Русские - Русские: откуда мы?

Владимир Меженков

Русские: откуда мы?

ЧИТАЙТЕ ТРИПТИХ РУССКОГО НАЦИОНАЛИСТА ВЛАДИМИРА МЕЖЕНКОВА:

«Русские: откуда мы?», «Русские: кто мы?», «Русские: куда мы идем?»

РУССКИЕ…

Стoит произнести это слово вслух, как оно тотчас обрастет множеством эпитетов: шовинисты, оккупанты, фашисты.

Автор предлагаемого вниманию пользователей Интернета триптиха не принадлежит ни к шовинистам, ни к оккупантам, ни к фашистам. Тем не менее он называет себя РУССКИМ НАЦИОНАЛИСТОМ. Никакие эпитеты его не трогают. Русский националист не тот, кто испытывает ненависть к инородцам и иноверцам (подобные националсты существуют среди представителей всех наций, а не только среди русских); РУССКИМ НАЦИОНАЛИСТОМ ВПРАВЕ НАЗЫВАТЬСЯ ЛИШЬ ТОТ, КТО ДЕЯТЕЛЬНО ЛЮБИТ СВОЙ СТРАДАЮЩИЙ НАРОД.

Ответственность за бедственное положение, в каком оказались сегодня русские, за неврастению, поразившую нацию, лежит, утверждает автор триптиха, на самих русских. И происходит это оттого, что русские в своей основной массе не знают своей истории, своей ментальности, самих себя. «Если мы хоть чуточку лучше узнаем себя, – пишет он, – если почувствуем, что русские, как и другие народы, способны просчитывать последствия своих действий или бездействия пусть не на дальнюю перспективу, а хотя бы на шаг-другой вперед, если поймем, что нам никто не поможет, кроме нас самих, – значит, у нас есть шанс избавиться от затянувшейся болезни, значит, у нации есть силы, чтобы самостоятельно решать свою судьбу, значит, у России есть будущее, нравится это кому-то или не нравится».

Автор на огромном фактологическом материале исследует корни происхождения русских, особенности формирования ментальности, начальных религиозных представлений, историю объединения в единый народ, в нацию. Особое внимание уделено взаимоотошениям русского народа и власти, между которыми, доказывает автор, с самых зачатков возникновения государства на Руси пролегла и до сих пор пролегает непреодолимая пропасть.

Соответственно замыслу триптих состоит из трех книг. Первая книга – «Русские: откуда мы?» – посвящена исследованию вопросов от первых свидетельств о предках русских и до Октябрьской революции. Вторая книга – «Русские: кто мы?» – рассматривает историю русского народа советского периода. Третья книга – «Русские: куда мы идем?» – посвящена новейшей истории России от развала СССР как единого государства и по март 2011 года, когда триптих был дописан.

Несколько слов об авторе триптиха.

Меженков Владимир Павлович окончил Литературный институт им. М. Горького и аспирантуру этого института. Работал в журналах «Октябрь» и «Театральная жизнь», в издательствах «Прогресс» и «Хосе Марти» (Республика Куба), в Администрации президента России…

Автор будет признателен за любые отзывы о его триптихе.

Русские: откуда мы?

И прежде, и теперь мне казалось, что русский гражданин должен знать дела Европы. Но я был убежден всегда, что если, при этой похвальной жадности знать чужеземное, упустишь из виду свои русские начала, то знанья эти не принесут добра, собьют, спутают и разбросают мысли, наместо того чтобы сосредоточить и собрать их. И прежде и теперь я был уверен в том, что нужно очень хорошо и очень глубоко узнать свою русскую природу и что только с помощью этого знанья можно почувствовать, что именно следует нам брать и заимствовать из Европы.

Н. В. Гоголь. «Авторская исповедь»

Предисловие

Русские составная часть человечества и этим интересны. Нет ничего, что присуще всем людям со времени их появления на земле, и что не было бы свойственно и русским.

В то же время русские не похожи ни на один другой народ в мире, и этим интересны вдвойне.

Наша непохожесть на других начинается с попытки найти удовлетворительный ответ на простой вопрос: кто мы? Русские, россияне, русскоязычные?

Каждый человек вправе идентифицировать себя с нацией, к которой принадлежит. Это право русский язык закрепил в именах существительных. Мы говорим: татары, башкиры, удмурты, чуваши, осетины, евреи, украинцы, белорусы, армяне, казахи, китайцы, японцы, канадцы, американцы, перуанцы и т. д. Право на самоидентификацию со своими нациями мы признаем за представителями так называемых малых народов, населяющих Российскую Федерацию: коряки, алеуты, юкагиры, нивхи, ахвахи, ижорцы… Даже для исчезнувших народов в нашем языке нашлись существительные: иссидоны, керкеты, киммерийцы, меоты, половцы, сарматы, синды, скифы, хазары и т. д. Лишь себя мы никак не идентифицируем. И потому на вопрос о своей национальной принадлежности отвечаем не существительным, а прилагательным: русские. Другими словами, ссылаемся на свою принадлежность к чему-то (народу? географическому пространству?), что само нуждается в определении.

Русский язык чуток к нюансам и не позволяет слукавить даже в малом. В результате часто случается так, что мы, произнося что-либо вслух, имеем в виду одно, а язык сообщает другое. Возьмите такое заурядное явление, как знакомство. Представители всех народов говорят о себе: «Мое имя такое-то». Русский человек, представляясь, скажет: «Меня зовут Петр, Василий, Анна». То есть, не мы идентифицируем себя со своим именем, а нас так называют, мы лишь подтверждаем свою принадлежность к данному нам имени.

Непросто отождествить нас со своей нацией и по внешнему облику. Расселившись на огромной территории, занимающей восьмую часть суши, русские из-под Архангельска или Вологды, Ростова или Краснодара, Смоленска или Белгорода, Хабаровска или Владивостока выглядят как представители разных народов. «Среднестатистический» портрет русского попытался нарисовать директор Института антропологии при МГУ, доктор биологических наук Владимир Чтецов: «Европеоидный тип. Мужчина ростом 172 сантиметра, весом 72—73 килограмма, женщина соответственно 160—162 сантиметра и 60—64 килограмма. Каштановые широковолнистые волосы. Прямая спинка носа. Глаза между зеленым и серым…» Впрочем, ученый тут же уточнил: этот портрет одинаково подходит большинству европейцев и распространен вплоть до центральной Франции. Как видим, даже специалисту трудно отождествить русских с русской же нацией.

Иное дело наши пристрастия, привычки, нормы поведения. Тут сразу все становится на места. Причем для того, чтобы распознать в русском русского, вовсе не требуются особые аналитические способности, глубокие знания антрополага или психолога. Достаточно одного-двух штрихов, и мы безошибочно определим: свой брат! Нужны доказательства? Извольте.

Для нас все, что не белое, черное, и все, что не черное, белое. Многоцветье мира для нас как бы не существует. Попытка разнообразить нашу цветовую гамму другими красками, предпринятая в начале 90-х годов ХХ века, привела к образованию некой «красно-коричневой» смеси, которая до смерти напугала самих составителей этой смеси. К счастью, она никак не отразилась на нашем мировосприятии. Да оно и понятно. В основе русской ментальности лежит «или – или». Или белое или черное. Или всё или ничего. Или добро или зло. Мы мыслим и судим без затей, по Собакевичу: «Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек – прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья».

Нет народа более разобщенного, чем мы, русские. Готовые поделиться последним ради блага дальних, мы в отношениях с ближними руководствуемся правилом: бей своих, чтобы чужие боялись. В целом мире не найти людей, которые относились бы друг к другу с большей неприязнью, чем относимся друг к другу мы, русские. Обхамить русскому русского по малейшему поводу, вмазать промеж глаз, вложить в драку всю ярость, на какую только мы способны, – проще, чем простуженному лишний раз высморкаться.

Носители богатейшего языка, способного передать тончайшие движения души, мы вкладываем всю душу в мат, одинаково понятный как в высших сферах власти, так и в среде бомжей. Привычка материться по поводу и без повода дала, подобно запущенной раковой опухоли, обширные метастазы, вытравившие из нас способность нормально думать и изъясняться по-русски. Мы перестали понимать родной язык и, лишившись речи, утратили способность мыслить.

Мы не то чтобы фаталисты, а, скорее, прирожденные пессимисты. История так часто ставила нас в безвыходное положение, что мы уже не надеемся ни на что хорошее и заранее готовы смириться со всем дурным, подстерегающим нас за любым углом. «От сумы да от тюрьмы не зарекайся» – вот кредо русских людей. Многократно битые и перебитые, мы не строим никаких планов на будущее. На все случаи жизни у нас припасены готовые, оправдывающие любые наши действия и бездействие ответы: авось, небось и как-нибудь. Потому-то, начав что-либо делать, мы редко доводим начатое до конца.

В оценке поступков других, да и своих собственных, мы исходим из принципа: «Казнить так казнить, миловать так миловать». Миловать нас не за что. Остается казнить. И мы безропотно всходим на эшафот, готовые сложить голову за самый ничтожный проступок. Стоит ли удивляться, что современная Россия, объявившая себя правовым государством, заняла лидирующие позиции в мире по числу заключенных? Их у нас 740 на сто тысяч жителей, включая глубоких старцев и только что родившихся младенцев. Для сравнения: в Германии их 72, во Франции 90, в Англии 96. Такого огромного числа заключенных, какое содержится сегодня в российских тюрьмах, не было даже при Сталине. Между тем в царской России было всего 60 заключенных на те же сто тысяч жителей. Меньше, чем в современной Германии, славящейся своими законопослушными гражданами.

Сильно преувеличено мнение, будто русским от природы присуща тяга к знаниям. До сих пор нахожусь под гнетущим впечатлением от телепередачи из Карачаево-Черкесии. Заезжий московский журналист беседовал с пожилыми женщинами-казачками, которые жаловались на отсутствие работы, на то, что коренные жители воруют у них скот и поджигают дома, русских девушек насилуют, а парней ни за что ни про что убивают. В конце передачи журналист спросил, что, по мнению этих многое повидавших на своем веку женщин, нужно сделать, чтобы изменить положение к лучшему? Казачки, до той минуты бойко изливавшие свои горести, вдруг разом примолкли, и лишь одна ответила за всех: «А я не зна-аю, я негра-амотная!..»

Читатель, вам доводилось встретить на рынке ли вашего города, в торговом ларьке, просто на улице представителя нерусской нации, который признался бы в своей неграмотности? Дожить до седых волос и остаться неграмотной в стране, где всеобщее бесплатное образование не декларировалось, а было фактом, – это позор, в котором и на ушко-то близкому соседу стыдно признаться. А тут на всю страну как орден нацепила себе на грудь: «Я негра-амотная!..» Что стоит за этим бахвальством (а это именно бахвальство и ничего больше)? Убеждение, что чем ты униженней, чем более убог телом и душой, тем больше у тебя прав на особое к тебе внимание, тем больше ты заслуживаешь защиты и опоры. Юродивые, выставляющие напоказ свои действительные и мнимые изъяны, – тоже явление сугубо русское, которое не встретишь ни у какого другого народа. В какой стране можно увидеть памятник, сооруженный в честь юродивого? В одной только России: в самом центре Москвы, на Красной площади, высится Покровский собор что на Рву, более известный как Храм Василия Блаженного, – так звали не народного героя, не защитника земли русской, а юродивого.

Поскорей получить специальность в колледжах, как стали именоваться бывшие ПТУ, чтобы самостоятельно зарабатывать деньги, – вот предел мечтаний многих и многих русских. Глубокие знания не относятся к числу добродетелей ни основной массы русской молодежи, ни их родителей. Почему-то в среде огромного большинства русских повелось считать, что образование – блажь, впустую потраченное время, помеха для занятий делом. Отчасти в этом повинны власти бывшего СССР, которым для осуществления их «грандиозных планов» то по строительству новых городов, то по поднятию целины, а то по прокладке БАМа требовались молодые сильные руки, а не умные головы. Не секрет, что в последние годы существования советской власти зарплата шофера автобуса втрое превышала зарплату инженера или врача. Вот в русских и вызрело убеждение: зачем гробить лучшие годы на протирание штанов в библиотеках, если и без знаний можно жить припеваючи и при этом быть ничуть не глупей «ученых червей»? Об этом сугубо русском феномене рассказ Василия Шукшина «Срeзал».

Вошло в многочисленные поговорки неуважительное отношение русских к законам. «Где закон, там и обида», «Закон, что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет», «Все бы законы потонули да и судей перетопили» – в этих и других подобных высказываниях запечатлен горький опыт русского народа, для которого любой закон от века олицетворял несправедливость.

На деле неприятие законов обернулось против нас самих. Вот грустный и отнюдь не единичный пример. Во второй половине 90-х годов в Москве работал французский журналист Антуан Дюрат. Вернувшись на родину, он написал книгу о нас, русских. В письме московскому другу он так объяснил причины, побудившие его взяться за перо: «Есть вещи, которые видны только издалека. Лишь в Париже я понял, что губит вас как народ, как нацию. Прислушайся ко мне…» И поведал несколько историй, способных потрясти воображение любого нормального человека, только не русского. Дюрата возмущал не столько произвол, чинимый российскими милиционерами, сколько покорность, с которой русские мирятся с этим произволом. Лишь один случай показался французу достойным внимания, и вот как он описал его: «Одного человека страж порядка избивал на моих глазах. Человек после каждого удара падал, но снова вставал и требовал у милиционера соблюдения формальностей: представиться и предъявить удостоверение. Милиционер на это только удивленно хмыкал и бил, бил, бил. Ему очень хотелось быть сильным, таким, чтобы с одного удара свалить с ног кого угодно. Ему нравилось, что у него есть дубина, а у других ее нет. И ему было непонятно, что такое мужество. А мужество – это вставать после каждого удара, презирая боль, и требовать соблюдения своих прав. Если бы все русские были такими, как этот, Россия была бы величайшей державой мира!..»

Читатель, положа руку на сердце, ответьте: много ли среди нас найдется таких мужественных людей? Единицы на миллионы! А потому Россия не скоро станет великой державой. Зато милиционеры, почувствовав свою власть над нами, распоясались настолько, что уже палят из пистолета в покупателей в торговом комплексе, могут застрелить водителя снегоуборочной машины за то, что тот по неосторожности задел боковое зеркальце на его дорогостоящем импортном автомобиле, начинают похищать и грабить людей, разрешать споры между собой посредством табельного оружия. Как такую службу ни назови – милиция, полиция, как угодно еще, – суть останется одна: полная, ничем не стесняемая и абсолютно уверенная в собственной правоте вседозволенность. Косвенное доказательство тому – система Госавтоинспекции. Было ГАИ, стало ГИБДД, а теперь и вовсе ПИДР (Полицейская инспекция дорожного регулирования). Ну и что изменилось в системе от перемены названия? Стало больше порядка на дорогах? Инспектора стали быстрее приезжать на место аварии? Может быть, они научились оказывать первую медицинскую помощь посрадавшим в ДТП? Уменьшилась сумма поборов или соучастие в бандформированиях по грабежам фур, перевозящих ценные грузы, или угонам дорогостоящих автомобилей?

В частной жизни мы почувствуем себя полными идиотами, если пройдем мимо бесхозной вещи и не присвоим ее. И ведь не скажешь, что без этой вещи нам и дня не прожить; мы тащим все подряд потому, что не можем поступить иначе. Один пример. В Швеции во дворы многоквартирных муниципальных домов завозят для детей строительные конструкции, рулоны фольги, банки с красками всех цветов и оттенков, кисти, другие материалы, из которых можно соорудить и разукрасить дворец, крепость, немудреный лабиринт, все, что подскажет детям их фантазия. Когда конструкции и материалы приходят в негодность, их увозят и привозят новые. Вы можете представить что-нибудь подобное в наших дворах? Да пусть только попробуют завезти не то чтобы готовые строительные конструкции, а хотя бы одну-единственную банку списанной за давностью срока хранения краски! В ту же секунду сопрем ее и не испытаем ни малейших угрызений совести. «В хозяйстве все сгодится». Для нас воровство – это когда лезут в мой карман или обчищают мою квартиру. Ну а что зазорного в том, чтобы взять ничье? В результате в той же Швеции из детей почему-то вырастают созидатели, а наши дети превращаются в вандалов. Задержавшись в умственном и эмоциональном развитии на уровне двух–трехлетних крох, когда дети ломают все вещи подряд, чтобы посмотреть, что внутри них, наши отпрыски и в подростковом и юношеском возрасте делают то же самое: режут сиденья в автобусах и электричках, выламывают почтовые ящики, уродуют качели и карусели в своих и чужих дворах… Да и могут ли они поступать иначе, если те же качели и карусели запомнились им именно в таком изуродованном виде? Вот и получается, что в Швеции, население которой меньше, чем жителей Москвы, любая техника «сделана с умом» и пользуется спросом во всем мире, а от отечественной техники мы же первые и воротим носы.

Для нас нет ничего более постоянного, чем временное. Поэтому мы без сожаления расстаемся с тем немногим, что имеем. В итоге мы лишились всего. Сегодня всеми богатствами страны завладели 3 процента наших соотечественников. Остальные 97 процентов дожидаются, когда в частную собственность полностью перейдет вся земля, а вместе с землей водоемы, леса, недра. Ну да ведь мы с младых ногтей усвоили, что земли у нас немереные, недра неисчерпаемые, нашего добра с лихвой хватит на всех, а потому незачем крохоборничать.

Если обстоятельства вынуждают нас что-то сделать, мы непременно начнем «с нуля», выбросив за ненадобностью все, что было сделано до нас. Кто подсчитает, какие невосполнимые материальные (и не только) потери понесла Россия из-за нашей неуемной страсти «разрушать до основанья» все, что досталось нам в наследство, а уж потом возводить на месте разрушенного новое? Вот и последние реформы в России начались с уничтожения прежнего общественного строя вместе со всем, что этому строю сопутствовало: бесплатное жилье, символическая плата за коммунальные услуги, бесплатные медицина и образование, гарантированные заработная плата, пенсии и стипендии и т. д. За ними последовал снос памятников, изменение государственной символики, названий городов и улиц… В 1993 году мы проголосовали за очередную Конституцию, которых понапринимали за годы советской власти аж пять штук и ни одной из них не руководствовались, поскольку только в России Конституция обретает силу закона лишь тогда, когда каждая ее статья подкрепляется бесчисленным множеством подзаконных актов, а не наоборот. Конца этому разрушительному буйству не видно! Мы, русские, все еще язычники, которые полагают, будто искупительная жертва в виде всего, что было создано до нас, принесенная на алтарь истуканам, разом изменит нашу жизнь к лучшему. И недоумеваем: почему у других народов, которым и в голову не приходит крушить и ломать все, что напоминает о прошлом, к лучшему получается, а у нас – нет?

Видя, как уважительно относятся к своему прошлому и к себе другие народы, мы спохватываемся, что делаем что-то не так, не можем понять, что именно делаем не так, и тогда сгребаем за грудки первого встречного и грозно вопрошаем: «Ты меня уважаешь?». Горе тому, кто скажет «нет». Зато мы тут же влюбимся в каждого, кто скажет «уважаю», хотя при этом будет иметь в виду совсем другое: «Уважаю, уважаю, ты только отцепись от меня». Исполненные самых пылких чувств к новоявленному «уважальщику», мы сорвем с себя последнюю рубаху и молвим: «Возьми, друг, мне для себя ничего не надо, лишь бы тебе жилось хорошо». Рубаха наша скорей всего тут же окажется на помойке, но мы почувствуем себя на верху блаженства от мысли, что и нас уважают.

Не признавая над собой никакой власти, мы грезим о сильном государстве, управляемом твердой рукой. Мы верим, что только сильная власть избавит нас от всех напастей, которые сыплются на нас со всех сторон, надежно защитит нас, наведет порядок в стране, чистоту возле нашего подъезда и заодно в подъезде, насквозь провонявшем кошками, мочой и еще какой-то мерзостью, оденет нас, обует, накормит, отремонтирует прохудившуюся крышу, починит покосившуюся ограду, вспашет огород бабе Нюре и повысит пенсию деду Коле… Словом, сделает все, что и должна делать, по нашему разумению, власть. Иначе зачем нам она? Превыше всего мы ценим свободу! Свобода для русского суть воля, ну а воля – это «да пошли вы все».

Продолжать перечень сугубо русских свойств и качеств можно долго. Ну а вывод последует один, – тот, который сделал полтора века назад тургеневский Базаров: «Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения».

Что же в итоге? В итоге, как установили психологи, русские превратились в больную нацию. Ситуация осложнена тем, что среда обитания русских все более сужается. В последнее десятилетие ХХ века русские стали лишними в странах ближнего зарубежья, их вытесняют из северокавказского региона, немногим лучше положение в национальных республиках, входящих в состав Российской Федерации. Развитию болезни способствуют и такие негативные явления, как нищенское существование значительной части населения, социальная незащищенность, утрата нравственных ориентиров.

При всем при том мы озабочены не собственными болячками и тем, как их излечить, а достижениями в других странах. В Америке есть Силиконовая долина, где разрабатываются новейшие технологии. Ну а чем мы хуже? И мы затеваем строительство вблизи Москвы собственной Силиконовой долины в уверенности, что и мы способны удивить мир невиданными открытиями. Между тем весной 2010 года Совет Федерации Российской Федерации озвучил шокирующие цифры: около 40 миллионов россиян живут в домах, лишенных канализации и горячего водоснабжения. Треть населения лишена элементарных бытовых удобств! Стоит ли удивляться, что в нашей стране, по словам кинорежиссера Никиты Михалкова, «насрано так, что дальше некуда».

Смертность среди русских превысила рождаемость. Общие потери за двадцатилетие реформ составили 15 миллионов человек. Специалисты утверждают: если такая тенденция сохранится и впредь, основное население России к середине XXI века сократится вдвое, а к концу столетия русские, как нация, исчезнут вовсе (немногочисленные диаспоры русских в странах Западной Европы и США не спасут положения). Прибавьте к сказанному, что из ста новорожденных русских лишь 20 можно признать здоровыми, и общая картина будущего нации предстанет в самом мрачном свете.

Ну а что же в это время мы? Бесконечная борьба за сносное существование истощила внутренние силы нации, а череда непродуманных реформ ослабила и без того низкую волю к жизни. Демограф и социолог, доктор медицинских наук Игорь Гундаров пишет: «Нация умиранием реагирует на навязывание чуждых жизненных ценностей, на ломку психологического архетипа, на смену критериев добра и зла, на уничтожение ценностей, заложенных с детства, на формирование ощущения национальной ущербности». И без того склонные к неумеренному потреблению спиртного, как средству ухода от действительности, русские превратились в нацию пьяниц. В России появились уже не отдельные деревни и города, а целые регионы – Чукотка, например, Магаданская и Сахалинская области, – где пьянством охвачено практически все население от мала до велика.

Если в начале 90-х годов численность алкоголиков-мужчин и алкоголичек-женщин соотносилась как 10 к 1, то к началу XXI века эта пропорция ужалась до 6 к 1, а сегодня сократилась еще больше. Беда, однако, не только в том, что численность алкоголиков мужчин и женщин выравнивается, но, что хуже всего, омолаживается. Катастрофически быстро растет число подростков, которым врачи поставили диагноз «алкогольный психоз». Многие дети страдают от алкоголизма уже в утробе матери. На свет появляется все больше детей-дегенератов, зачатых родителями в пьяном виде. На пороге ХХI века 17 процентов всех новорожденных русских были признаны дебилами. России осталось «добрать» всего один процент, чтобы процесс дебилизации нации стал необратимым. В довершение всех напастей на страну обрушилась наркомания, и уже никого не шокирует, что пациентом наркодиспансера в Хабаровске стал 6-летний ребенок.

Безволие, покорность судьбе, ни на чем не основанная уверенность, что рано или поздно все образуется, – без нас образуется, но образуется для нас, – вот что стало определяющим в жизни русских. Эти же причины превратили нацию в подопытных кроликов, над которыми проводятся опыты по искусственной «европеизации». Автор предисловия к многотомной антологии для юношества «Благая весть» Григорий Померанц пишет: «Как империя, Россия – обрубок. Как нация Европы, она неполноценна, не научилась жить, как европейские нации живут, а научиться этому не просто, за короткое время – даже совсем невозможно». Автор не уточняет, на какую именно европейскую нацию русские должны походить: на англичан, французов, немцев или более близких нам по крови поляков, болгар, сербов? Ведь все это очень разные нации, между которыми больше различий, чем сходства.

Причина бед, поразивших русских в конце ХХ – начале XXI века, кроется не в том, что мы не похожи на другие нации (каждая нация самобытна и самоценна, имеет свои особенности, обусловленные особенностями исторического развития). Основная причина неблагополучия русских скрыта внутри нас, в том антироссиянине, который глубоко въелся в плоть и кровь каждого, кто называет себя русским. Именно в этом антироссиянине, а не в чем и ни в ком другом, таятся корни и нашей болезни, и всего того уродливого, что с начала 90-х годов выплеснулось наружу и поныне отравляет существование нам самим.

Антироссиянин – это совокупность наследственных признаков, накопленных в нас с древнейших времен, когда и народа-то такого – русские – еще не было на свете. Антироссиянин – это вывернутый наизнанку россиянин, зеркало, которое отражает внутреннюю сущность русскости во всей ее привлекательности и отвратительности, инициативе и безволии, разухабистости и смирении, готовности взбунтоваться по малейшему поводу и тут же подчиниться чужой прихоти. Короче, антироссиянин – это наше «другое Я», которое побуждает нас поступать вопреки логике и слишком часто в ущерб себе.

Но вот парадокс, которому нелегко найти объяснение. Как могло случиться, что русские – эти упертые антироссияне, которые тем только хороши, что сами о себе прескверного мнения, – сумели в сравнении со многими другими народами в исторически короткое время подняться из мрачных глубин крепостничества до вершин цивилизации во всех областях науки и техники, создать на огромной территории мощное монолитное государство, обогатить мировую культуру шедеврами литературы, театра, музыки, живописи и зодчества?

Вопросы не праздные. Для верного ответа на них мы попытаемся в этой книге разобраться в причинах наших метаний из одной крайности в другую, предпримем попытку осмыслить, что это за феномен такой – русский народи в чем состоит суть загадки русской души.

Чтобы разобраться во всем этом, нам придется проникнуть в лабиринт духовности русского человека, понять особенности его психики и нравственной сущности, определить сильные и слабые стороны национального характера. Задача эта сложная, многоуровневая. Решить ее можно только совместными усилиями специалистов и энтузиастов, которым небезразлична судьба нации.

Нельзя сказать, что здесь мы вступаем на девственную целину. Сегодня стали доступными практически все работы на интересующую нас тему как отечественных, так и зарубежных авторов. Нет недостатка в публикациях, по-новому освещающих национальные вопросы и межнациональные отношения в России и за рубежом. Появились книги отдельных авторов и научных коллективов, исследующих особенности русской ментальности в сравнении с ментальностью других народов. Не со всем в этих публикациях можно согласиться. Да их авторы и не претендуют на владение истиной в последней инстанции.

Не претендую на такое владение истиной и я. Более того, я намеренно огрубляю некоторые вопросы, чтобы вызвать у читателя желание поспорить со мной. При этом я исхожу из мысли, что никакой спор не в состоянии родить истину. Самое большое, на что можно рассчитывать в споре, это обозначить проблему. А любая проблема, даже самая сложная, если ее верно обозначить, поддается решению. И как знать, может быть, обозначив эту проблему, мы приблизимся к постижению одной из самых загадочных фраз, оброненных некогда Пушкиным: «Россия никогда не имела ничего общего с остальной Европой… история ее требует другой мысли, другой формулы».

Если мы хоть чуточку лучше узнаем себя, если почувствуем, что русские, как и другие народы, способны просчитывать последствия своих действий или бездействия пусть не на дальнюю перспективу, а хотя бы на шаг-другой вперед, если поймем, что нам никто не поможет, кроме нас самих, – значит, у нас есть шанс излечиться от затянувшейся болезни, значит, у нации есть силы, чтобы самостоятельно решать свою судьбу, значит, у русских есть будущее, нравится это кому-то или не нравится.

Глава 1

К истокам

Ныне стало модным проводить социологические опросы. Вопросы ставятся самые разные. В том числе такой: «Готовы ли вы сегодня сдать экзамен по истории России?» Положительно ответили на этот вопрос 23 процента россиян. Меньше четверти опрошенных! Между тем наш замечательный историк Сергей Михайлович Соловьев еще полтора столетия назад заметил: «Если к каждому человеку можно обратиться с вопросом: “Скажи нам, с кем ты знаком, и мы скажем тебе, кто ты таков”, то к целому народу можно обратиться со следующими словами: “Расскажи нам свою историю, и мы скажем тебе, кто ты таков”».

Когда свыше двух третей населения не знают своей истории, нелепо требовать ответа от людей ответа на вопрос, кто мы.

Впрочем, винить в неготовности огромного числа россиян сдать экзамен по истории своей родины никого не приходится. Бoльшая часть документов, проливающих свет на наше прошлое, была уничтожена еще в древности. Те же документы, которыми мы сегодня располагаем, представляют собой списки, сделанные в XV—XVII веках с древних летописей. Ну а как наши пращуры относились к летописям? Напомню.

Монах Киево-Печерского монастыря Нестор, придворный летописец великого князя киевского Святополка Изяславича, еще только обмакнул перо в чернила, чтобы поставить последнюю точку в «Повести временных лет», как севший в 1113 году на великокняжеский стол Владимир Мономах приказал изъять «государственную летопись» из Печерского монастыря и передал ее в собственный Выдубецкий Михайловский монастырь. На предмет, как мы сказали бы сегодня, «переделки ее в свете новых исторических требований». Эта ответственная работа была поручена придворному летописцу Мономаха игумену Сильвестру. Тот рьяно взялся за дело, и старания его не пропали даром: Сильвестр вошел в историю как один из составителей «Повести временных лет». Однако работа игумена не удовлетворила Мономаха. Отослав его с глаз долой на почетную должность епископа в Переяславль (ныне Переяслав-Хмельницкий, Украина), он засадил за переработку летописи своего сына Мстислава, прошедшего обучение в Англии. Будущему великому князю киевскому не пришлось долго объяснять, что есть историческая правда, а что ложь, и в 1118 году на свет Божий появилась новая версия несторовской летописи, ничего общего с оригиналом не имевшая. Так возникла на Руси дурная традиция: с приходом к власти каждого нового хозяина вся прежняя история объявлялась чередой сплошных недоразумений, ошибок и преступлений, а самая что ни на есть доподлинная история только с этого нового хозяина и начиналась. Вот так и случилось, что Россия стала едва ли не единственной страной в мире с «непредсказуемым прошлым», как о нас стали говорить с начала 90-х годов XX столетия за рубежом, когда отечественная история была превращена в своеобразную «детскую площадку», на которой вволю порезвились великовозрастные дяди и тети из числа наиболее обласканных прежним советским режимом ученых, писавших и доказывавших прямо противоположное тому, что стали писать и доказывать после развала СССР.

Можно предположить, что и списки XV—XVII веков представляют собой «модернизации», а то и подделки прежних свидетельств, сделанные в угоду воцарившемуся в России в 1613 году дому Романовых, предки которых были родом из Германии.

О наших давних предках нам мало что известно, если вообще известно что-либо достоверное. Жил-де в конце III – начале II тысячелетия до н. э. некто Арий, что в переводе с санскрита означает «Благородный». Этот-то Арий и стал прародителем германских, балтийских, романских, греческих, кельтских, иранских, индийских и других народов, в том числе народов славянских. Но вот кто конкретно был этот Арий, кто была его жена (или жены?), мы не знаем. Однако мы знаем другое (этот факт установили лингвисты): предки многочисленных народов, которые произошли от Ария, говорили на одном языке – индоевропейском.

Уже в глубокой древности этот общий для всех индоевропейцев язык разделился на многочисленные семейства, внутри которых с течением времени и все бoльшим обособлением различных племен, в свою очередь, образовались группы родственных языков: хетто-лувийские, индоарийские, иранские, греческие, италийские, романские, кельтские, германские, балтийские и т. д. Отдельную нишу в этом семействе заняли славянские языки.

Многие из этих языков вымерли, как вымерли и народы, говорившие на них. Об этих вымерших народах и языках, на которых они говорили, мы судим по немногим материальным памятникам и символам, сохранившимся с тех давних пор[1]. Наконец, внутри отдельных групп возникли подгруппы близкородственных языков, из которых со временем вычленились самостоятельные языки. Так, славянские языки разделились на три подгруппы: западнославянскую, южнославянскую и восточнославянскую, – а внутри этих подгрупп возникли хотя и близкие по звучанию, но самостоятельные языки: в западнославянской – польский, лужицкий, чешский и словацкий, в южнославянской – болгарский, македонский, сербскохорватский и словенский, в восточнославянской – русский, украинский и белорусский языки.

Прародиной некогда единого племени индоевропейцев, или ариев, считается междуречье Эльбы, Одера и Вислы. Отсюда различные роды этого племени расселились на Север, освоив Скандинавию и острова Великобритании, на Юг – в Грецию, Италию и Испанию, – и на Восток, освоив территории нынешних Ирака, Ирана, Афганистана и далее вплоть до Индии.

Это что касается языков, прародины и расселения индоевропейцев. Нас же интересуют славяне, или, скажем точнее, праславяне, племена, давшие начало современным русским. О них, как и о других древних племенах, нам известно очень мало, кроме, разве, того, что основным местом их расселения стали земли вдоль течения Дуная. На основе свидетельств древних авторов, по преимуществу греческих, академик Борис Рыбаков пришел к выводу: «В момент расселения – первая половина II тысячелетия до нашей эры – еще не было ни славянской, ни германской, ни балтской общности, все племена перемешивались и меняли соседей в процессе медлительного движения[2]. Примерно к XV веку до нашей эры расселение прекратилось. Вся зона европейских лиственных лесов и лесостепей была занята этими разными по месту прежнего жительства индоевропейскими племенами. Началась новая, уже оседлая жизнь, и постепенно на первое место в хозяйстве стало выходить земледелие. В новом географическом раскладе новые соседи стали налаживать связи, выравнивать особенности племенных диалектов и создавать впервые на большом пространстве новые, родственные друг другу языки…»

Б. Рыбаков относит восточную ветвь славян, которая дала начало русским, украинцам и белорусам, к антам, отделяя ее от западной ветви – венедов. Сходной точки зрения придерживается и исследователь начальных веков русской истории академик Андрей Сахаров. «На рубеже II и I тысячелетий до н. э., – пишет он, – в Европе появляются новые общности, состоящие порой из разноязыких племен, идет воздействие одних племен на другие. Новые группировки праславян в это время сосредоточиваются в двух местах. Одна из них располагается в северной половине Центральной Европы и очерчивает западную часть праславянского мира и какую-то часть кельтских и иллирийских племен. Эта группировка на долгие годы получает название венедов. В восточной части праславянского мира складывается группировка с центром в Среднем Поднепровье… Начиная с V века н. э. в бассейнах Днепра и Днестра сложился мощный союз восточнославянских племен под названием анты».

Возникает вопрос: какие причины побудили наших пращуров уже в обозримый исторический период сняться с насиженных мест и отправиться в поисках лучшей доли неведомо куда в то время, когда, как пишет Б. Рыбаков, расселение древних племен, имевших общих предков, прекратилось еще к XV веку до нашей эры и началась новая оседлая жизнь? Ответ на этот вопрос мы находим в обширном исследовании крупнейшего русского историка XIX века, ректора Московского университета Сергея Михайловича Соловьева «История России с древнейших времен»[3]. «Славянское племя, – пишет он, – не помнит о своем приходе из Азии, о вожде, который вывел его оттуда, но оно сохранило предание о своем первоначальном пребывании на берегах Дуная, о движении оттуда на север и потом о вторичном движении на север и восток вследствие натиска какого-то сильного врага. Это предание заключает в себе факт, не подлежащий никакому сомнению: древнее пребывание славян в придунайских странах оставило ясные следы в местных названиях; сильных врагов у славян на Дунае было много: с запада – кельты, с севера – германцы, с юга – римляне, с востока – азиатские орды; только на северо-востоке племя могло найти себе убежище, где, хотя не без сильных препятствий, успело основать государство и укрепить его в уединении, вдалеке от сильных натисков и влияний Запада, до тех пор пока оно, собравши силы, могло уже без опасения за свою независимость выступить на поприще и обнаружить с своей стороны влиянии и на восток, и на запад».

Об основании древнерусского (славянского) государства мы еще поговорим отдельно, а пока напомним читателям, что новая географическая среда со своими особыми климатическими условиями не могла не сказаться на наших пращурах, на формировании их характеров и, как следствие, мировосприятии. Славянские племена, снявшись с насиженных мест и отправившсь в поисках лучшей доли на северо-восток Европы, где к тому времени жили уже другие племена, ничего общего со славянами не имевшие, – не составили в этом смысле исключения. Обратимся еще раз к С. Соловьеву, к самому началу его «Истории России с древнейших времен». «Ход событий постоянно подчиняется природным условиям, – пишет историк, ссылаясь на связь образа жизни различных племен с окружающей их природой, обнаруженную еще Геродотом. – Перед нами обширная равнина: на огромном расстоянии от Белого моря до Черного и от Балтийского до Каспийского путешественник не встретит никаких сколько-нибудь значительных возвышений, не заметит ни в чем резких переходов. Однообразие природных форм исключает областные привязанности, ведет народонаселение к однообразным занятиям; однообразность занятий производит однообразие в обычаях, нравах, верованиях; одинаковость нравов, обычаев и верований исключает враждебные столкновения; одинакие потребности указывают одинакие средства к их удовлетворению; и равнина, как бы ни была обширна, как бы ни было вначале разноплеменно ее население, рано или поздно станет областью одного государства…»

На вопрос о том, какие конкретные формы приобрела эта одинаковость у наших далеких предков, вышедших из стадии первобытного общества и вступивших в стадию родового строя, ответ мы находим у того же Соловьева: «Родовой быт условливал общую, нераздельную собственность, и, наоборот, общность, нераздельность собственности служила самою крепкую связью членов рода… Общее владение родовой собственностью необходимо заставляло родичей восстанавливать значение отца, выбрать кого-нибудь из себя в отца место, а выбор кого-нибудь вместо отца, следовательно, возобновление прежних отношений, как они были при жизни отца, условливало необходимое и общее, нераздельное владение (собственностью)».

Важное для понимания своеобразия русской ментальности наблюдение, из которого следуют по меньшей мере два вывода: переход от матриархата к патриархату состоялся у наших предков без изменения отношения к собственности (хотя следы установления патриарха сохранялись у славян дольше, чем у других народов, и обнаруживаются у нас поныне в передаче от отца детям не только фамилии, но и отчества, чего нет у других народов), и, во-вторых, объясняет, почему наши предки в пору становления государства счастливо избежали рабовладельческого строя.

Выводы эти важны не только тем, что без них невозможно понять особенностей нашей истории; они важны еще и потому, что имеют общеметодологический характер.

Стало общим местом утверждение о принадлежности России к Европе (особенно любят порассуждать на эту тему современные российские политики). Если бы речь шла только о географическом положении нашей страны, то и тогда это утверждение выглядело бы «притянутым за уши», – достаточно беглого взгляда на карту России, чтобы понять: огромная часть России расположена не в Европе, а в Азии. Но этого мало. Сугубо европоцентристская и якобы универсальная модель смены первобытной формации рабовладением, развитием частной собственности и товарно-денежных отношений с последующим становлением феодализма и еще большим укреплением частной собственности и товарно-денежных отношений, не выдерживают проверки фактами. Собственно, модель эту в части накопления богатства и становления рабовладельческого строя была подвергнута критике уже в древности. Римский философ и писатель, воспитатель Нерона, покончивший по его приказу жизнь самоубийством, Сенека писал: «Разве я не вправе назвать самым богатым то поколение, среди которого нельзя найти бедняка? В этот прекрасный порядок вторглась жадность. Стремясь отложить что-либо для себя и присвоить, она все сделала чужим, необходимое свела к тесным пределам; она создала бедность и, стремясь ко многому, потеряла все. Пусть она теперь сколько угодно старается и мечтает восстановить потерянное, пусть она присоединяет одно поле к другому и сгоняет соседа с его владения деньгами или насилием; пусть она расширяет свои земли до размеров целых провинций и называет их только тогда именем, когда их объезд составляет длинное путешествие, – никакое расширение границ не возвратит нас вновь в то состояние, от которого мы ушли. Что бы мы ни сделали, мы не будем иметь много; а имели мы всё».

По признанию самих римлян, их город, ставший богатейшим и сильнейшим в мире, превратился в место, где не осталось ничего святого. О Риме и римлянах I века н. э. Петроний писал: «В этом городе не занимаются ни наукой, ни красноречием, в нем не процветают ни честность, ни чистота нравов; все люди, которых вы видите, распадаются на две партии: либо они сами удят, либо позволяют другим выуживать себя. Вы увидите город, похожий на зачумленное место, где нет ничего, кроме трупов и терзающих их воронов».

Древнеримский писатель нисколько не сгущал краски, сравнивая своих современников с воронами, терзающими трупы. Сохранился отрывок неизвестно кем подготовленной речи, в котором сказано: «Надо лишь покрепче зажмурить глаза и представить, что глотаешь не куски мертвечины, а десять миллионов сестерциев».

Пример жадности, как и во все последующие времена, показывали те, кто оказался во власти. Август, желая выровнить доходы сенаторов, приказал выдать в 4 году н. э. восьмидесяти наиболее промотавшимся из них по 1,2 миллиона сестерциев вместо прежнего миллиона, составлявшего сенаторский ценз, а еще за одного сенатора, задолжавшего кредиторам 4 миллиона, полностью погасил долг. Этот сенатор, в отличие от своих коллег-мотов не получивший ни сестерция наличными, обиделся на Августа и написал ему: «А мне ты разве ничего не дашь?»

Наши предки, не знавшие ни частной собственности, ни рабовладения, стояли неизмеримо выше античных собственников-рабовладельцев. И они не были одиноки в этом отношении. Мы, к сожалению, не знаем, какая форма правления была принята у них до призвания варягов. Но мы знаем, что не имели в древности частной собственности и рабов многие восточные народы. Сошлюсь в этой связи на работу Л. С. Васильева «Возникновение и формирование китайского государства», в которой читаем: «Цивилизации древнего Востока сложились на крепкой первобытнообщинной основе, в условиях наличия сильных общинных, клановых, кастовых связей, при крайне замедленном темпе социальной и имущественной дифференциации и колоссальной роли центростремительных интегрирующих импульсов родового, этнического и религиозного происхождения».

В Китае, начиная с образования в бассейне реки Хуанхе в середине II тысячелетия до н. э. первого государства Инь и вплоть до начала XX века н. э., ценились не собственность, не деньги (хотя деньги, как и компас, порох, фарфор, шелк, бумагу, изобретение задолго до немца Иоганна Гутенберга техники книгопечания, и многое другое, вплоть до зубной щетки в области личной гигиены и пельменей в кулинарии, придумали китайцы), а – должность. Путь во власть не был заказан никому (почему получение образования в Китае всячески приветствовалось и поощрялось). Полученные в школе знания, овладение сложной для усвоения иероглифической письменностью, а с распространением учения Конфуция освоение его канонических текстов, – все это было лишь условием, предпосылкой для дальнейшей карьеры. «Именно идеологическая в своей сути подготовка, – продолжает Л. Васильев, – лежала в основе тщательно продуманной и ревниво соблюдавшейся системы отбора чиновников из числа наиболее грамотных и способных выпускников школ, успешнее других сдавших тройной цикл серьезных экзаменов и получивших три ученые степени. Только обладатель третьей степени, число которых в масшабе всей страны исчислялось немногими тысячами, мог получить вожделенную должность. Остальные на долгие годы, десятилетия, а чаще всего на всю жизнь оставались лишь кандидатами, абитуриентами (повторные попытки сдать экзамены ничем не ограничивались). Но это не значит, что вся эта гигантская гвардия обладателей одной или двух степеней оказывалась вне деловой жизни и административно-организационной структуры страны. Напротив, именно данная, весьма специфическая социальная прослойка, получившая в средневековом Китае наименование шэньши, всегда была опорой государственной администрации».

(Не хочу проводить аналогий, но, по-видимому, сходный путь развития прошли и наши предки, – доказательством тому служат берестяные грамоты, найденные в Новгороде, Смоленске, Старой Руссе, Витебске, Пскове. Не потому ли и вече – народные собрания, призванные ограничить княжескую власть, – возникли во многих русских городах второй половины XI—XII веков, причем в Новгороде, Пскове и Вятской земле сохранились до конца XV – начала XVI веков?)

Но мы отвлеклись. Вернемся к Соловьеву и продолжим чтение: «Писатели (имеются в виду древние историки, посещавшие места обитания наших предков. – В. М.) хвалят обхождение славян с пленными, которым оставлена жизнь; говорят, что у славян пленные не рабствовали целый век, как у других народов, но что назначен был известный срок, по прошествии которого они были вольны или возвратиться к своим, давши откуп, или остаться жить между славянами в качестве людей вольных и друзей. Здесь должно заметить, что желание иметь рабов и удерживать их как можно долее в этом состоянии бывает сильно, во-первых, у народов, у которых хозяйственные и общественные отправления сложны, роскошь развита; во-вторых, рабы нужны народам, хотя и диким, но воинственным, которые считают занятия войною и ее подобием, охотою за зверями единственно приличными для свободного человека, а все хлопоты домашние слагают на женщин и рабов; наконец, как ко всякому явлению, так и к явлению рабства посреди себя народ должен привыкнуть, для этого народ должен быть образован и приобретать рабов посредством купли, или воинствен и приобретать их как добычу, или должен быть завоевателем в стране, прежние жители которой обратились в рабов. Но славяне жили под самыми простыми формами быта, быта родового, их хозяйственные отправления были нетрудны и несложны, в одежде, в жилищах господствовало отсутствие всякой роскоши; при всем при этом и при постоянной борьбе со своими и с чужими, при постоянной готовности покинуть свое местопребывание и спасаться от врага рабы могли только затруднять славянское семейство, а потому и не имели большой ценности. Потом известно, что воинственность не была господствующею чертою славянского народного характера и что славяне вовсе не гнушались земледельческими занятиями. У народа, в простоте родового строя живущего, раб не имеет слишком большого различия от членов семьи, он бывает также младшим членом ее, малым, юным; степень его повиновения и обязанностей к главе семьи одинакова со степенью повиновения младших членов к родоначальнику».

Этих слов, полагаю, достаточно, чтобы в самом общем виде определиться с нашими истоками и началами того, что впоследствии послужило если не основой формирования русского характера как совокупности психических и духовных свойств наших предков, то особенностями того, что мы обыкновенно называем ментальностью.

Глава 2

В начале было…

Мы начали книгу с утверждения, что русские, как составная часть человечества, наделены качествами, присущими всем людям со времени их появления на земле. Ну а какими были люди в то бесконечно далекое от нас время?

Ответ на этот вопрос пытались найти многие. Так, Поль Гоген, всю свою жизнь страдавший от безденежья и непонимания близких, был одержим желанием найти на земле уголок, где люди не испорчены цивилизацией и живут по естественным законам. В поисках такого уголка он отправился в 1891 году на далекий остров Таити, где и создал одну из самых знаменитых своих картин – большое аллегорическое полотно «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем?». Не найдя ответов на мучившие его вопросы, он вернулся во Францию и попытался покончить жизнь самоубийством. К счастью, неудачно. А вопросы остались. И первый в их ряду: «Откуда мы?»

Двадцатью годами ранее в далекое путешествие к истокам человеческого существования отправился наш соотечественник Николай Николаевич Миклухо-Маклай. В Новой Гвинее ему открылось то, что давным-давно исчезло и в Западной Европе, и в России. Знакомство с нравами и обычаями местных жителей привело русского этнографа в изумление. В его рабочем дневнике сохранилась запись: «Меня приятно поразили хорошие и вежливые отношения, которые существуют между туземцами, их дружеское обращение с женами и детьми. Во все мое пребывание на берегу Маклая[4] мне не случалось видеть ни одной грубой ссоры или драки между туземцами; я также не слышал ни об одной краже или убийстве между жителями одной и той же деревни… Легкость добывания средств к существованию не заставляла их много трудиться, почему выражения злобы, ожесточения, досады не имели места. Название, которое я дал целому архипелагу: “Архипелаг довольных людей”, – свидетельствует о том впечатлении, которое произвела на меня мирная жизнь островитян…»

Свои статьи о быте и нравах жителей Новой Гвинеи Миклухо-Маклай отправил на отзыв в Ясную Поляну. Лев Николаевич Толстой пришел в восторг от работ молодого ученого. «Вы первый, несомненно, опытом доказали, – написал он Николаю Николаевичу, – что человек везде человек, т. е. доброе общительное существо, в общение с которым можно и должно входить только добром и истиной, а не пушками и водкой. И Вы доказали это подвигом истинного мужества». И далее: «Мне Ваше дело представляется так: люди жили так долго под обманом насилия, что наивно убедились в том, и насилующие, и насилуемые, что это-то уродливое отношение людей, не только между людоедами и нехристианами, но и между христианами, и есть самое нормальное. И вдруг один человек, под предлогом научных исследований (пожалуйста, простите меня за откровенное выражение моего убеждения), является один среди самых страшных, диких, вооруженный вместо пуль и штыков одним разумом, и доказывает, что все то безобразное насилие, которым живет наш мир, есть только старый отживший вздор, от которого давно пора освободиться людям, желающим жить разумно. Вот это-то меня в Вашей деятельности трогает и восхищает…»

И Поль Гоген, и Миклухо-Маклай, проведя несколько лет среди туземцев Океании, приблизились к пониманию того, какими были люди в далекой древности. Но вопрос «Откуда мы?» остался без ответа.

Никакое сообщество людей, если только это не первобытное стадо, не может развиваться без идеологии. А одна из действеннейших форм идеологии – религия, причем действенность ее настолько велика, что благодаря ей появился человек как высшая ступень живых организмов, субъект общественно-исторической деятельности и культуры.

Мы не знаем, какими были начальные, самые первые религиозные верования наших предков, но мы знаем другое: русские один из самых молодых народов на земле, – как самостоятельный этнос они сформировались не ранее XIV—XV веков н. э. Поэтому, коль скоро русские были и остаются составной частью человечества, верования наших предков должны были быть, во-первых, общими со всеми другими народами на начальных этапах их развития и, во-вторых, в силу нашей молодости, дольше сохранять следы изначальных религиозных представлений людей как об окружащем мире, так и о месте и предназначении в нем человека.

Наш современник Вячеслав Плохов, автор Модели движущейся реальности, предложил свое определение Бога. БОГ, по его мнению, это Биологическая Организация Гармонии. А в кого (или во что?) верили наши предки? Кто (или что?) удерживал их в минуты гнева от совершения опрометчивых поступков (если, конечно, удерживал)? Кто (или что?) утешал их, к кому они обращались за поддержкой, когда обратиться уже было не к кому, кто или что придавал им силы и внушал надежды на будущее? Поставлю вопрос шире: какую роль сыграла и продолжает играть в жизни людей религия?

Евангелие от Иоанна открывается стихами: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков… И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины…» (Иоан. 1:1-14).

В греческом оригинале Слово – это Логос, а Логос означает не только слово («предложение», «высказывание», «речь»), но и понятие («смысл», «суждение», «основание»). Такое толкование термина «Слово-Логос» было впервые предложено Гераклитом. В представлении философа, душа человека – это воспарение, а воспарение, объемлющее всю Землю, или мировая душа, и есть Логос, с которым человеческая душа общается посредством дыхания. Благодаря этому общению душа каждого человека живет и познает (по определению Гераклита – растит) собственный Логос, постоянно обновляясь и раздвигая свои пределы. «В одну и ту же реку ты не войдешь дважды, – писал Гераклит, – так и пределов души ты не отыщешь, хотя бы ты весь путь прошел, – столь обширен ее Логос».

Зенон из Китиона основал в IV веке до н. э. в Афинах школу стоиков, члены которой утверждали, что миром управляют лишь два закона – закон Природы и закон Совести. Бог для них был безличностной всепроникающей Энергией, которая сотворила и продолжает творить мир в соответствии с этими законами. Соединение этих трех начал – Природы, Совести и Энергии – и образует вездесущий Логос, или мировой разум.

Для иудейского философа Филона Александрийского, жившего на рубеже I века до н. э. – I века н. э., – Логос был одновременно и вечной Божественной силой (разумом), и посредником между Богом и людьми (Сыном Божьим).

Апостол Иоанн соединил все эти представления о Логосе в единое Слово, которое персонифицировал в Иисусе Христе, а уж Христос, обретя плоть, соединил в себе Божественное (Сын Бога) и человеческое (Сын человеческий).

Однако прежде, чем Логос стал понятием, человеку пришлось овладеть Словом как средством обозначения конкретных предметов и явлений окружающего мира. Иначе говоря, человеку предстояло решить труднейшую задачу по превращению данного ему природой материального (голосового аппарата с его свойством производить звуковые волны) в идеальное (способность оформлять производимые и воспринимаемые звуковые волны в мысль).

Способность к членораздельной речи была изначально заложена в генетической программе человека. Это не значит, что первый человек, едва появившись на свет, сразу заговорил. Между возможностями, предусмотренными генетической программой, и реализацией этих возможностей дистанция, как говорится, огромного размера. Мы не знаем и сотой доли скрытых в нас возможностей, которые могут либо раскрыться в экстремальной ситуации, либо не проявиться никогда, поскольку в обыденной жизни они чаще всего остаются невостребованными.

Большинство таких возможностей досталось нам в наследство от животных. Способность к речи не исключение. В «Книге о языке» американского филолога Франклина Фолсома содержится масса примеров того, как некоторые виды птиц, дельфины и другие животные обмениваются между собой информацией и, более того, понимают «язык» других животных. Книга Фолсома была написана в 1963 году и издана в переводе на русский в 1974 году. С тех пор наши знания об окружающем мире продвинулись далеко вперед. Сегодня можно с уверенностью говорить о том, что не только животные, но и растения понимают речь.

Вот что, например, писали газеты об экспериментах научной группы академика Петра Гаряева: «Их (группы Гаряева. – В. М.) радиоэлектронная аппаратура умеет имитировать речь ДНК и хромосом. Она умеет моделировать эту знаковую динамику и одновременно изучает соответствующее ей электромагнитное поле… Если в эту аппаратуру ввести человеческую речь, то она начинает излучать поле. Когда такое поле попадает на генетический аппарат растения, животного, человека, то происходят совершенно фантастические вещи. Удалось, например, создавая определенные речевые алгоритмы, восстановить поврежденные радиацией семена пшеницы и ячменя… С этими семенами “поговорили” на английском, русском и немецком, а на контроле дали абракадабру. Что получилось? Пока вы говорили на всех перечисленных языках, семена вас понимали, когда на абракадабре – вас переставали понимать. То есть оказалось, что язык – это тоже генетический материал».

То обстоятельство, что растения способны «понимать» человеческую речь, само по себе удивительно. Но еще более удивительно то, что растения способны чувствовать! Если рядом с вами живут растения, вы наверняка заметили, что когда вы болеете, болеют и растения. Совсем не редки случаи, когда комнатные растения в отсутствии хозяев поливают соседи, а растения тем не менее вянут. Но вот возвращаются хозяева, подходят к своим растениям, и они сразу оживают, как если бы выражают радость от встречи с близкими существами.

В 1965 году американский ученый Клим Бастер провел необычный эксперимент. В комнате, из которой убрали все лишнее, было помещено растение, а к нему подключили провода, соединенные с детектором лжи. К участию в эксперименте привлекли двух лаборантов: один изображал «мучителя», другой «целителя». «Мучитель» колол растение, прижигал его листья горящей сигаретой, ломал ветви и бранился. «Целитель» поливал растение, лечил его раны и при этом ласково разговаривал с ним. Растение быстро научилось распознавать людей! Когда в комнату входил «мучитель» и уже от порога начинал сквернословить, растение посылало в детектор электрический сигнал-всплеск: «Спасите меня, не мучьте меня!». Но стоило в комнате появиться «целителю», как растение успокаивалось и его электрическая активность снижалось, как если бы оно говорило: «Я в безопасности, мне ничто не угрожает»…

В 70-х годах в нашей стране, в Институте общей педагогической психологии был проведен опыт, который показал: бегония выдает электрические сигналы различной силы в зависимости от того, какой человек приближается к ней – в хорошем расположении духа или дурном, агрессивный или миролюбивый, здоровый или больной. Ученым удалось установить: растения обладают памятью, музыкальными способностями и даже умением передавать «мысли» на расстоянии. Так, профессор кафедры физиологии Тимирязевской сельскохозяйственной академии Т. Гунар нашел в шейке корней растений «нервный центр», который сжимается и разжимается подобно сердцу. Специалист в области геолого-минералогических наук Ю. Соченов установил, что из этого «сердца» в пространство посылаются сигналы, которые воспринимаются другими растениями и насекомыми. Дерево, в котором завелись жучки, посылает сигналы, которые воспринимают птицы и слетаются к нему, чтобы избавить пораженное дерево от вредителей. Профессор биологии Университета штата Небраска, США, Дж. Дэвис обнаружил, что как только гусеница забирается на помидорный куст и начинает грызть его листья, куст посылает сигнал «опасности», который воспринимают другие помидорные кусты и тотчас начинают вырабатывать протеиназу – вещество, губительно действующее на пищеварительные ферменты гусениц. И это лишь малая толика из множества накопленных наукой фактов, которые говорят об одном: мир един и взимосвязан, он построен по законам гармонии, в которую органично вписался и человек.

На каком-то этапе развития человек нарушил гармонию, что привело к необратимым изменениям в худшую сторону как между природой и человеком, так и внутри самого человека. А это, в свою очередь, поставило под угрозу дальнейшее существование не только человека, но и всей нашей планеты. Академик Владимир Иванович Вернадский предупреждал еще в начале ХХ века: человечество стало основной геологообразующей силой Земли и должно взять на себя ответственность за будущее планеты. Любой вид-монополист, писал ученый, быстро исчерпывает свои возможности и погибает. Чтобы этого не случилось, человечеству предоставлен единственный шанс выжить – восстановить прежнюю гармонию.

Упоминавшийся выше П. Гаряев утверждает: «Распознавание геномами растений человеческой речи полностью соответствует положению Лингвистической Генетики о существовании Праязыка генома биосистем». Другими словами, продолжает он, «ДНК способна слышать нашу речь и даже распознавать смысл читаемого текста, и она далеко не безразлична к читаемой информации… Слова молитвы, например, включают резервные силы генетического аппарата, а проклятья разрушают волновые программы, которые отвечают за нормальную работу организма». Отсюда ученый делает вывод: «Все россказни о заговорах, внушениях и так далее – это все не пустые бредни: генетический аппарат реагирует. Значит, уже не ячмень и пшеницу, а нас могут “испортить” или вылечить». То есть, другими словами, справедливо утверждение, известное сегодня каждому политику: кто контролирует язык человека, тот контролирует его сознание.

Из приведенных примеров видно, что способность всего живого воспринимать звуки, выстроенные по определенному алгоритму, обусловлена соответствующими участками ДНК, ответственными за нормальное развитие биосистем. Значит ли это, что природа изначально наделена праязыком, который мы слышим в журчании воды, шелесте листвы, пении птиц или трубных призывах самцов оленей своих соперников на борьбу за право обладания самкой? А может, все же прав Гаряев, усматривающий за всем этим речь Творца?

Ответ на эти вопросы еще предстоит найти ученым. Но вот что любопытно: Сам Творец не стал утруждать Себя поисками названий всему сущему, а передоверил эту задачу человеку. В книге Бытие читаем: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как назовет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым…» (Быт. 2:19—20).

Примечания

1

Так, о хеттах, живших в Малой Азии в XVIII—XII вв. до н. э., мы знаем по клинописным табличкам, дошедшим до нас, да символу их царства – двуглавом орле. Истории было угодно распорядиться таким образом, что этого орла позаимствовали у хеттов византийцы, а уже из Византии он «перелетел» в конце XV в. в Россию вместе с племянницей последнего византийского императора Зоей (Софьей) Палеолог, ставшей женой великого князя московского Ивана III. Украсившись монаршими регалиями, орел превратился в государственный герб Московского княжества, а затем и всей России. Правда, в современной России этот же двуглавый орел, лишившись прежних монарших регалий, приобрел, по выражению «Независимой газеты», босяцкий вид, но таков, по-видимому, был замысел творца нового российского герба художника Зураба Церетели, который символически запечатлел нынешнее состояние России и ее народа.

2

Не отсюда ли проистекает европеоидный тип русских, о котором говорит директор Института антропологии при МГУ В. Чтецов, на которого мы ссылались выше, – тип, который подходит большинству европейцев вплоть до центральной Франции?

3

Эту «Историю», насчитывающую 29 томов, называют сегодня государственнической, а ее автора государственником. Основания для такой оценки главного труда С. М. Соловьева есть, поскольку основное его внимание сосредоточено не на жизни народа, а на описании деятельности русских князей и, особенно, Петра I, реформы которого историк, придерживавшийся западнических взглядов на Россию, высоко ценил. Все дело, однако, в том, что государственниками были и остаются сегодня практически все отечественные историки, – немногие негосударственники, появившиеся в последние полтора-два десятилетия и также придерживающиеся западнических взглядов на Россию, не исправляют дела, а лишь добавляют ухабов на ее историческом пути (для примера сошлюсь на работы современных историков-негосударственников, пишущих о советском периоде в жизни нашей страны и Великой Отечественной войне исключительно в негативном плане). Между тем за неполноту изображения истории России упрекал Соловьева уже Лев Николаевич Толстой. В дневнике от 4 апреля 1870 г. он писал:

«Читаю историю Соловьева. Все, по истории этой, было безобразие в допетровской России: жестокость, грабеж, правеж, грубость, глупость, неуменье ничего сделать. Правительство стало исправлять. И правительство это такое же безобразное до нашего времени. Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась история России.

Но как же так ряд безобразий произвели великое, единое государство?

Уж это одно доказывает, что не правительство производило историю.

Но кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали, разоряли (только об этом и речь в истории), невольно приходишь к вопросу: чтo грабили и разоряли? А от этого вопроса к другому: кто производил то, что разоряли? Кто и как кормил хлебом весь этот народ? Кто делал парчи, сукна, платья, камки, в которых щеголяли цари и бояре? Кто ловил черных лисиц и соболей, которыми дарили послов, кто добывал золото и железо, кто выводил лошадей, быков, баранов, кто строил дома, дворцы, церкви, кто перевозил товары? Кто воспитывал и рожал этих людей единого корня? Кто блюл святыню религиозную, поэзию народную, кто сделал, что Богдан Хмельницкий передался России, а не Турции и Польше?»

Эти нелицеприятные толстовские слова следует «держать в мозжечке», когда мы обращаемся к «Истории России с древнейших времен».

4

Берег Миклухо-Маклая – официальное название, закрепленное за участком северо-восточного побережья острова Новая Гвинея протяженностью около 300 км. Ныне Берег Миклухо-Маклая входит в состав государства Папуа – Новая Гвинея.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.