Рейвенор - Возвращение Рейвенора

      — Все станет ясно, как только будущее успокоится… — заговорил Леззард, но голос выдал его озабоченность.
      Артуа поднялся с пола и протянул вперед обе руки, сжимая в каждой из них по листку.
      — Тогда прочитайте вот это, магус, и поймите наши опасения.
      Леззард подался вперед, чтобы прочесть написанное на двух обрывках. Один из них гласил: «Орфео Куллин». На втором было выведено только: «Стефой».
      Последовала долгая пауза, в течение которой было слышно только, как переговариваются ветер, дождь и раскаты грома.
      — Приведите ко мне брата Стефоя, — тихо произнес Леззард.
      Монахи кивнули и повернулись к двери.
      Главный вход маяка взорвался.
      У монахов Божьей Братии, находившихся в здании, едва хватило времени отреагировать на первый взрыв, когда башня содрогнулась от второго, а затем и третьего. Сильный запах гари заполнил нижние помещения, и братья услышали крики и треск стрельбы. Они бросились за оружием.
      Убийцы врывались в маяк со всех сторон, распахивая двери, выбивая закрытые ставнями окна. Вместе с ними в помещения маяка ворвалась гроза, и изумленным братьям казалось, будто ветер и дождь приняли человеческие формы, чтобы вторгнуться в их цитадель.
      Первые монахи, успевшие добраться до огнестрельного оружия, гремя сапогами, спустились по главной лестнице и лицом к лицу встретили неистовый натиск врага. Без брони, имея на вооружении только лазерное и автоматическое оружие, братья не продержались и пятнадцати минут. Их убийцы — мрачные бойцы в черной штурмовой экипировке — возникали из дыма, поднимающегося над взорванными воротами, и укладывали противника меткими выстрелами из хеллганов. Коридор и лестницу усеивали изувеченные тела братьев.
      «Наверх!» — просигналил Бонхарту Ревок.
      Его сознание уже зафиксировало психослед в подвале башни.
      Бонхарт повел свою команду вверх по лестнице, простреливая площадку над собой. Подрезанные скулящими энергетическими болтами, взрывались и рушились целые секции перил. Вниз свалилось тело одного из монахов, ударилось о ступени, немного прокатилось и замерло.
      Когда секретисты Бонхарта поднялись наверх, их встретила яростным огнем группа, ведомая Бонидаром и укрывшаяся в одной из передних комнат. Один из секретистов зашатался, получив ранение, и отступил назад.
      Бонхарт прижался к стене на лестничной площадке и бросил гранату. Яркая вспышка света и взметенные взрывом обломки оглушили и заставили отступить Бонидара и его людей, позволив секретистам броситься вперед. Убийцы открывали каждую дверь, простреливая комнаты очередями из хеллганов. Братья дергались и падали, отлетали назад или даже разваливались на куски под градом испепеляющих зарядов. Сам Бонхарт ворвался в самую большую залу. Он убил троих братьев, стоявших в дверях, а затем резко развернулся, чтобы уложить еще двоих, пытавшихся укрыться за столом.
      Бонидар бросился к нему из дальнего угла. Он бежал к секретисту, стреляя по его темному силуэту из лазерной винтовки. Сполохи опалили наплечник Бонхарта Удивленно зарычав, тот прицелился и произвел единственный выстрел. Заряд ударил в грудь Бонидара с такой силой, что тело монаха пролетело через всю комнату, врезалось в стену и сползло на пол.
      Ожесточенная перестрелка теперь вспыхнула у задней лестницы, когда команда Молея стала пробиваться к подвалу. Брат Артуа и еще двадцать монахов, вооруженных автоматическим и лазерным оружием, защищали верхнюю площадку лестницы, имея преимущество в виде укрытия. Воздух в лестничной клетке наполнился дымом, в котором сверкали и перекрещивались сполохи лазеров.
      Молей отступил и дал знак укротителям из своей команды. Они спустили своих боевых гончих.
      Четверолапые орудийные сервиторы бросились вперед, тяжелые и сутулые. Они выскочили из дыма, прокладывая себе дорогу по лестнице, их глаза испускали розовые пики лучей распознавания. Братья тут же сконцентрировали свой огонь на них, но пули и лазерные импульсы только отскакивали от хромированной брони. Их корпуса засверкали белыми искрами, высекаемыми попаданиями. А затем они открыли ответный огонь.
      Каждый сервитор был оборудован парой орудийных гнезд, расположенных по бокам. Объединенная огневая мощь четырех лазерных винтовок изрешетила верхнюю площадку лестницы, а вместе с ней и большинство обороняющихся монахов. Боевые гончие двинулись по выжженному пространству, поводя лучами по обугленным телам и выискивая живых. Если такие обнаруживались, их добивали одиночным лазерным импульсом с близкого расстояния.
      Одним из залпов брату Артуа оторвало ногу. Он пытался отползти в сторону, рыча от боли и страха. Артуа оглянулся через плечо, когда его нашел первый розовый луч. Протрещал лазерный импульс, и голова монаха исчезла.
      Этажом выше брат Гаудель и еще полдюжины монахов пытались дотащить магуса-таинника к комнате, где его легче было бы защищать. Еще несколько братьев пробежали вперед, отчаянно пытаясь найти укрытие.
      Они услышали стрельбу в коридоре, когда братья, оставленные в арьергарде, вступили в бой.
      Моникэ приняла обличье первого же монаха, какого увидела, проникнув в маяк, и в этом облике присоединилась к Гауделю и его товарищам, делая вид, что собирается помочь нести магуса-таинника. Оказавшись среди них, Моникэ достала зазубренный клинок.
      Один из братьев внезапно привалился к стене, и между его пальцев, прижатых к горлу, забила струя крови. Другой вскрикнул и упал рядом с Леззардом.
      — Что, во имя… — начал Гаудель.
      Упали еще два монаха, и теперь Гаудель и Леззард увидели окровавленный клинок в руках брата, последним пришедшего к ним на помощь.
      — Каско? — выдохнул ошеломленный Леззард. — Что ты делаешь?
      Брат Каско улыбнулся, а его облик задрожал и переменился. Теперь на его месте парило только размытое пятно, мерцающее в дымном сумраке, точно воды ночного океана. Клинок сверкнул и вонзился в шею Гауделя, заскрипев по его позвонкам.
      — П-прошу вас… — прошептал магус-таинник.
      Моникэ медленно приподняла повязку Леззарда и поднесла кинжал к его здоровому глазу.
      —  Выведи меня через черный ход.
      Брат Стефой судорожно вздохнул, когда эти слова возникли в глубине его сознания.
      Он отступил на несколько шагов от Юмона Вилнера. Псайкер продолжал сверлить его взглядом.
      — Не думаю, что мне известно о…
      —  Я вижу это в твоем сознании, говнюк. В западных подвальных помещениях есть тоннель, проходящий через противопаводочную защиту. Покажи его мне. У меня нет ни малейшего желания оставаться здесь, когда вот это доберется до нас.
      Вилнер сопроводил слово « это»указанием на потолок, откуда доносились приглушенные звуки бойни, раскатывавшиеся эхом по подземелью. Почти все монахи с оружием в руках поднялись наверх, но Стефою и еще троим приказали позаботиться о благополучии ненавистного псайкера. Сырой подвал был пуст, если не считать ветхих столов, уставленных магическими кристаллами, маленькими серебряными зеркалами и чашами с обрывками бумаги.
      —  Покажи мне! —Вилнер произнес это достаточно выразительно, чтобы Стефой и остальные вздрогнули.
      Стефой развернулся и поспешил к дальнему углу подвала, где начал отбрасывать в сторону старые упаковочные коробки. О тоннеле он знал только понаслышке и понятия не имел, можно ли и в самом деле по нему пройти. Но он был согласен с Вилнером: это казалось более разумным деянием, чем попытка сунуться наверх. Позади коробок Стефой нашел забитый досками участок стены. Он заскреб по дереву с таким усердием, что разодрал в кровь пальцы.
      —  Торопись! —В этот раз команда подкреплялась болевым импульсом, от которого Стефой вскрикнул.
      Он начал бить старые доски ногами, пока те не начали отлетать, а затем отодрал достаточное количество, чтобы освободить проход и пролезть во влажную темноту, начинающуюся за ними.
      — Готово, сэр! — прокричал он, обернувшись. Стефой слышал плеск моря, а в тоннеле пахло солью.
      Вилнер и другие братья устремились за ним, но псайкер раскидал их своим сознанием в стороны, чтобы добежать первым.
      Неожиданно он обернулся.
      — Святой Трон! — прошипел он.
      К ним направлялся Ревок. Вскинув хеллган, он открыл огонь. Одному из монахов оторвало голову. Вилнер при помощи телекинеза подхватил еще двоих и сжал вместе, создав таким образом щит из костей и мяса, закрывающий его от приближающегося секретиста.
      Ревок выстрелил снова, и скованные псионикой монахи забились в судорогах, когда их прошили энергетические заряды. Вилнер удерживал их изодранные останки еще секунду, а затем отбросил в сторону, ударив телекинезом, будто копьем, чтобы вырвать оружие из рук Ревока. Хеллган ударился о потолок и отлетел в угол.
      Ревок и Вилнер стояли лицом к лицу неподвижно, словно статуи. Сражались их сознания. Пол под ними содрогался от псионических ударов.
      Взорвались светосферы. Завибрировали столы, разбросав свои драгоценные гадательные зеркала. Чаши переворачивались, рассеивая листки бумаги.
      Дрожа от натуги, Ревок с трудом шагнул вперед. На шее Вилнера канатами вздулись вены. Он медленно развел руки, сжав кулаки. Ревок сделал еще один шаг вперед. Некоторые из разлетевшихся листков воспламенились, кружа в воздухе, подобно светлячкам. Ножки столов гнулись и трещали. Маленький табурет опрокинулся и завертелся юлой. Сотни старых кирпичей в стенах потрескались и рассыпались в пыль.
      Ревок сделал третий, свинцово-тяжелый шаг.
      Губы Вилнера слабо шевелились. Он издал влажный, хриплый стон. Ревок закрыл глаза и в последнем усилии нахмурил брови.
      Юмона Вилнера вывернуло наизнанку.
      Это произошло с ошеломительной быстротой, словно иллюзионист показал какой-то фокус. Послышался краткий, но громкий треск рвущейся плоти и ломающихся костей, а затем псайкер превратился в брызги крови, разлетающиеся от багрово-красного бугорка на полу.
      Ревок выдохнул и вытер лицо.
      Стефой, наконец, увидел впереди слабый свет. В тоннеле царила непроглядная темнота, и он уже дважды падал, обдирая ладони и колени о камни, покрытые соляными потеками. Плеск моря стал громче. Стефой понял, что видит впереди каменные ступеньки, ведущие к маленькой решетчатой двери. За металлическими прутьями сверкнула молния.
      Стефой взобрался по скользким ступеням и вступил в сражение с проржавевшей задвижкой. Он мог видеть возвышающийся волнорез, о который разбивались морские волны, разлетавшиеся настолько белой пеной, что она освещала ночь. Ветер бросал дождь в лицо. Наконец задвижка поддалась, Стефой распахнул дверь и побрел, спотыкаясь, по блестящему черному камню стены. Порывом ветра монаха чуть не скинуло в штормовое море, но он устоял, прикрыв глаза руками от соленых брызг, ритмично взлетавших над краем стены.
      Гремела гроза. Стефой обернулся, чтобы посмотреть на маяк, возвышавшийся в трехстах метрах позади волнореза. За дождем и брызгами монах увидел, как темные бронированные флаеры кружат вокруг башни, шаря поисковыми прожекторами, а на нижних уровнях строения бушует янтарное пламя.
      Вниз со стены сбегала металлическая лестница. Стефой спустился по ней и побежал сквозь ночь мимо заброшенных сухих доков и канатных сараев к городу.
      Ревок отвернулся от останков Вилнера, чтобы обшарить комнату своим сознанием. Кое-что сразу привлекло его внимание. Он приблизился к тяжелому, запертому на висячий замок сундуку, стоящему в боковом алькове. Единственное не-слово уничтожило замок. Ревок поднял крышку сундука и заглянул внутрь.
      — Так, так, так… — пробормотал он.
      Со стороны лестницы послышалось спокойное поскрипывание сапог. Даже не оглядываясь, Ревок знал, что это Бонхарт.
      — Мы закончили? — спросил Торос.
      Бонхарт кивнул.
      — Это был не Рейвенор, — произнес Ревок. — Этот культ нанял псайкера. Не то, на что мы надеялись, но все равно интересно.
      — Так где же тогда Рейвенор? — спросил Бонхарт.
      — Прячется, — ответил Ревок. — И прячется настолько хорошо, что мы не можем его найти. Мы недооценили его таланты. Прикажи, чтобы хоть один из этих чокнутых культистов был доставлен мне живым для допроса.
      Бонхарт отдал соотвествующие указания, а затем снова обратился к Ревоку:
      — Так что теперь? Главный управляющий не будет рад тому, что…
      — Мы достанем для него Рейвенора, — сказал Ревок. — Кажется, я нашел способ сделать это. Помоги мне.
      Ревок закрыл крышку, и Бонхарт взялся за ручку. Вместе они потащили сундук к лестнице.
      А за их спинами в воздухе кружили догорающие обрывки бумаги.
      На каждом из них было написано только одно: Тониус. Тониус, Тониус, Тониус…
 

Глава двадцать пятая

      Он снова перебинтовал ее и, пока Кара одевалась, стянул с рук хирургические перчатки.
      — Выглядит намного лучше, — произнес Белкнап. — Рана чистая.
      — Благодарю, — сказала Кара, поднимаясь.
      Снаружи, в приемной подпольного кабинета, кто-то пел в пьяном угаре, а другие кричали ему, чтобы он заткнулся.
      — Оживленно у вас сегодня, — сказала Кара.
      — Да как обычно, — проговорил Белкнап. — Ну, как ваши дела?
      — Тяжело, — пожала плечами Кара. — Напряженно. Направление наших поисков изменилось, и приходится много работать. По сути, это неопасно, но невероятно скучно. Ну и еще один из наших запаздывает. Пропал.
      — Это не хорошо, — сказал Белкнап, — Но, вообще-то, я говорил о вас лично.
      — О…
      — Не думаю, что вы проделали весь этот путь от общего блока J только затем, чтобы перебинтоваться. Подозреваю, что это было лишь прикрытием для того, чтобы мы могли обсудить… приватный вопрос.
      — А, вы об этом, — улыбнулась Кара. — Думаю, так и есть.
      Она села обратно в старое парикмахерское кресло.
      — Те лекарства, которые вы мне дали, я даже не знаю, работают они или нет. Я хочу сказать, что не чувствую особого улучшения, даже наоборот, кое в чем стало хуже. Я очень быстро устаю, и возникли проблемы с концентрацией. А когда пытаюсь уснуть, то вне зависимости от того, насколько я вымоталась, я продолжаю бодрствовать еще несколько часов. Это может быть побочным эффектом препаратов?
      — Не исключено, — ответил Белкнап. — Это трудно установить, поскольку трудно отделить последствия ваших действий от влияния препаратов. Давайте сделаем так: принимайте их еще несколько дней, а если по-прежнему будете быстро уставать, попробуем переключиться на другие ингибиторы.
      — Мне нужно быть в форме, — сказала Кара.
      — Понимаю.
      — И сейчас более, чем когда-либо. Мне только хотелось бы узнать, нет ли у вас там… — она кивнула на шкафчик со скудным запасом лекарств, — хотя бы чего-нибудь, чтобы действовать капельку энергичнее.
      — Кара, если вы хотите сохранять свой разум ясным, то морфиаты и анаболики вам не подходят. Лучше будет, если вы справитесь с дискомфортом и болью своими силами. Тем не менее, есть одно сильное лекарство, которое я могу вам порекомендовать, но в моей аптечке вы его не найдете.
      — Продолжайте, — сказала она, убирая со лба рыжую прядь.
      Белкнап застенчиво улыбнулся.
      — Это банально, я знаю, но… вам нужен позитивный настрой. Наше настроение способно оказывать экстраординарное воздействие на организм.
      — О, конечно, мне бы хотелось сохранять хорошее настроение…
      — Я говорю о большем, чем просто хорошее настроение. О вере. — Он сунул руку под жилет и извлек серебряную аквилу, которую носил вместе со старыми армейскими жетонами. — Во время войны это называют отвагой. В мирное время — религиозностью. Проходя службу в Гвардии, я видел, как люди совершали удивительные вещи… боролись с инфекциями, исцелялись от ран… и все только потому, что верили. И я видел других, умиравших только потому, что они не верили.
      — Вообще-то, я верю, — сказала Кара. — Не хочу сказать, что фанатично, но… Не помню, когда последний раз посещала храм. Но я верю в Бога-Императора. В конце концов, я ведь посвятила свою жизнь служению ему.
      — О, это мне известно, — ответил Белкнап. — И все бы хорошо, но ведь согласитесь, что в его существование легко поверить? В конце концов, все мы знаем, что Он реален. Та набожность, о которой я говорю, — истинная набожность — исходит из веры в то, что Он смотрит за нами и обладает властью менять нашу судьбу.
      Кара поджала губы.
      — Честно говоря, мне всегда казалось, что я в это верю, — сказала она. — Но, кроме того, я всегда верила в то, что преданность Золотому Трону выражается в делах и осознании своего долга. Я никогда не была в восторге от великой мессы или ночных песнопений и всех остальных игр в «стань-сядь».
      — Не могу не согласиться, — сказал Белкнап. — Но и от ритуалов бывает польза. Они сосредоточивают сознание на акте веры. Выражение преданности делом — это хорошо, но большую часть времени вы, таким образом, думаете не о вере, а о собственном деле. Посещение же храма напоминает о божественном. О вас самой и ваших отношениях с властью, что превыше всех прочих. Иногда набожность должна быть осознана не как побочный продукт деятельности, а как потребность души.
      — Я подумаю, — улыбнулась Кара.
      Белкнап поднялся и выкинул бумажную обертку от бинтов.
      — Все в порядке. Вы просили совета. Если верить моему опыту, вера — сильнейшее лекарство. Особенно в таких случаях, как у вас, когда болезнь настолько…
      — Фатальна? — закончила она. Доктор кивнул.
      — В таких случаях эффект может быть неизмеримым. Силой одной только веры пациенты справлялись с болью, улучшали качество своей жизни, строили планы на будущее и даже, в редких случаях, обретали исцеление. Я хочу сказать, что выживали с раковыми образованиями, которые должны были убить их со стопроцентной гарантией. Просто они поверили, что Бог-Император присматривает за ними, и не ошиблись.
      — Ладно, — сказала Кара, также поднимаясь. — На обратном пути заверну в храм, поставлю свечку и помолюсь. Пойдет?
      — Это только начало. Здесь, в двух улицах отсюда, находится храм Святого Альдоция. Он не большой и не богатый, зато там все по-честному. Бывает и хуже.
      Кара покачала головой.
      — Ну, нет, — сказала она. — Раз уж я собралась сходить в храм, то хочу в полной мере испытать трепет и познать чудо. Хочу зайти к настоящим тяжеловесам Экклезиархии. И только так.
      — Что ж, в Петрополисе более чем хватает прекрасных соборов и великолепных храмов, — произнес Белкнап. — Базилика Иерофанта в общем блоке В, Святого Бенедикта и Святого Малкуса — это самый высокий шпиль в субсекторе, аббатство Фальтхекера в С, очень красивое. И конечно, великий темплум в общем блоке А.
      — Что ж, это, кажется, подходит, — сказала Кара. — Благодарю. Я еще заскочу к вам через день или два.
      Она встала и направилась к дверям.
      — Кара?
      Она обернулась и неожиданно оказалась нос к носу с Белкнапом.
      Врач поднял руки и снял с шеи свою серебряную аквилу.
      — Пусть она поможет вам в ваших делах.
      — Но она же ваша, — возразила Кара.
      — Да, — сказал он. — Она у меня с детства. Но, думаю, будет правильно, если теперь она достанется вам.
      Свол убрала волосы с шеи, чтобы доктор смог застегнуть на ней цепочку. На секунду она ощутила тепло его рук и почувствовала слабый мускусный аромат его одеколона. Затем Белкнап отстранился.
      — Спасибо, — сказала она.
      Кара торопливо прошла по подземному переходу, направляясь к транзитной станции. На ночных улицах было полно людей, и вода, извергаемая свирепой грозой, просачивалась к грязевым уровням.
      Кара вытащила вокс.
      — Это я. Уже иду обратно. Только заскочу еще кое-куда по пути. Буду часа через полтора. Пэйшэнс еще не появлялась?
      — Нет, — ответил я. — Буду держать тебя в курсе.
      Я прервал связь и снова повернулся к остальным. Пэйшэнс задерживалась уже на два часа. Карлу не удалось узнать ничего полезного из своих машин, а вокс Кыс не отвечал. Раз в пять минут я приказывал Фрауке активировать ограничитель, чтобы поискать ее, но ничего не получалось. Либо она находилась в каком-то защищенном месте, либо…
      Об альтернативе думать не хотелось.
      Нейл терял терпение.
      — Я возвращаюсь, — сказал он, вскакивая.
      — Куда это? — спросил Карл.
      — К башне министерства, — ответил Нейл.
      — Мы не знаем, там ли она, — сказал Карл.
      Проверяя оружие и вокс, Нейл прожигал его взглядом.
      — Мы вообщеничего полезного не знаем, верно, Тониус? Куда девалось хреново « в этом-то ты разбираешься»?
      - Оставь свое лицемерие, тупоголовый чурбан! — рявкнул Карл. — Я тоже беспокоюсь о ней.
      — Прекратите, вы оба, — сказал я.
      — Ладно, — пожал плечами Нейл. — Но все-таки мы знаем, что башня министерства — это то место, где ее видели в последний раз.
      — Вы устали, — сказал Матуин. — А я отдыхал. Пойду я.
      — Я провел там целый день, — покачал головой Нейл. — И хотя бы немного стал там ориентироваться. Лучше уж я.
      — А я согласен с Карлом, — встрял я. — Где Кыс, нам неизвестно. И я не представляю, как вы собираетесь искать ее в этом огромном здании.
      — А я и не собираюсь. Искать будете вы, — сказал Нейл. — Не знаю как, но вы должны что-нибудь сделать. А когда вы найдете ее, я буду уже рядом, чтобы вытащить ее.
      С этими словами он ушел. Мы услышали, как хлопнула дверь.
      — Вистан, — сказал я. — Давай попробуем еще раз.
      Фраука активировал ограничитель.
      —  Пэйшэнс?
      Ответа не было.
      —  Пэйшэнс, где ты?
      Кыс открыла глаза. Было холодно. Она лежала на полу. В метре перед собой она видела беленую кирпичную стену. Пол, на котором она растянулась, покрывала глянцевая белая плитка.
      Вначале Пэйшэнс показалось, что ее раздели донага, но потом поняла, что одета в тонкое хлопчатобумажное платье вроде тех, что иногда выдают пациентам в больницах. Ноги и ступни были голыми. Руки скованы металлическими наручниками. Она поняла, что основной причиной ощущения наготы было то, что в ее голове не было ни единого эрга пси-энергии. Ее способности исчезли, как бывало, когда Фраука проделывал свои «затупляющие» трюки.
      Она перекатилась на другой бок, чтобы оглядеть комнату. Типичная тюремная камера. Закрытые решеткой лампы под потолком, тяжелый люк в стене. Рядом с ней — простой деревянный стул. В другом конце комнаты, на таком же стуле, спиной к двери сидел мужчина. Он был в простом, строгом костюме из темно-серой материи, с черной рубашкой. Бледное веснушчатое лицо, истонченные рыжие волосы.
      Когда Кыс перевернулась, он коснулся уха и активировал какой-то прибор, который, скорее всего, представлял собой микрокоммуникатор.
      — Она проснулась.
      Мужчина продолжал сидеть на своем стуле, уставившись на нее.
      Через несколько минут люк заскрипел, и в камеру вошел мужчина, одетый так же, как и сидящий на стуле. Только он оказался чуть выше ростом и немного массивнее. У него было брюшко, короткие темные волосы и приплюснутый боксерский нос. В одной руке мужчина нес бумажный пакет, а в другой — маленькую палочку — актуатор, которой закрыл дверь. Веснушчатый поднялся, взял у своего коллеги палочку и встал возле двери.
      Темноволосый сел лицом к Кыс и указал на стоящий рядом с ней стул. Пэйшэнс, пошатываясь, поднялась с пола и села.
      Человек посмотрел на нее.
      — Порой некоторые вещи — не то, чем кажутся, — начал он. — Стоит копнуть поглубже и найдешь всевозможные тайны. К счастью, именно тайны являются предметом профессионального интереса и для меня, и для моего друга. Тайны. Можно даже сказать, что мы эксперты в этом вопросе.
      Кыс не ответила.
      — Поговорим о вас, — продолжал человек. — На первый взгляд вы Йевинс, писарь младшего разряда. Сегодня вы начали работать в Третьем Зале Администратума, отделе G/F1, за терминалом номер восемьдесят шесть.
      Он покопался в мешке и извлек документы Кыс.
      — Мы проверили ваши бумаги. Это не фальшивки или копии. Мы даже прогнали их через Информиум. Писарь Йевинс. Это и в самом деле вы. Итак, похоже, один из наших младших писарей почувствовал себя плохо во время работы за терминалом.
      Кыс молча смотрела на говорящего.
      — Но ведь все не так просто, верно? — произнес человек, покопавшись в пакете и вытащив анализатор. — Обнаружилось, что вы прятали вот это. Анализатор данных, дорогая модель. Согласитесь, это странно. Зачем это младшему писарю передавать кому-то информацию для анализа?
      Мужчина бросил анализатор обратно в мешок, вновь порылся в нем и извлек мобильный вокс Кыс.
      — А еще вот это. Мобильный вокс. Достаточно распространен. Казалось бы, что с того? Но и в нем хватает странностей. Он новый. Приобретен в этом городе не более чем неделю назад. И был доработан. Доработан кем-то, кто весьма профессионально разбирается во всех этих вещичках техножрецов. Номера, по которым звонили, не записаны, что забавно, поскольку все нормальные люди записывают их. А, кроме того, он не регистрирует звонки. Он доработан для того, чтобы их не регистрировать. Не отмечены ни входящие, ни исходящие вызовы. А значит, нет никакой возможности сказать, кому звонила Мерит Йевинс или кто звонил Мерит Йевинс.
      Он посмотрел на Кыс и, когда та вновь не ответила, продолжил:
      — Хотя и этого было более чем достаточно, чтобы заскрести в затылке, мы нашли еще кое-что. Это было зашито в подкладку вашего жакета. Тонкие клинки, без ручек, хорошая заточка. Тут странности перешли на новый уровень. Я показал их одному из своих коллег — а надо сказать, что у нас по любому вопросу найдется специалист, — и он мне поведал, что это так называемые кайны. Разработаны для использования теми, кто владеет телекинетическими способностями. Нам пришлось вас просканировать. В течение всей этой процедуры вы были без сознания. И вот этот анализ указал на то, что вы телекинетик. Да еще к тому же такой, с которым шутить не стоит. И знаете, мне кажется, что вы совсем не Мэрит Йевинс. Ведь Мэрит Йевинс не была обученным телекинетиком и не имела доступа к подобным игрушкам. И к тому же не обладала возможностью заставить Информиум наврать о ее переводе. — Он улыбнулся. — Надо сказать, что мы так и не смогли выяснить, как же это вам удалось.
      — Так уж вышло, — сказал он, убирая кайны и вручая пакет веснушчатому, — что мы ввели вам блокираторы. Вы должны были уже и сами почувствовать это. Стандартные ограничители, даже замкового типа, могут быть удалены или преодолены. Посему мы ввели вам в кровь суспензию, содержащую микроблокаторы. Как минимум ближайшие двенадцать часов вы не сможете пользоваться своими псионическими силами.
      Он наклонился вперед, опершись локтями на колени.
      — У вас есть имя?
      — А у вас? — спросила Кыс.
      Человек распрямился и усмехнулся.
      — Хорошо, давайте поиграем. Так и думал, что это случится. Меня зовут Салдон. А моего приятеля — Брейд. Мы агенты министерства торговли субсектора; хотя наше подразделение и является тайным. Нас называют секретистами. Вы находитесь в безопасном крыле нашего штаба. Я говорю вам это только для того, чтобы продемонстрировать всю безнадежность вашего положения. Никто не знает, где вы находитесь. Никто не придет за вами. Наши права на содержание вас под арестом не может оспорить даже Администратум, как и наши методы допроса. Вам никогда снова не увидеть мира за пределами наших стен. Вряд ли вы проживете дольше чем пару дней. Все, чем вы были, все, чего вы хотели добиться, — разрушено и уничтожено. С вами покончено. Вы можете выбрать только то, каким будет остаток вашей жизни. Дайте нам информацию, в которой мы нуждаемся, и он будет сравнительно неплох. Мы так позаботимся о вас в эти последние часы, что вы еще скажете нам спасибо напоследок. Но стоит вам доставить нам проблемы, и вы возненавидите тот миг, когда сделали этот неправильный выбор.
      — Скажите, это ониобучили вас этим приемчикам, — мягко спросила Кыс, — или вы от рождения были таким сладкоречивым выродком?
      Человек все еще улыбался, когда поднимался со стула.
      — Девочка, до сих пор мне приходилось нести все это дерьмо. А теперь позволь напрямую сказать, что я на самом деле думаю.
      — Пожалуйста, — сказала Кыс.
      — Думаю, что скорее всего вы являетесь помощником Гидеона Рейвенора, независимого инквизитора. Нам бы очень хотелось поговорить с ним. Нет, простите, это вранье. Нам бы очень хотелось прикончить его максимально болезненным и надежным способом, какой только удастся выдумать. Понимаю, непросто сдавать друзей, предавать и их самих, и их веру в вас. Не ошибусь, если предположу, что Рейвенор ваш наставник? Может быть, заменяет вам отца? Или просто любимый начальник? Но говорю вам, вы сами будете рады, если поступите правильно.
      — Меня зовут Мэрит Йевинс, — сказала Кыс.
      Салдон ткнул в ее сторону пальцем и подмигнул.
      — О, мне нравится, когда изображают крепкий орешек. В любой удобный момент мы можем позвать сюда псайкера и вырвать правду из вашего вскипевшего мозга. Но у меня есть более интересная идея. И пол не придется отмывать.
      Он посмотрел на веснушчатого мужчину:
      — Брейд, приведи сюда заключенного АА-15.
      Брейд кивнул, взмахнул палочкой, открывая дверь, и вышел.
      — Уверен, вам это понравится, — сказал Салдон. — Постарайтесь сдерживать свои эмоции. Иначе все станет слишком просто.
      Он вынул из кармана жакета сканер размером с ладонь.
      — Биометрический считыватель, — произнес мужчина. — Фиксирует такие физиологические изменения, как отклонения в сердечном ритме, расширение зрачков, задержку дыхания и пропуски в работе синапсов.
      — Детектор лжи, — сказала Кыс.
      — Верно, — кивнул Салдон. — Благодаря этому мы можем получить даже невербальные ответы. Не беспокойтесь, он предназначен не для вас.
      Люк снова открылся. Вернулся Брейд.
      — Заходи, — сказал он.
      За ним шаркала маленькая фигурка. Запястья и лодыжки пленника были скованы, сильно ограничивая длину шага. Во время ходьбы он не поднимал головы. Остатки его униформы были изорваны, а по синякам и корке крови, покрывающей его тело, было ясно, что за последние несколько дней он неоднократно подвергался побоям. Свежие фиолетовые гематомы перекрывали более старые, уже желтеющие. Отвратительные глубокие порезы, которым было не менее недели, испещрили его грудь и плечи. Указательный и безымянный пальцы на обеих его руках были отрезаны.