Позывной - 'Кобра'

      Распахивается дверь. На пороге вырастает Николай Вячеславович:
      -- Итить твою мать! А ведь рубанул бы, а?
      -- А что еще оставалось делать? -- я развожу руками.
      Советники дружно гогочут и враз замолкают. Николай Вячеславович хлопает дверью.
      Через месяц, в следующую командировку в Хост, генерал Ефимов опять взял меня. На этот раз я вооружился РПКН с ночным прицелом, одолжил у Вани Кулешова "Стечкин". Увидев это, доктор Баха криво усмехнулся:
      -- Товарищ Бек с двумя пулеметами.
      Как-то поздно ночью к нам на виллу приехал Баха. Мы сидели за столом. Я открыл дверь, пропустил доктора в комнату, и, пока он беседовал с Ефимовым, торчал за его спиной. Баха почему-то нервничал, часто оглядывался и непроизвольно щупал под мышкой "Скорпион". Из разговора я уловил, что группа афганских офицеров собралась в клубе и желает выслушать советского генерала. Странные эти афганцы. Вчера, например, после совещания в Управлении ХАДа провели неофициальную встречу в камере Хостинской тюрьмы. Во главе шконок, восседал руководитель афганской военной контрразведки генерал Хисамуддин. Я почувствовал себя неуютно, и, оставив Николая Вячеславовича с заговорщиками в камере, поспешил на волю.
      Сейчас, прихватив пулемет, я сел возле водителя УАЗа. Сзади разместились Ефимов и Баха. Поехали. Описав дугу по периметру парка, машина остановилась. Вокруг парка натянута колючая проволока, натыканы мины. Дорога одна. По прямой от нашей виллы до клуба всего сотня метров. Начальство зашло в клуб. Мне идти туда не захотелось, и я попросил водителя отвезти обратно. На вилле я лихорадочно вытащил из рюкзака ночной прицел, пристегнул к пулемету, натянул лифчик с рожками, сунул в карманы пару гранат и через веранду сиганул в кусты. Прокрался к клубу с задней стороны, пристроил ствол на развилку дерева, включил ночник. Примерно через полчаса открылась дверь клуба и на ярко освещенную веранду вышли офицеры. Ефимов спросил у часового, куда делся товарищ Бек. Ему ответили, что товарища Бека отвезли на виллу. Ефимов чертыхнулся. Как только они сели в машину, я ломанулся обратно, и влетел через веранду в комнату в тот момент, когда УАЗ, фыркнув мотором, остановился у дверей виллы. Николай Вячеславович, увидев меня безмятежно сидящим за столом, побагровел от ярости. Но советники гоготнули и показали на пулемет с ночным прицелом, прислоненный к стене:
      -- Он только что вернулся из парка!
      В третий раз в Хост я приехал уже с командиром "Омеги" Валентином Ивановичем* , афганским полковником Сыдыком и с переводчиком Сайетом.
      Мне срочно понадобилась взрывчатка и кое-какие свои "игрушки". Попросился у командира на три дня слетать в Кабул. Он разрешил. В ту пору в Хост летали только афганские борта. На взлетно-посадочной полосе чернели останки сгоревшего АН-26 и двух вертолетов, уничтоженных душманской артиллерией. Поэтому самолеты прилетали без предупреждения. Как только высоко над городом загудят моторы, пора мчаться на аэродром. Как раз успеваешь к моменту окончания разгрузки. Так и в этот раз, услышав гул самолета, я кинулся было к УАЗу. Но Валентину Ивановичу понадобилась какая-то справка:
      -- Полетишь следующим бортом.
      Когда еще прилетит следующий борт? Унылый, я сел за бумаги. Через несколько минут дрогнула земля. Донесся отдаленный грохот. Все выскочили на улицу: над аэродромом поднимался "атомный" гриб. Оказалось, в самолет, стоявший под разгрузкой, угодил снаряд. Он доверху был заполнен бочками с бензином. На несколько сот метров вокруг все выгорело. Пожалуй, следует поставить Валентину Ивановичу пузырь за то, что не пустил.
      Душманская артиллерия достала нас до печонок. Дело в том, что начальник артиллерии Хостинского гарнизона ушел к "духам", прихватив с собой 122 мм гаубицу и радиостанцию. Орудие закопали на горе Торегаригар, прикрыли яму сверху циновками, тщательно замаскировали. Изменник, никогда не попадавший по моджахедам, на удивление метко бил по нашим самолетам, заходящим на посадку. Решили провести операцию силами 25-й пехотной дивизии и 37-й бригады "Коммандос". В дивизии 550 штыков, три танка и три БТР-60. В бригаде "Коммандос" около 350 солдат. Наша рота придается им в подчинение. Это плохо. Их же бросят в самое пекло! Жалко своих разведчиков, которых неделю назад перебросили в Хост. Прошусь у Валентина Ивановича на боевые, он разрешает. Только строго-настрого запрещает лезть на рожон и берет с меня слово постоянно находиться вместе с советником 37-й бригады. Ладно, там видно будет. Разбиваю роту на одиннадцать групп, во главе каждой группы ставлю своих разведчиков. Делю между ними скудные запасы взрывчатки. Задача проста: дивизия с бригадой штурмуют гору и сбивают оттуда "духов", мы поднимаемся следом, подрываем орудия, устанавливаем мины и отходим. Настраиваю и проверяю радиостанции, составляю переговорную таблицу для связи с Валентином Ивановичем. Наступает ночь. Рота выстраивается во дворе управления ХАДа. К выходу все готово. Тут, узнав, что я собрался на боевые, уперся полковник Сыдык.
      -- Я лучше положу всю роту, чем потеряю одного товарища Бека! Солдаты роты ненадежны, могут выстрелить ему в спину. Я сам их боюсь.
      Никакие уговоры на него не подействовали. Рота уходит без меня. Всю ночь сижу за пультом мощнейшей радиостанции нашей разведточки. Радист-солдат настраивает его на частоту УКВ. Я оглашаю эфир позывными:
      -- "Мангарай", "Мангарай" -- я "Капчар!" ("Мангарай" в переводе стрела-змея, позывной Бадама. "Капчар" -- кобра, мой позывной).
      В эфире треск и далекие голоса. Меня наверное, слышно не то, что в Пакистане, а, пожалуй, даже в Вашингтоне. Однако Бадам не отвечает.
      Через два дня ребята возвращаются. Бадам взбешон. Ночной штурм горы не удался. Как и следовало ожидать, нашу роту бросили впереди всех, и восемь бойцов потеряли ноги на минном поле. Пришлось отходить. Подполковник-советник 37-й бригады тоже подорвался на мине, хотя находился во втором эшелоне, и погиб от потери крови. Бадам подозревает, что его убили изменники.
      -- Товарищ Бек, если бы ты пошел с нами на боевые, заступился бы за нас, не позволил штурмовать гору в лоб через минное поле. И советника 37-й бригады мы бы опекали. А меня кто будет слушать?
      На душе муторно.
      Через несколько дней афганская 25-я пехотная дивизия расстреляла в спину 37-ю бригаду "коммандос", побросала всю бронетехнику и позорно разбежалась. Это была измена. Город остался беззащитным, со дня на день можно было ждать душманского штурма при поддержке трофейных танков и бронетранспортеров. А у нас ни одного гранатомета! Пришлось сливать остатки бензина из машин и готовить бутылки с "коктейлем Молотова". Но было понятно, что долго нам не продержаться. Прорваться к своим через высокие горы, заселенные враждебными племенами, невозможно. Тогда мы с Бадамом решили: в случае чего -- всей группой уходить в Пакистан. До границы всего 14 км, а для моих разведчиков-пуштунов Пакистан -- дом родной. Я должен был косить под узбека и лопотать по своему. И упаси бог что-нибудь брякнуть по-русски! Там останется только доставить меня в Советское Посольство, либо топать дальше до самой Индии.
      Окружной прокурор ездил по кишлакам и уговаривал местных жителей откочевать в Пакистан:
      -- Завтра шурави будут бомбить ваши села!
      Дехкане трясли бородами и отказывались, предпочитая погибнуть в своих домах, нежели стать беженцами. На другой день советская авиация нанесла по местам скопления моджахедов массированный бомбо-штурмовой удар. За два дня было совершено около 330 самолето-вылетов. Покрошило много "мирняка". Прокурор оказался прав. Начался исход местных жителей в Пакистан.
      Нашей группе по воздуху перебросили огневое усиление: один гранатомет с шестью выстрелами, по одному на каждую единицу душманской бронетехники.
      Потом еще почти месяц наша рота в Хосте проводила карательные акции, арестовала и по приговору военно-полевого суда расстреляла десяток рядовых-дезертиров. Основные же виновники измены, некоторые старшие офицеры, родственники членов афганского Политбюро, были неприкасаемы. Особист 25-й дивизии плакал пьяными слезами и просил прирезать своего начальника штаба --"агента империализма и врага народа". Между прочим, через неделю этот начштаба чуть не накрыл всю разведгруппу вместе со мной огнем гаубичной батареи, когда мы рыскали по окрестностям Хоста, гоняясь за иностранными советниками, среди которых была даже одна француженка (я пообещал Бадаму: если поймаем, отдам ее на три дня в распоряжение разведгруппы). Только случайное появление на батарее советского военного советника спасло нас.
      Валентин Иванович наконец отпустил меня в Кабул. Советники попросили взять с собой шифровальщика. Кроме шифр-блокнотов, он должен был привезти бензин, и его затарили несколькими пустыми бочками.
      На аэродром плюхнулся АН-26, развернулся на середине взлетно-посадочной полосы и открыл створки, вздымая тучи пыли невыключенными моторами. Из окопа выскочили десятка два афганских солдат, бросились разгружать борт. Как только они завершили работу, "аннушка" взревела и пошла на взлет. Мы бросились вдогонку. Я успел запрыгнуть на аппарель, протянул руку шифровальщику. Однако он с тоской во взоре продолжал бежать за набирающим скорость самолетом:
      -- А как же бочки?
      -- К черту пустые бочки! В Кабуле найдем! Давай руку!
      -- Не могу-у!
      Пришлось спрыгнуть.
      Через час прилетел другой борт, на котором мы благополучно добрались до Кабула со злосчастной пустой тарой.
      Ребятам я привез сувениры. Ване Кулешову подарил шикарный "Бур-303", Василию Ивановичу и Сереге по кривой сабле. Живоописал, как выбирался из Хоста. В этот момент в комнату заглянул офицер, отвечавший за внутреннюю безопасность. Глаза его сузились от гнева:
      -- Почему оставил командира одного?
      -- С ним переводчик. Мне срочно понадобились мины. Завтра улечу обратно.
      Начали заходить другие ребята и тоже выспрашивать, что стряслось и почему прилетел без Валентина Ивановича. Я начал хохмить. Глотая слезы, срывающимся голосом поведал братве:
      -- Был жуткий артобстрел аэродрома. Я, как более резвый, успел запрыгнуть на борт, а Валентин Иванович не успел. Последнее что видел, как он упал, не дотянувшись до моей протянутой руки, скрылся в облаке пыли...
      Народ был потрясен случившимся. Ваня, сволочь, еще больше сгустил краски, рассказывая об этом эпизоде другим слушателям. Вроде как: пытаясь взобраться на аппарель разбегающегося самолета, отбрыкивался от цепляющегося за мои ноги Валентина Ивановича. Командиру об этих байках, конечно, донесли, но он лишь посмеялся.
      Глава 11. Диверсионная деятельность
      Первая диверсия
      Разведотдел 5-го Управления ХАДа сумел внедрить к душманам своего агента. В Пакистане его перевербовали и отправили обратно Кабул с заданием взорвать школу, выдали два килограмма пластита, кусок огнепроводного шнура длиной около метра и два капсюля-детонатора. Он принес все это в ХАД и доложил о полученном задании. Советники КГБ попросили меня провести экспертизу и дать заключение: действительно ли это взрывчатка? Я отщипнул кусочек пластита и поднес зажженную спичку. Народ шарахнулся в разные стороны. Пластит вспыхнул ярким пламенем. Огнепроводный шнур тоже загорелся как положено. Все нормально, качество отличное. Чтобы проверить капсюли-детонаторы, нужно будет один из них опробовать. Однако советники не захотели лишнего шума в расположении. Задумались, что делать дальше. Взрывать школу нельзя и не выполнить проверочное задание агенту тоже нельзя. Школа располагалась в районе аэропорта и представляла собой двухэтажную деревянную конструкцию, похожую на сарай. Я положил глаз на "импортную" взрывчатку и предложил советникам:
      -- Ребята, отдайте его мне. Импортная взрывчатка нужна для зарубежных акций. Взамен я вам изготовлю бомбу из советского пластита. Взрыв будет что надо: во всей округе вылетят стекла, а школа не пострадает.
      Старший советник хитро прищурился:
      -- А может ты решил оформить его в качестве своего трофея?
      -- Тьфу! -- я обиделся и ушел.
      На следующий день от афганских коллег я первым узнал о ночной душманской диверсии. Патруль в темноте заметил человека, возившегося над кабельным колодцем возле школы и окликнул его. Неизвестный пустился наутек. Сарбозы* наклонились над люком посмотреть, в чем дело. В этот момент раздался взрыв. Пострадали двое солдат. Вдобавок замкнуло силовой кабель и деревянная школа сгорела дотла.
      Утром я поздравил советников с успешной операцией. Они побледнели и кинулись к своим подсоветным. Вернулись кислые, доложили начальству. Шеф отнесся к случившемуся философски:
      -- Зато как здорово мы зашифровали агента!
      Взрыв в Орьяхейле
      В конце осени 1983 года в Представительство КГБ примчался Васэ, начальник одного из отделов 5-го Управления ХАДа. Он был взволнован и требовал встречи с нашим начальством. Я его урезонил:
      -- Во-первых, сегодня пятница. У вас, афганцев, выходной день. Естественно, мы, ваши советники, тоже отдыхаем. Во-вторых, уже вечер. Все "белые люди" давным-давно разъехались по квартирам. И беспокоить их по пустякам -- значит навлечь на себя неприятности.
      Тогда Васэ поведал, что имеется информация о крупном складе боеприпасов в селе Орьяхейль Пагманского уезда. Он хотел, чтобы мы подняли по тревоге батальон десантников и двинули на Пагман. Я снова его осадил:
      -- А ты представляешь себе, сколько времени нужно, чтобы поднять батальон?! Трое суток! К тому же завтра и послезавтра выходные дни у Советской Армии. Так что приходи-ка в понедельник утром. Твою информацию передадим в координационную группу, а там, глядишь к концу следующей недели сходим на реализацию. Но может и не сходим, так как кто знает, насколько надежны твои сведения о складе.
      Васэ ничего не оставалось, как начать выкладывать подробности. Оказалось, что заведующий душманским складом продал налево три автомата. Со дня на день ожидался приезд ревизора. Деваться было некуда, и он пришел в ХАД с просьбой захватить его склад. На сегодняшний день у него там полсотни противотанковых мин, несколько ящиков гранат, много патронов к стрелковому оружию. Душмана сразу завербовали в качестве агента.
      Это уже было интересно. Я предложил:
      -- А может просто бабахнем склад?
      Васэ заметил, что для этого потребуется бомба с часовым механизмом. Где его взять? Чтобы изготовить ее, тоже нужно время.
      Я хмыкнул:
      -- Нет проблем!
      Вытащил из ящика стола механический взрыватель МУВ-2 с капсюлем-детонатором. Объяснил принцип действия.
      -- Пусть твой агент сложит в кучу противотанковые мины, а в саму верхнюю вставит эту штуку, предварительно выдернув чеку. Примерно через полчаса все взлетит на воздух.
      Васэ с изумлением вертел в руках взрыватель. Я же решил, что даже если агент отнесет взрыватель душманам -- невелика потеря. Ради такого склада стоит рискнуть.
      -- Если взорвешь склад -- поставишь бутылку виски в качестве платы за "адскую машину".
      Прошло почти две недели. Однажды утром меня разбудил дежурный офицер и пригласил к городскому телефону. Васэ возбужденно кричал в трубку:
      -- Товарищ Бек, с меня бутылка!!!
      -- Молчи, сейчас приеду!
      Я примчался к нему. С трудом удалось успокоить его и выяснить все по порядку.
      Агент, получив взрыватель, долго колебался. Но однажды в их штаб-квартире собрались три группы моджахедов. После изнурительных боев с советскими подразделениями они уходили на отдых и переформирование в Пакистан. По этому случаю забили нескольких овец.
      Демонстрируя доверие друг к другу, моджахеды сложили оружие в комнате на первом этаже, а сами поднялись на второй этаж, как раз над складом. Играла музыка. Ребята гуляли.
      Агент понял: или сейчас, или никогда. Выдернув чеку, дрожащей рукой вставил взрыватель в мину. Затем запер дверь на замок и под благовидным предлогом ушел домой. Прошло полчаса -- взрыва не было. Прошло сорок пять минут -- взрыва нет. Решив, что его обманули, агент поплелся назад. Он уже подходил к вилле, когда рвануло! Обломком кирпича его стукнуло по голове, чему агент был несказанно рад: все-таки алиби! От двухэтажного здания осталась груда развалин. Погибло более 70 моджахедов. Уничтожено много оружия, мин и боеприпасов и, по словам агента, даже ящик с деньгами (вот в чем я сильно сомневаюсь).
      ХАД выплатил агенту крупную сумму. Тот выразил готовность и впредь выполнять подобные задания.
      На следующий день на место взрыва прибыл пакистанский советник, с которым мы мирно уживались в одном районе (однажды с усиленным батальоном десантников мы ходили по его душу, но пакистанца спрятал другой агент ХАДа). Местные жители рассказали, что в дом угодила авиабомба, чему он, похоже, не поверил. Сопровождавшие советника моджахеды облили руины чем-то прозрачным и подожгли. Затем велели восстановить дувал вокруг развалин, объявили братскую могилу своих товарищей святым местом, и ушли в Пакистан. В ту зиму обстановка в Пагмане оставалась спокойной.
      Васэ торжественно вручил мне бутылку "Белой лошади", с чем я и вернулся в расположение. Ребята только просыпались. Дав команду накрывать на стол, я потопал в штаб доложить шефу и получил нагоняй! Однако это не омрачило настроения. Завтракая, мы наблюдали в окошко, как прибывали в штаб и уходили советники. Примерно через полчаса зафиксировали развевающийся плащ парнишки, работавшего у Васэ советником. Он летел как на крыльях!
      -- Глядите: торопится за орденом! -- хохотала братва.
      Смех смехом, а за эту диверсию "Васькин" советник действительно получил Красную звезду, хотя к акции не имел никакого отношения.
      Через полгода, уже в Союзе, на общем собрании офицеров "Вымпела", в присутствии высокого руководства другой наш коллега с трибуны красочно расписывал, как завербовал агента, внедрил в банду, изготовил мину с часовым механизмом, камуфлированную в виде термоса и грохнул аж 90 "духов"! Наша группа слушала его басни и потешалась. После совещания я поймал докладчика за рукав:
      -- По-моему, там все же погибло около 70 моджахедов.
      -- А че их жалеть, басурман? -- возразил тот.
      Впрочем, я несколько забежал вперед.
      Пошло дело
      Следующий заказ на "адскую машинку" пришел довольно быстро. На этот раз объектом диверсии был склад ракет "земля-земля" в том же Пагманском уезде. В полу одноэтажного дома был вырыт глубокий окоп крестообразной формы, в котором сложено около трех десятков ракет, множество боеприпасов к безоткатному орудию, выстрелы к РПГ, ручные гранаты.
      На этот раз Васэ получил четыре кумулятивных заряда КЗУ-2 с мангнитами, полкило пластита, два отрезка детонирующего шнура длиной по четыре метра. Я подробно разъяснил, как установить заряды. Ракеты следовало сложить боевой частью в одну сторону, на них прикрепить магнитные мины. Соединить все заряды детонирующим шнуром, а на пересечение отрезков прилепить пластит со взрывателем.
      Результат получили довольно быстро: через два дня. Правда, Васэ внес свои поправки в установку зарядов, в итоге громкого взрыва не получилось. Ракеты начали гореть и разлетаться в разные стороны. Селяне с перепугу разбежались кто куда. Советская сторожевая застава в Пагмане, зафиксировав странные пуски ракет, добавила туда жару из гаубиц.
      За эту диверсию я получил от Васэ вторую бутылку "Белой лошади" и вторую нахлобучку от шефа. Валентин Иванович строжайше запретил хулиганить, потому что бомбить душманские склады не входит в наши обязанности. Советники Представительства КГБ тоже неодобрительно косились в нашу сторону:
      -- Допрыгаетесь, ребята, что когда-нибудь душманы подсунут бомбу вам самим.
      Но, при всем желании, я уже не мог остановить процесс, поскольку передал Васэ целый ящик различных взрывателей, мин и зарядов, и он начал действовать самостоятельно. До конца нашей первой командировки, таким образом, партнеры успели взорвать шесть складов. По результатам одной диверсии у нас возникли разногласия с советниками зоны "Центр". У них была информация, что часть оружия со склада душманами предварительно было вывезено и продано.
      Нашей девятой группой было изготовлено несколько самодельных мин для зарубежных акций. Для ликвидации одного из лидеров афганской оппозиции слепили магнитную мину с элементом необезвреживаемости. Чувствительность взрывателя Ваня с Василием Ивановичем настраивали, прилепив мину под днище своей машины и раскатывая по улицам Кабула.
      Кроме того партнерам было показано, как изготовить кумулятивный заряд с ударным ядром большой мощности для душманской штаб-квартиры в Пешаваре, которая располагалась в двухэтажной вилле, отстоящей в глубине двора примерно в 50 метрах от каменного забора. Для мины понадобилось около трехсот килограммов пластита и огромный чугунный казан. Мину следовало замаскировать в кузове автомашины. Машину поставить на стоянку у забора. Было подготовлено две диверсии, одна в Пакистанском городе Парачинаре на складе, где хранилось около пяти тысяч противотанковых мин, другая планировалась в иранском городе Захедане на крупном нефтехранилище.
      В Парачинаре диверсант, которому я присвоил условное имя "Кудлатый", внедренный под соответствующей легендой в охрану склада, должен был сперва купить на базаре противотанковую мину и вставить в нее замедлитель. Затем, в момент погрузочно-разгрузочных работ, выдернуть чеку взрывателя и занести мину на склад. Если это не удастся, должен был действовать грубо: снять часовых, сбить замок с дверей и применить старый добрый огневой способ. Поскольку обитую железом дверь подвала круглосуточно охраняли двое часовых, диверсанта снабдили бесшумным пистолетом "Гроза". "Кудлатый" предпочитал острый нож и имел по мокрушным делам богатый опыт, а ко всякого рода пистолетам с глушителями относился с предубеждением. Однако "Гроза" ему очень понравилась. В комнатах над складом проживало около тридцати моджахедов. Поэтому, на всякий случай, я дал ему автоматный глушитель ПБС и два магазина спецпатронов УС, трофейную химическую гранату нервно-паралитического действия. С диверсантом я занимался по индивидуальной программе почти месяц. В том числе отрабатывали возможность подрыва противотанковых мин с помощью ручных гранат РГД-5. Самое поразительное в том, что на испытаниях от гранат мины не детонировали, а разрушались!
      Легенда прикрытия "Кудлатого" была интересной. Сперва его, сильно обросшего и изможденного, пришлось оставить без документов на базаре. Там его загребли в армию. В афганскую армию "призывали" методом облавы, и за каждого будущего защитника революции патруль получал приличную сумму. Оперработник ХАДа, посвященный в план операции, как бы случайно оказавшись на фильтрации призывников, распределил "Кудлатого" охранять районный партийный комитет в Кабуле.
      Вскоре "Кудлатый", пригрозив стволом, заставил солдат-охранников связать друг друга, обокрал контору, забрал пять автоматов и укатил в Пакистан на новеньком парткомовском УАЗике. Машина, оборудованная тайниками, была специально подставлена для операции. Большую опасность для него представляли советские ночные вертолеты-охотники. Однако он благополучно достиг цели, заложил тайник со спецоружием, продал трофейные автоматы, внедрился в охрану склада и дал знать о готовности к операции.
      Что касается диверсии в Захедане, два брата-диверсанта должны были на мотоцикле подъехать к нефтехранилищу, пробить из РПГ-7 цистерны с горючим и поджечь вытекающий бензин бронебойно-зажигательными и трассирующими пулями. Затем всю ночь до утра на головы несчастных пожарных должны были падать китайские ракеты "Земля-земля", снабженные замедлителями пуска.
      Эти зарубежные акции не были осуществлены по политическим соображениям и отменены распоряжением нашего большого руководства. "Кудлатому" пришлось возвращаться в Кабул и вернуть спецоружие. Впоследствии он участвовал во многих интересных мероприятиях. Сейчас он проживает в Пакистане, сильно пристрастился к наркотикам. Недавно я связался с ним через посредника, пригласил в гости в Москву. Когда он приедет, придется сходить к ребятам в МВД, попросить граммов двести анаши для старого друга.
      Убедившись в эффективности диверсий, партнеры на базе 5-го управления ХАДа создали самостоятельный 8-й отдел, который через пару лет превратился в 58-е управление со своей спецлабораторией, складами и персоналом, прошедшим подготовку в Союзе. Бессменным начальником этого диверсионного подразделения оставался мой друг Васэ. У него работали и советники, и прикомандированные специалисты из Союза, занимавшиеся радиоминами. Другим нашим ребятам общаться с сотрудниками спецлаборатории было категорически запрещено. Однако, пользуясь своим исключительным положением, я продолжал встречаться и работать с ними и в последующем.
      Глава 12. Ургунская операция
      В ночь на 31-е декабря 1983 года на город Ургун напали душманы. Афганский пограничный полк частично разбежался, частично попрятался в крепости. Со всех сторон доносился лязг гусениц и рев танковых моторов, неслись вопли:
      -- Алла! Алла!
      И тогда Бадам, который оказался там со своей разведгруппой, пинком распахнул дверь блиндажа, в котором трясся от страха полковник Сыдык и командир пограничного полка. Потребовал ключи от оружейных складов. Ключей не оказалось. Пришлось сбивать замки. Среди всякого хлама обнаружил семь гранатометов. С крепостной стены наугад на звуки моторов разведчики открыли огонь и кричали "Ура!". Это чтобы душманы решили, что имеют дело с советскими солдатами. Шум поутих. Тогда Бадам с несколькими бойцами совершил вылазку. На фоне свежевыпавшего снега заметил силуэт танка и решил его брать. Но танк удрал. Подобрав двух раненных душманов, приволок в крепость. Из щелей вылезли перепуганные пограничники и запинали несчастных до смерти.
      В это время в самом городе Ургуне горстка ГРУшников тоже приняла бой.
      Как потом выяснилось, моджахедов поддерживали всего два танка. Просто душманы записали шум моторов на магнитофоны и устроили психическую атаку. Если бы не Бадам, противник захватил бы город. А когда в Ургун вошли советские дивизии, ребята были использованы в качестве наводчиков, что позволило уничтожить огневые точки противника и захватить богатые трофеи. Результаты его деятельности были оценены высоко. Начштаба 40-й Армии Сергеев лично жал Бадаму руку.
      Глава 13. ЧП в Кандагаре
      1-го января 1984 года наша девятая группа готовилась десантироваться на Ургун, но операцию отменили. Зато поступила шифровка из Кандагара. Случилось несчастье в нашей колонии: в результате взрыва есть убитые и раненные. Для расследования ЧП из Кабула командируются три человека: полковник из отдела кадров Представительства КГБ, подполковник из Представительства МВД и я, в качестве эксперта по взрывным устройствам.
      Спецрейсом прибываем в кандагарский аэропорт, далее нас отвозят в ООНовский городок. ООНовский городок -- это обнесенные каменным забором двухэтажные виллы, в которых проживают военные, сотрудники КГБ и МВД, гражданские специалисты. Во дворе несколько БМП охраны. Вокруг забора густые заросли камыша в два человеческих роста. Их в свое время пытались выжигать огнеметами, но безрезультатно: быстро прорастают. И тогда внешний периметр просто заминировали, причем без составления карточек минных полей. Все равно наши за забором не лазают.
      Новому коменданту городка этого показалось мало, поэтому на расстоянии нескольких метров от забора армейские саперы начали натягивать МЗП. Пространство между ними нашпиговали противопехотными и сигнальными минами.
      На крыше виллы, где размещаются наши ребята из "Омеги", огневая точка АГС-17, обложенная мешками с песком. За мешками скучают солдаты в касках и бронежилетах. На другой крыше -- корпус подбитого БТР. Его крупнокалиберный пулемет КПВТ без пламегасителя по ночам пугает духовских лазутчиков трехметровым факелом и страшным грохотом. Внутри БТР -- койка. На ней по ночам дремлет дежурный офицер.
      Вокруг городка пологие склоны, дальше на многие сотни километров пески пустыни Регистан. Жарко, несмотря на январь. А что же творится здесь летом?
      Мы с кадровиком размещаемся на вилле "Омеги", а подполковник МВД -- у своих советников. С тех пор мы его больше не видели. Начинаем расследовать вдвоем. Выясняется следующее.
      31 декабря ребята отмечали Новый год. Сначала встретили по Сахалинскому времени, как и полагается вскрыли бутылку шампанского и отсалютовали в воздух ракетой. Затем наступила очередь поднять бокалы за Благовещенск. После этого пили за алма-атинцев, ташкентцев, душанбинцев. Шампанское кончилось, перешли на самогон. В 24:00 по Московскому времени "Омегу" пришли поздравлять соседи: капитан-таджик из МВД и новый руководитель разведточки ГРУ. Таджику захотелось пустить ракету. Наши пожадничали. Тогда ГРУшник вручил милиционеру ключи от своего сейфа: там лежали две ракеты, оставшиеся от прежнего хозяина. В это время все вышли покурить. Таджик в кругу ребят поднимает руку с осветительной ракетой вверх, дергает шнур: Взрыв! Ему оторвало по локоть левую руку и кисть правой руки, снесло по колено осколком левую ногу. Начальнику разведточки ГРУ выбило глаз. Двое наших офицеров тяжело ранены, легко ранило солдата, стоявшего спиной.
      Затащив раненых в комнату, ребята наложили жгуты на ампутированные конечности капитана, перевязали остальных, вкололи всем промедол. Затем, погрузив в "Волгу", помчались в госпиталь, расположенный в трех десятках километрах от городка -- в аэропорту (кто бывал в Кандагаре, представляет что это такое: ехать ночью через камыши). Рано утром прилетел военный самолет. Офицера ГРУ приняли на борт. Пилоты согласились подождать, пока окажут медицинскую помощь остальным. Но какой-то ублюдок дал команду на взлет:
      -- Кагебешники набедокурили, а наш офицер мучается. Никого ждать не будем.
      "Омеге" пришлось вызывать из Кабула самолет Представительства КГБ. На это ушло еще 3 часа. Капитана МВД не довезли, он скончался в воздухе...
      Для нас это было дико. Годом ранее Джалал-Абаде загибался от тропической лихорадки "Каскадер" Володя. Он уже впал в кому. Нужны были какие-то редкие импортные препараты. И тогда братва выдала "SОS" по радиостанции "Сатурн". Центр отреагировал мгновенно и послал шифровки во все свои закордонные резидентуры. В одной из европейских стран были куплены необходимые лекарства и самолетом "Аэрофлота" в тот же день переброшены в Москву. В "Шереметьево" ящик с медикаментами был перегружен на борт андроповского ТУ-134 и доставлен в Кабул. Оттуда военным бортом в Джалал-Абад. Володя был спасен.