История Варлаама (Скитник)

      После работ, как правило, собирались в доме Маркела. Беседовали о священном писании, о житие святых, по Часослову* читали молитвы и пели псалмы во славу Господа.
      *Часослов - богослужебная книга, содержащая псалмы, молитвы, песнопения и другие тексты суточного богослужения.
      К осени воздвигли красивую высокую часовню. Внутри установили небольшой старинный иконостас привезенный в одном из сундуков.
      Скит постепенно приобретал облик патриархальной русской деревни. В пору обживания нового пристанища в мир не выбирались. Научились шить меховые одежды, выращивать за короткое, но жаркое лето рожь и картошку.
      Громада безлюдного пространства и непроходимые горы надежно укрыли новый скит от всего мира. Многие годы раскольники не покидали полюбившейся Впадины, не мыслили они иной жизни, кроме как в этом щедром кедровом урочище.
      Но на пятый год все же пришлось снарядить бригаду в острог* за мануфактурой, утварью, боеприпасами. Готовясь к ярмарке скитники все лето собирали самородки, мыли золотоносный песок, с осени промышляли пушнину.
      Из впадины к острогу пробирались на снегоступах через перевал, о котором в свое время рассказал Никодиму направивший их сюда монах. Шли по снежной тропе набитой горными баранами. Тропа эта лепилась по отвесным кручам, вилась над утесами, нередко висела над страшными безднами : вниз глянешь и невольная дрожь пробегает по всему телу.
      *Острог - казенная деревянная крепость обнесенная крепким бревенчатым частоколом.
      Распологался острог у подножья выветренных гор на приметном береговом куполе. Начиная с 17 века здесь находился казачий пост, разросшийся со временем до деревянной крепости с двумя сторожевыми башенками : " воротной" с выходом к реке и "тынной" с бойницей в сторону леса.
      Острог был известен во всей округе. Сюда, в конце зимы, по снегу, съезжались на оленьих упряжках все окрестные инородцы и прямо на льду, перед крепостью, проходила ежегодная шумная ярмарка.
      К десятку ровных столбов печного дыма из труб в остроге прибавлялось в дни торга до сотни дымовых столбов от очагов в чумах эвенков. Они подпирали остекленевший от мороза небесный свод высокими белыми колоннами, которые, сравнявшись ростом с окружающими острог сопками, ломались потоком воздуха и смешивались в одну теплую облачную крышу, неподвижно висящую над остогом, словно оберегая участников великого торжища от мороза.
      Пойма реки перед острогом заполнялось нартами, чумами, мешками с мягкой, радующую глаз богатыми искорками в мехах, рухлядью* ,тюками чая и табака, котлами и сковородками, топорами, ружьями и боеприпасами.
      Тут же ходили поп с дьячком. Читали проповеди, беседы вели, завлекали эвенков крестится в православие.
      Торговые люди тоже времени даром не теряли. Поили водочкой доверчивых инородцев и скупали у захмелевших охотников товар за бесценок.
      Глядя на этот грабеж скитники брезгливо отворачивались:
      -Экая срамота, не по совести поступают, а еще с крестом и молитвой. Ровно басурмане какие. В старые времена такого нечестия и в мыслях не допускалось.
      От обилия народу, многоголосого гомона и пестроты у непривычных скитников даже закружилась голова. Поменяв золото и меха на приглянувшийся товар ушли от острога кругами : следы путали. На вопрос откуда они и где мыли золотишко , отвечали, что мол проходом из Аяна.
      После посещения ярмарки вернувшиеся скитники, не заходя в избы, долго парились в бане, стирали одежды - скверну смывали.
      Через два года для похода в острог выбрали и уже повзрослевшего сына Никодима Елисея.
      На обратном пути, когда проходили по руслу реки мимо устья ключа, Елисей заметил:
      -Вроде парит, не лучше ли обойти - прямо только вороны летают.
      Но старшие решили экономить силы. Истончившийся под покровом снега лед не выдержал тяжело нагруженных скитников и они разом очутились в воде. Сильное течение затянуло людей под ледяной панцырь. Выбраться удалось лишь одному Елисею.
      Замерзающего парня подобрал ехавший с ярмарки эвенк Митчена. Его дочь, статная смуглоликая красавица , выходила Елисея. Они полюбили друг друга. Елисей, в плену нахлынувших чувств, вернувшись в скит, вымолил у родителей благословения и дозволение у наставника Маркела венчаться на возлюбленной.
      Посовещавшись, Никодим с Маркелом дали согласие, но с обязательным условием : невеста должна принять их веру через таинство крещения.
      Елисей с отцом, сосватав молодую невесту, привезли вновь обращенную Ольгу в скит. Повенчавшись по старому обряду, съиграли скромную свадьбу. Молодые были переведены жить в сделанный накануне пристрой под крышей отцова дома.
      Поскольку весь товар, что несли с ярмарки утонул, на следующий год пришлось вновь снаряжать ходоков в острог.
      На ярмарке, пока приценивались к товару, один из скитников по имени Тихон неосторожно высказался в адрес церковника склонявшего эвенков принять христианскую веру, услышал :
      -Кукишем молится, а Христа поминает!
      Эта, казалось не столь значительнок замечание отозвалось в дальнейшем самым плачевным образом. Казаки, по мстительному доносу, взяли голубчиков под стражу и увели в крепость.
      -Сколь можно с этими раскольниками возиться.Давно бесноватых упрямцев по сырболотам надоть разогнать, чтоб в трясинах зыбких, бездонных они сгинули . - ворчали служаки.
      После допроса казачьим старшиной золото и мягкую рухлядь изъяли в государеву казну, а самих староверов заперли в темной.
      Отвыкшие в скиту от коварства и вероломства кряжистые бородачи растерялись.
      -Что в скиту скажем? Елисеев товар утонул. У нас и того хуже случай.
      -Не о том голова у тебя болит. Нас в скит еще никто не отпустил. Сперва придумать надо как бы отсель выбраться.
      -Может нам понарошке покаяться, веру их принять, а как освободят, в скит тикать?- осторожно предложил Филимон.
      -Охолонь! Диавол тебя искушает! Укрепи свой дух молитвой! Не можно так даже помыслить, великий то грех перед Господом!- пристыдил в ответ Тихон.
      На следующий день казаки забражничали по случаю именин старшины и арестантам, оставленным без присмотра, удалось, сдвинув дверную задвижку бежать. В дороге Матвей с Филимоном захворали и померли в мучениях страшных.
      Тихон же все превозмог, преодолел. Один в Кедровое урочище возвращался. После страшной смерти его спутников он пуще прежднего укрепился в вере и ни единым помыслом не допускал сомнений в ней.
      К скиту подходил в поздних сумерках, пошатываясь от усталости. В кедраче было уже темно, но над небольшими лоскутами пашен, укрытых уже просевшим крупнозернистым снегом, еще стоял бледно-серый свет. У тропы в незамерзающем роднике как всегда услужливо качался берестяной ковш. Волнующе пахнуло дымом родных очагов. Среди стволов проступили темные очертания скитских построек. Прошел вдоль ограды к воротам.
      От часовни донеслось родное, извещавшее о завершении вечерней службы : "Алилуйя. Алилуйя.Слава тебе Боже. Аминь".
      И вскоре всревоженные скитники обступили худого, понурого Тихона.
      -Остальные-то где?
      -Бог прибрал,- отозвался Тихон, виновато опустив голову и перекосив плечи, словно стыдясь того, что сам вернулся живой.
      -Господи, да что же это за наказание такое?
      Все дружно принялись креститься:- Да будет им вечная память из роду в род, из века в век.
      -Недобрый знак. Второй раз Господь указует : нельзя покидать охранного места до знамения небесного,- заключил Никодим.
      Эти события подтвердили прозорливость наставления праведника Варлаама :" Жить уединенно, за веру стоять непоколебимо и с миром до срока не общаться".
      Но нашлись среди братии и не согласные.
      -Крот и тот на свет божий выбирается, а мы все по норам прячемся, от мира хоронимся,-возроптал младший брат Филимона Лука.
      Глава Варлаамовского скита праведник Маркел всегда спокойный и чинный вспыхнул от негодования. Он устремил на богохульника испепеляющий взор, от которого тому стало жарко как от огня.
      -Поразмысли, человече, что из твоих крамольных мыслей проистекает!? С нечистью познаться возжелал? От истинного православия, от веры предков отрекаешься?
      Побелевший Лука онемел под гипнотическим, проникающим в самую душу, взглядом.
      -В яму нечестивца! Для вразумления! Пусть остудится, грех свой замолит. В нашем скиту сроду ереси не водилось.
      Маркел хотел сказать еще что-то, но от сильного волнения запнулся, а овладев собой только воскликнул:
      -В том миру одна скверна! Не к добру все это!
      Богобоязненная братия одобрительно загудела, закивала.
      -Житие у нас, конечно, строгое, а как же иначе. Одному ослабу дай, другому - соблазнам поддадутся, про веру, про Бога забудут, в ополон к диаволу попадут.
      Из глубокой земляной ямы весь день доносились жалостливые просьбы и причитания раскаевшегося "отступника":
      - Смилуйтесь, братцы, не злобьтесь! Молюсь без устали, прошу прощения у Господа! Простите и вы меня! Без сомнения человеку века не прожить. Пожалейте братцы, околею!
      Сострадая, сбросили ему, ворох сена и рогожу. После этого богохульник притих. В первые дни к нему приходила жена, приносила еду и воду, а потом и она пропала. Лука не ведал, что пророческие слова Маркела сбылись : в скиту начался страшный мор и его Прасковья, вместе со своей сестрой, женой Никодима, умерли первыми.
      Хворь уносила по нескольку человек в день. Крестов на кладбище все прибавлялось. Здоровые денно и нощьно молились:
      -Боже милосердный, исцели от всякого недуга плотского и душевного, рабов твоих, отведи греховные соблазны от душ наших. Смилуйся, господи, даруй спасение, искупим прегрешения нечаянные.
      Праведник Маркел собрав оставшихся в живых в часовне, объявил:
      - Все видите: общение с христопродавцами приносит только несчастья. Господь устал нас предупреждать. Боле Впадину никому не покидать! Запрещаю даже думать о том! Кто ослушается - тому кара смертная!
      Меж тем, забытый всеми Лука окончательно застудился в земляной яме. Пытаясь докричаться, он давно сорвал голос, и теперь лишь шептал что-то невнятное синими губами, а голод довел его до того, что принудил есть сено. Не понимая такого жестокосердия, не ведая, что происходит наверху, Лука целыми днями дыханием отогревал землю и выковыривал в ней ступеньки, чтобы выбраться на свет божий. Но ему не повезло. Когда до кромки ямы оставалось четверть сажени, он сорвался и упал столь неловко, что повредил позвоночник.
      Когда его, наконец, спохватились, он чуть дышал. Никодим забрал Луку к себе и по нескольку раз на дню поил его целебными и очень питательными сливками из кедровых орешков. Несчастный живо пошел на поправку , но ходить начал лишь через год. При этом поврежденную спину согнуло так, что при хотьбе он касался перстами земли.
      За долгие месяцы он, обездвиженный, мучимый угрызениями совести, необыкновенно укрепился в вере, выучил наизусть свод книг, составляющих святое писание христианства - Библию. Особенно проникся он божественными откровениями первой части - Ветхого завета. Сей библейский текст стал для него источником абсолютной и непогрешимой истины. Прозревая, перечитал он все имевшиеся в скиту староверческие книги, иные по нескольку раз. Многое осмыслил и, в результате, сделался самым ревностным поборником старого вероисповедания.
      Господь вознаградил его за осознанную в муках веру и иступленные молитвы наделив способностью к ясной и точной трактовке библейских текстов. Даже праведник Маркел стал порой обращаться к нему за толкованием мудреных понятий, высказываний и сюжетов как в старом писании, так и в современных трудах проповедников старообрядства. Вот, например, как трактовал Лука понятие о праведной скитской жизни:
      "Скитская жизнь - это сосредоточенная, внутренняя работа человека над самим собой, состоящая в том, чтобы умом охранять сердце от страстей диаволом извне навеваемых или возникающих из несовершенства природы человеческой. Лучшее оружие в борьбе с ними - мысленная молитва и безмолвие, постоянное наблюдение за своим умом.
      Этим достигается такое воспитание ума и сердца, силой которого случайные, мимолетные порывы верующей души складываются в устойчивое равновесие, настроение, делающее ее неприступной для житейских тревог и соблазнов.
      Истинное соблюдение заповедей не в том, чтобы соблюдать их , а в том, чтобы и в уме не помышлять о возможности их нарушения. Так достигается особое состояние, когда разум теряет власть над собой и, направляемый высшей силой, переходит в состояние вечного блаженства и гармонии.
      Как раз в ту пору, когда Лука лежал обезноженный в доме Никодима, у Елисея народился сын . Нарекли его Корнеем, но уже через год к мальчонке прилипло прозвище Головешка. Он и в самом деле напоминал головешку. С черными как смоль волосами, малец к тому же не боялся мороза : бегал босиком по снегу ни чуть не замерзая, а став постарше на удивление всем купался зимой в промоинах. С годами он все больше походил на отца и деда, лишь прямые черные волосы выдавали текущую в нем эвенкийскую кровь.
      Оставшийся жить в доме у Никодима бездетный горбун любил возиться с шустрым, любознательным малышом. Несмотря на непоседливый нрав маленький Корнейка открыв рот слушал рассказы Луки о житиях святых, хотя может быть и не все понимал. Как-то летом, Лука неожиданно исчез, не сказав никому ни слова. Первые дни его усердно искали, но потом решили, что несчастный калека сорвался в речку и бедолагу унесло быстрым потоком. Пожалели, помолились за него, но жизнь не терпит долгой остановки. Повседневные заботы отодвинули это трагическое событие на задний план.
      Часть 2
      Корней.
      Дружная весна 1919 года пронеслась быстро и неудержимо и, щедро одарив скопившимся за долгую зиму теплом, умчалась на крыльях нескончаемых птичьих верениц дальше на Север. Таежный край на глазах ожил, гостеприимно зазеленел молодой листвой и травой, наполнился ликующим гомоном птиц.
      Ожило и унылое моховое болото, поросшее корявым лесом. По мере удаления от речки к чахлым елочкам примешивались молодые березки, худосочные сосенки. Сюда, при первых намеках на рассвет, слетались с клохтаньем, пугая тишину треском тугих крыльев, глухари и глухарки. Сюда же медленно брели, по освободившемуся от снега зеленому ковру украшенному кружевной вышивкой цветущей морощки, олени. Они то и дело ципали седые кудри ягеля.
      В зорко наблюдавшем за стадом босоногом огольце без труда можно было признать внука Никодима.
      От деда и отца он взял и рост, и силу, и сноровку, и покладистый нрав, а от матери эвенкийки способность легко переносить морозы, понимать язык зверей, птиц, растений, развитое чувство ориентировки. Это счастливое сочетание позволяло Корнею чувствовать себя в тайге также уверенно и свободно как у себя дома.
      Еще мальцом шустрый Корней облазил впадину вдоль и поперек. Одно из мест, где он не бывал - западный край Северного хребта.
      Оно манило его зияющими глазницами пещер рассыпанных по склону, но в скиту даже малыши, делавшие первые шаги , уже знали, что то место запретное. Тот кто туда ступит - тотчас умрет.
      Нынче у Корнея первая самостоятельная охота. Ему очень хотелось, чтобы его признали настоящим промысловиком, а поэтому он должен обязательно вернуться в скит с добычей.
      До этого он, представляя себя охотником, несколько лет тренировался в выслеживании и скрадывании зверя и настолько преуспел в этом, что мог подходить незамеченным к нему на расстояние нескольких шагов.
      Задержавшиеся на нетронутом ягельнике олени, остерегаясь нападения, поочередно отрывали головы от лакомых букетов и осматривались кругом.
      Как тень, переходил Корней от дерева к дереву под прикрытием кустов можжевельника.Он старался зайти с подветренной стороны, чтобы не выдать себя запахом. Табун был уже совсем близко. Слышалось чавканье сырой почвы под копытами оленей, их шумное дыхание, звук отрываемого ягеля.
      Теперь главное не дать обнаружить себя. С этой минуты все движения паренька сделались так медленны, что стали едва заметны. В то же время мускулы от напряжения вибрировали, сердце билось учащенно. Между охотником и крайним оленем оставались лишь два поваленных друг на друга обомшелых ствола,но клочки тумана, ползущае по склону вверх , мешали целиться.
      Нервы напряглись до предела. И в эту самую минуту под ногой чуть треснула ветка. Табун всполошился, отбежал, к счастью, недалеко. А охотник замер в неудобной позе, затаив дыхание.
      Потревоженные олени, дружно поводив носом по ветру и не обнаружив опастности, понемногу успокоились. Наступило самое решительное мгновение. Пользуясь тем, что баловник ветер, качнув ветви, зашелестел листвой, человек бесшумно, как змея, скользнул через завал и очутился в семи саженях от крайнего бычка.
      Осторожно раздвинув ветки куста, Корней натянул тугую тетиву, тщательно прицелился и лишь только рогач опустил голову, чтобы отщипнуть травы, выпустил стрелу. Олень, жалобно охнув, упал на колени не сделав ни шагу стрела пронзила сердце.
      Его удивленные товарищи не понимая, что произошло сначала стояли неподвижно, насторожив уши и оглядываясь, и вдруг, словно подхваченные внезапным порывом ветра, унеслись в чащу.
      Олень оказался довольно упитанным для этого времени года. Огорчало лишь то, что шкура была вся в дырочках проеденных верткими личинками оводов. Широко раскрытые красивые глаза оленя, как показалось Корнею, смотрели с немым упреком:
      -Как мог ты, такой добрый и сильный, лишить меня права жить?
      За спиной склонившегося над трофеем охотника, расстроенного прочтенным в глазах оленя укором, послышалось хриплое сопение. Корней резко обернулся. К нему приближался большелобый бурый медведь, который тоже скрадывал этот табун и был не на шутку разъярен тем, что его опередил прямоходячий.
      Косолапый устрашающе рыкнул, давая понять, что готовится к нападению, но человек стоял как вкопанный не сводя со зверя спокойного и уверенного взгляда. Это несколько остудило медведя и он сменил законную ярость на разумную осторожность: а стоит ли нападать на существо способное с такой легкостью повалить оленя даже не прикасаясь к нему?
      Растерявшийся хозяин тайги, с обидой рявкнул и, подавляя гордость, повернул назад. Но, даже удаляясь, он то и дело угрожающе ревел видимо все еще надеясь, что человек испугается и оставит добычу ему.
      Тем временем, не обращая внимания на угрозы медведя, Корней закинул оленя на плечи и пошел в скит.
      Несмотря на душевный разлад, ему не терпелось похвалиться знатным трофеем. Теперь праведник Маркел три дня никому не даст благословения бить зверя: добытого мяса общине вполне хватит на этот срок.
      В дороге у парнишки возникло ощущение,что его кто-то сопровождает. Но сколько бы раз он не останавливался на тропе, прощупывая цепким взглядом кусты и деревья, всякий раз убеждался, что вокруг нет ничего подозрительного. И все же чувство, что за ним следят, не покидало его.
      -Вряд ли это медведь надумал отнять добычу - тот свой выбор сделал. Корней уже достаточно хорошо изучил повадки и нравы обитателей тайги и мог почти безошибочно предвидеть их поведение в той или иной ситуации. И еще он хорошо знал, что ни один зверь не будет без крайней нужды ссорится с человеком, так как они признают его особое превосходство зачастую даже не в силе, а в чем-то им самим недоступном и непонятном. Кто же это тогда?
      Хотя до самого скита Корнея не покинуло ощущение взгляда таинственного существа- невидимки, он так и не обнаружил, что его всю дорогу, замечательно маскируясь, сопровождал волк.
      А у того вдруг появилось странное желание понаблюдать за человеком. И, надо признать, проделал он это мастерски.
      В восточной части впадины речка, сбегая с гор, образовывала восхитительный по красоте каскад мощных водопадов, состоящий из семи уступов соединенных между собой короткими кусками пологого русла сплошь покрытого крупными глыбами. Корней обнаружил этот каскад еще будучи малолеткой и стемился сюда не столько с целью искупаться (были места и поближе), сколько полюбоваться на это фантастическое , особенно в солнечную погоду, зрелище. Вода здесь была настолько холодна, что никто из скитских, кроме него, не отваживался купаться здесь.
      И вот сейчас, выполнив все задания отца по хозяйству,Корней с удовольствием побежал на глубокие водобойные котлы освежиться. Хотя до них было верст двенадцать легкий на ноги парнишка добрался туда всего за час.
      Сначала от водопадов доносился только монотонный шум, а когда до них оставалось четверть версты воздух уже начинал сотрясать утробный многоголосый гул.
      Над самым буйным вторым водопадом, где седеющий поток, точно разъяренный зверь, бросался на каменные глыбы круто торчащие из воды, всегда висели искристые клубы водяной пыли. На солнце в них весь день трепетала живая многоцветная радуга. Шершавые скалистые берега не просыхали от влаги.
      Когда ветер задувал со стороны речки, Корнея освежали волны влажной мороси, от которой висевшие рядом в воздухе стрекозы испуганно вздрагивали и отлетали на безопасное расстояние. Над остальными водопадами каскада стояли радуги помельче.
      Более высокий, противоположный от Корнея берег был в круглых дырочках стрижинных гнезд. Привычные к шумному соседу птицы деловито носились в воздухе, охотясь за насекомыми. Но из-за рева воды их стрекочущих криков совсем не было слышно. Корнею даже казалось, что это не птицы, а черные молнии беззучно нарезают из разноцветных радуг цветистые ломти.
      Соревнуясь со стайкой форелей Корней поплыл по стремительному потоку к следующему водопаду и, не доплыв до его слива пять-шесть саженей, лег на прогретый солнцем широкий плоский валун и стал наблюдать за этими дружными рыбками затаившимися тут же за камнем.
      Вечерело.Пора было возвращаться. Выйдя на берег он чуть не наступил на белый комочек. Отдернув ногу Корней разглядел в высокой густой траве сначала маленького пушистого рысенка, а потом и его мамашу.
      Его несколько удивило, что та никак не отреагировала на появление человека. Даже не подняла головы. Такое безразличие встревожило его. Корней осторожно наклонился к ней и понял, что рысь мертва.
      Что же делать с котенком? Пропадет ведь! А может он не один? Мальчик обшарил вокруг траву, но больше никого не нашел.
      Когда он протянул руку к малышу, тот зашипел и острые, как иглы, зубки котенка впились в палец.
      -Ишь, ты, какой лютый!
      Рысенок, поняв, что его уносят от матери отчаянно завопил. Но вскоре успокоился, прижатый теплой ладонью к груди. Корнею было приятно держать этот крохотный, с мягкой шерсткой на тельце, живой комочек пахнущий молоком.
      Во дворе он подсунул котенка ощенившейся собаке. Рысенок быстро освоился и вскоре воспринимал щенят как своих братьев( но особенно подружился и чаще всего затевал возню с щенком по имени Простак). По началу Лютый своим поведением мало отличался от щенят, но к осени у него все явственней стали проявляться повадки дикой рыси. Он любил затаиться на крыше сарая или на нижней ветке дерева и спрыгнуть на ничего не подозревавшего "брата", прокалывая при этом когтями шкуру до мяса. Бедные собачата ходили по двору с опаской поглядывая вверх.
      После зимы, в один из весенних дней Корней обратил внимание, что Лютого не видать на подворье. С начала он не придал этому особого значения предполагая, что тот как всегда где-то затаился. Но подросшая рысь не появилась ни на второй, ни на третий день. Мать, успокаивая сына, сказала:
      -Не расстраивайся , сынок. Это же зверь. Его место в лесу.
      Рысь взобралась на склонившуюся над заячьей тропой лесину и распласталась на ней суковатым наростом. Бежавший заяц во-время распознал в наросте хищника и метнулся в сторону. Рысь, в отчаянном прыжке силясь достать его , угодила головой в узкую развилку молодой березы и застряла в ней. Попытка развести упругие ветки лапами привела к тому, что шею защемило еще сильнее. Зверь захрипел от удушья.
      Корней, привлеченный шумом, незаметно подкрался и... О ужас! Увидел подвешенного за голову Лютого. Полузадушенный кот узнал запах подошедшего юноши и слабыми движениями хвоста запросил помощи. Тот немедленно бросился спасать воспитанника. Отрубив топором одну ветку , вытащил Лютого из западни.
      Рысь тяжело дыша лежала на земле и не сводила благодарных слезящихся глаз от избавителя. Корней присел на корточки рядом и, успокаивая, гладил по спине.
      Отдышавшись, Лютый поднялся и, всячески стараясь выразить свои чувства, принялся лизать ему руки, тереться об ноги.
      -Ну, вот и замечательно, дружок, вижу ты ожил. Давай отдыхай, а мне пора домой.
      Однако преисполненный признательности кот счел своим долгом проводить спасителя до скита.
      Через несколько дней они вновь встретились и Корнею показалось, что Лютый поджидал его у тропы специально.
      С тех пор они виделись довольно часто и Корней даже постепенно приучил зверя являться на свист. Кот оказался существом весьма разумным. Иногда они беседовали. Внимательно слушая мальчика ,кот басовито мурлыкал, как бы соглашаясь со всем сказанным. Но чаще всего им и не было необходимости разговаривать: они понимали друг друга по выражению глаз, движению тела. С каждым днем Корней все больше привязывался к Лютому, ценя его за сообразительность и преданность.
      В один из дней, Лютый задрал молодую лосиху и, желая поделиться с другом крупной добычей, привел его к мясу.Неподалеку от лосихи ,за кустами, кто-то шевельнулся. Раздвинув ветви Корней обомлел. Перед ним лежал неуклюжий новорожденный лосенок очень странного цвета. Лосята, виденные им ранее, были буровато-коричневые. Этот же был совершенно особенный - его покрывала белая как снег шерстка, которую, судя по всему, мать даже не успела как следует облизать.
      Увидев человека, малыш обрадованно вскочил на нескладные ножки и уставился на него громадными доверчивыми глазами.
      Рассерженный Корней накинулся на Лютого.
      -Ну и чем ты хвалишься, паразит окаянный?! Видишь, что натворил? Дите без матери осталось! Кто растить будет? Ты что-ли? Да и куда тебе столько мяса? Ел бы своих зайцев!
      А про себя невольно подумал:" Неспроста Господь мне двух дитенышей звериных присылает. Видно быть нам одной семьей."
      Обиженно прижав уши кот отошел и хмуро поблескивал изподлобья глазами. Но через несколько минут все же тихонько приблизился к Корнею, поглаживавшему лосенка, тщательно обнюхал малыша и лизнул его в морду. Тот, слегка покачиваясь на длинных ножках-ходулях, потянулся к Лютому. И тот, как бы прося у лосенка прощения, чисто вылизал его белую шерстку красной теркой своего языка.
      В скиту встретили появление необычного лосенка с суеверным страхом. Надо сказать, что в скиту часто жило какое-нибудь зверье. Одни подрастая, другие залечивая раны.Уходили, а на смену детвора опять кого-нибудь приносила. Но белых лосят не видели даже старики. Необычный цвет пугал людей. "Выродка принес. Как бы не накликал беды."
      Корнея эти опасения удивляли. Он считал, что греха в цвете шерсти нет, а что настоящий грех - оставить беспомощного малыша в тайге.
      Он возился с лосенком как самый нежный папаша. Но когда у них на дворе появлялся Лютый малыш явно отдавал предпочтение коту. Снежок так и считал его своим родителем и пока кот был рядом на остальных не обращал внимания. Надо сказать, что и кот любил малыша и опекал его как мог.
      В один из летних дней лосенок пасся на лесной полянке пощипывая мягкими губами сочную траву. Корней лежал тут же, неподалеку, в тени березки и жевал дикий чеснок, наблюдая за парящим в восходящих потоках орлом. Тот лениво кружил над гарью поросшей багульником. Круги постененно стягивались все туже и туже. В какой-то момент орел сложил крылья, камнем упал в кусты и почти сразу взлетел. Птица плавно набирала высоту держа в когтях зайца.
      Проводив пернатого добытчика взглядом Корней приподнялся, чтобы посмотреть, где лосенок и был поражен, увидев возле его голенастого друга мирно сидящего крупного волка. Тот, поняв, что обнаружен человеком, не проявил ни тени беспокойства и продолжал дружелюбно разглядывать теперь их обоих.
      Корней пришел в прекрасное расположение духа - "наверное это наш Снежок так благотворно действует на волка", -подумал он и даже рассмеялся от этой мысли.
      Лосенок недоуменно покрутил большими ушами и поочередно смотрел то на волка, то на человека своими грустными темно-синими глазами окаймленными толстыми редкими ресницами.
      Серый, польщенный вниманием, с достоинством поднялся и не торопясь удалился.
      Снежок подрастал - прямо на глазах превращаясь из нескладного малыша в статного великана. Летом, как правило, он пасся неподалеку от скита, а зимой иногда и ночевать приходил в клеть, где специально для него держали душистое сено.
      Когда лось слышал призывное улюлюканье или пронзительный свист Корнея, он сразу же бросался на его зов не разбирая дороги, тараня мощной грудью подлесок и легко перепрыгивая через огромные валежины, стремясь опередить Лютого и примчаться первым.
      Корней запрыгивал ему на спину и они отправлялись гулять по лесу . Эти прогулки всем троим друзьям очень нравились. Со стороны они выглядели весьма эффектно и трогательно: огромный белый лось с черноголовым всадником на спине под охраной рыси свирепого вида.
      Во время их вылазок Корней, сидя на спине великана Снежка, обычно ласково поглаживал ему бока и почесывал за ушами. В такие минуты сохатый, замирая от удовольствия, останавливался и Корней подгонял его -"давай шагай, шагай, ишь расквасился, развесил губы, так мы от Лютого отстанем!" Мягкая отвислая губа лося обиженно поджималась, но он все же прибавлял шаг.
      Постоянное общение со своими дикими друзьями еще сильнее развило у Корнея способность по выражению глаз, морды, движению ушей, хвоста, повороту головы и еще чему-то неуловимому понимать не только Лютого и Снежка, но и других зверей. В его голове все эти движения и мимика звучали как слова.
      Каждый год, с наступлением темных и звездных августовских ночей, в тайге то здесь, то там слышался низкий трубный рев бородатых лосей беспокойно рыскающих в поисках застенчивых невест, прячущихся в чаще и только редким нежным фырканьем выдающих себя.