Позывной - 'Кобра'

      Мчимся к центру взрыва. Чем ближе, тем больше осколков, усеявших землю. А вблизи воронки земля черна от железа. Спрыгиваем с кузова. Почва, обычно твердая как камень, взрыхлена до такой степени, что ноги проваливаются по щиколотку. Образовалась огромная яма, глубиной около семи метров. На дне воронки -- странный белый налет. Растираю этот порошок в пальцах: боже мой, мрамор! Видимо, мы нечаянно разрушили какое-то древнее сооружение. К нам подходят обалдевшие солдаты поста безопасности. Взрыв был так силен, что их лачуга покосилась, оштукатуренные и побеленные стены дома иссечены осколками. Слава Аллаху, все живы! Пока закуриваем и делимся впечатлениями, раздается глухой удар, затем второй. Афганцы непроизвольно приседают. Через несколько секунд в горном ущелье Пагмана километрах в десяти поднимаются два чудовищных по размерам пыльных гриба. Опять двойной звуковой удар и еще два гриба! До нас доходят тяжелые раскаты взрывов. Это 40-я Армия бьет вакуумными ракетами "Ураган". Четыре такие ракеты мы только что уничтожили.
      Солнце уже ушло за горы. Мы заезжаем в штаб полка. Навстречу растерянный дежурный офицер. В штабе выбиты все стекла, хотя дистанция до места ликвидации боеприпасов около полутора километров! Решив, что по штабу оперативного полка моджахедами был нанесен удар какой-то сверхмощной ракетой, дежурный сообщил об этом в Кабул. Доблестная "сороковая", не раздумывая, ответила по "духам" четырьмя вакуумными.
      Ликвидация Карима
      Помимо работы в Пагманской школе спецназа, я продолжаю встречаться со старыми друзьями-афганцами 5-го управления ХАДа. По-прежнему ко мне за советами обращается диверсионный командир Васэ.
      Как-то особист 180-го аушевского полка Николай пожаловался:
      -- Вчера в районе Баграма бандглаварь Карим опять спалил нашу колонну.
      -- Какой Карим, случайно не из Карабага? -- поинтересовался я.
      Особист кивнул:
      -- Мы за ним давно охотимся, но никак не можем поймать, -- сокрушался он.
      -- Карим мой старый кореш, -- ошарашил я Николая -- поставишь пузырь, и я его достану!
      Дело в том, что разведгруппа Бадама, с которой я работал в 1983-84 годах, почти вся была родом из этого села. Карима даже приводили на переговоры в штаб оперативного батальона. Невысокий, тщедушный, густо обросший, он вошел в комнату синий от страха. Все время держался за живот. Оказалось, что прятал за поясом пистолет. На всякий случай, я сел на диван рядом с ним. Серега "Кровавый" с Дин Мамадом расположились напротив. Пили чай, ползали по топокарте и планшету с аэрофотосъемкой, долго говорили, но разошлись каждый при своем мнении. Карима поразили карты и аэрофотоснимки. Прощаясь, он сказал:
      -- Знаете, я все время терялся в догадках, каким образом шурави так хорошо осведомлены о нас. Постоянно выискивал в отряде вашу агентуру. Оказывается, все изображено на картах.
      За два прошедших года он значительно окреп и начал сильно действовать на нервы Советской Армии.
      Через недельку ХАДовцы привели агента, хорошо знающего Карима. С ним пару часов отрабатывали способ закладки управляемого по проводам фугаса. Старший советник оперативного полка Махарбек исподтишка фотографировал процесс обучения: на тот случай, если агент переметнется к противнику. А еще через несколько дней злосчастного Карима и еще десяток "духов" разнесло на мелкие атомы четырнадцатикилограммовым зарядом пластита. Ответственность за его ликвидацию взяли на себя несколько подразделений Советской Армии: оказывается, советская сторожевая застава накрыла его из миномета калибра 120 мм, проходящая войсковая колонна всадила в него снаряд из танка, вертолетчики уронили на него авиабомбу. На могиле Карима его брат Барьялай поклялся жестоко отомстить, и спалил еще пару армейских колонн, пока его самого не разбомбили вертолетчики.
      Выпускные экзамены
      Из-за того, что мы со старшим советником оперативного полка Махарбеком окончательно рассорились, он грозится лично присутствовать на экзаменах, чтобы доказать мою никчемность. С раннего утра, курсанты толпятся у дверей. За столом восседает солидная комиссия: советник полка Махарбек, командир и начальник штаба полка, начальник разведки. Никаких экзаменационных билетов я не составлял, потому что считаю, что спецназовцу нечего готовится, он должен отвечать на любой вопрос не задумываясь. Но самое главное в том, что половина курсантов неграмотны, не умеют ни читать, ни писать.
      Заходит первый курсант. Щелкнув каблуками громко представляется.
      Я задаю ему вопрос.
      -- Посмотри на разложенное оружие и ответь, из каких систем приходилось стрелять?
      -- Из всех!
      -- Что это такое? -- показываю на автоматическую винтовку.
      -- М-16 американского производства!
      -- Разбери его!
      Курсант мгновенно проводит неполную разборку.
      -- Покажи патроны к этому оружию.
      Из множества патронов, разложенных на столе он выбирает один: все верно.
      Члены комиссии начинают его гонять по другим системам. Ответы четкие. Вопросов больше не возникает.
      Я вручаю ему учебную гранату Ф-1:
      -- Ты уходишь из помещения, заминируй дверь.
      Курсант берет со стола газету, складывает ее в узкую полоску, оборачивает ей гранату, выдергивает чеку и выходит из класса, аккуратно прищемив обернутую газетой Ф-1 между створками двери.
      Уважаемая комиссия переглядывается. Ставим ему пятерку. Входит другой курсант, предварительно "разминировав" дверь. Он собирает М-16 и разбирает западногерманский G-3. Отвечает на все вопросы и уходит, заминировав гранатой ящик стола. Третий курсант собирает G-3. Разминирует стол, разбирает немецкий пулемет МG-42 и, уходя, минирует кресло и т. д.
      Комиссия ставит всем без исключения курсантам пятерки по огневой подготовке. На следующий день экзамены по минно-подрывной подготовке: опять одни пятерки! На третий день курсанты сдают специальную тактику. Командование полка потрясено результатами экзаменов. Начштаба шепчет мне, что за три дня он, опытный боевой офицер, узнал столько нового у простых солдат! Махарбек надувает щеки: командир полка жмет ему руку за отличную подготовку курсантов.
      Закончились трехмесячные курсы.
      Курсанты сложили деньги, оторвав от своих скромных денежных довольствий и покупают мне в подарок рубашку. Мы стали друзьями.
      Гудеж с артистами
      В Кабул приехали артисты из Киргизии. Я нахожу их в гостинице, знакомлюсь с директором, прошу выступить перед бойцами оперативного полка. Оказалось, артисты уже сидят на чемоданах. Однако хотя реквизит упакован, готовы дать небольшой концерт в актовом зале гостиницы. Привозим туда пятьдесят бойцов, отличившихся в боях. После двухчасового прекрасного концерта отпускаем бойцов, а с командованием оперативного полка перебираемся в номера.
      Джигиты сдвигают столы. Размещаемся на койках вокруг. Комполка подмаргивает тыловику, и тот бочком выскальзывает из комнаты. Через 15 минут солдаты заносят шашлыки, зелень, фрукты и, естественно, гирлянды бутылок.
      Артисты поют задушевные песни. Я ностальгирую, зажатый между двух симпатичных землячек в национальных платьях. Потом начинаются танцы под аккомпанимент аккордеона с комузом. Офицеры и советники полка становятся в круг на боевой танец "Атан". От грохота кованных ботинок сотрясаются стены. В наш потный круг белыми лебедями вплывают девчата. Подаю пример и приглашаю землячку на вальс. Советник Виталька в затруднении: на него положили глаз сразу двое русских девчат.
      Начштаба Хошаль пускает слюни, впившись взором в роскошную блондинку. Заметив его состояние, блондинка втаскивает его за руку в круг. Я успеваю намекнуть ей, что Хошаль из знатного княжеского рода. Не приученный прилюдно обниматься с женщиной, афганец сперва держится скованно, но довольно скоро его длинный нос погружается в глубокое декольте а руки хищно мнут пышные ягодицы. Дама шлепает князя по рукам. Становится совсем весело.
      Через некоторое время замечаю в комнате тщедушного афганца, в строгом, хотя и потертом костюме, скромно сидящего в уголке. Танцы вызывают у него приступы искреннего веселья. Голодный взгляд непроизвольно шарит по столу. Это парень не наш. Наверное из местной контрразведки. Приглашаю за стол. Он не заставляет себя долго упрашивать и после двух граненых стаканов мягко отключается.
      Потом мы уходим. Возбужденный напитками и блондинкой, Хошаль бессильно рыдает на руках своих офицеров. Он хочет остаться. У него любовь. Но его уносят. Артисты провожают нас до машин, наяривая на музыкальных инструментах. Хорошо-то как, черт возьми! Какие-то западные корреспонденты с балконов таращатся на наш "интернационализм в действии".
      На следующий день командование полка кто с головной, кто с сердечной болью вспоминает замечательный вечер. А солдаты лишились трехдневного мясного рациона, пропитого нами с артистами.
      Через несколько лет в Бишкеке я случайно оказался в одной компании с директором театра. С каким удовольствием он рассказывал окружающим о той незабываемой встрече в Кабуле!
      * ЧАСТЬ 10. ТРЕТЬЯ КОМАНДИРОВКА *
      Муж чести всегда доброй дружбой радел
      Тому, кто не зол и не чужд добрых дел...
      ...И если свершит он, влекомый добром,
      Случайное зло, он казнится потом.
      (Жусуп Баласагын)
      Из второй командировки я возвратился в ноябре 1986 года. Руководство 5-го отдела Представительства КГБ в Кабуле тепло проводило домой с пожеланием скорее вернуться обратно, теперь уже в "длинную" командировку. Об этом просили также афганские партнеры. Мне предлагали вплотную заняться подготовкой кадров для специальных подразделений.
      "Длинные" командировки от "коротких" отличались существенно: разрешалось брать с собой семью, да и зарплата была повыше. Попасть в "длинную" командировку за границу, даже в захудалые страны как Афганистан или, скажем, Южный Йемен, означало, что ты приобщился к племени белых людей. Хотя мы все прекрасно понимаем, что и среди них существует неравенство: блатные ездят по америкам и европам, а остальные в развивающиеся страны или в горячие точки. Но как бы то ни было, я уже собирался за границу в третий раз. А многие мои друзья, с которыми начинал службу в Балашихе с 1982 года, еще нигде не были. И загранка им не светила. Это означало, что ни импортной аппаратуры, ни шмоток женам в ближайшие годы не видать. Мы, "выездные", уходили в резкий отрыв от них, "невыездных" не только в материальном плане, но и в карьере. Каково психологическое состояние человека день ото дня выслушивающего претензии жены-мегеры:
      -- Ивановы купили машину, Петровы отдыхают на Черном море, а Сидоров, -- этот тупица и лизоблюд, стал твоим начальником! Значит ты хуже их всех!
      По наивности, я предполагал, что в Союзе пробуду недолго: месяц отпуска и пару месяцев понадобится для оформления командировочных документов.
      Глава 1. В Ясенево
      На самом деле оказалось несколько иначе. По законам органов внешней разведки, перед "длинной" командировкой за границу сотруднику полагалось пройти минимум полугодовую специализацию по данной стране. То, что я уже был в Афганистане два раза, в расчет не принималось. Да и короткие командировки на матерых разведчиков впечатления не производили. Здесь свои правила. Многие наши ребята, успевшие повоевать в составе отрядов "Каскад" и "Омега", к тому времени уже работали за рубежом, и не только в горячих точках, но и в резидентурах КГБ в некоторых престижных странах. Им в свое время повезло. Теперь повезло и мне.
      А посему пора бы остепениться. По крайней мере так считали невыездные друзья. Мои рассуждения относительно высокой степени риска предстоящей командировки завистливыми коллегами всерьез не воспринимались:
      -- А кто тебя заставляет рисковать? -- искренне недоумевали они и вертели пальцем у виска.
      У меня было еще одно, вполне серьезное основание опасаться предстоящей командировки: когда-то в отрочестве, начитавшись книг, я бредил приключениями. Будущее взрослое существование не оставляло никаких иллюзий на этот счет. И тогда, в состоянии сильной душевной тоски, я взмолился к Всевышнему с просьбой дать мне пусть короткую, но полную опасностей и приключений жизнь! 35 лет, пожалуй, достаточно. И вот в 1987 году мне исполнилось 35. А впереди очередная командировка на войну. Поневоле станешь суеверным, хотя в предыдущих я ничего не боялся. Если моя юношеская просьба была услышана, жить, наверное, оставалось максимум год. С другой стороны, лучше уж погибнуть в бою, чем встретиться с безносой после какого-нибудь гриппа.
      Специализацию в разведцентре кроме меня проходили еще несколько офицеров из региональных Управлений КГБ. Сотрудники отдела, к которым нас прикрепили, были весьма рады, если их не отрывали от основной работы. Выделив свободную комнату, они сунули нам ключи от огромных железных шкафов:
      -- Здесь лежат литерные дела по Афганистану. Изучайте.
      В томах мы нашли много интересного, здесь хранились и наши отчеты по предыдущим командировкам, и сообщения закордонных резидентур, и материалы радиоперехватов.
      Мои коллеги стажеры собирались в Афган первый раз, поэтому я стал для них ценным источником информации.
      Как-то удалось разыграть своеобразный спектакль. Один подполковник интеллигентной наружности поинтересовался, что делать с пленными душманами: отправлять в тюрьму или отпускать?
      -- Резать! -- сурово оборвал его я.
      -- Как резать?! -- взбледнул он.
      -- Показываю, как это делается.
      Посадив "интеллигента" на стул, становлюсь сзади, завожу ему руки за спину. Затем втыкаю два пальца ему в ноздри и откинув голову, начинаю водить расческой по кадыку. Окружающие ребята, смекнув в чем дело, невозмутимо щупают шею "жертвы", задают вопросы,
      Через полгода, уже будучи в Афганистане, мы случайно оказались с "интеллигентом" за одним столом. Раздобревший и вполне довольный жизнью коллега со смехом вспоминал, что после того памятного случая он всю ночь не спал, а наутро чуть было не накатал рапорт об увольнении из органов. К счастью, в гостинице ему встретился бывалый афганец, сумевший снять стресс.
      С "интеллигентом" мы расстались друзьями.
      Прилетев в Кабул, я вдруг узнаю, что по распределению направлен работать в провинцию Фарах! А как же моя школа спецназа в Пагмане?
      Руководство 5-го отдела Представительства КГБ тут же связывается по телефону с начальником отдела кадров, и меня оставляют в Кабуле. Оказывается, один из полковников, с которым проходил стажировку в разведцентре, по блату решил меня взять с собой.
      Он сулил мне через полгода досрочное звание подполковника, а еще через годик -- третью звезду на погоны. Заманчиво, черт возьми! Но школа --дороже.
      Несколько дней я осваиваюсь в новой должности старшего опера. Должностная вилка соответствует воинскому званию майор -- подполковник (в провинции была бы подполковник -- полковник). Дипломатический ранг -- 2-й секретарь Посольства. А ведь летел я в Кабул с визами, в которых значилось, что я слесарь-теплотехник. Вот это карьера: за сутки из слесаря до 2-го секретаря Посольства!
      По статусу мне полагалась 3-х комнатная квартира и служебная "Волга". Я выбираю "УАЗ-469". Получаю квартиру, а вскоре ко мне прилетает супруга.
      Коллеги, с которыми мы служили в "Вымпеле" и приехали вместе в Афганистан, пытаются выведать, каким образом я вдруг оказался на ступень выше их по должности? Я совершенно искренне рассказываю о протекции некоей "волосатой руки".
      Потом я извинился перед несостоявшимся шефом из Фараха и как мог отблагодарил за протекцию, угостив домашним бешбармаком. Дай Бог, свидимся еще.
      Глава 2. Школа головорезов
      До моего приезда школа уже функционировала. Преподаватели читали курсантам лекции, подготовленные в Союзе и переведенные на язык дари. Полевые занятия отличались от классных тем, что лекции читались на свежем воздухе. Когда предмет исчерпывался, переходили к анекдотам.
      Преподавателей десять человек: шесть полковников и четыре подполковника. Знакомимся. Один из полковников -- авиатор. Прекрасно, прикидываю я, он будет преподавать топографию. Однако, авиатор тушуется и сообщает, что служил в тыловых подразделениях ВВС. Полковник-артиллерист тоже тыловик, не имевший дела с пушками и минометами. Все подполковники тоже оказываются тыловиками, к тому же плохо понимающими по-русски! Вот это да!
      Курсанты школы спецназа -- военнослужащие оперативных батальонов, собранные с бору по сосенке из всех провинций, многие неграмотны. Как выпутаться из этого положения? У меня нет времени учить отдельно господ офицеров. Значит придется учить офицеров вместе с курсантами. Но как заставить аксакалов ходить на полевые, не уязвив при этом их гордость? Двое из них выпускники старой доброй английской школы: чопорные такие. Один заканчивал нашу Академию имени Куйбышева.
      После представления преподавателям, я, скромно потупив взор, начинаю:
      -- Отцы, по сравнению с вами, я всего лишь майор, без достаточного педагогического стажа. Поэтому очень волнуюсь. Завтра первая установочная лекция у курсантов нового набора. Прошу присутствовать на лекции и фиксировать мои ошибки, чтобы потом вместе разобрать их на педсовете.
      Аксакалы важно соглашаются.
      На следующий день в классе собрались курсанты. Их еще не успели переодеть в военную форму. Разношерстная компания, кто в чалме, кто в тюбетейке. Все патлатые, бородатые, в резиновых галошах на босу ногу. Сто пятьдесят пар глаз с любопытством уставились на меня. Внимательно вглядываюсь в них. Выражения, в основном, враждебно-презрительное. Дело в том, что большинство курсантов пуштуны, а я -- похожий на хазарейца "монголоид". Это примерно также, как если бы в американских южных штатах собрали белых курсантов и приставили к ним чернокожего преподавателя.
      Аксакалы надувают щеки в первом ряду. Все как один с блокнотами и карандашами, готовые фиксировать мои ошибки.
      Поднимаю курсанта с нахальными глазами:
      -- Сколько лет воюешь?
      -- Четыре года.
      -- Сколько боевых операций?
      -- Сто семьдесят две.
      Спрашиваю другого. Ответ -- шесть лет стажа, двести пятьдесят операций. Поднимаю молодого бойца: два года боевого стажа, сорок три операции.
      Представляюсь:
      -- У меня один год боевого стажа и всего четыре операции.
      Гробовая тишина. Курсанты переваривают услышанное. Затем один из них подает робкий голос:
      -- Но зато у Вас, наверное, были очень крутые операции?
      -- Нет, три операции безрезультатные, а на четвертой мы взяли трофеи: пять ишаков! Вон сидит сержант, он не даст соврать (К занятиям я привлек лейтенанта и сержанта, которых знал по предыдущей командировке как опытных бойцов-разведчиков).
      Народ хохочет.
      -- Поэтому, ребята, скорее всего вы должны меня учить, а не я вас. Однако я знаю тактику специальных подразделений многих армий мира. Думаю, что будем полезны друг другу.
      Курсанты соглашаются. Кажется, психологический контакт с ними установлен. Далее начинаю рассказывать об особенностях аналогичных подразделений США, Пакистана, Ирана.
      Первые пятнадцать минут мои преподаватели усиленно корпят над своими блокнотами, затем перестают писать. Сидят и слушают, разинув рты.
      В перерыве ко мне подходят курсанты-узбеки, покровительственно хлопают по плечу, дескать, не робей, парень! Мы тебя в обиду не дадим. Ты нам понравился.
      -- Ладно, мы еще посмотрим, как вы у меня запоете через пару-тройку дней, -- думаю я про себя.
      Захожу в комнату преподавателей. Мои полковники уже посовещались и встречают меня смехом:
      -- Товарищ Бек, ловко же ты нас провел! Но мы не в обиде. Иначе ты не собрал бы нас вместе. Лекция была прекрасной. За час мы узнали столько интересного! Будем посещать все занятия.
      На другой день курсанты, уже подстриженные, помытые, побритые и переодетые в военную форму, таращат на меня удивленные глаза: офицеры оперативного полка успели вправить им мозги, просветив относительно наших "художеств" 1983-86 годов.
      Ночные стрельбы
      Тема занятий -- действия группы специального назначения в ночных условиях. На территории оперативного полка организуем засаду. На дороге ставим управляемые по проводам мины. За неимением других используем противотанковые. Они по пехоте работают тоже неплохо, особенно, если разместить через каждые 20 шагов. Десять мин -- на двести метров. Аналогичную засаду курсанты уже отрабатывали в дневное время. Теперь в темноте они копошатся на дороге, наощупь вяжут взрывные сети, о чем-то спорят и переругиваются. Слева, справа и сзади их работу охраняют дозоры. Наконец все готово. Бойцы занимают позиции в 20-30 метрах от установленных мин. Я объясняю: сейчас по дороге пройдет колонна "духов". Мы должны пропустить их головной дозор и врезать по ядру минами, затем добить остальных сосредоточенным огнем. Мой автомат с ночным прицелом снаряжен трассирующими пулями, у курсантов -- обычные патроны. Курсанты залегли в арыке и не высовываются, поскольку у противника тоже могут быть ночные бинокли. Сигнал к подрыву мин -- три короткие очереди трассерами в небо. Почему в небо, а не в "духов"? Дело в том, что на предыдущем занятии, первая же наша пуля перебила провод управления: мины не взорвались. А если бы это произошло в боевой обстановке? Далее, я буду давать целеуказание, а их задача одновременно бить короткими очередями в то место, куда попадают мои трассеры.
      Начали! Взрыв! Я даю короткую очередь в сторону "головного дозора" противника. Боже мой, что тут началось! Шквальный ливень из всех стволов! Никакой речи об управлении огнем! Противоположные склоны гор мерцают вспышками. Это стальные сердечники наших пуль высекают искры из камней. Очень напоминает ответный "духовский" огонь. Курсанты, войдя в раж, лупят по ним! С дальнего поста безопасности в нашу сторону потянулась светящаяся цепочка крупнокалиберных пуль из ДШК.
      -- Стоп, ребята!
      Однако стрельба прекратилась не сразу. Мы умудрились выпустить весь боекомплект! Ближний пост безопасности материт нас по-русски, затем переходят на афганский. Сержант-инструктор отвечает им тем же и обещает добавить из АГС-17 и миномета, если они не прекратят стрельбу. Пусть лучше спрячутся поглубже, а мы еще немного постреляем. Просит передать по телефону наши пожелания дальнему посту.
      Раздаю курсантам по одной пачке патронов: стрелять только одиночными! Я даю целеуказание, а они должны выпустить в ту сторону одну, повторяю, одну пулю!
      Ночные стрельбы продолжаются, лишь меняются учебными местами группы. Курсантам это скоро надоедает. Они желают чего-нибудь поэффектнее. Хорошо, сейчас они получат то, о чем мечтают. Под занавес, выстраиваю в шеренгу всех курсантов и раздаю каждому по пачке трассирующих.
      -- Ур! -- что по-афгански означает "огонь!" -- и сто пятьдесят автоматов изрыгают море огня. Огненные струи отражаются от склонов гор и врываются в небо мириадами малиновых звезд. Светло словно днем! Представляю, что подумали Пагманские моджахеды, увидев такой фейерверк у себя под боком.
      "Тропа смерти"
      Два офицера исчезли из расположения части и появились только на следующее утро. От них разит перегаром. Руководство школы собирается примерно наказать их. Провинившиеся стоят перед нами, потупив взоры, а за дверями волнуются их подчиненные. Мне хорошо понятно состояние ребят. Принимаю решение: Пропущенное вчера занятие они должны отработать. Ничего страшного. Здесь не пансион благородных девиц, а школа головорезов.
      Вызываю инструктора-сержанта:
      -- Какую тему отрабатывали вчера?
      -- Разминирование.
      -- Подготовь противопехотные и противотанковые мины, а также гранаты Ф-I. Все должны быть боевыми с настоящими боевыми запалами.
      Пока я объясняю перед строем курсантов суть задачи, провинившиеся офицеры с плохо скрываемым страхом наблюдают, как сержант вставляет в мины запалы.
      -- Сейчас сержант уйдет по этой тропинке вглубь "зеленки" и установит мины. Вы должны пройти по тропе, обнаружить и обезвредить их. Все ясно?
      "Штрафники" понимают, что либо выполнят задание, либо подорвутся.
      Незаметно для других, вынув из мин боевые запалы и вставив в гранаты учебные, сержант уходит. Через пятнадцать минут он возвращается. Вокруг провинившихся столпились подчиненные, рассказывая о способах разминирования. Однако с похмелья ребята, похоже, соображают туго. Я покуриваю в сторонке.
      Запускаю на "тропу смерти" первого. Он в полной боевой форме, при оружии, потому что в "зеленке" можно столкнуться с настоящими моджахедами. Я следую за ним на расстоянии вытянутой руки. Его подчиненные крадутся вслед, на расстоянии 15-20 метров, охватывая нас полукольцом, готовые упасть на землю в случае взрыва. Ребята сильно переживают за командира.
      "Штрафник" увидел взрыхленный участок и вопросительно смотрит на меня.
      -- Здесь мина?
      Я пожимаю плечами:
      -- Не знаю.
      Парнишка усиленно соображает. Капли пота градом льются со лба. "Суфлеры" из кустов шепотом что-то подсказывают. "Штрафник" вынимает автоматный шомпол и тычет в землю: что-то твердое и круглое. Разгребает руками землю. Действительно: противопехотная мина ПМН. Собирается вытащить ее. Из кустов раздается отчаянный вопль:
      -- Не смей! Под ней может быть граната!!!
      В адрес "суфлера" я посылаю яростный трехэтажный мат, приказываю всем залечь.
      "Штрафник" ножом роет ямку возле мины и лезет рукой под нее. Глаза округляются:
      -- Здесь граната! Что делать?!
      -- Не знаю.
      Парнишка думает. Ему тяжело. Потом как-то обреченно и зло шипит на меня:
      -- Учитель, уйди...
      -- Ну уж, нет. Если ты подорвешься, меня ждет трибунал. Так что лучше вместе.
      Выждав еще немного, начинаю подсказывать. Граната оказывается у него в руке. Она без кольца. Я отстегиваю из-под воротника большую булавку и вставляю вместо чеки. Забираю у него "Эфку" и, отвинчивая запал, хвалю его. Идем дальше. Теперь ему предстоит обнаружить и обезвредить противотанковую мину. С грехом пополам, он справляется и с этой задачей. Запускаю на тропу второго "штрафника". Все повторяется снова. Только ему попалась противотанковая мина, поставленная на неизвлекаемость, с которой так и не сумел справиться. Ничего страшного, мину обозначили и оставили в покое.
      Занятия закончились благополучно. Выстраиваю курсантов и даю команду проштрафившимся выйти из строя. Оба трезвы как стеклышки! Объявляю им благодарность и ставлю по "пятерке". Затем демонстрирую мины, в которых отсутствуют запалы и гранаты с учебными! Немая сцена, а затем дикий хохот! Я приношу офицерам свои извинения за шутку. Кажется, они не обиделись и смеются вместе со всеми.
      Штурм
      На плотине Пагманского водохранилища -- разграбленное и загаженное, но вполне целое двухэтажное административное здание. Над зданием, на двух сопках, расположилась советская сторожевая застава. Командир -- старший лейтенант Сашок, мой друг и ангел-хранитель. Под прикрытием его гаубиц и танковых пушек я чувствую себя спокойно, когда провожу занятия. У Саши свои проблемы: ему нужно вырыть хранилище для артснарядов и построить баню. Сопки каменисты и солдаты сильно мучаются, махая кайлом. Я легко решаю его проблему кумулятивными зарядами: через два дня глубокая яма готова. Внизу, под сопками ржавеют останки нескольких единиц бронетехники. Удлиненными кумулятивными зарядами курсанты режут броню БМП на плиты. Саша использует их для бани.
      Провожу с курсантами занятие по теме "штурм зданий и сооружений". В качестве объекта атаки выбираю здание на плотине. Показываю на него:
      -- Там -- душманы. Сколько их и чем вооружены -- неизвестно. Наша задача взять этот дом. Атаковать придется в лоб, поскольку все вокруг заминировано.
      Задаю вопрос, кто из курсантов хорошо стреляет? Несколько человек поднимают руки. Ладно, сейчас проверим. Разбиваю их на пары. Задача простая: один курсант бежит к зданию, другой прикрывает его огнем, стреляя поверх головы по окнам. Поэтому, если кого-либо зацепит пуля, будет виноват близкий друг. Желающих пострелять не оказалось. Хорошо, тогда прикрывать их буду я сам, а пары пусть бегут к дому. После этого бросают в окно гранату, помогают друг другу забраться туда, поднимаются на второй этаж, спускаются и бегут обратно ко мне.
      -- Ясно?
      Снимаю с СВД оптический прицел, снаряжаю магазин трассирующими патронами. Прислонившись плечом к перилам ограды, даю команду:
      -- Вперед!
      Два курсанта, пригибаясь, бегут к дому. Трассеры пролетают примерно в метре от их голов. Они ежатся и втягивают головы в плечи. Позже, делясь впечатлениями, они говорили, что гораздо страшнее бежать навстречу пулям.
      На следующий день, с другой группой отрабатываем ту же тему. Только на этот раз я использую БТР. Пулемет ПКТ наведен в окно, стопоры башни закреплены. Боковой люк открыт. По команде, двое курсантов бегут к дому. Пулемет короткими очередями бьет над их головами. Я кидаю вслед бегущим гранату РГД-5. Черт возьми! Курсанты бегут медленно, а граната катится все ближе и ближе к ним! Взрыв! Курсанты дружно падают на землю и оглядываются. Вперед, орлы!
      Советские солдаты с горки с любопытством следят за тем, как советник расстреливает афганцев. Потом очень резво исчезают. Оказывается наши пули из ПКТ насквозь пробили три кирпичные стены здания и начали рикошетить от скалы в их сторону.
      Закончили штурмовать здание. Теперь новая задача. Группа занимает оборону в этом же доме. С учетом предыдущего занятия, придумываем различные хитроумные сюрпризы для атакующей стороны: натягиваем веревки в темных коридорах, чтобы противник спотыкался об них, готовим гранаты на веревках и черпаки на длинной рукояти для забрасывания гранат в соседние окна. Выбираем стрелковые позиции. Под занавес ведем "огневой бой" с несуществующей атакующей стороной, кидаем гранаты в соседние комнаты, применяем дымовые шашки и сигнальные мины для психологического воздействия на противника, "прорвавшегося" в комнаты нижнего этажа.
      Налет
      Каждое тактическое занятие обязательно кончается стрельбами и взрывами.