Грешные души

Котов развернул записку.

Владик! Мне очень нужна твоя помощь. Сюда прийти еще раз не могу. Почему — объясню при встрече. Жду тебя в 15.00 у истока святого ручья.

Таня Хрусталева. Ради бога, сожги записку.

Записка была отпечатана на машинке. Котова это не удивило, как и вся таинственность, с которой обставлялась эта операция. Ему сразу стало ясно, что Таня приготовила записку заранее, на тот случай, если не застанет его на месте. И в столовую она не пошла, значит, не хотела показываться.

— У вас нет спичек? — спросил Котов. Старичок охотно достал коробок, и Котов тут же сжег записку.

— Интим… Понимаю! — уважительно-заговорщицки прошмякал шахматист, но Котов уже помчался к калитке, ведущей в лес. На часах было 14.30.

Он шел быстро, как ходят легкоатлеты на дистанцию в двадцать километров, на ходу пытаясь представить себе, зачем понадобился Тане. Возможно, это связано с ее дядей, даже наверняка. Но в чем дело состоит конкретно, Котов, как ни бился, догадаться не мог. Минут за десять он дошагал до ручья и двинулся вверх, к его истоку. Ручей оказался извилистым, но все же на часах было только 14.42, когда Котову удалось добраться туда, где прямо из земли в маленькую ямку била холодная струйка. До срока время оставалось. Котов присел и стал ждать…

… Спецсообщение на «тарелку» пришло внезапно и словно кнутом стегнуло Дубыгу.

— Привет, это Зуубар Култыга. Какие проблемы, сынок?

— Плюсы кругом. Опять же клиента моего убивать собрались, а у него девяносто процентов плюса. Даю в экспресс-режиме, а то времени нет!

Дубыга спрессовал всю информацию до предела, как рыхлую кучу сена можно спрессовать в компактный тюк, и выбросил за две секунды в канал ультрасвязи.

— Все ясно, — подытожил Зуубар, — ничего страшного нет. Вмешательство санкционирую, под свою ответственность. Источник не трогайте. Прошибете дыру в куполе — здесь худо будет. Ни дерьма, ни дряни какой в него не кидайте. Есть другой способ, очень хороший, снять плюс примерно на год. Правда, для этого нужно пожертвовать одной кикиморой.

— У меня их только восемь, — напомнил Дубыга. — Леший не подойдет? Упырь еще есть.

— Упыря береги как зеницу ока! — строго осадил Култыга. — Это сейчас очень редкий тип инкоммутанта. А сколько у тебя леших сейчас?

— Двадцать восемь на довольствии, — доложил Дубыга по-военному, — можно лицензию на отстрел выдавать. Ни черта не делают, только энергию забирают.

— Давай экспрессом все характеристики твоих леших.

Прессованная информация уже через секунду развернулась в памяти Зуубара.

— Вот что, — распорядился офицер второго уровня, — разрешаю израсходовать пять леших. Три года будешь жить спокойно. Перечисляю номера расходных: третий, девятый, двенадцатый, восемнадцатый и двадцать первый. Даю отсчет!

В «тарелке» возникла объемная схема местности, на которой мигало пять синих точек с цифрами 3, 9, 12, 18 и 21. Там, в трухлявых пнях и высохших поваленных деревьях, базировались лешие. Внутренне Дубыга жалел леших, которые сейчас мирно дремали, дожидаясь ночи, когда можно будет немного пошалить и побеситься в густом мраке. Но железный голос Зуубара Култыги уже заканчивал отсчет:

— …четыре, три, два, один! Третий — пуск!

Синяя точка с цифрой «три» погасла, а синий пунктир, проложенный от старого трухлявого пня до ручья, сменился красной сплошной линией.

— Попадание! — доложил Дубыга. — Двадцать процентов плюса как не бывало!

— Девятый — пуск!

— Попадание! Еще восемнадцать снято!

— Мало! Двенадцатый — пуск!

— Тридцать процентов — к чертям!

— Восемнадцатый!

— Переход в минус! На три процента перекрыли!

— Двадцать первый — пуск!

— Попадание! Итоговый потенциал источника — тридцать девять процентов минуса.

— Принято. Хорошо сработали, сынок.

Синих точек с цифрами на схеме больше не было. Дубыга заметил, что на опустевших пнях с неожиданной быстротой пробуждаются спящие почки и выбрасывают зеленые побеги.

— Там лесовички не поселятся? — поинтересовался Дубыга.

— Контролируй, и не поселятся. Так, одно дело сделали. Теперь воздействуй на Запузырина по третьей сигнальной… Пора!

… Котов ждал Таню. Минутная стрелка уже сдвинулась с прямого угла и догоняла часовую. Он встал и двинулся по тропинке в сторону дачи Запузырина. Не успел он сделать нескольких шагов, как сзади послышался негромкий, но резкий оклик:

— Стоять! Руки вверх!

Котов на секунду опешил, остановился. Не успел он опомниться, как с боков, из кустов метнулись две тени, сильные руки сцапали его под локти, завернули их за спину, а на запястьях почти одновременно защелкнулись наручники.

— Гражданин Котов? — спросил человек в штатском. — Я майор Завьялов из Старопоповского уголовного розыска.

Под нос Котову на секунду сунули красную книжечку.

— Вы задержаны по подозрению в убийстве гражданина Бубуева. Пройдемте!

Ошеломленный Котов даже не нашелся, что сказать. Он и не пробовал упираться, когда его увлекли куда-то в сторону и, протащив несколько десятков метров, выволокли на полянку, где стоял «уазик» с распахнутой задней дверцей. Котова мигом втолкнули в машину, двое сели с ним рядом, дверца захлопнулась. Все стекла в салоне были замазаны, даже то, которое было в перегородке, отделявшей салон от кабины. «Уазик» зафырчал, тронулся с места и покатил куда-то, переваливаясь с боку на бок. Затем он вроде бы поехал по ровной дороге, потом несколько раз свернул. Котов плохо помнил дорогу, по которой вел свою «восьмерку» к дому отдыха. «Ничего себе влип!» — подумал он.

— А вы не ошиблись, ребята?

— Не разговаривать! — оборвал один из сопровождающих.

Наконец машина остановилась. Загудел моторчик, заскрежетали отодвигаемые ворота. Машина вновь поехала, пошла под уклон, опять остановилась.

Заднюю дверцу отворили.

— Выходите, Котов! — приказал майор Завьялов.

Сопровождающие помогли Котову вылезти из машины. Только здесь он смог разглядеть, что они одеты в камуфляжные зеленые комбинезоны. Тускло светила лампочка с бетонного потолка.

— За мной! — приказал майор, и Котова повели по не очень длинному коридору мимо нескольких дверей, а затем втолкнули в сумрачное, освещенное только небольшой настольной лампой помещение.

За столом сидел человек в милицейской форме с погонами майора.

— Задержанный доставлен! — доложил Завьялов. Сидевший за столом кивнул. Сопровождавшие усадили Котова на табурет, привинченный к полу.

— Дознаватель по особо важным делам Лутошин, — отрекомендовался одетый в форму майор. — Генрих Николасвич. Фамилия?

Котов сказал и фамилию, и отчество, и год рождения, и национальность, и вообще все, что мог о себе вспомнить. Майор записывал сведения на какой-то бланк.

— В чем меня обвиняют? — спросил Котов. — Не убивал я никого…

— Вот этот человек вам знаком? — Майор показал фотографию Заура Бубуева.

— Я его видел вчера с Валей, горничной из дома отдыха, — вспомнил Котов.

— В каких отношениях вы с Валентиной Бубуевой?

Котов замялся, но организм его, перенасыщенный плюсом, лжи воспротивился.

— В близких…

— Бубуев знал о них?

— Понятия не имею.

— В последний раз вы когда видели Бубуева?

— Тогда же, когда и в первый.

— Допустим. Узнаете вот эту штуку?

Майор выложил на стол обрез со вкладышами.

— Нет, первый раз вижу.

— Повнимательнее рассмотрите. Не бойтесь, не заряжен.

Конвоиры сняли с запястий Котова наручники, и майор подал ему обрез рукояткой вперед. Владислав машинально взял его, взвел курки, пощелкал ими, повертел в руках. И тут увидал знакомые царапинки…

— Да, узнаю. Кто-то испортил мою двустволку.

— Кто-то? — хмыкнул майор. — Где у вас хранилось ружье?

— На даче, под Москвой. В сейфе.

— Вместе с патронами? — спросил майор, показывая Котову боевой патрон от Калашникова.

— Да, только не с этими. У меня обычный двенадцатый калибр.

Майор забрал у Котова обрез и спрятал его в полиэтиленовый пакет.

— Посмотрите, — майор подал Котову патрон, — может быть, у кого-то видели такие? Характерные царапины, окраска?

— Да нет, — Котов взял патрон, поглядел на него, — я такие видел только в армии.

— Хорошо… Может быть, вот эту гильзу когда-нибудь видели?

Котов оглядел и гильзу. Нет, ее он тоже не видал.

— Значит, гражданин Котов, — произнес майор, забирая у Котова гильзу и патрон, — вы утверждаете, что ружье у вас украли? Верно?

— Вероятнее всего, так, — кивнул Котов.

— И вкладыши для стрельбы патронами 7, 62 вы для него не делали?

— Зачем? Конечно, не делал!

— И вот этой резиновой штуки не видели?

— А что это? — спросил Котов, повертев в руках странное изделие из двух сваренных между собой резиновых трубок.

— Это глушитель к обрезу, — сообщил майор, убирая изделие в очередной полиэтиленовый пакет.

Он аккуратно запер все пакеты в сейф, а затем достал из стола листочек с десятью большими клетками.

— Извините, но мы вынуждены снять у вас отпечатки пальцев.

Котов начал что-то подозревать лишь в тот момент, когда майор забрал листочек.

— Позвольте! — воскликнул он. — Ведь на оружии и патронах могли остаться мои отпечатки, я их трогал руками.

— Не беспокойтесь, — голосом незабвенного Высоцкого в роли капитана Жеглова произнес майор, — разберемся…

— Но вы хоть все точно записали? — спросил Владислав.

— У нас — как в аптеке! — осклабился Лутошин. — Сержант, уведите задержанного.

— Руки! — потребовал один из верзил и защелкнул на Котове наручники. — Вперед!

Котова вывели, провели по коридору в обратном направлении и втолкнули в небольшую камеру с койкой и замазанным белилами окошком где-то под потолком. Дверь заперли снаружи.

В это время в кабинете следователя появились Мурат и Запузырин. Здесь же находились все, кто принимал участие в операции.

— Не слишком ли все сложно, Август? — сомневающимся тоном произнес Мурат. — Надо проще быть, а? Зачем все так закручивать, какие-то драмы разыгрывать?

— Простота хуже воровства, — усмехнулся Запузырин. — Слышал поговорку? Если бы мы просто так взяли и сказали: мы тебя пристукнем, но нам нужно узнать одну вещь, поэтому мы можем убить тебя медленно и мучительно, так что смерть избавлением покажется, — это было бы слишком просто. А он возьмет и упрется. Потому что надежда у него была бы, маленькая, но надежда. Может, на милицию, может, на что иное. Если бы мы сказали: говори, и будешь жить, все равно он бы надеялся. Потому что видел бы, что мы обычные бандиты. А обычных бандитов ищут, ловят, сажают и стреляют. Мы же его сначала подавим психологически. Его не бандиты похитили, а милиция задержала. Культурно, по всем правилам. На всех вещдоках он пальчики оставил…

— А если бы он сразу догадался?

— Нет! Он же чистый, ни разу в милицию не попадал. Даже не знает, что по убийствам прокуратура следствие ведет. Часа два посидит — вызовете снова. Должен быть следователь прокуратуры. И ему по всей форме обвинение. Сводите его в морг на опознание. А потом явлюсь я и скажу: «Мы — не милиция. Но все материалы на тебя уже в прокуратуре. Ты — убийца. А прокурор — им будешь ты, Мурат, — земляк убитого. Он тебе выдаст вышку, даже если ты сюда самого Плевако из гроба подымешь. Но есть шанс! Рассказать нам то, что мы хотим. Тогда выйдешь на волю целым и невредимым и заработаешь пять тысяч зеленых». Вот тут он и клюнет. Выложит, мы проверим, а после этого — в кислоту и в канализацию. И Заура туда же.

— Родственники искать будут, ко мне придут, — досадливо покачал головой Мурат.

— Ты скажи: из милиции я его выкупил, а куда он уехал, не знаю. Пусть ищут.

— Да, конечно, — кивнул Мурат, — если никто язык не распустит.

— А это уж твои проблемы. Ты сам с головой, должен знать, кто у тебя как работает и чего стоит.

… Через два часа Котова вывели из камеры и снова привели в кабинет. Теперь, кроме майора, за столом сидел человек в синей форме с петлицами юриста 1-го класса.

— Старший следователь Старопоповской прокуратуры Дуганов. Гражданин Котов Владислав Игнатьевич, вам предъявляется обвинение в умышленном убийстве гражданина Бубуева Заура Джамаловича, вот санкция районного прокурора на ваш арест. — Мурат говорил так, словно всю жизнь этим занимался.

Котов понимал, что в данный момент он должен кричать, ругаться, что-то доказывать, но не мог, потому что до сих пор не в состоянии был поверить, что все это происходит наяву, а не в каком-то кошмаре.

— У вас вопросы есть? — с некоторым беспокойством спросил Мурат, поскольку не ожидал, что Котов отреагирует так равнодушно.

— А?.. Нет, — мотнул головой Владислав и еще больше удивил Мурата.

— Сейчас вы проедете со мной. — Мурат вызвал конвойных, и Котова вновь вывели в коридор и посадили в машину. Машина три или четыре раза объехала вокруг дачи Запузырина и вернулась в тот же подземный гараж, где был оборудован следственный изолятор, только на сей раз свернула в боковой въезд и задом вкатилась в дверь, где был устроен «морг». На обитом оцинкованным железом столе лежало тело. Заура Бубуева увел с собой Джабраил из Отдела доставки, но то была сущность, духовная субстанция, а тут под тусклой грязно-желтой лампочкой распростерлось только тело. В голове Заура была сквозная дыра, но узнать его было можно.

— Узнаете? — спросил Мурат. Ему было очень неприятно смотреть на Заура. Отчего-то подумалось, что когда-нибудь тоже придется лежать на таком столе. Мурату очень не хотелось, чтобы это получилось так же.

— Да, это Заур Бубуев, муж Валентины.

— Распишитесь, — Мурат дал Котову подписать несколько бумажек. Тот подписывал, не читая и не глядя. От вида Заура у него кровь стыла в жилах. Ведь всего сутки назад был живой, приезжал к Вале…

Котов даже не запомнил, как его доставили обратно, то есть снова несколько раз объехав дачу, опять привезли в «следственный изолятор»

— Ну что? — спросил Мурат. — Видел, какой он? Я думал — орать будет, а он ни бе, ни ме…

— Может, догадывается, — поразмышлял вслух Запузырин, — а может, и хуже: раскусил нас на все сто процентов. Эх, не зря он, боюсь, вертелся тут и с Таней знакомился! Подождем до утра. Если до этого времени за ним не придут, то будем действовать по прежнему варианту.

— А если придут?! — густые с проседью брови Мурата поползли вверх.

— Тогда все будет зависеть от того, сколько придет… — вздохнул Запузырин. — И с чем придут — тоже.

— Вах! — выдохнул Мурат. Ему еще раз припомнилась пробитая голова Заура.

СЛАВА РАБОЧЕМУ КЛАССУ

Никто Котова особенно не хватился. Четверка из тридцать третьего номера, а также Валя Бубуева были убеждены, что Котов где-то гуляет с Таней, а потому не пришел на ужин. Так что беспокойство Мурата было несколько преждевременным. А вот Марину Ивановну муж и сын еще с обеда разыскивали по всей территории дома отдыха. В этих розысках принял участие и друг Кирюши Пузакова, все тот же Вовочка.

— Ну что, тезка, грустно? — весьма покровительственно спросил Вовочка у Пузакова-старшего. — Вроде мы уже все обошли…

— Да, тезка, — вздохнул Владимир Николасвич, — вроде на пляже были, здесь по всем дорожкам прошли, даже в лес ходили…

— Значит, загуляла! — авторитетно объявил Вовочка. — С бабами это бывает. Так мой личный папаша утверждает.

— Ну, ты, друг, говори, да не заговаривайся! — осадил пацана Пузаков-старший, словно змеей ужаленный мыслью насчет того, что устами младенца глаголет истина.

Как раз в этот момент они проходили мимо клуба. Электрик Трофимыч, у которого, как назло, кончились спички и погасла папироса, спускался со стремянки.

— Извиняюсь, граждане, прикурить у вас не будет? — спросил он, дыхнув на Пузакова.

— Будет, — деловито ответил Вовочка и достал спички.

Кирюша с завистью поглядел на своего самостоятельного друга. Трофимыч, прикурив «беломорский» бычок, сладко затянулся и приятельски подмигнул Пузакову.

— Эх, жизня пошла! На войне такой не было. А кто-то, мать его за ногу, — живет. Во, директор наш — кобелина! Зарплату зажал, а отдыхающих бабенок, это самое… Мы вот тут работаем, — из пролетарской солидарности он и Пузаковых с Вовочкой зачислил в работающие, — а он в клубе бабу туды-сюды… Цивилизация!

Надо сказать, что по концентрации матерных слов на один погонный метр фразы он далеко переплюнул даже Эдичку Лимонова. Вовочка восхищенно улыбнулся, потому что, как ему казалось, узнал еще одно неприличное слово — «цивилизация».

Странно, но Пузакову и в голову не пришло, что речь может идти о Марине Ивановне. Он зашагал дальше, а Вовочка с Кирюшей приотстали.

— Кирюха, — заговорщицки шепнул Вовочка, — пошли подсмотрим, а?

— Чего? — также шепотом спросил младший Пузаков.

— Как директор это самое, туды-сюды…

— А как? — Кирюше стало интересно.

— Ну, как-как… — прикинул Вовочка. — Зайдем в клуб и найдем, где они там.

— А дед? — Кирюша был убежден, что у Трофимыча есть полномочия никого не пускать в клуб.

Ветеран тем временем досмолил свою «беломорину» и решил сделать небольшое, но важное дело, для чего зашел за угол клуба.

— Давай!

Вовочка и Кирюша прошмыгнули в храм культуры. Проскочив на второй этаж, они увидели выставку Блятензона и стали ее рассматривать, с неотвратимой неизбежностью приближаясь к двери с надписью «Посторонним вход воспрещен!».

— Вот это да! — восхищался малограмотный в вопросах секса Кирюша, а многоопытный Вовочка лишь презрительно посмеивался:

— Подумаешь, мазня какая-то! Вот я видак глядел — там да!

— Тихо! — Кирюша вдруг услышал голоса. Оба мальчика замерли и прислушались.

— Светик… — на инфразвуковых волнах урчала Марина Ивановна, — Светик, вы чудо! Вы потрясающий мужчина!

— Марина… — хрипел Светозар сквозь ритмические колыхания дивана, которые отдавались тяжкими колебаниями по всему полу второго этажа.

Вовочка первый определил и источник инфразвука, и происхождение колебаний. Он жадно прильнул к замочной скважине, но тут же с досадой сплюнул:

— Ключ вставили, не видно…

Тут решил блеснуть эрудицией начитанный Кирюша. Он вытащил перочинный ножик и осторожненько ковырнул шилом в замке. Ключ, тихо звякнув, упал на пол, а Кирюша по праву первооткрывателя припал к отверстию, которое оказалось для него окном в незнаемое.

Увидел он нечто похожее на момент окончания схватки по вольной борьбе. Марина Ивановна бесспорно чисто выиграла ее у лежавшего на обеих лопатках Забулдыгина. Кирюша был очень горд, что у него такая сильная мама, но все-таки ему немного странно показалось, что Марина Ивановна вступила в борьбу, не позаботившись о спортивной форме. Забулдыгина ему было очень жалко. Как видно, дядька этот все время пытался вырваться, судорожно дергался, но куда там!

— Ну, чего там? — пытаясь отпихнуть Кирюшу, нетерпеливо пыхтел Вовочка. — Так нечестно! Ты все смотришь и смотришь!

— Там моя мама дядьку какого-то на обе лопатки положила! — гордо сообщил Кирюша. — На, погляди!

Вовочка, добравшись до замочной скважины, так и прилип к ней. На лице его играла довольная улыбка.

— Вот это да! — шипел он почти так же, как Кирюша, когда смотрел на полотна Блятензона…

Внезапно сзади послышались шаги. Рассматривая Блятензоновы шедевры, Пузаков тяжелой поступью Командора приближался к месту своего полного позора. Первым услышал эти шаги Вовочка и, заорав: «Атас!», ринулся прочь от двери, а Пузаков-младший столкнулся с отцом.

— Папа! — радостно объявил Кирюша. — Наша мама какого-то дядьку поборола и трахает!

— Что ты мелешь! — взревел бухгалтер. Он вспомнил, как его мужское достоинство было ущемлено и поругано во время утренней экзекуции, устроенной супругой. Он в ярости разбежался и саданул в дверь плечом, да так, что сорвал замок и ввалился в комнату, где истерический визг застигнутых врасплох любовников прорезал воздух. Ужас положения был еще и в том, что одна из групп мышц (медики знают, каких именно, ибо речь идет о мадам Пузаковой) внезапно сократилась. Хотя никакого желания пребывать в сексуальном единстве с Мариной Ивановной у Забулдыгина уже не было, он поневоле оказался прикован к жертве эмоционального стресса… Едва Марина Ивановна попыталась встать, как Светозар Трудимирович взвыл от боли.

— Только не силой! — заверещал он, опасаясь, что только что пережитая любовная радость может оказаться последней в его жизни.

— Эй, вы, — наливаясь кровью, словно спелый помидор соком, заорал Пузаков фальцетом, — постесняйтесь хотя бы детей!

— О-о! — взвыла Марина Ивановна. — Ради бога, уведи Кирюшу!

— А мне можно посмотреть? — спросил Вовочка.

— Во-о-он! — взвизгнул Владимир Николасвич.

Он схватил мальчишек за шиворот и поволок из комнаты.

— Прочь! Прочь отсюда! Позор! Какой позор!

— Папочка, наша мама выиграла? — спросил Кирюша, когда Пузаков стаскивал их с Вовочкой по лестнице.

Тем временем Марина Ивановна еще раз попыталась освободиться, но Светозар Трудомирович болезненно вскрикнул.

— Что же делать? — простонала Марина Ивановна, помирая от стыда.

— Отпустить!!! Вот чего!

— Я не могу-у! — захныкала Пузакова. — Там какая-то судорога!

— И долго это продлится? — горестно вопросил Забулдыгин.

— Почем я знаю! — огрызнулась Марина Ивановна. — Я же не врач!

— Но нельзя же так все время? — нервно выдавил Забулдыгин. — Надо хоть одеться, что ли…

Надеть удалось все, кроме трусов. Марина Ивановна даже смогла застегнуть на все пуговицы халатик. Светозар Трудомирович ухитрился облачиться в рубашку и брюки, даже сумел надеть туфли, но кое-какой беспорядок в его костюме все-таки присутствовал.

Пока они занимались акробатическими трюками, вновь явился Пузаков. Одна его рука была занята чемоданом, другая — плачущим Кирюшей.

— Папа! Мы же только приехали! — верещал мальчишка. — Не хочу в город!

— Молчи! — рявкнул Пузаков. — Посмотри и на всю жизнь запомни, какова была твоя мать! Она предала нас!

— Папа, — завопил Кирюша. — Видишь, мама уже не голая! И она больше не будет драться с дяденьками! Мамочка, пойдем с нами!

Растроганная Марина Ивановна инстинктивно рванулась к сыну, и Светозар Трудомирович завопил от боли.

— Та-ак! — Угрожающе шипя и приобретая в лице свекольный оттенок, Пузаков поглядел на незастегнутые брюки Светозара. — У них нет ни стыда, ни совести! Идем, Кирилл! Я сам буду тебя воспитывать!

— Мама! — упирался Кирюша. — Я не хочу с папой! Я хочу здесь отдыхать! В городе жарко!

— Идем, Кирилл! У тебя нет матери! — орал Пузаков.

— Идиот! — голосом раненой медведицы взревела Марина Ивановна. — Ты что, не понимаешь, что мы не можем расстаться?

— Как не можете? — опешил бухгалтер. — Не пори ерунды!

— Она права, — пролепетал Светозар. — Там, извините… что-то заклинило, заело…

— Мама! — крикнул Кирюша. — Отпусти дядю. Ты же его уже оттрахала! Пойдем домой…

— Сынок, — всхлипнула Пузакова виновато, — сыночек, я не могу! Я приросла к этому дяде.

— Где? — заинтересовался Кирюша, приглядываясь.

Забулдыгин прикрыл ладонью то, что просвечивало. Но Кирюша уже доставал перочинный ножичек.

— А давайте мы это разрежем? — предложил он так, будто речь шла о ленточке на торжественном открытии пускового объекта.

— Не-ет! — завизжал в испуге Светозар, обеими руками защищая драгоценное место.

— Это нельзя! — объявил неведомо откуда возникший Вовочка. — За это посадят. Потому что статья есть — за членовредительство!

Пузаков обрел дар речи и спросил, несколько смягчив тон и понизив голос:

— Вы это серьезно? Не можете? И что теперь делать?..

— Чего-чего, — деловито ответил многоопытный Вовочка, — «скорую» надо вызывать. Отвезут в больницу, сделают ампутацию!

— Сделают… что? — спросил младший Пузаков.

— Отрежут, — хладнокровно пояснил Вовочка.

— А почему мне нельзя? — поинтересовался Кирюша, поигрывая ножичком.

— Потому что ты не хирург. Такие операции только хирурги делают!

— Неужели? — упавшим голосом выдавил Забулдыгин. — Это правда?!

— Не знаю, — что-то соображая, пробормотал бухгалтер. Он отчего-то представил себе, как то же самое могло произойти у него с Сутолокиной. Уже от одной этой мысли Пузакова пробрал озноб.

— Боже мой! — Забулдыгин ощущал, что сейчас умрет.

— Мужайтесь, Светозар! — скорбно призвала Марина Ивановна, вынужденная обнять обмякшего директора. Вовочка тихо испарился.

Стоять все в той же позиции было утомительно. Пузаков нервно прохаживался по комнате, натыкаясь на мебель и мучительно размышляя, что делать дальше.

— Ну что ты ходишь из угла в угол? — проворчала Марина Ивановна. — Придумай что-нибудь!

— Я и думаю! — отмахнулся бухгалтер. — Может, еще само выскочит?

— Ну да-а… — плаксиво протянул Свето-зар, — у меня там все разбухло, как баклажан… Больно!

На улице послышался шум мотора, и через некоторое время в комнату, топоча, вошло несколько человек. Первым вбежал Вовочка, сияющий и довольный. Следом за ним шла, цокая каблучками, очень молодая девушка в белом халатике и высокой цилиндрической шапочке из белой крахмальной ткани, а за ней — два мужика с носилками. Девушка была бледна — похоже, это был ее первый выезд на «скорой».

— Ну, — девушка, напрягшись, придала голосу необходимую твердость, — где больной?

— Не да-амся! — завопил Светозар, почти физически ощущая, как скальпель хирурга будет отделять его от Пузаковой.

— Это не нас надо было вызывать, — заметил один из санитаров, — тут психиатрическая нужна.

— Они не психические! — обиженно воскликнул Вовочка и чистым детским голоском, доходчиво и очень простыми словами изложил всю историю болезни Забулдыгина и Пузаковой. Бледная девушка-врач густо порозовела, а уши даже приобрели приятный малиновый оттенок. Ее большие глаза растерянно хлопали: она была готова оказать помощь при переломах, вывихах, инсультах и инфарктах, но для такого случая явно не имела какой-либо инструкции.

— Тут слесаря вызывать надо, — глубокомысленно изрек санитар.

Вовочка опять куда-то исчез.

— Наверно, надо госпитализировать… — выдавила из себя юная целительница. — В моей практике такого не встречалось…

— И слава богу! — процедила Пузакова, не оборачиваясь.

С лестницы донесся дробный топот Вовочки, а следом тяжелые, но нетвердые шаги. Вовочка влетел с радостным криком:

— Привел!

Распространяя перегарный дух, вошел Гоша с погасшей сигаретой в зубах. Он смачно сплюнул ее на пол, окатил всех присутствующих новой волной перегара и спросил:

— Сантехника вызывали?

— Зачем? — выпучился директор. — Иди! Иди отсюда!

— Ну, как хотите… А вообще-то я могу. Если сговоримся…

— Чего? Чего ты можешь, пьянь несчастная? — взвизгнула Пузакова.

— Это самое… Отключить.

— Ты им тройник поставь, — посоветовал санитар.

— Ученые все, мать вашу… — обиделся Гоша. — Ну чего, размонтировать? Или так походите?

— Уйдите отсюда! — пискнула врачиха. — Вы в нетрезвом состоянии

— В другом не бываю, — заметил Гоша. — Ну, не хотите — как хотите.

Гоша подобрал сумку с инструментом и двинулся к выходу, но тут Пузакова воскликнула:

— Постой! Ты правда можешь?

— Сказал же — если сговоримся!

— Сколько? — решительно перешла к делу Марина Ивановна.

— Такса известная — два пузыря.

— Светик, ты согласен? — Пузакова встряхнула директора.

Светозар охнул и простонал:

— Да что он сможет? Он до сих пор кран в третьем корпусе заменить не собрался. Алкоголик!

— Попрошу не обижать! — заметил Гоша, наставительно подняв указательный палец, испещренный царапинами и пятнами от мазута, кузбасслака, тавота и солидола. — Я, Светозар Трудомирович, в прошлом — героический рабочий класс! Я за оскорбление и отоварить могу! Тем более что вы теперь — частный капитализм, а я — эксплуатируемый пролетариат! Ну, будем отключать?

— Пробуй, черт с тобой! — сдался директор.

— Плата по таксе? — уточнил Гоша.

Светозар Трудомирович, стараясь не делать резких движений, полез в карман брюк и достал бумажник.

— Хватит?

— Годится, — милостиво кивнул Гоша, сунул деньги в карман и, присев на корточки, начал копаться в сумке с инструментами. Сперва он выложил на пол солидную, килограмма на четыре, кувалду, потом — зубило с зазубренными краями, наконец, огромный и ржавый водопроводный ключ…

— Ты это зачем? — с превеликим беспокойством разглядывая инструменты, поинтересовался Светозар.

Гоша не ответил, а сведущий в слесарных делах санитар пояснил:

— Как зачем? Они всегда так делают. Завинтят ключ на трубу, а потом по ключу — кувалдой. Глядишь, и провернется…

Светозар ощутил дрожь.

— А зубило зачем?

— А если проворачиваться не будет — отрубит!

— Оно же тупое, — пригляделся к зубилу Пузаков. — Наверно, ножовкой лучше…

— Боже! — всплеснула руками медицинская девушка и в полубесчувственном состоянии осела в кресло.

— Хрен его знает, — проворчал Гоша, — куда спички засунул? Наверно, у Трофимыча забыл. Э, народ, у кого прикурить можно?

Спички были только у Вовочки. Гоша прикурил, приятельски подмигнул и распорядился:

— Внимание! Всех лишних попрошу отойти.

— Что вы будете делать?! — еще раз вмешалась встрепенувшаяся врачиха. — Как врач, я требую, чтобы вы немедленно прекратили это самолечение! Я отвечаю за пациентов!

— Девушка, — обернулся на голос Гоша, приятно улыбаясь, — тебя в институте сколько лет учили? А?

— Ну, семь… Какое это имеет значение?!

— А то, что ни хрена не выучили. Показываю!

И Гоша по-деловому приподнял вверх подол халатика Марины Ивановны.

— Ты что делаешь, хам? — взвизгнула Марина Ивановна.

— Медицину просвещаю.

— Что вы себе позволяете?! — трепеща от вновь пробудившейся ревности, возмутился Пузаков.

— Я сказал: всем лишним — отойти! — напомнил Гоша.

— Я не лишний! — оскорбленно вскричал Пузаков. — Я муж!