Невезуха на все сто

«Может, встать и проверить, дали свет или нет? — забрезжило в глубине моего сознания. — А-а-а, черт с ним, что это изменит?» — Я снова провалилась в душную бездонную яму.

Второе пробуждение было ужаснее первого, потому что при ярком свете дня все мои ближайшие перспективы выглядели еще беспросветнее, чем накануне. Я рывком сбросила одеяло и опустила ноги на пол.

На душе было тоскливо, хоть в петлю лезь. Может, я и полезла бы, если б не Петька, гостивший у моей матери в славном городе Котове, куда и я собиралась ехать через неделю. Боже, какими прекрасными и несбыточными казались мне теперь эти простые и незамысловатые планы! Ах, как бы я хотела, чтобы все побыстрее разрешилось и желательно счастливо! Чтобы жизнь вернулась в привычную накатанную колею, пусть будет скучновато, зато спокойно. Петька, как и прежде, станет таскать двойки по математике и исправлять в дневнике оценки, а я безуспешно бороться с ним посредством истерик, перемежаемых припадками нежности и жалости. Трудно поверить, но все это вкупе с рутиной на работе теперь представлялось мне чудесным сказочным сном, запредельной розовой мечтой…

Тяжело вздохнувши встала с Петькиного диванчика и побрела на кухню, чтобы сварить себе кофе. На кухне меня и осенило. Точнее, до меня дошло то, что должно было дойти еще вчера, но дошло только сегодня. Я-то все думала о трупе, а о себе побеспокоиться забыла, хотя и должна была это сделать в первую очередь. А как насчет убийцы? Раз уж я поверила Инге, которая клянется-божится, что не убивала своего белокурого секс-гиганта, то должна бы задуматься, кто же тогда его укокошил? Ведь убийца как-то проник в мою квартиру, а значит, при желании сможет это повторить. В смысле проникнуть еще раз и… Вот именно: «и»!

Да, но как он все-таки вошел? Может, Инга забыла захлопнуть дверь? А что, такое не исключено. Выпорхнула из объятий Юриса вся разомлевшая, исполненная сладких грез… А вот еще вариант: Юрис сам открыл дверь своему убийце. Правда, в этом случае нескладуха какая-то получается. Потому что, если судить по картине, которую я застала, открыв дверь, Юрис преспокойно вернулся в постель и, вольготно расположившись в ней, стал ожидать, пока его прихлопнут. И какие отсюда выводы? Боюсь, что неутешительные. Во-первых, Юрис знал своего убийцу. И, во-вторых, убийца — женщина. В противном случае с чего бы Юрису нежиться в постели? Не кажется ли вам, что этот перст прямехонько указует на Ингу?

И наконец, версия третья, она же последняя. У киллера был свой ключ! Заметьте, свой ключ от моей квартиры! Вопрос: откуда? До сего дня ключи имелись у меня, у Инги и… И у моего бывшего мужа Генки! Что ж, рассмотрим Генкину кандидатуру на роль убийцы. Никакой критики не выдерживает. И вообще, на кой черт ему убивать Ингиного любовника? Допустим даже, он решил, что это мой любовник, но и моего ему убивать без надобности, поскольку мы давно разведены.

Значит, либо Инга, либо некий Икс. Даже не знаю, что и предпочесть. Тем более что и в первом, и во втором случае крайняя все равно я. Хотя как посмотреть. Если убийца все-таки Инга, я теряю, несомненно, больше. И подругу, и веру в человечество, и… В общем, пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы подсчитать. Но и Икс не подарок. Раз уж он вошел в мою квартиру однажды, то кто ему помешает сделать это во второй раз? Следовательно, оставаться в квартире опасно. А деваться-то куда? Конечно, можно поехать к матери в Котов, как я и собиралась, но все равно придется вернуться, и не позднее первого сентября. А как СЮДА возвращаться? С ПЕТЬКОЙ! В ЭТУ квартиру!

И вдруг: дз-зынь! Меня будто кипятком ошпарило. Дзынь — это дверной звонок. Значит, дали свет. Того и гляди лифт заработает, если еще не заработал. Да нет, пока вроде не слышно. Ой ты, боженьки мои, о чем это я, ведь звонят, в дверь ко мне звонят!

Глава 6

— Ну наконец-то, — пробормотала я и даже не стала интересоваться, кто там, за дверью. Потому что и так знала. Быстро же они меня вычислили, ничего не скажешь, даром что двоечники, как Инга говорит. Инга… Уж кто бы рассуждал, у самой в аттестате разъединая четверка, и та по пению, остальные тройки. Ну, от моих-то пятерок тоже невелика радость, положим, особенно при нонешних раскладах.

Ну вот, опять звонок. Поторапливают. А если не открывать? Интересно, выломают они дверь или нет? А что, можно проверить. Жалко, у меня берданки не завалялось, а то еще можно отстреливаться до последнего патрона, с воодушевлением выкрикивая:

«Врешь, не возьмешь!» Да, берданки нет, зато есть десятка полтора Петькиных пластмассовых пистолетов и еще рогатка, хорошая такая, добротная.

Шутки шутками, а дверь рано или поздно открыть придется, так чего ж тянуть. Но прежде хорошо бы одеться и причесаться. Не хочу, чтобы меня выводили из дома в халате и тапках на босу ногу. Да, но что мне надеть? Что-нибудь теплое и практичное. В Бутырке, говорят, сырость и сквозняки. Но почему же меня так сразу и в Бутырку? Что я, рецидивистка какая-нибудь? Как же, станут они разбираться, а пока суд да дело, я уже схвачу двухстороннюю пневмонию. Та-ак, где мой лыжный костюм? Последний раз я его видела, кажется, на антресолях. Опять звонят! Смотри, какие прыткие, видать, не терпится им медаль на грудь схватить за поимку особо опасной преступницы. Ничего, подождут. Сначала я облачусь.

Рассуждая таким образом, я слетала на кухню за табуретом. Извлекла из антресольных завалов лыжный костюм, старый, но вполне приличный. Разве что слегка отдающий нафталином. На эту операцию я потратила секунд двадцать. Еще столько же у меня ушло на то, чтобы побросать в пакет самое необходимое — зубную щетку, мыло, смену белья. Туда же после непродолжительного размышления полетела и пачка купленного накануне печенья. Еще неизвестно, когда меня поставят на полное довольствие. Ну вот, теперь все. Я посмотрелась в зеркало, дрожащей рукой пригладила растрепавшиеся волосы и распахнула дверь. Выяснилось, что за мной прислали всего лишь одного милиционера, и того в штатском. Не исключено, что этажом ниже его подстраховывал целый спецназ, это мне неведомо, а за моей дверью отирался всего лишь щуплый сморчок, ростом… как бы не соврать… ну примерно мне по ухо. К тому же весьма непрезентабельной внешности: маленькие глазки, крючковатый нос, зализанные на косой пробор редкие волосы. Одет он был, правда, прилично: в светлые летние брюки и голубую рубашку с коротким рукавом.

Да, чуть не забыла. В одной руке он держал обычный пластиковый пакет, другую протянул, чтобы в очередной раз нажать на кнопку звонка, но, увидев меня, руку сразу отдернул. Я еще подумала, что на милиционера он не похож. Во всяком случае, на первый взгляд. Скорее уж на страхового агента. Или лектора общества «Знание». Теперь-то эта легендарная организация давно почила в бозе, но на заре туманной юности мне приходилось сталкиваться с ее представителями, отличавшимися поразительной невзрачностью. Думаю, специально таких бесцветных подбирали, чтобы у слушателей не было лишнего повода отвлечься от лекции.

— Чижова Татьяна Петровна? — уточнил милиционер с внешностью страхового агента и грустно улыбнулся. — Рад, что застал вас!

Я его радости не разделяла, просто стояла и ждала, что последует за таким нетрадиционным вступлением. Нет, каков, вы только подумайте! «Рад, что застал вас»! Надо же, какой хитрый отвлекающий маневр! Небось всем околотком придумывали, как меня, такую опасную рецидивистку, взять половчее, чтобы, так сказать, обойтись без ненужных жертв.

— Да, я Чижова Татьяна Петровна, — не стала я отпираться. А какой смысл? Пусть побыстрее выкладывает ордер на арест или что там у него. Не нужны мне эти «кошки-мышки», заходы издалека и прочий психологизм.

— А я… я, собственно… — Милиционер почему-то смутился. Надо же, какой застенчивый, даже не верится. — Я, видите ли, племянник тети Любы, в Москве проездом…

— Кто-кто? — Мне показалось, я ослышалась. — Какой тети вы племянник?

Невзрачный милиционер опять улыбнулся, еще печальнее, чем в первый раз:

— Извините, кажется, я глупость сморозил. Тетя Люба — это двоюродная сестра вашего папы, а я ее внучатый племянник по отцовской линии.

— По какой линии? — Я тщилась проникнуть в смысл вышесказанного, да все никак. Просто мозги расплавлялись. Ну и хитро же завернул, мерзавец.

— Запутал вас, да? — ласково осведомился странный милиционер. — Я понимаю, когда к тебе так вламываются с утра и начинают объяснять…

Ага, понимает он. Зато я ни бельмеса не понимаю.

— А вы уверены, что мы с вами в родственных отношениях? — решила я его поддержать. Дала, так сказать, понять, что оценила его тонкий милицейский юмор. Глядишь, подобрее будет на допросах-то.

А этот хитрован и глазом не моргнул.

— Ну… Родство у нас, конечно, очень отдаленное, можно даже сказать, номинальное, но все равно, ближе вас у меня в Москве никого нет.

Во дает, бедный родственник! Ему бы в художественную самодеятельность. Ну и ладно, ну и хорошо, еще поиграем, если ему так хочется.

— Вам что, ночевать негде?

— Нет, что вы… Дело не в этом. — Хитрый опер очень натурально зарделся. — Я же проездом, уже сегодня вечером сяду на поезд… Просто хотел познакомиться, посмотреть, как вы тут живете. Вообще-то я в Котов еду. Могу что-нибудь передать, если надо…

Ага, он уже и про Котов знает. Успел, выходит, навести справки. Как же это у них называется?.. А, вспомнила: ориентировка! Небось уже весь Котов запросами забросал. Кстати, рассказывала я вам про Котов или нет? Ладно, если и повторюсь, то не грех. Поясняю: Котов — это город моего детства, родные пенаты, которые мы с Ингой покинули без особых сожалений на второй день после выпускного бала. Пустились в путь за счастьем, казавшимся нам тогда таким близким, ну просто рукой подать, со временем, однако, обретшим дурную привычку все более отдаляться, а иногда и сливаться с линией горизонта.

— Я налегке еду, так что лишняя сумка меня не обременит, — выдал опер очередную порцию милицейского юмора.

— Большое спасибо, вы так любезны, не смею вас утруждать, — проворчала я, старательно отводя глаза.

— Ну раз так, то я пошел, пожалуй. — Милиционер вдруг поскучнел, и печальную улыбку с его лица будто ластиком стерли. — Приятно было познакомиться.

А ведь и взаправду пошел. Втянул голову в плечи и потрюхал вниз по ступенькам, а я так и застыла с открытым ртом. Ну и как это прикажете понимать? Так он и в самом деле не милиционер, а этот… внучатый племянник тети Любы? Кстати, что еще за тетя Люба такая, что-то не припомню, хотя вот так сразу и не откажусь. Да и вы не откажетесь, потому что, если как следует почесать темечко, тетя Люба у каждого в роду отыщется. Какая-нибудь толстая, с бородавкой на носу, с идиотской привычкой носить мужские носки И липкими потными объятиями. Или, наоборот, жилистая, с вечно поджатыми тонкими губами, острым орлиным взором и парой-тройкой висящих по бокам горластых внуков.

Пока я соображала что к чему, теткин племянник успел дошаркать до третьего этажа. Мне даже пришлось через перила перегнуться, чтобы его окликнуть:

— Эй! Куда же вы? Вы даже не сказали, как вас зовут!

Мой новоявленный родственник остановился, запрокинул голову и сказал:

— Отто. Меня зовут Отто.

Ни фига себе: Отто! Ну и родственники у меня, даром что седьмая вода на киселе, если не восьмая или девятая. Видать, папа с мамой у этого Отто с большой фантазией. Интересно, какая у него фамилия? Вот будет смеху, если, например, Сидоров. А что, когда-то я знавала Франческу Калабашкину. И чего далеко ходить? Взять ту же Ингу. До замужества она была Прокопчик, а сейчас Сусанян. Кстати, Инга Сусанян еще куда ни шло, в отличие от Инги Прокопчик.

— Необычное у вас имя, — не удержалась я от комментария.

— Точно, легко запоминается. — Теткин племянник так и стоял, запрокинув голову, в ожидании дальнейших распоряжений с моей стороны.

Мне стало немного жаль его. Что он обо мне подумает? Небось еще обидчив, как все провинциалы, наговорит про меня своей тетке, которую я и в глаза не видела, чего-нибудь не слишком лестного.

— Хотите чаю? — спросила я.

— Большое спасибо, вы таклюбезны, не смею вас утруждать. — Теткин племянник повторил мою же тарабарщину. Похоже, в глубине души он все же затаил на меня обиду за неласковый прием.

— Да ладно вам, не сердитесь. Это я так, спросонья. — Я не сводила взгляда с зависшего лифта, в душной утробе которого томился наш с Ингой покойник и ждал своего часа. Когда наконец лифт заработает, «счастливчику», вызвавшему его первым, откроется страшная картина.

— Идите же, идите же сюда! — позвала я своего новоявленного родственника со всем возможным радушием.

— Ну хорошо. — Невзрачный человечек с экзотическим именем пожал щуплыми плечами и послушно потопал вверх.

Я отступила в глубь прихожей, теткин племянник мышкой прошмыгнул в дверь и заозирался.

— Прошу вас на кухню, — пригласила я, — а то в комнатах у меня беспорядок.

— Ничего, ничего, — пробормотал теткин племянник и скромно устроился на табурете.

Я без всякого энтузиазма метала на стол все, что у меня было, — печенье, варенье, масло и ветчину, — не переставая прислушиваться к тому, что происходило за стенами моей квартиры, и с ужасом ожидая, когда в утреннюю тишину ворвется чей-то вопль. Это будет означать, что лифт заработал и кто-то увидел мертвого Юриса, завернутого в мое махровое покрывало в дельфинах.

— Вы одна здесь живете? — Теткин племянник окончательно осмелел.

— Что?.. Одна… То есть с сыном, — рассеянно молвила я, целиком и полностью сосредоточенная на злосчастном лифте. — Он сейчас у бабушки. Ну… у моей мамы в Котове.

— А папа ваш, я слышал, уже умер? — Теткин племянник чинно-благородно помешивал ложечкой чай. Я вздохнула:

— Да, умер. Одиннадцать лет назад. Месяца до рождения внука не дожил. А я в честь дедушки назвала сына Петькой.

— И он сейчас в Котове, — уточнил теткин племянник. Наверное, ему больше нечего было сказать.

— А как поживает тетя Люба? — спросила я, выглядывая в кухонное окно. Внизу, у подъезда, все было как обычно. По крайней мере ни одной милицейской машины не наблюдалось.

— Тетя Люба умерла в прошлом году.

— Жаль, ведь еще не старая была, — рассеянно брякнула я первое, что пришло в голову, жадно ловя малейший шорох на лестнице.

— Да, могла бы еще и пожить. В нашем роду сто два года — не возраст. — В маленьких карих глазках провинциального племянника вспыхнула и тут же погасла задорная искорка.

— Сто два? — Я присвистнула и посмотрела на племянника тетки-долгожительницы повнимательнее, но ничего нового, а тем паче примечательного так и не узрела. — И что же, старушка была в здравом уме?

— Вполне. — Мой живой неподдельный интерес к неведомой тете Любе заметно приободрил племянника Отто. — А память у нее была просто великолепная, столько рассказывала, хоть мемуары пиши. Детали, подробности… Не тетка, а историческая энциклопедия. — Маленький человечек выдавил из себя робкий, неуверенный смешок.

— А… — Я хотела что-то сказать, но забыла, что именно, поскольку мой обостренный до предела слух уловил такой знакомый звук… Лифт! Лифт пришел в движение! Я сразу узнала это заунывное гудение, завершившееся лязганьем открывшихся дверей. Все, сейчас начнется! Если бы не свалившийся на меня нежданно-негаданно племянник тети Любы, я бы заткнула уши, только чтобы не слышать…

Прошла длинная томительная минута. За ней другая. Двери снова лязгнули, лифт натужно, как набитая углем вагонетка, пополз вверх. И никаких душераздирающих криков. Что же, никто до сих пор не заметил мертвого Юриса? Да этого просто не может быть! Не маньяки же у нас в доме живут, чтобы вот так вот запросто раскатывать с покойником в лифте, не обращая на него ни малейшего внимания!

Я очнулась и напоролась на слегка удивленный взгляд племянника Отто. Мой лыжный костюм, с запозданием сообразила я. И видок же у меня, представляю. Пришлось сочинять какую-то малоубедительную белиберду:

— Неважно себя чувствую, наверное, простудилась. Ночью была такая гроза…

— Да, гроза была сильная, — согласился теткин племянник, продолжая помешивать свой чай.

На этом месте наша беседа застопорилась. Я не знала, что сказать, теткин племянник тоже, похоже, иссяк.

— Значит, вы сегодня отправляетесь в Котов? — забарабанила я пальцами по столу.

— Да, сегодня, в Котов.

— Я тоже собираюсь туда. Через недельку.

— Может, там и увидимся? — Отто заерзал на табурете.

— Может, — кивнула я, а сама подумала:

— «Может, через неделю, а может, и никогда, потому что в моем положении что-либо загадывать наперед все равно что лечить понос касторкой».

— Ну что ж, мне пора. — Кажется, Отто уже вдосталь насладился моим обществом. — Спасибо за чай, рад был познакомиться…

— Уже уходите, так скоро? — притворно огорчилась я.

— Хочу еще погулять по Москве до поезда, да и вы неважно себя чувствуете. Извините за столь ранний визит. — Племянник Отто был сама учтивость. — Просто боялся вас не застать, как вчера.

— А вы… Вы вчера приходили? Лифт продолжал преспокойно елозить вверх-вниз, доводя меня до исступления.

— Да, около семи вечера. Позвонил — никто не открывает. Сначала хотел подождать, а потом передумал.

Еще бы, кто б тебе открыл около семи! Мертвый Юрис, что ли?

Расстались мы у заработавшего лифта. Теткин племянник смело шагнул в открывшуюся дверь и помахал мне рукой на прощание. Я выжала из себя приветливую улыбку, в то время как душа моя пребывала в смятении. Я ничего, ровным счетом ничего не понимала.

Глава 7

А вдруг труп извлекли раньше, когда я еще спала? Провели все полагающиеся в таких случаях процедуры и отбыли на Петровку? Но ведь лифт же не работал! Не работал! А пока он висел между этажами, никто не мог знать о покойнике. Господи, да как же это? Такое впечатление, что его и не было вовсе… Но ведь он был, был, я сама его видела вот этими самыми глазами! Нет, так недолго и в уме повредиться, вот что я вам скажу! Нужно самой во всем убедиться, немедленно! Я вызвала лифт, едва успевший доставить вниз племянника Отто, с твердым намерением тщательно обследовать кабинку. Там могли остаться какие-нибудь следы, например, капли крови.

Нажала на кнопку негнущимся пальцем, и лифт гостеприимно распахнул передо мной грязные, залапанные двери, я и до трех досчитать не успела. Я затрепетала и чуть не рухнула замертво, но войти в кабину не осмелилась. Силы меня покинули. Лифт немного подождал из приличия, а затем преспокойненько пополз вниз, а я все стояла и тупо пялилась на изображение мужского полового органа, старательно накарябанное на стене чьей-то неутомимой рукой с помощью гвоздя. В таком положении я пребывала довольно долго, и все это время трудяга-лифт исправно скользил то вверх, то вниз, наводя на меня священный ужас.

Наконец я нашла в себе силы и оторвала взгляд от настенной живописи. Последние, совсем уже жалкие остатки самообладания ушли у меня на то, чтобы спуститься на первый этаж, где все было так же, как и вчера, когда я возвращалась домой с авоськами, мурлыча себе под нос песенку про жаркие испанские объятия. Ничего, что бы напоминало о трупе! Бестолково поторчав посреди небольшого, провонявшего кошками холла, я снова вызвала лифт. И он снова подъехал. После секундного колебания я таки шагнула в кабину и, согнувшись в три погибели, стала изучать ее стены и пол. Крови не было.

— Чего, опять не работает? — прокашлялся кто-то за моей спиной.

Я медленно-медленно обернулась и увидела Кипарисовну, крупную мужеподобную тетку с толстыми слоновьими ногами. Эта Кипарисовна работает в нашем доме дворничихой и уборщицей одновременно, а еще ее запросто можно позвать на помощь, если вам приспичит сделать у себя генеральную уборку или небольшой ремонт своими силами. В таких случаях Кипарисовна незаменима и берет недорого. В доме нашем она появилась около года назад, местная жилищная контора за особое усердие выделила ей служебную однокомнатную квартиру на первом этаже. Говорят, она беженка из Абхазии, и имя у нее совершенно непроизносимое, впрочем, также, как и отчество. Потому-то с чьей-то легкой руки к ней и приклеилось прозвище Кипарисовна. И она на него охотно отзывается.

— Не работает, спрашиваю?.. — снова спросила Кипарисовна, продолжая обозревать мою торчащую из лифта задницу.

— Да вот вчера пуговицу от блузки потеряла, — пробормотала я дрожащим голосом.

— А какая она из себя? — заинтересовалась участливая Кипарисовна.

— Да такая, такая… — Без предварительной подготовки я вру малоубедительно. — Такая розовая с позолотой… И… и там еще в центре перламутровый камешек, а по краям блестящий ободочек… — Кажется, я увлеклась.

— Красивая, — уважительно оценила мою неуемную фантазию Кипарисовна и склонила голову набок, в задумчивости опершись на швабру. — Нет, такой не было.

— А какая была? — Я быстро провела языком по пересохшим от волнения губам.

— А никакой не было, — махнула рукой Кипарисовна, — воды много было после грозы, весь подъезд залило.

— Весь подъезд? — повторила я как завороженная.

— Ну да, ночью вон что творилось. Окно-то разбилось, вот вся вода сюда и полилась, — терпеливо, как маленькой, объяснила мне Кипарисовна.

— Я крепко спала, ничего не слышала, — сказала я, старательно поддерживая разговор. Кипарисовна не могла не знать о трупе.

— Не слышала, надо же! — удивилась Кипарисовна. — Тут так грохотало, я думала, светопреставление началось. И света не было, лифт вот только что заработал…

— Только что… — прошептала я и прикусила нижнюю губу, чтобы не заорать во всю глотку: а труп? Куда делся труп?

А Кипарисовна подхватила свою шабру.

— Ну, мне еще во дворе мести, там листьев видимо-невидимо. Но это еще что, вон возле соседнего дома два дерева свалило. А одно прямо на подъезд, ну на козырек, никто выйти не может, до сих пор пилят…

С этими словами Кипарисовна удалилась, оставив меня в состоянии тихой паники. Почему она ничего не сказала о найденном в лифте мертвеце? О сваленных в соседнем дворе деревьях вон сколько наговорила, а о трупе — ничегошеньки. Может, с нее подписку какую-нибудь взяли? О неразглашении? Сомневаюсь… Да что же тут такое творится? Хоть бери и звони в местный околоток: «Извините, пожалуйста, а вы трупа в лифте не находили?» Да куда он в конце концов делся, сквозь землю провалился, что ли?

Вихрем взлетев к себе на пятый этаж (от привычки пользоваться лифтом я, кажется, надолго избавилась), я бросилась к телефону и набрала номер Ингиного мобильного. Сонный Ингин голос возник в трубке примерно после восьмого гудка, я специально их считала, чтобы хоть немного успокоиться.

— Ну что там еще? — недовольно проворчала Инга. Можно подумать, что она уже обо всем забыла.

— Немедленно приезжай! — взвизгнула я.

— А попозже нельзя? — начала торговаться Инга.

— Попозже нельзя, — отрезала я и добавила зловещим тоном:

— Учти, я не собираюсь расхлебывать эту кашу в одиночку!

— Да еду я, еду, — с сердцем сказала Инга и отключилась.

— Вот-вот, пошевеливайся, пошевеливайся давай… — Я бросила трубку на рычаги и заметалась по квартире, обуреваемая непреодолимой жаждой деятельности, любой, неважно какой. Чувство было такое, что где-то внутри меня тикает часовой механизм, готовый сработать в любую минуту. В результате я опять перемыла полы и в комнатах, и на кухне и распахнула окна, устроив такой сквозняк, что по квартире полетели Петькины тетрадки с двойками. Потом вынесла мусор и перечистила всю обувь. А когда Инга наконец изволила заявиться, я уже разбирала многолетнюю свалку на лоджии.

— Генеральная уборка? — осведомилась она и громко зевнула. Судя по отсутствию косметики на ее лице, собиралась она в спешке.

— Наконец-то! — Я кинулась закрывать окна, чтобы наш разговор никто не подслушал.

Инга ходила за мной, поминутно зевая и охая. Явно давила на жалость. Как же, как же, я ведь подняла нашу принцессу из теплой постельки чуть ли не с петухами.

— Я даже не позавтракала, — наконец пожаловалась она. — Может, сначала перекусим? Неужели ей кусок в рот полезет? Я была непреклонна:

— Нет, сначала все обсудим!

— Ну хорошо, давай обсудим, — кивнула Инга обреченно и взгромоздилась с ногами на Петькин диванчик.

Я же, не в силах остановиться, все еще по инерции металась по комнате с тряпкой, коршуном бросаясь на немногочисленные предметы нашего с Петькой скудного интерьера, дабы вытереть умозрительную пыль.

— Короче, так… Тут такое творится… Я ничего не понимаю, ничего! Такое впечатление, что его и не было в лифте… Дворничиха и та ничего не знает! Я пытаюсь понять и не могу! Скажи, как такое может быть? Мы же с тобой оставили его в лифте? Ведь так? Значит, его должны были найти утром?.. Но у меня почему-то такое ощущение, что его не нашли… Скажи, так может быть? — Я остановилась и посмотрела на Ингу, которая подозрительно долго молчала. — Ты что молчишь?

— Я с тобой полностью согласна… — невнятно пробормотала Инга и зачмокала губами, как ребенок во сне.

Издевается она, что ли? Хуже, она не издевается, она спит!

— Эй! — Я подлетела к диванчику и огрела Ингу пыльной тряпкой. — Проснись!

Инга открыла красные, как у кролика, глаза.

— Я слушаю, слушаю… Так бы и убила ее!

— Хватит дрыхнуть, идиотка! С трупом происходит что-то непонятное!

Ингин взгляд стал более-менее осмысленным.

— Что с ним происходит?

— А то, что в лифте его нет, но шума никакого не было. В доме никакого переполоха, понятно тебе? Лифт заработал около часа назад, я сама бегала проверять… Там пусто!

— И все? — заморгала красными глазами Инга.

— А тебе мало? — До чего же я ее ненавидела в эту минуту! — Труп пропал, ты понимаешь это?

— Понимаю, — Инга клюнула носом и растянула губы в придурковатой улыбочке, — я понимаю, труп пропал…

Пришлось мне ее снова огреть тряпкой, на этот раз с большим эффектом.

— Да что ты дерешься! — заверещала Инга. — Еще и тряпкой какой-то! Убери, сейчас же убери ее от меня!

— А ты не спи! — огрызнулась я. — Лучше соображай, куда мог деться труп.

— Так его, наверное, милиция забрала, — заявила эта заспанная идиотка. Каким она местом слушала, спрашивается? Наверное, тем, что у нее все время чешется.

— Ты можешь себе представить, чтобы милиция увезла труп так, что никто и не заметил? — зашипела я на нее. — Даже уборщица, которая после грозы все утро вычерпывала воду в подъезде!

Инга наморщила лоб и сказала:

— Не могу — Тогда придумай этому какое-нибудь разумное объяснение, — потребовала я.

— Сейчас, — пообещала Инга и предприняла очередную попытку заснуть на Петькином диванчике, которую я вовремя пресекла, встряхнув ее за плечи. — Так-так, может, его и не нашли?

— Кого? — Она хоть понимает, о чем речь, интересно?

— Ну, труп… Раз шума не было, значит, его не нашли. По-моему, это логично.

— Не нашли, — повторила я с тяжким вздохом. — Допустим. И куда же он, по-твоему, делся? Сам ушел?

— А что? — Инге эта версия показалась правдоподобной. — Вдруг он не был убит, а всего лишь ранен, а в лифте очнулся и… Ну и так далее…

— Труп? Очнулся? — Меня даже зашатало. — Ты хоть соображаешь, что говоришь? Как он мог очнуться со сквозной дыркой в голове?

Инга сразу заскучала:

— Ну, ты спрашиваешь — я отвечаю. Чего ты еще от меня хочешь? Я же тебе не экстрасенс какой-нибудь!

Это уж точно. Я бросила тряпку на пол и села на диван рядом с Ингой.

— Ничего не понимаю. Просто голова пухнет…

— Ну успокойся, успокойся, — Инга обняла меня за плечи, — чего ты паникуешь раньше времени? Ничего ведь не случилось! Давай рассуждать здраво.

— Давай, — с готовностью согласилась я. Еще бы я возражала!

— Скорее всего, его все-таки нашли, хотя суеты никакой, как ты говоришь, и не было. И что из этого следует? Из этого следует, что у нас нет оснований предаваться отчаянию, тем более что мы его не убивали.

— Не убивали, — отозвалась я глухим эхом.

— Вот именно. — Инга потянулась и стала дальше услаждать мой слух небылицами:

— Кто знает, может, они уже вышли на след настоящего убийцы? А вдруг, — Инга подпрыгнула на диванчике, — это и не убийство никакое?

Я вздрогнула:

— А что же это?

— А само… само… — Инга пыталась мне подсказать.

— Что — само?.. — тупо переспросила я.

— Самоубийство! — Ингина физиономия стала торжественной, как у служащей загса, с дежурной патетикой объявляющей мужем и женой очередных счастливчиков.

— Как это? — Я почувствовала, как моя правая бровь поползла вверх, в то время как левая оставалась на своем законном месте.

— Ну как-как? Взял и застрелился! — Инга была довольна собой и недовольна мной. По причине моей тупости, так надо полагать.

— А где же тогда пистолет? Пистолета-то нет! — Я безжалостно разрушила стройную Ингину теорию.

Инга все еще продолжала цепляться за нее двумя руками:

— А-а-а… Вдруг пистолет у него в пиджаке? Мы же его карманы не проверяли!

— Ну ты молодец, здорово придумала! — Меня обуял приступ истерического веселья. — Теперь мне все понятно. Сначала он выстрелил себе в висок, потом положил пистолет в карман пиджака и уже только после этого разделся до трусов, лег в мою кровать и преспокойно умер.

— Ну ты всегда все испортишь, — разочарованно протянула Инга, — ну чем тебя, спрашивается, самоубийство не устраивает?

— Почему же, устраивает, еще как устраивает. — Я вошла в раж и уже не могла остановиться без постороннего вмешательства. — Я думаю, он запросто мог и в окошко его выбросить. Я имею в виду пистолет. Тоже неплохой вариант, как ты думаешь?

— Да ладно тебе, — отмахнулась от меня Инга, — лучше бы покормила чем-нибудь, а то уже в животе бурчит.

— Анчоусов не обещаю! — Я поднялась с дивана. Как ни странно, я чувствовала себя довольно-таки бодро. Значит, наивная Ингина болтовня была не такой уж и бессмысленной, как может показаться на первый взгляд.