Квиринские истории (№2) - Эмигрант с Анзоры

Мы вышли из ворот театра, двинулись по какой-то боковой аллейке.

– Как тебе спектакль? – спросила Сэйн.

– Трогательно, – признался я, – вообще здорово.

– А что это ты с Крибинц разговаривал?

– С кем?

– Ну, с этой… критикессой. Ты ее знаешь, что ли? Устрой нам протекцию на конкурсе, а?

– Боюсь, я могу только антирекламу сделать… Крибинц, значит, ее фамилия? Странная какая-то.

– Фамилия как фамилия.

Мы подошли к маленькому белому домику, где располагалась одна из многочисленных детских групп, облегчающих существование родителям маленьких детей – ребенка всегда можно было отдать в такую группу на несколько часов при необходимости. Дежурили с детьми обычно или практиканты-педагоги, или, в некоторых, сами матери и отцы по очереди – скажем, каждая семья по нескольку часов в неделю.

– У Герта сейчас как раз процедуры, так неудобно, – пожаловалась Сэйн, – а то я Лина, конечно, с ним оставляла.

Мы вошли в здание. Из любопытства я заглянул внутрь детских помещений. Их было всего два. Обстановка, типичная для любой школы (а на Квирине в «школу» идут уже лет с двух, только понемногу и с родителями). В одном довольно большом зале вдоль всех стен тянулись две полки на уровне глаз малышей, уставленные всякими игрушками, разноцветным пластилином, инструментами, деревяшками, железками, стекляшками, клеем и красками, настольными играми, словом, даже у меня глаза разбегались, не говоря о детях. Весь зал был уставлен столиками. Малыши от года до шести лет бродили вдоль полок, выбирая себе игры, сидели за столами, тихо работая. Виднелась дверь во второй зал, где свисали с потолка какие-то канаты, раздавались дикие вопли, как в джунглях, кто-то там раскачивался, кто-то прыгал под потолок. Воспитательница, тоненькая темноволосая девушка, переходила из зала в зал, то подстраховывая буйных прыгунов в «громкой комнате», то помогая мастерить или рисовать какому-нибудь малышу в «тихой». Угол «тихой комнаты» был отделен мягким валиком для грудничков, там на полу, в компании мягких и всяких других игрушек, лежал один, вроде совсем новорожденный, и ползал малыш Сэйн и Герта. Воспитательница подобрала его и принесла матери.

– Не буйствовал? – поинтересовалась Сэйн. Девушка покачала головой.

– Все хорошо. Заходите еще.

Мы попрощались и вышли. Сэйн усадила ребенка в перевязь на животе. Мальчик задумчиво гулил и шлепал ладошкой по боку матери. Мы направились к стоянке флаеров.

– Подвезти? – предложил я. Сэйн покачала головой.

– Да ну, что ты… автопилот есть, да и вообще Лин прекрасно полежит в детской сидушке, если что. Хотя… давай к нам на чай, а? Герт скоро тоже придет.

Я подумал и с сожалением покачал головой.

– Не… завтра мне вставать рано. Пойду уж домой.

Дома меня ожидал еще один сюрприз. Я посадил флаер на стояк, вылез, вошел в квартиру и остолбенел. Прямо посреди гостиной в кресле восседал Валтэн.

– Ну дела, – только и сказал я. На Валтэне лица не было. Какой-то он весь был грустный, несчастный… Поднял на меня глаза – как у побитой собаки.

– Ланс… Ара. Ничего, что я так?

– Ничего, конечно, – я сел против него, – удивляюсь только, как тебя система впустила.

– Да она ж меня знает…

– Что случилось, Валт? – спросил я негромко. Он опустил глаза.

– С женой?

– Угу.

– Ладно, – сказал я, – сиди, я чайку принесу.

К чайку я добавил основательный ужин – после тренировок аппетит просто зверский, а ведь я еще вообще ничего не ел – и подумав, запросил у машины поллитровую бутылочку ву. Вроде бы Валтэну это сейчас не помешает.

Я поставил поднос на маленький столик.

– Ты извини, Валт, я жрать хочу. Давай поедим нормально, ладно?

– Спасибо, – почему-то сказал Валтэн. Мы принялись за рыбу под ананасовым соусом и с картофельным пюре. Валтэн ел с аппетитом, так что у меня даже возникло подозрение, что последний раз он насыщался очень давно. Но с чего бы он сидел тут и голодал? Неужели постеснялся на кухню зайти? Вот удивительно… Я разлил вино по бокалам.

– За тех, кто наверху, – мы чокнулись и молча выпили. Как-то машинально у меня вырвался привычный первый тост.

– Что ты, Валт? Расстаться решили? – спросил я. Вино как-то расслабило меня, сделало нахальнее. И Валтэна, видимо, тоже.

– Ты понимаешь, Ланс, это все… терпение лопнуло. Ведь сколько я терпел, ты бы знал… из-за детей. И она еще ведь не хотела. Третью, и то рожать не хотела. А потом вообще отказалась. Говорит, хочу для себя пожить. Ну что это, Ланс, трудно, что ли? Да я столько же времени с дочками проводил, как и она. И ведь лет с шести они уже и дома-то бывают мало, до вечера в школе. Я с ними, когда не в патруле был, целыми днями – и в школу с ними ходил, и дома играл. А она – ну никак. Я ей говорю, ну мальчика бы еще надо, а она – нет. Ладно… – Валтэн умолк. Я терпеливо ждал. Все это было не главным, и все это я уже давно знал.

– И ведь каждый раз, ну каждый божий раз, как я в патруле, так она с ним… И потом мне еще так заявляет: мол, все так живут. Да кто все? Ну кто – все? Вот скажи. Герт и Сэйн так живут? Ладно, Сэйн и сама эстарг. Ну у кого еще наземники? Вот Мира с мужем так живут? Пайнрен так живет?

– Господи! – проговорил я, – зачем же ты терпел-то это?

– А дети? Им ведь не объяснишь. Им и папа нужен, и мама. Какая ни есть, а родная. Ладно, теперь девчонки уже большие, уже младшая вон на биолога учится.

Я покрутил головой. Налил еще вина. Не понимаю я этого. Не стал бы я так жить. Я в патруль – она с другим… хотя… кто их разберет. Нет у меня детей, не понимаю я, как это.

– И скандалы, понимаешь, сплошные скандалы. Психологи ничем помочь не могут. И все ее семейство… теща… ты понимаешь, я у них у всех как бельмо на глазу. Они все наземники, ну и вообще. Понимаешь, ну плохой я. Вообще не пара их дочери. Семью обеспечиваю хреново.

– Вот этого вообще не понимаю. Что, на Квирине может кому-то денег не хватать?

– Представь себе. Особняк не построил. Господи, да если бы она хотела, давно бы сделали в кредит! Да они просто повод ищут придраться, понимаешь? Я им просто не нравлюсь. Как хожу, как говорю, чем занимаюсь. А главное, она-то во всем заодно со своими, а я у нее – враг номер один. Ну не знаю я, что делать… Нет… Слушай, ты чего такую маленькую бутылку взял?

– Правильно, – я решительно двинулся на кухню. По такому случаю необходимо надраться. Вспомнив Айронга, я затребовал сакэ. Вскоре вернулся в комнату с фарфоровыми горячими бокальчиками и рыбно-рисовой закуской.

– Так вы что, совсем решили… того? – спросил я. Мы выпили по бокальчику.

– Вкусно, – сказал Валтэн, – первый раз такое пью… Ну, да, в общем – решили. Да что там говорить. Выставила она меня, вот и все.

– За что?

– Надоел я ей, – вздохнул мой учитель, – и никогда она меня не любила. А теперь вот, понимаешь, встретила свое счастье. Какой-то ювелир-дизайнер. А я ведь старый уже, Ландзо. Мне уже за сорок пять. Ты вон молодой, и то у тебя никого нет, а я где же теперь найду…

– И никакой надежды нет? – спросил я. Валтэн только головой покачал. Мы дернули еще по стопочке.

– Ты что… она всем своим родственникам уже сообщила. Все уже. Этот ювелир к ней переехал. Пока. У него особняк на Алорке, но он тут хочет в Коринте построиться еще, а особняк сдавать.

– Круто, – сказал я с уважением. Валтэн с тоской уставился в стену.

– Меня ведь теперь и встречать будет некому, Ланс…

Я понимал, о чем он. Это всегда такой напряженный момент, когда пересекаешь карантинную зону, сдаешь оружие на проверку, проходишь таможню… И там, за ксиоровой прозрачной перегородкой – уже толпятся, лиц толком не различить, но кто-то там стоит, кто-то ждет… нарастает волнение. Я представляю, каково людям, которые оставляют близких родственников на Квирине, если уж я всегда с нетерпением жду – кого я там увижу, кто встретит меня… И всегда получалось так, что кто-то встречал. Но Ирна с Гертом стареют, их детей часто нет дома, может, и меня скоро будет совсем некому ждать.

– Хотя тебе-то, – поправился Валтэн, – в общем, у тебя всегда так.

– Если ты будешь летать без меня, – сказал я, – давай я буду тебя встречать. А ты меня. Я тоже ведь без тебя буду летать теперь. Договоримся?

– Договоримся! – повеселел Валтэн, и мы, чокнувшись, хлопнули еще по стопке. Я поддел на вилку соленую рыбу. Скаржи еще палочками едят, но это я так и не освоил…

– Да не переживай ты, – я, кажется, совсем обнаглел в давании советов старшим, – ну ты же живой. Вот представь тебя бы убили, что, лучше было бы? А так – ты живой, еще полжизни впереди, да многое еще успеешь. Все равно с ней вы плохо жили, что ж теперь делать? Только мучился. Может еще женишься и детей еще заведешь.

– Ох, вряд ли, – сказал Валтэн, и я понял, что такие вполне разумные утешения на него сейчас не действуют.

– Оставайся у меня ночевать. Да и пожить можешь вообще… Если жилье снимать, надо сначала осмотреться, подобрать хорошую квартиру и недорогую.

– А не надоем?

– Да брось ты, – я разлил сакэ, – по четыре месяца вместе живем в звездолете, уж как-нибудь в квартире протянем, а? А как мы на Анзоре по четверо жили в одной комнатушке? Поживи до патруля, я все равно скоро уйду, ты тут один останешься…

Валтэн покачал головой.

– Ты, значит, на свою акцию скоро уже?

– Да, – сказал я, – через месяц на акцию, вернусь через полгода или год, неизвестно. Если вернусь.

– А не тяжело будет?

– А что делать? – спросил я, – ничего. Это же моя работа. Я же сам эту работу выбрал.

– Нельзя же жить только работой.

– Ну ничего, как-нибудь. А потом, глядишь, и отпуск выйдет. Может быть, – неуверенно добавил я.

– А как же ты жить будешь, Ланс? – спросил Валтэн, – ну, ты же молодой… молодой, но уже в возраст-то вошел. Тебе девушку искать надо. Жениться. Детей заводить. Потом ведь поздно будет. А как с семьей при таких условиях? За акции, ты говоришь, тебе мало будут платить…

– Ну, по-разному, – сказал я, – обещали иногда что-то выбивать.

– Все равно. А семья когда? Как ты жить-то будешь?

Я пожал плечами.

– Там посмотрим.

– Да, правда, чего это я. Давай выпьем лучше еще, – сказал Валтэн. Мы выпили. Бутыль стремительно пустела.

– Все-таки знаешь, вот пообщаюсь я с родственниками жены… Иногда такое ощущение, что мы на разных планетах живем. Как начнется… Особенно при мне почему-то эти разговоры любят. Мол, зачем нам все эти новые ландеры, корабли, ракеты, излучатели… Зачем нам новые колонии, другие галактики, пульсары-коллапсары, космические поля, непригодные для жизни планеты. У нас такой низкий уровень жизни, у нас экономика ориентирована не на человека, а на космос, а это так бесчеловечно, это так ужасно…

Я засмеялся.

– Валт, неужели прямо так и говорят? Низкий уровень жизни? Да у них даже близко представления нет о том, как они на самом деле живут. По сравнению с остальной Галактикой.

– Да это все понятно, только видишь, все хорошее они воспринимают как должное. А вот почему они бесплатно не могут летать на курорты и в турпоездки, а должны еще деньги копить, и приличные деньги? А почему это каждый сопляк у нас может на боевом ландере тренироваться, который безумных денег стоит, а вот флаер или дом в личное пользование приобрести – целая проблема… И так далее, и тому подобное. А вот еще – научно-технический прогресс у нас тормозят, а как же… Давно бы уже построили нуль-станции на планете, а уж ограничения нанооптимизации – вообще бельмо на глазу. Вот, понимаешь, претензии!

– Претензии, – сказал я, – пожили бы они на базе безатмосферной хотя бы недельку, сразу бы все претензии прошли.

– А это тоже одна из претензий, – подхватил Валтэн, – почему это наши доблестные эстарги должны работать в неизвестно каких условиях, да еще гибнут иногда? Раз в Космосе так тяжело и страшно, нечего вообще туда летать, надо на планете обустраиваться, как следует.

– А тем временем сагоны явятся…

– В сагонов они не верят, это для них – из разряда хохм.

– Ну даже не сагоны. Вон, Серетанская империя опять нападет. В Галактике же так, только зазеваешься – сожрут.

– А в это они тоже не верят, Ланс. Они думают, это все пропаганда и раздувание образа врага. Кому-то, мол, выгодно, держать их, потребителей, в черном теле, а всю экономику на Космос направлять… Вот Артикс, Олдеран – это нормальные миры, а у нас…

– Ну так и летели бы туда. Никто же не держит. Многие и улетают. Слава Богу, теперь каждый может жить там, где его душе ближе. А здесь Квирин, научно-космическая и военная база человечества…

– Да не хотят они лететь, Ланс, – вздохнул Валтэн, – им ведь на самом деле здесь неплохо. Все здесь бросать, ехать в неизвестность… Зачем? От добра добра не ищут. На самом-то деле они хорошо живут. Как сыр в масле катаются. Ведь у нас кто хочет, тот может и свое предприятие открыть, и дом иметь, и несколько домов – ну и они все имеют. Только вот раздражает их, понимаешь, вся эта атмосфера наша, что ли… Ну и вот любят они поворчать. А мне это знаешь уже где все сидит? Я, главное, должен чувствовать себя виноватым! Как будто я это все так устроил! А может, потому, что я для Вилли не устроил такой богатой жизни, чтобы она могла каждый год на Артиксе отдыхать и фанки с Изеле носить… и флаеры менять ежемесячно. Потому что дочки в меня пошли, старшая бортинженер, а младшие все в науке… Не знаю я, Ланс.

– Ну и плюнь, – посоветовал я, – всех слушать, уши завянут. Теперь ты с ними развязался.

Валтэн тоскливо смотрел в стену.

– Они Квирин погубят, Ланс, – сказал он.

– Чего?

– Вот так же Эдолийская империя погибла. Историю изучай.

Я почувствовал, что знаний мне явно не хватает. Хотя, конечно, я учил, что эдолийцы и основали базу на Квирине около тысячи лет назад. Но вот как погибла их Империя…

Мы стали жить с Валтэном в одной квартире. Не особенно мешая друг другу – эстарговский опыт долгого совместного пребывания в звездолете или на базе научил нас этому. Я по-прежнему рано утром уходил на тренировки, после проводил время с друзьями или читал у себя в спальне что-нибудь. Валтэн жил сам по себе – я выделил ему кабинет, забрав оттуда кое-какие свои вещи, и дверь почти постоянно была закрыта. Ели мы как получится – иногда отдельно, иногда, особенно за ужином, если сталкивались в кухне – вместе. Случалось, что дня два, три мы практически не встречались. Но все же, конечно, часто сталкивались и разговаривали, причем я тщательно следил за тем, чтобы держать язык за зубами – мне теперь далеко не обо всем можно было рассказывать Валтэну. То есть он знал, что меня взяли в какую-то особую группу, что связано это с противосагонскими мероприятиями, считал, что это – одно из подразделений Военной Службы, Милитарии (мне даже и бикр выдали военный, похожий на сконовский, но без нашивок на плечах и несколько отличающийся в деталях). Не знакомил я Валтэна и со своими новыми друзьями, с отрядом – это было не запрещено, но просто ни к чему.

Медленно, постепенно к городу подступала осень. Последний летний месяц окончился, и хоть холод еще не лизнул землю, вода в море уже не так привлекала купальщиков, а листва запестрела алыми и золотыми пятнами и опадала, покрывая газоны мягким шуршащим ковром. Не так уж плохо уходить из Коринты осенью, зная, что впереди все равно холодная приморская зима, со снегом и слякотью, а когда ты вернешься – природа уже снова будет готовиться к теплу.

Мне в этот раз предстояло уйти надолго.

Но пока еще мы вовсю наслаждались последним умирающим теплом, предосенним покоем, и на Набережной было даже как-то особенно шумно и весело. И однажды было решено провести выходные на природе, у хребта Дали, там, где горы близко-близко подступают к побережью. Как обычно, с нами был и муж Миры, и жена Гэсса, и десяток детей – я еще не совсем различал, где чьи дети… Иволги только не было, она живет не в Коринте. От супругов участие в Дозорной службе не скрывали, их включали в круг посвященных, хотя и не до конца, конечно. Всех деталей нашей подготовки и действий они не знали.

Мы выехали часов в шесть утра, когда город еще спал, охваченный особой прохладной утренней свежестью и тишиной. Я выбрал себе в конюшне небольшую соловую кобылку, как выяснилось, склонную время от времени спотыкаться… а может, это она издевалась над таким неопытным наездником, как я. По совету дежурного, после того, как Хэри спотыкалась, я ругался на нее и двигал ботинком в бок – но это не очень-то помогало. Зато и шла она неплохой рысью, мне даже приходилось ее сдерживать, чтобы не лезть вперед. Квиринцы держались в седлах куда свободнее, чем я, все-таки с детства привыкли. Даже ребятишки отлично трусили на своих пони, а самых маленьких (самой младшей была дочка Ильгет и Арниса – грудничок) родители взяли к себе на седло.

Пешком с детьми идти – одно мучение, поэтому мы и выбрали верховой способ передвижения. Все же надо хоть немного удалиться от города, иначе совсем уж неинтересно… Мы несколько часов двигались то шагом, то мелкой рысью. Сделали привал, перекусили фруктами и сухариками. Дети, похоже, совсем не устали, и рады были возможности поноситься друг за другом и даже поплескаться в ручье. День выдался теплым, хотя вода в горной речушке все равно обжигала ледяным холодом. Но квиринских детей это нисколько не смущало…

Вскоре мы поехали дальше. Я был в основном занят борьбой с Хэри, но честолюбие мешало признаться в этом, хотя добросердечный Иост уже предлагал мне поменяться лошадьми, ему попалась очень послушная спокойная кобылка. И все-таки это было замечательно, и так тихо и светло кругом, ни ветерка, лишь птицы звенят где-то высоко, лишь негромко переговариваются товарищи вокруг, и доносится детский смех. И невысокая серебристо-зеленая трава стелется под копыта, трава убегает назад, и яркие пятна осенних цветов, и чуть тронутые золотом, еще почти целые кустарники и кроны деревьев. И над всем этим – небо, огромная чаша полной, совершенной голубизны, с вспыхивающими и тающими в нем огоньками самолетов и кораблей.

Мне было очень хорошо… Просто чудесно. Я почти не разговаривал с другими, и хотя проклятая кобыла отвлекала от наслаждения дорогой, временами я погружался во что-то вроде транса… и мне казалось – вот я еду по этой степной, долинной дороге, и все так чисто и светло кругом, и рядом со мной – кто-то… какая-то девушка, женщина, не знаю, кто, просто – она. Такая же, как я, одно целое со мной, кто-то, без кого я не могу жить. Я стал чувствовать ее. И мне казалось, что я ее уже встретил, и что мы едем вместе, и вот так мы будем ехать всегда… И всегда будет вот так хорошо. Мечта эта так захватила меня, что я почти ничего не замечал вокруг.

Но ближе к вечеру мы приехали. Прямо перед нами высился лесистый крутой склон Дали, мы забрали направо, к морю, и вскоре отыскали чудное место для ночлега. Сзади, за нашей спиной, высились голубые горы, и взлетал в небо изломанный заснеженный пик Андорин, впереди, за редкими соснами проблескивало синевой море, слева негромко, целительно для слуха шумел ручей, справа раскинулась небольшая, заросшая пушистой сероватой травой поляна. Здесь уже кто-то останавливался, и не раз – об этом свидетельствовало аккуратное, обложенное камнями кострище. Мы остановили лошадей, осматриваясь.

– Ну? – Мира подъехала к Дэцину, – давай команду, что ли, чего еще искать… А то мы, сам видишь, такие дисциплинированные стали, без команды никак. Ты у нас все-таки главный…

Дэцин засмеялся. Набрал воздуху и гаркнул:

– Эскадрилья, я первый! Заходим на посадку!

Ребята с хохотом спрыгивали на землю. Я тоже слез с моей кобылы, привязал ее к дереву – надо было дать лошадке отстояться – и пошел помогать ставить палатки.

Вскоре лагерь был готов, палатки стояли, несколько человек хлопотали у кострища, кто-то собрал ребятишек и повел в лес, в какой-то завоевательный поход или научную экспедицию. Самые смелые побежали купаться, хотя по погоде даже свитер снимать не хотелось. Меня поймал Гэсс, и мы с ним и его женой отправились отвязывать лошадей. На передние ноги им надевали путы – чтобы не ускакали ночью в Коринту, домой. Однако все равно за лошадьми нужен был присмотр.

– Ночью по очереди будем дежурить, – пообещал Гэсс. Его жена Мари, эстарг-спасатель, посмотрев на мужа, предположила.

– Или ты будешь в одиночку их пасти всю ночь… Как же ты от лошадей-то отойдешь, душа моя?

– Ну уж нет, – отказался Гэсс, – отойду за милую душу.

– Кстати, а может, наши собаки пасти будут? – спросила Мари, – надо хозяев спросить.

С нами были три собаки – спасательный пудель Ойланга, полицейская овчарка Чена и обычная домашняя собачка, цергинский длинношерстный терьер.

– Сомневаюсь, – возразил Гэсс, – эти рабочие псы уж очень специализированы, знаешь… Я бы их к лошадям не подпустил.

Мы вернулись к ребятам, и Гэсс пошел устанавливать очередность на дежурство. Мне выпало пасти с двух до четырех вместе с Ченом.

Не буду ложиться, подумал я. Какой смысл? В четыре и лягу… Все равно, я знал, будут песни и трепотня у костра – очень долго, и картошку будем печь в золе.

Пока что нам предстоял чудесный вечер – перебраться через ручей и пособирать осенние ягоды льезы, удивительного, сладковато-пряного вкуса, и пойти к морю, постоять у пенного, шумного прибоя, вдыхая соленый, пахнущий йодом воздух, и кидать камешки, считая «блины», и принести воды для ужина, пособирать в лесу хворост, и принять участие в общей игре «мяч наверх», и что-то там еще, я забыл, я уже не помню всего, только ощущение какого-то последнего, пронзительного счастья…

Наверное, каким-то шестым или седьмым непонятным чувством я тогда знал уже, что через месяц буду лежать, сквозь бикр ощущая холод анзорийской земли, почти полностью зарывшись,слившись с нею, неподалеку от Баллареги. Рядом Чен терпеливо пытается приладить выпадающий зарядный блок своей «Молнии». Впереди, если посмотреть сквозь полуголые (весенние, не осенние – в Лервене поздняя весна) кроны чахлой пригородной рощицы, виднеются здания какой-то Общины. И очень хочется спать…

Мы не спали уже трое суток. На виталине, конечно, но ведь его действие не вечно… Еще таблетку принять? Сейчас засыпать нельзя, никак нельзя. Предложить Чену поспать по очереди? Да он все со своим ракетометом возится, и действительно, не хватало, чтобы оружие отказало еще… Вдруг Чен повернул голову ко мне. И в этот миг в шлемофоне у меня раздалось.

– Четвертый, я седьмой, они идут, будут через минуту…

– Понял, – отозвался я. Мы не сговариваясь, схватились за стволы «Молний», гул уже слышался в сероватой высоте где-то позади. Это были уже не лервенские истребители – настоящие «ушаны», сагонские аналоги ландеров, а может, и дэггеры, прорвавшиеся сквозь наш заградительный пояс. Ничего… разберемся. Я выбирал цель, на экранчике у основания ствола плясали несколько огоньков, не рано ли, нет, уже можно…

– Давай, – шепнул Чен. Я выбрал цель, отдал команду. Ракеты ушли высоко в небо… Мы еще не видели противника, только умное оружие ловило его в прицел, да слух содрогался близким грохотом. Они шли над тучами. Все равно снизятся к городу. Мы стреляли не переставая. Спать не хотелось… Совсем. Из туч вывалились четыре тяжелые, черные точки, похожие на мух, теперь визуально, теперь уже совсем рядом… Это дэггеры, понял я. Не смотреть. Не думать. Я лупил из «Молнии-бис», ни единой мысли в голове уже не было, и мельком я успел увидеть, как один дэггер разлетелся в клочья, и тут они прошли над нами. Мы бросились в укрытие, включив щиты, и на миг мир вокруг перестал существовать… Мир превратился в сплошной грохот, гром, ослепительное сияние, мир содрогнулся, и мне показалось – обрушился на нас сверху. Через некоторое время я понял, что жив. Выглянул наружу – поле все было оплавлено и черно, роща впереди горела, города уже не было видно. Я щелкнул шлемофоном и произнес.

– Седьмой, я четвертый, как слышно?

– Я седьмой, что у вас? – донеслось словно сквозь пелену.

– Два или три прошли… дэггеры… – я сообразил – Чен! – страх мгновенной ледяной волной прокатился по телу, я обернулся. Чен слабо возился где-то внизу. Жив… Я глотнул воздуха. Жив. Чен поднял голову, его лицо было в крови, шлем порван в клочья.

– Ты что? Как? – я присел к нему.

– Нормально все. Я не ранен, нормально. Только бикр…

Острым осколком ксиора ему поцарапало лицо. Ничего страшного.

– Ну-ка, глаза закрой, терпи, – я вытащил осколок, застрявший в скуле. Просто в коже. Наверное есть и еще, мелкие, но это подождет…

– Двух сбили, – прошептал Чен.

– Двух? Точно? Я одного видел.

– Нет, двух. И два прошли…

«Четвертый, что у вас?» – требовательно спросил Дэцин. «Все хорошо, – ответил я, – два дэггера прошли к городу. У Чена шлем порван, связь не работает».

«Ясно. Ждите до ночи, если ничего не будет, идите на точку А5».

«Понял, седьмой».

– С двумя они справятся, – сказал Чен неуверенно. Я кивнул.

– Справятся.

Стемнело. Все собрались ужинать. Ильгет с Мари раскладывали по мискам жареное на палочках, пахнущее острыми специями мясо, мелкую вкусную сероватую крупеницу. И каждому полагалась горсть собранных ягод льезы. Иост сел рядом со мной, бросил свои ягоды прямо в кашу. Размешал деревянной ложкой.

– Так вкуснее? – поинтересовался я. Иост взглянул добродушными большими глазами.

– Ага. Попробуй сам!

Я зачерпнул крупеницы, попробовал вместе с ягодой. Пожалуй, он прав… Все было очень вкусно. И каша с пронзительно острыми лесными ягодами, и горячее печеное мясо, и чай… Прямо передо мной у костра сидела девочка лет семи, дочь Гэсса, и сосредоточенно пекла на палочке кусок хлеба. Ее пятилетняя сестра рядом просто смотрела в огонь, не отрываясь – видно, неистовая пляска искр, тихое горение угольных чертогов внутри костра, занимали ее воображение.

– Посмотри на них, – тихонько шепнула мне Мари, – вот всегда так. Старшая – такая практичная девочка, а младшая – созерцательница. Все смотрит и думает, смотрит и думает о чем-то…

– Ну так это и хорошо, – сказал я. Хотя не знал, что именно хорошо. Мне обе девочки нравились.

Уже совсем стемнело, звездная россыпь украсила вечер. В атмосфере звезды совсем другие, мельче, и они мерцают, но это по-своему тоже очень красиво. И еще красивы движущиеся разноцветные бесшумные огоньки среди звезд, то тающие в небе, то опускающиеся книзу, скрываясь за лесом. Звездные корабли. Коринта. Город звездных кораблей. Я сбегал к ручью, сполоснул свою миску. Вернулся к костру, занял свое насиженное место на бревнышке, и стал, закинув голову, смотреть на звезды.

Никогда это занятие не надоест.

Все доедали понемногу, мыли посуду, устраивались вокруг костра. Негромко разговаривали.

– Вон видишь, зеленый пошел вверх… Это системный рейс, Бетрис-Люцина. Я начинал на таком…

– Ну, на этом рейсе, наверное, все летали хоть раз.

– Почему? Не все же проходят транспортную практику. Вот Ланс наверняка не водил. Ты водил системный транспорт, Ланс?

– Не… я же обычный ско.

…– У них очень красивые цветки. Только на рассвете. Я видел тут один такой, покажу тебе утром.

…– Нет, я не слышала. Но я вообще не в восторге от этого композитора… Мне хватило пары его мюзиклов.

– А ты все-таки послушай «В кольце», я тебе говорю, это что-то особенное.

…– Пап, а там, в костре, живут огненные человечки… Правда! Нам рассказывала Эрната.

– Так это, наверное, сказка была?

– Не знаю… Ну посмотри, видишь, там дворец, и там они живут.

…– Взгляд на цивилизации, как структуры, развивающиеся асцедентно, вообще давно не принят. О каком прогрессе можно говорить? Скорее уж, развитие идет волнообразно.

Рядом со мной оказался Дэцин, и я тоже решил его спросить о том, что давно волновало.

– Слушай, командир, а почему наша служба засекречена? Ведь вообще-то Квирин – это очень открытое общество?

Дэцин посмотрел на меня, прищурившись.

– Ланс, все, что связано с сагонами, очень опасно именно в информационном смысле. Ты думаешь, они не предпринимали атак на Квирин?

– На Квирин? Серьезно? Это в Третьей войне?

– Да, в Третьей войне они подошли опасно близко к Квирину. Но я не о том. Были информационные атаки, попытки уничтожить Квирин путем… ну скажем, изменения ментальности населения. Не понимаешь?

– Не совсем. Ну практически – как это?

– Практически… ну вот, например, у нас есть Этический Свод Федерации, который все население действительно признает за эталон. Ты думаешь, сложно доказать, что действия Дозорной службы противоречат этому Своду?

– В чем? – удивился я.

– Принцип невмешательства. Нас не интересуют другие народы, пока они не попросят материальной помощи через свое законное правительство. Мы не имеем права как-то влиять на правительства, на строй, на ментальность других народов. А чем занимается Дозорная служба?

– Освобождает миры от сагонов.

– Но как легко доказать, что наши акции – это именно вмешательство в дела других народов… замаскированное под антисагонскую кампанию. И как мы будем объяснять людям, что это не так? Добро, когда планета открыто захвачена, а мы ее освобождаем. А вот так, как на Анзоре – ведь никто же не знает, что там, собственно, есть сагоны…

– Но разве это решение проблемы – вообще скрывать само существование нашей службы? Ведь что-то просачивается, и…

– Можешь предложить другое решение? – Дэцин остро глянул на меня.

– Не знаю…

– Вот и я не знаю. А умные люди, умнее нас с тобой, в свое время решили засекретить. И я думаю, что были у них и другие еще резоны.

– А почему внутри службы все засекречено? Ну, например, мы знаем только членов своего отряда…

– Ну, это просто, дорогой. Мог бы и сообразить. Это по принципу меньше знаешь – лучше спишь.

Я кивнул. В конце концов, каждый из нас рискует оказаться в руках сагона, гораздо больше, чем обычный эстарг. А в такой ситуации, конечно, лучше поменьше знать.