Пятый уровень

Тим, не рассуждая, сунул в ухо Пачке. Тот опрокинулся и съехал с пирамиды головой вниз. Задрав голову, Тимофей глянул над собой — вверху виднелся квадратный люк, в который он имел несчастье угодить. Добраться туда без крепкой веревки было невозможно.

Тогда что?.. Бежать навстречу этим «дедам морозам», «айболитам» и «фредди крюгерам»?

Он затравленно оглянулся. И увидел брезентовый рукав пожарного шланга, смотанный в бухту и болтающийся на железном крюку. Наконечник, которым шланг должен крепиться к водопроводной трубе, походил на металлический цветочный бутон с толстыми, загнутыми лепестками. Если бы его зацепить за что-нибудь…

Тим рванул шланг на себя. Тяжелая бухта, подняв облако едкой пыли, упала ему под ноги. Он схватился за наконечник и стал лихорадочно разматывать шланг. Вдруг — бамц! — рядом с ним в стену ударился размочаленный бейсбольный мяч. Тим оглянулся — и увидел целую эскадрилью таких мячей, летящих ему навстречу.

Бамц! Бамц! Бамц!.. БУМ!

Один из мячей угодил под лопатку; другой влепился в затылок и, кажется, оставил там глубокий кратер размером с кофейное блюдце.

— Есть! — истошно завопили за спиной. — Мочи его! Мочи!

От боли и ярости изображение перед глазами Тимофея на какой-то миг пропало. Он видел лишь довольную физиономию Пачки с широко открытым ртом — картинка была застывшей, словно кто-то нажал на кнопку «пауза». На этой физиономии было написано: ОХ, ДО ЧЕГО МНЕ ЭТО НРАВИТСЯ!.. Пачка ликовал. Пачка чувствовал себя настоящим охотником.

Потом изображение и звук вернулись. И Тим увидел, как хищно метнулся из его рук брезентовый пожарный шланг, похожий на истощавшего питона, — вперед! Вперед! Железный наконечник просвистел в воздухе, заставив Пачку и стоящего рядом с ним парня в маске Фредди Крюгера испуганно пригнуться.

— Дурной, да?! — взвизгнул Пачка, подняв побледневшее под краской лицо.

Шланг беспомощно вытянулся на полу.

И тяжелые мячи снова застучали в стену. Тим перестал обращать внимание, когда мяч попадал в тело, главное было защитить голову.

Делать было нечего. Единственный путь — это желтый треугольник чуть приоткрытой двери в дальнем конце подвала. И бежать следовало именно туда, прямо через цепь опьяненных охотой мальчишек. Тим наклонил голову, прикрыв темя ладонями, и, спрыгнув на пол, со всех ног побежал вперед. Он был похож на регбиста, совершающего проход через площадку противника; только вместо продолговатого мяча в руках он держал собственную голову.

— Ра-а-аз-з-з-зайди-и-и-ись! — вопил он.

Ему подставили ножку. Тело Тимофея приняло опасный угол наклона («Не падать! Ни в коем случае не падать!..»), он вытянул руки вперед и несколько метров пробежал на карачках, обдирая ладони о жесткий цементный пол.

Он протаранил кого-то головой, он получил от кого-то ногой по почкам и едва успел увернуть лицо от чьего-то колена. Его схватили за футболку, Тим лягнулся и ударил назад локтем; потом в ухе противно зазвенело — видно, кто-то врезал.

«… мне не выбраться отсюда!..»

«… да они же закопают меня в этом чертовом подвале!..»

И вдруг — дверь! Тим подставил руки, чтобы не открыть ее лбом, и когда та распахнулась, увидел на деревянной поверхности красные отпечатки ладоней.

Где-то глубоко, в области желудка, наверное, Тим почувствовал антарктический холод. Он пожалел, что ввязался в эту игру.

Глава 12

Шаги отдавались торопливым цокающим эхом под низким, небрежно оштукатуренным потолком. Огромный подземный гараж (Тим видел силуэты трех или четырех автомобилей) освещался тусклыми, работающими вполнакала лампами.

Несколько раз Тим оглядывался назад. Погони почему-то не было. После минутного облегчения пришла неясная тревога, под ложечкой засосало.

Возможно, они растягивают удовольствие.

Возможно, они на сто двадцать процентов уверены, что Тим не сможет выбраться из гаража и вернется обратно.

Все было возможно.

Тим шел вдоль стены, приближаясь к металлическим створкам, которые могли быть дверцами лифта. Справа от двери находилась запаянная в пластик панель с сенсорным управлением. На некоторых полукружиях, очерченных жирными линиями, стояли цифры — от единицы до пятерки. На других — непонятные символы: извилистые линии, стрелки, точки, разделенные знаком дроби. Все это здорово смахивало на дистанционное управление видеомагнитофона.

«А как вы посмотрите, ребята, если я решу подняться сразу на четвертый этаж?»

Оглянувшись еще раз, Тим нажал на кнопку с цифрой «4». Разумеется, никакой реакции. Этого и следовало ожидать. Он стал барабанить по другим кнопкам, хотя надеяться на что-то уже перестал. Ростик не был похож на человека, который дает противнику фору.

Тим попробовал раздвинуть створки своим перочинным ножиком. Он просунул лезвие между двумя половинками дверей и повернул его, постепенно отводя ручку к двери. Левой рукой нашарил небольшой камешек и просунул его в образовавшийся зазор. Потом отыскал деревяшку и с ее помощью раздвинул дверцы еще шире. Потом осторожно заглянул в лифтовую шахту: глухая темнота и тишина — как в мертвецкой.

Через несколько мгновений, когда глаза привыкли к темноте, он заметил какой-то мерно раскачивающийся предмет. Раздалось тихое металлическое позвякивание… Блок. Оборвавшийся блок, через который перебрасывают трос. Почему он оказался внизу? И почему он раскачивается? Его кто-то тронул, или?..

Мысль так и осталась незаконченной. Что-то громко лязгнуло, и тяжелый металлический круг внезапно метнулся навстречу Тимофею. Спустя мгновение он оказался совсем рядом — огромный, покрытый бурыми лишаями ржавчины, грозящий превратить лицо в кровавую лепешку!.. Тим с криком отшатнулся и упал. Блок, увлекая за собой стальной трос, тянулся за ним, словно лапа железного монстра.

Тим попробовал отползти назад, лихорадочно отталкиваясь ногами, однако нутром чувствовал, что это бесполезно. Он завопил что-то нечленораздельное.

И тут створки с отчаянным звуком захлопнулись, зажав трос. Подавшаяся в ловушку сталь заскрежетала, напоминая гитарное соло в дзеппелиновских «Танцующих днях». Блок дернулся, на долю секунды завис почти над самой головой Тимофея — и полетел назад. Он врезался в дверцы лифта, оставив глубокую вмятину и густо посыпав пол ржавой пылью; потом ударился еще и еще, словно мстя за упущенную жертву… и наконец безжизненно повис.

Несколько мгновений стояла полная тишина. Тим лежал неподвижно; страшная железяка все еще стояла перед его глазами. Потом раздался негромкий гул — и правее лифтовой двери открылся ярко освещенный четырехугольный проем. Оттуда доносились голоса.

Тим поднялся на ноги и, шатаясь, направился к проему.

* * *

Небольшая прямоугольная комната была завалена цветными журналами («Пентхауз» вперемешку с «Пифом» и старыми номерами «Мурзилки») и толстыми спортивными матами. У противоположной стены стояли телевизионная подставка с видеодвойкой и низкий кожаный диванчик. На диванчике сидели Ростик, Квашеный и парень с перешибленным носом, которого Тим видел в стеклянной прихожке. Они молча смотрели на Тимофея, растянув рты в улыбке.

На полу, уткнувшись лицом в пол, лежал Серега Светлов. Правая рука была вывернута за спину, штанина на ноге задралась до колена, обнажив широкую красную ссадину. Серега напоминал человека, минуту назад вывалившегося из окна небоскреба.

За последние полтора часа Тим научился ничему не удивляться. Он подошел к другу и, склонившись, перевернул его на спину.

И увидел, что заплывшие кровоподтеками Серегины глаза открыты. Он равнодушно смотрел сквозь Тимофея. Из носа сочилась кровь, следы ее виднелись на шее, на рубашке.

— Свали, — тихо сказал Серега.

И резко мотнул головой, сбросив руку Тимофея. Потом уселся, подтянув колени к подбородку и продолжая смотреть в пустоту.

— Что вы с ним сделали, придурки? — произнес Тим, взглянув на Ростика.

— Что Бог с черепахой… — хохотнул Квашеный.

— Да ничего особенного, — пожал плечами Ростик. — Твой дружок закончил игру. Ему, конечно, хотелось бы поиграть еще, но он устал. И немножко нервничает.

— И ты можешь доиграть за него, — сказал Квашеный, — раз на ногах еще стоишь.

Парень с перешибленным носом тут же поднялся с места и сделал несколько шагов навстречу Тиму. Потом неожиданно подпрыгнул, перевернувшись в воздухе и прочертив ногой над головой Тимофея широкую дугу.

— Стукнемся, боец? — произнес он, скаля мелкие зубы.

Тим без рассуждений влепил ему размашистый рабоче-крестьянский хук, но парень легко перехватил запястье, секунду полюбовался на озадаченное лицо Тимофея — и резким движением вывернул ему руку.

От дикой боли лицо залил холодный пот.

— Отпусти, гадина…

— Тогда ты проиграл, боец.

— Ну и черт с ним. Отпусти, говорю…

— Хорошенько подумай. Когда еще придется сыграть?

— Отпусти!!!

Ростик и Квашеный заржали.

— Ладно, Стиморол, — сказал Ростик, — боец готов. Отпускай…

— Мелкота. Корюшка. — Парень с перешибленным носом сделал брезгливое лицо и отпустил руку. — Эти засранцы и двух часов продержаться не могут. Только потеешь зря.

— А ты не потей. — Ростик привстал с дивана и включил телевизор. Там начинался сериал «Зорро». — И не привередничай.

Спустя минуту он рассеянно и немного удивленно оглянулся на Тима.

— Чего стоишь? Сваливайте домой, — сказал он. — И не забывай: с тебя червонец за аттракцион.

Тим попытался приподнять Серегу, но тот оттолкнул его и встал сам. Потом медленно направился к двери, расположенной по правую руку от диванчика.

— Только без глупостей, ладно? — не оборачиваясь, бросил им вслед Ростик. — Мамы там всякие, папы, милиционеры… Не суетитесь. Себе дороже обойдется.

— А фугасную бомбу — можно? — мрачно поинтересовался Тим.

— Рискни, — кивнул Ростик.

Стиморол и Квашеный проводили их к винтовой лестнице. Лестница упиралась в глухой коридор с зеркальным потолком. Они снова прошли круглую залу, потом — еще один коридор и, миновав прихожую, смахивающую на рубку космического корабля, оказались у выхода.

Квашеный легонько ткнул Тима по почкам.

— Еще не поотваливались?

Резко обернувшись, Тим встретился с пустыми рыбьими глазами и… промолчал. Дверь бесшумно отъехала в сторону.

— Заходите к нам еще, — сказал Квашеный.

— И не стесняйтесь, — добавил Стиморол. — Помните: главное — не результат. Главное — участие.

Глава 13

Вместо того чтобы отправиться к Кольцевой, Серега свернул в противоположную сторону.

— Ты куда? — спросил Тим.

— Не твое дело.

Он прошуровал через высокую траву, прихрамывая на одну ногу и бормоча под нос ругательства. Тенниска на спине была насквозь мокрой от пота, к ней прилип какой-то мусор, ржавая труха.

Тим стоял на месте, не решаясь последовать за ним. Он не думал сейчас о том, липовые они с Серегой друзья или нелиповые… Больше всего на свете ему не хотелось, чтобы Квашеный, который наверняка сидит в эту минуту у окна с армейским биноклем, имел случай полюбоваться на потасовку между ними. А чутье подсказывало Тиму, что Серега находится в том состоянии, когда способен броситься на него с кулаками.

И вдруг фигура, постепенно сливающаяся с горизонтом, остановилась.

— Пошли, — обернулся Серега и сморкнулся в траву чем-то красным. — Там речка. Умоемся.

Тим выдержал паузу (он помнил, что всегда надо держать паузу, если хочешь, чтобы тебя уважали) и не спеша поковылял к Сереге. Он заметил во рту у него жалкий окурок сигареты, который Серега пытался прикурить, не опалив себе брови и ресницы.

— Елки, — прохрипел Серега и закашлялся, — какая отрава!..

Он затянулся еще раз, но кашель опять скрутил его. Окурок полетел в траву.

— Никогда не научусь курить, — сказал Серега обреченно.

— Невелика потеря, — сказал Тим.

— Может, эти гады легкие мне отбили?

Тим резонно подумал, что когда-нибудь Серега, возможно, будет благодарен им за это, но вслух ничего не сказал — держал паузу.

Серега тоже умолк. Молча они подошли к речке и молча умылись.

— Смотри, — сказал Тим, — у тебя тенниска похожа на половую тряпку.

— Гады, — коротко сказал Серега, осмотрев свою одежду.

Он постирал майку, а заодно и брюки и разложил их на солнце сушиться. Тим тоже решил за компанию постираться. Потом они искупались в речке, позагорали и снова искупались.

Солнце перестало быть нестерпимо жарким.

Боль в ссадинах стала понемногу утихать.

И жизнь каким-то непостижимым образом перестала казаться безнадежной, будто игра в дурака без единого козыря.

А ещё Тиму показалось, что его бывший друг опять становится настоящим. Настоящим другом.

— Тебя неплохо разукрасили, — сказал Серега, когда они лежали на траве, подставив солнцу спины.

Тим осторожно потрогал свое лицо и подумал, что как минимум три синяка он за сегодняшний день заработал.

— Это в круглом зале, — сказал он. — Один из твоих спарринг-партнеров на кулак меня поймал.

— Зря ты лез, — лениво проговорил Серега. — Толку все равно никакого.

— А какой должен быть толк? — Тим приподнялся за локте.

—Успокойся… Думаешь, что я и в самом деле хожу к этим придуркам, чтобы здоровья набраться? «Главное — не результат, а участие…»

— Не знаю, — сказал Тим.

Он снова опустился на траву. Некоторое время они продолжали лежать молча, прислушиваясь к нарастающему ропоту своих желудков.

— Мне деньги нужны, — вдруг сказал Серега.

Тим кивнул и ничего не ответил. А кому они не нужны? К тому же если человек решил выговориться — ему лучше не мешать.

— Этот «харли» на авторынке можно за двадцать тысяч спихнуть, — продолжал Серега. — С руками оторвут.

— Двадцать тысяч — хорошие деньги, — философски заметил Тим.

— Ты что думаешь: я конфеты на эти двадцать тысяч кинусь покупать?.. Или ларек открою? — ни с того ни с сего заорал на него Сергей.

Он долго смотрел на Тима желтыми, злыми глазами, потом обессилено опустился на траву.

— У меня с матерью нелады, — тихо сказал он.

— Я знаю, — ответил Тим.

— Да что ты можешь знать?.. — Серега поморщился, словно от зубной боли.

— Все… Восемнадцать тысяч. Срочное лечение. Операция, — отрывисто произнес Тим, в упор глядя на друга.

Серега бросил на него удивленный, недоверчивый взгляд и уселся на траве.

— Откуда ты знаешь? — спросил он осипшим голосом.

— Знаю.

— Кто сказал?..

— Это мое дело, — сурово ответил Тим. — Догадался.

Серега громко запыхтел. Потом поднялся, достал из кармана измятую, порванную сигарету, оторвал фильтр и прикурил. Не докурив и до половины, с отвращением швырнул окурок в речку.

— Отец ни копейки не прислал за последние два года. Даже открытку не потрудился подписать… Я когда-то думал, что смогу заработать эти деньги па мойке. Черта с два! Глухой номер. Как в танке. Мать десять раз успеет помереть, прежде чем я наскребу хотя бы две сотни.

— А что врачи говорят?

Врачам до лампы. Предлагают ложиться в обычную клинику, обещают обезболивающее колоть. Чтобы умирать было не больно… Мать по нескольку суток не спит, у нее ноги крутит. И то она радуется — потому что через месяц этих ног вообще чувствовать не будет.

Сорвав стебелек дикого овса, Серега сунул его в рот. И, прищурившись, уставился на причудливый силуэт «Дома Ашеров». На его переносице четко обозначилась горизонтальная морщинка.

— А операция?

— Операция… — Серега сплюнул. — Тридцать процентов гарантии, что мать на следующий день после этой операции не окажется в гробу.

— А при чем тогда эти восемнадцать тысяч?

— Тогда она сможет лечиться в Германии — хоть с операцией, хоть без. Опасности никакой, стопроцентная гарантия. У немцев все на конвейер поставлено. Там большие спецы работают.

— Ты уверен?

Серега только махнул рукой: не задавай глупых вопросов.

— У меня есть четвертной, — сказал Тим.

— Сверни его в тонкую трубочку и… сам знаешь, что дальше, — пробормотал Серега и покраснел. — Вообще-то спасибо тебе, — добавил он торопливо. — Но… ты же сам все понимаешь. Твой четвертной мне как мертвому припарка. Лучше прибереги его, чтобы с Ростиком, Квашеным и Стиморолом расплатиться.

— За что? — удивился Тим.

— А ты забыл? Ты им десять долларов должен.

— Да шли бы они!..

— Нет. Я советую тебе заплатить, — серьезно сказал Серега. — Хотя у этого Ростика денег куры не клюют, Квашеный вот на днях несколько сотенных бумажек у него из кармана потянул, а тот даже не чихнул но этому поводу и не вспомнил о них ни разу… Но эту десятку несчастную он из тебя вытрясет — попомни мое слово. Из принципа. Ростик — принципиальная сволочь.

Тимофею вдруг вспомнился визит Квашеного на заправку, их с Серегой негромкий разговор…

— Значит, Квашеный тогда за деньгами приходил?

Серега отвернулся.

— Если бы ты сказал заранее — мы бы отметелили их как сукиных сынов, — сказал Тим. — Шарло со Снегиревым были бы на месте. Будильника предупредили бы, Сему Дворского привели.

— Ерунда, — без выражения сказал Серега. — Ни черта ты против них не сделаешь, Ростик Качалово на корню скупил. Против него хоть весь Газопровод выстави — не поможет.

— И это — из-за какой-то десятки?

— Да не в десятке дело, дурья твоя башка. — Серега вздохнул и повернулся к Тимофею. Черные сузившиеся зрачки растворялись в радужке, словно «байеровский» аспирин. («Серега смертельно устал», — подумал Тим.) — Ростик играет, понимаешь? Он подыхает от скуки и, чтобы совсем не подохнуть, играет с нами в свою идиотскую игру!.. Мы для него — маленькие нарисованные уродцы из какой-нибудь компьютерной игры, которых необходимо загасить!.. Конечно, можно и не гасить — но так будет неинтересно… Ты играл в «Принца» или «Дину»?

— Ну, — кивнул Тим.

— Гасил в «Дине» всяких таракашек и осьминожек?

— Ну…

— А они тебе что-нибудь плохое в жизни сделали?

— Так ведь…

— Вот то-то и оно — понял? У Ростика точно такой же интерес к тебе. Загасить. Ради удовольствия.

* * *

Потом они натянули джинсы на гудящие от солнца и усталости ноги и побрели домой. Близился вечер, чудесный вечер, когда не надо делать уроки — что может быть чудеснее? — но настроение было препоганым.

Тим перебрал сотни способов заработать деньги, начиная от торговли «Гербалайфом» и кончая экспедицией в Бодайбо, на золотые прииски.

— Чушь собачья, — прокомментировал Серега.

Сначала Тим кипятился, полагая, что Серега просто привередничает.

— Дурак. «Гербалайфом» торгуют только умственно неполноценные, — сказал Серега, — или откровенные жулики. А золотоискателям самим зарплату по полгода не выплачивают — я по телевизору вчера видел… Да и все равно не то это. Мне нужно много денег, понимаешь? И сразу.

— Тогда только инкассатора взять, который по обменным пунктам разъезжает, — сказал Тим.

— Можно еще финансовую пирамиду отгрохать.

— А еще…

— Хватит, — сказал Серега. — Тошнит уже.

До самого подъезда они больше не разговаривали. Во дворе встретили Кольку Барбуса, он сидел верхом на столике, где обычно сражались местные доминошники, нахохлившийся, как воробей.

— Выручайте, мужики, — сказал он. — Мамаша ревизию навела в личном сейфе. Выгребла все подчистую. Трояк не одолжите до послезавтра?..

И тут Барбус рассмотрел лицо Тимофея.

— Вы что, маханулись между собой? — удивленно протянул он, на время позабыв о деньгах.

— С Квашеным повстречались, — сухо ответил Тим.

— Ну-ну. — Барбус недоверчиво глянул на него. — Так как насчет трояка?

— Глухо, — сказал Тимофей.

Барбус огорченно махнул рукой и направился на поклон к Алле Рассолько: мама ее деньги считать не любила, и Алла, пользовавшаяся этой слабостью, обычно располагала некоторой суммой на карманные расходы.

— Знаешь, о чем я подумал? — сказал Тим, когда сутулый силуэт Барбуса растворился в сумерках.

— Ну?

— Можно попробовать одолжить деньги.

— Одолжить? У кого?

— Не знаю. Может, у Лосика. Может, еще у кого-нибудь.

— Ты сразу к Мавроди иди, — сказал Серега. — Не ошибешься.

Часть 3

МИША КУН-ФУ — ПОСЛЕДНИЙ МОСКОВСКИЙ НИНДЗЯ

Глава 14

Прошло несколько дней, а может, даже и недель, в течение которых многое успело измениться: лето перевалило за половину, а еще прошел сильный ливень, Димка Смольский уехал с родителями к родственникам в Кемерово, а Наташка Решетникова безнадежно втрескалась в Майкла Джексона, еще в Тимином доме начали проводить капитальный ремонт, из-за чего отключили на несколько дней газ, канализацию и холодную воду.

Менялось все.

Все — кроме одного: ни Тим, ни Серега так и не придумали, где взять восемнадцать тысяч.

«Моечный» бизнес оправдывал себя все меньше и меньше; иногда Тимофею казалось, что он с гораздо большей пользой потратил бы время, просто загорая на Битце. В конце концов Серега сказал:

— Ладно, давай попробуем одолжить у кого-нибудь.

И они отправились сначала к Будильнику, который, будучи заядлым, хотя и не слишком удачливым игроком в «храпа» (у него дома даже проводились «чемпионаты» с призовым фондом в несколько десятков долларов), водил знакомство с местными ростовщиками.

— Да кому вы упали? — пренебрежительно сморщился Будильник. — И под какие гарантии вы собираетесь брать деньги?.. Каждому из вас со всеми потрохами красная цена — тысяча рублей, и то в красивой упаковке… Вот эту сумму кто-нибудь, возможно, и рискнет вам одолжить. Хотя я бы лично не рисковал.

— У нас большие проблемы, Гена, — с чувством произнес Тим.

Серега накануне запретил ему говорить о матери.

— Начхать, — кратко заметил Будильник.

И Тим с Серегой отправились к Семе Дворскому.

Сема Дворский, как более удачливый игрок и более лояльный человек, благосклонно выслушал их и даже назвал в качестве путеводной звезды имя одной известной на Газопроводе (хотя и не слишком уважаемой) личности — Ахмета Бердыева.

— Ахмет дает деньги под двадцать процентов в месяц. Но он выживет из ума не раньше чем лет через шестьдесят. А пока что не даст вам ни копейки.

— А ты поручись за нас, — посоветовал Тим.

— Я ведь тоже не дурак, — усмехнулся Сема. — Сколько вам нужно-то?

Когда Серега назвал цифру, тот перестал усмехаться и выразительно покрутил пальцем у виска.

— Если кто заикнется Ахмету, что это я вывел вас на него, — головы поотворачиваю, — пообещал он.

И показал огромный кулачище — страшный, костистый, весь в засохших царапинах.

Потом Сема Дворский ушел. По его вытянувшемуся лицу было видно, что он все-таки считает себя дураком — потому что сразу не послал Серегу и Тимофея подальше.

* * *

Между друзьями произошел короткий спор, в результате которого дружба чуть было не расстроилась опять; дальше было решено все-таки сунуться к подозрительной личности по имени Ахмет Бердыев — больше для очистки совести, чтобы не думать потом, будто ничего не пытались сделать.

Ахмет проживал на углу Газопровода и Дорожной. Тим хорошо знал его адрес, потому что у подъезда Бердыева часто собиралась местная газопроводская шушера — выпивали, резались в «храпа», дрались или просто стояли с умным видом и плевали на асфальт. Этот пункт сбора назывался «у Ахметки».

Сегодня тусовщики, видно, устроили себе выходной. Или отправились в магазин. Тим с Серегой беспрепятственно поднялись на третий этаж (именно из этого окна обычно торчала лохматая голова Бердыева) и позвонили в дверь.

Долго не открывали. Потом послышались осторожные шаги, чья-то тень заслонила свет в дверном глазке, и глухой голос спросил:

— Чего надо?

— Мы к Ахмету.

Дверь распахнулась настежь, и чья-то рука схватила Серегу за волосы и втянула внутрь. Тим не успел даже пикнуть, как ворот его майки оказался намотан на чей-то кулак. Послышался треск рвущейся ткани. Тимофея грубо втолкнули в квартиру вслед за другом.

Трое незнакомых мужчин в прихожке: черные суконные брюки (не иначе как от «Неккермана»), тонкие дорогие рубашки — но руки синие от наколок, и глаза крохотные, мышиные, а челюсти — во!.. Ахмет, весь серо-белый, как мартовский снеговик, сидел в гостиной в одних трусах, привязанный к стулу ремнями. На его кудлатой голове виднелась странная широкая проплешина — от затылка до лба, напоминающая медвежью таежную тропу… Высокий незнакомый господин в черном смокинге возвышался над Ахметом с опасной бритвой в руках, словно художник с кистью перед мольбертом.

— Кто такие? — спросил он спокойным голосом, обернувшись через плечо на Тима и Сергея.

— Мы к Ахмету, — упорно повторил Серега.

— Понятно, — сказал мужчина, отступая и кивая в сторону Бердыева. — Вот вам Ахмет. Что дальше?

Тим и Серега промолчали. Они уже не сомневались, что снова влипли в историю.

Один из «конвоиров» наклонился к Сереге и прошептал ему на ухо:

— Отвечай, когда тебя спрашивают, щенок.

От него здорово несло спиртным (Серега так полагал, что это виски) и еще чем-то колючим, едким, — наверное, одеколоном.

Тут на помощь друзьям неожиданно пришел Ахмет. Он вдруг заскулил высоким бабьим голосом:

— Не нада-a-a-a-aL. Мужики-и-и-ы-ы-ы!!..

В ту же секунду лезвие бритвы оказалось у него под подбородком.

— Тебя побрить, Ахмет? — поинтересовался высокий.

Бердыев промычал в ответ что-то нечленораздельное: если бы он раздвинул челюсти, бритва проехалась бы по его горлу.

— Мальчишек — на кухню, — скомандовал мужчина в черном. — И поживее.

«Поживее»… Это слово (вернее, его буквальный смысл) прозвучало жестокой насмешкой. Серега захлопал глазами и скрутил ноги жгутом — жизнь и уборная сравнялись для него по своей значимости; он попытался было закричать, но огромная синяя, в наколках, ладонь мягко легла на его лицо. Другая ладонь обхватила тонкую шею Тимофея, словно ствол молодого деревца. Пальцы с холеными ногтями сомкнулись на его горле.

— Один звук — и вы оба трупы, — раздалось над его ухом.

Тим все понял.

На кухне их усадили на табуреты у противоположной от окна стены. Один из громил остался с ними и принялся чистить ногти миниатюрной пилкой, насвистывая под нос «Бесамо мучо». Серега бросил на Тима выразительный взгляд.

«Какие мы с тобой идиоты!..»

Тим кивнул в сторону гостиной и незаметно провел пальцем по горлу.

«Они хотят грохнуть Бердыева».

Серега зажмурил глаза и покачал головой.

«Тогда и нам крышка».

Тим отвернулся к окну.

«Все может быть».

— Разговорчики, — лениво протянул громила, не переставая любоваться своими ногтями.

Из гостиной доносилась торопливая сбивчивая речь Ахмета. Он что-то доказывал мужчине в черном, о чем-то умолял, что-то обещал. То и дело слышалось по-восточному темпераментное: «слюшай, дарагой!..», «мамой клянусь, слюшай!..» Суровый голос его собеседника звучал редко, но веско.

Наконец высокий мужчина появился на кухне.

— Воды, — коротко приказал он.

Громила резво вскочил на ноги и, схватив с полки полуторалитровую бутыль минералки, наполнил высокий стакан. Главарь отпил немного и поставил стакан на стол.

— Уходим, — сказал он. Мальчишек быстро подняли на ноги и повели к выходу. «Сейчас…» — подумал Тимофей, имея в виду, что самое время убирать свидетелей. Но один из бандитов широко распахнул перед ними дверь и сказал:

— Спокойно спускаетесь вниз. Не бежать, не дергаться, не визжать.

Тим оглянулся и увидел Ахмета. Тот сидел в прежней позе и остановившимся взглядом смотрел на стену перед собой. Его голову украшал единственный пучок курчавых волос надо лбом. Вся остальная площадь черепа была грубо обскоблена и представляла собой черную унылую зябь.

Заметив взгляд Тимофея, Ахмет оскалился и высунул длинный язык.

— Шевели поршнями, щенок, — последовал резкий толчок в спину.

Они спустились в сопровождении суровых дяденек. Едва мальчишки вышли из подъезда, как напротив затормозил серый «чероки».

— Полезай, — скомандовали сзади.

Тим и Серега, ни слова не говоря, погрузились в машину. Их усадили прямо на пол, а рядом, на сиденьях, расселись бандиты. Главарь в черном смокинге сел сзади. Он отодвинул носком туфли Серегину ладонь в сторону, чтобы поставить свою ногу.

— Позвольте, молодой человек.

Серега прижался к дверце автомобиля.

Водитель о чем-то негромко переговорил с главарем, потом чиркнула зажигалка, салон наполнился терпким дымом — и машина мягко тронулась с места.

— Вы куда нас повезете, дяденьки? — спросил Тим, с потерянным видом глядя на бандитов.

— В дремучий-дремучий лес, — сказал один из них. — И закопаем.

Серега побелел как ватман. Бандиты громко засмеялись. А потом они дружно, как по команде, закурили длинные вонючие сигары.

— Вы должны что-нибудь Ахметке? — неожиданно спросил главарь, наклонив к Тимофею широкое лицо с хищными раскосыми глазами.

Тот отчаянно замотал головой, в глубине души надеясь, что, может, хотя бы это как-то отсрочит их смерть.

— А зачем приходили?

— Мы… мы хотели одолжить у него… Только хотели… Мы даже не успели…

— Ахмет — нехороший человек, — назидательно произнес главный бандит.

Тим закивал.

— Никогда не одалживайте у него деньги. Ахмет обманывает.

Тимофей тут же мысленно поклялся никогда в жизни не одалживать деньги у нехорошего человека Ахмета Бердыева — даже если он будет давать их даром.

— Передайте всем, что Ахмет — банкрот, — продолжал главарь. Перед глазами Тима замаячил указательный палец с огромным перстнем. — Передайте, что так сказал сам Миша Кун-Фу.

Тим продолжал кивать, не сводя глаз с маячившего перед ним пальца. Потом замер.