Экономическая теория. Часть 3. Глобализация и социализм

Когда неоклассики говорят о равновесии, то они не имеют в виду эти пропорции. Для них равновесие означает соотношение между совокупным спросом и совокупным предложением во всём общественном производстве. Между тем, надеяться на то, что «рука» рынка, конкуренция и отпущенные в свободное плавание цены обеспечат пропорциональность по всему фронту экономики ошибочно. Исторический опыт капитализма показывает, что здесь всегда царствует диспропорциональность, которая в конечном итоге приводит к нарушению равновесия между спросом и предложением в экономике в целом.

Что же в этом случае предлагает экономическая теория и что наработано практическим опытом в различных странах мира? Весьма странно, но руководители государств, увлечённые теориями рыночных фундаменталистов, не замечают глубокие теоретические проработки, предлагающие регулирование экономики в условиях широкого использования рыночных методов. Первыми были советские экономисты, предложившие балансовый метод планирования в 20-е гг. в условиях новой экономической политики (НЭП), когда в экономике были представлены капиталистический и мелкотоварный сектора и широко использовались рыночные методы ведения хозяйства. Затем будущий нобелевский лауреат В. Леонтьев на основе этих же наработок предложил методы регулирования воспроизводства применительно к западной капиталистической экономике, получившей наименование концепции «затраты-выпуск». Описанная в предыдущей теме система национальных счетов (СНС), настойчиво прорабатываемая учёными при ООН, по сути дела также является системой балансов, при помощи которых можно регулировать общественное производство, поддерживая необходимую пропорциональность.

В практике в свою очередь также наработан богатейший опыт регулирования воспроизводственного процесса в части достижения пропорциональности. Разумеется, это, – прежде всего опыт советской экономики в течение 70 лет, когда использовалось директивное планирование, воспринятое во всём мире и адаптированное к условиям капиталистического рынка как индикативное планирование. Примечателен опыт капиталистической Японии, которая начинала регулировать пропорциональность с участием В. Леонтьева, а затем перенявшая балансовый метод планирования из СССР. Регулирование воспроизводства, в т. ч. с использованием методов директивного и индикативного планирования, осуществляется практически во всех странах Европы. Этими методами не удаётся избегать экономических кризисов, но то, что они становятся менее разрушительными, это очевидно. Во всяком случае, такая катастрофа, какая случилась с экономикой России при применении монетаристских методов, этим странам никогда не грозила. Благоразумие и экономический расчёт всегда берут вверх над политическим авантюризмом и экономической безграмотностью.

Регулирование и планирование воспроизводства в указанных странах осуществляется по объёмам и пропорциям товаров и услуг в их натурально-вещественной форме с учётом тщательно изучаемых общественных потребностей. Без строго учёта потребностей никакое регулирование и планирование невозможно. Через потребности субъектов регулированию поддаётся управление человеческим фактором. В общенациональном масштабе регулирование пропорциональности сводится к регулированию и планированию взаимодействия человеческого и вещественного факторов общественного производства как целого. Теоретические дебаты о пропорциональности без привязки обсуждаемых проблем к практике хозяйствования ничего позитивного дать не может ни для самой теории, и тем более, для реальной экономики.

Избежать общих рассуждений о равновесии, пропорциональности, цикличности и кризисах можно только рассматривая конкретно воспроизводство человеческого и вещественного факторов. Без анализа воспроизводственного процесса и его противоречий постановка в теории актуальных вопросов роста экономики в бескризисном режиме бессмысленна. Рост – это форма противоречивого и расширенного воспроизводства факторов производства. При этом речь должна идти о пропорциональности или, наоборот, о диспропорциональности между факторами, а также внутри каждого фактора. Эти процессы не могут протекать без глубоких противоречий, присущих всякому процессу развития.

Основной теоретический миф о воспроизводстве человеческого фактора при капитализме

Пропорциональности или, по маржиналистски, равновесия в экономике быть не может в виду непропорционального соотношения человеческого фактора (живого труда) и используемого вещественного фактора (средств производства). В основе циклов и кризисов в экономике и социальной жизни общества лежат глубокие противоречия между двумя факторами производства, а также внутренние противоречия, присущие развитию каждого фактора в отдельности. Неоклассическая теория предлагает достигать общего равновесия за счёт совершенной конкуренции и свободного ценообразования. Особое значение придаётся свободной цене, равной цене предельного (последнего) продукта-товара. Вот как, например, маржиналисты предлагают достигать равновесия в воспроизводстве рабочей силы. Считается, что предельная цена обеспечивает справедливое вознаграждение факторов производства, в т. ч. труда. В частности, полагается, что заработная плата как «предельный продукт» всегда равна предельной тяжести труда. У многих неоклассиков, в т. ч. в современных «Экономиксах» можно прочитать такие рассуждения: «Если я работаю за назначенную работодателем плату, то это означает, что полезность благ, которые я могу получить за единицу вознаграждения, равна тяжести моего труда за то время, которое требуется, чтобы это вознаграждение заработать. Но если тяжесть труда оказывается выше полученной мною зарплаты, то в соответствии с принципом предельной полезности я отказываюсь от такой работы и ищу другую, в которой оплата будет соответствовать тяжести труда». Эти рассуждения настолько примитивны, насколько же и циничны! Циничность становится очевидной, если принять во внимание, что эти теоретики в своих рассуждениях о соотношении спроса и предложения на рынке труда живых людей приравнивают к вещам. Для них спрос на рабочую силу и товары подчиняются якобы одним и тем же законам. С помощью таких рассуждений авторы «Экономиксов» оправдывают так называемые добровольную безработицу и «естественную» безработицу. Спрос и предложение рабочей силы, по мнению неоклассиков, обеспечивает общее равновесие между факторами производства в капиталистическом воспроизводстве в целом.

Теория напоминает сказочку про Алису из «страны чудес». Капитализму присуща хроническая безработица, которая из десятилетия в десятилетие возрастает. В буржуазном обществе много пауперов, которые хотели бы иметь работу. Капитализм с интервалом в 5–7 лет сотрясают экономические и прочие кризисы, когда резко сокращается производство и найм рабочей силы. И вот в этих условиях распространяются мифы об общем равновесии. Кто же в этих условиях рискнёт искать новое место работы, где вознаграждение за труд соответствовало бы тяжести труда? А кто и как измеряет тяжесть труда и определяет соответствие между тяжестью и вознаграждением?

Кейнс отказывает в правомерности такой теории и такого равновесия. Он отмечает: «Предложение труда не является функцией только реальной заработной платы… Работники обычно противятся сокращению денежной заработной платы, но они не прекращают работы (выделено автором. – Ю.Ч.) всякий раз, когда поднимаются цены товаров, приобретаемых на заработную плату» (Кейнс Дж. Избранные произведения. М., Экономика, 1993. С. 208). Таким образом, он отвергает идею, что свободное ценообразование на рабочую силу позволяет достигать равновесия между факторами производства. Это противоречие невозможно разрешить в рамках частнокапиталистического присвоения.

Российскими «реформаторами» один к одному была взята именно эта теория. Однако результат был получен совершенно противоположный заявленному результату. В России одновременно снижалась как заработная плата, так и занятость, регулируемые новыми хозяевами производства. Если бы величина заработной платы зависела от предельной тяжести труда, то в виду несоответствия одного другому на российских предприятиях все наёмные работники должны были бы покинуть свои рабочие места. На самом же деле, работники продолжают работать и соглашаются буквально на унизительные для человека труда условия работы. Все россияне это хорошо знают, месяцами не получая зарплату вовсе. Неоклассическая теория была посрамлена практикой. Она, действительно, оказалось сказкой.

Краткий экскурс в теорию воспроизводства человеческого фактора

Хотелось бы предупредить читателя, что автор вынужден рассмотреть обозначенный в подзаголовке вопрос. Дело в том, что теории общего равновесия подкрепляются многочисленными другими теориями, усиливающими аргументацию наличия общего равновесия при капитализме. Со стороны анализа человеческого фактора привлекаются теории предельной полезности, «экономического человека» с его мотивами деятельности, теории максимизирующей и процедурной полезности и т. п.

«Экономиксы» и некоторые российские учебники буквально напичканы этими теориями. Хочешь, не хочешь, а знать их надо. Кроме того, их необходимо оценивать на предмет практической значимости.

Неоклассические теории концепции воспроизводства «экономического человека» восходят к философии и политической экономии Юма и Бентама. Согласно этим теориям, человек одержим лишь одной страстью к личной выгоде (утилитаризм) и потому вынужден в постоянной погоне за жизненными благами и удовольствиями (гедонизм) постоянно работать и создавать блага на пользу себе и частному собственнику.

«Экономический человек» в теории свободного рынка, – с сарказмом пишет английский социолог У. Хиттон, – является аморальным человеком. Он потомок первобытного дикаря… Рациональный «экономический человек» существует, чтобы потреблять и предаваться своим удовольствиям. Для насыщения своих желаний он должен добывать продовольствие, охотиться и заниматься собирательством. Он обменивается с другими первобытными дикарями, которые доставляют свою охотничью добычу и плоды собирательства на местный рынок. Относительные цены всех продуктов отражают их меняющиеся количества и изменчивый спрос. «Дикари» будут торговать друг с другом до тех пор, пока каждый не получит набор благ, удовлетворяющих его нужды в точном соответствии с покупательной способностью товаров, которыми он располагает для обмена» (Hutton W. The State We’re in London, 1996. Vintage).

Под дикарем Hutton разумеет современного «экономического человека». Как же он прав, когда смотришь на российских «новых русских». Только термин «собирательства» должен быть заменен на понятие «обдирательства». Утверждение, что человек как всякое животное существо должен стремиться к удовлетворению своих материальных потребностей, является банальностью. Это действительно так. Здесь же речь идёт о том, что у «экономического человека» безудержное стремление к ненасытной жажде иметь, во что бы то ни стало, выгоду становится смыслом всей жизни и во времени, и в пространстве. А вот это делает homo sapiens уже не человеком, а животным.

Из такого понимания сущности человека у неоклассиков выросли теории «предельной полезности» и «предельной субъективной ценности». Господство частнокапиталистической собственности, – этого основного экономического отношения буржуазного общества, – сужает «предельную полезность» до удовлетворения потребностей только собственниками вещественного фактора производства и производимого всем обществом продукта. Отсюда становится понятно, почему в буржуазном обществе забывают о человеке труда или относятся к нему с узаконенным пренебрежением.

В России в период капитализации это пренебрежение выразилось в оскорбительных определениях людей труда. Их стали называть «совками» и «быдло», «охлосом» и «бедными», «бомжами» и «средним классом», «мигрантами» и «гостарбайтерами» и т. д. Уважаемые молодые люди, все «быдло» и «арбайтеры» – это бывшие равноправные граждане некогда великой державы, соотечественники ваших отцов и матерей.

В наши дни усиленно делаются попытки найти какие-то «объективные причины» терроризма, разгула преступности, кровопролитной гражданской войны на территории многих бывших советских республик, включая юг Российской Федерации. Но причины очевидны. современные теории «экономического человека» и «предельной полезности» в сочетании с теориями либерального рынка и свободы по-буржуазному, в соответствии с принципом обратной связи, начинают стрелять из автоматов, убивать в московском метро, мучить людей в собственных квартирах, убивать на работе и службе в правоохранительных органах и армии и т. п.

Начало всех социальных противоречий – в господстве частнокапиталистической собственности. Если кто-то назовет более «глубокие» и более «объективные» причины трагедии, которую переживают народы бывшей страны Советов, мы готовы выслушать. Если кто-то посчитает, что отмеченные процессы никакого отношения к воспроизводству человеческого фактора не имеют, то будет глубокая ошибка.

Для наукообразного сикофанта, действительно, эти процессы кажутся далекими от этих теорий. В реальной жизни власть имущие и власть имеющие, руководствуясь в своей практической деятельности теми или иными теориями, либо возвеличивают избранных VIP-персон, либо угнетают людей и уничтожают их в массовом количестве голодом, войнами и т. п. Примеров последнего слишком много, чтобы приводить конкретную статистику. Совершенно очевидно, что сами люди не хотят уничтожать друг друга, тем более в массовых масштабах. В подобных актах, если они совершаются, их кто-то направляет. Кто? Вот об этом и следует размышлять молодым людям. Автор учебного курса не навязывает своё понимание проблемы. Делайте вывод сами.

Надежды на «максимизирующую рациональность»

После Великой депрессии 30-х гг. в неоклассике постепенно стало формироваться новое направление в теоретическом объяснении общего равновесия. Вначале это направление получило название максимизирующей рациональности. В наши дни эта теория перерастает в модель процедурной полезности. Для студентов эта мудрёность, естественно, будет непонятна. Но что поделать! В каждом из «Экономиксов» и многих российских учебниках придётся встречаться с различными теориями этих направлений. Зазубривать не следует, надо попытаться понять их. Более того, следует знать, что авторы некоторых теорий стали лауреатами премии памяти Нобеля.

Теория максимизирующей рациональности вышла непосредственно из неоклассических теорий «невидимой руки» рынка, предельной полезности и субъективной ценности (стоимости). Авторы теории рациональности утверждают, что с древности каждый человек избирает наиболее выгодный себе способ своих действий, своего воспроизводства и воспроизводства себе подобных. По мнению авторов подобных теорий, рациональность становится основой жизни общества, обеспечивает равновесие и спасает от разрушения.

Общим знаменателем такой рациональности выступает якобы максимизация полезности для всего общества. Провозглашается такой принцип: если что-то полезно и рационально для индивида, то это же якобы рационально и для всего общества. Составной частью подобной модели общества и, в частности, экономики является теоретическое допущение о безграничных информационных и вычислительных способностях человека, позволяющих ему в самых критических ситуациях в условиях свободного рынка принимать единственно верные для себя и для общества рациональные решения. Субъекты рыночных отношений авторами теорий изображаются в качестве неких ходячих исследовательских центров, способных всё знать и уметь и прежде все в манипуляциях с ценами на рынке. Если читатель внимательно пролистает «Экономиксы», изданные в Российской Федерации, то он обнаружит именно такого человека, своего рода рыночную ходячую энциклопедию. То же самое можно видеть и слышать в СМИ современной России. Постоянно мелькающие на экранах ТВ предприниматели (к сожалению, не из числа производителей благ) на все вопросы о мотивах своих действий или уровне цен на рынке, всегда отвечают стандартно – они хорошо знают рынок и им лучше знать, какие должны быть цены. Ну, прямо-таки «гиганты мысли и отцы русской демократии» (это из Ильфа и Петрова). Всем остальным следует доверяться якобы только им.

На самом же деле и теоретически, и практически их «рациональность» базируется на весьма шатком и узком основании – на эгоизме «экономического человека» и, более того, на эгоизме очень узкого круга лиц, в основном из числа продавцов. Для этих лиц рационально то, что рационально для них. Рациональность общественного не выделяется в качестве самостоятельного объекта научного исследования и, естественно, не рассматривается как практическая мера. Разве можно считать, что при приватизации государственного имущества вначале в СССР, а потом в странах СНГ учитывали общественные или хотя бы государственные интересы? Нет, конечно! Так «чистая теория» об «экономическом человеке» на практике превратилась в разгром некогда огромной экономики.

Однако присмотримся всё-таки к аргументам авторов теорий рациональности. Утверждается, что если торжествует рациональность в отношении индивида, то она якобы становится достоянием всего общества. Это глубокое заблуждение. Этому есть два опровержения.

Во-первых, в обществе существует ОРТ, каждый член общества может быть собственником или несобственником, чем-то отличаться один от другого физически или по профессиональным качествам, иметь разные цели и т. п.? Всё это с неизбежностью предполагает разные субъективные оценки рациональности одних и тех же актов, действий, решений и т. п. Всегда в обществе между интересами социально-экономических субъектов существуют противоречия. Об естественных или диалектических противоречиях говорилось в одной из первых тем учебного курса. Всё это свидетельствует, что одинаковой рациональности для всех в обществе быть не может. За место «под солнцем» человеку в буржуазном обществе надо жестоко бороться. Тут уже не до рациональности.

Во-вторых, рациональность для каждого из членов общества, если она в чём-то достигнута, не даёт рациональности во всём обществе. Каждая горошина в мешке с горохом в отношении рациональности безупречна. Однако, как целое, мешок с горохом не рационален. Стоит его развязать, как горошины уплывут в разные стороны. Чтобы появилась общественная рациональность, необходимо каждого индивида сделать частицей рациональности общества. А это означает, что в основании общественного устройства интересы индивида и общества должны совпадать и не обособляться в антагонизмы.

В буржуазном обществе при господстве частнокапиталистической собственности нет такого общественного института, который бы из мешка с горохом делал одну большую «горошину». Наоборот, при социализме такая возможность есть. Общенародная (государственная) собственность на вещественный фактор производства и производимую продукцию увязывает рациональность каждого индивида с рациональностью всего общества. В этих условиях и экономическая теория о социалистических формах собственности не становится голой научной абстракцией, а отражает практику.

Второй теоретический подход наряду с минимизацией рациональности в поведении социально-экономических субъектов капиталистического рынка обозначается как процедурная рациональность. При этом имеется в виду, что буржуазное общество приобретает стабильность, если каждый субъект придерживается в своём поведении определённых правил, традиций, норм поведения и т. д. Эти теории развивают современные маржиналисты, но они в значительной степени позаимствованы и являются компромиссом с институционалистами, о взглядах которых в учебном курсе неоднократно говорилось. Из этих теорий делаются выводы о необходимости и фактически имеющей быть в реальности устойчивости механизма капиталистического воспроизводства во всех его составляющих частях, в т. ч. и в человеческих отношениях.

Отрицать полностью такую устойчивость буржуазного общества было бы неправильным. Капитализм существует на планете около четырех столетий. Не малую роль в этом сыграли устоявшиеся правила и нормы поведения, закреплённые буржуазным государством в качестве законов. На этой устойчивости настаивал Дж. Кейнс-младший, подсказывая своей теорией, как её следует достигать. Но вот посткейнсианцы, обобщая опыт постоянных экономических и социальных кризисов после Второй мировой войны, настаивают уже на ином.

Во-первых, они отрицают всесилие «экономического человека» в понимании социально-экономических процессов в буржуазном обществе и утверждают, что его знания, наоборот, ограничены и потому выдвигают тезис о фундаментальной неопределённости капитализма, в особенности в отношении будущего.

Во-вторых, неокейнсианцы рассматривают поведение социально-экономических субъектов не только как рациональное, но и как иррациональное для результатов капиталистического воспроизводства. По их мнению, иррациональность ведёт к конфликтам и противоречиям между субъектами, что формирует ситуацию внутренней неустойчивости капитализма. Конечно, неокейнсианцы не делают и не могут делать вывод о исторически проходящем характере капитализма. Тогда они становились бы марксистами. Они доказывают, что путём постоянного воздействия на процесс воспроизводства в нужном направлении и перевода капитализма в устойчивое состояние, в т. ч. через различные процедурные меры (как у врачей в процедурном кабинете) можно продлять его существование до бесконечности, не осознавая, что ничего вечного в этом мире нет.

Капиталистическая рационализация и развитие цивилизаций

Принцип капиталистической рациональности не правильно рассматривать утилитарно, только как принцип поведения «экономического человека». Из экономики этот принцип распространяется на всю западную цивилизацию. На таком принципе не может строиться восточная, мусульманская или русская цивилизации. Любая цивилизация – это замкнутая экономическая и духовная общность, развивающаяся по собственной шкале координат.

Шкала ценностей общества, построенного на рационализме по-буржуазному, базируется на преобладании материального блага над духовным благом, индивидуального интереса над соборным интересом, потребления над созидательным трудом, стяжательства над человеколюбием, жажды наживы над благотворительностью. Эта шкала ценностей была абсолютно неприемлема для бывшей советской цивилизации и не ложится на народную душу нынешней России. Смысл горбачёвской перестройки и последующих реформ как раз и сводился к тому, чтобы сломать соборный и коллективистский хребет России и заставить бывший советский народ руководствоваться только принципами максимизирующей рациональности покапиталистически. Думается, что в конечном итоге такое сделать не удастся, как это было уже не раз в истории великого народа.

Планирование – эффективный путь достижения общественной рациональности

Перелагая в учебном пособии критику моделей о максимизирующей полезности и процедурной рациональности со стороны ряда западных учёных, можно лишь удивляться позиции большинства российских б.у. марксистов, поющих аллилуйя этим моделям. А уж о практических шагах, так называемых реформаторов российского общества, и говорить не приходиться. У них взгляд всегда один и всегда направлен в одну точку: «Капитализм с его стяжательством – это лучше, чем общественные интересы».

Представляется, что из двух подходов о фундаментальной неопределённости и внутренней неустойчивости капитализма для характеристики современной российской практики более всего подходит второй подход с уточнением со стороны посткейнсианцев, отмеченного чуть ранее. И это только, если обязательно учитывать, что капитализм в современной России уже реальность и перспективы социализма пока просматриваются слабо. Российский капитал в экономике и социальной сфере в части внутренней неустойчивости должен накопить диалектическую меру противоречий, чтобы сломать себе шею.

В то же самое время многие западные критики концепции рациональности ставят вопрос следующим образом. Если в буржуазном обществе индивид всегда рационален и это составляет фундаментальную основу общества и всегда находит единственно верные решения, то почему это не могут делать координирующие и планирующие общественно-экономические центры? Куда исчезает рациональность, когда она обращается на достижение не только частных интересов, но и коллективных, государственных и т. п.? Именно с позиций частного интереса большинство буржуазных теоретиков признаёт социализм исторически неадекватной общественно-экономической формацией?

Ряд западных экономистов считает, что рациональность на уровне общества не адекватна рациональности на уровне индивидов. Правда, социализм они при этом не имеют в виду. Их волнует судьба капитализма. В России тоже капитализм, поэтому взгляды этих учёных нам небезынтересны. Уже упоминавшийся в учебном курсе лауреат премии памяти Нобеля К. Дж. Эрроу (США, 1921 г.р.) считает, что рациональность должна поддерживаться не только для индивида, но и для общества. Он пишет: «В действительности для построения теории экономического поведения на основе рациональности необходимо допустить нечто большее, а именно, что рациональность всех агентов должна быть общим знанием (common knowledge). Именно рациональность и знание рациональности является социальным, а не только индивидуальным явлением» (Arrow K. Economic theory and the hypothesis of rationality // The New Palgrave a dictionary of Economics. 1998. Macmillan Reference LTD. Vol. 2. P. 72). Правда, нобелевский лауреат не указывает на экономическую основу «общественной» или как пишет «социальной» рациональности. Вместе с тем, он чётко фиксирует, что там, где рациональность доступна планирующему общественно-политическому центру, рыночная стихия преодолевается и «невидимая рука» становится даже очень видимой.

Почему бы не прислушаться к мнению нобелевского лауреата нашим отечественным капитализаторам и не восстановить планирующий центр в России, как это сделано по опыту СССР в Японии, Китае, Вьетнаме, во многих европейских странах. Совершенно очевидно, что К. Эрроу, являясь одним из самых авторитетных лауреатов премии Нобеля, учитывал опыт социалистического планирования, не переставая быть приверженцем американского капитализма.

Планирование – это метод достижения рациональности в воспроизводстве факторов производства в масштабах всего общества. При этом речь идёт о планировании безотносительно к социализму или капитализму. Планирование – веление истории. Впоследствии в учебном курсе будут приведены конкретные данные в качестве доказательства, что социалистическая плановая экономика была в части рациональности для каждого индивида более эффективной, чем современная стихийно-рыночная. Здесь же следует ещё раз засвидетельствовать, что от советской экономической науки в наследство реформаторам достались фундаментальные разработки о методах планирования экономики, как на уровне предприятий, так и в масштабах макроэкономики. Не утрачен пока что и исторический опыт планирования.

Разумеется, организовывать планирование трудно. Но вот что удивительно, число чиновников на душу населения по сравнению со всем СССР возросло более чем в пять раз. В советское время чиновники не только исполняли властные функции, но и управляли экономикой, в т. ч. реализовывали планы развития экономики на подконтрольных территориях. Что делают чиновники в наше время и почему их стало гораздо больше? Ведь функции управления экономикой отошли к частным собственникам. Безделье чиновников стало ускорителем коррупционных процессов в обществе. Человеку при деле некогда и не имеет смысла разрабатывать и осуществлять какие-то коррупционные схемы. А когда делать нечего, то, как заявлял в перестроечное время один из членов Политбюро ЦК КПСС, «так чертовски хочется поработать». Правда, в буржуазной России термин «поработать» заменен на «подзаработать». Именно это выражение отвечает теоретической концепции рациональности «экономического человека» в современной России.

В любом обществе ничего случайного не происходит. Коррупция – это следствие «рациональности» «экономического человека» по-капиталистически. Коррупция будет сопровождать человечество до тех пор, пока жизнь общества будет выстраиваться по рецептам либерально-рыночных фундаменталистов в соответствии с частнособственническим эгоизмом капиталистических «рационализаторов». В советское время рационализаторами называли изобретателей на предприятиях – людей практического дела. Теперь «рационализаторы» тоже люди дела, но именуют их уже по-другому – бизнесмены. Рационализатор-бизнесмен – это «homo economicus», – центральная фигура буржуазного общества. Человек труда как рационализатор настоящего дела отправлен в отставку. Солью общества стали не люди труда, а люди, умеющие делать деньги из воздуха.

В этом месте автор, в который уже раз, вынужден обратиться к рассуждениям о банальных вещах. Кому-то может показаться, что высказанные суждения ни к экономической теории, ни тем более к воспроизводству человеческого фактора, не имеют никакого отношения. Автор был бы рад, если дело обстояло именно так. Однако это тот случай, когда теория становится определяющей основой всего общественного уклада жизни и уклад этот не благополучен.