Кот (№1) - Псион

Я смотрел на незнакомца, пытаясь осознать то, что услышал, и то, какого черта он здесь делает.

— Кто вы?

— Меня зовут Диридэди Кортелью. Я работаю в Селевкид Интерстеллар штатным телепатом и, так же как ты, добровольно согласился на исследования по псионике. Моя задача — помочь тебе развить твои телепатические способности.

Я сел на край стола и закрыл лицо руками. Как обычно, его слова причинили мне боль.

— Господи… Только этого мне не хватало…

Он присел на другой край стола и взял пачку карточек с картинками, которые я обычно должен был «видеть», и перемешал ее. Он не стал играть в игры с моей головой, даже не упомянул о телепатии. Разговор шел о погоде, о чем угодно, только не о пси. Я не отвечал. Наконец, словно иссякнув, он вытащил упаковку с камфорными таблетками и отправил одну из них в рот. Я почувствовал, что у меня потекли слюнки и пальцы судорожно сжались. Он внимательно посмотрел на меня, но таблетку не предложил. Он вздохнул, и я почти физически ощутил, как хорошо ему было в тот момент.

— Не угостите одной? — Я попытался придать голосу почти безразличное выражение.

Он улыбнулся и передал мне таблетку. Я взял ее в рот и надкусил. От приятной горечи язык сомлел. Я сделал глоток, онемело горло и скоро напряжение во всем теле уступило место приятной слабости. Я сладко вздохнул вслед за ним.

— Давненько не пробовал?

Голос Кортелью заставил меня вздрогнуть, но я тут же забыл об этом и кивнул:

— Целую вечность.

Некуда деваться — я начал расслабляться и разговорился. Мой собеседник позволял мне легко проникать в его сознание и читать все, о чем он думал. Но я не хотел делать этого. Я сжал свое сознание, как кулак, но Кортелью не пытался в него вторгнуться. Он демонстративно сложил оружие, и это было для меня очевидно. Именно поэтому я стал отвечать на его вопросы и через некоторое время заговорил о псионике.

У него были более глубокие познания в области телепатии, чем я мог представить, и, выяснив, что мне ничего об этом не известно, он выдал полный курс. Единственной причиной моего внимания была камфорная таблетка, медленно растворяющаяся во рту. К тому времени, как огни Куарро за окном уже превратились в яркие созвездия в туманности сгустившихся сумерек, я знал все о различных ступенях телепатических способностей. По его словам, я обладал высшей степенью телепатии — наиболее подвижной, называемой «широким спектром», — способностью читать все, что находится на поверхности сознания другого человека, а также отрывки, фрагменты, похороненные в глубинах памяти, и даже чувства и эмоции.

Я узнал, что разум представляет собой нечто наподобие электрической сети под напряжением — нервные окончания реагируют на любые ощущения или образы, на каждую мысль и чувство, таким способом человек воспринимает жизнь. У большинства людей информация, воспринятая извне, и их собственные реакции спутаны в такой клубок, что даже биологический анализ не сразу может его распутать.

Однако псионы от рождения владеют чем-то большим — установками для самоконтроля, что позволяет им классифицировать клубок информации по группам и, более того, перехватывать и использовать энергию, к которой обычные люди невосприимчивы. Псионы обладают шестым чувством, их разум одновременно открыт для него и защищен от него.

У некоторых псионов обнаруживается несколько талантов, они умеют манипулировать жизненной энергией и еще какой-то загадочной, неисследованной.

Не все они в равной мере могут контролировать свой дар, так же как не все художники творят одинаково. Многие из них наделены разными видами необычных способностей и как бы носят корону из полудрагоценных камней, но лишь единицы награждены истинным талантом, подобным алмазу.

— «Алмаз в грубой породе», — повторил я слова Гобы, наконец поняв их смысл. Кусок камня, который нуждается в обработке и сопротивляется любому резцу, кроме самого мощного…

— Он прав, — подтвердил Кортелью. — Ты обладаешь таким уровнем контроля, что тебе позавидовал бы любой, кто захотел бы стать псионом… — Он рассмеялся, как от шутки, но я не понял ее смысла. — Однако ты обратил свои способности на них же самих. Ты используешь их для того, чтобы выстроить в структуре разума барьер, защитную стенку. Большие усилия предпринимаются для того, чтобы ее сломать…

— И им наплевать, останусь я цел после этого или меня изуродуют, — закончил я за него.

Его рот скривился в усмешке:

— Представляю себе. Я хорошо знаю этот тип людей.

Неожиданно его голос выдал усталость. Я вновь подумал, кем же был этот загадочный Кортелью и что означает должность штатного телепата. И на этот раз спросил:

— Чем занимается телепат в корпорации?

— Я изучаю клиентов по заданию руководства центра Селевкид и провожу проверку в главном офисе.

— То есть вы «крыса»?

— Не понял.

— Бьете в спину. Платный доносчик. — Я передернул плечами. Его губы напряглись, но он не выдал своего гнева, если даже его задели мои слова.

— Некоторые говорят именно так.

Его голос звучал обыденно, как будто ему приходилось говорить эти слова каждый день. Еще он сообщил мне, что является также и предсказателем для холдинговых компаний, предрекая их экономическое и политическое будущее. Я спросил, может ли он сделать то же самое для меня. Он ответил, что никогда нельзя заранее знать, когда предскажут твою судьбу, да и прогнозы не всегда сбываются.

— Кроме того, — добавил он, — наша задача — это разработки по телепатии, а не по предсказаниям.

Так Кортелью появился впервые, чтобы в дальнейшем работать со мной. Но прошло не так уж много времени, и какая-то часть меня стала с нетерпением ожидать встречи с ним. Новое лицо — он не относился ко мне, как к занозе, еще одно отличие от Гобы и компании. Но он был еще и интересным человеком. Кортелью обладал совершенной памятью, то есть он помнил абсолютно все, что видел или слышал, до мельчайших подробностей. Он сказал, что эту способность в состоянии развить любой псион, даже я, при желании. Я ответил, что у меня и без этого полно проблем. Но ему, похоже, известно было абсолютно все, он мог ответить на любой мой вопрос о движении звезд, о компьютерной памяти и даже о материале, из которого были сшиты мои штаны.

— И телхассий служит ключом к разгадке всех этих тайн. Он делает обработку данных достаточно детальной, а перемещение — достаточно экономичным для того, чтобы окупить производство дешевой одежды из хлопка на Земле и транспортировку до Ардатеи.

— Да? — Я потер джинсы на колене и засмеялся. — Неужели это сделано на Земле? Черт возьми, эти джинсы видели больше, чем я!

— У них тоже долгая история. Первоначальная одежда из хлопка… — И он вновь пустился рассказывать. Половина того, что он говорил, изобиловала техническими подробностями, и я не понимал, о чем речь. Иногда мне казалось, что Кортелью и сам не понимает, о чем рассуждает.

Но он наслаждался тем, что у него появилась аудитория. Не как актер, а как человек, которому нравится что-то показывать и чем-то делиться. Иногда вырывалось наружу страстное желание быть понятым и принятым. Я был для него крепким орешком, и с того момента, как я взял у него первую камфорную таблетку и заговорил с ним, для меня эта потребность стала очевидной. И я использовал его слабость, потому что в этом заключается сущность жизни — использовать или быть использованным. Я сумел притвориться заинтересованным, чего порой и не требовалось. Тогда мой замысел воплощался еще легче.

— Значит, миром управляет телхассий?

Он улыбнулся, польщенный интересом к тем знаниям, которые он демонстрировал. Его взгляд устремился куда-то сквозь окрашенные в пастельные зеленые тона стены лаборатории.

— Телхассий — это элемент один-семьдесят. Он состоит из кристаллов чистейшего серебра и используется для компьютерной памяти. С помощью этого элемента информация запирается в электронной ячейке; становится возможным поместить информацию со всей планеты в кристалл размером с твой кулак. С помощью телхассия стало проще запускать космические корабли: их оснащают компьютерами со скоростными операционными системами, и они позволяют покрывать за часы те расстояния, на которые раньше уходили недели. До открытия телхассия стоимость космического корабля равнялась целому состоянию и они не могли даже… — Он углубился в дебри слов, сложных и длинных, каждое из которых — длиннее моей руки. — И теперь даже скоростные корабли, такие, как патрульные катера, имеют меньше кубического метра телхассиумных кристаллов в компьютерных системах на борту. А тяжелый грузовой корабль несет на борту немногим больше телхассия, чем это требуется для поддержания жизни на целой планете, и пользуются им в полете лишь в непредвиденных обстоятельствах, поскольку обычно их курс рассчитывают компьютерные системы, расположенные в портах главной линии, например в Куарро. Теперь расчет скоростного перелета из главного порта в любой уголок Федерации, кроме Колоний Туманности Рака, можно сделать меньше чем за час.

— Вот так так! — Я потер лоб, по-прежнему не в состоянии разобраться в скрытом смысле слов, которые он говорил. — Похоже, я проглотил свой мозг!

— Может, нам лучше вернуться к работе? — Он взглянул на электронный датчик у себя на запястье.

— Ну еще немного! У меня еще есть вопросы. — Вопросы были всегда, иначе, стоило им иссякнуть, мы должны были возвратиться к телепатии.

— Ты, наверное, ночами не спишь, все обдумываешь, что бы спросить. — Его голос обнаружил нетерпение.

— Я всегда лучше соображаю после полуночи. — Но теперь так происходило вовсе не потому, что я этого хотел. Мои красные глаза выдавали постоянное недосыпание. Я откинулся на стуле, ожидая, что он заговорит вновь. — Не угостите меня еще? — Моя рука легла на прохладную поверхность стола ладонью вверх.

Он не двинулся:

— (Теперь ты должен это заработать.)

Я вздрогнул и выругался, чуть не свалившись со стула:

— Не делайте со мной этого!

— (Почему нет?)

— Нет! — Я содрогнулся от собственного голоса. — Я знаю свою задачу, но мне нужно время. Я не готов. — Стараясь говорить уверенно, я пытался построить защиту от очередного вторжения Кортелью.

— Когда же ты будешь готов? Завтра? На следующей неделе? Через месяц, год? У тебя мало времени, Кот! — Неожиданно Кортелью пришел в бешенство. — Если ты хочешь остаться в этой программе исследований, надо демонстрировать результаты. Ты должен уметь контролировать свои возможности, пускать их в ход при необходимости и не позволять другим псионам использовать их против себя. — Он замолчал.

— Зачем? — Я зажмурился, отражая выражение его лица.

— Таковы правила, и, если ты хочешь продолжать, ты обязан им следовать.

— Там, откуда я, другие законы. — Я резко встал со стула и пошел.

— Ты не в Старом городе, но очень скоро там окажешься, если не будешь сотрудничать с нами, уличный мальчишка!

— Какого хрена тебе надо? — Я обернулся и взглянул на него. Кортелью никогда не называл меня так раньше и не запугивал.

— Ты даже не пытаешься скрыть, насколько тебе наплевать на весь наш эксперимент и на то, что я хочу помочь тебе. — Он встал и последовал за мной, соблюдая, однако, дистанцию.

— Что вы имеете в виду? — Я знал, о чем он говорит, и то, что он прочитал это в моих мыслях. — Я не пытался…

— Черта с два ты не пытался!

Я не был готов к его гневу и разочарованию, и он снова вторгся в мой мозг.

— (Хорошо же, дитя подземелья, ты умело пользовался моим терпением и прятался за ним, как за стеной, но оно иссякло. Ни одной камфоры, ни одного вопроса, никаких игр до тех пор, пока я не увижу результата.)

— Оставь меня, ты, подонок.

— (Нет уж, такой роскоши ты не получишь. Я не оставлю тебя в покое до тех пор, пока ты сам не заставишь меня это сделать.)

— Убирайся! — Я закрыл уши руками, как будто это могло помочь. Кортелью прорвал всю мою защиту, и я не знал, что делать.

— (Заставь меня!) — Его слова оглушительно разносились во всех уголках моего мозга.

— Пошел ты, будь ты проклят…

Я был в ужасе от того, что он выполнит свое обещание и останется в моей голове. Я судорожно искал оружие, но не то, которое можно взять в руки, — я искал в глубинах разума.

— (Убирайся, будь ты проклят!) — Мысль черканула, как искра, между моим разумом и его. Неожиданно послав импульс в его мозг и задержавшись там, я установил связь на уровне телепатии. — (Проклятый ублюдок, убирайся из моего разума!) — Меня трясло от бешенства.

— (Остановись, остановись!) — Кортелью прервал контакт, в ту же секунду мой разум вернулся ко мне, а мой оппонент покачнулся и схватился за стул для равновесия.

Я тоже едва стоял на ногах и оперся о край терминала:

— Сукин сын!

— Поздравляю, — проговорил Кортелью почти шепотом. — Псион.

— О Господи! — Я глотнул и коснулся рукой губ. Еще несколько ругательств и проклятий вырвалось у меня, пока я доковылял до стула и сел.

Кортелью опять сел напротив меня и на этот раз дал мне целую упаковку камфорных таблеток:

— Держи.

Трясущейся рукой я положил одну в рот. Беспорядочные обрывки образов мелькали у меня в голове — рекламные щиты, сигнальные огни, узоры, предназначенные для того, чтобы я посмотрел на них. Долгое время мы сидели молча, и, испытывая успокаивающее действие камфоры, я пытался понять, что же произошло.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил наконец Кортелью. Весь его вид выражал полнейшее участие.

— Вам лучше знать. — Я с ненавистью взглянул на него.

Он покачал головой:

— Сейчас я не читаю тебя, и ты это прекрасно знаешь.

— Ну и как вы думаете, каково мне сейчас? — Я отвернулся, тщетно пытаясь отыскать в комнате окно.

— Наверное, ощущаешь гордость, восторг… как будто ты наконец добился чего-то значительного?

— Нет. Я как будто весь в дерьме и совсем уничтожен, как последний придурок. Разве не так обычно себя чувствуют?

— Это Гоба тебе сказал? — Его улыбка исчезла.

— Ему даже не нужно было говорить этого. Каждый раз, когда я приближался к его мыслям или к мыслям любого спеца, я чувствовал это. — Я сжал кулаки.

Кортелью изобразил гримасу:

— Черт бы их побрал, почему они не…

— А почему они должны меня любить? Кому интересно, когда кто-то читает их мысли? На моем веку людей убирали за гораздо более невинные вещи.

— И именно поэтому ты борешься с этим так упорно.

Это прозвучало как полувопрос-полуответ. Я пожал плечами, оставляя его в уверенности, что он все понял, хотя это была лишь половина правды.

— Я виноват в том, что слишком давил на тебя. — Кортелью склонил голову. — Я должен был знать…

— В чем же между вами разница? — Его извинения действовали мне на нервы, и я хотел прекратить это.

— Потому что мы другие. Мы должны быть другими — не только потому, что обладаем особым дарованием, но и из-за ответственности, которую это налагает на нас. Мы способны на действия, недоступные большинству людей, и это пугает их. Как говорится, в стране слепых кривого забивают камнями. Мы должны жить по более жестким правилам, чем остальное человечество, чтобы доказать, что ему нечего нас бояться. — Он наклонился ближе ко мне. — Тебе хотелось бы узнать, что я чувствую по отношению к моей телепатии?

Нет. Но я не сказал ему об этом. Я повернулся на стуле, тяжело оперся о ручки, чувствуя, что Кортелью вновь атакует мои мысли. Я держался расслабленно, не пытаясь оборвать невидимые искрящиеся нити, которые соединяли нас. Я даже предпринял для этого усилия, и Кортелью пошел на попятную, по-видимому опасаясь, что я не выйду из его мыслей.

Однако он не пытался выдворить меня из своей головы. Линии его мыслей постепенно ослаблялись, как в первый раз, когда он снял защиту и впустил меня.

Образы, которые я должен был найти, мерцали на поверхности сознания, и я не мог не увидеть их: он был горд, доволен и благодарен за этот ниспосланный ему при рождении Дар. Псионика открывала перед человечеством новые горизонты и перспективу полного взаимопонимания, лишенного страха, который питает слепую ненависть. Кортелью никогда не злоупотреблял своим Даром и не демонстрировал остальным слепцам свой Дар как угрозу… Он бы все отдал, чтобы завоевать их доверие и понимание.

Но за теми образами, которые Кортелью выставил на передний план, как знамена, я увидел подобие раны, нанесенной ему раболепствующими спецами, внутренне ненавидящими псионику, услышал перешептывание тысяч теней и привидений. Где-то в глубине его сознания бушевало возмущение, подавленное волей. Я вдруг осознал, чего стоило ему положение корпоративного телепата, миссионера в мире ненавидящих твердолобых безумцев — они не хотели быть спасенными.

Я оборвал контакт.

— Как вы можете жить с этим?

— Что? — ошарашенно посмотрел он на меня.

— На вас плюют, ни в грош не ставят ваши усилия. Это мучает вас, почему вы не бросите метать бисер перед этими свиньями?

Он открыл рот.

— Но где ты… — Его лицо приняло обычное выражение. — Я живу с этим годы. Я отдаю себе отчет… — Его слова звучали, как убаюкивающее заклинание. — Я верю в то, что делаю. Это нелегко, но не невозможно. — Он сжал одной рукой запястье другой. — Разве ты никогда не преодолевал трудности ради того, во что веришь? — Это был почти вызов.

— Да. Надо было выжить — и я выжил.

Эти слова слетели сами собой — еще одно умное высказывание. Однако затем в моем мозгу стали прокручиваться картины того, что сделал я и что позволил сделать с собой, картины, которые, возможно, давали ему право вернуть мне обвинения, недавно высказанные мной.

— Наверное, ко всему можно привыкнуть, если вынуждают обстоятельства. — Я опустил глаза. — Если об этом много не думать.

Я размышлял о его жизни, обо всех, с кем ему приходилось столкнуться, о людях, заполнявших его мысли до тех пор, пока не осталось ни одной, поддерживающей веру. Неожиданно мне стало ясно, почему эти исследования имели для Кортелью такое значение. Почему он уделял мне такое внимание, почему он должен был заставить меня совершить сегодня этот прорыв и доказать его правоту.

Я подумал о том, что я стал телепатом вопреки всему, и увидел, что линии энергии пси приобретают жизненную силу. Возможно, я рожден для того, чтобы использовать эту энергию. С третьим глазом, с Шестым Чувством, с Дополнительным Ухом… Я думал о том, что кричало в запертой клетке в основании пирамиды моего разума… О том, наконец, что я слишком много думаю. Я взял еще одну таблетку.

— Тебе известно, что значит «сцепка»?

Я покачал головой.

— Это контакт разумов телепата и псиона, настолько спаянный и неразделимый, что их умы превращаются в один — каждый открыт другому полностью, без единой сокрытой мысли. Потоки их пси-энергий взаимодействуют на высшей функциональной ступени и способны на такое, чего не могли бы поодиночке. Это высшая точка самоотдачи другому. Ничего подобного не может ощутить человек, не испытавший такой сцепки, но этот опыт может полностью изменить жизнь участвующих в нем — навсегда. — В его глазах зажегся мечтательный огонь.

— Вам приходилось это делать? — спросил я, потому что он ожидал какого-то отклика.

— Однажды. — Он разжал кулаки; я никогда не слышал столько счастья и тоски, одновременно прозвучавших в единственном слове. — Полная сцепка встречается чрезвычайно редко. Это почти невозможно — не более чем один-два псиона способны на это. Должно получиться редчайшее сочетание высокой возможности и глубочайшей потребности.

Он взглянул на меня, и я прочел в его глазах, что мне никогда не удастся достичь подобной сцепки, если только мой разум не перестанет гоняться за своим собственным хвостом.

— Я не могу себе представить, что когда-нибудь захочу слиться с кем-нибудь таким образом. — Я отодвинулся подальше от него.

Он последовал моему примеру и вздохнул.

— Что ж, путешествие в тысячу миль начинается с первого шага!

Но на следующие шаги понадобилось еще больше времени. С тех пор как я смог установить контакт, Кортелью принялся обучать меня всему, что помогло бы мне управлять этим умением. Я не понимал, как важны те упражнения, что нам приходилось делать. И после них я все равно не понимал, что со мной происходит.

Кортелью утверждал, что мне легче было бы работать со спецами, которые сами не были псионами: их уровень концентрации и контроля находился на столь низком уровне, что любой телепат мог без труда нейтрализовать их. Однако соперничество с другими псионами — это другое дело. Кортелью объяснил, что натренированные телепаты способны создать образ, который затем внедряется в другое сознание, а также обнаруживать в нем нужную информацию, исследовать все его потаенные уголки и возвращаться обратно. Я также узнал, что некоторые телепаты могли охранять этот образ возведением так называемого щита, то есть помещать его в лабиринтах другой информации и образов, или отводить в резерв, чем достигался обманный маневр — пуск разума вторгшегося телепата по ошибочному пути. Большинство псионов лучше защищали себя от чтения своих мыслей, чем обычные люди, потому что отлично контролировали собственный рассудок. Кортелью хотел добиться, чтобы я превзошел его, то есть я должен был отражать его вторжение в мой мозг. Но я не имел контроля над своим разумом, в отличие от него. Я узнал, что если один телепат умеет посылать образы в нужном направлении, а другой — нет, то новичку трудно сохранить тайны, вне зависимости от того, сколько усилий он затрачивает на самозащиту. Чтобы доказать это, Кортелью специально раздражал или злил меня. Я мгновенно забывался, и Кортелью победоносно врывался в мой мозг. Однако он обычно не доходил до самых глубин — это было не нужно. Использование телепатии по-прежнему давалось мне с трудом, а каждое вторжение Кортелью продолжало вызывать во мне бешенство.

Иногда казалось, что он атаковал меня просто для самоутверждения. Для такого мягкого материала, как я, он был закаленной сталью.

И как я ни старался, мне никак не удавалось обвести его вокруг пальца, и это тормозило все дело.

Но, в конце концов, в результате работы с Кортелью я стал настоящим телепатом. Или думал, что стал, даже если никто больше так не считал. Во всяком случае, Гоба заявил, что у него нет времени волноваться по пустякам, когда послал меня на встречу с другими псионами Зибелинга.

Глава 3

Псионы сидели на стульях, расставленных кругом в комнате с перламутровыми стенами и кафельным полом; их было человек двенадцать. Окно выходило в небо.

Зибелинг стоял посреди комнаты, когда я вошел. Он хмуро посмотрел на меня, как будто я опоздал, и произнес:

— Это Кот. Он владеет телепатией.

Все замолчали. Я заметил рыжеволосую женщину, ту самую, которую я видел в первый день; она разглядывала меня. Мне не хотелось идти к этим людям, зная, что они обо мне подумают и наверняка поднимут на смех. Какого черта они меня разглядывали? Вдруг я увидел женщину, которая некогда дала мне шарфик. Она тоже глядела на меня, но выражение ее глаз изменилось. Неожиданно я посмотрел на себя как бы со стороны и увидел опрятного, чисто одетого молодого человека в новом комбинезоне. Я больше не грязный оборванец, измазанный красителем. Кроме того, я понял, что сидящие в комнате люди тоже не были знакомы друг с другом.

Неожиданно для себя я успокоился, и все встало на свои места.

На губах женщины появилась полуулыбка, она потупила глаза. Я прошел в комнату, сел на пустое место, извлек упаковку с камфорой и отправил таблетку в рот. Только сейчас я заметил Кортелью, который сидел среди псионов. Он кивнул мне.

Зибелинг заговорил о том, что большинство псионов ощущают страх или стыд оттого, что не осознают свои возможности, а общество их не понимает. Научившись контролировать свой разум так же, как свое тело, псионы могут почувствовать себя такими же нормальными людьми, как все, понять, что быть псионом хорошо и почетно. Он называл способности псионов Даром и убеждал, что это не должно травмировать его обладателей, а, напротив, призвано быть предметом гордости.

Научить управлять Даром — цель исследований института. Он произносил свою речь улыбаясь, и слова его были наполнены гордостью и воодушевлением. Я никогда раньше не видел Зибелинга таким — он совершенно преобразился. Я смотрел на лица слушателей, у многих — просветленные.

После того как он закончил, мы приступили к новым упражнениям. Зибелинг поставил свечу на стол, повернулся к ней спиной и объявил, что сейчас мы будем использовать Дар, чтобы зажечь ее. Держа в воздухе зажигалку, он чиркнул ее и при помощи телекинеза послал огонь к свече. Пламя прошло мимо него по воздуху, и свеча зажглась. Зибелинг погасил свечу и передал зажигалку той женщине, которая улыбалась мне.

— Джули?

Не знаю почему, но меня удивило, что Зибелинг — тоже псион. Многое сразу прояснилось. Джули поднялась, и вот она уже стояла рядом со свечой, затем опять сидела, и все это в мгновение ока: она умела телепортироваться. Свеча уже горела, и зажигалка уже лежала на столе. Зибелинг кивнул.

Кто-то из присутствующих мысленным приказом поднял зажигалку в воздух, и она пролетела, вращаясь. Зибелинг поймал ее и бросил мне.

— А что я должен с ней делать? Я не владею телекинезом.

Зибелинг не ответил. Я сидел, чувствуя себя глупым и раздраженным, и внезапно в моей голове возникли слова:

— (Эй, телепат, попроси меня зажечь ее.) Я огляделся и увидел человека, который подбадривающе улыбнулся мне. Это был Кортелью. Я вопросительно посмотрел на него, но он покачал головой.

— (Попроси меня.) — Кортелью открыл сознание для контакта.

Сцепив зубы, я подумал:

— (А не зажжете ли вы свечу?)

Он мигнул:

— (Не ори так. С удовольствием.)

Я бросил ему зажигалку. Он протянул руку и зажег свечу. Зибелинг кивнул и передал зажигалку следующему. Она обошла сидящих в кругу, и под конец мне это уже стало нравиться.

Когда зажигалку взяла рыжеволосая женщина, она просто подошла к свече и зажгла ее, будто была не в состоянии применить другой способ. Я улыбнулся, но она не казалась растерянной. Зибелинг заметил мою усмешку и сказал громко:

— Дарра занимается предвидением, она предсказывает будущее. Псионы обладают различными задатками, наподобие разных актерских амплуа. Иногда только ваш талант служит ключом к решению проблем, иногда именно ваш может не подойти. Поэтому не стесняйтесь, если у вас не все получается, — это свойственно людям.

Все рассмеялись.

Позже, когда я не смог сдвинуть стул при помощи телекинеза, а потом это не вышло и у Кортелью, он пожал плечами и передал:

— (Всегда в наличии остаются карты. Но только мы в состоянии шулерничать!) Я громко рассмеялся, все обернулись, и та, которую звали Джули, вновь улыбнулась. И мне кажется, в тот день я узнал нечто большее, чем несколько псионских штучек. Пока я размышлял, Зибелинг сказал что-то, и все встали. Я посмотрел на Кортелью и послал ему вопрос: что происходит?

— (Пришла пора решать, что делать, пока не появилась Объединенная Служба Безопасности.)

Я ничего не понял, но последовал за остальными. Мы прошли в другую лабораторию, где я еще не был. Я сел, как и остальные, напротив сенсорной панели управления, и кто-то в другом конце комнаты заговорил о средствах связи.

С таким же успехом он мог чирикать по-птичьи. Я ничего не понимал и откровенно скучал, вертя таблетку камфоры между пальцами, пока не услышал:

— Нажмите сектор «ВКЛЮЧИТЬ». Теперь положите пальцы на сектор, обозначенный…

Я посмотрел на панель управления, протянул к ней руки и отдернул. Кожа невыносимо зачесалась. Я не могу… Как назло, Кортелью куда-то исчез и не мог мне помочь. Но рядом была Джули, и она, похоже, знала, что делать… Я попытался проникнуть в ее сознание. Оно вышвырнуло меня с отчетливой вспышкой испуга; она тяжело вздохнула и закрыла лицо рукой. Затем ее серые глаза, загадочные и удивленные, обернулись ко мне. Так же, как и меня, ее пугали подобные вторжения.

Я отвернулся к дисплею, сжав руки. Но было слишком поздно: Зибелинг заметил мой маневр. Он подошел ко мне сзади, и я почувствовал, что он сначала посмотрел на Джули, потом на пустой экран.

— В чем дело? — Я не ответил. — Нажми там, где написано: «Включить». — Зибелинг явно пытался сохранить выдержку.

Я не двинулся, чувствуя, что он закипает.

— Я не могу.

— Что?

— Он, наверное, не умеет читать, Ардан, — произнесла рыжеволосая предсказательница достаточно громко, чтобы это стало достоянием всех присутствующих.

— Это правда?

Я кивнул, едва шевельнув головой, как будто моя шея не двигалась.

— Тогда, боюсь, ты не можешь участвовать в…

Я встал:

— Почему меня заставляют это делать? Это ничего общего с телепатией не имеет. Да черт с…

Я почувствовал прикосновение в глубине сознания, словно легкую руку, и, ничего не понимая, замолчал и сел.

— Ничего страшного, — произнес голос. — Это должно помочь ему, Ардан. Давай, Кот, это легче легкого, посмотри на лицо…

Я увидел, как Джули прикоснулась к краю пульта: я был слишком унижен, чтобы смотреть куда-нибудь еще. На дисплее появились голографические изображения, после чего она выключила экран и предоставила попробовать и мне.

Через минуту Зибелинг произнес:

— Если ты сможешь этому научиться, я объясню тебе, для чего это нужно. — И он вышел.

— Ты справишься, — сказала Джули, не глядя на меня.

— А вам-то что? Вы вовсе не обязаны мне помогать!

Ее лицо изменилось, она взглянула на меня прежними глазами без всякого выражения и пожала плечами:

— Не знаю.

Я опять почувствовал себя в дурацком положении и собирался сказать ей, чтобы она не совалась в чужие дела, но выдал совсем другое:

— Я прошу прощения… — и красноречиво тронул свою голову. Она кивнула.

Больше я не разговаривал с ней, но от помощи не отказывался.

Зибелинг вернулся, чтобы посмотреть на мои успехи, после того как все вышли. Похоже, его чуть ли не огорчило то, что у меня все получилось.

— Если ты будешь устраивать такое на каждом шагу, я не смогу требовать с Джули…

— Да мне это не трудно, Ардан. Он хочет продолжать, я помогу ему. — Она поднялась. — У меня целая вечность времени.