Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Атака извне

ModernLib.Net / Зеленский Борис / Атака извне - Чтение (стр. 6)
Автор: Зеленский Борис
Жанр:

 

 


      Отряхиваясь, как выскочивший из реки злопоух, Тэйтус попрыгал на мохнатом водоотталкивающем коврике, растёрся гигиенической лентой и с трудом влез в форму, которую ему презентовал фрейзер. К своему сожалению, он должен был признать, что сезоны, проведённые в опале, и просто сезоны, которых у него набралось побольше, чем у Тедля Ноха, не способствовали стройности фигуры.
      — Эх, — сказал с досадой астроном, — придётся сесть на диету, иначе ни в какие габариты не вписаться!
      Он придирчиво оглядел свой силуэт в туманном овале встроенного зеркала, остался им крайне недоволен и отправился в уголок Вечернего Отдохновения, где прилёг на диванчике, обитом кожей рукокрылого легкомысла, зарылся носом в подушку, набитую его же подшерстком, прикрылся плащом и забылся беспечным сном до прихода своего покровителя, который вернулся лишь перед часом Единодушия, предшествовавшим первой вахте.
      — Как себя чувствуете, господин ревнитель? — поинтересовался Шарби с порога.
      — Вот малость прилёг отдохнуть, — виновато щурясь, признался Тэйтус, — и сам того не ожидая, провалился в забытье…
      — Это хорошо, — неожиданно похвалил фрейзер, — что вы выспались. Ночь нам предстоит не просто беспокойная, а беспокойная втройне, если не сказать больше.

2

      Каюта фрейзера первого ранга преподобного Тедля Ноха располагалась на той же палубе, что и скромное жилище командира лазутчиков. Шарби Унц пригладил волосы, оправил форму и решительно постучал в звуковую мембрану. Три чётких удара, именно так должен стучаться старший офицер, собираясь войти в каюту другого старшего офицера в неслужебное время. Младший офицер стукнул бы два раза, а рядовой состав стучать вообще не имеет права, а обязан поскоблить мембрану ногтем.
      Некоторое время ответа не было; лазутчик чётко представлял, как пожилой ревнитель, бормоча: «И кого это святой Цукеш послал на ночь глядя», — спешно наводит на столе рабочий беспорядок, долженствующий показать незваному гостю, что ревнитель имперских стандартов и в неуставное время стоит на посту, денно и нощно лечась о моральном и идеологическом облике экипажа.
      Наконец лепестки диафрагмы убрались в окантовку входа, и фрейзер мог заглянуть в открывшийся проход.
      Ревнитель Тедль Нох, облик которого Шарби Унц успел изучить до мельчайших подробностей, сидел за столом, держа в руках баллончик, заправленный чернилами певчей каракатицы. Всем видом он показывал, что его оторвали от работы — сочинения завтрашней проповеди, которой, конечно, придаётся особое значение, ведь это первая проповедь нового ревнителя, произнесённая не на стационарной орбите, а в условиях боевого похода.
      — Разрешите войти, достопочтимый Нох?
      Ревнитель сделал приглашающий жест:
      — С кем имею честь?
      Фрейзер переступил комингс и склонил голову:
      — Шарби Унц, командир корабельных лазутчиков.
      Диафрагма сомкнулась за его спиной.
      Тедль Нох демонстративно повертел чернильный баллончик.
      — Итак…
      — Ваше Здравомыслие, я только недавно вернулся из города и мог бы подождать до завтра, но сразу поспешил к вам. У меня донесение.
      — Донесение? — переспросил Нох, поджимая губы.
      — Так точно, господин ревнитель. И не просто донесение, а донесение закрытого доступа.
      Корабельный идеолог побарабанил пальцами по столешнице:
      — Интересно, интересно.
      Впрочем, любому было ясно, что ничего интересного он услышать не ожидает: наверняка кто-то из нижних чинов не отдал честь портрету Светозарной Особы, а, может быть, даже сделал неприличный жест в его сторону. Да, конечно, факт крайне прискорбный и вполне достойный закрытого доступа, но желательно было бы передать его в подглядку-подслушку, это скорее дисциплинарный проступок, хотя может проходить и по идеологической части. Ну-ну, давай, фрейзер, стучи на подчинённых, возможно, это зачтется! А может и нет…
      Шарби Унц помялся, всем видом показывая, что волнуется и не знает, с чего начать.
      — Ну же, господин фрейзер, не тяните когтемера за хвост! Вы же видите, я крайне занят.
      — Да-да, сейчас, — Шарби Унц, очевидно, справился с волнением. — Дело в том, что я вышел на хорошо законспирированное ядро подпольного общества.
      — Несанкционированных употребителей грёзовызывающей влаги? Составителей запрещённых букетов? Любителей смотреть в ночное небо по чётным числам? — перечислил Тедль Нох. Всё в его облике показывало, что ни в какое подпольное общество он не верит и не позволит себя разыграть или, того хуже, использовать в каких-то корыстных целях.
      — У нас на борту свили гнездо питомцы Змеи, — сказал офицер тихо. Словно боялся, что упомянутые питомцы могут услышать.
      У Тедля Ноха задергалось веко.
      — Питомцы Змеи? Вы уверены, фрейзер, что это не ваши фантазии? Заговорщики в элитном подразделении имперской армии?! И подглядка-подслушка, по-вашему, ни о чём не догадывается?
      — Абсолютно уверен. Номинально мы не занимаемся слежкой за членами экипажа, но я не был бы главным корабельным лазутчиком, если бы не следил за всем, что происходит вокруг.
      Веко никак не могло успокоиться.
      — Ах да, вы же начальник военной разведки! — на лице ревнителя отобразилась озабоченность, густо замешанная на недоверии.
      Не нужно быть телепатом, чтобы понять, о чём в эту минуту размышляет корабельный идеолог. Как известно, военная разведка традиционно недолюбливает сотрудников сыска. Тогда понятно, почему фрейзер пришёл к нему: идеологи тоже частенько конфликтуют с подглядкой-подслушкой. Значит, заговор на корабле действительно имеет место. Или же он столкнулся с тонко продуманной интригой… В любом случае, действовать нужно решительно, но аккуратно.
      — Конечно, конкретных имен вы назвать не можете? — спросил Тедль с безнадёгой в голосе.
      — Они скрывают свои лица, — подтвердил фрейзер. — Но… — он сделал многозначительную паузу, — я не был бы хорошим командиром своих лазутчиков, если бы не был хорошим лазутчиком.
      — Вы их выследили?
      — Да, я их выследил. Это было трудно. Но теперь я знаю имя по меньшей мере одного из заговорщиков. Более того, это один из руководителей преступного общества, офицер, а не просто канонир при плазменных лучемётах…
      — Почему вы не обратились напрямую в подглядку-подслушку…
      — …а взял и заявился к вам? — с полуслова подхватил мысль ушлый командир лазутчиков. — Всё очень просто. С нашей тайной канцелярией вести совместные дела себе дороже, они всегда хотят поставить верхнее «до» солирующей каракатицы себе в заслугу! А вы, господин Нох, человек новый, но, как я слышал, со связями, и, если наше общее дело выгорит, надеюсь, замолвите за меня словечко. Честно говоря, идеологам я доверяю больше, нежели соглядатаям.
      — Отрадно слышать, — улыбнулся ревнитель. Веко его наконец успокоилось, и на лицо снизошло непроницаемое выражение. — Что ж, сейчас вызовем охрану, думаю, взвода хватит, и отправимся по известному вам адресу.
      — Я бы не стал этого делать, — неожиданно сказал командир лазутчиков.
      — Почему? — ревнитель удивлённо приподнял бровь.
      — Не надо никого вызывать. Вызвать конвой без ведома подглядки-подслушки невозможно, а я не сказал вам, господин Нох, что преступник не боевой офицер, а медик. Вы же знаете, среди офицеров санитарной части всегда процветает вольномыслие. По счастью, медики не владеют никаким оружием опаснее виброскальпеля. Полагаю, — Шарби Унц похлопал себя по левому бедру, где были приторочены ножны с дуэльной рапирой, — мой клинок предпочтительнее скальпеля.
      — Вы хотите сказать… — вопросительно начал Тедль.
      — …мы справимся собственными силами, — уверенно продолжил Шарби, — Я его возьму, а вы допросите мерзавца и оформите дело. А если он не захочет отвечать на вопросы ревнителя, что ж, у лазутчиков есть способы развязывать языки захваченным пленным. Может быть, они не столь изящны, как у подглядки-подслушки, сами понимаете, мы обычно работаем в полевых условиях, но поверьте, наши методы очень эффективны.
      — Хорошо, — согласился идеолог. — В ваших словах есть резон, достопочтимый Унц. Пожалуй, не стоит привлекать к задержанию посторонних. Сделаем всё сами. Задержанного отведём в мою каюту, а там вы воспользуетесь вашими проверенными методами, чтобы выпытать, где прячутся его сообщники.
      — Такие вещи лучше делать прямо в медицинском отсеке, — улыбнулся Унц. — Врачебное оборудование в этом плане предоставляет удивительные возможности!
      — Догадываюсь! — подхватил ревнитель. — Зубоврачебное кресло…
      — Что вы, это примитив! А вот установка для хирургического обезболивания в умелых руках может превратиться в свою противоположность.
      — Слушайте, а почему такая спешка? — неожиданно спросил ревнитель имперских стандартов. — Не отложить ли задержание до утра? В конце концов никуда этот преступный медик не денется.
      Шарби Унц покачал головой.
      — До завтра откладывать никак нельзя. «Шкеллермэуц» может сняться с орбиты и взять курс на Добровольное Содружество в любой момент. А сообщники медика не только находятся на корабле, но и рассредоточены внизу, в Туцане. Именно там я сумел выследить его. Нет, мы должны поспешить!
      Они покинули каюту: Шарби Унц впереди, на шаг сзади Тедль Нох. В таком же порядке прошли пол-окружности по спиральному коридору, пока не очутились перед самой обычной на первый взгляд входной диафрагмой.
      Оно и неудивительно: почему диафрагма не должна выглядеть обычной? — неужто заговорщики вывесят над ней табличку с треугольной головой и высунутым жалом, чтобы всем было понятно — здесь логово Питомцев Змеи!
      Но нет, на переборке, рядом с окантовкой входной диафрагмы, распустила изогнутые лучи жёлтая звезда — эмблема корабельной медицины.
      Ещё по дороге они с фрейзером договорились, что офицер обратится к медику под каким-либо подходящим предлогом, а Тедль Нох должен ждать в сторонке, чтобы когда диафрагма начнёт раскрываться, как можно дольше оставаться незамеченным. А дальше оба будут действовать сообразно обстоятельствам.
      — Кто там? — раздалось из-за сомкнутых лепестков после того, как фрейзер постучал, убедившись, что ревнителя не видно ни со стороны коридора, ни тем более через смотровые глазки, которыми наверняка была снабжена каюта заговорщика.
      — Дежурный офицер.
      — А что случилось-то?
      — Разговорчики! — рявкнул Унц. — В отсеке радиационного контроля авария! Есть травмированные…
      — Сию секунду…
      Не успели лепестки убраться в окантовку, как Шарби Унц принялся действовать. Он ухватил своего напарника за шиворот и впихнул в каюту.
      Честно говоря, Шарби Унц полагал, что ему, профессиональному лазутчику и диверсанту не придётся долго возиться со старичком, в жизни не державшим в руках ничего опаснее чернильного баллончика. Он ожидал испуганных или возмущённых криков, слабых попыток рыпаться, но неожиданно получил хлёсткий удар по печени, от какого непривычный человек мог бы и свалиться. Ничему подобному не учат на курсах повышения энтузиазма при Сверкающих Палатах. Там обучают уничтожать несогласных с помощью безобидного чернильного баллончика. Впрочем, будь Тедль Нох даже на тридцать сезонов моложе, он не сумел бы устоять в единоборстве с любимым учеником Симолу Палоя. Удар ногой под ягодицы заставил ревнителя отлететь в сторону большого кресла, явно не предназначенного для послеобеденной медитации.
      — Быстрее, ребята! — услышал ревнитель. — Старичок шустрый, одному мне не совладать!
      Тедль Нох почувствовал, что в него бесцеремонно вцепились чьи-то руки. Щёлкнули браслеты, приковав намертво запястья к подлокотникам, а щиколотки к металлическим ножкам.
      — Отпустите, предатели! — взвизгнул корабельный идеолог, но в это секунду широкий пластырь залепил ему рот, мгновенно лишив дара речи.

3

      Доставляя доктора Пшу на борт броненосца, Шарби Унц, естественно, шёл на большой риск. Долго держать лишнего человека на «Шкеллермэуце», даже в собственной каюте, невозможно. Во-первых, могли обратить внимание, что командир лазутчиков всё время заказывает по две порции. Во-вторых, разве можно было дать стопроцентную гарантию, что на протяжении рейда никто не заметит присутствия на корабле двух Тедлей Нохов. Поэтому он, ещё находясь на Туцане, разработал план замены настоящего ревнителя имперских стандартов на опального доктора звездознания. Для этого ему потребовалась помощь первичной ячейки питомцев Змеи, которую он организовал с приходом пополнения в лице Опни Хунжа, Секава Лэя и примкнувшего к ним чуть позднее субкапитана медицинской службы Аздро Флега, который давно и активно был несогласен с проводимой империей стратегией избегания военных конфликтов с другими расами, освоившими Глубокий Вакуум. Как известно, среди младших офицеров самые воинственные те, кому не светит попасть на передовую: а именно — интенданты и врачи тыловых госпиталей.
      В хитроумной комбинации Шарби Унца именно Флегу была поручена роль приманки. И он сыграл её замечательно, хотя она и свелась всего к паре реплик, поданных из-за закрытой диафрагмы. Ревнитель ни на секунду не усомнился, что медик, который не хотел открывать, действительно опасный заговорщик. И если говорить но правде, то так оно и было. Вот только фрейзер пришел сюда не для его задержания. Да и медик был необходим не только для сыгранной роли.
      Господин ревнитель извивался словно змея, но поскольку в отличие от настоящей змеи, у него были руки и ноги, накрепко прикованные к креслу, он не мог ничего поделать. Оставалось только мычать и шипеть нечленораздельно. Аздро Флег, единственный из заговорщиков одетый в жёлтый балахон корабельного лекаря, приступил к своим непосредственным обязанностям. Он усадил бывшего доктора звездознания в такое же кресло, в каком бесновался Тедль Нох и ловко натянул сидящим на головы мягкие пластиковые шлемы, из которых во все стороны торчали тонкие металлические спицы, гофрированные трубки потолще и разноцветные провода разного сечения. Затем ревнителя вместе со стариком подсоединили к какому-то компактному агрегату. К этому времени имперский ревнитель уже не дёргался. Он откинул голову на спинку кресла, глаза его заволокла маслянистая плёнка, словно в мечтах своих Тедль Нох пребывал на роскошных пляжах Надагама.
      — Побыстрее! — поторопил эскулапа Шарби Унц. — А то как бы прототип не сомлел окончательно.
      — Не беспокойтесь, — спокойно отозвался субкапитан медицинской службы. — Перекачку можно производить даже с трупа. В своё время великому разведчику Зебину Лешу полностью скачали память погибшего землянина капитана Пола Харвурда. С тех пор техника ментоскопирования продвинулась очень далеко.
      — Послушайте, — встревожился Тэйтус Пшу, — мне бы не хотелось, чтобы в меня записывали личность умершего! Боюсь, это негативно скажется на моих способностях!
      — Успокойтесь, господин ревнитель, перекачка совершенно не повлияет на вашу память и мышление. Вы лишь станете намного информированнее, а привычки вашего прототипа станут как бы вашими собственными… Вспомните Зебина Леша.
      — Я видал книжонки о Зебине Леше, — проворчал Тейтус Пшу, — но неужто вы думаете, что я стал бы тратить время на их чтение? Я даже знавал одного гарма, по имени Зебин Леш, но он ударился в политику, так что вряд ли в его честь назвали персонажа патриотических брошюр.
      — Зебин Леш — не литературный персонаж, — строго поправил Унц. — Это был великий разведчик. Он служил командиром лазутчиков в эскадре блистательного князя Гурог-Мехода, где им была разработана операция «Завещание пилота». С мозга погибшего капитана Харвуда были сняты подробнейшие данные о Солнечной Федерации, которые перекачали Зебину Лешу. Проникнув в самое сердце Объединенных Человечеств под личиной Пола Харвуда, Зебин Леш успешно водил за нос компетентные службы федералов, вызнав немало секретов, после чего сбежал на искусственный планетоид Джей-02, где и завершилась его славная карьера…
      — В таком случае, это не мой Зебин Леш, — объявил профессор, — поскольку со своим я виделся пару сезонов назад, и он был живёхонек. Именно он помог мне найти убежище на Туцане.
      Разумеется, так просто Тейтус Пшу не стал бы называть имена тех, кто помогал ему выжить в подполье. Неуместная болтливость была вызвана действием аппарата, который записывал в мозг учёного привычки, манеры и некоторые воспоминания Тедля Ноха. Что касается подлинного ревнителя, то он помалкивал, но не потому, что ему было нечего сказать, а оттого, что пластырь, которым во время операций стягивают края раны, крепко-накрепко стянул ему края рта.
      Конечно, ревнителя трудно было соотнести с землянином, тем более, умирающим, однако в его мозгу хранилась информация, которая могла облегчить Тэйтусу Пшу перевоплощение в Тедля Ноха. С помощью заимствованных в результате перекачки привычек, привязанностей, черт характера и других индивидуальных особенностей к доктору звездознания перейдет и манера ревнителя имперских стандартов время от времени покашливать, ходить немного бочком и виртуозно нанизывать слова на идеологический стержень. Он научится говорить как Нох, делать многозначительную паузу в конце каждого предложения, пользоваться пропагандистскими клише, не задумываясь ни на миг…
      — А я и не утверждал, что настоящий Зебин Леш погиб, — перехватил инициативу коллега великого разведчика, которому не хотелось, чтобы профессор нечаянно сболтнул что-либо не предназначенное для ушей питомцев Змеи низших степеней посвящения. — То есть, он, конечно, погиб, но такие люди, как Зебин Леш, никогда не умирают окончательно.
      — Он будет вечно жить в наших сердцах! — в голосе Тейтуса Пшу явственно звучал сарказм.
      — Можно сказать и так, — согласился Шарби Унц. — Впрочем, кажется, мы закончили.
      — Совершенно верно, — подтвердил жёлтобалахонщик, деловито стаскивая шлем со старика. Освобождать ревнителя он не спешил.
      — А что с прототипом делать? — спросил дубль-старнан.
      Никто не скажет, что чувствовал в этот момент подлинный Тедль Нох, а вот у Тейтуса Пшу похолодело внутри. До сих пор он как-то не задумывался о судьбе ревнителя. Неважно, что это мерзкий человечишка, отравлявший своим существованием жизнь окружающим, но всё же сейчас он жив и не хочет, как сказал поэт, «закрыть глаза и занавесь Хозяйки Сущего с ужасным узнаванием узреть».
      У него отлегло от сердца, когда Шарби Унц ответил:
      — Мы же договорились, как только всё закончится, он сможет вернуться к исполнению своих должностных обязанностей.
      Медик с самым невинным видом набирал в шприц бледно-зелёный раствор, который, должно быть, вызывал у Тедля Ноха самые нехорошие ассоциации.
      — Не волнуйтесь, Ваше Здравомыслие, — перехватив его взгляд, сообщил Шарби Унц, — вашей жизни ничто не угрожает — в конце концов, мы солдаты, а не палачи. Просто ближайшие два-три сезона — пока продлится инспекционный полёт — вам предстоит провести в благоустроенной цистерне с физиологическим раствором, если вы не в курсе, у нас на борту несколько таких. Они предназначены для комфортной перевозки дружественных империи негуманоидов. А чтобы доставить вас туда без хлопот, необходимо сделать профилактический укол. Во-первых, вы перестанете суетиться, изыскивая способ бежать, во-вторых, ваш организм должен настроиться на предстоящий анабиоз. Потом вам, конечно, придётся отчитываться перед начальством за несанкционированный отпуск, так что я, в любом случае, вам не завидую. Возможно, дисциплинарному трибуналу вы предпочтёте мешок с растворяющей жидкостью, куда мы могли бы упаковать ваш труп, но этого не будет, Нашим миром, как известно, правит зло, поэтому мы избрали для вас жестокую участь, и вы останетесь в живых.
      Тедль Нох хотел что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова.
      На помощь пришёл сам фрейзер, который будто прочёл его мысли:
      — Не удивляйтесь некоторым неудобствам своего состояния, Ваше Здравомыслие. Во время перекачки мы подкорректировали несколько основных функций вашего организма. После того, как покинете анабиозную ванну, вам придётся заново учиться ходить, разговаривать и даже принимать пищу. Сами должны понимать, это сделано для вашего же блага: младенцев, как известно, не судят, а лечат. А теперь, если до вас дошёл смысл сказанного, мигните два раза, В этом случае я буду считать, что мы договорились: вы отдыхаете от трудов своих идеологических, а мы, в свою очередь, будем содействовать дальнейшему успеху вашей карьеры, В лице вашего дублёра.
      Тедль Нох скорчил жуткую рожу, подобающую не благородному циммельцвейгеру, а скорей дикому обитателю нецивилизованной планеты Цвухакеш. Жители этого мира, не владея членораздельной речью, наловчились общаться с помощью мимики. Впрочем, чтобы прочесть по лицу пленника, что он хотел сказать, нужно быть переводчиком-кентвушем, а кентвуши, к сожалению, не пожелали быть подданными империи и стали ассоциированным членом Содружества.
      Не дождавшись мигания, фрейзер пожал плечами и сказал напоследок:
      — Кстати, Ваше Здравомыслие, познакомьтесь с доктором Тэйтусом Пшу, который будет заменять вас на корабле. Прошу любить и жаловать!

4

      Вряд ли кто-нибудь из членов экипажа заметил разницу между бывшим главным идеологом и его новым воплощением. Уже через пару суток Тэйтус настолько вжился в образ ревнителя, что во время обязательного — раз в четыре вахты — часа Единодушия мог прикрикнуть не только на нижнего чина, задремавшего на проповеди, но и на офицера, не слишком старательно подпевающего при совместном исполнении патриотического гимна «Славься вовеки, светоч Кахоу». Но главным критерием доброжелательного отношения команды к ревнителю, обычно не пользовавшегося любовью, было то, что покрикиванием дело и ограничивалось, ибо вносить позорящие строки в генеалогическое досье доктор звездознания не мог, хотя перекаченные от Тедля Ноха вредность и педантизм всячески его к этому склоняли. Но присущая астроному доброжелательность пока перевешивала, а посему наиболее одиозная графа «Отклонение от Допустимых Норм Морали» ни у кого из проштрафившихся не была запятнана.
      Должен был пройти малый месяц с начала полёта, прежде чем Тэйтус понял, что поступал опрометчиво.
      На каждом корабле эскадренного подчинения существовал определённый порядок подачи рапортов. В случае ревнителя имперских стандартов он должен был докладывать командиру в конце каждого большого месяца о текущем состоянии боевого духа. Хвала Надвечному, что Тэйтуса накануне подачи рапорта навестил Шарби Унц.
      — Ну что, составили сводный донос? — поинтересовался фрейзер с порога.
      Астроном наморщил нос.
      — Честно говоря, подобное стоило мне больших трудов. В той среде, в которой я вращался до опалы, было не принято в открытую ябедничать на коллег.
      — Дайте-ка сюда ваш труд! Поглядим, что вы наворотили в качестве главного идеолога «Шкеллермэуца».
      Нельзя сказать, что после прочтения рапорта Шарби выглядел довольным. Скорее наоборот.
      — Вы что, спятили, любезный?
      — В каком смысле? — засуетился астроном-ревнитель, почувствовав в голосе фрейзера раздражение.
      — Ну вот, в замечании на полях к своей проповеди «О принятии добровольного присоединения к сонму святителей», вы записали: «несколько солдат были невнимательны, пришлось сделать им устное замечание о недопустимости подобного поведения».
      — Всё верно, — подтвердил Пшу. — Были невнимательны, можно сказать, дремали с открытыми глазами, вот и пришлось прочитать им нотацию.
      — Кому?! — взъярился фрейзер третьего ранга. В таком гневе Тэйтусу видеть своего спасителя ещё не доводилось.
      — Со…лдатам, — запинаясь, ответил он.
      — Каким солдатам?! Имена, фамилии, воинская специальность, номера рот!
      — Не знаю, — развел руками астроном. — Я не спрашивал.
      — А надо было, — успокаиваясь, произнёс Шарби. До него уже дошло, что происходит. Он торопливо пролистал кондуит. — Свистопляс побери, везде то же самое. Ни одного дисциплинарного взыскания за истекшие сто вахт. А ведь я предупреждал!
      На лице лже-ревнителя отобразилось недоумение:
      — Предупреждали? О чём?
      Вместо ответа Шарби Унц снял с головы форменку в виде ребристого шлема и согнутым мизинцем почесал маковку.
      — Виноват! Должен был предупредить сразу после перекачки, но в суматохе с переводом вашего прототипа в анабиозный отсек совершенно выпустил из виду… М-да.
      Он опустился в кресло напротив:
      — С вами, уважаемый, сыграла скверную штуку реадаптация, то состояние памяти, которое когда-то едва не погубило знаменитого лазутчика Зебина Леша. У вас внешность Тедля Ноха, его манеры, привычки и знания, перешедшие во время перекачки, но прежнее ваше «Я» не смирилось со своим подчиненным состоянием и выпирает наружу, что сказалось на откровенном неприятии порядков, бытующих на флоте. По-видимому, в этом повинно «штиблетское» происхождение и опальное прошлое. Беда в том, что ваше поведение выдаёт вас с потрохами. Неужели вы думаете, что Его Блистательность не заметит странностей поведения нового ревнителя имперских стандартов? А когда заметит, прикажет подглядке-подслушке пропустить вас через кабинет дознания, в котором заправляет весьма неприятная личность, обожающая оставлять своих подопечных на ночь в компании с сороконожками-хохотунчиками… М-да. Не знаю случаев, чтобы хоть один испытуемый не сознался после этого во всех смертных грехах, вписанных в Канон Прегрешений…
      — Неужели дело обстоит так плохо?
      — Нет, — покачал головой Шарби, — не так. Ещё хуже. Судьба нашей ячейки повисла на волоске. Любая оплошность с вашей стороны, и с питомцами Змеи на «Шкеллермэуце» будет покончено.
      Бедняга-ревнитель всполошился.
      Пока речь шла лишь о его судьбе, он воспринимал угрозу достаточно абстрактно, но когда дело дошло до людей, которые поставили свои жизни на кон чтобы вывезти его за пределы империи, ему стало не по себе.
      — Что же делать? Можно как-нибудь исправить положение? Я готов…
      Командир лазутчиков поднял раскрытую ладонь с прижатым внутрь большим пальцем. Как Тэйтус уже знал, на секретном языке Корабельной Разведки этот жест означал: «Все внимание на командира!», и лже-ревнитель оборвал себя на полуслове.
      — Я вижу несколько путей развития событий в благожелательном для вас направлении, — сказал фрейзер назидательно. — Во-первых, пора привыкнуть к мысли, что вы находитесь не на кафедре в Ужерском Фундаментальном и даже не в доме с четырьмя извилистыми линиями в вольном городе Туцане, а на боевом корабле. Поэтому необходимо вжиться в шкуру настоящего ревнителя имперских стандартов, которому не дай послушать певчих каракатиц, зато обеспечь дисциплинарными проступками членов экипажа по полной! И эти проступки должны быть отражены в вашем рапорте князю Инхаш-Брезофу в мельчайших подробностях. С именами, фамилиями, воинскими званиями, наложенными взысканиями… Если не подавите в себе «штиблетскую» мягкотелость, я вам гарантирую сороконожек-хохотунчиков, а, возможно, и что-то похуже! А за компанию и мы с дубль-старнанами и представителем славной корабельной медицины сгорим коптящим пламенем.
      — Нет! — крикнул Тэйтус, хватая со стола раскритикованный рапорт. Сейчас я все перепишу!
      — Подождите, — призвал возбужденного астронома Шарби Унц. — До чего же трудно иметь дело с гражданскими, не дослушают до конца и начинают пороть горячку.
      К чести опального астронома следует отметить, что он сумел справиться с волнением и взял себя в руки.
      — Один исправленный кондуит погоды не сделает, — продолжил фрейзер, — главное, направить ваше первоначальное «Я» в необходимое русло. Чтобы оно не сражалось за лидерство с той частью «Я», что была заимствована у Тедля Ноха.
      — А как это осуществить? — озабоченно спросил Пшу.
      Командир лазутчиков пожал плечами:
      — Должен признаться, раньше я об этом не думал. Но у ловцов певчих каракатиц есть хорошая пословица: «Если не убежать от шторма, плыви ему навстречу».
      Доктор звездознания никогда не занимался ловлей певчих каракатиц, и потому честно признался:
      — Я не уловил смысл.
      — Смысл в том, что если нельзя что-то скрыть, его следует выставить напоказ.
      — Все равно не улавливаю.
      — Короче, доктор. Вы оказались здесь из-за расхождения своих воззрений на мироздание с официальными. Вот и воспользуемся этим обстоятельством к собственной выгоде. Завтра, во время доклада, вы обратитесь к князю за официальным разрешением пользоваться измерительными приборами центральной рубки.
      — Зачем?
      — А затем, что во время вчерашней четвёртой вахты «Шкеллермэуц» пересёк рубеж, с которого можно непосредственно наблюдать за таким астрообъектом, как Молекулярный Экран.
      Если фрейзер хотел зацепить астронома за живое, то это удалось ему в полной мере. Тэйтус сперва вспыхнул, как девица, которой впервые прислали фамильный обруч, потом тяжело вздохнул:
      — Но чем я обосную свою просьбу, какой интерес Молекулярный Экран может представлять для ревнителя имперских стандартов? Ведь официально я Тедль Нох, а не Тэйтус Пшу, для которого нет ничего важнее в жизни, чем увидеть воочию феномен Глубокого Вакуума!
      — Вот и наблюдайте ради Очевидца! И с обоснованием никаких проблем не возникнет. Диктую, записывайте: «В связи с неизбывным желанием опровергнуть пакостные измышления известного безбожника и ниспровергателя основ Тэйтуса Пшу прошу милостивейшего дозволения Вашей Блистательности дать мне возможность исследовать так называемый Молекулярный Экран с целью набрать достаточно данных, дабы посрамить его лживые утверждения…»
      Доктор звездознания старательно записывал под диктовку, шевеля губами, поскольку проговаривал текст про себя, но только когда отложил в сторону чернильный баллончик, доставшийся ему по наследству от прежнего хозяина каюты, смог уловить суть продиктованного.
      — Это что же получается? — произнес он, усмехнувшись, — я прошу разрешение изучать объект важный для моей теории якобы для того, чтобы её опровергнуть, а на самом деле…
      — …чтобы найти ей экспериментальное подтверждение, — завершил фразу Шарби Унц. — А попутно избавитесь от многих неприятностей. Ваше астрономическое «Я» займётся любимым делом и не будет лезть кула не надо, мешая писать ежемесячные доносы. Главное, не упускайте из виду, что через каждые три вахты вам предстоит читать очередную идеологическую проповедь в час Единодушия, скрупулезно внося в кондуит нерадивых слушателей! Тем самым, полагаю, в вашем сознании будет достигнуто гармоничное сочетание двух «Я».

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18