Закон пустыни

      – Но ты один, и судья о тебе ничего не знает. Помощи тебе ждать неоткуда.
      – Это будет твое последнее заблуждение.
      – Твой разум расплавился от солнца.
      – Всю жизнь ты предавал и, в конце концов, потерял чувство реальности.
      Стражник дал Сути оплеуху.
      – Не зли меня еще больше, или я натравлю на тебя собаку.
      Уже почти совсем стемнело.
      – Не надейся, что тебе удастся поспать; пока не расскажешь все, я буду щекотать тебя своим ножичком.
      – Я все сказал.
      – Не думаю. Как, например, тебя угораздило попасть в ловушку?
      – Потому что я идиот.
      Стражник приставил кинжал к голове пленного.
      – Спи, малыш; завтрашний день будет для тебя последним.
      Свинцовая усталость прижимала тело Сути к земле, но заснуть не удавалось. Краем глаза он видел, как стражник пальцем потрогал острие ножа, его лезвие и положил оружие на песок рядом с собой. Сути знал, что тот возьмет его в руки раньше, чем займется заря. Как только он задремлет, стражник перережет ему горло, радуясь тому, что избавляется от лишнего груза. И полководец Ашер не будет иметь к нему претензий.
      Сути боролся с дремотой: он не хотел, чтобы смерть застала его врасплох. Когда это животное нападет на него, он плюнет ему в лицо.

* * *

      Луна, воинственная властительница ночи, обнажила свой изогнутый кинжал, подняв его в небо. Сути умолял ее спуститься и вонзить клинок в его тело, чтобы положить конец страданиям. Неужели такому закоренелому безбожнику, как он, боги не могли оказать столь ничтожную услугу?
      Если он еще оставался в живых, то лишь благодаря пустыне. Он с таким сочувствием относился к ее обездоленности, бесплодности, одиночеству и вместе с тем завораживающей мощи, что, в конце концов, ощутил некое родственное чувство. Этот океан песка и камней стал его союзником. Вместо того чтобы обескровить, он придавал ему силы. Выжженный солнцем и высушенный всеми ветрами саван пустыни подходил ему больше, чем помпезные гробницы, в которых упокоивалась знать.
      Стражник все сидел, стараясь не пропустить момент, когда узник совсем ослабеет. Как только этот несчастный закроет глаза, он скользнет в его сон и, как смерть-воровка, похитит его душу. Но Сути, напитанный пустыней и напоенный луной, держался.
      Вдруг палач испустил хриплый крик: он замахал руками, как раненая птица крыльями, попытался встать и рухнул навзничь.
      Выйдя из ночи, появилась богиня смерти. Сознание вернулось к Сути, и он понял, что бредил. Похоже, он вступал в то ужасное пространство, отделяющее этот мир от потустороннего, где уходящего начинают осаждать фантастические чудовища.
      – Помоги мне, – приказала богиня. – Надо перевернуть труп.
      Сути приподнялся.
      – Пантера! Но как…
      – Об этом потом. Поторопись, мне надо вытащить кинжал, который я вонзила ему в шею.
      Светловолосая ливийка помогла любовнику встать на ноги. Она толкала тело стражника руками, он – ногами. Пантера вырвала оружие, разрезала веревки, сняла ошейник и прижала Сути к себе.
      – Какое счастье… Это Пазаир спас тебя. Он рассказал, что ты отправился в Коптос с бригадой рудокопов. Там я узнала, что ты исчез, и последовала за группой стражников, которые хвастались, что непременно тебя найдут. Теперь мне удалось уничтожить твоего истязателя. Ливийцы умеют выживать в этом аду. Пойдем, я напою тебя.
      И она увлекла его за бугор, откуда скрытно вела наблюдение за стоянкой. Пантера демонстрировала фантастическую энергию: она несла два бурдюка с водой, запасы которой пополняла у каждого колодца, мешок сушеного мяса, лук и стрелы.
      – А что Ашер и Эфраим?
      – Они спят в повозках, и с ними огромная собака. Пока подобраться к ним невозможно.
      Сути терял сознание: Пантера покрывала его поцелуями.
      – Нет, только не сейчас!
      Она помогла ему лечь и, лаская, накрыла своим телом. Ее любовник был очень слаб, но не утратил мужской силы, которую она снова с наслаждением испытала.
      – Я люблю тебя, Сути. И я тебя спасу.

* * *

      Нефрет разбудил крик ужаса. Пазаир заворочался, но не проснулся. Молодая женщина накинула платье и вышла в сад.
      Служанка, которая приносила свежее молоко, была вся в слезах. Горшки валялись на земле, молоко пролилось.
      – Там, – простонала она, указывая пальцем на каменный порог.
      Нефрет нагнулась.
      На пороге валялись черепки красного сосуда; на них, написанное кисточкой черными чернилами, читалось имя Пазаира, за которым следовали непонятные магические формулы.
      – Дурной глаз! – рыдала служанка. – Надо немедленно уйти из этого дома.
      – Разве могущество Маат не выше, чем силы тьмы? – спросила Нефрет, беря служанку за плечо.
      – Жизнь судьи будет разбита, как эти горшки!
      – Ты думаешь, что я не смогу его защитить? Посмотри за этими черепками. Я схожу в мастерскую.
      Нефрет вернулась с баночкой клея, которым пользовались ремесленники. С помощью служанки она разложила фрагменты и неторопливо начала собирать их воедино. Прежде чем склеить сосуды, она стерла надписи.
      – Отдай эти горшки прачке; если она их промоет хорошенько, они очистятся.
      Служанка принялась целовать руки Нефрет.
      – Судье Пазаиру очень повезло. Ему покровительствует богиня Маат.
      – А свежее молоко у нас сегодня будет?
      – Я сейчас подою свою лучшую корову.
      И служанка убежала.

* * *

      Крестьянин воткнул в рыхлую землю кол в два раза длиннее собственного роста, укрепив на его верхушке длинную гибкую жердь. На более толстый ее конец он привязал глиняный противовес, а на другой повесил веревку с пустым кувшином. Медленным жестом, который ему приходилось повторять сотни раз на дню, он тянул за веревку, погружая кувшин в воду, что текла по каналу, а затем отпускал противовес, чтобы тот поднял полный кувшин вверх, и вода из него вылилась на землю в саду, увлажняя почву под растениями. Это устройство позволяло поливать и верхние участки, остававшиеся сухими даже во время наводнения.
      Когда первая часть работы была уже почти сделана, крестьянин услышал непривычный глухой шум. Не выпуская веревку из рук, он прислушался. Шум усиливался. Крестьянин забеспокоился, бросил свое поливальное приспособление и вскарабкался на вершину холма.
      Остолбенев от ужаса, он смотрел, как на него катился чудовищный вал, все смывавший на своем пути. Верхняя плотина была прорвана; в грязном потоке, пытаясь спастись, беспомощно барахтались люди и животные.

* * *

      Судья Пазаир первым из официальных лиц прибыл на место катастрофы. Десять человек погибло, стадо быков уменьшилось наполовину, пятнадцать поливальных приспособлений разрушено… Последствия очень тяжелые. Но крестьяне уже начали ремонтировать дамбу, им на помощь пришли отряды инженерных войск; однако вода из резервных водоемов ушла. Государство в лице старшего судьи царского портика взяло на себя обязательство помочь пострадавшим: об этом Пазаир объявил окрестным жителям, собрав их на центральной площади ближайшего селения. Однако все хотели узнать имя того, кто понесет ответственность за происшедшее; поэтому судья долго допрашивал двух чиновников, на которых была возложена обязанность содержать в порядке местные каналы, водоемы и плотины. Судя по полученной информации, никаких оплошностей они не совершали; этот вывод подтвердили и проведенные должным образом проверки: ничего необычного выявлено не было. С чиновников, осуществлявших надзор за ирригационной системой, судья публично снял все обвинения.
      Оставалось единственное объяснение, на котором и сошлись все очевидцы драмы: это был сглаз. Плотину обрушило проклятие – и это только начало: дальше кара падет на селение, затем на провинцию и, наконец, на всю страну.
      Фараон больше не способен защитить свой народ. Если в ближайшее время он не устроит праздник возрождения, что станется с Египтом? Пока что народ сохранял доверие к царю. Но его голос и его требования должны быть услышаны градоправителями и сельскими старейшинами, придворными и самим Рамсесом. Все знали, что фараон много путешествует и хорошо осведомлен о чаяниях своих подданных. Сталкиваясь с трудностями, ему случалось иногда испытывать моменты колебаний и нерешительности, однако в конечном итоге он всегда находил верную дорогу.

* * *

      Наконец-то поглотитель теней нашел выход. Чтобы получить возможность приблизиться к судье Пазаиру и инсценировать несчастный случай, следовало для начала вывести из игры тех, кто его охраняет. И самым опасным из них был не Кем, а его павиан с клыками длиннее, чем у пантеры, способный справиться с любым хищником. И все же поглотителю теней удалось найти ему достойного соперника – за очень высокую цену.
      С павианом Кема сможет справиться другой такой же самец, но более мощный и приземистый. Поглотитель теней посадил его на цепь, надел намордник и не кормил два дня, ожидая, когда представится подходящий момент. И он представился – в полдень, когда Кем кормил свою обезьяну. Она взяла кусок говядины и начала его есть – все происходило на краю террасы, откуда нубиец наблюдал за жильем Пазаира, который в этот час завтракал со своей женой.
      Поглотитель теней спустил своего павиана с цепи и осторожно снял с него намордник. Привлеченный запахом мяса, тот бесшумно вскарабкался по фасаду здания и предстал перед соперником. Уши его покраснели от злобы, глаза налились кровью, он ощерился, готовый к атаке. Сторожевой павиан оставил трапезу и также встал в боевую стойку. Маневр устрашения не удался; во взглядах обоих читалось одинаковое желание сражаться. Вся сцена разворачивалась в полной тишине.
      Что-то заставило Кема обернуться, но было уже поздно. Оба павиана, издав воинственный клич, кинулись в драку. Разнять их было невозможно: тела обезьян сплелись в сплошной клубок, с дикой скоростью катавшийся по террасе. Животные рвали друг друга, издавая пронзительные крики. Битва была недолгой. Бесформенная масса замерла.
      Кем боялся подойти.
      Очень медленно высунулась рука и оттолкнула труп побежденного.
      – Убийца!
      Кем кинулся к своей обезьяне и поддержал ее: залитое кровью животное рухнуло навзничь. Павиану удалось перегрызть глотку сопернику, но за победу он заплатил ужасными ранами.
      Плюнув от досады, поглотитель теней удалился.

* * *

      Павиан внимательно следил, как Нефрет обеззараживала его раны, чтобы наложить на них речной ил.
      – Ему очень больно? – спросил расстроенный Кем.
      – Мало кто из людей мог бы вести себя с таким мужеством.
      – Вы спасете его?
      – Без сомнения. Сердце работает как часы, но ему придется несколько дней терпеть перевязки и поменьше двигаться.
      – Я прослежу.
      – И с недельку не давайте ему есть помногу. Если ему станет хуже, немедленно известите меня.
      Лапа Убийцы легла на руку Нефрет: животное смотрело на женщину с выражением трогательной благодарности.

* * *

      Совет лекарей собрался во второй раз.
      Кадаш располагал такими преимуществами, как почтенный возраст, известность и искусство в лечении зубов, весьма ценимое фараоном; в пользу Нефрет говорили ее необычайные способности целительницы, обширные знания, которые она ежедневно демонстрировала в лечебнице, положительные отзывы значительного числа практикующих лекарей, а также поддержка царицы.
      – Мои дорогие коллеги, – начал старейшина совета, – ситуация приобретает скандальный характер.
      – Ну так давайте изберем Кадаша! – вмешался один из членов совета, ближайший помощник Небамона. – Выдвинув его, мы ничем не рискуем.
      – Какие доводы вы можете привести против Нефрет?
      – Она слишком молода.
      – Если бы она не руководила столь успешно главной лечебницей, – уточнил один из хирургов, – я бы с вами согласился.
      – Должность старшего лекаря требует таких качеств, как взвешенность и осмотрительность. Молодые женщины, даже самые способные, этим не обладают.
      – Напротив! К тому же в ней столько сил, а Кадашу этого как раз не хватает.
      – Обсуждать в таких выражениях всеми уважаемого коллегу непозволительно.
      – Уважаемого… но отнюдь не всеми! Разве он не был замешан в делах сомнительного свойства и обвинен по этому поводу судьей Пазаиром?
      – Супругом Нефрет, позвольте вам напомнить!
      Дискуссия разгоралась все жарче, спор шел на повышенных тонах.
      – Дорогие коллеги, призываю вас сохранять достоинство!
      – Давайте проголосуем за Кадаша и покончим с этим.
      – И речи быть не может! Только Нефрет.
      Несмотря на заверения, и это заседание не принесло результата. Было принято только одно решение: на следующем заседании старший лекарь будет избран во что бы то ни стало.

* * *

      Бел-Тран привел к себе на службу своего сынишку. Мальчик играл со свитками папирусов, прыгал по складным стульям, сломал кисточку одному из писцов.
      – Хватит, – приказал отец. – Надо с уважением относиться к рабочему месту важного чиновника, которым ты тоже когда-нибудь станешь.
      – Я хочу быть как ты: командовать другими, но не работать.
      – Если ты не хочешь трудиться, то не станешь даже сельским писцом.
      – Но я хочу быть богатым и иметь земельные владения.
      Этот диалог прервал приход Пазаира. Бел-Тран передал ребенка служащему, который отвел его в манеж, где мальчика учили ездить верхом.
      – Вы чем-то обеспокоены, Пазаир?
      – Я по-прежнему ничего не знаю о судьбе Сути.
      – А что Ашер?
      – Как сквозь землю провалился. От пограничников никакой информации не поступало.
      – Неприятно.
      – Какова ситуация со счетами Денеса?
      – Есть нестыковки, есть намеренные оплошности, но есть и явное мздоимство.
      – Этого хватит, чтобы выдвинуть обвинение?
      – Думаю, да.

* * *

      Стояла тихая ночь. Набегавшись вокруг бассейна с цветущими лотосами, Смельчак мирно дремал у ног хозяина. Утомившись за день сумасшедшей работы в лечебнице, Нефрет тоже уснула. При свете двух ламп судья готовил обвинительное заключение.
      Самим фактом своего бегства Ашер усугублял вину, которая была ему предъявлена во время предыдущего процесса. Денес обвинялся в неуплате налогов, хищении товаров и подкупе должностных лиц. Чечи руководил всем процессом незаконной торговли, а Кадаш, будучи его сообщником, не мог не быть в курсе этих темных дел. В доказательство всего этого судьям будет представлено большое количество фактов, убедительных свидетельств, как устных, так и письменных.
      Репутация всех четверых рухнет в тот день, когда собранные данные будут озвучены в суде – достаточно суровое наказание им гарантировано. Очень может быть, что судья уже разрушил хитросплетения заговора, но ему оставалось отыскать Сути и продолжить вместе с ним двигаться по пути к правде. По пути, который должен привести их к убийце учителя Беранира.

32

      Почуяв опасность, страус замер. Птицу охватило беспокойство, она забила крыльями, но, не в силах взлететь, сделала несколько шагов, изящных, как танцевальные па, приветствуя восходящее солнце, и пустилась бежать по направлению к ближайшим дюнам. Тщетно старался Сути натянуть свой лук. Его тело болело, мышцы сводило судорогой. Пантера делала ему массаж, натирала кожу мазью из флакона, висевшего у нее на поясе.
      – Сколько раз ты мне изменял?
      Сути с трудом подавил вздох раздражения.
      – Если ты мне не ответишь, я брошу тебя здесь. Не забывай, что у меня есть вода и сушеное мясо.
      – Приложить столько усилий, чтобы завести опять все тот же надоевший разговор?
      – Когда хочешь узнать правду, никаких усилий не жаль. В этом меня убедил судья Пазаир.
      Сути наслаждался минутами отдыха. Однако скоро Эфраим и Ашер обнаружат труп стражника и бросятся вдогонку за беглецом.
      – Нам надо убираться отсюда поскорее.
      – Сперва ты мне ответишь.
      Сути увидел кинжал, приставленный к его животу.
      – Если ты изменял мне, то я сделаю из тебя евнуха!
      – Ты же знаешь о моей женитьбе на госпоже Тапени.
      – Я задушу тебя собственными руками. Кто еще?
      – Уверяю, что это все.
      – А в Коптосе, городе разврата…
      – Я поехал туда, чтобы наняться рудокопом. А потом ушел в пустыню.
      – В Коптосе невозможно сохранять целомудрие.
      – Мне удалось.
      – Надо было убить тебя сразу после нашей встречи.
      – Смотри!
      Эфраим только что обнаружил труп и спустил с поводка собаку. Пес потянул носом, но предпочел остаться возле хозяина. Рудокоп обсудил ситуацию с Ашером, и они тронулись в путь. Бежать из Египта, прихватив с собой золото, казалось полководцу гораздо более важным, чем преследовать ослабевшего соперника. Поскольку стражник вышел из игры, они поделят добычу пополам.
      – Они уходят, – вздохнула Пантера.
      – Мы пойдем за ними.
      – Ты с ума сошел?
      – Теперь Ашер от меня не уйдет.
      – Ты забыл, в каком ты состоянии?
      – Благодаря тебе оно улучшается на глазах. Ходьба окончательно излечит меня.
      – Мой возлюбленный – сумасшедший.

* * *

      Пазаир сидел на террасе своего дома и смотрел на восток. Сон не шел к нему. Судья вышел наружу, чтобы поделиться своими думами со звездной ночью. Она была так светла, что он различал силуэты пирамид Гизы, лишь слегка задрапированные синей дымкой, сквозь которую уже проступали первые капли крови, оставленные зарей. Укорененный в своем тысячелетнем спокойствии, построенный из камня, любви и правды, Египет постигал самого себя в таинстве рождающегося дня. Пазаир не был больше ни крупным сановником, ни даже судьей; погруженный в бесконечность, где совершалось невероятное слияние видимого и невидимого, как того требовал дух предков, чье присутствие ощущалось в каждом шорохе земли, он пытался забыть самого себя.
      Бесшумно ступая босыми ногами, подошла Нефрет.
      – Еще так рано… Тебе надо бы поспать.
      – Это мое любимое время суток. Через несколько мгновений кромка гор окрасится золотом и Нил оживет. Тебя что-то беспокоит?
      Как признаться ей, что его, судью, верящего в святые для него истины, мучают сомнения? Все считают его несгибаемым, нечувствительным к окружающему, а ведь на самом деле многое больно ранит его, иногда сильно. Сознание Пазаира отказывается принять факт существования зла и привыкнуть к преступлению. Утекавшее время не помогает смириться со смертью Беранира, за которую он так и не отомстил.
      – Мне хочется все бросить, Нефрет.
      – Ты просто устал.
      – Я начинаю думать, как Кем. Справедливость, если она вообще существует, вещь абсолютно бесполезная.
      – Ты боишься, что у тебя не получится?
      – Собранные мной доказательства убедительны, обвинения – обоснованны, аргументы – серьезны… Однако Денес или кто-то из его подручных вполне может, с помощью какой-нибудь юридической уловки, разрушить все это, так тщательно возведенное здание. А если так, то к чему продолжать?
      – Это говорит твое утомление.
      – Идеалы, которыми руководствуется наша страна, высоки, но они не мешают существованию таких людей, как полководец Ашер.
      – Но тебе ведь удалось нарушить его планы.
      – Но на его место придет другой, потом третий…
      – На место выздоровевшего больного всегда приходит другой, потом третий, но ведь никто не говорит о том, чтобы прекратить их лечить?
      Он нежно сжал ее руку:
      – Я недостоин своей должности.
      – Это пустые слова, они оскорбляют Маат.
      – Разве настоящий судья имеет право сомневаться в существовании справедливости?
      – Ты сомневаешься лишь в себе самом.
      Вырвавшись из-за горизонта, солнце залило их своим светом, жгучим и ласковым одновременно.
      – На кону стоит наша жизнь, Нефрет.
      – Мы боремся не за себя, а за то, чтобы свет не померк. Свернуть с этого пути было бы преступно.
      – Ты сильнее меня.
      На ее лице появилась веселая улыбка.
      – А завтра меня поддержишь ты.
      Так, тесно прижавшись друг к другу, они встретили новый день.

* * *

      Незадолго до того как надо было отправляться к визирю, Пазаир опять расчихался и пожаловался на резкую боль в затылке. Нефрет его жалобы не слишком обеспокоили; она напоила мужа отваром из листьев и коры ивы – снадобьем, которым часто пользовалась, чтобы снять лихорадку и боли разного происхождения.
      Боль прошла быстро, дыхание Пазаира стало свободным, и он бодро предстал перед визирем, еще более согбенным, чем обычно.
      – Вот полное собрание документов на полководца Ашера, судовладельца Денеса, химика Чечи и зубного лекаря Кадаша. Как старший судья царского портика, я прошу вас рассмотреть эти дела в открытом судебном заседании, предъявив обвинения в государственной измене, подрыве безопасности, умышленном убийстве, злоупотреблении должностным положением и хищении денежных средств с использованием служебного положения. Некоторые пункты обвинения установлены, другие необходимо прояснять дополнительно. Но в целом обвинительная база такова, что, на мой взгляд, ждать дольше не имеет смысла.
      – Это дело чрезвычайной важности.
      – Я понимаю.
      – Обвиняемые – известные люди.
      – Это лишь усугубляет их вину.
      – Вы правы, Пазаир. Я открою судебный процесс после праздника Опет, несмотря на то, что Ашер до сих пор не найден.
      – Сути тоже.
      – Я разделяю ваше беспокойство. Поэтому я отдал приказание послать в район Коптоса отряд пехотинцев, чтобы совместно со специализированной стражей прочесать пустыню. В ваших выводах есть что-либо о том, кто убил Беранира?
      – К сожалению, нет. Во всяком случае, я не уверен.
      – Мне нужно его имя.
      – Я продолжу расследование в этом направлении.
      – Выдвижение Нефрет на пост старшего лекаря выглядит сомнительно. Злые языки непременно отметят, что обвинение Кадаша открывает путь для вашей супруги, и на этом основании попытаются ее дискредитировать.
      – Я думал об этом.
      – А какого мнения Нефрет?
      – Если Кадаш виновен, он должен быть осужден.
      – У вас нет права на ошибку. Осудить Денеса и Чечи будет непросто. Я боюсь, что на суде им удастся все передернуть: Ашер на такие вещи большой мастер. Предатели, как правило, умеют убедительно оправдывать свое коварство.
      – Я очень надеюсь на ваш трибунал: ложь перед ним не устоит.
      Баги положил руку на медное сердце, висевшее у него на шее. Этим жестом он показал, что перед чувством долга все остальное отступает на второй план.

* * *

      Заговорщики встретились в заброшенной усадьбе, где они имели обыкновение собираться в случае настоятельной необходимости. Денес, всегда торжествующий и уверенный в себе, был явно растерян.
      – Нам придется действовать очень быстро. Пазаир передал документы Баги.
      – Это слухи или серьезная информация?
      – Дело записано за трибуналом Баги, слушание начнется после праздника Опет. То, что обвинен Ашер, это неплохо, но я не хочу, чтобы оказалась запятнанной моя репутация.
      – Но разве поглотитель теней не должен был убить Пазаира?
      – Ему не везет, но он продолжает преследовать свою жертву.
      – Это очень мило с его стороны, но нас, между прочим, тащат в суд!
      – Не волнуйтесь, мы контролируем ситуацию. Нам достаточно задействовать лишь малую толику наших возможностей.
      – Но в этом случае мы себя выдадим.
      – Вовсе не обязательно. Достаточно послать простое письмо.
      План Денеса получил одобрение.
      – А чтобы впредь не попадать в такие щекотливые ситуации, я предлагаю начать действовать по одному из направлений нашего плана: заменить визиря. И тогда шаги Пазаира не будут иметь последствий.
      – А мы не слишком торопимся?
      – Подумайте сами: лучшего момента нам не найти.

* * *

      Ашер и Эфраим удивленно смотрели на сторожевого пса, который, выпрыгнув из повозки, кинулся к невысокому каменистому пригорку.
      – С тех пор как погиб его хозяин, – сказал Эфраим, – он как будто взбесился.
      – Он нам не нужен, – заметил полководец. – Сейчас, я полагаю, мы уже вне досягаемости патрульных стражников. Путь свободен.
      Пес, с пеной на губах, несся огромными прыжками. Он летел от скалы к скале, не обращая внимания на острые камни. Сути заставил Пантеру лечь ничком и натянул тетиву лука. На расстоянии выстрела собака остановилась как вкопанная.
      Человек и животное с вызовом смотрели друг на друга. Понимая, что промахнуться он не может, Сути ждал атаки. Убивать собаку ему не хотелось. Внезапно издав жалобный крик, собака легла. Отложив лук, Сути подошел поближе. Подчинившись воле человека, пес дал себя погладить. В его глазах были тоска и усталость. Избавившись от безжалостного хозяина, найдет ли он здесь новое пристанище?
      – Пойдем.
      Пес радостно забил хвостом. Сути обрел нового союзника.

* * *

      Пьяный Кадаш, шатаясь, вошел в пивную. То обстоятельство, что он непременно окажется замешан в предстоящем процессе, приводило его в бешенство. Несмотря на уверенность Денеса и надежное покровительство, которым пользовались заговорщики, тревога зубного лекаря усиливалась. Он чувствовал, что не в состоянии противостоять Пазаиру, и опасался, как бы предъявленные обвинения не помешали ему занять пост старшего лекаря. Кадаш испытывал непреодолимое желание забыться; вино ему не помогало, и он надеялся найти успокоение в объятиях проститутки.
      Сабабу владела крупнейшим заведением в Мемфисе и дорожила его репутацией. Прежде чем продемонстрировать богатым посетителям свое эротическое искусство, тамошние девицы читали клиентам стихи, танцевали и музицировали.
      Толкнув привратника и отстранив девушку, игравшую на флейте, Кадаш кинулся на молоденькую служанку-нубийку, державшую поднос с пирожными. Опрокинув оторопевшую девчонку на разноцветные подушки, он попытался ее изнасиловать. На ее вопли прибежала Сабабу и своей мощной рукой оттащила зубного лекаря.
      – Я хочу ее.
      – Эта малышка всего лишь служанка.
      – Но я ее хочу!
      – Немедленно покиньте заведение.
      Девочка спряталась за Сабабу.
      – Я готов заплатить сколько нужно.
      – Оставьте ваши деньги себе и уходите.
      – Она будет моей, клянусь, будет!
      Кадаш не отходил от пивной. Притаившись в темноте, он ждал, когда начнут выходить слуги. Взошло солнце, служанки, и нубийка вместе со всеми, вышли на улицу.
      Кадаш последовал за своей жертвой и в пустынном переулке схватил ее и закрыл ей ладонью рот. Девушка отбивалась, но зубной лекарь впал в такую ярость, что она покорилась. Сорвав с нее платье, он повалил ее и изнасиловал.

* * *

      – Дорогие коллеги, – объявил старейшина совета лекарей, – мы не можем больше откладывать назначение старшего лекаря царства. Поскольку у нас всего два кандидата, нам предстоит выбирать из них – Нефрет или Кадаш. Мы будем заседать до тех пор, пока не примем решения.
      Это предложение было одобрено всеми, и каждый член совета получил возможность выступить. Одни говорили спокойно, другие – со страстью. Сторонники Кадаша яростно клеймили Нефрет: разве она не использовала положение мужа, выдвинувшего обвинения против зубного лекаря, чтобы устранить соперника со своего пути? Клеветать на практикующего лекаря с безупречной репутацией, пачкать его доброе имя – подобные методы покрыли молодую женщину позором.
      Пожилой хирург добавил, что у Рамсеса Великого все чаще болели зубы, и ему хотелось бы иметь рядом с собой опытного врачевателя. К пожеланиям фараона, от которого зависело благополучие страны, следовало бы прислушаться. Никто не посмел возразить.
      После четырехчасовых дебатов приступили к голосованию, и старейшина совета объявил результаты.
      – Следующим старшим лекарем царства станет Кадаш.

* * *

      Покружившись вокруг Сути, осы накинулись на собаку, жевавшую сушеное мясо. Понаблюдав за ними, молодой человек обнаружил подземное гнездо.
      – Удача улыбнулась нам. Раздевайся.
      Пантера охотно приняла это приглашение и, нагая, обвилась вокруг его тела.
      – Любовью мы займемся позже.
      – Тогда зачем?..
      – Мне необходимо плотно закрыть все тело: я хочу вырыть осиное гнездо и положить его в бурдюк.
      – Если они тебя искусают, ты можешь умереть! С осами шутки плохи.
      – Я намерен жить до глубокой старости.
      – Чтобы спать с другими женщинами?
      – Прикройся.
      И Сути начал копать. Пантера помогала ему. Растревоженные осы пришли в бешенство, но их жала не могли проникнуть сквозь ткань. Сути засунул в бурдюк большую часть жужжащего роя.
      – Зачем они тебе?
      – Это военная тайна.
      – Перестань насмехаться надо мной.
      – Доверься мне и успокойся.
      Она положила руку ему на грудь.
      – Ашер не должен ускользнуть от нас.
      – Не беспокойся, я знаю пустыню как свои пять пальцев.
      – Если мы потеряем их след…
      Она опустилась на колени и начала, едва касаясь пальцами, ласкать ему верхнюю часть бедер с такой сладостной медлительностью, что он не устоял. Лежа между гнездом растревоженных ос и спящим сторожевым псом, они наслаждались друг другом со всей страстью молодости.

* * *

      Нефрет была потрясена. С того момента, как юную нубийку доставили в больницу, она рыдала, не переставая. Раны телесные усугублялись раной душевной: она цеплялась за руки лекаря как за спасательный круг. Дикарю, который надругался над ней, украв ее чистоту, удалось скрыться, но его видели несколько человек, сумевшие описать преступника довольно точно. Однако предъявить ему обвинение можно было лишь на основании показаний жертвы.
      Нефрет обработала истерзанное влагалище и дала девочке успокоительных капель. Мало-помалу бившая ее нервная дрожь затихла, и больная попросила пить.
      – Ты можешь говорить?
      Затравленный взгляд хорошенькой негритянки остановился на ее благодетельнице.
      – Я выздоровею?
      – Это я тебе обещаю.
      – Мне кажется, будто злые птицы клюют мой живот… Я не хочу, чтобы у меня был ребенок от этого мерзавца!