Детективы в тогах

– Объясни, пожалуйста, почему ты солгал? – строго спросил он.

Кай стоял, сжав губы. Вдруг он покраснел и произнес:

– Отведите меня к префекту и скажите, что это я виноват. Тогда Руфа освободят.

– Ага! Так вот откуда ветер дует! – вскричал пренебрежительно Публий.

– Надеюсь, ты жалеешь теперь, что наябедничал на Руфа отцу? – спросил Муций.

Кай кивнул.

– Это из-за меня он в тюрьме, – промямлил он.

– Хорошо, что сам признался, – заметил Юлий уже более дружелюбно.

– Давайте снова с ним дружить, – предложил Флавий. – Он ведь раскаялся.

– Ни в чем я не раскаялся, – упрямо гудел Кай. – Просто я хочу обратно в вашу компанию. Вот и все.

– Нам теперь не до игр, – напомнил Муций.-Мы должны узнать, кто подделал почерк, иначе Руфу несдобровать.

– Знаю, – не поднимая глаз, продолжал бормотать Кай. – Я все слышал. А спрятался я потому, что хотел узнать, что вы станете говорить обо мне. Откуда вы знаете, что кто-то подделал почерк?

– Вот это как раз мы не можем доказать, – признал Муций. – Никто не поверит нам. Люди поверят Скрибону.

– Наверное, здесь какой-то фокус, – сказал Кай, почесывая за ухом, при этом он выглядел не очень сообразительным.

– Или волшебство, – заключил Антоний.

При слове «фокус» Юлий вскинулся и хитро поглядел на Кая.

– А как ты смог сочинить эту историю с краской и бороздками в воске? – спросил он. – Сам додумался?

– Когда-то я видел, как наш повар выпекает печенье, – рассказал Кай. – В виде букв. Хотя это было давно, я хорошо запомнил. У повара были деревянные формочки – буквы. Он клал их на бронзовое блюдо, потом заполнял формочки тестом и ставил блюдо в печь. Когда через некоторое время он вытаскивал блюдо и снимал формочки, получались съедобные буквы. Он давал мне их, чтобы я учился читать, а я только ел.

– Боги всевышние! Помогите! – забормотал потрясенный Юлий. – Кажется, я знаю.

– Что знаешь?

– Ну, конечно, как это было сделано. Единственно возможный способ, – стонал Юлий.

– Он сошел с ума, – решил Флавий.

– В него вселился злой дух, – заключил Антоний.

– Дайте ему сказать! – прикрикнул на них Муций.

– Я знаю, как скопировали почерк Руфа, – заявил Юлий. – Кто-то прорезал насквозь буквы на его восковой табличке, затем прижал табличку к стене и обвел буквы кисточкой, обмакнув ее в красную краску. Таким образом на стене появилась надпись «Кай – болван» в том виде, как ее сделал Руф.

Прошло несколько минут, прежде чем все поняли, что Юлий имел в виду, но потом друзья устроили ему громкую овацию. Юлий разгадал тайну! Флавий и Антоний пустились в радостный пляс. Муций похлопал Юлия по плечу.

– Ты – гений! – похвалил он.

Один только Кай ни слова не понял из объяснения, впрочем, никто и не думал, что он поймет. Даже Публию не к чему было придраться на этот раз.

– Я предполагал что-то похожее, – с улыбкой сказал он.

– Давайте сюда письмо, – велел Муций. – Нужно добавить это объяснение. Руфа, наверное, освободят сегодня же.

Флавию снова пришлось сесть за стол, а Юлий с Муцием принялись диктовать ему постскриптум о подделке почерка. Но не успел Флавий дописать последнее предложение, как ребята услышали знакомый голос у входа: «Наконец-то я вас нашел, бездельники!» – и в пещеру вошел Ксантипп, вовсю хромая и опираясь на палку.

Мальчики лишились дара речи. Ксантипп собственной персоной! Что заставило его рыскать по пещерам? Конечно, ничего хорошего. К тому же Ксантипп был далеко не в лучшем расположении духа.

– Если бы Ромп не сказал мне, что вы наверняка сидите в своей пещере, я бы ни за что вас не нашел, – забрюзжал он. – Хорошенькие же истории мне пришлось выслушать!

Застонав, он заковылял к ребятам, остановился и поискал глазами, куда сесть. Муций поспешно схватил ящик и предложил его учителю. Ксантипп с величайшей осторожностью опустился на ящик и огляделся вокруг с явным неудовольствием, так как пещера не являла собой образец аккуратности. Затем он продолжил:

– Ко мне приходили мать Руфа и Ромп. Они думали, что вы в школе, но, конечно, вашего следа там не было! Ливия рассказала мне о печальном происшествии с Руфом – ужасное несчастье, ужасное. Я мало что могу, ведь я не римлянин, но я заверил ее в своей помощи. Нога у меня до сих пор зверски болит, но я отправился разыскивать вас. Пришлось нанять паланкин с двумя носильщиками. Они ждут снаружи, и каждая минута стоит денег, поэтому поживей. Что сказал Лукос?

Ребята пристыженно молчали. Наконец Юлий прошептал:

– Лукос почему-то не захотел воспользоваться своим даром для нас.

– Но мы сами обнаружили, что Руф невиновен, – с гордостью доложил Муций.

– Так, значит, сами? – проскрипел Ксантипп. – Могли бы побеспокоиться и сообщить об этом Ливни. Так долго оставлять бедную женщину в неведении – разве хорошо?

– Мы решили сначала написать письмо императору, – объяснил за всех Юлий.

Ксантипп вздернул мохнатые брови.

– Вы написали письмо императору?

– Мы хотели рассказать, что Руф совершенно не виноват, и попросить для него пощады, – сказал Муций.

– Где же ваше замечательное творение?

– Здесь. – Муций вручил учителю свиток, на котором Флавий написал письмо.

Ксантипп придвинулся поближе к огню, развернул пергамент и начал читать:

– «Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотребить нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды?»[19] – Он замолчал, в изумлении уставился на своих учеников, а потом спросил: – Что это значит? Зачем вы приплели сюда речь Цицерона?

– У нас случайно оказался сборник его трудов, – пояснил Муций. – Наше письмо на обороте.

– Могли бы с самого начала предупредить, – раздраженно проворчал Ксантипп. Он перевернул свиток и молча прочитал письмо. Затем учитель взглянул на ребят и мрачно спросил: – Кто это писал?

– Я, – признался Флавий.

– Отвратительная работа, – рявкнул Ксантипп. – Полно ошибок. Орфография чудовищная. Возьмусь я за вас, когда начнутся занятия! – Он швырнул свиток на стол. – Кроме того, ваша логика неубедительна, а доказательства беспомощны, – продолжал он. – Неудивительно, что все вы не успеваете по математике. Садитесь.

Мальчики послушно расселись на ящиках. Только Флавию места не хватило, и ему пришлось опуститься на пол.

– У кого-нибудь из вас осталось в голове хотя бы слабое представление о Пифагоре? – задал вопрос Ксантипп.

Мальчики с готовностью кивнули, хотя совершенно не помнили, о чем идет речь.

– В прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Как мы называем такое утверждение? – спросил Ксантипп.

– Загадкой, – промямлил Кай.

Ксантипп метнул на него испепеляющий взгляд, с презрением отвернулся и вызвал:

– Юлий!

– Доказательство, – ответил тот.

– Неправильно, – сказал Ксантипп. – Это гипотеза. Гипотеза есть утверждение, которое надо доказать, прежде чем оно станет истиной. Так называемые доказательства в вашем письме не более чем гипотезы. Кто-нибудь видел Руфа в банях Дианы?

– Нет, – признал Муций.

– Значит, у вас нет свидетелей, а без них вы ничего не сможете доказать. Теперь о подделке почерка. Вполне возможно, что восковую табличку Руфа использовали как шаблон, но кто поручится, что это сделал не сам Руф?

Юлий поднял руку.

– Да? – вызвал его Ксантипп.

– Зачем нужна была Руфу такая морока, как вырезание букв, если он прямо мог написать на стене?

– Ты когда-нибудь пробовал писать в темноте? – поинтересовался Ксантипп.

Юлий не подумал об этом.

– Вот видишь! – сказал Ксантипп самодовольно. – Ты даже при свете не умеешь как следует писать.

Мальчишки рассмеялись, а Юлий обиделся.

– Тихо! – приказал Ксантипп. – Я здесь не для того, чтобы развлекать вас.

– Значит, вы в самом деле думаете, что Руф виноват? – робко спросил Муций.

Ксантипп внезапно впал в ярость, даже вены на висках выступили.

– Разве я говорил это? – рявкнул он.

– Н-н-нет, – запинаясь, протянул Муций.

– Тогда не задавай таких глупых вопросов.

Погрузившись в раздумье, Ксантипп уставился на крышку стола, и мальчики боялись пошевелиться. Они ожидали следующей порции язвительных слов и саркастических вопросов. Ливии следовало хорошенько все взвесить, прежде чем посвящать Ксантиппа в подробности. Все, что они делали, по его мнению, никуда не годится. А сам-то он может только вмешиваться и больше ничего.

Однако, когда Ксантипп снова взглянул на ребят, им показалось, что настроение у него несколько улучшилось.

– Я знаю Руфа. Он не похож на мальчика, который способен осквернить храм, – произнес Ксантипп. – Мы сумеем его спасти.

У ребят отлегло от сердца. И Ксантиппу, как бы там ни было, не чужды человеческие чувства. Переполненный радостью, Муций воскликнул:

– Мы все время голову ломаем, кто же мог это сделать?

Ксантипп педантично заметил:

– Вы, без сомнения, проглядели ту самую деталь, которая может помочь нам разгадать загадку. Муций, расскажи мне еще раз, и очень подробно, все, что вы знаете об этом деле. Мне нужны мельчайшие детали. Даже самая незначительная из них может дать нам в руки ключ.

Муций встал с места, как будто был в классе, набрал в легкие воздух и начал рассказывать, несколько сбивчиво, всю историю с начала. Но по мере повествования уверенность его росла: он шаг за шагом описал все, что случилось после роковой ссоры Руфа и Кая; что сделал он сам и что сделали остальные ребята; что они обнаружили и к каким выводам пришли. Сейчас впервые Муций ощутил хоть какую-то пользу от всех упражнений, которые давал им Ксантипп по искусству ораторской речи.

Когда Муций закончил говорить, Ксантипп одобрительно кивнул.

– Можешь сесть на место! – сказал он.

Муций уселся. Ксантипп подумал с минуту, затем дважды стукнул палкой по каменному полу пещеры и сказал:

– У нас есть за что зацепиться.

Мальчики выжидательно замерли.

– Наша зацепка – сообщение в городском бюллетене, – продолжал Ксантипп. – Что вам пришло в голову, когда вы прочитали об осквернении храма?

– Ничего, – признался Юлий.

– Мы рассердились, – добавил Флавий.

– А вы, наоборот, должны были обрадоваться, – объявил Ксантипп. – Это сообщение доказывает, что Руф невиновен, причем абсолютно.

– Как? – хором спросили мальчики.

– Потому что сообщение было написано до того, как храм осквернили, – пояснил Ксантипп. – Теперь понимаете?

Но мальчики не поняли.

– Тогда придется объяснить вам такую простую вещь, – вздохнул Ксантипп. – Канцелярия цензора, которая издает новости, открывается не раньше третьего часа дня. Перво-наперво служащие должны выпустить бюллетень для Форума. А сами сообщения готовят накануне ночью. Они пишутся от руки, и это довольно трудоемкий и длительный процесс. Если бы служащие начинали работать только утром, то первый выпуск новостей появлялся бы слишком поздно. Поэтому в канцелярии ночью всегда дежурят один писарь и один приемщик новостей, чтобы собирать материал и переписывать новости, и остаются они там примерно до четвертого или самое позднее до пятого часа ночи. Я сам когда-то несколько лет проработал в канцелярии цензора, поэтому точно знаю всю процедуру. Иногда поздно ночью приходят курьеры с особо важными сообщениями, которые публикуются на следующий день. Новость об осквернении храма появилась в первом утреннем выпуске, а это означает, что в канцелярию цензора ее доставили самое позднее к четвертому часу ночи. Надеюсь, мои объяснения проникли сквозь ваши непробиваемые лбы и мне не придется повторять их десять раз подряд.

Мальчики согласно кивнули. До них постепенно начало доходить, какое отношение имеет рукописное сообщение к их делу, хотя они так и не поняли, как оно поможет им узнать истинного преступника.

– По показаниям обоих стражников, – продолжал Ксантипп, – на храме не было никаких надписей до пятого часа ночи. Значит, сообщение было написано до осквернения. И это дает нам пищу для размышления.

– А вдруг произошло исключение и новость добавили в бюллетень утром? – предположил Юлий.

– Такие исключения действительно бывают, когда поступает новость необычайной важности, каковой данная новость не является, – заключил Ксантипп. – Но у нас есть еще более очевидное доказательство, что именно для этого сообщения никаких особых исключений не делали. Муций говорил, что заметка располагалась примерно в середине бюллетеня, в окружении других сообщений? Правильно?

– Да, – хором подтвердили мальчики.

– Это показывает, что заметку не могли добавить утром, так как в этом случае ее пришлось бы поместить на отдельной доске. Кроме того, заметка была необычно длинная. Большинство новых сообщений помещают в очень краткой форме, особенно если они доставлены в последний момент. Служащим поэтому понадобилось довольно много времени, чтобы полностью переписать ее. Кроме того, длина сообщения предполагает, что его отослал очень важный человек, так как в канцелярии не осмелились сократить присланный материал. – Ксантипп поднялся и стал вышагивать взад и вперед, опираясь на палку. – Нам следует поэтому рассмотреть следующие моменты, – продолжил он.-Откуда эта важная персона узнала, что на стене храма должна появиться надпись «Кай – болван»? Какой интерес она преследовала, позаботившись о том, чтобы сообщение об этом попало в бюллетень? Почему подозрение так явно пало на учеников школы Ксанфа? И наконец, кто это важная персона? На последний вопрос мы должны найти ответ в первую очередь. Это будет нетрудно. Например, если известно, какой курьер доставил заметку в канцелярию цензора, мы можем выяснить, кто его послал. Я, к сожалению, выведен из строя; нога очень болит, и мне придется возвратиться домой и снова лечь. Вам, мальчики, предстоит узнать, кто был этот курьер. Отправляйтесь в канцелярию цензора и попросите разрешения переговорить со служащим, принимающим ночные сообщения. Спросите его, какой курьер доставил заметку об осквернении храма. Затем тут же бегите ко мне, и мы посмотрим, что нам делать дальше. Но, пожалуйста, поторопитесь на этот раз и не теряйте времени на пустую болтовню и глупые письма. Удачи вам! – И Ксантипп заковылял к выходу.

– А что мы будем делать, если заметку доставил неизвестный курьер? – вслед учителю спросил Юлий.

Ксантипп обернулся.

– Ни один из служащих никогда не примет сообщение от неизвестного курьера. Все курьеры обязаны носить при себе мандат. Любого, кто опубликует ложное донесение, могут приговорить к смерти. А теперь не задавайте так много вопросов! За работу! – Ксантипп исчез за занавеской, и мальчики поспешили за ним.

Снаружи томились в ожидании носильщики, два здоровенных араба. Ксантипп взобрался в паланкин и приказал отнести себя на Главную улицу. Носильщики энергично взгромоздили паланкин себе на плечи и рысью бросились в путь по узкой тропинке. Ксантипп напоследок высунул голову и успел прокричать:

– Вам бы следовало прибраться в своей пещере! Настоящий свинарник! – Затем паланкин скрылся за поворотом.

– Будто кто его звал, – проворчал Публий.

– А ты все понял, что он говорил? – спросил Кай.

– Я с содроганием думаю о том, что нам предстоит, когда снова начнутся занятия, – вздохнул Флавий.

– Если вы спросите меня, то Ксантипп проявил себя не так уж плохо, – прокомментировал Юлий. – Он действительно старается помочь.

– Мне кажется, ему жаль, что он так сурово обошелся с Руфом, – решил Флавий.

– Он в самом деле умен, – восторженно заметил Юлий. – Нам бы самим ни за что не догадаться про заметку.

– Эта важная персона, должно быть, непревзойденный мошенник, – сказал Антоний.

– А мы на самом деле пойдем в канцелярию цензора? – забеспокоился Флавий.

– Конечно, – откликнулся Муций. – И прямо сейчас. Пошли! За мной! – И он начал быстро спускаться по крутому склону.

ДЕШЕВОЕ МЫЛО, ПОДГОРЕВШЕЕ МАСЛО И ЛУК

Мальчикам дважды пришлось обойти здание Государственного архива на площади Форум, прежде чем они нашли в тихом переулке вход в канцелярию цензора. У дверей стоял вооруженный стражник, молодой человек внушительного вида.

– Что вы, ребятня, задумали? – не очень дружелюбно спросил он.

Муций произнес заранее придуманную фразу.

– Мы должны поговорить со служащими канцелярии, – сказал он как можно более невинно.

– Какое у вас к ним дело? – поинтересовался охранник, равнодушно прислонившись к стене. Он снял шлем и вытер лоб, так как день был жаркий.

– У нас очень важное сообщение, – соврал Муций, глазом не моргнув.

– Поразительная история, – добавил Антоний, энергично кивая.

– А у вас есть мандат? – спросил стражник, снова надевая шлем.

– Он нам не нужен, – заявил Муций. – Это история про нас самих.

– Тогда ступайте на все четыре стороны, – отмахнулся от них стражник.

Мальчики отошли в тень колоннады Государственного архива, откуда удобно было наблюдать за охранником. Тщательно продуманный план разбился вдребезги. По всем расчетам охранник должен был пропустить их, когда они объявили, что имеют важные новости. Теперь придется выдумывать что-то другое. Кай, которого они взяли с собой ради испытания, предложил оттолкнуть охранника в сторону и вбежать в здание.

– Если вы не хотите попробовать, я сам это сделаю, – добавил он, бросая свирепые взгляды на мускулистого стража в дверях.

– Ты, наверное, считаешь себя Геркулесом, – поддел его Публий.

– Обойдемся без насилия, – решил Муций. – А то все испортим. Лучше будем действовать умом.

Юлий кивнул.

– Давайте скажем ему правду, – предложил он, задумчиво потирая нос.

– Действуй, – разрешил Муций.

Они приблизились к входу во второй раз. Охранник сидел около колонны и с любовью натирал свой меч, который и так уже сиял на солнце, точно металлическое зеркало. Он с удивлением посмотрел на мальчишек, снова обступивших его.

– Вы опять здесь? – спросил он.

– У нас к вам огромная просьба, – заискивающим голосом начал Юлий.

– Да? – снисходительно отозвался стражник. – Только знаете, ребята, я здесь на посту. Боюсь, что не смогу ничего для вас сделать.

– А мы бы и не стали просить, – ответил Юлий, не забыв о своем достоинстве. – Все, что нам надо, это узнать кое-что у служащего, который принимает ночные новости.

– Вы хотите видеть Мегабата? – спросил стражник.

– Да, именно его, – широко улыбнулся Публий.

– Он грек, кажется? – быстро спросил Муций, узнавший греческое имя.

– Можно его увидеть? – продолжал Юлий.

– Мегабат еще не появился, – пояснил стражник. – У него ночное дежурство, поэтому по утрам он отсыпается.

– Он, кажется, живет неподалеку? – наугад спросил Юлий.

– Если вы знаете его так хорошо, вы должны знать и его адрес, – лукаво заметил стражник.

– Конечно, мы знаем, где он живет, – выпалил Антоний, – просто вылетело из головы. Иногда мы с трудом вспоминаем, где наша школа.

Стражник рассмеялся. Мальчишки понравились ему. Не так давно он сам с удовольствием играл в игры, убегая из школы погожими днями.

– Мегабат живет в доме на улице Патрициев, как раз на углу с Субурой, – ответил он. – А теперь убирайтесь отсюда! – добродушно прорычал он и даже шутливо поднял меч.

– Большое спасибо, – поблагодарили мальчишки, убегая с радостными криками.

Они завернули за угол и вновь оказались на Форуме. Большую площадь заполнили люди, которых выманил из домов первый по-настоящему теплый весенний день. Светило солнце, небо сияло голубизной, и с юга дул легкий ветерок, принесший запахи весны. Вокруг все были радостными, и белоснежные тоги и туники на людях говорили о том, что они надели лучшую свою одежду, как бы приветствуя такой замечательный день.

Но ребята вышли не на праздную прогулку. Они прокладывали себе дорогу сквозь толпу, весьма энергично действуя локтями. Когда они проталкивались, Муций взглянул на мрачную городскую тюрьму у подножия Капитолия.

– Вот где сейчас находится Руф, – сказал он, останавливаясь на полпути.

Остальные тоже посмотрели на тюрьму. – Как, должно быть, там ужасно, – пробормотал Флавий.

– Заключенных держат глубоко под землей, – сообщил Антоний.

– Мы могли бы прорыть туннель и освободить Руфа, – предложил Кай.

Публий поднял его на смех.

– А где ты начнешь рыть? – спросил он. – Прямо здесь, на площади, у всех на виду?

Кай оскорбился.

– Только и умеешь отпускать глупые шутки, – фыркнул он и стал наступать на обидчика.

– Просто ты слишком глуп, чтобы понять их, – ответил Публий, сжимая кулаки.

– Замолчите! – вмешался Муций, вставая между ними. – На нас уже смотрят. Если хотите подраться, дождитесь, когда будете одни.

Мальчики продолжили свой путь. Они миновали здание Сената, выбрали менее людную улицу и вскоре достигли узкого прохода, известного как Субура. Подойдя к углу улицы Патрициев, они увидели дом, о котором говорил стражник. Это был обшарпанный пятиэтажный перенаселенный дом. Весь первый этаж занимали убогие лавчонки, расположенные просто в нишах, товары из этих лавок выставлялись на тротуар. На углу находилась цирюльня. Ее хозяин стоял на улице и огромными ножницами стриг волосы посетителю. Клиент покорно сидел на табуретке, а вокруг стояли уличные мальчишки и с интересом наблюдали за происходящим. Следующая дверь вела в лавку мясника, в которой туши висели на больших крюках, забитых в стену. Затем шла узкая будка с козьей головой из камня, висевшей над входом, что означало: здесь продают молоко. Рядом была прачечная, потом овощная лавка и напоследок грязная таверна.

Ребята не знали, как попасть в дом, так как нигде не увидели входа. Наконец Муций спросил у цирюльника, где находится входная дверь.

– С другой стороны, – ответил тот, указав ножницами куда-то через плечо в сторону улицы Патрициев.

Дойдя до угла здания, мальчики свернули на узкую, хорошо протоптанную тропинку, которой явно часто пользовались постоянные обитатели здешних мест. Эта тропка вела на задний двор, где дом выглядел не так уродливо, как спереди. Вдоль всех этажей проходили крытые галереи, по которым через равные промежутки располагались крашеные балкончики. Разнообразные растения в горшках посылали вверх зеленые побеги, они выступали за балконные перила и свешивались с них. Со двора на галереи вели деревянные ступени. Двор был выложен большими каменными плитами, а посредине бил фонтан. В углу три маленькие девочки прыгали через веревку. Увидев хорошо одетых мальчиков, они бросили играть и открыли рты от удивления.

Мальчишки прошли к дому и стали подниматься по лестнице, ступени которой были стерты от интенсивного движения.

– Бьюсь об заклад, здесь живут одни преступники, – решил Антоний.

– Ты, как всегда, чересчур увлекся, – сказал Юлий, – Это место, где живут ремесленники, торговцы и рабы, получившие свободу. Большинство из них – греки и арабы; и они вовсе не преступники.

Впервые в жизни ребята попали в многоквартирный дом и поэтому чувствовали себя первооткрывателями. На первой же галерее они остановились в замешательстве. Внутрь дома вело несколько занавешенных дверных проемов. Из-за занавесок раздавались всевозможные шумы – звон тарелок, детский плач, голоса визгливых женщин и хриплых мужчин, выяснявших отношения. Лаяли собаки, а где-то молодой голос выводил сентиментальную песню. Стойко пахло дешевым мылом, подгоревшим маслом и луком.

– Меня тошнит, – пробормотал Флавий.

– Поздно отступать, – заявил Муций.

– Нам ни за что не найти в этом муравейнике Мегабата, – заныл Флавий.

– Придется спросить, – сказал Муций и решительно отодвинул ближайшую занавеску.

Оказалось, они заглянули в маленькую кухню. Над дымящимся корытом стояла коренастая женщина и терла белье о деревянную доску; у нее было красное от жары и раздражения лицо. Взглянув на мальчиков, она закричала:

– Убирайтесь отсюда, повесы!

Мальчики поспешно ретировались. Навстречу им по галерее шел старик, одетый в лохмотья. Мальчики приблизились к нему.

– Где живет Мегабат? – спросили они.

Старик хихикнул и стал очень быстро лопотать, – ребята ни одного слова не поняли из его речи. От него так сильно пахло вином, что им стало не по себе. Но старик вовсю старался помочь: он продолжал болтать указывая вверх грязным пальцем.

– Мне кажется, Мегабат живет наверху, – сказал Муций своим друзьям.

– Но где? – спросил Публий. – На крыше?

– Подождите, у меня идея! – произнес Юлий, оборачиваясь к Публию. – У кого-нибудь из вас найдется угольный карандаш?

– У меня, – отозвался Публий и достал его из кармана туники.

Юлий завладел карандашом и подошел к стене, подозвав старика: «Эй, ты!» Старик смотрел на него, глупо улыбаясь. Юлий повертел у него перед носом карандашом, чтобы привлечь его внимание, затем нарисовал на стене лестницу и после поставил большой знак вопроса. Старик сразу понял, что от него требуется, взял у Юлия карандаш и провел пять длинных линий рядом с вопросительным знаком. Под ними он поместил три маленьких черточки. Потом он положил карандаш себе в карман и стал вразвалку спускаться по лестнице.

Мальчики увидели, как он пошел, спотыкаясь, по двору и направился в таверну.

– Мой карандаш, – запротестовал Публий.

– Пусть у него останется, – сказал Муций. – Старикан сослужил нам хорошую службу.

– Какую? – не понял Кай. – Что означают эти линии?

Все так и покатились со смеху от такой несообразительности.

– Мегабат живет на пятом этаже, ты, недотепа, – объяснил Юлий.

– А для чего три короткие черты? – спросил Флавий.

– Может быть, третья дверь, – с надеждой произнес Муций.

Он угадал правильно, – теперь они увидели, что все двери пронумерованы. Мальчики взобрались по деревянным ступеням нанятую галерею и остановились перед дверью, помеченной цифрой III. Муций постучал кулаком по занавеске, но при этом получился не звук, а густое облако пыли. Тогда он громко произнес:

– Здесь живет Мегабат?

На что сердитый голос ответил:

– Входите.

– Думаю, здесь можно не снимать сандалии, – прошептал друзьям Муций, входя в комнату.

Очевидно, работа в канцелярии была не очень денежной. Жилище Мегабата состояло из одной-единственной бедно обставленной комнаты без окон. В углу был маленький открытый очаг, в котором горел огонь, в другом углу на полу лежал соломенный тюфяк, служивший, по-видимому, кроватью. Вдоль стен были набиты гвозди, с которых свешивались одежда и одеяла.

Мегабат сидел за столом перед дымящейся миской горошка с колбасой, которые он медленно поглощал. Рядом с миской лежал большой кусок хлеба и похожий на кинжал нож с широким лезвием. Служащий канцелярии цензора оказался пожилым человеком, измученным с виду, чья остроконечная седая бородка напомнила им о Ксантиппе.

Мегабат продолжал есть. Наконец он пробурчал с набитым ртом:

– Кто вы такие?

– Вы Мегабат? – спросил Муций.

– Что вы хотите?

– Нам нужно обсудить с вами очень важный вопрос, – начал Муций.

– Я – Мегабат, но я не могу теперь ничего с вами обсуждать, – пробасил он, ни на секунду не отрываясь от своей миски.

– Простите нас за беспокойство, но мы очень торопимся, – извинился Муций.

– Я тоже очень тороплюсь, – сказал Мегабат. – Я должен идти на службу. Приходите завтра.

Что касалось Мегабата, то для него, по-видимому, дело было решенным, так как он преспокойно взял пальцами кусок колбасы и отправил его в рот. Но Муций не сдавался.

– Мы просто хотели узнать, это вы принимали сообщения позапрошлой ночью в канцелярии цензора или нет? – сказал он.

– Я принимал, – неразборчиво проговорил Мегабат, опять набив рот. – А вам какое дело?

– Нам нужно знать, кто доставил весть об осквернении храма, – пояснил Муций.

– Это секретные сведения, – коротко отрубил Мегабат.

Он поточил нож о край миски и отрезал толстый кусок хлеба.

– Пожалуйста, скажите нам! – взмолился Муций.

– Да кто ты, собственно, такой? – невозмутимо поинтересовался Мегабат.

– Муций Марий Домитий.

Мегабат испуганно встрепенулся.

– Домитий? А ты случайно не родственник его светлости, досточтимого трибуна Домития?

– Это мой отец, – как можно скромнее признался Муций.

Мегабат вскочил со своего места, поспешно проглотил недожеванный кусок хлеба и отвесил низкий поклон.

– Прости меня, юный господин! Почему ты сразу не сказал? Тебя прислал отец?

Муций кивнул. Ложь в такой ситуации не осуждается. В конце концов, речь шла о жизни товарища.

– А мой отец – сенатор Виниций, – выпалил Кай.

Мегабат и ему поклонился.

– Конечно, конечно, – в замешательстве проговорил он. – Любые сведения, которыми я располагаю, – с готовностью произнес он. – Дайте подумать. Позапрошлой ночью… сообщение об осквернении храма… Ах, да… теперь вспоминаю. Курьер прибыл довольно поздно, около четвертого часа ночи…

Мальчики многозначительно переглянулись. Ксантипп правильно угадал.

– Он принес запечатанное письмо, – продолжал Мегабат, – с надписью «очень срочно». Я вскрыл письмо и нашел заметку об осквернении храма. Она была написана стенографически, но оказалась длинной, чрезмерно длинной, мы поэтому с ней долго провозились. Лично я предпочел бы предложить курьеру убраться восвояси…

– Почему же вы так не поступили? – поинтересовался Антоний.

– Ну как я мог это сделать? – воскликнул в тревоге Мегабат. – Курьера прислал его светлость – экс-консул Тэлл!