Тролли (№1) - Продавец троллей

Мы начали подниматься наверх. Нижняя часть горы — самая крутая, по склонам встречается много каменных осыпей, так что подъем довольно труден. Приблизительно через час мы преодолели самую крутую часть склона и вышли на выступающее террасой ровное плато, за которым гора вздымается вверх почти сплошной вертикальной стеной. Именно здесь и росли вековечные ивы, а за ними в скале находились те щели и трещины, которые образуют вход в пещеры троллей, уходящие далеко в самые недра горы.

На плато перед нами предстало плачевное зрелище. Вековечные ивы стояли с облетевшей листвой, вытянув к серому небу нагие ветви. Некогда крепкие стволы теперь позеленели, покрывшись лишайниками и грибницами. Несколько деревьев, в прежние времена таких твёрдых, что не поддавались ни одной пиле, уже повалились. Живы были только корни, судорожно вцепившиеся в землю, но трухлявая древесина уже догнивала и видно было, что скоро она истлеет совсем.

При виде жалкой гибели этих удивительных деревьев меня охватило горькое чувство и я невольно вспомнил то давнее время, когда увидел их впервые. В то время ивы были в точности такими, как их описал мой прапрадед Арсен Састрафен. Они быстро вырастают, достигая положенной высоты, и затем уже не меняются. О том, что случилось с ними сейчас, можно было только догадываться, но, как бы я ни гневался и ни огорчался, я понимал, что даже если узнать, какие именно злые силы привели к такой беде, от этого не будет никакого толку. Сейчас надо было спасать то, что ещё можно спасти!

Того, что я увидел, было довольно. Нигде не сохранилось ни одного зелёного листочка, так что оставалось очень мало надежды спасти деревья. Поэтому мы сразу направились в подземные пещеры искать там троллей. Протиснувшись в первую попавшуюся щель в отвесной скале, мы очутились в подземелье, и я зажёг свой фонарь. Чтобы не пугать троллей, я захватил с собой свечи, которые горели голубым пламенем. Наверное, вы замечали, что тролли очень любят все вещи голубого цвета, в особенности же голубой свет. Вероятно, по причине того, что большой кристалл начинает сиять голубым огнём, когда на него попадает лунный свет.

Гудвин и Бомстаф над этим раньше не задумывались, но Анри сразу же вспомнил:

— Ну конечно же! Наверное, поэтому Боффин так любит голубого слоника!

— Какого ещё голубого слона? — переспросил Кастанак. Он уже совсем забыл про шифонового слоника и очень заволновался. — Не помню никакого слона! А ведь такое животное нельзя не заметить в своём доме! Где он может быть?

— В банке варенья, — хором ответили Анри и попугай.

На лице Кастанака отразилось полное недоумение, но когда Анри объяснил ему, в чём дело, он успокоился.

— Ах вот что! — сказал он. — А я уже совсем забыл про шифоновую игрушку. Как-то я перестал замечать разные мелочи, хотя иногда они могут оказаться очень важными. Но позвольте мне продолжить!

Освещая себе дорогу голубым фонариком, мы двинулись в глубину горы, где были норы троллей.

Сначала нам пришлось проползать сквозь узкие щели и трещины. Часто они сужались так сильно, что, казалось, в них ни за что нельзя будет пролезть, но мы кое-как протискивались, и постепенно проходы сделались шире, а потолок выше. Наконец, продравшись сквозь особенно узкую щель, мы очутились в туннеле со сравнительно ровным полом и достаточно высоким потолком для того, чтобы можно было выпрямиться. Мы нашли один из ходов, которые вели к пещерам троллей в центре горы.

Я направлял луч фонарика перед собой, но в его слабом свете нам видно было лишь на несколько шагов вперёд. По сторонам были голые стены и больше ничего, не слышно было ни единого звука. Я вовсе не ожидал, что тролли выйдут нам навстречу стройными рядами, но всё же мне показалось странным, что, забравшись так далеко в глубь горы, мы ни разу не наткнулись на их след. В обычных условиях тролли очень чутко следят за приближением непрошеных гостей.

— По моим наблюдениям, тролли теперь редко выходят так далеко от своих нор, — сказал мне Альберт, вероятно догадавшись о том, что мне кажется странным, забравшись так далеко, ни разу не встретить на пути никаких признаков жизни. — За нынешний год я ни разу не встретил ни одного тролля под открытым небом, — продолжал Альберт. — Они совсем ушли в норы и не показываются на поверхности.

У меня была более страшная мысль, но я не стал спрашивать, когда Альберт в последний раз встречал хоть одного тролля.

Мы продолжали идти подземным коридором как можно быстрее. Вскоре он сделал резкий поворот, одновременно начав круто спускаться под уклон уступами, как будто там были грубо высеченные ступени, которые вели в глубь горы. Затем вдруг этот ход повернул в противоположную сторону, но спуск по-прежнему продолжался. Дальше путь шёл такими же изгибами, так что скоро уже стало трудно сказать, в каком направлении мы движемся. Мы старались следить за стенами по обе стороны коридора. Из записей прапрадедушки я знал, что скоро мы подойдём к небольшим отверстиям, ведущим в другие ходы. Для троллей такие маленькие щели очень удобны — они могут прошмыгнуть в них очень легко, зато человек или зверь может протиснуться в них только с большим трудом, так что если за троллями кто-нибудь гонится, то они всегда могут убежать от преследователя, быстро сворачивая из одного прохода в другой. Мы знали, что отверстия, ведущие в другие проходы, как правило, хорошо спрятаны и не сразу заметны, поэтому мы шли все медленнее и медленнее, чтобы не пройти нечаянно мимо. Я все ниже и ниже наклонялся к полу, чтобы посветить на стены, но думаю, что я всё равно не заметил бы отверстия, если бы мне в глаза вдруг не блеснуло отражение голубого света, вспыхнувшее в паре огромных глаз, которые смотрели на меня из бокового лаза. Отражение мелькнуло и через секунду пропало, но я, к своему облегчению, уже понял, что в горе ещё остались живые тролли!

На четвереньках мы заползли через найденную щель в следующий ход и продолжили наше странствие. Этот ход тоже всё время сворачивал то в одну, то в другую сторону, неуклонно спускаясь вниз. Через некоторое время мы снова начали искать отверстие в холодных стенах. И опять, сколько ни щупали, нашли его только благодаря отблеску света в паре глаз, которые с любопытством следили за нами. Этот туннель ещё круче спускался вниз, но, миновав очередной поворот, мы наконец вышли в одну из пещер. С потолка свисали длинные сталактиты и слышался равномерный звук медленно падающих капель, который эхо далеко разносило вокруг.

С другой стороны пещеры мы нашли ещё один туннель, по которому двинулись дальше, все больше и больше углубляясь в недра горы. Под Блоксбергом находится несчётное количество пещер, и я не могу с уверенностью сказать, сколько же мы миновали во время этого похода. Троллей мы больше не встречали, и я был очень обеспокоен тем, что они нас не дразнят.

В конце концов мы попали в такой низкий коридор, что ходить в нём во весь рост могли бы только тролли. Пройдя, нагнувшись, некоторое расстояние, мы увидели, что стены вокруг раздвинулись, и мы остановились. Как далёкая-далёкая музыка доносился до нас стеклянный перезвон капели, по которому мы поняли, что вышли в очень большую сталактитовую пещеру. Во тьме её широкого пространства этот звук напоминал звон жемчужин по стеклу. Капли в таких пещерах вызывают совершенно особенный звук, и ты словно бы слышишь музыку изначальных, первобытных времён. Но в тот день нам было не до того, чтобы наслаждаться пещерной музыкой.

Я погасил фонарь, и мы замерли на месте, выжидая, пока глаза привыкнут к слабому освещению подземелья. Постепенно мы начали различать широкое пространство пещеры, освещённое очень слабеньким голубым мерцанием, исходившим от многочисленных сталактитов. Вероятно, сияние чёрного кристалла, которое на протяжении тысячелетий озаряло эти камни, зажгло в них этот неугасимый голубой отсвет. Мы вступили в большую пещеру троллей.

Но даже в большой пещере троллей было совсем немного, и все они были совсем маленькие. Среди них не было ни одного ростом более одного фута. Они печально сидели среди сталактитов, опустив уши и обратив грустные глаза к середине пещеры, где стоял гигантский сталагмит с черным кристаллом. Но чёрного кристалла на нём не было, он исчез!

Осколок и семечко

В предместье Константинополя, в тускло освещённом помещении башни трое друзей, расположившись перед Кастанаком — Анри посередине, Гудвин и Бомстаф по краям, — слушали повесть волшебника. Гектор лежал у их ног и спал, по крайней мере вполглаза, а попугай чистил пёрышки, усевшись на него верхом. Главные треволнения были для них позади, и друзья успокоились, ведь всё обернулось для них гораздо лучше, чем они ожидали. Кастанак оказался исключительно порядочным волшебником и готов был поведать всё, что им нужно было узнать про лесных троллей. А между тем они погрустнели пуще прежнего! Они приехали сюда для того, чтобы узнать, как им справиться с троллями в Комптон Бассете, а ещё лучше, как бы их окончательно изгнать. Но, послушав Кастанака, они поняли, что тролли, оказывается, друзья человека, хотя дружить с ними и непросто. Поэтому было очень огорчительно услышать о том, как ведьмы Блоксберга в конце концов одолели троллей. Глаза Кастанака в темноте так и сверкали от гнева, в голосе слышалась еле сдерживаемая досада, но он продолжал свой рассказ:

— Ивы погибли, чёрный кристалл исчез, и осталось совсем немного троллей. Не было ни малейшего сомнения в том, что сила троллей сломлена и что они уже находятся на пути к полному вымиранию. Пройдёт немного времени, и исчезнут последние мелкорослые тролли. Я отлично понимал, что мой долг — попытаться их спасти, но всё говорило о том, что я уже опоздал. Что я мог поделать?

Я не мог оставаться в подземельях Блоксберга, чтобы защищать последних троллей, но даже если бы я на это решился и остался бы вдвоём с Альбертом, уже нельзя было с уверенностью сказать, сможем ли мы даже вдвоём противостоять могуществу ведьм, если только это они победили троллей! Не мог я и забрать отсюда маленьких троллей. Если прав Альберт, то они не вырастут без ив. Возможно, они вообще не выживут после гибели этих деревьев. В любом случае я ни за что не смогу их отловить, так как тролли, насколько я мог убедиться, необычайно пугливы и несравнимо проворней меня.

Я совсем не знал, как мне быть, но решил, раз уж мы с Альбертом сюда забрались, обследовать пещеру — вдруг тут найдётся что-нибудь, что нам поможет. Маленькие тролли уже не так спешили скрыться от человека, как бывало раньше. Повеся уши, они продолжали сидеть, сплетя длинные пальцы ног и зажав в кулачке пушистый кончик хвоста. Они вскакивали только в последний момент, когда мы подходили уже совсем близко. Обыкновенно от троллей нет никакого покоя, они замучивают людей своим озорством, но сейчас мне не хватало их проделок. Альберт несколько раз попытался поймать какого-нибудь тролля, но даже самые поскучневшие из них оказались быстрее его. Судя по всему, мы тут ничего не могли поделать.

Осмотрел я и большой сталагмит. Единственное, что сохранилось от чёрного кристалла, был голубой свет, слабо озарявший пещеру, и маленький осколочек, оставшийся на том месте, где раньше был большой кристалл. Осколок, очевидно, отломился от камня, когда кристалл выламывали из сталагмитового ложа. Как видно, для того, чтобы похитить оттуда магический камень, потребовалась невероятная сила или могучая чёрная магия, тем более что тролли наверняка защищали свой кристалл всеми силами. Маленькие тролли, оставшиеся в пещере, были, вероятно, единственными, кому удалось спастись бегством после ужасной битвы, которая произошла в подземелье и в которой тролли, по всей видимости, потерпели поражение. Маленьким троллям, наверное, удалось спрятаться, забившись в щели и трещины скалы, недоступные для других существ. Сейчас они вернулись в пещеру и нашли её опустевшей — большие тролли и кристалл пропали.

Я понял, что мы столкнулись с тёмными силами, против которых я был бессилен. И сколько я ни ломал голову, нигде не мог найти никакого проблеска надежды. Наконец мы с Альбертом отправились в обратный путь по подземным галереям. Переход был тяжкий, и за всё время мы не обменялись ни единым словом. Но, как гласит старинная пословица, пока есть жизнь, есть и надежда, хотя мы не сразу это осознали.

Как только мы выбрались из пещер на плато, где стояли погибшие ивы, несносный попугай принялся жаловаться, что он голоден. Он обзывал меня «негодным коком» и грозился, что в следующем же порту сойдёт на берег и не вернётся. Жалобы его были отчасти справедливы. Мысли мои были так заняты другими вещами, что я забыл захватить с собой семечек или ещё какого-нибудь корма для птицы, но, честно говоря, я был совсем не в настроении выслушивать болтовню попугая. Поэтому я сбросил его с плеча и сказал, чтобы он сам поискал себе что-нибудь поесть, если так голоден. И тут случилось нечто такое, что заставило меня пошире раскрыть глаза и дало мне некоторую надежду!

Попугай замахал крыльями и полетел, поднимаясь всё выше и выше, пока не приземлился на макушке самого высокого из погибших деревьев. Усевшись на ней, он начал что-то клевать. Что это было, мы снизу, конечно, не могли разобрать. Но это могли быть только семена. Семена ивы!

И тут-то передо мной вдруг мелькнул луч надежды! Вековечные ивы, раньше никогда не дававшие семян, на этот раз их дали, перед тем как умереть. Маленькие тролли, которые никак не могли сыграть значительной роли в сражении, происходившем в пещере, избежали преследования ведьм только из-за своего малого росточка. И наконец, от исчезнувшего, может быть, безвозвратно кристалла остался всё-таки маленький осколочек, застрявший в его постаменте. Если сложить все эти обстоятельства, то, возможно, всё-таки ещё оставалась слабая надежда спасти ивы и троллей.

Кастанак сделал паузу. По лицам Гудвина и Бомстафа было видно, какое большое впечатление на них произвела услышанная история, и они с нетерпением ждали, когда он расскажет, каким образом ему удалось спасти троллей. Все волшебники в душе немного тщеславны, и им доставляет удовольствие, когда это возможно, потомить своих слушателей. Кастанак не был исключением. Поэтому, дойдя до самого захватывающего момента, он на минуту умолк, чтобы насладиться напряжённым ожиданием публики. Но Анри опередил его, не дожидаясь, когда он продолжит.

— Ну да! — воскликнул он с жаром. — Попугай мог достать семена с вершины мёртвых деревьев, а если бы вы сумели сделать так, чтобы осколок кристалла начал светиться, то все тролли замерли бы на месте и тогда бы вы их поймали! А потом вы могли посеять семена ив в каком-нибудь другом месте и выпустить там троллей, чтобы они росли и стали опять большими!

— Да! — подтвердил Кастанак, улыбнувшись одними глазами мальчику, который помешал ему самому разрешить напряжение кульминационного момента. — Приблизительно так, как ты сказал. Я сам рассказал бы об этом немного пространнее, да и не всё получилось так гладко, но в целом ты прав, примерно так всё и было.

Когда мы вернулись в пещеру, обломок болыпо-го кристалла едва держался на прежнем месте, как будто его расшатали. Это показалось нам странным, ведь сохранился он тут, когда похищали магический камень, по той единственной причине, что застрял там очень прочно. Возможно, к тому, что нам удалось добыть этот осколок, были причастны силы белой магии.

Спустя несколько дней, в ночь полнолуния, мы снова вернулись в пещеру. Альберт вырезал из кости фигурку девушки, которая держит в одной руке кристалл, а в другой кисточку, как на хвосте тролля. Укрепив осколок кристалла в руке костяной фигурки, мы могли лучше управлять его светом. Рассчитывая, что свет осколка будет зачаровывать троллей, Альберт вложил ей в руку кисточку от хвоста тролля. Тролли очень любят свои кисточки, поэтому в руках эльфа она должна была служить знаком того, что фигурка имеет власть над троллями.

— Я слыхал об этой фигурке и знаю её по описаниям, — сказал Гудвин. — В Комптон Бассете рассказывали, что у вас была при себе такая фигурка, когда вы по приглашению помещика отправились в его дом. Но в этой истории говорится, что фигурка была серебряная, а не костяная.

— История, которую рассказывают в Комптон Бассете, не ошибается, — ответил Кастанак. — Путешествуя в поисках нового места, где могли бы найти пристанище тролли, я боялся, что фигурка нечаянно разобьётся или намокнет и осколок выпадет и потеряется. Поэтому я решил покрыть её серебром.

Приятели не заметили, как тонкая рука Кастанака нырнула в складки плаща, но тут он извлёк оттуда и показал им серебряную фигурку девушки-эльфа. Когда он поднял её на свет перед масляной лампой, камешек в руке девушки вспыхнул огнём. Кастанак сказал:

— Пойдёмте со мной наверх, я хочу вам кое-что показать.

Вслед за Кастанаком все поднялись по лестнице в обсерваторию. Когда они пришли, Кастанак взялся за громадную ручку и начал её крутить. Медленно и со скрипом одна половина округлой крыши отъехала, и над головой открылся тёмно-синий ночной небосвод. В полной тьме перед глазами появились тысячи звёзд, а посередине круглый диск полной луны.

— Теперь глядите, что будет дальше! — сказал Кастанак, ставя на стол под лунные лучи уже знакомую им маленькую серебряную фигурку. В следующий миг крошечный осколок камня в её руке занялся огоньком, затем немного засветился — и вдруг из него ударил яркий луч чудного голубого сияния. Этот свет был так прекрасен, что друзья не могли отвести глаз и все дружно подумали, что тёмно-синий цвет ночного неба всегда был их любимым цветом, хотя раньше им это не приходило в голову. Но тут, не дав им забыться под влиянием чарующего света волшебного кристалла, Кастанак вновь заговорил и вернул их на землю:

— А теперь замрите и подождите так минутку. Сейчас увидите, что будет!

Так и есть! Немного в стороне стоял ещё один стол, накотором были разложены звёздные карты Кастанака, и вдруг из-за его края показалась голова маленького тролля — Боффин! Его зоркие глаза на этот раз словно не замечали Кастанака и троих друзей, он был целиком поглощён созерцанием светящегося кристалла. Боффин медленно забрался на стол, не сводя глаз с голубого огня. Затем он уселся на край стола, свесив ноги, взял кончик своего хвоста и сложил руки, держа его за кисточку. После этого он застыл точно в трансе. Тут шёпотом заговорил Кастанак, и Гудвин почувствовал на себе острый взгляд волшебника.

— Когда свет полной луны падает на этот камешек, его голубое сияние зачаровывает троллей, как вы это видите сейчас. Эта фигурка — единственный, кроме большого чёрного кристалла, предмет, при помощи которого можно поймать троллей. Они замирают перед ним, и тогда поймать троллей так же просто, как будто ты собираешь спелые вишни. Я в долгу перед жителями Комптон Бассета, и потому обязан отдать им серебряную фигурку с осколком чёрного кристалла. Но теперь уже вам решать, как вы ею воспользуетесь!

Тролли и варенье

В ту ночь Гудвин почти не спал. Всё, что рассказал Кастанак, когда они сидели вечером у него в гостях, вертелось теперь в его голове. Сейчас Гудвин уже не мог с прежней уверенностью сказать, как будет правильнее всего поступить. Он объехал полмира, для того чтобы узнать, как избавиться от поселившихся в Комптон Бассете троллей, и даже получил ответ на этот вопрос. Много раз в ту ночь он развязывал кожаный мешочек, который вручил ему Кастанак, и задумчиво вынимал из него серебряную фигурку. Он вертел её в руках и разглядывал в бледном лунном свете, проникавшем в окно тесной каморки постоялого двора. Однако сейчас, найдя то, за чем он ездил, Гудвин так терзался сомнениями, как ещё никогда за всё время путешествия. Не разделяя восхищения, которое вызывали тролли у Анри, Гудвин чувствовал, что рассказ Кастанака произвёл на него сильное впечатление. Может быть, тролли и впрямь ведут своё происхождение от древнейших времён и действительно служат защитой против ведьм и чёрной магии. А если это так, то правильно ли поступят люди, если переловят их всех и прогонят из Комптон Бассета, который, быть может, остался сейчас единственным местом на земле, где ещё растут вековечные ивы?

Гудвин слышал сонное дыхание Анри у противоположной стены каморки, точнее говоря, слышал его в те краткие промежутки, когда на мгновение смолкали храп и сопение Бомстафа. Во сне Бомстаф издавал такие звуки, какие вылетают из кузнечных мехов, которыми раздувают огонь в горне.

Гудвин никак не мог забыть о том, что Анри считает троллей добрыми существами. У Анри было очень верное чутьё на хорошее и плохое, в чём Гудвин убедился за короткое время их знакомства. И потом, вина за появление троллей в Комптон Бассете, в конечном счёте, лежала на помещике. Гудвин ещё раз напомнил себе последнюю часть истории, рассказанной Кастанаком. Побывав в обсерватории, они оставили Боффина любоваться голубым огонем, а сами спустились вниз. Бомстаф никак не мог успокоиться от радости, что наконец-то и сам посмотрел на тролля.

— Нет, вы видели?! — взволнованно спрашивал он Гудвина и Анри, как будто они никогда раньше не видали лесного тролля или не заметили Боффина в обсерватории. — И хвост у него есть и все как полагается! А носище, носище-то какой! Ай да пострел! Хорошо, что они не водятся на корабле, а то такого бы натворили, что страшно даже подумать! — Но, судя по тому, как Бомстаф это говорил, он не исключал полностью такой возможности. Анри горячо кивал, он вообще был в восторге от такого предположения. Бомстаф с удовольствием ещё пообсуждал бы это событие, но ему пришлось обуздать свои восторги по поводу первого увиденного им тролля, потому что Кастанак приступил к продолжению рассказа:

— Спустя несколько дней настало полнолуние и мы, как уже сказано, снова отправились в большую пещеру под Блоксбергом. Альберт смастерил несколько клеток, и когда осколок кристалла загорелся в лунном свете, нам было нетрудно переловить всех троллей и посадить их в клетки. На обратном пути через пустошь случилось несколько удивительных происшествий, но это отдельная история, и мы отложим её до другого раза, хотя это, без сомнения, тоже имеет важное значение[4].

Накануне полнолуния мы насобирали ивовых семян. Мы обмотали сеткой обе лапы попугая, а к одной привязали бечёвку. Перед этим мы его не кормили, поэтому несносная птица прибыла на Блоксберг очень голодной и сразу же полетела на макушку ивового дерева. Усевшись там, она отвела душу и хорошенько нас выбранила, но голод заставил её скоро заняться поисками ивовых семян. Попугай, конечно, слопал немало драгоценных семян, но тут уж ничего нельзя было поделать. Много семян запуталось в сетке, и, дав попугаю попрыгать по деревьям, мы потянули его за бечёвку, и ему пришлось спуститься. Таким образом мы собрали семена вековечных ив. Вот так случилось, что даже эта негодная птица послужила для полезного дела. Говорят ведь, что существование любого создания чем-то оправдано, хотя насчёт попугая я всё-таки питаю некоторые сомнения.

На следующий же день после полнолуния мы, отловив троллей, снова пустились в путь, взяв клетки с троллями и мешочек с ивовыми семенами. Чтобы никто не видел троллей, я замотал клетки тряпицей и снимал её только тогда, когда никого не было рядом. Я боялся, как бы любопытные люди, увидев троллей, по глупости не причинили им вреда. Я держал путь на запад и переплыл через море в Англию. Поскольку между Англией и остальной Европой пролегла водная преграда, я рассчитывал отыскать там такое местечко, где тролли будут жить в безопасности.

Я и раньше слышал, что в Глестонбери происходит много мистического, и потому подумал, что это будет самое подходящее место для троллей. Туда-то я сперва и отправился. А в Глестонбери я встретил Спирруса. Мне нужен был помощник, а кроме него, я так сразу никого не нашёл, но я не доверял ему. Поэтому никогда не показывал ему троллей. В глубине леса я набрёл на заброшенную хижину и там выпустил троллей, а сам отправился дальше, чтобы подыскать им подходящее место. Во время одной такой вылазки я в страшную грозу забрёл случайно в Комптон Бассет. Дело было в Ночь Всех Святых, когда ведьмы собираются на шабаш. Надо было быть более осторожным!

Когда помещик позвал меня в свой дом и во что бы то ни стало пожелал завладеть чем-нибудь из вещей, которые я принёс, ивовые семена представляли для меня гораздо большую важность, чем серебряная фигурка, но этот пройдоха тотчас же об этом догадался. Он решил, что раз ивовые семена так важны для меня, то значит, они более ценны. Но не следует никогда забывать, что самые замечательные вещи на свете сразу теряют свою ценность, если ты отнимаешь их у другого человека, и зачастую превращаются в сущее наказание для того, кто их забрал себе. Так и произошло с помещиком из Комптон Бассета, когда он взял вещь, значение которой не мог оценить.

Вот так случилось, что последние семена вековечных ив были посеяны на Грэмпс Хилле в Комптон Бассете. Мне не оставалось ничего другого, как выждать, пока деревья достаточно подрастут, чтобы под ними могли жить и прятаться тролли. Для того чтобы тролли могли расти, я вынужден был выпустить их на Грэмпс Хилле. Поэтому я и вернулся через несколько лет с маленькими троллями, когда ивовая роща подросла настолько, чтобы тролли могли найти в ней пристанище. Я решил вернуться в Ночь Всех Святых, рассчитывая на то, что все обитатели деревни будут сидеть по домам и никто не помешает мне высадить троллей на Грэмпс Хилле. Поскольку в тот вечер опять разыгралась страшная непогода, я не ожидал, что кто-нибудь меня выследит.

Должен признаться, что я был страшно сердит на вашего помещика за все неприятности, которые он мне причинил. Мне стоило таких трудов спасти ивы и троллей, а тут вдруг он лишил меня возможности найти для троллей укромное место, где их существование осталось бы в тайне. Я был так зол и измучен, что меня очень порадовала мысль о тех неприятностях, которые из-за них придётся пережить помещику.

Прежде чем выпустить троллей, я принял решение оставить одного у себя, чтобы повнимательней его изучить. Особенно меня интересовал вопрос: могут ли люди и тролли достигнуть взаимопонимания? Как вы сами читали, этот вопрос чрезвычайно занимал моего прапрадеда. Ведь тролли спасли ему жизнь в 1728 году ночью на Блоксбергской пустоши, когда его преследовали волки, и с тех пор он считал, что тролли хотели ему помочь, хотя, совершив это доброе дело, они потом от души над ним подурачились. В компании троллей Боффин всегда держался немного в сторонке, и я обратил внимание, что он часто играет с разными вещицами, как ребёнок. Несколько раз, увидев, как я применяю разные предметы, он повторял за мной то, что я делал. Поэтому я решил оставить у себя Боффина, чтобы попытаться понять его и, если удастся, добиться его доверия.

Кастанак вздохнул с выражением крайней усталости.

— Не надо мне было за это браться! С тех пор работа моя замедлилась, потому что он всё время откалывал всякие штучки и что-нибудь портил, и мне так и не удалось ничего с ним добиться. Единственное открытие, которое я сделал, состоит, по-моему, в том, что тролли не растут, когда живут вдали от своих любимых ив. По крайней мере Боффин не вырос ни на один дюйм с тех пор, как я его взял, а судя по тому, что вы мне рассказали о троллях в Комптон Бассете, они сильно выросли с того времени, как я их там выпустил.

— Но, месье Кастанак, — вежливо обратился к нему Анри. — Ведь Боффин же хорошо понимает то, что ему говорят!

— Может быть, и так. Он умеет быть очень смышлёным, когда хочет. Кое-что он, определённо, понимает, но сколько он знает, точно сказать невозможно. Когда я впервые заподозрил, что он понимает некоторые мои слова, я поставил ряд опытов, пряча от него банку с вареньем — варенье он особенно любит. Затем я говорил ему, где стоит банка, сам незаметно следил, найдёт он её или нет. Оказалось, что он всякий раз её находит, значит, он знает название различных помещений и шкафов в башне, но понимает ли он, когда его просят что-нибудь сделать, я так и не выяснил. Можно сказать, что он делает всегда противоположное тому, что ему говорят, так что, может быть, это указывает на то, что он понимает человеческую речь.

— По-моему, с ним о многом можно договориться, — сказал вдруг Анри. — Мне кажется, я могу добиться, чтобы он вернул мне вашу шляпу и ключ от шкафа.

— А я думаю, что он докажет тебе обратное, мой мальчик! — не согласился с ним Кастанак. — Но если хочешь, то пробуй на здоровье, сколько тебе угодно!

— С удовольствием! — ответил Анри и вприпрыжку побежал наверх в обсерваторию.

Наследник волшебника

Трое друзей с Гектором и попугаем, а также корабль «Элинор» с командой пробыли в Константинополе почти целый месяц, и за это время Анри много дней провёл в башне Кастанака. Медленно, но верно у Анри налаживалась дружба с Боффином, и в конце концов он, как и обещал, добился от Боффина, что тот вернул назад и шляпу Кастанака, и ключ от его книжного шкафа. Завоевать доверие Боффина очень помогло то, что Анри с самого начала всегда держал под рукой банку с вареньем.

От Кастанака Анри узнал много такого, о чём он раньше даже не подозревал, и, чем больше он узнавал, тем лучше начинал понимать старого волшебника. Снова и снова Анри поражал своего наставника необыкновенными способностями к учению и сообразительностью. Кастанак очень быстро понял, что Анри одарён совершенно исключительными талантами — теми же, какими обладал он сам. Впервые за долгие-долгие годы старый волшебник почувствовал, что ему улыбнулось счастье, и встреча с этим мальчиком стала для него подарком судьбы. Ведя замкнутую жизнь и почти не встречаясь с другими людьми, а уж с детьми и подавно, он сам никогда не нашёл бы Анри. Ведь обыкновенно мы находим только то, что сами искали.

К занятиям с Анри Кастанак приступил осторожно. Он никогда не зазывал его в башню, дожидаясь, когда мальчик сам попросится в гости. И когда Анри спрашивал, нельзя ли ему снова прийти, Кастанак всегда отвечал:

— Приходи, пожалуйста, когда угодно, но только если тебе самому хочется.

Кастанак считал, что Гудвин и Бомстаф хотя и добрые люди, но никогда не смогут понять, для чего он выбрал предметом своих изысканий те таинственные и опасные знания, изучению которых он посвящал всё своё время. Поэтому волшебник думал, что они вряд ли могли бы понять, что Анри наделён особыми способностями, которые требуются для таких занятий. Собираясь обучить Анри магии и мистике, чтобы тот продолжил дело его жизни, он не рассчитывал на их одобрение.