Грешные души

Не будь у этого искусственного образования дьявольской души стажера Тютюки, все пошло бы по-иному. Любая, даже самая дикая и неустрашимая, самая безумная и сексуально озабоченная женщина, увидев лицо Котова в этот момент, с визгом бросилась бы бежать. Даже зрелище только что совершившегося убийства не вызвало бы такого ужаса в душе человеческой, как тот взгляд, который метнул одержимый минус-астральной силой Владислав. Это был взгляд зверя, хищника-самца, одержавшего молниеносную победу, опьяненного запахом крови поверженного противника и жаждущего тела самки…

— Отлично! Превосходная работа! — донеслось по ультрасвязи одобрение Зуубара Култыги. — Давай в том же духе, Дубыга!

— Есть! — отозвался офицер и перешел на телепатию: «Тютюка! Немедленно покидай объект! Срочно! Переводи на безусловные рефлексы, а сам — на борт!»

Тютюка не заставил себе приказывать дважды. Он уже знал, что пограничный слой между бионосителем и его сущностью — вещь ненадежная. Стажер мигом очутился на борту пылинки.

— Так, — напряженно следя за действиями Котова, уже сцапавшего в объятия безвольную, бездушную оболочку, жизнь в которой поддерживалась только безусловными рефлексами, произнес Дубыга, — наступает самое интересное. Рискованное, но интересное. Попробуем трансгрессировать Таню реальную, точнее, конечно, ее сущность, в искусственную оболочку… Настраивай канал!

— Готово!

— Выводи сущность в Астрал!

— Готово!

— Пошла трансгрессия! Есть переход! Сущность на носителе!

Как раз в этот момент Котов, действуя, словно изголодавшийся маньяк, сорвал с притиснутой к траве Тани обе части купальника.

— Командир, объект не выводится из сна!

— Отставить, обормот! — рявкнул Дубыга. — И не надо ни в коем случае! Пусть думает, что это сон. Наблюдай за пограничным слоем! Посадишь ее сущность на искусственный носитель наглухо — не рассчитаемся! Я тебя тогда самого в естественную оболочку запакую!

Но было поздно. Тютюка опоздал всего на какую-то микроскопическую долю секунды и выпустил один лишний импульс, который разбудил Таню.

Мат, который изверг Дубыга, был неподражаем.

— Долбогреб! Уродище! Немедленно врубай сон!

Но Таня уже проснулась, причем как раз в тот момент, когда Котов, распяв безвольные руки девушки, был готов свершить черное дело. Ее глаза открылись так широко, так испуганно…

— Удар активного плюса! — взвыл от бессильной злобы Дубыга. — Котов неуправляем! Что ты телишься, стажер? В сон ее! Шевелись, гаденыш!

— Не выходит! Мы этого не проходили! Ни короткими, ни длинными! Она не засыпает!

— А-а! Недоносок! — Дубыга перехватил управление, дал мощный импульс и перебросил Танину сущность обратно на дачу Запузырина, так что с Котовым осталась только живая кукла — биоробот с безусловными рефлексами. Впрочем, Котов от активно-плюсового удара резко остыл и, явно парализованный осознанием преступности своих действий, секунду-другую пребывал в замешательстве.

— Тютюка! Лезь обратно… отставить! Сам пойду! — Дубыга исчез, оставив стажера в недоумении. Впрочем, уже через секунду офицер вышел на связь: «Я в объекте. На этот раз не уйдет! Контролируй пограничный слой! Понял?»

В тот самый момент, когда Котов, ощутив, что был всего на шаг от изнасилования, хотел уже отшатнуться от Тани, ее руки замкнулись у него на спине…

— Вот тебе и на… — жарко прошептала Таня, управляемая Дубыгой. — Что же с нашим героем? Ранняя старость, а? Так бурно, по-варварски, взялся за дело, а когда я уже готова была увидеть небо в алмазах — отбой?

— Мне показалось, что ты меня возненавидишь… — пробормотал Котов. — Ты так поглядела!

— А как должна глядеть добыча на зверя? — мурлыкнула Таня. — Добыча знает, что ей не уйти… Ведь ты зве-ерь, хи-ищничек… С чего ты начнешь кушать, а?

В это время Тютюка уловил сердитый приказ: «Чего ты ворон считаешь? Стажер, мать твою за ногу! Работай! Восстанавливай управление Котовым, энергии не жалей!»

— Тут бомж этот валяется… — Владислав обернулся назад. — Ему я, видно, крепко влепил. Не помер бы…

— Да плевать мне на него… — проведя губами по лицу Котова, истомно протянула Таня. — Он мне не нужен… Мне нужен ты, понимаешь?

«Объект управляем!» — радостно доложил Тютюка.

«Молодец! — похвалил Дубыга. — Как там слой, ничего?»

«Да вроде…»

«Смотри, приглядывай, мне надо вовремя успеть, по грани пойду!»

Котов снова приобрел безумный блеск в глазах, жадную силу в руках, которые пустились в порывистую, скоростную пробежку по Таниному телу. У Котова не было никаких человеческих чувств — одни инстинкты.

«Стажер! — позвал Дубыга. — Как там слой? Держишь? У меня что-то сенсорика заработала! Смотри внимательно!»

«Поставить автоматический ограничитель?»

«Нет, тут чувствительность слишком грубая. Он меня выбросит раньше, чем нужно. Я должен дотянуть до конца, до кульминации. Тогда будет естественно, если она потеряет сознание…»

«А не опасно?» — забеспокоился Тютюка.

«Опасно! Но тебе было бы опаснее. Держи контроль! Запомнил? Возврат только в момент оргазма!»

«Чьего?» — спросил Тютюка.

«Его! Моя уже пошла».

Через несколько секунд Таня тихонько, но отчетливо ахнула и судорожно сжала Котова.

«Признаки размягчения пограничного слоя!» — доложил Тютюка.

«Ничего, терпимо… — ответил Дубыга. — Конечно, сенсорика охватила крепко, но ничего… Пока держи контроль!»

Второй крик Тани был громче.

«Командир, есть утончение слоя на двадцать процентов! — предупредил Тютюка. — Опасно! Включить дополнительную энергетику?»

«Отставить… — Тютюке показалось, что телепатический сигнал стал каким-то неясным, расплывчатым. — Тебе надо Котовым управлять, дай лучше ему импульс на интенсификацию действий».

Когда она взвизгнула в третий раз, это было слышно на берегу, где две парочки загорали на песочке.

— А им сейчас хорошо… — протянула Соскина, прищурясь на Эллу. — Это ведь не от щипка, верно?

— Что естественно, то не безобразно, — философски заметил Колышкин. — Они люди…

— А мы — нет? — хмыкнула Элла. — Эх, Андрюша, стихи стихами, а жизнь прекраснее. Может, мы тоже кустик найдем?

— Да я как-то не настроен.

— Может, ты, Лобик, а?

— Не знаю…

— Мужики пошли! — вздохнула Соскина. — То липнут — не отлипают, то морды воротят…

— Что вам, возжа под хвост попала? — проворчал Колышкин. — Лес, озеро, остров… Солнышко греет. Ведь лето — это всего ничего. Может, завтра дожди зарядят и до сентября не пройдут. Просидим весь отпуск в номере: бутыль да карты, музычка да вы…

— Ну и любуйся солнышком! — обиделась Соскина. — Пойдем, Элка, пошляемся. Может, найдем какого-нибудь рыболова нестарого. Хоть одного на двоих…

Оставшись на берегу одни, Колышкин и Лбов очень скоро почувствовали себя тоскливо. Активный плюс у них кончался.

— Эх, надо было бутылку взять! — проворчал Андрей.

— Поехали! Все равно они с острова никуда не денутся, — согласился Лбов, и коллеги по работе, оттолкнув лодку, налегли на весла. Все возвращалось на круги своя… Сомнения уходили…

«Командир! — встревоженно засигналил Тютюка. — Есть прорыв слоя! Протекание сущности на носитель! Экстренный возврат!»

«Идиот! Мне так хорошо…» — отозвался Дубыга, и Тютюка понял: надо действовать. Он лихорадочно врубил новые энергетические каналы, направил мощный луч на место прорыва пограничного слоя, но перестарался. «Тарелка» ничем не могла помочь Дубыге, но бдительно автоматически контролировала энергоактивность Тютюки. «Опасный перерасход! — предупредила она. — Принудительный перевод стажера в пассивно-аккумулирующий режим!»

И своей властью отключила Тютюку… Отчаянный выброс энергии успел достичь объекта, но воздействие его было кратковременным. Это лишь продлило агонию Дубыги. Слой восстановился всего на несколько секунд. Осознав, что доигрался, в течение этих нескольких секунд Дубыга суматошно пытался вырваться, но размягченный и истончившийся пограничный слой уже не держал. Мощное притяжение сенсорики носителя втягивало сущность Дубыги, словно губка воду. Офицер второго ранга первого уровня уже не в силах был что-либо сделать. Его действия напоминали судорожную борьбу за жизнь, которую ведет человек, провалившийся в трясину. Чем больше он барахтался, пытаясь волевыми импульсами прикрыть бреши в пограничном слое, чем больше расходовал энергии, тем сильнее шел процесс перетекания сущности и тем меньше потенциала оставалось у Дубыги. Он все более ощущал себя Таней, и лишь меньшая часть его сущности оставалась астральной.

«Култыгу! Култыгу подключай!» Все последние силы Дубыга потратил на этот отчаянный призыв, обращенный к Тютюке. Но Тютюка уже не мог его услышать. Автоматика «тарелки» ультрасвязью пронзила Астрал, добросила сигнал до Зуубара, но было поздно. Офицер второго ранга первого уровня перестал существовать как конкретная сущность. Реликтовый по типу, искусственный по происхождению носитель впитал его и переоформил. Дубыга стал Таней Хрусталевой искусственной в отличие от той, что по-прежнему спала на запузыринской даче.

— Что там у вас? — спросил Зуубар Култыга, подключившись через минуту после того, как помочь было уже невозможно.

— ЧП! — доложила «тарелка», не проявляя, однако, эмоций. — Офицер Дубыга, грубо нарушив технику безопасности, внедрился на материальный носитель, не установив автоматический ограничитель пребывания, и поручил контроль за пограничным слоем стажеру Тютюке. Несмотря на неоднократные предупреждения стажера о начавшемся размягчении пограничного слоя, Дубыга продолжал пребывание на носителе даже после того, как зарегистрировал сенсорные ощущения носителя. Результат — единичный прорыв пограничного слоя. Выполняя операцию по ликвидации прорыва, стажер израсходовал недопустимо большое количество энергии и был переведен в пассивно-аккумулирующее состояние для восполнения энергозатрат. Последняя команда от Дубыги — вызов второго уровня. Работаю в автоматическом режиме. Офицер Дубыга поглощен носителем.

— Принято. Даю команду: вести контроль за действиями искусственного объекта. Стажера из пассивно-аккумулирующего режима без моего приказа не выводить. Прибытия замены ждите через трое суток местного времени. Конец связи.

… Котов отвалился от Дубыги, словно насосавшаяся крови, отяжелевшая пиявка. В нем не было ни благоговения, ни любви, ни благодарности. Его переполняло лишь сытое удовлетворение и злая, самодовольная радость, гордость самоутверждения мужчины, овладевшего той женщиной, которая ему довольно долго не покорялась. И ни капли тех сомнений, что мучили его после близости с Валей.

Развалившись в траве, Котов отдыхал, подставив вспотевшее тело легкому ветерку, — в десяти шагах от трупа бомжа, о котором он как-то позабыл, будто не человека убил, а комара прихлопнул.

Рядом с ним лежала Таня-И. Прежний Котов, вероятно, был бы очень изумлен теми переменами, которые произошли с ее лицом. Нет, черты его не изменились. Изменилось восприятие этого лица. Если раньше оно излучало какую-то внутреннюю доброту, легкую наивность и теплое обаяние, то теперь лишь цинизм, похоть и бесстыдство. Но заметить их, увы, мог только тот, прежний Котов. Никаких воспоминаний о Дубыге в памяти искусственной Тани не сохранилось. Нет, она точно знала, что ее дядюшка — Август Октябревич Запузырин, что живет у него на даче, что она — натуристка и впервые увидела Котова, когда загорала в натуральном виде с подругой Ирой. Она помнила все, что помнила о себе настоящая Таня, помнила все, что было в свое время внушено ей Дубыгой и Тютюкой, наконец, помнила все, что произошло только что, и совершенно ни в чем не сомневалась. Она была очень довольна тем, что случилось, и не замечала в себе ничего сверхъестественного. Но на самом деле растворившаяся в ней сущность Дубыги тысячами нитей связала ее с Минус-Астралом, наделив свойствами, которые проявили себя не сразу.

ВОЗРОЖДЕНИЕ СУТОЛОКИНОЙ

Александра Кузьминична, которая из-за синяка и царапин не ходила обедать и вообще ничего не ела уже второй день, решила прекратить голодовку. Кое-как замазав кремом и запудрив свои раны и надев солнцезащитные очки, она все-таки явилась на обед.

— Что-то вас давненько не видно, милая? — спросил старик Агапов, успевший за время отдыха заметно приободриться. — Уж и на обед не ходите…

— Да так, что-то не хочется… — промямлила Сутолокина.

— Напрасно, — пожурила Нина Васильевна. — Мы вот с Митей прошлись сегодня вдоль берега озера и так есть захотели! А нам-то много нельзя…

— Перистальтика уже не та, — глубокомысленно заметил Дмитрий Константинович, — пищеварительный тракт…

— Ну что ты, за столом-то? — пристыдила бабка. — При даме к тому же… Лучше расскажи, что мы видели. Пошли мы со стариком от пляжа налево. Там в озеро речка впадает, извилистая такая, а через нее мостик. Вот мы мостик перешли и по тропинке километров пять протопали. Я цветов набрала охапку — лужайки попадались. Земляничка еще осталась, черника уже спелая. Птичек послушали. Потом немножко в горку, потом в овражек, потом опять наискосок в горку и добрались до верхушки. А там, представьте себе, стоит на полянке камень. Большой, высокий и вроде бы бесформенный. Но вокруг него на этой полянке идет нечто вроде маленького вала. Понимаете? Я убеждена, что это какое-то языческое древне-славянское капище! Я хоть и специалист по истории КПСС, но все же историю СССР с древнейших времен тоже изучала. Этот камень наверняка какой-то идол, Перун или Даждь-бог какой-нибудь! А в путеводителе про него ничего нет.

— И ты, Нинуля, вернешь стране археологический памятник, — сыронизировал дед. — По-моему, это просто бывший КП военного времени, в который бомба угодила. Камень вывернуло наверх, а воронка обсыпалась, размылась — вот и вышел вал.

— Вечно ты скептицизм разводишь! — сердито заявила бабка, и они начали препираться, что Сутолокину совершенно не интересовало. Однако из путешествия в столовую Александра Кузьминична вынесла одно знаменательное решение: ни в коем случае не сидеть после обеда в номере, а пройтись хотя бы по тому же маршруту, которым ходили старики. Именно так она и поступила.

По дороге в сторону пляжа Сутолокина повстречалась с Колышкиным и Лбовым, торопливо шагавшими от лодочной станции. Спешили они в свой родной номер, поскольку там вроде бы завалялась бутылка.

— Куда ж она делась? — почесал подбородок Никита после получаса безуспешных поисков.

— А, хрен с ней! — принял решение Колышкин. — Смотаемся в Старопоповск! Сразу на неделю затаримся.

Через несколько минут они выводили свой «ауди» со стоянки. Лбов уселся за руль, Колышкин справа на переднее сиденье.

Гнали быстро. Миновали поворот на дачу Запузырина, прикрытый «кирпичом», затем дорога пошла под уклон. Впереди виднелась насыпь и мост через небольшую речку, которая не то вытекала из озера, не то впадала в него. На другой стороне от моста тоже была горка, и с этой горки быстро ехал навстречу большой КамАЗ, груженный щебенкой.

И тут на полосу, по которой неслись Колышкин и Лбов, неведомо откуда выскочил мальчик. Маленький, лет шести, в синих шортиках, полосатой маечке, в белых гольфах. На дорогу он выбежал за мячиком, ярким, оранжевым, с черными пятиугольниками. Мяч катился под горку по дороге, а мальчик бежал за ним, совершенно не видя несущегося сзади «ауди»…

— Тормози! — прикинув расстояние, велел Колышкин. — Вот поросенок!

— Щас… — нажимая на педаль, пробормотал Лбов.

Однако машина ход не сбавляла, а педаль попросту провалилась.

— Гидравлика, блин! — охнул Никита.

— Ручником! — рявкнул Колышкин, но уже понял, что это не поможет. Даже с выключенным мотором летящий под горку «ауди» должен был смять мальчонку… Лбов отпустил руль и в ужасе закрылся руками, а Колышкин, ухватившись за баранку, вывернул влево, на встречную полосу, под удар КамАЗа, благополучно разминувшегося с малышом. Последнее, что увидел Колышкин — мокрый след на асфальте, тянувшийся за «ауди» вплоть до места столкновения, — вытекшая тормозная жидкость…

Внешне все выглядело ужасно: бампер самосвала ударил точно в правую дверь «ауди» и снес легковушку с дороги. Падая с насыпи, машина трижды перевернулась, грохнул взрыв, и чадное пламя обвило смятый корпус жадными лапами…

Ни Колышкин, ни Лбов ничего этого не ощутили. У них только мигнуло в глазах что-то ослепительное, а затем все пропало, исчезло, растворилось… Однако, как им показалось, всего через несколько секунд все пришло в норму. «Ауди», целый и невредимый, мчался по шоссе, Колышкин и Лбов сидели на своих местах. Изменилась только дорога — она пошла по сплошной березовой роще. И солнце, уже клонившееся к закату, вдруг оказалось на востоке, будто ранним утром. Да еще воздух, врывавшийся в автомобиль сквозь опущенные боковые стекла, стал совсем иным, без пыли и запаха асфальта…

— Не понял… — удивился Колышкин. — Притормози-ка, братан!

Лбов послушно нажал на педаль, она работала нормально. Машина остановилась. Приятели вышли из машины.

— Куда это нас занесло? — спросил Андрей. — Это не то шоссе! Мы что — всю ночь ехали?

— А Владик с девками на острове остался… Лодку-то мы у них увели, — вздохнул Никита. — Там переплыть трудновато.

— Тем более что Людка с Элкой еле-еле полста метров проплыть смогут…

— Надо обратно! Срочно!

Они развернули «ауди» и стали наматывать километры в противоположном направлении. Минут через пять Колышкин вновь воскликнул:

— Стоп! Мы опять туда едем!

— Куда это «туда»? — удивился Никита.

— Да все туда же, на запад! Солнце было сзади — и теперь сзади…

— Ну, может, повернулось уже?

— За пять минут на полкруга? Астроном хренов! Разворачивайся!

Но едва капот «ауди» повернулся в ту сторону, где раньше было солнце, как оно вновь очутилось позади автомобиля.

— Нет, — прохрипел Колышкин в ужасе, — не может такого быть!

В это время сзади появилась еще одна машина, зеленая «Волга», за рулем которой сидел мужик в белой майке с цветным рисунком. Он притормозил и спросил:

— Ребята, вы тут женщину с ребенком не видели?

— Ребенка видели, — Колышкин припомнил мальчика в тельняшке, — а женщину — нет.

— А как выглядел ребенок?

— Ну как… — Колышкин припомнил все приметы, но нетерпеливый мужик, не дослушав даже до гольфиков, отмахнулся:

— Это не мой, моему только три года.

— Других не было…

— Черт его знает! — проворчал мужик. — Куда ж они вышли-то?

— А где ты их высаживал?

— Да не высаживал я их! Они у меня сзади сидели…

— А ты куда ехал-то?

— Из Смоленска в Ярцево…

— Интересно, — удивился Лбов. — Как же ты в нашу область залетел? Мы-то в Старопоповск ехали…

— Это что за город такой? — теперь уже смоленский удивился.

— Ну, Новокрасноармейск раньше был…

— Привет! — смолянин покрутил пальцем у виска. — Это ж за Москвой уже! Вы чего, ребята, с бодуна?

— Х-хы! — Колышкин демонстративно дыхнул.

Запаха не было, но мужик все равно не верил. И тут откуда-то с неба раздался усиленный мегафоном голос: «Водители „ауди“ 13-36 и „Волги“ 24-22! Не задерживайтесь на трассе! Двигайтесь в западном направлении!»

— Батюшки! — Смолянин задрал голову и ахнул. Рэкетиры тоже поглядели. Прямо над ними висел НЛО с надписью «Слава Советскому народу!».

— Ну, раз приказано в западном, так поедем в западном… — пробормотал Колышкин. — Связываться еще… с гаишниками!

«Волга» пошла впереди, «ауди» держался за ней. Минут через двадцать показался пост ГАИ. Милиционер в белой форме жезлом указал к обочине.

— Русаков Андрей Петрович, — заглядывая в красную книгу, обратился он к хозяину «Волги». — Получите карточку въезда!

— Зачем?

— Сейчас поедете дальше. Отсюда в полукилометре начинается Город. Предъявите на въезде карточку, получите дальнейшие инструкции. Понятно? И никуда не пытайтесь свернуть!

— Ага! — одурело пробормотал Русаков. — А женщина с ребенком здесь не проходили?

— Русакова Галина Ивановна и Русаков Антон Андреевич? — спросил милиционер. — Нет, не проходили. Когда пройдут — вас уведомят.

Смолянин тронул «Волгу» и укатил вперед.

Гаишник козырнул Колышкину и Лбову.

— Документы предъявите, граждане.

— Вот, — Лбов достал права, Колышкин паспорт.

— Так… — Милиционер поглядел в книгу и сказал:

— Получите ваши карточки. Едете до Города, не сворачивая, там все объяснят.

— Начальник, — спросил Лбов, — там чего, опять путч, что ли, да?

— Да нет, все нормально, просто вы, ребята, на тот свет приехали. Это не страшно. Сюда попали, значит, все не так плохо. Тут Зона Проверки и Распределения. Приедете, вселитесь, обживетесь. А может, захотите через Лету, в рай перебраться. Ну, это для желающих… Тут тоже неплохо.

— Понятно, — пробормотал Колышкин. — Только этого не может быть.

— Может, может. — Гаишник выдернул из кобуры ПМ. — Смотри, если не веришь…

И бабахнул из пистолета себе в грудь.

— Даже рубашку не закоптил, понял?

— Все равно не верю!

— Тогда дай мне в морду! — радушно предложил гаишник.

— А меня посадят… Ловок! — скривился Андрей.

— Ничего тебе не будет. Ну, махни!

— Учти, я КМС! — предупредил Колышкин, развернулся и ударил крюком справа. Гаишник не уклонялся и не пытался блокировать удар, а потому, будь все нормально, заполучил бы минимум нокдаун. Однако кулак Колышкина встретил на своем пути пустоту. Точнее, он прошел через голову милиционера, как одно облако проходит через другое…

— Ты чего, привидение, что ли? — пробормотал Колышкин.

— Как и ты, — подтвердил гаишник, — и он, — кивнул на Лбова, — и мужик, и ваши машины — все призраки, понял?

— Значит, мы разбились?

— Так точно. Но героически — спасая жизнь ребенка. Это вам на Комиссии зачтут.

— А как же… — начал Лбов, с трудом понимая, что произошло нечто уже непоправимое, но не в силах был это выговорить…

Они сели в «ауди» и погнали вперед, в гражданскую Зону ПР. Все земное было для них пройденным этапом…

Между тем на Земле время шло, и солнце там не стояло на месте. Александра Кузьминична Сутолокина, привычная к городской беготне по магазинам, пройдя несколько километров по лесу, притомилась. Все-таки за эти дни, проведенные на отдыхе, она маловато гуляла. Конечно, и на территории дома отдыха был свежий воздух, но все-таки в лесу он был чище. Сутолокина даже немного охмелела, присела на траву и подумала, что, в общем, она зря расстраивалась и мучилась. Ничего страшного с ней не произошло. Ну, подумаешь, вместо одного мужика, который ей понравился, похулиганила с двумя, что появились случайно. Ну, исцарапала ее эта стерва Пузакова — так ведь не она у Сутолокиной мужика увела, а наоборот… За удовольствия, как известно, платить надо. И смешно казалось, что не так давно уже о самоубийстве подумывала! Надо же до такой дури дойти. Ведь тогда не было бы у нее сейчас этой зеленой, живой, душистой травы, этих деревьев, шелестящих, шепчущихся, перекликающихся птичьими голосами, этого послеполуденного неба, немного постаревшего, но все-таки голубого. А что было бы? Чернота, тишина и ничего? Но это в лучшем случае. Ведь, очень может быть, там ничего не кончается, в это Сутолокина подсознательно верила. И за самоубийство ей там предстоит что-нибудь нехорошее. Сутолокина знала, как сердятся начальники, если к ним приходишь без вызова. «Что у вас, гражданка Сутолокина? — сердито спросит Господь. — Вам на какой час было назначено? Кто вас сюда пропустил? В порядке общей очереди!»

Отдохнув, Сутолокина пошла дальше. Она немного сбилась с дороги и начала подниматься на холм, о котором говорили старики, только тогда, когда уже стало смеркаться…

Оставим ее на время и переместимся на остров.

Из-за деревьев послышались голоса, это шли Соскина и Шопина. Они рассказывали друг другу похабные анекдотики и хохотали при этом во все горло. Действие плюсового купания у них закончилось.

Котов лениво оглядел поляну и разыскал плавки.

Появившись на полянке, Соскина и Шопина первым делом увидели валявшегося у дерева бомжа.

— Это ж надо так нажраться! — заметила Людмила, с привычным равнодушием городской жительницы обойдя труп.

— Козел, — проворчала Элла. — Нигде от пьяни спасу нет.

— А вот и молодые, — хихикнула Соскина, подмигнув одевающимся Котову и Тане. — Вы ребят не видели?

— Может, они на нас обиделись? — озабоченно спросил Котов.

Когда уже собирались уходить, Котов поглядел на бездыханного бомжа и пробормотал себе под нос: «Вот это да… Хорошо, что девицы ни о чем не догадались». И он сбежал вслед за девушками со склона холма. Лодки не было, Колышкина и Лбова — тоже.

— Вот сволочи! — проворчала Элла. — Обиделись… Наверно, решили себе компашку получше поискать…

— Одежду оставили, — заметил Котов, сворачивая свои брюки. — Если бы хотели пошутить, то, наверно, увезли бы. Нет, не обиделись они. Собирались вернуться…

— А мы тут что, ночевать теперь будем?

— Да до берега метров двести, переплывем… — хмыкнула Таня.

— Ты-то, может, и переплывешь, — проныла Соскина, — а я столько не смогу, я только по-собачьи умею.

— Не бойся, я тебя перевезу, а Владик — Эллочку. Поплыли!

Одежду закрутили в полиэтиленовые пакеты, которые тоже оставили Колышкин и Лбов. Таня дала один пакет Соскиной, а второй — Шопиной.

— Держи, не потеряй. И не дрыгайся, не ори, лучше болтай ногами. Я поплыву на спине, ты голову будешь держать у меня на груди, а пакет вверху, чтоб не промок. Ну, пошли…

Соскина последовала за ней, ойкая: «Боюсь, боюсь!» Таня решительно ухватила ее под мышки, опрокинула на себя и, мощно работая ногами, потянула через пролив. Котов тем же способом отбуксировал Шопину.

Перебравшись на берег, зашли в кусты и отжались — все четверо.

— Владик, а что ты будешь ночью делать? — неожиданно спросила Соскина.

— Спать, — честно ответил Котов, — один.

— Нет, — возразила Таня, — ты будешь спать с Валькой-горничной.

— Откуда ты ее знаешь? — удивился Котов.

— Значит, знаю. Ты спал с ней две ночи, а сегодня будет третья.

— Ну и кобель же! — протянула Соскина. — А такой приличный!

— Ты-то чего взревновала? — спросила Таня. — Он ведь свободный мужчина.

— Нахалка ты, Танька, — одобрительно хмыкнула Элла. — Ты, часом, не нашего полета птица? Не по валютной части?

— Ну, обижаешь. Я — любительница.

Девушки покатились со смеху.

— Жаль, Котов, что ты не мусульманин. — Таня взяла Владислава под руку. — Был бы ты хотя бы нефтяным шейхом, взял бы нас всех в жены, поселил бы в гареме, а мы бы ни черта не делали, только любили тебя и слушали, как оркестр евнухов играет нам восточные мелодии. Можно и Валентину пристроить. Мусульманам четыре жены по штату положено. Я, конечно, была бы вся в золоте и жемчугах, в ушах во-от такие серьги с рубинами…

— И в носу кольцо… — хихикнула Соскина. — Я такое у одной индуски в фильме видела.

— Ой, балаболки! — вздохнула Шопина.

Дошли до святого ручья.

— Чао-какао, господа сэры и сэрихи! Я вас покидаю. Мне — налево, а вам — прямо.

Таня помахала рукой и двинулась вдоль ручья наверх, к даче Запузырина.

Котов неожиданно обнял оставшихся спутниц за талии и продолжил путь.

— Ты у дома отдыха не обнимай нас, ладно? — озабоченно попросила Соскина. — А то плохо тебе будет. Андрюха злой. Он не любит, когда без его разрешения.

— Дам в лоб, — криво усмехнулся Котов, — и все дела…

— А Лоб тебе пику в спину сунет… — скаламбурила Шопина. — Не связывайся. Они крутые очень. У них и пушка есть, понял?

— Кого этим сейчас удивишь, — отмахнулся Котов. — Ничего не будет.

Прошли мимо лодочной станции.

— Здесь, — невольно ежась, кивнула Соскина, — вон наша лодка стоит. А они небось уже пьяные… Ну, давай, иди к своей толстой в общагу, а мы с Элкой пойдем клистир получать.

— Да провожу я вас, не бойтесь…

Валя Бубуева попалась навстречу. Шмыгая носом, она шла от второго корпуса к общежитию обслуживающего персонала. Увидев Соскину и Шопину в обнимку с Котовым, она сначала остолбенела, а потом с неожиданной улыбкой до ушей прямо-таки прыгнула на шею Котову, разметав в стороны обеих девиц.

— Ой! — взвизгнула она, по-медвежьи стиснув Владислава. — Живой!

— Ты чего? — смутился Котов.

— Так ведь это… — пробормотала Валя, косясь на Эллу и Люду, — мужики-то эти, ну, которые с ними… В аварию попали, говорят… То ли пьяные, то ли как… Директору из ГАИ звонили, ключ нашли с биркой «Светлое озеро», личности устанавливали…

— Ох… — в один голос выдохнули Соскина и Шопина. — Как же… Может, живы?

— Не знаю… — промямлила Валя, и Котову стало ясно, что она врет. — Я там не была, только мне бабы сказали из главного корпуса…

— Мы к директору!

Элла и Люда, как по команде, рванулись с места. Котов обнял Валю и, глядя ей в глаза, спросил:

— Ты что, думала, что мы с ними вместе были?

— Я-то уж при них не хотела… Машина-то вся сгорела, ничего внутри не разберешь. Я и не знала, двое их было или вы все уехали… Жалко их, а?

Котов не ответил. Колышкин и Лбов были ему, в сущности, безразличны, но говорить, что ему их ни чуточки не жалко, не хотелось. Если бы он был прежний, то, наверно, задумался бы, погрустил, что судьба оказалась так несправедлива к этим парням, начавшим что-то в себе осуждать и отвергать, понимать нечто иное о жизни… Но сегодняшний Котов имел очень мало общего с Котовым вчерашним.

Он знал, что на острове сейчас лежит труп человека, которого он убил, но его не жег стыд, не угнетало раскаяние. Был только страх и неприятное ощущение, что вот сейчас, или завтра, или через неделю, или через год к нему подойдет кто-то и спросит: «Вы гражданин Котов Владислав Игнатьевич? Пройдемте!» А потом — наручники, решетки, камеры, щетинистые корявые лица, проволока, вышки, черные ватники… Иная, извращенная, перевернутая жизнь. Ад на этом свете. И все — из-за одного слишком сильного удара и неблагоприятного стечения обстоятельств. Нет, этого допустить было нельзя! Надо сегодня же ночью вернуться туда и упрятать этого бомжа так, чтобы он не успел никому попасться на глаза. А то приедет какой-нибудь рыбачок, наткнется, вызовет милицию, те в два счета выйдут на лодочную станцию, прикинут… и — наручники, решетки, камеры, а также все остальное…