Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Рожденная чародейкой (Властители рун - 3)

ModernLib.Net / Вулвертон Дэйв / Рожденная чародейкой (Властители рун - 3) - Чтение (стр. 2)
Автор: Вулвертон Дэйв
Жанр:

 

 


      Тут Укваз Фахаракин соскочил с коня и подбежал к телу своего племянника. Он поднял меч и, глядя на тело, снова начал кричать.
      - Он просить дух успокоиться, - сказал Аким шепотом из уважения к мертвому. - Он просить его не возвращаться домой, не тревожить семью. Укваз Фахаракин обещать правосудие.
      Затем Укваз отрубил мертвецу голову. Поднял ее за волосы, и воины вокруг дружно закричали.
      - Он теперь везти голову домой, в племя, как завет.
      Укваз сделал какой-то знак. Из толпы вышли представители его племени, ах'келлахцы-Неодолимые. Это были сильные, суровые люди. Укваз Фахаракин, высоко держа голову своего племянника, чтобы ее видели все, опять прокричал что-то. И Аким сказал торжественно:
      - Он говорить - не может быть другого короля, кроме Короля Земли.
      И все ах'келлахцы стали хором повторять эти слова.
      Мирриме стало не по себе, когда они обезглавили и другие жертвы убийства и спрятали головы в дорожные сумки. Тела затем сложили в погребальный костер. Не все из того, что происходило было ей понятно. Как не понимала она и правосудия жителей пустыни и их законов.
      Девушка спросила:
      - Народ и вправду восстанет против Радж Ахтена? Аким пожал плечами.
      - Может быть. Радж Ахтен иметь много даров обаяния. Укваз Фахаракин...
      - Я не понимаю. Радж Ахтен и прежде поступал несправедливо с вашими лордами. Почему же всех так волнует, что он сделал это еще раз?
      - Потому, - сказал Аким убежденно, - что он так поступить с Королем Земли.
      И тогда она поняла. Дело было не в Радж Ахтене. И даже не в его несправедливом поступке. Речь шла о сохранении жизни всего народа - ведь Радж Ахтен не смог выгнать опустошителей из Карриса. А Габорн сделал это и доказал свое могущество. И потому Укваз попытается свергнуть своего господина.
      Она стояла на пороге великих событий. Ее сегодняшнее свидетельство, вроде бы столь незначительное, должно было положить начало гражданской войне.
      Миррима задержалась еще немного, наблюдая, как возлагают на погребальный костер хрупкое тело Саффиры. И глядя на ее миловидное личико, пыталась представить, как та выглядела живой, с тысячей даров обаяния. Но воображение ей отказывало.
      Затем она развернула коня. Аким сложил руки перед лицом и низко поклонился ей в знак уважения.
      - Мир тебе. Да защитят тебя Светлые Силы.
      - Благодарю, - сказала Миррима. - Да ведут тебя в бой Победители.
      И снова поскакала во тьму среди трупов опустошителей.
      Вскоре она наткнулась на коня Боринсона, раздавленного мощным ударом. Неподалеку обнаружились только шлем ее мужа и трупы незнакомых воинов. Но на земле она разглядела следы рук и вмятины от коленей. Крупные следы, как у Боринсона.
      Он куда-то полз, подумала она. Может быть, ползет к городу и сейчас, а может, потерял сознание по дороге.
      Миррима соскочила с седла, подняла шлем. Обнюхала землю в поисках запаха мужа, но все заглушало зловоние колдовских чар. Проследить его путь оказалось невозможным. Тогда она задумалась, куда бы ей подняться, чтобы посмотреть на равнину сверху. И поразмыслив, решила, что лучше всего забраться на насыпь вокруг кратера, оставленного червем на Холме костей.
      Карабкаясь на нее, она силилась представить себе живое существо, способное пробить такую дыру, но не смогла.
      При отсветах пожара в облаках она увидела только зияющий черный провал. Наклонившись, услышала далеко в глубине плеск воды. Червь проложил себе путь через подземную реку, и на ней образовался водопад. Но он был слишком глубоко. Стоило чуть отступить от края, как звук пропадал.
      Миррима прошлась по насыпи, утопая на каждом шагу в рыхлой земле.
      Земля была слишком рыхлой и сырой. Комочки ее то и дело осыпались в кратер. Ходить было страшно - казалось, что насыпь вот-вот обрушится в провал целиком. И Миррима отошла подальше от края.
      Отсюда был виден чуть ли не весь разрушенный Каррис. Но мужа своего Миррима нигде не заметила.
      - Боринсон! - прокричала она, оглядывая равнину. На восток, к Инд опалу, оставив погребальный костер, скакал отряд Укваза Фахаракина.
      Она снова посмотрела в сторону Карриса. И сердце ее дрогнуло. Стражники, опасаясь опустошителей, разожгли под стенами множество костров. И там, у разбитых ворот, она увидела вдруг воина с рыжими, как у ее мужа, волосами, который брел, опираясь на плечо рыжеволосой девочки. Они шли медленно. Но клубившийся всюду дым и завеса дождя мешали Мирриме разглядеть, он ли это.
      - Боринсон! - крикнула она.
      Даже если это был он, услышать ее на таком расстоянии он не мог. И доковыляв до барбикана, рыжеволосый воин скрылся в его тени.
      Когда Миррима миновала разрушенные барбиканы, ей показалось, что она попала в сумасшедший дом.
      Неделю назад был Праздник Урожая в замке Сильварреста. В Гередоне, впервые за две тысячи лет, появился Король Земли. И жители Гередона устроили для гостей самый чудесный праздник, на каком только приходилось бывать Мирриме.
      У замка Сильварреста, гуляя среди толп народа, она любовалась яркими шатрами, которые сверкали на полях, как драгоценные камни на медном, позеленевшем от времени браслете. Входы в них были украшены сплетенными в венки пшеничными колосьями и деревянными фигурками Короля Земли в пышных нарядах.
      В воздухе витал запах засахаренных фруктов и свежего хлеба. Всюду звучала музыка.
      Это был настоящий праздник для чувств.
      На каждом шагу она натыкалась на очередную диковинку - на шута, например, в разноцветном платье, верхом на огромной рыжей свинье и с жезлом, на котором красовалась деревянная шутовская голова. Здесь молодой пламяплет вытягивал из костра языки огня, превращая их в золотые лилии. Там пела женщина с пятью дарами голоса, и песня ее была столь прекрасна, что при воспоминании о ней сердце щемило еще неделю. Миррима видела Властителей Рун, выезжавших на турниры верхом на конях, покрытых такими яркими чепраками, что глазам было больно, любовалась плясками танцоров из Дейазза, одетых в львиные шкуры.
      Она пробовала редкие лакомства - угрей, только что вынутых из садков и приготовленных на глазах у покупателей; десерты из сладких сливок и розовых лепестков со льдом; индопальские пирожные с кокосовыми орехами и фисташками.
      Все это могло бы развеять любое горе.
      Картина же, представшая перед нею в Каррисе, была страшной противоположностью красоте и радости того дня.
      Вместо запахов изысканной снеди ее острый нюх преследовала вонь навоза, гнилых овощей, скученных людских масс, крови, мочи и войны, - вонь, усугубленная еще не развеявшимся запахом заклятий.
      Вместо дивной музыки всюду слышались мольбы и стоны раненых, плач и крики тех, кто потерял и звал своих любимых.
      Вместо праздника здесь царил ужас. Миррима завернула за угол и наткнулась на полдюжины детей, из которых младшему было года два - они уговаривали подняться свою мать, думая, что она ранена. Но Миррима сразу увидела, что женщина мертва.
      Навстречу брела по улице девчушка лет двенадцати. Серые глаза ее были пусты, на перемазанном лице виднелись чистые дорожки от слез.
      "Так же выглядела и я в ее годы, когда умер отец", - подумала Миррима. Сердце ее сжалось от сострадания.
      Ей пришлось разыскивать Боринсона среди тысяч раненых, лежавших в каждом постоялом дворе и в жилых домах, в конюшнях и в герцогском приемном зале, и просто на улицах.
      Многие из них были при смерти. Из-за чар колдуньи раны гноились неестественно быстро. Гангрена начиналась от пустяковой ссадины.
      Поиски, казалось, будут тянуться вечность. Почти каждая семья взяла в дом одного-двух раненых. Зловоние не давало Мирриме дышать. Среди стольких других запахов она никак не могла уловить запах мужа.
      - Боринсон! - снова и снова звала она, проезжая по улицам, пока не заболело горло. В конце концов она даже начала сомневаться, что действительно видела у городских ворот своего мужа.
      Но, может быть, он спит, подумала она. И потому не отвечает.
      Убитых с поля битвы сносили во двор перед герцогским дворцом. Она забеспокоилась, нет ли среди них Боринсона. Габорн сказал, что его только ранили. Но вдруг от ран он успел умереть? Или его по ошибке приняли за мертвого, и она еще может найти мужа живым? Она направилась во двор и наконец учуяла запах Боринсона.
      С трепетом в душе она въехала во двор. Трупов там были тысячи. Среди них бродили люди с факелами, разыскивая близких.
      Сожженная трава казалась серым ковром. Мертвецы лежали на одеялах. Запах Боринсона стал сильнее.
      Миррима знала, что мертвого человека, даже самого близкого, не всегда можно узнать. У павших в бою лица обычно становятся бледными, бескровными, у погибших от удушья они синевато-черные. Глаза стекленеют, и трудно понять, были они голубыми или карими. Лицевые мускулы порой жутко сокращаются, а порой расслабляются, придавая лицу выражение совершенного покоя.
      Многие женщины не узнают даже собственных мужей, с которыми спали в одной постели годами.
      Потому она и не пыталась искать Боринсона, всматриваясь в лица, она шла на его запах.
      Муж ее стоял на коленях возле одного из мертвецов, под растерявшим все листья обгорелым дубом. Лицо его было бледным как мел, искаженным болью, глаза опущены, так что она его точно не узнала бы. От дождя с пеплом волосы его слиплись, покрылись коркой грязи, и выглядел он как последний нищий. Полы плаща были запятнаны кровью из раны в паху. Правой рукой он сжимал рукоять боевого топора, опираясь на него, как на костыль.
      Казалось, что он стоит так не один час и никогда не сдвинется с места. Словно превратился в статую, в памятник страданию.
      И узнать его можно было только по одежде. Одет он был, как и два дня назад, сохранился даже желтый шелковый шарф, который она дала ему в знак своего благоволения.
      Рядом с ним стояла на коленях и горько плакала рыжеволосая девочка с фонарем в руках. Оба смотрели на мертвеца, который был похож на Боринсона, как родной брат.
      - Боринсон? - нерешительно позвала Миррима. Слова утешения, которые так легко выговаривались в уме, сейчас вдруг застряли в горле. Что за рана могла причинить такое страдание, какое она видела на его лице? Она спросила тихо:
      - Что случилось?
      Он не поднял глаз. Не ответил. Возможно, даже не услышал. Левой рукой он держался за живот, словно его ударили.
      Она подъехала ближе, и под копытами коня захрустели желуди. Издалека ей казалось, что он стоит неподвижно. Теперь, вблизи, она увидела, что он весь дрожит.
      Когда-то ей рассказывали, что некоторые люди, пережив большое потрясение, могут так замкнуться в себе, что даже перестают разговаривать. Ее муж был воином. Он убил по приказу в замке Сильварреста две тысячи Посвященных. Это настолько потрясло его душу, что он решил оставить службу у своего короля.
      Перед нею стоял на коленях человек, искалеченный и телом, и душой. Его била дрожь, рассудок его изнемог. И боль его была столь сильна, что он не мог плакать.
      - Миррима, - сказал он холодным, официальным голосом, не сводя глаз с мертвеца. - Позволь познакомить тебя с моим отцом.
      ГЛАВА 2. ЕДИНОМЫШЛЕННИКИ1
      Идущий дорогой чародеев не ходит тропами, проложенными обычными людьми.
      Мистаррийская пословица
      По дороге из Карриса на север Габорн по-прежнему чуял запах войны. Казалось, он весь пропитался вонью заклятий горной колдуньи, как рубаха у него под кольчугой пропиталась потом и дымом костров.
      Вечер был тихим и туманным. Ночь как будто не с небес спускалась, а поднималась с земли, подобно влажным испарениям из болотистых низин. Птицы молчали. Лишь копыта коней глухо стучали по грязной дороге. Хотя их ехало семь человек, не слышно было даже поскрипывания сбруи.
      Они прискакали в какой-то городок. Прежде Габорн знал название каждой деревни в своем королевстве, но после гибели Посвященных в Голубой Башне память его ослабела.
      Впрочем, это не имело значения. Городок был пуст; по улицам бродила, виляя хвостом, одинокая рыжая собака. Забыв его название, Габорн никого этим не оскорбил.
      Старый, тесный городишко, с домами из тесаного камня. Какой-то хитрец в далеком прошлом выстроил постоялый двор так, что практически перегородил проезжую дорогу, полагая, видимо, что путники предпочтут остановиться на ночь, чем искать путь в обход. Потом вокруг постоялого двора появились дома и лавки.
      На улицах цокот копыт зазвучал громче. Габорн услышал, как позвякиванье его кольчуги отдается эхом от каменных стен.
      Городок казался ему немым укором. На улицах не играли дети. Хозяйки не переругивались через заборы. Не мычали коровы, призывая доильщиц поторопиться. Не стучали топорами мужчины, заготавливая растопку для очага. Не вился над трубами дым, донося дразнящий аромат жареной курицы.
      Молчали молоты кузнецов. В затянутых облаками небесах не горели звезды. Не слышалось детского смеха.
      "Так будет выглядеть весь мир, - думал Габорн, - когда нас не станет".
      - Надо было все-таки убить Радж Ахтена, - устало сказала Эрин Коннел.
      - Земля не разрешает, - ответил Габорн.
      - Но если мы нападем на его Посвященных, - заметил принц Селинор, возможно, это не то же самое, что напасть на него самого.
      У Габорна мысль об убийстве Посвященных вызывала тошноту. То были обычно ни в чем не повинные люди. Красота Радж Ахтена ослепляла как молния, голос его оглушал как гром. Властитель Рун мог взять дары у вассала, только если тот отдавал их по доброй воле. Но как было слабому человеку устоять перед величественной просьбой Радж Ахтена? В Рофехаване говорили, что "лицо абсолютного зла бывает прекрасным". Радж Ахтен действительно был прекрасен.
      Некоторые считали, что силой своего голоса он мог обмануть даже себя самого. Других-то он точно обманывал часто - даже своих врагов. Женщины влюблялись в него с первого взгляда, мужчины проникались к нему уважением. И стоило Радж Ахтену сказать, что служение ему принесет им только пользу, как они тут же предлагали ему свои дары и саму жизнь.
      Миру грозила катастрофа - война с опустошителями не на жизнь, а на смерть. Радж Ахтену уже удалось убедить десятки тысяч людей, что в этой войне человечество сможет выжить, только объединив свои лучшие качества силу, жизнестойкость и ум - в одном человеке, который будет их защитником. Ибо человек этот станет бессмертным, мифической Суммой Всех Людей.
      Не все, конечно, позволяли Радж Ахтену себя убедить. Поэтому он воевал с Рофехаваном, желая превратить в своих слуг и его подданных.
      Это было подло. Габорн, сознавая силу Радж Ахтена, уже не верил, что его можно победить. Разве только окольным путем, как предложил Селинор, убив его Посвященных. Когда умирал Посвященный, отдавший лорду какое-то свое качество, лорд этого дара лишался.
      Убийство же нескольких тысяч Посвященных настолько уменьшило бы силы Радж Ахтена, что появилась бы возможность победить его в бою.
      Но кто бы на это пошел? Только не Габорн. У людей, посвятивших себя Радж Ахтену, просто не хватило ума, чтобы разглядеть, кто скрывается под этой прекрасной личиной. А многих Лорд Волк и вовсе к этому принудил. Да, они переносили пытку форсиблем и отдавали дары, но лишь потому, что его они боялись больше, чем прикосновения форсибля.
      - В замке Сильварреста он брал в Посвященные детей, - буркнул Габорн. - Кровь детей я пролить не могу.
      - То же самое он делал и в Инд опале, - сказал Джурим. - Дети и женщины - он знает, что у порядочного человека на них не поднимется рука.
      Габорна затошнило.
      Думать о Радж Ахтене ему было уже невмоготу. Жадность Лорда Волка отталкивала. И Габорн подумал: "Не следовало мне и пытаться его обратить. Тем более надеяться сделать своим союзником".
      Проезжая по этим мрачным улицам, он сосредоточился на чувствах и зрении Земли, чтобы узнать, не грозит ли сейчас какая опасность Избранным. Вчера его волновал только Каррис.
      Земля поручила Габорну избрать людей, семена человеческого рода, чтобы "спасти их в грядущие темные времена". Заодно она даровала ему силу чувствовать грозившую Избранным опасность.
      Чувство опасности он сохранил, но утратил силу предупреждать людей.
      И напади сейчас кто на Избранных, все, что он мог - это переживать нависшую над ними угрозу, пока они не погибнут. Однако он надеялся на лучшее. Сил стало меньше, но все-таки, чувствуя опасность, какие-то несчастья он мог еще предотвратить.
      Вот и теперь он, как слепец, проверил на ощупь пределы оставшегося у него дара.
      Опасность, казалось, была повсюду. В Каррисе битва еще не кончилась. Рыцари Справедливости Скалбейна гнали опустошителей на юг. За одну секунду погибло сразу двое Избранных. Утрата причинила Габорну острую боль.
      Радж Ахтен бежал на запад, в Индопал. Габорну он, как ни странно, показался скорее мертвым, чем живым, и это его немало удивило.
      Но вслед за тем он оцепенел от ужаса, ибо ощутил... да, сразу несколько угроз, чреватых такими страшными последствиями, как ни одна из прежних. Не то чтобы беда была рядом. Нет, он даже смог определить, кому и когда будет грозить опасность. Первой жертвой станет его жена, Иом. Не сегодня. Он уже почти научился определять время нанесения удара по силе своего предчувствия. До завтрашнего дня Иом как будто ничто не угрожало. Но следовало сохранять бдительность, поскольку источника опасности он не знал и не всегда еще мог определить.
      Следом предчувствие предупреждало о более общей опасности. Она по-прежнему нависала над десятками тысяч людей в Каррисе. "Снова опустошители?" - подумал он. В Каррис беда должна была прийти уже после того, как что-то случится с Иом. Не ранее завтрашнего вечера или даже следующего дня.
      Далее - опять сгущались тучи над Гередоном. Габорну это напоминало снимание слоев с луковицы. Первый слой - опасность, грозившая Иом, самая близкая по времени. Второй слой - угроза для десятков тысяч в Каррисе. И не пройдет и недели, как могут погибнуть уже сотни тысяч гередонцев...
      А в самой "сердцевине луковицы" он чувствовал единую для всех, последнюю погибель. Она грозила каждому человеку, которого он избрал, более того - миллионам людей, всем народам.
      Дух Земли предупредил Габорна, что от него зависит судьба человечества. И Габорн принял на себя роль защитника. Ему представлялось, что впереди годы и годы борьбы. Долгие войны и затяжные осады.
      Но конец был совсем рядом. "Через пять дней? - подумал он. - Не больше чем через неделю, это уж точно". У него перехватило дыхание, во рту пересохло.
      "Не может быть! - сказал он себе. - Мне это только кажется".
      Озноб пробрал его до самых костей.
      Со всех сторон на него смотрели разбитые окна домов, как пустые глаза. Словно он попал в город призраков.
      Габорн пришпорил коня, вырвался вперед. Иом, Селинор, Эрин, Джурим, Биннесман и вильде поспешили догнать. Он был рад, что никто из них не пытается с ним заговорить.
      Выехав из города, Габорн сразу же свернул налево, на дорогу к Балингтону. Эту деревушку он полюбил еще в юности и решил теперь заночевать в ней. Тихое, безмятежное место, пышные сады. Там чувствовалась Сила Земли, и там он мог соприкоснуться со своей госпожой. До деревни было всего три мили.
      Кавалькада приблизилась к двум холмам, стоявшим у дороги, как часовые. Поля сменялись здесь рощами величественных буков, высоко вздымавших над головами людей свои ветви.
      У холмов дорога поворачивала. За поворотом путь всадникам неожиданно перегородила перевернутая телега. Невдалеке от нее на обочине грелись у костерка какие-то люди - шесть темных фигурок.
      При виде Габорна они вскочили на ноги. Все шестеро были необыкновенно маленького роста, почти карлики. И вооружены они были странно - колесными спицами, колунами, серпами и самодельными острогами. Доспехами им служили рабочие кожаные передники. У старшего была седая борода и мохнатые, как гусеницы, черные брови.
      - Стойте, - сказал он. - Стойте, где стоите. Тута на деревьях сто лучников сидит. Чуть дернетесь - истыкают стрелами, как ежа.
      Беглого взгляда Габорну хватило, чтобы понять, что не все стоявшие перед ним "воины" были взрослыми. В основном, мальчики-подростки - братья, судя по лицам. И все ростом с карлика, как и отец. Такие же, как он, кудрявые, с одинаковыми носами картошкой. Видеть им мешал свет собственного костра, и угроза казалась смехотворной.
      - Сто лучников? - переспросил Габорн, когда спутники догнали его и остановились позади. - Чтобы превратить своего короля в подушечку для булавок, вам хватило бы и половины.
      Он подал коня к костру.
      Все шестеро упали на колени и со страхом уставились на господ.
      - Мы видели, как ваша светлость скакали нынче утром на юг! - крикнул один из них. - Боялись, что разбойники нагрянут. Тут ведь наш дом, и все такое.
      - А еще мы слышали, как земля гремела, и тучу видели над Каррисом! добавил другой.
      - Правда? - спросил третий. - Вы Король Земли?
      И все выжидающе уставились на Габорна.
      "Король ли я Земли? - подумал он. - И как мне теперь отвечать на этот вопрос?"
      Он знал, чего они хотят. Шесть коротышек без всяких даров встали тут, преграждая дорогу Неодолимым Радж Ахтена. О такой глупости - или доблести он еще не слыхал. Они хотят, чтобы он их защитил. Чтобы он их избрал.
      И он сделал бы это, если б мог. Он много размышлял о том, что же он ценит в людях. Хроно его говорил, что Габорн ценит людей проницательных, в то время как многие предпочитают сильных и хитрых.
      Но сейчас Габорн понял, что больше всего ценит тех, кто умеет любить и живет честно. Людей с чистой совестью, решительных, людей, которые не боятся выступить против тьмы, даже не имея надежды победить. Он чувствовал, что для него честь - находиться в обществе этих простых, но сильных духом крестьян.
      - Я не Король Земли, - признался Габорн. - И не могу вас избрать.
      Лица их в темноте были ему не видны, но мальчишки не смогли бы скрыть свое разочарование, даже если бы хотели. Все они тяжко вздохнули и как будто стали еще ниже ростом.
      - Ну и ладно, - сказал их отец, поразмыслив, - пускай не Король Земли, но вы - наш король. Добро пожаловать в Балингтон, милорд!
      - Благодарю вас, - сказал Габорн.
      И послал коня вперед, во тьму под кронами буков. Друзья его тронулись следом. У костра за спиной царило молчание.
      Ночь становилась все холодней. При дыхании из ноздрей вырывались облачка пара.
      Габорн вдруг заметил, что ему трудно дышать, и испугался, что может расплакаться.
      Проскакав по дороге еще милю до того места, где холмы сливались в один, он остановил коня и подождал остальных. Больше он не мог терпеть.
      - Мне пора, - сказал Габорн. - Я должен поговорить с Землей.
      - Так скоро? - спросил Биннесман. - Стоит ли? Земля отняла у вас силу всего два часа назад. И вряд ли она сейчас даст вам положительный ответ.
      - Стоит, - сказал Габорн.
      На некоторых обрядах, проводимых чародеями, нельзя присутствовать обычным людям. Габорн оглядел своих спутников.
      - Джурим, присмотрите за лошадьми. Эрин, Селинор, оставайтесь с ним. Остальные пойдут со мной.
      Он спешился. С юга нанесло облаков, в небе горели лишь редкие звезды.
      Иом соскочила с коня и нерешительно взяла его за руку:
      - Ты вправду хочешь, чтобы я была там с тобой?
      - Да, - сказал Габорн. - Хочу.
      Биннесман, прихватив посох, пошел вперед, за ним вильде. Он повел их узким ущельем, следуя каменистой тропой, проложенной козами.
      - Тот, кто идет к Силам, - заговорил чародей, когда они поднимались по тропе, - кто ищет дара, должен пребывать в надлежащем состоянии разума. Просто желать благословения мало. Сердце должно быть чистым, а намерение непреклонным. Забудьте на время гнев на Радж Ахтена, страх будущего и эгоистичные желания.
      - Я постараюсь, - сказал Габорн. - И Земля, и я - мы хотим одного и того же. Хотим спасти мой народ.
      - Сумей вы полностью очистить свои желания, - сказал Биннесман, - вы стали бы самым могущественным чародеем, какого только видел мир. Вы понимали бы нужды Земли и были бы совершенным орудием их удовлетворения. Ее защищающая сила передавалась бы вам без всякого труда. Но вы не раз пренебрегли ее нуждами. Она приказала вам спасти семена человечества, вы же стремитесь спасти всех - даже таких, как Радж Ахтен, хотя и знаете, что они недостойны.
      - Я очень сожалею об этом! - прошептал Габорн. Но про себя он и сейчас думал: "Кто достоин жить? Даже если силы ко мне вернутся, кто я такой, чтобы это решать?"
      - Второй ваш проступок еще тяжелее первого. Вам дана была способность предупреждать Избранных об опасности. А вы ее исказили, попытавшись превратить силу защиты в оружие.
      - Но Радж Ахтен напал на моих людей, - возразил Габорн.
      - Вам не следовало избирать этого человека, - сказал Биннесман, независимо от того, какой великой казалась в том нужда. Я предупреждал вас. Но уж коли вы его избрали, нельзя было обращать против него вашу силу. То, что вы сделали, является самым настоящим осквернением.
      - И надежды нет? - спросил Габорн. - Вы это хотите сказать?
      Биннесман обернулся, блеснув глазами, в которых отражался звездный свет, воткнул посох в землю. Подъем его утомлял.
      - Надежда, конечно, есть, - твердо сказал он. - Надежда есть всегда. Кто не умеет надеяться, тому недостает мудрости.
      - Но я совершил страшную ошибку, - сказал Габорн. - Мне не следовало полагаться на собственные силы. Теперь я это понимаю.
      - Хм... - Биннесман оценивающе посмотрел на него. - Понимаете, но извлекли ли вы из этого урок? Вы на самом деле доверите защищать вас Земле или будете действовать, как Властитель Рун, - доверять своим дарам?
      Габорн медленно ответил:
      - Я брал дары не для себя, а для того, чтобы служить своему народу. И сожалеть об этом выборе не могу. Мои дары будут по-прежнему служить людям.
      Биннесман снова хмыкнул. Он вывел их в небольшую лощину, остановился и остро глянул на Габорна из-под косматых бровей. Глаза его показались Габорну холодными камушками.
      Склоны холмов вокруг покрывали сухая трава и молодая дубовая поросль. Под ногами было много камней, но землей пахло сильно и пряно. В таком месте, промелькнула у Габорна мысль, должны стрекотать сверчки, шуршать мыши, пробирающиеся в траве, кричать совы. Но слышны были только вздохи холодного ветра над холмами.
      Биннесман проворчал:
      - Это подойдет.
      Он встал на колени и плюнул на землю.
      - Прими и испей влагу моего тела, о Госпожа, - сказал чародей. - Мы просим твоей помощи в час нашей нужды.
      Он кивнул Габорну и остальным. Они тоже плюнули на землю.
      Охранитель Земли поднял посох, взмахнул им над головой.
      Зову тебя, Мать.
      Зову, Защитница.
      Древо Жизни, осеняющее наш дом
      Приди, Сотворяющая.
      Приди, Разрушающая.
      Возьми нас, и да будем мы твоими.
      Затем коснулся посохом земли и сказал тихо:
      - Откройся.
      Корни сухой травы расступились с рвущимся звукам ком. Земля рассыпалась на две стороны холмиками, от крыв узкое углубление между ними.
      Габорн всмотрелся в него. В жирной земле было но маленьких белых камушков.
      Он выпустил руку Иом и начал раздеваться. Глянул было на зеленую женщину, но вильде, этого воина, созданного Биннесманом из камня и дерева, как будто совершенно не интересовали ни правила приличия, ни телосложение Габорна.
      Он огляделся по сторонам, исполненный ожидания. Когда-то, в саду чародея, Земля приняла физическое обличье, сама пришла поговорить с ним.
      Сняв одежду, Габорн лег в углубление. Вздрогнул, коснувшись холодной земли, но скрестил руки на груди, сделал глубокий вдох, закрыл глаза. И прошептал:
      - Укрой меня.
      Ничего не произошло. Земля не исполнила даже такую его маленькую просьбу.
      - Укрой его, - тихо сказал Биннесман.
      Иом не совсем понимала, зачем Габорн попросил ее пойти с ними. Силы она не имела, не могла помочь вызвать Дух Земли. Она могла дать только одно: утешение...
      В утешении он очень нуждался. Но она тоже не знала, что принесет им будущее. У них по-прежнему было много врагов: Радж Ахтен еще мог угрожать им с запада, а дочь Ловикера и король Андерс - с севера. Опустошители лезли из-под земли, сама Иом встретилась с убийцей из Инкарры.
      "Если всем нам суждено умереть, - решила Иом, - остается только принять смерть с достоинством". Это она могла Габорну обещать.
      Но боялась, что другие не смогут.
      И молча взмолилась Земле: "Пожалуйста, ответь нам".
      Земля волной нахлынула на Габорна. Прохладные ее комочки были всюду под ногтями, меж пальцами ног, лежали тяжестью на груди, губах и веках.
      Он задержал дыхание. И послал Земле свою мысль, свое желание.
      "Прости меня. Прости. Я не буду больше злоупотреблять силой, если ты снова наделишь меня ею".
      Затем сосредоточился в ожидании ответа. Обычно Земля разговаривала с ним посредством мышиного писка, крика дикого лебедя или скрипа ветвей в лесу. Но порой она говорила и на человеческом языке.
      - Прости меня, - прошептал Габорн. - Я буду покорен твоей воле. Позволь мне спасти семена человечества. Большего я не прошу. Позволь мне снова стать твоим слугой.
      Ответа не было.
      Ему представилось будущее, ожидающее их, если к нему не вернутся силы. Он видел, как люди убегают от опустошителей, сражаются с ними, прячутся в лесистых холмах, скрываются в пещерах.
      Кому-то он еще сможет помочь, используя свое последнее умение предчувствовать опасность, - тем, кто рядом и кого можно окликнуть.
      Но он все равно проиграет. Возможно, в конце он останется один, последний человек на Земле, и его единственный дар обернется проклятием.
      Он так долго задерживал дыхание, что заболели легкие и мышцы.
      В прошлый раз, когда он лежал, укрытый Землей, его госпожа избавила его от необходимости дышать, позволила расслабиться и спокойно заснуть.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28