Расчищая путь пехоте

      Штаб полка согласно этим указаниям разработал подробный график ведения огня по дням и часам, даже минутам. В нем строго определялся решим стрельбы, расход боеприпасов с позиции каждой батареи. Ответственными за пристрелку в дивизионах моим приказом были назначены командиры 1-й батареи капитан Н. М. Егоров и 4-й батареи капитан В. Т. Лучкин.
      В течение 14, 15 и 16 ноября эта работа была выполнена, данные проверены и выданы всем командирам дивизионов и батарей.
      За несколько дней до наступления меня вызвали в штаб артиллерии армии и сообщили, что задачи полку остаются прежними, но впредь он будет действовать не самостоятельно, а в составе только что сформированной артиллерийской дивизии. И тут же представили командиру нового соединения полковнику В. Н. Мазуру. Мы познакомились, побеседовали. Говорил комдив уверенно, в его суждениях чувствовался солидный боевой опыт и высокий профессионализм. Мазур ознакомил меня со штатным расписанием дивизии и задачами, которые она призвана решать. В состав новообразованного формирования входили три истребительно-противотанковых, три гаубичных и два пушечных полка. Тыловых подразделений дивизия пока не имела, в стадии становления находились штаб соединения и штабная батарея (позже дивизион).
      Создание артиллерийских дивизий радовало. Это свидетельствовало о том, что наша страна уже сейчас располагала необходимыми средствами для оснащения Красной Армии. Мощные артиллерийские соединения должны были помочь легче и качественней решать многие вопросы артиллерийского обеспечения боя, а главное - позволить взламывать оборону противника на значительную глубину, успешно преследовать его, вести бои и операции на окружение и уничтожение крупных соединений и объединений вражеских войск.
      Конкретной даты перехода в контрнаступление мы пока не знали, но военные советы фронтов и армий, политорганы требовали от нас день ото дня повышать воинское мастерство, активизировать партийно-политическую работу, поддерживать в частях наступательный порыв. В течение многих недель все под Сталинградом воевали под одним лозунгом - "Ни шагу назад!". Теперь обстановка выдвинула другой - "Вперед, только вперед!".
      Имея в виду, что в ходе наступления нам придется очень часто менять позиции и открывать огонь при ограниченном времени на подготовку исходных данных и материальной части, я дал указание командирам дивизионов усилить отработку с орудийными расчетами таких вопросов огневой службы, как занятие позиции с марша, приведение орудия в боевое положение, придание ему основного направления, измерение наименьшего прицела, ведение огня с закрытой позиции, оставление позиции.
      С батареями командиры проводили тренировки по построению параллельного веера, ведению заградительного и сосредоточенного огня на основе сокращенной подготовки данных. Шли усиленные занятия и тренировки с другими специалистами: разведчиками, связистами, топовычислителями.
      17 ноября в полк прибыл командир 1-й артиллерийской дивизии полковник В. Н. Мазур, а с ним - целая группа штабных офицеров. Они произвели, по существу, инспекторскую проверку практически всех батарей и подразделений обслуживания полка. По указанию комдива для демонстрации боевой работы при занятии огневой позиции с марша была выделена 6-я батарея капитана П. И. Бакина, серьезного, прекрасно подготовленного по специальности артиллерийского командира, опытного огневика. Личный состав батареи под его руководством не раз отличался в сентябрьских и октябрьских боях в районе станиц Качалинская, Самофаловка, Ерзовка.
      Бакин толково и кратко доложил комдиву состояние батареи. Получив от него задачу, умело и четко приступил к ее выполнению. Батарее предстояло с ходу развернуться в боевой порядок, оборудовать огневую позицию и ИП и без выполнения сложных инженерных работ подготовиться к бою, построить параллельный веер, после чего условно открыть огонь по вполне реальной цели, указанной по планшету комбатра.
      Метрах в 50 от огневой, как указал командир дивизии, командир батареи развернул свой НЦ, произвел его топографическую привязку, подготовил исходные данные для стрельбы и передал их на батарею.
      На позиции четко действовал старший офицер на батарее командир 1-го огневого взвода лейтенант К. Самсонов. Он энергично подавал команды и добился слаженных действий всех огневых расчетов. В этот день отличились командиры орудий старший сержант К. Джамангараев и сержант И. Лозокевич, наводчики В. Бушуев и А. Ненашев.
      Были, конечно, в действиях номеров и даже командиров орудий и взводов отдельные шероховатости, но в основном батарейцы Бакина справились с поставленной задачей успешно и заслужили похвалу командира дивизии, а полк получил оценку "удовлетворительно".
      В беседе со мной полковник Мазур сказал, что остался доволен состоянием полка, и обещал дать указание своему заместителю по тылу принять самые энергичные меры, чтобы пополнить нашу техчасть запасными деталями к тракторам.
      Похвала такого опытного командира, каким был полковник Мазур, была мне, Горошко и Кудрявцеву очень дорога. Теперь нам предстояло показать на деле, на что мы способны.
      Теперь - только вперед!
      18 ноября полк занял наконец боевой порядок. Мы и не подозревали тогда, что до грандиозного наступления остались считанные часы. Командир дивизии приказал мне к 20 часам привести полк в полную боевую готовность. Я принял решение перейти на свой НП, всем остальным командирам - находиться на своих местах. Политработники проверили, как накормлены бойцы и командиры, провели с ними беседы по подразделениям, раздали газеты. В 22 часа личному составу, кроме дежурных расчетов, приказано было отдыхать.
      Утро 19 ноября 1942 года выдалось холодным, ветреным. Над покрытой белой пеленой степью стояла удивительная тишина. Видимость - никудышная: сплошной, но не очень густой туман. К тому же пошел редкий снег. Наблюдать стало еще труднее.
      В 5 утра позвонил полковник Мазур.
      - Как дела? - услышал я в трубке его голос.
      - Все в порядке. Жду вашего визита. Так условно обозначался час, когда каждый должен был занять свой боевой пост.
      - Визит будет. Через десять минут.
      - Есть, товарищ Первый.
      Отдав соответствующие распоряжения подразделениям и штабу, я стал ждать. Конечно, волновался: как-то сложатся дела? Сумеем ли мы подавить огневую систему противника, его артиллерийские и минометные батареи, которые закреплены за нами? В такую ненастную погоду успех прорыва вражеской обороны зависел прежде всего от нас, артиллеристов, от того, насколько качественно подготовили мы свои огни, насколько точен и организован будет залп сотен орудий. Ведь главный удар в полосе Юго-Западного фронта наносили 5-я танковая и 21-я армии. Авиационной помощи в такой туман ждать не приходилось. Все должна была решить артиллерия...
      Давно сверены часы. Стрелки долго, нехотя ползут по циферблату. Рядом со мной - Горошко, Кудрявцев, командиры 1-го дивизиона Посохин и подручной батареи Егоров.
      Но вот телефонист плотнее прижал к уху трубку.
      - Оперативно! - одним вздохом выпалил он.
      Это означало - по всем линиям связи прекратить разговоры, ждать команды. Наступила мертвая тишина.
      Еще минута - и команда: "Зарядить!" Ее дублируют командиры дивизионов и батарей. На исходе второй минуты: "Натянуть шнуры!" И наконец: "Огонь!"
      В 7 часов 30 минут гул артиллерийской канонады взорвал утреннюю тишину. По врагу ударили тысячи орудий, реактивные установки "катюши". Артиллерийская подготовка началась.
      Меняя темп и интенсивность стрельбы, артиллерия то обрушивалась на врага мощными налетами, то переходила на методический огонь на разрушение. Как только закончился последний, самый мощный огневой налет, из траншей поднялась наша пехота. Вместе с ней вперед двинулись орудия непосредственной поддержки - батальонные сорокапятки, полковые 76-миллиметровые пушки. А сзади нарастал мощный гул танковых моторов. Это танкисты выходили в исходное положение, чтобы потом, .пройдя боевые порядки стрелковых частей, прикрыть их своей броней.
      Мы продолжали вести огонь с закрытых позиций, поддерживая атаку танковых и стрелковых соединений. Мощный огонь артиллерии сделал свое дело: дал возможность пехоте почти беспрепятственно преодолеть первую, а за ней вторую и третью траншеи первой полосы вражеской обороны. Мы только успевали переносить огонь с одного рубежа на другой. Огневые точки, уцелевшие при артподготовке, расстреливали в упор орудия сопровождения пехоты.
      1107-й пушечный артиллерийский полк вскоре перешел к поддержке частей 76-й стрелковой дивизии. Управление огнем с этого момента я передал в руки командиров дивизионов, которые ушли вперед вместе с командирами стрелковых полков.
      К концу дня войска 21-й армии прорвали оборону противника, продвинулись на 10-12 километров и продолжали развивать успех. В прорыв вошли танковые соединения. Все шло как нельзя лучше. Наши надежды полностью оправдались. Огнем артиллерии, как и планировалось, еще при артиллерийской подготовке были уничтожены штабы, командные пункты, узлы связи не только передовых пехотных частей, но и дивизий, корпусов, других родов войск. Вся система обороны противника оказалась полностью расстроенной.
      Соединения 21-й армии вели наступление в высоком темпе. Попытки врага зацепиться за свои укрепления на промежуточных рубежах успеха не имели. Нам, артиллеристам частей РВГК, на вооружении которых находились преимущественно тяжелые системы, продвигаться было очень тяжело. Первое серьезное препятствие, встретившееся на нашем пути, - крутые берега Дона, покрытые снегом. Старенькие ЧТЗ-60, чуть поднявшись на обледенелые склоны, тут же сползали вниз. Пришлось часть тракторов из подразделений боепитания выдвинуть вперед на противоположный берег и с их помощью вытаскивать на буксире орудийные сцепки. Бойцы тоже помогали тащить орудия.
      Пока переправлялись, стрелковые и танковые подразделения ушли далеко вперед. Попробовали догонять, но это тоже оказалось нелегко: дороги разбиты, скорость движения по ним 152-миллиметровых орудий за тракторами не превышала 4-5 километров в час. Но пехотинцы и танкисты ждали от нас поддержки, и мы делали все, чтобы не отставать и, где требовалось, дать огоньку. Выручали, конечно, солидная дальность стрельбы и наши корректировщики со средствами радиосвязи, которые всегда были впереди.
      В районе станицы Фаткина стрелковый полк 76-й стрелковой дивизии был остановлен сильнейшим фланговым огнем. Кроме того, по передовым стрелковым ротам из двух дзотов ударили несколько станковых пулеметов. Они прижали наших пехотинцев к земле и не давали им поднять головы.
      С пулеметами расправилась полковая артиллерия, а вот артиллерийские и минометные батареи могли подавить только тяжелые системы. По ним, как только специалисты взвода управления подготовили на карте исходные данные для стрельбы, ударил дивизион майора Пащенко.
      Стрелковые батальоны поднялись в атаку и в течение получаса заняли станицу. Потеряв около сотни солдат и офицеров убитыми, два танка и большинство своих батарей, противник отошел в восточном направлении.
      Капитан Лучкин рассказал мне о самоотверженных действиях в этом бою разведчика 4-й батареи Шаматая Байжичитова. Когда после огневого налета стрелковые подразделения вышли на противоположную окраину станицы, откуда-то вновь ударил станковый пулемет врага. Шаматай Байжичитов под огнем пробрался на выгодную для наблюдения высотку, определил координаты цели и доложил их капитану Лучкину. Через несколько минут станковый пулемет замолчал. Наши стрелковые роты вновь поднялись в атаку. По просьбе командира поддерживаемого стрелкового батальона я представил Байжичитова к награде - медали "За боевые заслуги".
      Пока шел бой за станицу Фаткина, подтянул свои подразделения и капитан Посохин. Я приказал ему продолжать движение, а дивизион Пащенко оставил на месте - у них был еще большой запас дальности для поддержки ушедших вперед стрелковых полков 76-й дивизии.
      Так, перекатами, имея часть сил полка на позиции, а часть в движении, мы продолжали оказывать огневую поддержку. К вечеру первого дня наступления 1107-й пушечный артиллерийский полк достиг рубежа, отстоявшего от исходного на 5-6 километров. Поддерживаемая нами стрелковая дивизия продвинулась еще дальше.
      Очень многое в эти дни зависело от воинов службы тыла. Они должны были в тяжелых погодных условиях обеспечить части переднего края питанием, боеприпасами, горючим. Расход горючего, к примеру, в нашем полку был в полтора раза выше нормы, ибо условия транспортировки тяжелых систем оказались весьма неблагоприятными. Крутые балки и овраги мешали движению, изматывали силы и нервы. Мы старались экономить снаряды и топливо, ибо понимали трудности их доставки.
      Горошко взял на себя контроль за действиями подразделений боепитания и продовольственного снабжения. Кудрявцев следил за доставкой горючего. К сожалению, с самого начала формирования полка нам так и не прислали положенных по штату заместителей командира полка по строевой и технической части, а они могли бы взять на себя определенные заботы по организации маршей дивизионов, летучего ремонта техники, развертывания боевых порядков.
      Передовые части и соединения 21-й армии, продолжая теснить врага, с ходу штурмовали опорные пункты и узлы сопротивления в оперативной глубине его обороны.
      Нам встречались целые колонны сдавшихся в плен румынских солдат и офицеров. Поравнявшись с одной из таких колонн, мы притормозили. Румынский офицер, видимо самый старший по званию, приложив пальцы к шапке, отрапортовал:
      - Господин советский офицер! Личный состав вверенной мне пехотной части организованно, по моему личному приказу, сдался без сопротивления в плен. Смерть Гитлеру и Антонеску!
      Попросив разрешения следовать дальше, офицер присоединился к строю, и колонна зашагала по разбитой дороге. Только когда он был уже на солидном от нас расстоянии, мы с Горошко расхохотались.
      - Слушай, Виктор Макарьевич, - сквозь слезы сказал Горошко, - а ведь он, наверное, вот так докладывает всем встречающимся советским командирам, а?
      Я только еще сильнее рассмеялся. Было чему радоваться - моральное состояние войск противника, как видно, не на высоте.
      20 ноября дивизии 21-й армии, а вместе с ними и мы, изменив направление своего наступления с южного на юго-восточное, продолжали теснить противника, стараясь делать все от них зависящее, чтобы план операции по окружению вражеской группировки в районе междуречья Дона и Волги осуществлялся успешно.
      На третий день наступления полк в полном составе занял огневые позиции в районе поделка Гранки. Здесь перед нашими стрелковыми дивизиями были уже не румынские, а немецкие части. Сопротивление противника заметно возросло. Бои принимали все более ожесточенный характер.
      Соединения 4-го танкового корпуса, вырвавшись на оперативный простор, двинулись в направлении Власов, Манойлин, Майоровский. Гул танковых двигателей, лязг гусениц, выстрелы танковых пушек были уже еле слышны.
      Дивизионы 1107-го пушечного артиллерийского полка тоже двинулись в путь. Низкая облачность, сильные порывы колючего ветра, снежная круговерть ухудшили видимость. В такую погоду гитлеровская авиация не могла действовать, и нам в основном приходилось зорко следить за обстановкой на земле, чтобы не быть застигнутыми врасплох какой-нибудь мотопехотной или танковой частью врага, пытавшейся прорваться к своим основным силам. От всех наших командиров и бойцов требовалась высочайшая бдительность.
      Около полудня снова послышался гул танковых двигателей и перестрелка. Через некоторое время мы с Кудрявцевым увидели мчавшуюся полуторку. Взвизгнув тормозами, автомобиль резко остановился. Хлопнула дверца. К нам подбежал офицер в полушубке. Представился. Это был капитан, помощник начальника разведки 293-й стрелковой дивизии. Узнав, кто мы такие, он обрадовано воскликнул:
      - Какая удача! Мы вас и ищем, товарищи артиллеристы!
      Как оказалось, правофланговый полк этой стрелковой дивизии был внезапно атакован во фланг немецким пехотным батальоном с четырьмя средними и несколькими легкими танками. Вовремя обнаружив врага, стрелковые батальоны развернулись в боевой порядок и встретили гитлеровцев пулеметным и минометным огнем. По танкам прямой наводкой ударили полковые пушки. Однако противник подтянул резервы. Понадобилась срочная помощь артиллерийским огнем.
      Пока я изучал карту помощника начальника разведки, майор Кудрявцев связался по радио с командирами артиллерийских дивизионов. Подразделения капитана Посохина находились в пяти, а майора Пащенко - в шести километрах сзади нас. До противника от нас было всего два-три километра. Я приказал обоим дивизионам развернуться в боевой порядок там, где они находились, и приготовиться к бою. Основное направление стрельбы - мельница на северной окраине поселка Гранки.
      Не мешкая более ни минуты, мы в сопровождении каши тана отправились на НП командира стрелкового полка. Здесь уже находились командир 293-й стрелковой дивизии и начальник артиллерии. Все вместе стали изучать обстановку, уточнять силы и средства противника, готовить новый рывок вперед.
      Встретив сильное сопротивление и понеся потери, гитлеровцы вынуждены были перейти к обороне. Они стали закрепляться на холмах и высотах. По данным дивизионной разведки, перед нами было уже около двух батальонов пехоты, поддерживаемой 12-15 танками.
      Когда подошел артполк стрелковой дивизии, командир дивизии приказал открыть огонь. Он боялся упустить момент: противник мог закрепиться и стянуть значительные силы.
      Мы с начальником штаба с нетерпением ждали докладов командиров дивизионов о готовности, а их все не было. Наконец я не выдержал и приказал исполнявшему обязанности командира батареи управления лейтенанту Иванову вызвать обоих на связь. Переговорил с Посохиным и Горошко, находившимся у него в дивизионе. Как выяснилось, возникли непредвиденные трудности. Но меня заверили, что через 10-15 минут дивизион откроет огонь. Пащенко решил не беспокоить - ситуация прояснилась. Пришлось набраться терпения и ждать, тем более что нормативное время для открытия стрельбы еще не истекло...
      Команда развернуться в боевой порядок застала Горошко - теперь моего заместителя по политчасти - в дивизионе капитана Посохина. Комиссар - так все продолжали его называть - не любил засиживаться в штабе. Большую часть времени он проводил в подразделениях. Ходил Горошко быстро, стремительно, будто вот-вот перейдет с шага на бег. Его худощавую фигуру можно было увидеть то в одной батарее, то в другой. И везде он находил себе дело: где проведет беседу, где проверит посты, укладку боеприпасов на позиции, знание орудийными номерами своих функциональных обязанностей. А порой Тимофей Дмитриевич брал в руки лопату, кирку или лом и вместе с каким-нибудь расчетом сооружал орудийный дворик, рыл щели, ниши для снарядов. Он любил повторять: "Политработник в артиллерии должен уметь делать все сам, включая выполнение обязанностей номеров расчета, чтобы при необходимости личным примером увлечь бойцов, поднять их боевой дух, показать, как нужно действовать в сложной боевой обстановке".
      Оказавшись в дивизионе капитана Посохина, замполит работал наравне с бойцами, помогая расчетам перевести гаубицы-пушки из походного положения в боевое. Сбросив полушубок, он орудовал киркой.
      Дело в том, что гусеницы тракторов, станины лафетов, катки, проушины и детали крепления были забиты комьями снега. Все это обледенело, и приходилось отбивать наледь, чтобы снять орудия с крюков, раздвинуть станины до упора, выдолбить ломами лунки под сошники.
      У каждого орудия кроме штатного расчета трудились командиры взводов, механики-водители тракторов, бойцы взводов боепитания - словом, все, кого можно было на время оторвать от прямых обязанностей.
      Но настоящей бедой было другое - во 2-й и 4-й батареях вышли из строя по одному трактору. Батарейцам ничего не оставалось, как выводить орудия на позицию поочередно, как принято было тогда говорить, - перекатами.
      Между тем время шло, а попытка стрелкового полка сбить врага с очень выгодного в тактическом отношении рубежа не увенчалась успехом. Комдив 293-й, хмуря густые брови, разглядывал в бинокль окружающую местность, сличал ее с картой.
      1107-й пушечный артиллерийский полк был готов к действиям, когда у НП затормозила выкрашенная в белое эмка. Из нее вышел командир 1-й артиллерийской дивизии полковник В. Н. Мазур. Выслушав меня и командира стрелковой дивизии, он тут же по радио приказал командиру 1166-го пушечного артиллерийского полка подполковнику Н. Г. Ушакову развернуть находившийся невдалеке на марше дивизион этого полка.
      Командир стрелковой дивизии отдал распоряжение - все пушечные батареи собственного артполка выдвинуть на прямую наводку. Создалась довольно сильная полковая артиллерийская группа поддержки пехоты (ДАГ). Командиром ПАГ был назначен я. Майор Кудрявцев со своими помощниками оперативно спланировал предстоящую артиллерийскую подготовку и поддержку атаки стрелкового полка, которая, по существу, была планом артиллерийского наступления в небольшом масштабе.
      ...Огневой налет по вражеским артиллерийским и минометным батареям был осуществлен на пять минут раньше 20-минутной артподготовки. Стрелковые подразделения дружно бросились вперед, ворвались на передний край противника и, поддерживаемые орудиями непосредственного сопровождения, а также минометными и пулеметными подразделениями, выбили гитлеровцев из поселка Гранки, погнали их на юго-восток. Из 15 танков, попытавшихся было перейти в контратаку, лишь 4 средним удалось уйти. Остальные были либо подбиты, либо подожжены. 152-миллиметровые гаубицы-пушки 1107-го пушечного артиллерийского полка уничтожили два танка T-IV, подавили шестиорудийную батарею 105-миллиметровых полевых пушек и две минометные батареи врага.
      В степи по-прежнему мела пурга. Дороги во многих местах занесло. Колеса машин, гусеницы танков и тракторов со скрипом мяли сугробы. С завыванием и свистом гулял по степи ветер. Косматыми гривами стлалась по земле поземка.
      Усиленная танковым батальоном, 293-я стрелковая дивизия пошла вперед. Вероятно, гитлеровское командование почувствовало, что войскам грозит окружение, и стало все чаще и чаще бросать во фланг наступающим соединениям 21-й армии пехотные и танковые части.
      В десяти километрах к югу от поселка Гранки вновь завязался встречный бой. Наши дивизионы своим огнем поддерживали стрелковые батальоны дивизии, которые с трех сторон атаковали небольшой хутор, занятый вражеской мотоциклетной частью. Бой мы выиграли. На улице хутора и огородах горели мотоциклы, крытые штабные машины, уныло опустили хоботы пушек несколько средних танков с развороченными боками.
      Преследуя гитлеровцев, ушли вперед стрелковые полки 293-й дивизии и танки приданного батальона. С согласия начальника артиллерии я тоже дал команду дивизионам сняться с позиций. Сделать это вовремя - немаловажно, к тому же если учесть, что скорость передвижения орудий за тракторами не превышала 5-6 километров в час...
      Получил такой приказ и командир 6-й батареи капитан П. И. Бакин, который и рассказал мне после боя о том, как сражались его артиллеристы.
      6-я батарея еще находилась на огневых. Бакин выбежал из своего ровика, служившего и командным и наблюдательным пунктом, чтобы отдать старшему на батарее необходимые указания. Тут он и услышал взволнованный голос наблюдателя:
      - Танки слева!
      - Свои небось. Присмотрись лучше! - усомнился капитан, но все же, повернувшись, начал всматриваться в снежное марево.
      - Кресты на бортах, товарищ капитан, - теперь уже уверенно доложил красноармеец.
      Сомнений не было. Колонна в несколько вражеских бронированных машин двигалась фронтально в 500-600 метрах от позиции батареи. Скорость не превышала 15-20 километров в час. Видимо, в пургу немецкому танковому подразделению удалось совершить маневр, уйти из-под удара наших передовых частей, и сейчас оно осторожно двигалось по заснеженному полю, пытаясь нащупать дорогу к своим. По всему было видно, что его командир не подозревал еще о грозившей опасности.
      - Второму взводу по головному танку, первому - по замыкающему, гранатой, взрыватель фугасный, огонь! - скомандовал Бакин и, спрыгнув в траншею, стал наблюдать.
      Орудиями во втором взводе командовали старшие сержанты Кашаган Джамангараев и Иван Лозокевич. Оба комсомольцы. Иван Лозокевич к тому же и комсорг батареи. Еще до прибытия в полк оба участвовали в боях, хорошо знали огневое дело, проявили себя рассудительными и решительными младшими командирами.
      Кашаган Джамангараев, как и многие казахи, был человеком темпераментным, порой вспыльчивым, исключительно честным, прямым. Когда речь шла о деле, о несении воинской службы, Джамангараев никому, даже своим землякам, которых почитал за кровных братьев, спуску не давал. Правдивость и безупречная исполнительность для него были самыми высокими критериями в оценке людей.
      Иван Лозокевич был спокойным, выдержанным человеком с обостренным чувством ответственности за порученное дело, прекрасным товарищем и боевым командиром.
      Им обоим, Джамангараеву и Лозокевичу, вернее, их расчетам и предстояло упредить вражеских танкистов в открытии огня, уничтожить или хотя бы подбить головную и замыкающую машины.
      Услышав команду, старший сержант Джамангараев, орудие которого стояло на левом фланге батареи, зычным голосом, с присущим ему акцентом прокричал:
      - Расчет, к орудию! Гранатой, взрыватель фугасный... прицел... уровень... угломер...
      Наводчик Владимир Бушуев, споро работая механизмами, быстро выполнил полученные команды.
      - Готово! - доложил Бунгуев, и все отскочили от гаубицы.
      - Ор-ру-дие! - резанула воздух команда Джамангараева.
      Выбросив клубы огня и дыма, а вместе с ними невидимый снаряд, 152-миллиметровая гаубица-пушка ухнула, заметно присела под тяжестью силы отдачи и вновь покатилась вперед, на свое место.
      На первом танке серпантином рассыпались яркие искры. Башни с орудием словно и не бывало. Машину качнуло из стороны в сторону, потом она остановилась и задымила. Замыкающий танк от удара в борт получил пробоину и тотчас загорелся. Это была работа расчета комсорга Ивана Лозокевича, и в первую очередь наводчика ефрейтора А. Ненашева. Через несколько минут еще две машины застыли в сугробах с развороченными гусеницами.
      Уцелевшие вражеские танки, поняв, какая им грозит опасность, уклонились от огневой дуэли с гаубицами-пушками 6-й батареи и поспешили скрыться на максимальных скоростях в снежной мгле...
      По представлению командования полка И. Лозокевич, А. Ненашев, К. Джамангараев, В. Бушуев, связисты А. Узлов и Т. Пахрудинов были удостоены правительственных наград.
      23 ноября войска 21-й армии облетела радостная весть: немецко-фашистская группировка в районе Сталинграда полностью окружена. С этого дня наш полк в составе 1-й артиллерийской дивизии сражался уже на внутреннем кольце окружения.
      В тот период нам часто приходилось помогать танкистам. Изрезанная балками и оврагами местность и слабо развитая сеть шоссейных и грунтовых дорог ограничивали маневр бронированных машин, вынуждали их действовать лишь в определенных направлениях. Нередко танкам приходилось останавливаться и вести огонь с места. Этим они, естественно, подвергали себя опасности. Артиллеристы в таких случаях ставили перед танками завесу огня, прикрывали их боевые порядки от противотанковых средств врага.
      Вспоминается утро, когда наш полк вышел в район хутора Советский и занял огневые позиции на его восточной окраине. Командиры дивизионов произвели пристрелку целей и реперов в глубине вражеской обороны и доложили о готовности. Как раз в этот момент из балки показались наши танки. Они мчались на высокой скорости по единственной дороге, проходившей через хутор, казавшийся совершенно безлюдным. Однако не успела головная машина выйти на его окраину, как по ней ударила противотанковая пушка гитлеровцев. Танк задымил и остановился. Из него выскочили танкисты.
      Мы видели, как вражеские артиллеристы выкатили пушку из специально оборудованного и тщательно замаскированного бункера и, произведя несколько выстрелов, вновь спрятали ее. Огонь танковых пушек по этой цели не давал желаемых результатов.
      Я приказал батарее капитана Н. М. Егорова уничтожить вражеское орудие в укрытии. Вскоре батарея открыла огонь и несколькими прямыми попаданиями разрушила бункер, похоронив под его обломками и пушку и орудийный расчет. Танки вновь двинулись вперед...
      Так, километр за километром, соединения 21-й армии, поддерживаемые артиллерийскими частями РВГК, с боями продвигаясь вперед, вместе с соединениями других армий сжимали кольцо окружения вокруг вражеской группировки.
      На оперативном просторе
      Декабрь 1942 года выдался морозный и метельный. Дороги совсем замело. Приходилось мобилизовывать личный состав и материальные средства на их расчистку. Однако именно в те дни начали сказываться недостаток транспорта, растянутость наших коммуникаций, суровые погодные условия. Все это затрудняло подвоз боеприпасов, горючего, продовольствия.
      Все тяжелее было устраивать быт воинов-артиллеристов, не говоря уже о пехотинцах, которым больше всех доставалось от суровой приволжской стужи. Спасала нас теплая одежда. Мы ходили в стеганых ватных брюках и телогрейках, отличных полушубках, шапках-ушанках и валенках.
      21-я армия входила теперь в Донской фронт. Основная задача ее соединений состояла в том, чтобы, не давая врагу передышки, уничтожать его живую силу и технику. Немалая роль в этом принадлежала артиллерии.
      По мере сокращения линии фронта боевые порядки частей и соединений на внутреннем кольце окружения все больше уплотнялись. Порой при подготовке очередного наступления не хватало места для размещения огневых позиций артиллерии и минометов. Единственно подходящими для этой цели были многочисленные балки, но их до отказа забивали войска, штабы, тыловые подразделения. Вот и приходилось иногда бродить по полю в поисках свободной площадки для тяжелых орудий полка. Выбирали мы для этого главным образом ровные участки местности, а на них окоп быстро не отроешь - земля что камень. Не оставалось поэтому ничего иного, как сооружать вокруг каждого орудия высокие снежные брустверы, обливать их водой, если вблизи случался водоем, и так защищаться от пуль и осколков.