Современная электронная библиотека ModernLib.Net

История рода Пардальянов (№5) - Смертельные враги

ModernLib.Net / Исторические приключения / Зевако Мишель / Смертельные враги - Чтение (стр. 2)
Автор: Зевако Мишель
Жанр: Исторические приключения
Серия: История рода Пардальянов

 

 


И Монтальте тихим, дрожащим голосом сообщил ей, что она свободна.

Не выразив ни удивления, ни волнения, Фауста сказала:

– Значит Сикст V меня помиловал?

Монтальте покачал головой:

– Папа не помиловал, сударыня. Папа уступил воле, оказавшейся более сильной, чем его собственная.

– Вашей... не так ли?

Монтальте поклонился.

– Но в таком случае он отменит помилование, подписанное им по принуждению.

– Нет, сударыня, ибо одновременно с этим я получил от Его Святейшества документ, который станет вам защитой.

– Что это за документ?

– Вот он, сударыня.

Фауста взяла пергамент и прочла:

«Мы, Генрих, милостью Божьей король Франции, Господом нашим направляемый, устами нашего духовного отца, Святейшего папы римского, желая укрепить и сохранить в нашем королевстве католическую апостольскую римскую церковь, учитывая, что Господу было угодно, во искупление грехов наших, лишить нас прямого наследника, полагая, что Генрих Наваррский не способен править во Французском королевстве как еретик и зачинщик ереси, всем своим добрым и верным подданным объявляем: Его Величество Филипп II, король Испании, есть единственный, кто может наследовать нам на французском троне, будучи супругом Елизаветы Французской, нашей возлюбленной сестры, преставившейся ранее, и призываем наших подданных, оставшихся верными сынами Святой матери Церкви, признать его нашим воспреемникомиединственнымнаследником.»

– Сударыня, – сказал Монтальте, когда увидел, что Фауста закончила чтение, – слово короля имеет во Франции силу закона, и посему это воззвание толкает в партию Филиппа две трети Франции. Таким образом, Генрих Беарнский, покинутый всеми католиками, обнаружит, что его надежды рухнули навек. Его армия сократится до кучки гугенотов, и ему не останется ничего другого, как поспешно вернуться в свое Наваррское королевство, да и то если Филипп согласится ему его оставить. Тот, кто принесет Филиппу этот пергамент, доставит ему, таким образом, и корону Франции... И если этот человек обладает таким выдающимся умом, как вы, сударыня, он может вести переговоры с испанским королем, отнюдь не забывая и своих интересов... В Италии ваша власть свергнута, сама ваша жизнь здесь в опасности. При поддержке Филиппа вы сможете обрести такое могущество, которое наверняка пришлось бы по душе честолюбивейшему из честолюбцев. Я отдаю этот пергамент в ваши руки и прошу вас о помощи: доставьте его Филиппу!

Фауста опустила в задумчивости голову.

Ее сын? Он был под охраной Мирти, и Сиксту V до него не дотянуться... Позже она сможет разыскать его.

Пардальян?.. Его она также отыщет немного погодя.

Монтальте?.. Что касается его, то решать надо было немедленно. И она решила: «Ах, этот? Да он попросту станет моим рабом!»

Вслух же сказала:

– Если человек зовется Перетти, у него должно быть довольно честолюбия, чтобы действовать себе во благо... Для чего вы вырвали для меня это помилование у Сикста?.. Для чего помешали мне умереть?.. Зачем открываете передо мной это блистательное будущее?

– Сударыня... – пробормотал Монтальте.

– Я скажу вам: потому что вы любите меня, кардинал!

Монтальте упал на колени, умоляюще протянув к ней руки.

Повелительным жестом она остановила страстные излияния, которыми готов был разразиться молодой человек:

– Молчите, кардинал. Не произносите непоправимых слов... Вы любите меня, я знаю. Что ж, пусть так. Но я, кардинал, не полюблю вас никогда.

– Почему? Почему? – простонал Монтальте.

– Потому, – серьезно отвечала она, – что я уже люблю, кардинал Монтальте, а Фауста не может любить одновременно двоих.

Монтальте гневно выпрямился:

– Вы любите?.. Любите?! И вы говорите это мне?!

– Да, – просто ответила Фауста, глядя ему прямо в глаза.

– Вы любите! Но кого?.. Пардальяна, ведь так?..

И Монтальте яростным жестом выхватил кинжал. Фауста, недвижно лежавшая на кровати, спокойно посмотрела на него и голосом, от которого у Монтальте похолодело сердце, сказала:

– Вы сами произнесли это имя. Да, я люблю Пардальяна... Но, поверьте мне, кардинал, вам лучше убрать кинжал... Если кто-то и должен убить Пардальяна, то не вы.

– Не я? Но кто же тогда?! – прорычал Монтальте, побледнев как полотно.

– Я!

– Господи, почему?

– Потому что я его люблю, – холодно отвечала Фауста.

Глава 5

ПОСЛЕДНЯЯ МЫСЛЬ СИКСТА V

После ухода племянника Сикст V долго сидел, задумавшись, за письменным столом. Его размышления прервал приход секретаря – тихим голосом тот сообщил, что граф Эркуле Сфондрато настойчиво просит удостоить его аудиенции; секретарь добавил, что граф казался чрезвычайно взволнованным.

Имя Эркуле Сфондрато, внезапно ворвавшееся в размышления папы, блеснуло для Сикста ярким лучом, и он прошептал:

– Вот человек, которого я искал!

И добавил – уже громче:

– Пригласите графа Сфондрато.

Мгновение спустя появился верховный судья; он вошел решительным шагом и молча остановился перед папой по другую сторону стола; черты лица его были искажены, вся поза выдавала бушевавшие в нем чувства.

– Итак, граф, – сказал Сикст, пристально глядя на него, – что вы желаете сообщить мне?

Вместо ответа Сфондрато торопливо расстегнул камзол, приподнял кольчугу и показал отметину на груди, оставленную кинжалом Монтальте.

Папа взглядом знатока осмотрел рану и холодно произнес:

– Отличный удар, клянусь честью! И если бы не стальная рубаха...

– Вот именно! – сказал Сфондрато. мрачно улыбнувшись.

Затем, приведя свой костюм в порядок, он презрительно передернул плечами и процедил сквозь зубы:

– Удар кинжала – это пустяки... Я, может быть, и простил бы его тому, кто его нанес. Но есть нечто, чего я не прощу ему никогда, что порождает во мне смертельную ненависть, что заставит меня преследовать его везде и повсюду, пока мой кинжал не пронзит его сердце... Мы оба любим одну и ту же женщину!

– Прекрасно, – невозмутимо сказал Сикст. – Но к чему вы говорите мне это?

–Потому, святой отец, что это близко касается вас, потому что женщина, которую я люблю, носит имя Фауста, а человек, которого я ненавижу – это Монтальте!

Сикст V коротко глянул на него и холодно проронил:

– Я оценю по достоинству полученные от вас сведения.

Папа взял со стола пергамент и твердой рукой начал писать.

Сфондрато стоял, не шелохнувшись; он думал: «Он, верно, прикажет бросить меня в какую-нибудь темницу, но, клянусь преисподней, горе тому, кто посмеет прикоснуться к верховному судье!..»

Сикст V заполнил наконец пергамент.

– Вот вам бальзам на вашу рану, – сказал он. – Вы ведь просили у меня герцогство Понте-Маджоре и Марчиано. Это грамота на владение.

Пораженный Сфондрато машинально взял документ и спросил:

– Может быть, вы не расслышали, Ваше Святейшество?.. Человек, которого я собираюсь убить... Монтальте... Монтальте! Ваш племянник! Тот самый, на кого вы указали конклаву как на вашего преемника!

Папа поднялся; теперь он уже не казался сгорбленным. На его лице появилось выражение несказанной горечи. Он произнес:

– Мало просто поразить кинжалом этого Монтальте, ибо я хочу куда большего. Надо нанести удар по его начинаниям, по его любви, похитив у него Фаусту... Поверьте мне, это будет гораздо надежнее любого кинжального удара!

– О! – вскричал Сфондрато, задыхаясь от волнения. – Какое же преступление должен был совершить Монтальте, если вам, его дяде, пришла в голову подобная мысль?

– Этот человек, – отвечал папа с леденящим душу спокойствием, – мне больше не племянник. Монтальте – мой враг. Монтальте – враг нашей церкви! Он – заговорщик! Он вырвал из моих рук оружие, которое может разрушить папское могущество, и Фауста, помилованная папой, – да-да, помилованная мною! – Фауста, живая и свободная, сама отвезет это оружие проклятому испанцу.

– Фауста помилована! – воскликнул пораженный Сфондрато.

– Да, – подтвердил Сикст, – Фауста свободна!.. Не пройдет и нескольких часов, как она, быть может, покинет Рим и отправится под охраной Монтальте в Эскуриал, дабы вручить Филиппу документ, отдающий ему французский трон. Вот каково преступление Монтальте, ставшего послушным служителем великого инквизитора!

– Фауста свободна! – Сфондрато заскрежетал зубами. – Фауста уезжает с Монтальте! Пока я жив, этому не бывать. Клянусь преисподней!

Он решительно бросил на стол грамоту, только что пожалованную ему Сикстом и делавшую его герцогом:

– Возьмите обратно эту бумагу, святой отец, освободите меня от обязанностей верховного судьи, но взамен сделайте начальником вашей полиции. Не больше чем через час я верну вам сей важный документ... Эшафот готов, палач ждет. И пусть я умру от невыносимой муки, но эта женщина принадлежит палачу, и ее голова упадет с плеч! Я схвачу Монтальте и обреку его на смерть как бунтовщика и богохульника; что же до великого инквизитора, то одного удара кинжалом будет достаточно, чтобы навсегда избавить вас от него... Я жду, святой отец, приказывайте!

– Если я соглашусь с вами, – мрачно сказал папа, – я не проживу и трех дней!

Сфондрато, в изумлении взглянув на него, попятился, а Сикст пояснил:

– Неужели вы думаете, что Монтальте, Фауста да и сам великий инквизитор много значат, когда Сикст V взвешивает их жизни в своей ладони? Клянусь кровью Господней, стоит мне только сжать кулак, и я раздавлю их! Но над великим инквизитором стоит Инквизиция! Перед нею я бессилен. Если я нанесу им удар... если попытаюсь вернуть себе этот документ, инквизиция убьет меня... А я пока не хочу умирать... Мне нужно прожить еще два или три года, чтобы обеспечить окончательное торжество папской власти!.. Понимаете ли вы теперь, почему Монтальте, Фауста и Эспиноза должны свободно покинуть мое государство?

Новый герцог Понте-Маджоре слушал с напряженным вниманием, а когда папа кончил, сказал:

– Ну что ж, святой отец, пусть они едут... Но как только они окажутся за пределами вашей страны, я нагоню их, и – клянусь вам! – в тот же миг их путешествие закончится.

– Может быть! Однако же все знают, что вы служите мне, так что... К тому же, герцог, уверены ли вы в своих силах?

– Я не испугаюсь и сотни Монтальте! – вскричал новоиспеченный герцог.

– А великий инквизитор?

– Дайте приказ – и он умрет!

– А Фауста?

– Фауста! – пробормотал Сфондрато и стал белее мела.

– Да! Фауста, несчастный! Она же убьет вас! Сломает вас точно так же, как я ломаю это перо!

Резким движением пальцев Сикст V переломил перо, которое машинально вертел в руке, и, отвечая на безмолвный вопрос герцога, властно заявил:

– Нет, нет, помимо себя я знаю лишь одного-единственного человека, способного противостоять Фаусте... и победить се... Этот человек – шевалье де Пардальян!

Герцог даже скрипнул зубами с досады, затем преодолел волнение и спросил хриплым голосом:

– Вы полагаете, святой отец, что он добьется успеха там, где я потерплю поражение?

– Я видел, как он одерживал верх в страшнейших схватках. Да если бы Пардальян пожелал... если бы у кого-то хватило ума и достало ненависти, чтобы разыскать этого человека и убедить его... Да, я уверен, что нет иного способа остановить Фаусту и Монтальте!

– У меня хватит ума и достанет ненависти, Ваше Святейшество! Я согласен уйти в тень. И раз на свете есть бульдог, которому под силу растерзать их своими челюстями, значит я отправлюсь за ним, приведу его сюда, и вы натравите его на них! – прогремел Понте-Маджоре.

И добавил про себя: «При условии, что потом я непременно обломаю ему клыки...»

– Натравите! Натравите!.. Легко сказать... Знайте, герцог, что Пардальян не тот человек, которого можно натравить когда угодно и не кого угодно... Нет, клянусь телом Христовым, Пардальян идет в бой только в том случае, если враг ему под стать!.. И тогда горе тем, на кого он обрушивается... Натравить Пардальяна! – повторил папа со зловещим смехом и пожал плечами.

А затем, уже серьезно, добавил:

– Один Господь Бог может обрушить молнию!

– Святой отец, неужто вы говорите так о человеке?

– Герцог, – сурово сказал папа, – Пардальян, быть может, единственный человек, который заставил Сикста V восхищаться собой... Ну что же, герцог, коли вы так хотите, попробуйте убедить Пардальяна.

– Где мне его искать?

– В лагере Беарнца. Вы поедете верхом и направитесь к Генриху Наваррскому. Вы сообщите ему точное содержание документа, который Фауста везет к Филиппу, документа, который у нас вырвали силой! Ваша официальная миссия этим и ограничивается. Остальное уже касается только вас... Вам предстоит найти Пардальяна и сказать ему: «Фауста жива! Фауста везет Филиппу пергамент, который отдает ему французскую корону».

– И это все, что я должен буду ему сказать, святой отец?

– Да, все... вполне достаточно, уверяю вас!

– Когда нужно ехать?

– Не медля ни секунды.

Глава 6

ШЕВАЛЬЕ ДЕ ПАРДАЛЬЯН

Эркуле Сфондрато, герцог Понте-Маджоре, выехал из Рима по дороге, ведущей во Францию. Он сразу пустил коня в галоп. Страсти бушевали в его груди. В ней клокотали ярость, ненависть и любовь. В полулье от Вечного города он внезапно остановился и долго безмолвно взирал на высящийся вдали силуэт замка Святого Ангела; черты его лица были искажены. Он сжал кулаки и прошептал:

– Берегись, берегись, Монтальте, с этой минуты я становлюсь твоим смертельным врагом, и ничто не сможет выбить оружия из моих рук!..

И еще тише, но на сей раз ласково, добавил:

– О, Фауста!..

После чего он вновь понесся вскачь – и вот уже несколько дней по горам и долинам мчится стрелой неукротимый всадник, которого ведет вперед месть.

Понте-Маджоре проехал всю Францию, загнав нескольких лошадей и останавливаясь лишь тогда, когда едва не падал с седла от усталости.

В нескольких лье от Парижа он нагнал дворянина, который тоже направлялся к столице; Понте-Маджоре заговорил с незнакомцем, желая узнать последние новости о короле Генрихе.

– Сударь, – отвечал неизвестный всадник, – Его Величество король расположился со своим войском в деревушке Монмартр, в аббатстве бенедектинок госпожи Клодины де Бовильс; говорят, дни свои она проводит в молитвах, а ночами пытается обратить короля-еретика в святую веру.

Понте-Маджоре внимательно взглянул на незнакомца, выражающегося с такой насмешливой непочтительностью, и увидел человека лет сорока, с тонким лицом и медальным профилем, одетого безо всякой вычурности, но с элегантностью, – она сквозила в его манере носить камзол и плащ, складки которого красиво ниспадали на круп коня.

– Если вы желаете, сударь, – продолжал неизвестный, – я проведу вас к королю, он как раз назначил мне сегодня вечером явиться к нему.

Удивленный Понте-Маджоре бросил почти презрительный взгляд на простой, лишенный каких бы то ни было украшений костюм всадника.

– О! – усмехнулся незнакомец, – вы будете еще более удивлены, увидев короля: он носит такой потертый камзол, что, право, почти наверняка устыдится вас, устыдится ваших блестящих позументов, великолепного плаща из генуэзского бархата, вот этой шляпы с невиданным пером и золотых шпор...

– Довольно, сударь, – прервал его Понте-Маджоре, – не доводите меня до крайности или, клянусь Господом Богом, я докажу вам, что хотя на моем камзоле – серебро, а на шпорах – золото, однако в ножнах у меня – сталь.

– В самом деле, сударь? Ну что ж, я не стану донимать вас и лишь выражу вам свое восхищение – не подобает знатному вельможе, прибывшему сюда прямо из далекой Италии...

– Откуда вы это знаете? – гневно оборвал его Понте-Маджоре.

– О, сударь, если вы не желаете, чтобы это было известно, вам следовало бы оставить ваш акцент по ту сторону гор.

И с этими словами дворянин отвесил изящный и непринужденный поклон и спокойно продолжил свой путь.

Понте-Маджоре поднес было руку к кинжалу, но затем присмотрелся повнимательнее к могучим плечам незнакомца и предпочел опустить ее, буркнув себе под нос:

– Надо сначала выполнить миссию, ради которой я здесь. Вот встречусь с королем, разыщу проклятого Пардальяна, тогда и настанет время преподать урок этому наглецу, если он еще встанет на моем пути. Эй, сударь, – продолжал он вслух, – не сердитесь, прошу вас, и позвольте мне принять великодушное предложение, только что сделанное вами.

Незнакомец вновь поклонился и произнес, почти не разжимая губ:

– В таком случае, милостивый государь, следуйте за мной.

Оба всадника пустили лошадей рысью и к вечеру, когда солнце уже начало клониться к закату, оказались на высотах Шайо.

Французский дворянин остановился, вытянул вперед руку и объявил:

– Париж!..

Над столицей нависла угрюмая тишина; впрочем, зданий почти не было видно – лишь бесконечное нагромождение крыш, среди которых вздымались шпили бесчисленных церквей и массивные каменные стены, призванные защищать город, который сейчас был охвачен полотняным кольцом – палатками королевского войска; кольцо это все больше сжималось.

Пока Понте-Маджоре вглядывался в панораму осажденного города, его спутник, казалось, думал о чем-то своем. Наверное, в его мозгу всплывали воспоминания; наверное, само место, где он сейчас находился, напоминало ему какой-нибудь героический или счастливый эпизод из его жизни, которая по всей видимости была полна приключений... На лице его блуждала слабая улыбка. Вероятно, это было поэтичное воспоминание, воспоминание о том редком часе из прошлого, который не был замутнен печалью и горечью.

– Итак, сударь, – сказал Понте-Маджоре, – я к вашим услугам.

Незнакомец вздрогнул и, вернувшись из страны своих грез, прошептал:

– Поедемте...

Они спустились к Парижу, повернув в сторону Монмартра.

Под стенами они увидели все тот же муравейник осаждающих войск.

На крепостных валах томились безразличные ко всему ландскнехты. Их окружало множество священников и монахов с подоткнутыми рясами и откинутыми капюшонами; у некоторых из них на голове был шишак, кое-кто носил кирасу; все были вооружены пиками, алебардами, копьями, кинжалами, старыми мушкетами или же попросту крепкими дубинами. Кроме того, каждого из них украшало распятие – либо зажатое в руке, либо подвешенное у пояса. И все эти странные солдаты сновали взад и вперед, хлопотали, проповедовали, богохульствовали, а заодно и неплохо несли охрану города.

Монахи то и дело отгоняли от себя огромную толпу оборванцев; едва передвигая ноги, эти люди с упорством отчаяния лезли на зубцы крепостной стены и кричали оттуда жалобными голосами:

– Хлеба!.. Хлеба!..

– Судя по всему, – сказал Понте-Маджоре, усмехаясь, – парижане не отказались бы от приглашения пообедать.

– Да, это правда, – прошептал незнакомец, – их мучит голод. Бедняги...

– Вы жалеете их? – спросил Понте-Маджоре с той же ухмылкой.

– Сударь, – отвечал незнакомец, – мне всегда было жалко людей, которых мучит голод и жажда, ибо я сам в моих долгих странствиях по белу свету частенько не мог поесть и попить всласть.

– Вот уж чего со мной никогда не случалось, – презрительно фыркнул Понте-Маджоре.

Незнакомец окинул его с ног до головы странным взглядом и с улыбкой отвечал:

– Оно и видно.

Хотя ответ был очень простым, он прозвучал как оскорбление, и Понте-Маджоре побледнел.

Он, наверное, ответил бы на сей раз прямым вызовом, но вдали послышался мощный гул, который, приближаясь, все нарастал, перекатываясь от одного отряда к другому, и наконец его раскаты докатились до них:

– Король!.. Король!.. Да здравствует король!.. Словно по волшебству, вопящая и исступленная толпа заполнила крепостные валы, оттолкнула солдат-монахов, захватила орудия. Из многих сотен глоток раздавалось:

– Сир!.. Сир!.. Хлеба!..

– Вот и я, друзья мои! – кричал Генрих IV. – Эй, клянусь чревом Господним, какого черта вы не открываете мне ворота?

И тогда незнакомец и Понте-Маджоре стали свидетелями одного из тех волнующих событий, какие история с умиленной улыбкой заносит в свои хроники.

Когда Генрих IV спешился и двести или триста окружавших его всадников последовали его примеру, стала видна целая вереница мулов, груженных огромными хлебами. Генрих IV первым взял один из них, насадил его на огромный шест и протянул на крепостной вал голодающим. Тс в мгновение ока разделили хлеб на мелкие кусочки и проглотили их.

– Что он делает? – вскричал потрясенный Понте-Маджоре.

– Вы же видите, сударь, что Его Величество приглашает парижан отобедать!

Тем временем всадники из королевского эскорта принялись помогать своему повелителю. Со всех сторон самыми различными способами осажденным передавали еду, и те с восторгом принимали ее; на крепостной стене звенели радостные крики и благословения, которые вскоре вылились в приветственный вопль:

– Да здравствует король! Когда все хлебы были розданы, король сказал:

– Ешьте, ешьте, друзья мои, завтра я принесу вам еще.

– Браво, сир! – воскликнул незнакомец.

– Интриган! – пробормотал Понте-Маджоре.

Генрих IV обернулся к тому, кто так громко выразил свое одобрение, и с радушной улыбкой приветствовал его:

– А, наконец-то!.. Вот и господин де Пардальян!

– Пардальян! – с удивлением прошептал Понте-Маджоре.

– Господин де Пардальян, – продолжал Генрих IV, – я весьма рад видеть вас. И поспешность, с какой вы ответили на мое приглашение, сулит мне надежду, что на сей раз вы станете на нашу сторону.

– Сир, вы отлично знаете, что я всецело предан Вашему Величеству.

Хитрые глаза Генриха IV остановились на секунду на улыбающейся физиономии шевалье; король сказал:

– В седло, господа, мы возвращаемся в деревню Монмартр. Господин де Пардальян, извольте занять место подле меня.

Когда кавалькада уже трогалась, Пардальян обратился к Понте-Маджоре:

– Сударь, если вам будет угодно назвать мне ваше имя, я буду иметь честь по прибытии в Монмартр представить вас, как я и обещал, Его Величеству...

– В таком случае соблаговолите представить Эркуле Сфондрато, герцога де Понте-Маджоре и Марчиано, посланника Его Святейшества Сикста V к Его Величеству королю Генриху и к шевалье де Пардальяну!

Легкая дрожь пробежала по телу Пардальяна, но его беззаботный и насмешливый нрав тотчас же взял верх:

– Черт возьми, я и не ожидал подобной чести! Когда король уезжал во главе своих дворян, с крепостной стены ему вслед неслись благодарственные крики.

– До свидания, друзья мои, до свидания! – воскликнул Генрих IV.

И повернувшись к Пардальяну, который скакал рядом с ним, вздохнул:

– Какая жалость – такие симпатичные люди упорно не желают открыть мне ворота!

– О, сир, – сказал шевалье, пожимая плечами, – эти ворота растворятся сами собой, как только вы того захотите.

– Как это?

– Я уже имел честь говорить Вашему Величеству: Париж стоит мессы!

– Посмотрим... попозже, – произнес Генрих IV с тонкой улыбкой.

– Все равно это придется сделать, – прошептал шевалье.

На этот раз Генрих ничего не ответил.

Вскоре эскорт остановился перед аббатством; король въехал туда в сопровождении Пардальяна, Понте-Маджоре и нескольких дворян.

Когда государь, ехавший впереди, спешился, Пардальян, который, по-видимому, уже успел предупредить его о прибытии папского посланника, представил герцога:

– Сир, имею честь представить Вашему Величеству господина Эркуле Сфондрато, герцога Понте-Маджоре и Марчиано, посланника Его Святейшества Сикста V к королю Генриху IV и к шевалье де Пардальяну.

– Соблаговолите следовать за нами, сударь. Господин де Пардальян, когда вы получите сообщение, Которое господин герцог должен вам передать, не забудьте, что мы ждем вас.

Шевалье поклонился, и король повернулся к людям, занятым разгрузкой мешков. Один из мешков, ударившись обо что-то, издал серебристый звон, и этот звук заставил Беарнца, которому вечно не хватало денег, прислушаться. Заметив того, кто наблюдал за переносом драгоценного груза, король радостно воскликнул:

– Эй, Санси, неужели вы наконец нашли покупателя для вашего замечательного бриллианта и привезли нам толику денег, чтобы заполнить наши пустые сундуки?

– Я и вправду нашел, сир, но не покупателя, а заимодавца – под залог этого бриллианта он согласился одолжить мне несколько тысяч пистолей, которые я и принес моему королю.

– Благодарю, мой славный Санси. – В голосе Генриха IV прозвучало плохо скрытое волнение. – Не знаю, когда я смогу вернуть вам их, да и смогу ли вообще, но, клянусь чревом Господним, деньги не главное для дворян вроде вас и меня!

И бросил потрясенному герцогу Понте-Маджоре:

– Пойдемте, сударь.

Войдя в зал, служивший ему рабочим кабинетом, где трудились двое его секретарей – Рюзе де Болье и Форже де Френ, – король сказал:

– Говорите, сударь.

– Сир, – сказал герцог Понте-Маджоре с поклоном, – Его Святейшество поручил мне передать Вашему Величеству копию документа, который святой отец полагает чрезвычайно занимательным.

Генрих IV с величайшим вниманием прочел копию уже известного нам воззвания Генриха III. Дочитав, он невозмутимо произнес:

– А оригинал?

– Мне поручено сообщить Вашему Величеству, что оригинал находится в руках принцессы Фаусты; я думаю, в этот час она в сопровождении кардинала Монтальте находится на пути в Испанию, куда направляется, чтобы передать сей документ Его Католическому Величеству.

– Что еще, сударь?

– Это все, сир. Папа римский счел своим долгом засвидетельствовать свои дружеские чувства Вашему Величеству и предупредить вас. Что до всего остального, святой отец слишком хорошо знает недюжинный ум Вашего Величества и потому убежден, что вы сумеете принять меры, какие сочтете нужными.

Генрих IV кивнул в знак согласия. После недолгого молчания он пристально взглянул на Понте-Маджоре:

– Кардинал Монтальте, кажется, – родственник Его Святейшества?

Герцог поклонился.

– И что же произошло?

– Кардинал Монтальте поднял, открытый мятеж против святого отца! – резко сказал Понте-Маджоре.

– Понятно!..

И обратившись к одному из секретарей, король приказал:

– Рюзе, проводите господина герцога к шевалье де Пардальяну и устройте так, чтобы они смогли свободно поговорить. Затем, когда они закончат, приведите господина де Пардальяна ко мне.

И заключил с любезной улыбкой:

– Ступайте, господин посол, и не забудьте, что мне будет приятно повидать вас перед вашим отъездом.

Несколько минут спустя Эркуле Сфондрато, герцог Понте-Маджоре, остался наедине с шевалье де Пардальяном, весьма и весьма заинтригованным, но умело скрывающим свое любопытство под привычной маской иронии и беззаботности.

– Сударь, – сказал шевалье непринужденным тоном, – будет ли вам угодно сообщить мне. чему я обязан величайшей честью, коей меня удостаивает святой отец, посылая ко мне, бедному дворянину без гроша в кармане, столь важную персону, как герцог Понте-Маджоре и Марчиано?

– Его Святейшество поручил мне объявить вам, что принцесса Фауста жива... жива и свободна.

Шевалье чуть заметно вздрогнул, но тотчас взял себя в руки:

– Смотрите-ка! Госпожа Фауста жива!.. Ну что же, рад за нее... Однако почему эта новость может заинтересовать меня?

– Простите, сударь? – вырвалось у пораженного герцога Понте-Маджоре.

– Я говорю: какое мне дело до того, что госпожа Фауста жива? – повторил шевалье с таким простодушно удивленным видом, что Понте-Маджоре еле слышно пробормотал:

– О! Но... неужели он ее не любит?.. Тогда это все меняет!

Пардальян продолжал:

– А где принцесса Фауста находится сейчас?

– Принцесса находится по дороге в Испанию.

– Испания, – вслух размышлял Пардальян, – страна инквизиции!.. Мрачный гений Фаусты неизбежно должен был обратиться к этому орудию деспотизма... да, это было неизбежно!

– Принцесса везет Его Католическому Величеству документ, который обеспечивает Филиппу Испанскому французский трон.

– Французский трон?.. Проклятье! И что же это за документ, скажите на милость, чтобы отдать вот так, ни за что ни про что, целую страну?

– Заявление покойного короля Генриха III, признающего Филиппа II своим единственным наследником.

Мгновение Пардальян оставался погруженным в глубокую задумчивость, а затем поднял голову – на лице его играла насмешливая улыбка:

– И это все, что вы имеете мне сообщить от имени Его Святейшества?

– Это все, сударь.

– В таком случае соблаговолите извинить, но Его Величество король Генрих, как вы знаете, ждет меня... Прощу вас передать Его Святейшеству мою признательность за драгоценные сведения, которые он мне сообщил, а сами примите благодарность вашего покорного слуги.

Генрих IV встретил сообщение герцога Понте-Маджоре с чисто королевской невозмутимостью, но на самом деле удар оказался ужасным, и Беарнец в тот же миг увидел зловещие последствия, которые он мог иметь для Франции.

Он тотчас же созвал на тайный совет тех из своих верных людей, кто оказался поблизости, и когда Пардальяна провели к королю, он обнаружил возле Генриха Рони, дю Бартаса, Санси и Агриппу д'Обинье, срочно откликнувшихся на призыв государя.

Как только шевалье сел, король, только его и ждавший, кратко пересказал свою беседу с Понте-Маджоре и зачитал копию документа, которую Сикст V велел ему передать.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27