Полководцы великой войны - Генерал армии Черняховский

За весь период боев корпуса не были совершенно организованы армейские СПАМы аварийных машин, не было никаких средств эвакуации. Поэтому машины, которые эвакуированы с поля боя, оставались подорванными на СПАМах (в р-не УЖВЕНТИС осталось 27 танков, в р-не ГРУДЖАЙ – 17 танков и т. д.).

О ПРИЧИНАХ ПОТЕРИ БОЕВОЙ МАТЕРИАЛЬНОЙ ЧАСТИ:

1. Материальная часть 28 ТД по своему техническому состоянию еще до войны на 75 % была в неудовлетворительном состоянии. Все машины старые, которые прошли ПОЛЬСКИЙ поход, поход в ЛИТВУ, ЛАТВИЮ, участвовали ряд лет на маневрах и учениях. Большинство машин требовали замены рабочих колес, коробок перемен передач, фракционов, гусениц и т. д. Но из-за отсутствия запасных частей все машины так неисправными, но могущими двигаться и вышли на войну. Нагрузка же на машины была дана чрезвычайно большая, выходящая за всякие рамки технической эксплуатации. Это и является причиной того, что очень большой процент потерь по техническим неисправностям.

2. Очень большой процент потерь машин от авиации пр-ка в первые дни боев, действовавшей безнаказанно.

3. Отсутствие мотострелкового полка в дивизии, что поставило дивизию в условия действия только одними танками, без пехоты в лесисто-болотистых р-нах.

4. Отсутствие взаимодействия дивизий корпуса, все действовали в разное время и разных направлениях, отсутствие прикрытия с воздуха и воздушной разведки, слабость работы чисто танковой разведки без мотопехоты, отсутствие по обстановке соседей справа, слева, вопреки всему полная ясность пр-ка о направлении действия танковых полков дивизии (висел целый день аэростат в воздухе). В р-не ПАШИЛЕ дивизия в течение 6 часов вела бой в окружении.

5. Совершенное отсутствие средств для эвакуации машин из СПАМов.

КОМАНДИР 28-й ТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ

ПОЛКОВНИК ЧЕРНЯХОВСКИЙ

Во время переформирования дивизии произошло важное политическое событие в жизни страны и армии. Это случилось 3 июля 1941 года. В 6 часов утра по центральному радио всем известный диктор Левитан объявил о предстоящем очень важном сообщении и затем:

– Слушайте, сейчас будет выступать товарищ Сталин.

Адъютант Алеша, услыхав это сообщение, тут же разбудил комдива. Черняховский поспешил к радиоприемнику.

Это было первое выступление Сталина после нападения Германии. Мало осталось тех, кто хорошо помнит это выступление, а те, кто помоложе, вообще, наверное, его не читали. Но в то время выступления Сталина ждал весь народ, и оно прозвучало как вдохновляющее советских людей на дело отпора врагу, на мобилизацию всех сил для одержания победы.

Надо напомнить его содержание и сегодня. Первые же слова Верховного поразили Ивана Даниловича своей необычностью, раньше Сталин в своих выступлениях никогда так тепло и сердечно не обращался к народу.

Товарищи! Граждане! Братья и сестры!

Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!

Дальше Сталин говорил о самом больном, что беспокоило Черняховского и вообще весь советский народ:

«Несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то, что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения, враг продолжает лезть вперед, бросая на фронт новые силы.

Как могло случиться, что наша славная Красная Армия сдала фашистским войскам ряд наших городов и районов? Неужели немецко-фашистские войска в самом деле являются непобедимыми войсками, как об этом трубят неустанно фашистские хвастливые пропагандисты?»

У Ивана Даниловича, как и у других, наверное, дыхание остановилось, и только сердце гулко стучало в ожидании – вот сейчас, наконец, все прояснится, и прекратится неразбериха в руководстве и действиях войск.

И Сталин объяснил:

«Конечно, нет! История показывает, что непобедимых армий нет и не бывало. Армию Наполеона считали непобедимой, но она была разбита русскими войсками…»

Дальше Верховный проводит исторический экскурс о прошлых войнах и приходит к выводу:

«То же самое нужно сказать о нынешней немецко-фашистской армии Гитлера. Эта армия не встречала еще серьезного сопротивления на континенте Европы. Только на нашей территории встретила она серьезное сопротивление. И если в результате этого сопротивления лучшие дивизии немецко-фашистской армии оказались разбитыми нашей Красной Армией, то это значит, что гитлеровская фашистская армия так же может быть разбита и будет разбита, как были разбиты армии Наполеона и Вильгельма.

Что касается того, что часть нашей территории оказалась все же захваченной немецко-фашистскими войсками, то это объясняется главным образом тем, что война фашистской Германии против СССР началась при выгодных условиях для немецких войск и невыгодных – для советских войск. Дело в том, что войска Германии как страны, ведущей войну, были уже целиком отмобилизованы и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР и придвинутых к границам СССР, находились в состоянии полной готовности, ожидая лишь сигнала для выступления, тогда как советским войскам нужно было еще отмобилизоваться и придвинуться к границам. Немалое значение имело здесь и то обстоятельство, что фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт…»

Сталин не скрывал и некоторых наших дипломатических промахов, объяснил подробно кому и почему был выгоден пакт о ненападении.

В своем выступлении Сталин впервые назвал эту войну Великой Отечественной и уверенно заявил, что победа будет за нами!

Не могу привести размышления, охватившие Черняховского после этой речи, не оставил он письменных следов, но хорошо известно, что он вместе с политработниками и коммунистами приложил много сил, чтобы довести выступление вождя до сердца каждого солдата и командира.

Сегодня много пишут и болтают напраслины по адресу политработы, но в то время это была великая объединяющая сила в укреплении морального духа армии.

Вспоминая себя и свои мысли в те дни, не ручаюсь и не утверждаю, что они идентичны с раздумьями Ивана Даниловича, но наряду с огромным подъемом боевого духа были и некоторые другие сомнения, их не высказывали вслух, но они были, и этого не надо скрывать.

Например, слова Сталина о том, что «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты». У тех, кто находился на передовой, такого ощущения не было, пятились в глубь страны, а в небе свирепствовали только немецкие самолеты.

Или вот такой аргумент по этому поводу. Не случайно именно 3 июля 1941 года начальник немецкого генштаба Гальдер записал в своем дневнике:

«В целом теперь уже можно сказать, что задача разгрома главных сил русской сухопутной армии перед Западной Двиной и Днепром выполнена… восточнее мы можем встретить сопротивление лишь отдельных групп, которые, принимая во внимание их численность, не смогут серьезно помешать наступлению германских войск. Поэтому не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней. Конечно, она еще не закончена».

А Гитлер на очередном совещании 4 июля многозначительно заявил:

«Я все время стараюсь поставить себя в положение противника. Практически он войну уже проиграл. Хорошо, что мы разгромили танковые и военно-воздушные силы русских в самом начале. Русские не смогут их больше восстановить».

И разговоры о том, кто виноват и почему нападение произошло внезапно, продолжались не только тогда, но и спустя много лет после войны, да и сегодня о внезапности толкуют по-разному.

Черняховский в военном отношении был человек очень высоко образованный, он несомненно думал об этом и находил свои объяснения.

Я могу предположить ход его мыслей, приглашаю и читателей познакомиться с суждениями на эту тему. Очень хорошо помню пословицу: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны!» Но все же…

Что такое внезапность, Черняховский очень хорошо познал на своем горьком опыте. На мой взгляд (и не только на мой), внезапность – это не только временная категория, это тактический и стратегический прием ведения боевых действий.

Для нас внезапным был не только неожиданный удар гитлеровцев, но, главным образом, сосредоточение на узких участках большого количества танков, артиллерии, пехоты, поддержанных авиацией. Такой таран никто не мог сдержать. И это было очень неожиданно. А то, что немцы этот прием умело применили, так, если рассуждать честно, по-военному, надо им это засчитать в заслугу. Ибо внезапность – категория военного искусства, и, стало быть, они оказались более искусными, чем наши, в первую очередь старшие начальники и командиры.

Вот что утверждает по этому поводу наша военная наука:

«Внезапность. Один из принципов военного искусства; неожиданные для противника действия, позволяющие застать его врасплох и способствующие достижению успеха в бою, операции, а иногда и в войне в целом. Внезапность позволяет нанести противнику решительное поражение, парализовать его волю, дезорганизовать управление, а также компенсировать недостаток своих сил… выбором неожиданного для противника района сосредоточения основных усилий на направлении главного удара». (Военная энциклопедия. 1994, т.2, стр. 110)

Примеры таких внезапных и молниеносных действий гитлеровцы показали при сокрушении Франции и Польши. Весь мир и наши полководцы это видели. Но в том-то и беда, что не учили армию противостоять такой тактике путем подрезания, отсекания клиньев под их основание. А сил для этого у нас было достаточно.

Сегодня все валят на Сталина, он проморгал, его Гитлер обманул и т. д. Это безграмотная, дилетантская болтовня. Виноваты военачальники высшего и даже окружного звена – именно они должны были разработать соответствующую тактику и подсказать ее Верховному. Но увы! Жуков по этому поводу высказался очень откровенно:

«Трактовка внезапности, как трактуют ее сейчас, да и как трактовал ее в своих выступлениях Сталин, неполна и неправильна. Что значит внезапность, когда мы говорим о действиях такого масштаба? Это ведь не просто внезапный переход границы, не просто внезапное нападение. Внезапность перехода границы сама по себе еще ничего не решала. Главная опасность внезапности заключалась не в том, что немцы внезапно перешли границу, а в том, что для нас оказалось внезапностью их шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на решающих направлениях, для нас оказались внезапностью и масштабы сосредоточения их войск, и сила их удара. Это и есть то главное, что предопределило наши потери первого периода войны. А не только и не просто внезапный переход границы».

И еще Георгий Константинович сетовал:

«Надо будет наконец посмотреть правде в глаза и не стесняясь сказать о том, как оно было на самом деле. Надо оценить по достоинству немецкую армию, с которой нам пришлось столкнуться с первых дней войны. Мы же не перед дурачками отступали по тысяче километров, а перед сильнейшей армией мира. Надо ясно сказать, что немецкая армия к началу войны была лучше нашей армии, лучше подготовлена, выучена, вооружена, психологически более готова к войне, втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом войны победоносной. Это играет огромную роль. Надо также признать, что немецкий генеральный штаб и вообще немецкие штабы тогда лучше работали, чем наш Генеральный штаб и вообще наши штабы, немецкие командующие в тот период лучше и глубже думали, чем наши командующие. Мы учились в ходе войны, и выучились, и стали бить немцев, но это был длительный процесс. И начался этот процесс с того, что на стороне немцев было преимущество во всех отношениях».

Жаль только, что эти очень правильные суждения пришли в голову бывшему Начальнику Генерального штаба генералу-армии Жукову слишком поздно, он высказал это даже после издания своих объемных воспоминаний.

Однако вернемся в леса под Новгородом, где Черняховский формирует новую дивизию. Обстановка в тылу была не такая уж спокойная – не до отдыха!

Вот эпизод из воспоминаний комиссара дивизии Банквицера:

«Я безмятежно спал, когда налетела германская авиация… Что-то с чудовищной силой подняло меня вверх и швырнуло на пол. Оконная рама завалилась в комнату, со звоном посыпались стекла. Растирая ушибы, я поднялся и оглянулся вокруг. Неуклюжий комод стоял дном кверху. По стенам змеились глубокие трещины, штукатурка на потолке обвалилась.

Поспешно одевшись, я вышел на улицу.

Вражеские самолеты сбрасывали бомбы. Дуб, в тени могучих ветвей которого еще вчера укрывалось наше жилище, был срезан словно ножом. На дороге лежал труп сторожа сельпо.

С трудом преодолевая груды досок, бревен и щебня, я добрался до развалин дома, где жил дивизионный прокурор. Оказалось, он погиб. Здесь собрались перепуганные дети, причитающие бабы.

Раненая женщина вырывалась из рук перевязывавшей ее Нади Павловой – нашего штабного фельдшера. Женщина срывала с себя повязки и хватала трупики детей, раздавленных обвалившейся крышей. Их было четверо. Женщина бросалась от ребенка к ребенку. С лица ее, с рук стекала на трупы детей кровь. Казалось, собственной кровью она хотела воскресить тех, кто был ей дороже жизни…

В частях дивизии потерь не было. Черняховский не позволял командирам полков размещаться в населенных пунктах, и наши части были укрыты в лесу».

Постановлением ГКО от 10 июля 1941 года (в те дни, когда дивизия Черняховского была на переформировании) с целью координации действий фронтов и флотов на Северо-Западном театре военных действий образовано Главное командование Северо-Западного направления (Главком – маршал К.Е. Ворошилов, член Военного совета А.А. Жданов). В него вошли войска Северного и Северо-Западного фронтов, а также силы Северного и Балтийского флотов.

На Западном направлении продолжал расправы начальник Политического управления РККА Лев Мехлис.

Вот короткая выдержка из биографического энциклопедического словаря К.А. Залесского, изданного в 2000 году в Москве (опускаю всю его биографию, привожу только то, что относится к нашей теме):

«Начальник Политического управления РККА. Развернул невиданную кампанию репрессий и дискредитации высшего командного и политического состава. В результате его действий были практически уничтожены высшее и среднее звено РККА, причем он не только «содействовал» органам государственной безопасности, но и сам проявлял инициативу, требуя новых и новых арестов «заговорщиков», а в отношении низшего звена принимал решения своей властью. Лично в 1938 году прибыл на Дальний Восток и приказал арестовать большинство командиров Дальневосточной армии. По воспоминаниям Н.С. Хрущева, «это был воистину честнейший человек, но кое в чем сумасшедший», прежде всего это относилось к его мании видеть везде врагов и вредителей. Он «часто выходил за рамки своих функций…»

Я подробно останавливаюсь на деятельности этой одиозной личности и приведу еще только те события, которые происходили, если не на глазах, то на слуху Черняховского, это точно!

Пожалуй, никто, кроме Мехлиса, не решался без суда расстрелять перед строем генерала. А начальник Главного политуправления, не колеблясь, пошел на это. Вот текст приказа войскам фронта № 057 от 12 сентября 1941 года, составленного лично Мехлисом: «…за проявленную трусость и личный уход с поля боя в тыл, за нарушение воинской дисциплины, выразившееся в прямом невыполнении приказа фронта о выходе на помощь наступающим с запада частям, за непринятие мер для спасения материальной части артиллерии, за потерю воинского облика и двухдневное пьянство в период боев армии генерал-майора артиллерии Гончарова, на основании приказа Ставки ВГК № 270, расстрелять публично перед строем командиров штаба 34-й армии».

Документ был оформлен «задним числом» для придания законного основания личному произволу начальника ГлавПУ РККА. Вот что рассказал автору полковник в отставке В.П. Савельев, бывший свидетелем расстрела генерала Гончарова.

– По приказу Мехлиса работники штаба 34-й армии были выстроены в одну шеренгу. Уполномоченный Ставки быстрым, нервным шагом прошел вдоль строя. Остановившись перед начальником артиллерии, выкрикнул: «Где пушки?» Гончаров неопределенно махнул рукой в направлении, где были окружены наши части. «Где, я вас спрашиваю?» – вновь выкрикнул Мехлис и, сделав небольшую паузу, начал стандартную фразу: «В соответствии с приказом Наркома обороны СССР № 270…». Для исполнения «приговора» он вызвал правофлангового – рослого майора. Тот, рискуя, но не в силах преодолеть душевного волнения, отказался. Мехлис вызывал отделение солдат… Генерала расстреляли.

Расправившись с генералом Гончаровым, начальник ГлавПУ дал указание осудить к расстрелу и командующего 34-й армией генерала Качанова, что военный трибунал и исполнил 26 сентября в присутствии Мехлиса. По свидетельству очевидца полковника в отставке М.И. Стрыгина Качанова расстреляли по тому же сценарию, что и Гончарова.

Позднее генералы Качанов и Гончаров были реабилитированы.

Нетрудно представить, как горько было на душе Ивана Даниловича знать все это, после тяжелейших боев, в которых он чудом выжил, и теперь самому оказаться под занесенной секирой «правосудия». О чем он только не передумал, когда писал объяснение по требованию корпусного прокурора? Не секрет, что некоторые слабовольные люди, иногда в немалых чинах, к примеру Власов и другие генералы и полковники из его окружения, под страхом попасть в число репрессированных перешли на сторону врага.

Вспоминать об этом неприятно. Но я посвящаю в это читателей для того, чтобы еще раз подчеркнуть прочность характера Черняховского, его беспредельную любовь и преданность Родине. Он не сломался, не озлобился, не смалодушничал под грузом нелепых обвинений властных структур. Он из плеяды несгибаемых, какими были Рокоссовский, Мерецков, Горбатов и многие другие, прошедшие репрессивную мясорубку в армии.

Бои за Новгород

Однако вернемся в штаб Черняховского и к тому, что происходило на фронте.

30 июля 1941 года Гитлер подписал Директиву № 34. В числе других фронтов говорится и о направлении, где находилась дивизия Черняховского:

«На северном участке Восточного фронта продолжать наступление в направлении Ленинграда, нанося главный удар между озером Ильмень и Нарвой с целью окружить Ленинград и установить связь с финской армией.

Это наступление должно быть ограничено к северу до озера Ильмень волховским участком, а к югу от этого озера – продолжаться так глубоко на северо-восток, как потребуется для прикрытия правого фланга войск, наступающих к северу от озера Ильмень. Предварительно следует восстановить положение в районе Великих Лук. Все силы, которые не привлекались для наступления южнее озера Ильмень, должны быть переданы в состав войск, наступающих на северном фланге…

Группа армий «Центр» (наступающая на Москву. – В.К.) переходит к обороне, используя наиболее удобные для этого участки местности…

…Авиация переносит главное направление воздушного наступления на Северо-Восточный фронт…

Подкрепления доставить настолько быстро, чтобы они могли поддержать наступление группы армий «Север» на направлении главного удара…».

Из этого видно, что войска Северо-Западного фронта, понесшие большие потери в приграничном сражении, не получив подкрепления, должны будут отражать более мощные силы противника, потому что Гитлер сюда перенес главный удар на Северо-Восточном фронте. С тяжелыми боями в первые недели августа я читателей уже познакомил. Дивизия Черняховского, истощив почти все свои силы, была выведена на переформирование.

Немецкое командование было недовольно медленным продвижением группы армий «Север». 12 августа Гитлер подписал «Дополнение к директиве ОКВ № 34», процитированной выше.

Для того чтобы читателям была понятна общая обстановка на советско-германском фронте, конспективно излагаю задачи группам войск, поставленные этим дополнением:

«Группа армий “Юг” добилась полного превосходства над противником и обеспечила свободу маневрирования для проведения дальнейших операций по ту сторону Днепра…

Ее задача состоит в следующем:

а) не допустить планомерного создания противником фронта обороны за Днепром, для чего необходимо уничтожить наиболее крупные части противника, находящиеся западнее Днепра, и по возможности быстрее захватить плацдармы на восточном берегу этой реки;

б) овладеть Крымом, который, будучи авиабазой противника, представляет особенно большую угрозу румынским нефтяным районам;

в) захватить Донецкий бассейн и промышленные районы Харькова.

Наступление на город Киев приостановить. Он должен быть уничтожен зажигательными бомбами и артиллерийским огнем…»

Вот что дополнено о направлении, где сдерживала врага и дивизия Черняховского:

«На севере центрального участка фронта как только возможно быстро разгромить противника западнее города Торопец, введя для этого в сражение подвижные соединения. Левый фланг группы армий «Центр» выдвинуть на север так далеко, чтобы группа армий «Север» могла не беспокоиться за свой правый фланг и получила возможность усилить пехотными дивизиями группировку своих войск, наступающих на Ленинград.

Независимо от этого уже теперь следует предпринять меры к тому, чтобы передать группе армий «Север» в качестве резерва ту или иную дивизию (например, 102-ю пехотную дивизию).

Лишь после полной ликвидации угрожающего положения на флангах и пополнения танковых групп будут созданы условия для наступления на широком фронте глубоко эшелонированными фланговыми группировками против крупных сил противника, сосредоточенных для обороны Москвы.

Цель данного наступления состоит в том, чтобы еще до прихода зимы овладеть всем комплексом государственных экономических и коммуникационных центров противника в районе Москвы и тем самым нарушить работу аппарата государственного управления и лишить его возможности восстановить разгромленные вооруженные силы.

До начала наступления на московском направлении следует завершить операции против Ленинграда…»

Однако, совершив перегруппировку, немцы ударили на старорусском направлении, овладели Старой Руссой, а 12 августа была прорвана наша оборона в районе Шимска и нависла угроза над Новгородом.

Начальником обороны города Новгорода был назначен командир 12-го мехкорпуса генерал И.Т. Коровников, который вступил в командование этим корпусом после гибели генерала Шестопалова.

Для прочной обороны Новгорода у генерала Коровникова сил было явно недостаточно: только одна спешно переформированная 28-я танковая дивизия Черняховского, 202-я мотодивизия еще при контрударе под Сольцами была передана 11-й армии. 23-я танковая дивизия понесла такие тяжелые потери, что стоял вопрос о ее расформировании.

Командир корпуса 13 августа отдал Черняховскому такой приказ:

«Командиру 28 тд с наступлением темноты организовать переброску дивизии автотранспортом до восточной окраины Новгорода и к рассвету 14.8 занять оборону: первый рубеж – Григорово, Новая Мельница, Ляпино, Слобода Псковская, Аркажа, Юрьево; второй рубеж – по обводному каналу, идущему через западную окраину Новгорода».

Черняховский принял решение, и первым выступил по тревоге разведывательный батальон капитана Котова. До восточной окраины Новгорода он проследовал автотранспортом, а затем в пешем строю пересек город и к половине второго ночи на 14 августа занял второй рубеж обороны по обводному каналу.

55-й танковый полк под командованием полковника Владимира Федоровича Минаева, служившего до этого заместителем командира 23-й танковой дивизии, выдвигался на первый оборонительный рубеж и к половине пятого утра должен был занять правый боевой участок – от Григорово до Слободы Псковской.

56-му танковому полку майора Герко было приказано занять оборону левого боевого участка – от Слободы Псковской до западного берега р. Волхов у Юрьева.

Протяженность первого оборонительного рубежа – 10 километров, а удаленность его от города – 3–4 километра.

Свой командный пункт Черняховский выбрал на западной окраине города, запасной – в Новгородском кремле.

Командир корпуса уточнил свой приказ, для лучшего управления обороной он разбил ее на три сектора, начальниками секторов назначил командиров полков дивизии Черняховского.

Иван Данилович, как обычно, отправился на передний край, в полки, проверять, как поняли задачу, и, самое главное, поговорить с людьми. Он понимал, без танков и артиллерии оборона «по-пехотному» будет весьма тяжелой, все будет зависеть от стойкости людей.

Генерал Кузнецов в своей книге уловил эту «пехотную» особенность предстоящих боев и приводит такой эпизод:

«В прежних боях комдив появлялся среди своих танкистов в танке, в примелькавшемся всем темно-синем комбинезоне, а теперь пришел к ним пешком, в накинутой на плечи армейской плащ-палатке. Своим видом и поведением Черняховский подчеркивал, что все они теперь бойцы пехоты.

– Ну как, «царица полей», знаете, за что драться будем? – остановившись у окопа, спрашивал Иван Данилович.

– Знаем, товарищ полковник. За древний русский город Новгород.

– Правильно. Не подведете?

– А разве мы когда подводили? – в тон комдиву отвечали бойцы.

– Тогда порядок. Защищать город будем до последней возможности.

Черняховский тряс солдатам руки и под веселое оживление шел к следующему окопу. Он верил: ни трусов, ни паникеров в дивизии не будет, каждый выполнит свой долг до конца».

В подготовке к обороне Новгорода еще раз проявился командирский талант Ивана Даниловича. Он предвидел, что времени у него очень мало, и поэтому без детальной разработки марша из района сосредоточения поднимал части по тревоге и отправлял на полученный в приказе рубеж обороны. Он приказал частям не брать обременительных тыловых и хозяйственных средств – только боеприпасы и кухни. И скорее, скорее вперед!

И вот предвидение комдива полностью оправдалось – в первой половине дня он успел побывать в двух полках, а во второй половине на неокрепшую еще в земляных работах оборону обрушился артиллерийско-минометный шквал.

Отвечать на этот обстрел нечем – в дивизии Черняховского не было артиллерии! Командир корпуса подчинил артиллерию 128-й стрелковой дивизии. Связаться с ней, переместить, поставить задачи требовало времени. А противник атаковал большими свежими силами и к вечеру овладел Новой Мельницей.

Начальник обороны города уточнял задачу и подчеркивал ответственность, несмотря на трудности:

«28-й танковой дивизии, усиленной артиллерией, продолжать упорную оборону рубежа Григорово, Новая Мельница, Аркажа. Одновременно занять силами до батальона крепостные стены кремля и подготовить к обороне здания западной половины города. Речь идет об упорной обороне, до последнего предела».

Требования командира корпуса Черняховский выполнил полностью. Для обороны кремля выделил наиболее устойчивую часть – разведывательный батальон капитана Котова. Начальником обороны кремля назначили капитана Пашкова, военкомом – старшего политрука Данченко. Создал гарнизоны намеченных к обороне домов (от двух-трех человек до отделения). Ознакомил людей со своими объектами, планом и характером действий в случае проникновения противника в город. Приспособил к обороне стены кремля, установил на них необходимое количество бойцов с ручными пулеметами, гранатами, бутылками с горючей смесью.

Утром к артиллерийскому обстрелу прибавились бомбардировщики. Иван Данилович со своего НП на одном из городских домов видит большую часть обороны, всю в дыму и разрывах. Как же тяжело там его дорогим солдатам и командирам!

Хочу напомнить давнюю традицию русских командиров – быть там, где труднее всего подчиненным. Но на этот раз я имею в виду не Черняховского – к нему на НП прибыл начальник штаба фронта генерал-лейтенант Ватутин.

– Жарко? – спросил участливо.

– Аж пар из голенища! – пошутил Черняховский, забыв в горячке боя о субординации, а когда хватился, попытался доложить: – Товарищ генерал, 28-я танковая…

– Ладно, Иван Данилович, вижу – сейчас не до этого. Сразу хочу вас обрадовать, прибыл не с пустыми руками. Пригнал два тяжелых КВ.

– Спасибо, товарищ генерал, теперь у меня будет небольшой резерв – ваши два КВ и еще из ремонта вытащил пять БТ.

Ватутин стал серьезным и сказал:

– Командование вам помогает не только добрым словом, мы нанесли контрудар из района юго-восточнее Старой Руссы в северо-западном направлении. К вечеру 14 августа контратакующие войска 34-й и 11-й армий продвинулись до 60 километров, глубоко охватили правый фланг старорусской группировки противника и создали реальную угрозу его войскам, вышедшим в район Новгорода.

Как человек, понимающий, в каком тяжелом положении находится дивизия, добавил уже не строго, а тепло, по-товарищески:

– Надо продержаться здесь дня два-три, кроме вас – некому!

Черняховский очень обрадовался, что положение не безвыходное, соседи успешно наступают, да и доброжелательный тон Ватутина вселял надежду, и, как человек искренний и горячий, он воскликнул:

– Новгород не отдадим немцам, будем стоять до последнего вздоха!

– Вот и славно! – одобрил Ватутин. – Ну, желаю вам всего доброго! Помчусь двигать вам помощь на севере.

А на передовой тем временем бой все разгорался и усложнялся. Гитлеровцы несли большие потери, но подводили новые резервы и продолжали наращивать свой удар. Вместо двух отмеченных ранее обессилевших полков немцы подтянули теперь до двух дивизий, их поддерживали танки и авиация. Силы дивизии Черняховского, и до этого несоизмеримо меньшие, все убывали. Поддерживать их было некому.

Вечером после мощной артиллерийской и авиационной подготовки немцы предприняли тринадцатую по счету атаку. Наступали самые тяжелые минуты. Не было больше мин, кончились снаряды. На отдельных участках фашисты ворвались на оборону дивизии.

И тогда Черняховский повел в бой свой танковый резерв. Танки врезались в самую гущу вражеской пехоты, расстреливая ее в упор и давя гусеницами. Не ожидая команды, воины выскакивали из окопов и, бросившись в контратаку, уничтожали врага ручными гранатами и в рукопашной.