Дальше, если проследить вертикаль этого всего дела — а шёл уже 2005-2006 год, я потихонечку, как политик, начал местной власти мешать. Политическая площадка в Коми очень узкая: хоть и четыре Франции территория, но население меньше миллиона человек. Тем более, коренное население 320 тысяч было ещё недавно, сейчас — 280 тысяч.
"ЗАВТРА". Коренное население — это коми имеются в виду? То есть коми сегодня — это вымирающий этнос?
Ю.Е. Да-да, коми. До революции 1991 года это не был вымирающий этнос, а сейчас он уже потерял одну восьмую цветущей мужской части, скажем так. Сорок тысяч потеряно — это в основном трудоспособные мужчины детородного возраста. Их людоеды не ели, ничего такого экстраординарного не происходило: ни потопа, ни землетрясения — они просто все поумирали.
"ЗАВТРА". Так сказать, плоды рыночных реформ?
Ю.Е. Да, конкретно — реформ. Плоды уничтожения производства. Плоды химической атаки: "Рояль", "Троя", "Снежинка", "Льдинка" и так далее по списку спиртосодержащих жидкостей.
"ЗАВТРА". Бытует такое мнение, можно сказать — миф, что все народы угро-финской группы очень восприимчивы к алкоголю, и он для них особенно губителен?
Ю.Е. Это не миф, это, можно сказать так, — особенности генотипа. Ферментный состав другой. Угро-финские народы — это же не индо-европейцы, это другая ветвь. И фермента алкогольдегидрогеназы у них в крови гораздо меньше, поэтому алкоголь в организме расщепляется хуже, ущерба наносит больше. И, соответственно, алкоголизм гораздо легче наступает, это если пить.
А если не пить, то не наступает.
"ЗАВТРА". Получается, что фактически на наших глазах разворачивается трагедия исчезновения пусть и не самого многочисленного, но и не самого маленького народа России…
Ю.Е. Одного из угро-финских наролов. Дело в том, что у нас есть братья в Финляндии, в Эстонии, в Венгрии и так далее. Вот ещё по поясу вдоль Волги — Марий-Эл и далее… Угро-финский мир таким полумесяцем расположился…
И, конечно, были проблемы, которые я поднимал: уничтожение финно-угорского факультета, уничтожение образования на национальном языке, закрытие национальной радиопрограммы, свёртывание очень многих национальных проектов. В конечном итоге все это приводит не то, чтобы к деградации, но к ущемлению национального самосознания. Лев Гумилёв в одной из своих книг пишет, что есть вещи хуже холода, голода и нашествия, — это оскорбительное невнимание. Это вещь, которая ранит больнее всего остального. И, конечно, если всё обстоит так, то реакция власть предержащих, я бы сказал — режима, по отношению к человеку, который поднимает такие вопросы, вполне понятна.
Да, ты можешь говорить об абстрактных проблемах, о проблемах нефтегазовой отрасли, о проблемах, там, построения капитализма — тебя не тронут. Но как только ты заговоришь о том, что вот эти конкретные люди ответственны за то, что происходит, причём в совершенно конкретной форме ответственны, — тогда сразу начинаются РУБОП, МВД, отдел республиканской прокуратуры по особо важным делам. Десятки заведённых уголовных дел, постоянные вызовы на беседы, допросы и так далее… Это начинается в 2005 году — когда был создан наш Союз Национального Возрождения. У нас пошли митинги, на которых мы поднимали все вышеперечисленные проблемы, и сразу же началось давление силовых структур.
Дошло до того, что местные "Молодёжь Севера" и "Зырянская Жизнь" публикуют материалы Госсовета Коми, где председатель Госсовета, тогда — Марина Дмитриевна Истиховская, и депутаты распекают республиканского прокурора за то, что этот человек, то есть я, до сих пор не сидит.
"ЗАВТРА". Нынешняя власть, по крайней мере — декларативно, через свои молодёжные организации, через свои "говорящие головы" даёт понять, что больше всего она боится взрыва местечкового, регионального национализма, который просто разорвёт Россию на части. И что за этим стоят какие-то западные спецслужбы, которые якобы вскармливают и националистов во всех республиках, и скинхедов, готовят сепаратистов.
Ю.Е. Я — чистокровный коми. Екишев — это по-русски Окунев. Тем не менее, если мне сказать, что я — нерусский, буду возмущён. Почему? Потому, что я од-новременно и русский. Коми — это субэтнос, а русские — суперэтнос, то есть этнос, вбирающий в себя субэтносы и образующий уже государство. В этом смысле для меня нет никакого противоречия, нет никакого сепаратизма. Как мне отделяться от своего народа? Я по крови — коми, но по духу — русский, правильно? А меня "назначили" националистом и искали любую, малейшую зацепку: откуда деньги, откуда какая-то поддержка? Перерыли все счета, вызывали всё окружение и спрашивали: Березовский, может, там? Или ЦРУ, или что-то такое? Но так как ничего не было, то ничего и не нашли.
Я понимаю, что был такой заказ, был. Я думаю, что люди, которые исполняли это дело, — они ведь не могут сами инициировать такие вещи, они, конечно, получили инструкции свыше.
"ЗАВТРА".То есть они всё-таки искали признаки сепаратизма?
Ю.Е. Скорее, так: им выгоден такой национал-экстремизм, с которым они бы успешно боролись. Дескать, разминировали экстремистскую бомбу. В Коми уже после суда опубликовали статью, где глава республики и местный чин ФСБ так и говорили, что "разминировали" такую суперэкстремистскую литературную бомбу, какие-то листовки у кого-то нашли…
Конечно, всё это было связано, в первую очередь, с выборами: в Госсовет Республики Коми, в Госдуму РФ и так далее. Дело в том, что наша не очень большая организация уже проявила себя — практически без средств мы участвовали в местных выборах и, видимо, достаточно успешно. А тут выборы были на носу, и нужно было с дистанции нас снять. Тем более, что в тот момент шло образование ещё и "Великой России", так что перспективы у нас, конечно, были. Были резоны для такого беспредельного давления.
"ЗАВТРА". То есть СНВ — коми организация?
Ю.Е. Она действовала на территории республики, а по составу — в основном были русские. И есть русские. Всех, наверное, испугало, что я прихожанин РПЦЗ ещё к тому же. Да, тут можно усмотреть некую связь с заграницей, поскольку в своё время я ездил, общался с первой волной русской эммиграции, с людьми, уплывавшими из Севастополя в Константинополь…
"ЗАВТРА". Тем не менее, Юрий Екишев — "патентованный" русский националист, отмеченный печатью "русской" 282-й статьи УК РФ.
Ю.Е. Я им остаюсь. Я не жалею ни о чём. Более того — я сознательно шёл по этому пути, я знал, что это произойдёт. Я националист в том смысле, который вкладывал в это слово великий русский философ Ильин. И только утвердился в тюрьме и лагере в своей правоте. Кстати, и там я не оставил литературы.
"ЗАВТРА". Чтобы закрыть тему сепаратизма, скажи: цели и задачи СНВ предусматривали какой-то разрыв с русским народом, с российским государством?
Ю.Е. Наоборот. Вот на сайте ДПНИ есть снимочек с нашего митинга, где рядом с плакатом "Остановим оккупацию нашей земли!", второй плакат гласит "Русский и коми, помогите своим!" Мы никогда и нигде не разделяли коми и русский народ. Наоборот, я как образованный представитель своего народа, знаю некоторые особенности нашего психотипа и лингвистических особенностей. Коми всегда были билингвистичны, и имели высокий образовательный ценз. 90 процентов наборщиков в типографиях Петербурга были коми. При таком сосуществовании и культурном, и этническом, говорить о каких-то различиях невозможно. Наоборот — за шестьсот лет с момента крещения и присоединения к русской земле, из коми языка не пропала ни одна буква. Наш язык, наша культура -живы и неразрывно связаны с Россией. Письменность коми создана Стефаном Пермским, другом Сергия Радонежского.
Какой разрыв, какие разногласия у народов, объединенных общей целью — жила бы Россия?.. Их просто нет. Наши разногласия с теми, кто ее держит в неволе и пытается уничтожить…
"ЗАВТРА". Остаётся поздравить вас с освобождением и пожелать всего наилучшего. Спасибо за беседу.
Беседу вёл Сергей Загатин
Владимир Бондаренко ВРЕМЯ СНОВИДЕНИЙ
ВСЯ АВСТРАЛИЯ — это большой и древний многослойный миф. И о древних народах Гондваны, и об английском жестокосердии, и о русских переселенцах, как харбинских, так и из второй послевоенной эмиграции. Это сложный миф о далеком прошлом, о времени сновидений, когда все животные в Австралии умели говорить и дружно общались друг с другом, впрочем, тогда еще и Австралии не было, а существовал единый южный материк Гондвана, это миф о заселении и колонизации Австралии голландцами, французами и, конечно же, англичанами, которые хоть и появились в Австралии позднее всех, но сумели прибрать её к рукам, это миф о будущем уже совсем иной, небелой Австралии, активно заселяемой ныне восточными народами. Впрочем, китайцы и были первыми открывателями материка, но кроме торговых отношений с аборигенами, никаких иных поползновений у китайцев в ту пору не было.
Австралия — это прежде всего сказка природы, чудо из совсем иного животного мира. Для нас — это и на самом деле время сновидений. Как в детских снах. Африка, Азия, Европа — одни и те же львы, тигры, слоны и обезьяны. Первая животная глобализация мира. И вдруг нечто из совсем иной реальности — кенгуру, коалы, тасманийский дьявол, тасманийский тигр, совсем не похожий на своего собрата, страус эму. Даже заяц — и тот сумчатый. Сотни видов эвкалипта, фикусы, которые мы привыкли видеть в бочках, там размерами с пятиэтажный дом, да еще и корнями в воздух, как бы шагают по земле. Шагающие деревья у Толкиена, может быть, из австралийских сказаний?
И вдруг появляются европейцы, завозят всё своё: верблюдов из Афганистана для перевозки тяжестей по пустыне, овец, кроликов для развития сельского хозяйства, быков, лошадей, даже клопов. Я удивился, привыкнув к английскому газону, англичане и травку привозят готовую — из Европы. Австралийская трава совсем другая. Впрочем, в Австралии приживаются не все и не сразу. Кому как повезет. Животные, завезенные из Европы и Азии, оказались в мире, лишенном привычных врагов, привычной конкуренции. И вот уже австралийские верблюды оказываются самыми породистыми и чистыми в мире. В арабские страны их уже закупают для улучшения породы. В Австралии они разбрелись по пустыне и стали привычной даже для аборигенов реальностью. Из Алис-Спрингса до знаменитой сакральной красной горы Улуру уже аборигены возят экскурсии на афганских верблюдах. Овцы, опять же, расплодились во множестве без всякой охраны, бродят по пустыне тысячными стадами, и фермеры их отслеживают с вертолётов. Каждая ферма величиной с какую-нибудь Бельгию. Австралия со своими мериносами стала мировой производительницей самой чистой и качественной шерсти.
А вот зайцам и кроликам не повезло. Завезли их, как обычно, для фермерских хозяйств, на мясо, а в Австралии ни лис, ни волков, никакой опасности, никаких хищников, тасманийский тигр и тот уже выбит начисто европейцами, уже давно это диковинное животное никто не видел. Размножаться кролики и зайцы умеют и сами, не случайно стали мировым символом плодовитости. Разбежались по пустыне, прошло несколько лет, и миллионы кроликов стали поедать все продукты фермерской деятельности, никакие заборы не помогали. Завезли специально лис, но европейские лисы австралийских кроликов есть не стали, сами разбрелись по материку и стали дебоширить, как они это умеют. Привезли австралийцы еще одну проблему себе на шею. Ученые изобрели отраву, безжалостно отравили 70 процентов всех длинноухих, но 30 процентов к отраве привыкли и стали главными хозяевами Австралии. Ученые придумали другую, более мерзкую отраву, уничтожили практически всех мирных и любимых детворой животных, но, говорят, появились уже уцелевшие, какие-то тигрозайцы, которым никакая отрава не страшна. Их еще мало, но косые уверены — у них всё впереди.
Впрочем, кому из приезжих в Австралии интересны европейцы, европейские зайцы, европейские овцы, азиатские верблюды? Первые дня два после прилета в Мельбурн я постепенно лишь разочаровывался: лететь двое суток, с десятичасовой остановкой в Сайгоне, для того, чтобы увидеть провинциальное подобие Нью-Йорка или Чикаго? Но чем дальше, тем больше я видел; не только зайцы адаптировались и видоизменились, люди, эти бывшие европейцы, за пару столетий тоже видоизменились, превратились в некую новую нацию. Поразительно, нация бывших каторжан превратилась в нацию с самой малой преступностью в мире. Живут двести лет, никаких войн, никаких опасностей и национальных трагедий. Самая богатая в мире страна, у каждого свой дом, свое хозяйство, свой счет в банке. Не считать же, на самом деле, аборигенов за людей?
ВОТ НА ЭТОМ и остановлюсь чуть поподробнее. В силу разных причин за последние пять лет я объездил почти все бывшие английские колонии — от Цейлона до Китая, от Ирландии до Канады, от Египта до Ливии. Более страшной, жестокой и лицемерной нации в мире нет и, наверное, не будет. Что там немцы по сравнению с англосаксами? В Ирландии, чисто европейской стране, со времен Кромвеля, при подавлении ирландских восстаний вырезали до трети населения, в Индии индусов истребляли без всякой жалости, как мусор. В Китае стоит только опиумные войны вспомнить: цивилизованные европейцы выбивали целые города только за право привозить и продавать опиум. Вот уж кто был наркодилером мирового масштаба, так это английская королева. В Австралии когда-то жило порядка миллиона аборигенов, сейчас тысяч пятьдесят. Их стреляли, как тех же кроликов, — прямо из окна, чтобы не бродили, где не надо. В Тасмании отстрел аборигенов оплачивался, проверяли количество по сданным ушам. Поразительно, до 1967 года в самой Австралии её коренное население не считали за людей, дали местное гражданство лишь в 1967 году. До этого те считались кем-то вроде скота. Даже всемирно известный австралийский художник Намаджира — и тот не имел права приезжать в города, и того арестовали и посадили в тюрьму за нарушение правил белых колонизаторов. Оскорбленный художник перестал рисовать, а сегодня его работами гордятся все лучшие музеи мира. И до конца 80-х годов по австралийской конституции все права принадлежали белым. При этом нас те же англичане в это же время учили правам человека. Я подумал страшную и жуткую мысль: а если бы мы по английской методике перебили полностью всех чеченов, якутов, татар, чукчей, карел, оставив по горстке от каждого народа, потом взяли бы оставшихся на полное государственное обеспечение, стали бы издавать книги по их истории, по их культуре, никаких национальных волнений в стране не было бы. А мы на свою голову воспитывали национальную интеллигенцию, сохранили все без исключения малые народы, дабы сегодня получать упреки от этих народов, а заодно и от господ англичан. Я поговорил в Мельбурне с одним из лидеров племени аборигенов, колоритным художником Бодомирой, у которого купил две картины . Да, сегодня они, наконец-то, получили (в 1987 году) все права граждан в своей стране: права жить в городах, права на работу, но никакой опасности для белых австралов они уже давно не представляют. Их единицы, их не найдешь ни в Мельбурне, ни в Сиднее, ни тем более в Тасмании, где их поголовно уничтожили, готовя место для каторги. Разве что в пивнушке среди местных бомжей. Как индейцы в США, они уже являются туристической экзотикой, не более. Тем не менее, нынешним богатым австралам особенно не позавидуешь. Что их ждет впереди? Белый остров — это уже не сказка, а доживающая реальность. Впрочем, всё по порядку.
Мы приехали с женой в Австралию на три недели по приглашению русской общины для чтения лекций и проведения театрального тренинга. Мы были поражены увиденным. На самом деле, Австралия похожа на арбуз, плавающий меж двух океанов, Тихим и Индийским. Сверху — весь зеленый, и по зеленому побережью материка расселились все приезжие европейцы, внутри — весь красный, раскаленный, красная земля, красные горы, красная пыль, даже трава красная, кенгуру — и те красные, аборигены тоже красные. Едешь по дороге, пересекающей материк, видишь указатель — до следующего поселка 1000 километров. А вдоль дороги — сбитые машинами тела кенгуру, опоссумов, коал, страусов и других диковинных животных.
Мне показалось, Австралия по многим причинам удивительно похожа на Россию.
Во-первых, по территории Австралия примерно одинакова, раскинулась как от Петербурга до Красноярска, явно две трети России, можно сравнить. Территории одного порядка.
Во-вторых, как и в России, всё население сконцентрировалось на пригодных для жизни территориях. В Австралии 97 процентов живет вдоль побережья, в больших городах, на берегах двух океанов — Тихого и Индийского — и на удобных для овцеводства землях. Середина Австралии — тысячи километров выжженной пустыни, где вы не найдете ни единого человека. Так и в России: и в тундре, и в тайге — сотни и тысячи километров пустующих территорий.
В-третьих, Австралия, как и нынешняя Россия — исключительно сырьевая страна, на этом материке тоже есть почти все элементы таблицы Менделеева, и в немалом количестве, экономика Австралии, как и экономика России, держится на вывозе сырья: золота, угля, урана, опалов. Масса рудников. Только почему-то никакая Кондолиза Райс не призывает австралов делиться со всем миром, не предъявляет американские права на залежи природных ископаемых, не говорит, что в Австралии избыточная территория.
Разница между нашими странами лишь одна, но колоссальная. В Австралии живет около 20 миллионов человек, и армия примерно тысяч двадцать человек. Попасть в армию — дело почти немыслимое, сын моих знакомых занимался на спецкурсах, спортсмен, умный парень, но конкурс не прошёл.
Представьте на минуту, что в России живет лишь 20 миллионов человек, и со своими аборигенами мы в том же девятнадцатом веке расправились окончательно и бесповоротно, подобно белым австралам. Какая бы райская жизнь была бы у русских?
Только кто бы нам это позволил? С двадцатью миллионами русских на такой богатой территории мы давно уже были бы или под китайцами, или под муслимами, или под немцами, или под теми же англосаксами.
Австралию до поры до времени спасали её крайняя удаленность от всего мира и запрет на иммирацию небелого населения. Даже сейчас добраться до Австралии и срочно выбраться оттуда иногда невозможно за любые деньги. Сам попал в подобную ситуацию: тяжело заболела моя матушка, я был в Тасмании, только вернулся из поездки на катере вокруг острова, прервал поездку, кое-как, купив новые билеты, долетел до Сиднея, и… застрял. Никаких рейсов в Европу, старые билеты не действительны, а новые есть только через Токио за 4000 долларов, и то в результате я прилетел бы в Москву в тот же день, что и по своему старому билету. Почему-то наш прославленный "Аэрофлот" в Австралию не летает. Даже сингапурские рейсы из Москвы отменены. Мой друг, журналист русской службы SBS Володя Дубоссарский, рассказывал, что когда у него умерла мама, он тоже не смог во время вылететь. Не помогали никакие деньги. Тирания расстояний.
Эта крайняя удаленность от Европы и удручала, и одновременно спасала страну.
Теперь признаюсь в своем "расизме": я абсолютно понимаю неизбежность былого расового закона, отмененного в 1987 году. Пока в Австралию принимали только европейских иммигрантов, австралийская цивилизация успешно развивалась, приезжающие поляки, ирландцы, греки, евреи, русские легко впитывались молодой нацией, страна обретала свое национальное лицо. Я уважаю (и искренне, это знают все мои читатели), великую китайскую цивилизацию, японцев, корейцев, вьетнамцев. Но когда к 20 миллионам белых австралийцев добавится каких-нибудь сто миллионов китайцев, былой Австралии не останется, появится еще одна китайская провинция. Не примет же Китай себе добровольно миллиард индусов? Тогда исчезнет сам Китай.
На примере Австралии четко виден закат белой цивилизации вообще. Но сами белые австралы не так уж боятся китайцев и вьетнамцев, кое-кто из австралов искренне считает: пусть уж Австралия станет китайской провинцией, если так суждено. (Кстати, поэтому я не раз писал о мнимых страхах иных наших патриотов перед засилием китайцев в России, теплолюбивая нация, их в нашу тундру не тянет. Австралия китайцам уютнее и теплее, и столь же богата ресурсами). Белые австралы, как я выяснил в разговорах, все как один боятся не Китая, а соседней Индонезии и всего мусульманского Востока. Всего лишь пролив отделяет огромную и богатую, но малонаселенную Австралию от бедной и перенаселенной Индонезии с её исламским фундаментализмом. Что значат 20 миллионов австралов рядом с 180-миллионной мусульманской Индонезией, до которой рукой подать?
Увы, но весь нынешний иммигрантский поток в Австралию — это восточный поток. У них и партия легальная существует, наподобие нашей ДПНИ, антииммигрантская, и хотя в названии партии нет и намека ни на какую нацию, все понимают, о чем речь. Будущее Австралии — это восточное будущее. И хорошо, если китайское, а не индонезийское.
Как говорили мне старые австралы, резко меняется облик городов, уличная аура. По-прежнему ни в Мельбурне, ни в Сиднее аборигенов ты на улице не увидишь. И даже играющие на улицах на своих деревянных трубах якобы аборигены — сплошь перекрасившиеся поляки или индусы. Но квартал за кварталом Западный мир уступает восточному.
Этот пока еще пустующий австралийский континент в переполненном человеческом мире — последний территориальный резерв для новых полчищ Чингизхана.
ПО ПРИГЛАШЕНИЮ русского этнического общества я читал лекции по русской культуре и литературе в храмах и русских клубах, Лариса вела свой тренинг по голосу в Чеховской студии драматического искусства, которую организовал актер Дима Пронин. Русская община как всегда расколота и по поколениям, и по взглядам, и по месту своего былого пребывания. Православных храмов много и в Мельбурне, и в Сиднее, везде. Даже в Тасмании есть своя русская этническая группа и свой православный храм. В Мельбурне я встречался с отцом Игорем из московской Патриархии, большим любителем литературы, читателем нашей газеты, и с отцом Николаем из зарубежников. В Сиднее был в храме у отца Георгия, только что вернувшегося из поездки по России, и резко сменившего свою непримиримую позицию после увиденного торжества Православия в России. И хотя официально примирение и объединение церквей произошло, на деле и прихожане, и сами священники четко разделены, как и сама русская община.
Самая интересная встреча состоялась в Сиднее в недавно отстроенном огромном староверческом храме. Основу прихожан-древлеправославных составляли харбинцы из бывших забайкальских казаков, все богатыри как на подбор. Вот и храм своими руками выстроили. На встречу с настоятелем храма отцом Тимофеем мы пришли вместе с главным редактором газеты "Единение" Володей Кузьминым. Плотный, крепкий русский мужик, очень умный, крепко стоящий на своей вере. Они когда-то встречались в Москве на Рогожке с моим сыном Григорием, тоже старовером, передал привет, узнал о жизни русских староверов в Австралии. С никонианцами не воюют, но держатся отдельно, своим кругом, из их прихода вышло немало иерархов русского древлеправославия.
Когда-то, в девяностые годы я печатал в газете "День" поэтов из второй эмиграции Игоря Смолянинова и Анатолия Бора. Сам печатался в газете народно-трудового союза "Единение". Живы и сейчас кое-кто из, условно говоря, "власовской" волны послевоенной эмиграции. Они, как правило, сидели своим уголком на моих лекциях. В центре — сильная группа харбинских эмигрантов. В отличие от парижской или американской волны первой эмиграции, харбинцы с местным китайским населением не сливались, ассимиляции, подобно парижской или американской, не было, и поэтому в 1949 году, после массового переезда из коммунистического Китая в Австралию, уже дети первой дальневосточной эмиграции, уже второе поколение эмиграции были такими же русскими, как и их отцы. В Австралию приехала из Китая многочисленная чисто русская, одновременно антикоммунистическая, но и радикально патриотическая, если не сказать националистическая эмиграция. Тогда и были созданы ими русские журналы, та же газета "Единение", русские клубы, воскресные школы, построено множество храмов. Харбинская волна сильна в русской эмиграции до сих пор. На них держатся все русские общины, русские храмы, русские издательства и газеты. Изредка на дни юбилеев ездят и ныне в Харбин, в места своей юности.
Третья волна, русско-еврейская, была не так уж многочисленна. Все в тот период предпочитали саму Америку или Европу, чем далекую Австралию. И потому следующее сильное пополнение русская эмиграция получила уже после перестройки, когда в страну кенгуру хлынули молодые русские специалисты, охотно принимаемые австралийскими властями и до сих пор. Многие из них даже имеют двойное гражданство и изредка навещают свою родину: математики, физики, химики, биологи, программисты, — люди необходимых в Австралии профессий.
Но, окунувшись с головой в свою высокооплачиваемую работу, они охотно на досуге посещают русские клубы. В западной среде им слегка душновато и скучновато. В отличие от второй и третьей волны, они тоже не скрывают свою русскость. И, подобно харбинцам, не стремятся ассимилироваться.
Нина, один из руководителей мельбурнского русского клуба, в богатом поместье которой мы и остановились на время, находила отдохновение в устройстве вечеров, подобных моему.
Расскажу и о русском еврействе, в истинном патриотизме которого я был убежден еще со времен моего посещения Иерусалима и других святых библейских мест. Они, выехав из России, уже окончательно, до конца дней своих, останутся русскими. Пусть они по ряду причин держатся обособленно от харбинцев и власовцев, но своей русской стаей. Не стремясь влиться в австралийскую чуждую им среду. Открывают свои русско-еврейские издания, свои центры, свои театры. У Залмана Шмейлина клуб русской поэзии "Лукоморье", где мне тоже удалось выступить, и убедиться в их прекрасном знании и преклонении перед русской литературой.
Я выступал в прямом эфире крупнейшей австралийской радиостанции SBS и в Мельбурне у Симы, и в Сиднее у Володи Дубоссарского, отвечая на самые острые вопросы своих русско-еврейских слушателей. Лишний раз убедился — им явно не хватает России. Да и дома у них все разговоры о России, вокруг России, Путин или Медведев их интересуют гораздо больше, чем местные политики, они знают не только Валентина Распутина, но и Диму Быкова, зато не следят за австралийской литературой. У каждого русского австрала дома тарелка телевизионная, смотрят московские программы. Как и вся Австралия, живут в большинстве своем в небольших домах. Из миллионов сиднейцев или мельбурнцев лишь чуть больше сотни тысяч живут в многоэтажных зданиях, все остальные предпочитают свои дома. Если есть работа, берут кредит на 20 лет, покупают готовый домик и не спеша выплачивают.
Не менее приезжих туристов любят свою австралийскую природу. Встречаются со своими диковинными зверями не в зоопарках, а прямо в лесу. Как мы, к примеру: выехали на рыбалку на угрей, за 300 километров от Мельбурна, где-то посередине остановились в лесу перекусить — а нам навстречу вышла стая рослых кенгуру со своими детенышами. Бежать от нас не спешили, большинство настороженно, но внимательно следили издали, несколько взрослых кенгуру, очевидно уже и до нас прикормленных людьми, пошли знакомиться с нами, Хлебом мы запаслись заранее, ели кенгуру прямо с рук, как наши буренушки, не иначе, позволяли себя гладить, из сумок у мамаш смешно торчали головки детенышей. Потом нас кое-кто упрекал, кенгуру могли и рассердиться, у них мощные передние лапы. Но, думаю, и звери отличали злоумышленников от добросердечных или просто любознательных людей. Ведь отстрел кенгуру разрешен и даже поощряется (так же, как и отстрел коал, милых сонных ушастых медвежат) — якобы наносят вред сельскому хозяйству. Мешают овцеводству. Так сначала истребили аборигенов, затем сумчатых тасманийских тигров, гигантских трехметровых кенгуру, всё меньше становится и коал, миллионы их шкурок пошли на сувениры. Увы, придет время исчезновения и самих кенгуру, внесем в "красную книгу", тем более, что в неволе они не спешат размножаться. В поединке баранов и кенгуру победят бараны, они приносят бизнесу и экономике Австралии миллиардную прибыль.
Когда мы с семьей Димы Пронина и Залмана Шмейлина с малыми детьми приближались к кенгуру, тем было понятно, что идут не охотники. Очевидно, целый час мы общались с семействами кенгуру, остальная стая ждала в стороне. Потом все кенгуру резко, огромными прыжками устремились в буш (австралийский лес). После этой дружеской встречи с кенгуру, в ресторанах уже от кенгурятины мы с женой отказывались: будто своих знакомых поедаешь. Хотя, не скрываю, от подаренных шкурок кенгуру не отказался, даже Проханову привез, пусть уж простит меня их кенгуриный бог.
Так же неожиданно мы встретили в лесу прямо под ногами ехидну, которая, как ежик, от страха свернулась и стала стремительно рыть себе носом нору, еле успел достать фотоаппарат, а ехидны уже и нет, зарылась в землю. Коал приходилось ждать часами, едят они мало и редко, в основном спят на вершинах деревьев, выставив свои кругленькие попки. Повезло. Часа через два несколько коал спустились к земле, стали поедать с аппетитом листья эвкалипта. В этих листьях и запас воды, и наркотическое вещество, от которого их в сон бросает, и пища, всё сразу: с утра поел — и целый день свободен.
Что уж снится в наркотических видениях самым милым зверюшкам Австралии — сказать трудно. Может быть, время, когда и они были людьми, когда можно было в лесу никого не бояться. Жили же эти все милые зверюшки в мирной Австралии миллионы лет, почти никаких хищников, разве что пожары, когда горели все леса. И никакого вреда природе звери не наносили.
В Австралии всё наоборот: у нас зима, у них лето, у нас все боятся северного ветра, а в Мельбурне мы попали под южный ветер, пригодилось и пальто. Погода в Мельбурне и впрямь, как питерская, меняется в течение дня: выйдешь в шортах, потом напяливаешь свитер теплой вязки, и всё в течение одного дня. С юга, где недалеко Антарктида и Южный полюс, идет не только холод и пронизывающий ветер, добрались и пингвинчики, живут себе целой колонией под Мельбурном и каждый вечер выходят перед зрителями, как на парад.
