Час рыси

— Мы в тридцати-сорока минутах езды от этого места! Прямо по ходу, ближайший разъезд совсем рядом!

— Значит, судьба! — Акела с заднего сиденья, щурясь, посмотрел на дисплей. — Гони как можешь.

— А что за спешка? Чего там? — Кречет взялся за руль.

— Сучья нора! Ястреб пугнул ведьму и засек адрес.

Вереница автомашин дрогнула. Повезло — стояли всего пару минут.

По дороге к дому ведьмы Акела позвонил Соколу, поведал ему новую оперативную информацию, велел утроить бдительность. Через несколько минут снова затренькал мобильник.

Звонил Коршун. Мальчики из службы безопасности Евграфова выставили его за ворота больницы и напоследок влегкую отделали кулаками. Помяли нос, выбили два зуба... Закономерный итог — послать «на хер» Евграфова все равно что дать по роже Майку Тайсону. Избиение Коршуна — предупреждение Акеле. Дескать, запомни, Шопов, мы теперь ни тебя, ни твоих людей знать не желаем. Бойся нас, обходи стороной, и не дай тебе бог путаться под ногами — растопчем!

Пока нос Коршуну не расквасили, он успел вынюхать, что секретарь Вова ночью поимел беседу с Витей Скворцовым. О чем была беседа, Коршун не в курсе. Факт встречи Вовика со Скворцовым стал известен Коршуну от болтливой медсестрички. Сей более чем любопытный фактик Акела постарался хорошенечко запомнить. А Коршун получил приказ двигаться по направлению к конечной точке маршрута Акелы. Не успел Шопов закончить разговор с Коршуном, а Кречет уже тормозил у второго подъезда девятиэтажной жилой постройки.

Он припарковался рядом с «БМВ» Ястреба. Виктор с Ястребом ожидали Акелу минут десять-пятнадцать, за это короткое время мокрый снег успел запорошить стекла машины. Непогода разгулялась не на шутку. Казалось, здесь, на окраине, до весны еще жить и жить, и с трудом верилось, что вчера и тут светило теплое по-летнему солнце.

Каменная громада, возможно, до сих пор скрывающая в своих недрах Илону вместе с ее любовником-кидалой, вытянулась длинной девятиэтажной гусеницей на самом краю Москвы. Дом зачем-то построили на отшибе, в удалении от жилых собратьев по микрорайону.

Приватизированная Варварой Михайловной, Ведьмой Востока, двухкомнатная квартира располагалась на восьмом этаже. Ястреб успел до приезда Акелы сделать вылазку к дверям арендованной Илоной жилплощади, приложиться ухом к замочной скважине, послушать гнетущую тишину за дверью и вернуться на шоферское место за баранкой «БМВ».

Как только Кречет заглушил мотор, Ястреб, подняв воротник пальто, выскочил из тепла автомобильного салона на улицу. Сквозь ослепшее от снега и влаги ветровое стекло оставшийся в одиночестве Виктор все же увидел, что он забрался во вновь прибывшую автомашину.

— Быстро добрались... — Ястреб уселся на заднем сиденье рядом с Акелой.

— Квартиру смотрел? — спросил Акела, застегивая пуговицы пальто. Ему вдруг стало зябко от одного только взгляда на промокшее буквально за секунды лицо Ястреба.

— Смотрел.

— Ну?

— Ничего особенного. За дверью тихо, как в морге.

— Все равно будем исходить из того, что Илона с Костей пока дома. Кречет, прихвати с собой пушки с резинками.

— С резиновыми пулями? — удивился Кречет. — На кой черт?

— Если Костя еще в квартире и...

— Маловероятно, — перебил Акелу Ястреб. — Он же не идиот. Ведьма позвонила, предупредила Илону о двух интересующихся ее персоной мужиках. Я ведь тебе про это по телефону рассказывал, Акела...

— Согласен, шансов накрыть Костю здесь и сейчас мало, скорее всего, сработает засада Сокола. Но и нам лажануться никак нельзя, — терпеливо объяснил Акела свою точку зрения на предстоящий непрошеный визит в чужое жилище. — А вдруг Костя вконец оборзел и поджидает гостей с автоматом наперевес? А ведь нам, мужики, с ходу его кончать нельзя. Костя мог денежки и в другом месте припрятать, совсем не факт, что чемодан с баксами он держит под подушкой.

— Оно, конечно, все так — резиновая пуля вышибает дурь из любого, — вмешался Кречет. — Но если у Кости, в натуре, автомат, он успеет понаделать в нас дырок до того, как резинки его нокаутируют. От первой же резиновой пульки в обморок не свалится. Если попадет в ногу, например...

— Выставим живым щитом Скворцова, — развивал свой план Акела. — Витькины мослы подстрахуют нас от неожиданностей.

— Нормальная идея, — кивнул Ястреб, — сгодится. Тем более что, скорее всего, на хате вообще никого нет. Особо-то перестраховываться — только время терять.

— Значит, договорились, — подвел итог Акела. — Кречет, готовь стволы с резиновыми маслятами, а ты, Ястреб, беги к своей лайбе, хватай Витю, наври ему чего-нибудь и тащи его... На каком этаже квартира?

— На восьмом, слева от лифта, если стоишь к нему спиной. Квартира сорок семь.

— Вот и тащи его на восьмой по лестнице, пешочком. А мы с Кречетом догоним вас на лифте. Не хочется всей толпой ломиться в подъезд, толпа заметней.

— Да брось ты, Акела, кто сейчас, в такую погоду, в окна смотрит?... — пробурчат Кречет, но Ястреб уже выскочил из машины и побежал реализовывать в жизнь идеи шефа.

Впрочем, они разговаривали сейчас на равных — Акела, Кречет и Ястреб. Право последнего слова за шефом еще оставалось, но со вчерашнего вечера его статус сильно изменился. Бывшие подчиненные превратились в соратников. Иначе и быть не могло. Нельзя всерьез рисковать жизнью в окружении наемников или крепостных. Изменение иерархии в команде Шопова произошло само собой, без ненужных объяснений, клятв и выяснения отношений. Нечто подобное, как правило, случается, когда солдаты регулярных армейских частей попадают в окружение и становятся партизанами. Формальный лидер превращается в лидера фактического (если, конечно, у него был ранее хоть какой-то авторитет среди подчиненных), а рядовые получают право голоса. Сегодня Акела не станет орать на подчиненных, мимоходом унижать их, срывать на них злость. Если удастся завладеть тремя миллионами, каждый из оставшихся в живых получит свою долю. Акела, бесспорно, получит больше всех, однако никто не будет в обиде. И вряд ли подельники, сорвав куш, разбегутся в разные стороны. Останутся вместе, чтобы сохранить жизнь и деньги. Так и родится новая «фирма» (или новая банда), Акела станет президентом, а его люди войдут в совет директоров. И у них будут свои наемники, свои телохранители, прихлебатели. В конце концов, кто такие «дворяне»? Бывшая «дворня», слуги и служки при дворе...

Акела с Кречетом вошли в подъезд через пять минут после того, как в нем скрылись Виктор и Ястреб. Вызвали лифт, дождались тесной кабины с тусклой лампочкой на потолке, вошли, и Кречет надавил пластмассовый прямоугольник кнопки рядом с цифрой восемь. Лифт нехотя потащил вверх два громоздких мужских тела, утяжеленных объемистой спортивной сумкой на плече Кречета.

На восьмом этаже их лифта ждали Виктор и Ястреб.

Акела кивком головы поздоровался со Скворцовым, Виктор машинально ответил ему тем же жестом.

— Все по-прежнему тихо. Дверные глазки на всех дверях я залепил жвачкой, можно начинать, — прошептал Ястреб в ответ на вопросительный взгляд Акелы, повернулся к Виктору и обратился к нему громким, свистящим шепотом: — Витек, объясняю еще раз. Покамест ты, да я, да мы с тобой искали ведьму и выясняли адрес Илоны, Акела разузнал, что, помимо Кости и Илоны, на этой хате могут быть еще девки, Илонины подружки. Врубаешься?

— Нет.

— Какой же ты непонятливый, Витя! Илонку из нас четверых видел ты один, так?

— Так.

— А значит, и узнать ее сможешь только ты! Сейчас ломанем аккуратно дверь, ты войдешь первым. Мы за тобою, шаг в шаг, мы будем вооружены, подстрахуем тебя. Как только узнаешь Илону, тычь в нее пальцем, остальное — наша забота. Понял? Да не бойся ты, не дрожи! Смертоубийства не планируется. У нас и пушки-то будут с резиновыми пулями. Соображаешь?

— Да, но...

— Чего опять тебе не ясно?

— Но за дверью тишина, ты же сам говорил. Похоже, там нет никого...

— Или все спят, или никого нет. Если в квартире пусто, тебе вообще бояться нечего... Ну, чего приуныл? Спрашивай, если еще чего тебя смущает, не стесняйся, я объясню...

Ястреб продолжал «гнать пургу», не давая Виктору сосредоточиться и спокойно осознать, чего и зачем от него добиваются. Скворцов успел привыкнуть к тому, что Ястреб задействует его в своих розыскных мероприятиях как человека, имевшего несчастье лицезреть Илону, и ничего ужасного с ним до сих пор не произошло. Подсознательно он чувствовал, что на сей раз Ястреб втягивает его во что-то более серьезное, но предположить, что ему предстоит выступить в роли пушечного мяса, живого щита от возможных, отнюдь не резиновых пуль, наивный программист просто не мог. Зато теперь уже он легко мог себе представить, как его в случае отказа сотрудничать по-простому впихивают в квартиру, грубо схватив за шкирку, словно глупого, неотзывчивого к приказам хозяина и непонятливого щенка...

Между тем, как только Ястреб приступил к обработке Скворцова, Акела с Кречетом приступили к подготовке вторжения со взломом.

Кречет снял с плеча сумку, мягко поставил ее на бетонный пол, расстегнул «молнию». Акела достал из сумки брикет пластилина, Кречет вытащил миниатюрное устройство, отдаленно напоминающее шприц. Акела размял пластилин в ладонях, прилепил податливую коричневую массу снизу замочной скважины. Кречет вставил в отверстие для ключа длинную, похожую на иголку деталь шприцеобразного устройства. Акела с помощью пластилина зафиксировал цилиндрический корпус устройства. Кречет надавил на поршень, совсем такой же, как у настоящего шприца, и отдернул руку.

Миниатюрное устройство, похожее на шприц, вскрывало любые дверные запоры. Минимальная доза пластичной взрывчатки через замочную скважину попадала в механизм замка, одновременно срабатывал детонатор, и микровзрыв разрушал механику замка. Это полезное приспособление Акела приобрел год назад, будучи проездом в Туле, у тамошних потомков легендарного Левши. Мода на подкованных блох в России давно прошла, нынче спрос на иные шедевры технической мысли. А спрос, как водится, рождает предложения. И подчас довольно изощренные.

К тому моменту, как шприцеобразное устройство сработало, все четверо мужчин на лестничной площадке пребывали в состоянии полной боевой готовности к дальнейшим активным действиям.

На передних подступах к двери ожидал Скворцов. Замер, нелепо расставив руки, растопырив пальцы, будто готовился прыгнуть через костер — и вроде бы не смертельно, но все равно страшновато. На полшага сзади встал Ястреб с пистолетом в руке. Возле дверного косяка притаился, вжавшись спиной в стену, Кречет, тоже с пистолетом на изготовку. Оружие с резиновыми пулями Акела только что извлек из спортивной сумки с бандитским скарбом, болтавшейся у него на плече. Дал один пистолет Ястребу, другой бросил Кречету после того, как тот активизировал взрыватель и отшатнулся от двери, третий пистолет, на всякий случай настоящий, стреляющий свинцом, оставил себе и занял позицию позади Ястреба.

Взрыватель сработал. Глухой низкий звук. Бабахнуло не громче новогодней хлопушки.

— Пошел! — Ястреб сильно толкнул Виктора в спину.

Тот не ожидал толчка, споткнулся, налетел на дверь всем телом, едва успев выставить вперед ладони с растопыренными пальцами.

Дверь распахнулась. Виктор чудом устоял на ногах, чуть не рухнул головой вперед в темноту прихожей.

Грохот выстрела оглушил Скворцова. В квартире был человек, и этот человек открыл огонь по непрошеным гостям, как только отворилась взломанная ими дверь...

Глава 7

Кошачье сердце

Рысь выбралась из подземных коммуникаций на поверхность через четыре часа после убийства Вампира.

Оказавшись в полной темноте рядом с трупом наемного убийцы, Раиса Сергеевна в первую очередь обследовала его карманы. Нашла связку ключей, пилочку для ногтей и пригоршню мелочи. Всю эту скудную добычу она рассовала по карманам и отправилась искать выход из подземелья.

Темень вокруг стояла кромешная, о том, чтобы разглядеть на стене указующие стрелки, те, что нарисовал предусмотрительный Вампир, нечего было и думать. Самой стены и той не видно. Она шла как слепая. Только вместо палочки для незрячих у нее был автомат. Но автомат был короток, и ощупывать им дорогу перед собой не представлялось возможным. Единственное, что она могла, — тыкать автоматным стволом в стену, что тоже было немало. Глушитель на конце автоматного ствола то и дело проваливался в пустоту, и это свидетельствовало, что она дошла до очередного перекрестка подземного лабиринта. Конечно, ощупывать стены можно было и руками, однако стенки не отличались чистотой. Многие, пожалуй что большинство, оказавшись на месте Рыси, рвались бы к выходу, ни на секунду не задумавшись о том, в каком виде выйдут на поверхность. Раиса Сергеевна хотела выйти максимально чистой и опрятной. Грязную, перепачканную, похожую на бомжиху, ее мог задержать случайный милицейский патруль. Вероятность минимальная, однако она пыталась учесть и ее. Наверху ее ждала работа, причем работа жизненно важная для нее, точнее, самая важная в жизни: ей предстояло вернуть сына.

Рысь была уверена, что выход где-то рядом. И поведение Вампира перед смертью, и его слова, что идти осталось недолго, сказанные без запинки, машинально, — все свидетельствовало о близости выхода. (Точнее, входа в подвал жилого дома, в своеобразный коридор между миром подземным и миром земным.) Она искала выход, руководствуясь строгой схемой. От ближайшей развилки делала определенное количество шагов в одну сторону, затем возвращалась и делала то же количество шагов в другую сторону. В поисках единственно верного пути помогала грязь на полу. Она хорошо помнила чистые ботинки Вампира, между тем под ногами у нее то и дело хлюпала вонючая жижа. На перепутье она всегда выбирала ту дорогу, что чище. Также неоценимую услугу ей оказали реквизированные у трупа мелкие монеты. В конечной точке апробируемых маршрутов она бросала вперед, в темноту, монетку и внимательно слушала, как далеко она пролетит, обо что стукнется. Многие тоннели заканчивались глухими тупиками или обрывались бездонными пропастями колодцев. Помимо прочего, Рысь постоянно принюхивалась, ловила носом потоки воздуха с поверхности, искала и находила в нем раннюю весеннюю свежесть.

Один раз, плутая, она явно ошиблась, пошла не в ту сторону, но быстро опамятовалась и вернулась. Ни разу за все время блужданий по лабиринтам не возникло у нее и намека на панику или страх. Она была абсолютно спокойна, шагала медленно, методично, выносила вперед ногу так, чтобы носок едва касался поверхности, прежде чем наступить, ощупывала большим пальцем поверхность, затем твердо ставила пятку и мягко перекатывалась с ноги на ногу. Рыжий называл такой стиль «шагом цапли».

Лаз в подвал, низкий, но широкий, оказался в итоге всего в пятнадцати минутах ходьбы от того места, где она пристрелила Вампира. Это если идти по кратчайшему пути и при свете. Ей понадобилось четыре часа, чтобы добраться до искомого лаза. Будь рядом Рыжий, он непременно похвалил бы ее за безупречность действий. Убогая дверь из подвала на лестницу оказалась закрытой на внушительных размеров амбарный навесной замок. Как хорошо, что она прихватила связку ключей Вампира! Застрять буквально в шаге от свободы открытого пространства было бы смешно. Смешно до слез. И еще почти до слез было жалко расставаться с автоматом. Но ничего не поделаешь, смертоносную игрушку пришлось оставить в подземных катакомбах. С автоматом наголо по Москве ранним утром не очень-то разгуляешься даже в наше время тотальной вседозволенности.

Она вышла на темную улицу под прохудившееся небо, под мокрый противный снежок, и зябко нахохлилась, втянула голову в плечи, В подземных коридорах было ощутимо теплее. Брючный костюм, единственная ее одежда, практически не согревал, ноги промокли еще там, под землей. Нужно было срочно ловить машину, благо в кармане шуршали три стодолларовые бумажки, срочно согреться, иначе опять может подкачать сердце и предать в самую ответственную минуту.

Автомобиль Раиса Сергеевна поймала случайно. Ей повезло. Машины в эти часы на улице обычно встречаются редко, и сомнительно, чтобы хоть одна из них остановилась по знаку подозрительно легкомысленно одетой немолодой женщины, ее сочли бы, скорее всего, пьяной, а то и сумасшедшей. И на проститутку она сейчас совсем не походила. Устала, измоталась, выглядела постаревшей лет на пятнадцать. И надо же было такому случиться, что рядом проезжал потертый горбатый «Запорожец» с бодрячком-старичком за рулем. Есть такая порода старикашек-ловеласов, из них, как в народе говорят, «песок сыплется», а они туда же, флиртовать. Редкая старушка не имеет в запасе байку про то, как к ней клеился соседский дедушка. И восьмидесятилетними молодоженами сегодня никого уже не удивишь, впрочем, как и двенадцатилетними беременными девочками.

Раиса Сергеевна только-только вышла из подвала и брела по двору, обхватив плечи руками, как сзади ее осветило фарами и лягушкой квакнул клаксон.

— Дама, позвольте вас подвезти. — Старичок высунул лысую головку из машины. На вид лет семьдесят, высох весь, а в глазах пожар. — На даче припозднился, ездил глянуть, чего за зиму сперли. Все одно сегодня не засну, так хотя бы симпатичной даме принесу пользу.

— Мне далеко ехать, — скромно ответила Раиса Сергеевна. И лишний раз похвалила себя за то, что сумела остаться сравнительно чистой после подземных блужданий. Обувь перепачкана, но это мелочи. Старый хрыч смотрит не на обувь, а на ее отменно сохранившиеся женские прелести. Легкую растрепанность дедок не замечает, относит на счет ненастной погоды.

— А хотя бы и на край света вам ехать! Садитесь, довезу.

Она села, согнувшись, поджав колени.

— Куда вам, дама?

Раиса Сергеевна назвала адрес. Она хорошо помнила название улицы и номер дома, в котором Илона снимала квартиру, но сейчас намеренно назвала дом с предыдущим номером. «Осторожность лишней не бывает» — так часто приговаривал Рыжий на инструктаже перед заданием.

— Далеко ехать-то. — Старикашка погрустнел.

— Я заплачу. — Раиса Сергеевна извлекла на свет стодолларовую купюру.

— Ого-го! — Кавалер за рулем взбодрился. — Откуда такие миллионы?

— Квартиру продала.

— И пальто тоже продала?

— Что?

— Голая почему ночью по улице бегаете, интересуюсь.

— Сына отвозила в больницу. Острый аппендицит. «Скорая» приехала, его на носилки, я за ним в чем была. С семи вечера сидела, ждала, чем закончится операция. Слава богу, все в порядке, все хорошо.

— Вроде нету в этом районе больницы поблизости.

— Как же нету? За теми домами лечебный корпус.

— Так то для «новых русских»!

— Мой сын охранником в банке работает, банк ему все лечение оплачивает.

— Повезло вам.

— Простите, товарищ, может, мы наконец поедем? Я устала смертельно, спать хочу.

— Поехали...

Всю долгую дорогу старичок расписывал Раисе Сергеевне свое справное житье-бытье, прозрачно намекая, что все у него есть (и вот эта машина, и большущая комната в коммуналке, и участок за городом в четыре сотки, и цветной телевизор), все есть, окромя хозяйки. Мелкие несуразности в легенде Раисы Сергеевны о больном сыне, служащем банка, и проданной квартире он пропустил мимо ушей. Уж очень она ему приглянулась как женщина. Раиса Сергеевна молча терпела словоизлияния сексуально озабоченного старца. Лишь однажды его перебила — попросила одолжить валидолу. Старичок охотно одолжил половину упаковки, посетовал, что у него тоже сердечко шалит, и снова пустился в словоблудие. По приезде на место, когда Раиса Сергеевна выходила из машины, дедушка попытался напроситься к ней в гости на чай. Получив от ворот поворот, расстроился, но тут же повеселел, взяв из ее рук сто долларов. На том и расстались.

Раиса Сергеевна дождалась, пока отъедет «Запорожец», в подъезде чужого дома. К многоквартирной девятиэтажке, приютившей Костю и его любовницу, она двинулась только после того, как шум мотора горбатого чуда советской автомобильной промышленности затих далеко вдали. Идти пришлось довольно долго, нужный дом стоял особняком. Зато, когда дошла, очень быстро отыскала необходимый подъезд. Над каждым парадным наличествовала табличка с номерами квартир. Сорок седьмая квартира располагалась в подъезде номер два на предпоследнем этаже. К счастью, жильцы второго подъезда легкомысленно позабыли о таких полезных вещах, как домофон или кодовый замок, и она беспрепятственно вошла, щурясь от подслеповатого освещения пахучей, но чистой лестницы.

Жалобно мяукнув, из-под ног ее бросилась мелких размеров трехцветная кошечка. Кошка дорогу перебежала — плохая примета. Хотя нет, трехцветная якобы приносит счастье. Вот и гадай, о чем тебе сигнализирует судьба, устроив встречу с мяукающим бело-черно-рыжим символом. Впрочем, Раиса Сергеевна не верила приметам. Она вообще никому не верила (разве что рыжему военному в далеком прошлом да Косте в прошлом недавнем). Верила Рысь только себе и в себя.

Нестерпимо долго она ждала лифта, потом мучилась в ожидании, пока он доползет до восьмого этажа. В утренней тишине подъезда шум лифта казался соизмеримым со стартовым грохотом ракеты «земля — воздух».

Дверь сорок седьмой квартиры находилась слева от лифта, прямо напротив узкой лесенки, ведущей на последний, девятый этаж.

Она дала два длинных и один короткий звонок. То были их с Костиком условные звонки еще с тех пор, как он начал самостоятельно бегать на улицу, играть во дворе.

Условный тройной звонок Раиса Сергеевна повторила трижды, и все безрезультатно. Лишь когда ее палец в четвертый раз потянулся к кнопке звонка, мигнул дверной глазок.

— Вам кого?

Она узнала нежный Илонин голосок.

— Свекровь свою будущую не узнаешь?

Конечно, девушка ее не узнала. На лестничной площадке темно, в прихожей — это было видно по блеску линзы глазка — свет зажгли. Немудрено, что не узнала.

— Мама?! — Дверь распахнулась чересчур быстро. За порогом рядом с Илоной стоял Костя. Костик. Маленький наивный дурачок. Кто же так двери открывает? А вдруг маму выставили впереди себя бандиты, вдруг это вообще не мама, а женщина с похожим голосом?

— Какой кошмар! — не удержавшись, всплеснула руками Раиса Сергеевна. — Костик, что ты с собой сделал?!

Дуралей Костя попытался изменить внешность. Он подстригся коротко-коротко. Дурашка маленький! Остался столь же узнаваем, но теперь в любом общественном месте станет привлекать к себе внимание неординарной прической. Какой он еще глупышка, ее мальчик!

Что же касается Илоны, то она к изменениям в своей внешности подошла более талантливо — Раиса Сергеевна вынуждена была это признать. Очень умно поступила девушка, как профессионал. Илона покрасила волосы в какой-то на диво блеклый, заурядный цвет (нечто между светло— и темно-каштановым) и тоже подстриглась, но в меру, причем прическа ее обрела нарочито неряшливую форму. Так одна домохозяйка может подстричь другую работницу домашней кухни, желающую сэкономить на парикмахерской. Стригли вроде и старательно, но неумело (стриг, конечно же, Костя). Но девушка Илона владеет парикмахерской, и тех, кто ее ищет, такая, с позволения сказать, прическа непременно собьет с толка. Привыкшие видеть ее всегда ухоженные волосы (и в жизни, и на фотографиях) люди скользнут взглядом по неряшливой стрижке с претензией на аккуратность, а на лицо и вовсе внимания не обратят. Ну, а если обратят? И лицо ее претерпело не менее глобальные изменения, чем прическа. А всего-то смыла дорогую косметику, подмазалась косметикой попроще, подешевле, зато какой эффект! Куда подевалась львица московского полусвета? Исчезла. Растаяла, как Снегурочка. Испарилась бесследно. Перед Раисой Сергеевной стояла вполне заурядная деваха из провинции. Ей еще спортивную сумку через плечо, целлофановый пакет в руки для полноты картины, и ни один прежний знакомый с двух шагов не признает.

Оба, и Костя, и Илона, были почти раздеты. Накинули на стройные тела короткие махровые купальные халаты и пошли открывать. Раиса Сергеевна подняла их с постели, похоже, ее приход прервал плотские утехи молодой пары. Вон у Кости вся шея в кровоподтеках и свежая царапина на плече...

— Мама, как ты нас нашла? — Костя отступил в глубь передней. Раиса Сергеевна заметила у него в руке пистолет с глушителем.

— Чтобы вас найти, мне пришлось убить шестерых... нет, семерых человек.

— Мама, я серьезно...

— И я серьезно.

— Мама, ты не понимаешь...

— Да, я не понимаю! — перебила Раиса Сергеевна сына, не сдержалась, сорвалась на крик. — Я ничего не понимаю! И я хочу, чтобы ты, Костя, все мне объяснил! Хочу услышать от тебя правду, а не сказку про Липу и завистников-сослуживцев! Хочу знать, что ты натворил вместе с этой твоей сучкой с собачьим именем!

— Костя, ты слышал?! — Илона побагровела от злости. — Ты слышал, как она меня обозвала, как она меня оскорбила?

— Заткнись, стерва, когда я с сыном разговариваю! — Раиса Сергеевна шагнула к Илоне, окинула ее нехорошим взглядом. Взглядом гробовщика, снимающего мерку с покойника.

— Константин! Уйми свою мамашу! По какому праву она...

— По праву матери! — Рысь схватила Илону правой рукой за отворот махрового халата, дернула на себя и раскрытой левой ладошкой хлестко ударила ее по носу.

Илона вскрикнула, всплеснула руками. Рысь выпустила из пальцев пушистую ткань халата, освободившейся рукой поймала Илону за кисть и резко выкрутила хрупкое девичье запястье. Илона рухнула на колени, скорчилась у ног Рыси, ее неестественно выкрученная рука торчала вверх, словно воображаемое крыло балерины в финале танца умирающего лебедя. Рысь продолжала жестко фиксировать запястье Костиной любовницы, не давая девушке ни малейшей возможности пошевелиться. Одно неосторожное движение — и рука Илоны сломается, как сухая ветка.

— Мама, что ты делаешь? — воскликнул Костя, одновременно испуганно и удивленно.

— То, что я сделала с этой стервой, сынок, называется «болевая фиксация», — спокойно ответила Рысь, так спокойно и холодно, что у Кости мурашки пробежали по спине. — Я, сыночек, не слишком хорошо умею выполнять болевую фиксацию. Учти, я запросто могу не рассчитать силы и случайно сломать твоей фифочке лапку. Поэтому прошу тебя как можно быстрее рассказать мне всю правду. Говори быстро, на что спровоцировала тебя эта стерва?! Во что она тебя втянула?!

Рысь слегка усилила давление на Илонино запястье. Девушка застонала, еще больше сгорбила спину, выгнула шею. Ее щека легла на грязный пол прихожей, из разбитого носа по верхней губе потекли густые багрово-красные кровяные сгустки. Снизу вверх с пола она смотрела на Костю округлившимися от ужаса и боли глазами.

— Отпусти ее! — Костя поднял пистолет, направил ствол на Раису Сергеевну и прицелился прямо в сердце.

— Неужели ты выстрелишь, Костя? — спросила Раиса Сергеевна своим прежним голосом со знакомыми Костику с детства интонациями. Тон предыдущей тирады, пугающий и чужой, бесследно исчез.

— Отпусти ее!!! — произнес Костя громче и тверже. Его палец на спусковом крючке дрогнул.

И снова она преобразилась на глазах у сына. На этот раз изменился не только голос. Изменилось лицо, сделалось строже и безразличней. Изменилась осанка, расправились плечи, гордо выпрямилась спина, надменно вытянулась шея. Изменился взгляд, зеленые глаза стали бездонно-пустыми, как у змеи.

— Стреляй! — Рысь неожиданно резко крутанула запястье Илоны.

Крик боли любимой девушки ударил по барабанным перепонкам Кости, он зажмурился и заставил себя нажать на курок.

Пистолет почему-то не выстрелил. Незнакомая женщина, которую Костя всего минуту назад называл мамой, отпустила руку Илоны, коротким прыжком приблизилась к нему и сильно ударила кулаком в подбородок. Костя потерял равновесие, стукнулся затылком о стену. Перед глазами запрыгали огненные всполохи, закружились черные снежинки. Константин Николаевич Поваров потерял сознание...

...Костя пришел в себя через пять минут. Он сидел на кухне, на шатком трехногом табурете. Его руки были крепко связаны за спиной полотенцем, ноги привязаны к табуретным ножкам поясом от махрового халата.

— Мама... — Костя моргнул, в глазах у него двоилось, изображение плыло и рябило.

Рысь мерно расхаживала взад-вперед по тесной кухне. Три шага от уголка с раковиной до окна, три шага обратно. Так же бродят по пространству тесной клетки хищники в зоопарке. Без суеты, без спешки. Пружинистые, размеренные шаги сжигают адреналин звериной злобы, не имеющий выхода.

— Мама...

— Давай договоримся, Костя, о наших с тобой новых взаимоотношениях. — Рысь откликнулась на зов сына лишенным какой бы то ни было эмоциональной окраски голосом. — Будем считать, что свою маму, Раису Сергеевну Поварову, ты застрелил шесть с половиной минут тому назад. Нажал на курок, пуля пробила сердце бывшей бухгалтерши, по совместительству портнихи, и она скончалась на месте, царство ей небесное...

— Но это не так!

— Было бы так, если бы ты не забыл снять пистолет с предохранителя, дурачок...

— Мама, я...

— Маму ты застрелил! И хватит об этом... Будем считать, что я родная сестра твоей мамы, сестра-близнец. Притворимся, что я твоя тетя. Мы встретились впервые. Я не питаю к тебе каких бы то ни было особо нежных чувств, но все же я обязана тебя спасти, поскольку такова последняя воля моей сестры-двойника, Раисы Сергеевны.

— Мама, что за бред, я...

— Это не бред, Костя! Я смогу тебя спасти только в том случае, если буду к тебе относиться как к постороннему человеку. Хирург никогда не должен оперировать близкого и любимого родственника. Ради спасения жизни подчас приходится причинять пациенту боль, а испытывать сострадание хорошему хирургу непозволительно... Я тебя спасу, но для этого я должна узнать от тебя всю правду. И прежде всего правду о предательстве собственной матери!

— Мама...

— Обращаясь ко мне, называй меня Рысь, иначе я не стану тебе отвечать.

— Мама, ты сошла с ума!

— Итак, продолжим. Я хочу знать, что...

— Мама!

— Я хочу знать, что ты натворил... Что вы натворили вместе с Илоной...