Раиса в стране чудес

— Может, водкой? — предположил Сергей.

— Нет, водка со снотворным — это вообще кранты, — вздохнул Иван.

— Да ладно, не напрягайся. Никуда эта девка не денется. Два миллиона, конечно, большие деньги, но даже если мы их не найдем, что, впрочем, маловероятно, это еще не конец света. Два миллиона боровскую мафию не разорят.

— Это конец света, — возразил Череп. — На баксы я бы, может быть, и плюнул, но в пакет с деньгами я сдуру сунул еще одну вещь, которую я сегодня должен передать колумбийцам. Если я этого не сделаю, за моей головой будут охотиться все киллеры медельинского картеля.

— Ни хрена себе! — присвистнул Мясник. — Ты имеешь в виду ту самую информацию, о которой упоминал в бане?

— Микропленка, — вздохнул Самарин. — Она была спрятана в тамагочи.

— В тамагочи? — изумился Сергей. — Кому, интересно, пришло в голову запихнуть микропленку в тамагочи?

— Ну не в задницу же я себе должен был ее запихнуть, — разозлился Череп. — Хотя, с другой стороны, там она была бы сохраннее.

— А что было на пленке? — Иван вздохнул.

— Не хочешь — не говори, но если тебе нужна моя помощь, я должен понимать, что происходит. — Самарин снова вздохнул.

— Технология изготовления в полевых условиях малогабаритной ядерной бомбы из плутония мощностью в две килотонны, — объяснил он.

— Ну, ты даешь! — восхитился Сергей. — Где ж ты ее взял?

— Там, где взял, уже нет, — угрюмо буркнул Череп.

— А копию можешь достать?

— Если бы!

— Значит, не можешь. А если отдать колумбийцам разработчика?

— Труп, что ли, им отдать? — окончательно помрачнел Самарин. — Эта хреновина была в единственном экземпляре. Я сам за нее пол-"лимона" отстегнул. За ней чеченцы гонялись, но я их опередил, а разработчика чеченцы замочили, не понимаю только, зачем. Получил пленку только вчера, как раз перед тем как ты привез деньги. Собирался сегодня копию сделать, прежде чем колумбийцам передать. Для этого специальное оборудование нужно.

— Тогда тебе остается только одно: поговори с колумбийцами, объясни им ситуацию, заплати неустойку и попроси отсрочку на пару недель. Раз такое дело, мы твою беглую принцессу из-под земли достанем.

— Ты хоть раз пытался объяснить что-нибудь латиносам? Даже если я им сегодня два миллиона верну, которых у меня, впрочем, нет, они просто из принципа меня пристрелят, чтобы другим было неповадно слово свое нарушать. Я поступлю наоборот. Сначала отберу у Раисы микропленку, а потом уже буду разбираться с колумбийцами. Получив то, что хотели, возможно, они не станут лезть на рожон.

— Разумно, — согласился Мясник. — В таком случае я срочно отдам приказ ребятам проверить вокзалы и аэропорты. Думаю, твоя красотка, пока ты спал, по-тихому свалила из Москвы. Надо выяснить, куда она отправилась.

— Она свалила не только из Москвы, а вообще с территории любимой Родины, — вздохнул Череп. — Нет смысла проверять аэропорты. Главное — не то, куда она улетела, а где она в ближайшее время вынырнет, и это я знаю совершенно точно.

— Где же? — заинтересованно спросил Сергей.

— Поблизости от чертова ублюдка Ирвина Келле, — зловеще усмехнулся боровский авторитет. — От этого самодовольного волосатого придурка. Выясни, где сейчас находится этот кретин и где будут проходить его ближайшие концерты. А я тем временем позабочусь о въездных визах в Штаты.

Кипр, банк «Никосия кредит».

Банк «Никосия кредит», к удивлению Лапиной, оказался отнюдь не величественным зданием с колоннами. Он занимал первый этаж небольшого частного особняка. Директор банка, Соломон Абрамович Щечкин, и его супруга Циля Моисеевна проживали на втором этаже.

Увидев Раечку, многоопытный Соломон Абрамович, несмотря на юный и не слишком солидный вид неожиданной клиентки, нутром почуял, что тут пахнет большими деньгами. Расплывшись в улыбке, он подхватил девушку под локоток и, смешно перебирая короткими толстыми ножками, повел ее в свой кабинет.

— Вы не смотрите, что мой банк выглядит скромно, — соловьем разливался Щечкин. — Зачем привлекать к себе ненужное внимание? Это Рокфеллеры пусть себе небоскребы строят, а нам главное, чтобы дело делалось, верно ведь?

Лапина согласилась, что да, верно.

— Вот и отлично, вот и славненько, — ворковал Соломон Абрамович, усаживая Раечку в глубокое удобное кресло. — Так с чем вы к нам пожаловали?

— Я наводила о вас справки, — с важным видом заявила девушка, ощущая себя крутой предпринимательницей из американского сериала, посвященного жизни денежных тузов, который она регулярно смотрела по телевизору. — Надо сказать, у вас великолепные рекомендации.

— Стараемся по мере своих сил, — развел руками польщенный Щечкин. — А для такой прелестной клиентки, как вы, уж простите меня, старика, за этот неуклюжий комплимент, совершим даже невозможное.

— Вот и отлично, — благосклонно кивнула Рая. — У меня с собой два миллиона долларов наличными. Мне нужно открыть номерной счет в каком-либо «налоговом оазисе» и перевести на него эти деньги, так, чтобы я могла свободно распоряжаться ими в Соединенных Штатах. Еще мне нужны документы и американская виза, причем чем быстрее, тем лучше.

— Вы говорите, два миллиона долларов? Веки Соломона Абрамовича опустились, скрывая блеск загоревшихся охотничьим азартом глаз, пальцы нервно переплелись.

— Очень, очень хорошо. Вы, несомненно, понимаете, что выполнить ваши пожелания далеко не просто.

— Понимаю, — улыбнулась Лапина. — Но ведь вы сами сказали, что для меня совершите невозможное.

— Разумеется, разумеется. Раз вы наводили обо мне справки, то, вероятно, знакомы с моими расценками. То, что вы хотите, обойдется в двадцать пять процентов от названной вами суммы.

— Двадцать пять процентов? — девушка подняла брови в картинном изумлении. — Не смешите, Соломон Абрамович. Ваша стандартная такса — восемнадцать, в крайнем случае двадцать процентов.

— Что ж, — пожал плечами директор банка. — Если вы так настаиваете, пусть будет двадцать процентов. Но в этом случае документы и американскую визу вам придется заказывать в другом месте. Надеюсь, у вас есть необходимые контакты на Кипре?

Контактов у Раи не было, и Щечкин прекрасно это понимал.

«Чертов кровопийца, — возмущенно подумала Лапина. — Не зря говорили, что дерет он почище, чем рэкетиры. Впрочем, чего мелочиться? Какая разница — двадцать процентов я заплачу или двадцать пять? У меня останется целых полтора миллиона долларов, а, выйдя замуж за Ирвина, я смогу получить все, чего только ни пожелаю».

— Я согласна, — кивнула Рая и, расстегнув сумку, достала из нее пакет с долларами.

— Вот и отлично. Вы приняли единственно правильное решение, — радостно потер руки Соломон Абрамович. — Сейчас мы все пересчитаем…

Пальцы Щечкина резвыми бабочками запорхали над пакетом. Развернув несколько слоев плотного полиэтилена, банкир наугад вытащил пачку перетянутых резинкой стодолларовых купюр и с умилением посмотрел на Лапину:

— Э, да тут у вас тамагочи в пакете. — Щечкин протянул Рае игрушку.

— К сожалению, тамагочи на номерные счета не переводятся, — пошутил он. — Питаете слабость к электронным зверюшкам?

— В путешествиях они заменяют мне домашних собачек, — улыбнулась девушка, засовывая игрушку в карман.

— Кстати, какой паспорт вам нужен? — деловито осведомился Соломон Абрамович. — Российский или какого другого государства? Чем маяться со штатовской визой, может, лучше сразу американский документик сделать?

— А можно? — загорелась энтузиазмом Раечка.

— Все можно, — лучезарно улыбнулся банкир. — Были бы деньги, а деньги как раз у вас есть.

Нью-Йорк, апартаменты в районе «Квинз»

В удушливой духоте своей тесной, как гроб, квартиры Дагоберто Савалас мрачно цеплял вилкой вонючие дешевые сардины из консервной банки и столь же мрачно отправлял их в рот. До гастролей Келлера в Чикаго оставалась целая неделя, и ожидание развязки выводило бывшего полицейского из себя. С другой стороны, он и так слишком долго выжидал и колебался, не решаясь нарушить закон, в который он верил и который так долго защищал.

Теперь, когда Даг окончательно решился на убийство, ожидание казалось ему невыносимым. Савалас твердо решил, что в тюрьму он не пойдет. Сначала покончит с ненавистным певцом, а потом и с собой. Впрочем, покончить с собой — слишком громко сказано. Он и без того уже труп. Он собственными руками уничтожил себя, решив в судебном порядке отстоять свое попранное Ирвином достоинство.

Жена умоляла его не связываться с Келлером, друзья и коллеги по работе в один голос заявляли, что это безумие, но Даг никого не слушал.

Он уцепился за шанс, который выпадает раз в жизни и упустить который, как он считал, было бы преступлением. Это был шанс разбогатеть, навсегда оставить опасную работу и, словно по мановению волшебной палочки, вознестись на новую, более высокую ступень социальной лестницы, обеспечив своим детям блестящую жизнь, достойную фамилии Савалас.

Дагоберто Савалас, твердо уверенный в собственной правоте, подал в суд на певца, требуя с того десять миллионов долларов в качестве компенсации за моральный ущерб и душевную травму, полученную полицейским при виде совершенного рок-звездой непристойного акта в общественном месте.

Узнав об этом, Ирвин Келлер против обыкновения не стал материться. Вместо этого он оглушительно расхохотался и так, хохоча, набрал номер своего адвоката.

Как и следовало ожидать, на суде от Саваласа остались, как говорится, «рожки да ножки».

Патрик Мазур, адвокат Келлера, предъявил неоспоримые доказательства того, что во время задержания певца официально Савалас на службе не находился и, соответственно, права арестовывать его клиента не имел. Полная сдержанной иронии заключительная речь адвоката была непродолжительной, но блестящей.

Чикагский верховный суд отклонил иск полицейского к рок-звезде на том основании, что негоже служителю закона, следящему за порядком в городе, уподобляться трепетной девушке, травмированной видом мужских гениталий, тем более что за свое антиобщественное поведение Келлер уже заплатил штраф в размере семисот пятидесяти долларов.

Последствия судебного процесса оказались для Саваласа катастрофическими. Его начальство, возмущенное грандиозным скандалом, раздутым вокруг инцидента, вышвырнуло Дага со службы, а на оплату адвоката и судебных издержек ушел кредит, который полицейский взял в банке под залог собственного дома.

Уютный особнячок с лужайкой перед ним, на которой в ближайшем будущем должны были весело резвиться маленькие Саваласы, пошел с молотка. На этом печальном действе счастливая семейная жизнь Дагоберто закончилась.

Безутешно рыдающая жена вернулась под родительский кров. Последовать за ней Савалас не мог, ибо тесть, крутого нрава отставной пожарный, выразился на его счет недвусмысленно и ясно: «Если этот тупоголовый ублюдок приблизится к моей дочери ближе чем на сто шагов, я ему все кости переломаю».

Не сомневаясь, что тесть выполнит свою угрозу, Даг решил не искушать судьбу. Год спустя, получив развод, его супруга, не мешкая, выскочила замуж за преуспевающего архитектора, а еще через девять месяцев родила от него парочку крепких, здоровых близнецов.

Вдобавок к свалившимся на Дага несчастьям Ирвин Келлер выпустил видеоклип под названием «Коп — клозетный клоп», в котором, избегая откровенно непристойных сцен, спародировал историю в «Ноевом ковчеге», выставив Саваласа нервным недоумком, бледнеющим и теряющим сознание при виде писающих в туалете мужчин.

Поскольку все Соединенные Штаты были к тому времени в курсе взаимоотношений кумира публики и жадного тупого полицейского, клип имел феноменальный успех. Его непрерывно крутили по десятку телевизионных каналов, и даже маленькие дети в чикагских дворах с наслаждением распевали песенку о копе-клопе.

Не выдержав подобного унижения, Даг с нервным расстройством загремел в больницу. Благодаря средствам массовой информации через несколько часов об этом было проинформировано девяносто процентов американского населения.

Сжалившись над поверженным Саваласом, судьба решила ему улыбнуться. Выйдя из клиники, Даг узнал о внезапной кончине двоюродного дяди, которого он и видел-то всего пару раз в жизни, да и то в раннем детстве. За отсутствием иных наследников все свое и, надо сказать, немаленькое состояние дядя отписал Дагоберто.

Любой другой человек, приняв в расчет ошибки прошлого, сделал бы из них соответствующие выводы. Как говорится, нельзя два раза войти в одну и ту же реку, зато запросто можно дважды наступить на одни и те же грабли. Дагоберто Савалас поступил именно так. Вместо того чтобы, раскаявшись, поспешить к жене, еще не успевшей к тому времени оформить развод, полицейский решил, что уж теперь-то он возьмет реванш.

Все доказательства тяжкого материального, морального и психического ущерба были налицо: по вине Келлера Даг потерял работу, дом, семью, получил эмоциональное расстройство и вдобавок был опозорен на всю страну издевательским клипом.

Наняв нового, более дорогого адвоката, Савалас удвоил сумму иска: теперь он требовал с рок-звезды ни много ни мало — двадцать миллионов долларов.

Как и следовало ожидать, тяжбу Даг проиграл. Ирвин Келлер, а вместе с ним вся страна потешались над окончательно втоптанным в грязь бывшим полицейским. Дядино наследство шоколадной конфетой растаяло в бездонной глотке судебных издержек.

На жалкие гроши, уцелевшие после всех выплат, Савалас снял напоминающую гроб каморку без горячей воды. Впрочем, ему уже было глубоко плевать, где он живет, во что одевается и какие продукты вводит в свой пораженный ненавистью организм. С ним все было кончено. Теперь оставалось покончить с Ирвином Келлером.

Нью-Йорк

Проходя таможенный контроль в аэропорту Нью-Йорка, Раечка Лапина с ослепительной улыбкой на лице предъявила пограничникам паспорт на имя Нины pavidoff, свежеиспеченной гражданки Соединенных Штатов, полгода назад получившей американское гражданство.

Взяв такси, она первым делом отправилась поглазеть на главную американскую достопримечательность — статую Свободы, торжествующе размахивающую факелом на фоне зубчатой, как электрокардиограмма, линии небоскребов.

— Америка! Страна чудес! — восторженно воскликнула Лапина. — Раиса в стране чудес. Даже не верится. Прямо как в кино.

Впрочем, символом американской свободы и демократии Раечка любовалась недолго: ее раздражала вонь, исходящая от воды. Погрузившись в ожидающую ее машину, девушка потребовала отвезти ее в самую шикарную гостиницу Манхэттена.

Таксист лихо подрулил к расположенной неподалеку от знаменитой Тайме Сквер пятидесятиэтажной громадине отеля «Мариотт Маркиз», по стенам которого сияющими золотистыми светлячками деловито сновали взад-вперед панорамные наружные лифты.

Лапина сняла номер на самом верху — ей хотелось кататься на удивительных прозрачных лифтах как можно чаще.

Всласть попрыгав на упругой, невероятно удобной кровати, застеленной стеганым атласным покрывалом, девушка решила, что пора заняться делами. До концерта Ирвина в Чикаго оставалось всего четыре дня, а дел у нее было невпроворот.

Во-первых, гардероб. Он должен быть продуман до мелочей, так, чтобы, едва увидев Раю, кумир ее души оказался сражен наповал.

Во-вторых, прическа. В-третьих, макияж. И в-четвертых, нельзя забывать о том, что Череп далеко не дурак. Естественно, что первым делом он, пылая праведной жаждой мести, бросится искать ограбившую его любовницу в непосредственной близости от Ирвина Келлера.

В том, что рано или поздно Самарин ее найдет. Лапина не сомневалась. Такой человек, как Ирвин, всегда на виду, так что его жена не сможет всю жизнь прятаться. С другой стороны, если она станет женой рок-звезды, Ивану не удастся добраться до нее — охрана у певца должна быть та еще.

Возможно, она даже отдаст Черепу его деньги, или, по крайней мере, оставшуюся их часть, чтобы он особо не возникал, а будет возникать — так Ирвин натравит на него полицию и спецслужбы Соединенных Штатов. Вот тогда-то Самарин закрутится, как уж на вилах.

Словом, первое время надо не попадаться Черепу на глаза, а там все само как-нибудь уладится.

Нью-Йорк, Манхэттен, офис Китайчика

Сто первый этаж возвышающегося в центре Нью-Йорка знаменитого небоскреба-"близнеца", на два метра превышающего по высоте своего четырехсотметрового собрата, целиком арендовал бывший гражданин России Лешка Китайчик. Во сколько Леше обходилось это удовольствие, лучше не говорить. Представить подобную сумму обычному человеку было бы не только трудно, но и мучительно.

Тем не менее Леша считал, что затраты оправдывают себя. Во-первых, ему безумно нравился открывающийся из окон вид на лежащий у его ног остров Манхэттен, отороченный грязно-свинцовыми лентами Гудзона и Ист-Ривер.

Во-вторых, в вотчину Китайчика вели два отдельных лифта, не останавливающиеся по требованию на других этажах. В лифтах сидели крепкие бритоголовые ребята опять-таки отечественного происхождения, внимательно следящие за тем, чтобы в «Рашн Чайна-таун», так русская мафия шутливо называла сто первый этаж, не проникли нежелательные и, особенно, вооруженные элементы.

В-третьих, Леша вообще любил жить на широкую ногу.

Лешу Китайчика иногда называли российским Аль Капоне. Более того, люди, хорошj знающие его, обоснованно полагали, что Alex Heraskin (так он именовался в американском удостоверении личности) или Алексей Остапович Гераськин (так некогда было записано в советском паспорте) был несравнимо предусмотрительнее, коварнее и изворотливее своего плохо кончившего чикагского собрата.

Двенадцать лет назад, когда Китайчик обитал в Москве и был одним из наиболее известных в России криминальных авторитетов, он понял, что на рэкете и уголовщине можно сколотить весьма существенное состояние, но все же не настолько существенное, как ему хотелось бы. Миллионы долларов его не устраивали. Леше нужны были миллиарды.

К счастью, Китайчик был достаточно умен, чтобы понять, что в эпоху высоких технологий настоящие деньги проще делать с помощью компьютеров и факсов, а не базук и автоматов Калашникова.

Леша стал собирать информацию. Эта информация стекалась к нему из самых разных источников: от подкупленных им сотрудников секретных служб и высоких чинов правоохранительных органов, от любовниц правительственных чиновников и от прочих не менее ценных осведомителей.

Господин Гераськин никоим образом не шантажировал людей, которых впоследствии стали называть олигархами, для этого он был не так глуп. Основываясь на полученных данных, он всего лишь предлагал им свою помощь в том, чтобы сделать их, а заодно и себя еще богаче.

О подробностях того, как именно, объединив усилия, члены правительства, офицеры секретных служб, криминальные авторитеты и финансовые олигархи организовали утечку за рубеж сотен миллиардов долларов, история, к сожалению, умалчивает.

Известно лишь то, что миллиарды эти исчезли без следа, а представители компетентных органов Соединенных Штатов, через банки которых проводились незаконные финансовые операции, лишь сделали невинные глаза и растерянно развели руками: «откуда, мол, нам знать, куда девались ваши денежки?»

Если американский президент лично не вручил Китайчику орден за беспрецедентный вклад в развитие экономики Соединенных Штатив, так только потому, что мировая общественность могла бы это превратно истолковать. Впрочем, Леше не нужны были ордена и медали. Он удовольствовался сто первым этажом самого высокого здания Манхэттена, паспортом гражданина США и неограниченным простором для свободной предпринимательской деятельности.

На Лешу работал целый штат блестящих экономистов русского происхождения. Полагая, что кадры решают все, предусмотрительный Китайчик, еще в бытность свою российским подданным, организовал благотворительный фонд помощи детям-сиротам. Этот фонд отбирал в детдомах наиболее одаренных ребят и отправлял их учиться в лучшие колледжи и университеты Соединенных Штатов.

Блестящие экономисты, юристы и бизнесмены, которыми стали сироты, были по гроб жизни благодарны благодетелю, спасшему их от ужасов российской действительности, и вкалывали на него не за страх, а за совесть, тем более что получали они за свой труд более чем щедро.

Словом, дела Леши Китайчика, почти полностью перешедшего на высокодоходный легальный бизнес, продолжали идти в гору. Безупречно отлаженный механизм работал без сбоев, и Леша, сидя в своем роскошно обставленном кабинете, от скуки развлекался тем, что отстреливал духовым пистолетом мух, которых по его просьбе специально туда запускали.

— Дюжина, — удовлетворенно произнес Леша, прицельно сбив с редкой разновидности лишенного колючек кактуса двенадцатую муху.

Устройство селекторной связи тихо хрюкнуло, и из него послышался не лишенный приятности голос секретарши:

— Внизу находится один приезжий из России. Он хочет встретиться с вами. Говорит, что его зовут Череп.

— А, Иван! — обрадовался неожиданному развлечению Китайчик. — Скажи, чтобы его пропустили, только сначала пусть как следует проверят на предмет оружия. Как мудро подмечено в пословице: с такими друзьями и враги не нужны.

Нью-Йорк, Манхэттен, Всемирный торговый центр

В здании Всемирного торгового центра, расположенном в непосредственной близости от небоскреба, в котором Леша Китайчик ожидал поднимающегося к нему на лифте Черепа, охваченная экстатическим безумием шопинга Раечка Лапина, едва держась на ногах от усталости, продолжала примерять наряды от Диора и Шанель, Джил Сандер и Кашарель, Нины Риччи и Живанши.

Не то чтобы раньше девушка не могла побаловать себя платьицем из модного бутика — Иван жмотом не был и на расходы для любимой не скупился, — но одно дело — отовариться Диором в ГУМе, неблагозвучное название которого напоминало о чем-то безнадежно отсталом и совковом, а совсем другое — приобрести костюм от того же Диора в центре пропитанного ароматом долларов и могущества Манхэттена.

Памятуя о насущной необходимости маскировки, Лапина приобрела дюжину разноцветных париков, с десяток темных очков всевозможных форм и размеров, цветные контактные линзы и профессиональный театральный грим.

Наткнувшись на отдел, продающий костюмы для маскарадов, Раечка чуть не завизжала от охватившего ее восторга. В таких прикидах не то что Череп — родная мама ее не узнает. Проведя в отделе около сорока минут, девушка остановила свой выбор на индийском сари, наряде католической монахини и бесформенной черной хламиде с чадрой, которую носят арабские женщины.

«А если под наряд монашки еще и накладной живот нацепить, словно я беременна, вообще полный отпад получится, — вдохновенно генерировала идеи Лапина. — Хотя, с другой стороны, католические монахини, как правило, не беременеют. То есть, конечно, беременеют — особенно когда поблизости есть мужские монастыри, но стараются не выставлять этого напоказ. А может, притвориться разжиревшей „невестой господа“? Нет, это не так интересно. Все-таки было бы здорово заявиться к Ирвину в костюме беременной католической монашки, а потом скинуть с себя все это и остаться в прозрачном прикиде восточной одалиски. Наверняка ему бы это понравилось, да что там понравилось, он был бы вне себя от восторга!»

Лапина блаженно зажмурилась и вздохнула, представив, как Келлер, потрясенный ее неземной красотой, заключает ее в объятия. Нет, в объятия — это потом. Пусть он лучше падет на колени и попросит ее руки. Никаких вольностей до свадьбы она, разумеется, не позволит. Все будет в точности так, как и должно быть: страстные ухаживания, белое платье, фата, толпа восхищенных гостей, венчание в церкви. Хотя нет, как же она может венчаться в церкви? Она же не католичка!

«Не имеет значения. Раз для Ирвина так важно венчаться в церкви, ради этого можно и католичество принять. На какие только жертвы не пойдешь ради любви…» — решила девушка.

— Хотите примерить что-нибудь еще? — оторвал ее от розовых грез голос продавщицы.

— Что? — вздрогнула Раечка. — Нет, пожалуй, на сегодня хватит. Вот моя кредитная карточка. Будьте любезны, распорядитесь, чтобы все покупки были доставлены в мой номер в отеле «Мариотт Маркиз».

— Не беспокойтесь, — сверкнула дежурной улыбкой продавщица. — Вы получите их не позже, чем через полчаса.

Голливуд, бульвар Сансет.

В то время как русская поклонница Ирвина Келлера, примеряя костюм католической монашки, грезила о счастливой семейной жизни со знаменитым певцом, на расположенном за тысячи километров от Нью-Йорка юго-западном побережье великих и могучих Соединенных Штатов Кейси Ньеппер, движимая теми же извечными природными импульсами, что и Раечка Лапина, с болезненно-лихорадочной энергией опустошала роскошные бутики на знаменитом бульваре Сансет.

— Я изменюсь, — бормотала звезда Голливуда, изгибаясь, чтобы увидеть, не морщит ли на спине абрикосового цвета пиджак от Нейман Маркуса. — Я перестану устраивать скандалы. Я буду тебе образцовой женой. О боже! Кейси Ньеппер — образцовая жена, да в такое никто не поверит! Впрочем, если Мадонна ухитрилась сменить имидж вульгарной шлюхи на образ приторно-cлащавой святоши, у меня тоже получится. У меня не может не получиться, иначе я навсегда потеряю единственного мужчину в моей жизни…

— Единственного мужчину? — насмешливо произнес приятный мужской голос за ее спиной. — Не могла бы ты уточнить: единственного — за какой исторический промежуток времени? За последние пять минут?

Возмущенно фыркнув, Кейси обернулась и одарила наглеца убийственно презрительным взглядом.

— Как ты смеешь подслушивать? Ты что, шпионишь за мной?

— Я получил твое сообщение на автоответчике, — пояснил Джадд Эллимен, агент актрисы. — Попробовал до тебя дозвониться, но твой мобильник был отключен, а служанка сказала, что ты отправилась за покупками на бульвар Сансет. Твои излюбленные бутики мне хорошо известны — и вот я здесь.

— Ладно, допустим, ты здесь, — в голосе звезды звучал арктический холод. — И что тебе надо?

— Для начала просто поговорить.

— Нам не о чем говорить, — отрезала Кейси. — Все, что требовалось, я наговорила на автоответчик. Мое решение обсуждению не подлежит.

— Вот тут ты как раз ошибаешься, — раздраженно сказал агент. — Ты подписала контракт и не можешь сейчас никуда уехать. Дождись конца съемок — тогда пожалуйста, делай что хочешь.

— С каких это пор мне требуется твое или чье-нибудь разрешение для того, чтобы делать то, что я хочу?

— С тех самых пор, как ты взяла на себя определенные обязательства. Не знаю, стоит ли тебе напоминать, что твоя стремительная звездная карьера находится на излете. Тридцать пять лет — возраст для актрисы критический. Возможно, если ты будешь умной девочкой, то сыграешь еще пару-тройку хороших ролей, прежде чем тебя отправят на благоухающую дерьмом помойку Голливуда. Я ухитрился выбить для тебя контракт на двадцать миллионов долларов. В твоем положении ты не можешь позволить себе бросаться такими деньгами, а в случае срыва контракта тебе придется заплатить такую неустойку, что старость ты проведешь в дешевых меблированных апартаментах.

— Знаешь, что я тебе скажу, — медовым голоском пропела Ньеппер и пальчиком поманила агента наклониться поближе к ней.

— Fuck you, asshole, — рявкнула она ему в ухо. — Screw it yourself.

— В данном случае речь идет не о моей, а о твоей половой жизни, — стараясь держать себя в руках, спокойно произнес Джадд. — Ради того, чтобы перепихнуться со своим ублюдочным муженьком-наркоманом, ты готова послать псу под хвост не только свою карьеру, но и всю дальнейшую жизнь. Может, найдем компромиссный вариант? Если ты не можешь жить без унижений и скандалов, без того, чтобы об тебя вытирали ноги, — запишись в престижный клуб садо-мазо. Могу даже порекомендовать один — публика там самая изысканная. Говорят, его тайно посещают губернатор штата, начальник полиции нравов и высокие чины католической церкви. По заказу тебе подберут парня, как две капли воды похожего на твоего драгоценного Келлера — пьяного, вульгарного, истеричного и с татуировками по всему телу. Так и волки будут сыты, и овцы целы. Только не говори сразу «нет». Подумай над моими словами.

— Ублюдок, — прошипела Кейси и, размахнувшись, влепила агенту звонкую пощечину.

Сорвав с себя абрикосовый пиджак, она швырнула его, в руки возбужденно впитывающей в себя подробности ссоры продавщицы.

— Ноги моей больше здесь не будет, — яростно обрушилась она на девушку. — Я даже плюнуть побрезгую на вашу грошовую лавочку, в которую впускают вшивых вонючих педерастов типа Джадда Эллимена.

Бросив на агента уничтожающий взгляд, звезда в ярости выскочила из магазина.

— Ну вот, теперь я еще и педераст, — вздохнул Эллимен. — И все потому, что помог этой вздорной сучке заработать чертову прорву миллионов.

Потрогав кончиками пальцев пострадавшую щеку и болезненно поморщившись, Джадд вышел вслед за Кейси.

Вешая на плечики пиджак, продавщица раздумывала о том, какому бульварному журналу лучше продать подробности скандала — «Стар» или «Энкуайрер». Остановив свой выбор на «Энкуайрер» — там платили чуть-чуть больше, девушка посмотрела в окно, на Эллимена, яростно хлопнувшего дверцей своего «Роллс-Ройса», и осуждающе покачала головой.

— Если в ближайшие десять лет бог не уничтожит Голливуд, ему придется принести свои извинения Содому и Гоморре, — задумчиво произнесла она.

Москва

— Та-ак, — мрачно протянул Франсиско Асаведа, более известный в кругах колумбийской мафии как Пако Могила.

Интонации его голоса не предвещали ничего хорошего.

— Мне очень жаль, — развел руками Фабио Эстиарте, — но мы его упустили.

— Значит, упустили, — медленно повторил Асаведа.

— Он действует на своей территории, — пожал плечами Бруно Байона. — К сожалению, наши возможности в России ограниченны.

— Вы отвечали за проведение операции, и вы провалили ее, — отчеканил Пако Могила. — Не мне вам объяснять, какая участь вас теперь ожидает.

— Но вы сами одобрили проведение операции, — голос Фабио предательски дрогнул. — Мы лишь выполняли ваши распоряжения. Череп был надежным партнером, он всегда держал свое слово — мы в этом неоднократно убеждались. Такой человек, как Самарин, не станет всю жизнь прятаться от киллеров из-за каких-то двух миллионов долларов. Для обычного человека это, конечно, большие деньги, но только не для Ивана. Скорее всего произошло что-то непредвиденное.