — Не стоит беспокойства, — сказал Ревок. Маленькая симивульпа забилась под одно из кресел и злобно зашипела на секретиста.
      — Прекрати, — шикнул на нее Куллин. — Ну, так что, может быть, приступим к обсуждению нашей сделки?
      — Сделки? — откликнулся Ревок. — Никаких переговоров быть не может. Вы говорите так, словно обладаете каким-то весом. Но у вас ничего нет. Я… нанес визит вашим нанимателям в маяке блока Q. Они все мертвы.
      — Как я и предполагал. Вы опасный человек.
      — Благодарю за комплимент. Их лидер, магус-таинник Корнелиус Леззард, прожил достаточно долго, чтобы все нам о вас рассказать. К концу его просто распирало желание побеседовать.
      Куллин подошел к бару.
      — Не возражаете? — спросил он.
      Ревок покачал головой. Куллин налил себе амасека и заметил, как сильно трясутся его руки.
      — Вы посредник, экспедитор… Вы работаете на культистские объединения вроде Божьей Братии, пока те могут позволить себе оплачивать ваши услуги.
      — Да, сэр. Именно этим я и занимаюсь.
      — Вы заставляете колеса крутиться.
      Куллин сделал глоток, затем глубокий вдох и кивнул.
      — Я обладаю и навыками, и средствами. Если надо, чтобы что-то произошло, то я один из людей, к кому обращаются за помощью.
      — Если верить Леззарду, Божья Братия была заинтересована в рождении или манифестации демона по имени Слайт, чье появление они предсказали. И вас наняли, чтобы вы помогли этому случиться. Рождение этого демона как-то связано с деятельностью инквизитора Гидеона Рейвенора, который в настоящее время действует против моих интересов. И при этом я и мой начальник, главный управляющий… как же говорил Леззард? Скажем так, мы были определены как «отрицательные детерминативы». Это так?
      — Да.
      — И именно поэтому вы выпустили инкубулу, чтобы убить главного управляющего?
      Куллин сделал еще один глоток.
      — Естественно. Это был самый быстрый способ. Но вы справились. Я наблюдал за вами. Это было очень впечатляюще. Хотелось бы знать, как вам это удалось, господин Ревок. Но в результате детерминативы слегка изменились.
      — Догадываюсь, что в благоприятную сторону. Леззард весьма ясно дал понять, что хотя ваше нападение и провалилось, но появление Слайта стало куда более вероятным.
      — Во имя Трона, сэр. — Куллин отставил пустой бокал и покачал головой. — Должно быть, боль магуса Леззарда и в самом деле была нестерпимой, если уж он все это выложил.
      — Я оставил это профессионалам, — пожал плечами Ревок. — Могу сказать только то, что скончался он, когда был разделен на сорок шесть независимых кусков.
      Куллин вздрогнул.
      — Значит, господин Ревок, та же судьба ожидает и меня?
      — Думаю, что так.
      Неожиданно открылась дверь, ведущая в смежную спальню, и в комнату вошла Лейла Слейд.
      — Орфео, я услышала голоса и…
      Ей понадобилась всего наносекунда, чтобы выхватить пистолет. Но Ревок все равно оказался быстрее. При помощи телекинеза он подхватил женщину и отшвырнул к стене, разбив зеркало в позолоченной раме. Медленно, неохотно Слейд подняла оружие и приставила к собственной голове.
      — Не стоит, — сказал Куллин.
      — Вы не в том положении, чтобы торговаться, — сказал Ревок.
      Орфео налил себе еще амасека.
      — Да что вы знаете? Я вполне могу торговаться. Не стоит этого делать. Отпустите ее. Я серьезно.
      Ревок отпустил Слейд, и ее оружие проплыло по комнате прямо к его руке.
      — Один раз я вас выслушаю, Куллин. Продолжайте.
      — Ну, что же, — произнес Орфео, поднимая бокал и направляясь к дивану.
      Он сел, закинул ногу за ногу, приняв расслабленный вид.
      — Его великолепие Жадер Трайс, как и все министерство торговли субсектора, — служащим которого вы являетесь, — увлечено определенным делом… черт, давайте говорить начистоту. Если ордосы однажды узнают, чем вы тут занимаетесь, они организуют зачистку планеты. Экстерминатус. Это для начала.
      Он опрокинул в себя содержимое бокала.
      — Как вы могли догадаться, я ждал вас, а потому подготовил полноценный отчет о вашей деятельности. О том, что мне известно. Эти документы переданы на хранение третьему лицу — одному из крупнейших банкирских домов субсектора, чтоб вы знали. В начале каждого часа я отсылаю им зашифрованное сообщение. Пока я поступаю так, они продолжают хранить бумаги. Но стоит не поступить хотя бы одной шифровке, и документы поступят напрямую, при помощи астропата, в Инквизицию на Трациан Примарис. Могу предположить, это основательно попортит ваши дела.
      Ревок ничего не сказал.
      — А теперь перейдем к делу. Переговоры все-таки состоятся. Вы расскажете мне, что вам надо, а я постараюсь вам это предоставить.
      Ревок отвернулся и отправил мысленный сигнал за пределы комнаты. Несколько секунд спустя двери комнаты распахнулись, и вошел Бонхарт, сопровождаемый еще четырьмя секретистами, несущими сундук.
      Они поставили его на пол и попятились назад. Ревок поднял крышку.
      Внутри лежали бронзовая пирамидка и управляющая сфера.
      — Это и есть та инкубула, которую вы применили против господина Трайса?
      — Да, это она.
      — И она может обнаружить любую цель, как бы старательно эта самая цель ни пряталась?
      Куллин кивнул.
      — Именно это она и делает. Вор не нуждается в адресе. Варп подсказывает ему направление.
      — Я хочу, чтобы вы применили ее для того, чтобы найти и уничтожить Рейвенора, — произнес Ревок.
      — А взамен?
      — Взамен?
      — Моя оплата, — сказал Куллин. — Мне бы хотелось, чтобы вы поделились тем, чем обладаете. Вот мои условия. Я уничтожу Рейвенора, но взамен я хочу Энунцию.
      Ревок уставился на него.
      — Да или нет, — сказал Куллин. — Я хочу Энунцию. Вы расшифровали коды доступа к фундаментальному контролю над действительностью. И я хочу разделить это знание с вами. Скажете «да», и я использую свое сияющее оружие ради вас. Скажете «нет» и можете уходить, ожидая, когда явятся Черные Корабли, груженные вирусными бомбами.
      — Мой ответ — да, — сказал Ревок.
      — Превосходно. Договорились. А теперь выметайтесь к чертям из моего номера. Через час я присоединюсь к вам.
      Ревок кивнул Бонхарту, и секретисты удалились, забрав с собой сундук.
      Ревок задержался в дверях:
      — Любая уловка, Куллин, и я убью вас.
      — Очень на это надеюсь, — произнес Куллин и взмахом руки закончил разговор.
      Как только секретисты ушли, Куллин поспешил к Лейле Слейд и помог ей подняться.
      — Ты ведь им солгал? — спросила она.
      — В чем?
      — В том, что передал документы банкирскому дому? Ты никогда так не поступал.
      — Блеф, Лея, но не ложь. Это очень разные вещи.
      — Как скажешь.
      — А скажу я тебе: давай-ка распечатаем остальное оружие. На всякий случай.
      Салдон махнул сканером в сторону Ануэрта.
      — Знаете, — сказал он, — этот парень хорош. Даже виду не подает; что узнал вас. К сожалению, сканер говорит обратное. Мощный мозговой импульс. Аж все синапсы выстрелили. Он знает вас. Действительно знает.
      Изувеченное лицо Ануэрта смотрело на Кыс.
      — Я снабжаю вас всеми извинениями, — прошипел он сквозь распухшие губы. — Никогда не собирался влиять на измену вам.
      — Не беспокойтесь, — сказала Кыс.
      Салдон достал мобильный вокс.
      — Ревок? Да? Это я. Салдон. В нашей тюрьме. Похоже, мы тут взяли одну из команды Рейвенора. Да, заперта. Нет, она полностью проверена. Одна из людей Рейвенора. Абсолютно. Хорошо. Как только вернетесь.
      Салдон выключил вокс и сунул его в карман. Затем он посмотрел на Ануэрта.
      — Уведите его, — сказал он.
      Брейд махнул палочкой в сторону люка, и тот открылся. Веснушчатый секретист подтолкнул Ануэрта к двери.
      — Есть только одно «но», — сказала Кыс.
      — Что еще? — спросил Салдон.
      — То подсознательное слово, которое, как вам показалось, я поймала. Теперь я помню, как оно звучало.
      Пэйшэнс Кыс посмотрела Салдону прямо в лицо и произнесла его.
 

      То, что она произнесла, словом не являлось. Даже каким-то четким звуком это было не назвать. Просто напряжение, причиняющее боль губам.
      Но Салдону досталось сильнее. Его тут же скрутила неудержимая рвота, и он рухнул на колени, обхватив живот руками и извергая его содержимое.
      Кыс уже бежала мимо него. Брейд развернулся в открытом люке и выхватил пистолет из-под плаща. Пэйшэнс врезалась в противника, приложив его о кирпичную стену камеры. Кыс вцепилась в запястье вооруженной руки обеими скованными руками и одновременно ударила Брейда коленом по почкам. Тот хрюкнул и выгнулся назад, а она припечатала руку с оружием о стену, обдирая его костяшки о грубый беленый кирпич. Противник закричал от боли и выронил оружие. Он попытался выкрутиться, сбросить ее с себя. Не выпуская его руки, Кыс толкнула его плечом, заставив врезаться лицом в стену.
      Салдон поднимался на ноги, вынимая оружие. Пэйшэнс выпустила запястье Брейда, воспользовалась его плечом в качестве рычага и прыгнула, завращавшись в горизонтальной плоскости. Ее закружившиеся в воздухе ноги ударили Салдона, ломая ему скулу и выбивая оружие, которое покатилось в другой конец комнаты. Секретист покатился назад.
      Но ее захват на плече Брейда ослаб. Он взмахнул рукой, вцепившись в воротник ее бумажного платья. Рукав оторвался по плечо. Кис ударила его в живот и обхватила его голову скованными руками, когда Брейд согнулся пополам. Она вложила в рывок всю силу рук и корпуса, ломая ему шею.
      Брейд повалился. У Кыс осталось время только на то, чтобы откатиться в сторону, уходя от удара Салдона, а затем, сложив кулаки вместе, врезать ему по ребрам. Секретист налетел спиной на стену, молотя кулаками в попытке дотянуться до Пэйшэнс. С рычанием она прыгнула на него, точно ныряльщик, выставив вперед руки. Ее ладони прошли по разные стороны его шеи, а металлическая цепочка впилась ему в горло. Салдон издал тихий, сдавленный хрип, вцепившись в ее руки. Она продолжала давить, пока ладони ее не коснулись стены, а цепочка не скрылась в складках его шеи. Лицо секретиста приобрело фиолетовый оттенок, и он перестал сопротивляться.
      Кыс отпустила его и отошла в сторону. Салдон сполз по стене до сидячего положения, а его голова завалилась набок.
      Шолто Ануэрт стоял в дверном проеме и просто смотрел. Он смотрел так, будто его все это не касалось, будто мир для него стал совершенно непонятным местом.
      Кыс прошла по камере и подобрала палочку актуатора, которую выронил Брейд. Она поиграла с настройками, задействовала ее, и наручники автоматически расстегнулись, свалившись. Она бросила палочку Ануэрту, и он поймал ее.
      — Снимай свои кандалы. Поживее.
      Он заморгал и подчинился. Кыс обыскала тела. Кроме разменных монет и пачки лхо, у них ничего не нашлось. Пэйшэнс взяла один из пистолетов — небольшой, обтекаемый лазган — и запасную энергетическую ячейку.
      Ануэрт освободился.
      — Что… что принадлежит теперь? — спросил он.
      — Надо выбираться отсюда, — сказала Кыс.
      — Я не заслуживаю… что говорить, я ведь опозорил свою службу вам и вашим друзьям. Я никогда не подразумевал озвучивать никаких материализмов, когда заключал свою договоренность с вашим господином на большой серьезности. Но они сделали мне больно. Они избили меня и…
      — Замолчите, — сказала Кыс. — Пожалуйста, отвернитесь к стене.
      Он подчинился. Кыс стащила через голову разорванное платье. Брейд и Салдон были слишком крупными, чтобы их одежда могла ей подойти, но пиджачный жакет Салдона, если его застегнуть, выглядел на ней как пальто. Она убрала пистолет и энергетическую батарею в карман и взяла в левую руку жезл.
      — Пойдем, — сказала она. — Делай все, что я приказываю, и не разговаривай.
      Ануэрт кивнул.
      Ее губы все еще странно покалывало от произнесенного ею странного слова. У Пэйшэнс возникло неприятное чувство, будто она начинает понимать, что же происходило в административных башнях Юстиса Майорис. Если она права, то масштабы бедствия ужасающи.
      Она выглянула в холл. Простой коридор, по обеим сторонам которого тянулись запертые люки других камер. И никого вокруг.
      Потащив за собой Ануэрта, она закрыла свою камеру и двинулась вперед.
      На востоке таяли последние клочья грозы. Моросил легкий дождик, силы которого едва хватало, чтобы сигнальные столбы продолжали вспыхивать. Сгущалась вечерняя мгла.
      Нейл спустился по лестницы от железнодорожной станции, выйдя на пустынную улицу. В этот час не было даже зонтоносцев. Он спрятался от дождя под стеклянным навесом и в свете ближайшего уличного фонаря включил свой вокс. Впереди, на фоне вечернего неба выделялись огни окон башни Администратума.
      — Это Нейл. Есть что-нибудь?
      — Нет, Гарлон. По-прежнему ничего.
      — Я на подходах к башне. Если потребуется, буду ждать всю ночь.
      — Принято. Я сообщу, как только что-нибудь узнаю.
      Нейл убрал вокс и уставился на огни.
      — Давай же, Пэйшэнс, — пробормотал он. — Давай, девочка. Подай нам знак.
      Хотя ей и было крайне неприятно в этом признаваться, но Кара начала подозревать, что Белкнап знал, о чем говорил. Было что-то бесконечно умиротворяющее и успокаивающее в огромном здании Экклезиархии, залитом светом свечей.
      Ночные моления должны были начаться уже через несколько минут, и паства постепенно собиралась. Понимая, что священнослужителям не понравится, если прямо посреди мессы кто-то начнет разговаривать по воксу, Кара вышла в вестибюль и сделала звонок.
      — Это Кара. От Пэйшэнс что-нибудь поступало?
      — Боюсь, что нет, — сказал я.
      — Знаете, я просто хотела предупредить, что примерно ближайшие полчаса мой вокс будет выключен.
      — Почему?
      — Я решила сходить на ночные моления, — сказала она. — Не хотелось бы испортить церемонию.
      Пауза.
      — Что-то не припомню, чтобы ты когда-нибудь ходила на ночные моления, Кара.
      Она неожиданно почувствовала себя неловко.
      — Я просто… просто почувствовала, что должна это сделать, Гидеон. Белкнап предположил, что обращение к вере может положительно сказаться на моей душе и помочь в выздоровлении. Мне кажется, он очень старомоден. Как бы то ни было, но его идея мне понравилась. Ведь большую часть времени я веду себя как самый обыкновенный язычник. К тому же благословение нам всем сейчас не помешает, верно?
      — Думаю, ты права. Но, Кара, ты мне что-то недоговариваешь.
      — Нет, — рассмеялась она. — Не глупите.
      — Есть в твоем голосе что-то такое…
      — Честно, Гидеон. — Она заглянула в брошюру путеводителя, которую взяла с ближайшего столика. — Просто я пытаюсь решить… решить, молиться здесь, в великом темплуме, или в прилегающей ризнице.
      — Что ты только что сказала? — спросил я. Карл и Зэф уставились на меня.
      — Я только сказала, что пытаюсь решить…
      — Нет, самое последнее. Ты сказала «ризница»?
      Заэль спрыгнул с дивана и встал рядом со мной.
      — Да, старая ризница. Согласно этому путеводителю, она примыкает к великому темплуму, но гораздо старше его. Меня это очень впечатляет.
      — Я же говорил вам, — забормотал Заэль. — Говорил. У меня был сон.
      — Кара? — произнес я по связи. — Объясни мне, почему ты отправилась туда?
      — Потому, что Белкнап…
      — Нет, Кара. Конкретно в это место. Ты говоришь, что находишься в великом темплуме. Он ведь расположен в общем блоке А?
      — Да. А в чем дело?
      — Почему именно туда?
      Кара на том конце линии замялась.
      — Белкнап предложил мне сходить в храм ради спасения души. Вот я и подумала, что раз уж идти, то идти в самый большой. А это здесь. Великий темплум. Гидеон, я сделала что-то не так?
      — Нет, — ответил я. — Возможно, ты, наоборот, поступила очень правильно. Кара, раз уж ты там, можешь сделать кое-что для меня?
      — Все, что угодно.
      — Сходи в эту старую ризницу и оглядись. Только оглядись.
      — Хорошо. А могу спросить, почему?
      Я понял, что ясные глаза смотрят прямо на меня.
      — Скорее всего, ничего такого. Просто странное совпадение. Но есть шанс, только шанс, что мы испытываем на себе некоторое влияние судьбы. Это может быть нечто предопределенное. Кое-что, что Заэль видел во сне.
      — Ясно. Что ж, сделаем.
      — Просто проверь это ради меня. Если Бог-Император или Его агентство распределения удачи решат нам улыбнуться, мне бы хотелось этим воспользоваться. Как я уже говорил, благословение нам сейчас действительно не помешает.
      — Я проверю и вскоре перезвоню вам, — сказала она и отсоединилась.
      — Что это было? — спросил у меня Карл.
      — Я скажу тебе, если что-нибудь получится, — сказал я. — От Пэйшэнс все еще ничего?
      Карл покачал головой.
      — Тем не менее, кое-что удалось узнать, — сказал он. — Я весь вечер прогонял присланные Кыс материалы через свои вспомогательные когитаторы, пытаясь перевести их или выцепить из них хоть какой-то смысл.
      — И?
      — Все еще остается бессмыслицей. Абсолютной. Случайный набор знаков. Кроме…
      — Чего? — спросил Зэф.
      — На этом сгорели вспомогательные машины. Полностью обнулился привод индексации. Обе машины умерли у меня на руках пять минут тому назад.
      Четверо мужчин в темных костюмах прошли мимо, грохоча ботинками по каменным полам. Как только они скрылись из виду, Кыс и Ануэрт вышли из укрытия и направились дальше. Кыс не была уверена, был ли тому причиной страх или просто твердая решимость подчиняться ее приказам, но Ануэрт вел себя крайне тихо. Он скользил от одной тени до другой, следя за каждым ее жестом. Кыс захотелось извиниться перед ним. Весь рейс она ненавидела его и только теперь поняла, насколько трогательно он был им предан. Из-за них он вынес все эти страдания.
      «Я вас вытащу, — решила она. — Я отведу вас в безопасное место, капитан Ануэрт. И это действительно самое меньшее, что я могу сделать».
      Они пробирались по темным коридорам анклава секретистов. Незаметно скользили мимо распахнутых дверей, за которыми были комнаты, где суровый персонал трудился за консолями информационных систем, где люди в защитной одежде склонялись над листами бумаги, разложенными на подсвечивающихся снизу стеклянных столах… проходили мимо комнат, напоминавших библиотеки, комнат, куда пневматическая почта доставляла цилиндры с сообщениями в стойки для операторов, которым предстояло их открыть и отсортировать.
      Кыс услышала отдаленное жужжание и почувствовала, как вибрирует пол. Казалось, будто поблизости работали какие-то огромные машины. Она указала жезлом актуатора на пульт, встроенный в стену, и вывела гололитическую карту здания. Ангар. То, что нужно. Подняться на два этажа, лестница прямо возле…
      Кто-то приближался. При помощи жезла она открыла ближайшую дверь и затянула Ануэрта в ее тень. Мимо прошли двое секретистов. Сопровождающие их боевые гончие натягивали поводки.
      Они остановились всего в нескольких метрах от двери, вступив в беседу с кем-то, кто подошел с другой стороны. Кыс услышала, как один из секретистов одернул своего сервитора.
      Там было уже не пройти.
      Она взяла Ануэрта за руку, слегка вздрогнув, когда не ощутила тех пальцев, что были отрезаны. Пэйшэнс повела капитана по темному проходу, начинавшемуся за открытой дверью. Жужжание становилось все громче.
      Тоннель вывел их на т-образный перекресток. Они свернули направо, и Кыс снова воспользовалась жезлом, чтобы открыть люк.
      Зал, простиравшийся за ним, был воистину огромен. Кыс и Ануэрт смотрели на него с подвесной дорожки. Здесь и располагался источник шума.
      Под ним грохотало и кружилось множество гигантских машин, чьи подвижные механизмы и валы испускали потоки света и когерентной энергии. Возле машин двигались крошечные фигурки людей, настраивая и регулируя их работу.
      Быстро окинув помещение взглядом, Кыс насчитала шестьдесят машин. Дата-станы. У секретистов было шестьдесят дата-станов, работающих как единое целое.
      — Трон Святый, — прошептала Кыс.
      Даже центральный офис Администратума на Трациане Примарис владел только четырьмя дата-станами, которых хватало, чтобы обработать планетарный поток данных.
      Карл рассказывал ей как-то раз, что на весь Скарус всего тридцать дата-станов, через которые прогоняются все дела сектора. Уж в этом-то он разбирается.
       Шестьдесят дата-станов…
      — Не сюда, — улыбнулась Кыс Ануэрту.
      Они развернулись и снова зашагали по тоннелю. Вышедший из-за угла техноадепт чуть не врезался в них.
      — Кто… — заговорил он.
      Она оглушила его жезлом, а затем, когда адепт повалился на пол, выстрелила ему в висок из лазерного пистолета. Фоновый рев дата-станов заглушил этот отрывистый звук.
      Беглецы поспешили по тоннелю ко второму люку. Кыс снова проверила гололитическую карту при помощи очередной панели, встроенной в стену.
      — Лестница, — сказала она. — Это хорошо. Благодаря ей мы сможем проникнуть в ангар.
      — Это было бы наиболее богато, — кивнул Ануэрт. Кыс взмахнула жезлом актуатора в сторону люка.
      Ничего не изменилось. Она попыталась снова, а потом еще раз. Тогда она поднесла жезл к глазам и стала разглядывать его.
      Кожух был сломан. Некоторые из кнопок больше не работали. Использовать его в качестве дубинки против техноадепта было плохой идеей.
      — О Трон! — прошипела она. — Только не это…
      Она оглянулась. Ануэрт исчез.
      — Шолто? — зарычала она, вынимая пистолет. — Шолто, помоги мне Трон, где тебя черти нос…
      Он уже спешил обратно. В руках капитан сжимал небольшой старый чемоданчик с инструментами, которые он забрал у мертвого адепта.
      — Во всем упорстве… — заговорил он.
      — Даже не начинайте. Вы можете открыть эту дверь? — прервала его Кыс.
      Ануэрт опустился на колени, открыл чемоданчик и извлек электродрель.
      — Давай посмотрим, — сказал он. — Скрестите пальцы. Попробую, но, к разнесчастью, не обладаю достаточным…
      — Я уже скрестила пальцы, Шолто. Действуйте.
 

      Бонхарт и Молей ждали Ревока у лифта.
      — Он здесь? — спросил Ревок.
      — Прибыл десять минут назад, — сказал Бонхарт. — Мы разместили его в частной приемной номер три. За ним присматривает Моникэ.
      — Он прислал нам перечень инструкций, — произнес Молей. — Требований,как он сам их называет. Должен сказать, что он обнаглел. Но мы стараемся удовлетворять его просьбы.
      Ревок кивнул.
      — Вы доверяете ему? — спросил Бонхарт.
      — Его способностям? — сказал Ревок. — Да. Я проверил его прошлое. Безупречные рекомендации. Он лучший из лучших. Доверяю ли ему как человеку? Нет, ни капли. Но нам придется его потерпеть.
      Они зашагали по залу.
      — Есть еще кое-что, — сказал Бонхарт. — Сегодня мы поймали женщину в Третьей башне Администратума. Вначале нам показалось, что у нее обычные сублиминальные проявления, но потом мы с почти абсолютной гарантией установили, что она из людей Рейвенора.
      — Я уже знаю, — сказал Ревок. — Салдон звонил мне. Телекинетик, верно?
      Бонхарт кивнул.
      — И все бы хорошо, Торос, но теперь у нас не осталось никаких сомнений, что она из его людей. Потому что она сбежала. Рутинная проверка камер показала, что Салдон и Брейд мертвы. Она вырвалась на свободу.
      Ревок остановился.
      — И бродит здесь?
      — Да, сэр.
      — Проклятье. У нас сейчас слишком много дел, чтобы еще и с телекинетиком возиться. Рейвенор должен быть мертв к утру. Но найдите ее. Вы оба. Лично проследите, чтобы ее поймали и убили.
      Бонхарт и Молей кивнули.
      Позади них открылся люк подъемника, и из него вышел главный управляющий. Все младшие служащие, находившиеся в зале, отложили свои дела и либо сделали реверанс, либо поклонились.
      — Исчезните, — прошептал Торос Бонхарту и Молею. — Мне надо кое-что уладить.
      Они еще раз кивнули и поспешно удалились.
      Трайс прошел по залу, приблизился к Ревоку. В этот раз Жадер нарядился в самые роскошные свои официальные одеяния, и вокруг него кружили три черепа-сервитора. Следом за управляющим семенил старший шифровальщик, облаченный в закрытый балахон красного бархата. В руках он с особым почтением нес небольшую металлическую шкатулку.
      — Торос, — улыбнулся Жадер.
      — Он ждет нас, сэр, — ответил Ревок, кланяясь.
      — Что же, мне бы хотелось как можно быстрее с этим закончить. Я только что был у Диадоха. Он в очень плохом настроении. Похоже, что до него дошли слухи о возникшей проблеме, и его раздражает, что я не рассказываю подробностей. Я старался быть осмотрительным. Если он узнает, что Рейвенор жив и продолжает свою охоту на Юстисе, он выйдет из себя. Вы знаете, какие отношения его связывают с Рейвенором.
      — Да, сэр.
      — Поэтому, если уж я ему и стану рассказывать о том, что у нас возникла какая-либо проблема, мне хотелось бы говорить о ней в прошедшем времени. Хотелось бы иметь возможность сказать ему, что Рейвенор мертв.
      — Тогда давайте сделаем так, чтобы это осуществилось, — предложил Ревок.
      Он открыл дверь частной приемной и пропустил вперед Трайса и шифровальщика.
      Моникэ стояла у самого входа — просто рябь в воздухе. Она поклонилась.
      За длинным столом, в дальнем его конце сидел Орфео Куллин. Лейла Слейд стояла позади него, и руки ее были скрещены на груди так же напряженно, как были стиснуты ее губы.
      Ревок затворил и закрыл на замок дверь.
      — Главный управляющий, — произнес Куллин, поднимаясь и учтиво кланяясь, — это для меня большая честь.
      — Мастер Куллин, — ответил Трайс, — я наслышан о вас.
      — Надеюсь, рассказывали только плохое, — ответил Куллин. — Позвольте мне начать с признания того, что именно я организовал покушение на вашу жизнь… Должен сказать, что в этом не было ничего личного.
      — Понимаю.
      Они обменялись рукопожатиями.
      — Стул, пожалуйста, — сказал Трайс.
      Ревок подвинул главному управляющему стул.
      — У вас возникла проблема, — приступил к делу Куллин, наклоняясь вперед и схлопывая ладони вместе. — Индивидуум… назовем его, скажем, Некто Р.
      — Лучше назовем его Этот Ублюдок Рейвенор, — улыбнулся Трайс.
      Куллин кивнул и усмехнулся.
      — Договорились. И этого индивидуума вы хотите выследить, определить его местонахождение и уничтожить. У меня для этого имеются средства. Навыки, оружие. Я уже передал свои требования вашим людям. Полагаю, все они приемлемы для вас?
      — Как вы собираетесь его найти, — выпрямился на стуле Трайс. — Мы и сами ищем, но из этого пока ничего не вышло.
      — При всем уважении, сэр, — произнес Куллин. — Как я понимаю, вы использовали для этого псайкеров. Рейвенор слишком квалифицирован, чтобы на это купиться. Разум подсказывает мне, что он использует неприкасаемых, приязнь к ним он унаследовал от своего наставника Эйзенхорна. Если рядом с ним находится неприкасаемый, Рейвенор будет невидимкой даже для лучших из ваших псайкеров. Он хитер, сэр, и прячет свое сознание от чужих глаз.
      — Так как же вы намереваетесь определить его местонахождение, мастер Куллин?
      — Я воспользуюсь Вором, главный управляющий. Инкубулой. Думаю, вы хорошо осведомлены о его способностях.
      — Более чем хорошо, — с натянутой улыбкой произнес Трайс.
      — Защищен Рейвенор или нет, есть неприкасаемый рядом с ним или нет, — Вор найдет его. Именно этим он и занимается. Вор обязательно найдет Рейвенора. Но есть одна серьезная проблема.
      — Какая еще? — спросил Трайс.
      — В обычных обстоятельствах Вора можно призвать и отдать ему приказ. Это означает, что его надо накормить и проинструктировать. Управляющий аппарат требует наличия талантливого псайкера, чтобы контролировать Вора. Но эта связь прервется, как только Вор окажется в радиусе действия неприкасаемого Рейвенора. Другими словами, мы можем выпустить Вора, отправить его за Рейвенором, а затем утратить над ним контроль, как только он приблизится к цели.
      — Так что вы предлагаете сделать? — спросил Трайс.
      Куллин пожал плечами.
      — Есть время брать, есть время делиться, сэр. Благодаря вашей помощи я могу совсем иначе управлять Вором. Не потребуется его кормить, не потребуется искать псайкера для управления им. Мы отдадим ему приказ при помощи Энунции.
      Трайс помедлил.
      — Да, Ревок мне уже рассказывал, что вы на удивление хорошо осведомлены о нашей деятельности.
      — Мне нравится все знать, — сказал Куллин. — Но на самом деле это умозаключение было случайным. Я увидел, как господин Ревок сражается с Бронзовым Вором, и, как мне показалось, то, чем он воспользовался, не могло быть ничем кроме Энунции.
      — Сделать такой вывод было непросто, — сказал Ревок. — Энунция держится в строжайшей тайне, и в записях Империума упоминания о ней исключительно фрагментарны. Большинство даже очень образованных людей никогда и не слышали о ней.
      Куллин сохранял спокойные, учтивые манеры.
      — Я профессионал в том, что касается тайн. И я — не большинство людей. Конечно, на многое у меня нет ответа. Например, как вы уже и говорили, во всех имперских архивах можно найти не более пары дюжин упоминаний Энунции, да и те содержатся в труднодоступных произведениях. И лишь единичные упоминания содержат какую-либо семантику или морфологию. Поэтому позвольте предположить, что вы нашли какой-то очень серьезный и доселе неизвестный источник лексики, если добились такого прогресса?
      — В некотором смысле, — произнес Трайс. — Но скорее не нашли, а реконструировали его. Если наши отношения принесут свои плоды, мастер Куллин, мы откроем вам правду.
      — Большего мне и не надо, — сказал Куллин. — Дайте мне Энунцию, и я достану для вас что угодно. Считайте это платой за устранение Рейвенора.
      — Договорились, — легко откликнулся Трайс. — И в качестве жеста нашей доброй воли…
      Он кивнул дожидающемуся шифровальщику, и тот открыл металлическую коробку, показав Куллину ее содержимое.
      — Команды, необходимые для управления инкубулой, — сказал Трайс. — Составлены на Энунции и начертаны на инертном металлическом диске. Даже не пытайтесь читать самостоятельно. Это за вас сделает Ревок. Он прошел обучение.
      — Что ж, замечательно, — сказал Куллин. — Давайте приступим.
      — Торос, — произнес Трайс, поднимаясь со стула, — буди псайкеров, пусть будут наготове.
      — В этом нет никакой нужды, сэр, — сказал Куллин.
      — Возможно, и нет, но мне все равно хотелось бы на всякий случай иметь их под рукой. — Трайс расправил складки своих одеяний. — Если Вор выведет нас к Рейвенору и тот снимет защиту, пусть они сразу же покончат с ним.
      Хор запел вступление к ночным молениям. К куполу великого темплума взлетели чистые и прекрасные голоса.
      Кара прошла к западным воротам, а оттуда, по галерее, к старой ризнице. В обступившей ее темноте отдаленные голоса хора казались жалобным стенанием ветра. Кара положила ладонь на рукоять своего оружия.
      Вокруг не было ничего, кроме темноты и капель дождя. Путь перегородили деревянные козлы, на которых была повешена табличка: «Старая ризница закрыта на реконструкцию».
      Она повернулась назад, потянувшись к воксу.
      За ее спиной прогудело два выстрела из лазерного оружия. В темноте застучали чьи-то каблуки.
      Кара выхватила оружие и бросилась в укрытие. В темноте сверкнуло еще два коротких импульса. По гравию зашуршало еще больше подошв.
      На дорожке, справа от Кары, появился человек. Молодой мужчина — тощий, с аугметическими глазами. Он шел, странно подволакивая ноги. Когда он проходил мимо укрытия Кары, что-то выпало из его руки и с лязгом ударилось о камень.
      Компактный восьмимиллиметровый пистолет.
      Молодой человек упал и затих.
      Она подползла к нему, перевернув на спину. Его тело остывало. В груди зияли две огромные раны, оставленные лазером.
      — О Трон! — прошептала Кара, когда ее рука испачкалась в крови.
      Кто-то возник прямо у нее за спиной. Она обернулась и увидела дуло «Тронзвассе 9», уставившегося прямо ей в лицо.
      — Сука, — произнес голос. — Ты убила его. Ты, гнида, убила Лимбвола! Сука!
      — Постой… — заговорила Кара.
      Ее слова утонули в грохоте оружия.
      Резкие порывы ветра проносились по взлетной площадке на крыше. Куллин настоял на том, чтобы ритуал проводился на открытом пространстве. Загорелся круг сигнальных огней, и в небеса поднялось синее кольцо светящегося синего дыма.
      Пирамида инкубулы стояла в центре круга.
      — Господин Ревок? — произнес Куллин. — Пожалуйста, приступайте.
      Ревок достал инертный металлический диск из шкатулки шифровальщика и шагнул вперед.
      Он стал вслух читать написанные там не-слова. Губы его заболели, и кровь выступила в уголках губ.
      Пирамида Бронзового Вора взорвалась, выпуская инкубулу, тут же устремившуюся в небо.
      Люк, с которым возился Ануэрт, распахнулся. Перед ними простирался ангар. Противоположный край его выходил в небо, ряды бронированных флаеров стояли в ожидании. Кыс и Ануэрт двинулись по открытому пространству к ближайшему флаеру.
      В пол рядом с Ануэртом вонзился лазерный луч, и капитан с криком отскочил в сторону. Кыс бросилась на него и вместе с ним откатилась за тележку с инструментами. Над ними просвистели снаряды. Из люка в дальнем конце ангара выскочили полдюжины секретистов, тут же открывшие пальбу.
      Кыс выхватила лазерный пистолет и ответила огнем поверх тележки, вынуждая секретистов рассеяться и тоже попрятаться.
      — Давай! Заводи мотор! — завопила она Ануэрту.
      Капитан по-пластунски дополз до флаера и завозился с замком на двери. По ним снова открыли огонь. Один из выстрелов сбил корзину с тележки, а другой опалил бок флаера. Кыс высунулась и выстрелила в ответ. Ей удалось срезать одного из секретистов, попытавшегося перебежать к более надежному укрытию.
      — Ануэрт?
      Двери распахнулись. Ануэрт вполз в тесную кабину. Кыс выпустила очередь и прыгнула за ним.
      — Жми! — завопила Кыс.
      Выстрелы зашипели, разбиваясь о корму машины. Вылетела стеклянная панель одной из дверей.
      — Вы запрашиваете меня лететь на этом? — спросил Ануэрт.
      — Да, мать твою, запрашиваю! Вытаскивай нас отсюда!
      Ануэрт ударил по кнопке пуска искалеченной рукой. Затем вцепился в штурвал вырвавшегося из креплений флаера. Системы обеспечения безопасности автоматически закрыли его двери. Флаер, опустив нос, промчался под аркой ангара и взмыл в ночное небо.
      Случайно или преднамеренно — этого Кыс сказать не могла, — Ануэрт бросил их в крутое пике. Залитая светом стена дворца отвесным утесом промчалась под брюхом флаера. Внизу простирались каньоны города-улья. Ануэрт влил флаер в верхний транспортный поток. Мимо проносились другие флаеры и лифтеры. Как минимум три раза провыло предупреждение об угрозе столкновения.
      — Куда? — в отчаянии выкрикнул капитан.
      — Что — куда?
      — Куда бы ты желала произвести наше направление?
      — Ну-у… — озадаченно протянула Кыс.
      В ангаре Молей повернулся к только что вошедшему Бонхарту.
      — Они сбежали! — сказал Молей. — Флаер восемьдесят семь. На нем был установлен маячок.
      За спиной Бонхарта стоял Фоелон, сжимающий в руках псайбер-манок.
      — Созывай их, — приказал Бонхарт.
      Фоелон стал раскручивать манок.
      С крыш и украшенных горгульями водостоков поднимались темные тучи. Эти тучи кружили в воздухе подобно струям дыма, сплавляясь в единый вихрь, ловящий восходящий поток.
      Пагуба, состоящая из металлических птиц, собиралась в плотную, объединенную стаю, устремившуюся к мчащемуся флаеру.
      — Ануэрт! Смотри! — проорала Кыс. — Что это за черто…
      Первые две или три птицы разбились о лобовое стекло, в результате чего, оно пошло трещинами.
      — Неприятности, — произнес Ануэрт, сражаясь со штурвалом.
      И тут на них хромированной снежной бурей устремилась основная волна. Кыс видела, как набрасываются на них птицы, сверкая крыльями в темноте.
      — Вот дерьмо, — заметила она.
      Кара втащила девушку в укрытие, когда прогремели выстрелы.
      — Не высовывайся! — сказала она, опустошая обойму в темноту монастырского двора.
      Наступило краткое затишье, а потом донеслись удивленные крики.
      — Уходим! — прокричала Кара.
      Девушка бросилась за ней. Они устремились по внешней галерее великого темплума, слыша, как за их спинами грохочут по гравию сапоги. Прогремели еще два выстрела.
      — Трон! Надеюсь, ты продумала, как выбираться? — закричала Кара.
      — Моя машина! Она рядом!
      Они побежали по темному переулку к припаркованному «Бергману». Преследователи настигали их. Кара прыгнула в машину, как только двери оказались разблокированы. Девушка завела мотор, и «Бергман» с ревом помчался по улице и выскочил на площадь. Ей пришлось с силой вывернуть руль, чтобы избежать столкновения с огромной серой машиной, выехавшей навстречу.
      — Туда! — крикнула Кара, показывая пальцем.
      Девушка заставила машину круто развернуться юзом на влажных камнях и помчала по подъему, ведущему к одной из трасс, протянувшихся между блоками. Несколько машин резко затормозило и загудело, когда «Бергман» выскочил на дорогу, наплевав на все дорожные знаки.
      — Вы водите, как маршал, — сказала Кара.
      — Я и есть маршал.
      — Меня зовут Кара Свол. А вас?
      — Мауд Плайтон.
      Лазерный луч вспорол крышу и прошел сквозь лобовое стекло. Плайтон вскрикнула и кинула машину в сторону.
      Огромный серый транспортер, из бокового окна которого высунулся мужчина с хеллганом, гнался за удирающим «Бергманом».
      Хеллган выплюнул синее пламя.
 

      — Сигнал от Кары, — внезапно произнес Карл. — У нее какие-то проблемы.
      — Дай мне поговорить с ней, — сказал я.
      Карл не успел подчиниться моему приказу. Вокс-системы неожиданно испустили болезненно громкий визг и отключились. Одновременно с этим замерцали и вышли из строя когитаторы Карла. Потускнело освещение.
      — Ого, это плохо… — забормотал Карл.
      — Да, в этом ты разбираешься! — прорычал Матуин, бросаясь к выходу из комнаты.
      — На нас напали, — сказал Заэль.
      — Причины могут быть разными… — произнес я.
      Заэль посмотрел на меня с холодной, спокойной уверенностью.
      — Нет, я знаю, что говорю. На нас напали.
      Снизу, от главного входа, донесся грохот. Системы безопасности жалобно запищали и через секунду умолкли. К грохоту добавился треск.
      Я полетел вон из комнаты.
      — Карл, пусть Заэль остается рядом с тобой. Защищай его любой ценой.
      Карл уже выхватил пистолет и заставил Заэля спрятаться в углу, не просматривающемся из коридора. Фраука поспешил за мной и захлопнул дверь.
      Я выскочил на лестницу и заскользил вниз. Внизу я видел прихожую и то, что осталось от парадных дверей.
      А еще я видел то, что двигалось на нас по коридору.
      Это была та тварь, след которой я ощутил в дипломатическом дворце. Атавизм первозданной эпохи. Инкубула. Фигура из золота и дымящейся бронзы, чей шлем был украшен высоким плюмажем и лишен всяких черт, если не считать узких прорезей для глаз. Тварь прорубилась через крепкое дерево и металл дверей, обломки которых теперь валялись на полу, и неумолимо приближалась. Плечи ее казались сутулыми, а шлем постоянно поворачивался из стороны в сторону. Из суставов ее конечностей, будто из паровой машины, вырывались клубы испарений варпа.
      Существо посмотрело наверх и увидело меня на лестнице. Оно подняло руки, и со странным, влажным щелчком из них выскочили парные мечи.
      — Вот ведь хрень, — услышал я шепот Фрауки у себя за спиной.
      — Отойди, Фраука, — сказал я.
      Пока его ограничитель был выключен, у меня не было никаких возможностей обороняться.
      Инкубула бросилась ко мне, выставив перед собой мечи так, что они стали казаться двухклинковым копьем.
      Мощный поток огня перехватил ее в воздухе и отбросил назад, ударив о стену и скинув обратно в прихожую.
      Зэф Матуин, уже вооружившийся пулеметом, появился в коридоре подо мной. Он выпустил очередь, еще сильнее разрушая стену. Вращающиеся стволы выплевывали звездочки раскаленного газа.
      — Уходите! — завопил Матуин, не оглядываясь на нас. — Уходите, пока можете!
      Снизу донеслись царапанье и шуршание, и на лестнице снова появилась инкубула. Ее грудь покрывали пятна копоти, но признаков каких-либо повреждений не было. Матуин снова открыл огонь, вновь отбросив существо назад. Очередная порция зарядов обрушилась на золотого убийцу. Но хотя попадания и заставили демона закачаться, задергаться, закружиться, повреждений они не причиняли.
      Тварь снова двинулась на Матуина, шаг за шагом, пригибаясь под градом снарядов, словно человек под сильным косым дождем. Пулемет Зэфа стал пронзительно повизгивать. То ли он перегревался, то ли заканчивались боеприпасы.
      Демон был уже в трех метрах от Матуина, затем в двух, делая один тяжелый шаг за другим.
      — Вистан! — заорал я. — Активируй! Активируй!
      Бронзовый Вор взмахнул правым мечом, рассекая орудие Зэфа на две половины. Пулемет взорвался, раскидав вокруг осколки шрапнели. Матуина отбросило в другой конец зала. Инкубула больше не обращала на него внимания, снова повернувшись ко мне.
      Я был ее целью. И только я.
      Но Вистан уже активировал свой ограничитель. Мое сознание освободилось, сбросило оковы. С хлопком из корпуса кресла выдвинулось пси-орудие. Я начал стрелять. Первые два выстрела продавили грудину демона. Третий слегка помял ему левую щеку, оставив царапину на бронзе.
      Но тварь продолжала приближаться.
      В холодном подземном ангаре губернаторского дворца пять псайкеров забормотали и зашевелились в своих свинцовых резервуарах. Ревок оттолкнул в сторону двоих дрессировщиков и посмотрел на биометрический дисплей. Стоящий рядом Куллин просто улыбнулся и хлопнул ладонями. Он уже знал, что произошло.
      — Мы заставили его сделать это, — сказал Куллин. — Рейвенор не может справиться с Вором без своих ментальных сил. Он приказал своему неприкасаемому задействовать ограничитель. Теперь можно его засечь.
      — Мы его видим? — спросил Трайс.
      — Очень мощный всплеск, — кивнул Ревок. — Дом в общем блоке Е, девятый округ. Сейчас же высылаю туда бригады.
      — Не стоит их беспокоить, — сказал Трайс. — Высылайте псайкеров.
      В течение какого-то мимолетного мгновения мне показалось, что я справлюсь с чудовищной инкубулой. Я вцепился в нее своим сознанием, вгоняя в тварь один выстрел за другим, отрывая золотые полосы ее доспеха. Она сопротивлялась, отчаянно пытаясь избавиться от захвата, но справиться со мной было не так просто. Я стремительно уничтожал инкубулу, сжимая ее в тисках пси-энергии…
      И в этот момент появились псайкеры. В «Дом грусти» со всех сторон врывались стремительные нематериальные кометы, пылающие отвратительным белым огнем. Они окружали меня, разражаясь нечеловеческим смехом. Каждая лампа, окно, светосфера и бокал в доме полопались. Половицы ломались, будто сухие ветки. Двери слетали с петель. В воздухе засвистели гвозди, шурупы и заклепки. Позади меня обрушились перила, и я услышал крик Фрауки, сброшенного вниз.
      — Вистан!
      Он либо потерял сознание, либо был мертв. Как бы то ни было, деактивировать свой ограничитель и избавить нас от этих мерзких призраков он уже не мог.
      На меня набросились сразу двое — аморфные, потрескивающие сгустки призрачного огня, покрывшие мое кресло толстой коркой льда. Они затрясли меня, раздирая мой разум.
      Разум, которому более чем хватало и напряженного боя с инкубулой.
      Боль была невообразимой. Незримые когти, холодные, как космическая бездна, взрезали внешние преграды, защищающие мою душу. Переливчатый, безрадостный смех прокатывался эхом далеких безумных кошмаров варпа и мерзости Хаоса.
      Я попытался отбросить их, стряхнуть липкие лапы со своего содрогающегося от отвращения рассудка. Но для этого были нужны силы, было нужно внимание. Моя хватка на Бронзовом Воре ослабла.
      Его поющие мечи поднялись, и он шагнул ко мне.
      Заэль закричал от страха, когда «Дом грусти» стало трясти снова и снова.
      — Умолкни! — проревел Карл, глядя на то, как трясутся, перекатываются и летают по комнате разные предметы.
      Его рабочее кресло само по себе начало вращаться вокруг своей оси. Из взорвавшегося экрана когитатора посыпались искры. Под обоями заползали пузыри, собираясь в странные фигуры.
      Прижав к себе Заэля, Карл стоял в центре темной комнаты, постоянно кружась на месте и ощущая, как воздух сгущается и образует вокруг них вихрь.
      Информационный планшет ударил его в щеку. Затем ему пришлось пригнуться, когда по комнате пронесся ящик с инструментами.
      — Изыди! Изыди! — завопил Карл.
      Пистолет — в любом случае бесполезный — был выхвачен вихрем из его руки. Тониус попытался изобразить гексаграмматический знак, чтобы отразить нападение.
      Невидимые силы разразились едва слышимым смехом, подхватили Карла и швырнули его в стену, распяв там на высоте двух метров. Заэль закричал. Мальчик упал на четвереньки, не сводя глаз с беспомощного тела Карла. Ужасающая сила пыталась раздавить Тониуса о стену.
      — Святой… Боже-Император!… - завопил в агонии дознаватель.
      Заэль закрыл лицо руками и съежился на полу. Раздался странный треск, который, на его взгляд, должен был быть не чем иным, как хрустом ломающихся костей. По ковру застучали маленькие металлические предметы. Заэль заморгал.
      Это были кольца Карла. Приблизительно тридцать колец, украшавших правую руку дознавателя. Все до единого были смяты и разорваны, будто лопнули изнутри.
      — К-карл? — заикаясь, произнес Заэль, поднимая взгляд.
      Я был готов потерять сознание от боли. Ледяные руки псайкеров вцепились в меня, выпивая мои силы, пытаясь утащить меня в ад. Я больше не мог сдерживать инкубулу.
      Первый ее удар обрушился на мое кресло. За ним последовал второй, вогнавший другой меч чуть глубже в металл. Третий проломил броню и повредил систему жизнеобеспечения, причинив мне новую боль.
      Что-то врезалось в Бронзового Вора, заставив его отпрянуть от меня. Я попытался разглядеть происходящее в кружащем безумии света, ветра и обломков.
      Я увидел Зэфа. Его левый бок иссечен осколками взорвавшегося пулемета. Одежда изодрана и окровавлена, а аугметическая левая рука безвольно повисла, стреляя искрами. В правой руке он сжимал трепещущий меч Кары.
      Он ударил Бронзового Вора, высекая искры из его брони, а затем блокировал обрушившийся на него удар поющих мечей. Удар и парирование. Один ужасный меч против двух.
      Матуин подарил мне драгоценное мгновение. Я сосредоточил всю свою волю на самом настырном псайкере и скинул его с себя ударом ментального кнута, усеянного шипами. Гниющий призрак завизжал и немного отступил. Но рядом было еще как минимум двое — завывающих и отвратительных.
      Я почувствовал, что где-то надо мной возникает мощный поток псионической энергии. Комната Карла. Что-то, рожденное в самой глубине варпа, кипело от ярости. Я услышал вопль. Нечеловеческий вопль.
      Трайс и Куллин смотрели на свинцовые контейнеры, стоящие в подвале. Все пять дрожали, будто кастрюли на сильном огне. На всех биометрических консолях стали вспыхивать тревожные лампы. Как минимум трое дрессировщиков повалились на пол, и из их ноздрей и глаз заструилась кровь.
      — Что, черт возьми, происходит?! - Трайс пытался перекричать грохот.
      Раздался громкий хлопок, и один из резервуаров треснул. Из трещин хлынула жидкость. И жидкость эта кипела.
      — Мы потеряли псайкера! — прокричал Ревок, пытаясь хоть как-то наладить оставшиеся модули.
      — Потеряли?
      — Он мертв! Сгорел!
      С другого резервуара слетела крышка, и вскипевшая жидкость хлынула через край. Физическое тело псайкера, плававшее внутри, просто взорвалось.
      — Это Рейвенор? — прокричал Трайс.
      — Нет, — произнес резко побледневший Куллин. — Слушайте.
      Все три оставшихся псайкера кричали. Кричали одно только слово, снова и снова:
      —  Слайт! Слайт! Слайт! Слайт!
      Казалось, что набросившихся на меня псайкеров на мгновение оставили силы. Я сбросил их с себя, готовясь снова вступить в сражение с Бронзовым Вором.
      Зэф Матуин поднырнул под клинки твари и ловко вонзил меч снизу.
      Клинок Кары полностью погрузился в тело инкубулы. Из бреши по клинку потекли энергетические миазмы, напоминающие ихор.
      Зэф пытался выдернуть меч, но тот застрял.
      Бронзовый Вор нанес удар.
      Матуин моргнул.
      Инкубула медленно вынула поющие мечи из груда Матуина. Зэф оглянулся на меня с беспомощным и потерянным выражением лица и замертво повалился на пол.
 

      Позднее я пришел к выводу, что в этот миг меня ослепила ярость. Ярость, горе, гнев и всепоглощающая ненависть, каких я никогда прежде еще не испытывал. Мое сознание промчалось по разрушенной прихожей и вцепилось в последний подарок, оставленный мне Зэфом Матуином.
      Трепещущий меч, торчавший из тела инкубулы.
      Я больше не раздумывал. Гнев уничтожил все остальные чувства. Моя Воля стала куда более сильной и яростной, чем когда-либо прежде. Казалось, будто я черпаю невероятную мощь из разлившихся по дому псионических энергий или будто какая-то жаждущая отмщения сила, исходящая от чуждых пожаров варпа, подбадривала мое сознание.
      Я налег на застрявший меч, поднимая его наверх и рассекая броню инкубулы до бронзового солнечного сплетения. Лопнула золотая клетка ребер, выпуская потоки зловонного, фиолетового света из тела протодемона.
      Бронзовый Вор изгибался и корчился на пронзившем его мече, но от этого рана становилась только шире. Демон издал жалобный, скулящий звук.
      Я ударил по нему псионическим орудием. И не один раз, даже не десять, а порядка двух дюжин. Каждый выстрел я нацеливал в рваную дыру в груди инкубулы и не останавливался, пока непрерывная череда попаданий не принесла желаемого результата.
      На том месте, где только что стояла инкубула из бронзы и золота, распустился огненный цветок взрыва. Во все стороны полетели осколки. Взрыв был такой силы, что трепещущий меч прокрутился в воздухе и вонзился в пол рядом с моим креслом. Пустой шлем взмыл на огненном столбе к потолку, вонзившись в него гребнем.
      Дикая сущность, что была заточена в инкубуле, хтоническая искра демона с воем вырвалась из пламени, освободившись от древнего устройства, столь долго сковывавшего ее. И исчезла, чтобы, как я понимаю, больше никогда не быть обнаруженной и порабощенной.
      Изувеченный бронзовый остов с лязгом рухнул на пол, превратившись в обычный дымящийся металлолом.
      Я вернулся в тело, поскольку силы мои были уже на исходе. Позади раздался шум, и я быстро развернул кресло.
      Из-под груды строительного мусора под лестницей выбирался Вистан Фраука, покрытый слоем штукатурки. Из его виска текла кровь.
      — П-привет? — пробормотал. — Рейвенор? Кто-нибудь?
      — Вистан! — Мои динамики были установлены на максимальную громкость. — Ограничитель! Сейчас!
      Грязные псионические манифестации все еще клубились на верхнем этаже дома, издавая резкие, прерывистые звуки, а мы были практически беззащитны, Фраука повозился с небольшим устройством, прикрепленным у него под горлом.
      Декомпрессионный удар заставил стены содрогнуться, когда его поле неприкасаемости накрыло дом. Бестелесные тени напавших на нас псайкеров неожиданно оказались смяты, изгнаны. Я услышал, как стала съезжать черепица с крыши, когда эти силы были изгнаны из дома. Через несколько секунд на девятый округ общего блока Е обрушился ливень с грозой.
      Фраука обвел взглядом разрушенную прихожую, ободранные стены, вывернутые половицы, обвалившуюся штукатурку. А затем увидел тело, лежащее возле лестницы.
      — Матуин… — начал было он и умолк, осознав, насколько бессмыслен его вопрос.
      Умоляя Золотой Трон Терры о том, чтобы Тониус и Заэль оказались живыми, я поплыл вверх по лестнице, или, скорее, по тому, что от нее осталось. Я был озадачен и встревожен. Изначально псайкеры пришли за моей головой, но затем как минимум половина из них сосредоточилась на штурме комнаты Карла, где в то же время начала собираться какая-то отвратительная псионическая сила. Почему?
      Дверь была заперта. Дым или же какие-то испарения поднимались из-под двери, которую, как и стены вокруг, покрывала толстая корка льда, начинавшая таять и стекать на пол.
      Ручка двери задергалась, замерла, а затем снова задергались с куда большей настойчивостью.
      Что-то пыталось выйти оттуда.
      Кыс взвыла, когда Ануэрт заложил крутой вираж, пытаясь увернуться от стаи, но птицы синхронно развернулись, будто сверкающий косяк морских рыб, и устремились за ними.
      Ануэрт снова задрал нос флаера, уходя от них по каньону между стеками и уворачиваясь от встречных машин, проходя в пугающей близости от них. Более тяжелые лифтеры, спускавшиеся в дорожный поток сверху, были вынуждены резко останавливаться, снова подниматься над стеками, включая сирены. Ануэрт отчаянно кидал машину из стороны в сторону, то уворачиваясь от сверкающего огнями встречного флаера, то облетая сзади грузовой лифтер и разворачиваясь практически под прямым углом.
      Турбины бронированного флаера заревели, выравнивая высоту, когда Ануэрт бросил его на перекресток. Пагуба раздулась до искрящегося шара, изменяя направление полета. Птицы практически тут же снова образовали стремительную серебряную ленту, заскользившую в потоке машин быстрее, чем Ануэрт успевал пролетать между, под и над медленно тянущимися транспортерами.
      — Это что еще за возмутительность?! - завопил он, сражаясь со штурвалом.
      — Птицы! — прокричала в ответ Кыс.
      — Но машины?
      — Да!
      — И все-таки они летают как птицы?
      — Да! — закричала она. — А что? Какая тебе разница?
      Передняя волна стаи начала набрасываться на них. Они услышали, как тысячи клювов и крыльев забили по фюзеляжу. Заревела тревога. Несколько металлических птиц попали в воздухозаборники моторов, покорежив винты.
      — Держитесь! — выкрикнул Ануэрт.
      Он резко опустил вниз нос флаера и врубил ускорители.
      Флаер оторвался от роя Пагубы и ракетой устремился в лабиринты улиц, сверкая раскаленными до синевы турбинами. Хлопающий крыльями металлический поток спикировал, ныряя за ними.
      Они падали к нижним уровням высокой улицы с ошеломительной быстротой. Мимо мелькали мосты и пешеходные дорожки, которые Ануэрт обходил то сверху, то пролетал под ними. Кыс видела приближающиеся наземные транспортные артерии. Видела фары, подсвеченные дорожные знаки, неровные неоновые указатели, отмечающие съезды с трасс и ответвления дорог.
      — Ануэрт… — начала она.
      Продолжая двигаться с предельным ускорением, капитан только еще сильнее опустил нос машины.
      — Ануэрт!
      Флаер выровнял высоту и помчался в пятистах метрах над поверхностной улицей, проходя на уровне крыш домов над транспортной пробкой с таким ускорением, что ударная волна закачала транспортеры, выбивая в них стекла. Разгневанные граждане высовывались из своих транспортных средств, но тут же в ужасе ныряли обратно, когда секундой позже мимо проносился сверкающий вихрь.
      Ануэрт втиснулся между кузовом десятиколесного грузовика и нависающим над дорогой массивным указателем. Кыс закрыла глаза.
      Ануэрт неожиданно вывернул влево, уходя с главной наземной артерии, и помчал над машинами, спускающимися вниз. Через несколько мгновений они уже ворвались в пространство города, расположенное ниже номинально поверхностного уровня. Движение флаеров в «грязях» было крайне ограничено: дороги здесь были куда темнее и куда теснее, и имелось множество мостов и переходов. Установленные на обочине сирены и предупреждающие об опасности лампы завыли и засверкали. На указательных экранах высветились красные предупреждения: «Выберите другой маршрут или сбавьте скорость»
      Ануэрт не сделал ни того ни другого. Он продолжал падение, уворачиваясь от мостов, неожиданно выскакивавших из темноты, будто намереваясь погрузиться на самое дно выгребных ям улья.
      И все равно Пагуба, хлопая крыльями, продолжала преследование.
      — Птицы, вы сказали? — повторил Ануэрт, изо всех сил концентрируясь на полете и, насколько это было возможно в условиях ограниченной видимости, стараясь не разбить машину. Его руки дергали и выворачивали штурвал, заставляя флаер неистово метаться из стороны в сторону и закладывать виражи.
      — Да, — сказала Кыс, крепко вцепляясь в кресло и глядя на Шолто. — Но почему ты…
      Она закричала, когда флаер косо ударился обо что-то с невероятной силой. Ануэрт недооценил размеры трубы над ними, и в столкновении они потеряли хвостовые рули флаера.
      Шолто сражался со штурвалом, стараясь сохранить управление. Он почувствовал, как машина заваливается, и попытался выбраться из штопора. Покалеченный флаер оставлял за собой след из обломков и электрических разрядов. Скорость падала. По корпусу снова застучали клювы и крылья птиц.
      Последний поворот, спуск на очередной темный подуровень, теперь уже в самой глубине города. Преследуемые облаком металлических птиц, они пулей неслись мимо ржавых балок и поросшего черным мхом рокрита, с которых капала кислота, выхватывая фарами вековые отложения грязи и мусора Здесь больше не существовало понятия «ниже».
      И, как теперь поняла Кыс, «вперед» не было тоже. Они уже видели конец траншеи, огражденной решеткой. Ржавые знаки, предупреждающие об опасности, проносились мимо слишком быстро, чтобы их можно было прочесть. Эта выгребная яма завершалась тупиком.
      Пытаясь перекричать лязг и стук, издаваемый птицами, бьющими по корпусу, Пэйшэнс окликнула Ануэрта.
      Но если он и услышал ее, то не успел ответить.
      Бронированный флаер ударился в решетчатое ограждение, запутавшись в его проволоке, точно в саване. Машина перевернулась, все еще полыхая турбинами, и ударилась о стену.
      А затем рухнула в темную, черную воду, подняв столб брызг.
      — Они нас догоняют! — предупредила Кара. Плайтон переключила передачу.
      — Это «Бергман Амити Велюкс», — сказала она. — Никому еще не удавалось обогнать «Амити Велюкс».
      Огромный черный транспортник впереди устремился к круто поднимающейся дороге, театрально взревев двигателем.
      Преследующий их серый транспортер вначале чуть сбавил скорость, а затем снова стал нагонять.
      В этот час на главных дорогах улья было довольно тихо. Мелькали длинные секции рокритового тоннеля, освещаемые натриевыми лампами.
      Человек с хеллганом выстрелил снова.
      — Это повод искать выход, — сказала Кара.
      — Будь он проклят, — произнесла Плайтон.
      — Давай же! Еще один прямой участок, и они прострелят нам колеса, какую бы скорость мы ни развили.
      Будто в подтверждение ее слов, лазерный луч вспорол крышку багажника. «Бергман» содрогнулся. Позади маячили яркие фары серого транспортера, изо всех сил пытавшегося настигнуть их, даже ценой запоротого двигателя.
      Кара перебралась через пассажирское кресло на заднее сиденье машины, высунулась в выбитое заднее окно и стала отстреливаться. Первые ее залпы прошли мимо. Два ответных энергетических заряда ободрали крыло машины.
      — Да пошел ты, — произнесла Кара, снова прицеливаясь.
      Она всадила шесть зарядов в широкое лобовое стекло серого транспортера. Тот вначале слегка вильнул в сторону, а потом потерял управление и завертелся.
      — Плайтон!
      Мауд вжала педаль газа, едва успев увести «Бергман» от столкновения с потерявшим управление огромным серым транспортером. Серая машина пересекла две полосы дороги и ударилась в центральное ограждение — барьер из баков с песком и стальных прутьев — с такой силой, что во все стороны полетели осколки стекла и обрывки металла.
      — А теперь уводи нас с этой чертовой трассы, — сказала Кара.
      Плайтон на ближайшем же повороте свернула во мрак прилегающей дороги. Она сбавила скорость и немного попетляла по тихим улочкам и перекресткам. Наконец они подъехали к погрузочным докам и припарковались под защитой рокритовых колонн. Плайтон заглушила двигатель и выключила освещение. Они немного посидели в уютной темноте, тяжело дыша. Со стороны артериальной трассы до них долетал рев машин и сирен. Раздавались не только предупреждающие сигналы, но и звуки тревоги.
      Женщины выбрались из машины. Плайтон обошла вокруг «Бергмана», раздосадован но осматривая повреждения.
      — Ты только посмотри на это! Только посмотри! Дядя Волли убьет меня, когда…
      Она неожиданно замолчала. К удивлению Кары, Мауд заплакала.
      — Эй, — произнесла Кара.
      Плайтон стряхнула ее руку и ушла в тень колоннады.
      Кара решила дать ей побыть одной. Свол достала вокс и ввела код.
      — Давай же! — сказала она. — Почему вы не отвечаете? Рейвенор? Рейвенор, где же вы?
      Связь не устанавливалась. Кара начала набирать код Гарлона, когда поняла, что на нее уставилась Плайтон.
      — Что вы только что сказали? — спросила маршал.
      — А что я сказала?
      — Я про имя. Это имя.
      - Рейвенор? — Фраука присоединился ко мне.
      Он извлек собственный компактный пистолет, готовясь к тому, что этой ночью может произойти все, что угодно. Ручка двери продолжала дергаться.
      — Хотите, чтобы я?… - Он показал на свой ограничитель.
      — Только если это действительно потребуется. Подожди.
      С улицы доносился только шелест ливня. Но я был уверен, что с минуты на минуту прибудут более примитивные агенты нашего врага.
      Ручка, наконец, перестала дергаться. Раздался щелчок, и дверь распахнулась.
      Задыхающийся Карл стоял в дверном проеме, опираясь о разбитый косяк. Его одежда была изорвана, а шею и лицо покрывали кровоподтеки. Из левой ноздри струилась кровь.
      — О Трон, — прохрипел он. — Это вы.
      — Карл?
      — Я думал, они нас убьют. Разорвут на части.
      — Ты в порядке?
      — Жить буду. Спокойно спать вряд ли, а вот жить буду.
      — Где Заэль?
      Он махнул рукой в сторону комнаты у себя за спиной, и я проплыл внутрь.
      Комната Карла была разгромлена. Все вещи порваны, все машины разбиты, вся мебель превращена в груды щепок и клочки ткани. Выглядело все так, будто по ней прошелся смерч. Впрочем, и остальные помещения пребывали в состоянии, которое его владелец вряд ли определил бы как «хорошее».
      Заэль сидел на полу посреди комнаты. Ковер вокруг него был опален. Он смотрел в пространство остекленевшим взглядом.
      — Заэль?
      Мальчик не отвечал.
      — Что случилось? — спросил Фраука.
      — Псайкеры, — сказал Карл, вытирая нос. — Кажется, их было двое или трое. Не знаю. Здесь все перевернулось вверх тормашками. Эти… невидимые руки, они прижали меня к стене.
      Карл потер темные синяки на своей шее.
      — Они начали ломать меня, и…
      — Что, Карл? Что?
      Тониус указал трясущейся рукой на Заэля.
      — Заэль… мальчик… он просто…
      — Что?
      — Я даже не знаю, что именно он сделал. Но он уничтожил их. Я слышал, как псайкеры завопили. А Заэль смеялся, точно маленький ребенок, забавляющийся с игрушками. Должно быть, я потерял сознание. Следующее, что я помню, так это то, что вокруг тихо, а он просто сидит здесь. Он в таком состоянии с того самого момента. В отключке.
      — Ладно, — сказал я. — Сейчас для нас главное — выбраться отсюда. И побыстрее. С Заэлем я разберусь, как только мы окажемся в безопасности.
      — Послушайте, — произнес Карл, — есть еще кое-что. Знаю, что мы все на нервах, и все, что я тут рассказывал о Заэле… не хотелось бы создавать проблемы на пустом месте. Но я слышал имя. Не знаю, возникло ли оно, когда я отрубился или еще как. Но готов поклясться, что псайкеры завывали какое-то имя. Они… они кричали: «Слайт».
      Я понял, что Фраука смотрит на меня. Это был один из тех немногих случаев, когда мне в точности было известно, о чем он думает, несмотря на его неприкасаемость.
      — Разберемся с этим позже, — сказал я. — За мальчиком я прослежу сам. Фраука, посмотри, есть ли в этих руинах какие-нибудь уцелевшие вещи. У тебя десять минут, не больше. Карл, выводи грузовик из гаража и подъезжай к воротам.
      — А Зэф этим заняться не может? — спросил Тониус.
      — Матуин мертв, — ответил ему Фраука.
      Возле башен в общем блоке А становилось настолько холодно, что Гарлон Нейл едва не соблазнился подойти к одному из уличных торговцев и купить миску жижи, которую те называли супом.
      Гарлон переминался с ноги на ногу, потирая озябшие руки и молясь, чтобы ему хоть кто-нибудь позвонил. Был уже почти час ночи.
      Наконец, когда терпение лопнуло, он сам достал вокс и позвонил домой.
      Ничего. На дисплее высветилась надпись: «Нет связи».С возрастающей тревогой он попытался дозвониться до Тониуса, затем до Матуина и даже до Фрауки. Но в каждом случае результат был тем же.
      Он побежал обратно к станции железной дороги. К тому времени как Нейл достиг ее каменных ступеней, он уже мчался как одержимый.
 

      Резкий, сладковатый запах гнили смешивался с отвратительными испарениями, дрейфуя по нижним уровням губернаторского дворца и собираясь на этажах, отведенных под анклав секретистов. Кто-то, наконец, сумел отключить тревогу, и вниз спустились ремонтные бригады, чтобы затушить горящие машины, вынести раненых и начать починку и восстановительные работы.
      Главный управляющий, который, как видел Ревок, трясся от едва сдерживаемой ярости, ретировался в безопасный, бронированный офис на верхних этажах башни, забрав с собой и Куллина, и сопровождающую того женщину-телохранителя. Ревоку хотелось остаться и присмотреть за восстановительными работами, но он понимал, что после всех этих неудач Трайсу потребуются его поддержка и защита. Поэтому он оставил вместо себя Молея и Бонхарта, а сам отправился за хозяином в одну из комнат личных покоев Трайса.
      Роскошно обставленное помещение было освещено мягким светом люминесцентных и обычных ламп. Вдоль стен тянулись ряды полок, заставленных книгами и планшетами.
      Куллин сел в кресло. Он казался абсолютно невозмутимым и с радостью принял бокал, протянутый ему одним из сервиторов. Его охранница, Слейд, стояла поблизости с напряженным и нервозным видом.
      Трайс какое-то время мерил комнату шагами.
      — Рейвенор, — наконец сказал он, остановившись.
      — Нет, не Рейвенор, — уже в третий раз со времени погрома в подвальном хранилище произнес Куллин, покачав головой. — Главный управляющий, это было нечто большее.
      — Ваш демон.
      — Не мой, — пригубив напиток и откинувшись на спинку кресла, произнес Куллин. — Да, раньше мне платили за то, чтобы способствовать проявлению Слайта, но теперь я работаю на вас.
      Трайс безрадостно рассмеялся.
      — Налей мне выпить, — бросил он одному из прислуживающих сервиторов. — И как примечательно то, что цель вашей предыдущей работы столь великолепным образом была достигнута сегодня. Подозрительный человек вполне мог бы счесть, что вы все это спланировали.
      — Скажите, главный управляющий, а вы подозрительный человек? — спросил Куллин.
      — Лучше объясните мне, почему я должен думать иначе об этом… провале! — рявкнул Трайс.
      Куллин опустил бокал и подался вперед, заговорив невероятно проникновенным, невероятно учтивым голосом:
      — Прежде всего, давайте начнем с того, что события этой ночи представляют собой конфлюэнтность. Комбинацию событий. Чтобы вам было понятнее: Божья Братия при помощи катоптрических гадательных систем предрекла, что здесь, еще до конца года, родится некая могучая сила, известная под именем Слайт. Манифестация его должна была быть напрямую связана с инквизитором Рейвенором или одним из его специалистов. Мне заплатили, чтобы я гарантировал эти события. Поскольку вы и ваше министерство находитесь в четкой оппозиции Рейвенору, то вас сочли ключевой помехой процессу. Вот почему, конечно же, мы и пришли к… Нет, плохое начало.
      Куллин улыбнулся. Трайс — нет.
      — Как бы то ни было, вы выступили против Рейвенора. Это могло бы нарушить планы Братии — вы убили бы Рейвенора и, конечно же, уничтожили бы пророчество или же выступили бы катализатором событий. Насколько припоминаю, я ведь говорил вам, что использование псайкеров — не самая лучшая затея.
      Трайс впился в него взглядом.
      — Вы хотите сказать, что я…
      — Я хочу сказать, — мягко прервал его Куллин, — что вам не стоит волноваться. Раз уж Слайт родился, значит, он родился. Братия была бы в восторге. Со временем он может превратиться в проблему, но пока это только тварь, выплюнутая варпом в материальный мир. Вы хоть представляете, сколько протодемонов и фантомов призывается в год безумными лунатиками культов в таком огромном улье, как этот? К тому времени, как Слайт вырастет достаточно, чтобы представлять опасность, ваш проект уже перейдет в ту стадию, где любую подобную опасность можно будет уничтожить одним… словом. Или я переоцениваю размах ваших разработок?
      — Не переоцениваете, — произнес Трайс.
      — Верните улыбку на свое лицо, — сказал Куллин. — Смотрите в будущее. Воспользуйтесь моими услугами, потому что я могу помочь вам. Подумайте об этом. К тому же Слайт оказал вам услугу. Раз он родился, значит, Рейвенор мертв. Уничтожен. Демон сделал за вас всю мокрую работу.
      Трайс кивнул.
      — Если то, что вы говорите, верно, мастер Куллин, я буду счастлив, несмотря на те потери, которые мы понесли сегодня. И тогда я найду применение предложенным вами услугам. Вы хвастались тем, что, как «посредник», обладаете богатым арсеналом оружия. Мне бы хотелось, чтобы вы защищали нас от Слайта. Ревок предоставит в ваше распоряжение все, что потребуется.
      Куллин собрался уже ответить, когда люк офиса скользнул в сторону. Когда человек, стоявший за ним, вошел в комнату, в помещении повисла напряженная тишина. Куллин уставился на вошедшего с едва сдерживаемым изумлением и поднялся на нога. Высокий, стройный, облаченный в длинные черные одеяния человек был не кем иным, как лордом-губернатором субсектора Оской Людольфом Баразаном.
      Баразан направился прямо к Жадеру Трайсу и отвесил ему пощечину такой силы, что тот повалился на пол.
      — Бесполезный хлам! — сплюнул Баразан. — Четыре псайкера уничтожены! Четыре! А последнюю так изувечили, что ее придется усыпить! Я проснулся от воя сирен! Ты думал, что я не узнаю?
      — Повелитель! — закричал Трайс, волнующийся не столько о том, что его ударили, сколько о том, что Куллин стал тому свидетелем. — У нас посетители! Посетители! Вы же носите сейчас публичный облик!
      Баразан ударил Трайса коленом под дых, заставив его скорчиться от боли. После этого лорд-губернатор, спокойно улыбаясь, повернулся к Куллину. Орфео неоднократно приходилось видеть это лицо в «новостях» и пикт-трансляциях.
      — Мастер Куллин, мы еще не знакомы, — произнес Баразан, протягивая обтянутую перчаткой руку.
      Куллин поклонился и поцеловал кольцо с правительственной печатью.
      — Для меня это большая честь, повелитель!
      — Поднимайся! — усмехнулся Баразан, взглянув на Трайса.
      Ревок приблизился к главному управляющему и помог ему сесть на диван. Баразан снова повернулся к Куллину, широко улыбаясь.
      — Жадер обеспокоен тем, что мой приступ ярости мог смутить вас.
      — Не каждый день, сэр, — пожал плечами Куллин, — можно увидеть, как владыка субсектора самолично избивает своего главного управляющего. Но нет, меня это не смутило.
      — О… и почему же?
      Куллин тщательно взвесил свои слова, прежде чем произнести их. Стоило ему ошибиться, и Ревок расправился бы с ним в ту же секунду.
      — По той причине, сэр, что столь грандиозные планы не могут вершиться без ведома и позволения лорда-губернатора.
      — Он мне нравится, — сказал Баразан, оглядываясь на Трайса и Ревока. — Он очень умен и проницателен.
      Баразан полностью развернулся к главному управляющему.
      — На самом деле, я следил за вашими разговорами уже несколько дней. Какой смысл держать при себе секретистов, если они начинают что-то скрывать от тебя самого? — Баразан подмигнул одному из слуг, и тот замерцал, обращаясь в Моникэ.
      — Благодарю, дорогуша. Ты, как и прежде, верно мне служишь. Жадер, мне известно о Рейвеноре, будь проклято это имя, как известно и то, что вы пытались уничтожить его, не ставя меня в известность. Просто гениальная была мысль: сберечь мои нервы, не рассказывая о том, что этот ублюдок уже на Юстисе.
      — Повелитель, я…
      — Умолкни, Жадер. Вы уверены, что Рейвенор мертв? — спросил Баразан у Орфео.
      — Думаю, что это весьма вероятно, повелитель.
      — А Слайт? Демон не представляет для нас угрозы?
      — Это зависит от того, что именно вы намереваетесь делать, сэр, — ответил Куллин. — Естественно, всех подробностей мне не рассказывали. Главный управляющий слишком опытен, чтобы выдать такую информацию непроверенному человеку. Но я могу догадываться. У меня есть кое-какие мысли на этот счет. И если я прав, Слайта, сколь бы могуществен он ни был, можно будет раздавить походя, как жука.
      — Отлично.
      — До тех пор, пока…
      — Пока — что? — спросил Баразан.
      — Пока то, что вы делаете, вы делаете быстро. Хаос имеет обыкновение возрастать. Его трудно понять, еще труднее — предугадать. Сейчас Слайт ничего опасного собой не представляет, но скоро… Проще говоря, я бы советовал прямо сейчас приступить к окончательной реализации ваших планов.
      — В точности мои мысли, — сказал Баразан. — Я же говорил, что он мне нравится. Мудрый совет.
      — Повелитель! — произнес Трайс, спешно поднимаясь. — Проект еще не закончен! Еще месяц, максимум шесть недель, и мы закончим словарь. Неужели я потратил столько времени и сил на подготовку только затем, чтобы преждевременно бросаться к финальной…
      — Жадер, милый мой Жадер. Я не меньше тебя потратил времени и сил. И ждать своего возвышения больше не могу. Каждый день я страдаю от боли. Еще месяц, шесть недель? Что из этого? Мы знаем параметры Осуществления, колюр, радиус, все компоненты собраны вместе. Нам даже известен истинный центр, черт возьми! Дата-станы спряли для нас словарь, обладающий необходимой полнотой. Как только мы сделаем шаг за черту, все мелкие детали и упущения станут явными, и мы получим всю нужную информацию. Я не собираюсь откладывать в долгий ящик и дожидаться, пока нам еще что-нибудь сможет помешать. Этот Слайт, например, или Рейвенор, если он все еще жив. Надо приступать прямо сейчас.
      — И снова говорю вам, что я возражаю, повелитель, — произнес Трайс.
      — Все! Хватит топтаться на месте. Завтра ночью мы приступим к первому акту Энунциации. За работу. Подготовьте мессы. Сделайте то, что можете сделать.
      Трайс отвел взгляд в сторону:
      — Как скажете, сэр.
      — Орфео, — произнес лорд-губернатор, — почему бы вам не навестить меня в моих покоях? Думаю, нам есть о чем побеседовать.
      — Да, повелитель. Я с нетерпением жду этого.
      — Как только у вас появится время. Мои охранники покажут вам дорогу.
      Баразан удалился. Трайс прожег Куллина взглядом, но Орфео спокойно опустился на диванчик и протянул руку к своему бокалу.
      Жадер вихрем вылетел из комнаты, и Ревок последовал за ним.
      Лейла Слейд подождала, пока комнату покинет и Моникэ, а затем присела на корточки возле дивана, на котором сидел Куллин.
      — Я так ничего и не поняла, — прошептала она. — Как все прошло?
      — Хорошо, Лея, — сказал Куллин. — Пару раз мне, конечно, пришлось блефовать. Но, думаю, нам ничто не угрожает.
      — Они купились на вашу историю о Слайте?
      — Да, купились.
      — Но Слайт?…
      — О, он куда более могуществен и опасен, чем они могут вообразить. Но, расскажи я им об этом, они запаникуют. А мы тогда не получим того, что хотим. Мне нужно удержать их под контролем. Проследить за всем до конца. Только так я получу причитающееся. И поверь мне, Лея, в этот раз нам причитается нечто особенное.
      — В самом деле? — Она нахмурилась. — Ты про эту Энунцию?
      — В этом слове заключается куда больше, чем ты можешь представить, Лейла. Я сделаю тебя богиней.
      — Это мне нравится.
      — Оружие подготовлено?
      — У меня, — кивнула она, — шесть заклятых хукторов в обойме. Это те самые, которые вы подготавливали все последние месяцы.
      — Отлично.
      — И теллурический камень. Он в коробочке у меня в кармане. На большее не было времени.
      — Этого должно хватить, Лея. — Куллин поднялся с дивана. — Да и сам я приберег несколько фокусов. А теперь давай воспользуемся приглашением лорда-губернатора.
      — Вы уверены?
      — Да. Потому что он расскажет нам все об Энунции. К тому же его амасек должен разительно отличаться от того дерьма, которым нас здесь потчуют.
      Южные стеки Петрополиса разрастались настолько стремительно, что уже простерлись над заливом, и нижние уровни опирались на облепленные илом полузатопленные пирсы, образуя район, известный как Разливы. Это были темные, провонявшие катакомбы, расположенные на глубине сорок восьмого уровня от поверхности. Водная гладь так давно была погружена в непроницаемую тьму, что во мраке развились специфические живые формы — слепые и, как правило, альбиносы. От почерневших труб поднимались вредоносные испарения. На каменных пирсах и опорах выросли люминесцентные грибки. На поверхности запруд хлюпал слой гнили.
      Кыс всплыла, задыхаясь, но тут же снова ушла под воду. Через некоторое время она снова появилась на поверхности, сделала отчаянный вдох и закрутилась, пытаясь найти Ануэрта в этом черном супе.
      Как только они рухнули в воду, Пэйшэнс задействовала катапульты.
      — Шолто? Шол… улп… Черт! Шолто?
      От тонущего флаера поднимались пузыри. Волосы липли к лицу Кыс, вымокнув в смердящей воде. Она огляделась вокруг. Не было ни единой металлической птицы. Тишина была бы абсолютной, если бы не плеск воды. И ее голос.
      — Шолто?
      — Мамзель? — Ануэрт скорее выплюнул это слово, чем произнес, выскакивая на поверхность в ореоле пузырей.
      — О Трон! Я уж думала, что вы утонули!
      — Я обязан это сделать, — пробулькал Ануэрт. — Не могу плавать…
      Он скрылся под водой.
      Кыс взмахнула руками и нырнула за ним. Кожу щипало от кислоты, растворенной в воде. Пэйшэнс отбуксировала капитана до ближайшего, заросшего мхом кирпичного мола и втащила Шолто на платформу.
      — Ануэрт? Ануэрт? — Кыс надавила ему на грудь и вдула воздух ему в рот.
      Он оставался неподвижен.
      — Ануэрт! — Она снова надавила и прижалась к нему губами, с силой выдыхая.
      Он захрипел, и она перевернула его на бок. Изо рта Шолто хлынула речная грязь.
      Кашляя и отплевываясь, он посмотрел на Кыс.
      — Птицы? — произнес он.
      — Да, мать их, птицы!
      — Как я возжелаю это, большинство птиц не умеет плавать, — сказал он.
      Когда до Пэйшэнс Кыс дошло, что же он сделал, она зашлась в хохоте. Эхо разнесло ее смех по темным пещерам разливов.
 

      — Как поживаете? — спросил Белкнап.
      — У вас медицинский спирт есть? — ответил вопросом на вопрос Фраука.
      — А зачем он вам? Промыть царапину на голове? — произнес Белкнап.
      — Нет. Просто выпить хочется, — усмехнулся Фраука, прикуривая лхо-папиросу.
      Белкнап спрятал нас в гараже через улицу от той берлоги, которую использовал в качестве операционной. Жилище было бедным, зато располагалось в труднодоступном районе. Даже в столь поздний час на грязных улицах раздавались громкие, хриплые крики. Пьяные вопли завсегдатаев таверны, разборки банд в соседнем переулке, завывания торговцев нелегальным товаром, расставивших свои лотки возле костров в бочках.
      Карл похромал ко мне. У одного из этих торговцев он приобрел мобильный вокс, при помощи которого связался с Карой и Нейлом.
      — Оба уже едут.
      — Что ты им рассказал?
      — Только объяснил, куда направляться, — произнес он. — Ни одному из них не удалось ничего узнать о Пэйшэнс.
      — Иди, отдохни немного.
      Я парил возле Заэля. Белкнап уложил мальчика на потрепанную кушетку. Глаза Заэля были все еще открыты. Он не издал ни единого звука и ни разу не пошевелился с тех пор, как я обнаружил его в таком состоянии в комнате Карла.
      — Физическое состояние хорошее. Всего несколько царапин. Но он пребывает в шоковом состоянии, — произнес медик. — Оно вызвано сильным испугом или травмой.
      — Весьма вероятно, — ответил я. — Эта ночь была… тяжелой.
      — Лучше всего будет оставить его на какое-то время, — посоветовал Белкнап.
      Я согласился, хотя в глубине души считал, что наш добрый доктор ошибается. Возможно, лучше всего и безопаснее всего было бы казнить Заэля Эффернети прямо сейчас, пока он пребывает в этом состоянии. Существовала очень высокая вероятность того, что в Заэле во время нападения псайкеров пробудился Слайт, что латентные варп-способности мальчика были активированы этой атакой. Мне и прежде доводилось это видеть: под воздействием экстремальных ситуаций люди неожиданно проявляли прежде неведомые им псионические силы. Когда в него вцепились клыки троих или даже четверых псайкеров-убийц, хрупкий рассудок Заэля рухнул, и на его место заступило что-то иное.
      И это было что-то кошмарное. Едва родившись, оно, судя по всему, сумело уничтожить троих псайкеров. Более того, оно играючи передало мне часть своих сил, помогая в сражении с Бронзовым Вором. Вот откуда черпала свои силы моя бездумная ярость.
      Божья Братия угробила несколько лет на то, чтобы расчистить путь для демона Слайта. Мой наставник Эйзенхорн был вынужден совершить путешествие через весь сектор только затем, чтобы предупредить меня. Слайт представлял чудовищную угрозу безопасности Империума, и я, или же кто-то из моих спутников, укрывал его в себе.
      Я понимал, что должен убить Заэля прежде, чем тот придет в себя.
      Но были у меня и основательные причины не поступать так. Во всяком случае, не так запросто. Во-первых, и это самая человечная причина, я не испытывал особой радости при мысли об убийстве спящего ребенка, основанном исключительно на косвенных свидетельствах. Существовал, хоть и незначительный, шанс, что он невиновен.
      Во-вторых, я так и не смог обнаружить в нем ни единого следа варпа, если не считать туманного отголоска провидческого дара. А, кроме того, существовала и третья причина. Несформировавшиеся таланты Заэля были очень редки и слишком пассивны. Зеркало, индуктор. Только поэтому я и не казнил его и не отправил на Черный Корабль в первый день нашего знакомства. Его зарождающиеся таланты обладали огромной ценностью, они могли принести огромную пользу Империуму Человечества. Но таланты эти не были активны.И мне казалось весьма маловероятным, чтобы пассивный дар мог стать колыбелью для демона. Подобные твари с неизбежностью проникали в наш мир через сознания, оскверненные одержимостью, жадностью, психозом или мощными, активными силами псайкера. Например, как в моем случае. Его имя, его странные, обезоруживающие поступки, его пугающий дар… Заэль Эффернети явно представлял для нас опасность. Слишком явно.
      Но я решил сдерживаться до тех пор, пока мне не представится возможность изучить его. Если, конечно, представится. Я был слишком многим обязан Заэлю, чтобы отринуть презумпцию невиновности.
      И конечно же, существовала четвертая причина. Если Слайт скрывался в глубине сознания коматозного мальчика, если Слайт был действительно настолько могуществен, как я предполагал, то приставлять оружие к голове Заэля было бы очень, очень неумной затеей. Столь скоропалительный поступок мог бы навечно поселить демона в нашем мире.
      Пока что Заэль спал. И если Слайт таился в нем, то, по крайней мере, сейчас, он тоже спал.
      — Сэр? — Это был Карл. — Наконец-то хорошие новости. Только что звонил Нейл. Говорит, ему удалось связаться с Пэйшэнс. Она позвонила ему с общественного вокса в общем блоке L.
      — Общем блоке L?
      — Судя по всему, ей пришлось побывать в плену. С Кыс все в порядке, хотя ей и ввели какой-то препарат, ограничивающий ее псионические силы. По этой причине мы и не могли ее найти. Пэйшэнс уже направляется к нам. Надо полагать, у нее есть для нас важная информация.
      — Энунция, — произнесла Пэйшэнс Кыс. Повисло напряженное молчание.
      — Ты уверена? — спросил я.
      — Когда Молох пытался найти ее, я вместе с ним совершила путешествие до самой Зенты Малхайд. Он не рассказывал мне многого и не делил со мной этого знания, но мне известен ее запах, ее привкус. Министерство Трайса занимается разработкой словаря Энунции.
      Хотя мысль эта и была пугающей, но многое ставила на свои места.
      — Мне кажется, что они прорабатывают ее понемногу, постепенно, — сказала Кыс, — выискивая по одной морфеме зараз. Они не расшифровывают их, считывая с какого бы то ни было археологического объекта или древнего манускрипта. Они сплетают их из известных основ нашего собственного языка.
      — Ты хочешь сказать, случайным образом? — засомневался Тониус.
      — Да, — кивнула Кыс. — Они берут основные языковые формулы, основные знаки, буквы, стили письма, слоги, цифры, основы счисления, этимоны и корни слов, синтаксис и грамматические структуры, разрушая их до минимальнейших элементов дафонем и морфем, которые затем перекомбинируются случайным образом, образуя все мыслимые перестановки.
      — Перекомбинируются? — фыркнул Нейл.
      — Всеми возможными способами, — сказала Кыс. — Их шифруют, дешифруют, транслитерируют, делают подстановки. Они прогоняют этот сырой материал через анаграммы, акростихи, панграммы, даже рифмуют их, черт возьми. На самом базовом уровне они поочередно перебирают морфемы, составляя из них всевозможные комбинации. И время от времени получают результаты. Таким образом они обретают очередной элемент Энунции, который могут идентифицировать и добавить в… Короче говоря, мне кажется, что они создают букварь.
      — Очень напоминает сборку мозаики, — произнес я. — Чем больше фрагментов они находят, тем проще им становится ставить на место и остальные.
      — Постойте, постойте! — воскликнул Карл, вскакивая на ноги. — Я понимаю, о чем ты говоришь, но это очень трудоемкий процесс. Исключительно трудоемкий! Одно только составление информационной базы и создание всех возможных случайных перестановок заняло бы несколько тысяч лет!
      — Но это могло быть сделано, — сказал я. — Вспомни старую шутку о бесконечном количестве обезьян, севших за бесчисленное множество скрипторов. С какой вероятностью они создадут полное собрание сочинений Вейтена?
      — Ага, — посмотрел на меня Карл, — только не стоит забывать, что этого всего лишь шутка.
      — Может, бесчисленного множества обезьян у них и нет, — произнесла Кыс. — Но как насчет всех сил Администратума столицы субсектора? Как насчет миллионов писарей, которым с Оплавленных Миров доставили еще по крайней мере пять миллионов когитаторов? А шестьдесят центральных дата-станов?
      — Шестьдесят… — выдохнул Карл.
      — Так все представляется более вероятным, я права? — улыбнулась Кыс. — И большинство этих бесконечных обезьян не имеют ни малейшего представления о том, чем они занимаются. Эти люди как роботы обрабатывают то, что ложится на стол перед ними. Да, конечно, время от времени кто-нибудь из них неожиданно обнаруживает или создает какой-либо компонент Энунции, но надсмотрщики из министерства тут же затирают следы.
      — Что ж, это объясняет, почему та информация, которую вы мне посылали, не имела никакого смысла, — сказал Карл, — а затем спалила мои машины. Должно быть, потому они и используют загрязненные варпом когитаторы. Наверное, те более устойчивы к воздействию этого материала.
      — Или же более чувствительны, — сказал я.
      — У меня, если это может быть, есть вопрос.
      Мы оглянулись. Ануэрт, с тех пор как пришел вместе с Кыс, сидел в углу комнаты, а Белкнап промывал и перевязывал его раны. В очередной раз мне захотелось извиниться перед ним за то, что ему пришлось все это вынести из-за меня.
      — Чем, превосходя к вопросу, — сказал он, — является эта Энунция? И прошу вас, сэр, не затмевайте меня, пытаясь убрать мой нос из ваших дел ради моего же блага.
      От этих слов я вздрогнул и развернулся к нему.
      — Капитан, Энунцией ученые древности окрестили утраченный язык, существовавший еще до возникновения человечества. Его происхождение может иметь отношение либо напрямую к варпу, либо восходить к каким-то древним и великим расам, некогда обитавшим в нашей Вселенной. Мы иногда натыкаемся на осколки этого языка. Нам неизвестно, для чего он был создан изначально и как именно использовался. Возможно, именно в нем кроются истоки искусства, которое сейчас мы назвали бы волшебством. Проще говоря, язык был орудием, инструментом. Властью одних только слов материю реальности можно изменять, преобразовывать, управлять ею, перекраивать по собственному желанию. Это фундаментальное средство созидания.
      — Или разрушения, — добавила Кыс.
      — Тот звук, который вы издали, — обратился Ануэрт к Пэйшэнс. — В камере. От которого нашему тюремщику стало неуютно. Это была Энунция?
      — Совсем незначительный ее фрагмент, практически лишенный смысла, — ответила Кыс. — Но, да, это она.
      Ануэрт немного пораздумывал.
      — Всю свою жизнь я переворачивал слова, но до сих пор ни единая остроумность из них не заставляла человека тошнить.
      — Ну, я бы не был столь категоричен… — усмехнулся Нейл.
      — Откуда вы узнали? — спросил Ануэрт.
      — Мы и прежде сталкивались с этим, — ответил я. — Несколько лет назад мы преследовали еретика по имени Молох. Он пытался собирать Энунцию, организуя ксеноархеологические экспедиции, чтобы выучиться рудиментарным командам. Пэйшэнс внедрилась к нему и помогла выследить его. Молох был убит.
      — Молох обучался в Когнитэ, — сказала Кыс. — Не стоит ли обеспокоиться тем, что и в этой драме замешаны люди с теми же связями?
      — Мы должны держать это в уме, — сказал я. — Либо агенты Когнитэ снова пытаются заполучить Энунцию, либо мы столкнулись с прямым продолжением работы Молоха.
      — И что Трайс или его тайные хозяева будут делать с Энунцией, когда получат ее? — спросил Нейл.
      — Думаю, — сказал я, — все, что пожелают.
      В дверь позвонили.
      — Открою, — произнес Фраука, поднявшись и затушив папиросу. — Ох, подвязки и крепкие белые ягодицы.
      На него оглянулись все, даже Белкнап.
      — Простите, просто прочитал вслух, — сказал Фраука, откладывая информационный планшет. — Ах, эта сила слов.
      За дверью оказалась Кара — последний представитель моей команды, добравшийся до общего блока J. Она появилась в сопровождении брюнетки с милыми чертами бледного и усталого лица.
      — Это Мауд Плайтон, — сказала Кара. — Младший маршал Магистратума.
      — Отдел расследований особых преступлений, — сказала Плайтон, с подозрительным видом косясь на мое бронированное кресло.
      — Рейвенор, — ответил я, спроецировав инсигнию.
      — Судя по всему, Мауд единственная выжившая из своего отдела, — сказала Кара. — Несколько дней назад они кое-что случайно обнаружили, и эта находка доставила министерству такие проблемы, что ему показалось проще ликвидировать сотрудников отдела. На жизнь Мауд тоже покушались. Ее престарелый дядя погиб при этом.
      — Мне очень жаль, что так произошло, — сказал я. — Не могли бы вы рассказать, что именно представляла собой находка.
      — Конечно, — ответила Плайтон, вынимая из-под мышки папку с бумагами. — На то, чтобы все объяснить, уйдет некоторое время. Открытие было сделано в старой ризнице, примыкающей к великому темплуму…
      — В общем блоке А, — закончил я за нее. — Это случайно не то место, где вы встретились?
      Кара одарила меня озорной усмешкой.
      — Заэль, значит, тебе подсказал? Ну и ну…
      — Кара, маршал Плайтон, мне не терпится услышать все, что вы собираетесь мне рассказать. Но сначала, Кара, я должен поговорить с тобой о Заэле. И Зэфе.
 

      Самый великий день в жизни Жадера Трайса начался рано. Он годами приучал свои тело и разум не нуждаться более чем в трех или четырех часах сна, но в эту превосходную ночь ему удалось урвать только один. Его личная прислуга разбудила его в три, когда над городом все еще висела ночь и до рассвета оставалось еще четыре часа.
      Слуги включили свет в его апартаментах, помогли Трайсу умыться и одеться, принесли ему завтрак. Согласно написанным для самого себя инструкциям, он принял ванну без ароматических масел и солей и облачился в простое темно-серое платье. Он не стал надевать ни колец, ни перстней, никаких отличительных знаков, говоривших о его статусе или благосостоянии. Исключение он сделал только для великолепного карманного хрона. Потом ему предстояло расстаться и с ним, но пока что остается необходимость тщательно следить за временем.
      В этот раз за завтраком ему пришлось обойтись без привычного кофеина, свежевыпеченных сладких булочек и джема. Слуги принесли ему несколько спелых фруктов, чай и пшеничные бисквиты.
      Он поел без особого энтузиазма и, вчитываясь в список предстоящих дел, принесенный ему сенешалем, осознал, что чувствует себя совершенно подавленным. Об этом дне он мечтал более двадцати пяти лет. Пятнадцать лет продумывал, а потом еще десять усердно работал над реализацией планов.
      Трайс гордился тем, с какой точностью, выдержкой и внимательностью он все это сделал. Без этих навыков ему бы ни за что не подняться до чина главного управляющего и не удержать всю ситуацию под контролем. Первый акт Энунциации. Начало ритуала Восхождения.
      Жадер дотошно просчитал каждую мелочь, учитывая даже фактуру ткани, использованной для пошива одежды. В этот раз все очень сильно отличалось от тех шабашей и спиритуалистических сеансов, которые он с друзьями по Когнитэ устраивал, учась в школуме. В этот раз цена ошибки была непредставима. Гармония должна быть абсолютной.
      И вот, после всей этой мучительной подготовки, планирования, самодисциплины, ему приходилось действовать сломя голову. Диадох проявил неподобающую поспешность! Это неправильно! Когда работа над словарем близка к завершению, зачем рисковать, столь беспечно пытаясь ускорить начало первого акта Энунциации?
      Трайс проглотил последний кусочек фрукта, а затем встал и направился к резиденции Диадоха, надеясь уговорить его подумать еще раз. Должен же он прислушаться к доводам разума?
      Нет. Конечно нет. Спорить с Диадохом было бессмысленно. Как только повелитель принимал решение, ничего уже нельзя было изменить. А теперь еще и этот проклятый посредник, сладкоголосый Куллин, завладел слухом Диадоха. Куллин был «ускорителем». Самый характер его профессии заключался в том, чтобы все случалось как можно быстрее и самым прямым способом. Орфео Куллин, без сомнения, очень умен, но в случае с Энунциацией нельзя следовать по пути наименьшего сопротивления. Здесь нельзя торопиться, нельзя давить, нельзя ускорять.Их случай был слишком сложным и запутанным для этого.
      Спустя сорок пять минут после пробуждения Трайса к губернаторскому дворцу прибыл военный пинас полковника СПО Юстиса Майорис, сопровождаемый четырьмя боевыми лифтерами. Он прибыл прямо от наблюдательного поста СПО, космического форта Луперкаль, находящегося на геостационарной орбите над Петрополисом. Полковник был в полной униформе и нес прикованный к запястью чемоданчик с документами. Секретисты сопроводили его в покои главного управляющего.
      Ревок лично провел человека внутрь и стоял рядом, пока полковник представлялся.
      — По вашему распоряжению прибыл, мой лорд, — объявил офицер, опуская кейс на пол и вскидывая руки в знамении аквилы.
      — Император храни, — ответил Трайс, поднимаясь. — Доброе утро. Вы получили отчеты со станций слежения за погодой и глобальные пространственные параметры?
      — Да, лорд. Как и приказано, прогноз от полуночи, экваториальный, на тридцать шесть часов. Пространственные параметры рассчитаны дежурными офицерами станций Луперкаль, Фрейлис, Антропи и Каскин и триангулированы астропатами военно-космических флотилий Цакстона, Ленка, Танкреда и Гудрун. В дальнейшем эти результаты были подтверждены Адептус Астрокартографус, станцией дальней связи на Кобише, большим радарным пунктом на Высотах Локмора и обсерваторией Кристофа Картеня.
      — Степень погрешности?
      — Две десятитысячные, сэр.
      Трайс кивнул. Полковник поднял кейс, ввел код и протянул главному управляющему небольшую желтую дата-карту.
      — Благодарю вас, полковник.
      — Спасибо, сэр. — Офицер отсалютовал и вышел из комнаты.
      Трайс снова сел и вставил дата-карту в когитатор, стоявший возле его стола.
      Экран загорелся, и по нему побежали данные. Это был подробный отчет о сидерическом выравнивании Юстиса Майорис: положение планеты в пространстве описывалось с предельной для имперской науки точностью. Трайс стал прокручивать текст, изучая развитие относительного участка на протяжении тридцати шести часов. Затем он наложил на эту информацию погодные сводки и проверил снова.
      — Проклятье! — наконец прошептал он.
      — Что-то не так? — спросил Ревок.
      — Нет, — ответил Трайс. — В том-то и беда. Позиционные колебания идеальны, погода также соответствует нашим целям. Более того, этому временному периоду соответствует третичный уровень выравнивания. Очень хорошее совпадение. Фазовое распределение почти вторично. Боги! Всего неделю назад данные на эту ночь предупреждали о просто чудовищном выравнивании. Но теперь, когда мы ввели истинный центр, все…
      — Идеально? — предположил Ревок.
      — Идеальное соответствие возникает раз в шестнадцать тысяч лет, Торос. Почти идеальное- раз в пять веков. Мы понимали, что такой степени выравнивания нам не дождаться. По старым вычислениям неплохиеусловия должны были сформироваться к фестивалю Середины Зимы. А теперь выходит, что приемлемоевыравнивание возникнет уже сегодня. В восьмом часу с точностью до шести минут. Тебе это странным не кажется? Такое ощущение, будто он все знал.
      — А может быть, он действительно знал? — сказал Ревок.
      — Может быть… — эхом откликнулся Трайс.
      — Не понимаю, что вам не нравится, — произнес Ревок. — Если уж эта ночь так хорошо подходит, почему вы разочарованы?
      Трайс извлек желтую карточку из машины и поднял ее перед собой.
      — Я надеялся, что предзнаменования будут плохими, мой друг. Будь это так, мне, возможно, удалось бы убедить Диадоха отложить ритуал. Он принимает факты и никогда не спорит с ними. Это была моя последняя надежда. Но прогноз хороший. Поэтому я ничего не могу поделать.
      — Вы действительно надеялись на отсрочку?
      — Да, Торос, — кивнул Трайс. — Очень надеялся. Все произошло слишком быстро, слишком поспешно…
      — Но все уже готово, сэр.
      — Конечно! И это именно моя заслуга! Но я так долго просчитывал этот момент. Так долго, так тяжело… А теперь меня самого предупреждают в последнюю секунду, заставляя носиться сломя голову.
      Ревок опустил взгляд.
      — Мне грустно слышать это, сэр. Очень тяжело видеть ваше разочарование. Возможно, мне стоит поговорить с Диадохом от вашего имени?
      — В этом нет смысла, Торос, — улыбнулся Трайс. — Первые из моих запечатанных конвертов с приказами уже вскрыты, верно?
      — Да, сэр.
      — Первые церемонии уже в стадии реализации?
      — Да, сэр.
      — Значит, камень уже покатился, и горе тому, кто встанет на его пути. Даже если это главный управляющий. Позволь мне, пока еще не слишком поздно, поблагодарить тебя за твою преданность. Потом мне может не представиться такого шанса.
      Ревок почувствовал себя неловко.
      — Спасибо, сэр, — сказал он.
      Трайс поднялся и бросил желтую карточку Ревоку. Торос ловко поймал ее.
      — Это понадобится геометристам. Убедитесь, что информация внесена во все элементы. Восемь часов плюс-минус шесть минут. С этого момента министерство переводится в состояние готовности «дельта».
      Если уж нас вынуждают действовать сейчас, то все должно быть сделано идеально.
      — Да, сэр.
      — Начинайте мессы.
      — Уже начали, — ответил Ревок.
      По всему улью в предрассветном сумраке зазвонили колокола храмов, созывая верующих к молитве. Большинство святилищ заполняли обычные сонные посетители, пришедшие по привычке или обязанности. Но этим утром в девятьсот девяносто девять городских храмов пришли граждане, которые проснулись и приготовились к службе за несколько часов до рассвета.
      В течение трех с половиной лет секретисты проводили тайные мессы в этих девятистах девяноста девяти церквях. Внешне прикрываясь имперской символикой, эти службы представляли собой тщательно просчитанный и хитроумный процесс приведения людей в надлежащее состояние. Для этого использовались разнообразные методы, далеко не последним из которых была тонкая настройка колоколов, чей перезвон содержал в себе зов, совращавший сознание прихожан. Первые несколько месяцев секретисты проверяли паству, тихо избавляясь от всякого верующего, который на биометрических проверках показывал себя невосприимчивым или несоответствующим. Затем священнослужители, отвечающие за мессы, начали встраивать в свои службы гипнотический подтекст, используя зашифрованные формы Энунции, принуждая прихожан к абсолютному повиновению. Ни один человек из пришедших на молебен не мог даже заподозрить, что мессы, в которых он принял участие, не имели никакого отношения к Имперскому Кредо. Этим утром никто из оказавшихся в девятистах девяноста девяти храмах даже не моргнул, когда священнослужители развернули свои триптихи, где изображались отнюдь не Бог-Император и его святые, а яркие психоделические символы Энунции. Как никто не вслушивался и в произносимые на самом деле слова.
      И при этом прихожане, подпавшие под это влияние, не были бедными, необразованными людьми. Многие из тайных месс проводились в храмах, обслуживавших граждан знатного происхождения. Аристократы, академики, адвокаты, педагоги, торговцы, судьи, государственные служащие. В особенности стоило упомянуть храм Святого Пиломеля, излюбленное место Официо Инквизиции планеты, которое посещали более сотни дознавателей, истолкователей и прочих служителей ордоса. Это в особенности восхищало Диадоха — это позволяло не задаваться вопросом, как им избавиться от внимания Инквизиции на время подготовки к Энунциации. К тому же только ввиду географического положения этого храма Инквизиция не только самостоятельно заткнула себе рот, но и превратилась в активного участника процесса. «Вселенская ирония», как определил это Диадох.
      Расположение девятисот девяноста девяти выбранных храмов было далеко не случайным. Для того, чтобы понять это, необходимо было провести через них прямые линии на карте Петрополиса, которые оказались бы точными, невидимыми осями городской планировки. На первый взгляд улей напоминал бесформенное, беспорядочное нагромождение, лабиринт пересекающихся улиц и перекрывающихся административных округов. Но стоило провести линии так, как были они прочерчены на сверхточной карте на полу Зала Воплощения, как город обретал симметрию.
      Линии обнажали его запланированное и изящно реализованное совершенство. Показывали, что Петрополис — это не нагромождение домов и магазинов, а огромный и сложный механизм.
      Трайс в очередной раз сверился со своим карманным хроном. До восхода солнца теперь оставалось только шесть минут. Последние тридцать пять минут он проводил заключительный инструктаж оперативных групп. Вначале он переговорил с командой из восьми секретистов, которые должны были вылететь сразу после рассвета в Карбонополис, второй по величине город Юстиса Майорис, огромный улей возле Южного полюса. Там в течение дня им предстояло установить и взорвать несколько устройств и распространить дезинформацию, предупреждающую о культе, готовящемся совершать систематические нападения. К ночи там уже будет введено чрезвычайное положение, и Карбонополис станет зоной особого внимания для СПО, гарнизонов Имперской Гвардии и Военно-космического флота. Отвод глаз должен приобрести просто грандиозные масштабы.
      Затем Трайс проинформировал руководителей технических отделов министерства, задача которых состояла в том, чтобы перехватить средствами когитации, дигитации и вокса все новостные передачи, аудиовещание и пикт-каналы. Некоторые требовалось отключить, другие — заставить передавать заранее подготовленные материалы.
      После этого Жадер отправился на следующую встречу, на ходу читая последние сводки, доставленные ему Ревоком. На мгновение он почувствовал себя приободренным, наслаждаясь тем, с каким изяществом воплощаются его долго просчитываемые планы.
      Все мелочи до последней становились точно на свои места.
      Но потом жгучее отчаяние вернулось. Поспешность. Глупая поспешность!
      Третий инструктаж проводился с командой из восьмидесяти секретистов, возглавляемой Толеми. Ближе к вечеру им предстояло совершить налет на центральный офис Астропатикус. Они должны были представиться сотрудниками Инквизиции, прикрываясь легендой о том, что в нападении на дипломатический дворец обнаружен след Хаоса. В каждом астропатическом центре предстояло установить высокомощные ингибиторы, благодаря чему к ночи всякая законная телепатическая активность в улье и его окрестностях будет прекращена.
      А теперь до восхода солнца оставалось всего шесть минут. По кивку Трайса Ревок открыл двери, ведущие в чертоги шифровальщиков. Перфекты — дюжина людей в длинных зеленых балахонах — уже ждали его. Они поклонились и произнесли формальные слова приветствия.
      — Они готовы? — спросил Трайс.
      Старший перфект, сухощавый мужчина по имени Маттарей, подозвал главного управляющего и продемонстрировал ему длинные ряды запечатанных аналоев, в которых лежали похожие как две капли воды диски, прикрытые глушащим полем. Их было девятьсот девяносто девять штук. К концу дня их предстояло герметично запечатать в инертные пакеты, разложить по чемоданчикам и разослать с курьерами-секретистами по девятистам девяноста девяти осевым церквям и храмам.
      — Диски проверены? — спросил Трайс.
      — По девять раз каждый, — сказал перфект Маттарей. — Все проделано с такой предельной точностью, что восемь перфектов заработали ментальные травмы. Двое скончались.
      — Услуги шифровальщиков не будут забыты, — заверил его Жадер. — Это экстраординарное достижение. Это шаг к божественному. Для всех нас.
      — Да, — поклонился Маттарей. — Какой стыд, мой лорд, что приходится делать все так поспешно. Мы не понесли бы страданий и потерь, если бы нам предоставили больше времени на завершение кодирования.
      Трайс кивнул.
      «И снова, — подумал он, — поспешность Диадоха. Чистота моего плана расстраивается его требованиями».
      В этом и таилось ядро его отчаяния. Было время, когда схема Трайса стремительно развивалась и находилась уже в стадии реализации, когда не было никакого Диадоха. Пять лет назад. Неужели это было всего пять лет назад? Всего пятью годами раньше сложная, тайная сеть информаторов и помощников Трайса вывела его на изуродованного мужчину, и так, почти случайно, начались их отношения. Блестящий интеллект и невероятные таланты этого человека были слишком нужны Жадеру, чтобы отказываться от его помощи. План тут же сделал квантовый прыжок вперед, приобретя грандиозные и величественные масштабы, о которых Трайс раньше мог разве что только мечтать.
      Так он и стал главным управляющим, а изуродованный человек превратился в Оску Людольфа Баразана, лорда-губернатора субсектора, и вместе, силой труда, гениальности и обмана, они проложили путь по сверкающей лестнице судьбы к этому дню всех дней…
      — Главный управляющий? — сказал Ревок. — Рассвет.
      Трайс словно очнулся. Солнце уже всходило, а дел было еще так много.
      — Совет офицеров ждет вас в восточном крыле, — напомнил ему Торос.
      — Уже иду, — сказал Трайс и кивнул перфектам. — Ваш труд изумляет и восхищает меня. Диадох благодарит вас за самоотверженность.
      Перфекты поклонились.
      Выходя из зала, Трайс посмотрел на Ревока:
      — Говоришь, уже рассвет? Переводи министерство в степень готовности «гамма».
      Торос достал мобильный вокс.
      — Ревок на связи. Уровень «гамма». Повторяю, уровень «гамма».
      — Эй, куда это вы направились? — сказала Кара.
      — На утренний молебен, — ответил Белкнап, надевая пальто. — Разве вы не слышали колокола?
      — Да, они меня и разбудили, — зевнула она.
      — Почему бы вам не пойти со мной?
      Кара покачала головой.
      — Нам с Плайтон надо поговорить с инквизитором за завтраком, — сказала она. — А вам действительно надо уходить?
      — Да, — очень жестко ответил Белкнап.
      — Ох. Похоже, вы очень… набожный человек, доктор?
      — Думаю, так и есть. Что-то не так?
      Свол пожала плечами. Они стояли в дверях гаража. Все остальные спали, если не считать Карла, возившегося с когитатором Белкнапа. На улицах, наконец, воцарилась тишина. Пустые улицы усеивал мусор, разбросанный минувшей буйной ночью. Немногочисленные хмурые люди спешили на работу.
      — Моя вера отталкивает вас? — спросил Белкнап.
      — Отталкивает меня от чего, доктор? — спросила она.
      Он покраснел.
      — Я хотел сказать… как пациенту, вам, может быть, неприятно разговаривать со мной о вере, пока я осматриваю вас. Иногда такое бывает, и я стараюсь сдерживаться. Все-таки моя работа — лечить, а не нести благую весть. Духовным здоровьем должны заниматься другие.
      — Меня это не беспокоит, — сказала Кара.
      — Но я почти настаивал, чтобы вы посетили храм…
      — И, кажется, ваш совет оказался полезным, — усмехнулась она.
      Доктор нахмурился, но не от обиды.
      — Я не совсем об этом. Юношей я и сам был не особенно религиозным человеком. Но то, что мне пришлось повидать на службе, а потом и здесь…
      — Патрик?
      Он покачал головой:
      — Прости. Просто мне. Кара, кажется, что тьма повсюду. В этой нашей горделивой, всемогущей Галактике царят войны, коррупция и бесчестье. Я не могу с этим смириться. Не до тех пор, пока продолжаю верить. Я верю в возможность абсолютно праведного существования человечества. И только это позволяет мне сохранять рассудок. И я действительно полагаю, что и качество, и осмысленность всей вашей оставшейся жизни значительно возрастет, если вы распахнете объятия Богу-Императору.
      — Я распахнула их, Патрик. Только не тем способом, каким это сделали вы. Доктор, вы пытаетесь спасти меня?
      — Думаю, что да, — улыбнулся он. — Во всех смыслах этого слова.
      — Тогда должна поблагодарить вас. Но прошу простить меня за то, что я пойду к спасению своим путем. Времени осталось немного, а мне надо еще кое-чему распахнуть объятия.
      На его лице проступило удивленное выражение. Кара шагнула ближе.
      — Чему, например? — спросил он с напряжением в голосе.
      Кара встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Поцелуй продолжался несколько восхитительных моментов. А потом доктор отстранился.
      — Не надо.
      — Почему? — прошептала она.
      — Потому… Потому, что я слишком этого хочу. Мне хочется прикасаться к тебе.
      — Ты уже тронул меня.
      — Да, как врач.
      — Я не об этом.
      Белкнап улыбнулся и потупил взгляд. Затем прочистил горло.
      — Не могу, Кара. Если я обниму тебя, то уже не смогу остановиться. — Он застегнул плащ и направился к двери. — Буду через час.
      — Патрик?
      — Да?
      — Ты не мог бы помолиться за упокой души моего друга Зэфа?
      — Конечно. — Белкнап вышел и закрыл за собой дверь.
      — Мамзель Свол?
      Кара оглянулась. Позади стояла Плайтон.
      — Вы в порядке? — спросила Мауд.
      Кара вытерла глаза.
      — Да. Все в порядке.
      — Хорошо. Инквизитор зовет нас.
 

      Плайтон застенчиво прокашлялась.
      — Не знаю, как у вас это принято. В смысле — в Инквизиции.
      — Ведите себя так, как привыкли, младший маршал, — сказал я.
      Она кивнула и снова прокашлялась.
      — Утром того дня, когда в дипломатическом дворце была вся эта шумиха, я получила вызов в старую ризницу, примыкающую к великому темплуму в блоке А. Там шли реставрационные работы, и один из художников кое-что нашел.
      — Кое-что?
      Плайтон стиснула зубы и втянула воздух.
      — Да. Он нашел ложный потолок. Здание очень старое, это одно из первых строений улья. Настоящий его свод оказался спрятан под поздней достройкой.
      — Внешний облик храмов постоянно изменяется, — сказал Карл, делая глоток горячего кофеина из стаканчика, принесенного Нейлом от уличного торговца.
      — Конечно, — сказала Плайтон. — Но его специально прятали. Впрочем, это не имеет значения. Художник-реставратор довел эту информацию до сведения священнослужителя, курировавшего работы, архидьякона Ольсмана. Во время осмотра истинного свода, архидьякон или совершил самоубийство, или же был убит неизвестным или неизвестными.
      — Должно быть, этот реставратор оказался первым в списке подозреваемых? — спросила Нейл.
      — Конечно, сэр, — кивнула Плайтон. — Но он настаивал, что это самоубийство. И мне тоже показалось, что это было самоубийством.
      — А она мне нравится, — сказал Нейл, оглядываясь на меня. — Она назвала меня сэром. Вы слышали, она назвала меня «сэр»?
      — О, хватить уже гундеть, — сказал Карл.
      — А почему вам показалось, что это самоубийство, младший маршал? — спросил я.
      — Потому, инквизитор, что я на них насмотрелась. Но дело не в этом. Я поднялась туда, сделала несколько снимков, осмотрелась…
      — Что вы увидели? — спросила Кыс.
      — Не слишком много, мэм, — ответила Плайтон. — Я смогла только заглянуть в дыру в фальшивом потолке и посветить туда фонариком. Там было очень темно. Но я разглядела достаточно. Настоящий свод очень красив. Очень, очень древний, расписной, прекрасный. Там были золотые фигуры, драгоценные камни, какая-то карта. Еще там был пейзаж: холмы и лес, храмы. Вокруг каждой фигуры ореол…
      — «…прекрасном, золотом месте. Какой-то пейзаж, — воспроизвел я вокс-запись. — Зеленые холмы, лес, поляна, вокруг ходят прекрасные люди со светящимися ореолами, вокруг них. Еще там были какие-то здания. Мне показалось, что они были из золота».
      — Это был голос Заэля? — спросила Кыс.
      — Да. Запись сделана прошлой ночью.
      Он рассказал видение о Каре и ризнице.
      — Но я никогда не видела свода, — сказала Кара.
      — Не думаю, что это имеет значение, — сказал я. — Похоже, подробности смешались в сознании Заэля. Он не был обучен.
      Карл фыркнул, будто сомневался в том, что теперь это станет возможно.
      — Прошу вас, продолжайте, маршал, — сказал я.
      — Как я уже говорила, мне удалось сделать несколько снимков. Я использовала их в качестве приложения к своему рапорту. А на следующий день оказалось, что вся информация по этому случаю удалена из моей базы данных, а само дело передано другому подразделению. А вскоре вся наша деятельность была заморожена отделом внутренних расследований. Нас обвинили в том, что особым отделом допущены процессуальные нарушения при работе в ризнице и, более того, нам приписали связь с покушением на жизнь главного управляющего. Нас заставили сдать полномочия и отправили по домам дожидаться допроса.
      — Весь отдел? — спросил Карл.
      — Да, — пожала плечами Мауд.
      — А потом что? — спросил я.
      — Я была уверена в том, что дело нечисто. Поэтому связалась с коллегой. Его зовут… звали… Лимбвол. До начальника мне дозвониться так и не удалось. Думаю, что он мертв. Мы с Лимбволом попытались разобраться во всем самостоятельно. Мы предположили, что ризница — ключ ко всему. А потом…
      Плайтон замолчала и отвела взгляд.
      — Простите. Об этом тяжело говорить. Потом за мной пришли убийцы и… ну…
      — Они допустили ошибку, — сказала Кара, поднимаясь и крепко прижимая к себе Плайтон. — У них был ее адрес. Они убили ее дядю и его сиделку. Мауд смогла прикончить одного из нападавших. Тогда, как в случае с Пэйшэнс, тоже использовались металлические птицы.
      — О Трон! Будь они прокляты! — пробормотала Кыс. — Не хотела бы снова с ними встретиться.
      — Как Дженни Икс, — произнес Нейл.
      — Что? — спросил я.
      — Когда мы высаживались здесь в первый раз, — пояснил Нейл, — Заэль привел меня к подпольному торговцу. Там был тот же почерк. Похоже, что птицы — любимое оружие нашего врага, когда ему требуется сохранить тайну.
      Я подкатился поближе к Плайтон:
      — Вы сможете продолжать?
      Она кивнула и улыбнулась Каре, высвобождаясь из объятий.
      — Мы с Лимбволом решили наведаться в старую ризницу, осмотреться и сделать еще несколько пиктов. Все, что мне удалось нащелкать на месте преступления в первый день, было уничтожено. Этим мы и занимались ночью. К нашему удивлению, там все просто бурлило. В ризнице что-то строили.
      — Кто? — спросил Карл.
      — Откуда мне знать, — покачала головой Плайтон. — Думаю, что министерство. Агенты министерства торговли субсектора. Как вы, возможно, могли заметить, они заправляют этим городом. Как только мы поняли, что внутрь нам не пробраться, я и Лимбвол попытались смыться. Но они погнались за нами. Они… они убили Лимбвола. Просто пристрелили. Вот так запросто — взяли и пристрелили…
      Плайтон снова зарыдала.
      — Вот тут мы с Мауд и встретились, — встряла Кара. — Кажется, мы должны поблагодарить Заэля. Нам удалось сбежать и добраться до вас.
      — Это все? — сказал Карл. — Не понимаю, какую пользу…
      — Нет, — внезапно откликнулась Плайтон, впиваясь взглядом в Тониуса. — Не все. Лимбвол сумел передать мне бумаги, прежде чем отдел был расформирован.
      Она достала помятую папку и положила ее на стол.
      — Думаю, ему пришлось глубоко копнуть, чтобы достать эту информацию… очень глубоко. Это первоначальные планы улиц, так улей выглядел в первые свои дни. Отчеты, наброски, сделанные первыми строителями и сохраненные Школумом Архитектус. А это записи первого архитектора города, человека по имени Теодор Кадизский.
      — Вы не могли бы еще раз произнести это имя? — сказал Карл.
      — Кадизский, — повторила Плайтон. — А что? Вы про него знаете?
      — Если это действительно тот самый человек, то думаю, что знаю, — сказал Карл, вспрыгивая со стула и начиная мерить комнату шагами. — Трон Златый, никогда бы не подумал, что что-то из возведенного им еще стоит.
      — Карл?
      — Сэр, Кадизский был старшим планировщиком во время первой экспансии по заселению этого региона. Он был главным советником от Администратума при лорде Руфусе Геликане, лорде Беринге Ангелусе и лорде Федрике Антимаре, и вы сами знаете, чему были присвоены их имена. Он был архитектором, городским планировщиком и геометром, полагавшим, — это следует из его записей, — что города-ульи человечества должны подражать образцу «величественной планировки небес».
      — Ты читал эти тексты? — спросил Нейл.
      — Конечно!
      — Да, в этом ты разбираешься, — улыбнулась Кыс, и Тониус с усмешкой поклонился ей.
      — Продолжай, Карл, — поторопил его я.
      Он обернулся ко мне.
      — Инквизитор, Кадизский был гением, опередившим свое время. Он разрабатывал здания, которые должны были вступать в резонанс с варпом. Он воздвиг башни, способствовавшие трансляциям Астрономикона только благодаря их архитектуре. И как впоследствии выяснилось, он был безумцем. Ордосы вначале подвергли его епитимье, а после казнили как врага Трона. Все известные его строения были разрушены и сровнены с землей.
      Карл повернулся к столу и стал перебирать бумаги из папки Плайтон.
      — А теперь мы нашли… — Волнуясь, он тяжело сглотнул. — Теперь оказывается, что весь этот улей был построен по разработанному им плану.
      — И что это означает, Карл? — произнес я. Он уставился на меня.
      — Мне нужно время, чтобы обработать эти карты. Тогда я смогу сказать точнее. Но если делать выводы по первому впечатлению, то я скажу, что Петрополис — это не город. Не улей.
      — Тониус, хватит делать вид, что ты умнее, чем есть на самом деле, — сказал Нейл, подаваясь вперед. — О чем тут можно сказать «по первому впечатлению»?
      Карл пронзил Нейла взглядом:
      — Проклятый сучонок. Твой тон действует мне на нервы. Почему ты не можешь поверить моим знаниям хотя бы один раз?
      — Вопрос остается, Карл, — спокойно произнес Фраука, поднимаясь со стула в дальнем углу комнаты. — О чем в данном случае можно сказать?
      Карл разложил бумаги на столе.
      — Петрополис рос, развивался, надстраивался, но его изначальная структура сохранилась. Оси можно проследить. Не обращайте внимания на хаотичность более поздней застройки. Вот тут, видите? И здесь. План города остался таким же, каким его, начиная строительство, создал Кадизский. Под всеми нагромождениями, которые были воздвигнуты в Петрополисе с того времени, существует симметрия, упорядоченность. Тайная география.
      — Послушайте, — сказала Плайтон, совершенно не уверенная в том, что имеет право подавать голос, но полагающая, что сейчас это необходимо. — Если Петрополис — не город, не улей, как вы сейчас сказали… тогда что это? Для чего он был построен? Что Кадизский собирался создать?
      — Инструмент, — ответил Карл. — Механизм. Духовный резонатор, который должен был заработать только после того, как будет заполнен многими миллионами людей.
      — Трон Святый!
      Все оглянулись на меня: Кара, Нейл, Кыс, Фраука, Тониус и Плайтон. Я понял, что этот возглас был моим.
 

      Огромный люк хранилища медленно раскрылся, разворачиваясь, будто цветочный бутон. Жадер Трайс и Торос Ревок вошли в прохладу и свежесть. Из темноты над их головами доносились шипение и скрежет вентиляторов.
      Они вошли в хранилище словаря, расположенное тремя этажами ниже, прямо под Залом Воплощения.
      Словарь хоть и был книгой, но внешне ничем ее не напоминал. Изогнутые страницы, напечатанные на инертном металле, были закреплены на осевом стержне так, что словарь приобрел очертания металлической сферы. Раздвинув страницы руками, будто оперение птицы, можно было найти нужную.
      Но словаря никогда не касалась рука человека. Он был подвешен в стерильном суспензорном луче, и каждую страницу вставляли в крепление с помощью серворуки, кольцо которой короной вырастало из пола. Ярко-фиолетовые считывающие лучи постоянно проверяли записи, высматривая помарки и ошибки, отслеживая любые искажения, даже столь незначительные, как случайная пылинка.
      Кроме того, ни один человек никогда не читал этого словаря. Текст дополнялся при помощи сервиторов. Лишь немногие секретисты и шифровальщики видели отдельные страницы и даже изучали конкретные последовательности. Но полностью книгу не читал еще никто. Ни единый человек не обладал необходимой для этого силой разума и воли. Пока не обладал.
      Трайс окинул взглядом слоистый металлический глобус, парящий в столбе света. К главному управляющему приблизились следящие за помещением сервиторы — неуклюжие жуки. Их корпуса, либо выкрашенные в хирургически-белый цвет, либо очищенные до металла, были покрыты печатями чистоты.
      — Все готово к транспортировке? — спросил Трайс.
      Один из сервиторов спроецировал гололитический ответ, подвижную диаграмму, демонстрирующую, как будет убрана вся западная стена хранилища, а словарь перенесется при помощи манипуляционных лучей в трюм специально оборудованного грузового лифтера.
      Трайс кивнул и повел руками по гололиту, увеличивая изображение. Затем он прокрутил запись немного назад, чтобы проверить некоторые детали.
      — Кто пилот лифтера?
      — В полном соответствии с вашими распоряжениями его оператору сделали лоботомию, — сказал Ревок. — Его действиями будут дистанционно управлять из дворца.
      — Кто ответственный?
      — Галбрейд, — произнес Ревок. — Это наш лучший пилот.
      — Скажи, тебе тоже кажется, что он прекрасен? — произнес Трайс, разглядывая словарь.
      — Да, — сказал Ревок. — Мне тоже так кажется.
      Трайс неожиданно обернулся, заслышав голоса, доносящиеся сверху. Он посмотрел в сторону наблюдательных мостков, обходивших хранилище на большой высоте. Ревок проследил за его взглядом.
      — А он что здесь делает? — требовательно спросил Трайс.
      Диадох носил свое общественное лицо. Рядом с ним стоял Куллин, разглядывая словарь и слушая монолог лорда-губернатора. Они находились слишком далеко, чтобы можно было разобрать слова, но Диадох явно разъяснял основные детали происходящего.
      Разгневанный Трайс сделал несколько шагов по направлению к ближайшей лестнице, но Ревок остановил его.
      — Ну, поднимитесь вы туда, и что дальше? — спокойно произнес Торос.
      Глаза Трайса наполнились болью, и он ничего не ответил.
      — У вас на сегодня слишком много дел, — сказал Ревок, — чтобы расходовать время на взаимные обвинения и упреки. Пусть все остается как есть.
      — Он настолько своеволен, настолько упрям. Он не выказывает мне никакого уважения.
      — Сэр, когда все только начиналось, вы были организатором и господином этого проекта, а потом сами позволили Диадоху стать его частью. Вы могли бы отказаться от сотрудничества с ним. Думаю, этого вы не сделали потому, что боитесь его.
      Трайс слегка кивнул, поджав губы:
      — Он самый опасный человек, с каким я когда-либо встречался. Как только наши пути пересеклись, избавиться от него уже не было никаких шансов. Оказалось удобнее воспользоваться его талантами и смириться с его ошибками.
      — Так вам стоит поступить и сейчас.
      Трайс снова кивнул, в этот раз более решительно, и вместе со своим помощником направился к выходу из хранилища.
      — Помните, — тихо проговорил Ревок, — это вы сделали его тем, кем он является. Вы сделали его частью этого великого проекта, сделали лордом-губернатором субсектора, сделали Диадохом, а этой ночью сделаете его богом. И только своим врагом вам нельзя его делать.
      — Неужели надо было притаскивать сюда эту тварь? — запротестовала Пэйшэнс Кыс.
      Нейл кивнул. Он поймал на крыше и убил небольшую металлическую птицу, а теперь разбирал ее на части, позаимствовав у Белкнапа инструменты и резаки. Металлические перья и хромированные механизмы лежали на отрезе белой ткани, которой Нейл застелил один из небольших столиков.
      — Думаю, нам надо разобраться, как эти штуковины работают.
      Замолкшая, мертвая, она выглядела просто жалкой. Время и дожди износили ее до тонкого серебряного скелета, с бритвенно-острыми перьями и похожим на секатор клювом. Отложения смердящей, жирной грязи и смазки наросли на стыках деталей и облепили провода.
      — Карл сказал мне, что птицы Петрополиса были приобретены основателями города у Гильдии Механикус. Как ты сам видишь, это машины. Они должны были стать дополнением архитектуры города и были запрограммированы на то, чтобы моделировать стаи настоящих птиц. Подвижное украшение городских шпилей.
      — Да, в этом он разбирается, — усмехнулся Нейл.
      — Но после того, как мы с ними столкнулись, я не могу больше воспринимать их как украшение, — сказала Кыс. — К тому же у меня возникли мрачные предчувствия на их счет после того, что мы узнали о Кадизском. Наверняка они были его идеей, как и все прочие скрытые смыслы и эзотерические конструкции, которыми он напичкал этот город.
      — Что ж, убить их сложно, — сказал Нейл. — Взгляни-ка сюда.
      Он взял щуп из нержавеющей стали, приподнял грудную клетку металлической птицы, показывая центральную часть механизма.
      — Конечно, они сломаются, если их ударить достаточно сильно, но источник энергии — он подзаряжается от солнца — и миниатюрный когитационный блок очень хорошо защищены. Они рассчитаны на вечную службу.
      — Как же ты ее убил? — спросила Кыс.
      — Я поймал ее в силки и достаточно сильно ударил. Вся суть в том, что она была одинокой маленькой дикой птичкой, присевшей подремать возле отопительных труб. Она не была частью стаи, не подчинялась чужой воле и не пыталась убить меня.
      Пэйшэнс почувствовала жалость.
      Близился день, и дымчато-серое небо было чистым. В воздухе повисло странное чувство напряженного ожидания, но Кыс была уверена, что просто накручивает себя. Карл, маршал Плайтон и инквизитор собрались возле старого маломощного когитатора Белкнапа, пытаясь разобраться в древних — и незавершенных — проектах безумного архитектора Теодора Кадизского. Неподалеку от Нейла и Кыс, на стопке старых матрацев, сидел Фраука, непрерывно смоля папиросы и читая свои планшеты. Заэль лежал возле него на небольшой кровати. Изменений в состоянии мальчика не наблюдалось.
      Белкнап уже отправился в свою операционную, чтобы начать утренний прием. В смежной комнате Кара перебирала оружие и оборудование, которое Карлу и Фрауке удалось спасти из «Дома грусти» во время поспешного бегства. Вещей осталось не слишком много, но Кыс была рада тому, что среди них оказались ее запасные кайны. Ануэрт помогал Каре. Пэйшэнс слышала, как Рейвенор неоднократно предлагал Шолто сбежать, возвратиться на корабль и избавить себя от опасности. Но Ануэрт отказался. Точнее, он был «ошеломлен оскорбляющей гипотезой». Кыс обрадовалась этому. Когда придет время, им понадобится любая помощь, а Шолто, как оказалось, обладает скрытыми талантами: пока ей удалось узнать про его верность, его выносливость и его умение пилотировать корабли. И Пэйшэнс надеялась, что где-то в глубине души Ануэрту хочется расквитаться с людьми, которые так жестоко обращались с ним и подвергали пыткам.
      Кыс подумывала выйти погулять, отойти хотя бы на несколько дворов, чтобы избавиться от тупящего поля Фрауки, и проверить, не вернулись ли ее телекинетические способности. Но события обернулись так, что на это уже не оставалось времени.
      — Лучше будет, если вы все на это посмотрите, — сказал Рейвенор.
      Нейл позвал Кару и Ануэрта из смежной комнаты, и вся группа собралась вокруг когитатора Белкнапа.
      — Теперь мы можем говорить с достаточной степенью уверенности, — заговорил Карл, — что старая ризница имеет особенное значение, поскольку именно в этой точке пересекаются все оси. Это место, которое Кадизский называл «истинным центром», точка опоры, на которой основывается весь его проект. Если Петрополис — храм, то старая ризница — главный алтарь.
      — Значит, что бы они ни планировали сделать, — сказала Кара, — они сделают это там?
      — Да, — ответил Рейвенор. — А теперь расскажи им все остальное, Карл.
      — Так вот, я провел поверхностный поиск информации по старой ризнице и кое-что нашел. Там что-то происходит. Великий темплум был сегодня закрыт без объяснения причин, а вся его территория — опечатана. Мы зафиксировали необычную активность в министерстве, в губернаторском дворце и Магистратуме. Их линии связи перегружены. В правительственных зданиях усилена охрана. Дороги, ведущие в общий блок А, перекрыты, а некоторые из систем массовой информации выключены. Доступ в воздушное пространство блока А ограничен.
      — Все должно свершиться сегодня, в крайнем случае завтра, — произнес Рейвенор, и хотя его механический голос был лишен эмоций и выразительности, по спине Кыс побежал холодок. — А это означает, что у нас не осталось времени на то, чтобы запросить подмогу, как нет его и на то, чтобы продумать сложный план действий. Придется выступать прямо сейчас и действовать по обстоятельствам.
      — Ага, — сказал Нейл. — По старинке, значит. Давайте собираться.
      Я наблюдал за тем, как они готовятся, выбирая защиту и вооружение из наших ограниченных ресурсов. Они были на взводе, были готовы к бою. И хотя нас было ничтожно мало и мы не выработали нормального плана, но действовать было куда приятнее, чем прятаться и ждать.
      Плайтон подошла поговорить со мной.
      — Инквизитор, прошу вашего разрешения на мое участие в этой операции, — сказала она.
      — Вы его получили, маршал. Я и не думал, что вы станете отсиживаться. Могу я звать вас Мауд?
      — Конечно, инквизитор.
      — Называй меня Рейвенор. Пусть Нейл обеспечит тебя всем, что потребуется. И да хранит тебя Император.
      Из памяти своего кресла я извлек заранее приготовленное сообщение, внес в него необходимые поправки и сохранил на карточку.
      — Кара?
      — Да, Гидеон?
      — Доставь это ближайшему блюстителю закона или юристу. Белкнап должен быть с ними знаком. Пусть человек, которому ты ее передашь, незамедлительно покинет пределы Петрополиса и отправится в любой крупный город, где есть астротелепатический офис. То, что содержится здесь, необходимо срочно отправить ордосам на Трациан Примарис. Я приложил все необходимые коды. Ты должна будешь хорошо ему заплатить, поэтому я даю тебе доступ ко всем нашим фондам — распоряжайся ими по своему усмотрению. Мне совершенно не важно, сколько придется потратить.
      Кара взяла небольшую карточку.
      — Уже бегу, — сказала Свол.
      Я проплыл по комнате и остановился возле Шолто Ануэрта:
      — Капитан Ануэрт, я знаю, что только впустую трачу слова, но вам незачем влезать во все это.
      Он посмотрел на меня и усмехнулся.
      — Я предпочтителен вмешаться и принести пользу. В отличие от имени, которым нагрузил меня мой старый отец, я хотел бы помниться как человек, имевший некую ценность.
      — Пусть будет так. Пожалуйста, следуйте приказам, которые отдают мои люди. Они профессионалы в том, что мы собираемся сделать.
      — В чем именно? — Ануэрт заинтересованно склонил голову набок.
      — Сунуть голову в пасть смерти, предварительно спалив за собой все мосты.
      Он рассмеялся, и я оставил его, направившись к Фрауке, сидящему в углу комнаты.
      — Вистан, ты с нами не идешь.
      — Угу, — сказал он. — Почему? — добавил через мгновение.
      — Потому, что мне нужно, чтобы кто-нибудь остался с Заэлем. Надо, чтобы за ним кто-нибудь присматривал.
      — Доктор, несомненно…
      — Мне нужен кто-то, кто достаточно хорошо понимает, что поставлено на карту и что надо делать, если он проснется прежде, чем я вернусь. Или что сделать, если я не вернусь.
      Он нахмурился и кивнул.
      — Понятно. Что ж, доктора вы об этом и в самом деле не можете попросить.
      — Если Заэль действительно тот, кем, как мы боимся, он является, у тебя самый высокий иммунитет. Его может хватить для того, чтобы сделать все необходимое прежде, чем станет слишком поздно.
      — Договорились.
      — Вистан, насколько я могу судить, он все еще остался Заэлем. Он просто невинный подросток и заслуживает нашей помощи. Но действуй в тот же миг, как только он даст повод полагать, что это не так. И если я не вернусь, выбора у тебя не останется. Риск был бы слишком велик.
      — Я понимаю, — сказал Вистан Фраука.
      — Мне необходимо добраться до ближайшей адвокатуры и найти человека, которому можно было бы доверять, — произнесла Кара, входя в операционную. — Подойдет даже залоговый поручитель, нотариус или… Что ты делаешь?
      Белкнап укладывал инструменты и пакеты с перевязочными материалами в свой черный кожаный мешок.
      — Готовлюсь, — сказал он.
      — К чему?
      — Нейл рассказал мне, что происходит. Он хотел позаимствовать у меня бинты и полевую аптечку. Раз уж вы планируете настолько опасное мероприятие, думаю, что опытный полевой медик вам не помешает.
      — Только не… — заговорила Кара.
      — Это не обсуждается, — сказал Белкнап. — Если я буду там, то смогу перевязать раненого и вернуть его в строй, а это может решить исход всей операции. Я даже не хочу думать о том, сколь многое сегодня поставлено на карту.
      Кара вздохнула. Белкнап открыл металлический шкафчик и достал какой-то предмет, завернутый в промасленную ткань.
      — Кроме того, — продолжил он, — бонусом является то, что ваш медик умеет стрелять.
      Из свертка появился старый, потертый лазерный карабин. Это была гвардейская модель, со скелетным прикладом. Белкнап оглядел его профессиональным взглядом и бросил в мешок.
      — Это все из-за того, что я тебя поцеловала? — произнесла Кара.
      — Ага, — улыбнулся Белкнап. — Судя по всему.
      Ближе к вечеру, когда упали первые капли дождя, Белкнап открыл металлические створы гаража, и «Бергман» выкатился следом за восьмиколесником. Белкнап запер гараж, а затем забрался в грузовик. Мгновение спустя обе машины сорвались с места и влились в дорожный поток.
      Из грязного окна домика доктора Фраука следил за тем, как они уезжают.
      — Что ж, теперь остались только мы с тобой, — сказал он.
      Фраука достал свой пистолет, проверил обойму и положил его на стол, садясь рядом с кроватью Заэля.
 

      — Нам пора, сэр, — произнес Ревок. — Шестой час.
      Трайс знал это. Он уже переоделся в длинный серый балахон, приготовился к ритуалу и убрал из кармана хрон.
      — Как я смотрюсь?
      — Царственно, — ответил Ревок. — Но нам и в самом деле пора.
      Плечом к плечу они покинули апартаменты управляющего и зашагали по длинному коридору.
      — Отчеты? — на ходу спросил Трайс.
      — Диадох и ритуальные шифровальщики уже на пути к ризнице. Диски разосланы по осевым храмам. Наши люди, находящиеся там, сообщают о том, что верующие уже собираются к вечерней мессе. Городские средства массовой информации взяты под наше управление, и вскоре уже начнется селективная трансляция. Астропатическая деятельность во всем улье прекращена. Агенты на местах докладывают, что кризис, организованный нами в Карбонополисе, как мы и планировали, привлек всеобщее внимание. Перфекты геометров подтверждают, что Зал Осуществления расчерчен и подготовлен.
      Они дошли до охраняемых лифтов. Дежурные стражники поклонились и отошли в сторону, пропуская главного управляющего.
      — Возникли какие-либо проблемы? — спросил Трайс.
      Издав низкий гудок, лифт помчал их сквозь этажи.
      — Небольшие проблемы с толпой в общем блоке А, — ответил Ревок. — Ничего серьезного, если не считать того, что собралось много людей. Кто-то испугался сообщений о террористической деятельности в другом городе и хотел сходить в великий темплум, чтобы помолиться. Но куда больше было просто любопытных. Мы перекрыли все подходы, но то, что там происходит нечто особенное, все равно видно за версту.
      — Как вы собираетесь с этим разбираться?
      — Я уже поговорил с Санкельсом, — сказал Ревок. — Он перебросит всех свободных маршалов из отдела внутренних расследований в охраняемую зону, чтобы усилить секретистов. Санкельс заверил меня, что мобилизовал все подразделения по подавлению беспорядков.
      — Хорошо. Это замечательно. Что-нибудь еще?
      Ревок покачал головой. Лифт остановился, и двери разошлись, выпуская их на одну из взлетных площадок на крыше здания. Роскошный бронированный флаер с гербом министерства на коротких крыльях уже прогревал двигатели. Две боевые машины сопровождения стояли рядом.
      Охранники тут же повернулись к ним. Боковой люк флаера открылся, и главный управляющий вместе с Ревоком устремился к нему.
      Они поднялись в пассажирский отсек, и стюард задраил люк.
      — Переправка словаря начнется через пятнадцать минут, — сказал Ревок.
      — Когда это произойдет, переходим в степень готовности «бета», — ответил Трайс.
      Флаер взмыл в воздух и вылетел из посадочного ангара в сопровождении двух боевых машин. Темнело, и огромный город внизу казался скоплением мрачных монолитов, усеянных россыпью сверкающих огней.
      Мы были в нескольких кварталах от великого темплума, когда стало ясно, что этой ночью должно произойти нечто важное. Яркие лучи прожекторов обшаривали небо над прилегающими к храму зданиями, а все подходы к площади были забиты людьми. Над нашими головами все чаще проносились флаеры и армейские лифтеры — они явно патрулировали окрестности.
      — Ситуация становится рискованной, — сообщил по воксу Карл.
      Он вместе с Карой и Мауд Плайтон ехал в «Бергмане».
      — Толпа растет, люди ничего не понимают, они на грани паники. Теперь мы можем видеть кордоны. Да, кордоны. Вооруженные маршалы. Контрольно-пропускные пункты. Проверяют все машины. К темплуму ближе чем на километр подпускают только технику Магистратума.
      — Принято, — сказал я.
      Я сверился с записанными в моем кресле картами территорий, прилегающих к темплуму.
      — Есть предложения?
      — Плайтон рассказывала, что вчера со своим приятелем вошла с северо-запада. Там громоздятся пристройки, богадельни и дома благотворительности.
      — Я вижу это на карте.
      — Втроем мы можем прокрасться этим путем. Во всяком случае, я готов попытаться.
      — Хорошо, — ответил я. — Только будьте осторожны и оставайтесь на связи.
      Через лобовое стекло грузовика мы увидели, как «Бергман» проезжает через толпу на прилегающую улочку и исчезает из виду.
      — А что будем делать мы? — спросил Нейл, сидящий за рулем.
      — Попытаемся войти через главный вход, — сказал я.
      — Просто спокойно подъедем к нему? — с сомнением спросила Кыс.
      — Что ж, я мог бы заставить всю эту толпу и всех маршалов, охраняющих полосу заграждения, поверить в то, что мы всего лишь грузовик Магистратума, полный бойцов, присланных для подавления беспорядков, но мне не хотелось бы слишком быстро разыгрывать псайкерскую карту и обнаруживать наше появление.
      — Если вы не можете заставить их поверить, что наш грузовик принадлежит Магистратуму, почему бы нам, в самом деле, не угнать грузовик Магистратума? — спросил Белкнап.
      — Мне нравится ход его мыслей, — сказал Нейл.
      На то, чтобы проехать задворками к северо-западному углу Темплум-сквер, ушло почти двадцать пять минут. Но Карл обладал хорошим чутьем. Эта территория пустовала. Толпы, судя по всему, предпочитали собираться в более открытых местах, наподобие широких бульваров, подводящих к темплуму.
      Плайтон провела урчащий «Бергман» по мощеному переулку, огибавшему Зал Хористов, и въехала в маленький дворик. Старые здания вокруг выглядели заброшенными и темными, хотя за ними, на юго-востоке, вечернее небо ярко освещали мощные прожектора, установленные вокруг темплума.
      Карл и его спутники вылезли из машины и в последний раз проверили свою экипировку. Плайтон была одета в черную броню Магистратума, с которой были сняты знаки отличия и инсигния отдела особых расследований. Помимо «Тронзвассе 9» она была вооружена огромным помповым ружьем, которое нашел для нее Нейл. Плайтон казалась огромной и громоздкой по сравнению с менее рослой и более изящной Карой, чью стройную фигуру защищал темно-пурпурный армированный комбинезон, поверх которого была накинута короткая коричневая безрукавка. Свол была вооружена трепещущим мечом, перекинутым за спину, и сжимала в руках болтерный пистолет.
      — Куда? — прошептала Кара.
      — Пойдем на свет, — ехидно ответил Карл.
      — Это, конечно, вариант, — произнесла Плайтон. — Но если вон там повернуть налево, мы сможем пройти мимо школы для бедняков, а затем прикрываться за стеной богадельни на протяжении всего пути до трапезной и сторожки у ворот.
      — Да, в этом ты разбираешься, — усмехнулся Карл, проверяя «Гекатер», а затем убирая его под длинный коричневый плащ, в кобуру рядом с ножнами.
      — А это что? — спросила Кара.
      Карл распахнул плащ и извлек из ножен меч.
      — Трон, откуда это у тебя?
      — Это один из парных мечей, которыми инкубула убила Матуина, — ответил Карл. — Я нашел его среди обломков прямо перед тем, как мы сбежали. Хочу воткнуть его в глотку тому, кто подослал эту тварь.
      Вслед за Плайтон они пробежали по темному переулку и свернули во внутренний дворик, освещаемый одинокой лампой. На противоположном конце переулка виднелась кольцевая дорога, огибающая внутренний круг храмового комплекса. Они увидели белые кордоны ограждения. По дороге прополз гусеничный бронетранспортер.
      — Есть кто поблизости? — прошептала Кара.
      — Да, патруль из трех человек, — ответила Плайтон. — Подождите секунду. Да, они повернули за угол. Пошли!
      Они бросились вперед, пересекли кольцевую дорогу, проскочили под белым заграждением и скрылись в узком неосвещенном переулке. Школа для бедняков была справа от них. Они поспешили дальше, прижимаясь спинами к стене. Кара подала им сигнал остановиться, когда в конце переулка появилась команда из шести офицеров в полной боевой экипировке.
      Когда они прошли, Свол дала отмашку двигаться дальше.
      Карл прикрывал тылы. Он осмотрелся вокруг и шумно вдохнул холодный ночной воздух.
      — Ночка предстоит веселая, — пробормотал он.
      Огромный черный грузовик Магистратума, рыча мотором, выехал из пустого транзитного тоннеля, и Белкнап вышел из восьмиколесника, размахивая руками.
      Грузовик остановился, не выключая, впрочем, двигателя, и из кабины высунулся маршал, огромный в своей боевой броне.
      — Что случилось? — протрещал вокс, встроенный в его шлем.
      — Мой восьмиколесник сломался. Кто-то из ваших парней приказал мне очистить территорию, но эта проклятая железяка просто остановилась. Не могли бы вы помочь? Я совсем не разбираюсь в моторах.
      Маршал махнул своему водителю и вместе с Белкнапом обошел восьмиколесный грузовик, направляясь к открытому капоту.
      — Сюрприз, — произнес прятавшийся там Нейл, выстрелив в визор маршала.
      В тот же миг в воздухе просвистел кайн, пригвоздивший водителя Магистратума к его креслу.
      — Чисто! — крикнула Кыс.
      Ануэрт выпрыгнул через заднюю дверь нашего грузовика и вскрыл для меня дверь транспортера Магистратума. Белкнап, Нейл и Кыс втащили тела маршала и водителя в нашу машину и заперли ее. Затем Патрик и Пэйшэнс спрятались вместе с Ануэртом в заднем отделении грузовика маршала, а Нейл сел за руль.
      Он нажал на газ и погнал машину по тоннелю, затем свернул на один из бульваров и пополз через толпу граждан, собравшихся возле кордона, перегородившего вход на Темплум-сквер. Еще два таких же грузовика и гусеничный бронетранспортер стояли перед нами, а маршалы раздвигали заграждение, чтобы они смогли проехать.
      — Если кто-нибудь собирался помолиться, чтобы все прошло благополучно, то сейчас самое время, — сказал Нейл, когда мы приблизились к кордону.
      К моему удивлению, Белкнап и в самом деле последовал предложению Нейла, закрыв глаза и забормотав себе под нос охранительные псалмы.
      Мы слышали, как тревожно гудит толпа за бронированными стенами грузовика.
      — Почти на месте, — сказал Нейл.
      Торопясь закрыть кордон и не дать напирающей толпе проникнуть за ограждение, маршалы махнули нам, веля проезжать следом за остальными машинами.
      Наконец мы оказались на огромной площади Темплум-сквер. После суматохи городских улиц она выглядела зловеще пустынной. Огромный темплум возвышался перед нами, освещенный многочисленными прожекторами, установленными на площади. Широкие белые лучи пронзали ночное небо, прожектора медленно поворачивались, иногда выхватывая из темноты силуэты патрульных флаеров, круживших над площадью. Вокруг темплума собралось значительное количество маршалов, экипированных как для подавления бунта. Их сопровождали какие-то люди в серых костюмах. Я отметил, что, по меньшей мере, трое из них держали на поводках боевых сервиторов.
      Маршалы со светящимися жезлами направили нас на парковку рядом с другими грузовиками Магистратума, расположившимися возле восточной стороны темплума. Там уже стояло несколько десятков машин. Нейл припарковался в дальнем конце ряда, чтобы между нами и людьми возле ворот храма оказались чужие грузовики.
      — Что у нас со временем? — спросила Кыс.
      — Почти семь тридцать, — ответил я.
      Главный управляющий выбрался из флаера и отошел в сторону, пригнув голову, когда машина снова взмыла в исчерченное лучами прожекторов небо. Ревок повел Трайса к главным вратам великого темплума мимо толпы секретистов и маршалов, внезапно взорвавшейся аплодисментами.
      — Спасибо, — улыбнулся Трайс. — Благодарю вас.
      В просторном нефе их поджидал Бонхарт.
      — Мы готовы. Все группы докладывают о стабильном положении, степень готовности «бета».
      — Превосходно, — ответил ему Трайс, поправляя свой балахон.
      — Словарь ожидается через две минуты, — добавил Бонхарт.
      — Я хочу увидеть его прибытие, — сказал Трайс. — Где Диадох?
      — Уже в ризнице, — ответил Бонхарт. — Он прошел туда сразу же, как только приземлился. Его сопровождали шифровальщики.
      — А Куллин?
      — Куллин тоже был с ним, сэр.
      Трайс повернулся к Ревоку:
      — Мне бы хотелось, чтобы ты тоже пошел со мной, Торос. Ты столько сил вложил в эту работу и должен это увидеть.
      — Я должен остаться и удостовериться… — заговорил было Ревок.
      — Все в полном порядке, — сказал Бонхарт. — Идите.
      Ревок кивнул Бонхарту и отправился следом за главным управляющим через западный вход по широкой внешней галерее к старой ризнице. Это здание также было залито светом прожекторов, чьи вертикальные лучи образовывали сверкающую клетку.
      — День всех дней, — пробормотал Трайс.
      — Это великое мгновение в вашей жизни, сэр, — откликнулся Ревок. — Кульминация.
      — Это великое мгновение для всех нас, — сказал Трайс.
      Они вошли в старую ризницу.
      Свод озаряли тысячи светосфер. Подрядчики министерства воздвигли под самым сводом круглую платформу. Ряды кресел были расставлены по краям так, чтобы сидящие смотрели внутрь круга, а в точках осуществления, в точности соответствующих тайной геометрии улья, были установлены гладкие обелиски из резонансного камня. Трайс поднялся по лестнице на возвышение и увидел, что Куллин с телохранительницей уже сидят среди старших шифровальщиков и чиновников.
      Орфео кивнул Трайсу, но тот предпочел не обратить на него внимания.
      Воздух был свеж и прохладен. Центр платформы был пуст, если не считать пучка суспензорных штырей. Вокруг расположились тринадцать шифровальщиков, избранных для Энунциации. Рядом с ними стоял Диадох.
      — Во что он одет? — прошипел Трайс Ревоку.
      На Диадохе не было ритуальных серых одеяний, которые с таким старанием разрабатывал и создавал Жадер. Вместо них на нем были платье алого бархата и длинная, просторная мантия.
      — Лорд, — произнес Трайс, приближаясь к Диадоху.
      Тот обернулся и одарил Жадера улыбкой. Он пришел, надев свое официальное лицо — лицо Оски Людольфа Баразана.
      — Жадер! Великий день подходит к своей кульминации. Разве ты не возбужден?
      — Лорд, вы должны были уже переодеться. Ритуальные одеяния…
      — Слишком серы для такого великого события. Я останусь в этом.
      — Дело не в серости, лорд. — Трайс с трудом сдерживал ярость. — Я разработал инертную одежду, чтобы она ничем, ни цветом, ни покроем, ни фактурой, не угрожала чистоте…
      — Ты слишком много беспокоишься, Жадер, — произнес Диадох. — Замолчи, наконец. Лучше посмотри туда. Словарь уже близко.
      Трайс был готов взорваться, но Ревок сжал его руку и покачал головой. Все смотрели наверх.
      Простоявший века фальшивый потолок, случайно пробитый художником-реставратором, был уничтожен. Теперь можно было рассмотреть настоящий свод.
      Истинная красота древних фресок: фигуры, окутанные ореолами, золотые храмы, идиллический пасторальный пейзаж, — на мгновение охладила гнев Трайса. Перед ним предстало совершенство. Обретенный рай.
      Именно это, понял Трайс, и привело архидьякона Ольсмана к самоубийству. Это была явная ересь. При всей красоте росписи, ляпис-лазури и сельпике, серебряных гравированных созвездиях, он был создан рукой Теодора Кадизского. И здесь не было места ни Богу-Императору, ни примархам, ни великим святым Империума. То, что изображалось на фресках и открыто утверждалось в подписях к ним, было Эдемом до грехопадения, когда самые обычные мужчины и женщины гуляли по лику Терры и были наделены силой богов. Фигуры людей окружали оккультные знаки, сливающиеся в огромную карту — зеркальное отражение узоров, которыми геометристы покрыли пол Зала Воплощения. Идеальный план расположения осей механизма улья, магические знаки и линии власти, встроенные Кадизским в его Петрополис.
      — Словарь на подлете, — произнес Ревок после того, как что-то пропищало в его наушниках.
      — Откройте люк! — приказал Диадох.
      Центральная часть купола над их головами с металлическим скрежетом раскрылась. В уши ударил рев двигателей лифтера, парящего над крышей.
      — Время? — спросил Трайс.
      — Без десяти минут восемь, сэр.
      — Объявить готовность «альфа», — сказал Трайс.
      Кара, Плайтон и Карл добрались до сторожки возле северо-восточных ворот темплума. Укутанная светом старая ризница теперь была прямо перед ними.
      — Спрячьтесь! — прошипел Карл.
      Они укрылись в тени, когда послышался рев приближающегося лифтера, отражавшийся эхом от древних стен.
      — Боги! — произнесла Плайтон, выглядывая из укрытия.
      Тяжелый лифтер поднялся над куполом старой ризницы, сверкая в лучах прожекторов. Он завис на месте, пронзительно завывая своими двигателями, и направил вниз, прямо в вершину купола, столб света.
      — Рейвенор! Рейвенор! — Карл тревожно закричал в вокс. — Начинается. Должно произойти что-то очень важное!
      Мы выбрались из грузовика Магистратума, припаркованного с восточной стороны темплума. Бояться обнаружения было уже слишком поздно. Я направил свое кресло в облет внешней стены темплума, направляясь к главному входу. Белкнап и Нейл побежали за мной. Гарлон, кажущийся огромным в своей коричневой облегающей броне, был вооружен изготовленной на заказ плазменной винтовкой. К ней Нейл прикрутил подствольный гранатомет. Сухощавый Белкнап в своем черном армейском френче и длинном, развевающемся кожаном плаще имел очень романтичный облик и больше походил на пирата или искателя приключений. В левой руке он сжимал свою медицинскую сумку.
      Кыс и Ануэрт направились в противоположную сторону, огибая темплум с северной стороны. Облаченная в облегающий зеленый костюм, с распущенными волосами, Кыс была вынуждена сдерживать шаг, чтобы коротконогий Ануэрт мог поспевать за ней. Пэйшэнс держала наготове два парных лазерных пистолета. Все четыре кайна притаились за ее корсажем.
      — Быстрее, Шолто!
      — Со всей аффектацией, я гоню с такой скоростью, с какой мои весьма укороченные члены позволяют! Я не обеспечен столь изящными ножками, как вы, мамзель!
      — Изящные ножки? — произнесла Кыс. — Вы пытаетесь польстить мне, Шолто?
      — Я верю, что что-нибудь такого формирования могло выскользнуть.
      Внезапно перед ними возникло препятствие. Люди. Маршалы и как минимум два секретиста в серых одеяниях.
      Кыс не колебалась ни секунды. Она на бегу открыла огонь из пистолетов.
      — Ануэрт! Шевелись! Начинается!
      — Итак, мы приступаем, — тоном конферансье произнес Нейл, когда нас засекли маршалы и секретисты, столпившиеся возле главного входа.
      Прятаться было уже незачем.
      — Стреляй, Нейл. Посмотрим, скольких мы сможем забрать с собой.
      Устремившись вперед, агенты нашего врага стали выкрикивать предупреждения, но, по крайней мере, один из них сообразил, что бронированное кресло жизнеобеспечения служит достаточным основанием для того, чтобы открыть огонь. Они открыли огонь. В руках офицеров из отдела внутренних расследований загрохотали помповые ружья и лазерные винтовки, к которым вскоре присоединились и пистолеты секретистов.
      — Пригнитесь! — выкрикнул я, отвечая противнику из пси-орудия.
      Мои залпы разорвались в двадцати пяти метрах от нас, в передних рядах маршалов, сжигая их броню и разбрасывая их в стороны. Я не стал замедлять движение. Заряды барабанили по броне моего кресла и рикошетили. Я чувствовал, что Белкнап спрятался позади меня, используя мое кресло в качестве щита.
      Нейл, идущий слева от меня, прыгнул, прокатился по земле и замер на коленях. Пули, предназначавшиеся ему, прошли мимо и испещрили борта транспортеров Магистратума. Гарлон открыл ответный огонь, одновременно стреляя из плазменной винтовки и подствольного гранатомета.
      На Темплум-сквер, перед великим храмом, началось настоящее светопреставление. Шаровые молнии проносились над площадью и разбрасывали во все стороны ошметки тел. Плазменные снаряды, похожие на кинжалы солнечного света, прожигали людей насквозь.
      Завыли сирены. Остановившись только затем, чтобы перезарядить гранатомет, Нейл снова побежал вперед, продолжая стрелять.
      Клубы дыма окутали главный вход. Воздух был полон рева оружия и перепуганных криков. Я скользил вперед, проплывая над изувеченными, скорченными телами.
      — Карл! — прокричал я в вокс.
      Ответа не последовало. Я слышал рев дробовиков, шипение лазерного оружия — мелодию, обрубаемую прерывистым визгом плазменной винтовки.
      Прямо передо мной из завесы густого, черного дыма, воздвигнутой снарядами Нейла, вырвались два боевых сервитора. Это были огромные хромированные псы, спущенные с цепи и готовые убивать. Розовые поисковые лучи мгновенно нашли меня.
      —  Белкнап! Ложись!
      Доктор скорчился за моим креслом, повинуясь не столько приказу, сколько его телекинетической силе, вложенной мной.
      Четыре лазерные винтовки, установленные на корпусах сервиторов, начали поливать меня смертоносным огнем.
      К счастью, Адептус Механикус, создавшие мое кресло по личной просьбе Грегора Эйзенхорна, сделали его с той же заботой, с какой собирали танки и титанов.
      Разрушительные потоки расплескались струями пламени по моему обиталищу. Боевые псы смущенно отступили назад. Но я понимал, что вряд ли кресло так же легко выдержит второй натиск.
      Я потянулся сознанием и оторвал одного из псов от земли, включая его орудия и направляя их на его приятеля. Поврежденный первыми попаданиями лазерных импульсов, второй сервитор инстинктивно начал стрелять в ответ, и боевые псы уничтожили друг друга.
      Я отпустил изувеченного сервитора, и тот рухнул на землю. По каменным плитам покатились осколки его механизма. Второй пес оказался вплавлен в кратер, образовавшийся от лазерного огня.
      Я вновь устремился вперед. Слева от меня из клубов дыма вышел и вскинул длинноствольный лазган не замеченный мною секретист. Прятавшийся за креслом Белкнап выхватил карабин и трижды выстрелил противнику в грудь.
      — Спасибо, — сказал я. — Но я бы и сам с ним управился.
      — Просто стараюсь быть полезным, — ответил Белкнап.
      Транспортировочный луч ворвался в открытый люк, и небольшая темная сфера словаря стала спускаться в старую ризницу. Стержни суспензора, вмонтированные в площадку под крышей, защелкали, включаясь и принимая вес словаря, мягко опуская его до тех пор, пока он не повис на небольшой высоте от платформы.
      Луч, бивший сверху, угас, и лифтер улетел. Люк стал плавно закрываться.
      Диадох шагнул к медленно поворачивающемуся в луче света словарю. Вокруг него собрались тринадцать секретистов.
      — Мы приступаем к первому акту Энунциации, — произнес Диадох. — Жадер, займите свое место.
      Трайс покорно кивнул и направился к креслу.
      — Время? — спросил он.
      — Восемь ноль две, — ответил Ревок.
      — Пошлите сигнал осевым храмам. Пусть священнослужители начинают зачитывать диски.
      — Сигнал послан, — ответил Ревок.
      Трайс сел в первом ряду кресел, стоящих на площадке. Ревок едва успел сесть рядом с ним, как тут же снова вскочил на ноги, прижимая ладонь ко лбу.
      — Торос?
      — Тревога, сэр. Неприятности возле главного входа. И…
      — Что еще? — прошипел Трайс.
      — Там применяются псионические силы. Очень мощные, очень яростные. Я чувствую его. Это Рейвенор.
      Трайс побледнел.
      — Иди, — прошептал он. — Иди туда. И, черт побери, прикончи его, наконец!
      Ревок торопливо спустился с площадки, выскочил из старой ризницы и побежал по галерее к великому темплуму.
      Кыс прекратила стрелять. Оказавшиеся на ее пути пять маршалов и три секретиста попытались спрятаться за северным портиком. В этом случае они были бы надежно защищены, а она оставалась бы на открытом пространстве. Но Пэйшэнс схватила их телекинезом и остановила на полушаге: испуганные, неподвижные цели. Теперь их тела устилали двор.
      Кыс оглянулась на Ануэрта. Из ствола его автоматического пистолета поднимался дымок. Шолто ни секунды не колебался, когда началась перестрелка.
      — Хорошая работа, — сказала она.
      — Я пытаюсь играть свою роль, как получается.
      Перед ними был северный портик темплума, тыльная сторона старой ризницы также освещалась прожекторами. От куполообразной крыши отчалил и стал подниматься в ночное небо ярко освещенный лифтер.
      — Похоже, мы опаздываем на представление, — сказала Кыс. — Следуй за мной.
      — Конечно, мамзель, но что это за неуютный звук?
      Пэйшэнс Кыс остановилась и огляделась. В глубине северного портика стоял человек, неистово раскручивающий над головой псайбер-манок.
      Ночь над их головами разорвал яростный лязг — это захлопали стальные крылья. Со всех зданий общего блока слетались птицы, образуя колышущийся шар Пагубы, сверкающий и переливающийся в свете прожекторов.
      — Только не снова, — пробормотал Ануэрт.
      — Шолто. Спрячься за моей спиной, — сказала Пэйшэнс Кыс. — Прячься за мной.
      Образовав узкую стрелу, металлические птицы заложили вираж, а затем спикировали вниз, готовясь разорвать Кыс и Ануэрта на части.
      Получив ранение в бедро и припадая на ногу, Гарлон Нейл развернулся и прикончил еще двоих секретистов из плазменной винтовки. Он видел врата великого темплума, окутанные дымом, основной причиной возникновения которого послужил сам. Но он больше не видел ни Рейвенора, ни Белкнапа.
      Темплум-сквер теперь превратился в полномасштабное поле битвы. Безумная ярость его нападения на маршалов и секретистов привела к панике среди и без того нервничавших людей на краю площади. На подъездных дорогах и бульварах вспыхнул полноценный бунт. Нейл понимал, что ему необходимо добраться до старой ризницы. Он похромал вперед, не обращая внимания на отдаленное эхо орудийного огня и крики, доносящиеся из темноты.
      И тут что-то тяжелое вылетело из завесы дыма и ударило его в лицо. Нейл рухнул на четвереньки, выронив плазменную винтовку.
      Бонхарт попытался ударить Гарлона по позвоночнику, но Нейл перекатился на спину, выплевывая кровь, и сумел блокировать удар. Все еще лежа на земле, он усилил захват и сломал пальцы секретиста.
      Бонхарт закричал от боли и отшатнулся назад, прижимая руку к груди. Вскочив на ноги, Нейл выхватил хостековские автоматические пистолеты и всадил восемь пуль в грудь противника.
      Секретист закачался и упал. Сжимая по пистолету в каждой руке, Нейл закружился на месте, проверяя, нет ли новых неожиданностей. Но в поле зрения не было никого… во всяком случае, никого живого. Тогда почему же ему кажется, будто…
      Словно из ниоткуда прилетел кинжал. Нападение было настолько стремительным и свирепым, что у Гарлона едва хватило времени на то, чтобы его заметить. Он отпрыгнул назад, и клинок рассек стволы обоих пистолетов.
      Нейл отбросил испорченное оружие и низко пригнулся, настороженно поворачиваясь вокруг своей оси. Моникэ, едва заметный фантом в дымном воздухе, кружила вокруг него, нанося удары зазубренным клинком. Нейл почувствовал, как один из них пробил армированный комбинезон и вспорол кожу на спине.
      Он развернулся отчаянным рывком, но фантом уже испарился. Оставаясь за спиной неповоротливого мужчины, всегда за его спиной, Моникэ готовилась нанести смертельный выпад.
      В сопровождении Белкнапа я вплыл в неф великого темплума. Это пустое и тихое место являло собой резкий контраст безумной ночи снаружи.
      — Сюда, — сказал я Белкнапу.
      Из западного коридора выбежал мужчина в сером костюме. У него были усталые желтые глаза, как два умирающих солнца. Он перешел на шаг и направился к нам.
      — Имперская Инквизиция! — объявил я. — Сдавайтесь.
      — Я знаю, кто вы, — сказал он.
      Я тоже знал, с кем имею дело. Секретист потянулся сознанием и ударил меня, заставив откатиться назад. Белкнап попытался выстрелить в него, но желтоглазый легким кивком заставил нашего доброго доктора пролететь порядка двадцати метров. Падая, Патрик сломал скамью, а затем, потеряв сознание, сполз на пол.
      —  Понеслась!- произнес я, покидая тело.
      Ревок встретил меня, не пытаясь уклониться от нападения. Он принял колючие красные очертания, имеющие вкус прокисшего вина, и прорвался сквозь мои ментальные защиты. Я отшатнулся назад, оказавшись таким же беззащитным, как мидия, чью раковину взломали за обеденным столом.
      Ощущая зловоние собственных ментальных ран, я восстановил свою броню и снова схлестнулся с Ревоком, вонзая вертела пси-энергии в его красную псионическую форму. Они утыкали его, словно перья.
      Ревок взвыл.
      От ударной волны заходили ходуном деревянные скамьи великого темплума и вылетело несколько окон. Я вогнал вертела еще глубже, превращаясь в ежа с метровыми иголками. Ревок снова закричал и вырвался из моего захвата, ломая иглы. Он взмыл под самый купол великого темплума, где принял очертания какого-то крылатого создания, смутно напоминающего летучую мышь, но для описания которого явно не хватало четырех измерений. Тварь выпустила длинные, волокнистые щупальца, которые хлестнули по мне, сдирая впопыхах поставленные защиты и сминая края моего сознания. В отчаянной попытке укрыться от удара, я приобрел форму отточенного клинка и устремился сквозь хлещущие по мне щупальца, рассекая их, пока не вонзился во влажную сердцевину «летучей мыши».
      Дрожащее тело Ревока пало на колени. Из его глаз и носа струилась кровь. Он напряг свое сознание, сжимая чуждые нашему миру очертания «летучей мыши» до крошечной красной точки, а затем разворачивая ее в сложную геометрическую фигуру. Фигура эта начала множиться и заполнять пространство своими копьями со скоростью, возрастающей по экспоненте. От плодящихся геометрических структур несло горелой кровью и старыми костями.
      Я пытался увернуться, стараясь найти место для отступления. Но они были повсюду вокруг меня. Раздался неистовый треск, и мне показалось, будто вся планета выхвачена из гравитационного поля звезды, точно плод, срываемый с ветки. Отвратительные геометрические фигуры, количество которых уже достигало нескольких сотен, стали стремительно сходиться вместе, сжимаясь вокруг моего сознания, подобно зубам фрактального дракона. Такого хищника я прежде не знал. Он не кусал, но сокрушал. Я оказался зажат между сложными геометрическими фигурами, подходившими друг к другу настолько идеально, что между ними не оставалось ни единой щели.
      От меня не останется и мокрого места, когда они сойдутся. Вырваться я мог, только прорвав реальность и устремившись к собственной гибели. Я пытался вырваться на свободу. Но не мог. Не мог.
      Кара, Карл и Плайтон проникли через северный вход старой ризницы и скорчились в тени. Из своего укрытия они могли видеть недавно установленное возвышение и кружок шифровальщиков, собравшихся вокруг медленно поворачивающейся сферы, парящей в столбе света.
      — Мы должны… — заговорила Плайтон.
      — Постойте! — воскликнул Карл. — Святая Терра! Это же губернатор Баразан!
      Диадох протянул руки к свету и раздвинул металлические страницы словаря. Он начал читать, произнося непроизносимое.
      С потолка посыпалась штукатурка. В небе полыхнула молния. Диадох изрек первые созвучия сотворения.
      Напитавшись энергией, засияли резонирующие обелиски. Промчавшись ледяным порывом, небесный белый свет озарил ризницу и протянулся непрерывными лентами по осевым направлениям города. Каждая из девятисот девяноста девяти церквей была освещена этими лучами. Священнослужители прочитали содержимое своих дисков до половины. И теперь жгучий свет образовал огненные ореолы вокруг прихожан.
      В сиянии старой ризницы Диадох перебирал страницы словаря, декламируя могущественные не-слова антиязыка Энунции.
      Он помедлил только для того, что сорвать с себя личину. Маска Оски Людольфа Баразана упала на пол площадки.
      Открылось обожженное, изувеченное, но истинное лицо Диадоха — отвратительное месиво обгоревшей мускулатуры, воспаленной плоти и черных зубов, не защищенных губами.
      Он снова протянул свои руки, продолжая перелистывать страницы металлического словаря и читать не-слова.
      Его окружил ореол. Участок за участком, его тело восстанавливалось. Плоть наползала на кости, обрастали кожей руки, будто под руками скульптора возрождалось лицо. Мясо, кожа, волосы… все преобразовывалось, становясь ярким и свежим.
      — Трон Святый! — воскликнула Кара.
      — Что? — спросила Плайтон. — Что случилось?
      — Это Молох, — сказал Карл Тониус. — Это Зигмунд, черт его дери, Молох.
 

      Кара и Тониус бросились через ризницу. Плайтон старалась не отставать от них.
      Первые их выстрелы достались секретистам, попытавшимся встать на их пути к платформе. Некоторые из сидящих зрителей начали тревожно озираться, но большинство были слишком очарованы вселенскими чудесами, происходившими в центре площадки.
      Карл первым выскочил на платформу, и его «Гекатер» засверкал. Двое из участвующих в ритуале шифровальщиков упали, и по белой платформе заструилась кровь. Свечение на секунду замерцало, и словарь тревожно задрожал.
      Молох обернулся, и внезапное раздражение сменило на его лице улыбку, когда он узнал Карла и стоящую чуть позади Кару.
      Все еще продолжая листать страницы, он составил новые не-слова, которые вначале заставили застыть, а потом и исчезнуть заряды, выпущенные из пистолета Карла и болтера Кары.
      Затем он произнес еще одно не-слово.
      Его сила ударила по ним, словно копер. Плайтон скинуло с площадки вниз. Кару подбросило в воздух и швырнуло на ряд кресел. Прежде чем потерять сознание от боли и распластаться на полу, она почувствовала, как ломаются ее ребра и ключица.
      Карл принял на себя всю силу не-слова. Его плащ и почти вся остальная одежда превратились в обрывки, а кожа вздулась волдырями. Он с такой силой ударился спиной о поверхность платформы, что продавил ее. Казалось, будто все его внутренние органы полопались, а мозг сгорает в огне.
      Карл Тониус закричал от боли и бессильной ярости. Они опоздали. Молох стал слишком могущественным, чтобы кто-нибудь из них мог его теперь остановить.
      Пагуба спикировала, и Пэйшэнс Кыс встретила ее, сжимая в каждой руке по лазерному пистолету и заставляя крутиться вокруг себя по орбите четыре кайна. Ее телекинетический дар никогда прежде не приходилось применять против настолько многочисленного и опасного противника, но она не колебалась. Лазерные импульсы метались от цели к цели. Из стаи выпадали взорвавшиеся, дымящиеся птицы. Четыре кайна ворвались в приближающееся скопление, точно ракеты класса «земля-воздух». Кыс направляла каждый из них по отдельности, безостановочно вспарывая ими то одно, то другое металлическое создание.
      Кроме того, она воздействовала телекинезом и непосредственно на птиц. Пэйшэнс заставляла их сталкиваться с такой силой, что у них отлетали крылья, а клювы вонзались в соседей, подобно железным гвоздям.
      За несколько секунд, которые ушли у Пагубы на то, чтобы добраться до них, землю усыпали помятые хромированные тельца нескольких сотен металлических птиц.
      Но их все равно оставалось слишком много, чтобы справиться с ними даже ее силой. Вскоре стая окружила их, и Кыс удерживала птиц из последних сил, продолжая стрелять и орудовать клинками.
      На ногах и руках Пэйшэнс вспыхнули болью порезы. Она услышала, как вскрикнул прячущийся за ней Ануэрт, когда одно из созданий рассекло ему руку. Затем сверкающая птица клюнула его в лоб, и капитан распластался на земле.
      Собрав остатки сил, Кыс подвывала от безысходности. Она убивала по дюжине птиц в секунду, но этого было недостаточно. Пэйшэнс почувствовала, как металлическое перо резануло ее по виску, как вонзился в фалангу пальца клюв, как хромированное лезвие распороло ее левое плечо.
      Но она все равно продолжала сражаться, стреляя в упор и рассекая плотный вихрь тел каинами.
      Затем она пошатнулась, когда проносившаяся мимо птица ударила ее по лицу. Кровь залила всю левую щеку. С отчаянным рыком Пэйшэнс ударила всей мощью своего телекинеза, на секунду откинув от себя всю стаю.
      Но только на секунду. Пагуба немедленно устремилась назад. А у Кыс больше не было сил, чтобы отогнать ее.
      Вооруженный ножом фантом нанес Нейлу очередной глубокий порез. Для человека его размеров Гарлон был очень подвижен, но этот призрак оказался куда более ловок.
      На стороне Нейла оставался только его опыт.
      Он не мог видеть своего противника, во всяком случае, недостаточно хорошо, чтобы эффективно ему сопротивляться. Поэтому он оставил попытки его разглядеть. Бывший охотник за головами закрыл глаза. И почувствовал ее.
      Он уловил сладкий аромат женского тела, указавший ему направление так же четко, как если бы он мог ее видеть.
      Моникэ бросилась вперед, готовясь вонзить клинок в печень Нейла. Но неожиданно напоролась на кулак.
      Она упала, потрясенная, постанывающая от боли, впервые напуганная. А он уже сидел на ней, прижимая к земле всем своим весом.
      Нейл стал разглядывать ее полупрозрачное тело, распластавшееся под ним.
      — Ты еще что такое? — прорычал он.
      На мгновение Моникэ сверкнула, точно зеркало, и неожиданно на Нейла уставилось точное его отражение.
      Обычно это срабатывало. Как правило, подобная выходка на какой-то момент дезориентировала противника, что позволяло Моникэ закончить работу. Нейл с интересом оглядел своего двойника.
      — Ну и дела, — сказал он, ломая ей шею.
      Секретист Фоелон, раскручивая псайбер-манок, шагал по площади к кружащемуся, точно песчаный смерч над мостовой, шару Пагубы. Стрельба внутри стаи прекратилась. Женщина и коротышка, без сомнения, уже мертвы.
      Фоелон неожиданно почувствовал, что его манок странно задергался. Он вдруг перестал обращать внимание на законы физики. Вначале попытавшись вырваться из руки секретиста, манок хлестнул кнутом и обмотался пять раз вокруг горла Фоелона.
      Секретист издал сдавленный хрип. Веревка манка натянулась, отрывая его от земли и подвешивая в воздухе.
      Пагуба взорвалась, разлетелась в разные стороны, рассеялась по площади и исчезла в небе.
      Каменные плиты, точно осенняя палая листва, устилало больше тысячи мертвых и искалеченных птиц. А Пэйшэнс Кыс продолжала стоять, хотя ее одежда и превратилась в лохмотья, а тело покрывали царапины и порезы.
      Она убрала опустевшие лазерные пистолеты и отозвала назад свои кайны, а потом уже перевела взгляд на повисшего в воздухе человека.
      Кыс отпустила Фоелона и позволила ему упасть. Затем присела возле Ануэрта. Тело капитана тоже покрывали порезы, а глаза его были мутными.
      — Надо уходить, — сказала она. Шолто кивнул и поднялся с земли.
      Поддерживая друг друга, они подошли к старой ризнице. Здание было освещено, теперь уже не только наружными прожекторами, но и внутренним светом. И свет этот тек вдоль осевых направлений города.
      Они дохромали до дверей. На пороге лежала жестоко избитая Плайтон.
      — Что случилось? — Кыс старалась перекричать ураганный рев, текущий из ризницы вместе с потоками света.
      — Мы с Карой и Тониусом вбежали внутрь, — задыхаясь, ответила Плайтон. — Но какой-то человек расправился с нами. Я упала… но сумела отползти сюда.
      — Что там происходит?
      — Какой-то ритуал! — прокричала в ответ Плайтон. — Там очень ярко. Он очень силен…
      — Мы должны войти! — сказала Кыс.
      — Это не является разрешенным! — прокричал Ануэрт.
      Шолто уже пытался войти прямо в свет, исходящий из двери, но у него возникло ощущение, будто он пытается пройти сквозь стену.
      Кыс приставила руки к сверкающему потоку и почувствовала, как он потрескивает и пульсирует, словно телекинетическое поле.
      Пути внутрь не было.
      Карл пытался пошевелиться, пробовал подняться. Но завывающий свет прижимал его к поверхности платформы. Он боролся с ним, черпая силы из давней ненависти к Зигмунду Молоху и шока, который он испытал, когда увидел, что этот мерзавец все еще жив.
      Тониус сел.
      Продолжая перебирать металлические страницы словаря, Молох оглянулся, заметив движение дознавателя. Он прошептал не-слово, будто отправлял Тониусу воздушный поцелуй.
      Карл повалился назад, заходясь в крике. Ему казалось, будто из него вырывают все внутренности.
      Молох снова вернулся к Энунциации.
      Куллин неожиданно вскочил со своего места.
      — Диадох! Диадох! — вопил он, пытаясь перекричать неимоверный шум.
      — Сядь на место! — прокричал Трайс, также поднимаясь из кресла. — Как ты смеешь нарушать…
      — Обернись! Обернись, дурак! — проревел Куллин ему прямо в лицо. — Смотри!
      Карл Тониус поднялся на ноги. Внутри его тела, просвечивая сквозь кожу и делая видимыми кости, пульсировал тошнотворно-красный свет. В неземном блеске ризницы он казался каплей крови в ведре молока.
      Он поднял правую руку, и плоть облетела с нее сгоревшей бумагой, выставляя напоказ почерневшие кости рук и длинных пальцев, превращающихся в когти.
      — Это Слайт, — запинаясь, произнес Куллин. — Именем мрака, это Слайт!
 

      Молох увидел, что приближается ему навстречу. На его лице проступило недоверчивое выражение. Он открыл рот и обрушил на пылающую красную фигуру настолько мощный поток Энунции, что затряслась площадка.
      Но Карл спокойно выдержал его, и его собственное мрачное красное свечение лишь усилилось, словно он поглотил силу не-слов. Он двинулся вперед, занося для удара черные когти.
      Оставшиеся шифровальщики дрогнули и побежали, но один из них оказался недостаточно быстр. Черные когти Карла вспороли его тело, окропив белую поверхность площадки широкими полосами крови.
      Молох попытался произнести еще одно не-слово, но Тониус уже ударил его. Взвыв, Зигмунд отшатнулся назад. Левой половины его лица больше не было. Карл развернулся и стал хлестать когтями по дрожащим страницам словаря, выдирая их. Металлические листы взмывали в воздух, вырывались из суспензорных лучей и падали на пол. Вскоре разодранный словарь вылетел из поддерживающего потока и рухнул на площадку.
      Грохот становился все громче. В белом сиянии протянулись инфернальные красные струи. Казалось, будто кровь окрашивает молоко в розовый цвет.
      Заливаясь слезами, Жадер Трайс бросился вперед, пытаясь собрать вырванные и помятые страницы словаря. Но они обожгли ему руки. Жадер поднял взгляд.
      Карл склонился над ним и мягко возложил черную костлявую руку на затылок Трайса, точно священник, дарующий благословение.
      И Жадер Трайс стремительно истлел до сухой, мертвой шелухи, которая рассыпалась в прах и была унесена ветром.
      Карл развернулся и направился к чиновникам, сидевшим в зрительских рядах. Кто-то словно прирос к креслу, но большинство пытались спастись, спрыгивая прямо с возвышения.
      — Лея! — закричал Куллин. — Прикрой нас!
      Лейла Слейд выхватила пистолет и выпустила шесть пуль, но не в самого демона, а в пол перед ним. Там, куда они попали, поднялись столбы зеленого дыма.
      Из дыма появились хукторы. Их было шестеро, и каждый из них вдвое крупнее самого рослого человека. Они освободились из заточения в пулях.
      Хукторы были демонами-убийцами из воинства Нургла — безмозглыми порождениями варпа, обладавшими огромной физической силой. Каждый из них выглядел как зловонное, склизкое скопление воспаленных глаз, выпирающих из раздутого, испускающего газы чешуйчатого мешка, набитого пульсирующими внутренностями. Хукторы передвигались на трех длинных перепончатых лапах, напоминающих сложенные крылья древних летучих ящеров. Каждая лапа завершалась огромным, крючковатым когтем, исходящим из копыта, твердого и серого, как галька.
      Они принялись выводить свои жутковатые трели. Воздух наполнился их отвратительным фекальным смрадом. Опираясь на свои невероятные конечности, они с бездумной яростью набросились на Карла.
      Куллин и Слейд подхватили серьезно изувеченного Диадоха.
      — Надо уходить, лорд! — заорал Куллин. — Хукторы удержат его достаточно долго, чтобы мы могли спастись!
      Диадох промычал что-то невразумительное. Его лицо было залито кровью.
      — Не время спорить, — прокричал Куллин. Поддерживая Диадоха под руки, они с Лейлой покинули площадку.
      Оставшиеся позади Карл и хукторы пытались разорвать друг друга на части.
      Когда Гарлон Нейл, прихрамывая, вошел в великий темплум, то первое, что он увидел, было мое кресло — неподвижное, замершее посреди нефа. Лицом к нему, на расстоянии в десять метров, на коленях стоял темноволосый секретист, из носа и уголков желтых глаз которого текла кровь.
      Нейл знал, в чем дело. Он почувствовал слабую дрожь в воздухе, говорившую о том, что обе неподвижные фигуры сошлись в титанической, незримой битве.
      С предельно возможной для его израненных ног скоростью Нейл устремился вперед, надеясь, что успеет прикончить псайкера, пока тот еще не вернулся в тело и оставался физически уязвим. Из оружия у Гарлона остался только зазубренный кинжал Моникэ.
      Умение Ревока контролировать свой псионический дар потрясало. Он оставил частичку сознания присматривать за своим телом, чтобы защитить его от внешних опасностей. Увидев приближающегося Гарлона, он пролаял не-слово, ударившее Нейла в живот и заставившее того повалиться на пол.
      Но не раньше чем бывший охотник за головами успел метнуть нож.
      Оружие вонзилось в правое плечо Ревока. Торос закричал от боли, и его хватка на мне ослабла. Я почувствовал, как сжимающиеся фигуры замедлили движение, хотя секретист уже снова восстанавливал концентрацию и готовился растереть меня в порошок.
      Вся мощь моей Воли сосредоточилась в единственном ярком желании — обрести свободу. Как только хватка Ревока ослабла, единственный мой сигнал вырвался из нее, воздействуя в этот раз на физическую реальность. На мгновение вся моя Воля была направлена на систему управления креслом.
      Мое бронированное пристанище разогналось по нефу, ударило в коленопреклоненное тело Ревока и поволокло его по полу. Торос еще цеплялся за него, когда оно врезалось в массивный бронзовый алтарь со скоростью под сорок километров в час.
      Мое кресло отскочило назад и закачалось. Искалеченный труп Ревока безвольно сполз на каменные плиты.
      Я старался вернуть себе способность рассуждать. Я был ранен, истощен, а мое сознание все еще не оправилось от тяжелого сражения.
      Пройдя по нефу, Нейл помог Белкнапу встать на ноги. Я вылетел через западные ворота темплума и направился к старой ризнице.
      Она по-прежнему сверкала, но теперь в ее сиянии появился красный оттенок, и подкрашенные лучи простерлись по городу. Пламя лизало разбитые окна, и целые куски купола, объятые огнем, с треском проваливались внутрь.
      Перед собой я увидел Кыс, Плайтон и Ануэрта.
      — Туда не войти! — прокричала мне Пэйшэнс.
      Но мы были должны это сделать.
      Кара заморгала и открыла глаза. Над покореженной площадкой завывал напитанный энергиями ветер, а стены ризницы охватил огонь, пожирающий древние драгоценные фрески купола и превращающий их в сверкающие, падающие вниз угольки и сажу.
      Все вокруг казалось красным, и не столько из-за пожара, сколько из-за потоков энергии, исходящих из центра платформы. Некогда белоснежные и чистые, они стали казаться темно-красной гущей.
      Кара попыталась пошевелиться, но ее тело было слишком сильно повреждено. Несколько костей было сломано, и внутренности отзывались болью.
      — О Боже-Им… черт! Боже-Император! — вскрикнула она.
      Кара сумела повернуть голову и увидела лужи ихора и куски плоти демонов-хукторов, покрывающие платформу. Что здесь, черт возьми, случилось, пока она была…
      Карл возвышался над ней. Кара закричала.
      Это был не Тониус. Это было красное, сверкающее нечто, носящее его тело, точно одежду. Оно просвечивало сквозь него, проявляя его скелет, точно на рентгеновском снимке. От его правой руки, с того места, где ее заново пришивал врач «Потаенного света», остались только почерневшие кости.
      — О Трон! Святой Трон! — испуганно закричала она.
      Пылающий демон наклонился, протягивая к ней свою костлявую руку.
      — Пожалуйста, Карл! Пожалуйста, не делай этого! — завопила она.
      Рука остановилась. Красное свечение, исходящее от Карла Тониуса, слегка ослабло.
      — Кара? — произнес он, и его голос доносился словно бы издалека. — О Кара, поверь, я в этом разбираюсь. Я могу видеть твое сознание. Ты боишься меня. Боишься, что убью тебя…
      Веки Карла затрепетали. Шок и боль исказили его лицо.
      — Нет, только не это… Ты уже умираешь! Я вижу эту ужасную опухоль в твоей голове. Нет, Кара, нет! Только не ты! Только не так!
      Внезапно яростный красный свет разгорелся в нем с новой силой. Его голос сорвался на хриплое рычание:
      — Позволь мне облегчить твои страдания, Кара. Я сделаю это быстро.
      Черные когти устремились к ее лицу.
      Все еще оставаясь снаружи, я увидел, как изменилось свечение. Оно стало еще более темным, будто в него плеснули несколько галлонов красных чернил или крови. Расходящиеся по осям лучи стали почти пурпурными. Я почувствовал, как по разрушающейся ризнице прокатывается неимоверно мощный псионический взрыв.
      — Назад! — закричал я. — Всем отойти назад! Быстро!
      Все вокруг задрожало, как при землетрясении. Яркий свет, исходивший из ризницы, погас, оставив после себя только вспышки на сетчатке. Каждый прожектор на площади взорвался брызгами стекла, как и окна зданий, окружающих великий темплум.
      Купол ризницы пошел трещинами и обвалился. Из дверных проемов и пустых окон взметнулся огонь. Ударная волна подбросила в воздух моих спутников и отшвырнула назад мое кресло.
      Затрещав, будто молнии, разорванные осевые лучи промчались по Петрополису. Девятьсот девяносто девять храмов и церквей, расположенных вдоль кошмарных линий безбожной симметрии Теодора Кадизского, взорвались, подобно бомбам, разрушая расположенные вокруг них здания. Пожары охватывали целые районы. В губернаторском дворце энергетический взрыв невероятной мощи спалил Зал Осуществления, и двадцать верхних этажей башни разметало взрывом.
      Казалось, будто в городе проснулся вулкан и плюется огнем в черноту небес.
 

      Той ночью умерли тысячи людей. Тысячи людей, многие из которых были невинными гражданами Империума, жертвами паники и разрушений. Для большинства жителей Юстиса Майорис эта ночь стала катастрофой. И историки с ними в этом, как правило, соглашаются.
      Конечно же, планета погрузилась в хаос. Несколько месяцев продолжались восстания и беспорядки, распространившиеся по всему субсектору, напуганному тем, что власть Империума рухнула. Это привело к гражданским войнам, голоду, распространению эпидемий. Последствия этих событий чувствовались и двадцать лет спустя.
      Я успокаиваю себя тем, что, чем бы нам ни пришлось тогда заплатить, это была сравнительно маленькая цена. Я прекрасно понимаю, чем могло бы все закончиться, если бы эта горстка безумцев и безжалостные хранители их тайн смогли завершить свой отвратительный ритуал и обрести могущество, которого они так жаждали.
      Не надо думать, что я радуюсь такому исходу. Я сожалею о разрушениях и гибели людей. Но утешаю себя мыслью, что та же самая, а может быть, куда более страшная судьба постигла бы всякую планету в Империуме, достигни Зигмунд Молох своей цели.
      На Юстисе Майорис было введено военное положение. Потребовался целый год, чтобы возвратить в Петрополис хоть какую-то видимость порядка. Для этого пришлось привлечь все силы ордосов, которые возглавил сам лорд Роркен. Они произвели зачистку, уничтожив и изгнав последние следы заразы, распространенной повсюду Жадером Трайсом. Снова погибли тысячи людей, казненные за ересь и причастность к этим событиям. Управление субсектором было передано Цакстону до тех пор, пока не будет найден и избран под присмотром Инквизиции новый лорд-губернатор.
      Но еще до того, как силы Инквизиции прибыли в израненный мир, я покинул его, забирая с собой своих измученных воителей. Мне предстояло еще одно неотложное дело. Молох воспользовался помощью Куллина и сбежал с Юстиса Майорис. Нам не будет покоя, пока мы не найдем и не уничтожим его раз и навсегда.
      Доктор Белкнап — возможно, самая верная, самая честная душа, какую я когда-либо знал, — убеждал меня остаться и воспользоваться своими влиянием и властью, чтобы вернуть порядок в разоренный город. Но это не та сфера, в которой я разбирался бы, к тому же только я и мои люди способны пуститься в погоню за Молохом по горячим следам. Я не позволю ему оставаться на свободе и снова скрыться от меня. Слишком много раз он проделывал это прежде.
      Мы оставили Юстис Майорис на следующий день после разрушения ризницы, вернувшись на борт «Аретузы».
      Нейл, Пэйшэнс и сам Ануэрт залечивали раны. Мауд Плайтон отправилась с нами, поступив ко мне на службу. Я с радостью принял ее.
      Заэль остается в коме. Мы подключили его к системам жизнеобеспечения на борту «Аретузы». Фраука практически от него не отходит.
      Конечно, истинным чудом стало то, что Кара и Карл выжили. Мы обнаружили их лежащими без сознания среди догорающих обломков старой ризницы. Они отделались, можно сказать, царапинами.
      Каким-то образом и, может быть, благодаря вмешательству самого Бога-Императора они пережили финальные аккорды катастрофы, когда был прерван ритуал Энунциации.